Гардемарин ее величества. Идентификация

Глава 1

— Так, может, все-таки потрудитесь объяснить, как это вышло, господа офицеры?

Последнее слово его сиятельство произнес с нажимом и даже с некоторой издевкой, при этом не сводя с меня сурового начальственного взгляда. Будто желал ненавязчиво напомнить, кого я должен благодарить за полученный раньше срока, хоть и не совсем «настоящий» чин прапорщика.

А заодно за награды, за ООО «Конвой», которое принадлежало мне лишь формально и в первую очередь — за особую милость, оказанную какому-то там не в меру прыткому курсанту. Похоже, в понимании его сиятельства место в гардемаринской роте само по себе было высшим благом.

С этим я бы спорить уж точно не стал — хотя истинные причины таких благодеяний и вызывали немало вопросов.

Стоявший рядом со мной Гагарин украдкой вздохнул. Разнос длился уже чуть ли не четверть часа, однако завершаться явно не собирался. И вместо воздаяния за отлично проделанную работу нас ожидали, похоже, только гром, молнии и то, что в военной среде на любом уровне называют тем самым непечатным словом.

Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать. Хотя бы исходя из одной только оперативности, с которой нас обоих вызвали на «ковер». Вручение медалей и орденов обычно случается куда позже, ведь положенным по такому случаю документам предстоит сделать целый круг — а иногда и несколько — по кабинетам руководства. От младших чинов к старшим, потом обратно. А если уж кому-то из особо отличившихся полагается первая степень награды, помимо всего прочего требуется еще и резолюция высших инстанций. И уж там, в Зимнем, Генеральном штабе или в здании министерства на углу Вознесенского и Исаакиевской бумага может запросто застрять хоть на полгода.

А быстро можно получить только… Да-да, только их самых — в изрядном количестве.

Так что когда меня прямо с лекции по военной топографии сначала выдернули к дежурному офицеру, а потом даже без захода к Разумовскому отвезли на машине с черными номерами прямо на Дворцовую площадь через все кордоны, я уже сообразил, к чему все идет.

И, поднимаясь на верхний этаж отведенного Совету бывшего здания штаба Гвардейского корпуса, даже успел подготовиться… Во всяком случае — морально.

А вот для Гагарина разнос, похоже, оказался чуть ли не сюрпризом. Ведь за вычетом одного… кхм, нюанса, операция прошла почти безупречно. С минимальными потерями личного состава и запредельной эффективностью, которая позволила взять не только еще одну базу террористов в поместье покойного Распутина, но и организовать путевку в казематы Петропавловской крепости еще примерно дюжине его сподвижников разного калибра. Включая тех, кто носил весьма громкие фамилии и титулы.

И на этот раз у меня уже почти не было опасений, что следствие вдруг свернет не туда или снова застрянет. Столичный Комитет работал без выходных, а Соболева я крепко держал за жабры, и если вдруг у Третьего отделения появятся какие-то неизвестные сыскарям материалы, я узнаю об этом даже быстрее Совета имперской безопасности.

Не самый плохой результат. Да, пусть не блестящий, однако вполне удовлетворительный. А с учетом поспешности и раскладов, в которых нам с Гагариным приходилось работать — пожалуй, даже выдающийся.

Но у Николая Ильича Морозова на этот счет явно было другое мнение.

— Я вас спрашиваю, Сергей Юрьевич — как такое вообще могло случиться? — продолжал бушевать он. — Вы, как командующий операцией, несете полную ответственность за произошедшее. Или кто-то здесь готов возразить?

— Никак нет, ваше сиятельство, — вздохнул Гагарин.

— В таком случае потрудитесь объяснить, почему единственного человека, которого вам велели взять живым, доставили в Петербург по частям? С головой, отделенной от туловища? Я читал отчеты лейб-медиков, господа офицеры. — Морозов подался вперед и облокотился на стол. — И там говорится, что срез на шее гладкий, как от бритвы. Иными словами, кто-то сработал чистым атакующим элементом. И при этом сработал с близкого расстояния, отправив на тот свет Одаренного… Вы знаете, какой ранг был у Распутина?

Вопрос явно был чисто риторическим, так что мы с Гагариным лишь молча переглянулись, вздохнули и приготовились слушать дальше.

— Официально покойный Григорий Григорьевич не аттестовался ни разу — так как не утруждал себя ни военной, ни гражданской службой, — продолжил Морозов уже чуть тише. — Однако по данным Третьего отделения он обладал способностями на уровне не ниже четвертого ранга силы.

Скорее третьего — слишком уж хорошо держался, даже с высушенным чуть ли не до дна резервом. Надо признать, драться младший Распутин умел неплохо. И случись наша встреча чуть раньше или не окажись при мне перстня, подаренного ее высочеством Елизаветой, вероятнее всего, это я остался бы медленно остывать на снегу с головой, отделенной от туловища хирургически-точным разрезом.

— И именно поэтому я никак не пойму, как такой человек мог погибнуть якобы случайно, да еще и от рук подготовленного офицера, который получил приказ брать его живым. — Морозов перевел взгляд на меня. — Вы знаете, почему я позвал еще и вас, господин прапорщик?

— Никак нет, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Вряд ли есть хоть малейший смысл полагать, что это я мог убить Распутина.

— Казнить! По-моему, это слово подходит куда лучше. Впрочем, обвинять в подобном курсанта действительно глупо. Однако, судя по рапортам остальных участников операции, вы первым… одним из первых, — поправился Морозов, — отправились в погоню за Распутиным за пределы здания и территории усадьбы. А значит, вполне могли видеть, что там произошло.

— Вероятно, мог. Но, к моему же глубочайшему сожалению — не видел, ваше сиятельство. — Я развел руками. — Когда я обнаружил тело, все уже случилось. Голова лежала отдельно, примерно в десяти шагах. И никаких следов или…

— Достаточно. — Морозов махнул рукой. — Все это я уже неоднократно читал. И если вам больше нечего сообщить…

— При всем уважении, ваше сиятельство! — не выдержал Гагарин. — Неужели вы считаете, что кто-то из офицеров гардемаринской роты станет утаивать столь важную для нашего общего дела информацию? Или — не приведи господь! — обманывать старшего по званию?

— Откуда мне знать, Сергей Юрьевич? — Морозов насупился еще сильнее. — Смею предположить, что в том лесу не было никого, кроме ваших людей и покойного Распутина. Если уж он, уж простите меня, скончался… Не станете же вы утверждать, что это случилось само по себе?

— Разумеется, нет, — буркнул Гагарин. — Однако и добавить мне совершенно нечего. Разве что… могу только предположить.

— Уж будьте любезны, Сергей Юрьевич — предполагайте!

— В лесу было еще темно. Возможно, из-за плохой видимости кто-то из бойцов неверно оценил местонахождение… объекта. Или расстояние до него. — Гагарин говорил нарочито-неспешно, осторожно подбирая слова. — И случайно сработал атакующим элементов по цели, а не рядом.

— И случайно одним ударом обезглавил Одаренного четвертого ранга? — Морозов поморщился, как от внезапного приступа зубной боли. — Вы сами-то в это верите?

— Я верю в то, что написал в рапорте. И верю своим людям, — холодно отозвался Гагарин. — И если у вашего сиятельства остались еще какие-то вопросы или претензии к работе гардемаринской роты, я попросил бы оформить их официально. Если мне не изменяет память, гардемаринская рота не обязана отчитываться перед Советом безопасности.

— Похоже, вы не в полной мере представляете себе наши полномочия, Сергей Юрьевич, — усмехнулся Морозов. — Не говоря уже о том, что не далее, как этой ночью сами запрашивали у меня разрешение на проведение операции, разве не так?

— Времени было мало. Я мог бы обратиться напрямую в министерство, но… — Гагарин замялся и поджал губы. — Вы и сами знаете, сколько пришлось бы ждать подтверждения.

— Мы оба знаем. Так что давайте не будем делать вид, будто мы не заняты одной и той же работой. За последствия которой отвечаем все вместе, начиная с меня и заканчивая господином прапорщиком. — Морозов устало потер глаза и провел ладонью по лицу, приглаживая усы. — И мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то здесь думал, что я сейчас таким образом пытаюсь назначить виновных или подозреваю кого-то.

— Никак нет, ваше сиятельство, — буркнул я. — И мысли такой не было.

— Мысли не было… Ладно вам уже… обоим. — Морозов махнул рукой. — Бог с ним. Отработали как надо. И все, что вам по такому случаю причитается — получите, слово офицера. Жалко, конечно, что самого Распутина взять не вышло, но что уж тут поделаешь. Всем иногда свойственно ошибаться.

Его сиятельство, наконец, сменил гнев на милость. И даже любезно пригласил нас с Гагариным присесть на диван у стены. Видимо, обязательная часть «порки» подошла к концу, и пришло время поговорить по делу.

— В общем, нормально. Мы в той усадьбе столько всякой дряни взяли, что хоть сто человек посадить хватит. И надолго. Но в целом ситуация складывается… В общем, хреново она складывается, господа офицеры, — вздохнул Морозов. — Я пока еще не знаю, какая именно гадость назревает, но чую, нас ждет что-то похуже девяносто третьего года. Не исключаю, что к весне Совету придется ввести в столице чрезвычайное положение.

— Все подъезды к Зимнему перекрыты с конца октября. Так что, полагаю, для гардемаринской роты уже почти ничего не изменится. — Гагарин улыбнулся одними уголками рта. — Если это не чрезвычайное положение, то не знаю…

— И, надеюсь, не узнаете, Сергей Юрьевич, — ядовито огрызнулся Морозов. — Так или иначе, я настоятельно рекомендую вам готовить личный состав к активным действиям. И дай бог нам не придется стрелять по своим.

Старик явно знал куда больше, чем говорил — но нам с Гагариным об истинном положении дел в стране знать, конечно же, не полагалось. Наверняка за толстыми дверями начальственных кабинетов уже кипели самые настоящие сражения, и я мог только догадываться, когда эта закулисная бойня начнет превращаться в то, что вырвется на улицы Петербурга.

Действительно, как в девяносто третьем… И хорошо бы, если не хуже!

— Впрочем, давайте не будем заранее настраивать себя на худший исход… Ступайте, господа офицеры. — Морозов откинулся на спинку кресла. — Можете быть свободны.

Мы с Гагариным поднялся с дивана и, козырнув, направились к выходу. Гроза миновала, и в целом расклад оказался не так уж плох: похоже, его сиятельство решил «пропесочить» нас лишь для порядка, а на самом деле был вполне доволен исходом операции. Я мог только догадываться, что обнаружили в изрешеченной крупнокалиберными пулями усадьбы столичные сыскари, но «улов» наверняка получился богатый. И взятых в бою документов, дисков и вещдоков вполне хватало, чтобы следствие обрело второе дыхание.

Не говоря уже о возможности под шумок расправиться с теми, кто и вовсе никак не связан с террористами. Не то чтобы я считал Морозова настолько наглым и беспринципным, однако знал достаточно хорошо и ничуть не сомневался: старик своего не упустит. А избавление Петербурга от такой заразы, как Распутин — весьма и весьма мощный козырь.

Которому еще предстоит сыграть, когда придет время.

— Ну ладно, десантура. Вроде отбились. — Голос Гагарина вырвал меня из размышлений. — А теперь, может, наконец расскажешь, зачем прикончил Распутина?

Значит, все-таки видел… Или угадал. Или просто сделал вывод. Вполне очевидный — с учетом того, что рядом с обезглавленным и еще чуть подергивающимся на красном от крови снегу телом не было никого, кроме меня.

Я шумно выдохнул через нос, попытался изобразить искреннее удивление… но врать все-таки не стал. Во-первых, Гагарин был слишком хорошо осведомлен о моих талантах и видел все собственными глазами. А во-вторых…

Во-вторых — просто некрасиво. Одно дело изображать неведение и втирать очки высшему руководству, и совсем другое — обманывать командира и боевого товарища. Последствия такой глупости рано или поздно окажутся куда сильнее, чем у ошибки, допущенной во время операции.

— Да оно как-то само вышло, ваше сиятельство, — вздохнул я. — Может, у него резерв закончился, может, еще чего… Я и не думал, что пробью.

— Ага, не думал он… — Гагарин прищурился и замедлил шаг. — Интересная ты личность, прапорщик Острогорский.

— Да уж, куда интереснее. — Я чуть понизил голос. — А чего не доложили? Тогда бы Морозов с меня спрашивал.

— Ну ты чего, десантура, такое говоришь? Гардемарины своих не сдают! — Гагарин сверкнул глазами и даже как будто чуть приосанился — но тут же снова принялся хмуриться. — А вот сам теперь приглядывать буду повнимательные — ты уж извини.

Я молча кивнул — не поспоришь. Да и виноват, если разобраться, сам: опять поторопился. Ведь мог бы ударить похитрее — Копьем в корпус, или руку, там, отрубить… с ногой вместе. А не сносить голову, как манекену на показательных выступлениях.

Но, как говорится — имеем то, что имеем.

— Ладно, ничего. Всякое бывает, брат… прорвемся! — Гагарин легонько хлопнул меня по плечу и зашагал дальше. — Лучше скажи, что ты теперь делать будешь.

— То же самое, что и раньше. Ковыряться во всем этом… богатстве. — Я пожал плечами. — У Морозова теперь свои сыскари, а у нас — только мы.

— Ну, допустим, не то-о-олько… — с усмешкой протянул Гагарин. — Что, так и не скажешь, что там у тебя за источники?

— Не скажу… Пока что. Но, в свое оправдание — и Морозову тоже не скажу. Уж как-нибудь и без Совета разберемся.

— Да неплохо бы… А знаешь что, десантура! — вдруг оживился Гагарин. — А ведь есть у меня человечек, которому всю эту гадость с диска можно показать. Большой ученый, между прочим!

— И кто же? — поинтересовался я.

— Одна хорошая девушка. И ты ее уже, кстати, знаешь.

Глава 2

— Доброго дня, Владимир. Рада снова вас увидеть.

Я не сразу узнал Алену. Тогда, в доме у Гагарина на Каменном острове, она показалась мне совсем девчонкой, чуть ли не гимназисткой выпуского класса. Но теперь почему-то выглядела… нет, не то чтобы старше, но заметно взрослее. Будто круглые очки в тонкой золотой оправе добавляли ей какой-то особой солидности.

А может, дело было в белом халате. Я чуть ли с курсантских времен испытывал некий трепет в присутствии медиков или серьезных ученых мужей… и не только мужей. Самая обычная для местных обитателей одежда почему-то всегда казалось мне непременным атрибутом почти священных познаний об истинных причинах и подоплеке всего в мире.

А конкретно этот халат еще и на удивление неплохо сидел: Алена то ли раздобыла необычную модель — укороченную и с чуть приталенным кроем, то ли просто-напросто выиграла в генетическую лотерею. Подниматься по ступенькам на второй этаж здания физического факультета за нею следом было одно удовольствие. Священный трепет во мне чуть поутих, зато любопытства прибавилось. Настолько, что в коридоре я уже почти забыл, зачем вообще полтора с лишним часа ехал в Петергоф, где располагался университетский городок.

Видимо, сказывался образ жизни — вынужденно-праведный. Оля в очередной раз пропала, да и в целом не слишком-то интересовалась моей скромной персоной последние месяца полтора. А на лихие ночные вылазки с товарищами по блоку банально не хватало времени. Точнее, сами по себе вылазки порой происходили, однако за стенами Корпуса меня ожидали не любопытные и смешливые девчонки из «Якоря» или очередного разведанного Поплавским ночного клуба, а разве что погоня, секретная операция гардемаринской роты или встреча с Гагариным. К которому я, конечно, испытывал дружеские чувства, но…

В общем, его сестра определенно показалась мне куда интереснее.

Я даже пожалел, что не смог вырваться раньше. Но учеба под конец года вдруг навалилась с утроенной силой, и я совершенно неожиданно для себя обнаружил, что ей не стоит пренебрегать… ну, хотя бы иногда. И если прогулы лекций или практических занятий еще кое-как могли сойти мне с рук, то к зачетам и экзаменам на сессии определенно следовало относиться поаккуратнее.

И раз уж даже Поплавский на целых две недели вдруг взялся за конспекты — не свои, а Корфа, конечно же — и превратился в почти образцового курсанта, то и мне стоило последовать его примеру. Что я, в общем-то, и сделал, каким-то образом умудрившись собрать все отметки в зачетную книжку раньше остальных.

Потом пролетел Новый год, а за ним бессовестно-короткие каникулы, которые нам пришлось чуть ли не целиком просидеть на казарме, отлучаясь на редкие дежурства в город — и на все эти дни жизнь будто встала на паузу. Силы зла притихли, в столице, наконец, воцарился покой, и о громких событиях зимы и конца осени теперь напоминали разве что сражения в социальных сетях, где ярые последователи генерала Морозова во главе с блогером в усатой маске намертво сцепились со сторонниками мягких мер, интеграции в мировое сообщество, парламентаризма и прочей республиканской мути.

Мне примерно одинаково раздражали и те, и другие, так что я почти перестал заходить на новостные каналы. И, наверное, только поэтому и смог как следует взяться за учебу и неожиданно даже для себя выдать весьма достойные результаты. Можно сказать, втянулся.

Но шанс на законном основании вырваться за стены Корпуса и прокатиться до Петергофа, конечно же, не упустил. И как только Гагарин дал отмашку, тут же выпросил у Разумовского увольнительную на полдня, прыгнул за руль и уже через полтора часа парковал «Волгу» под окнами физфака Императорского Санкт-Петербургского университета.

У дверей которого меня, собственно, и встречала та самая уже знакомая мне «очень хорошая девушка».

— Полагаю, я должен заранее поблагодарить ваше сиятельство. — Я чуть ускорил шаг, чтобы поравняться с ней. — Любая помощь в деле будет неоценима.

— Если мы сможем ее оказать, — вздохнула Алена. — И прошу, называйте меня по имени. Титулы у нас здесь не в ходу.

— И почему же? — Я зачем-то огляделся по сторонам. — Господа ученые не жалуют светский этикет?

— Нет, конечно же. Должна заметить, что мы все здесь воспитанные люди. Однако великие умы рождаются не только в благородном сословии. Почти половина преподавателей факультета лишь недавно получили дворянское достоинство. А многим студентам это еще только предстоит. — Алена нахмурилась, поправляя очки на переносице. И вдруг снова заулыбалась. — В каком-то смысле у нас здесь свои, особые титулы.

Да уж, кое-что я определенно успел подзабыть. Действительно, технические и фундаментальные ВУЗы — вроде того же физфака — чуть ли не с самого основания открывали свои двери для всех желающих, в отличие от военных. Так уж сложилось, что служба отечеству считалась куда более престижной, чем служба науке, и отпрыски титулованных родов предпочитали поступать в Морской корпус, в Пажеское или, на худой конец, подавались в павлоны.

А в университет шли люди попроще. И пусть Конфигураторы по очевидным причинам получались только из Одаренных, страна ничуть не меньше нуждалась и в обычных ученых — и теоретиках, и уж тем более практиках. И награда была соответствующей — любой из здешних выпускников при поступлении на государственную службу сразу же получал чин по двенадцатому классу и выше, а через несколько лет вполне мог стать потомственным дворянином. И наверняка даже из преподавателей и руководства многие имели происхождение, что называется, от сохи.

Впрочем, какая разница? Как правильно заметила моя спутница, великие умы рождаются не только среди столичных аристократов.

— Свои титулы? — переспросил я. — В таком случае мне не терпится узнать ваш, сударыня.

— Ну… Я пока еще учусь. На втором курсе. — Алена вдруг покраснела, будто ей стало стыдно, что она только что отчитывала меня, как мальчишку, хотя сама еще не поднялась в местной иерархии выше обычного студента. — Но очень надеюсь закончить с отличием и получить звание кандидата университета. А еще через несколько лет напишу диссертацию и стану магистром физики. А потом доктором… прямо как он!

Алена протянула руку и коснулась таблички на стене.

— Горчаков Константин Михайлович, — вполголоса прочитал я, — заведующий кафедрой физики высоких энергий и элементарных частиц.

Слова, написанные снизу, вряд ли могли сообщить хоть что-то солдафону вроде меня. А вот фамилию — да и имя с отчеством — я определенно уже слышал. И поставил бы все свое курсантское довольствие за полгода, что кафедру возглавлял один из многочисленных потомков того самого канцлера.

Обычно наследники рода светлейших князей Горчаковых выбирали, по семейной традиции, карьеру в Министерстве иностранных дел, но тезка моего дяди предпочел точные науки, и, судя по буковкам «д. ф. н», скромно устроившимся перед фамилией на табличке, добился на этом поприще немалых успехов.

— Мой руководитель, — пояснила Алена, открывая передо мной дверь. — Сережа уже давно просил его помочь с делом, но Константин Михайлович очень, очень занятой человек.

Судя по едва заметному придыханию, моя спутница мысленно наделила его све… то есть, господина доктора наук чуть ли божественным статусом. И испытывала к нему то ли непомерное почтение, то ли вообще что-то вроде влюбленности. Потрудись Гагарин чуть лучше проинструктировать меня перед поездкой, я бы, пожалуй, мог если не почитать что-то из работ Горчакова, то хотя бы в общих чертах ознакомиться с биографией.

Но пока у меня имелась возможность только разглядывать его обитель. Вопреки ожиданиям, за дверью располагался не солидный кабинет, а скорее что-то вроде лаборатории, в самом углу которой расположился видавший виды письменный стол, а сразу за ним ветхое кресло на колесиках, наверняка заставшее еще царствование дядюшки Николая, книжная полка… и все.

Похоже, местный владыка не любил тратить казенные деньги на обстановку. Или вообще не обращал особого внимания, на такие мелочи, как мебель. Зато приборов в его обители я насчитал около полутора дюжин. Увесистые ящички с крутилками потенциометров и ручками сверху или по бокам явно были произведены еще чуть-ли не середине века, но порой среди них попадались и относительно «свежие», с цифровыми дисплеями.

Пожалуй, вывод о скромности Горчакова я все-таки сделал раньше времени — одна такая высокоточная игрушка вполне могла стоить, как четыре моих «Волги».

С мотоциклом в придачу.

— Константин Михайлович! — Алена шагнула вперед, оглядываясь по сторонам. — Константин Михайлович, где вы?

— А?.. Кто здесь? — удивленный мужской голос раздался совсем близко. — Я не… Проклятье!

Послышался глухой удар, и откуда-то из-под лабораторного стола, потирая ушибленный лоб, вынырнула высокая тощая фигура. Взглянув на которую я едва смог сдержать улыбку.

Горчаков ничуть не напоминал своего великого предка, хоть наверняка уже и был ровесником орденоносного государственного мужа, чей портрет я видел сотни, а то и тысячи раз. Если его светлость канцлер с годами приобрел какую-то особую породистую стать, то этот до сих пор сохранил что-то мальчишеское, будто когда-то еще подростком сразу начал стареть, непостижимым образом миновав зрелость.

Волосы на макушке Горчакова исчезли, зато по бокам продолжали расти буйными седыми прядями — прямо как у безумного ученого из какого-нибудь старого фильма. А толстенные очки в роговой оправе и халат с прожженным кислотой лацканом, надетый на непонятного цвета вязаный свитер, лишь усиливали впечатление.

Впрочем, вся эта забавная неуклюжесть Горчакову на удивление шла — и пожалуй, в каком-то смысле даже располагала к себе.

— Доброго вечера… господин доктор? — полувопросительно поздоровался я, прикрывая за собой дверь.

— Константин Михайлович, — вполголоса поправила Алена.

— К вашим услугам! — Горчаков тут же бросился ко мне, на ходу протягивая для пожатия длинную костлявую руку. — Да, да, помню, меня предупреждали о вашем визите… Виталий?

— Владимир, — улыбнулся я. — Приятно познакомиться.

— Мне тоже, мне тоже — очень приятно! — Горчаков потряс мою конечность с такой силой, будто всерьез планировал оторвать. — Прошу, проходите сюда, Валерий. Думаю, нам с Аленой уже есть что вам рассказать.

Похоже, к моему приезду действительно готовились — как ни странно. На экране ноутбука, стоявшего на лабораторном столе по соседству с местным оборудованием, я разглядел уже знакомое изображение — кадр из того самого видео с уличной камеры, которое я еще перед Новым годом демонстрировал Гагарину.

— Должен сказать, данных для анализа все-таки маловато, — Горчаков схватил меня под локоть и потащил чуть ли не силой. — Однако кое-что я могу предположить уже сейчас. И, смею утверждать, Виктор — едва ли ошибусь в своих предположениях!

Его светлость доктор физических наук определенно не блистал манерами и не предложил мне ни чаю, ни даже присесть. Впрочем, устраиваться все равно было некуда — единственное кресло пряталось за столом, а работать здесь, похоже, и вовсе предпочитали исключительно стоя. К тому же Горчаков в очередной раз перепутал мое имя, что вполне могло означать высшую степень пренебрежения или…

Нет, скорее все же самую обычную рассеянность. Работа поглощала старика настолько, что люди и прочие отвлекающие факторы для него уже давно превратились во внешние раздражители. Наверное, он в глубине души отчаянно желал избавиться от меня как можно скорее — поэтому и перешел сразу к делу, миновав все ненужные расшаркивания.

Ну и славно.

— Полагаю, это вы уже видели. — Горчаков чуть отодвинулся, подпуская меня ближе к ноутбуку. — Определенно похоже на удар сверху атакующим элементом — чем-то вроде Свечки. Однако ее мощность составила порядка…

— Мы с его сиятельством Сергеем Юрьевичем, — Я на всякий случай скосился на Алену, — предполагаем работу нескольких высокоранговых Одаренных.

— Да, мне эта мысль тоже приходила в голову. Как самая, пожалуй, очевидная, — улыбнулся Горчаков. — Но посмотрите, Виталий — какой тут ровный поток!

Лично я видел на экране только столбик, упирающийся в пока еще целую крышу логова «красноперых», но на всякий случай кивнул. И уже приготовился выслушать прорву неизвестных научных терминов, однако его светлость доктор забывал только мое имя. А вот то, что говорит с первокурсником военного ВУЗа, похоже, все-таки помнил.

И излагал свои мысли, надо сказать, весьма увлекательно.

— Позвольте мне пояснить. Контур элемента, который мы можем наблюдать на видеозаписи, фактически представляет собой прямые линии, — продолжил Горчаков, бесцеремонно ткнув сухим узловатым пальцем в экран ноутбука. — Никаких неровностей, которые могли бы однозначно указать на разные источники энергии. А значит, речь идет или об абсолютно резонансных частотах…

— Или о том, что источник все-таки один! — нетерпеливо встряла Алена. — Константин Михайлович, вы ведь не потеряли график?

— Я?.. Нет, нет, конечно же. — Горчаков тут же принялся рыться в кипе бумаг, лежавшей на лабораторном столе. — Он должен быть где-то здесь… Господи, куда же я его засунул?

При всех своих талантах, аккуратностью его светлость доктор явно не отличался. Видимо, его гений ничуть не нуждался в порядке и привык повелевать хаосом на всех уровнях, и подобные бестолковые поиски нужных документов случались по несколько раз на дню. Алена терпеливо подождала примерно полминуты, и только потом, закатив глаза, вздохнула:

— Каждый раз так… Вы позволите, Владимир?

Не успел я даже кивнуть, как она шагнула вперед и, вдруг оказавшись совсем рядом, жестом фокусника вытащила откуда-то у меня из-под локтя небольшой листок миллиметровой бумаги.

— О! Вот же он! — радостно воскликнул Горчаков. — Скажите, Василий — что вы здесь видите?

Я видел… да, пожалуй, ничего особенного. Никаких осей координат на бледно-голубой сетке не имелось, а сам по себе чуть заваленный вправо «горб» графика мог означать что угодно. От не вполне нормально распределения до какого-нибудь куска синусоиды. Но изображать недалекого солдафона и падать в глазах Алены ниже плинтуса отчаянно не хотелось, так что я отобрал у нее листок и даже попытался сделать умное лицо.

— Это… некая зависимость, — осторожно начал я, — довольно ровная, хотя…

— Именно так, друг мой. — Горчаков выхватил у меня график и принялся водить по нему пальцем. — Абсолютно ровная! Вечером двадцать третьего октября — в тот самый день, когда неизвестные атаковали Пажеский корпус — я проводил эксперимент. Здесь, в лаборатории. Тогда и получился этот странный сигнал.

— Так, значит, это распечатка с?..

— С осциллографа, — подсказала Алена. — Когда Сергей попросил меня помочь вам в расследовании, я сразу подумала, что это может быть как-то связано с ударом на видео.

— Сам бы я никогда до такого не додумался. И лишь благодаря моей ученице у нас теперь есть версия. — Горчаков осторожно положил листок на клавиатуру ноутбука. — Мы полагаем, что прибор мог уловить выброс энергии — и выдать вот такой график.

Я молча кивнул. На точное объяснение моих познаний физики определенно не хватало, однако в общих чертах вывод казался верным. Что бы тогда ни разнесло бальный зал в Пажеском, мощность была колоссальная. Неудивительно, что чувствительный прибор поймал «выхлоп» элемента даже с почти трех десятков километров.

— Как вы совершенно верно заметили, Валерий, кривая абсолютно ровная. Хотя осциллограф такого класса точности отметил бы даже самое незначительное биение. — Горчаков принялся щелкать мышкой, и изображение на экране увеличилось примерно вдвое. — Но нет — ничего подобного. Даже если мы возьмем другой масштаб, график, можно сказать, не изменится.

— И что означает? — уточнил я.

— В сущности, пока лишь то, что я едва ли ошибся в предположениях. Видите ли, Василий, мне в свое время приходилось изучать совместную работу нескольких Одаренных. Не таких сильных, конечно же, но ранг здесь едва ли имеет значение. При желании мы с вами и Аленой даже могли бы провести небольшой эксперимент. — Горчаков мечтательно заулыбался, но тут же взял себя в руки. — Но делать этого здесь, конечно же, не следует. Тем более что результат мне и так известен.

— Если бы мы втроем — вы, я и Константин Михайлович — попытались ударить… да хоть какой-нибудь Свечкой по одной и той же цели, — Алена, похоже, заметила мой недоумевающий взгляд и тут же принялась объяснять, — то три синхронно выпущенных элемента фактически слились бы в один — увеличенной мощности. Но тогда прибор бы зарегистрировал биение. Какой-нибудь небольшой пик на графике, или смещение. Или…

— Полагаю, Алена хочет сказать, что Дар — это почти как почерк, — подхватил Горчаков. — И даже при одинаковом количестве израсходованной энергии каждый из нас не утратил бы какие-то личные особенности родовой силы. Разумеется, будь у нас возможность как следует потренироваться, мы, без сомнения, смогли бы сработать вместе куда ровнее и эффективнее. Однако даже у профессиональных Одаренных боевиков резонанс никогда не бывает абсолютным. И картину, подобную этой, не выдали бы ни двое близких знакомых, ни уж тем более трое и больше. Все равно на графике остались бы следы расхождений. — Горчаков вытащил из нагрудного кармана карандаш и пририсовал идеально-ровной линии на листке несколько крохотных острых пиков. — Иными словами, с точки зрения науки речь в любом случае идет о нескольких элементах, наложенных друг на друга, но никак не об одном.

— А значит, по Пажескому сработал один источник, — пояснила Алена. — Кто-то или что-то, обладающее запредельной даже для первого ранга мощностью.

Увлекшись разглядыванием очередного графика на экране ноутбука, она сначала изящно растолкала нас с Горчаковым, а потом и вовсе единолично завладела «мышкой», разве что не прижимаясь спиной к моей груди. На этот раз от нее пахло чем-то совсем легким, цветочным. Не будоражащим, как тогда, в доме у Гагарина, но все равно…

— Вот, видите? — Алена несколько раз прокрутила колесиком, демонстрируя еще несколько изображений. — Стандартная картина для работы боевых троек — и везде есть пики!

— Да… Кажется, теперь вижу.

Я чуть склонился, чтобы получше рассмотреть экран, и едва не ткнулся подбородком в хрупкое плечо, но Алена даже не подумала отодвинуться. И теперь мы стояли совсем близко, почти касаясь друг друга щеками. Я чувствовал тепло ее кожи, и это почему-то основательно сбивало с толку, прогоняя мысли о фундаментальной науке… или даже прикладной. В великосветском обществе такое считалось бы вопиющим нарушением этикета, но физфак жил по своим законам — похоже, здесь подобные мелочи вообще никого не волновали.

— Кхм… И что же это за… источник? — поинтересовался я, изо всех сил стараясь снова сосредоточиться на деле.

— Пока не знаю. К моему глубочайшему сожалению, Виталий, тут я не в силах вам помочь. — Горчаков развел руками. — Но одно скажу точно: если это человек — мне бы нисколько не хотелось повстречаться с ним с глазу на глаз… Попробуйте представить себе масштабы такого Дара!

Масштабы я представлял отлично — хотя бы потому, что собственными глазами видел не только записи с камеры, но и разрушения в Зимнем и здании Пажеского корпуса. Не то чтобы беседа с Горчаковым открыла так уж много тайн, в одном он точно был прав: встречаться с тем, кто в одиночку выдал Свечку такой силы, определенно не стоило. Неизвестный Одаренный многократно перерос уровень первого ранга, и без труда мог одолеть даже мастодонта вроде Гагарина. А уж меня и вовсе раскатал бы в тонкий блин, не особо и стараясь.

Жутковато.

— Что ж… Вы очень мне помогли, Константин Михайлович, — вздохнул я. — Надеюсь, мы с Сергеем Юрьевичем и дальше можем рассчитывать на вашу…

— Разумеется, можете, Василий! — Горчаков снова принялся трясти мою руку. — Конечно, общайтесь в любое время. Слышите — в любое!

Наверняка его светлость доктор смог бы рассказать о неизвестном источнике что-то еще, но сегодняшняя беседа, похоже, подошла к концу. И уже через несколько минут Алена без особой спешки провожала меня. Я без труда добрался бы к машине и сам, но она зачем-то вызвалась прогуляться хотя бы до выхода.

Против чего я, разумеется, ничуть не возражал.

— Полагаю, мне следует благодарить вас не меньше, чем самого Константина Михайловича, — проговорил я. — Наверняка было не так уж просто устроить нашу встречу.

— Проще, чем кажется. — Алена улыбнулась. И вдруг остановилась, вытягивая руку вперед. — Это… это ваши друзья?

Прямо на нас по узкому коридору шагали несколько человек.

Снаружи давно стемнело, и большинство студентов уже разошлись по домам или отправились в общежитие. Не то чтобы факультет после пар вымирал полностью — наверняка многие оставались в лабораториях чуть ли не до ночи — однако местных Алена, пожалуй, узнала бы. А четверо рослых мужчин в джинсах и почти одинаковых коротких кожаных куртках определенно не слишком-то походили на служителей науки.

— О нет, никоим образом. — Я убрал руку за спину, нащупывая спрятанный за поясом пистолет. — Полагаю, вам эти господа тоже не знакомы.

Глава 3

Пожалуй, я даже понял, почему Алена решила, что вновь прибывшие — мои друзья. Уж очень внимательно они смотрели и слишком целенаправленно двигались в нашу сторону. Вот только пришли парни наверняка совсем не обниматься.

Я поднял Щит ровно за мгновение до того, как шагавшая впереди остальных фигура выдернула из-под куртки кургузый пистолет-пулемет с длинным магазином и открыла огонь. Пули замерли в воздухе, будто увязнув в густом сиропе, но по нам тут же заработали еще три ствола. Я выругался под нос и саданул Молотом. Не в полную силу, а примерно в треть, однако в ушах тут же зашумело, а во рту вдруг появился солоноватый привкус.

Поединок с Распутиным все-таки не обошелся без последствий. И пусть тело уже давно вернуло прежнюю силу, синапсы еще не успели восстановиться, и даже не самая большая порция энергии проходила через них не без труда.

Впрочем, хватило и этого: в узком коридоре эффект был ошеломительным. Если ударил элемент в живых, здоровых и весьма агрессивно настроенных людей, то до рекреации в конце коридора докатились четыре изломанные куклы. Алена вскрикнула. Я повернулся, приложил палец к губам, и, схватив ее за руку, увлек за собой.

Стоило поспешить — вряд ли по мою душу пожаловало всего четверо убийц…

Выбежав на лестничную клетку, я перегнулся через перила, заглядывая вниз. Ну, собственно, как я и думал: по ступенькам вприпрыжку поднимались еще несколько человек. И это определенно были не местные обитатели, спешащие на звук выстрелов.

— За мной! — прошипел я, бросаясь обратно в коридор. — Делай, все, что скажу, и не задавай вопросов. Поняла?

Если я и собирался перейти с Аленой на «ты», то уж точно в обстановке поспокойнее. По расширившимся глазам было видно, что она, мягко говоря, напугана происходящим, но самообладания не потеряла.

Хорошо. Только впавшей в истерику девчонки мне для полного счастья не хватало.

— Давай вперед! К другой лестнице!

Меня вдруг посетило ощущение дежавю. Всего несколько месяцев назад я точно так же носился по лестницам больницы в Пятигорске, спасаясь от разыскивающих меня террористов. И пусть сейчас я уже вернул хотя бы часть прежних сил, их вполне может оказаться недостаточно. Даже Молот, который я только что выдал, прошел чуть ли на пределе возможностей. И если нас прижмут где-нибудь в углу, полагаться я смогу, по большей части, только на оружие.

Пробегая мимо искалеченных тел, я на ходу подхватил один из пистолетов-пулеметов. Искать боеприпасы в груде переломанной плоти времени не осталось: по лестнице уже стучали шаги других налетчиков.

Проклятье… Да откуда же вы все беретесь-то на мою голову⁈

Алена цокала каблучками впереди, указывая дорогу, а я спешил за ней, то и дело оглядываясь. И не зря. До конца коридора мы добраться все-таки не успели. В проеме показалась фигура преследователя, и я тут же толкнул Алену влево, уходя за угол в крохотную рекреацию.

— Господи, что это⁈ — прошептала она, вжимаясь лопатками в каменную облицовку стены. — Нужно вызвать полицию!

— Можешь попробовать… А вот мне, пожалуй, лучше не занимать руки, — невесело усмехнулся я. Из коридора доносился топот: налетчики уже не скрывались, теперь они бежали. — Вперед, быстрее… Что там впереди?

— Проход… Совсем короткий! — Алена оглянулась, видимо, пытаясь найти на моем лице свидетельство того, что я понимаю, что делаю. — Так мы вернемся в коридор!

— Ничего, нормально, — я кивнул. — Давай, ходу!

Из-за угла выскочила пара чернявых мужиков в кожанках. Я вскинул пистолет-пулемет, и вдавил спуск, стреляя прямо через плечо девушки.

Импортная «убивалка» задергалась в руке, выплевывая целый рой смертоносных пчел. Скорострельность у малыша оказалась будь здоров: эти двое еще не успели понять, что происходит, а уже валились на пол, нашпигованные свинцом от шеи до увесистых золоченых блях на ремнях. Алена запоздало взвизгнула, а я схватил ее и толкнул вправо, вышибая какую-то дверь собственным весом.

— Что…

И тут же за спиной загрохотали автоматы. Опустевший коридор прошили очереди, а мы ввалились в помещение., в котором не горело ни единой лампочки. Крохотные прямоугольные окна под потолком давали совсем немного света, и зашитым в мое тело Конструктам понадобилось несколько невероятно длинных секунд, чтобы растянуть зрачок до нужной величины. Глаза кое-как подстроились под темноту, и я огляделся.

Лаборатория. Столы, колбы, штативы, какие-то приборы с проводами… И — еще одна дверь в другом конце. Вот только добраться до нее мы явно не успеваем.

— За мной! — прошептал я и утянул Алену на пол, прячась за мебелью.

Конечно, от пуль столы и оборудование нас не защитят, но лучше уж такое укрытие, чем маячить на виду.

— Быстро, в дальний угол! — скомандовал я. — Спрячься и ляг на пол.

— А ты?

— А я с ними немного поиграю, — я нехорошо усмехнулся. — Не бойся.

Алена кивнула и практически на четвереньках бросилась по узкому проходу в сторону окна. Я же сместился на пару рядов, подхватил со стола здоровенную колбу и замер, присев за массивным кожухом какого-то аппарата.

Долго ждать не пришлось: едва моя спутница успела спрятаться, как в лабораторию ворвались трое. Бестолково замерли на входе, пытаясь рассмотреть в полумраке хоть что-нибудь, а потом один из них принялся шарить по стене в поисках выключателя.

Нет, парни, вот свет нам точно не нужен.

Размахнувшись, я швырнул колбу в противоположную стену. Стекляшка со звоном разлетелась на осколки, и все трое налетчиков тут же синхронно развернулись на звук и открыли огонь. Без промедлений и, кажется, даже без единой попытки подумать — на чистых рефлексах…

Слишком резко для обычных людей, слишком неразумно. Похоже, парни как следует подготовились к охоте на меня, и помимо оружия прихватили с собой то ли внутривенные боевые стимуляторы, то ли просто скушали для храбрости парочку «волшебных таблеток» каждый.

И лучше бы второе. Наркотики убирают боль и чуть прибавляют реакции, зато на мыслительных способностях определенно сказываются не лучшим образом.

Я приподнялся над столом, вскинул оружие и вдавил спуск.

Двоих срезало, как в тире. А вот на третьего патронов уже не хватило: боек сухо щелкнул, и оружие смолкло. Понимая, что не успею достать пистолет, я подбросил трофейную игрушку в руке, перехватил за длинный магазин и без лишних изысков метнул в нападающего на манер томагавка.

Вот только фокус не удался. Я промахнулся.

Щелкнул выключатель, и лампы под потолком вспыхнули. Я зашипел от боли, когда яркий свет ударил по расширившимся в темноте зрачкам, и нырнул под стол. И уже в следующий миг на меня обрушился огненный шквал.

Стучал автомат, со звоном и грохотом бились колбы и реторты, летели щепки от мебели и ошметки пластика от оборудования, а я, прикрывшись слабеньким Щитом, изо всех сил пытался опередить свинцовую смерть. Она гнала меня к проходу между рядами, еще пара секунд — и я останусь без укрытия, и налетчик просто добьет меня в упор.

Ну, нет, дружок. Не сегодня.

Разогнавшись, я прыгнул, перевернулся в воздухе, приземлился и скользнул в проход вдоль столов на правом боку, сжимая пистолет обеими руками. Едва фигура налетчика мелькнула на срезе ствола, как оружие в моих пальцах ожило, сердито лягаясь в локти и выплевывая на пол горячие гильзы.

Налетчик дернулся и упал. Я вскочил, подбежал к нему и вырвал из мертвых рук автомат — дешевую копию АКСУ.

То ли югославского производства, то ли вообще Китай… Впрочем, какая разница? Пойдет. Главное — к нему есть целых три магазина. И с этим уже можно воевать.

— Алена! Можешь выходить! — я дождался, пока взъерошенная рыжеволосая фигурка выберется из своего укрытия и покажется над столами. — Нам пора.

— Может быть, пока спрячемся? — Подобные приключения явно были бедняжке в новинку, и, кажется, она уже наелась ими до отвала. — Я позвонила — скоро прибудет полиция…

— От Петергофа ехать минут семь. К тому времени она вполне может найти лишь остывающие трупы. И я бы предпочел, чтоб они были не наши. — Я перезарядил оружие, набросил ремень на шею и распихал магазины по карманам. — План прежний. Уходим по лестнице, пытаемся прорваться. На улице стоит моя машина — попробуем пробиться к ней.

— Ну-у… Ладно. — Идея Алене явно не понравилась, но и оставаться здесь ей наверняка было даже страшнее, чем идти со мной. — Из этой двери попадем в предыдущий коридор. Потом рекреация, а оттуда уже две лестницы вниз.

— Хорошо, — кивнул я, — Пойдем. Только теперь держись за мной, ладно?

Я понятия не имел, кто на нас напал, но на этот раз это были точно не остатки банды Резникова. Экипированы так себе, связи, можно сказать, никакой — разве что мобильные телефоны. Да и действуют, как дилетанты.

Однако недооценивать их все не стоило. Даже с учетом сомнительного качества, противников еще много. Одна ошибка — и кучки наркоманов с автоматами вполне хватит, чтобы отправить на тот свет и меня, и Алену. Я на всякий случай даже потянулся к резерву…

И только качнул головой. Чуда не случилось. Почти пусто — так, жалкие крохи. Проклятый Распутин, чтоб его черти в аду так да растак… Ладно. Нужно действовать.

В глубине души я надеялся, что налетчики банально закончились, но бдительности все же не терял. Толкнув дверь, высунулся, быстро огляделся и вышел в коридор, поманив Алену за собой. Вокруг было тихо, но я не расслаблялся, справедливо полагая, что эта обманчивая тишина в любой момент может взорваться стрельбой и криками.

Однако вопреки опасениям, до конца лестницы мы добрались без происшествий. Я снова свесился вниз, никого не увидел, и начал спуск, держа лестницу на прицеле автомата.

Третий этаж. Никого.

Второй этаж. Пусто.

Первый… Да ладно, неужели все действительно уже позади?

— Выйдем здесь, — я показал на двери пожарного выхода. — Лучше обойдем здание снаружи.

Бродить по коридорам физфака не хотелось. Кто знает, сколько еще боевиков там болтается? На улице как-то проще. К тому же стоит обогнуть здание — и мы на парковке. А там простор и верная «Волга», которая в одно мгновение умчит куда подальше от психов с автоматами… В общем, решено.

Я толкнул дверь пожарной двери, осмотрелся… Напротив — кирпичная кладка, слева — тупик с мусорными контейнерами, справа проход. Туда-то нам и нужно.

Продолжая держать автомат на изготовку, ся пустился с крыльца, поманил за собой девушку…

И тут же врезался боком в стену, наполовину оглушенный. От удара ремень автомата лопнул, и железка отлетела в сторону. А сам я, пошатываясь, поднялся на одно колено… Только для того, чтобы снова свалиться, а заодно и проехаться на лопатках несколько шагов по замерзшим бетонным плитам.

Тряхнув головой, я кое-как восстановил поплывшую картинку и хмыкнул. Если до этого у меня были лишь смутные подозрения, то сейчас я окончательно убедился, что в нападении на физфак стоит не кто иной, как мой старый знакомый. Только он мог отправить на дело такого клоуна.

Сначала я разглядел длинные лакированные носы ботинок. Потом брюки из чуть поблескивающей ткани, огромную блестящую бляху на ремне и черную рубашку со здоровенным отложным воротником под распахнутой кожаной курткой. Из-под воротника выглядывала массивная золотая цепь, и примерно столько же металла сияло во рту свалившего меня чернявого коротышки, который будто сбежал со съемочной площадки очередного сериала про нелегкую жизнь кочевого народа.

Ситуация выглядела бы забавнее некуда… не будь она настолько поганой. Я валялся на холодных бетонных квадратиках, пытаясь собраться с силами, а Одаренный — между прочим, не ниже шестого ранга — готовился раскатать меня в блин.

Так себе комедия.

— Григорий Ефимович передает вам горячий привет.

Коротышка криво усмехнулся. Воздух вокруг его руки затрепетал и потянулся вверх, обретая форму длинного и чуть изогнутого лезвия. Интересно, это старший Распутин велел прикончить меня тем же способом, что я казнил его кровиночку, или просто так совпало?

— Не трудись, мы с ним еще сами встретимся, — прохрипел я. — Сына убил, внука убил, и до него доберусь.

Одаренный сверкнул глазами, шагнул вперед, замахнулся…

— Владимир!

Испуганный вскрик Алены прозвучал неожиданно — пожалуй, для нас обоих. Коротышка отвлекся всего на миг… Но мне хватило.

Подхватив Даром стоящий позади мусорный контейнер, я изо всех оставшихся сил швырнул его вперед. Посланник Распутина обернулся за миг до того, как металлическая громадина, разогнанная до скорости спортивного болида, впечаталась в него. Неуклюже взмахнул Саблей, пытаясь отвести удар… и с грохотом свалился, исчезая под грудой пустых бутылок, пакетов и скомканных бумажек.

Я вскочил, метнулся вперед, на ходу подбирая автомат, дернул затвор, и, когда коротышка отбросил контейнер, уже стоял над ним.

Длинная очередь практически в упор превратила голову несостоявшегося палача в кровавый фарш, а я все продолжал давить на спуск, пока затвор не лязгнул, становясь на задержку. Отстрелявшись, я зачем-то нащупал в кармане запасной магазин, заменил им опустевший и только дослав патрон повернулся к Алене.

Она стояла на крыльце, прижав ладони к побледневшему лицу, и выглядела так, будто никак не могла решить, что делать — плакать, звать на помощь, бежать… или все-таки грохнуться в обморок, как положено барышне благородных кровей.

Неудивительно. Такое не каждый день увидишь.

Приблизившись к Алене, я закинул автомат за спину и приобнял ее, успокаивая.

— Ну все, все. Нервничать будем потом, ладно? — проговорил я, острожно поглаживая дрожащие плечи. — А сейчас пойдем!

Но торопиться, похоже, было уже некуда. В отдалении послышался вой сирен, и я усмехнулся. Как всегда — прибыли к шапочному разбору.

Почему в этом времени полиция постоянно опаздывает? Что в Пятигорске, что в Ростове, что здесь… Определенно нужно этим заняться в будущем. И я обязательно займусь. Только чуть позже — сейчас есть задачи и поважнее.

Например — разобраться с одним мерзким старикашкой.

Глава 4

Погода испортилась окончательно. Еще по дороге в Петергоф я успел заметить, что с неба потихоньку начинает сыпать, а теперь тучи в темном небе сгустились, снегопад усилился, а потом к нему присоединился еще и ветер, превращая ненавязчивые осадки в самую настоящую метель.

Которая словно пыталась спрятать следы того, что случилось здесь час назад, но почему-то никак не могла. Университетский городок на моих глазах превращался в сугроб, по бетонным плитам внизу стелилась поземка, а в воздухе до сих пор пахло порохом — даже снаружи, хотя воевать мне пришлось в здании физфака. И еще немного — озоном.

Впрочем, это мне наверняка уже казалось. Выброс энергии при работе мощных атакующих элементов, конечно, способен изменить молекулы кислорода, но все же не настолько, чтобы это было заметно. Скорее уж со мной играло собственное сознание, которое даже сейчас никак не унималось, пытаясь одновременно и проанализировать все события прошлого разом, и заглянуть в будущее. Как и любой сильный Одаренный, я в некоторой степени обладал способностями к предвидению, а, похоже, именно интуиция решила таким образом намекнуть на грядущее.

В общем, в воздухе над физфаком ощутимо пахло неприятностями.

Которые меня, впрочем, пока еще не коснулись. Полиция и криминалисты из СК уже вовсю работали, бегая туда сюда, а машины все продолжали прибывать. Вокруг памятника героям Второй Отечественной я насчитал чуть ли не дюжину служебных авто, от обычных легковушек до похожего на буханку автобуса со спецами. Кто-то не поленился вызвать опергруппу, хотя сражаться им было уже не с кем: все до единого налетчики упокоились навеки и теперь мирно лежали на бетонных плитах внизу в черных пластиковых мешках, дожидаясь своей очереди на погрузку.

Казалось, в университетский городок стянулась полиция чуть ли не со всего Петергофа, но меня куда больше интересовали не машины с имперскими орлами на дверцах и капотах, а один-единственный черный седан, на принадлежность которого указывала только «мигалка». Машина остановилась чуть поодаль от полицейских, и наружу выбралась знакомая фигура.

Не то, чтобы особенно мной уважаемая, однако достаточно интересная, чтобы я не поленился спуститься со ступеней физфака вниз, навстречу прибывшему господину.

— Так и знал, что и на этот раз не обойдется без вас! — проворчал Соболев вместо приветствия. — Господь милосердный, что здесь случилось?

Его высокородие статский советник вновь облачился в свой обычный наряд — строгий костюм и чуть приталенное однобортное пальто темно-серого цвета. Но прежней суровой солидности, положенной высокому чину Третьего отделения собственной его величества канцелярии, похоже, так и и не смог вернуть. Соболев втягивал голову в плечи, все больше напоминая замерзшего тощего голубя, и что-то подсказывало — дело не только в холоде и ветре.

С самой нашей встречи в Стрельне он сидел тише воды и ниже травы. И не потрудился позвонить, даже когда мы с гардемаринами взяли штурмом усадьбу и отправили на тот свет младшего Распутина. Видимо, надеялся, что я поймаю шальную пулю или на веки вечные загремлю в наряд и буду занят настолько, что не найду времени портить ему жизнь своими визитами. Со временем действительно было не очень, а вот с пулей…

С пулей Соболеву все-таки не повезло.

— Что здесь случилось? — с ухмылкой переспросил я. — Откуда мне знать, ваше высокородие? Если мне не изменяет память, ловить вооруженных преступников — работа полиции и Третьего отделения, но никак не курсанта Морского корпуса… Впрочем, не буду держать вас в неведении. Меня пытались убить. — Я развернулся и указал на пластиковые мешки у нижних ступенек лестницы. — Вот они. Но, боюсь, допросить этих почтенных господ у вас уже не получится.

— Прекратите паясничать! — прошипел Соболев. — Вы прекрасно знаете, зачем я здесь!

— Очень надеюсь, для того, чтобы, наконец, заняться работой, ваше высокородие. — Я пожал плечами. — В последнее время террористы и заговорщики, разгуливают по всему городу. Мне одному кажется, что пора что-то с этим делать?

— Довольно! — Соболев поднял воротник и засунул замерзшие руки в карманы. — Вы ведь наверняка не забыли о нашем разговоре… Итак, вы нашли то, о чем я просил?

Мне вдруг отчаянно захотелось рассмеяться. Не просто ехидно похихикать, а заржать — громко, во весь голос, запрокинув голову к затянутому тяжелыми тучами небу — настолько комичной и нелепой казалось… Все — и разговор, и сама ситуация. Меня чуть не отправили на тот свет, а у лестницы лежало полдюжины трупов. Распутин погиб, и его приспешникам наверняка было не до угроз семейству его высокородия, однако Соболев все это время жил в страхе. Ждал очередного звонка с одноразового неизвестного номера, просыпался посреди ночи в холодном поту, вслушиваясь в тишину за дверью, и дрожал, как осиновый лист, но так и не начал действовать.

Видимо, надеялся, что все как-нибудь распутается само по себе. И я, пожалуй, даже отчасти понимал эти чаяния — после смерти Распутина какие-никакие шансы на подобный исход все-таки имелись. Но неизвестные враги ударили снова, и Соболеву пришлось вылезти из норы по мою душу.

Хотя беспокоили его, конечно же, только лишь собственные шкурные интересы.

— Так вас интересует игрушка покойного Резникова? — издевательски поинтересовался я. — Она в надежном месте. Можете не сомневаться.

— Да как вы смеете⁈ — Соболев схватил меня за ворот форменного пальто. — Вы обещали!

Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

Я поднял руку, нащупал холодное запястье и стиснул. Что-то хрустнуло, и гнев в глазах напротив тут же потух, а сам его высокородие едва слышно пискнул и принялся оседать, будто у него вдруг отказали обе ноги.

— Во-первых, я вам ничего не обещал. А во-вторых, еще раз посмеете хотя бы коснуться мундира Морского корпуса — и я сломаю вам обе руки… Вы ведь не хотите валяться в снегу на глазах у полиции, не так ли? — Я говорил неторопливо и убедительно, чтобы у Соболева ненароком не осталось сомнений в искренности моих намерений. — И в-третьих — вы сейчас определенно не в том положении, чтобы чего-то там требовать. Надеюсь, я ясно выражаюсь?

— Да… Да, я все понял! — Соболев кое-как вырвался и со слезами на глазах принялся баюкать помятую мною конечность. — Господи, ну и силища!

— Лишь малая часть того, что вас ждет, если не начнете вести себя прилично, — проворчал я, поправляя крохотный металлический якорь на лацкане пальто. — Может, все-таки объясните, чего ради примчались сюда через весь город и дергаетесь, как подстреленный олень? Ни за что не поверю, что вас так встревожило покушение на мою скромную персону.

— Как будто вы не знаете! Арестовали двоих моих людей. И еще пятерых из других экспедиций Третьего отделение… По прямому распоряжению Совета! — Соболев понизил голос и зашипел, как рассерженная змея. — Бьюсь об заклад, это как-то связано с покойным Распутиным и той штуковиной, которую вы нашли у Резникова!

— Очень может быть, — я не спешил раскрывать свои карты. — И очень может быть, что аресты продолжатся и дальше. Так что вашему высокородию стоит проявить осторожность.

Диск из квартиры Резникова я просмотрел весь целиком, однако в захваченную усадьбу ни нас с товарищами, ни, похоже, даже Соболева и других жандармов так и не пустили. Так что оставалось только догадываться, что там отыскали следователи из Комитета и старший Морозов, который, если верить слухам, не поленился приехать лично. Судя по укреплениям и количеству оружия и бойцов в поместье Распутина, им явно было, что защищать, и компромата внутри хватило бы посадить хоть целое министерство.

Неудивительно, что попался и кое-кто из Третьего.

— Проявить осторожность⁈ — застонал Соболев. — Господь милосердный, вы хоть можете представить, каково это? Я каждый день выхожу на службы с мыслью, что меня вот-вот арестуют.

И не зря. Меня даже слегка удивило, что никто из подчиненных не раскололся и не сдал шефа. Но то ли тот был не таким уж и плохим начальником, то ли на арестованных вышли через другие ведомства — пока его высокородию, похоже, ничего не угрожало. Хотя бы потому, что эту часть заготовленного Резниковым компромата я предпочел оставить себе.

Пока что.

— Вы должны были отдать эту штуку мне, — продолжал причитать Соболев. — А не Совету — или кому вы там ее потащили? А теперь…

— Все, что я должен, предельно ясно прописано во внутреннем уставе Морского корпуса, — отрезал я. — А все прочее — лишь ваши собственные домыслы.

— Так это значит?..

— Нет, не значит. Расслабьтесь, ваше высокородие. — Я протянул руку и легонько потрепал Соболева по плечу. — Я обещал, что постараюсь прикрыть вас от следствия, и пока что у меня это получается. Но все остальные… Возможно, вам даже придется дать показания — чтобы не разделить их участь.

Соболев дернулся и отступил на шаг, будто испугавшись, что я снова начну разминать ему кости. И явно собрался что-то возразить…

Но так и не успел. Со стороны дороги сердито зарычал мотор, и через мгновение на мощеную бетонными «квадратиками» площадь перед зданием физфака запрыгнул огромный черный внедорожник. Машина в уже хорошо знакомой мне хамовато-развязной манере промчалась между полицейскими авто, круто развернулась и замерла у самой лестницы, едва не проехавшись здоровенными колесами по ближайшему к нам мешку с трупом. Дверь со стороны водителя распахнулась, и свежий снег спрыгнул не кто иной, как его сиятельство Матвей Николаевич Морозов — собственной персоной.

Кто-то из полицейский тут же бросился поприветствовать внезапно нагрянувшего князя, но тот уже не обращал внимания на рядовых сотрудников ровным счетом никакого внимания. Судя по пружинящей походке и мощи Дара, которая опережала Морозова примерно на десяток шагов, вздымая снежные вихри, его сиятельство уже выбрал себе цель.

Нас… точнее, Соболева — и теперь готовился спикировать на жертву, как сокол на добычу.

— Доброго вечера, судари! — прогремел он чуть ли не на весь университетский городок. Удостоил его высокородие лишь коротким кивком и тут же повернулся ко мне. — Владимир Федорович, надеюсь, этот господин не докучал вам вопросами? Или, не приведи господь — не пытался задержать?

— Даже в мыслях не было, — буркнул Соболев, опасливо отступая на пару шагов.

— Нет, ваше сиятельство. Все в порядке. — Я пожал плечами. — Мы просто беседовали.

В помощи я, очевидно, не нуждался. Но Морозов явно уже успел накрутить себя, и такой боевой и задорный настрой попросту не мог пропасть зазря. На мгновение мне даже стало жалко Соболева — ведь именно ему приходилось выполнять роль громоотвода, принимая на себя весь незаурядный темперамент его сиятельства.

— На вашем месте, Владимир Федорович, я бы воздержался от любого общения с сотрудниками Третьего отделения. — Морозов шагнул вперед, будто собираясь прикрыть меня от несуществующей угрозы. — Боюсь, тайная канцелярия дискредитировала себя полностью.

Этого он мог бы и не говорить. Судя по арестам чуть ли не во всех экспедициях, столичные жандармы действительно вляпались так, что отмываться придется лет пять, не меньше. Вряд ли следователи, даже действуя по прямому указанию сверху, сумели накрыть всю сеть двойных агентов, но пособникам покойного Распутина досталось по полной. Чистки в рядах спецслужб шли с самого штурма усадьбы, и угодные Совету конторы под шумок вовсю давили тех, кому повезло попасться на горячем.

И Морозов тоже давил — лихо и с каким-то почти подростковым садистским удовольствием. Наверняка он и приехал только для этого — а вовсе не потому, что так за меня переживал. Просто решил покуражиться, а Соболев не смел даже поднять голову.

Да и возразить бедняге было, в общем-то, и нечего.

— Я здесь… по личному делу, — неуклюже попытался оправдаться он. — А не для расследования.

— В таком случае, настоятельно рекомендую вам отправиться восвояси. — Морозов сложил руки на груди и многозначительно указал взглядом на автомобиль его высокородия. — Третье отделение больше не занимается этим делом. Расследование еще вчера передали Следственному комитету — так распорядился лично его высокопревосходительство канцлер.

Соболев пробормотал что-то себе под нос, развернулся и зашагал прочь, сутулясь и убрав руки в карманы. Прямо как побитая собака, у которой так и не хватило отваги хотя бы попытаться укусить карающую руку.

— Сам канцлер? — усмехнулся я, глядя ему вслед. — Вот прямо так и распорядился?

— Ну, может, и не прямо… — Морозов хищно заулыбался. Видимо, испытывал какую-то особенную гордость, публично унизив статского советника из императорской канцелярии. — Только кто ж его теперь спросит? Теперь, брат, этот город наш — и никто и слова поперек не скажет.

— Наш? — Я приподнял бровь. — Вы говорите так, будто уже отыскали всех заговорщиков.

— Всех, не всех — а кое-что отыскали. — Морозов нахмурился. И вдруг снова засиял, как начищенная бляха на парадной форме. — А давай покажу, кстати. Прыгай в свою повозку — и помчали!

— Куда?

— На склад, в Шушары. Заодно и родню проведаешь.

— Так мне ж в располагу надо к вечерней поверке. И еще сыскарям показания давать… — тоскливо отозвался я, представив, сколько еще часов могу проторчать у физфака. — Просили пока никуда не уезжать.

— Да мало ли кто чего просил? Поехали, моряк — никто тебе слова не скажет. — Морозов лихо крутанул на пальце ключи от своего «бегемота». — Дядя Матвей порешает.

Глава 5

— Ну давай, моряк, рассказывай, что там произошло. Куда ты опять вляпаться умудрился?

Морозов был весел и настроен благодушно. Похоже, чуть ли не публичное унижение начальника экспедиции Третьего отделения изрядно его повеселило. Складывалось ощущение, что подробности происшествия он и так уже знал, но почему-то все равно хотел выслушать их непосредственно от меня.

— Да чего рассказывать… — Я сделал паузу, прикидывая, что стоит говорить, а о чем лучше умолчать. — Приехал к знакомой в институт, а тут… — я развел руками.

— К знакомой? — Морозов весело прищурился. — Дело молодое, да, дело хорошее… Это мы одобряем. А не на кафедре ли физики высоких энергий учится твоя знакомая?

— Полагаю, что вы и без меня это знаете, ваше сиятельство, — хмыкнул я. — Потому как, судя по стремительному появлению, в курс дела вас явно уже ввели.

— Ввели. В конце концов, я ведь должен приглядывать… скажем так, за своим протеже. — Морозов заулыбался было, но вдруг сдвинул брови. — Эх, моряк… Держался бы ты поосторожнее с Гагариными… И со старшим, и с командиром своим… А с сестренкой его — особенно.

— А что не так? — Я даже повернулся на сиденье, старательно изображая любопытство. — Юрий Алексеевич — бывший член Совета, а Сергей Юрьевич — капитан гардемаринской роты… Достойные люди!

— Достойные-то достойные… — кажется, Морозову очень хотелось сказать что-то, но он решил, что сейчас для этого не время. — Ладно. В общем, приехал ты, пообщался со своей зазнобой и ее научруком, и тут же набежали эти… цыганята. Так?

Да, видимо, я не ошибся: о происшествии его сиятельство уже доложили во всех подробностях. Вплоть до этнической принадлежности нападающих. Светловолосых из них было от силы пара человек, а остальные действительно выглядели как типичные выходцы из Бессарабской губернии. А значит, вполне могли оказаться и молдаванами, и румынами, и гагаузами, и даже обрусевшими турками…

Во время перестрелки мне уж точно было не до таких тонкостей.

— Да, именно так. — Я кивнул. — Сначала четверо, сразу открыли огонь без разговоров, пришлось их… Нейтрализовать.

Морозов хохотнул, лихо обходя едущую перед ним машину.

— Нейтрализовать, ага… — усмехнулся он. — Видел я последствия твоей нейтрализации. Хорош, хорош… И дальше что?

— Дальше еще несколько… были. И среди них оказался Одаренный.

О ранге нападавшего я говорить не стал — дабы не вызывать лишних вопросов.

— Это тот, которому ты тыкву в салат превратил?

Кажется, Морозову нравился мой метод решения проблем. В голосе его звучало если не восхищение, то по меньшей мере уважительные нотки.

— Так получилось, — пожал плечами я.

— Нормально у тебя получается. — На губах его сиятельства снова заиграла улыбка. — Ясно, что ничего не ясно, короче. Есть подозрения, кто мог их прислать?

— Ну… — я замялся. — Подозрение-то имеется… От желающих отомстить за смерть Распутина до… А знаете, других версий у меня, пожалуй, и нет.

— Логично, черт возьми, — Морозов хмыкнул. — Месть, еще цыгане эти… Думается мне, моряк, что такой человек у нас только один.

— Старший Распутин?

Строить из себя совсем уж идиота не с руки, а Григорий, чтоб он жил сто лет, Ефимович — самая подходящая кандидатура. Можно сказать, очевидная.

— Он, зараза, — Морозов в сердцах даже хлопнул по рулю. — Вот только хрен к нему подберешься… Пока что, во всяком случае.

Некоторое время в салоне царила тишина. Пока я, вынырнув из собственных мыслей не поинтересовался:

— Так, а что нашли-то, ваше сиятельство?

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, моряк. Да почти приехали уже, сейчас сам все увидишь.

И правда, как выяснилось, посмотреть в Шушарах определенно было на что — начиная с самого въезда.

С моего последнего визита территория базы в промзоне изменилась чуть ли не полностью. Новые ворота, обилие камер на стене, еще больше рядов «егозы». И на этот раз я почему-то не сомневался, что к ней уже давно подключили если не напряжение, то точно сигнализацию.

Оценить всю основательность ворот я смог, только когда они медленно поехали в сторону, впуская нас на территорию базы. Да, это уже не просто формальность — чтоб выбить такие, понадобится что-то посерьезнее даже «Фалькатуса».

Попав на территорию, я удивился еще сильнее. Теперь база оказалась разделена на две части, дальнюю от основной отгораживал еще один массивный забор — тоже утыканный камерами. И, судя по звукам, за ним вовсю шла стройка. Кажется, Морозовы развернулись во весь рост, перестав даже делать вид, что владельцы здесь мы с дядей.

Что ж, чего-то такого и следовало ожидать.

Подъехав ко вторым воротам, Морозов посигналил, и те поползли в сторону, открывая проезд. Я окинул взглядом то, что виднелось за ними, и едва не присвистнул.

Повсюду трудилась строительная техника и суетились люди. В отдалении уже виднелось новое блочное здание, до боли напоминающее казарму, и рядом с ним начали возводить еще одно. Чуть дальше я рассмотрел отделенный от общей территории сектор, который не мог быть ничем иным, кроме как стрелковым полигоном, а в самой дальней части базы виднелся тренировочный городок.

М-да… Я и до этого видел, что младший Морозов настроен серьезно, но теперь… Интересно, это им настолько плевать, что подумают окружающие, или его отец уже успел подсуетиться, и все это устроили по прямому указанию Совета имперской безопасности?

На погрузочной рампе стоял дядя, и, сложив руки на груди, наблюдал за происходящим. Было видно, что удовольствия оно ему не доставляет, но, тем не менее, за ходом работ он приглядывал. Прямо как верный сторож, поставленный охранять хозяйское добро.

Морозов, наконец, остановил машину и выбрался наружу. Быстрым шагом прошел к рампе, одним прыжком вскочил на нее и поздоровался с дядей. Сначала за руку, а потом и вовсе принялся обнимать, как старого друга.

Интересно, что же их все-таки связывает, да еще и так тесно?

— Ну здравствуй… Герой…

По тону было не очень понятно, гордится мной дядя, осуждает или просто пытается таким образом скрыть тревогу. Сам я предпочитал не распространяться о случившемся, однако дяде, похоже, уже рассказали, что я участвовал в штурме поместья Распутина.

— Как там Полина? Справляется? — поинтересовался я.

— Да, на удивление. — Дядя кивнул, улыбнувшись. Кажется, то, что моя сестренка оказалась весьма хваткой бизнес-леди для него оказалось сюрпризом. Но — определенно приятным. — Говорит, уже в первый месяц в плюс выйдем.

Слушая наш разговор, Морозов улыбался, но, судя по всему, ничего против логистической конторы, которой теперь приходилось ютиться чуть ли не в углу слева от въезда на территорию, он не имел. Наша деятельность его разве что несколько забавляла — достояние древнего княжеского семейства с самого детства позволяло не задумываться о таких вещах, как капиталы.

Для Морозова богатство было просто некой константой.

— Пойдем, Владимир, покажу тебе кое-чего, — позвал он, перекинувшись несколькими фразами с дядей.

И, не удосужившись проверить, иду ли я следом, размашистым бодрым шагом двинулся дальше по рампе. Остановившись перед массивными воротами в самом конце, Морозов залез в карман, достал ключ и, зачем-то оглядевшись по сторонам, отпер дверь и шагнул внутрь.

Щелкнул выключатель, загудели, нагреваясь, лампы дневного света под потолком… Когда они перестали мигать, я огляделся, рассматривая помещение, в котором мы оказались. Пожалуй, ничего примечательного в не было: обычный склад, разве что изолированный от основного помещения. Пустые стеллажи, стопки паллет… И микроавтобус в углу.

А вот он внимание зацепил.

Я уже видел такие, и не один раз. Черный «раптор», отсутствие номеров… Прямо как те, которые чуть не угробили нас с Елизаветой во время побега с бала в Пажеском корпусе. С той лишь разницей, что эта машина выглядела значительно тяжеловеснее. Присев на корточки, я кое-как разглядел усиленные рессоры, однако несмотря на их наличие машина практически сидела брюхом на полу, что явно указывало на огромный вес то ли кузова, то ли груза… А может, и брони — если перебравшие подвеску Кулибины не поленились зашить под обычное железо еще и стальные пластины в палец толщиной.

Интересно, что там внутри?

— Смотри, Владимир, как тут все интересно.

Морозов подошел к машине, потянул за ручку и с видимым усилием открыл заднюю дверь. Я заглянул внутрь и кивнул сам себе.

Эта машина мне уже встречалась. В ту самую ночь, когда мы с товарищами обнаружили здесь базу террористов, и я позорно провалился внутрь склада сквозь лопнувшее стекло. Только тогда возможности рассмотреть странную технику во всех подробностях, к сожалению, не представилось.

Зато сейчас — пожалуйста.

Все, что я увидел в прошлый раз — какую-то клетку, оборудованную прямо в машине. Сейчас же моим глазам открылись стенки корпуса, обшитые изнутри толстым слоем металла. Слишком блеклого даже для технической стали. И, судя по отметинам по всей поверхности пластин — еще и мягкого.

Свинец. Материал, способный не только скрыть энергию Дара, но и поглотить ее как минимум втрое больше любого другого. Наверняка он и составлял основную часть массы, которая заставляла даже усиленные рессоры выгнуться и просесть чуть ли не до бетона.

Дальнюю половину фургона отделяли толстенные прутья, а в ближней прямо посередине стояло закрепленное на полу поворотное кресло и перед ним — вмонтированная в стену консоль. Кажется, недавно здесь были установлены какие-то приборы, но сейчас от электроники остались только кронштейны и ошметки алюминиевых и медных проводов, будто ее в спешке вырывали с корнем.

И что-то подсказывало — вырывали не при обыске, а куда раньше… Занятно.

— Ну как? — Морозов ухмыльнулся, явно ожидая моей реакции.

— Интересно… — я кивнул. — Очень интересно, что тут… было.

В ближайшей к кабине половине кузова вполне могла раньше стоять и какая-нибудь энергетическая установка, но воображение почему-то тут же нарисовало полную клетку изможденных и злобных седых стариков — Одаренных первого ранга. Да еще и прикованных наручниками к прутьям решетки… Такие вполне могли снести элементом хоть целое здание.

Правда, я бы на их месте начал с того, кто имел глупость запереть меня в машине.

— Мне вот тоже. А знаешь, что мне еще интересно? — Матвей, прищурившись, посмотрел на меня. — Откуда в окружении Распутина вдруг оказалось столько незарегистрированных Одаренных?

Мне это тоже казалось крайне любопытным. А если вспомнить, что еще совсем недавно рассказывал профессор Горчаков, становилось еще… любопытнее. Я готов был поспорить, что и обилие Одаренных, и происхождение супероружия, с помощью которого отправили на тот свет его величество императора и чуть не убили Елизавету — звенья одной цепи.

Старший Распутин не зря считался сильнейшим в Империи Конфигуратором. Десять с лишним лет назад он принимал участие в подготовке того самого проекта, который позволил мне вернуться с того света… и с тех пор наверняка успел научиться новым фокусам.

— А почему бы не спросить об этом его самого? — Я посмотрел на Морозова. — Качественно и с пристрастием.

— Тут, моряк, есть некоторые сложности. К сожалению. — Тот снова усмехнулся, только на этот раз — невесело. — Просто так к Григорию, мать его, Ефимовичу, не подобраться… В подробности вникать тебе незачем, но этот старый хрыч очень качественно подстраховался. Так что без прямых доказательств к нему соваться не стоит.

Я молча кивнул. Вряд ли такое полагалось знать курсанту-первогодке, но я неплохо представлял себе истинные возможности Распутина. Особенно те, которые касались его влияния на столичную публику. Старикашка прожил в Петербурге чуть ли не сотню с лишним лет и был вхож в дома даже к самым знатным местным аристократам. Разумеется, подобное никогда не афишировали, однако услугами его таланта пользовались все — от бестолковых дамочек, желавших слегка подправить доставшиеся от природы данные, до тех, кто рассчитывал с помощью сильнейшего в Империи Конфигуратора избавиться от недругов или конкурентов.

Кому-то Распутин помогал. Кому-то отказывал, а кто-то и вовсе был осведомлен о его умениях лишь по слухам или с чужих слов. Но главное — старик умел хранить чужие секреты. Которых за свой век наверняка накопил столько, что половина столичной знати скорее бы предпочла умереть, чем допустить, чтобы носитель этих тайн попал в руки сыскарей.

Иными словами, список должников и тайных покровителей Распутина вполне мог насчитывать сотни фамилий. И имен, перед которыми в приличном обществе принято упоминать светлость, сиятельство или по меньшей мере благородие.

Но… — Морозов, хитро прищурившись, посмотрел на меня. — Есть и другие варианты.

— И какие же?

— Не знаю, как тебе, но мне кажется, что старик окончательно потерял страх. А сегодняшнее нападение на тебя это только подтверждает. А значит, пришло время немного пощипать ему перышки.

— В каком смысле? — уточнил я.

— В прямом. Если мы пока не можем достать самого Распутина — самое время накрыть его гнездо в Красном Селе… Знаешь, что там на севере за железной дорогой?

Я имел кое-какое представление о тамошней географии, пусть даже и устаревшее на десять с лишним лет, но на всякий случай помотал головой.

— Ну, лет тридцать назад там просто табор стоял, — пояснил Морозов. — А может, и сорок — сейчас уже вообще не поймешь. Поговаривают, Распутин оттуда девку одну украл, ну и… В общем, неважно.

«В общем», эта самая девка, вероятно, и родила старику наследника, которого я не так давно отправил на тот свет. О его происхождении ходили самые разные слухи, из которых байки о дочери цыганского барона были, пожалуй, наиболее близки к истине.

— Потом уже дома какие-то появились, сначала самострой, потом уже нормальные… Асфальт положили, — продолжил Морозов. — То ли на казенные деньги, а то ли Григорий Ефимович постарался. И я уже не знаю, что там и как, но он в тех краях частый гость. А последние полгода так вообще чуть ли не каждую неделю ездил.

— В табор?

— Да вообще — в ту часть Красного. — Морозов махнул рукой. — Там же не только цыгане живут, и уже давно вроде как частный сектор… Формально — а на деле это даже трущобами не назовешь. Места такие, что приличные люди туда без надобности не ходят. Наркота, оружие… да и публика — сам понимаешь.

Я кивнул. В лихие восьмидесятые подобные сомнительные районы имелись даже в столице. В свое время мне пришлось даже привлекать армию, чтобы разогнать криминальную шушеру хотя бы из промзон, но убрались они, похоже, не так уж и далеко — в пригород. И за эти годы неплохо обустроились.

— В общем, народ уже давно жалуется, что эти хмыри им покоя не дают. Я давно уже думал заняться, да все руки не доходили… А вот теперь самое время. — Морозов хищно ухмыльнулся. — Считаю, пора бы немного навести порядок. По заявкам, так сказать, местных жителей.

— Силами гардемаринской роты? — усмехнулся я. — Бандюков по лесу гонять… Это как из пушки по воробьям.

— Да забудь ты про этих бандюков! Там ведь в другом дело, моряк. Все вот эти штуковины, машина, электроника тут была, — Морозов кивнул в сторону «Транзита», — оно ж не само по себе появилось! Здесь у младшего Распутина база боевиков была, а старший, думаю, в другом месте сидел.

— В Красном Селе? — догадался я.

— В нем самом. И если у него еще и лаборатория имеется… Ты в среду ночью чем занят?

Глава 6

— Мутная какая-то тема, — проговорил Корф, когда «Икс» съехал с дороги на проселок и запрыгал по ухабам. — Почему ночью, почему на своих машинах, почему не по форме?

— Слишком много вопросов, Антоша, — хмыкнул Камбулат. — Какая разница, когда и как именно дать жизни этим засранцам? Давно напрашивались.

— То есть, красноперых тебе уже мало, да? — Корф усмехнулся. — Заскучал без соревнований… Я думал, это Виталику лишь бы подраться.

— А че сразу Виталик? — Поплавский, до этого дремавший на заднем сидении, встрепенулся.

— Да ничего, просыпайся давай, приехали почти, — хмыкнул я.

За прошедшую с визита в Шушары неделю мы едва успевали поднять голову от конспектов и учебников. То ли Разумовский предусмотрительно решил нагрузить взбудораженных нашими с товарищами подвигами курсантов занятиями, то ли преподаватели Корпуса сами по себе пробудились после новогодней спячки — злобствовали они, пожалуй, даже похлеще, чем на сессии.

Так что в чем-то я даже понимал Камбулата: за эти дни мы уже совсем заржавели, а тут хоть какое-то движение. А если еще и удастся напасть на след лаборатории Распутина или заполучить улики, доказывающие причастность «сибирского старца» к убийству императора и покушения на Елизавету…

Впрочем, так далеко мои мысли пока не простирались. Куда больше беспокоило то, что происходило прямо сейчас: затея младшего Морозова все меньше и меньше напоминала санкционированную сверху полицейскую операцию… И все больше — самую обычный ночной налет.

Похоже, Корф прав — мутная тема.

Машина выкатилась на пустырь, где уже было запарковано около двух десятков автомобилей. Камбулат остановился рядом с видавшим виды «Ленд Крузером» и заглушил мотор.

— Ну что, господа унтер-офицеры… и прапорщик, — Поплавский потянулся, разминая затекшую от долгого сидения спину, — отправимся навстречу приключениям?

— Главное, чтобы не навстречу неприятностям, — мрачно буркнул Корф.

Я вышел из машины и огляделся. Пустырь был заполнен автомобилями, и возле одного из них, большого пикапа, толпились крепкие мужские фигуры. Судя по всему, туда нам и надо.

— Стоп, — скомандовал я друзьям, когда все выбрались из машины. — Камбулат, открой-ка нам…

Тот щелкнул брелком, и багажник «Икса» медленно распахнулся.

— Примеряйте, судари.

Я вытряхнул из сумки снаряжение, прихваченное из «штаба». Легкие «броники» скрытого ношения вряд ли смогли бы противопоставить хоть что-то автоматной очереди или даже одиночному выстрелу в упор, но от ножа или случайной пули на излете вполне могли защитить.

— Это зачем? — осторожно поинтересовался Корф.

— Затем, Антоша, что мы сюда не в игрушки играть приехали, — Камбулат хлопнул товарища по плечу и первым потянулся за бронежилетом. — Случаи-то, как известно, бывают всякие.

— Я уже говорил, что мне все это не нравится? — пробурчал Корф, расстегивая куртку.

— И даже, кажется, не один раз, — хмыкнул я, облачаясь.

Ну да, дорогой барон, это тебе не в штабе сидеть в обнимку с мониторами и пультом от «коптера». Иногда приходится и поучаствовать лично — даже работником умственного труда.

— Стильно, модно, молодежно. — Поплавский подтянул ремень на поясе. — Мне идет?

— Еще как… Готовы? — усмехнулся я. — Ну, тогда пошли.

Я закрыл багажник и направился к пикапу, безошибочно определив среди обступивших машину командира.

Рост — под два метра, в плечах — косая сажень, рука — как у меня нога. В его бороде, пожалуй, могло бы поселиться целое семейство птиц. И не каких-нибудь там воробьев или синичек, а полноразмерных жирных голубей… Внушительный дядя.

— Владимир? — прогудел здоровяк. И, не дожидаясь ответа, продолжил. — Я от Матвея. Командую операцией.

То ли они с его сиятельством были давно и близко знакомы… То ли фамилию и даже отчество Морозова почему-то не следовало произносить вслух

— А самого Матвея не будет? — поинтересовался я.

— Дела у него, сдернули в последний момент, так что я за него. Давай, экипируйся.

Я удивленно вскинул брови, но от дальнейших вопросов благоразумно воздержался Судя по тому, что говорил недавно Морозов, возглавлять сводный отряд должен был именно он лично. Как и отвечать за любые сложности, которые возникнут в процессе…

И вдруг — дела.

Я подошел к пикапу, где в свете ручного фонарика виднелась целая груда оружия. В основном — дробовики с фонарями на цевье. Рядом стоял ящик с какими-то тряпками.

— Работаем травматическим, — бородач сунул мне дробовик и увесистую коробочку из картона. — В патронах резина, но с близкого расстояния мало не покажется никому. В лицо старайся не стрелять, убьешь. А в остальном — ну… как получится.

— Там тоже резина? — я кивнул на нескольких парней с автоматическими винтовками.

— Там — наша страховка на случай, если шмалять начнут, — отрезал бородач. — На вот, тоже, возьми.

Достав из ящика тряпку, он сунул ее мне. Я пригляделся.

Маска-балаклава. С каждой минутой все интереснее…

— Лицами светить тоже не нужно. В общем, смотри в оба и делай, как все.

Отличный инструктаж, ничего не скажешь. А главное — исчерпывающий и понятный.

Я отошел, дождался, пока Корф, Камбулат и Поплавский получат оружие и ценные указания, и мотнул головой, отзывая друзей в сторону.

— Кажется, Антоша, ты оказался прав, — мрачно проговорил я. — Блудняк какой-то намечается. Матвея нет, балаклавы эти…

— А я предупреждал! — Корф был мрачнее тучи. — Может, свалим, пока не поздно?

— Да уже поздно, — покачал я головой. — Ладно, смотрите в оба и держимся вместе. Прорвемся, если что.

Я проверил дробовик, дернув затвор, поймал вылетевший из окна экстрактора патрон и втолкнул его обратно. Распотрошив коробку, засунул еще семь красных цилиндриков в держатель на прикладе, а остальные распихал по карманам. Что ж. Вроде готовы…

— Острогорский, ты? — послышался смутно знакомый голос

А потом из темноты вынырнула коренастая фигура. Штабс-капитан гардемаринской роты, с которым мы сначала гоняли по лесу старшего Гагарина, а потом бок о бок штурмовали поместье Распутина.

— Угу, — мрачно кивнув, я пожал протянутую руку. — Какими судьбами?

— Да здесь вообще наших хватает, — Штабс развернулся и указал на несколько фигур, замерших чуть в стороне от остальных. — Многих этот беспредел задолбал, так что, если появилась возможность навести порядок…

— То есть, ты так это расцениваешь? — я внимательно посмотрел на него.

Про поиск таинственной лаборатории Распутина Морозов, похоже, предпочел не распространяться.

— А как еще, если полиции плевать?

— А Сергей Юрьевич в курсе? — прищурился я.

— Нет. Надеюсь, что и не узнает, — помрачнев, буркнул штабс. — Мне кажется, ты тоже его в известность не поспешил поставить. А должен бы…

— Кому должен — всем прощаю. — Я ухмыльнулся и закинул дробовик на плечо. — Ладно, чего уж теперь.

Судя по всему, Морозов-младший использовал… скажем так, кое-какие личные связи — отцы чуть ли не трети офицеров гардемаринской роты заседали в Совете безопасности, и всех их его сиятельство наверняка знал лично чуть ли не самого детства. Так что солянка получалась в высшей степени интересная: Гардемарины, курсанты Морского корпуса, Следственный комитет. И какие-то мутные личности в сторонке…

Кажется, ночка предстоит та еще.

— Давайте вместе держаться, — предложил штабс. — Иван, кстати.

— Владимир. — Я снова пожал протянутую руку. — Давай. Так оно как-то… Спокойнее.

— Мужчины, выдвигаемся! — послышался зычный голос бородача, и все сразу пришло в движение.

Что ж. Сейчас увидим, каким образом Морозов-младший здесь «улики» искать собрался…

Машины остались на пустыре, а мы двинулись в сторону частного сектора, разбившись на несколько групп. Шли через лес, по колено в снегу, перемахнули через железнодорожную насыпь, миновали посадку и вышли к поселку с тыла. И только когда до ближайших построек осталось метров пятьдесят-семьдесят, бородатый поднял руку и остановился, оглядывая театр предстоящих действий.

Да уж, Морозов был прав: трущобы те еще. Куча домов, домишек и домиков, жавшихся друг к другу, как пчелиные соты. Вот только в пчелином улье порядка куда больше, как в прямом смысле, так и в переносном. Узкие извилистые улочки были завалены хламом, дороги не расчищены… Из дымоходов и просто дырок в крышах шел вонючий дым, а сами лачуги выглядели так, будто их собирались снести еще в прошлом веке, да так и забыли.

На весь Цыганский, как его называли в Красном Селе, квартал, было всего несколько нормальных домов. Стояли они по центру, особняком от остального «шанхая», отгородившись от бедноты высокими и крепкими заборами. Да и отопление там было явно не печным. Видимо, там жили местные воротилы. Бароны…

Или как их называют теперь, когда среди местной шушеры цыган уже не больше половины?

Бородатый изобразил рукой пару жестов, и часть импровизированного отряда отделилась от основной массы. Темные фигуры разошлись в стороны, охватывая квартал кольцом. Я заметил, что именно эти бойцы, в отличие от остальных, были вооружены огнестрелом. С каждой минутой происходящее нравилось мне все меньше, но сдавать назад и изображать оскорбленную невинность, как я сам недавно сказал Корфу, было уже поздно.

Ладно. Будем надеяться, что у страха глаза велики, и я себе слишком много насочинял. Вот только опыт прожитых шестидесяти с лишним лет подсказывал, что на самом деле все примерно так и обстоит. Но чего уж теперь…

— Делимся на группы. Идем по улицам, заходим в дома, осматриваем на предмет запрещенки. Наркотики, оружие, самогон… Двигаемся от краев к центру, население сгоняем туда же. Кто начнет возмущаться или сопротивляться… Вы знаете, что делать. — Мне показалось, что бородатый хищно усмехнулся под балаклавой, предвкушая развлечение. — Все, пошли. Ты и ты, — Палец в перчатке поочередно указал на меня с Камбулатом. — Идете со мной, страхуете спину, смотрите, чтоб никто не свалил в лес. Вперед!

Бородатый и еще один из незнакомых мужчин, которых я заочно отнес к ведомству Морозова-младшего, двинулись вперед. Вместе с ними пошла еще двойка — из тех, кого я про себя окрестил мутными типами. Мы с Камбулатом — за ними, переглянувшись на ходу. В балаклаве мой товарищ выглядел незнакомо и чуждо, будто вдруг превратился в кого-то другого, мне совершенно не знакомого. Охватившие его эмоции выдавали только глаза.

Кажется, боевой задор, с которым мы ехали сюда, покинул Камбулата окончательно, и теперь все происходящее уже не казалось ему веселым и интересным приключением.

Ладно. К черту эмоции. Морозов прав: кто-то все равно должен навести порядок, если ни полиция, ни власти не реагируют. А питать теплые чувства к местным у меня не было ни единого повода, особенно после атаки на физфак. Мои собственные методы в прошлой жизни сложно было назвать мягкими, исполненными высокой морали или однозначно этичными. И прозвище Серый Генерал я заслужил не только за раннюю седину.

Так что все метания — прочь. Пришло время вскрыть этот гнойник.

— Готовы? — бородатый взглянул на меня, и не дожидаясь подтверждения, повернулся ко второй двойке. — Ваша сторона левая, наша правая. Вы, — снова взгляд на нас, — остаетесь здесь. Появится кто не из наших — лупите по корпусу. Все, работаем!

Четыре фигуры разделились, расходясь по разные стороны улицы. Бородач на миг замер у дверей ближайшей лачуги, а потом врубил фонарь на цевье в режим стробоскопа и мощным ударом ноги снес хлипкую дверь с петель.

— На пол! Все на пол, быстро! Лежать, я сказал!

Глава 7

Грохнул дробовик, послышался истошный женский крик, мат, звуки ударов… Примерно то же самое раздалось и с другой стороны. А через полминуты хаос охватил весь поселок: крики, ругань, выстрелы… Я покачал головой.

Шороху мы здесь действительно наведем… Вот только что из этого получится?

Через минуту хлопнула дверь дома справа, и на улице показался бородатый. Перед собой он гнал смуглого, чернявого мужика лет сорока и двух подростков — полные копии старшего. Следом за супругом и сыновьями семенила закутанная в огромный цветастый платок женщина.

— Пошли, пошли, быстро!

Один из пацанов замешкался, и бородатый толкнул его стволом дробовика в спину. Тот вскрикнул, мужик развернулся, намереваясь что-то сказать… И тут же полетел на землю, получив прикладом в грудь от второго бойца в балаклаве.

— Встать! Пошел, быстро! — рявкнул тот, пиная беднягу по ребрам. Тот кое-как поднялся, и, согнувшись, заспешил к выходу из двора.

— Пошли, кому сказано! — рявкнул бородатый. — В центр поселка! Дернетесь — стреляю!

Калитка перед домом слева распахнулась, и из нее практически вывалился молодой парень с окровавленным лицом. За ним показалась вторая двойка наших.

— Пошли! Быстро! Нехрен тут стоять! — вразнобой кричали «штурмовики».

— Следующий дом! — рыкнул бородатый.

Мы сместились чуть дальше по улочке, и процедура повторилась.

— Твою мать, Вовка, это что происходит? — когда из следующего дома пинками выгнали молодую цыганку, прижимающую к груди орущий сверток, глаза Камбулата под балаклавой стали совсем дурными. — Они что, вконец с ума посходили?

— Полицейская операция, — буркнул я, наблюдая, как кто-то из местных пытается броситься на бородатого и получает прикладом в лицо. — Вот так вот «на земле» и работают. Или ты думал, что все красиво и чистенько, как в кино?

— Нет, но…

— Смотри лучше в оба! — оборвал я друга, внезапно разозлившись.

Причем злился я не на Камбулата. А то ли на бородатого, то ли на себя… то ли на ситуацию в целом. Которая, несмотря на мои же слова, несмотря на всю неприязнь, что я сам питал к местным, казалась мне неправильной и… грязной.

Странно. В прежней жизни я, наверное, и внимания не обратил бы на подобное. Но сейчас острое и даже болезненное ощущение шло откуда-то изнутри, чуть ли не прямиком из спинного мозга. Навсегда исчезнувшая личность Володи Острогорского будто на мгновение прорезалось из глубин бытия, чтобы огрызнуться. Похоже, все это парню нисколько не нравилось…

Или все-таки мне, а не ему?

Где-то в отдалении сухо хлопнул пистолетный выстрел, раздалась короткая очередь, и истошно закричала женщина. Грохот выбитой двери, звон вылетевшего стекла… Через мгновение одна из лачуг на соседней улице вдруг вспыхнула. Бородатый остановился, ухмыльнулся, и, кивнув напарнику, проговорил:

— Давай тоже ускорим процесс.

Тот повернулся к нему спиной, подставляя рюкзак. Едва слышно щелкнула застежка «фастекса», открывая клапан, и в воздухе резко пахнуло бензином. Достав из рюкзака бутылку с торчащей в ней тряпицей, бородатый шелкнул зажигалкой и швырнул емкость в только что «досмотренную» хижину. В темноте послышался звон, и дерево тонких стен, слепленных из того что под руку попадется, тут же охватило пламя.

Стоп, на такое мы не договаривались!

— Давай! — рыкнул бородатый, и вторая бутылка полетела в дом напротив. Да что за?..

— Эй! — Я шагнул вперед. — Ты чего делаешь?

— А как ты думаешь? — рот бородатого в прорези маски ощерился жутковатой улыбкой. — Выкуриваю тараканов. Или ты хочешь до утра здесь возиться? Пошли, работаем! — Это уже «штурмовым» двойкам. — Вперед!

— Вот дерьмо собачье… — пробормотал Камбулат.

И я с ним был полностью солидарен.

Через пару минут огнем была охвачена половина квартала. Теперь уже далеко не во все дома приходилось вламываться, выгоняя их обитателей на улицу. Местные сами выскакивали, одетые, кто во что, и тут же нарывались на резиновые пули из дробовиков, удары прикладами и пинки. В квартале воцарился хаос.

Я скрипнул зубами. Твою мать! Да никаким обыском здесь и не пахнет! И никакой лаборатории нет, и не было никогда! Морозов сейчас просто мстит! Грубо и незатейливо, как браток из лихих восьмидесятых! То ли за то, что кто-то из местных осмелился поднять оружие против его «протеже», то ли за что-то личное…

Хотя нет. Скорее всего, он просто показывает старшему Распутину, кто главный в этом городе. Тешит свое непомерно раздутое эго и напоминает, кто тут хозяин. Именно это и планировалось, а все разговоры о поисках улик для следствия… Бред для наивных юношей с курсантскими погонами.

А вот я мог бы догадаться и пораньше.

В центре поселка снова захлопали выстрелы, закричали раненые, заголосили женщины… Мы же просто шли по улице, методично прочесывая каждый двор и гоня местных перед собой.

В доме слева, куда только что вошли «штурмовики» зазвенело стекло, послышался грохот, крики и мат, а потом целый пролет ветхого забора рухнул, и на улицу, бешено озираясь, выскочил голый по пояс мужик с АКСУ в руках. Увидев нас, он оскалился, вскинул оружие…

Я отреагировал, не думая. Приклад дробовика ткнулся в плечо, палец рванул спуск — и полураздетая фигура согнулась пополам, получив тяжелую резиновую пулю в живот. Рухнула на колени — но автомат не выпустила. Я дернул цевье, досылая следующий патрон, и выстрелил еще раз. Мужика швырнуло назад, его оружие с лязгом упало на землю, и из калитки тут же показались «штурмовики».

Один тащил другого, а тот прижимал руки к животу. Сквозь пальцы струилась кровь. Увидев извивающегося цыгана, раненый что-то нечленораздельно прорычал, сунул свободную руку под куртку, выхватил пистолет и почти не целясь выстрелил. Пуля угодила в голову, и тело на земле дернулось и замерло.

— Какого… — Выгнавший из двора новую партию местных бородатый моментально оценил ситуацию, выругался и скомандовал: — В огонь падаль! Быстро! А вы, — бородатый обернулся к нам, — берите раненого и тащите в центр, там найдите медика. Мы почти закончили, справимся без вас. Понятно?

— Да, — буркнул я.

Калитка хлопнула второй раз, и прямо на труп бросилась женщина. Закричала, заголосила, обнимая мертвеца. Передавший нам раненого напарника «штурмовик», что-то прорычал, и, шагнув вперед, без замаха ударил женщину ногой в голову. Та вскрикнула и упала.

А я почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается холодная ярость.

— Какого хрена⁈ — Я повернулся к бородатому.

— Заткнись и делай, что говорят! — рявкнул тот. Но, поймав мой взгляд, осекся и продолжил уже спокойнее. — Так надо, боец. С ними нельзя иначе, они по-другому не понимают. Это работа, мужик. Такая же, как и все остальные. Грязная и мерзкая — но кому-то ее нужно делать. А сейчас — бери нашего и тащи его к медику! Быстро!

Я сцепил зубы, пообещав себе припомнить бородатому это его «заткнись», и подхватив раненого, поспешил вперед. Рядом сопел Камбулат.

— Вовка, это подстава какая-то, — пробурчал он. — Я на такое дерьмо не подписывался.

— Я тоже, — сквозь зубы буркнул я. — Подожди. Разберемся.

На пятачке у «богатых» домов уже собралась целая толпа. Местные, сбившись в кучу, стояли, с ненавистью глядя на окруживших их бойцов с автоматами, несколько человек лежали лицом в землю, сцепив руки на затылке, а вычурно одетый мужчина с длинными, волнистыми волосами, тронутыми густой проседью, что-то пытался доказать рослому парню в черной тактической куртке и балаклаве.

— Где медик? — Я вышел к центру площадки. — У нас тут раненый!

— Сюда давай! — позвали от забора.

Я сориентировался, увидев бойца с аптечкой в руках, и поспешил к нему. Тот хлопотал над распростертым на земле телом… А потом выругался и закрыл лежащему глаза. Я скрипнул зубами, с ужасом впиваясь взглядом в мертвеца.

И тут же выдохнул. Не Поплавский, не Корф… И не гардемарин… кажется.

— Что тут у вас?

— Очередь… В упор… — простонал раненый.

— Дерьмо! — Медик рванул молнию на сумке. — Давайте, кладите его сюда. Да аккуратнее, аккуратнее!

Мы с Камбулатом опустили раненого на землю и, переглянувшись, и отошли в сторону.

— Ох и встряли мы, Вовка…

— Ладно. Не боись, — бросил я, просто чтобы не молчать. — Прорвемся.

А длинноволосый все продолжал доказывать что-то застывшим черными статуями фигурами в балаклавах.

— Мы заплатили! Только позавчера заплатили! Нас обещали не трогать! — кричал он. — Что еще нужно сделать? Еще денег? Скажите сколько, я дам! — Барон, или кто там у них за главного, был в отчаянии. — Давайте договоримся! Нужно платить больше — мы будем платить больше! Зачем вы женщин трогаете? Детей зачем?

И тут на площадке появился бородатый. Окинув взглядом открывшееся зрелище, заметил тело у забора, медика, суетящегося над раненым, шагнул к барону, и коротким, выверенным ударом приклада сбил его на землю и принялся охаживать ногами.

— Заплатить? — Наконец, он остановился, тяжело дыша. — Ты хочешь заплатить? Хорошо. Сейчас ты, сука, заплатишь! За все!

Бородатый отошел на шаг, и, повернувшись к бойцам, продолжавшим держать на прицеле толпу местных, кивнул.

— Давайте. Гоните это отребье к нему в дом. Всех!

Часть бойцов принялась пинками и прикладами сгонять воющую толпу к калитке… Но примерно треть остались на месте, переглядываясь.

— А вы чего стоите? Два раза повторять надо?

— Ты что делать собираешься? — раздался чей-то голос.

— Что я собираюсь делать? — бородатый коротко хохотнул. — Табор уходит в небо, слышал такое? Вот сейчас я его туда и отправлю. Клубами дыма.

Я вдруг успокоился — разом, в одно мгновение, будто кто-то щелкнул переключателем. Метавшаяся внутри чужая воля окончательно слилась с моей собственной, и на смену полыхающей ярости пришла уверенность. Шагнув вперед, я сорвал балаклаву, бросил ее на землю и развернулся к бородатому.

— Завязывай с этим дерьмом.

— Что? — Тот будто не расслышал. — Чего ты сказал?

— Я сказал: завязывай с этим дерьмом! Мы не палачи. То, что ты собираешься сделать…

— Ты чего, щенок, совсем берега попутал? — В голосе бородатого зазвучало искреннее удивление. — Нацепи морду на место и делай, что говорят!

Я посмотрел в полубезумные глаза за прорезью балаклавы, усмехнулся… И ударил Молотом, в последний момент успев сдержаться, чтоб не превратить человека напротив в кровавую кляксу. Охнув, бородатый отлетел на десяток шагов, с грохотом впечатался спиной в металлический забор и медленно сполз по нему на землю.

— Что за…

На секунду все замерли, а потом пропахший порохом и кровью полумрак вокруг пришел в движение. Защелкали затворы, и мне в грудь нацелились стволы дробовиков и примерно полудюжины автоматов. Я отшвырнул оружие и зажег в ладонях два Разряда, готовых в любой момент сорваться и ударить. На землю полетела еще одна балаклава, и Камбулат встал рядом со мной.

— Тушите огоньки, парни, — послышался приглушенный маской надтреснутый голос бородатого. — Вы не понимаете, куда лезете.

— Это ты не понимаешь, — раздалось в стороне. — Бросайте свои пушки и валите на хрен, пока мы всех здесь в блин не раскатали!

Я быстро взглянул в сторону говорившего. Иван также избавился от маски, и, набычившись, смотрел на целящегося в меня бойца. За его спиной стояла полудюжина гардемарин, готовых в любую секунду пустить Дар в ход. А рядом с ними — мои товарищи, успевшие где-то раздобыть автоматы. Вжимающий приклад в плечо Поплавский выглядел, как всегда, невозмутимо, ноздри Корфа раздувались от страха и возбуждения, но смотрел он решительно. Воздух буквально искрил от напряжения.

— Ты на кого прыгаешь, падаль? Да мы… — начал было тот бородатый, но Иван решительно оборвал его на полуслове.

— Тихо! Пушки на землю. Два раза повторять не…

Непонятно, чем закончилось бы это противостояние, если б не вмешалась третья сила. Откуда-то со стороны железной дороги взревели моторы, вспыхнули прожекторы, превращая ночь в день, завыли сирены, и над горящим Цыганским кварталом загремел голос, многократно усиленный динамиками:

— Всем бросить оружие и поднять руки!

Щурясь от яркого света, я сквозь пальцы посмотрел в сторону источника звука и непроизвольно вскинул брови.

Темнота переливалась десятками проблесковых маячков, и нас стремительно окружили вооруженные спецы в «брониках». А в отдалении весьма недвусмысленно топырил ствол крупнокалиберного пулемета бронетранспортер, на котором и был установлен прожектор.

— Всем поднять руки! — прогрохотали динамики. — Работает особая комиссия!

Автоматы и дробовики полетели на землю, а бойцы один за другими поднимали руки, стараясь держать их на виду. Встретившись взглядом с Поплавским, я едва заметно кивнул. Тот выпустил автомат и пихнул локтем Корфа — его благородие барон, похоже, так и не успел понять, что происходит.

— А теперь — руки на затылок! — последовала новая команда. — И по-одному ко мне!

Я поймал внимательный взгляд Ивана. Перед тем как сцепить пальцы за головой, он улыбнулся, одобрительно кивнул и, кажется, даже подмигнул напоследок. Будто хотел сказать — не извольте беспокоиться, господин прапорщик. Как-нибудь прорвемся.

М-да. Кажется, эта ночь закончится еще не скоро. И совсем не так, как я рассчитывал.

Глава 8

— Да уж… Вляпались так вляпались, — тоскливо вздохнул Камбулат, вытягивая ноги.

Мебель в коридоре оказалась до отвратительного неудобная. Я с трудом мог представить, где в две тысячи пятнадцатом реально раздобыть такой антиквариат. Скрипучие деревянные стулья явно были родом из прошлого века, причем откуда-то из середины. А обтянутые потрескавшимся бордовым кожзамом лавки — и того древнее.

Местные наверняка могли позволить себе обстановку побогаче, но будто нарочно экономили, чтобы ожидавшие в коридоре успели вдоволь проникнуться зашкаливающим уровнем дискомфорта. Который сочился здесь буквально отовсюду — от трещин на давным-давно пожелтевшем потолке до щелей между ветхими плинтусами и полом. Стертый чуть ли не до дыр линолеум, деревянные оконные рамы и отсутствие обоев как таковых — стены когда-то просто выкрасили бежевой краской и с тех пор, кажется, не трогали ни разу.

Я будто вернулся в те времена, когда мое прежнее тело было немногим старше нынешнего, и наверняка тогда этот коридор выглядел точно так же, как сейчас.

Вот только узнать я его почему-то никак не мог, хотя неплохо помнил все казенные дома в Петербурге — включая те, которые не значились не то, что картах, а даже в телефонных справочниках для специальных учреждений. Когда автобус свернул с Невского на набережную Фонтанки, я уже подумал было, что нас определят в здание, где квартировался корпус жандармов, но нет — сияющая проблесковыми маячками колонна проехала чуть ли не до самого Летнего сада и остановилась перед Пантелеймоновским мостом. Двери распахнулись, и вежливый мужчина в штатском сопроводил нас…

Куда? Вряд ли Третье отделение успело переехать сюда с Гороховой улицы. Следственный комитет и главное полицейское управление наверняка все так же бок о бок располагались на Литейном проспекте, а переданное Совету еще в начале века здание — на Дворцовой площади. На визит в Петропавловскую крепость наши прегрешения, пожалуй, не тянут, а значит…

Да ничего это, блин, не значит.

Я рывком поднялся и прошелся в сторону окна, разминая ноги.

— Владимир! Почему вы все время ходите? — поинтересовался Камбулат. — Вы ведь все равно сидите.

Шутка в целом было ничего, но сейчас почему-то не вызвала ничего, кроме раздражения. Не то чтобы меня так уж тревожила наша участь, однако задуматься определенно стоило. И больше всего смущало то, что я никак не мог понять, куда нас привезли. И что за контора успела так резво подорваться в Красное село посреди ночи вместе с полицией. Корочки я рассмотреть не успел, но судя по тому, как присмирели и матерые гардемарины, и даже горластый бородач, которого Морозов назначил своим… кхм, представителем — с полномочиями у вежливых и серьезных господ в штатском все было в порядке.

— Ты хоть знаешь, где мы вообще? — Камбулат завалился на бок и закинул ноги в ботинках прямо на лавку. Видимо, сидеть ему уже осточертело окончально. — И долго нам тут еще… сычевать?

— Понятия не имею, — честно признался я.

Никаких подсказок вроде табличек у дверей или плакатов на стенах вокруг не наблюдалось, да и спросить было не у кого: гардемарин сразу из автобуса увели на верхний этаж, а остальных и вовсе увезли куда-то дальше по набережной. А нас ненавязчиво сопроводили сюда.

Формально — в качестве свидетелей. Фактически…

И бросили — где-то часа на два. И я уже всерьез было подумывал просто взять и удрать, но тут в кабинет вызвали Поплавского. И держали там уже давно. Не настолько, чтобы всерьез начать дергаться, но уж точно не пятнадцать-двадцать минут. На банальную сверку документов ушло бы впятеро меньше, и чем дольше бедняга оставался там, за дверью, тем больше я убеждался, что сегодняшняя ночь будет долгой. И мы имеем все шансы опоздать на утреннее построение.

И это если предположить, что случится чудо, и местные чины «забудут» сообщить в Корпус, что четыре курсанта каким-то образом оказались в Красном Селе и занимались там весьма сомнительными делами — и в весьма сомнительной компании. Наверняка Морозов попытается как-то утрясти вопрос с Разумовским, но на этот раз может не спасти даже отцовский авторитет. Странный ночной налет с самого начала отдавал тем еще душком, а уж когда выяснилось, что его сиятельство и вовсе не планирует появиться лично…

Похоже, никаких указаний сверху у него все-таки не было.

— Ну, ничего. Зато в Ставрополье сейчас тепло, а не эта грязь, — тоскливо проговорил Камбулат, словно прочитав мои мысли. — Домой поедем…

— Отставить — домой. — Я махнул рукой. — Прорвемся как-нибудь.

— Не уверен, — подал голос Корф.

Его благородие барон до этого сидел молча. То ли мысленно ругал себя за неосторожность, то ли представлял, что с ним сделают родители, когда он с волчьим билетом вылетит из Корпуса и вернется в Ярославль. Видимо, картина получилось настолько живая, что…

А впрочем, нет — не похоже. Корф вечно залипал в смартфон, не выпуская его из рук дольше, чем на пару минут, однако теперь на экране гаджета происходило что-то необычное. Не только интересное, но и, кажется, непостижимым образом связанное с нашими сегодяшними злоключениями.

— Идите-ка сюда.

Корф чуть сдвинулся на лавке, приглашая меня устроиться рядом. Я послушно уселся, а с другой стороны тут же плюхнулся Камбулат.

— Опять этого дурачка своего смотришь? — усмехнулся он. — Вот бы всех этих блогеров к нам в располагу хотя бы на недельку. В наряды походить, на физ-ру, на строевую… Сразу бы поняли, как надо отечество любить.

На экране смартфона мелькнула уже знакомая белая маска с тонкими черными усами. Похоже, Корф наткнулся на очередной выпуск на канале. Он был слишком дисциплинированным, чтобы смотреть со звуком, однако бегущая строка субтитров вполне заменяла голос. Интонаций она, конечно же, не передавала, но я почему-то ничуть не сомневался, что блогер, как обычно, язвит.

— … беспрецедентно-тяжелой обстановкой нами было принято непростое, но необходимое решение, — поведали буковки на экране. — Формально межведомственная комиссия была учреждена только недавно, но смею вас заверить — эти люди еще до Нового года начали работать в направлении…

От удивления я даже закашлялся. Впрочем, все тут же встало на свои места: изображение сменилось и перед нами вместо Маски появилась лоснящаяся физиономия Келлера. Да и речь как раз была в стиле его высокопревосходительства — пространная, пестрящая сложными словесными наворотами и при этом абсолютно пустая. Попытавшись угнаться за бегущей строкой, я потерял ход мыслей почти сразу. К счастью, пояснения не заставили себя ждать.

— Итак, в столице в данный момент работает полиция, федеральный Следственный комитет, Третье отделение собственной его величества канцелярии, — вновь возникший на экране Маска принялся демонстративно загибать пальцы. — А также отдельный корпус жандармов, не говоря уже о частных сыскных агентствах и сотрудниках министерств, которые так или иначе подключили к расследованию покушения на ее высочество Елизавету Александровну… Итого не менее четырех контор, друзья мои. Однако террористы и прочие темные личности продолжают разгуливать по Петербургу, как у себя дома. И что же делает наше мудрое руководство? — Маска сделал драматическую паузу и, воздев руки, — закончил. — Правильно — создает еще одну организацию! Слава канцлеру!

Бегущая строка исчезла, и Корф осторожно прибавил звук. Из динамиков телефона тут же донесся звук продолжителых апплодисментов, в который понемногу вплеталась знакомая всем с детства задорная цирковая мелодия. И под ее аккомпанемент в кадр вприпрыжку вбегали крохотные мультяшные клоуны всех размеров и мастей. Объединяло их только одно — в замазанных гримом чертах присутствовало неуловимое сходство с…

— Ты смотри — вылитый Келлер, — захихикал Камбулат, ткнув пальцев в экран. — Вообще одно лицо!

— Да тихо ты. — Корф отодвинул телефон. — Дай досмотреть!

А вот мне досматривать, похоже, было уже нечего. Маска продолжал срывать покровы и жечь глаголом, и наверняка планировал делать это еще минут десять, однако я в дальнейшем разжевывании уже не нуждался.

Межведомственная комиссия — это, пожалуй, объясняло если не все сегодняшние странности, то многие. Скорее всего, именно они и нагрянули в Красное Село вместе с полицейскими экипажами. Привезли с собой достаточно полномочий и утверждающих эти самые полномочия документов — и даже гардемарины тут же прикусили языки.

Вот только в одном блогер все-таки ошибся — отрабатывала комиссия как надо. Ведь придумали ее вовсе не для того, чтобы бороться с террористами, заговорщиками и прочей политической шушерой. Просто другого способа хоть немного прижать разбушевавшихся сторонников Морозова, похоже, уже не осталось. Наверняка официально это называлось борьбой со злоупотреблением полномочиями и расследованием каких-нибудь вопиющих случаев, однако в целом смысл мне был уже ясен.

Силы зла нанесли ответный удар. После захвата базы в Шушарах и уж тем более гибели младшего Распутина им пришлось залечь на дно, однако явно не насовсем. И даже потеря чуть ли не всех боевиков не сломила заговорщиков окончательно. Вступать с Советом и армейской машиной в открытую схватку было бы самоубийством, и они просто сменили стиль игры. Кто-то решил использовать вместо оружия административный ресурс…

Но кто именно? Явно не Келлер — его высокопревосходительство канцлер произносил речи, задорно улыбался на камеру, однако никаких решений, конечно же, не принимал — только озвучивал чужие.

Кто-то весьма высокопоставленный. И старший Распутин, при всем его опыте, коварстве и возможностях так или иначе влиять на высший свет столицы на роль таинственного кукловода все-таки не тянул — не тот калибр. А вот знать верховного заговорщика старик наверняка мог…

Из размышлений меня вырвал негромкий скрип петель. Дверь напротив распахнулась, и из нее показался улыбающийся во все тридцать два зуба Поплавский. Судя по безмятежной физиономии, застенки неведомой конторы его не только не сломили, но даже не заставили особо нервничать.

— Ну, что там? — нетерпеливо поинтересовался Корф.

— Сатрапы. Мучители! — Поплавский картинно закатил глаза. И вдруг развернулся, показывая закрытой двери средний палец. — Только хрен им. Не на того, козлы, напали.

— Ты потише бы, — буркнул Камбулат.

— Лучше скажи — чего там тебя спрашивали? — Корф разве что не подпрыгивал от тревожного любопытства. — Нам ведь сейчас тоже идти…

— Да ерунду всякую, — беззаботно отмахнулся Поплавский, устраиваясь на стуле прямо около двери. — Кто такой, зачем приехал в Красное село, что там делал…

— А ты чего? — усмехнулся Камбулат.

— А я сказал, что мы с друзьями по банкам стреляли. Ну, а что какие-то там господа с резиновыми пулями в ребрах в больницу поступили — так это не надо было в такое время без фонариков ходить.

— По банкам? — Корф со стоном хлопнул себя по лбу. — В Красном селе? В три часа ночи?

— Ну… а что такое? Всякое ж бывает.

Поплавский определенно что-то не договаривал, однако в его способности выкрутиться из любой, даже самой безнадежной ситуации, я ничуть не сомневался. А вот остальные подобной суперсилой, к сожалению, не обладали. И когда дверь в кабинет снова скрипнула, открываясь, я на всякий случай приготовился к худшему.

— Так… Следующий! — В коридор высунулась почти лысая голова с огромными кустистыми бровями и бакенбардами цвета волчьей шкуры. — Камбулатов — в кабинет.

Глава 9

На этот раз сидение в коридоре оказалось еще более томительным. Для Корфа, во всяком случае. И если возвращения Поплавского он ожидал с изрядной долей скуки, то теперь убрал телефон, чего на моей памяти, можно сказать, и не случалось вовсе. Бедняга сидел, как на сковородке, то и дело ерзая, а через четверть часа и вовсе вскочил и принялся ходить туда-сюда, пока дверь со скрипом не распахнулась, и к нам не вернулся мрачный как туча Камбулат.

Который тоже не смог поведать ничего особенно полезного. Чинуш иж межведомственной комиссии наделили изрядными полномочиями, но, похоже, забыли отсыпать профессионализма или хотя бы обычной смекалки. Вопросы они задавали самые что ни есть банальные и предсказуемые, да и давили без огонька. Не знаю, кого именно его высокопревосходительство канцлер пожелал увидеть в рядах только-только народившегося следственного органа, но серьезных талантов сыскного дела среди них определенно не имелось.

Такое я уже проходил — и десять лет назад, и пятнадцать, и даже в те времена, когда еще носил капитанские погоны. Определенная категория офицеров отлично умела брать под козырек и с лихим и придурковатым видом бежать исполнять распоряжения, но на этом их таланты обычно и заканчивались — работать у них… скажем так, не очень получалось.

И после рассказа Камбулата я уже почти не сомневался, что высочайшая воля собрала под крышей здания на Фонтанке именно таких. А чтобы вот так запросто расколоть бойцов гардемаринской роты и уж тем более курсантов, привычных изворачиваться и находить все мыслимые и немыслимые оправдания ночным побегам из располаги, нужны немалые способности. Камбулат пережил допрос, Поплавский, судя по улыбающейся роже, при этом еще и заставил господ следователей понервничать. Сомнения были только насчет Корфа — его приверженность всяким правилам и природная мягкотелость вполне могли сыграть с нами злую шутку.

Но, видимо, переживал я зря. Его благородие барон провел в кабинете чуть ли не сорок минут — вдвое больше Камбулата — но наружу вышел с гордо поднятой головой. Раскрасневшийся, взъерошенный и наверняка в глубине души перепуганный до чертиков, но при этом все же воплощающий своей физиономией победу над силами зла.

Хотя бы временную.

— Острогорский! — судя по хищной ухмылке, Волчара с бакенбардами — так я про себя окрестил уважаемого члена… комиссии — решил оставить меня на десерт. — В кабинет!

Шагнув через порог, я осмотрелся по сторонам. Коридор, в котором мы ожидали «расстрела» казался ветхим, но помещения в здании, похоже, выглядели еще хуже. Шкафы для документов будто притащили с чьей-то полузаброшенной дачи, а кресла и обшарпанный письменный стол размером с небольшой автомобиль и вовсе уже давно просились на свалку. Доисторические карнизы из красноватого металла обвисали под весом пыльных штор, а обои держались на стенах лишь потому, что уже давно стали с ними единым целым.

Да и сами господа следователи вполне соответствовали своему ветхому логову. При тусклом свете настольной лампы Волчара окончательно утратил и грозный вид, и остатки презентабельности, превратившись в потрепанного жизнью немолодого вояку, которому якобы-строгий гражданский костюм шел даже меньше, чем корове седло.

Он не спешил представиться, но я уже и так примерно представлял чуть ли не всю его биографию. Скорее всего, потомственный вояка. Невыдающиеся способности и соответствующие им успехи: учеба сначала в кадетском корпусе, потом в Павловском или Владимирском пехотном, посредственные баллы при выпуске… и такая же посредственная служба. Которую Волчара, впрочем, мог и миновать, если отец или влиятельный покровитель смог засунуть его сразу в Академию. Откуда он неторопливо перекочевал то ли в штаб, то ли министерство, где и застрял на веки вечные в чине не выше полковника.

И даже в межведомственную комиссию бедняга наверняка угодил не по собственной воле, а исключительно оттого, что его таким незамысловатым образом спихнуло вышестоящее начальство. Шустрые коллеги благоразумно успели «соскочить» или сказаться больными, а Волчара… Волчаре не повезло. Такая вот невеселая история. И скучная — как и сам ее единственный персонаж.

В общем, даже его коллега интересовал меня куда больше, хоть и встретился мне не в первый раз. Человек за столом, конечно же, не дергался и не пытался прятать лицо в тени, но все равно выглядел так, будто готов был хоть сейчас удрать отсюда куда подальше — лишь бы не встретить со мной взглядом.

— Доброй ночи, ваше высокородие, — усмехнулся я. — Признаться, не ожидал…

— Я тоже. — Соболев поморщился, как от зубной боли, и указал мне на обшарпанное кресло напротив. — Присаживайтесь, господин прапорщик.

— Благодарю.

Я не смог удержаться и устроился нарочито небрежно, откинувшись на жалобно скрипнувшую спинку и забросив ногу на ногу. Частично из хулиганских побуждений, части для того, чтобы его высокородие не забыл, что уже давно и плотно сидит у меня на крючке, и изображать из себя сурового и беспощадного сыскаря лучше не стоит.

Ведь если я вдруг начну говорить — могу ненароком сказать что-нибудь и про их делишки с покойным Резниковым.

Соболев явно был старше и по чину, и по должности в комиссии, однако допрос почему-то начал Волчара. Нетерпеливо пробежался по стандартам «имя-фамилия-звание-курс», а потом вдруг круто сменил тон, явно намереваясь взять быка за рога.

— Значит так, моряк, — проговорил он, грузно опускаясь в соседнее кресло. — Спрашиваю один раз, поэтому предупреждаю сразу: будешь юлить — мало не покажется. Понял?

— Так точно, — вздохнул я.

— Про ваши выкрутасы нам уже все давно известно. Так что давай не тяни резину и рассказывай, что вы четверо делали ночью в Красном Селе.

— Что мы делали?.. — Я вспомнил, как ответил Поплавский. — С друзьями гуляли, ваше благородие. Стреляли по банкам. А потом услышали шум, и кто-то…

— Хватит паясничать! — рявкнул Волчара, изо всех сил пытаясь принять грозный вид. — Я тут с тобой что, в бирюльки играть сел? Вообще-то твои товарищи уже все выложили, так что…

— Нет, не выложили. Если бы хоть один начал болтать, вы бы с него до утра не слезли. — Я покачал головой. — Так что давайте пропустим бессмысленную болтовню и сразу перейдем к той части, где вы оставляете мне номер и просите перезвонить, если я вдруг вспомню что-нибудь важное.

— Слушай, ты, мальчишка…

Волчара вскочил из кресла и навис сверху, не слишком-то убедительно делая вид, что сейчас схватит меня за грудки. Но, конечно же, не схватил: во-первых, у них с Соболевым наверняка не имелось полномочий трогать руками господ благородного происхождения. Во-вторых, даже самый заурядный умишко мог сообразить, какие силы стояли за нами. И в третьих, я уже обладал определенной репутацией, и любой человек, который хотя бы иногда читал газеты или смотрел новостные каналы, просто обязан был знать, что Владимир Острогорский и сам кое-что смыслит в рукоприкладстве.

— Слушай, ты… — повторил Волчара — уже без особой уверенности.

— Слушаю. — Я поморщился и чуть отодвинул кресло. — Вы почему-то задаете какие-то дурацкие вопросы и никак не желаете перейти к сути. А я вообще-то планирую сегодня поспать — хотя бы немного.

— Думаешь, в Корпусе не узнают про твои похождения? — Волчара, похоже, решил, что смог нащупать мое слабое место. — Я ведь могу позвонить туда прямо сейчас.

— Милости прошу, ваше благородие. — Я указал на древний телефонный аппарат на столе. — Если вы почему-то не сделали этого раньше.

— Да жалко мне вас, лоботрясов.

Соболев продолжал отмалчиваться, и Волчара, наконец, смекнул, что и «хорошего полицейскому» ему тоже придется изображать самостоятельно… Или просто переобулся в прыжке, когда все его стандартные угрозы не заставили меня даже дернуться.

— Сам такой же был — молодой, горячий… Поэтому и понимаю все, — продолжил он уже чуть ли не отеческим тоном. — Не с теми людьми вы, моряки, связались, вот ей-богу. Отправили пацанов каштаны из огня таскать, а сами…

— Так, может, лучше задать все вопросы им? — поинтересовался я. — Вы не потрудились отобрать у нас телефоны, так что…

Блефовал я, что называется, напропалую: названивать дяде или Гагарину было бы форменным самоубийством, а Морозов предусмотрительно исчез с радаров. И если и спешил на выручку, то где-то очень далеко отсюда.

Однако даже намека на появление его грозной персоны, очевидно, возымело эффект. Волчара замялся, отступил на шаг, покосился на пепельницу на столе, которая от окурков уже почти превратилась в жутковатого никотинового ежа, и принялся бестолково хлопать себя по карманам — видимо, в поисках портсигара.

— Ну не знаю я, что с парнем делать… Упрямый, как баран! Так что оставлю его пока вам, Илья Иванович, — проговорил он.

И, тихо ворча себе под нос, удалился в соседнюю комнату, а оттуда, похоже, на балкон. То ли перевести дух, то ли курить…

То ли просто подождать в ожидании, что у Соболева получится лучше.

Но тот, похоже, даже не собирался начинать допрос. И вообще всячески делал вид, что само мое присутствие в кабинете ничего не значит. И только когда я подался вперед и принялся буравить его взглядом, наконец, не выдержал.

— Господь милосердный, — простонал он, — почему вы так на меня смотрите?

— Жду, когда ваше высокородие соизволит сделать хоть что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда. — Я пожал плечами. — Самое время поспешить, пока ваш друг не вернулся.

— Он мне не друг! — прошипел Соболев, оглядываясь на полузакрытую дверь в соседнее помещение, за которой исчез Волчара. — Если вам интересно, господин прапорщик, я и сам не в восторге, что меня засунули в эту комиссию, черт бы ее побрал!

— И кто же это сделал?

— Приказ руководства. — Соболев развел руками. — Распоряжение с самого верха. Поговаривают, что его высокопревосходительство канцлер еще до Нового года лично распорядился…

Я молча кивнул — чего-то такого и следовало ожидать. Хотя причины у подобного решения все же могли быть разные. И если даже на Келлера не давили таинственные покровители Распутина, лишившиеся чуть ли не всей своей армии боевиков, он и сам мог ненароком вспомнить, что обладает полномочиями, положенными председателю Государственной думы. А уж желания вставить палки в колеса обоим Морозовым у него наверняка хватало и без всяких там напоминаний.

И после недавних событий и череды арестов, когда Следственный комитет вдруг пробудился от спячки и принялся карать направо и налево, не стесняясь прижимать даже самые богатые и влиятельные семейства, у решения учредить межведомственную комиссию наверняка нашлось немало сторонников. Кому-то очень хотелось ограничить деятельность, которую развел глава Совета.

— И какие же поступили указания? — поинтересовался я.

— Это вас не касается! — Соболев насупился и сложил руки на груди. — Я не собираюсь…

— Собираетесь, ваше высокородие. Меня касается все, что я пожелаю узнать — и непременно узнаю. — Я чуть возвысил голос. — Очень надеюсь, что не придется напоминать, что лишь благодаря мне вы сейчас сидите в этом кабинете, а не занимаете уютную камеру в каземате Петропавловской крепости или…

— Тише! Бога ради — тише! Я… я скажу!

— Как вам будет угодно. — Я миролюбиво кивнул. — А теперь прекратите ломать комедию и назовите имена тех, под кого вам велели копать.

Соболев в очередной раз вытаращился — видимо, я попал точно цель, и единственной реальной задачей межведомственной комиссии было прижать к ногтю… скажем так, ряд весьма высокопоставленных персон.

— Морозов… оба Морозова, — уточнил Соболев вполголоса. — Гагарин — капитан вашей гардемаринской роты. Его сиятельство князь…

Дальше я уже почти не слушал — все фамилии из списка мне не составило бы труда перечислить и самому. Несколько генералов, полдюжины чиновников из Адмиралтейства и министерства обороны, члены Совета в отставке… всех до одного я когда-то знал лично.

Келлер, не мудрствуя лукаво, решил покопаться в делах ближайших сподвижников Морозова. Такое никак не могло остаться без ответа со стороны его сиятельства, и поэтому младшие чины комиссии не спешили работать.

— Можете не продолжать. — Я махнул рукой. — Лучше постарайтесь сделать так, чтобы мы с товарищами как можно быстрее оказались в расположении Корпуса.

— Господи… Нет, я, конечно же, постараюсь, — простонал Соболев. — Но вы должны понимать…

Что именно я должен понимать, его высокородие так и не сказал. На столе перед ним ожил доисторический телефонный аппарат, и от стен кабинета эхом отразился протяжный и сердитый звон. Соболев тут же сорвал трубку, и я наблюдал, как его лицо понемногу вытягивается — то ли от удивления, то ли…

— Да… Так точно, ваше превосходительство, — проговорил он. — Так точно… Будет сделано… Да, я немедленно передам.

— Что такое? — Я попытался сдержать издевательскую улыбку, но так и не смог. — К нам едет ревизор?

— Нет. Но нашу беседу, полагаю, придется закончить. — Соболев отвел глаза. — Вас ждут на третьем этаже.

— И кто же? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, господин прапорщик. Но я бы на вашем месте не медлил.

Глава 10

На часы я, конечно же, не смотрел. Поэтому и не знал толком, сколько именно времени провел в кабинете с Соболевым и горе-следователем Волчарой. Судя по удивленным лицам друзей — куда меньше, чем любой из них. Они тут же вскочили и принялись наперебой засыпать меня вопросами. Отвечать на которые было, к сожалению, некогда.

Так что я буркнул емкое и обтекаемое «вызывают!», многозначительно ткнул пальцем в потолок и со скоростью Камбулатовского «Икса» удрал в сторону лестницы. Взлетел по ступенькам и только на третьем этаже сообразил, что не слишком-то представляю себе, куда идти дальше.

В коридоре, как и этажом ниже, сидели в очереди на дознание хмурые «ждуны», почти все из гардемаринской роты. Иван приветственно помахал мне рукой, но на его лице мелькнуло удивление.

Значит, вызвали меня не сюда. И не в следующий кабинет. А этот вообще закрыт на висячий замок…

Ответ обнаружился сам собой, стоило мне прогуляться чуть дальше — туда, где стены узкого коридора расходились в стороны, образуя небольшое помещение. Что-то вроде маленького холла перед выходом на лестницу, где под окном когда-то — наверное, еще в прошлом веке — поставили потрескавшийся кожаный диван.

На котором восседал тот, кого я, пожалуй, ожидал увидеть чуть ли не в последнюю очередь. Меня вполне мог примчаться спасать почти кто угодно, начиная с дяди и заканчивая лично старшим Морозовым, но почтенный Олин дедушка раньше предпочитал не светиться без надобности. Да и появлялся исключительно в те моменты, когда мои дела были в полном порядке.

Однако сегодня зачем-то решил сделать исключение.

— Доброй ночи, ваше сиятельство. — Я чуть склонил голову. — Могу только догадываться, что именно привело вас сюда в такой час.

— А вы сами как думаете? — усмехнулся Мещерский. — Слухи о ваших приключениях ходят быстро. К сожалению, в том числе и ночью.

Я изрядно сомневался, что кто-то из прислуги, знакомых или даже родственников вздумал бы разбудить старика ночью только лишь для того, чтобы рассказать о моей участи. Однако сам по себе визит кавалерии в виде межведомственной комиссии на окраину Красного села что-то да значил. Подчиненные Соболева и Волчары наверняка работали прицельно, а не просто катались по городу с полицейскими экипажами от нечего делать.

А значит, им доложили. Тайная операция возмездия младшего Морозова перестала быть тайной, и вся нужная информация понемногу добралась и до Мещерского. Может, куда раньше, чем мы с товарищами напялили балаклавы и потащились через подлесок к Цыганскому кварталу. Предупредить об облаве его сиятельство, конечно же, не соизволил, однако теперь зачем-то явился лично.

— Сегодняшнее приключение сложно назвать удачным, — вздохнул я. — Впрочем, об этом вам наверняка уже известно. Я даже осмелюсь предположить, что именно оно и стало причиной вашего появления.

— В каком-то смысле. — Мещерский улыбнулся и указал на свободную половину дивана. — Присаживайтесь, Владимир Федорович. Едва ли наш разговор окажется настолько коротким, чтобы вести его стоя.

Я не стал отказываться. Даже если его сиятельство и темнил, настроен он был, похож, вполне благодушно. И, как ни крути, вполне мог помочь мне с товарищами в очередной раз выйти сухими из воды.

Правда, вряд ли по одной лишь доброте душевной. В то, что дедушка ни с того ни с сего решил поучаствовать в жизни и судьбе ухажера внучки, как-то не верилось. Тем более, что мы с Олей в последний раз виделись чуть ли не месяц назад, да и отношения с какого-то момента… Нет, не то чтобы разладились — просто сами по себе сошли на нет.

В общем, Мещерский явно пожаловал не просто так. Но я определенно не собирался привередничать, хоть в голову и настойчиво лезли мысли о сыре, который бывает бесплатным исключительно в одном-единственном всем известном месте.

— Решили понаблюдать за работой комиссии? — поинтересовался я.

— Нет, скорее меня интересует, как далеко готовы зайти наши друзья, чтобы испортить жизнь Морозову. — Мещерский покачал головой. — И как далеко готов зайти Морозов, чтобы… Это ведь он отправил вас устраивать представление в Красном?

— Понятие не имею, о чем вы. — Я тут же натянул картинно-удивленное лицо. — Если ваше сиятельство намерены продолжать допрос — я лучше вернусь к господам внизу. Они хотя бы забавные.

— Владимир Острогорский, как всегда, хранит чужие секреты. — Мещерский явно ожидал от меня ответа в подобном духе. — Но будет ли кто-то хранить ваши, когда придет время?.. Неужели не возникает ощущения, что и вас, и товарищей попросту использовали?

Ощущение возникало, и еще как, однако делиться своими переживаниями с его сиятельством, я, конечно же, не собирался. Младший Морозов изрядно прокололся и к тому же имел глупость отправить нас на дело под откровенно надуманным предлогом. И все же наши семьи связывало слишком многое, чтобы я тут же принялся выкладывать все… ладно, пусть не первому встречному, но уж точно тому, кто вполне мог использовать любое слово против меня. Или дяди.

Или вообще кого угодно — с Мещерского станется.

— У меня возникает ощущение, что вы явились сюда просто поболтать, — холодно ответил я.

— Надеюсь, что нет. — Его сиятельство чуть сдвинул брови. — И все же считаю своим долгом предупредить друга. На вашем месте я был бы поосторожнее в тех обещаниях, которые вы когда-либо дадите семейству Морозовых.

Забавно — Мещерский чуть ли не слово в слово повторил то, что мне не так давно говорил старик Гагарин. И наверняка у него тоже были на это свои причины.

— Пожалуй, даже странно слышать такие слова от вас, — осторожно подметил я. — Не так давно все мы в равной степени были обеспокоены тем, чтобы сохранить жизнь ее высочеству Елизавете Александровне. Не знаю, кого в этом городе можно называть другом, но враги у нас общие. Разве не так, ваше сиятельство?

— Пожалуй, — вздохнул Мещерский. — В сущности, об этом-то я и хотел поговорить. До вас еще не доходили вести о грядущем визите в столицу Брауншвейгского герцога Георга Вильгельма из рода Вельфов?

Я поморщился, пытаясь выудить из памяти хоть что-то полезное. Когда-то меня заставляли зубрить не только отечественную геральдику, но и историю чуть ли не всех правящих домов Европы. Так что про Вельфов, чья родословная восходила чуть ли не ко временам Атиллы-завоевателя, я определенно что-то знал. Но, конечно же, не имел даже малейшего представления о каком-то там Георге или Вильгельме, унаследовавшем титул одного из бессчетных герцогств, княжеств, карликовых королевств и вольных ганзейских городов, оставшихся после окончательного падения Германского рейха в конце тридцатых.

— В первый раз слышу. В последнее время мне не до чтения новостных каналов, ваше сиятельство, — проворчал я. — И уж тем более меня едва ли интересует жизнь европейских аристократов.

— Меня бы она тоже ничуть не интересовала. Если бы не один не вполне очевидный, однако в высшей степени значимый момент. Многие в столице уже обратили внимание, что его светлость приходится праправнуком великой княгине Ксении Александровне. — Мещерский закинул ногу на ногу. — Которая, в свою очередь была дочерью Александра Третьего и…

— И ее величества императрицы Марии Федоровны, — мрачно закончил я. — Таким образом род герцогов Брауншвейгских восходит по женской линии к правящей династии дома Романовых.

— Верно. Я все время забываю, насколько велики ваши познания в таких делах. — Мещерский уважительно закивал. — В таком случае, вам не составит особого труда предположить, что все это может значить.

— Какой-то пра-пра-пра-кто-то там, — раздраженно бросил я. — Неужели у них не нашлось кого получше?

— Наверняка Георг далеко не первый в списке наследования. — Мещерский пожал плечами. — Но едва ли это имеет хоть какое-то значение. Куда важнее, что он согласился на участие в чьей-то сомнительной авантюре. И не следует забывать — у него…

— Формально куда больше прав на престол, чем ее у высочества Елизаветы Александровны.

Я едва удержался, чтобы не выругаться вслух. Европейская знать и монархи испокон веков задорно резали друг друга в междоусобных и захватнических войнах, и едва ли хоть одна из ныне правящих династий получала трон иначе, чем по праву сильного. Однако все до единого власть имущие по ту сторону границы, когда им это было выгодно, тут же вспоминали о существовании признанных когда-то всеми законов.

К примеру — того же акта о престолонаследии императора Павла, черт бы побрал эту древнюю бумажку. В соответствии с которой любой внучатый племянник какого-нибудь европейского князька, будь он хоть младенцем или выжившим из ума стариком, никогда не знавшим ни единого слова русской речи, стоит в списке наследования короны выше Елизаветы — только лишь потому, что получил от природы нужный набор гениталий.

— И этот… кхм, претендент, — Я не сразу смог подобрать подходящее слово, — уже заявил свои права?

— Полагаю, нет, — вздохнул Мещерский. — Пока это всего лишь мальчишка вашего возраста, который изъявил желание нанести визит в столицу Российской Империи и проведать дальнюю родню. Однако его сопровождают сразу несколько мадридских грандов, представители чуть ли не половины европейских держав и целая рота иберийского спецназа… Так что вы уже наверняка сообразили, к чему идет дело.

— К сожалению. — Я откинулся на спинку дивана. — Должен согласиться — новость действительно… значимая. Хоть я и не могу поверить, что вы явились сюда среди ночи лишь для того, чтобы поскорее сообщить ее мне лично.

— Нет, конечно же… То есть, я здесь не только поэтому, — отозвался Мещерский. — Боюсь, мне снова нужна ваша помощь в одном весьма деликатном деле. Которое, смею предположить, вполне можно назвать нашим общим.

— Я весь внимание, ваше сиятельство.

— Что ж… Тогда не будем ходить вокруг да около, друг мой. — Мещерский подался вперед и чуть понизил голос. — Вы знаете, кто пытался убить вас в Петергофе.

— Старший Распутин. — Я решил не изображать граничащее со скудоумием блаженное неведение. — Он даже не слишком-то пытался скрыть свою причастность.

— Так я и думал. Уж не знаю, почему он решил винить в гибели сына именно вас, однако это так — и вряд ли изменится. А значит, вам угрожает опасность, по сравнению с которой блекнут даже пули убийц на балу в Пажеском корпусе. — Сочувствие во взгляде Мещерского казалось вполне искренним. — Распутин и раньше был опасным человеком, но теперь стал вдвойне опаснее.

— Пусть так. — Я пожал плечами. — Мне удалось избавиться от его людей один раз. Если придется, я сделаю это и во второй.

— Ничуть не сомневаюсь в ваших способностях, Владимир Федорович, — отозвался Мещерский. — Но не следует забывать, что влияние Распутина куда страшнее любых наемников. Старик живет на свете почти полторы сотни лет и наверняка имеет солидный компромат чуть ли не на половину Совета… Наверняка вам не кажется случайным, что Следственный комитет так и не нашел ничего связанного с ним, хотя счет арестованных уже давно идет на десятки… Иными словами, Распутин практически неуязвим.

— И что вы предлагаете? — усмехнулся я. — Просто взять и устранить мерзкого старикашку физически?

— Боюсь, это не так уж легко. И для начала его еще нужно найти. — Мещерский даже бровью не повел, услышав мои слова. — Впрочем, с талантами ваших друзей это вполне возможно. Вам четверым уже не раз удавалось то, с чем не справлялись ни полиция, ни сыскари из Комитета, ни даже Третье отделение.

— Безмерно польщен. — Я покачал головой. — Хоть мне и кажется, что вы изрядно переоцениваете наши способности.

— Нет, ничуть. — Лицо Мещерского на мгновение воплотило собой смертельную серьезность. — Так что прошу — займитесь Распутиным, и как можно скорее… Но сейчас вам, конечно же, следует вернуться в Корпус.

— Из которого нас наверняка отчислят уже завтра, — проворчал я. — И вряд ли господа этажом ниже будут в восторге, узнав, что мы сбежали.

— Не отчислят. Даю вам слово, Владимир Федорович. — Мещерский улыбнулся одними уголками рта. — И можете не беспокоиться насчет Соболева — его я возьму на себя.

Глава 11

— Отделение — подъе-е-е-ем!!!

Проснулся я от привычного рева дежурного. Голос мичмана-старшекурсника напоминал будильник, который по утрам неумолимо заводится сам. Вот только его, в отличие от будильника, не заткнешь. И в стену не бросишь, даже если очень захочется — особенно когда ответственным за своевременную явку десантуры на утреннее построение оказывается сам Медведь.

Очередное «Отделение, подъем!», сдобренное не вполне уставными комментариями вполголоса, прозвучало буквально за нашей дверью, и из соседнего бокса послышался скрип пружин, шлепающий звук шагов и полусонные ругательства. Скинув одеяло, я сел на кровати, потянулся за штанами и уже привычно усмехнулся себе под нос.

Поплавский не обратил на побудку ровным счетом никакого внимания. Только перевалился на другой бок, буркнул что-то невразумительное и продолжил самым наглым образом плющить харю. Первые пару месяцев я честно пытался бороться с подобным безобразием, но в конце концов сдался: если уж его благородие сосед не желал просыпаться, разбудить его не смогли бы ни террористы, ни артиллерийская канонада, ни даже сам Разумовский, явившийся в располагу и грозно сверкающий вышитыми золотом орлами на погонах. Да и последующая неизбежная кара Поплавского, как и всегда, не волновала совершенно.

Ну да, нарядом больше, нарядом меньше — какая, в сущности, разница?

— Вовка, ты вообще спал? — выбравшийся из своей берлоги Камбулат окинул меня взглядом.

— Часа два. Может, два с половиной. Лучше, чем могло бы быть, хуже чем… — Я лишь махнул рукой, закончив шнуровать ботинки и поднимаясь с кровати. — В общем, прорвемся. Не впервой.

— Вы меня так в гроб загоните, — буркнул Корф, подбирая упавшее полотенце. — Ладно, пошли намывать физиомордии.

Утренние ритуалы в располаге не отличались изменчивостью, так что я делал все на автомате. И даже успел в очередной раз прокрутить в голове вчерашние приключения.

Ночь в коридоре здания на Фонтанке, допрос и странный разговор на третьем этаже до сих пор не давали покоя. Нет, я и сам собирался отыскать Распутина, пока он не отыскал меня, но раньше я намеревался заняться этим по собственной воле. А теперь получалось так, что я должен Мещерскому. И снова — благодаря младшему Морозову… в каком-то смысле. У меня и раньше было к нему немало вопросов, а за прошедшие сутки их стало чуть ли не вдвое больше. И получить ответы было бы очень интересно.

Если его сиятельство, конечно, сочтет нужным их давать…

Умывальная комната встретила привычным шумом воды, шутками и спорами. Невесть каким образом обогнавший нас Поплавский с неистребимо-вечным оптимизмом уже пытался острить, будто и не было бессонной ночи, а Корф, нахмурившись, тер глаза и зевал. Рядом кто-то обсуждал тренировку на плацу, кто-то — новую задачу на тактике…

— Слушай, это получается, проскочили, что ли? — Ко мне подошел мрачный Камбулат. — Как так-то? Я уже мысленно домой ехал. А тут… Ни наряда, ни вздрючки…

— Сплюнь, боец! И запомни, — Поплавский легонько шлепнул Камбулата мокрым полотенцем по спине. — наряд неотвратим и неизбежен. Как рок. Как судьба. Рано или поздно он тебя все равно настигнет. Вопрос только в том, когда именно.

— Да ну тебя, — Камбулат отмахнулся. — Я, вообще-то серьезно. С кем ты там говорил, Вовка? Куда тебя дернули?

Я бросил взгляд на товарища, молча умывая лицо холодной водой.

Сказать что-то? Или отшутиться? Вздохнув, я потянулся за полотенцем.

— И вот он опять, — проворчал Камбулат. — Опять молчит. А ведь знает что-то, как пить дать.

— Есть многое на свете, друг Горацио… — замогильным голосом прогудел Полавский, дурачась.

Вот у него ко мне никаких вопросов не возникало. Может, в благодарность за то, что я не задавал их ему?

— Ладно вам, — буркнул я. — Давайте на выход, а то сейчас Медведь лютовать начнет.

После зарядки нас ждал сюрприз. Как только курсанты вышли на построение, и дежурный доложил о готовности, перед нами возник начальник училища. Неторопливо прошагал вдоль края площадки, заложа руки за спину, и остановился прямо напротив нашего отделения.

Выглядел Разумовский, как и всегда безупречно. Идеально начищенная обувь, отглаженные брюки, пальто с двумя рядами золотых пуговиц… Но сегодня в самой его позе было что-то необычное, будто его сиятельство нервничал. И заметно — хоть и пытался скрывать. Будто готовился то ли к неприятностям, то ли к чему-то особенно важному.

А может, и к тому, и к другому одновременно.

— Ну, вот и все, — откуда-то сзади послышался обреченный голос. — Сейчас нас…

— Цыц!

Я наугад ткнул локтем назад, и Корф умолк. А Разумовский еще раз осмотрел строй, задержавшись на мне взглядом, и заговорил.

— Господа курсанты! Сегодня у меня для вас важная новость. В ближайшие дни в столицу прибывает важный гость — его светлость герцог Брауншвейгский и Люнебургский, Георг Вильгельм из рода Вельфов.

Едва слышные перешептывания в задних шеренгах тут же стихли. Кто-то вскинул брови, кто-то обменялся взглядами. Имя заграничной персоны звучало важно, но вряд ли хоть кто-то из курсантов или даже дежурных офицеров, замерших на самом краю плаца, догадывались, в чем дело.

— Иностранная делегация прибывает к нам в рамках обмена опытом, и некоторое время герцог с товарищами и свитой будет нашим гостем, — продолжил Разумовский. — Его светлость изъявил желание и обратился ко мне с просьбой разместиться прямо здесь, в расположении Корпуса. А это значит, что некоторое время рядом с вами будут жить и тренироваться курсанты и офицеры военных училищ сразу нескольких европейских держав.

— Ну ни хрена ж себе… — одними губами прошептал Поплавский.

Снова пауза. Разумовский обвел взглядом строй, будто пытаясь отыскать особо непонятливых, до которых каким-то образом мог не дойти смысл сказанных слов. Потом глубоко вздохнул, качнул головой и произнес уже тише, без напускного театрального пафоса:

— Так что, господа курсанты, не подведите. Уж не знаю, за что нам такая честь, но посрамить славную морскую школу никак нельзя, сами понимаете. Так что…

Я думал, что его сиятельство не поленится расписать кары, которые непременно будут ждать нарушителей дисциплины и распорядка, но он решил обойтись общими словами. И только после этого прозвучала фраза, которую я слышать не хотел… Но подозревал, что услышу, с того самого момента, как Разумовский появился на плацу.

— Курсанта Острогорского попрошу остаться после построения.

Поплавский, стоявший в шеренге впереди, еле сдержал ухмылку. Камбулат закатил глаза, но промолчал.

Разумеется, снова Острогорский. Разве иначе у нас бывает?

Когда все потянулись обратно в здание Корпуса, я обреченно направился к Разумовскому. Тот дождался, пока поблизости не останется лишних ушей, и только тогда заговорил:

— Острогорский, ты понимаешь, что я тебя не просто так позвал?

— Так точно, ваше сиятельство.

Я подавил вздох и уже приготовился к предстоящей казни, однако Разумовский внезапно заговорил совсем не о нашем ночном приключении.

— Хорошо. Тогда слушай внимательно. Герцог этот свалился, как снег на голову. Понятия не имею, зачем он пожаловал и что забыл в Корпусе, но чем меньше эта делегация будет тут шляться — тем лучше.

Его сиятельство явно лукавил: об истинной причине визита герцога он если и не знал, то уж точно догадывался. И именно поэтому хотел заранее подстелить соломки и избавиться от возможных неприятностей, коих могло случиться великое множества. Как за стенами Корпуса, так и прямо здесь, в располаге.

— Потому слушай задачу, — продолжил Разумовский уже вполголоса. — Тебе и твоей честной компании поручается приглядывать за дорогим гостем. А лично ты, Острогорский, должен ему стать другом, товарищем, братом и нянькой в одном лице. Полномочия получаете самые широкие. Освобождение от занятий, увольнительные, что хочешь — только чтобы от герцога — ни на шаг. Все ясно?

— Э-э-э… — сказать, что моему удивлению не было предела, значит не сказать ничего. — Позволите вопрос, ваше сиятельство?

— Позволяю.

— Почему мы?

— Потому что герцог и ваша банда — ровесники. Шпиков к делегации уже наверняка приставили, но от них толку… — Разумовский махнул рукой. — А вы с товарищами, хоть и любите шороху навести, но при этом с головой дружите. А если серьезно — сам понимаешь, в столице сейчас бог знает, что творится. То взрывы, то террористы эти, то еще черт знает что…

— То есть, вы хотите сказать, что его светлости понадобятся телохранители?

— Надеюсь, что нет, — нахмурился Разумовский. — У него и своих хватает — одних генералов целая свита. Так что нужны скорее, товарищи. Люди, которые помогут освоиться. Объяснят традиции, покажут Петербург.

Я представил Поплавского, знакомящего герцога Георга-как-его-там из рода Вельфов с местными обычаями и с трудом сдержал улыбку. Ну, по крайней мере, скучно его светлости точно не будет.

Вот только остается вопрос: как совместить все это с задачей, которую передо поставил Мещерский и которую и мне самому нужно решать как можно скорее, пока старший Распутин не начал болтать?

Ладно. Что-нибудь придумаем. В остальном — неожиданное, но в каком-то смысле даже приятное поручение.

— Задачу понял. Разрешите приступить к подготовке? — обратился я к Разумовскому.

— Разрешаю, — кивнул тот. — Только это… господа курсанты, давайте там без фанатизма, хорошо? И если что — сразу бегом докладывать. Не дежурному офицеру, а мне лично. Все понятно?

— Так точно, — кивнул я. — Без фанатизма, если что — докладывать лично.

— Именно. — Разумовский чуть склонил голову. — Приступаете завтра, как только — так сразу. А сейчас — давай-ка на занятия.

Я взял под козырек, развернулся и отправился к дежурному, а потом в классы. Сегодня общих занятий у первых двух курсов не было, а второй еще перед завтраком угнали куда-то на выезд, так что нормально поговорить с друзьями удалось только вечером, после занятий.

— Ну что? — первым подал голос Камбулат, когда я завалился в блок. — Чем порадуешь?

— А ведь ты знаешь… — протянул я. — Скорее всего, действительно порадую.

Когда я изложил суть задачи, господа унтер-офицеры тут же пришли в веселое расположение духа. Особенно Поплавский.

— К нам приехал северный посол… Рыжий, необъезженный осел… — дурашливо пропел он, взяв на гитаре несколько аккордов.

Один Корф нахмурился и сидел мрачнее тучи.

— Антош, ты чего, братское сердце? — Камбулат звонко хлопнул его по плечу, заставив поморщиться. — Тебе чего не нравится?

— Да ну… Опять беготня эта… А учиться когда? Я и так экзамены еле сдал.

Мы дружно закатили глаза.

— Еле сдал — и все на «отлично»… Антоша, нам доверил важнейшее задание сам начальник Корпуса! — подняв палец, проговорил Поплавский. — А значит, что? Значит, на время нашей великой миссии к нам будут применены некие послабления. Не боись, боец! Нормально все будет!

— Угу, вчера вы тоже так говорили, — буркнул Корф.

— Ну и каков план? — Камбулат развалился в кресле, покачивая ногой.

— План прост, — пожал плечами я. — Антош, тебе задача. Лезь в сеть и найди все, что сможешь на этого герцога. Что любит, чем увлекается… Да вообще все! Надо понять, с кем нам предстоит иметь дело.

— Сделаем.

— Виталик, на тебе — делегация, — продолжил я нарезать задачи. — Как приедут — походи вокруг, посмотри, поболтай с кем-нибудь… Только без фанатизма!

— А мы что будем делать?

Видимо, отсутствие штрафных санкций воодушевило Камбулата, и он снова горел жаждой действия.

— А мы с тобой пока займемся другим делом. Не прямо сейчас, а после поверки. В смысле — ближе к ночи.

— Опять в самоволку⁈

— Придется, — вздохнул я. — Для начала — ты за своим «Иксом» вернуться не хочешь? Он же, небось, так в Красном Селе и остоит?

Вспомнив о машине, Камбулат помрачнел.

— Если там хоть кузов остался, — пробурчал он. — Колеса, небось, уже поснимали.

— Ну вот заодно и проверим. Все, работаем, судари! Нас ждут великие дела!

— Которые приведут к великим неприятностям, — пробурчал Корф, уже уткнувшийся в свой телефон.

Я лишь вздохнул и покачал головой. Впрочем, барон вполне мог оказаться прав. Потому нужно сделать все, чтоб его слова не оказались пророческими.

Если получится…

Глава 12

Ночь окутала дорогу мягким, вязким мраком, в котором терялись очертания деревьев, редких строений и дорожных знаков. «Волга» уверенно неслась по пустынному шоссе, прорезая темноту светом фар. Вдалеке уже виднелось скопление огоньков — впереди было Красное Село, в которое мы с Камбулатом возвращались, хотя любой здравомыслящий человек на нашем месте предпочел бы держаться подальше.

Вот только меня не отпускала мысль, что следы Распутина нужно искать именно там. Несмотря на все претензии к Морозову-младшему, я был уверен, что Красное Село для своего показательного «выступления», отработанного силами сводного отряда, он выбрал не просто так. Да и сказать, что среди населения были одни невинные овечки, язык не повернулся бы. В общем, там определенно стоило прощупать почву.

Только зайдем мы на этот раз немного с другой стороны.

Камбулат устроился на пассажирском сиденье, подперев голову кулаком, и лениво постукивая пальцами по стеклу. Мы уже с полчаса ехали в тишине, но наконец он не выдержал.

— Слушай, Вовка! Скажи честно — мы правда среди ночи тащимся сюда только ради того, чтобы забрать мою машину?

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги.

— Ну, если совсем честно — не только. Есть там у меня еще одно… дело.

Камбулат шумно выдохнул и откинулся на спинку сиденья.

— Да ладно, — обреченно простонал он, — опять, что ли?

— Не опять, а снова. Извини, что раньше не сказал. — На мгновение я даже почувствовал что-то отдаленно похожее на стыд. — Но тогда бы пришлось брать с собой и Поплавского. А нам бы лучше… ну, потише.

— Да уж, потише — это точно не про него. Хоть бы раз без приключений… — Камбулат мрачно усмехнулся. — Что ты там придумал?

— Да ничего особенного. — Я пожал плечами. — Раз не получилось нахрапом, попробуем зайти с другой стороны. Не думаю, что местные пылают пламенной любовью к своим соседям. И сто процентов кто-то что-то видел, слышал или даже знает. В конце концов, визиты Распутина, если они действительно были, не могли остаться незамеченными. В общем, раз других ниточек у нас нет, попробуем потянуть за эту. Какие у нас еще варианты?

Камбулат скептически хмыкнул, но промолчал.

В этот раз нам скрываться было незачем, и в Красное село мы въехали так, как и положено добропорядочным гражданам. «Волгу» мягко качнуло на железнодорожном переезде, и мы покатились по частному сектору — точнее, центральной его части. В отличие от трущоб, где накануне развернулось представление с погромом и визитом полицейских экипажей, этот район выглядел вполне цивилизованным. Чистые улицы, новенькие дома, аккуратные заборчики и фонари, торчащие из высоких сугробов по сторонам от дороги — ее здесь явно чистили регулярно.

Тишь, покой и благодать. Вряд ли хоть кто-то сейчас мог бы подумать, что вчера ночью всего в нескольких кварталах отсюда полыхали дома и звучали выстрелы.

— Выглядит так, будто здесь и правда два разных мира, — тихо заметил Камбулат, разглядывая полумрак за стеклом.

— Похоже, да, — согласился я.

Проехав чуть дальше по улице, я сбавил скорость и свернул на пятачок у дороги. У большого магазина с яркой вывеской стояло несколько грузовиков, а рядом скромно приткнулось круглосуточное кафе. Располагалось оно в одноэтажном кирпичном здании с тусклым неоновым светом, который слабо освещал вывеску с выцветшими буквами. В заведении были небольшие окна, забранные металлическими решетками, и узкая дверь, на которой на присоске с той стороны стекла висела облезлая табличка «Открыто».

— Остановимся тут, — сказал я, паркуясь.

Камбулат удивленно повернулся ко мне:

— Ага, конечно, давай посидим, кофе попьем, вдруг нас узнают и сразу же отметелят. Отличный план. Мы же по-другому теперь не умеем.

— Ой, да ладно тебе. Никто нас не узнает. И уж тем более не отметелит. — Я махнул рукой. Шансы на то, что кто-то из участников вчерашних событий окажется в этой части поселка, стремятся к нулю. — А вот что говорят местные — послушать не помешает. Глядишь, узнаем чего полезного.

— Ну да, ну да, — вздохнул Камбулат. — Ладно, пошли уже, пока я не передумал.

Мы вышли из машины, и, оглядевшись, направились в кафе.

Внутреннее убранство заведения представляло собой нечто среднее между забегаловокй для дальнобойщиков и откровенной наливочной. Грубые деревянные столы, потрепанные стулья, стойка с потрескавшимся стеклом, за которой виднелись бутылки дешевого пойла, расставленные по полкам. В воздухе висел запах жареной пищи, перегара и паршивого копеечного пива.

То еще местечко. Впрочем, а что я ожидал здесь найти? Обеденный зал Зимнего дворца?

Публика соответствовала заведению — неряшливого вида мужики с красными лицами, парочка наших ровесников в кожанках и спортивных штанах и какой-то старик в углу, неторопливо цедящий чай. Большинство явно пришли сюда опрокинуть по рюмке, но несколько человек сноровисто расправлялись с ужином.

Кстати, хороший признак. Если местные здесь едят, значит, по крайней мере, кофе выпить можно без особых последствий без организма. Кстати, неплохая идея: даже молодому телу, усиленному Конструктами, периодически требовался полноценный отдых, а с ним у нас в последнее время складывалось так себе.

Мягко говоря.

Как только мы вошли, разговоры на мгновение стихли. Публика тут же принялась оценивающе нас разглядывать, будто пытаясь сообразить, кто мы такие и зачем пожаловали. Но никакой угрозы не чувствовалось — разве что чуть сонное любопытство.

— Два кофе, — бросил я, подойдя к стойке.

Бармен, плечистый невысокий мужик лет сорока, смерил меня взглядом, потом перевел его на Камбулата и лишь после этого молча развернулся к древнему аппарату за спиной.

Дождавшись обе чашки, мы выбрали стол у стены и присели — так, чтобы без лишней суеты наблюдать за всем вокруг, при это не привлекая внимания.

— Держу пари, про вчерашнюю ночь они уже все знают, — тихо заметил Камбулат, потягивая горячий напиток.

— Еще бы, — я усмехнулся. — Тут теперь разговоров об этом на полгода будет. Все-таки такое не каждый день бывает. Так что нам остается только посидеть, послушать, выбрать самого информированного аборигена и попробовать с ним пообщаться.

Камбулат снова вздохнул. Кажется, он был настроен не столь оптимистично — но спорить все-таки не стал.

— Так и что там? — послышалось из-за соседнего столика, где двое местных в рабочих куртках вернулись к прерванному нашим появлением разговору… И к мутноватому пиву в не самых чистых стаканах.

— Да что там, половину квартала сожгли, а эти опять, как тараканы. Тащат со всех сторон кирпичи, доски — все подряд. Отстраиваются уже… Как и не было ничего. Я уж надеялся, что хоть после этого потише станет…

— Ну, на какое-то время точно станет, — не согласился с ним собеседник. — Полиция весь день шныряла, да и сейчас вон экипажи катаются. — На этой фразе мы с Камбулатом переглянулись. — Может, и поспокойнее будет.

— Ой, экипажи, — отмахнулся первый. — Поездят, пока благородные господа машины свои не забрали. Видел, что за железкой там? Парковка целая, одна тачка круче другой. Если б не полиция — их бы пожгли уже.

Эта новость Камбулата явно порадовала. Да и меня тоже. Машину друга было бы искренне жаль, случись с ней чего… В очередной раз.

— Но вообще, попомни мои слова. Пройдет неделя-две, приедет опять тот старый хрен, что к барону их шастает, и все будет как раньше. Думаешь, просто так этот клоповник только сейчас сжечь решили? И то не дали. Не, брат, у здешних уродов «крыша» серьезная, так просто не выкуришь.

Так, а это уже интересно. Не пора ли угостить парней чем-то поинтереснее кислого пива?

— А что тут вообще произошло, ребят? — Я повернулся к соседнему столику, делая вид, что ненароком услышал разговор и заинтересовался темой. — Мы читали днем про какой-то погром, но не совсем понятно, чего и как.

Работяги дружно повернулись в нашу сторону. И слегка осоловевшие взгляды вдруг стали на удивление осмысленными и подозрительными, будто господа каким-то чудом протрезвели в мгновение ока.

— А тебе-то что за дело? — хмуро поинтересовался один из них, щурясь.

— Да просто, мимо проезжал, услышал разговор, вот и стало любопытно, — пожал плечами я.

— Ага, мимо, — ехидно заметил второй. — Такой молодой, а уже шпик, гляди-ка…

Я решил пойти ва-банк.

— Да даже если и шпик, тебе-то какое дело? Посидим, пообщаемся, глядишь, заработаешь. — Я аккуратно продемонстрировал крупную купюру, тут же спрятав ее обратно в карман. — Или ты своих соседей сильно любишь?

Работяги переглянулись. В их глазах явственно полыхнула жажда наживы.

— Так что, мы подсядем? — я испытывающе посмотрел на работягу.

— Только если без имен, — подумав, согласился тот. И тут же уточнил: — В смысле — без наших имен.

— Да не вопрос, — хмыкнул я, поднимаясь, — нам не для протокола.

Я поманил за собой Камбулата, шагнул к соседнему столику…

И вдруг почувствовал на себе чей-то очень внимательный взгляд.

В самом углу заведения сидели четверо хмурых мужчин. Разного возраста и роста, но при этом чем-то неуловимо похожих — то ли братья, то ли дальние родственники. Все, как на подбор, темноглазые и черноволосые, с перстнями на смуглых пальцах.

И смотрели они прямо на нас с Камбулатом — очень злобно и цепко.

Кажется, вечер перестает быть томным.

Работяги проследили за моим взглядом и вдруг очень быстро засобирались. Не успел я шагнуть к ним ближе, чтоб попытаться задержать, как их уже и след простыл. А потом из кафе суетливо повалил и остальной люд. Остались только мы и, кажется, так ничего и не заметившие мужики, увлеченно хлебавшие суп из тарелок.

А чернявые тем временем уже подошли к нашему столу, и один из них — похоже, старший, высокий и жилистый парень лет двадцати пяти — навис надо мной, многозначительно сунув руку в карман.

— Ну здравствуй, друг, — усмехнулся он. — Что, еще покуражиться приехал?

Все-таки узнали. Видимо, снять балаклаву вчера ночью все же было не самым разумным решением.

Камбулат медленно поставил чашку.

— Ребята, не надо нарываться, — тихо сказал я.

На кончиках моих пальцев загорелся Разряд. Не самый подходящий для драки элемент, зато весьма эффектный. И ненавязчиво намекающий на силу Одаренного, способного за каких-то пару минут превратить кафешку в обгорелый кирпичный остов.

Но чернявые даже не дернулись. Только один из них, стоя в стороне, суетливо отстучал что-то по экрану телефона — видимо, вызвал подмогу.

Бармен, посмотрев на происходящее, тихо выругался и скрылся в подсобке. Только дверь грохнула. Ну блин, так же хорошо все начиналось…

— Выйдем? — предложил старший, — Или прямо здесь поговорим?

— А оно тебе точно нужно? — встретив его взгляд, криво усмехнулся я, мысленно представляя втык от Разумовского за разгром кафе. Тут уже не отмажешься…

Так. Ладно. Хоть оно и недостойно прапорщика гардемаринской роты, но вариант остался только один: бей и беги. Через минуту противников станет втрое больше, и тогда прорваться хотя бы до машины будет куда сложнее. Конечно, я справлюсь — оставив по пути с пяток переломанных тел. Но лучше обойтись без этого…

Ну, или хотя бы попробовать.

Чернявые подобрались, будто хищники перед прыжком, а Камбулат уже явно прикидывал, кому первому полетит в подбородок его фирменная «двойка». К сомнительному аромату столовой и перегара примешивался отчетливый запах неприятностей, которые вот-вот…

И тут раздался низкий, властный голос:

— Оставьте их.

Я на всякий случай сделал шаг назад и обернулся. В дверях стояла крупная фигура. Кожаная куртка, рубашка с позолотой, массивная цепь на шее и целая грива седых волос. На лице — следы побоев. Тот самый барон, что пытался накануне договориться с налетчиками.

— Хватит с нас уже драк, — так же тихо произнес он. — На выход, пошли!

Старший из четверки смуглых негромко выругался сквозь зубы, но ослушаться не посмел. И прошел к двери, по пути нарочно зацепив меня плечом — видимо, ему очень хотелось, чтоб я отреагировал. Вслед за ним потянулась и остальная троица, и через полминуты в кафе остались только мы, непробиваемые мужики с супом и цыганский барон.

— Я помню тебя, — проговорил он, шагнув вперед. — Видел прошлой ночью… Ты остановил бойню. По крайней мере, попытался.

Я лишь пожал плечами и кивнул.

— Зачем пришел теперь?

Я секунду помолчал, задумываясь, а потом решил: пан или пропал. Других вариантов тут все равно не будет.

— Мне нужна информация. О том, из-за кого вчера здесь и появились люди с оружием.

Барон молча вскинул брови, либо действительно не понимая, либо делая вид.

— Ну вы же понимаете, что вчера сюда целая толпа заявилась не для того, чтобы поинтересоваться, как вы ведете здесь свой бизнес? — На всякий случай уточнил я. — В чем бы он ни заключался.

Барон подумал, внимательно меня рассмотрел, вздохнул, вдруг как-то сдуваясь, и кивнул.

— Ты — хороший человек… Или хотя бы лучше других. С тобой я буду говорить. Но не здесь… пойдем, — произнес он очень усталым голосом.

И, не дожидаясь моего ответа, развернулся и вышел из кафе, оставив дверь открытой.

Мы с Камбулатом переглянулись.

— Искали медь, а нашли золото… — пробормотал я.

Если барон действительно заговорит — это будет гораздо лучше местных работяг, пересказывающих сплетни. Правда, если поговорить он хочет не о том… Или вовсе не поговорить…

Ладно. Разберемся.

— Пойдем, что ли, — буркнул я Камбулату. — Только ствол наготове держи.

И, поправив за поясом свой собственный пистолет, я шагнул на улицу вслед за бароном.

Глава 13

Ночная тишина Красного Села ощущалась почти осязаемо. Улица перед кафе была пуста, лишь редкие машины проезжали по заснеженной дороге, не задерживаясь. Барон шагал впереди, чуть прихрамывая, и даже ни разу не оглянулся — видимо, уже сообразил, что мы с Камбулатом никуда не денемся.

Перед кафе, рядом с моей «Волгой», стояли два автомобиля: старенький «Гелендваген», явно видавший лучшие годы, и не менее потрепанный седан БМВ семьсот пятидесятой модели. Я едва слышно хмыкнул: человек вроде барона мог бы позволить что-то поновее, но, кажется, вопреки распространенному о его племени мнению, сильно выделяться не желал. У седана терлись четверо крепышей с подозрительно оттопыривающимися куртками, и я был готов поспорить — под ними прятались то ли пистолеты с обрезами, то ли короткие автоматы.

Барон кивнул в сторону «Гелика».

— Садись.

Я слегка напрягся. Ехать с едва знакомым стариком среди ночи неизвестно куда, да еще и на его машине — сомнительное мероприятие. Мне, конечно, случалось участвовать и не в таких, но надо же когда-нибудь проявлять благоразумие?

Кажется, барон понял мои колебания.

— Никуда не поедем. Внутри посидим, пообщаемся. Разговор такой… Щекотливый. Не для лишних ушей.

Я вздохнул и пошел в обход машины к передней двери. В конце концов, рядом друг, а убить меня не так уж и просто. Если что-то случится, Дар уравняет шансы — и барон наверняка сообразил, что я не из тех, кто станет миндальничать. Да и если бы всерьез желал мне зла — не оставил бы своих людей в кафе.

— Эй! — послышался взволнованный окрик. — Вы куда собрались?

— Нормально все, — Я махнул рукой. — Поговорим внутри просто. Подожди здесь, пожалуйста.

Кажется, Камбулату эта идея не понравилась, но спорить он не стал. Шагнул назад и, напустив на себя максимально невозмутимый вид, облокотился о капот моей машины. Сунул руки в карманы брюк, при этом показушно распахивая куртку и демонстируя заткнутый за пояс пистолет, и уставился на свиту барона, которая, в свою очередь, с мрачным видом таращилась на него.

— Пацаны, давайте без суеты. Я просто наблюдаю. Но, если что…

Я подавил смешок, и взялся за ручку «Гелика». То ли Камбулат в последнее время смотрел слишком много сериалов про лихие восьмидесятые, то ли его покусал Поплавский — тот уж точно не полез бы за словом в карман и непременно ляпнул что-то… этакое.

В машине пахло кожей, бензином и каким-то крепким, тяжелым парфюмом. Барон сел за руль, вздохнул, но ключ в замке даже не тронул. Некоторое время он молчал, будто раздумывал, с чего начать.

Я ждал.

— Там, в кафе, ты упомянул человека, из-за которого произошло… То, что произошло вчера. Кого ты имел в виду?

— А вы сами не знаете? — я слегка улыбнулся.

— Знаю. Знаю, к сожалению, — Украшенные тяжелыми золотыми «печатками» пальцы постучали по рулю. — Я предполагал, что это когда-нибудь случится. Все к тому шло.

Барон снова замолчал, потом тяжело вздохнул и заговорил, не торопясь, будто смакуя горький привкус прошлого:

— У вас его называют сибирским старцем. У нас — Черным. Он впервые появился в таборе давно. Около сорока лет назад. Пришел неизвестно откуда, непонятно зачем, но сразу понял, как здесь все устроено. Он не стал говорить о делах, не лез в бизнес, не пытался наживаться. Он увел душу, — барон в очередной раз вздохнул.

— Душу? — не понял я.

— Иду. Дочь тогдашнего барона. Красавицу, всеобщую любимицу. Распутин уже тогда был стар и страшен, как тысяча чертей, но она увидела в нем… Что-то. Увидела и влюбилась без памяти. Молодая, красивая, дерзкая. Наверное, ей казалось, что она сможет его приручить.

Барон изъяснялся… нет, не то чтобы поэтично, но цветасто и витиевато, будто мы с ним вдвоем вдруг оказались в кадре то ли доисторического триллера, то ли мыльной оперы.

— Приручить? — мрачно усмехнулся я. — Полагаю, у нее не получилось.

— Не получилось, — барон кивнул. — Старик ушел, наигравшись. И звать Иду с собой, разумеется, не стал. А через некоторое время у нее родился сын.

— Григорий Григорьевич Распутин, — пробормотал я.

— Эту фамилию, как и отчество, он получил гораздо позже, — Барон поежился, будто одно упоминание имени «черного старца» каким-то чудом могло ему навредить. — Но да, ты прав.

Несколько мгновений мы молчали, будто барон никак не мог собраться с духом и рассказать историю до конца. Но потом все-таки продолжил, хоть и через силу.

— Ида не вынесла расставания. Она покончила с собой через два года. Следом за ней, не выдержав горя, ушел и ее отец. А ребенок… ребенок вырос. Смышленым, ловким, умным парнишкой… — Барон чуть прикрыл глаза, вспоминая. — К пятнадцати годам у него появилась сила… То, что вы называете Даром. У нас это очень большая редкость. Разве что в таких вот случаях проявиться может, и то… Уже скоро Гриша собрал вокруг себя людей — таких же, как он сам парней, молодых и горячих. Начал… Делать дела.

Барон снова поморщился, будто даже у него, человека, который и сам наверняка зарабатывал на жизнь не самым честным трудом, одна только мысль об этих самых «делах» Распутина вызывала… в общем, вызывала.

— У него неплохо получалось. Ребята его слушалась, и их семьи зажили гораздо лучше, чем раньше. А потом опять явился черный старец. Явился — и забрал Гришку с собой. Мы… мы думали, что больше не увидим Гришку никогда. — Барон явно сначала хотел сказать «надеялись». — Но он вернулся. Через несколько лет. Приехал на крутой машине, одетый с иголочки. Костюм, как у больших людей, манеры… Выглядел так, будто его вырезали из журнала про богатую жизнь. Поселок гулял три дня. Гришка пил, не пьянея, и рассказывал молодым балбесам о совсем другой жизни. О ресторанах, машинах, столичных красотках… О власти. О том, как жить, если не бояться. А потом он их забрал с собой в Петербург, всех до единого.

Барон замолк, задумчиво глядя в одну точку.

— Они возвращались и уезжали снова. Такие же, как Гришка — гордые, на дорогих машинах, при деньгах… Приезжали не просто так. Парни научились делать дела. И эти дела были очень далеки от того, чем следует заниматься хорошему человеку. Нет, мы и сами никогда не были ангелами, но хотя бы старались не привлекать к себе внимания. А с Гришкой…

— Цыганский квартал стал тем… чем стал, — закончил я за него.

— Да. Скупка краденого, оружие… Наркотики…

Барон явно говорил через силу, будто сам осуждал все это. Осуждал — и вместе с тем не испытывал особых мук совести. С его положением он наверняка мог попытаться что-то исправить… Но не исправил.

— У меня не было вариантов, — будто услышав мои мысли, проговорил он. — Тогда всем уже давно заправлял черный старец. А те, кто его ослушивался… Они долго не жили.

Такая вот история. Странная, похожая одновременно на сказку и сомнительного качества криминальную драму. Любой уважающий себя представитель высшего света столицы наверняка бы решил, что все это выдумки… Однако я почему-то верил барону.

Петербург жил по своим законам и правилам, но здесь, за железнодорожным переездом в Красном селе лихие восьмидесятые, похоже, так и не закончились.

— А как же полиция? — спросил я, просто чтобы нарушить тишину.

Все и так было яснее некуда, но я почему-то хотел, чтоб барон рассказал все сам.

— Когда случилась первая облава, приехал Гришка. С какими-то чинами в погонах. Те решили вопрос. Гришка сказал, что теперь мы будем платить. Не ему. Им. Сам же он за… помощь, — Барон будто выплюнул это слово, — взял не деньгами.

— А чем?

Чувствуя, что сейчас, наконец, начнется та часть рассказа, которая меня и интересует, я старался не давить.

— Он забрал с собой детей. Троих крепких подростков. Потом приехал еще. Еще за несколькими. И приезжал постоянно. Раз в три, шесть месяцев… Он никогда не требовал слишком много, да и детей забирал из тех семей, где они были. Если не обузой, то… В общем, они охотно шли с ним сами. Вот только знаешь что? — Барон вдруг резко повернулся ко мне. — Я встретил потом одного из них. В городе. И… И он не был прежним.

Внутри все сжалось. В принципе, ничего удивительного, я, пожалуй, уже догадывался обо всем и сам. Осталось только получить подтверждение.

— Он стал Одаренными? — глядя барону в глаза, спросил я.

Тот кивнул.

— А до этого? Что, никаких признаков Дара не было?

— Ни малейших. Поверь, об этом бы узнали. Дар — большое счастье для поселка… И большое проклятие.

— Понятно, — Я медленно кивнул. — И что, нет никаких догадок, куда именно увозил их… Григорий?

— Я не догадываюсь. — Барон невесело усмехнулся. — Я знаю. Мы с другими стариками посылали людей проследить за машинами. Они смогли отыскать нужно место… Вот только дальше сунуться уже не смогли. Слишком уж много там было охраны… Из тех, что еще недавно были нашими братьями.

— Вы скажете адрес? — я впился взглядом в барона.

— А зачем я, по-твоему, тебя позвал? — тот хмыкнул. — Черный старец — зло. Он сделал злом Гришку. Он принес зло моему народу. И, если Гришки теперь нет… Осталось отрубить голову этому змею. Земля станет чище. Это благо для всех.

Барон достал из кармана дорогую позолоченную ручку, резко контрастирующую с обшарпанным салоном, извлек откуда-то из-под козырька блокнот в кожаной обложке и, быстро написав несколько строк, вырвал лист и сунул мне.

— Ты хороший человек. И в тебе есть сила. Я знаю, что ты не обманешь… И что зло будет наказано. Сделай это.

Барон обмяк в кресле, будто из него вытащили стержень, и уставился в стекло невидящим взглядом.

— Благодарю вас. Сделаю. Обещаю.

Я сунул листок в карман и уже взявшись за ручку двери, замер. Одна мысль никак не давала мне покоя. И, хоть разговор уже и завершился, я все же спросил.

— Ида… мать Григория — она?..

— Моя сестра. — Барон обнажил губы в улыбке, больше похожей на мучительный оскал. — Тот, кого ты убил — моя родная кровь.

Я открыл дверь, кивнул, прощаясь, и выскользнул из машины. Увидев меня, Камбулат явно обрадовался. Он держался молодцом, но наверняка успел изрядно перенервничать, пока мы беседовали с бароном. Я шагнул к «Волге» и, подумав, обошел ее с другой стороны.

— Поехали отсюда. — Я кинул Камбулату ключи. — Давай за руль. Мне подумать надо.

Тот кивнул, обошел машину, и, дурашливо отсалютовав свите барона, так и продолжавшей на нас мрачно пялиться, уселся на водительское кресло. Через минуту машина уже мчала по Красносельскому шоссе в сторону Петербурга.

— Ну что? — Камбулат, не вытерпев, повернулся ко мне. — Получилось?

— Получилось. — кивнул я. — Еще как получилось… Понять бы, что с этим «получилось» теперь делать…

Я достал листок, который дал мне барон, и несколько раз перечитал написанное.

Почти пятьдесят километров по Киевскому шоссе и еще примерно столько же за Гатчину. Ну и глушь… Неудивительно, что старший Распутин устроил свое логово именно там…

А мне куда раньше стоило сопоставить хронологию и понять, что участие в подготовке переноса сознания одного известного генерала и послужило толчком к «исследованиям» Распутина… Или именно благодаря им с этим самым переносом все прошло нормально…

Так или иначе, со старикашкой пора заканчивать. Он наверняка уже давным-давно сообразил, кто вернулся к жизни в теле выскочки-курсанта, и хорошо, если об этом еще не знает половина Петербурга.

Но сами мы не справимся, даже при всем желании. Одному черту известно, сколько у Распутина Одаренных и какого они ранга. Да и сам старик не промах: пусть специализация у него далеко не боевая, Конфигуратор такого класса может подкинуть немало сюрпризов. Так что…

Я достал телефон и задумчиво повертел его в руках. Разблокировал, зашел в телефонную книжку, полистал. Палец застыл напротив фамилии Мещерского. Я уже почти нажал на пиктограмму звонка, как вдруг решительно заблокировал телефон.

Мещерский на удивление часто оказывается там, где нужно. В самый подходящий момент. А потом, как правило, происходит какая-то дичь. Возможно, конечно, это совпадение, но…

Не пришло ли время воспользоваться дельными советами? И сам Мещерский, и старший Гагарин, и младший Морозов, будто сговорившись, в один голос твердили мне не доверять… Не доверять друг другу, разумеется, а лучше вообще никому. Думать своей головой.

Пожалуй, самое время начать.

Я прислушался к себе и окончательно понял, что звонить Мещерскому не хочу. Удовлетворенно кивнув, я снова разблокировал телефон, уже без сомнений пролистал телефонную книжку и, отыскав нужный контакт, ткнул в кнопку вызова.

— Доброй ночи, ваше сиятельство… Да, это я… Да, я знаю, сколько сейчас времени.

Гагарин — не старший, конечно же, а капитан гардемаринской роты, мой непосредственный начальник, явно был не в восторге от звонка посреди ночи. Но стоило мне произнести еще буквально несколько слов — тут же проснулся. И разговор продлился недолго.

— Так точно. Через полчаса буду. — Я убрал телефон в карман и повернулся к Камбулату. — Давай к Зимнему. И побыстрее. Полный вперед.

Мотор взревел, и «Волга» буквально прыгнула вперед, чуть задирая капот. А я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Кажется, поспать снова не получится, но хотя бы тридцать минут отдыха у меня еще есть.

Все-таки лучше, чем ничего.

Глава 14

К имению, затерянному в забытой богом глуши, поднятая по тревоге гардемаринская рота примчала спустя три часа. Наверняка младший Гагарин еще не успел забыть разнос, который мы с ним огребли от Морозова после штурма поместья младшего Распутина, но возможность накрыть лабораторию, в которой ставили незаконные эксперименты на людях, а, возможно, и доказать причастность к этому Черного старца взяла верх над опасениями.

Даже невзирая на возможные вопросы со стороны особой комиссии.

Однако обойтись совсем без согласования не удалось: пришлось позвонить Морозову. Тот, выслушав капитана, дал «добро» и уже через минуту бойцам опергруппы ушла команда общего сбора.

Сидя внутри броневика, я поймал себя на остром ощущении дежавю. Совсем недавно мы точно так же ехали на штурм. Только тогда целью был младший Распутин. Даже интересно, что припас для нас его папенька?

Однако сходство исчезло, как только мы выгрузились из машин. В поместье никого не было. Чтобы понять это, не нужно было даже поднимать в воздух коптер с тепловизором. Массивные ворота тоскливо покачивались на ветру, а наезженная колея в свежем снегу недвусмысленно намекала, что совсем недавно здесь проехало как минимум несколько тяжело груженых машин.

М-да. Кажется, мы опоздали.

— Не расслабляться! — прозвучал в рации голос Гагарина. — Оцепление, смотреть в оба! Досмотровая группа — вперед, пошли, быстро, быстро!

Пятеро бойцов скользнули во двор поместья. Я, застыв за «Фалькатусом», напряженно тискал цевье автомата и кусал губы.

Неужели ушел? То есть, утечка уже на самом верху? В Совете? Сам Морозов?

Да нет, бред какой-то. Кто-кто, а он уж точно видал Распутина в гробу — хоть в белых тапках, хоть без.

Но кто тогда? Впрочем, к чему гадать. Мещерский верно заметил: Распутин слишком многим успел втереться в доверие. И теперь ждать подставы можно откуда угодно. Но если в усадьбе осталось хоть что-то, хоть самый крохотный клочок бумаги…

Черт, да что они там возятся?

— Чисто, — Голос в наушнике прозвучал будто в ответ моим мыслям. — Никого.

— Совсем чисто? — тоскливо уточнил Гагарин.

— Не совсем, — последовал ответ. — Думаю, вам лучше посмотреть лично.

— Иду, — буркнул Гагарин. — Острогорский, со мной!

Я встрепенулся, и, отыскав взглядом капитана, вышел из-за броневика и направился ко входу.

Что ж. Посмотрим, что нам оставил Распутин. Надеюсь, что-нибудь посолиднее золы в камине от сгоревших бумаг и выжженных кислотой лабораторных столов.

* * *

— Это… это непостижимо. Поистине непостижимо! — Нескладная высокая фигура снова прошла вдоль длинного стола, вдумчиво разглядывая разложенные на нем бумаги. — Мне сейчас же нужно позвонить! Петр Григорьевич просто обязан это увидеть!

Горчаков повторял эту фразу в различных вариациях уже раз в третий или четвертый — менялись только имена и отчества почтенных профессоров и доцентов, каждый из которых наверняка являлся не только светилом отечественной науки, но и крупнейшим специалистом в своей области. Наделенным не только докторской степенью и целым ворохом дипломов и грамот на всех известных мне языках, а еще и колоссальным опытом, без которого мы — разумеется — никак не могли обойтись.

За фразой повторялся и сценарий: не проходило и получаса, как в темноте за поворотом вспыхивали фары, на проселочной дороге слышался звук мотора, и уже через минуту по лаборатории Распутина носился очередной ученый старец с выпученными от удивления глазами. Еще немного — и все это уже всерьез грозило превратиться из секретной операции в тематический симпозиум чуть ли не международного уровня.

Мы встретились взглядом с дежурившим у двери Гагариным, и тот неодобрительно покачал головой. Я и сам уже успел пожалеть, что предложил обратиться к Горчакову. Его светлость, разумеется, обещал помочь и тут же примчался, вскочив среди ночи, однако его активность грозила обернуться колоссальной утечкой информации. Похоже, высокая наука по определению игнорировала не только этикет, но и любое прочие условности, вроде секретности или банальной дисциплины.

Впрочем, делать нам все равно было нечего: собственных знаний определенно не хватало, чтобы разобраться хотя бы с десятой частью записей старшего Распутина. Ни нам с Камбулатом, ни Гагарину, ни всем гардемаринам вместе взятым. А с матчастью — приборами и какими-то странными образцами в контейнерах — не справилась даже Алена. Бедняжка промучилась чуть ли не целый час, сонно хлопая глазами, но потом все же вынуждена была признаться, что студентке физфака, даже лучшей на курсе, такие сложности не по зубам.

А где-то еще через два часа помощь понадобилось и ее многомудрому научному руководителю. Горчаков ковырялся в бумагах, бродил по всей лаборатории и даже снаружи, трижды обойдя усадьбу по кругу — судя по всему, без особого успеха. В конце концов его светлость пришел к выводу, что доктора одних только физических наук тут явно недостаточно. И принялся вызванивать сначала химика, потом биолога, потом медика, с которым они лет этак пятьдесят назад учились вместе, а после него зачем-то еще и сразу двух специалистов по прикладной математике.

В какой-то момент мне даже показалось, что старик уже давно сделал все возможные выводы — просто решил таким незамысловатым образом поделиться с коллегами, пока все записи и вещдоки не уехали куда-нибудь в застенки под гриф «совершенно секретно».

А прятать здесь определенно было что — по меньшей мере от широкой общественности. Я не имел и десятой части познаний Горчакова и прочих ученых мужей, зато подмечать детали умел, пожалуй, куда лучше любого из них. Как и чувствовать то, что обычно обтекаемо называют атмосферой.

А эта самая атмосфера в лаборатории Распутина определенно имелась — причем в высшей степени паршивая. В затхлом воздухе подвала пахло не только сыростью, но и чем-то еще. Какой-то ядреной химией — то ли растворителем, то ли чем-то лекарственным. Только не как в больнице… обстановка в дальнем помещении почему-то настойчиво ассоциировалась с моргом. А несколько железных коек без постельного белья или хотя бы матрасов и здоровенные контейнеры лишь усиливали впечатление.

Я обратил внимание на тянущиеся от них провода и подошел ближе, чтобы получше рассмотреть. Взялся за ручку и не без усилия откинул крышку. Едва слышно скрипнули петли, демонстрируя металлическое нутро — ребристые влажные стенки и дно, на котором скопилось несколько сантиметров воды.

Холодильник. Конечно, не из тех что ставят в квартирах, магазинах или торговых центрах — огромный, можно сказать, промышленный. В таком можно хранить несколько сотен килограмм мяса, замороженные овощи или даже неразделанную баранью тушу… штуки этак три. Внутри было пусто, и, судя по скопившейся влаге, аппарат не работал уже несколько дней, но до этого здесь лежали…

Может быть, какие-нибудь реагенты для лаборатории. Или продукты, которыми Распутин кормил личный состав — вряд ли он работал один, и должны же они что-то есть… Я изо всех сил пытался представить что-то исключительно бытовое и безобидное, однако упражнение раз за разом рисовало людей в белых халатах и прорезиненных фартуках. Этаких почти опереточных медиков-убийц из посредственных триллеров, сгружающих в холодильники истерзанные тела подопытных.

Такое бывает только в кино… Впрочем, моя жизнь — вся, с самого пробуждения в больнице в далеком теперь Пятигорске — подозрительно напоминала лихой и высокобюджетный боевик. С перестрелками, погонями и неоднократным подрывом декораций и гибелью второстепенных персонажей. Возможно, кому-то всемогущему наверху просто надоело смотреть одно и то же, и он решил переключить канал, сменив жанр на второсортный ужастик.

Декорации в подвале были соответствующие: полумрак, длинные лабораторные столы и приборы, о назначении которых я мог только догадываться. Наверняка Распутин успел вывезти или уничтожить все по-настоящему ценное, однако даже остатки его документов выглядели, как жутковатые мистические письмена.

Вполне аутентично.

— Владимир… — Алена подошла и осторожно тронула меня за плечо. — Пойдем. Кажется, солдаты кое-что нашли.

— Гардемарины, — на автомате поправил я. — Константину Михайловичу показывала?

— Н-нет… Наверное, ему такое лучше не видеть.

Судя по встревоженному голосу, бойцы откопали что-то… скажем так, весьма сомнительное. Только не в главном помещении лаборатории, не в подсобке и даже не в самом здании старой усадьбы — Алена повела меня дальше, наружу. Шагая по утоптанному снегу, я застегнул куртку чуть ли не до самого горла — на улице успело похолодать.

— Сюда. — Рослая фигура в гардемаринской «броне» подсветила фонарем на цевье автомата узкий проход между деревьями. — Осторожнее, ваше сиятельство — здесь скользко.

Я протянул Алене руку и двинулся первым — для прогулок по лесу мои ботинки явно годились лучше, чем сапожки на каблуках. Раньше здесь, похоже, была какая-никакая тропинка, но где-то в полночь за городом шел снег, так что от ноги то и дело проваливались под схваченную морозом хрустящую корку.

— Следы. — Я указал лучом фонарика на углубления впереди. — Тут уже ходили… и не только наши.

К счастью, идти пришлось недалеко: примерно через полсотни шагов тропинка круто загибалась влево и упиралась в низину. То ли искусственного происхождения, то ли вполне себе естественного — следов работы лопатой под слоем снега я не разглядел. Белый ковер покрывал все вокруг, и только в одном месте у самого края — как раз там, где обрывалась цепочка следов, оставленных берцами кого-то из гардемарин — его чуть раскопали. Или скорее даже просто чуть разбросали в стороны прикладами, освобождая черную «начинку».

— Это не земля. — Я опустился на корточки. — Тут явно что-то сжигали.

Воздух промерз насквозь, однако я все равно почуял запах гари, отдающий одновременно и бензином, и пластиком, и какой-то химией… Но здесь поработал не только огонь.

Из низины фонило. Не слишком сильно, и все же достаточно, чтобы я смог ощутить остатки энергии даже без всяких приборов. Кто-то не поленился не только отнести сюда кучу всего из усадьбы и сжечь, но и на всякий случай прошелся сверху Даром. Наверняка не в одиночку: рядовые сотрудники или боевики таскали и возились с канистрой, а Одаренный — может быть, сам старший Распутин лично — закончил работу.

Чтобы уж наверняка.

— Не хочу даже думать, что там было, — поморщилась Алена. — Но пахнет так, что голова кружится.

— Отойдите подальше. Смотреть на это вам точно ни к чему. — Я порыскал фонариком по черной дыре в снегу. — Да, в общем-то, и не на что — все сгорело дотла. Остался один пепел.

— Надо взять образцы.

Я не стал спорить — хотя прекрасно понимал, что даже самые дотошные и грамотные эксперты-криминалисты отыщут в оксидах и фосфатах разве что чистый углерод, не успевший окислиться до конца и улететь в атмосферу. Бензин и пламя еще могли пощадить хоть какие-то ошметки органики, но даже у не самого крутого Одаренного Разряд, Свечка или Пожар запросто выдают температуру чуть ли не в тысячу градусов.

Что бы ни притащил сюда Распутин — от него не осталось даже следов.

Шагая обратно к усадьбе, я изо всех сил пытался от крутящихся в голове картин. Вполне возможно, в яме в конце лесной тропинки жгли только расходники, какую-нибудь ненужную мебель… какие-нибудь бумаги…

Ну да. Три-четыре сотни килограмм черновиков.

— Как вы думаете, что там было? — тихо спросила Алена.

— Не имею ни малейшего представления. — Я поднялся на крыльцо, на ходу убирая фонарик в карман. — Давайте лучше вернемся к господам ученым. У них наверняка уже созрела какая-нибудь теория.

Впрочем, я мог и ошибаться. Когда мы спустились в подвал, Горчаков и остальные о чем-то спорили. Не слишком громко, но с такой экспрессией, что в затхлом воздухе подвала стремительно накапливалось напряжение. Окружающая обстановка, похоже, ничуть не волновала почтенных докторов наук — они поднялись над всем мирским и теперь на наших глазах стремительно мчались в такие заоблачные выси, что еще немного — и их пришлось бы сбивать зенитным орудием.

Алена смотрела на них, как на каких-нибудь небожителей, однако я решил не дожидаться их абсолютного слияния с бесконечно-вечным и, улучив момент, выдернул Горчакова из беседы.

— Ваша све… Константин Михайлович, — проговорил я, уводя вяло упирающегося старика в сторону. — На минуточку… Нас с Аленой Юрьевной интересует — есть ли какое-то объяснение?..

— Что?.. Ах, да! Разумеется, друзья мои.

На мгновение потерявшийся было Горчаков снова оживился. Конечно, наша компания изрядно не дотягивала до уровня полудюжины докторов наук, зато была готова слушать, не перебивая — прямо как студенты на лекции.

— Не могу сказать, что мы с… с почтенными коллегами смогли полностью достигнуть консенсуса. Лично я, как специалист в области физики, склонен думать, что именно здесь, в этом самом подвале и появился загадочный источник энергии, способный сформировать элемент запредельной мощности. Но Петр Григорьевич, — Горчаков обернулся, покосившись на остальных, и заговорил чуть тише, — утверждает, что подобное невозможно. Однако его аргументы…

— Полностью верны!

Тот, кого назвали Петром Григорьевичем — среднего роста полный мужчина лет этак шестидесяти с огромной седеющей бородой — заревел на весь подвал. И тут же подскочил к нам с проворством, которого я никак не могу ожидать от господина его возраста и телосложения.

— Полностью! — громогласно повторил он. — И вам, Константин Михайлович, это прекрасно известно. Так что давайте не будем вводить юные умы в заблуждение вашими сказками о…

— Сказками⁈ — вспыхнул Горчаков. — С каких это пор гипотеза, к тому же подкрепленная записями, называется сказкой?

— С того самого момента, как она начинает противоречить основам медицинской науки! — Петр Григорьевич принялся трясти поднятым вверх пальцем. — Я десятки лет изучал физиологию и без тени сомнения утверждаю — то, о чем вы говорите, просто-напросто невозможно. Не-воз-мож-но!

Последнее слово похожий на разжиревшего косматого медведя доктор для пущей убедительности повторил по слогам. Однако Горчаков и не думал сдаваться — тут же огрызнулся и тряхнул головой так, что едва не уронил очки. Петр Григорьевич не остался в долгу. Выдал что-то витиеватое и даже приподнялся на цыпочках, чтобы стать хотя бы чуточку выше. Со стороны казалось, что господа ученые вот-вот пустят в ход кулаки.

Впрочем, я их уже почти не слушал. Судя по встревоженному и хмурому лицу Гагарина, что-то явно пошло не так. Он все это время так и стоял у лестницы наверх и только сейчас вынул из кармана «разгрузки» телефон, мельком взглянул на экран и, развернувшись, зашагал вверх по ступенькам.

Я кивнул Алене и поспешил за ним следом.

— Ваше сиятельство! — позвал я, выскакивая на крыльцо усадьбы. — Что-то случилось?

— Да пока ничего. Но сейчас, чувствую, начнется… — Гагарин мрачно усмехнулся и вытянул руку в сторону дороги. — Сам посмотри.

К усадьбе из-за леса свернул автомобиль — здоровенный квадратный внедорожник, за которым появился еще один такой же и следом — еще два огромных силуэта, в которых я сразу узнал армейские «Уралы».

— Да твою ж… — поморщился я. — Кто на этот раз? Опять особая комиссия, или… или наши?

— А чтоб я понимал. — Гагарин с тоской вздохнул и снова потянулся за телефоном. — Сейчас и узнаем.

Глава 15

Еще примерно минуты полторы я пребывал в неведении. У поворота остались дежурить наши бойцы, но они то ли еще не успели доложить, то ли сами не поняли, кто именно пожаловал в тайное убежище Распутина… А может, благоразумно решили отмолчаться, оповестив Гагарина только о самом факте визита незваных гостей.

Так что нам оставалось только гадать, кого именно принесла нелегкая — Совет имперской безопасности, Следственный комитет или особую межведомственную комиссию, которая и так уже давно наточила зубы и на меня с товарищами, и на гардемарин, и на обоих Морозовых.

Впрочем, томительное ожидание продлилось недолго: бойцы, охранявшие въезд во двор усадьбы, с явной неохотой расступились, и по раскатанной машинами особой роты дороге к нам покатилась целая колонна. Оба грузовика дружно уткнулись мордами в сугробы у края здания, задние борта с лязгом упали вниз, и наружу из крытого тентом кузова тут же полезли плечистые фигуры с автоматами. Не полицейские спецы — явно армия, в новомодной четырехцветной «цифре», касках и бронежилетах. До гардемаринского снаряжения им, конечно, было далековато, однако собрались ребята серьезно — явно не на прогулку — помимо ручного оружия я насчитал три тяжелых пулемета.

— Преображенский полк… кажется. — Гагарин каким-то чудом разглядел в темноте шевроны на плечах у солдат. — Гвардия. С начальством пожаловали.

Черные внедорожники запарковались чуть поодаль, пропуская длинный седан. Машина явно одолела проселок не без труда, но все же упрямо доползла последние метры до крыльца, развернулась боком и распахнула двери, выпуская сначала водителя в штатском, потом двух господ с полковничьими погонами и, наконец, верховного главнокомандующего всей маленькой армии.

Еще не разглядев знакомую блестящую лысину и фельдмаршальские жезлы на плечах, я почему-то точно знал, кого увижу. Не успев выбраться наружу, его сиятельство принялся раздавать команды.

— Оцепить тут все! — рявкнул он на весь двор. — Часовых по периметру, два отделения в дом, одно — на дорогу. Поставить блокпост и никого не впускать.

— Есть! — отозвался один из полковников. — А если?..

— Никаких «если»! — отрезал Морозов. — Пусть хоть какие документы показывают — хрен им, а не допуск. И чтобы без моего разрешения сюда ни одна мышь не проскочила. А будут требовать, посылайте, куда подальше, нам эти пиджаки не указ. Говорите — действуем по прямому указанию Совета имперской безопасности. Ясно?

— Так точно, ваше сиятельство!

Оба старших офицера синхронно взяли под козырек и чуть ли не бегом бросилиcь выполнять приказ. Один к грузовикам, у которых уже построились солдаты, второй — куда-то в сторону ворот.

Видимо, сообщить гардемаринам на дороге, что на этом их полномочия все.

А сам Морозов с встревоженным, но при этом весьма довольным видом направился вверх по ступенькам крыльца прямиком к нам.

— Значит, сработала наводка все-таки? Нашли лабораторию? — ухмыльнулся он вместо приветствия. — Молодцы, молодцы… Жаль, что ее владелец смыться успел… А эти хмыри из комиссии еще не пробегали?

— Здравия желаю, ваше сиятельство. — Гагарин коснулся края шлема кончиками пальцев. — Никак нет, не пробегали. Мы уж старались не шуметь — может, и не доложил еще никто.

— Да как же, не доложил… На Фонтанке теперь раньше меня узнают, — проворчал Морозов. — Через полчаса уже тут будут — к бабке не ходи… Даже странно, что мы вперед них успели.

Его сиятельство явно собирался в спешке, не успев толком привести себя в порядок — а может, даже умыться. Обычно аккуратные несмотря на свои масштабы усы торчали во все стороны, а на щеках и подбородке торчала колючая серая щетина. Да и глаза были под стать — узкие и чуть припухшие, словно Морозов не спал уже черт знает сколько.

Но старался он не зря — действительно, поднять в такое время старшие армейские чины, выписать документы на технику и прогнать через каптерку и арсенал целую роту бойцов не так просто. И уж точно не быстро, однако гвардейцы каким-то чудом подоспели к усадьбе Распутина раньше, чем статские чины из особой комиссии. Те уже тоже наверняка мчались сюда на всех парах…

Но что-то подсказывало: сегодня Соболеву с Волчарой не светит. При определенных обстоятельствах свежие «корочки» с печатями могут оказаться даже посильнее воли Совета, однако лишь в том случае, если их смогут подкрепить силой. А сегодня сила на нашей стороне: вряд ли вежливые господа в штатском станут лихо прыгать на гвардейский блокпост с пулеметами.

Даже если, как и в Красном селе, прихватят с собой броневик и пару полицейских экипажей. Ведь одно дело лихо загрести две дюжины человек в балаклавах и с «резиноплюем» и совсем другое — попытаться пробиться через солдат и офицеров Преображенского полка. Конечно, рано или поздно у них это получится, но к тому времени Морозов уже успеет перерыть всю усадьбу сверху донизу и вывезет все, что не успел сам Распутин. Соболеву с Волчарой останутся только голые стены, куча пепла и сажи, погребенные под снегом… Ну и разочарование, да.

И все же странно, что они еще не нагрянули.

Будто в ответ на мои мысли, во внутреннем кармане куртки ожил телефон. Я вытащил его, и на экран тут же выскочило сообщение с неизвестного номера:

Гости уже выехали, друг мой. Нам очень не хотелось их отпускать, но вы же знаете дядю — он не привык долго засиживаться на месте. Ваш С.

Его высокородие шифровался, как мог. И, хоть и несколько запоздало, попытался меня предупредить. Так что ответ на один вопрос я уже получил — впрочем, их все еще оставалось вагон и маленькая тележка.

— Вам понадобится наша помощь? — поинтересовался Гагарин.

— Не думаю, капитан. Можете быть свободны. — Морозов развернулся и указал рукой в сторону ворот. — Подкрепление уже в пути.

Со стороны шоссе по дороге катились еще два грузовика. По несколько десятков человек в каждом, итого целая рота, если не больше… Похоже, старик подошел к вопросу основательно. Значит, не просто бряцал оружием, а готовился к серьезному противостоянию.

На его месте я бы действовал примерно так же: оцепить, никого не пускать, разобраться. Потом сделать вид, что идешь на уступки, «срисовать» по ходу дела основных фигурантов и где-то через неделю-другую неожиданно выкатить обвинения. Избавиться от врагов через судебную систему, если она еще хоть как-то функционирует на столь высоком уровне. А если не получится — просто собрать хотя бы четверть Совета, поднять гвардию и навести порядок грубой силой.

Отличный план. Простой и надежный, как автомат Калашникова. Но мне почему-то никак не покидало ощущение, что Морозов где-то крупно просчитался, и теперь отчаянно пытался прикрыть собственные неудачи лихими кавалерийскими наскоками. И делал все… нет, не то чтобы глупо или неграмотно, но как-то уж слишком топорно, полностью наплевав на нюансы.

Наверное, старший Гагарин все-таки прав: из солдафонов редко получаются толковые политики. У меня никогда не было особых иллюзий даже на собственный счет, а Морозов и вовсе не блистал дипломатическими талантам. Зато командовать и прошибать стены медным лбом умел получше любого другого.

И именно это, похоже, как раз и намеревался делать — если уж не поленился притащить с собой целую армию. Судя по тому, как лихо гвардейцы подорвались укреплять усадьбу, Морозов предполагал самые разные варианты развития событий — включая серьезные «размены».

А что дальше? Танки на Невском? Стрельба прямо в центре города? Гражданская война, черт бы ее побрал?

— Господи, что здесь происходит? — Алена подошла сзади и осторожно тронула меня за локоть. — Сначала стрельба прямо на факультете, поэтом этот страшный подвал, теперь солдаты…

— Полагаю, я должен извиниться за то, что втянул вас. В конце концов, это проблемы гардемаринской роты и Сергея Юрьевича, но никак не ученых, — вздохнул я. — Пожалуй, стоит сказать им, чтобы отправлялись домой.

— Попробуйте. — В голосе Алены вдруг прорезались насмешливые нотки. — Петр Григорьевич сказал такое… В общем, теперь их не растащит даже вся гардемаринская рота.

— Боюсь, я не понимаю и половины слов, которое они говорили. — Я улыбнулся и развел руками. — А что думаете вы? Может эта лаборатория быть как-то связана с источником, который разнес Пажеский корпус?

— Я… Если честно, я не знаю, — потупилась Алена. — У меня и в мыслях не было сомневаться в знаниях Константина Михайловича, но то, что он говорит, действительно… необычно.

— Необычно? — переспросил я. — Думаете, старший Распутин не мог создать нечто, способное работать, как генератор энергии запредельной мощности?

— Распутин экспериментировал с живой плотью. Возможно, даже с людьми… судя по тому, что я смогла разобрать в уцелевших записях. — Алена пальчиком поправила очки на носу. — А не с конденсаторами или магнитным полем.

— Так вот что имел в виду Петр Григорьевич, — догадался я. — Человек… Одаренный в качестве источника?

— Наоборот — он как раз и хотел сказать, что такое невозможно — в принципе невозможно с точки зрения науки.

— Почему? И вы, и я, и Сергей Юрьевич… Да практический каждый здесь, кроме разве что солдат, — Я описал рукой круг, показывая всех, кто вошел в дом или остался во дворе, — своего рода источник. Дар…

— Верно, Владимир, — кивнула Алена. — Однако все мы, даже сам Николай Ильич Морозов с его вторым рангом, не смогли бы выдать и десятой мощности элемента с той видеозаписи.

— Мы — нет. А вот кто-то другой…

Я задумался. Действительно, такая сила была чем-то запредельным даже для «единиц» с «двойками», но в свое время Распутин, хоть и не в одиночку, смог сделать из моего нынешнего тела почти совершенный инструмент. В том числе и «прокачать» синапсы пацана с зачатками Дара до потенциала на уровне первого ранга. С тех пор прошло десять с лишним лет, и — как знать? — умения Конфигураторов наверняка успели подрасти.

Наука никогда не стоит на месте.

— Не думаю. — Алена на всякий случай оглянулась — видимо, отчаянно не хотела, чтобы ее услышал кто-то, кроме меня. — У человеческого тела есть предел. Одаренные высших рангов обладают необычайно развитой нервной системой, но пропустить через себя такую мощность не под силу даже им.

— А если усилить синапсы Конструктами? — не сдавался я. — Если мне не изменяет память, такие эксперименты проводили еще в семидесятых.

— И, можно сказать, не добились успеха. Когда я ушла, в подвале как раз вспоминали те работы — и даже Константин Михайлович вынужден был признать, что прирост максимальной мощности составил не более пяти-семи процентов. — Алена развела руками. — А здесь же речь идет.

— О разнице в несколько порядков, — вздохнул я. — Но Распутина не зря считают сильнейшим в Империи Конфигуратором. И если такое возможно хотя бы теоретически…

— Петр Григорьевич бы с вами не согласился. Если я все правильно поняла, само устройство организма не рассчитано на силу свыше первого ранга. Понадобились бы не просто измененные синапсы, а другой принцип построения нейронных связей. — Алена на мгновение задумалась. — Пожалуй, такое существо уже не было бы человеком.

— А кем же тогда? — поморщился я.

Аргументы звучали убедительно, однако недооценивать Распутина все же не следовало. Старикашка, как ни крути, родился гением. И смог развить свои таланты до немыслимых высот, хоть на это и ушло чуть ли не полтора века.

— Кем тогда?.. Не знаю. Но, пожалуй, стоит спросить об этом Петра Григорьевича. — Алена развернулась обратно к двери. — Раз уж нас пока не выгоняют отсюда — попробую предложить им эту теорию.

Когда она ушла, рядом со мной вдруг возник Морозов. До этого о чем-то негромко беседовал с Гагариным, даже не поднявшись на крыльцо со ступенек, но теперь зачем-то решил обратить на меня внимание.

— Так это ты, получается, тут все разведал?

— Получается, я… с товарищем. — Я указал на скучающего у машины Камбулата. — А потом уже Сергей Юрьевич с нашими нагрянул.

— Ну, здорово. Значит, не ошибся я в тебе, боец. — Морозов протянул руку и одобрительно похлопал меня по плечу. — Сейчас мои ребята тут все прошерстят, и мы и Распутина, и всю его шайку… В общем, мое тебе слово — как только возьмем старика за жабры — будут вам с товарищем ордена.

Я молча козырнул.

— Вольно, боец, — усмехнулся Морозов. — И вот еще чего — у тебя завтра какие планы? Неплохо бы в Шушары наведаться. У нас там планируется… мероприятие, скажем так. Важное.

Вот так приглашение. Точнее, это называется иначе. Когда генерал-фельдмаршал лично обращается к прапорщику, начиная с «неплохо бы» — значит, наведаться нужно обязательно.

— Что, прямо с утра? — кисло поинтересовался я, заранее предвкушая, как буду отпрашиваться у Разумовского.

— С утра? Нет, ни в коем разе. — Морозов нахмурился и строго погрозил пальцем. — До обеда чтобы из Корпуса ни ногой! У вас там тоже кое-что намечается.

Глава 16

— Смотри! Идут, кажется! — Камбулат толкнул меня локтем в бок. — Хоть посмотрим нормально на этого герцога.

Я молча кивнул. Навести справки о госте из далекого Брауншвейга Корф успел еще вчера, так в целом мы имели представление, как выглядит Георг Вильгельм из рода Вельфов. Но рассмотреть вживую всегда интереснее, а во время общего утреннего построения на плацу его светлость мелькнул всего на пару минут: поприветствовал Морской корпус — внезапно даже на русском языке — пожелал удачного учебного дня и испарился.

Чтобы снова появиться уже после обеда. Пресс-конференция в Аничковом дворце давно завершилась, так что обратно Георг пожаловал лишь с небольшой свитой… Относительно небольшой, конечно — в несколько десятков человек, из которых местных военных, статских и придворных чинов было от силы половина. А остальные съехались чуть ли не со всей Европы — я еще утром разглядел генеральские мундиры Иберии, Франции, Италии и, кажется, даже Швейцарии. За полдня их количество изрядно сократилось, однако старшие чины, конечно же, никуда не делись, и не отходили от юного герцога ни на шаг.

— Надо же, какая солидарность, — вполголоса проворчал я, разглядывая золотое шитье и блеск звезд и орденов, которые заграничные вояки напялили в честь особого случая. — Можно сказать, объединенная Европа во всей красе.

— А действительно. — Корф прищурился. — И зачем их столько понаехало?..

Я мог бы ответить, но все же решил держать язык за зубами — во всяком случае, пока. Для его благородия барона, как и для большей части присутствующих, внезапный визит герцога Брауншвейгского сотоварищи был не более, чем очередным столичным событием. Даже не слишком громким, так, чуть выше среднего. Сюрпризом для курсантов и офицеров стал разве что приказ о заселении титулованной особы в расположение Корпуса.

Наверное, только поэтому и собралось столько народу — поглазеть на нового соседа. Не то чтобы всем без исключения местным так уж хотелось сидеть не полуторачасовом послеобеденном мероприятии, однако желающих казалось достаточно. Вместить пять курсов и руководство не смогла даже самая большая аудитория для лекций, так что кому-то пришлось стоять на уходящих вверх лестницах, а лавки на «галерке» наша крохотная компания выгрызала чуть ли не с боем. К счастью, мне хватило предусмотрительности удрать из столовой чуть раньше и подбить остальных, так что теперь мы сидели почти как в императорской ложе.

С той только разницей, что представление, развернувшееся внизу, лично для меня было куда интереснее спектакля.

Генералы расступились, пропуская к столу рослую фигуру. Судя по данным из сети, его светлости герцогу Брауншвейгскому не так давно исполнилось восемнадцать, однако вымахал он уже выше половины своих спутников, а чуть приталенный черный китель подчеркивал крепкое сложение.

Здоровый… пожалуй, даже покрупнее Камбулата, а тот и сам не из мелких.

Георг был голубоглаз и светловолос, как и положено истинному сыну немецкого народа, однако в его чертах явно проскальзывало что-то унаследованное от прапрабабушки. Уж точно не смазливое — эталонным красавцем юного герцога не назвала бы даже желтая пресса — и все же по-своему приятное и, пожалуй, привлекательное. В лице парня определенно имелась порода, и вместе с изрядными габаритами она в очередной раз напоминала, что он не просто наследник какого-то то там рода, владеющего кусочком земли, доставшегося родителям после гибели и раздела Кайзеррейха в начале сороковых.

До портретного сходства было далеко, однако любой, кто хоть как-то представлял себе династию Романовых, без труда мог бы догадаться, что перед ним потомок Александра Третьего — тот тоже отличался и ростом, и богатырским сложением.

А также немалыми государственными талантами.

— Да уж… Хитрые, сволочи, — усмехнулся я себе под нос.

Кто бы ни подписал Георга на предстоящую авантюру — соображали они неплохо. Раз уж смогли выбрать из бессчетной воды на киселе, расплодившейся по всей Европе за четыре сотни лет, именно этого… скажем так, кандидата. Молодого, в меру наивного, возможно толкового и — чего уж там — не лишенного определенной харизмы.

— Ты гляди, какой… — Поплавский даже чуть приподнялся со скамейки, чтобы получше рассмотреть фигуру в черном мундире, как раз усевшуюся за стол лицом к аудитории. — Важный, хрен бумажный.

Выглядел Георг действительно весьма и весьма… основательно. Парадной форме вооруженных сил Брауншвейга придавали солидности ордена. Не знаю, какие именно и каких степеней, однако их было точно не меньше полудюжины. Впрочем, вряд ли наш с товарищами ровесник успел получить столько наград за боевые заслуги. Наверняка их вручили ему по праву рождения — как и любому другому наследнику правящего дома.

Даже если этот самый дом правит герцогством размером чуть меньше Ростовской области.

На мгновения меня кольнула… нет, не обида и, пожалуй, даже не зависть — скорее просто неприятное ощущение извечной несправедливости, из-за которой одним приходится рисковать за ордена и медали головой, а другие получают украшенные бриллиантами звезды только за то, что родились в «правильной» семье.

Впрочем, нагрудный «иконостас» Георга особого раздражения все же не вызывал. То ли из-за наличия хоть какого-то вкуса, то ли по чьей-то указке он нацепил только те награды, которые требовал регламент. То есть, наверняка даже не половину от общего количества.

Да и вел он себя, надо сказать, прилично. Козырнул рассевшимся в аудитории офицерам и курсантам, и только потом снял с головы фуражку, улыбнулся, уже совсем не по-военному помахал рукой и, наконец, уселся между двумя щекастыми генералами — иберийским и, кажется, французским.

— Друзья мои! — Хорошо знакомый голос вдруг загремел из расставленных по сторонам от кафедры колонок. — Рад приветствовать вас!

Его высокопревосходительство канцлер появился неожиданно. Не прошагал к конторке на кафедре, чтобы начать речь, как положено, а разве что не выскочил из-за широких генеральских спин, приплясывая. С микрофоном в руках, с дежурной широкой улыбкой, напомаженный и упакованный в светло-серый костюм с галстуком. Куда больше похожий не на председателя Государственной думы, а на какого-нибудь шоумена.

Впрочем, как и всегда. Келлер задорно отплясывал, явно отрабатывая вложенные кем-то капиталы, но содержательная часть чуть ли не десятиминутного разглагольствования на тему дружбы великих европейских народов традиционно оставляла желать лучшего. Я продремал примерно половину выступления.

Но когда его высокопревосходительство вдруг начал вспоминать события чуть ли не столетней давности — тут же навострил уши.

— … российская армия впервые встретилась с объединенными силами союзников в октябре тридцать четвертого на берегу Влтавы в пятидесяти километрах к югу от Праги. — Келлер сделал театральную паузу и продолжил. — Конечно, до победы оставались еще долгие и страшные полгода, однако именно это и стало ее началом. День, когда великие державы встали бок о бок, чтобы вместе бросить вызов могуществу Кайзеррейха.

Основные даты и события Второй Отечественной в аудитории наверняка знал каждый — от генералов за столами внизу до курсантов-первогодок, сонно посапывающих на «галерке». Но пока я мог только догадываться, к чему его высокопревосходительство решил вдруг их вспомнить.

— Разумеется, все из вас тысячу раз читали в статьях и учебниках о победе, которую одержали Россия, Франция и Иберийское содружество, — продолжил Келлер. — Однако лишь немногим известно, что тогда на стороне союзных держав сражались чуть ли не все нации Европы, включая даже самих немцев. И одним из участников освободительного движения Германии был прадед нашего благородного гостя. Он лично возглавил партизанский отряд еще в тысяча девятьсот…

Ага, теперь понятно, к чему все эти разговоры. Его высокопревосходительство наверняка изрядно приукрашивал, а может, даже врал, но вряд ли кто-то стал бы проверять истинность слов самого канцлера. Сказка вышла красивая, и после нее Георг наверняка еще немного подрос в глазах местной публики. И не только заскучавших от болтовни курсантов, но и старших офицеров.

Для которых, собственно, и затевалось представление.

— Господа, позвольте снова представить! — Келлер лихо крутанулся на каблуках, разворачиваясь к столам с генералами. — Его светлость герцог Брауншвейгский и Люнебургский, Георг Вильгельм Эрнст Вольф Фридрих Аксель из рода Вельфов!

— Господи, да сколько же у него имен? — простонал Поплавский. — Нам что, надо будет запомнить их все?

— Надеюсь, нет, — буркнул я. И приложил палец к губам. — Тихо! Сейчас говорить будет.

— Здравия желаю, господа офицеры, — рявкнул Георг. — Господа курсанты!

Прямо перед ним на столе стоял микрофон, однако его светлость решил подняться и говорить, полагаясь исключительно на мощь легких. И она не подвела — равно как и русский язык. Георг говорил с заметным акцентом и иногда чуть нарушал привычный порядок слов в предложении, однако явно понимал собственную, а не просто вызубрил ее по транскрипциям.

— Я полагаю, у вас есть дела более важные, чем слушать меня, — продолжил он. — Так что я буду говорить коротко. Я не знаю, что именно сообщили в прессе, однако должен напомнить: я планировал свой визит в Санкт-Петербург уже давно, почти год назад.

В этом я изрядно сомневался. Хотя какая-никакая подготовка наверняка присутствовала: наверняка иберийцы — или кто там заварил всю эту кашу? — не просто наткнулись на русскоговорящего потомка рода Романовых, но и как следует натаскали его перед тем, как в нужный момент чудесным образом вытащить из шляпы, будто кролика.

— И пусть мое прибытие и совпало со скорбными событиями в столице, я даже не думал отказаться. — Георг чуть сдвинул брови. — Мой долг, как родственника и как правящего герцога из Брауншвейга — поддержать мою царственную сестру в тяжелое время.

— Ну да, конечно, — фыркнул я себе под нос, — поддержать…

— Я принял решение остаться здесь, в Санкт-Петербурге. Столько дней, сколько нужно. — Георг выпрямился и расправил плечи. — И все мои люди, как и вы, господа, готовы в случае необходимости защищать ее высочество Елизавету Александровну.

На контрасте с бесконечным словоблудием Келлера речь его светлости герцога показалась не только лаконичной, но и по-своему эффектной. Заграничные вояки тут же дружно разразились аплодисментами, которые тут же подхватила чуть ли не вся аудитория. И, в отличие от высокими чинами за столом, курсанты хлопали вполне искренне — хоть и не слишком дружно.

Впрочем, меня куда больше интересовали старшие офицеры. И от моего внимания не ускользнуло, как почти дюжина человек — и местные, и из сухопутного ведомства — демонстративно поднялись со своих мест. И, не дожидаясь окончания речи Георга, двинулись к выходу.

Я на всякий случай попытался запомнить звания и лица: наверняка уже скоро увижу кого-то из них в компании старшего Морозова. Как его светлость ни старался, очаровать всех разом у него не вышло.

Когда мероприятие завершилось, мы с товарищами пропустили вперед толпу и сами двинулись, когда аудитория уже почти опустела. До лекции по физике оставалось еще минут двадцать, так что торопиться было некуда.

Видимо, наши однокашники по Корпусу мыслили примерно так же. И решили задержаться, чтобы как следует рассмотреть заморскую диковинку. И плотной толпой обступили заморское чудо — я заметил за курсантскими фуражками рослую фигуру и белобрысую физиономию.

И выражение этой самой физиономии было недовольное и встревоженное. Похоже, Георг не привык к такому вниманию. Тем более, что местные тут же принялись испытывать на прочность его познания русской речи и без особого стеснения обсуждать ордена на кителе. На прямую угрозу безопасности светлейшей особы это, конечно, не тянуло, но даже генералы из свиты напряглись и бестолково озирались, будто не знали, что им следует делать — то ли улыбаться и приветствовать публику, то ли выстроиться клином и увести подопечного куда подальше.

Как там сказал Разумовский? Я должен стать герцогу другом, товарищем, братом и нянькой в одном лице?

Вот нянька-то как раз ему сейчас и пригодится.

— Так, господа моряки, — лениво протянул я, расталкивая курсантов плечами. — Разойдись… Разойдись, кому говорят! Нечего тут глазеть — не в зоопарке.

Среди окружавших Георга местных хватало и мичманов со старших курсов, но спорить со мной и убедительно-хмурым Камбулатом не стали даже они. Толпа стремительно начала редеть, а через полминуты и вовсе рассосалась.

— Мы не нуждаемся в защите. — Георг нахмурился было — и тут же опомнился, натянув на лицо профессиональную улыбку начинающего светского льва. — Однако я должен поблагодарить вас, господин курсант.

Быстро сориентировался… Похоже, соображает неплохо. Да и поработали с парнем явно на славу — раз уж смогли даже темперамент затолкать под маску безупречных манер и обаяния.

— Не за что, — усмехнулся я. — Мы всего лишь пытаемся быть гостеприимными.

— Могу ли я узнать ваше имя?

— Владимир Острогорский. — Я чуть склонил голову и коснулся пальцами околыша фуражки. — Первый курс.

— О-о-о, Острогорский! — от волнения Георг чуть не потерял окончание моей фамилии — русская «Й» явно давалась ему не без труда. — Для меня большая честь с вами познакомиться.

Я с неожиданным удовольствием пожал протянутую руку, и генералы тут же выдохнули. Видимо, им тоже поставили задачу отгонять от его светлости поклонников, болтунов, задир и прочих сомнительных личностей, но к местной легенде никакие ограничения, конечно же, не относились.

— Могу ли я просить вас и товарищей сопровождать нас на мероприятии завтра? — учтиво поинтересовался Георг. — Конечно же, если ваше руководство не станет возражать.

Я улыбнулся. Руководство не станет — скорее наоборот, Разумовский будет только рад.

Как говорится — на ловца и зверь бежит.

Глава 17

— Да?.. Есть пропустить. Принято. — Плечистый парень с АКСУ на ремне опустил рацию и отошел в сторону. — Проезжайте, ваше благородие.

Уже на собственный склад не проехать — дожили, блин…

Не то чтобы я тешил себя иллюзиями на тему того, кому действительно принадлежит огромная площадь за забором в Шушарах, однако раньше никаких проблем с въездом не территорию у меня не было. Но сегодня здесь, похоже, происходило что-то особенное. Парня на воротах я видел впервые — как и несколько десятков его товарищей. Охраны на территории почему-то оказалось чуть ли не вдвое больше прежнего.

И это определенно неспроста.

Судя по выстроившимся вдоль стены центрального здания автомобилям, к нам с дядей пожаловали гости. В изрядном количестве и явно не из простых смертных — на блестящих хромом радиаторах красовались по большей части заграничные эмблемы, и не абы какие, а исключительно премиальных марок. Огромные квадратные внедорожники с тонированными стеклами, бронированные лимузины и седаны с вытянутыми капотами, скрывающие колоссальной мощности моторы. Несколько микроавтобусов также имелись — солидным господам не положено ездить без охраны.

Рядом со всем этим четырехколесным великолепием моя «Волга» наверняка смотрелась гадким утенком, но я без всякого стеснения припарковался у здоровенного черного «Мерса» — похоже, того самого, на котором вчера ночью прикатил Морозов. Скучающие у машин здоровяки в штатском с явным подозрением наблюдали, как я выбираюсь наружу, но говорить ничего не стали. Видимо, решили про себя, что раз уж меня пропустили на входе, то сейчас напрягаться уже незачем.

Тем более, что собравшиеся под крышей бывшего склада господа в защите не нуждались. Старшие армейские чины, члены Совета, титулованные аристократы — графы и князья древних столбовых родов и их отпрыски. Пусть далеко не каждый внутри был Одаренным, их суммарной силы, пожалуй, хватило бы чуть ли не на целую армию, так что соваться внутрь без надобности определенно не стоило.

Я неторопливо прогулялся к двери вдоль машин, подметив и «Монтесуму» младшего Гагарина, и огромный, похожий на грузовик, «Шевроле Тахо». Его обладатель так и не удосужился объясниться за разгром в Красном Селе, однако я все еще рассчитывал получить ответы.

Желательно — прямо сегодня.

Незнакомые охранники — на этот раз аж четверо — расступились в стороны, а один даже потрудился утчиво распахнуть дверь, пропуская меня на склад. Внутри оказалось людно: народу было чуть ли не вдвое больше, чем я ожидал — видимо, где-то на территории устроили еще одну парковку. Далеко не все явились в гости одетыми по форме, однако от блеска звезд на погонах и золотых пуговиц все равно рябило в глазах.

Офисных помещений на такую толпу явно не хватало, и господам офицеров пришлось разместится внизу, рассевшись не только на принесенных откуда-то стульях, но и на бочках и ящиках, оставшихся еще от покойного Резникова. Я насчитал около дюжины капитанов всех рангов, трех вице-адмиралов и одного адмирала, а потом перешел к сухопутным чинам. Но на втором десятке сбился — одних только полковников и генералов оказалось заметно больше, чем их коллег из рядов Императорского флота.

И неизвестно сколько еще чинов прибыли в штатском: вряд ли все господа в дорогущих пальто и дубленках были просто чьими-то родственниками или наследниками.

Знакомых лиц определенно хватало. Многих я знал в прошлой жизни, когда сам носил на погонах фельдмаршальские жезлы, а кое с кем уже успел познакомиться и в этой. Младший Гагарин, Иван и еще несколько офицеров гардемаринской роты стояли чуть в стороне, сложив руки на груди, и хмуро разглядывали толпу. Дядя, почему-то облаченный в обычную полевую «цифру» без знаков отличия расположился неподалеку от выхода на лестницу, усевшись на край абсолютно неуместного в здешних декорациях офисного стола.

Видимо, больше сидеть было попросту не на чем, и охрана стащила вниз все, что не приколочено.

В нескольких шагах от дяди, подпирая спиной стену, стоял младший Морозов. С синяками под глазами, заметно похудевший с нашей последней встречи и нахохлившийся, будто его почему-то не могли согреть ни модное двубортное пальто, ни шелковый шарф, ни расставленные по всему складу тепловые «пушки».

Морозов смотрел то на дядю, то на носки собственных ботинок, то куда-то вдаль… В общем, изо всех сил делал вид, что до сих пор не заметил моего появления. А значит, как раз наоборот — очень даже заметил, и теперь его сиятельству стало очень и очень неуютно. Уже несколько дней от него не было ни слуху ни духу, однако я почему-то сразу понял, что лихой кавалерийский налет на вотчину Распутина в Красном селе не прошел бесследно.

То ли кто-то из шайки бородатого раскололся на допросе, то ли межведомственная комиссия не особо и нуждалась в доказательствах — на этот раз защитить Морозова не смог даже отцовский авторитет. И проблемы не заставили себя ждать.

Об их масштабе я только догадывался, однако не стал отказывать себе в удовольствии подлить немного масла в огонь и принялся буравить его сиятельство требовательным и сердитым взглядом. Тот отчаянно игнорировал, но в конце конце концов не выдержал: задергался, достал из кармана телефон и рванул к лестнице и оттуда на второй этаж — отвечать на несуществующий вызов.

В общем, слился.

А я принялся снова разглядывать все прибывающих и прибывающих господ… и не только. То и дело среди плечистых фигур мелькали другие — куда меньше и изящнее. Вряд ли хоть кому-то из генералов взбрело бы в голову взять с собой супругу, однако княгини… некоторые княгини и матерые статс-дамы и сами по себе представляли силу, с которой в столице приходилось считаться если не всем, то многим.

Вокруг дядиного стола понемногу собирались «старшие» сегодняшней сходки — генералы и статские чины из Министерства обороны. Кого-то я видел на награждении в Зимнем, а некоторых еще и сегодня днем — всего несколько часов назад, когда они демонстративно покинули аудиторию после выступления его светлости герцога Брауншвейгского. Не хватало только одного человека — который, вероятно, и был виновником сегодняшнего торжества, а заодно…

— Доброго вам вечера, милостивые судари и сударыни! Начнем, пожалуй.

Ну вот. Как говорится, вспомнишь солнце — вот и лучик. Могучий голос эхом прокатился по стенам к металлической крыше, и кряжистая фигура старшего Морозова шагнула к столу, почти полностью закрывая от меня дядю.

— К моему глубочайшему сожалению, я вижу здесь не всех, кого приглашал. И уже тем более далеко не всех, кому непременно стоило бы здесь появиться, но ожидание — это не та роскошь, которую мы сегодня можем себе позволить. — Морозов нахмурился и покачал головой. — Полагаю, вы все знаете, зачем мы сегодня собрались.

Вопрос, разумеется, был исключительно риторическим, однако добрая половина господ и дам тут же принялась кивать, а некоторые — даже поддакивать вслух, заполняя театральную паузу шушуканьем.

— И знаете, по какой причине мы, достойные и преданные сыны и дочери отечества вынуждены собираться здесь, на каком-то богом забытом складе, а не там, где нам положено, — продолжил Морозов, понемногу возвышая голос. — И положено по праву! Но разве во всем этом виноват кто-то, кроме нас самих? Нет, едва ли. Мы сами допустили, что сейчас в половине министерских кабинетов сидят те, кого интересует только собственный кошелек. Сами превратили Государственную думу в шайку бесполезных болтунов. И сами не заметили, как прямо у нас под носом расхаживают враги. Это наши ошибки лишили страну императора и едва не стоили жизни его дочери!

Обычно Морозов изъяснялся попроще — особенно когда говорил для пары десятков вояк. Но сегодня не поленился заготовить самую настоящую речь… Или скорее подрядил кого-то поязыкастее.

— И что теперь? В столице чуть ли не каждый день стреляют, чинуши из межведомственной комиссии хватают людей направо и налево, а теперь, ко всему прочему, сюда еще и приехал какой-то там герцог, да еще и с целой ротой иберийского спецназа! — Голос Морозова набрал полную силу и загремел, как крупнокалиберный пулемет. — А мы вынуждены встречаться тайно, как какие-нибудь заговорщики или безусые студенты, задумавшие совершить революцию. Вам не кажется, что пора напомнить всем, кто здесь хозяин?

Еще одна пауза — только на этот раз в гробовой тишине. Господа офицеры и их сиятельства князья и графы наверняка ожидали чего-то подобного, но, похоже, все-таки недооценили амбиции своего предводителя. А тот явно не собирался ограничиваться разговорами.

— Пора действовать, милостивые судари. И если вы ждете подходящего момента — вот он, и лучшего уже не будет! Не знаю, как вы, а я больше не собираюсь терпеть убийц и предателей, которые почему-то решили, что этот город принадлежит им. — Морозов расстегнул верхнюю пуговицу на кителе и вполголоса закончил: — И если нас вынудят применить силу — не сомневайтесь, мы ее применим.

Толпа тут же принялась аплодировать — будто по команде… но как-то жиденько. Точнее, недостаточно единодушно и громко на мой скромный взгляд. И если генералы из особо приближенных явно не жалели ладоней, то остальные оказались не столь активны.

А кто-то, похоже, даже не скрывал, что считает все выступление Морозова второсортным шоу для легковерных.

Не знаю, как я раньше не заметил старшего Гагарина: он, как и всегда, выделялся из толпы, и даже с совсем не героическим ростом при этом умудрялся смотреть на окружающих сверху вниз. А к лицу его сиятельства будто намертво пристала улыбка, с которой умудренные опытом взрослые обычно разглядывают детей или какое-нибудь потешное зверье в зоопарке.

— А вы? — Морозов, разумеется, тут же безошибочно определил потенциального инакомыслящего. — Что скажете вы, Юрий Алексеевич?

— Я? Что ж, если вас действительно интересует мое мнение — что само по себе в высшей степени сомнительно, — Гагарин в своей привычной манере нисколько не миндальничал, — то я скажу, что вы сошли с ума. Сейчас не восьмидесятые и даже не девяностые годы, чтобы подобные вопросы решались одной лишь силой. В конце концов, вы, Николай Ильич, глава Совета безопасности, а не банды «братков».

В огород младшего Морозова полетел не то, что камушек — самый настоящий булыжник. Гагарин, разумеется, не стал упоминать конкретные события, однако провел настолько недвусмысленную параллель, что ее понял бы даже гимназист.

— Пожалуй, я даже рад, что вы вспомнили начало девяностых, — усмехнулся Морозов. — Если мне не изменяет память, именно тогда его светлость генерал Градов…

— При всем уважении, друг мой: вы — не Градов. — Гагарин покачал головой. — И нам уж точно не стоит обесценивать и сводить на нет его усилия. Наверняка сейчас среди нас немало тех, кто однажды шагал к Зимнему под прицелом пулеметов, и мы…

— И мы сделаем это снова — если придется! — Голос Морозова громыхнул на весь склад. — Называйте меня, как хотите, Юрий Алексеевич, но я не собираюсь сидеть сложа руки. И если уж статские чины и полиция забыли, как надо работать — этим займется армия!

— Боюсь, вы плохо представляете себе, чем это может закончиться. — Гагарин чуть подался вперед обеими руками навалился на трость. — И если надеетесь, если думаете, что сможете, как и тогда, закончить все за полторы недели — молю вас, Николай Ильич — подумайте еще. Вы… впрочем, как и все мы, наверняка уже забыли, каково это — лезть под пули. Так что почему бы нам не послушать того, кто в последнее время делает это чуть ли не каждый день? — Гагарин вдруг развернулся и посмотрел прямо на меня. — Уверен, нашему юному другу есть, что рассказать о силовом методе решения вопросов.

Что⁈ Да какого, собственно?..

Вокруг тут же образовалась пустота. Благородные господа и дамы расступились, и я вдруг обнаружил себя стоящим в одиночестве под прицелом нескольких десятков пар удивленных глаз.

— Острогорскому? — Морозов приподнял бровь. И тут же заулыбался. — Впрочем, почему нет? Если я не убедил вас в своей правоте, Юрий Алексеевич — уж он-то наверняка сможет… Прошу, Владимир Федорович!

— Давай, десантура! — Невесть откуда взявшийся Иван легонько ткнул меня кулаком в поясницу. — Народ требует речь.

Я шагнул вперед, судорожно собирая мысли в кучу. Морозов наверняка видел во мне своего человека и союзника, Гагарин — того, кому хватит наглости спорить с главой Совета, почтенная публика замерла в ожидании, а я…

А меня к такому жизнь определенно не готовила. Нынешняя — зато в прежней я уже не раз выступал перед высокими чинами. И пусть мои речи не могли похвастаться изяществом и витиеватыми словесными конструкциями, после них люди поднимались, шли и делали дело.

Как умели — и как это было нужно.

— Полагаю, каждому здесь известно, что для моей семьи все это началось куда раньше, чем я отправился на бал в Пажеский корпус. На родовое поместье Острогорских напали те, о ком в столице тогда даже не слышали… И ночь выдалась весьма жаркой. — Я улыбнулся, разворачиваясь к столу. — Можете не верить, однако соврать мне точно не дадут.

Дядя протяжно вздохнул, закатил глаза, но все-таки кивнул.

— Так что его сиятельство Юрий Алексеевич прав — так уж вышло, что приключений на мою долю в последнее время выпало уж точно не меньше, чем досталось моим товарищам по Корпусу или гардемаринской роте, — продолжил я. — И раз уж вы, милостивые судари и сударыни, спрашиваете — я отвечу: наши враги сильны, коварны и, что куда хуже, потеряли всякие остатки совести и человеческого достоинства. И вы правы, если считаете, что рано или поздно мы будем вынуждены уничтожить их всех до единого!

Публика слушала, не перебивая, и я понемногу втягивался в давно забытый процесс. Слова лились сами собой и, пожалуй, были куда правильнее тех, что я смог бы подобрать раньше.

— Но так же не ошибаются и те, кто помнит о собственной чести. Если мы уподобимся нашим врагам, то чем мы лучше их? На силу можно ответить только силой, однако если использовать ее бездумно, это приведет к последствиям, которые сейчас невозможно даже представить. Вряд ли хоть кто-то здесь желает полноценной гражданской войны. — Я вздохнул и, опустив голову, заговорил тише. — И если вы спросите, что же именно следует делать, то вот вам мой ответ. Не лучший, может, даже неправильный — но другого не будет. Сейчас мы должны держатся вместе. Забыть прежние дрязги и, если понадобится, выступить единым фронтом. Верность отечеству — вот наше оружие! — Я заметил, что Морозов явно собирается добавить что-то, и продолжил чуть быстрее. — Однако лучшее оружие — это то, что никогда не будет использовано. Возможно, настанет время, когда мы вынуждены будем встать в строй рядом с солдатами гвардейских полков и направить всю мощь родового Дара против своих же соотечественников, — Я снова сделал паузу и, подняв голову, закончил: — но пока это время еще не настало.

На этот раз аплодировали все — так, что металл крыши отзывался звонким эхом, а стены склада разве что не ходили ходуном. Даже Морозов одобрительно кивал, посмеиваясь в могучие седые усы.

А Гагарин все так же стоял, опираясь на трость, и улыбался. Широко и довольно.

Во все тридцать два белоснежных зуба.

Глава 18

Следующее утро началось несколько нетипично. Как минимум потому, что, услышав крик дежурного, я не вскочил с кровати (хотя, скорее, не сполз, сдавленно ругаясь, как это происходило в последнее время), а лишь перевернулся на другой бок, накрыл голову подушкой, и, переждав беготню, снова уснул. Проснувшись только через три часа, довольным и отдохнувшим. Как, собственно, и все в нашем блоке. А все почему? Потому что сегодня внутренний распорядок нас не касался. Сегодня у нас по расписанию был Георг Вильгельм Эрнст Вольф — герцог Брауншвейгский, Люнебургский и прочая, прочая, прочая…

— Виталик, подъем!

Я пнул кровать Поплавского, блаженно похрапывающего, натянув одеяло на голову, и потянулся. После всех приключений прошедших дней, было приятно осознавать, что сегодняшний день пройдет относительно тихо и спокойно. Без поездок в цыганские таборы, ковыряний на пепелище зловещих лабораторий и, возможно, даже без собраний благородных старцев, жаждущих развязать гражданскую войну.

Но это не точно.

В общую умывальню, являющуюся, скорее, данью традициям и ежедневным ритуалом, чем необходимостью, я плестись не стал, а с наслаждением забрался под душ. К тому моменту, как я, распаренный и раскрасневшийся, выбрался из кабинки, дорогие соседи по блоку тоже успели восстать и начать подавать признаки жизни.

— Давайте шустрее!

Я открыл шкаф, прикидывая, уместно ли будет ехать в гражданской одежде, или придется напяливать форму? С одной стороны, мероприятие неофициальное. С другой — заморский гость, да еще и в высоком чине…

Негоже будет выглядеть раздолбаем при его светлости и целой свите чинуш и генералов.

Будто желая развеять мои сомнения, телефон на столе ожил, выдавая сообщение с незнакомого номера.

Доброе утро, господин Острогорский. Сегодня мы планируем визит в Выборг.

Надеюсь, вы и ваши друзья составите нам компанию. Выходим около полудня. Пожалуйста, не носите униформу. Визит неофициальный, и я хотел бы остаться анонимным. Георг.

Ничего себе! Даже после приказа Разумовского и личного знакомства я и подумать не мог, что его светлость решит обратиться ко мне напрямую.

Ну что ж, так даже лучше.

— Шевелитесь, сонные обезьяны! — весело пробурчал я, бросая на кровать джинсы, свитер и куртку. — Герцог изволит отправиться в Выборг. И мы едем вместе с ним.

Реакция товарищей была самой разной. Корф закатил глаза — он, наверное, единственный, кто сейчас с гораздо большим удовольствием сидел бы на парах. Камбулат просто пожал плечами — мол, едем так едем. А вот у Поплавского аж глаза заблестели. Видимо, в Выборге он тоже знал далеко не одно заведение, которое обязательно должен посетить каждый уважающий себя моряк.

И в этот раз нам его знания нам действительно пригодятся.

— Давайте, приходите в себя и погнали. Выезд в полдень.

— А завтрак? — жалобно протянул Корф.

— Проспал ты свой завтрак, брат, — Камбулат хлопнул его по плечу. — В Выборге и позавтракаешь. Виталик такие места покажет — закачаешься!

— Да туда тащиться два часа…

— В хорошей компании время летит незаметно, — хохотнул Камбулет. — Так, если вы еще возитесь — то я в душ. Давайте, судари, нас ждет прекраснейший день!

И с этими словами Поплавский скрылся в душевой. А я только хмыкнул.

Прекрасный день, говорите? Хотелось бы верить, дорогой сосед, хотелось бы верить…

* * *

Георг ждал нас у припаркованных на подъездной аллее микроавтобусов, одетый в темно-синий шерстяной свитер, джинсы и короткую кожаную куртку. И одежда, и расслабленная поза казались настолько обыденными, что его светлость можно было бы принять за обычного курсанта.

Если бы не осанка и едва уловимое выражение лица, которое встречается только у людей, с самого детства привыкших к власти — даже тех, кто еще не успел осознать это в полной мере.

Заметив нас, Георг улыбнулся и шагнул навстречу.

— Господа унтер-офицеры! — радушно проговорил он, разведя руки. — Прекрасный день для путешествия, не так ли?

— Определенно, ваша светлость, — кивнул я, при этом стараясь не закатить глаза. Еще один. Не то чтобы я уже успел стать суеверным, однако «прекрасный день» и то, что он действительно будет таковым, — это, как показывает практика, две совершенно разные вещи.

— Пожалуйста, зовите меня просто Георг, — улыбнулся герцог. — В такой компании лучше избегать титулов.

— Как скажешь… Георг, — я кивнул.

— Значит, Выборг? — Поплавский с ходу принялся источать благодушие и дружелюбие. — Почему именно туда?

— Я всегда хотел посмотреть этот древний город, — пояснил тот. — Интересный, с историей… У Петербурга тоже есть богатая история, но… Петербург, полагаю, я увижу еще много раз, а вот посетить Выборг, к тому же небольшой компанией, у меня уже вряд ли получится.

Я смерил взглядом «небольшую компанию», как раз собравшуюся у микроавтобусов. Да, кажется, сегодня Георг собрался на прогулку без кураторов и опекунов, но телохранители, конечно же, не отходили от него ни на шаг. Шесть человек, помимо водителя, загрузились в машину, стоящую поодаль, и еще двое уселись на переднее сиденье в ту, в которой, по всей видимости, должны ехать мы.

Итого десять. Вполне достаточно для безопасности какого-то там герцога… А вот для претендента на престол явно маловато. Я даже огляделся по сторонам, выискивая неприметного вида серые или черные седаны, однако так ничего и не заметил. Наверняка были и еще охранники, не меньше полудюжины иберийских спецов и Одаренных боевиков на машинах сопровождения — но их хотя бы попытались спрятать.

— Прошу, господа, располагайтесь! — Георг сделал приглашающий жест.

Наша компания не стала мяться и принялась занимать места.

Согласно купленным билетам, ага.

Внутри микроавтобус оказался значительно комфортабельнее, чем виделся снаружи. Два ряда кресел из белой кожи, развернутые друг к другу, между ними — складной столик, под которым смонтирован холодильник… Серьезно.

Я устроился у окна, спиной к ходу движения, Георг расположился напротив, а Корф, Камбулат и Поплавский расселись по оставшимся местам. Дверь закрылась, и машина мягко тронулась с места. Абсолютно бесшумно — если бы не поплывший за окном пейзаж, я бы, пожалуй, и не понял, что мы уже куда-то едем.

— Значит, Выборг… — протянул я, чтобы нарушить неловкую тишину. — А что именно ты хочешь там посмотреть, Георг?

— Я не хочу ничего особенного, — почему-то смутившись, начал Георг. — Конечно, крепость… Просто погулять по старым улочкам… Но… — он замялся и продолжил на своем слишком правильном русском. — Я не хотел бы ходить по стандартному маршруту для экскурсий. Я хотел бы посмотреть… Другой Выборг, настоящий. Вы понимаете меня, господа унтер-офицеры? Не тот город, что показывают туристам. Возможно… Возможно, вы можете помочь?

Поплавский радостно оскалился. Как всегда во все тридцать два зуба, но эта усмешка у него вышла особенно выразительной.

— О да, не сомневайтесь, ваша све… В смысле, Георг. Очень хорошо понимаем. И обязательно покажем. Дайте только добраться!

— Как бы мне хотелось знать заранее, что именно ты имеешь в виду, Виталик, — пробормотал Корф, слегка поежившись.

— Как что? Именно то, что и хочется нашему дорогому гостю! — Поплавский уселся поровнее и механическим тоном матерого экскурсовода продолжил. — Выборг не такой уж большой, но если знаешь правильные места, там можно отлично провести время.

— Главное, чтобы после этого нам не пришлось выпутываться из очередной истории, — заметил Камбулат, усмехнувшись.

Я многозначительно нахмурился, и он запнулся. Не надо при высоком госте об историях… Совсем не надо.

— О, Истории! — Георг вдруг встрепенулся. — Владимир, скажите, все то, что пишут в Сети — это правда?

Я мысленно застонал.

— Смотря что там пишут, — попытался уйти от ответа я.

— Весь мир видел кадры того, как вы спасаетесь от преследования террористов! — воодушевленно воскликнул Георг. — Вы, Владимир, и вы, Виктор! Вы спасли княжну! Вы — настоящие герои!

Я вздохнул. Ну, хоть не кадры зачистки Красного села — и то хлеб.

— Виталик тоже там был, — пробурчал Камбулат. — Он Щит держал.

— Да? — Георг просиял. — Как это… Круто! Я очень рад, что имею честь быть знаком с вами, господа!

— Взаимно, Георг! — кивнул я. — Но не стоит забывать, что мы не имеем права об этом говорить. Дело государственной важности.

— О, да, да, простите меня, Владимир! Я понимаю! — Георг закивал. — Конечно, мы больше не будем. Я просто хотел выразить свое восхищение вашей беспримерной храбростью и хладнокровием!

— Спасибо, Георг!

Я учтиво склонил голову, Камбулат с Поплавским, кажется, немного покраснели, и только Корф, насупившись, смотрел в окно. Наверное, потому что его храбростью никто не восхищался.

А может, просто хотел есть.

Некоторое время в салоне царила тишина, которую на этот раз нарушил Поплавский.

— Не слишком ли это… ну… — Поплавский поискал нужное слово, — просто для вашей светлости? — он похлопал ладонью по сиденью.

— Вы имеет в виду транспорт? — переспросил Георг, улыбаясь.

— Ну да. Обычно такие важные гости предпочитают передвигаться на чем-то бронированном. Желательно с гербами на дверцах.

Георг рассмеялся.

— Это было бы… было бы слишком, вы не находите? — он посмотрел в окно. — Помимо того, что я не хочу привлекать к себе лишнее внимание, я еще хочу, чтобы меня воспринимали сегодня как обычного человека, а не как иностранного герцога с титулом.

— Иностранного герцога с титулом, который приехал защищать свою сестру от политических бурь в Петербурге? — невинно уточнил я.

Георг бросил на меня острый взгляд, и я тут же усмехнулся про себя.

Не такой уж ты и простой, брауншвейгский претендент, каким хочешь казаться. Не ожидал подобного вопроса, да?

— Я почту за честь сделать это, Владимир, — справившись с собой, напыщенно проговорил Георг. — Так же, как это сделали вы.

На мгновение сквозь маску учтивости проглянуло что-то настоящее — то ли недоверие, то ли осторожность… А может, самый обычный гонор. Пусть его светлость и являлся главой правящего дома Брауншвейга и Люнебурга, он еще не разменял третий десяток лет.

Со всеми вытекающими.

— Вы уже представлены ее высочеству? — поинтересовался я.

— Пока только официально, — Георг отвел взгляд в сторону.

Ну да. Официально — это значит, просто постоял напротив, глубоко поклонился и сказал пару фраз. Неудивительно: Морозов сделает все, чтобы держать заморского выскочку подальше от своего самого ценного актива. Не удивлюсь, если и инициативу по поручению досуга Георга нашей дружной компании спустил через Разумовского не интриган Мещерский, а сам глава Совета Безопасноти.

Может, он втайне надеется, что мы невзначай угробим и Георга, и всю его разномастную свиту? Учитывая, что каждый раз творится вокруг нашей компашки, совершенно не удивлюсь.

— Однако я очень надеюсь, что у меня еще будет время познакомиться с ней поближе, — торопливо добавил Георг.

И снова я подавил усмешку. Надейся, парень, надейся. Насколько я успел понять чей-то замысел, наша задача как раз и состоит в том, чтобы на более близкое знакомство у тебя попросту не осталось времени.

И мы эту задачу выполним.

Беседа понемногу перетекала в нейтральное русло. Мы вполголоса болтали обо всем и ни о чем, Поплавский отчаянно острил, а за окнами микроавтобуса мелькали заснеженные пейзажи. Когда асфальт под колесами сменился каменной мостовой старого города, и машина затряслась, сбавляя ход, Георг задумчиво произнес:

— Говорят, что это единственный по-настоящему европейский город России.

— Хочешь сказать, что остальные города у нас какие-то неправильные? — с наигранной обидой поинтересовался Поплавский.

— Нет, конечно! — рассмеялся Георг. — Но Выборг несколько веков принадлежал Швеции, потом Российской Империи… У него свой, уникальный характер.

— Это правда, — кивнул я. — И сегодня у тебя будет шанс его увидеть.

Машина замерла, и перед нами развернулась панорама центра города. Крохотная площадь с памятником посередине, старые здания вокруг и возвышающаяся надо льдом залива башня Святого Олафа.

— Добро пожаловать в Выборг, — проговорил я, глядя на Георга.

— Думаю, это будет весьма интересный день, — тихо отозвался он.

Что-то подсказывало: да. Интересный. Но вряд ли спокойный.

Глава 19

Выборг встретил нас холодным ветром с залива, хрустом льда под ботинками и каким-то особенным духом Средних веков. Большая часть зданий вокруг были едва ли многим старше своих собратьев в Петербурге, зато узкие улочки, мощеные камнем, помнили не только поступь гвардейских полков Петра Великого, но и шведов, и даже самого легендарного новгородца Гостомысла.

Где-то на набережной слышался гул машин, но здесь, в старом городе, жизнь текла неспешно, и если бы не редкие авто, припаркованные прямо на древней мостовой Крепостной улицы, можно было бы подумать, что мы все каким-то загадочным образом «провалились» на пару-тройку веков назад.

Обязательный осмотр крепости (совершенно не впечатлившей Георга) мы уже завершили, и сейчас неторопливо спускались к набережной. Я всегда предпочитал Выборг летом или, на худой конец, осенью, но даже зимой, когда залив замерзал, а деревья на берегу стояли голыми, виды здесь были весьма занятные.

Георг, оглядываясь по сторонам, явно наслаждался непривычным для жителя далекого Брауншвейга северным пейзажем. Который, впрочем, несколько портили маячащие поодаль фигуры телохранителей. Нет, ребята действовали грамотно, спору нет. Работали парами, меняясь, не мозоля глаза… Пожалуй, если не знать, что рядом с нами присутствует охрана, их можно было бы и не заметить. Если не приглядываться.

Но мы-то знали. Но если мне так было только спокойнее, то Георга это явно напрягало.

— Надоело… — вздохнул он, сунув руки в карманы.

— Что надоело? — спросил я, глянув на него.

— Все это! — Георг обернулся и ткнул пальцем в телохранителей, старательно делающих вид, будто фотографируют друг друга на фоне реки. — Охрана, все время настороженные лица вокруг… Честное слово, иногда мне кажется, что я живу в клетке. Как только я делаю шаг в сторону, так кто-то сразу же идет следом.

— Ты же наследник целого герцогства, — пожал плечами Корф. — Для человека подобного положения это нормально.

— Может быть, нормально. Но слишком утомительно, — проворчал Георг. — Я бы отдал все, чтобы хоть час погулять без своих… нянек.

Поплавский мгновенно оживился. Его глаза заблестели, а на лице расплылась фирменная лукавая улыбка. Опытный индейский воин почувствовал вызов и вышел на тропу войны.

Он повернулся ко мне с многозначительным взглядом. Будто спрашивал — ну, как, можно?

Я вздохнул. Идея улизнуть от охраны выглядела ребяческой и откровенно глупой, но… если мы хотим сблизиться с Георгом, возможно, это не такая уж и плохая затея. К тому же дорогой сосед, черт бы его побрал, все равно не успокоится, пока не устроит очередную авантюру.

Я молча кивнул.

— Георг, брат, не переживай. — Лицо Поплавского расплылось в широкой ухмылке. — Все будет!

Герцог моргнул, удивленно глядя на нас.

— Что ты имеешь в виду?

Поплавский в ответ лишь состроил таинственную рожу. Мол, погоди, скоро все узнаешь.

Поднявшись с набережной, мы углубились в старый город. Телохранители Георга активизировались — работать среди людей им было сложнее. А народу, несмотря на будний день, хватало. Мы прогулялись по узким улочкам, сделали несколько фотографий на память и забрели в сувенирную лавку, где Георг купил фигурку викинга. А вот потом…

Мы как раз проходили мимо криво сколоченного забора, скрывающего от глаз почтенной публики неприглядное состояние одного из старых зданий, когда Поплавский схватил Георга за плечо и потащил за собой, ныряя в одну ему, наверное, ведомую щель между досками.

Мы с Камбулатом и Корфом, не теряя времени, ломанулись следом.

— Эй, что это зна?.. — попытался было возмутиться Георг, но Поплавский только расхохотался.

— Беги, не спрашивай!

Нырнув сквозь щель, мы оказались в каком-то забытом богом дворике, заваленном старыми покрышками, кирпичами, ржавыми канистрами и ящиками, которые выглядели так, будто тут их оставили еще пресловутые викинги.

— Виталик, куда ты нас тащишь⁈ — шикнул я, перепрыгивая через груду досок.

— Доверься мне, друг! — отозвался Поплавский. — Просто доверься!

Мы неслись через захламленные дворы, сигая через какие-то коробки и лавируя между ветхих стен, пока, наконец, не выскочили на узкую улочку.

Перед нами стояло невысокое здание с деревянной дверью, стилизованной под старину. Прямо над ней на фасаде красовалась вывеска: «Старый каретник».

— Что это? — поинтересовался Георг, оглядываясь по сторонам. — И где мы?

— Потом, все потом! Внутрь, быстро! — рявкнул Поплавский и первым влетел в дверь.

Мы ввалились следом.

«Старый каретник», разумеется, оказался… нет, даже не баром — скорее тематической пивной. Темной, зато уютной, с деревянными стенами, низким потолком и массивными столами. У стойки стоял хозяин — грузный мужчина лет пятидесяти в рубашке и кожаном фартуке. Он собирался было что-то сказать, но я бросил на него такой взгляд, что тот сразу же закрыл рот.

— В подсобку! — скомандовал Поплавский.

И мы, не сбавляя скорости, пронеслись через зал и влетели в маленькую каморку за стойкой.

Дверь захлопнулась за секунду до того, как в бар ворвались телохранители. Разумеется, они были вне себя. Сквозь щель я видел, как четыре рослых фигуры замерли посреди помещения, свирепо буравя глазами пространство вокруг себя.

— Парни. Молодые. Пятеро! Где? — рявкнул один из них.

Видимо, лучше других владеющий языком, но все равно не способный построить более-менее связные длинные фразы.

Хозяин бара, флегматично натирающий бокал полотенцем, лишь пожал плечами.

— Не знаю. Не видел таких. Не было, — то ли ему было лень разговаривать, то ли он передразнивал незадачливого мордоворота.

Телохранители обшарили взглядами бар, один из них заглянул даже в туалеты, но никого, разумеется, там не нашел.

— Diablo! — выругался он, явно раздосадованный. — Ищем дальше!

Через несколько раздались удаляющиеся шаги, скрип входной двери, и повисшая было в «Каретнике» тишина снова сменилось нарастающим гулом разговоров, а мы, переглянувшись, выбрались из подсобки.

— Ну, братцы, вот теперь мы действительно одни, — довольно хмыкнул Поплавский, вытирая ладонью лоб.

Георг выглядел так, будто не мог поверить в происходящее.

— Вы что, всегда так делаете?

— Ну… иногда, — признал я.

Знал бы ты, парень, сколько раз нам из Корпуса по ночам бегать пришлось — очень сильно удивился бы.

Хозяин бара повернулся к нам с видом человека, которому явно не хотелось ввязываться в чужие… скажем так, разногласия. Особенно если это касалось здоровенных иберийцев с повадками армейских спецов.

— И что это было?

Поплавский молча вытащил из кармана бумажник, достал крупную купюру и положил ее на стойку.

— Пять бокалов пива, пожалуйста.

Бармен с прищуром глянул на деньги.

— У меня нет сдачи с такой суммы.

— А она и не нужна, — ответил Поплавский. — Считайте это нашей благодарностью за содействие, любезный.

Бармен хмыкнул, сгреб ладонью «благодарность» и, бормоча что-то себе под нос, ушел наливать.

Георг покачал головой и усмехнулся.

— Что ж, господа… Пожалуй, я должен признать: этот день уже интереснее, чем я предполагал.

— Еще бы, — ухмыльнулся Поплавский. — И это только начало.

Я вздохнул.

— Ну ладно, раз уж мы на время сбросили хвост, остается только один вопрос…

— Какой? — спросил Георг.

Я посмотрел на него и ухмыльнулся.

— Как будем отмечать это событие?

Бармен поставил перед нами пять кружек холодного пива.

— Вот это правильный вопрос, — одобрительно сказал Поплавский и поднял свою.

Мы переглянулись

— Ну, что ж, господа… За свободу, пока она у нас есть!

* * *

— Ну, и что дальше? — Я поднял взгляд на сидевших напротив товарищей. — Где он, твой альтернативный Выборг?

— Не горячите улиток, сударь. Всему свое время.

Поплавский с совершенно невозмутимым видом отодвинул пустую кружку в сторону и поднял палец, в очередной раз подзывая бармена.

— Повторим, любезнейший. Пять порций. Но, пожалуйста, в одноразовые стаканчики.

Я приподнял бровь.

— В пластик?

— В пластик, в пластик. Не пойдем же мы на улицу со стеклянными.

— Виталик, — протянул я подозрительно. — Что ты опять мутишь?

— Да что ты, Володя, — Поплавский сделал честные глаза. — Просто считаю, что свежий воздух — лучшая приправа к пиву. После жареного арахиса, конечно же.

— И куда же ты нас собрался вести? — вяло осведомился Корф.

— В по-настоящему антуражное место, судари! — торжественно объявил Поплавский. — То, которое никогда не покажут туристам!

Я тяжело вздохнул, но Георг неожиданно оживился.

— Правда? — с интересом спросил он.

И Поплавский моментально зацепился за его реакцию.

— Конечно! — ухмыльнулся он. — Ведь Выборг — это не только старинные улочки и крепости. Это ещё и… Впрочем, сейчас сами увидите.

Мы с Камбулатом и Корфом еще раз дружно вздохнули.

— Хорошо, — наконец сказал я. — Но если наткнемся на телохранителей, будешь сам перед ними оправдываться.

— Пф-ф-ф, да без проблем, — отмахнулся Поплавский, подхватывая свеженалитый стакан.

Мы вышли из «Каретника», свернули налево, потом еще раз…

И вдруг оказались у каких-то гаражей.

Местечко оказалось, мягко говоря, то еще. Гнилые доски, торчащие из земли, пара ржавых железяк, покосившиеся облезлые створки ворот с облупленной краской и здоровенными амбарными замками.

— Вот он, настоящий Выборг! — торжественно выдал Поплавский, разведя руки в стороны.

Я посмотрел на него со скепсисом, который даже не пытался скрыть.

— Ты серьезно?

— А что? — Поплавский пожал плечами. — Сюда ежегодно едут тысячи туристов. Они бродят по этим улочкам, любуются архитектурой, восхищаются средневековой крепостью, даже не подозревая, что ее столько раз реставрировали и восстанавливали, что от подлинной древности там осталась разве что башня. Они фотографируются, покупают сувениры и даже не задумываются, что этот город — не памятник! Что он — живой! И его настоящая жизнь, скрываемая за красивыми фасадами и якобы старинными вывесками — вот она, судари!

Я покачал головой.

— Неубедительно.

— Зато честно, — ничуть не смутился Поплавский. — Кроме того, готовы спорить, что его светлости пить пиво за гаражами еще не доводилось.

Георг слегка смутился, но кивнул.

— Это правда…

— Ну вот, а у нас, значит, культурный обмен! — ухмыльнулся Поплавский, сделал глоток пива и, пафосно глядя в горизонт, заявил:

— Вкус свободы, судари! Ни в одном дворце, ни в самом дорогом ресторане вы такого не почувствуете!

Однако его вдохновенную речь перебил насмешливый голос:

— Смотрите-ка, бакланы! А что это они тут делают? Пиво пьют? За гаражами? Ну, пожалуй, тут им самое место, да. На свалке!

Раздался дружный хохот, и я поморщился. Принесло на мою голову…

В отдалении стояли четверо.

Одеты в дорогую, но странно несуразную гражданскую одежду, будто их наряжали сразу три стилиста, которые так и не смогли договориться. На лицах — чванливое превосходство… как и всегда.

Красноперые. Вот откуда они взялись, спрашивается?

Возглавлял десант из Пажеского корпуса, разумеется, мой старый знакомый: Александр Ходкевич собственной персоной.

— Кто это, Владимир? — поинтересовался Георг.

Я тихо выругался сквозь зубы. Не хватало сейчас, прямо на глазах у заморского гостя, устраивать разборку…

Или действительно — не хватало?

— Не обращай внимания, — хмыкнул я. — Старые друзья.

— Друзья? — Ходкевич сложил руки на груди. — Не припоминаю, чтобы я…

Я пристроил стакан с пивом на ближайший ящик и шагнул вперед.

— Ты уверен, что хочешь это продолжить?

— Я уверен, что ты — деревенский ублюдок, которому повезло оказаться там, где ему не место, — процедил Ходкевич.

За спиной удивленно вздохнул Георг, и я понял, что краями нам с пажами не разойтись. Я бы и сам не простил подобного выпада, а уж на глазах его светлости герцога брауншвейгского…

Что ж, Сашенька, сам нарвался.

— Ну то есть прошлого урока тебе недостаточно, да? — я сжал кулаки и сделал еще шаг.

— В прошлый раз я… — Ходкевич резко замолчал.

Похоже, заметил, что его свита отступила на шаг назад… А то и на два.

Ну, разумеется — они наверняка не забыли, как я оставил их без тачки на берегу залива. Видели меня на соревнованиях, а уж наш побег из Пажеского корпуса после атаки террористов давно оброс самыми невероятными подробностями. Да и слухи о том, что за мной стоит то ли младший Морозов, то ли старший, то ли оба сразу, по столице наверняка курсировали. И любой мало-мальски вменяемый человек понимал, что сюда лучше не лезть.

Но Ходкевич к числу вменяемых людей определенно не относился.

— Давай, Острогорский, — усмехнулся он. — Что, даже ответить нечем?

Я осклабился.

— Не учатся ничему некоторые, да и учиться не хотят… Скажи мне, Сашенька, ты в детстве головой не бился?

— Да пошёл ты!

Ходкевич дернулся вперед, замахиваясь, но я спокойно ушел в сторону, и его кулак, наверняка усиленный Даром, лишь рассек воздух. Я разогнулся и тут же зарядил ему в живот, даже не прибегая к резерву.

А потом за гаражами началась самая настоящая свалка. Отступившие было пажи при виде того, как бьют их лидера, все же сумели найти в штанах свое… скажем так, мужество — и вступили в бой. Мимо меня с гиканьем пронесся Поплавский, где-то справа непоколебимым утесом встал Камбулат, а Корф с отвагой обреченного сцепился с румяным пухляшом из пажеской четверки. Я же не без успеха отбивался сразу от двух пажей и даже смог в конце концов отправить одного на землю.

Жирную точку в противостоянии неожиданно поставил Георг. Он сдернул с моего плеча злобно пыхтящего Ходкевича, выругался — неожиданно крепко и почти без акцента — и четкой боксерской двоечкой, которой позавидовал бы даже Камбулат, отправил его сиятельство собирать пыль по стене гаража.

Увидев падение предводителя, пажи, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Поплавский швырнул им вслед недопитый стакан с пивом — кажется, мой — а я успел не без удовольствия зарядить пухляшу увесистый пинок чуть пониже спину. Окрыленный успехом, Корф уже готов был пуститься в погоню, но…

— Полиция! — вдруг раздался крик.

Мы обернулись. Откуда-то со стороны пустыря к нам бежали две фигуры в темно-синей форме.

— Валим! — выдохнул Поплавский и первым сорвался с места.

Да что ж это за день такой? Опять беготня сплошная…

Нашей хорошо подготовленной и натасканной Медведем четверке не стоило никакого труда оторваться от местных стражей порядка. Да и Георг не отставал: видимо, в его учебном заведении физкультуру тоже уважали. В общем, минут через пять петляний мы смогли перейти на шаг и попытаться понять, где оказались.

— Что-то утомили меня эти экзерсисы… — пробурчал Камбулат. — Да и есть уже хочется.

— Давно!

Корф был мрачнее тучи, всем видом показывая, какие непереносимые страдания он испытывает. Еще бы! Завтрак проспал, здесь аппетит нагулял, а вместо обеда — сплошная суета.

— Всецело вас поддерживаю, судари! — А вот Поплавский прямо сиял. Кажется, ему такое времяпровождение было очень даже по нраву. — И сейчас я отведу вас в заведение, достойное не то, что четверых унтеров и одного герцога, а самих богов! Существуй они на самом деле — непременно обедали бы именно там! За мной, друзья! Трапеза не ждет!

И на этот раз спорить с ним никто не стал.

Глава 20

Вот только потрапезничать как хотелось, к сожалению, не удалось: за следующим же поворотом обнаружилась весьма злая и раздраженная четверка телохранителей Георга. Еще четверо отрезали нам путь к отступлению, и еще секунду назад выглядевший весьма довольным жизнью Георг повесил нос и пошел сдаваться.

Вот так и кончилась наша свобода.

Между его светлостью и старшим телохранителем состоялась весьма эмоциональная, но короткая беседа, по результатам которой Георг погрустнел еще сильнее. Вернувшись к нам, он пояснил причину своего расстройства.

— Господа, должен просить вас меня простить. Кажется, я немного заигрался и забыл о важных вещах.

— Например? — я приподнял бровь.

— Сейчас нам всем надлежит быть на неофициальном банкете в… В мою честь, — Георг скривился, будто лимон съел. — Знакомство с высшим светом Петербурга в неофициальной обстановке. Соответственно…

— Знакомство со светом, говоришь?

Я окинул взглядом себя и товарищей. Джинсы, куртки… Хорошо хоть перепачкаться, пока бодались с пажами, не успели…

Кстати, о пажах и высшем свете. Появление Ходкевича со своими прихлебателями в паре сотен километров от Пажеского, да еще и в самый обычный будний день, который даже красноперым непременно полагалось проводить на учебе, казалось невиданным совпадением… Но, похоже, таковым не было.

Георг. Вот ведь колбаса ливерная… Мог бы и предупредить!

— То есть убежать на самом деле ты хотел не от телохранителей, да? — проворчал я, сложив руки на груди.

Его светлость посмотрел куда-то в сторону и с явной неохотой кивнул. И злиться на него почему-то не очень-то и получалось: я слишком хорошо помнил, насколько продолжительными и унылыми в таких случаях обычно оказываются официальные мероприятия… Да и неофициальные тоже. На месте Георга я, пожалуй, и сам не постеснялся бы ненароком «потеряться» в незнакомом городе.

Но теперь ничего не поделаешь. Банкет — так банкет. Перспектива взирать на «свет» Петербурга прельщала мало, но там хотя бы будет еда. Я и сам успел качественно проголодаться, а бедняга Корф наверняка уже всерьез примеривался вновь удрать — только на этот раз в ближайшую лавку за соленым выборгским кренделем.

— Ну, пойдем, — вздохнул я. — На банкет. Посмотрим, как ты там будешь блистать.

Кажется, Георг почувствовал мое настроение. По крайней мере, держался он теперь чуть в стороне. И выглядел виноватым.

Детский сад какой-то, честное слово…

— И где будет проходить этот, с позволения сказать, банкет? — поинтересовался Поплавский.

Кажется, ему происходящее тоже не особенно нравилось.

Георг перебросился парой слов с телохранителем, и, повернувшись, ответил.

— Для нас целиком арендовали ресторан «Таверна».

— Какая звенящая пошлость… Банкет в таверне… Ну, хотя бы не придется на улице ждать своей очереди поесть…

Кажется, Поплавский действительно расстроился, что ему не дали показать «по-настоящему достойные места». Впрочем, учитывая, что в последний раз мы в процессе просмотра оказались за гаражами — может, оно и к лучшему.

Тем временем, мы все-таки добрались до заведения.

У входа — охрана, на двери — табличка «Закрыто на спецобслуживание». Вообще, интересно, когда Георг хотел нам сказать о банкете, и хотел ли вообще? Просто… Если это обычное ребячество с его стороны и нежелание идти на ненужный прием — это одно. А вот если он намеренно подставлял нас, срывая мероприятие силами нашей дружной компашки — это совсем другое.

И очень хотелось бы узнать, какую цель он таким образом преследовал. Узнал о распоряжении Разумовского и таким нехитрым способом решил избавиться от приставленных нянек? Или просто демонстрировал норов и столичной публике, и заодно собственным опекунам из иберийского посольства?

Ладно. Напрямую все равно не спросить, так что будет ясно со временем. А пока… А пока банкет. Хоть поедим. Желудок уже подводит основательно.

Внутрь нас пустили без разговоров. Я на миг задержался на пороге, огляделся, и чуть не присвистнул.

Большой зал был выполнен в виде средневековой таверны. Чего, в целом, следовало ожидать, исходя из названия. Светлые, выбеленные или покрашенные стены, деревянные балки под потолком, деревянная же грубая мебель и большой камин. Бутафорский, конечно же, но сделанный весьма убедительно.

Сейчас, когда все столы в помещении были составлены в одну линию и ломились от блюд, помещение походило на обеденную залу какого-нибудь провинциального замка. Вдоль столов — лавки, в дальнем конце, во главе — большое резное кресло, напоминающее трон. Видимо, подразумевалось, что там должен сидеть не кто иной, как герцог Брауншвейгский, четверть часа назад задорно мутузивший пажей бок о бок с нами.

Я усмехнулся. Неведомый церемониймейстер явно намекал, что тут планируется чествование нового короля? Нагло… И как-то совсем уж топорно и безыскусно.

Но на самом деле мое удивление вызвало вовсе не внутреннее убранство, а скорее, гости мероприятия. Во-первых, собралось их не так уж мало — особенно с поправкой на скромные габариты помещения. А во-вторых… Пробежавшись взглядом по собравшимся, я на какой-то миг почувствовал себя на осеннем балу в Пажеском корпусе. По крайней мере, часть лиц мне была знакома именно оттуда. Например, баронесса Фогель со своими подружками… И злой, как стая собак, Ходкевич в дальнем углу…

Он и здесь нашел, как извлечь выгоду из ситуации. Какая-то барышня прижимала к отекшей и посиневшей скуле графа пакет со льдом. Когда она обернулась, я едва не вздрогнул от неожиданности.

Оля.

Она посмотрела прямо на меня, прищурилась, явно узнав, и отвернулась обратно к Ходкевичу. Старательно делая вид, что его «ранения» беспокоят ее куда больше, чем вся наша честная компания, включая даже герцога Брауншвейгского.

Занятно.

— Ну чего ты там замер? — Камбулат слегка толкнул меня в плечо. — Привидение там увидел, что ли?

— Почти… — буркнул я, проходя в зал.

— Ух ты, — послышался голос Поплавского. — Вот это почтенное собрание, однако! Оп! Владимир… А подскажите-ка, мне кажется, или нашему раненому воину оказывает медицинскую помощь не кто иная, как…

— Не кажется.

Поплавский уловил мое состояние и умолк.

Так, значит, да? Ну… Логично. Собственно, прохладца в моих отношениях с Ольгой давно перешла в лютый мороз, а впервые в Петербурге я увидел ее как раз таки в компании Ходкевича. Сцену устраивать я, разумеется, не собирался — не стоило оно того. Но мысленно пообещал себе, что в следующий раз его сиятельство так легко не отделается.

— Интересная компания…

Кажется, Поплавский тоже оценил состав присутствующих. Ну да. Все сплошь — золотая молодежь. Представляю, как выглядит парковка у рынка и на соседней улице… Кажется, народ для «неофициального» мероприятия отбирался максимально тщательно.

И тут наш служивый квартет, сопровождающий самого виновника торжества. Это определенно намек.

Понять бы только, кто кому и на что намекает…

— Его светлость герцог Брауншвейгский и Люнебургский, Георг Вильгельм из рода Вельфов! — гаркнул кто-то над ухом.

Я поморщился и поспешил уйти подальше от входа, в тень.

Вот тебе и неофициальный фуршет. Ладно. Разумовский сказал «нужно» — мы козырнули и выполнили. А анализировать происходящее будем потом.

Помимо общего стола, по углам таверны стояли небольшие отдельные столы на четверых. За одним из них, самым дальним, примостилась доблестная четверка телохранителей герцога. К другому направился я сам. Никакого желания восседать неподалеку от его светлости, фальшиво улыбаться и слушать тосты у меня не было.

Нет уж, спасибо. Без меня, пожалуйста.

Друзья, кажется, тоже оценили ситуацию и последовали за мной. Поплавский по дороге ухватил за рукав официанта, одетого в средневековый костюм и что-то заговорил ему на ухо. Тот кивнул, моментально исчез, а уже через минуту, стоило нам рассесться, на столе, как по волшебству, начала появляться еда. Два больших блюда: одно с мясным, другое с рыбным ассорти, плетеная корзинка с хлебом, тарелки с паштетом и еще черт знает что.

Второй официант переставил с подноса на стол четыре кружки с каким-то напитком. Я взял, понюхал — сбитень.

Прекрасно. Пожалуй, стаканчик сейчас будет очень даже в тему.

— Приятного аппетита, судари, — довольно улыбнувшись, проговорил Поплавский.

Мы лишь кивнули и буквально набросились на еду. Утолив голод, я развернулся на скамье, оперся спиной о стену, и, держа в руке кружку, принялся оглядывать зал.

Нашего маневра, кажется, никто и не заметил — гостей было больше, чем мест в таверне, а всеобщее внимание, разумеется, было приковано к Георгу. Разрумянившись и раздухарившись, будто забыв, что еще недавно всеми силами пытался избежать этого банкета, его светлость размахивал кубком и вещал восторженным слушателям.

— Вся просвещенная Европа понимает, какие испытания выпали на долю его превосходительства канцлера Алексея Келлера. Мы пристально наблюдаем за его действиями и искренне восхищаемся его талантом политика. Сложно представить, каких усилий стоило ему удержать столицу от полного погружения в хаос после поистине трагических событий. Как непросто было приструнить террористов и отыскать того, кто за ними стоял…

Надо же, на этот раз не только без акцента, но и живее некуда — явно отрепетировал. Георг заливался соловьем, и я вдруг понял, что спонтанно возникшие симпатии к его светлости тают, как утренняя дымка на рассвете.

Келлер и талант политика — ну надо же такое сказать?

— Меня сейчас стошнит, — пробурчал я.

— Не могу с вами не согласиться, Владимир, — послышался тихий знакомый голос.

Я нахмурился, повернулся на звук, а узнав говорившего… говорившую — непроизвольно улыбнулся. Совсем рядом со мной, практически скрывшись в тени, стояла Алена Гагарина с бокалом шампанского в руке. Правда, узнать ее сиятельство было непросто. До этого я видел ее в лабораторном халате или домашней одежде. Сейчас же она была одета с такой простой элегантностью, что даже слепому было бы ясно: чтобы добиться этой простоты, ушел не один час.

Волосы уложены в столь же сложную в своей обманчивой небрежности прическу, очков нет. Либо ее сиятельство сменила их на линзы, либо в университете носила лишь для солидности. В общем — подчеркнутая аристократичность, но без излишеств.

Чего не скажешь о подавляющем большинстве присутствующих.

— Алена Юрьевна, рад неожиданной встрече! — Я отставил кружку, поднялся, и обозначил поклон. — Признаться, не ожидал вас здесь увидеть…

— Полагаю, после всего, что мы с вами вместе пережили, Владимир, можно опустить отчество и оставить просто «Алена», — княжна улыбнулась…

Игриво? Хм, кажется, этот бокал у нее не первый.

— Что же касается ваших слов — я и сама не ожидала. Но… Получилось, как получилось, и я уже не очень рада, что приняла это приглашение, — продолжила она. — Моя бы воля — уже б уехала домой. Но, боюсь, я немного не рассчитала своих сил. Даже не знаю, как разрешить эту ситуацию…

Краем глаза я заметил какое-то движение. Поплавский, превратившийся сейчас в одно большое ухо, делал большие глаза и отчаянно семафорил мне.

Ну да, будто я сам не понял, что Алена намекает, что была бы очень не прочь, если бы сейчас кто-нибудь отвез ее домой. Например я.

Вот только я приехал с Георгом, и предполагалось, что с ним же и уеду. Поступить иначе — значит нарушить приказ Разумовского. Не то, чтоб мне раньше не приходилось этого делать, но…

— Простите, я на секунду!

Алену кто-то позвал, и она на мгновение отвлеклась. Поплавский же тотчас схватил меня за рукав и подтянул к себе.

— Господин прапорщик, вы просто обязаны выручить девушку! — прошипел он мне на ухо. — В противном случае вы попросту не будете иметь права считаться моим соседом… Да и моряком тоже! Потому как настоящий моряк никогда не оставил даму в беде!

— Слушай, да не шипи ты, — буркнул я. — Я б и сам с радостью свалил, но не забыл ли ты, что мы сюда не развлекаться приехали?

— Если ты имеешь в виду Георга и Разумовского — можешь не переживать. Мы тебя прикроем, — уже не дурачась проговорил Поплавский. — Первый раз что ли?

Я задумался.

А ведь и правда. В конце концов, что я теряю, кроме поездки в Петербург с Георгом, чья компания в данный момент мне не сказать, чтобы сильно приятна? А что приобретаю? Поездку в Петербург с Аленой. Чья компания для меня сейчас гораздо предпочтительнее, чем слушать пространные речи про дружбу европейских народов и политические таланты канцлера Алексея Келлера… Решено!

— Спасибо, Виталик!

Я хлопнул соседа по плечу и успел повернуться ровно в тот момент, когда Алена, избавившись от собеседницы, опять обратилась ко мне.

— А вы сюда как попали, Владимир? — поинтересовалась она.

— О, это длинная история, — усмехнулся я. — Которую я бы предпочел рассказать по дороге в Петербург. Мне, если откровенно, мероприятие тоже не вполне по душе. Так что я с удовольствием составлю вам компанию в дороге до Петербурга.

Алена сдержанно улыбнулась, старательно делая вид, что раздумывает, а потом благосклонно кивнула.

— Буду вам премного благодарна.

— Тогда позвольте помочь вам одеться? — улыбнулся я.

— Благодарю.

В тот момент, когда я помогал своей спутнице надеть легкий полушубок, меня буквально обжег чей-то взгляд. Я украдкой обернулся.

Оля. Нехорошо так смотрит, недобро… Хм. А чего ты ожидала, милая? За двумя, как говорится, зайцами погонишься…

Я с трудом сдержал мстительную ухмылку и следом за Аленой направился к выходу.

Кажется, заканчивается вечер значительно приятнее, чем начинался.

Глава 21

— Вот сюда, Владимир… кажется.

Алена достала из кармана брелок, и одна из машин на парковке около старого рынка приветливо поморгала поворотниками и зажгла фары. «Виенто Монтесума» — почти такой же, как у брата, только совсем не дамского строгого темно-серого цвета. И с комплектацией чуть попроще: салон, как и положено «иберийцу» премиальной марки, радовал оснащением и качеством материалов, однако роскошным все-таки не казался. Да и двигатель наверняка был попроще — какие-нибудь два с половиной литра на турбине, всего триста лошадиных сил…

Всего. Триста. Для первокурсницы физфака.

— Я могу попросить вас сесть за руль? — Алена застенчиво улыбнулась и протянула мне ключи. — Кажется, третий бокал шампанского все-таки был лишним.

— Как пожелаете.

На банкете я на всякий случай воздерживался от возлияний, а пару стаканов пива из «Каретника» усиленный Конструктами молодой организм уже давно отправил в утиль. Да и соблазн прокатиться на чужой дорогой игрушке оказался слишком уж велик — так что через несколько мгновений я уже вовсю возился с хитрой иберийской электроникой, настраивая под себя сиденье и зеркала.

«Монтесума» появился в России еще в самом начале нулевых, и с тех пор изменился не так уж и сильно. Инженеры из Толедо разумно решили не чинить то, что работает, и уже десять с лишним лет оставляли большую часть работы дизайнерам. Автомобиль чуть вытянулся в длину, обзавелся современным салоном и кучей навороченной электроники, однако внешне остался верен традициям.

Купе-хардтоп, чей могучий силуэт куда больше напоминал не спортивные «зажигалки», а классические мускул-кары. Этакий стильный динозавр, воплощенное в металле наследие эпохи, когда бензин стоил немногим дороже воды, и никто не стеснялся ставить под капот гигантские движки по пять с лишним литров в объеме.

Да уж… Неожиданно. Вот не женский автомобиль, ни разу не женский. Даже с самым скромным мотором в линейке.

В Выборге гонять было негде и незачем, и мне стоило немалого труда сдерживать рвущиеся из-под капота на волю лошадиные силы. «Монтесума» то срывался с места, то наоборот — еле волочился, настырно демонстрируя новому водителю горячий латиноамериканский нрав. Но стоило нам выбраться на шоссе, как машина буквально преобразилась. Вдохнула полной грудью, раскручивая турбину, прижалась к асфальту стальным брюхом и полетела темно-серой стрелой, прорезая вечер светом ксеноновых фар.

— Вы куда-то спешите? — улыбнулась Алена. — Так быстро…

— Нет, ничуть. — Я слегка сбавил ход. — Но вы сами заметили, что разговоры о политике утомят кого угодно. Видимо, мне тоже хочется удрать от всего этого куда подальше.

— Боюсь, это у нас вряд ли получится. — Алена нащупала нужную кнопку и чуть опустила спинку кресла. — Но попробовать стоит, не так ли?

И мы попробовали. Обычно дорога в Петербург на машине занимала примерно полтора часа, но я долетел за пятьдесят с лишним минут. И потом еще долго не мог понять, почему автомобили вокруг плетутся, как сонные мухи — после трассы стандартные городские шестьдесят-восемьдесят километров в час казались чуть ли не стоянием на месте.

К счастью, пробки уже закончились, так что центр мы проскочили быстро. Я почему-то был уверен, что наш путь закончится на Каменном острове, однако встроенный в систему навигатор вел на Крестовский. И не в ту его часть, где еще две с лишним сотни лет назад стояли особняки и дачи купцов, высоких армейских чинов и аристократов, а к новостройкам.

Похоже, в одной из них Алена обитала — в меру скромно для титулованной княжны. Не слишком далеко от стареющего родителя, но и не слишком близко.

В самый раз.

— Вот сюда, — пояснила она, указывая дорогу рукой, когда навигатор женским голосом возвестил, что мы прибыли на место. — Вниз, на парковку.

Ворота послушно уехали вверх, пропуская «Монтесуму», и я уже без всякой спешки покатился по пандусу. Чуть ли не вслепую — освещение в бетонном подземелье явно оставляло желать лучшего, и даже мощности ксенона не хватало, чтобы разогнать густую, как чернила, темноту. Я едва не промахнулся мимо поворота и остановился, вдавив тормоз, только когда передний парктроник принялся верещать.

— Осторожнее, Владимир. — Алена легонько тронула меня за локоть. — Мне бы не хотелось ехать в университет с разбитой фарой.

— Прошу меня извинить… — пробормотал я. — У вас тут слишком темно.

— Темно? Вы… вы не видите, куда ехать?

— Вижу. Просто не слишком отчетливо.

Я попытался переключиться на задний ход, но селектор автоматической коробки будто нарочно ускользал из-под пальцев, подсовывая вместо себя то сенсорный экран на панели, то кнопки, то чье-то приятно-теплое колено.

— Владимир! Вы?..

Руки, как и глаза, определенно не собирались работать, как им положено. Сам я только-только успел понять, что происходит, но Алена, к счастью, соображала куда быстрее: сама рванула ручной тормоз, вдавила меня в кресло и принялась размахивать встроенным в смартфон фонариком.

Это я уже скорее додумал, чем смог увидеть — перед лицом туда-сюда метался крохотный белый огонек, в свете которого я видел только кончик носа и встревоженные зеленые глаза за стеклами очков.

Слепота, нарушение координации, озноб, сухость во рту… а теперь еще и пульс под двести ударов в минуту. И все это у организма, которому по определению положено выделяться здоровьем даже среди себе подобного молодняка с десантного отделения.

Весьма редкие симптомы — и оттого понятнее некуда.

— Атакующий Конструкт, — прошептал я пересохшими губами. — Звони Корфу. Или…

— Некогда!

Алена отстегнула ремень, распахнула дверцу, выскочила и через несколько мгновений вытаскивала меня из машины наружу. Я уже почти ничего не видел, но каким-то образом все равно чувствовал хлеставшие во все стороны эмоции. Тревогу, страх, боль… и вместе с ними невесть откуда взявшуюся отчаянную уверенность. Девчонка действительно знала, что делать.

Или по крайней мере в этом ничуть не сомневалась.

К счастью, ноги меня пока еще кое-как слушались, так что с десятка два шагов я одолел самостоятельно. Потом левое колено подломилось, превращая конечность в почти бесполезный балласт, и дальше Алена буквально тащила меня на себе. До лифта под руку, а от него — через бесконечно долгие четырнадцать секунд и неизвестно сколько этажей — волоком по полу, ухватив за ворот куртки.

И тащила быстро, хоть я и весил чуть ли не вдвое больше ее самой. Даже самые невыдающиеся среди Одаренных аристократов куда сильнее простых смертных. Стоит подключить резерв, и хрупкая барышня-гимназиста выдаст мышечное усилие на уровне тренированного штангиста.

А уж когда она еще и перепугана до чертиков.

— Скорую… — простонал я. — У них должны быть инструкции и аппаратура…

— Да замолчи ты уже! — Алена рывком перебросила меня через порог — видимо, квартиры — и поволокла дальше. — Только не засыпай, ладно⁈

А ведь она права — толку от «скорой» уже никакого. Несколько секунд на линии, потом все необходимые вопросы по регламенту. Потом переключение на дежурного Одаренного оператора, потом вызов экипажа с целителем… Без шансов. Атакующие Конструкты — довольно редкая штука, и в большинстве случаев они заканчивают работу куда быстрее, чем ездят даже самые крутые микроавтобусы с мигалками. В моем случае «скорая» точно не успеет приехать.

А с учетом того, кто именно сейчас вцепился в меня невидимыми костлявыми пальцами — пожалуй, не успеет и выехать.

Я проскользил пятками по полу, наверху щелкнул механизм двери, и под ребра вдруг врезалось что-то твердое. Алена подхватила меня за щиколотки, перебрасывая через неожиданно-высокое препятствие. Уже почти потерявшие чувствительность пальцы наткнулись на что-то холодное и гладкое.

Загудели трубы, и сверху хлынула вода.

— Умничка… — скорее подумал, чем прошептал я. — Какая же ты умничка, Аленка!

Отпустило меня почти сразу. Стальной обруч на груди разжался, и пульс понемногу приходил в норму. А следом — где-то через минуту или две — вернулось и зрение. Почему-то куда раньше, чем способность полноценно шевелиться и управлять конечностями. Но я не возражал: так выходило даже нагляднее. Двигаться я все еще не мог, зато с искренним удовольствием наблюдал за собственным возвращением к жизни.

С того света… почти.

Я лежал в ванне. Прямо как и был, в одежде — Алена успела стащить с меня только куртку — видимо, чтобы вода поскорее добралась до тела. Струя до сих пор хлестала в плечо, и уровень понемногу поднимался — видимо, я зажал слив спиной… ну, или чем-то пониже спины.

Алена сидела напротив. Прямо на полу, в одной туфле и без очков — видимо, потеряла, пока тащила меня до ванной. Похоже, она только что ревела: слез я не видел, но тушь размазалась вокруг глаз и даже по щекам. Нарядное красное платье теперь напоминало мокрую тряпку, а сама его обладательница дрожала, как осиновый лист. То ли замерзла, то ли ее наконец догнала волна ужаса.

Хорошо, что только сейчас — иначе я с изрядной долей вероятности лежал бы у «Монтесумы» стремительно остывающим трупом.

— Как ты? — едва слышно спросила Алена. — Живой?

— Вроде бы. — Я кое-как поднял руку и коснулся нависающего над головой крана. — Как догадалась?

Одаренные необычных специализаций существовали в этом мире задолго до того, как ученые придумали слово Конфигуратор. Сотни, а может, и тысячи лет назад. И многие из них были достаточно сильны и талантливы, чтобы прикончить человека без всяких там Молотов или Свечек.

И методы защиты от их способностей тоже появились… скажем так, не вчера. Вряд ли наши предки так уж хорошо соображали в адсорбентах энергии направленного воздействия. И уж тем более вряд ли у них под рукой были свинцовые гробы или карбоновые пластины. Зато вода имелась в избытке — почти всегда.

Не самый лучший поглотитель, и все же способный не только оттянуть немного запечатанной в атакующий контур смерти. И если не отвести удар полностью, то хотя бы чуть сбить прицел направленного на цель атакующего Конструкта.

Правда, в те времена такое называли «порчей» или «проклятием».

— Как догадалась? Проточная вода — это же очевидно! — Алена нервно хихикнула. — Я вообще-то физик.

Ну да, действительно. И никакой тебе магии или ритуалов.

— Ты мне вообще-то жизнь спасла, госпожа ученый. — Я кое-как приподнялся, уселся в ванной и потянулся к крану. — Спасибо…

— Нет! — встрепенулась Алена. — Не выключай!

Вода так и хлестала, но я, пожалуй, в ней уже больше не нуждался. Запертые в теле Конструкты запоздало откликнулись и принялись возводить дополнительную защиту, попутно латая дыры, которые успел понаделать во мне чертов старикашка Распутин.

Не то чтобы опасность миновала насовсем, но второй раз такой фокус ему уже не провернуть.

— Ладно… Но можно хотя бы сделать потеплее? — Я скользнул кончиками пальцев по хромированному рычагу и улыбнулся. — Я вообще-то замерз.

— Дурак! — фыркнула Алена. — Ты даже не представляешь, как я перепугалась!

— Я-то как раз представляю. — Я провел ладонью по голове, приглаживая мокрые волосы. — Тебе, кстати, умыться тоже не повредит.

От сидящего в ванне постороннего, в общем-то, кавалера, фраза прозвучала двусмысленно — по меньшей мере. Алена густо покраснела и бросила на меня такой взгляд, будто собиралась то ли влепить пощечину, то ли плюхнуться рядом в стремительно нагревающуюся воду даже не снимая платья — благо, размеры сантехники позволяли.

Но вместо этого она поднялась, держась на стену, и на одной туфле заковыляла к двери, явно намереваясь оставить меня одного.

— Эй… подожди! — позвал я. — А у тебя есть футболка? Ну… и все остальное?

— Найдется. — Алена выскользнула за порог ванной комнаты и уже оттуда добавила. — Есть хочешь?

— Как волк!

Глава 22

— Что за?..

Пробуждение оказалось… мягко говоря, неожиданным. Последнее, что я более-менее помнил — возню в ванной, какую-то одежду, огромную кухню, котлеты, приятное ощущение сытости и долгожданного покоя… и все.

Дальше — темнота.

Не знаю, чем именно закончился вечер, но я обнаружил себя лежащим на здоровенном кожаном диване. В здоровенной же комнате, которую язык не повернулся бы назвать гостиной — исключительно залом. Пусть ее сиятельство Алена Юрьевна и предпочла одному из фамильных Гагаринских особняков новостройку, квартира целиком и полностью соответствовала положению титулованной княжны. И кухня, и уже знакомая мне ванная комната вполне соответствовали положению хозяйки.

Да и гостиная была под стать — мебель, паркет на полу, тяжеленные шторы — все как положено.

Пожалуй, единственным чужеродным элементом во всем этом аккуратном великолепии был я — заспанный, взъерошенный и наверняка еще и опухший, как китайский пчеловод с тридцатилетним стажем. И вдобавок ко всему еще и укрытый каким-то цветастым пледом то ли с котиками, то ли с зайцами — отличать мультяшное зверье за все полгода с лишним новой жизни я почему-то так и не научился.

— Да твою ж… — пробормотал я, кое-как усаживаясь и разглядывая рисунок натянувшейся на животе футболки. — Снова котики…

Ну да, припоминаю. Что-то такое Алена мне вчера и выдала на выходе из ванной комнаты — моя собственная одежда закономерно отправилась в стирку или сушиться. Подходящего размера в квартире не нашлось, а гардероб хозяйки, как и следовало ожидать, оказался мне маловат.

— Извини. Побольше ничего не нашлась.

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Алена сидела в кресле прямо напротив и до этого момента не двигалась, чуть ли не сливаясь с обстановкой — наверное, тоже спала. Она, конечно же, успела сменить платье и туфли… туфлю на футболку с длинным рукавом и свободные цветастые штаны, но я почему-то был уверен — всю ночь ей пришлось провести не в спальне, а здесь, рядом со мной.

— Я не ложилась. — Алена будто прочитала мои мысли. — Все время проверяла, дышишь ты, или нет.

— Ага… Спасибо! — Я тряхнул головой. — И когда я?..

— Еще за столом. Даже доесть не успел. Встал и пошел, прямо как зомби. Упал на диван… Ну, собственно, и все.

— Ага… — повторил я. — А сколько сейчас времени.

— Десять. — Алена взглянула на висевшие на стене часы. — Точнее, десять и пять минут.

— Утра или вечера?

Впрочем, вариантов было немного: мы выехали из Выборга часов в семь или около того. И даже со всеми возможностями «Монтесумы» оказались дома не раньше половины девятого. За окном уже светло, и чувствую я себя явно куда лучше человека, проспавшего час с небольшим.

А значит, провалялся половину суток. И меня наверняка уже ищет весь город — от соседей по блоку до, может быть, самого Морозова-старшего. Надо подняться, отыскать телефон в куртке, ужаснуться от количества пропущенных вызовов и сообщений в мессенджере… но это все потом.

— Утра, конечно. — Алена, хоть и запоздало, все ж не поленилась ответить. — Ты как убитый спал.

— Ничего удивительно, — буркнул я. — Хорошо, что живой остался — спасибо тебе и водичке.

— Атакующий Конструкт, еще и такой сильный… Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу такое. — Алена на мгновение задумалась. — Получается, за нами следили?

Разумный вывод. Абсолютное большинство даже самых крутых Конфигураторов не смогли бы сработать без прямого зрительного контакта. Как и древним ведьмам и чародеям, им нужен объект — или сама жертва, или хотя бы вещица, к которой можно подцепить смертоносный контур. Ничего лишнего в машине как будто не имелось, так что вариант со слежкой кому угодно показался бы почти очевидным.

Разумный вывод — но, похоже, все-таки неверный.

— Следили?.. — Я уселся поудобнее. — Вряд ли. Конфигуратор экстра-класса — так пробился, напрямую. Ему что два километра, что десять — все равно достанет.

— Это… это Распутин, да? — едва слышно прошептала Алена.

После перестрелки на физфаке и ночного визита в лабораторию в подвале усадьбы, куда съехались величайшие ученые умы чуть ли не со всего Петербурга, догадаться было несложно. Смекнул бы даже гимназист-первогодка, едва научившийся складывать два плюс два. А уж серьезная госпожа студент, лучшая на курсе, к тому же лично повидавшая следы Распутинских изысканий…

В общем, ломать комедию и изображать блаженное неведение определенно поздновато.

— Распутин, — кивнул я. — Больше некому.

— И зачем ему тебя убивать⁈

Действительно — зачем? Месть местью, но причин наверняка хватает и без нее…

Но на этот раз я благоразумно предпочел отмолчаться. Алена и так увязла в опасных тайных по пояс, и топить ее в этом болоте еще глубже определенно не стоило.

— Зачем? Обиделся, наверное, — усмехнулся я. — Впрочем, меня куда больше интересует, почему он выбрал такой способ. Не самый надежный, если вдуматься.

— Почему?

— Слишком уж легко ошибиться. Достаточно, чтобы рядом оказалась одна симпатичная госпожа ученый и самый обычный кран, который есть в каждой квартире. Я бы скорее воспользовался супероружием — Я изобразил жестом гигантскую Свечку, бьющую с небес. — Раз — и готово.

— А я бы не стала. По тебе попробуй попади.

От ушей Алены явно не ускользнул мой невинный пассаж про «симпатичную». Она тут же покраснела и принялась улыбаться и шутить — довольно неуклюже, надо сказать, но по-своему очаровательно.

Спокойно, генерал! Вы думаете мало и совсем не о том… Впрочем, неудивительно: совместно пережитые трудности сближают даже куда менее симпатичных друг другу людей. А нас с Аленой эти самые трудности буквально преследуют — если не каждую встречу, то уж точно каждую вторую.

— Попасть действительно непросто, — задумчиво отозвался я. — Но если уж получилось — результат гарантирован. Выжженный круг диаметром в полтора десятка метров. От меня не осталось бы даже горстки пепла.

— Перестань! — Алена поежилась. — И так страшно!

— Ну, сейчас нам вряд ли что-то угрожает. Скорее всего, старикашка все еще надеется, что я умру от Конструкта.

Я думал было встать и немного размяться, но вовремя заметил, что снизу из одежды на мне имеется только здоровенное полотенце. Пришлось сидеть под пледом дальше: мы с Аленой уже успели незаметно перейти на ты, но расхаживать перед барышней благородного происхождения в набедренной повязке, пожалуй, пока еще не стоило.

— Кстати, а что насчет супероружия? — вспомнил я. — Господа ученые смогли прийти к единому мнению?

— Увы. — Алена развела руками. — Константин Михайлович собрал целый консилиум, однако… В общем, биологи и медики дружно утверждают, что его теория несостоятельна.

Я почему-то не сомневался, что на этом самом консилиуме доктора большинства известных мне наук прибегали к куда более бескомпромиссным выражениям чем «несостоятельна». Если уж физик и… кхм, физиолог даже один на один были готовы вцепиться друг другу в бороду или лацканы пальто, можно только догадываться, насколько эпических масштабов сражение они устроили, когда число оппонентов с обеих сторон перевалило хотя бы за полдюжины.

— А что говорят доктора точных наук? — на всякий случай уточнил я.

— Так же дружно упрекают коллег в узколобости и ограниченности, — вздохнула Алена. — К какому-никакому компромиссу готовы немногие. Но и они убеждены, что даже если импульс такой мощности и могло сгенерировать живое существо — это существо будет иметь крайне мало общего с человеком.

— И кем же это… кем же оно, в таком случае, будет?

— Чем-то иным. — Алена пожала плечами. — Созданием с принципиально другим строением синаптической системы, способным переварить и выдать тысячи и тысячи мегаватт. Этаким биохимическим реактором.

— Или электростанцией на ножках, — проворчал я. — При условии наличия ножек, а не щупалец или клешней.

Алена негромко захихикала — видимо, шутка показалась ей удачной.

Вот только это была никакая не шутка. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, моя спасительница вернулась в привычное состояние. И снова начала говорить так, будто читала вслух статью из журнала. Предположения, теории, возражения, споры в научной среде… Наверняка все это казалось ей каким-то экспериментом. Загадочным, даже жутковатым — но пока исключительно умозрительным.

Для меня же все это уже давно стало практикой. И крышу Зимнего, и больницу в Пятигорске, и половину центрального корпуса в Пажеском снесла не абстрактная научная мысль, а вполне конкретная тварь. Существо, которое могло быть человеком, а могло и не быть — но оно почти наверняка вышло из лаборатории в подвале дряхлой Распутинской усадьбы.

Старикашка решил поиграть в бога — и зашел по этому пути куда дальше, чем величайшие умы современности со всеми их институтами, научными степенями, статьями в журналах и дипломами университетов. И пока Горчаков с себе подобными ломали копья в теоретических спорах, Распутин продолжал свою порочную практику.

— Живой источник энергии, — задумчиво проговорил я. — Ходячий реактор…

Ни о каком полноценном сознании речь, похоже, уже не шла по определению. Изуродованное Конструктами и операциями несчастное могло лишь генерировать импульс Дара запредельной силы, однако направляло супер-Свечку что-то другое. Человек… или даже машина — на ум тут же пришла панель в трофейном «Транзите», из которой явно вырвали какой-то электронный модуль.

Систему наведения. Которая так или иначе работала через сеть: спутник, радиоканал или какой-нибудь хитрый маршрутизатор, способный подцепиться к любому сигналу. К примеру, запеленговать мобильный телефон. Передать сигнал на расчетное устройство, выдать координаты, навести, выдоить досуха несчастного уродца в клетке и…

— А знаешь, я ведь прав. — Я с трудом подавил желание прямо сейчас подняться, найти в коридоре брошенную куртку и вышвырнуть смартфон в окно. — Ударить Свечкой было бы куда проще. Хотя и Конструкт тоже сойдет — особенно если знаешь, где нужный тебе человек.

— Это… Вроде как датчик в телефоне? — Алена в очередной раз будто прочитала мои мысли. — Нет, это так не сработает?

— Почему? — удивился я. — Прицельное воздействие по координатам?..

— Свечкой — да. Элемент любой мощности срабатывает по месту. А Конструктом промахнуться невозможно. — Алена заметила мои округлившиеся от удивления глаза и поспешила пояснить: — Я еще в школе на спецкурс ходила. Папа заставил…

Ох уж этот Гагарин. Видимо, уже давным-давно сообразил, что дело пахнет керосином. И начал понемногу готовить детишек… Интересно, младшеньких тоже?

— Но Конфигуратору нужен зрительный контакт. В идеале — прикосновение, — продолжила Алена. — Так что дистанция ограничена. Если только… хотя нет. Не может такого быть.

— Какого? — Я чуть подался вперед. — Не стесняйтесь, госпожа ученый. В нашем положении не стоит отказываться даже от самых странных теорий.

— Ну, обычно в журналах о таком не пишут. Но точно были случаи, когда Конфигуратор цеплял атакующий Конструкт на часть контура, который ставил самостоятельно. Это… получается, что-то вроде маячка.

— Сигнал для наведения? Прямо в схеме?

— Вроде того. Только у нас явно не тот случай. — Алена поморщилась и махнула рукой. — Откуда бы на тебе взяться Конструкту, который разрабатывал лично Распутин?

Глава 23

— Не понимаю, — бурчал Корф, раскладывая оборудование прямо на бильярдном столе в нашей штаб-квартире в Корпусе. — Какие еще Конструкты? Откуда они у тебя возьмутся? Ты же не в каменном веке, прекрасно понимаешь, что никакой порчи не бывает. Чтобы установить Конструкт, нужно вплести его в часть контура. Кто бы тебе контур ставил? Ты…

— Антоша! Просто сделай, о чем тебя попросили, — довольно грубо оборвал его я.

По-хорошему, не стоило бы так говорить с другом, но я… да, черт возьми, я нервничал, и оснований для этого имелось предостаточно.

Во-первых, время работало явно не на меня: Распутину наверняка пришлось как следует выложиться цепляясь к Конструкту с расстояния в несколько километров, но за почти полтора века старикашка наверняка отрастил резерв на уровне «двойки» или даже «единицы». И вполне мог попробовать пройтись по мне Даром еще раз — только теперь прицельно, акцентировано и с учетом всех допущенных прежде неточностей. То есть — насмерть.

А во-вторых, мы как-то очень близко подобрались к той грани, за которой мне придется рассказать парням все. Вообще все, от начала и до конца, утаив разве что совсем уж сложные или незначительные подробности. И одному богу известно, как они отнесутся к новости, что в теле их соседа по блоку Володи Острогорского, простого парня из далекого южного города, воплотился усопший десять лет назад легендарный генерал-фельдмаршал.

Нет, вряд ли кто-то из них меня сольет — в порядочности друзей я не сомневался ничуть. Слишком уж много мы прошли бок о бок, чтобы хоть один из них решил, что о беспрецедентном случае воскрешения из мертвых следует сообщить… куда следует.

А вот мягко и ненавязчиво сопроводить к профильному специалисту они, пожалуй, могут — и это определенно будет не Конфигуратор. Чего уж там — на их месте любой бы тут же задумался о душевном здоровье товарища.

— Залезай, — буркнул Корф, заканчивая подсоединять загадочные девайсы к своему ноутбуку. — Но имей в виду: я не целитель и не биомеханик, я — инженер-конфигуратор.

— И там, и там — Конструкты, — отмахнулся я, укладываясь на стол. — Так что давай, начинай.

Обстановка в штаб-квартире царила та еще. Камбулат с Поплавским, хоть и не лезли в разговор, тем не менее, поглядывали довольно мрачно и подозрительно. Мой рассказ напугал друзей, а просьба просканировать меня на предмет постороннего вмешательства — насторожила.

У друзей за это время накопилось ко мне много вопросов, и, кажется, на часть из них придется ответить… Но позже. Сначала — отыскать и обезвредить Конструкт с обратной связью. И желательно до того, как Распутин снова запустит по нему порцию убойной энергии.

И Корф для этого и правда не самая подходящая кандидатура. Куда лучше подошел бы высокоранговый Конфигуратор с медицинским или биологическим образованием. И с кандидатской степенью, а лучше доктор наук… нескольких. Или хотя бы одной.

Но не к Горчакову же мне ехать, в самом-то деле… У того уж точно возникнут вопросы, после ответа на которые бедного старика придется прибить и засунуть в муфельную печь в его же лаборатории.

Впрочем, учитывая сам факт атаки — моя личность вскоре вполне может стать секретом Полишинеля. И именно поэтому нужно поскорее разобраться с Конструктом, а потом — и с тем, кто его устанавливал.

Да уж. Распутин оказался намного, намного хитрее и сообразительнее, чем я рассчитывал. Сумел сложить не самые простые цифры, получить верный результат, сделать выводы… И хорошо, если не поделиться ими с кем-то еще. Я ничуть не сомневался, что старикашка заварил всю эту кашу не в одиночку.

А вот мою тайну, как ни странно, вполне мог и сохранить. Не из большой любви к вернувшемуся с того света Градову, а исключительно оттого, что уже собрался отправить меня обратно в рекордные сроки.

Ведь, как известно, нет человека — нет и проблемы.

— Так… — Корф взял в руки диагностический модуль, подключенный к ноутбуку, — Давай смотреть, что тут у тебя…

Стоило ему провести пластиковой коробочкой на проводе вдоль моего тела, как так отчаянно запищала. Корф повернулся к экрану, куда транслировались данные в виде трехмерной схематичной картинки, и нахмурился.

— Интере-е-есно… — протянул он.

И перевел на меня мгновенно вспыхнувшие пламенем неподдельного научного интереса глаза. Плохо дело: точно такой же взгляд я видел у Горчакова, когда тот копался в лаборатории Распутина. Корф смотрел на меня не как на своего друга и соседа по блоку Владимира Острогорского, а как на некий неодушевленный объект исследования.

Ничего себе азарт. Так и до вскрытия недалеко.

— Усиленный энергетический контур, — бормотал тем временем Корф. — Укрепляющий Конструкт… Защитная схема… Основной узел… Оу… А это здесь откуда? Никогда такое не видел…

— Антоша, что там?

Поплавский сцепил ладони на колене в замок и подался вперед, переводя взгляд то на меня, то обратно на картинку на экране ноутбука. В отличие от Камбулата, который до сих пор непонимающе хлопал глазами он, похоже, сообразил, что отыскал хитрый прибор.

И теперь пытался сообразить, как, почему и откуда это взялось.

— Погоди, — Корф отмахнулся, продолжая бормотать под нос конфигураторские ругательства. — Зеркало… Обратный контур… Уф. А здесь что? Ага…

От усердия он запыхтел и даже высунул кончик языка, с каждым мгновением все больше напоминая гончую. Ноутбук стоял ко мне почти боком, и я едва видел экран, но и так прекрасно представлял, что Корф там мог разглядеть.

Схемы синапсов, усиленные нейронные связи… нет, вряд ли — такое без специальной обработки контрастным соединением не возьмет даже томограф стоимостью в несколько десятков тысяч имперских рублей. Для полноценного исследования нервной системы Одаренного моего ранга нужна полноценная лаборатория, а не несколько коробочек на бильярдном столе.

Но Конструкты считают и они. Пусть не все, пусть даже не половину — но все же достаточно, чтобы понять, сколько времени и энергии потратили Конфигураторы, потрудившиеся над телом Володи Острогорского десять с лишним лет назад.

Наконец Корф отложил диагностический модуль в сторону, отошел на шаг, сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

— Вовка, кто ты такой? Только честно.

Кажется, я впервые видел его благородие барона… нет, даже не серьезным — это он как раз с завидной регулярностью практиковал на минувшей сессии. Скорее удивленным, напуганным, сердитым… пожалуй, одновременно.

— В смысле? — Я на всякий случай попытался сделать вид, что ничего не понял.

— Кто. Ты. Нахрен. Такой? — отчеканил Корф. — Если бы я не знал достоверно, что это сказки, я бы сказал, что ты — долбанный суперсолдат из какого-нибудь фантастического сериала класса «Б».

— Антоша, ты это… — Камбулат недоверчиво прищурился, — поясни, что ли.

— А что тут объяснять? В нем Конструктов, как патронов в пулеметной ленте. — Корф снова впился взглядом в экран, будто до сих пор никак не мог поверить собственным глазам. — Есть типовые, есть не очень, но ставили явно Конфигураторы экстра-класса.

Поплавский едва слышно кашлянул.

— Вовка, ты заряжен, как танк прорыва. Кости и мышцы искусственно укреплены, энергетический контур дублирован дважды. У тебя потенциально бездонный резерв, синапсы, а главное… — Корф сделал театральную паузу, многозначительно посмотрел на Камбулата с Поплавским и продолжил: — А главное — синаптический отлик такой, будто тебе лет шестьдесят. Что, как мы понимаем, с точки зрения науки невозможно в принципе.

Я вздохнул, сел на столе и обвел взглядом своих друзей… или уже не совсем друзей. Судя по настороженным и внимательным взглядам, вся речь Корфа была лишь прелюдией к основному действию.

И сейчас меня начнут пытать уже по-настоящему.

— Мы тут, к слову, немножко справки навели, — обманчиво-лениво протянул Поплавский.

Он как бы невзначай встал, прошелся по комнате, и, оказавшись у выхода, пару раз щелкнул замком, запирая штаб-квартиру изнутри, убрал ключ в карман и, развернувшись, подпер дверь спиной. И глаза у него при это были…

Нехорошие глаза — иначе и не скажешь.

— И выяснили, что Владимир Острогорский, — Поплавский подчеркнул голосом имя и фамилию, — десять лет назад поступил в больницу в Пятигорске после автомобильной аварии. С травмами ну никак не совместимыми с жизнью. Записей о смерти мы отыскать не смогли — видимо, кто-то не поленился подчистить архивы гражданского состояние… Но кое-что все-таки имеется. А именно — справка из крематория. В соответствии с которой этот самый Владимир Острогорский был, скажем так, захоронен в колумбарии на Краснослободском кладбище семнадцатого мая две тысячи четвертого года. Так что я присоединюсь к Антоше. — Поплавский сложил руки на груди и прищурился. — И тоже поинтересуюсь: кто. Ты. Нахрен. Такой?

Примерно то же самое я вдруг захотел спросить и у Поплавского: сложно представить, какие связи ему пришлось задействовать, чтобы накопать информацию, которую основательно зачистили десять лет назад. Пусть, как выяснилось, и не так качественно, как мне хотелось, но, тем не менее, зачистили.

Вот только он не скажет. Потому что сейчас ответов ждут от меня.

И отвечать, судя по всему, придется.

— Парни, — проговорил я слегка охрипшим от волнения голосом. — Вы действительно имеете полное право задавать мне вопросы. Но я должен предупредить: информация, которую вы желаете получить — смертельно опасна. Если это выйдет куда-то за пределы нашего круга… Не выживет никто. Ни я, ни вы. Вы даже не представляете, что хотите узнать. Потому говорю сразу: хорошо подумайте над моим вопросом, прежде чем принять решение. Вы действительно хотите это знать?

Повисла пауза, которую примерно через полминуты нарушил Камбулат.

— У меня такое ощущение, что я и правда в сериал класса Б попал… — пробормотал он.

— А раньше такого ощущения у тебя, значит, не было, да? — Поплавский хохотнул, потом вдруг снова стал смертельно серьезным и повернулся ко мне. — Да. Я хочу знать.

— Я тоже. Естественно.

Камбулат пожал могучими плечами. Внешне он выглядел почти расслабленным, но я успел заметить, как его рука скользнула под небрежно наброшенную куртку.

Пистолет у него там, что ли?

— А я, после этого, — Корф обвел жестом меня, стол и ноутбук с диагностическим модулем, — не просто хочу знать. Я обязан.

— Что ж, — вздохнул я. — Я вас предупредил. Но должен повторить: эта информация смертельно опасна. И я вам не угрожаю, а констатирую факт. Если об этом узнает еще хоть кто-нибудь…

— Да давай уже, не тяни, хорош пугать, — отмахнулся Поплавский. — Мы тут с тобой уже через столько всего прошли… Блудняком больше, блудняком меньше…

— Ну, как скажете. Правда, то, что я скажу, может показаться вам несколько… Скажем так, фантастическим.

— Ты долго драму нагнетать будешь? — кажется, у Камбулата закончилось терпение. — Говори!

— Как пожелаете, господа унтер-офицеры. — Я на мгновение смолк, думая, с чего именно мне стоит начать.

— Я действительно не Владимир Острогорский. Я — Владимир Градов. Генерал-фельдмаршал, прозванный Серым. Двоюродный брат ныне почившего Императора. Убитый в две тысячи пятом году, и возродившийся в этом теле спустя десять лет. Такие дела.

Я усмехнулся, оперся о стол руками и запрыгнул на него, усевшись на борт, и легкомысленно взболтнув ногами.

— А теперь можете задавать вопросы.

Глава 24

Вопросов не последовало. Парни были слишком ошарашены заявлением, чтобы что-то спрашивать. Поэтому мне оставалось только продолжить.

— Как вы… некоторые из вас могут знать, — Я многозначительно посмотрел на Корфа, — эксперименты по воскрешению из мертвых проводились человечеством еще не незапамятных времен. Однако никаких успехов на этом поприще не добился никто. До определенного момента.

На этом месте кто-то вполне мог бы задать вопрос… Но так и не задал. Три пары глаз размером с серебряный имперский пятак смотрели на меня, забыв даже моргать.

— К счастью или к сожалению, человек моего положения не может не задумываться о собственной гибели и ее последствиях. И я задумался, — снова заговорил я. — Хотя бы потому что хорошо понимал: рано или поздно кто-то решит от меня избавиться. И рано или поздно справится даже с этой непростой задачей. Мысли о возможности «сохраниться» — прямо как в играх — посещали меня еще при императоре Николае. — Я усмехнулся и покачал головой. Согласитесь, неплохо было бы обзавестись резервной копией себя на тот случай, если у его величества лопнет терпение.

— Значит… Значит ты, — пробормотал Корф — и тут же поспешил поправить сам себя, — значит, вы уже тогда?..

— Конечно же, нет. Не тогда, а гораздо позже. — Я — обычный солдат, хоть и неплохой, и нужных знаний у меня не было, даже десятой их части. Зато однажды появился выход на людей, которые ими обладали.

Я снова сделал паузу. Пацаны молчали, внимательно слушая. В глазах Камбулата бродило непонимание, у Корфа — вполне научно-обоснованный скепсис смешанный с высшей степенью… скажем, так, удивления в пропорции один к одному. А вот Поплавский же смотрел спокойно и внимательно, анализируя полученную информацию.

Ну, хотя бы в психбольницу еще не позвонили. Уже хорошо.

— Разумеется, я не мог поставить задачу прямо: все должно было проходить в строжайшем секрете. Потому сразу несколько ученых, виднейших Конфигураторов Империи, работали над разными ее фрагментами. Одни изучали возможность укрепления человеческого тела Конструктами, вторые — усиление энергетического контура, третьи трудились над самой теорией переноса… — Я на мгновение смолк, выуживая из памяти подробности чуть ли не двадцатилетней давности. — Кое-что у них даже получилось, однако к конечной цели мы приблизились в лучшем случае чисто символически. И несколько лет топтались на месте.

Спрыгнув со стола, я подошел к холодильнику, достал лимонад и свернул пробку. В полной тишине штаб-квартиры шипение, с которым открылась бутылка, прозвучало особенно громко. Сделав большой глоток, я вернулся к столу, оперся на него и заговорил снова.

— Что было дальше — думаю, вы уже и так догадываетесь. Наука понемногу шагала вперед, появились молодые светлые головы, а главное… — я невесело усмехнулся. — Главное, что я все-таки решил обратиться к Конфигуратору экстра-класса. Самородку, который нигде не учился, но по опыту и практическим знаниям превосходил весь петербургский университет.

— К Распутину…

На этот раз Поплавский сообразил даже быстрее умницы Корфа. Тот, похоже, уже закопался в умозрительные эксперименты и прокручивал в памяти схемы Конструктов, способных хотя бы на сотую часть чудес, о которых я рассказывал.

— Так точно, — кивнул я. — К Распутину. Когда ему показали наработки предшественников, он только усмехнулся. Спросил разрешения взять копии бумаг себе, и через неделю явился с готовым решением. Именно он разработал систему внедрения контура, именно он придумал, как нанести Конструкты прямо на кости и как заставить все это функционировать, подобно машине. Или суперсолдату, — хмыкнул я. — Из сериала категории «Б».

— А тело? — нахмурился Корф. — Оно… откуда?

— Острогорский Владимир Федорович. Одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года рождения. — Я похлопал себя по груди. — Мозг парня не перенес той аварии, но все остальное господа ученые смогли не только восстановить, но и сделать чуть лучше. Конфигураторы подготовили все — и я вернулся.

— Почему только сейчас? — Камбулат даже принялся загибать пальцы, считая. — Ведь ты… вы… то есть, Градов! — умер в две тысячи четвертом.

— Возродить меня должен был мой брат. Его величество государь император Александр. — Я поморщился. Даже сейчас воспоминания оказались куда неприятнее, чем можно было ожидать. — Именно я оставил секретную «кнопку», которая запускала механизм. Подробности вас, полагаю, не заинтересуют — так что скажу только, что я просчитался — уже во второй раз.

— А первый? — спросил Корф.

— Когда привлек Распутина. Старик оказался сообразительнее, чем я думал. Полагаю, это он смог угробить меня в прошлой жизни и почти достал в этой.

— Так он знает? — Поплавский прищурился. — Что ты не Владимир Острогорский?

— Почти наверняка. — Я пожал плечами. — Иначе вряд ли бы так торопился… Впрочем, давайте вернемся к брату. Как вы уже поняли, его величество не спешил возвращать меня с того света. И так про… потерял целых десять лет. Видимо, перед самой смертью он что-то почувствовал и решил нажать на кнопку, но было уже поздно. В тот же день его убили. А я очнулся в пятигорской больнице за несколько минут до того, как боевики Распутина добрались до моего — теперь уже моего — тела.

— А дальше?

Камбулат, похоже, до сих пор… нет, не то чтобы не верил — просто слушал мой рассказ, как какую-нибудь байку из интернета или с второсортного телеканала. Занятную, увлекательную и даже оригинальную, однако лишенную всяких претензий на достоверность.

— А что дальше? — Я развел руками. — Я оказался один, без документов, без нормальной легенды, соратников — вообще без всего. Так что мне оставалось только окончательно прописаться в шкуре Владимира Острогорского. И поступить к вам в Корпус.

— Зачем? — Корф удивленно захлопал глазами. — То есть…

— Зачем? Чтобы снова пройти путь от курсанта до генерала. — Я развел руками. — И другого способа у меня, представь себе, нет. Любой нормальный человек, услышав такую историю…

— Сразу начал бы звонить в дурку, — закончил за меня Поплавский.

— Именно. — Я залпом допил остатки лимонада и поставил пустую бутылку на стол. — Очень надеюсь, что вы этого делать пока не собираетесь.

Судя по выражению лиц, именно такие мысли и пришли в голову — причем всем троим одновременно.

— Невероятно, — Корф зажмурился. — Это… Это просто антинаучно!

— Да ладно? — усмехнулся я. — А что такое сам Дар, наука уже объяснила? Обосновала, как он появился, и почему не у всех разом, а лишь у одной десятой процента населения? Друг мой Антоша, в этом мире есть еще очень много такого, что не снилось даже головастым умникам вроде тебя… Ты видел мой контур, ты видел его особенности, ты видел Конструкты. — Я развернулся к остальным. — Есть ли у вас основания мне не верить? Да и мне — зачем вам врать? Какой в этом смысл?

— Не знаю… Вообще, это, конечно, многое объясняет, — неуверенно протянул Поплавский, — Но не объясняет еще больше.

— Ну, допустим!

Кажется, простой и прямолинейный Камбулат не понял и половины подробностей про контуры и энергетические схемы, и потому поверить в мой рассказ ему было проще других.

— И что теперь? — спросил он. — Чего ты хочешь?

— Для начала — неплохо бы остаться в живых. И для этого нужно избавиться от дефектного Конструкта. А потом открутить бородатую голову тому, кто мне его подсадил.

— Распутину? — хмыкнул Поплавский.

— Распутину, — кивнул я. — Но Распутин пока далеко, а Конструкт — здесь, — я хлопнул себя ладонью по груди. — Так что давайте решать задачи по мере их поступления.

— Что ты имеешь в виду?

Корф посмотрел на меня с некоторым подозрением. Кажется, он уже догадывался, о чем сейчас пойдет речь…

— Ты и сам прекрасно понимаешь. — Я прицельным броском отправил бутылку из-под лимонада в урну. — Снимай Конструкт. Демонтируй к такой-то матери.

— Что? Я? Снимать Конструкт? Поставленный Распутиным? Здесь? Сейчас?

— На все вопросы ответ «да», — я хмыкнул. — Или у тебя есть другие варианты?

— Вы… Ты… Вовка, да ты чего? — Глаза Корфа округлились, сделав его похожим на игрушечного пупса. — Я же студент-второкурсник, а не кандидат наук!

— Ну, во-первых, других… кхм, других кандидатов у меня нет. А во-вторых — не прибедняйся, дорогой наш олимпиадник. Голова у тебя золотая, руки на месте. Аппаратура… — Я с некоторым сомнением оглядел разложенные на бильярдном столе гаджеты. — Аппаратура как будто тоже имеется. Так что давай. Ты нашел дефектный Конструкт?

— Нашел, — угрюмо буркнул Корф, который, кажется, уже понял, что соскочить с очередной сомнительной авантюры уже не получится. — Вовка, это смертельно опасно!

— Я в курсе, — кивнул я. — Но есть нюанс: оставлять Конструкт еще опаснее. То, что ты меня тут угробишь — еще не факт, а вот Распутин в следующий раз сделает это с гарантией.

И, чтобы закончить разговор, я просто снова улегся на стол.

— Так лежать? — повернув голову, спросил я. — Или перевернуться?

— На живот переворачивайся, — угрюмо пробурчал Корф. — Мне нужен твой затылок.

Я послушно перевернулся и тут же почувствовал тепло у основания черепа. Корф отложил диагностический модуль и пустил в ход куда более совершенный инструмент — свой Дар.

— Очень сложное плетение, — вздохнул он. — Это узловой Конструкт. Если я что-то сделаю неправильно — посыплется весь контур. Он неизвлекаемый.

— Я в тебя верю, Антоша, — подбодрил друга я.

— Да тут хоть верь, хоть не верь… — сейчас Корф говорил совсем другим тоном. Я слышал не перепуганного курсанта, а молодого специалиста, который уже приступил к решению задачи и теперь выбирал для этого оптимальный способ. — Снять точно не получится. А вот отследить узел бэкдора и изменить его…

— Ну вот. Я же говорил, что ты у нас умница, — Я скользнул подбородком по сукну. — А ты не верил.

— Он себе просто цену набивал, — послышался смешок Поплавского.

— Тихо вы все! — гаркнул вдруг Корф. — Не мешайте работать!

Все тут же замолчали,и я почувствовал, как тепло переместилось и охватило часть головы. Где-то глубоко внутри вдруг возникло неприятное ощущение. Как будто черви копошиться начали…

— Не дергайся! — прикрикнул Корф. — Сейчас… Один канал почти закрыл…

И тут я ощутил нечто более страшное, чем сомнительное шевеление внутри черепной коробки. Тело вдруг внезапно пробил озноб, в глазах потемнело, а рот — высушило. То же самое я ощущал в салоне Алениного авто. Только сейчас — в десять раз сильнее.

— Антош, ты чего творишь? — прохрипел я.

— Работаю, — буркнул тот. — Второй канал закрыл, осталось контур замкнуть.

— Быстрее!

Воздух вдруг стал очень сухим и жестким, твердым. Практически осязаемым — и никак не хотел втягиваться в легкие.

Проклятый старикашка все-таки достал меня!

— Есть! — воскликнул Корф.

И меня тут же отпустило. Ну, практически тут же. Я перевернулся на спину и некоторое время лежал, жадно вдыхая невероятно вкусный воздух.

Никогда таким не дышал, надо же…

— Что случилось?

Оказывается, Камбулат и Поплавский уже давно вскочили и сейчас стояли у стола, беспокойно глядя на меня.

— Попить дайте, — попросил я.

Камбулат тут же метнулся к холодильнику и принес лимонад. Только осушив половину бутылки, я отставил ее, и проговорил.

— Случилось то, что еще бы пара минут — и вы бы со мной уже не разговаривали. Распутин почти дотянулся до меня. И если бы не Антоша…

— А что Антоша?

Кажется, Корф перенервничал и сейчас не особенно понимал, в каком контексте его упоминают — ругают или хвалят.

— А Антоша меня спас, — ответил я. — Успел закрыть контур.

— В последний момент. — Поплавский уперся кулаками в бока и выпятил грудь. — Как герой. Фантастического сериала класса «Б».

Три взгляда сошлись на моем ничего не понимающем, покрасневшем и явно смущенном спасителе, а потом тишину штаб-квартиры сотряс взрыв веселого, беззаботного смеха. Так смеяться можно только в одной ситуации: когда только что избежал смерти, и тебе ничего не угрожает.

По крайней мере — в ближайшее время.

Глава 25

— Ну ничего ж себе, — негромко проворчал я, оглядываясь по сторонам. — Могут ведь, когда хотят… Или когда надо.

Николаевский зал выглядел точно каким я его помнил. Белые колонны, двери, выходящие на балкон с видом на площадь и паркетный узор на полу. Стык в стык, без единого намека на щель или неровность, способную испортить безупречный орнамент. Каким-то чудом вернулась на место даже хрустальная люстра под потолком, хоть от нее наверняка и остались одни воспоминания. Свечка выдает не только запредельный уровень энергии, но и и соответствующую температуру. Достаточно высокую, чтобы расплавить и металл, и стекло, и вообще все что угодно.

Или даже испарить.

Но сейчас все вокруг выглядело так, будто эта часть дворца не превратилась в руины полгода назад. Ремонт, если верить словам младшего Гагарина, закончили совсем недавно, однако о нем уже ничто не напоминало. Разве что стены еще немного «фонили» остатками прошедшей здесь разрушительной мощи — Конфигураторы и придворные так и не смогли вычистить их до конца.

Впрочем, почувствовать такие нюансы были способны разве что самые сильные и опытные из собравшихся во дворце Одаренных, а они уж точно знали, кто и почему решил устроить прием в честь герцога Брауншвейгского именно здесь.

Николаевский зал вернул себе прежний вид в рекордные сроки. Кому-то очень хотелось показать Георгу — а заодно и всей его объединенноевропейской свите — что Петербург смог пережить потерю его величества императора.

Такой вот незатейливый символизм. Казалось бы, ничего особенного и важного. Мои товарищи по Корпусу наверняка и вовсе не заподозрили, что место для приема выбрали неспроста. Но я достаточно хорошо знал нравы высшего света столицы и ничуть не сомневался: случайностей в такой день не будет. И все — от зала до цвета галстука, который наденет его высокопревосходительство канцлер — имеет какое-то значение.

Я украдкой оглядел товарищей. Поплавский, как и всегда, напустил на себя лихой и придурковатый вид, а Камбулат, напротив, воплощал тяжеловесную серьезность. Остался неподалеку от входа, сцепил пальцы и подпирал стену широченной спиной, будто заделавшись матерым секьюрити. И только его благородие барон Корф никак не мог скрыть волнение: тяжело вздыхал, не переставая крутил головой и то ли дело оттягивал указательным пальцем ворот, будто надетая под парадный китель белоснежная рубашка вдруг стала слишком тесной.

С того момента, как товарищи узнали, кто я такой на самом деле, они вели себя несколько скованно и будто бы растерянно. Словно не понимали, как теперь держаться со мной. Я изо всех сил пытался показать друзьям, что я — тот самый Вовка, с которым они собирались драться на дуэли, бегали от комендачей, вкушали божественные свитки шавермы и задорно били лицо красноперым, но понимал: пацанам нужно время хотя бы осознать все услышанное — не говоря уже о том, чтобы принять.

Так что все обязательно вернется на круги своя… Но не сразу.

Да и помимо этого хватало причин для неловкости: компания вокруг подобралась не самая простая. Титулованные аристократы, послы европейских держав, высшие армейские чины, с полдюжины министров, великая княжна Елизавета, герцог Брауншвейгский…

И четыре курсанта Морского корпуса.

На нашем месте кто угодно, пожалуй, чувствовал бы себя не в своей тарелке. Из младших чинов в зале присутствовали только агенты — то ли особая комиссия, то ли Третье отделение — и гардемарины у каждой двери. Рослые фигуры в темно-красных мундирах поприветствовали нашу четверку едва заметными кивками и снова застыли.

Сегодня я был для них не сослуживцем, а важным гостем, которого следовало охранять — без всякой фамильярности.

— Прошу, господа, пожалуйте за мной. — Высокий худой мужчина в парадной форме камер-юнкера жестом пригласил проследовать в дальний конец зала. — Ее высочество Елизавета Александровна желает вас видеть.

Я так и не понял, к кому обращались — то ли ко всем четверым, то ли ко мне лично. Наверное, поэтому остальные и выдвинулись следом, чуть запоздав. Вроде бы и вместе, но при этом на некотором отдалении.

Впрочем, добраться до Елизаветы мы все равно не успели. Все разговоры вдруг стихли, и в тишине зазвучал знакомый голос.

— Доброго дня, друзья мои! С вашего позволения, я буду говорить именно так — ведь за то недолгое время, что я провел в Санкт-Петербурге…

По торжественному случаю его светлость вновь нарядился в черный мундир с орденами, разом превратившись из просто Георга, каких-то пару недель назад задорно хлеставшего с нами пиво за гаражами в Выборге, в солидного и до забавного взрослого герцога Брауншвейгского. После побега от иберийских телохранителей за него взялись всерьез, и виделись мы не так уж часто.

И все свое время бедняга, похоже, проводил, оттачивая мастерство владения русским языком. И до этого не слишком заметный акцент исчез чуть ли не полностью, фразы понемногу обретали привычное местному уху звучание, а речь на этот раз даже не казалась вызубренной по бумажке.

Хотя наверняка именно таковой и была.

— Знаю, что в России младшие обычно высказываются последними. Но я здесь пока еще чужой, а значит, как гость, могу слегка нарушить традиции — и произнести тост прежде, чем заговорят почтенные государственные мужи, которых я до сих пор никак не могу запомнить по имени и отчеству. — Георг сделал паузу, дав публике вежливо похихикать, и продолжил: — Так позвольте же, милостивые судари и сударыни, поднять этот бокал за всех, кто сегодня собрался в этом зале!

Невесть откуда взявшийся официант с подносом встал сбоку и терпеливо ждал, пока мы с товарищами обзаведемся шампанским. И потом так же незаметно исчез, буквально растворившись в орденоносной толпе.

— Я пью за здоровье и успех его высокопревосходительства канцлера! — Георг отсалютовал бокалом куда-то влево. — Знаю, мы еще толком не успели даже познакомиться, однако всем здесь известно, как много этот человек сделал в нелегкое время и для столицы, и для страны, и для меня лично. Лишь благодаря ему мой визит в Петербург стал возможен, и лишь благодаря ему мы имеем возможность собраться в том же самом зале, где отдал свою жизнь мой царственный брат — его величество император и самодержец всероссийский Александр Николаевич.

Георг оттарабанил титул без запинки, чем наверняка набрал еще пару очков в глазах почтенной публики. Впрочем, меня куда больше интересовал сам Келлер. Его высокопревосходительство в ответ на тост учтиво кланялся, улыбаясь во всю ширь, но я сразу понял, что бедняге не по себе. При всех своих невыдающихся талантах, идиотом он все же никогда не был, и наверняка успел сообразить, чего может стоить столь явная и неприкрытая благосклонность герцога Брауншвейгского — да еще и высказанная публично.

Судя по бегающим глазкам, Келлер с искренним удовольствием сейчас оказался бы где-нибудь в другом месте — и желательно подальше от Зимнего.

— Я пью за особую гардемаринскую роту! За каждого бойца, от капитана до прапорщика! — Георг каким-то образом отыскал меня глазами в толпе и даже не постеснялся подмигнуть. — За всех тех, кому мы обязаны не только покоем в столице, но жизнью ее высочества Елизаветы Александровны. Как преторианцы Древнего Рима охраняли своих правителей, так и эти славные воины охраняют всех нас… Виват!

— Виват!

Хор голосов, раздавшийся в ответ, звучал не слишком стройно. Впрочем, его светлость пока и не нуждался в поддержке — заканчивать речь он даже и не думал.

— Я пью за истинных сынов отечества — Совет имперской безопасности. И лично за его главу Николая Ильича Морозова… Хоть он по каким-то причинам, кажется, и не смог почтить нас своим присутствием.

Георг картинно приподнялся на цыпочки и принялся вглядываться в толпу, выискивая глазами могучую генеральскую лысину. Но так и не нашел — его сиятельство на прием не явился…

И явно неспроста.

— … достойного продолжателя дела его светлости генерала-фельдмаршала Владимира Федоровича Градова, чьим подвигом и личностью я искренне восхищался с самого детства. Я пью за всех вас! — Георг возвысил голос, поднимая бокал чуть ли не на вытянутой руке. — И в первую очередь — за мою царственную сестру Елизавету Александровну — нашу прекрасную хозяйку!

На этот раз зал буквально взорвался аплодисментами. Кто бы ни писал для Георга речь, на этот раз он выложился на полную. И сумел в краткой и — чего уж там! — весьма эффектно форме «подмазать» всем и сразу, от вояк и чиновников среднего ранга до суровых стариканов из Совета.

Такой вот ненавязчивый намек на то, что новая метла собирается мести хоть и по новому, но все же с некоторым уважениям к традициям и седовласым орденоносцам. Вряд ли генералы от его слов растаяли настолько, чтобы тут же броситься клясться в верности законному наследнику престола — слишком уж многое связывало их с Морозовым.

Однако сегодня Георг посеял зерна, которые вполне могли дать какие-то всходы. Его речь и внушительная фигура… скажем так, запоминались. И наверняка пришлись по нраву многим.

Но не всем.

— Фарс. — Негромкий женский голос раздался прямо у моего плеча. — Дурацкое представление для дураков.

Разглядывая Георга, я не успел заметить, как Елизавета подошла и встала рядом со мной. Видимо, ее опекуны из придворных и статс-дам тоже слишком увлеклись спектаклем и позволили подопечной удрать.

И она тут же направилась ко мне. Товарищей… нет, не то чтобы сдуло как ветром — но они вдруг отступили на несколько шагов и теперь старательно делали вид, что их не интересует ничего кроме огромной люстры под потолков и блестящих нарядов приглашенных на прием дам.

— Доброго дня, ваше высочество. — Я склонил голову. — Вижу, речь его светлости вас не впечатлила.

— Напротив, Владимир. — Елизавета поджала губы. — Я слишком хорошо понимаю, что он хотел всем этим сказать. И ничуть не желаю слушать… Вы не составите мне компанию?

— С удовольствием. — Я чуть отставил локоть, на который тут же легла изящная ручка в тонкой белой перчатке. — Но, боюсь, вас тут же украдут господа придворные.

— Пусть попробуют! Мое слово здесь пока еще кое-чего стоит.

С нашей последней встречи Елизавета как будто еще больше повзрослела. Или просто слегка осунулась, почти растеряв остатки детских черт. Разумеется, она ничуть не хуже прочих понимала истинный смысл речи Георга и даже шагая со мной к галерее то и дело поглядывала на его светлость с плохо скрываемым недовольством.

Умничка. Так ему и надо, чучелу заморскому.

— У меня еще не было возможности поблагодарить ваше высочество за подарок, — негромко проговорил я. — Тот перстень буквально спас мне жизнь.

— В таком случае, я смогла вернуть долг, Владимир. — Елизавета легонько стиснула мою руку. — Правда, лишь малую его часть. И не знаю, в моих ли силах теперь вознаградить вас и ваших друзей за остальное.

— Почему же?

— Почему?.. — повторила Елизавета. — Разве вы сами не видите, что происходит?

На этот раз в ее голосе прозвучало… нет, еще не отчаяние, и все же что-то очень к нему близкое. И я ее понимал. Сегодня в Зимнем собрались самые влиятельные в стране люди, и половина из них задорно хлопала и кивала головами под речи герцога Брауншвейгского.

А вторая половина была не лучше.

— Вижу, ваше высочество, — усмехнулся я. — Возможно, даже чуть лучше, чем вы можете себе представить. Ведь на самом деле все не так уж и сложно — этим людям нужен правитель.

Елизавета на мгновение чуть замедлила шаг, едва не споткнувшись. Видимо, не ожидала таких речей от курсанта-первогодки, пусть даже недавно и произведенного в чин гардемаринского прапорщика.

Но слушать не перестала.

— Этим людям нужен правитель, — повторил я. — Как и городу, и всей стране. И им нужен не какой-то там герцог из Брауншвейга. И не старикан Морозов, а вы. И никто другой.

— Вы… вы правда так думаете?

Елизавета чуть ускорила шаг, чтобы заглянуть мне в лицо — видимо, не смогла поверить собственным ушам и теперь искала какой-то подвох.

— Да. И только глупец думает иначе. — Я постарался вложить в голос даже больше уверенности, чем у меня было. — Они могут сколько угодно произносить речи, пытаясь завоевать доверие людей, но вы — великая княжна Романова, дочь своего отца. И никто не в силах этого изменить. Настанет день — и одного вашего слова хватит, чтобы навести порядок в этом городе.

— Надеюсь… Когда это говорите вы, мне и самой хочется верить. — Елизавета улыбнулась — похоже, в первый раз за вечер. — С вами рядом спокойно… почему-то.

— Полагаю, оттого, что у меня совершенно нет тайных причин желать зла вашему высочеству. — Я пожал плеча. — Я простой вояка, лишь один из многих.

— Нет! То есть… да, конечно же, это так. — Елизавета вдруг замялась. — Наверное, это все из-за того, что вы напоминаете мне одного… одного человека, которого я знала прежде.

— Вот как? — Я приподнял бровь. — И кого же?

— Моего покойного дядюшку — генерала-фельдмаршала Владимира Федоровича Градова. Вы ничуть не похожи внешне, но… — Елизавета чуть понизила голос. — Знаю, это странно, и все же…

Не знаю, какими еще соображениями она собиралась поделиться — договорить мы не успели. В дальнем конце зала послышался шум, и через несколько мгновений я вдруг почувствовал, что где-то совсем рядом пульсирует энергия. Чей-то могучий Дар пришел в движение, готовясь сорваться на волю атакующим элементом. Один из гардемарин поспешил к двери, на всякий случай выставив руку.

И тут же отскочил назад, едва не получив по лицу распахнувшейся створкой.

Глава 26

— Всем на пол! Не двигаться! Руки за голову! — громыхнул усиленный то ли Даром, то ли какой-то техникой голос. — Приказ Совета имперской безопасности!

Эхо от команды еще металось между колонн, а в зал уже влетали люди в полной боевой экипировке — тяжелые шлемы, бронежилеты, автоматы наперевес. Гардемарин, которого едва не зашибло дверью, схватился было за оружие… И застыл.

На форме незваных гостей красовались шевроны Преображенского полка.

Кто-то саданул по гвардейцам Молотом, сбив несколько человек с ног. Все в зале пришло в движение. Гости из штатских тут же с воплями бросились к стенам, но вояки уже вовсю огрызались. Где-то в центре зала полыхнуло Даром, в ответ послышалась ругань, глухой удар и сразу за ним — звук падающего тела. Гардемарины моментально стянулись, окружая княжну, а заодно — и нас. Ничего не понимающие иберийский посол со своей свитой попытались было дернуться, но тут же замерли под стволами автоматов.

Я решительно не понимал, что происходит. Неужели Морозов решил пойти ва-банк и попросту устроить переворот и силой захватить власть, как это в свое время сделали мы с покойным Александром?

Гвардейцев в зал набилось много, не меньше сорока человек. Они заняли места по периметру, весьма недвусмысленно держа оружие в боевом положении. Но, конечно же, не стреляли — наверняка им велели работать так, чтобы с бесценных титулованных голов не упал ни один волосок.

Впрочем, с этим они уже не справились — несколько гостей уже зажимали руками разбитые носу и губы. Хорошо хоть им не взбрело в голову сопротивляться всерьез. Суммарной силы собравшихся в зале Одаренных наверняка хватило бы и на целую роту гвардейцев, но и те наверняка пожаловали не без высокоранговых офицеров. И если бы кто-нибудь ударил в полную силу или начал стрелять, все могло…

Могло закончиться куда хуже.

— Владимир, вы понимаете, что происходит? — спросила Елизавета.

Она явно испугалась до чертиков, но удивленной почему-то не выглядела. Будто все происходящее для нее было чем-то… Нет, не ожидаемым, конечно — и все же вполне предсказуемым.

Впрочем, как и для меня самого.

— Спокойно, ваше высочество. — Я осторожно задвинул Елизавету себе за спину, прикрывая от автоматов. — Гардемарины не дадут вас в обиду. Но резких движений лучше не делать.

Вряд ли гвардейцы сошли с ума настолько, чтобы не узнать великую княжну, но парни явно были на взводе. А как иначе? Когда врываешься с оружием в зал, набитый Одаренными аристократами, каждый из которых способен одним взмахом руки превратить в фарш несколько человек, адреналин зашкаливает. Уж я-то это знал не понаслышке.

Гардемарины, сомкнувшиеся кольцом вокруг Елизаветы и нашей небольшой компании, старались держаться спокойно. Руки на оружии, случись чего — применят не раздумывая, но провоцировать лейб-гвардию они не собирались. Хотя, в других обстоятельствах…

Между бойцами гвардейских полков и особой гардемаринской ротой никогда не было особой дружбы — примерно, как у курсантов Морского корпуса с красноперыми пажами. И поставить на место зарвавшихся бойцов, осмелившихся махать оружием в присутствии ее величества, мои сослуживцы бы уж точно не постеснялись.

Но точно не сейчас. Происходило нечто из ряда вон выходящее, и, пока никто из гвардейцев не пытался приблизиться к Елизавете, фигуры в темно-красных парадных мундирах замерли ледяными изваяниями. Однако я чувствовал отголоски силы, разлившейся в воздухе: гардемарины готовились поднять Щиты, и у каждого на кончиках пальцев пульсировали атакующие элементы.

И не сравнительно безобидные Плети и Молоты, а полноценные боевые комбинации, способные размазать «преображенцев» по паркету слоем в полпальца толщиной.

— Могу я узнать, что происходит? — прозвучал знакомый голос.

Ага, Иван. Видимо, штабс-капитан был старшим отделения, отвечающего за охрану приема.

В ответ — тишина. Гвардейцы безмолвствовали. В царящей в зале тишине шаги, раздавшиеся за дверью, ведущей в аванзал, прозвучали особенно громко. Через несколько мгновений среди фигур в бронежилетах мелькнула до боли знакомая лысина, и в зале появился…

Морозов-старший собственной персоной. Грозный, тяжеловесный и, конечно же, облаченный в парадный китель с таким количеством орденов, которое запросто остановило бы ненароком выпущенную из автомата пулю. Его сиятельство явно готовился к эффектному появлению — во всех смыслах.

И вот час его триумфа, похоже, настал.

Остановившись на пороге, Морозов оглядел замерших перед ним аристократов, и едва заметно усмехнулся, так и не сумев скрыть своего удовлетворения. Помолчав секунду, шагнул вперед, и его голос загремел под сводами.

— Милостивые судари и сударыни, прошу меня простить за те неудобства, которые я вынужден заставить вас испытать, но дело не терпит промедления! — Морозов заложил руки за спину. — Мне и самому меньше всего хотелось бы подобного исхода, однако смею вас заверить — иного выхода нет и быть не может.

Я выругался себе под нос. Его сиятельство старательно изображал на лице искреннюю скорбь, но в глубине души наверняка искренне наслаждался ситуацией. Тем, как легко он смог заставить если не бояться, то хотя бы замереть и вытянуться по струнке едва ли не весь высший свет Империи! Я бы поставил свою «Волгу» и мотоцикл в придачу, Морозов специально появился позже, дав гостям от души проникнуться происходящим. И сейчас как бы демонстрировал, едва ли не кричал: смотрите все, вот кто здесь настоящая власть!

Вот только кроме него в зале были и другие ее представители. Стоящие несколько выше главы Совета безопасности — во всяком случае, формально.

— Николай Ильич! — Голос Келлера звучал испуганно, срываясь на невразумительный писк. Так, что даже повторить пришлось. — Николай Ильич, потрудитесь объяснить, что все это означает?

— Объяснить, что происходит, ваше высокопревосходительство?

Морозов усмехнулся и неспешно двинулся к столу, у которого замер Келлер со свитой. Остановившись напротив, он качнулся с пяток на носки, широко улыбнулся и продолжил. Нарочито медленно, веско, чеканя каждое слово — будто забивал гвозди.

В крышку гроба.

— В соответствии с указом о чрезвычайном положении я, как глава Совета имперской безопасности, принимаю на себя руководство государством. А вы, господин бывший канцлер, арестованы по обвинению в государственной измене. — И прежде, чем кто-то успел в полной мере осознать значение фразы, Морозов рявкнул так, что, даже фужеры на столах зазвенели: — Взять его!

Келлер открыл было рот, но к нему тут же подскочили две плечистые фигуры в гвардейской форме, и его превосходительство канцлер вдруг оказался полусогнутым, с закрученными за спину руками, на которых мгновением позже щелкнули наручники.

— Увести! — рявкнул Морозов, с удовольствием разглядывая дрожащую фигуру в дорогом костюме. И едва Келлера вытащили из зала — тут же щелкнул пальцами и негромко распорядился:

— Работаем, господа!

Часть гвардейцев сорвалась с места, ввинчиваясь в толпу. Возвращались они, выдернув то одного, то другого чиновника, то сразу нескольких. И обращались с ними не настолько вежливо, как с Келлером. Лично я не знал никого, но все же успел обратить внимание, что брали в основном «мелкоту» — действительных статских советников, тайных, пару человек в обычных пиджаках без знаков отличия и невесть как затесавшегося в сомнительную компанию гвардейского полковника.

Странно. Келлер и… и черт знает кто. Морозов явно действовал избирательно и со знанием дела, но ход его мыслей от меня ускользнул.

И не только от меня. Елизавета высунулась из-за моего плеча и хмуро наблюдала за экзекуцией. Наверняка запоминала — фамилии, чины, лица, детали… все, что может когда-нибудь пригодиться.

Умничка.

Через несколько минут из зала вывели не меньше дюжины человек, и только тогда «мероприятие» прекратилось. Морозов оглядел присутствующих, и проговорил:

— Еще раз приношу свои извинения. Можете продолжать… развлекаться.

На этот раз он даже не пытался скрыть торжество, которое буквально рвалось наружу. Отвесив в пустоту короткий поклон, его сиятельство развернулся и пошел к выходу, громыхая по паркету начищенными до блеска ботинками.

— Это просто произвол! — послышался чей-то выкрик.

Я повернулся на звук, и едва удержался, чтобы не заехать самому себе ладонью по лицу.

Георг, дружище, ну ты-то куда лезешь?

— Вся Европа непременно узнает о том, что здесь произошло! — продолжал, меж тем, герцог Брауншвейгский. — Если вы думаете…

— Не сомневаюсь, ваша светлость. Более того — я искренне надеюсь, что Европа не только узнает, но и сделает все необходимые выводы. А на вашем месте я бы задумался о том, чтобы закончить здесь с делами и как можно быстрее отправиться на родину. Время у нас, знаете ли, не очень спокойное. — Морозов снова развернулся и уже через плечо закончил: — А совсем скоро станет еще беспокойнее.

Мысленно досчитав про себя до десяти, я осторожно освободился свою руку из пальцев Елизаветы и бросился догонять Морозова. Без особой спешки, чтобы гвардейцы, чего доброго, не уложили меня лицом в пол, но достаточно проворно чтобы опередить остальных желающих побеседовать и задать вопросы. Коих, разумеется, вот-вот найдется немало.

Точнее — целый зал.

— Ваше сиятельство!

Морозов остановился, резко развернулся, видимо, собираясь от души наорать на того, кто посмел остановить второго… то есть, теперь уже первого человека в государстве, но, увидев меня, успокоился.

— Здравия желаю! — козырнул я. — Могу ли я спросить — что происходит?

— Происходит то, что мы взяли Распутина, — с едва скрываемым удовольствием проговорил Морозов. — И он уже дает показания. Фамилия Келлера в них прозвучала первой, но далеко не единственной. Так что нас ждут славные времена, господин прапорщик. Очень славные.

Морозов улыбнулся и направился к выходу, разве что не насвистывая. Я же остался стоять, глядя ему вслед, а в голове уже вовсю роились картины, одна мрачнее другой. И самой паршивой вдруг оказалась вовсе не та, в которой Распутин раскрывает мой секрет.

Нет. Я вдруг осознал, что силы, способной остановить танком прущего к цели Морозова уже не осталось. Ни в Петербурге, ни во всей стране, ни, возможно, даже за ее пределами.

И что прикажете с этим делать?

Глава 27

— Никак не могу привыкнуть. — Алена щелкнула ремнем и откинулась на спинку кресла. — Все время кажется, что сейчас уже май. И лето совсем близко.

— Как знать, — усмехнулся я. — Может, и правда — близко.

Весна в этом году пришла неожиданно — чуть ли не на целый месяц раньше положенного ей срока. Не календарная, на которую обычно указывает только завершение месяца с сердитым названием «февраль», а самая настоящая. С тающим снегом, робким, но уже теплым солнцем и ледоходом на Неве.

А после него природа расщедрилась настолько, что выдала первую зелень на деревьях и газонах — и это уже под конец марта! А на днях температура даже ночью рванула под плюс десять градусов, и от зимы не осталось и воспоминаний. Петербург полной грудью вдохнул ветер с залива и явно готовился досрочно рвануть в лето.

Весна пришла неожиданно… Но особой радости, похоже, не принесла. Я разглядывал знакомые улицы, неторопливо проплывающие за лобовым стеклом Камбулатовского «Икса» — и едва их не узнавал. Из города будто вытянули половину весенних красок, заменив их на бессчетные оттенки серого. Дома стояли по сторонам хмурыми громадинами, поблескивая стеклами в окнах. Но тускло и как-то невразумительно, без присущей весеннему дню живости. Похоже, солнце, согревающие столетние каменные стены, их нисколько не радовало.

А может, все дело было исключительно в людях.

— Ты… ты тоже это чувствуешь, да? — едва слышно спросила Алена, будто прочитав мои мысли. — Все какие-то сами на себя не похожие.

Я молча кивнул. Разумеется, ни один из нас не обладал навыками полноценной телепатии — подобные способности так и остались недостижимой мечтой всяческого рода мошенников и писателей-фантастов. Однако все Одаренные — даже не самого выдающегося ранга — могут в той или иной степени ощущать тонкие потоки энергии, которые производит сознание людей вокруг.

Я полагался скорее на опыт и интуицию, а вот Алена, кажется, смогла именно почувствовать. И вряд ли это оказалось так уж сложно — кое у кого из прохожих эмоции были написаны прямо на лице.

Усталость. Тоска. Тревога. С того дня, как Морозов ворвался в Зимний с отрядом гвардейцев и арестовал Келлера, прошло уже чуть ли не полтора месяца, но воспоминания о тех днях никуда не делись. Они, как и всегда, продолжали жить, даже когда суета улеглась, и с улиц почти исчезли тонированные черные джипы с синими номерами.

Аресты продолжались дней десять, не больше — старик Морозов очень долго запрягал, но ездить, как выяснилось, не разучился. Я мог только догадываться, кого успел сдать Распутин, которого взяли на одной из его квартир в Стрельне… а кто просто попал под раздачу. Прикрываясь волей Совета, его глава наверняка закрыл в уютные казематы не только фигурантов по делу боевиков, но и вообще всех, кого мог.

Одним махом избавился и от врагов, и от просто инакомыслящих, которые имели глупость во всеуслышание критиковать мудрые решения. Чрезвычайное положение в столице автоматически наделило Совет чуть ли не абсолютными полномочиями. И, наконец, развязало Морозову руки карать направо и налево и арестовывать людей, не считаясь ни положением, ни с титулами, ни с чинами.

И люди начали пропадать. Черные автомобили с номерами Совета увозили их в те места, откуда обычно не возвращаются — или возвращаются нескоро. Слухи шли чуть ли не о нескольких тысячах задержанных, и правда казалась от них не такой уж и далекой.

Но выяснить ее было непросто. Младший Морозов окончательно исчез с радаров. И даже не брал трубку — то ли так отчаянно стыдился подставы, которую он устроил нам вместе с погромом в Красном селе, то ли вообще уехал из города, повинуясь воле отца. Вряд ли его сиятельство Николай Ильич окончательно списал со счетов нерадивого отпрыска, но наказал уж точно. И наказал так, что бедняга не отсвечивал в столице чуть ли не с того самого дня, как я произносил речь на складе в Шушарах.

Гагарин… Оба Гагарина знали немногим больше моего, и единственным, кто мог хоть как-то помочь, остался Соболев. Но и тот не спешил выходить на связь. И только когда я весьма недвусмысленно намекнул в сообщении, что дальнейшее молчание чревато последствиями — все же потрудился явиться на встречу.

Осунувшийся, поседевший и похожий на замерзшую мышь, его высокородие подтвердил мои самые худшие опасения: старший Морозов действительно принялся рубить сплеча, не стесняясь уже никого и ничего. Особую комиссию расформировали на следующий день после ареста Келлера, и примерно половина чинов из ее состава тут же отправилась в Петропавловскую крепость. Наспех назначенные следователи из числа Совета прошлись гребенкой по всем спецслужбам, вычесывая не только предателей, но и всех, в ком были хоть малейшие сомнения.

Я мог только догадываться, как уцелел сам Соболев — с такой-то биографией. Впрочем, его высокородию определенно хватало умения выкручиваться и переобуваться в прыжке, так что за судьбу своего единственного по-настоящему ценного информатора я, можно сказать, и не переживал.

Куда больше меня беспокоил Морозов. Подняв по команде полки, старик пошел ва-банк… И как будто не прогадал. Если в столице и была сила, способная остановить шагающую по улицам гвардию, она предпочла не вмешиваться. И за каких-то пару недель лихие старцы из Совета взяли Петербург стальной рукавицей — и с тех пор уже не отпускали.

Федеральные каналы и ресурсы в сети наперебой расхваливали мужество и решительность Морозова, который «повторил подвиг Серого Генерала и в каком-то смысле даже превзошел». Оппозиция, как и всегда в таких случаях, разбежалась в глубинку или куда-нибудь в Париж или Баден-Баден, террористическую и прочую угрозу безопасности граждан — во всяком случае, на словах — выжгли каленым железом, и все это отчаянно напоминало события двадцатилетней давности.

С одной только разницей. Тогда, в девяносто третьем, это был шаг вперед. И для страны, и для Петербурга, и для одного отдельно взятого генерала Владимира Федоровича Градова. Мы с братом за пару дней скинули всю верхушку, вышвырнули из Зимнего дядюшку Николая и принялись наводить порядок. Шума вышло куда больше, чем теперь, столицу в буквальном смысле пришлось брать боем…

Но мои танки люди встречали с цветами и флагами. Даже сейчас, сменив тело и пройдя через собственную смерть, я помнил их лица. Встревоженные, иногда хмурые, но все равно буквально светящиеся изнутри тем, что обычно называют словом «надежда».

Теперь ее не было и в помине. Народ спешил, то и дело оглядываясь, и даже совсем молоденькие девчонки, мои ровесницы, шагали по улицам так, будто сменили сапожки и короткие юбки то ли на тюремную робу, то ли на военную форму — и не парадные мундиры с золочеными пуговицами и бляхами, а полноценный полевой комплект, на который сверху повесили еще и шлем, бронежилет с тяжеленными пластинами и оружие с боекомплектом.

Всего килограмм этак на двадцать.

И плечистые фигуры гвардейцев, маячащие в центре города чуть ли не на каждом перекрестке, ничего положительного не внушали. Присутствие армии обеспечивало порядок, но уж точно не спокойствие и умиротворение.

— Как в казарме теперь живем, — проворчала Алена. — И зачем они тут нужны?

Я снова предпочел промолчать, хотя ответ, кажется, знал. При всех своих солдафонских замашках и политической грации гиппопотама, дураком Морозов никогда не был. И наверняка уже давно успел сообразить, что легкость, с которой Петербург свалился в его руки, была или лишь удачным совпадением, или чьей-то хитрой уловкой.

Силы зла остались без обоих Распутиных и проиграли битву, но сдаваться явно не собирались. И лишь ненадолго затаились, чтобы в один… нет, ничуть не прекрасный весенний или даже летний день вернуться во всеоружии. Морозов не мог не предполагать и такой вариант, однако кое в чем все же ошибся.

Когда начнется очередной раунд, пользы от гвардейцев на улицах уже не будет.

— Давай встанем подальше? — Алена указала рукой на свободное место неподалеку от ворот Аничкова дворца. — Пройдемся немного.

Похоже, она изо всех сил оттягивала момент нашего с ней появления на апрельском балу, который императорская семья по старой традиции устраивала каждый год. Рядовые торжественные мероприятия в столице отменяли одно за другим, но это Морозов не тронул. И более того — сгонял туда народ чуть ли не в приказном порядке. Видимо, чтобы придать особой солидности очередному заявлению, которые он то и дело озвучивал там, где собирался высший свет Петербурга.

Наверное, поэтому их благородия, сиятельства и уж тем более светлости не слишком-то рвались на бал. Я и сам наверняка придумал бы уважительную причину не идти, но отказать Алене, конечно же, не смог. Тем более, что поводы увидеться мы находили куда реже, чем мне бы хотелось.

Да и нынешняя встреча обещала быть так себе: настроение и у нас, и у публики вокруг было преотвратное. Я заметил, что многие из гостей не спешат в главный корпус, а просто гуляют по территории за оградой. Где-то слева мелькнула знакомая длинноносая физиономия баронессы Фогель, потом мимо под ручку с Ходкевичем прошагала Оля, старательно делая вид, что меня не узнала. За ними показался Поплавский, который о чем-то беседовал с младшим Гагариным, еще чуть дальше — Камбулат с Корфом.

Их чуть ли не насильно приписали к свите Георга. После ареста Келлера его светлость, конечно же, уже не позволял себе публично выступать с речами, да и в целом вел себя тише воды и ниже травы, но обратно в Брауншвейг все-таки не уехал. И теперь выбирался в свет редко и исключительно с целым полчищем иберийских послов и телохранителей.

Те ходили подле его персоны чуть ли не строем, хмурились, но все-таки держали марку. Похоже, между ними и Морозовом за эти полтора месяца установилось что-то вроде вооруженного нейтралитета. Может, даже имелся тайком подписанный договор, в соответствии с которым старик не высылал иберийцев с Георгом из страны, а они, в свою очередь, ограничивались наблюдением и не лезли в его дела.

Пока что.

— Погляди! — Алена легонько сжала мой локоть. — Что там такое творится?

У входа в главный корпус Аничкова определенно происходило… что-то. Народ, которому полагалось заходить внутрь, чтобы поскорее приступить к трапезе и танцам, валил наружу. Не выходил, а именно валил: солидные господа и разряженные в пух и прах дамы буквально вылетали из дверей, то и дело переходя на бег и разве что не расталкивая друг друга плечами. Генералы и статские чины в парадных мундирах держались куда спокойнее, но явно тоже спешили.

И вряд ли по своей воле — я увидел, как наружу вышли трое вооруженных людей в полной выкладке, и еще около дюжины спешили им навстречу, стягиваясь к главному корпусу со всей территории.

На мгновение показалось, что я вдруг попал в прошлое — в тот самый день, когда мы с Поплавским прорывались через боевиков в Воронцовском дворце. Правда, на этот раз бегство столичных аристократов смотрелось куда упорядоченнее, никто не стрелял, а на форме людей с автоматами красовались шевроны Преображенского полка.

— Сохраняйте спокойствие! — Рослый гвардеец рявкнул мегафоном на весь Невский и снове повернулся к двери. — Без паники! Это плановая эвакуация — спешить некуда!

Как будто эвакуация бывает плановой…

В этот момент передо мной, как из-под земли выросли две плечистые фигуры. Я непроизвольно дернулся, становясь так, чтобы защитить Алену — сам не понимая, от чего, но гвардейцы, внезапно, были сама вежливость и учтивость.

— Владимир Острогорский? — поинтересовался один из них.

— Допустим, — протянул я, пытаясь понять, что происходит.

Не мог же я попасть в «расстрельные списки» Морозова. Или мог?

— Пройдемте с нами, — все так же вежливо, но непреклонно проговорил гвардеец. — Вас хотят видеть. Немедленно.

Я вздохнул. Ну, по крайней мере, меня не арестовывают. Пока не арестовывают.

— Подожди меня в машине, — Я накрыл ладонью пальцы Алены, лежащие на моем локте, и подался вперед. — Я сейчас…

Наверное.

Спрашивать что-то у солдат я не собирался — они все равно не сказали бы ничего, даже будь у них хоть какая-то информация. Младшие чины выполняют приказы. А отдает их…

А отдает их, вероятно, тот, кто сейчас стоял чуть в стороне от суеты, явно не желая ни с кем беседовать. Его сиятельство по случаю обратился в безразмерную зимнюю камуфляжную куртку без знаков отличия — вероятно, наспех натянутую прямо на парадный мундир — и невесть откуда взявшуюся вязаную шапочку.

Она скрывала могучую генеральскую лысину, а роскошные седые усы стыдливо прятались за поднятым воротником, но я все равно без особого труда узнал старого товарища. И не только по чертам и кряжистой фигуре, но и по характерным жестам, с которыми он суетливо докуривал сигарету — чего на моей памяти не делал, кажется, уже лет двадцать.

Значит, дело плохо.

— Здравия желаю, ваше сиятельство, — вполголоса произнес я, подходя чуть ближе и изображая подобающее в таких случаях воинское приветствие. — Вы хотели меня видеть?

На мгновение показалось, что Морозов сейчас пошлет меня куда подальше, причем в максимально нецензурной форме — настолько сердито вдруг полыхнули глаза из узкой щели между воротником и отворотом шапки. Он даже набрал в легкие воздуха, но вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, вдруг сдулся. И едва слышно ответил.

— Здравия желаю. — Морозов щелчком отправил сигарету в сугроб у стены. — Хотел… — будто бы нехотя проговорил он.

— Могу ли я поинтересоваться — по какой причине? Нужно чем-нибудь помочь?

— Не можешь. И не нужно, — буркнул Морозов.

И уже собрался было отвернуться или даже снова закурить… И вдруг сам шагнул вперед и поймал меня за плечо, будто испугавшись, что я сейчас убегу.

— Отставить — не нужно, — проговорил он.

Тихо и неуверенно, словно через силу. Каждое слово давалось ему с трудом, и я почти физически ощущал то ли неприязнь, то ли страх… То ли просто отчаянное упрямство. Судя по выражению лица, Морозов больше всего на счете хотел закончить эту странную беседу.

Но почему-то не мог.

— Отставить, — повторил он. — Ты-то мне как раз и нужен, Острогорский.

— К вашим услугам. — Я чуть склонил голову. — Хоть, признаться, и не понимаю…

— Распутин. — Морозов произнес фамилию врага с нескрываемой ненавистью, будто выплюнул. — Старый козел вздумал меня шантажировать.

— И каким же, позвольте уточнить, образом? — поинтересовался я. — Если мне не изменяет память, его сиятельство сейчас пребывает в одном из уютных казематов Петропавловской крепости.

— На Крестовском, — автоматически поправил Морозов. И тут же махнул рукой. — Впрочем, это неважно. Старикашка не хочет говорить ни с кем, кроме тебя.

— Что⁈ — Я едва не подпрыгнул. — Вы не?..

— Нет я не ошибся. Распутин требует на переговоры тебя. Не меня, не кого-нибудь из Третьего отделения, не министра обороны, не Келлера, не ее высочество Елизавету Александровну и даже не Георга или иберийского посла, черт бы побрал их обоих. — Морозов вздохнул и сложил руки на груди. — А именно тебя.

Глава 28

— Есть предположения? — проговорил я, шагая с тротуара вдоль дорожки на траву. — Хоть какие-то?

— Увы, ваше благородие. Только догадки.

Высокий худой мужчина с носом, похожим на орлиный клюв, поравнялся со мной и принялся на ходу рыться в толстенной папке. Впрочем, без особой пользы — снова. Даже у самых крутых аналитиков Следственного комитета до сих пор не нашлось мало-мальски подходящей рабочей версии.

Зато в курс дела они меня ввели. Профессионально, четко и оперативно — хватило и тех неполных двадцати минут, которые кортеж с мигалками прошил центр города, выбираясь к Крестовскому острову.

Итак, около часа назад, ровно в полдень, неопределенным… точнее, теперь уже вполне определенным источником энергии был сформирован атакующий элемент, который ударил по крейсеру императорского флота, стоявшему у пристани в Кронштадте.

Сквозная пробоина около семи метров в диаметре, гибель судна за каких-то несколько минут, жертвы — несколько десятков моряков… Подробности я, конечно же, не запомнил. Куда больше меня интересовало другое.

Сразу же после этого на один из телефонов Совета безопасности позвонили с неизвестного номера, и некто потребовал немедленного связаться с заключенным под стражу Григорием Ефимовичем Распутиным. И тот, в свою очередь, заявил, что желает немедленно выйти на волю. Однако условия своего освобождения станет обсуждать только с курсантом Морского корпуса Владимиром Острогорским.

То есть, со мной.

В противном случае Распутин пообещал повторить атаку — только на этот раз выбрать целью не военный корабль, а что-то другое.

— Догадки? — переспросил я. — Давайте догадки. Хоть что-то!

— Мы предполагаем, что следующий удар нанесут по Зимнему дворцу. Или по Аничкову. — Следователь захлопнул папку. — Но это…

— Это не точно, — хмуро закончил за него. — Ведь есть еще детские дома, больницы, военные части… станции метро, в конце концов… Слишком много объектов. И эвакуировать все вы не успеете — начнется паника, в которой пострадает даже больше людей, чем при ударе.

— Совершенно верно, ваше благородие. Поэтому вся наша надежда — на вас.

— А ну погодите… Погодите, кому сказано! — Морозов чуть ли не бегом догнал нас. — Острогорский, запомни: ты не уполномочен вести переговоры с террористами… террористом!

— Вот как? — усмехнулся я. — И для чего же, в таком случае?..

— Просто зайди туда. — Морозов схватил меня меня за плечи и развернул к себе. — Выслушай. Молча кивай и не вздумай ничего обещать.

— Просто передать вам требования?

— Можешь не передавать. Мы и так будем слышать каждое ваше слово. Но ты — ты старайся говорить поменьше. — Морозов коротко взглянул на следователя, и тот тут же умчался обратно к машинам, будто вспомнив о каком-то срочном деле. — Не дай втянуть себя во все это. Распутину полторы сотни лет, и он таких, как ты, знаешь, сколько видел? Сожрет и не заметит.

— Есть — не дай втянуть, — вздохнул я.

Не то чтобы беспрекословно подчиняться Морозову входило в мои планы, однако в чем-то он уж точно не ошибся: злобный старикашка коптил небо еще с девятнадцатого века, и жизненным опытом даже прежнего меня превосходил как минимум вдвое. И в его компании, особенно с глазу на глаз, определенно стоило говорить поменьше.

А слушать — побольше. И повнимательнее.

— Захожу, молчу, киваю, — повторил я для пущей убедительности. — И выхожу. Ничего не обещаю. Если что — ссылаюсь на…

— Не надо никуда ссылаться. Учить тебя вести переговоры нам некогда, сам понимаешь. Главное — не разозли его. А иначе… — Морозов поморщился и сплюнул. — Впрочем, чего я объяснять буду — сам все понимаешь.

Я понимал. Все — включая то, что опыта самых некомфортных переговоров у меня было столько, что никому другому из Совета, пожалуй, даже и не снилось.

— Так точно. — Я коснулся козырька фуражки. — Разрешите выполнять, ваше сиятельство?

— Выполняйте, господин прапорщик, — кивнул Морозов. И тут же вытянул шею, заглядывая мне через плечо. — Нет, ну ты посмотри… Сказано же было — не отходить!

Обернувшись, я увидел около дома — похоже, чьей-то дачи или полузаброшенной одноэтажной усадебки — полдюжины вооруженных гвардейцев. Они смолили сигареты, виновато оглядываясь, прямо как какие-нибудь гимназисты на перемене, и вид имели соответствующий — суетливый и виноватый.

— Вы что тут, совсем ох… обалдели! — громыхнул Морозов так, что ветхое здание едва не подпрыгнуло на фундаменте. — На перекур ходить по одному, остальные — на месте! Еще раз увижу тут всех — до пенсии на гауптвахте просидите!

— Виноваты, ваше сиятельство, — отозвался нестройный хор голосов. И гвардейцы, побросав в траву сигареты, чуть ли не бегом направились к двери. — Есть — по одному!

— Ну вот что ты с ними сделаешь? — Морозов недовольно нахмурился. И махнул рукой. — Хоть кол на голове теши. Как уеду — сразу бардак начинается: то с сигаретами стоят, то шляются тут… всякие.

Я едва смог заставить себя не начать издевательски хихикать. Глава Совета все-таки не смог пройти мимо этих граблей, и они в конце концов заехали ему по лбу. Решимости и луженой глотки, способной выдать приказ громче звука взлетающего вертолета, Морозову было не занимать еще двадцать лет назад, однако способность просчитать события наперед, похоже, хромала до сих пор.

И на обе ноги. Как сказал бы персонаж одной всемирно известной киносаги — нельзя просто так взять и посадить под замок одного из самых влиятельных Одаренных столицы. Точнее, посадить можно, а вот обеспечить режим и точное и своевременное выполнение приказов… скажем так, маловероятно. Разумеется, у Морозова не имелось даже намека на возможность лично караулить Распутина двадцать четыре на семь, и как только он уезжал, в доме тут же начинались и шатания, и разброд, и еще черт знает что.

Если уж Распутин каким-то образом смог скоординировать удар по крейсеру в Кронштадте, не покидая этого домишки, его наверняка уже не раз и не два навещали. Какие-нибудь адвокаты, армейские чины или дознаватели из СК, решившие сыграть за другую команду… или просто не имевшие выбора.

Уж чего, а компромата на самые могущественные рода Петербурга старикашка скопил предостаточно. И даже в том, что гвардейцы вдруг решили нарушить прямой приказ главы Совета безопасности и дружно удрать на перекур, оставив заключенного без присмотра, тоже вполне мог быть чей-то умысел…

А мог и не быть. Судя по измученным и встревоженным лицам, парни до чертиков боялись Распутина — даже сидящего под замком в цепях. И им просто-напросто не хотелось оставаться в доме.

Но именно туда, по странной иронии судьбы, и лежал мой путь.

— Здравия желаю, господин подпоручик. — Я взялся за ручку на двери. — Ну, как он там… Сидит?

— Сидит. Куда ж ему, сволочи, деваться, — буркнул гвардеец, чуть отходя в сторону.

И украдкой перекрестил меня. Будто я собирался ринуться в штыковую атаку на пулемет, а не просто побеседовать со старикашкой примерно ста пятидесяти лет от роду.

Распутина держали в подвале — видимо, для пущей надежности. Еще даже не спустившись вниз по скрипучем ступенькам, я почувствовал, как мой Дар съеживается, будто от холода. Дачу оборудовали в кратчайшие сроки, набив до самой крыши то ли свинцовыми пластинами, то ли какими-нибудь хитрыми электронными подавителями.

А вот со светом не заморачивались — протянули вниз одну-единственную лампочку на проводе, и я поначалу мог разглядеть только сидящую за столом фигуру.

Высокую, тощую и косматую. Распутин всегда носил длинные волосы и бороду, но сейчас они отросли еще больше, превращая сравнительно благообразного старца то ли в какого-нибудь древнего волхва, то ли в персонажа триллера про убийцу-психопата.

Впрочем, старикашке и на деле был и тем, и другим. А лежащие на столе худые руки, скованные тяжелыми свинцовыми кандалами, лишь дополняли образ. Как и седые пряди, повисшие грязными сосульками. В их тени я так и не смог разглядеть лица — только глаза. Тусклые зеленые огоньки, которые будто не отражали слабенький свет лампочки, а сами сияли чем-то хищным и недобрым.

Распутин. Древняя, хитрая и очень сильная тварь. Способная наводить ужас, даже сидя в подвале.

Но я пришел сюда не для того, чтобы бояться.

— Доброго дня, ваше сиятельство.

— Пришел все-таки?.. А я уж не надеялся. Ну, присаживайся, Владимир. — Распутин не без труда поднял руку, звякнув цепью, и указал на стул напротив. — Нас ведь слушают?

— Не знаю. — Я пожал плечами. — В такие подробности меня не посвятили.

— Слушают, слушают… Только оно ведь как? — Распутин едва слышно усмехнулся. — Послушают — и перестанут.

На этот раз он даже не пошевелился. Но по подвалу ощутимо протянуло холодком, лампочка за моей спиной с тихим жужжанием замигала… и все закончилось. Без спецэффектов и какого-либо видимого результата. Однако я почему-то не сомневался, что вся шпионская аппаратура — включая закрепленный у меня под кителем микрофон — разом сгорела, выйдя из строя всерьез и надолго. На атакующий элемент Распутина бы не хватило, но такие фокусы ему, похоже, оказались под силу.

Значит, тишина в эфире? Что ж, так даже лучше.

Я на всякий случай выждал несколько секунд, вслушиваясь, не раздастся ли наверху топот солдатских ботинок, но в доме царила тишина: видимо, Морозов со следователями решили, что я как-нибудь справлюсь.

— Чего вы хотите? — негромко поинтересовался я.

И уселся на стул. Приближаться к Распутину не было никакого желания, однако демонстрировать свои опасения мне хотелось еще меньше.

— Чего хочу?.. Да не спеши ты уж так. Давай сначала поздороваемся, как следует, ваша светлость.

Да твою ж…

— Благородие, — ледяным тоном поправил я. — До светлости мне еще…

— Лет этак десять с хвостиком. Только в обратную сторону, Владимир… Владимир Федорович — только не тот! — Распутин едва слышно хохотнул, радуясь внезапно получившемуся каламбуру. — Да не дергайся уже — все я про тебя знаю.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друг. Не слишком долго, но вполне достаточно, чтобы понять: паясничать и изображать недоумение уже поздно.

— Тогда перейдем к делу, старик. — Я облокотился на стол. — Итак — что тебе нужно?

— Старик… Верно говоришь, старик я, — усмехнулся Распутин. — И столько лет уже старик, что тебе и не снилось, хоть и сам не малец… А хочу я, чего и все — еще пожить. Думаешь за полтораста лет надоело уже? Как бы не так!

— Полагаю, это тебе уже не грозит — после всего. — Я пожал плечами, старательно изображая невозмутимость. — Вероятнее всего, из этого подвала ты выйдешь уже ногами вперед.

— Шиш тебе! Всем вам — шиш! — Распутин снова громыхнул кандалами и помахал передо мной сложенной из пальцев незамысловатой конструкцией. — Я дедушек ваших пережил, отцов — и вас всех переживу, господа хорошие. И ты, Владимир Федорович, мне в этом поможешь.

— И каким же образом? — осторожно поинтересовался я.

Давить на старика не стоило — он и так взбесился куда сильнее положенного. И если злоба вдруг окажется сильнее желания выйти на свободу… Нет, такой результат нам точно не нужен.

Ни мне, ни, пожалуй, даже Морозову.

— А очень просто. — Распутин подался вперед. — Добудешь мне вертолет с пилотом и миллион иберийских реалов ассигнациями. Принесешь сам.

— Скучные у тебя требования, Григорий Ефимович, — усмехнулся я. — Неинтересные. Думаешь, тебе просто так дадут уйти?

— Дадут, куда денутся. А чтобы не дергались — ты мне компанию и составишь. Слетаем с тобой до границы, а обратно уж как-нибудь сам. У тебя ноги теперь молодые — не пропадешь.

Деньги в валюте, вертолет, заложник… Может, и не самый ценный — зато меня можно не без удовольствия прихватить на тот свет, если что-то вдруг пойдет не так. И чудо-оружие в виде страховки. Стандартная схема, вот только…

— Мог бы все это и Морозову озвучить, — проговорил я. — Зачем?..

— А затем, Владимир Федорович, что ты, в отличие от Морозова, постараешься. — Глаза Распутина хитро сверкнули в полумраке. — Во-первых, потому что иначе все узнают, кто ты такой. А во-вторых — я тебе кое-чего интересного расскажу. По секрету.

На этот раз я предпочел отмолчаться — наши беседа и так уже слишком сильно напоминала преферанс с неизвестными ставками. А значит, старикашка вполне мог и блефовать, и мой интерес только сыграл бы ему на руку.

— Думаешь, обману? Да брось, зачем оно мне?.. Ты парень толковый, наверняка уже догадался, что я не один всю эту кашу заварил. — Распутин на мгновение смолк, но, не дождавшись от меня ни слова, продолжил: — Не один заварил — и расхлебывать один не стану. С чего я, по-твоему, крейсер сжег? Морячков этих несчастных?.. А потому, друг, что обманули меня. Провели старого — только я их тоже проведу. Как выберемся, я тебе все расскажу. Как на духу, как у батюшки на исповеди — про каждую сволочь эту узнаешь, чтобы им небо с овчинку показалось.

Не знаю, каких усилий мне стоило не дернуться. Внутри я весь подобрался, как хищник перед прыжком, и Распутин это наверняка заметил — с его-то опытом.

— Не веришь, Владимир Федорович? Так зря не веришь, — рассмеялся он. — Нет у нас с тобой дружбы, и быть не может, но ты человек особый. Морозову ничего не скажу, хоть пусть режет меня — а тебе скажу. И за Гришку своего… Простить не прощу, но и припоминать не буду, вот те крест. — Распутин, позвякивавая цепями, коснулся кончиками пальцев сначала лба, потом груди и обоих плеч. — Я тебя с того света вытащил — и ты меня, получается, вытащишь.

— Красиво поешь, старый, — вздохнул я. — Только…

— Ну, не веришь — дело твое. Значит, тому и быть: через три часа я снова, стало быть, повторю. И Морозову заодно все про тебя и расскажу. — Распутин возвысил голос. — И пусть его сиятельство уж сам думает, что ему важнее — с тобой разговор вести, или чтобы в городе ничего ненароком не сгорело… Три часа, Владимир Федорович — тебе решать, как быть.

— Слишком мало времени. — Я ответил, почти не задумываясь. Даже если я… кхм, приму предложение, раздобыть такую сумму и вертолет попросту невоз…

— Тише. Тише, парень. — Распутин погрозил мне пальцем. — Думаешь, я тут с тобой торговаться буду?

— Именно этим ты сейчас и занимаешься, — огрызнулся я. — Помирать-то не хочется.

— Не хочется, Владимир Федорович, ой, не хочется… Так я и не собираюсь. Как все сделаешь — позвонишь. — Распутин снова загремел кандалами и достал откуда-то из складок одежды телефон. Старенький, еще кнопочный. Выключенный — поэтому, скорее всего переживший фокусы, спалившие всю технику вокруг. — Три часа у тебя на все. А не успеешь — тогда не обессудь.

Глава 29

— Ну, что там? — Как бы Морозов ни старался скрыть свою нервозность, у него это не получалось. — Поговорили?

— Поговорили, — вздохнул я.

— Ну и? Не тяни!

— Давайте наедине, Николай Ильич… — негромко проговорил я, глянув по сторонам. Морозов раздраженно выбросил окурок на траву и быстрым шагом зашагал в сторону дороги, даже не проверяя, иду ли я за ним. И вдруг остановился так резко, что я чуть не врезался ему в спину.

— Ну⁈

— Распутин требует вертолет с полными баками, пилота и миллион иберийских реалов ассигнациями. Деньги должен принести ему я. А потом сопроводить до границы, где он меня отпустит… Обещает отпустить, — усмехнулся я. — Дает на все про все три часа. В противном случае ударит снова. Куда — разумеется, не сказал

— А ты тут при чем? — прищурился Морозов.

— Понятия не имею, — пожал я плечами. Как мне показалось — вполне искренне. — Гибель сына… Кажется, во всех провалах старик винит меня, и теперь хочет поквитаться. Сомневаюсь, что мне удастся вернуться с этой прогулки.

— Никакой прогулки не будет, — Морозов стиснул челюсти так, что я, кажется, услышал хруст зубов. — Мы не ведем переговоров с террористами.

— То есть…

— То есть, возвращайся в расположение, Острогорский. Спасибо за помощь. Дальше будут работать мои люди. На всякий случай будь на связи, — отчеканил Морозов.

И, моментально потеряв ко мне интерес, быстро пошел к дому, на ходу доставая телефон.

Твои люди будут работать… Уж они-то отработают, да.

Я тоже достал телефон и двинулся к дороге.

В то, что Морозов поднимет на уши весь город в поисках грузовика с таинственным оружием Распутина, я не сомневался. Вот только его люди — гвардейцы. Вояки, у которых нет никакого опыта оперативно-розыскной работы. Такие отлично годятся вышибать двери и крутить руки, но аналитика — уж точно не их конек.

Да, сейчас Совет поднимет все спецслужбы и городскую полицию. Но уж если Морозов решил не вести переговоров…

Лучше не рисковать.

Найдя нужный номер, я ткнул в пиктограмму вызова, приготовившись слушать долгие гудки. Однако, к моему удивлению, ответили почти сразу.

— Что у тебя, Острогорский? — голос Гагарина-младшего звучал собранно и деловито.

— Здравия желаю, ваше сиятельство, — отозвался я. — У меня дело, не требующее отлагательств.

— Как будто когда-то было иначе… Излагай, только сжато. Времени нет.

Я и изложил. Настолько сжато, насколько смог. Гагарин выслушал… Но ничего не ответил. Когда молчание затянулось, я напомнил о себе.

— Ваше сиятельство?

На том конце трубки послышался вздох.

— Володь, я понимаю тебя, но ничем не могу помочь. Нас оттеснили настолько далеко, насколько могли. Мы теперь вообще на подхвате крутимся, всем лейб-гвардия заведует.

— Но они же дуболомы! — вырвалось у меня. — Не найдут ничего. Даже с полицией — не найдут!

А может, даже не будут особо напрягаться — в том случае, если Морозову нужен повод еще туже закрутить гайки и ритуальная жертва в виде еще одно крейсера. Или станции метро. Детского дома. Больницы… Для Совета цель всегда оправдывала средства.

Для меня — пока еще нет.

— Ну а я что могу поделать? — огрызнулся Гагарин. — Бросить все? Эвакуацию гражданских, блокпосты и побежать искать этот грузовик? Рота выполняет задачи, которые не отличаются высоким приоритетом, но тоже важны. И ты, между прочим, должен был бы сейчас быть с нами! Но, раз уж тебя нет, — внезапно совсем другим тоном заговорил он, — то ты вполне мог бы оказаться у казарм роты. И на парковке случайно наткнуться на оставленную там штабную машину, с которой возможности какого-нибудь парня, который умеет обращаться с Сетью и техникой, выросли бы раз в десять. Возможно даже с ключом в зажигании. Дежурный, который прошляпил бы выезд спецтранспорта, конечно, получил бы взыскание… Но не очень строгое. Хотя я на твоем месте, конечно, просто отправился бы к себе в расположение и дал доблестным гвардейцам спокойно сделать свою работу.

— Есть, отправиться в расположение! — улыбнувшись, отчеканил я. — Спасибо, ваше сиятельство!

— Кушай с булочкой. На связи, — буркнул Гагарин.

И отключился.

Я тут же открыл «штабной» чат и отстучал в него сообщение.

Общий сбор. Код красный.

Место сбора — казармы особой роты. Чем быстрее — тем лучше.

Первым откликнулся Камбулат.

А как же Георг? Нас тут к нему плотненько прицепили…

К черту Георга! Сваливайте оттуда! Не можешь придумать как — подключи Маркиза. Давайте, шевелитесь! Корфа не забудьте! Он мне нужен!

Будет сделано!

Это уже Поплавский. Ну, если за дело взялся он, то можно не переживать. Когда пахнет чем-то, за что грозит наказание, Поплавский из кожи вон вылезет, но исполнит все в лучшем виде.

В соответствии со своими представлениями, конечно же.

А мне… А мне теперь нужно добраться до места самому. А ведь надо успеть заехать в Корпус, прихватить кое-что… Значит, такси. Надеюсь, службу еще не прикрыли в связи с чрезвычайным положением.

* * *

Машину подали на удивление быстро, а вот до точки назначения такси ехало медленно. Блокпосты или патрули гвардейцев стояли на каждом перекрестке, а знаки ограничения скорости возникали, как по волшебству, бойцы в глухих шлемах внимательно вглядывались в проезжающие автомобили, и явно напуганный таксист никуда не торопился. Я уже десять раз успел пожалеть, что поехал на бал на «Монтесуме» Алены, а не на своей «Волге».

Правда, тогда Алене возвращаться было бы не на чем… Точно, Алена! Я про нее совсем забыл!

Достав телефон, я быстро отстучал сообщение:

Извини, меня тут утащили, не спросив моего желания. Ты как? Уехала оттуда?

Ответ пришел немедленно.

Да, все хорошо, я уже дома. У тебя все в порядке?

Да, спасибо. Но некоторое время буду занят.

На этот раз пауза была дольше. Я уже почти убрал телефон, когда трубка снова коротко завибрировала.

Ты только будь аккуратнее, пока там опять всех спасаешь, хорошо?

Я невольно улыбнулся и отстучал ответ.

Так точно! Я — сама осторожность!

Удачи!

И смущенный смайлик. Я усмехнулся и спрятал телефон в карман.

Хоть что-то приятное в этот безумный день…

* * *

Когда я выгрузился из такси перед казармами и забрал из багажника тяжелую сумку, прихваченную в штаб-квартире, неподалеку уже маячил «Икс» Камбулата. Я удовлетворенно кивнул. От Георга со свитой парни все-таки удрали. Впрочем, в талантах Поплавского сомневаться не приходилось. Однако, как только дверцы машины распахнулись, я едва не выронил сумку.

Навстречу мне выбрался не кто иной, как герцог Брауншвейгский — собственной персоной.

Он-то откуда здесь взялся? А главное — зачем?

О чем я и не преминул поинтересоваться у его светлости.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, Георг, — проговорил я, поздоровавшись. — И не очень хотел бы, если честно.

— Ценю честность, — кивнул тот, глядя мне прямо в глаза. — Но я не могу остаться в стороне, когда тебе, Владимир, нужна помощь. А она, как мне кажется, совсем не повредит.

Я только тяжело вздохнул, метнув уничтожающий взгляд на Камбулата. Тот лишь руками развел, мол, а я что мог сделать? Ладно. На препирательства времени нет. А там, глядишь, и пригодится герцог, колбаса Брауншвейгская. Я, разумеется, ни на секунду не поверил в то, что он прибежал помогать мне.

Ага, как же! Дался я ему… Георг явился зарабатывать авторитет, спасать столицу от угрозы. То ли с подачи иберийцев то ли… Нет, пожалуй, все-таки сам — те вряд ли стали бы рисковать столь ценным активом.

Ну да ладно, потом разберемся, сейчас на это нет времени.

— Ждите здесь. Я сейчас.

Через проходную я прошел абсолютно без проволочек: дежурный, едва увидел мое удостоверение, кивнул и нажал на кнопку, разблокируя двери. Кажется, Гагарин подсуетился, большое ему человеческое спасибо. Попав во внутренний двор, я огляделся. Ага, вот оно. Громадина легкобронированной штабной машины с кунгом на базе старого-доброго «Камаза» стояла в стороне, всеми забытая и потерянная. Добавив в походку уверенности, будто бы я делал как раз таки то, что и должен, я прошел прямо к автомобилю, взобрался на подножку, и дернул дверцу.

Открыто. И ключ и правда в зажигании. Что ж. Последний раз такого монстра я водил еще в прошлой жизни. Хочется верить, что за это время его хоть немного усовершенствовали.

Хотя бы конкретный экземпляр.

Я завел двигатель, постоял немного, прогреваясь, потом не без усилия воткнул заднюю передачу и принялся разворачиваться. Удалось не с первого раза: сначала я чуть не снес забор, но потом приноровился. Голова и руки вспомнили старые навыки, подгоняя под них новое тело, и я неспешно покатился к воротам. Которые будто по мановению волшебной палочки отодвинулись в сторону. Проезжая за них, я ради интереса скосил взгляд на будку проходной.

Дежурный старательно пялился в потолок.

Остановив машину рядом с «Иксом», я открыл двери и выскочил наружу.

— Грузимся! Камбулат, за руль!

В глазах напротив всколыхнулся ужас.

— Вовка, ты чего? Я такого крокодила не водил никогда!

— Ну вот и научишься, — безапелляционно отрезал я и распахнул дверцу на кузове.

— Добро пожаловать на борт, господа!

* * *

Внутри кунг напоминал нечто среднее между рубкой космического корабля и оперативным штабом. Впрочем, последним он и был: ряды мониторов, кабели, какие-то коробки, с тянущимися во все стороны проводами… Мне вид всего этого добра говорил только о количестве вбуханных в оборудование денег, а вот Корф весьма воодушевился. Он тут же плюхнулся в кресло, пробежал пальцами по клавиатуре, пробуждая многочисленные экраны, и сосредоточенно защелкал кнопками.

— Справишься, Антош? — поинтересовался я, с сомнение глядя на скопище технике. Корф лишь коротко кивнул.

— Что мы ищем?

— Ищем грузовик. Возможно — микроавтобус вроде «Транзита», на которых атаковали террористы, но усиленный, чтоб больше веса можно было возить. Передвигается неспешно и бесцельно, возможно — в районе важных объектов.

Корф посмотрел на меня с сомнением.

— Ты серьезно? А иголку в стогу сена искать будем, или пока только сложные задачи? Ты представляешь себе, сколько таких машин сейчас в городе?

— Полагаю, что очень мало, — хмыкнул я. — Если Морозов не дурак, а я его так назвать не могу, то въезд грузовиков в город, или, как минимум, в центр, сейчас запрещен.

— Ладно, сейчас попробуем, — пробормотал Корф. — Уф, да тут вообще ко всему доступ есть… Ну-ка, ну-ка…

Пальцы его благородия барона снова запорхали над клавиатурой, и через полминуты на мониторы уже транслировалась картинка с камер дорожных служб.

— Так мы его долго искать будем, — поморщился я, качнувшись, чтоб сохранить равновесие: Камбулат осваивался с большой машиной, и получалось у него не так изящно, как с «Иксом».

— Сейчас, только начали, — пробурчал Корф. Еще полминуты — и на одном из экранов появилась схематическая карта с ползущими по ней красными точками. Что характерно — в центре этих точек не было. Абсолютно.

— Это коммерческие машины с включенными спутниковыми маячками слежения, — пояснил Корф. — Так будет проще отличить их от той машины, что нам нужна. Если маячок отключен — значит, с большой вероятностью это наш клиент.

— Вот только в центре этих машин нет, — мрачно проговорил я. — Значит, Морозов действительно запретил въезд в центр грузовикам…

— И микроавтобусам, — кивнул Корф, пробегая взглядом строки текста на экране. — Я нашел распоряжение.

— Какими дуболомами ни были бы гвардейцы, в таких условиях они бы уже справились. Тем не менее, пока что об этом информации не было. — Я еще раз бросил взгляд на китайскую грамоту на мониторах. — Слушайте… А что, если мы ищем не то, что нужно? Что, если это вообще не грузовик?

— А что? — ко мне повернулись все одновременно.

— Не знаю, не знаю… — Я почесал подбородок. — Первый удар нанесли по крейсеру в Кронштадте. Там и дорог-то почти нет — одна кольцевая. Если бы там была машина, она бы обязательно попала на дорожные камеры. И ее бы уже нашли… Антош, можешь найти записи с камер неподалеку от пристани?

— Минуту!

Корф снова нырнул в пучину сетевой паутины. Времени, правда, прошло больше, минуты две, но зато потом мы уже «любовались» картиной удара по крейсеру и его дальнейшего затопления. Замелькали кадры с разных камер и в разных ракурсах, по ним заметался красный квадрат программы распознавания, но нужного нам транспорта на записях не оказалось.

— Стоп! — Я щелкнул пальцами. — А ну-ка, верни самое первое видео.

Корф послушно застучал по клавиатуре, и на экране снова появился крейсер, над которым в небе наливался светящийся шар.

— Вот оно! — я ткнул пальцем в проходящий под мостом корабль — довольно крупный буксир. — Отмотай и замедли!

Корабль на экране отплыл назад и замер с выключенным двигателем. В это время свечение над крейсером стало особенно ярким, из шара вырвался столб света и ударил прямо в центр палубы. А в следующее же мгновение вода за кормой буксира снова вспенилась, и он шустро пошел вперед.

— Нам нужна не машина! Нам нужен корабль! — воскликнул я. — И, возможно, именно этот. Антоша, к речным камерам есть доступ?

— Сейчас сделаем… — Корф щелкнул мышкой, а я выволок из-под одного из кресел принесенную с собой сумку, вжикнул молнией, и сделал приглашающий жест.

— Экипируемся, господа!

Георг посмотрел сначала на холодный блеск оружейного металла в сумке, потом на стопку бронежилетов — и только после этого перевел ошарашенный взгляд на меня.

— А-а-а… А это нормально? И… Законно?

— Расслабься, братишка, — Поплавский, уже напяливший бронежилет, со звонким щелчком загнал магазин в приемник и хлопнул герцога Брауншвейгского по плечу. — Это Россия, детка! Привыкай!

Я лишь усмехнулся и потянулся за автоматом.

Что ж. Надеюсь, мы все поняли правильно и успеем предотвратить катастрофу.

Не предоставлять же Распутину вертолет, в самом-то деле?

Глава 30

— Какой план? — Поплавский закончил экипироваться и сейчас выжидающе смотрел на меня.

— Надо к реке. Нам нужна лодка. Быстроходная. Перехватим буксир, пока он не добрался до точки. Радиус поражения… — Я задумался. — Радиус поражения там наверняка не самый большой, иначе они не терлись бы возле крейсера, а ударили издалека. А еще, видимо, для атаки нужно стоять на месте. Посудина эта не особо быстроходная, так что проблем быть не должно. Нейтрализуем охрану, захватим это проклятое супероружие, и тогда уже будем звать подмогу.

— А может, лучше позвать сейчас? — негромко проговорил Георг.

Ему явно было несколько не по себе, тем не менее, бронежилет он надел, автомат взял и сейчас заканчивал рассовывать магазины по подсумкам интегрированной разгрузки.

Я хмыкнул.

— Есть несколько обстоятельств, которые прямо сейчас нам этого сделать не позволят. Так что, как обычно: все сами. Ты с нами?

Я посмотрел Георгу прямо в глаза. Да, я был против участия герцога, чтоб его, Брауншвейгского, в операции, но троих человек для такой затеи явно не хватит. Корф будет в машине следить за буксиром, значит, остаемся я, Камбулат и Поплавский.

Маловато будет. Так что, как бы ни прискорбно это признавать, Георг действительно может нам пригодиться.

— Да, — твердо ответил он. — Я с вами, Владимир.

— Хорошо. Камбулат, гони к какой-нибудь пристани. Желательно, чтоб там лодок побольше было.

— Принял! — послышалось из кабины, и машина ускорилась.

— И сирену вруби! — крикнул я. — А то как бы нас гвардейцы со злодеями не перепутали.

Над головой тут же раздался пронзительный вой, и грузовик пошел еще быстрее. Расстегнув боковой карман сумки, я достал комплект радиостанций с гарнитурами, заодно порадовавшись тому, что предусмотрительно захватил пару лишних. Как минимум одна сейчас пригодилась, ибо Георга я до этого не учитывал.

— Проверяем связь! Антоша, ты нашел буксир?

— Так точно, — Корф уже вполне освоился в оперштабе и настроился на деловой лад. — Идет по Губе Петровским фарватером, — пара экранов замерцала и на них появилось изображение буксира с двух разных ракурсов. Корф еще немного постучал по клавиатуре, и выругался себе под нос. — Маячок у него выключен. Придется вести визуально.

— Точно наш клиент, — вскинулся Поплавский. — Если выключен. Это, вообще-то нарушение правил… Маяки должны работать у всех.

— Идет к Зимнему, — хмуро кивнул я. — Надеюсь, эвакуацию там уже завершили.

В принципе, цель логичная. Даже если там никого не окажется — Зимний, можно сказать, символ государственности Империи. Удар по нему — удар по репутации. И уже который подряд…

Хотя мне почему-то казалось, что Распутин все же, придумал нечто более изощренное — иначе было бы слишком просто.

Но угадывать цель сейчас — занятие неблагодарное. Главное, мы нашли сам буксир. Осталось попасть на него и нейтрализовать главный козырь спятившего старика. А дальше будет уже проще.

Будто в ответ моим мыслям в кармане завибрировал телефон. Не мой смартфон, а кнопочная «звонилка», которую дал Распутин. Вспомни черта, вот и он… Я достал телефон, ткнул в зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

— Слушаю.

— А лучше бы действовал, — послышался в динамике скрипучий голос. — Как успехи? Осталось полтора часа.

— Работаем, — обтекаемо ответил я. — Успеем.

— Ну давай-давай, работай. Ты же не хочешь, чтобы все это на твоей совести было? Хотя… Сколько ее там осталось, совести той…

Распутин засмеялся и повесил трубку.

— Камбулат, что там? Когда приедем? — чуть раздраженнее, чем следовало бы, крикнул я в кабину.

— Иди сюда, — послышался спокойный голос. — Посмотри, это тебе подойдет?

Я высунулся в кабину. Мы мчались по Николаевской набережной, вдоль которой, как раз протянулся длинный причал. Так, парусные яхты — не то… Огромная дорогущая игрушка, способная выйти хоть в открытое море — не то… Оп! А вот это, кажется, то, что надо.

Примерно посередине пристани на волнах покачивались пять или шесть гидроциклов. Быстрые, маневренные и небольшие… Отлично, берем!

— Подойдет, — я одобрительно хлопнул Камбулата по плечу. — Паркуй машину и экипируйся. Ты идешь с нами.

Громадина грузовика замерла у края дороги, я распахнул дверцу и первым спрыгнул на асфальт. Людей на улице почти не было, но пара случайных прохожих все же шарахнулись в сторону. Ну, еще бы. Парадная форма Корпуса — разве что без кителя, сверху на белоснежную, накрахмаленную рубашку надет «броник» с интегрированной разгрузкой, на плече — автомат, в ухе — гарнитура… То еще зрелище. Я поежился на весеннем ветру и с тоской подумал, что гидрокостюм, желательно утепленный, сейчас бы очень не помешал.

Но чего нет — того нет. Придется померзнуть.

Следом за мной из грузовика выбрались товарищи. Я махнул в сторону аквабайков и поинтересовался:

— Все умеют пользоваться?

Один кивок, два отрицательных жеста. Одним из тех, кто признался в неумении водить, к моему глубочайшему удивлению, оказался Камбулат. Я-то думал, он способен управлять всем, что имеет двигатель, а тут вот так… Ну, что ж…

Вторым был Георг. Ладно. Хорошо хоть Поплавский, как всегда, полон сюрпризов…

— Ладно. Камбулат — со мной. Георг — с Поплавским. Антоша, — Я прижал к уху наушник гарнитуры, — Заблокируй тачку изнутри, остаешься здесь наблюдать за буксиром.

— Так точно, — послышался отклик.

— Хорошо. Тогда — вперед.

Я спрыгнул на мокрые доски, минуя лестницу, и побежал по причалу. Возле гидроциклов возилась пара человек. Увидев нас, они шарахнулись в сторону.

— Господа, позвольте поинтересоваться: что происходит? — настороженно, но без испуга спросил один из них: высокий и взъерошенный, худой, как щепка, парень в квадратных очках и толстовке с изображением бобра на груди. Второй отскочил в сторону и навел на нас объектив камеры.

Опять блогеры, чтоб их…

— Особая рота! — выкрикнул я, взмахнув удостоверением. — Заправлены, исправны? — Вон те четыре — да, — ответил очкарик. — А что…

— Специальная операция! Дело государственной важности! Реквизируем! Обратитесь в канцелярию Особой гардемаринской роты за возмещением ущерба!

Мой уверенный вид, а главное — автомат на плече, убедили парней, что вступать в дискуссию со странными юнцами определенно не стоит.

— Георг! — Я повернулся к герцогу. — Мы будем действовать вопреки всех правил и уставов. И нам наверняка придется убивать. Если не готов — скажи прямо сейчас.

— Готов!

Герцог выглядел испуганно, но воинственно. Эх, послал же бог помощника… Ладно, больше все равно рассчитывать не на кого. Будем надеяться, что не напортачит.

— Тогда по коням, судари! Иду первым, вы за мной! — скомандовал я, взгромоздясь на гидроцикл.

Тот покачнулся и осел по ватерлинию, когда сзади уселся Камбулат.

— Жилеты-то возьмите! — послышалось с пристани.

Но я только отмахнулся, заводя мотор. Лучшая жилетка — бронежилетка. Что-то подсказывало мне: утонуть — меньшая из опасностей, подстерегающих нас сегодня.

Водомет взревел, и несколько сотен килограмм металла и пластика подо мной резво прыгнули вперед. Я сбросил газ, приноравливаясь к управлению, на малом ходу вышел в фарватер, заложил вираж и выкрутил ручку до упора. Гидроцикл задрал нос, и, подскакивая на волнах, понесся по Большой Неве в сторону Дворцового моста.

Происходи дело летом, развить такую скорость нам не удалось бы ни при каких обстоятельствах: уж слишком в ту пору фарватер загружен лодками, судами и суденышками. Прогулочные пароходики, катера, яхты… Нет, сейчас, в середине апреля, самые отчаянные из туристов уже оккупировали речные трамвайчики и с удивлением взирали вслед гидроциклам с четырьмя вооруженными пассажирами, но шли мы бойко.

Пролетая мимо очередного пароходика, я увидел многочисленные телефоны, чьи камеры были направлены на необычное зрелище, и выругался под нос. Наверняка Маске будет, что показать в новом ролике…

Ладно, это все мелочи жизни. Сейчас на повестке дня кое-что поважнее.

Пролетев под Дворцовым мостом, я сбросил газ и чуть завалился набок, по пологой дуге заходя в русло Малой Невы. К тому моменту и я, и Камбулат, да, думаю, и Поплавский с Георгом, неотрывно следующие за нами в кильватере, промокли до нитки и изрядно продрогли на ветру. Но сейчас было не до таких мелочей. Потому что над нами промелькнул Тучков Мост, а далеко впереди усиленное Конструктами зрение смогло различить темную тушу буксира.

Мы приближались. Но имелся нюанс.

Судя по всему, каким-то образом рассмотрели и нас. Потому что с обоих бортов буксира с лебедок на воду упало по моторной лодке, которые, вспенив волны, рванулись нам навстречу.

— Внимание, буксир высадил десант! — послышался в наушнике голос Корфа. — Идут в вашу сторону, все вооружены!

— Видим, спасибо, — отозвался я. — Маркиз, Георг, слышали?

— Так точно!

— Делай, как я! — продолжил я. — Обходим их слева, друг другу на линию огня не лезем. Водители — Щиты и атакующие элементы, стрелки — огонь по лодкам! Постарайтесь их утопить!

— Так точно! — в один голос отозвались Георг и Камбулат.

— Работаем!

Я выкрутил газ до упора и привстал на полусогнутых, компенсируя прыжки гидроцикла. Вокруг нас замерцал Щит, и в тот же момент где-то впереди залаял пулемет.

Ого! Да ребята серьезно настроены!

Первые пули вспенили воду, застыли в мареве Щита и застучали по кладке набережной, высекая искры с гранитной крошкой… Одна из лодок повернула в нашу сторону, намереваясь то ли сблизиться, чтобы перегрузить Щит и расстрелять нас в упор, то ли протаранить гидроцикл…

Я почувствовал за спиной движение, и тут же прямо над ухом оглушительно загрохотал автомат. Я зашипел, когда одна из раскаленных гильз отлетела мне за шиворот, и скорректировал направление.

Первой же очередью Камбулат вспорол нос резиновой моторке, однако тонуть она и не подумала: только клюнула вниз, а потом снова устремилась вперед, набирая скорость. Похоже, баллоны были заполнены пеной или чем-то подобным.

Проклятье… Хорошо подготовились, сволочи…

К пулемету, бьющему с лодки, подключились автоматы, и я добавил энергии в Щит, чувствуя, как он проседает под многочисленными попаданиями. Камбулат резанул очередью по стрелкам, и двое упали. Вот только оставалось их еще четверо, и, стоит им приблизиться…

— Вовка! — заорал мне на ухо Камбулат. — Сближайся до максимума, потом резко вправо! Пройди перед носом! Как понял?

Я резко выдохнул, представляя траекторию и пытаясь понять, что задумал товарищ. Вот только времени на раздумья не было: лодка приближалась все стремительнее, и оставалось только довериться Камбулату, что я и сделал.

Подстегнув двигатель, я дернул руль, направляя гидроцикл лоб в лоб лодке, будто собираясь взять ее на таран. Когда нас разделяло не больше десятка метров, я резко заложил вираж, уходя вправо, и тут же почувствовал, как совсем рядом полыхнула энергия Дара.

Мощный Молот, заряженный Камбулатом, как гигантский кулак ударил по изуродованному пулями резиновому носу, вбивая его в водную гладь. Не ожидавшие этого стрелки взмыли в воздух, буквально катапультируясь со своих мест. Лодка перевернулась, накрывая собой чудом удержавшегося на борту пулеметчика, я услышал, как одно из тел с хрустом врезалось в стенку набережной и усмехнулся.

Что ж. С этой угрозой мы, кажется, справились. А что там у товарищей?

Развернув гидроцикл, я резко сбросил скорость, а потом и остановил байк. Вторая лодка буквально несколько секунд назад проскочила мимо и сейчас представляла собой слишком простую мишень, чтобы не воспользоваться ситуацией.

— Огонь! — рявкнул я, хватаясь за автомат.

Сразу две очереди ударили по корме, превращая двигатели в груду бесполезного хлама. Следующие пули легли точно в спины беззащитным стрелкам, сосредоточившим огонь на основной цели. Завалился вперед пулеметчик, выпал за борт один из автоматчиков…

— Давай ближе! — заорал на ухо охваченный азартом Камбулат.

Я отпустил повисшее на ремне оружие, поддал газу и закрутил байк по часовой стрелке вокруг лодки. С противоположной стороны тот же маневр, только в зеркальном отражении, повторили Поплавский с Георгом.

Это был не бой, а избиение. В два ствола Камбулат и Георг буквально нафаршировали свинцом нападающих. Несколько секунд — и все кончено. Поплавский издал боевой клич и махнул мне рукой. Я лишь кивнул в ответ

То, что мы разобрались с десантом — это, конечно, хорошо, но главная задача еще не выполнена.

Впереди еще захват супероружия Распутина. И что-то мне подсказывало, что это окажется несколько сложнее, чем утопить две резиновые лодки.

Ну что ж. Не попробуешь — не узнаешь.

Я резко развернул гидроцикл, поддал газу и направил его к темнеющей посреди реки туше буксира.

Глава 31

Едва мы вошли в зону поражения, как с буксира начали палить. Пулеметов, к счастью, на борту больше не осталось, а перегрузить Щиты из автоматов, хоть и полудюжины разом, было не так уж и легко. Во всяком случае — мой. А когда Камбулат и Георг начали огрызаться, плотность огня резко упала. Я бросил гидроцикл вдоль буксира, направляясь к корме — туда, где высота позволяла взобраться на борт. Подойдя практически впритирку к здоровенной автомобильной покрышке, прикрученной к нему веревками, я обернулся и скомандовал:

— Давай, пошел!

Байк качнуло, и Камбулат одним прыжком вскочил на покрышку, перевалился через борт и ушел в перекат, укрываясь и тут же открывая огонь. Я встал одной ногой на сиденье гидроцикла, хлопнул на прощанье не подкачавший транспорт по рулю и прыгнул следом. Ухватился руками за невысокие перила, подтянулся, махнул на палубу и, встав на колено за железным контейнером, сдернул с плеча автомат.

Высунувшись, я полоснул длинной очередью, стараясь не столько попасть по кому-то, сколько заставить стрелков укрыться, чтобы прикрыть высадку Георга и Поплавского. Его светлость, к слову, уже вполне изящно перевалил через борт и замер за какой-то бочкой, оценивая обстановку и выбирая цель. Парень явно нервничал, но все же оказался не робкого десятка — работал вдумчиво и без лишней спешки.

Сменив магазин, я взялся за рацию.

— Внимание всем! — проговорил я в гарнитуру. — Наша цель — в рубке. Движемся к носу двойками, двое идут, двое прикрывают. Первыми идем я и Камбулат. На «три» — начинаем движение. Камбулат, готов?

— Так точно.

— Тогда начали. Один… Два… Три!

Стоило мне закончить отсчет, как Поплавский с Георгом высунулись из-за своих укрытий и обрушили на вражеских стрелков целый шквал огня. В тот же момент мы с Камбулатом рванули вперед, пригибааясь и водя перед собой стволами автоматов.

За ближайшим контейнером мелькнула черная фигура, и я тут же выжал спуск. Короткая очередь бросила стрелка на спину, а я, преодолев в подкате последние несколько метров, нырнул за освободившееся укрытие.

Камбулат застыл напротив меня за штабелем досок. Как только он показал жестом, что готов, я скомандовал:

— Вторая двойка — на три! Один… Два… Три!

Георг с Поплавским сорвались с места, а я выставил перед собой Щит и высунулся из-за контейнера. Загрохотала длинная очередь, но пули замерли в полуметре от меня, а я поймал в прицел стрелявшего и отсечкой в три патрона размозжил ему голову.

Вот только через секунду сам полетел в сторону, словив удар неожиданно мощным Молотом.

У нас тут что, Одаренные? Дело принимает интересный оборот…

Перекатившись через плечо, я вскочил на ноги и тут же прыгнул в сторону, уходя от удара контейнером, за которым только что прятался. Огромную железную коробку будто пнул великан: с грохотом проехав по палубе, контейнер замер метрах в пяти от меня. Оставайся я на месте — и сейчас там была бы только кровавая клякса.

Едва я выпрямился, как по мне одновременно ударила пара автоматов, и одновременно с ними я почувствовал выброс энергии Дара. Автоматчиков пришлось проигнорировать, а вот чтобы отразить Плеть, пришлось постараться. Я отвел удар в сторону и тут же атаковал сам. Разряд, сорвавшийся с моей ладони, рванулся к тщедушной фигуре, укутанной в непромокаемый плащ с капюшоном, но цели, к моему удивлению, не достиг, будто растворившись.

Ничего себе! Это кто у нас такой здесь нарисовался? Чтобы поглотить мой Разряд, нужен уровень Дара не ниже четвертого ранга! А то и третьего…

В следующую секунду на меня обрушился настоящий ураган. Я даже не успевал идентифицировать все элементы, настолько быстро и виртуозно орудовал ими неизвестный. Сабля, Молот, Плеть. Снова Плеть, Сабля, Разряд…

Да сколько ж у тебя резерва, зараза?

Отведя в сторону очередной удар, я атаковал сразу с двух рук. С правой, отвлекая, сорвался Разряд, а вот левой я отправил вперед хитро закрученную Плеть, чтобы зацепить и сорвать Щит незнакомца. Однако в ответ прилетело так, что показалось, будто я под поезд попал. Восстановив дыхание, я едва успел уйти от резанувшей воздух Сабли.

И почувствовал, как внутри закипает злость. Выдернув из подсумка магазин, я сделал вид, что выдергиваю чеку, и метнул его по нисходящей. Одаренный отвлекся лишь на секунду, но мне хватило и этого.

Подцепив Даром контейнер, стоящий за спиной, я крутанул его и, разогнав до скорости вагона метро, метнул в Одаренного. Тот успел лишь вскинуть глаза, но времени отреагировать, у него уже не осталось.

Стальная коробка в несколько сотен килограмм весом врезалась в тщедушное тело и просто расплющила его между собой и стенкой рубки. От удара буксир, кажется, даже покачнулся, а над рекой разлился звон — куда там колокольному!

И когда он затих, на палубе воцарилась гнетущая тишина.

Стрельба смолкла. Вражеские автоматчики то ли закончились, то ли настолько обалдели от потери Одаренного боевика, что прекратили огонь. Я хрустнул шеей, приходя в себя, подхватил автомат и рванулся вперед. Остальные, не дожидаясь команды, бросились следом.

Взлетев по ступенькам, я упал на колено и вжался в стенку палубной надстройки. Вовремя. По железу застучали пули, а потом прямо мне под ноги, кружась на месте, прилетел цилиндр ручной гранаты.

Отреагировал я моментально. Удар ногой — и граната взмывает в воздух. Я тут же бросился плашмя и накрылся Щитом, а вот тот, кто ее в меня и бросил, такой возможности не имел: грохнул взрыв, в воздухе засвистели осколки, барабаня по металлу и дереву, а из-за здоровенной бочки в десятке метров от меня вывалилось изрешеченное тело. «Проконтролировав» его на всякий случай короткой очередью, я сменил магазин и бросился вперед.

Резко открывшаяся дверь едва не ударила мне по лицу, я отпрянул, однако выстрелить не успел. Подоспевший Камбулат просто сунул за дверь дуло автомата и выпустил длинную, на весь магазин очередь, водя стволом из стороны в сторону. Когда мы ввалились в небольшое помещение, добивать там было уже некого. На полу лежали два тела, все еще сжимающие в руках оружие. Я потыкал в них стволом, и убедившись, что враги мертвы, сделал знак Камбулату.

— Правый борт — чисто! — послышался в наушнике голос Поплавского. — Видим рубку.

— Без меня не суйтесь! — скомандовал я. — Сейчас будем!

Вернувшись на палубу, мы, прикрывая друг друга и стараясь не пропустить ни одного закоулка, медленно двинулись к рубке. Однако, кажется, сопротивление противника было сломлено окончательно.

Видимо, люди у Распутина все же не бесконечные. И не могу сказать, что меня это не радовало.

Досмотрев оба этажа палубной надстройки, мы спустились по ступеням и вскоре увидели Георга и Поплавского. Второй, как и всегда, выглядел лихо и невозмутимо, а вот его светлости наш бросок дался, очевидно, непросто. Бедняга был бледен, перепачкан кровью, автомат сжимал так, что костяшки пальцев побелели.

Но вид имел воинственный — хоть и слегка пришибленный.

— Осторожно, свои, не стрелять! — скомандовал я в рацию, опасаясь, что взвинченный до предела Георг просто всадит очередь на звук, не разбираясь, кто там пожаловал.

Собравшись вместе, мы встали с двух сторон от дверей, ведущих в носовую надстройку. Большую, в три яруса, с рубкой на самом верху, и, если у врага еще и оставался какой-то резерв, то сейчас он ждал нас внутри.

Ну, что ж, пойдем поздороваемся…

— Выносим двери, заходим двойками, — негромко проговорил я. — Сначала мы с Виталиком, потом Камбулат с Георгом. Щиты наготове. Смените магазины, проверьте оружие… Готовы? Пошли!

Мощный Молот сорвал дверь с петель и швырнул ее в помещение. Следом тут же ворвались мы с Поплавским. Я провалился в скольжение, разгоняя тело и восприятие до нечеловеческих скоростей, и начал действовать чуть быстрее товарища. На самом краю поля зрения мелькнула тень, и я тут же всадил в нее очередь, перенес прицел на дверной проем, в котором на миг показалась чья-то фигура, и несколько раз выстрелил.

Послышался звук падающего тела, а я уже расшвырял Молотом баррикаду из перевернутой мебели посреди помещения и поливал очередями прибитые обломками тела. Ко мне присоединился Поплавский, и к тому моменту, как в комнату ворвались Камбулат с Георгом, живых в ней уже не осталось.

Ну, кроме нас, разумеется.

— За мной! — рявкнул я и бросился к лестнице.

Откуда-то сверху прилетела граната, но я попросту отбросил ее назад Даром, и через секунду послышался грохот взрыва, ударивший по ушам в небольшом помещении. И тоненький, надсадный вой боли, постепенно переходящий в скулеж.

Неслабо там кого-то зацепило.

Взбежав по лестнице, я поднял автомат над головой и высадил длинную очередь, не целясь. Сменил магазин, прикрылся Щитом и одним прыжком оказался вверху, приседая и уходя в сторону.

Несколько быстрых одиночных выстрелов ударили в стену над моей головой, я крутанулся на одной ноге, разворачиваясь на звук, и снова вдавил спуск. Однако пули лишь бессильно бились о перевернутый верстак из толстого листового металла, визжа и рикошетя.

Впрочем, стрелка, это не спасло: я Саблей развалил надвое и чертову железку, и того, кто за нею прятался.

— А мог бы жить и жить, — буркнул я, осматриваясь. И, убедившись, что на этом этаже нам больше ничего не угрожает, проговорил в рацию. — Поднимайтесь.

— Ну ты… Ангел смерти, блин, — пробормотал Поплавский, оглядывая помещение. — Хоть бы нам кого оставил…

— А ты еще не навоевался? — хмыкнул Камбулат, меняя магазин и досылая патрон. Георг молчал. Но в его долгом, пристальном взгляде, которым он меня наградил, было столько уважения, что мне даже стало неловко. Правда, кроме уважения, там было кое-что еще. Кое-что, что Георг старательно старался подавить и не показывать, но я все же рассмотрел.

Страх.

Что ж, колбаса Брауншвейгская, знай наших.

— Осталась рубка, — негромко проговорил я. — То, что мы ищем, скорее всего находится там. Я иду первым, вы — за мной. Только не спешите! Все, работаем.

Перехватив автомат поудобнее, я вжал приклад в плечо и на полусогнутых принялся подниматься по лестнице, припав к прицелу. Стоило мне высунуть автомат над полом, как изнутри послышался истошный крик.

— Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! У меня нет оружия!

В углу рубки замер человек, в котором признать боевика было невозможно при всем желании. Длинные, седые волосы, измятый костюм родом явно из прошлого века, длинный нос и огромные очки в роговой оправе, восседающие на нем.

Угу. Понятно. Это у нас оператор, наверняка коллега Горчакова… Так, а это кто?

Рулевой стоял на коленях у штурвала, сцепив руки на затылке. Кажется, оказывать сопротивление он тоже не собирался. Продолжая держать их на прицеле, я медленно поднялся, оглянулся…

И вздрогнул.

Что ж. Кажется, мы нашли то, что искали.

В углу рубки высилась клетка из толстых прутьев, а в ней… А в ней сидело то, что когда-то наверняка было человеком… Но уже слишком давно потеряло человеческий облик, чтобы считаться таковым сейчас.

Огромная лысая голова было больше моей раза в четыре, вся покрыта шишками и синими прожилками. Голое тельце — наоборот худым и тщедушным. Руки и ноги — как у дистрофика, с торчащими острыми локтями и коленками. Уродец одновременно напоминал гигантского младенца с нарушенными пропорциями и тварь с рисунков полубезумного художника вроде Ханца Гигера.

Существо сидело в углу, обхватив голову руками, и покачивалось из стороны в сторону. От вживленных прямо в черепную коробку электродов тянулись провода к непонятной установке, стоящей рядом.

Вот мы и нашли супероружие Распутина. И я оказался прав: это все же человек. Ну, почти… Что ж. Миссия выполнена.

— Это… Это что такое, Вовка? — растерянно пробормотал Камбулат. Поплавский же, как всегда невозмутимо протиснулся мимо меня, встал у клетки и принялся разглядывать… мутанта. Назвать это другими словами у меня язык не поворачивался.

— Ну и чучело! — Поплавский достал телефон и попытался сделать селфи с уродцем, но я подошел и грубо ударил его по руке.

— Дурак, что ли? — буркнул я. — Ты чего делаешь?

— Виноват, исправлюсь.

— Надеюсь, — я отпихнул перепуганного ученого и протиснулся к консоли установки. Стандартный ноутбук, подключенный к какому-то преобразователю. На экране какая-то специализированная программа. Снизу и по краям интерфейса какие-то ползунки и шкалы, а прямо посередине — карта.

Я присмотрелся. На месте Зимнего дворца мерцала жирная красная отметка — Распутин оказался на удивление предсказуемым.

И что делать дальше?

Вызвать подмогу — значит, гарантированно отдать биологическое супероружие в руки Морозову. Чего я делать, конечно же, не собирался ни при каких обстоятельствах. Старик и так возомнил о себе слишком много, а уж с таким козырем…

Нет. Не вариант.

Выход оставался только один: прекратить мучения несчастного существа… А заодно и еще одного.

— Виталик, пойдите с Георгом вниз, присмотрите за входом на первом этаже, — чужим голосом проговорил я.

— Вниз? — Поплавскому явно не хотелось уходить от клетки с уродцем. — Да кто сюда…

— Пойдите. Присмотрите. За входом, — делая ударение на каждом слове, повторил я.

— Слушаюсь, — Поплавский кивнул. — Пойдем, ваша светлость. Нам поручено обеспечить безопасность мероприятия.

Дождавшись, пока их шаги стихнут внизу, я вернулся к консоли.

— Как управлять этой штуковиной? — я грубо пнул оператора.

— А? Что? — тот дернулся и отпрянул от меня.

— Как, говорю, управлять? — я навел на него ствол автомата.

— А… Понял… Тут все просто. Вот это, — Палец с длинным, давно нестриженным ногтем ткнул в одну из шкал, — мощность. Вот это — ширина луча. Вот это — кнопка пуска. Наведение по координатам. Вот здесь. Только мощность нельзя ставить больше половины! Это убьет Франка!

— Кого? — не понял я.

— Ну… Франкенштейна, — оператор мотнул головой в сторону мутанта.

— Ага. Понял. Спасибо, — я кивнул, щелчком переключил автомат на одиночные и выстрелил оператору в голову. Потом резко развернулся и прикончил рулевого, который за все это время так и не повернулся к нам.

— Что… Что ты?.. — начал было Камбулат.

— Так надо. Становись к штурвалу.

Объяснять что-то товарищу у меня не было ни времени, ни, признаться, особого желания. Ему еще только предстоит понять, что на войне порой хороши все средства, и самое эффективное решение редко имеет хоть что-то общее с моралью, этикой и героизмом.

Я склонился над ноутбуком. Увеличил масштаб карты, нашел дачу на Крестовском… Два клика мышью — и отметка удара сменила цель.

Мощность — максимальная. Чтобы бедняга Франк наверняка отправился вслед за создателем.

— Надеюсь, гвардейцы снова вышли покурить, — пробормотал я. — А если нет… Ну, простите, парни. Работа у вас такая.

А если в подвале с Распутиным вдруг окажется Морозов… Пожалуй, мне крупно повезет. Особенно если его сиятельство прихватит с собой сынка.

Вообще сожалеть не буду.

Выкрутив шкалу до предела, я навел курсор на кнопку «Пуск», потом на мгновение замер, усмехнулся и достал кнопочный телефон. Ткнул два раза в зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

— Ну наконец-то, — послышался ненавистный каркающий голос. — Я уж думал, не дождусь… Пять минут осталось. Даже уже надеялся — не успеешь, дашь покуражиться напоследок. Готов вертолет?

— Он тебе не понадобится, — ровным голосом проговорил я.

— Это почему еще?

Кажется, старикашка растерялся. Или даже успел догадаться, что именно только что случилось.

Но сделать ничего уже не успел.

— Потому что ты сейчас умрешь, — улыбнулся я.

И, отбросив телефон в сторону, с хрустом вжал кнопку мыши.

Эпилог

Кто-то из великих — то ли писатель, то ли философ — однажды сказал: радуют всегда мелочи. Нечто масштабное и глобальное слишком… кхм, слишком масштабно и глобально, чтобы принести счастья. На это способна только какая-нибудь на первый взгляд незначительная ерунда. Она даст лишь крохотный кусочек, крупицу… Зато ее можно будет потрогать. И даже подержать в руках.

Прежде, чем счастье испарится и исчезнет — как ему, в общем-то, и положено.

Наверняка мудрец сказал не совсем так, однако сегодня я, пожалуй, был готов с ним согласиться. В последнее время — да и не только в последнее — жизнь определенно не казалась пределом мечтаний, но здесь и сейчас устраивала меня полностью.

Белая ночь, разведенный Благовещенский мост вдалеке, теплый ветер откуда-то со стороны залива и холодное пиво из холодильника — что еще, в сущности, нужно, когда тебе снова восемнадцать?

— Кажется, тара пустеет. — Поплавский открыл дверцу холодильника. — Ваша светлость изволит еще бутылочку?

— Изволит, — буркнул я. — И прекрати уже меня так называть.

— Может быть, когда-нибудь. Пока же младшему по званию следует всенепременно соблюдать субординацию.

— Виталик, блин… Я тебя сейчас в окно выкину!

Они так и не привыкли. Точнее, не до конца: Поплавский до сих пор ерничал, Камбулат — наоборот, набрался невесть откуда взявшейся серьезности, а Корф испуганно жмурился каждый раз, когда называл меня Вовкой.

Но сейчас даже это не мешало чувствовать внутри тепло. Тайком пронесенный в нашу штаб-квартиру ящик пива казался квинтэссенцией счастья. Я сжал пальцами холодное горлышко бутылки, вернулся обратно к подоконнику, уселся на него и больше не двигался.

Чтобы не спугнуть… все это.

Распутин погиб. Сгорел, испарился и разлетелся на атомы, когда Свечка запредельной мощности прошила крышу старой дачи на Крестовском, лишь по счастливой случайности не зацепив охранявших ее гвардейцев. Морозов, конечно же, рвал и метал: старикашка унес с собой на тот свет не только погибшего мутанта, но целый мешок тайн. В том числе и ту, что я так хотел сохранить — и сохранил.

Пока что.

А после разбирательств и часов, проведенных в начальственных кабинетах, нас ждало кое-что пострашнее: летняя сессия. Зачеты, экзамены и нормативы по физкультуре. Две недели непрерывной беготни по коридорам здания Корпуса и бессонные ночи, которые я проводил в обнимку с прошлогодними конспектами Корфа — своих у меня, конечно же, не было.

И мы пережили все это. Неизвестно как — но пережили.

А потом в Петербург пришло лето. Суетливое и тревожное, но уже настоящее: вольное, светлое, жаркое и насквозь пропахшее горячим асфальтом и бензином. Мы долго не решались отметить его наступление, все время опасаясь очередного подвоха, очередного сомнительного подарка судьбы, которых она наверняка заготовила еще немало.

Но сегодня все-таки, не сговариваясь, плюнули на все.

— Ты смотри, что творят, — усмехнулся Камбулат, указывая вниз на набережную. — Никак, господа мичманы развлекаются.

Я только улыбнулся. Мои товарищи наблюдали развернувшееся через дорогу зрелище второй раз, если не первый, а сам я — уже шестой, хоть и с перерывом примерно в полвека.

Вдоль гранитного ограждения, воровато оглядываясь, крались несколько фигур. Две высоченные и плечистые — наверняка из спортивной сборной Корпуса — и еще четыре поменьше. Они приблизились к памятнику, трое махнули через оградку, один забрался на пьедестал, ему передали какой-то сверток. Полосатая ткань затрепетала на ветру…

И через несколько мгновений позеленевший от времени трехметровый Крузенштерн обзавелся тельняшкой. Вряд ли его высокопревосходительство так уж в ней нуждался — ночь выдалась теплой. Но и возражать он, конечно же не стал — все так же стоял, сложив руки на груди и обратив взгляд куда-то вдаль. Похоже, бронзового адмирала вообще не слишком-то интересовала возня каких-то там мичманов — пусть даже и старшего выпускного курса.

Зато она интересовала кое-кого другого: прямо подо мной раздался шум, и наискосок через пустую дорогу зашагала знакомая фигура.

— А ну кыш оттуда… Кыш, кому говорят! Без дипломов остаться захотели⁈ — завопил Грач, потрясая кулаком. И уже куда тише добавил: — Каждый год одно и то же…

Завидев его, старшекурсники со смехом сиганули обратно через ограду и тут разбежались. В разные стороны — спортсмены направо, а остальные налево, в сторону Благовещенского моста. Видимо, чтобы встретить рассвет в «Якоре». А Грач уже без особой спешки дошел до памятника, постоял, но больше делать ничего, конечно же, не стал — да и вряд ли собирался.

Традиция есть традиция.

— Ты бы слез оттуда, — лениво протянул Камбулат с дивана. — Увидит еще…

— Да и ладно. — Я пожал плечами. — Пусть смотрит — жалко, что ли?

— Ну да, что он нам сделает?.. Погоди, дай хоть сфоткаю. — Поплавский подхватил с бильярдного стола телефон и подошел ко мне. — Грач и Крузенштерн. Когда еще такое увидишь?..

Но не успел он навести фокус, как небо за Невой вспыхнуло, распускаясь красными и зелеными цветками. Грохот докатился до нас чуть позже — когда вслед за ними над крышами появились еще и синие, оранжевые и белые.

— Ничего себе салют. — Поплавский снова прицелился через мое плечо камерой телефона. — Красноперые выпуск отмечают, что ли?

— Да не. Даже для них слишком круто, — отозвался Камбулат. — Ты смотри, как заряжают.

Заряжали действительно масштабно — можно сказать, от души. Судя по масштабу небесного представления, фейерверки запускали одновременно с нескольких точек — от Зимнего чуть ли не до самой Адмиралтейской верфи.

— Нет, господа унтер-офицеры, это не красноперые.

Корф, как и всегда, воспринял риторический вопрос, как руководство к действию. И уже успел заглянуть в поисковик в телефоне. А судя по выражению лица, увиденное ему не слишком-то понравилось — будто повод для салюта каким-то образом оказался ничуть не приятным.

— Не томи, Антоша! — проворчал Поплавский, — Что там такое?

— Пресс-служба Зимнего дворца ровно в полночь выступила… — Корф прочитал пару строчек с экрана, а потом поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Великая княжна Елизавета объявила о помолвке с Матвеем Морозовым.

Россия, Санкт-Петербург, 3 марта 2025 г.

Nota bene

Книга предоставлена^{Цокольным этажом}, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться^{Censor Tracker} или^{Антизапретом}.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в^{Ответах}.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

^{Гардемарин ее величества. Идентификация}