БАРТОЛОМЕУ ДИАШ И ОТКРЫТИЕ МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
О смерч роковой, окутанный мглой! Пучина морская! Не молкнет рев, потрясающий рев Твоих разъяренных, кипящих валов, И вторят чудовища им, завывая Ночами, о море, рыдаешь ты в горе Гремя, содрогаясь, И в холод и в бурю — всегда На водах твоих несутся суда, Под песни бесстрашных матросов качаясь Герра Жункейру [93]. «Голоса из рыбачьих хижин»
Подлинные сообщения о замечательном плавании Диаша до нас не дошли, некоторые даты этого путешествия не установлены[94] и, изучая одно из самых важных событий в истории морских открытий, мы располагаем лишь краткими и скудными заметками и упоминаниями в сочинениях хронистов того времени Для расширения географического кругозора Европы на исходе XV века результаты плавания Диаша имели первостепенное значение Хотя путешествия Колумба оказали на ход мировой истории более могучее и глубокое воздействие, однако открытие южной оконечности Африки дало свои результаты гораздо быстрее
О личности Бартоломеу Диаша — или, воспроизводя его имя полностью, Бартоломеу Диаша ди Новаиш — до тех пор, пока он не отправился в свое знаменательное путешествие, известно очень немного. Полагают, что он происходит из рода Жуана Диаша, первым обогнувшего мыс Бохадор, и Диниша Диаша, открывшего Зеленый мыс Придворный и в то же время опытный мореход, он был капитаном каравеллы, плававшей в 1481 году в составе экспедиции Диогу Азамбужа[95] к берегам Африки Одно время он состоял управляющим (superintendent) королевскими складами в Лиссабоне Начальником экспедиции Диаш был назначен в октябре 1486 года, но по каким-то неизвестным причинам корабли не выходили в путь до августа следующего года
Корабли были подготовлены и снаряжены на этот раз лучше, чем когда-либо раньше. Это должно было быть не простое береговое плавание с частыми высадками на пути, а экспедиция с определенной целью найти и обогнуть южную оконечность Африки, найти морской путь в Индию. К тому времени португальские моряки хорошо ознакомились с Гвинейским берегом, а за последние пятьдесят лет навигационная наука и кораблестроение сделали исключительно быстрые успехи. Вдобавок на этот раз был принят новый мудрый план. Ранее многие суда вынуждены были приставать к враждебным берегам или преждевременно возвращаться в Португалию из-за отсутствия продовольствия. К тому же очень часто так снаряженные суда заходили далеко в море, где нельзя было добыть необходимые запасы или свежую воду. Во избежание этого двум каравеллам (поразительно маленьким и не отвечавшим тогдашним требованиям[96] было придано грузовое судно — на нем помещались дополнительные продовольственные запасы, вода, запасные корабельные принадлежности и снасти для замены при ремонте.[97]
Морской путь в Индию
Главным кормчим экспедиции был Перу д’Аленкер, один из известнейших мореходов того времени.[98] Он был близок к королю и согласно королевской грамоте имел право носить шелковую одежду и на шее золотую цепь, к которой подвешивался свисток. Ризенди, хронист царствования дона Жуана, описывая обед у короля, на котором присутствовал Аленкер, называет его «величайшим гвинейским кормчим» («muito grande piloto de Guine»). Следующий эпизод показывает, как прочно было положение Аленкера и каким доверием он пользовался; этот эпизод бросает свет также на то, в каком строгом секрете португальская корона старалась держать все относящееся к африканской торговле. Аленкер сидел за одним столом с королем, в комнате было полно придворных. Возник спор о сравнительных достоинствах различных типов кораблей, плавающих между Гвинеей и Пиренейским полуостровом. Король сказал, что navios redondos («круглые корабли»[99] ) не подходят для плавания. Аленкер, прекрасно знавший побережье, заявил, что он может плыть на любых судах, независимо от их величины. Король возразил, что' это невозможно, что по его приказанию предпринималось немало попыток и «круглые корабли» всегда терпели неудачу. Аленкер, тем не менее, горячо настаивал и ручался, что он в любое время, если нужно, совершит плавание и на таких судах. Это так рассердило короля, что он встал из-за стола и покинул комнату, бросив замечание: «Нет ничего такого, что дурак считал бы невозможным, а на поверку у него ничего и не выйдет». Спустя несколько минут Аленкера позвали к королю. Дон Жуан попросил у кормчего извинения за резкие слова и пояснил, что он сказал их намеренно, с тем чтобы прекратить споры: все важные сведения о путешествиях в Гвинею он желает держать в строжайшем секрете.
Рыцарь Жуан Инфанти был капитаном второго корабля «Сан-Панталиан»; кормчим там был Алвару Мартинш, а штурманом — Жуан Грегу. Грузовым кораблем командовал Диогу Диаш, брат Бартоломеу, кормчим был Жуан ди Сантиягу, принимавший участие в экспедиции Кана и хорошо знакомый с африканским побережьем. Как говорит нам Барруш, «все они истинные знатоки дела» («todos cada hum em seu mister mui espertos»).
Флотилия отплыла в августе 1487 года. На борту кораблей, плывших вниз по Тежу в открытое море, было по крайней мере шесть счастливцев. Это были два негра, насильно привезенные в Лиссабон Каном, и четыре негритянки, захваченные португальцами на Гвинейском берегу в одну из предшествующих экспедиций. Шестерых невольников хорошо кормили, и одеты они были в европейское платье; их предполагали высадить в разных местах по побережью, предварительно снабдив образцами золота, серебра, пряностей и других нужных африканских товаров и наказав им убеждать туземцев вести торговлю. Они должны были также повсюду рассказывать о могуществе и богатстве Португалии. Была надежда, что эти рассказы в конце концов дойдут до священника Иоанна, которого португальцы давно и тщетно разыскивали. С особым вниманием выбирали для этого путешествия негритянок: считали, что женщин, «с которыми мужчины не воюют», не будут обижать и что они, если их высадить в чужих для них местах, скоро вновь выйдут к берегу, а на обратном пути корабли подберут их и доставят в Португалию[100]. Диаш направился к устью Конго и затем с большой осторожностью следовал вдоль незнакомых берегов. Двух негров спокойно высадили в местности, названной Ангра-ду-Салту. А высадка «не подвергавшихся опасности» негритянок среди незнакомого населения, возможно, представлявшаяся теоретически превосходным мероприятием, на деле прошла не столь гладко. Одну из них высадили в Гавани Островов (Ангра-душ-Ильоиш, отождествляют с Ангра-Пекена), где Диаш поставил первый свой падран. Вторую негритянку высадили на берег в гавани, названной Ангра-даш-Волташ Третья негритянка умерла на борту. Проплыв вдоль берега дальше и достигнув залива, названного Диашем Ангра-душ-Ильоиш-ди-Санта Круж, моряки поймали двух туземных женщин, собиравших ракушки в мелкой воде у берега. Последняя из невольниц, остававшаяся на корабле, была высажена на берег и отпущена на свободу вместе с двумя вновь захваченными. Насколько известно, ни об одном из этих шести своих подневольных агентов португальцы впоследствии не слыхали ни слова.
Вскоре после этого инцидента корабли Диаша застигла непогода, которая быстро перешла в шторм, и в течение тринадцати суток корабли были вынуждены идти с зарифленными парусами[101] Высокие волны навели страх на матросов, и «поскольку корабли были очень малы, а море холоднее, чем у Гвинеи, и совсем не такое, как там… они считали себя погибшими». Наконец шторм стих, и Диаш, полагая, что его отнесло далеко в сторону от намеченного курса, приказал идти к востоку, чтобы приблизиться к берегу. Он, естественно, считал, что берег здесь идет с севера на юг, как он уже в этом убедился раньше. Однако прошло несколько дней плавания, а земли все не было, и Диаш приказал повернуть на север. Наконец на горизонте показались высокие горы, корабли приблизились к берегу, и 3 февраля 1488 года усталые моряки бросили якорь в бухте, называемой ныне бухта Моссел. Они обогнули мыс Доброй Надежды во время бури, не подозревая об этом!
Берега бухты представляли собой спускающиеся к морю зеленые пастбища, и с палубы можно было разглядеть пастухов и их многочисленные стада. Диаш и кое-кто из его матросов высадились на берег, захватив разные безделушки для туземцев, чтобы разузнать что-нибудь о стране, в которую они попали. Голые чернокожие люди[102] при виде кораблей с большими парусами пришли в ужас, и когда к ним приблизились странно одетые, невиданные белые люди — они бросились бежать прочь. Поспешно собирали они свой скот и гнали его к холмам, даже не взглянув на предлагаемые им дары Диаш, убедившись, что у пастухов он не сможет выведать ничего, дал указания своим людям поискать питьевой воды, которой на судах оставалось мало. У подошвы горы, недалеко от берега, нашли ручей. С кораблей доставили бочки и стали их наполнять водой. Тем временем туземцы пробрались на вершину горы и, крича и жестикулируя, старались прогнать пришельцев. Поскольку моряки не обращали на это внимания и продолжали свое дело, чернокожие осмелели и, рассердившись, начали кидать в португальцев камнями. Диаш погрозил им арбалетом, но коль скоро они никогда не видали такого оружия, это их не испугало. В конце концов, не зная, как быть, Диаш выпустил стрелу и убил одного чернокожего, и тогда они скрылись.[103] Таким образом, о жителях страны узнали лишь то, что они пасут скот и что «волосы у них, как и у жителей Гвинеи, напоминают шерсть». Эту гавань назвали Баиа-душ-Вакейруш (гавань Пастухов), в память того, что здесь встретили стада и пастухов.
Все еще не зная, куда его занесло ужасным штормом и где он находится, Диаш распорядился плыть дальше на восток вдоль берега, «которым капитан был весьма удовлетворен». Плыли очень медленно, приходилось напряженно бороться с течением Агульяш и ветрами Высадку совершили лишь в заливе Алгоа[104], там же установили падран. И в это время,
поскольку все истомились и натерпелись страху, проходя через большие моря, то все в один голос начали роптать и требовать прекращения плавания, говорили, что продовольствие совсем кончится, [прежде чем они смогут] вернуться к грузовому кораблю, оставшемуся далеко позади, и что до того времени все они умрут от голода, если будут продвигаться вперед. Говорили, что для одного путешествия вполне достаточно того, что сделано, ведь они открыли берег большой протяженности, они привезут важные новости о своем открытии [а именно], что земля тянется в основном к востоку, очевидно, они прошли какой-то великий мыс — и лучше всего повернуть обратно и отыскать его.
Ввиду того, что нельзя было игнорировать всеобщий ропот, Диаш спустился на берег и устроил совещание со своими капитанами и офицерами[105], а также «с некоторыми вожаками-матросами». Он предложил им сказать под присягой, как, по их мнению, лучше всего нужно действовать людям, находящимся на королевской службе. Все как один пришли к выводу, что самым разумным будет возвращаться в Португалию. Желая зафиксировать общее решение и тем обезопасить себя на будущее, Диаш предложил каждому подписаться под составленным документом. Когда документ был подписан, он попросил у них одолжения — разрешить плыть вперед в течение двух или трех дней, после чего — он торжественно обещал это — он повернет назад и возьмет курс на Португалию. Капитаны дали Диашу согласие, якоря были подняты и корабли вновь медленно поплыли вдоль берега.
Как раз перед тем как истек короткий срок, отпущенный Диашу, корабли дошли до устья большой реки, которую Диаш назвал Риу-ди-Инфанти[106], по имени Жуана Инфанти, капитана «Панталиана»: он первым сошел здесь на берег. Как только бросили якорь, среди команды опять поднялся ропот Диашу оставалось лишь примириться и сдержать свое обещание. Итак, здесь, где берег поворачивал с востока на северо-восток, в преддверии Индийского океана, жестоко разочарованный начальник экспедиции дал приказ повернуть свои корабли на запад, — предстоял долгий путь назад к Лиссабону. Когда корабли медленно проходили мимо падрана, установленного на острове в заливе Алгоа, Диаш прощался с ним «с таким глубоким чувством печали, словно расставался с сыном, обреченным на вечное изгнание; он вспоминал, с какой опасностью и для себя и для всех своих подчиненных он прошел столь долгий путь, имея в виду одну-единственную цель, — и вот господь не дал ему достичь этой цели».
Едва успели корабли Диаша, при благоприятных ветрах и прекрасной погоде, пуститься в обратный путь на родину, как в отдалении показался «этот великий и знаменитый мыс, скрывавшийся сотни лет». Диаш дал мысу название, но здесь свидетельства источников противоречат друг другу Барруш, писавший около шестидесяти пяти лет спустя после открытия, утверждает.
Бартоломеу Диаш и его команда, вследствие опасностей и бурь [tormentos], с которыми они встретились, огибая мыс, присвоили ему название «Tormentoso» («Бурный»), но когда они возвратились в королевство, король Жуан дал ему более славное название — «мыс Доброй Надежды», ибо мыс этот обещал открытие Индии, чего так страстно желали и о чем думали столь многие годы.
Дуарти Пашеку, писавший после открытия мыса не дальше как через двадцать лет, сообщает
Есть большой смысл в том, что этот мыс был назван «мысом Доброй Надежды», ибо Бартоломеу Диаш, открывший его по приказу покойного короля Жуана в 1488 году, заметил, что берег тут поворачивает к северу и востоку по направлению к Эфиопии, давая великую надежду открыть Индию, и назвал его «мыс Доброй Надежды».
Приведенные противоречивые сообщения да краткая заметка, написанная Колумбом, — вот все, чем мы располагаем по поводу знаменитого открытия.
Первое впечатление при взгляде на мыс и Столовую гору (чуть северо-западнее от него) никогда невозможно забыть, это пункт, достичь которого тщетно старались почти целое столетие, мыс, где кончается один мир и начинается другой. Вид мыса приводил в восхищение путешественников и моряков во все времена, начиная с увидевших его первыми португальцев. По словам Френсиса Дрейка[107], огибавшего мыс Доброй Надежды в июне 1580 года, «этот мыс — самый величавый, самый красивый мыс, какой только мы видели в целом свете».
Диаш сошел на берег, произвел наблюдения для морской карты и журнала, поставил падран, который он назвал падраном Сан-Григориу[108], поскольку время не ждало и у него не было возможности исследовать сушу, он отправился на поиски грузового судна Ровно через девять месяцев после расставания обнаружили и его. Из девяти матросов, которых Диаш оставил на нем, в живых осталось только трое.
И один из них, писец, по имени Фернан Кутасу, уроженец Лумиара, одного из лиссабонских округов, был так преисполнен радости при виде своих товарищей, что внезапно скончался, сильно ослабев от болезни Причиной смерти других явилось то, что они понадеялись на местных негров и вступили с ними в сношения, а те, желая завладеть некоторыми их вещами, их убили.
Перенеся все запасы продовольствия и оснащение, грузовое судно сожгли, так как оно было в очень плохом состоянии и «сильно изъедено червем». Затем два оставшихся корабля по плыли вдоль западного берега Африки, подобрав по пути Дуарти Пашеку Пирейру, который около острова Принсипи потерпел крушение. Кроме самого Пирейры, на борт взяли и уцелевших моряков его команды. Подошли к Риу-ду-Рижгати[109], там купили несколько рабов, а потом флотилия поплыла к Сан-Жоржи-да-Мина, на Золотом Берегу. Здесь приняли на борт золото, скупленное у туземцев постоянной королевской факторией, и, держась берега, пошли дальше.
Вот, наконец, показались и берега Португалии Усталые моряки, радуясь, что долгий и трудный путь остался позади, медленно плыли вверх по Тежу и бросили якорь у Риштеллу[110] «в декабре 1488 года, через шестнадцать месяцев и семнадцать дней со дня их отплытия. И Бартоломеу Диаш открыл за это путешествие 373 лиги побережья»
Чрезвычайно интересно отметить, что в то время, когда Диаш делал свой доклад королю, при португальском дворе находился Христофор Колумб Плавание Диаша произвело столь сильное впечатление на Колумба, что он занес любопытную и ценную запись на полях 13-го листа своего экземпляра книги Пьера д'Айи «Imago Munch»[111]. Вот эта заметка
В декабре текущего 1488 года Bartholomaeus Didacus, Бартоломеу Диаш, командующий тремя каравеллами, которые король Португалии посылал в Гви нею для открытия земель, высадился в Лиссабоне Он доложил, что достиг мыса, который он назвал Cabo de Boa Esperanca [мыс Доброй Надежды] Он описал свое путешествие и отметил его, лига за лигой, на морской карте, с тем чтобы положить ее перед очи упомянутого короля Я присутствовал при всем этом. [112]
Подвиг Диаша заслуживает гораздо более подробного рас сказа, чем тот, который можно составить на основании доступных в настоящий момент источников. Экспедиция Диаша открыла свыше 1400 английских миль побережья за самым дальним пунктом, которого достиг Диогу Канн. Диаш обогнул мыс Доброй Надежды и продвинулся на восток и на север достаточно далеко, чтобы доказать, что между Африкой и Индией лежит открытое море. Он привез много важных сведений и детальные карты — король мог воспользоваться ими при отправке новых путешественников. Он приобрел бесценный опыт, который с выгодой использовал во время своего плавания в Индию Васко да Гама. И, однако, в документах нет ни слова о достойной — или о какой либо вообще — награде или почестях, оказанных Диашу его властелином. По неизвестным нам мотивам он не был включен в состав экспедиции Гамы, хотя король Жуан использовал его для наблюдения над строительством кораблей, которые должны были идти в великое плавание.
Но история сохранила еще одну — последнюю и самую трагическую — главу из жизни Бартоломеу Диаша. Вместе со своим братом Диогу он плыл в марте 1500 года из Португалии в Индию во флотилии Педру Алвариша Кабрала и принял участие в открытии Бразилии. Взяв курс в начале мая от берегов Южной Америки на Африку, флотилия Кабрала, состоявшая из тринадцати кораблей, попала примерно 24 марта в чрезвычайно сильный шторм.
Внезапно в воздухе появилось черное облако, называемое гвинейскими моряками bulção [113], и ветер совершенно стих, как будто бы черное облако целиком втянуло его в себя чтобы извергнуть его с еще большим бешенством. Затем в одно мгновение налетел ураган, разразившийся с такой яростью, что не дал [команде] времени спустить паруса и потопил четыре [корабля], капитанами которых были Айриш Гомиш да Силва, Симон ди Пина, Вашку ди Тайди и Бартоломеу Диаш Последний, пережив на море столько опасностей при многих своих открытиях, в особенности при открытии мыса Доброй Надежды, нашел свой конец от этой ярости ветра, так же как и другие, погибшие в пучине великого моря-океана. Тела человеческие стали пищей рыб тех вод, первой такой пищей, ибо, как мы можем утверждать, эти люди были первыми мореходами в этих неведомых водах.
Так, почти у того падрана, с которым он горестно прощался двенадцать лет назад, трагически погиб Бартоломеу Диаш ди Новаиш, португальский фидалгу, верный слуга своего короля, тщетно пытаясь во второй раз достичь желанной Индии, открытию которой он столь много способствовал, но увидеть которую ему было не суждено.
Краткое замечание Галвана[114] (его книга была издана посмертно в 1563 году), быть может, лучше всего годится для того, чтобы им закончить рассказ об отважном Диаше, который до путешествия Васко да Гамы дальше, чем кто-либо другой, проник в неведомые африканские моря в поисках богатств Востока «Можно сказать, что он видел землю Индии, но, как Моисей в обетованную землю, не вошел в нее»[115].