Немного повыше я упоминалъ о моей госпожѣ… Ну-съ, такъ алмазу никогда бы не попасть въ нашъ домъ, откуда онъ былъ потомъ похищенъ, еслибы дочь миледи не получила его въ подарокъ, а дочь миледи никакъ не могла бы получить его въ подарокъ; еслибы не мать ея, миледи, которая (въ страданіяхъ и мукахъ) произвела ее на свѣтъ. Слѣдовательно, начиная говорить о матери, мы начинаемъ нашъ разказъ издалека; а это, позвольте вамъ доложить, большое утѣшеніе для человѣка, которому поручено такое мудреное дѣло, какъ, напримѣръ, мнѣ. Если вы хоть сколько-нибудь знакомы съ большимъ свѣтомъ, читатель, то вы, вѣроятно, слыхали о трехъ прекрасныхъ миссъ Гернкасль: миссъ Аделаидѣ, миссъ Каролинѣ и миссъ Юліи младшей, и, по моему мнѣнію, самой красивой изъ трехъ; а мнѣ, какъ вы сейчасъ увидите, легко было судить объ этомъ. Я поступилъ въ услуженіе къ старому лорду, отцу ихъ (хвала Всевышнему, что онъ не замѣшанъ въ предстоящей исторіи объ алмазѣ; ибо ни въ высшемъ, ни въ низшемъ кругу никогда не встрѣчалъ я человѣка съ такимъ длиннымъ языкомъ и съ такимъ неуживчивымъ нравомъ), да, такъ я говорю, что пятнадцати лѣтъ отъ роду поступилъ я въ домъ стараго лорда въ качествѣ пажа къ тремъ благороднымъ леди, дочерямъ его. Тамъ оставался я до замужества миссъ Юліи съ покойнымъ сэръ-Джономъ Вериндеръ. Славный былъ человѣкъ; онъ желалъ только одного, чтобъ имъ руководилъ кто-нибудь; и, между нами сказать, руководительница ему нашлась; а что всего лучше, сэръ-Джонъ повеселѣлъ, успокоился, сталъ толстѣть и жить себѣ припѣваючи съ того самаго дня какъ миледи повезла его подъ вѣнецъ и вплоть до своей кончины, когда она приняла его послѣдній вздохъ и на вѣки закрыла ему глаза.
Я забылъ еще упомянуть о томъ, что вмѣстѣ съ новобрачною и я переѣхалъ въ домъ и имѣніе ея супруга. «Сэръ-Джонъ,» сказала она мужу: — «я никакъ не могу обойдтись безъ Габріеля Бетереджъ.» «Миледи,» отвѣчалъ сэръ-Джонъ, — «я и самъ не могу обойдтись безъ него.» Такъ поступалъ онъ всегда относительно жены, и вотъ какимъ образомъ попалъ я къ нему въ услуженіе. Впрочемъ, мнѣ было рѣшительно все равно, куда бы ни ѣхать, лишь бы не разлучаться съ моею госпожой.
Замѣтивъ, что миледи интересовалась полевымъ хозяйствомъ, фермами и пр., я также началъ ими интересоваться, тѣмъ болѣе, что я самъ былъ седьмой сынъ одного бѣднаго фермера. Миледи сдѣлала меня помощникомъ управляющаго; я исполнялъ свою обязанность какъ нельзя лучше и за свое усердіе былъ, наконецъ, повышенъ. Нѣсколько лѣтъ спустя, — это было, если не ошибаюсь, въ понедѣльникъ, миледи — говоритъ мужу: «Сэръ-Джонъ, вашъ управляющій старъ и глупъ. Увольте его съ хорошимъ награжденіемъ, а на его мѣсто посидите Габріеля Бетереджъ.» На другой же день, стало-быть, во вторникъ, сэръ-Джонъ говоритъ ей: «Миледи, я уволилъ своего управляющаго, давъ ему хорошее награжденіе, а Габріеля Бетереджъ посадилъ на его мѣсто.» Читателю, вѣроятно, не разъ приходилось слышать о несчастныхъ супружествахъ. Вотъ вамъ совершенно противоположный примѣръ. Да послужитъ онъ нѣкоторымъ въ назиданіе, другимъ въ поощреніе, а я между тѣмъ буду продолжатъ свой разказъ.
Теперь-то, вы скажете, что я зажилъ припѣваючи! Занимая почетный и довѣренный постъ, обладая собственнымъ маленькимъ коттеджемъ, по утрамъ объѣзжая поля, послѣ обѣда составляя отчеты, по вечерамъ услаждаясь Робинзономъ Крузо и трубочкой, чего могъ я еще желать для полноты своего счастія? А припомните-ка чего недоставало Адаму, когда онъ жилъ въ раю одинокимъ? И если вы оправдываете Адама, такъ не порицайте же меня за одинаковыя съ нимъ желанія.
Женщина, обратившая на себя мое вниманіе, была моя экономка. Ее звали Селина Гоби. Относительно выбора жены, я согласенъ съ мнѣніемъ покойнаго Вильяма Кобета. Смотрите, говоритъ онъ, чтобы женщина хорошо пережевывала пищу, чтобъ она имѣла твердую поступь, и вы не ошибетесь. Селина Гоби вполнѣ соотвѣтствовала этимъ двумъ условіямъ, что и послужило первою побудительною причиной для моей женитьбы на ней. Но у меня была еще, а другая причина, до которой я дошелъ уже собственнымъ умомъ. Оставаясь незамужнею, Селина еженедѣльно стоила мнѣ денегъ, получая отъ меня содержаніе, и извѣстную плату за свой трудъ. Между тѣмъ какъ ставъ моею женой, она не увеличила бы моихъ расходовъ на свое содержаніе и въ добавокъ служила бы мнѣ даромъ. Вотъ каковъ былъ мой взглядъ на женитьбу: экономія съ легкою примѣсью любви. Объ этомъ я, какъ слѣдуетъ, счелъ за нужное, съ должнымъ почтеніемъ предупредить свою госпожу.
— Миледи, сказалъ я, — все это время я размышлялъ о Селинѣ Гоби и нашелъ, что мнѣ гораздо выгоднѣе будетъ жениться на ней чѣмъ держать ее по найму.
Миледи расхохоталась и сказала, что она не знаетъ чему болѣе удивляться — моимъ правиламъ или моему языку. Тутъ у нея вырвалась шутка, которой вамъ никакъ не понять, читатель, если вы сами не знатная особа. Уразумѣвъ лишь то, что мнѣ позволяли сдѣлать предложеніе Селинѣ, я тотчасъ же къ ней отправился. Что же отвѣчала Селина? Боже праведный! Мало же вы знаете женщинъ, коли еще спрашиваете объ этомъ. Ну, конечно, она отвѣчала «да».
Не задолго предъ свадьбой, когда начались толки о томъ, что мнѣ необходимо сшить себѣ новое платье къ предстоявшему торжеству, я немножко оробѣлъ. Въ послѣдствіи я справлялся, что испытывали другіе люди, находясь въ одинаковомъ со мною, интересномъ положеніи, и всѣ въ одинъ голосъ сознались, что за недѣлю до свадьбы имъ страхъ какъ хотѣлось освободиться отъ принятаго обязательства. Я, съ своей стороны, пошелъ крошечку далѣе: я не только пожелалъ, во и попытался выйдти изъ этого положенія. Разумѣется, не безъ должнаго возмездія невѣстѣ. Чувство врожденной справедливости никакъ не позволяло мнѣ предполагать, чтобы Селина выпустила меня даромъ. Англійскіе законы вмѣняютъ мущинѣ въ непремѣнную обязанность вознаградить женщину, которую онъ оставляетъ. Повинуясь закону и тщательно сообразивъ всѣ невыгоды этого брака, я предложилъ Селинѣ Гоби перину и пять-десять шиллинговъ вознагражденія. Вѣдь вотъ вы, пожалуй, не повѣрите, а между тѣмъ я говорю вамъ сущую правду — она была такъ глупа, что отказалась. Послѣ этого, конечно, гибель моя стала неизбѣжною. Я купилъ себѣ дешовенькое платье и сыгралъ самую дешевую свадьбу. Насъ нельзя было назвать ни счастливою, ни несчастною четой, потому что мы была и то, а другое. Самъ не понимаю какъ это случалось, только мы безпрестанно наталкивалась другъ на друга, и всегда съ наилучшими побужденіями. Когда мнѣ нужно было идти наверхъ, жена моя спускалась внизъ; а когда женѣ моей нужно было идти внизъ, я поднимался наверхъ. Такъ вотъ какова жизнь женатаго человѣка! ужь это я извѣдалъ собственнымъ горькомъ опытомъ.
Послѣ подобныхъ пятилѣтнихъ столкновеній на лѣстницѣ, мудрому Провидѣнію угодно было, взявъ мою жену, освободить васъ другъ отъ друга, а я остался одинъ съ своею маленькою дочерью, Пенелопой; другахъ дѣтей у меня не было. Вскорѣ послѣ того умеръ сэръ-Джонъ, а миледи также осталась вдовой съ своею единственною дочерью, миссъ Рахилью. Вѣроятно, я плохо описалъ вамъ госпожу мою, если вы не можете догадаться, какъ поступала она послѣ смерти жены моей. Она взяла мою маленькую Пенелопу подъ свое крылышко; помѣстила её въ шкоду, учила, сдѣлала изъ вся проворную дѣвочку, а когда она выросла, опредѣлила ее въ горничныя къ самой миссъ Рахили.
Что жедо меня касается, я продолжалъ изъ году въ годъ исполнять свою должность управляющаго вплоть до Рождества 1847 года, когда въ жизни моей послѣдовала перемѣна. Въ этотъ день миледи сама назвалась ко мнѣ на чашку чая. Она вспомнила, что съ тѣхъ поръ, какъ я опредѣлился пажомъ въ домъ стараго лорда, отца ея, протекло уже пятьдесятъ лѣтъ моей службы при ея особѣ, а съ этими словами подала мнѣ прекрасный шерстяной жилетъ своего рукодѣлья, назначавшійся для того чтобы защищать меня отъ зимней стужи.
Принимая этотъ великолѣпный подарокъ, я не находилъ словъ благодарить госпожу мою за сдѣланную мнѣ честь. Однако, къ великому удавленію моему, подарокъ оказался не честью, а подкупомъ. Миледи замѣтила прежде меня самого, что я начинаю старѣть, и (если мнѣ позволятъ такъ выразиться) пришла меня умасливать, чтобъ я отказался отъ моихъ трудныхъ занятій внѣ дома и спокойно провелъ остатокъ дней моихъ въ качествѣ ея дворецкаго. Я отклонялъ отъ себя, сколько могъ, обидное предложеніе жить на покоѣ. Но миледи, зная мою слабую сторону, стала просить меня объ этомъ, какъ о личномъ для себя одолженіи. Споръ нашъ кончился тѣмъ, что я, какъ старый дуракъ, утеръ себѣ глаза своимъ новымъ шерстянымъ жилетомъ и отвѣчалъ, что подумаю.
По уходѣ миледи душевное безпокойство мое возрасло до такихъ ужасныхъ размѣровъ, что не будучи въ состояніи «думать», я обратился къ своему обыкновенному средству, всегда выручавшему меня во всѣхъ сомнительныхъ и непредвидѣнныхъ случаяхъ моей жизни. Я закурилъ трубочку и принялся за Робинзона Крузо. Но не прошло и пяти минутъ моей бесѣды съ этою удивительною книгой, какъ вдругъ попадаю на слѣдующее утѣшительное мѣстечко (страница сто пятьдесятъ восьмая): «Сегодня мы любимъ то, что завтра будемъ ненавидѣть». Не ясный ли это былъ намекъ на мое собственное положеніе? Сегодня мнѣ хотѣлось во что бы то ни стало оставаться управляющимъ; завтра же, по мнѣнію Робинзона Крузо, желанія мои должны были измѣниться. Стоило только войдти въ свою завтрашнюю роль, и дѣло было въ шляпѣ. Успокоившись такимъ образомъ, я легъ спать въ качествѣ управляющаго леди Вериндеръ, а поутру проснулся уже ея дворецкимъ. Отлично! И все это благодаря Робинзону Крузо!
Дочь моя Пенелопа сейчасъ заглянула мнѣ черезъ плечо, желая посмотрѣть, сколько успѣлъ я написать до сихъ поръ. По ея мнѣнію, разказъ мой прекрасенъ и какъ нельзя болѣе правдивъ; но ей кажется, что я не понялъ свою задачу. Меня просятъ описать исторію алмаза, а я вмѣсто того разказываю о самомъ себѣ. Странно, въ толкъ не возьму, отчего это такъ случилось! Неужели же люди, для которыхъ сочиненіе книгъ служитъ промысломъ и средствомъ къ жизни, подобно мнѣ впутываютъ себя въ свои разказы? Если такъ, то я вполнѣ имъ сочувствую. А между тѣмъ вотъ и опять отступленіе. Что жь теперь остается дѣлать? Да ничего другаго, какъ читателю вооружаться терпѣніемъ, а мнѣ въ третій разъ начинать сызнова.