X

Не берусь рѣшать, какъ подѣйствовала бы на другихъ людей та отсрочка, на которую былъ осужденъ я. Двухчасовая проба моего терпѣнія такъ повліяла на меня, что физически я мѣста себѣ не находилъ, а въ нравственномъ отношеніи ни съ кѣмъ и говорить не могъ, до тѣхъ поръ пока не узнаю всего, что хотѣлъ мнѣ сообщить Ездра Дженнингсъ. Въ такомъ настроеніи я не только отказался отъ посѣщенія мистрисъ Абльвайтъ, но даже уклонился отъ встрѣчи съ самимъ Габріелемъ Бетереджемъ.

Возвратясь во Фризингаллъ, я оставилъ Бетереджу записку, извѣщавшую его, что дѣла внезапно отозвала меня на нѣкоторое время, но что онъ навѣрно можетъ ожидать моего возвращенія къ тремъ часамъ пополудни. Я просилъ, чтобъ онъ, въ ожиданіи меня, потребовалъ себѣ обѣдъ въ обычный часъ и затѣмъ развлекся бы чѣмъ угодно. Я зналъ, что у него во Фризингаллѣ куча пріятелей, а безъ всякаго сомнѣнія, найдется чѣмъ наполнить время до моего возвращенія въ гостиницу.

Сдѣлавъ это, я какъ можно скорѣе выбрался изъ города и прослонялся въ пустынныхъ, болотистыхъ окрестностяхъ Фризингалла, пока не настала пора вернуться къ мистеру Канди.

Ездра Дженнингсъ уже освободился, и ждалъ меня.

Онъ одиноко сидѣлъ въ бѣдненькой комнаткѣ, отдѣленной стеклянною дверью отъ операціонной. Раскрашенные рисунки, изображавшіе отвратительныя послѣдствія отвратительныхъ болѣзней украшали ея голыя, темныя стѣны. Полка, уставленная пыльными, медицинскими книгами, увѣнчанная черепомъ, вмѣсто обычнаго бюста; огромный столъ сосноваго дерева, весь залитый чернилами; деревянныя стулья того сорта, что попадаются въ кухняхъ и коттеджахъ; протертый шерстяной половикъ посреди комнаты; тазъ со стокомъ воды и краномъ, грубо вдѣланнымъ въ стѣну, непріятно намекавшій на свою связь съ хирургическими операціями, — таково было все убранство комнаты. Пчелы жужжали по цвѣтамъ, выставленнымъ въ горшкахъ за окномъ; птицы пѣли въ саду; гдѣ-то въ сосѣднемъ домѣ чуть слышно, съ перерывами, бренчало разстроенное фортепіано, то затихая, то снова звуча. Во всякомъ другомъ мѣстѣ эта будничные звуки сладко напоминала бы о повседневной жизни окружающаго мірка. Сюда же она врывалась какъ бы помѣхой тишинѣ, которую имѣли право нарушать только людскія страданія. Я поглядѣлъ на ящикъ краснаго дерева съ инструментами, на большой свертокъ корпіи, помѣщавшіеся отдѣльно на каминныхъ полкахъ, и внутренно содрогнулся, подумавъ о звукахъ, свойственныхъ повседневному быту Ездры Дженнингса.

— Я не извиняюсь въ томъ, что принимаю васъ въ этой комнатѣ, мистеръ Блекъ, сказалъ онъ: — она единственная во всемъ домѣ, гдѣ въ эти часы мы можемъ быть увѣрены, что намъ не помѣшаютъ. Вотъ я приготовилъ для васъ мои бумаги; а вотъ это двѣ книги, на которыя намъ, вѣроятно, придется ссылаться во время занятій. Подвигайтесь къ столу, тогда вамъ ловчѣе будетъ вмѣстѣ просматривать.

Я подвинулся къ столу, а Ездра Дженнингсъ подалъ мнѣ рукописныя замѣтки. Онѣ заключалась въ двухъ большихъ листахъ бумаги. Поверхность одного изъ нихъ была покрыта четкимъ письмомъ съ пробѣлами. Другой же сверху до визу былъ исписанъ красными и черными чернилами. Въ эту минуту любопытство мое было такъ раздражено, что я, взглянувъ на второй листъ бумаги, въ отчаяніи сунулъ его прочь отъ себя.

— Сжальтесь надо мной хоть немного, сказалъ я, — прежде нежели я стану читать это, скажите, на что я могу надѣяться?

- Охотно, мистеръ Блекъ! позволите ли вы предложить вамъ вопроса два?

— Сколько угодно.

Онъ поглядѣлъ на меня съ грустною улыбкой и добрымъ, полнымъ участія выраженіемъ въ кроткихъ, темныхъ глазахъ.

— Вы уже говорили мнѣ, сказалъ онъ, — что съ роду, завѣдомо вамъ, не пробовала опіума.

— Завѣдомо мнѣ? повторилъ я.

— Вы сейчасъ увидите, зачѣмъ я дѣлаю эту оговорку. Будемъ продолжать. Вы не вспомните, чтобы когда-нибудь принимали опіумъ. Прошлаго года въ это самое время вы страдали нервнымъ раздраженіемъ и плохо спали по ночамъ.

Однакоже ночь въ день рожденія оказалась исключеніемъ изъ общаго правила: вы спали крѣпко. Такъ ли я говорю до сихъ поръ?

— Совершенно такъ.

— Не извѣстно ли вамъ какой-нибудь причины, которой вы могли бы приписать это нервное страданіе и безсонницу.

— Нѣтъ, никакой. Старикъ Бетереджъ, помнится, угадывалъ причину. Но объ этомъ едва ли стоитъ упоминать.

— Извините. Въ подобномъ дѣлѣ все стоитъ упомнить. Бетереджъ объяснялъ же чѣмъ-нибудь вашу безсонницу. Чѣмъ же?

— Тѣмъ, что я бросилъ курить.

— А у васъ была постоянная привычка?

— Да.

— И вы ее оставили разомъ?

— Да.

— Бетереджъ былъ совершенно правъ, мистеръ Блекъ. Когда куреніе обратилось въ привычку, надо обладать необыкновеннымъ здоровьемъ, чтобы разомъ бросить ее безъ нѣкотораго, временнаго вреда для нервной системы. Теперь мнѣ понятна ваша безсонница. Слѣдующій вопросъ касается мистера Канди. Припомните-ка, не вступали ли вы съ нимъ въ какой-нибудь споръ, — за обѣдомъ или послѣ,- по предмету его профессіи?

Вопросъ этотъ мигомъ пробудилъ во мнѣ одно изъ дремлющихъ воспоминаній въ связи съ празднествомъ дня рожденія. Глупое состязаніе, происшедшее при этомъ случаѣ между мной и мистеромъ Канди, читатель найдетъ въ X главѣ Бетереджева разказа, гдѣ оно изложено гораздо пространнѣе чѣмъ заслуживаетъ. Я такъ мало думалъ о немъ въ послѣдствіи, что подробности этого спора совершенно изгладились въ моей памяти. Я могъ только вспомнить и передать Ездрѣ Дженнингсу, какъ я нападалъ за обѣдомъ на искусство врачеванія съ такою рѣзкостью и упорствомъ, что даже мистера Канди на минуту вывелъ изъ терпѣнія. Я вспомнилъ также, что сама леди Вериндеръ прекратила споръ своимъ вмѣшательствомъ, а мы съ маленькимъ докторомъ, какъ говорятъ дѣти «опять помирились» и разсталась къ ночи, попрежнему, добрыми пріятелями.

— Еще одно, сказалъ Ездра Дженнингсъ, — что мнѣ весьма важно знать, не было ли у васъ въ то время какой-нибудь особенной причины безпокоиться объ алмазѣ?

— У меня были самыя уважительныя причины безпокоиться о немъ; я зналъ, что насчетъ его составленъ заговоръ, а меня предупредила, чтобъ я правилъ мѣры относительно безопасности миссъ Вериндеръ, какъ владѣлицы камня.

— Вечеромъ въ день рожденія, предъ тѣмъ какъ ложиться спать, не говорили ли вы съ кѣмъ-нибудь объ обезпеченіи сохранности алмаза.

— Леди Вериндеръ говорила объ этомъ съ дочерью…

— При васъ?

— Да.

Ездра Дженнингсъ взялъ со стола замѣтки и подалъ ихъ мнѣ.

— Мистеръ Блекъ, сказалъ онъ: — если вы прочтете эти замѣтки теперь, когда мои вопросы и ваши отвѣты пролила новый свѣтъ на нихъ, то вы сдѣлаете два удивительныя открытія касательно васъ самихъ. Вы увидите: вопервыхъ, что вы вошли въ гостиную миссъ Вериндеръ и взяли алмазъ, находясь въ возбужденномъ состояніи, происшедшемъ отъ пріема опіума; вовторыхъ, что опіумъ былъ данъ вамъ мистеромъ Канди, — безъ вашего вѣдома, — въ видѣ практическаго опроверженія мнѣніи, высказанныхъ вами за обѣдомъ.

Я остался съ бумагами въ рукѣ, совершенно ошеломленный.

— Читайте и простите бѣднаго мистера Канди, кротко проговорилъ помощникъ; — согласенъ, что онъ страшныхъ бѣдъ надѣлалъ, но вѣдь это было неумышленно. Просмотрѣвъ эта замѣтки, вы увидите, что онъ, еслибы не заболѣлъ, на другой же день вернулся бы къ леди Вериндеръ и сознался бы въ сыгранной надъ вами шуткѣ. миссъ Вериндеръ услыхала бы объ этомъ, разспросила бы его, и правда, скрывавшаяся въ теченіи цѣлаго года, вышла бы наружу въ тотъ же день.

Я сталъ приходить въ себя.

— Мистеръ Канди внѣ всякаго гнѣва съ моей стороны, сердито проговорилъ я. — Но сыгранная надо мной шутка тѣмъ не менѣе коварный поступокъ. Я могу простить, но никогда не забуду его.

- Всякій врачъ совершаетъ подобныя коварства, мистеръ Блекъ, въ теченіи своей практики. Невѣжественная боязнь опіума (у насъ въ Англіи) не ограничивается низшими и менѣе образованными классами. Всякій докторъ при большой практикѣ по временамъ бываетъ вынужденъ обманывать своихъ паціентовъ, какъ мистеръ Канди обманулъ васъ. Я не защищаю его шутки, безразсудно сыгранной надъ вами. Я только прошу васъ точнѣе и снисходительнѣе взглянутъ на ея цѣль.

— Какъ это сдѣлано? спросилъ я: — кто же далъ мнѣ опіуму безъ моего вѣдома.

— Ужь этого я не знаю. Мистеръ Канди словечка не проронилъ объ этомъ во всю свою болѣзнь. Можетъ бытъ, собственная ваша память укажетъ вамъ, кого слѣдуетъ подозрѣвать?

— Нѣтъ.

— Да оно и безполезно въ настоящемъ случаѣ. Опіумъ вамъ дали какъ-нибудь тайно. Оставимъ это и перейдемъ къ тому, что для насъ именно теперь важно. Прочтите мои замѣтки, если разберете. Освойтесь со всѣми прошлыми событіями. Я хочу предложить вамъ, касательно будущаго, нѣчто весьма смѣлое и поразительное.

Эта слова заставили меня очнуться.

Я просмотрѣлъ бумаги въ томъ самомъ порядкѣ, какъ мнѣ ихъ передалъ Ездра Дженнингсъ. Менѣе исписанный листъ лежалъ сверху. Въ немъ заключались слѣдующіе разрозненныя слова и отрывки фразъ, вырвавшіяся у мистера Канди въ бреду:

«Мистеръ Франклинъ Блекъ…. и любезенъ… заткнуть ротъ……. медицинѣ….. признался….. по ночамъ безсонница… говорю ему….. разстроены…. лѣкарство…. онъ говоритъ мнѣ…. и отыскивать дорогу въ потьмахъ одно и то же…. всею компаніей за столомъ…. я говорю… ищете сна… зачѣмъ, кромѣ лѣкарства…. Онъ говоритъ…. велъ слѣпаго… понимаю, что это значитъ…. Остроумно… проспать всю ночь, несмотря на то…. надо уснуть… аптечка леди Вериндеръ….. двадцать пять капель… безъ его вѣдома…. завтра поутру…. Ну, мистеръ Блекъ… лѣкарства сегодня…. никогда…. безъ того…. Напротивъ, мистеръ Канди…. Отлично… безъ того…. прихлопнуть его… правдой…. Кромѣ того…. отлично…. дозу опіуму, сэръ…. въ постель….. Что же теперь…. медицинѣ-то….

Этимъ оканчивался первый изъ двухъ листовъ бумаги. Я возвратилъ его Ездрѣ Дженнингсу.

— Это не то ли, что вы слышали у постели его? спросилъ я.

— Буквально то самое, что я слышалъ, отвѣтилъ онъ, — за исключеніемъ повтореній, которыхъ я не воспроизводилъ изъ моихъ скорописныхъ замѣтокъ. Онъ повторялъ нѣкоторыя слова и фразы разъ двѣнадцать кряду, даже разъ по пятидесяти, смотря по большей или меньшей важности, которую придавалъ выражаемой ими мысли. Такимъ образомъ эти повторенія нѣсколько помогли мнѣ связать отрывочныя фразы. Не думайте, прибавилъ онъ, показывая на второй листъ бумаги, — чтобъ я претендовалъ на воспроизведеніе тѣхъ самыхъ выраженій, которыя употребилъ бы самъ мистеръ Канди, еслибы могъ связно говорить. Я говорю только, что проникъ сквозь всѣ препятствія безсвязнаго выраженія до мысли, которая въ это время таилась въ немъ со всею своею послѣдовательностью. Судите сами.

Я взялся за второй листъ, служившій ключомъ къ первому, какъ мнѣ теперь стало извѣстно.

Бредни мистера Канди были вновь переписаны черными чернилами; а пробѣлы между фразами Ездра Дженнингсъ дополнилъ красными чернилами. Я воспроизвожу ихъ одинаковымъ почеркомъ, такъ какъ подлинникъ и дополненіе его на этихъ страницахъ довольно близко слѣдуютъ одно за другимъ, чтобъ ихъ легко можно было сравнить между собой.

«…..Мистеръ Франклинъ Блекъ уменъ и любезенъ, но ему надо заткнуть ротъ, когда онъ говоритъ о медицинѣ. Онъ признался, что у него по ночамъ безсонница. Я говорю ему, что нервы его разстроены и надо принять лѣкарство. А онъ говоритъ мнѣ, что лѣчиться, и отыскивать дорогу въ потьмахъ — одно и то же. И это предъ всею компаніей, за столомъ. Я говорю: «это вы ищете сна и ничѣмъ кромѣ лѣкарства не добудете его.» А онъ говорятъ мнѣ: «слыхалъ я, какъ слѣпой ведъ слѣпаго, и теперь понимаю, что это значитъ». Остроумно, а все-таки онъ у меня проспитъ цѣлую ночь, несмотря на то. Ему непремѣнно надо уснуть; у меня подъ рукой аптечка леди Вериндеръ. Дать ему двадцать пять капель опіума на ночь, безъ его вѣдома, и зайдти завтра поутру. «Ну, мистеръ Блекъ, не принять ли вамъ немножко лѣкарства сегодня? Вы никакъ не уснете безъ того.» — «А вотъ, напротивъ, мистеръ Канди, я отлично спалъ эту ночь и безъ того.» Тутъ и прихлопнуть его всею правдой! Кромѣ того, что вы отлично спали, вы еще приняли дозу опіуму, сэръ, предъ тѣмъ какъ лечь въ постель. Что же теперь вы скажете о медицинѣ-то?»

Возвративъ рукопись Ездрѣ Дженнингсу, я прежде всего весьма естественно пришедъ въ восторгъ отъ той ловкости, съ которою онъ выработалъ эту гладкую и законченную ткань изъ перепутанной пасьмы. Я хотѣлъ-было выразить свое удивленіе въ нѣсколькихъ словахъ, но онъ скромно перебилъ ихъ, спросивъ, согласенъ ли его выводъ изъ этихъ записокъ съ моимъ.

— Увѣрены ли вы подобно мнѣ, оказалъ онъ, — что во всѣхъ вашихъ поступкахъ вечеромъ, въ день рожденія миссъ Вериндеръ, вы дѣйствовали подъ вліяніемъ опіума?

— Я слишкомъ мало знаю о вліяніи опіума, чтобъ имѣть свое мнѣніе, отвѣтилъ я. — Я могу только слѣдить за вашимъ и убѣждаюсь, что вы правы.

— Очень хорошо. Слѣдующій вопросъ вотъ въ чемъ. Вы теперь убѣждены, я также убѣжденъ, но какъ вамъ убѣдитъ другихъ?

Я показалъ ему на двѣ рукописи, лежавшіе предъ нами на столѣ. Ездра Дженнингсъ покачалъ головой.

— Безполезно, мистеръ Блекъ! Совершенно безполезно въ силу трехъ неопровержимыхъ доводовъ. Вопервыхъ, эти замѣтки была сдѣланы при условіяхъ, совершенно чуждыхъ большинству людей. Вотъ вамъ одно уже не въ пользу ихъ! Вовторыхъ, эти замѣтки представляютъ собой медицинскую метафизическую теорію. Опять не въ пользу ихъ! Втретьихъ, эти замѣтки сдѣланы мною, ничто, кромѣ моего заявленія, не удостовѣряетъ, что это не поддѣлка. Припомните что я вамъ говорилъ на болотѣ и подумайте, много ли стоитъ мое заявленіе. Нѣтъ! относительно свѣтскаго приговора замѣтки мои имѣютъ лишь слѣдующую цѣну. Надо возстановить вашу невинность, ну, вотъ онѣ и показываютъ какъ это сдѣлать. Мы должны подтвердить ваше убѣжденіе опытомъ, и подтвердите его вы.

— Какимъ образомъ? спросилъ я.

Онъ быстро наклонился ко мнѣ черезъ столъ, раздѣлявшій васъ.

— Рѣшитесь ли вы на смѣлый опытъ?

— Я готовъ на все чтобы разсѣять подозрѣніе, которое тяготѣетъ надо мной.

— Готовы ли вы подвергнуться на время нѣкоторому разстройству?

— Какому угодно, безъ разбора.

— Послѣдуете ли вы неуклонно моему совѣту? Онъ можетъ выставить васъ на посмѣшище глупцамъ; онъ можетъ вызвать увѣщанія по стороны друзей, которыхъ мнѣнія вы обязаны уважать….

— Скажите что дѣлать? нетерпѣливо воскликнулъ я. — Я сдѣлаю это, будь что будетъ.

— Вотъ что вы сдѣлаете, мистеръ Блекъ, отвѣтилъ онъ, — вы украдете алмазъ вторично, безсознательно, въ присутствіи свидѣтелей, которыхъ показанія будутъ неоспоримы.

Я задрожалъ всѣмъ тѣломъ. Пробовалъ заговорить и только глядѣлъ на него.

— Я думаю, что это можно сдѣлать, продолжилъ онъ, — и это будетъ с дѣлано, если только вы поможете мнѣ. Постарайтесь успокоиться, сядьте, и выслушайте, что я вамъ скажу. Вы опять начали курить, я это видѣлъ самъ. Давно ли вы начали?

— Скоро годъ.

— Какъ же вы курите, больше или меньше прежняго?

— Больше.

— Можете ли вы снова бросить эту привычку? только разомъ, какъ прежде бросили.

Я начиналъ смутно догадываться куда онъ мѣтитъ.

— Брошу съ этой же минуты, отвѣтилъ я.

— Если послѣдствія будутъ тѣ же, что въ іюнѣ прошлаго года, сказалъ Ездра Дженнингсъ, — если вы опять станете страдать безсонницей, какъ страдали тогда, мы выиграемъ первый шагъ. Состояніе вашихъ нервовъ будетъ нѣсколько сходно съ тѣмъ, въ которомъ они находилась въ день рожденія миссъ Вериндеръ. Если намъ удастся хоть приблизительно возобновить домашнюю обстановку, окружавшую васъ въ то время, и если вамъ удастся занять вашъ умъ различными вопросами относительно алмаза, волновавшими васъ въ прежнее время, то вы придете приблизительно въ то же самое тѣлесное и душевное состояніе, въ которомъ опіумъ захватилъ васъ прошлаго года. Въ такомъ случаѣ мы можемъ питать весьма основательную надежду на то, что вторичный пріемъ его повлечетъ за собой въ большей или меньшей степени повтореніе тѣхъ же самыхъ послѣдствій. Вотъ мое предложеніе въ нѣсколькихъ словахъ, на скорую руку. Теперь вы увидите чѣмъ оно оправдывается.

Онъ взялъ одну изъ лежавшихъ возлѣ него книгъ и развернулъ ее на страницѣ, заложенной полоской бумаги.

— Не думайте, что я стану докучать вамъ лекціей физіологіи, оказалъ онъ:- я считаю своею обязанностью ради насъ обоихъ доказать, что прошу васъ подвергнуться этому опыту не въ силу какой-нибудь теоріи собственнаго изобрѣтенія. Взглядъ мой оправдывается общепринятыми основаніями и признанными авторитетами. Подарите мнѣ пять минутъ вниманія, а я покажу вамъ, что мое предложеніе, при всей кажущейся фантастичности его, освящается наукой. Вотъ, вопервыхъ, физіологическій принципъ, на основаніи котораго я дѣйствую, изложенный самимъ докторомъ Карпентеромъ. Прочтите про себя.

Онъ подалъ мнѣ полоску бумаги, заложенную въ книгу. На ней была написаны слѣдующія строки:

«По многомъ основаніямъ можно думать, что всякое чувственное впечатлѣніе, однажды воспринятое познавательною способностью, отмѣчается, такъ сказать, въ мозгу, и можетъ воспроизводиться въ послѣдствіи, хотя бы умъ и не сознавалъ его присутствія въ теченіи всего промежуточнаго времени.

— Ясно ли до сихъ поръ? спросилъ Ездра Дженнингсъ.

— Совершенно ясно.

Онъ подвинулъ ко мнѣ развернутую книгу и указалъ параграфъ, подчеркнутый карандашомъ.

— Теперь, сказалъ онъ, — прочтите вотъ этотъ отчетъ объ одномъ случаѣ, по-моему, прямо относящемся къ нашему положенію и къ опыту, на который я васъ подбиваю. Прежде всего замѣтьте, мистеръ Блекъ, что я ссылаюсь на величайшаго изъ англійскихъ физіологовъ. У васъ въ рукахъ физіологія человѣка, сочиненіе доктора Элліотсона; а случай, приводимый докторомъ, подтверждается извѣстнымъ авторитетомъ мистера Комба.

Указанный мнѣ параграфъ содержалъ въ себѣ слѣдующее:

«Докторъ Абель сообщалъ мнѣ», пишетъ мистеръ Комбъ, — «объ одномъ Ирландцѣ, который состоялъ носильщикомъ при магазинѣ и въ трезвомъ состояніи забывалъ что онъ дѣлалъ пьяный; но выпивъ снова, припоминалъ поступки совершенные имъ во время прежняго опьяненія. Однажды, будучи пьянъ, онъ потерялъ довольно цѣнный свертокъ, а протрезвясь, не могъ дать о немъ никакого отчета. Въ слѣдующій же разъ, какъ только напился, тотчасъ вспомнилъ, что оставилъ свертокъ въ одномъ домѣ, гдѣ тотъ, на неимѣніемъ на немъ адреса, и хранился въ цѣлости, пока за нимъ не зашли.»

— И это ясно? спросилъ Ездра Дженнингсъ.

— Какъ нельзя болѣе.

Онъ заложилъ полоску бумаги обратно и закрылъ книгу.

— Теперь вы убѣждены, что я говорилъ не безъ авторитета для своей поддержки? спросилъ онъ:- если же нѣтъ еще, то мнѣ стоитъ только пойдти къ этимъ полкамъ, а вамъ останется лишь прочесть параграфы, какія я вамъ указку.

— Я совершенно увѣренъ, сказалъ я:- безъ всякаго дальнѣйшаго чтенія.

— Въ такомъ случаѣ, мы можемъ вернуться къ тому, чт о васъ лично интересуетъ въ этомъ дѣлѣ. Я считаю своимъдолгомъ заявить вамъ все, что можно сказать противъ вашего опыта, равно какъ и въ пользу его. Еслибы въ нынѣшнемъ году мы могли воспроизвести условія вашей болѣзни точь-въ-точь, какъ они были прошлаго года, то физіологія порукой, что мы достигли бы того же самаго результата. Но это, надо сознаться, просто невозможно. Мы можемъ надѣяться лишь на приблизительное воспроизведеніе условій, и если намъ не удастся возвратить васъ въ прежнее состояніе, то попытка наша пропала. Если же вамъ это удастся, — а я надѣюсь на успѣхъ, — тогда вы повторите свои поступки въ ночь послѣ дня рожденія по крайней мѣрѣ на столько, что убѣдите всѣхъ разсудительныхъ людей въ своей невинности, нравственной разумѣется, относительно покражи алмаза. Кажется, теперь, мистеръ Блекъ, я поставилъ вопросъ по всѣхъ сторонъ его возможно ясно. Если же осталось еще нѣчто неразъясненное, укажите мнѣ, и я разъясню вамъ, если это возможно.

— Я совершенно понимаю все, что вы объяснили мнѣ, сказалъ я:- но, признаюсь, меня озадачиваетъ одинъ пунктъ, котораго вы мнѣ еще не разъяснили.

— Какой же это?

— Я не понимаю самого дѣйствія опіума. Я не понимаю, какъ я могъ ходить внизъ по лѣстницѣ и вдоль по корридорамъ, отворять и задвигать ящики коммода и снова вернуться въ свою комнату. Все это проявленіе дѣятельныхъ силъ. Я думалъ, что опіумъ сначала одуряетъ, а потомъ клонитъ ко сну.

— Это общее заблужденіе насчетъ опіума, мистеръ Блекъ! Въ настоящую минуту я служу вамъ своимъ умомъ (какой есть) подъ вліяніемъ дозы опіума вдесятеро сильнѣйшей нежели данная вамъ мистеромъ Канди. Но не полагайтесь на мой авторитетъ даже въ личномъ моемъ опытѣ. Я предвидѣлъ ваше возраженіе, а опять таки запасся безпристрастнымъ свидѣтельствомъ, которое будетъ имѣть надлежащій вѣсъ въ вашихъ глазахъ и въ глазахъ вашихъ друзей.

Онъ подалъ мнѣ вторую изъ двухъ лежавшихъ на столѣ книгъ.

— Вотъ, сказалъ онъ:- пресловутыя Признанія англійскаго изтребителя опіума! Возьмите книгу съ собой и прочтите. На отмѣченной мною страницѣ вы увидите, что де-Квинсей, когда ему случалось, какъ онъ выражается, «не въ мѣру хватать опіуму», или шелъ въ раекъ опернаго театра наслаждаться музыкой, или въ субботніе вечера шлялся по лондонскимъ рынкамъ и съ любопытствомъ сдѣлалъ за всѣми плутнями и продѣлками бѣдняковъ, промышлявшихъ себѣ воскресный обѣдъ. Этого довольно для доказательства способности къ дѣятельнымъ занятіямъ и передвиженію съ мѣста на мѣсто подъ вліяніемъ опіума.

— Въ этомъ отношеніи я удовлетворенъ вашимъ отвѣтомъ, сказалъ я, — но я не вижу въ немъ, какъ именно дѣйствовалъ опіумъ на меня самого.

— Постараюсь отвѣтить на это въ нѣсколькихъ словахъ, сказалъ Ездра Дженнингсъ;- дѣйствіе опіума, въ большинствѣ случаевъ, заключается въ двухъ вліяніяхъ: сначала возбудительномъ, а потомъ усыпляющемъ. Подъ вліяніемъ возбужденія, послѣдніе и самыя живыя впечатлѣнія, оставшіяся въ умѣ вашемъ, — именно впечатлѣнія, касавшіяся алмаза, — при болѣзненно раздраженномъ состояніи вашихъ нервовъ, весьма вѣроятно, должны были преобладать въ мозгу и подчинить себѣ вашъ разсудокъ вмѣстѣ съ волей, точь-въ-точь какъ ихъ подчиняетъ себѣ обыкновенное сновидѣніе. Мало-по-малу, подъ этимъ вліяніемъ, опасенія за цѣлость алмаза, ощущаемыя вами въ теченіе дня, стали весьма способны развиться изъ сомнѣній въ положительную увѣренность, побудить васъ къ дѣятельной попыткѣ предохранить драгоцѣнность, направить васъ съ этою цѣлью въ ту комнату, куда вы входили, и руководить васъ по ящикамъ коммода, пока вы не нашли того, въ которомъ лежалъ камень. Въ опьяненіи опіумомъ вы все это могли сдѣлать. Позже, когда усыпляющее вліяніе его стало брать верхъ надъ возбудительнымъ, вы понемногу начали приходить въ оцѣпѣненіе и столбнякъ. Еще позднѣе вы впали въ глубокій сонъ. Когда же настало утро, и вы проспались отъ опіума, то проснулись въ совершенномъ невѣдѣніи своихъ поступковъ за-ночь, словно вы прожили это время у антиподовъ. Достаточно ли я разъяснилъ вамъ, до сихъ поръ?

— Вы настолько разъяснили мнѣ, сказалъ я, — что я попрошу васъ продолжать. Вы показали мнѣ, какъ я вошелъ въ комнату и взялъ алмазъ. Но миссъ Вериндеръ видѣла, какъ я вышедъ изъ комнаты съ алмазомъ въ рукѣ. Можете ли вы прослѣдить мои дѣйствія съ этой минуты? Можете ли вы угадать, что я сдѣлалъ вслѣдъ затѣмъ?

— Вотъ къ этому-то я, и веду теперь, возразилъ онъ:- это еще вопросъ, не пригодится ли опытъ, — предлагаемый мной въ видѣ средства возстановить вашу невинность, — въ то же время какъ средство для розыска пропавшаго алмаза. Выйдя изъ гостиной миссъ Вериндеръ, съ алмазомъ въ рукѣ, вы, по всей вѣроятности, вернулась въ свою комнату….

— Да? И что же затѣмъ?

— Очень возможно, мистеръ Блекъ, — я не смѣю высказаться утвердительнѣе, — что мысль о сохраненіи алмаза весьма естественно и послѣдовательно привела васъ къ мысли спрятать алмазъ, и вы спрятали его гдѣ-нибудь въ вашей спальнѣ. Въ такомъ случаѣ происшествіе съ ирландскимъ носильщикомъ можетъ повториться и съ вами. Подъ вліяніемъ вторичнаго пріема опіума, вы, пожалуй, вспомните мѣсто, въ которомъ спрятали алмазъ подъ вліяніемъ перваго пріема.

Теперь настала моя очередь просвѣщать Ездру Дженнингса. Я прервалъ его на этихъ словахъ.

— Вы разчитываете, сказалъ я, — на результатъ, котораго быть не можетъ. Алмазъ въ настоящее время находится въ Лондонѣ.

Онъ вздрогнулъ и поглядѣлъ на меня съ величайшимъ удивленіемъ.

— Въ Лондонѣ? повторилъ онъ:- какъ же онъ попалъ въ Лондонъ изъ дома леди Вериндеръ?

— Этого никто не знаетъ.

— Вы собственноручно вынесли его изъ комнаты миссъ Вериндеръ. Какъ же его взяли у васъ?

— Я понятія не имѣю, какъ его у меня взяли.

— Видѣли вы его, проснувшись поутру?

— Нѣтъ.

— Мистеръ Блекъ! Тутъ, кажется, надо кое-что разъяснить. Смѣю ли я спросить, почему вы знаете, что алмазъ въ настоящее время находится въ Лондонѣ?

Этотъ самый вопросъ я предлагалъ мистеру Броффу, производя первыя изслѣдованія о Лунномъ камнѣ, по возвращеніи моемъ въ Англію. Поэтому, отвѣчая Ездрѣ Дженнингсу, я повторилъ только слышанное мною изъ собственныхъ устъ адвоката и уже извѣстное читателю.

Онъ явно высказалъ, что не удовлетворенъ моимъ отвѣтомъ.

— Со всѣмъ должнымъ уваженіемъ къ вамъ, оказанъ онъ, — и къ мистеру Боффу, я все-таки держусь того мнѣнія, которое сейчасъ выразилъ. Я очень хорошо знаю, что оно основывается на одномъ предположеніи. Простите, если я напомню вамъ, что и ваше мнѣніе также на одномъ предположеніи основано.

Этотъ взглядъ на дѣло былъ для меня совершенно вонъ. Я съ нетерпѣніемъ ждалъ чѣмъ онъ оправдаетъ его.

— Я предполагаю, продолжилъ Ездра Дженнингсъ, — что вліяніе опіума, побудивъ васъ овладѣть алмазомъ съ цѣлію обезпеченія его цѣлости, могло точно также побудить насъ спрятать его, съ тою же цѣлью, гдѣ-нибудь въ своей комнатѣ. А вы предполагаете, что индѣйскіе заговорщики никоимъ образомъ не могла ошибаться. Индѣйцы пошли за алмазомъ въ домъ мистера Локера, а поэтому алмазъ непремѣнно долженъ быть у мистера Локера въ рукахъ! Есть ли у васъ какое-нибудь доказательство хоть бы того, что алмазъ дѣйствительно увезли въ Лондонъ? Вы даже не можете догадаться какъ или кѣмъ онъ былъ взятъ имъ дома леди Вериндеръ! А чѣмъ вы докажете, что онъ точно заложенъ мистеру Локеру? Онъ заявляетъ, что никогда и не слыхивалъ о Лунномъ камнѣ, и въ распискѣ его банкира ничего не видно, кромѣ пріема драгоцѣнности высокой стоимости. Индѣйцы полагаютъ, что мистеръ Локеръ лжетъ, — и вы опять таки полагаете, что Индѣйцы правы. Въ защиту своего взгляда я говорю только, что онъ возможенъ. Можете ли вы, основываясь на логикѣ или на законѣ, оказать нѣчто большее въ защиту вашего взгляда, мистеръ Блекъ?

Вопросъ былъ поставленъ твердо и, — нечего спорить — вполнѣ справедливо.

— Сознаюсь, что вы озадачили меня, отвѣтилъ я. — Вы ничего не имѣете противъ того, чтобъ я написалъ къ мистеру Броффу и сообщалъ ему сказанное вами?

— Напротивъ, я буду весьма радъ, если вы напишете мистеру Броффу. Посовѣтовавшись съ его опытностью, мы, пожалуй, увидимъ все дѣло въ иномъ свѣтѣ. Теперь же возвратимся къ нашему опыту съ опіумомъ. Итакъ, рѣшено, что вы съ этой минуты бросаете привычку курить?

— Бросаю съ этой минуты.

— Это первый шагъ. Второе — надо воспроизвести, какъ можно приблизительнѣе, домашнюю обстановку, окружавшую васъ въ прошломъ году.

Какъ же это сдѣлать? Леди Вериндеръ умерла. Мы съ Рахилью безвозвратно разошлись до тѣхъ поръ, пока на мнѣ будетъ лежать подозрѣніе въ кражѣ. Годфрей Абдьвайтъ находился въ отсутствіи, путешествуя на континентѣ. Просто невозможно было собрать бывшихъ въ домѣ въ то время, когда я провелъ въ немъ послѣднюю ночь. Заявленіе этого препятствія, повидимому, не смутило Ездру Дженнингса. Онъ оказалъ, что придаетъ весьма мало значенія сбору этихъ людей, имѣя въ виду всю тщету надежды сызнова поставить ихъ въ разнообразныя положенія, какія занимали они относительно меня въ прошлое время. Но съ другой стороны, онъ считалъ существеннымъ залогомъ успѣха опыта, чтобъ я былъ окруженъ тѣми же самыми предметами, которые окружали меня въ послѣднюю мою побывку въ томъ домѣ.

— Важнѣе всего, сказалъ онъ, — чтобы вы спали въ той же комнатѣ, гдѣ ночевали въ день рожденія, и чтобъ она была точно такъ же меблирована. Лѣстница, корридоры и гостиная миссъ Вериндеръ должны быть возобновлены въ томъ же видѣ, какъ были при васъ. Въ этомъ отдѣленіи дома безусловно необходимо, мистеръ Блекъ, поставить на прежнее мѣсто всю мебель, которую теперь когда оттуда вынесли. Вы напрасно пожертвуете своими сигарами, если мы не получимъ на это позволенія миссъ Вериндеръ.

— Кто же долженъ обратиться къ ней за позволеніемъ спросилъ я.

— А вамъ развѣ нельзя?

— И думать нечего. Послѣ того что произошло между ними относительно пропажи алмаза, я не могу ни видѣть ее, ни писать къ ней, пока дѣла обстоятъ попрежнему.

Ездра Дженнингсъ помолчалъ и подумалъ съ минуту.

— Смѣю ли я предложить вамъ одинъ щекотливый вопросъ? проговорилъ онъ.

Я сдѣлалъ ему знакъ продолжать.

— Справедливо ли я предполагаю, мистеръ Блекъ (судя по двумъ-тремъ словамъ, которыя вы проронили), что вы питали не совсѣмъ обыкновенное участіе къ миссъ Вериндеръ въ прежнее время?

— Совершенно справедливо.

— Отвѣчали ль вамъ на это чувство?

— Отвѣчали.

— Какъ вы думаете, не будетъ ли миссъ Вериндеръ сильно заинтересована въ попыткѣ возстановить вашу невинность?

— Я въ этомъ увѣренъ.

— Въ такомъ случаѣ и напишу къ миссъ Вериндеръ, если вы мнѣ позволите.

— Сообщивъ ей о предложеніи, которое вы мнѣ сдѣлали?

— Сообщивъ ей о всемъ происшедшемъ сегодня между нами.

Нѣтъ нужды говорить, что я съ жаромъ принялъ предложенную мнѣ услугу.

— Я еще успѣю написать съ нынѣшнею почтой, сказалъ онъ, взглянувъ на часы:- не забудьте запереть сигары, когда вернетесь въ свою гостинницу! Завтра поутру я зайду освѣдомиться, каково проведете вы ночь.

Я сталъ прощаться съ нимъ и попробовалъ выразиться искреннюю благодарность за его доброту. Онъ тихо пожалъ мнѣ руку.

— Припомните что я говорилъ вамъ на болотѣ, сказалъ онъ: — если мнѣ удастся оказать вамъ услугу, мистеръ Блекъ, для меня это будетъ какъ бы послѣдній проблескъ солнца на вечерней зарѣ долгаго и пасмурнаго дня.

Мы разстались. То было пятнадцатое іюня. Событія слѣдующихъ десяти дней, — всѣ до одного болѣе или менѣе касающіяся опыта, пассивнымъ предметомъ котораго былъ я, — записаны, по мѣрѣ того какъ происходили, въ дневникѣ помощника мистера Канди. На страницахъ, писанныхъ Ездрою Джениннгсомъ, ничто не утаено, ничто не забыто. Пусть же Ездра Дженнингсъ и разкажетъ теперь, какъ произведенъ былъ опытъ съ опіумомъ и чѣмъ онъ кончился.