Я велѣлъ приготовить кабріолетъ, на случай еслибы мистеръ Франклинъ захотѣлъ, во что бы то ни стало, уѣхать отъ насъ съ вечернимъ поѣздомъ. Появленіе на лѣстницѣ багажа, за которымъ слѣдовалъ и самъ мистеръ Франклинъ, убѣдило меня, что на этотъ разъ рѣшеніе его осталось непоколебимымъ.
— Да вы и вправду уѣзжаете, сэръ? сказалъ я, встрѣтясь съ нимъ въ сѣняхъ. — Что бы вамъ подождать еще денекъ-другой и дать миссъ Рахили время одуматься?
Куда дѣвался весь заграничный лоскъ мистера Франклина, когда наступила минута прощанья! Вмѣсто отвѣта, онъ сунулъ мнѣ въ руку письмо, полученное имъ отъ миледи. Большая часть его заключала въсебѣ повтореніе того, что было уже сообщено въ письмѣ, адресованномъ на мое имя. Но въ концѣ его было прибавлено нѣсколько строкъ, относящихся до миссъ Рахили, которыя если и не могли служить объясненіемъ чему-либо другому, то по крайней мѣрѣ дѣлали понятнымъ непоколебимость рѣшенія мистера Франклина.
«Вы вѣрно удивитесь, узнавъ, какъ терпѣливо переношу я скрытность моей дочери по поводу всего происшедшаго (писала миледи). Въ домѣ пропалъ алмазъ, стоящій 20.000 фунтовъ стерлинговъ, и все заставляетъ меня предполагать, что пропажа его, составляющая для насъ тайну, во всѣхъ подробностяхъ извѣстна Рахили, хотя нѣкоторыя неизвѣстныя мнѣ лица, въ виду непонятной для меня цѣли, наложили на нее странное обязательство хранить молчаніе. Вамъ, можетъ-быть, странно, что я позволяю своей дочери издѣваться надо мной? А между тѣмъ это весьма просто. Вникните только хорошенько въ положеніе Рахили. Нервы ея до такой степени разстроены, что жалко смотрѣть на нее. Я не рѣшусь поднимать разговоръ о Лунномъ камнѣ до тѣхъ поръ, пока время не принесетъ ей должнаго успокоенія. Съ этою цѣлью я даже не задумалась удалитъ полисмена. Смущающая насъ тайна и его самого приводитъ въ замѣшательство; какъ человѣкъ посторонній, онъ не въ силахъ помочь намъ, а только увеличиваетъ мои мученія и однимъ своимъ именемъ доводитъ Рахиль до бѣшенства.
«Я по возможности хорошо устроила свои планы на будущее. Въ настоящее время я намѣрена увезти Рахиль въ Лондонъ, отчасти для того, чтобы разсѣять ея мысли перемѣной обстановки, а съ другой стороны для того, чтобы посовѣтоваться о ней съ лучшими медиками. Какъ мнѣ звать васъ къ себѣ въ Лондонъ? Берите съ меня примѣръ терпѣнія, мой дорогой Франклинъ, и подождите вмѣстѣ со мной болѣе счастливаго времени. При томъ ужасномъ настроеніи духа, въ которомъ находится теперь Рахиль, она никакъ не можетъ простить вамъ вашего полезнаго содѣйствія къ розыску алмаза и не перестаетъ видѣть въ этомъ личную для себя обиду. Дѣйствуя ощупью въ этомъ дѣлѣ, вы, тѣмъ не менѣе, грозили ей раскрыть ея тайну и тѣмъ увеличивали и безъ того уже терзавшее ее безпокойство. Я не въ состояніи извинить то упорство, съ которымъ она старается сдѣлать васъ отвѣтственнымъ въ послѣдствіяхъ, которыхъ ни вы, ни я не могли не только предвидѣть, но и вообразитъ себѣ. Вразумитъ ее нѣтъ возможности, о ней можно только сожалѣть. Съ величайшимъ прискорбіемъ должна предупредить васъ, что вамъ лучше пока вовсе не встрѣчаться съ Рахилію. Предоставьте все времени — вотъ единственный совѣтъ, который я могу предложить вамъ.»
Я возвратилъ письмо мистеру Франклину, сердечно сокрушаясь за него, потому что мнѣ извѣстно было какъ искренно любилъ онъ мою молодую госпожу и какъ сильно должны были уколоть его слова миледи.
— Знаете ли, сэръ, пословицу, рѣшился я только сказать ему. — Когда обстоятельства достигли наихудшаго состоянія, то нужно скоро ожидать перемѣны ихъ къ лучшему. А сами посудите, мистеръ Франклинъ, что же можетъ бытъ хуже настоящаго положенія дѣлъ?
Мистеръ Франклинъ сложилъ письмо своей тетки и, казалось, мало успокоился замѣчаніемъ, которое я рѣшился ему сдѣлать.
— Увѣренъ, сказалъ онъ, — что въ пору моего прибытія сюда съ этимъ проклятымъ алмазомъ изъ Лондона, въ цѣлой Англіи не было семейства болѣе счастливаго чѣмъ это. Взгляните же на него теперь! Какое разъединеніе въ его средѣ и какая подозрительная таинственность во всей окружающей атмосферѣ! Припоминаете ли вы, Бетереджъ, то утро, когда мы разговаривали съ вами на зыбучихъ пескахъ о дядѣ моемъ Гернкаслѣ и о подаркѣ его ко дню рожденіи Рахили. Самъ полковникъ не подозрѣвалъ въ чьихъ рукахъ Лунный камень сдѣлается орудіемъ его мщенія!
Съ этими словами онъ пожалъ мою руку и направился къ кабріолету.
Я послѣдовалъ за нимъ по лѣстницѣ. Мнѣ было очень грустно видѣть, при какой обстановкѣ покидаетъ онъ старое гнѣздышко, гдѣ протекли самые счастливые годы его жизни. Певелопа (крайне встревоженная всѣмъ происшедшимъ въ домѣ), обливаясь слезами, пришла проститься съ нимъ. Мистеръ Франклинъ поцѣловалъ ее, на что я махнулъ рукой, какъ бы желая этимъ сказать: «На здоровье, сэръ, на здоровье.» Кое-кто изъ остальной женской прислуги очутился тутъ же, выглядывая на него изъ-за угла. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ мущинъ, которые нравятся всѣмъ женщинамъ. Въ послѣднюю минуту прощанья я подошелъ къ кабріолету и какъ милости просилъ у мистера Франклина, чтобы онъ далъ намъ о себѣ вѣсточку. Но онъ не обратилъ вниманія на мои слова, а перенося свой взглядъ отъ одного предмета на другой, какъ будто прощался со старымъ домомъ и со всею усадьбой.
— Смѣю ли опросить, сэръ, куда вы ѣдете? сказалъ я, продолжая держаться за кабріолетъ и пытаясь проникнуть въ его будущіе планы. Мистеръ Франклинъ внезапно надвинулъ себѣ на глаза шляпу.
— Куда я ѣду? повторилъ онъ за мной:- Къ чорту!
Вмѣстѣ съ этимъ словомъ пока рванулся съ мѣста, какъ бы испуганный такимъ нечестивымъ отвѣтомъ.
— Да благословитъ васъ Богъ на всѣхъ путяхъ вашихъ, сэръ! успѣлъ я промолвить, прежде нежели онъ скрылся отъ вашихъ глазъ.
Нечего сказать, пріятный и милый джентльменъ былъ мистеръ Франклинъ! Несмотря на свои недостатки и дурачества, это былъ весьма пріятный и милый джентльменъ! По отъѣздѣ его изъ дома миледи, вездѣ чувствовалась ужасная пустота.
Печаленъ и скученъ былъ наступившій затѣмъ субботній вечеръ. Для поддержанія крѣпости своего духа я усердно принялся за свою трубочку и Робинзона Крузо. Женщины (исключая Пенелопу) проводили время въ толкахъ о самоубійствѣ Розанны. Онѣ всѣ упорно держались того мнѣнія будто бѣдняжка украла Лунный камень и лишила себя жизни изъ боязни быть уличенною въ воровствѣ. Дочь моя, конечно, твердо держалась первоначально высказаннаго ею мнѣнія. Странно, что ни мнѣніе Пенелопы о причинѣ побудившей Розанну къ самоубійству, ни показанія моей молодой госпожи насчетъ ея неприкосновенности къ дѣлу, ничуть не объясняли поведенія несчастной дѣвушки. И тайная отлучка ея въ Фризингаллъ, и всѣ похожденія ей съ кофточкой оставались попрежнему загадочными. Конечно, безполезно было обращать на это обстоятельство вниманіе Пенелопы: всякое раздраженіе дѣйствовало на нее также мало, какъ проливной дождь на непромокаемую одежду. По правдѣ оказать, дочь моя наслѣдовала отъ меня стойкость взгляда и мысли и въ этомъ отношеніи даже за поясъ заткнула своего отца,
На слѣдующій день (въ воскресенье) карета, остававшаяся до сихъ поръ въ домѣ мистера Абльвайта, возвратилась къ намъ пустая. Кучеръ привезъ мнѣ письмо и нѣкоторыя приказанія для горничной миледи и для Пенелопы.
Письмо увѣдомляло меня, что моя госпожа рѣшилась въ понедѣльникъ увезти миссъ Рахиль въ свой домъ, находящійся въ Лондонѣ. Въ письменномъ же распоряженіи обѣимъ горничнымъ отдавались нѣкоторыя приказанія насчетъ необходимаго туалета, и назначалось время, когда онѣ должны были встрѣтить свою госпожу въ городѣ. Съ ними же приказано было отправиться и большей части слугъ. Уступая желанію миссъ Рахили не возвращаться болѣе домой, послѣ всего происшедшаго въ немъ, миледи рѣшилась отправиться въ Лондонъ прямо изъ Фризингалла. Я же, впредь до новыхъ распоряженій, долженъ былъ остаться въ деревнѣ для присмотра надъ домашнимъ и полевымъ хозяйствомъ. Слугамъ, оставшимся со мной, назначалось полное содержаніе.
Вспомнивъ по этому поводу все, что говорилъ мистеръ Франклинъ о разъединеніи, водворившемся въ нашей средѣ, я естественно напалъ на мысль и о самомъ мистерѣ Франклинѣ. Чѣмъ болѣе я думалъ о немъ, тѣмъ болѣе и безпокоился объ его будущемъ, и наконецъ рѣшился съ воскресною почтой написать слугѣ его батюшки, мистеру Джефко (котораго я знавалъ въ былое время), прося его увѣдомить меня, что предприметъ мистеръ Франклинъ по прибытіи своемъ въ Лондонъ.
Воскресный вечеръ былъ, кажется, еще печальнѣе субботняго. Мы кончили праздничный день такъ, какъ большая часть жителей нашего острова кончаютъ его аккуратно одинъ разъ въ недѣлю, то-есть, предупредивъ время отхода ко сну, мы всѣ задремали на своихъ стульяхъ.
Не знаю, что принесъ съ собой понедѣльникъ для остальныхъ нашихъ домашнихъ; я жевъ этотъ день испыталъ сильное потрясеніе. Именно въ понедѣльникъ и сбылось первое предсказаніе пристава Коффа, насчетъ Іолландовъ.
Отправивъ Пенелопу и горничную миледи со всѣмъ багажемъ по желѣзной дорогѣ въ Лондонъ, я бродилъ по усадьбѣ, присматривая за хозяйствомъ, какъ вдругъ слышу, что кто-то зоветъ меня. Я оглянулся назадъ и очутился лицомъ къ лицу съ дочерью рыбака, хромою Люси. За исключеніемъ хромой ноги дѣвушки и ея чрезмѣрной худобы (что въ моихъ глазахъ составляетъ страшный недостатокъ въ женщинѣ), въ ней можно было бы отыскать и нѣкоторыя пріятныя для каждаго мущины качества. Смуглое, выразительное, умное лицо ея; звучный, пріятный голосъ и прекрасные, густые, темнорусые волосы были въ числѣ ея достоинствъ. Костыль былъ грустнымъ придаткомъ къ другимъ ея бѣдствіямъ; а бѣшеный нравъ довершалъ собою ея недостатки.
— А, это вы, моя милая, оказалъ я, — что вамъ нужно?
— Гдѣ тотъ человѣкъ, котораго вы зовете Франклиномъ Блекомъ? спросила дѣвушка, опершись на костыль и бросивъ мнѣ свирѣпый взглядъ.
— Такъ неучтиво выражаться о джентльменѣ, сказалъ я. — Если вы желаете освѣдомиться о племянникѣ миледи, то должны называть его мистеромъ Франклиномь Блекомъ.
Она, прихрамывая, сдѣлала шагъ впередъ и такъ дико взглянула на меня, точно заживо хотѣла меня съѣсть.
— Мистеръ Франклинъ Блекъ! повторила она. — Убійца Франклинъ Блекь было бы для него болѣе приличное названіе.
Опытность, пріобрѣтенная мною въ супружеской жизни, оказалась на этотъ разъ сподручною. Если женщина хочетъ досадитъ вамъ, то перемѣнитесь съ ней ролями и постарайтесь сами вывести ея изъ терпѣнія. Женщины всегда заранѣе предвидятъ всякій маневръ, который вы предпримете въ свою защиту, кромѣ этого, и одно олово въ подобномъ случаѣ стоитъ цѣлой сотни. Вотъ почему и теперь достаточно было одного слова, чтобы разбѣсить хромую Люси. Насмѣшливо глядя ей въ лицо, я проговорилъ:
— Тьфу ты пропасть!
Дѣвушка мгновенно вспыхнула. Ставъ на здоровую ногу, она схватила свой костыль и неистово ударила имъ три раза по землѣ.
— Онъ убійца, убійца, убійца! Онъ былъ виновникомъ смерти Розанны Сперманъ!
Она проговорила эти слова такимъ громкимъ голосомъ, что стоявшіе неподалеку человѣка два работниковъ оглянулись на насъ; но увидавъ хромую Люси, и зная чего можно отъ нея ожидать, они опятъ отвернулась.
— Онъ былъ виновникомъ смерти Розанны Сперманъ? повторилъ я. — Что же заставляетъ васъ предполагать это, Люси?
— А вамъ что за дѣло? Да и есть ли кому-нибудь надобность до этого? сказала она. — О! еслибъ она смотрѣла на мущинъ такъ, какъ я смотрю на нихъ, то навѣрное она была бы еще въ живыхъ!
— Она, бѣдняжка, всегда была хорошаго мнѣнія обо мнѣ, замѣтилъ я, — а я съ своей стороны ласково обращался съ нею.
Я произнесъ эти слова самымъ успокоительнымъ тономъ. Дѣло въ томъ, что у меня духу не достало снова раздражить ее какимъ-нибудь колкамъ отвѣтомъ. Сперва я имѣлъ въ виду только ея бѣшеный нравъ; теперь же я вспомнилъ объ ея горѣ, которое, какъ извѣстно, часто доводитъ бѣдняковъ до дерзости! Отвѣтъ мой смягчилъ хромую Люси. Она склонила голову и оперлась ею на костыль.
— Я любила ее, нѣжно сказала дѣвушка. — Она была несчастлива въ жизни; мистеръ Бетереджъ, низкіе люди дурно обходились съ ней, веди ее къ злу; но это не ожесточило ея кроткаго нрава. Она была ангелъ. Она могла бы быть счастлива со мной. Мы вмѣстѣ строили планы, чтобъ уѣхать въ Лондонъ и жить тамъ, какъ сестры, трудами рукъ нашихъ. Но этотъ человѣкъ явился здѣсь и разрушилъ мой планъ. Онъ околдовалъ ее. Не говорите мнѣ, будто онъ не желалъ сдѣлать это и даже не зналъ ничего объ ея любви къ нему. Онъ долженъ былъ знать это и долженъ былъ пожалѣть ее. «Жить безъ него не могу, Люси, а онъ никогда даже и не взглянетъ на меня», часто говаривала она. Ужасно, ужасно, ужасно! «Ни одинъ мужчина, отвѣчала я, не стоитъ, чтобъ объ немъ такъ сокрушались.» — «Есть мущины, за которыхъ можно жизнь свою отдать, Люси, и онъ одинъ изъ числа ихъ!» возражала она. Я сдѣлала небольшія денежныя сбереженія, порѣшила дѣло съ батюшкой и матушкой и намѣрена была увезти ее отъ униженія, которому она здѣсь подвергалась. Мы наняли бы маленькую квартирку въ Лондонѣ и жили бы вмѣстѣ какъ сестры. Вамъ извѣстно, сэръ, что она была хорошо воспитана, имѣла прекрасный почеркъ и работа у нея кипѣла въ рукахъ. Я тоже получила воспитаніе и хорошо пишу, хотя и не такъ скоро работаю, какъ она; но все же я поспѣвала бы съ своимъ дѣломъ, и мы зажили бы припѣваючи. Но что же вдругъ случилось сегодня утромъ? что случилось? Получаю отъ нея письмо и узнаю, что она порѣшила съ своею жизнію. Получаю ея письмо, въ которомъ она прощается со мной навѣки…. Гдѣ онъ? воскликнула дѣвушка, приподнимая голову съ костыля, между тѣмъ какъ глаза ея, сквозь слезы, снова заблистали гнѣвомъ… Гдѣ этотъ джентльменъ, о которомъ я не должна иначе говорить, какъ съ уваженіемъ? А недалекъ тотъ день, мистеръ Бетереджъ, когда бѣдные возстанутъ противъ богатыхъ. Молю Бога, чтобъ они начали съ него, Молю Бога объ этомъ!
Вотъ они, соединенныя въ одномъ и томъ же лицѣ, и христіанское чувство любви, и чувство ненависти, обыкновенное слѣдствіе той же самой любви, доведенной до крайности! Самъ священникъ (сознаюсь, что это уже слишкомъ сильно сказано) едва ли бы въ состояніи былъ вразумитъ дѣвушку въ настоящемъ ея положеніи. Я же рѣшился только не давать ей удаляться отъ главнаго предмета, въ надеждѣ, что услышу нѣчто заслуживающее вниманія.
— Что вамъ нужно отъ мистера Франклина Блека? спросилъ я.
— Мнѣ нужно его видѣть.
— По какому-нибудь особенному дѣлу?
— Я- имѣю къ нему письмо.
— Отъ Розанны Сперминъ?
— Да.
— Оно было прислано къ вамъ въ вашемъ письмѣ? спросилъ я.
— Да.
Неужели мракъ долженъ былъ разсѣяться? Неужели тѣ открытія, которыхъ я такъ жаждалъ, сами собой напрашивались на мое вниманіе. Необходимо было, однако, подождать съ минутку. приставъ Коффъ заразилъ нашу атмосферу и, судя по нѣкоторымъ симптомамъ, я догадался, что слѣдственная горячка начинаетъ снова овладѣвать мною.
— Вы не можете видѣться съ мистеромъ Франклиномь, сказалъ я.
— Я должна и хочу его видѣть, былъ ея отвѣтъ.
— Онъ въ прошлую ночь отправился въ Лондонъ.
Хромая Люси пристально посмотрѣла мнѣ въ лицо, и убѣдившась, что я не обманулъ ея, не говоря на слова, немедленно повернула назадъ въ Коббсъ-Голль.
— Стойте! сказалъ я. — Къ завтрашнему дню я ожидаю извѣстій отъ мистера Франклина Блека. Дайте мнѣ ваше письмо, и я перешлю его къ нему по почтѣ.
Хромая Люси пріостановилась и посмотрѣла на меня черезъ плечо.
— Я должна передать ему это письмо изъ рукъ въ руки, сказала она, — а иначе не отдамъ его.
— Не написать ли ему о томъ, что я узналъ отъ васъ?
— Напишите ему, что я ненавижу его, и вы скажете ему правду.
— Хорошо, хорошо. Но какъ же насчетъ письма?
— Если ему понадобится письмо, то пусть онъ вернется сюда и получитъ его отъ меня.
Сказавъ это, она заковыляла по дорогѣ въ Коббсъ-Голлъ. Достоинство мое, подъ вліяніемъ жара слѣдственной горячки, мгновенно испарилось. Я послѣдовалъ за ней и попытался было заставить ее говорить; но все было напрасно. Къ несчастью, я былъ мущина, а хромая Люси пользовалась случаемъ помучить меня. Въ тотъ же день, только немного попозже, я рѣшился попытать счастья у ея матери, но добрая мистрисъ Іолландъ въ состояніи была только плакать, да подчивать меня усладительною влагой голландскаго джина. На берегу я засталъ рыбака. «Сквервое дѣло», сказалъ онъ въ отвѣтъ на мои разспросы и снова принялся чинить свою сѣть. Ни отецъ Люси, ни ея мать не могли сообщить мнѣ болѣе того что я уже зналъ. Оставалось испробовать послѣднее средство: завтра утромъ написать къ мистеру Франклину Блеку.
Можете себѣ вообразить, съ какимъ нетерпѣніемъ ожидалъ я во вторникъ утромъ пріѣзда почталіона. Онъ привезъ мнѣ два письма. Изъ перваго (которое я едва имѣлъ терпѣніе прочитать) я узналъ отъ Пенелопы, что миледи и миссъ Рахиль благополучно водворились въ Лондонѣ. Второе, отъ мистера Джефко, увѣдомляло меня, что сынъ его господина уже уѣхалъ изъ Англіи.
Прибывъ въ столицу, мистеръ Франклинъ, кажется, прямо отправился на квартиру своего батюшки. Онъ пріѣхалъ невпопадъ. Мистеръ Блекъ старшій, по горло занятый дѣлами палаты общинъ, забавлялся въ этотъ день любимою парламентскою игрушкой, называемою ими «проектировкой билля». Самъ мистеръ Джефко провелъ мистера Франклина въ кабинетъ его отца.
— Какъ ты изумляешь меня своимъ неожиданнымъ появленіемъ, милый Франклинъ? Иди что-нибудь случилось?
— Рахиль нездорова, и это меня ужасно безпокоитъ.
— Весьма сожалѣю о ней, но слушать теперь не могу.
— Ну, а когда же вамъ можно будетъ это сдѣлать?
— Мой дорогой сынъ! не хочу тебя обманывать. Я весь къ твоимъ услугамъ по окончаніи сессіи, но никакъ не ранѣе. Прощай.
— Благодарю васъ, сэръ. Прощайте.
Таковъ былъ, по донесенію мистера Джефко, разговоръ, происходившій въ кабинетѣ. Разговоръ же за дверями его былъ еще менѣе продолжителенъ.
— Справьтесь, Джефко, когда отходитъ завтра первый поѣздъ, отправляющійся въ Дувръ?
— Безъ двадцати минутъ въ шесть, мистеръ Франклинъ.
— Такъ разбудите же меня въ пять.
— Вы уѣзжаете въ чужіе края, сэръ?
- Ѣду куда глаза глядятъ, Джефко.
— Прикажете доложить объ этомъ батюшкѣ?
— Да; доложите ему объ этомъ по окончаніи сессіи.
На слѣдующее утро мистеръ Франклинъ уѣхалъ за границу. Куда именно ѣхалъ онъ, этого никто не зналъ (въ томъ числѣ и онъ самъ). Мы могли ожидать отъ него писемъ изъ Европы, Азіи, Африки или Америки. Всѣ четыре части свѣта, по мнѣнію мистера Джефко, имѣли одинакіи права на мистера Франклина. Такое неблагопріятное извѣстіе, разрушивъ всякую надежду устроить свиданіе между мистеромъ Франклиномъ и хромою Люои, сразу положило конецъ моимъ дальнѣйшимъ открытіямъ. Убѣжденіе Пенелопы, будто ея подруга лишила себя жизни вслѣдствіе безнадежной любви своей къ мистеру Франклину Блеку, подтвердилось словами Люси; но затѣмъ мы ничего болѣе не узнали.
Трудно было положительно сказать, заключало ли въ себѣ предсмертное письмо Розанны то открытіе, которое, по мнѣнію мистера Франклина, она пыталась сдѣлать ему еще при жизни; или это было не болѣе какъ ея послѣднее прощальное слово и призваніе въ неудавшейся любви къ человѣку, который по своему общественному положенію стоялъ такъ неизмѣримо выше ея. А можетъ-быть, письмо заключало въ себѣ только объясненіе тѣхъ странныхъ поступковъ ея, за которыми слѣдилъ приставъ Коффъ, съ той самой минуты, какъ пропалъ Лунный камень, и до того времени, когда она рѣшилась искать смерти въ зыбучихъ пескахъ. Запечатанное письмо отдано было хромой Люси и такимъ же неприкосновеннымъ осталось оно какъ для меня, такъ и для всѣхъ окружающихъ ее, не исключая даже мистера и мистрисъ Іолландъ. Мы всѣ подозрѣвали, что ей извѣстна была тайна Розанны, и дѣлали попытки разузнать отъ нея хоть что-нибудь, — но все было напрасно. Всѣ слуги, убѣжденные, что Розанна украла и спрятала алмазъ, по очередно осмотрѣли и обшарили утесы, къ которымъ вели слѣды оставленные ею на пескѣ, но и кто оказались безуспѣшнымъ. Приливъ смѣнялся отливомъ; прошло лѣто, наступила осень, а зыбучіе пески, сокрывшіе въ себѣ тѣло Розанны, схоронили вмѣстѣ съ ней и ея тайну.
Извѣстіе объ отъѣздѣ мистера Франклина изъ Англіи въ воскресенье утромъ, равно какъ и извѣстіе о прибытіи миледи съ миссъ Рахилью въ Лондонъ въ понедѣльникъ послѣ полудня, дошли до меня, какъ вамъ извѣстно, во вторникъ. Среда окончилась, не принеся съ собой ничего; въ четвергъ же пришелъ новый запасъ новостей отъ Пенелопы.
Дочь моя писала мнѣ, что одинъ знаменитый лондонскій докторъ былъ приглашенъ къ нашей молодой госпожѣ, получилъ гинею и объявилъ, что развлеченія будутъ лучшимъ для нея лѣкарствомъ. Цвѣточныя выставки, оперы, балы, словомъ, цѣлый рядъ увеселеніи представлялся въ перспективѣ, и миссъ Рахиль, къ удивленію своей матери, совершенно отдалась этой шумной жизни. Мистеръ Годфрей навѣщалъ ихъ и, какъ видно, попрежнему ухаживалъ за своею кузиной, не взирая на пріемъ, которыя онъ встрѣтилъ съ ея стороны, пробуя свое счастье въ день ея рожденіи. Къ величайшему сожалѣнію Пенелопы, онъ былъ очень радушно принятъ и тутъ же записалъ миссъ Рахиль членомъ своего благотворительнаго комитета. Госпожа моя, какъ говорятъ, была не въ духѣ и два раза имѣла долгія совѣщанія съ своимъ адвокатомъ. Затѣмъ начинались въ письмѣ нѣкоторыя разсужденія касательно одной бѣдной родственницы миледи, миссъ Клакъ, которую, въ моемъ отчетѣ о нашемъ праздничномъ обѣдѣ, я отмѣтилъ именемъ сосѣдки мистера Годфрея и большой охотницы до шампанскаго. Пенелопа удивлялась, что миссъ Клакъ не сдѣлала до сихъ поръ визита своей тетушкѣ, но впрочемъ не сомнѣвалась, что она не замедлитъ привязаться къ миледи и т. д., и т. д., тутъ сыпались насмѣшки, которыми женщины обыкновенно такъ щедро награждаютъ другъ друга въ письмахъ и на словахъ. Обо всемъ этомъ, пожалуй, и не стоило бы упоминать, еслибы не одно обстоятельство. Кажется, что распростившись со мной, читатель, вы перейдете въ руки миссъ Клакъ. Въ такомъ случаѣ сдѣлайте мнѣ одолженіе: не вѣрьте ни единому слову изъ того, что она будетъ разказывать вамъ про вашего покорнѣйшаго слугу.
Въ пятницу не произошло ничего особеннаго, за исключеніемъ того только, что у одной изъ собакъ сдѣлались за ушами болячки. Я далъ ей пріемъ настоя поддорожника, и впредь до новыхъ распоряженій посадилъ ее на діету, состоящую изъ помоевъ и растительной пищи. Прошу извинить меня, читатель, за то, что я упомянулъ объ этомъ обстоятельствѣ, но самъ не знаю какъ оно вкралось въ мой разказъ. Пропустите его, если угодно. Я уже прихожу къ концу и скоро перестану оскорблять вашъ облагороженный современный вкусъ. Но собака была славное животное и заслуживала хорошаго ухода, право такъ.
Суббота, послѣдній день недѣли, есть вмѣстѣ съ тѣмъ и послѣдній день моего повѣствованія.
Утренняя почта привезла мнѣ сюрпризъ въ формѣ лондонской газеты. Пораженный почеркомъ адреса, выставленнымъ на конвертѣ, я сравнилъ его съ написаннымъ въ моей карманной книжкѣ именемъ и адресомъ лондонскаго закладчика, и сразу узналъ въ немъ руку пристава Коффа.
Сдѣлавъ это открытіе, я съ жадностью пробѣжалъ листокъ и напалъ на одно изъ объявленій полиціи, кругомъ обведенное чернилами. Вотъ оно, къ вашимъ услугамъ. Прочтите его вмѣстѣ со мной, читатель, и вы вполнѣ оцѣните вѣжливое вниманіе пристава Коффа, приславшаго мнѣ газету.
«Ламбеть. Незадолго до закрытія суда, мистеръ Септимій Локеръ, извѣстный продавецъ старинныхъ драгоцѣнностей, скульптурныхъ и рѣзныхъ вещей и пр. и пр., обратился къ засѣдавшему судьѣ за совѣтомъ. Проситель заявилъ, что въ продолженіе дня ему неоднократно докучали какіе-то бродячіе Индѣійы, которыми въ настоящее время переполнены наши улицы. Ихъ было трое. Несмотря на то что полиція велѣла имъ удалиться, она снова и снова возвращались, и даже дѣлали попытки войдти въ домъ, подъ тѣмъ будто бы предлогомъ, чтобы попросить милостыни. Хотя ихъ и прогнали отъ главной двери, но они снова очутились у задняго входа. Жалуясь на безпокойство, доставляемое ими, мистеръ Локеръ изъявилъ и нѣкоторое опасеніе насчетъ того, не злоумышляютъ ли они противъ его собственности. Въ коллекціи его находилось множество единственныхъ, въ своемъ родѣ, неоцѣненныхъ драгоцѣнностей классическаго и восточнаго міра. Наканунѣ еще онъ вынужденъ былъ разчитать одного искуснаго рѣщика (какъ кажется, уроженца Индіи), котораго подозрѣвалъ въ покушеніи на воровство; и мистеръ Локеръ предполагалъ, будто человѣкъ этотъ и уличные фокусники, на которыхъ онъ жаловался, дѣйствуютъ теперь заодно. Цѣль ихъ, можетъ быть, состоитъ именно въ томъ, чтобы собрать толпу, произвести тревогу на улицѣ, и пользуясь общею суматохой, забраться въ домъ. Отвѣчая на вопросы судьи, проситель заявилъ, что не имѣетъ очевидныхъ доказательствъ противъ замышляемой попытки на воровство, и можетъ только положительно жаловаться на докучливость и безпокойство, доставляемое ему Индѣйцами. Судья предупредилъ просителя, что если и впредь Индѣйцы не перестанутъ безпокоить его, то онъ въ правѣ будетъ призвать ихъ къ суду, гдѣ съ ними немедленно поступлено будетъ по закону. Что же касается до драгоцѣнностей, находящихся во владѣніи мистера Локера, то онъ совѣтовалъ ему принять всевозможные мѣры для надежнѣйшаго охраненія ихъ, прибавивъ, что, пожалуй, не лишнее будетъ объявить объ этомъ полиціи и послѣдовать ея указаніямъ, основаннымъ на опытности ея въ подобныхъ дѣлахъ. Затѣмъ проситель поблагодарилъ судью и удалился.»
Разказываютъ, что одинъ изъ древнихъ философовъ (не помню по какому случаю) совѣтовалъ своимъ близкимъ «всегда имѣть въ виду конецъ дѣла». Размышляя нѣсколько дней тому назадъ о томъ, какой будетъ конецъ этихъ страницъ и какъ удастся мнѣ сладить съ нимъ, я нашелъ, что простое изложеніе заключительныхъ фактовъ выйдетъ само собой какъ нельзя болѣе складно. Описывая исторію Луннаго камня, мы не выходили изъ области чудеснаго и кончаемъ ее теперь самымъ удивительнымъ чудомъ, а именно: разказомъ о трехъ предсказаніяхъ пристава Коффа, которыя всѣ сбылась въ продолженіе одной недѣли.
Получивъ извѣстіе объ Іолландахъ въ понедѣльникъ, я вслѣдъ затѣмъ узналъ объ Индѣйцахъ и о закладчикѣ изъ присланныхъ мнѣ лондонскихъ газетъ, такъ какъ въ то время, если помните, читатель, сама миссъ Рахиль была уже въ Лондонѣ. Сами видите, что я представляю вещи въ наихудшемъ свѣтѣ, не взирая на то что это противорѣчатъ моему собственному взгляду. Если же, руководствуясь очевидностію, вы заключите, что миссъ Рахиль заложила мистеру Локеру Лунный камень, и покинувъ меня, примкнете къ сторонѣ пристава, то я, признаться сказать, не въ состояніи буду слишкомъ порицать васъ за сдѣланное вами заключеніе. Во мракѣ добрели мы съ вами до этого мѣста разказа и во мракѣ же я вынужденъ буду покинуть насъ, почтеннѣйшій читатель.
«Почему же такъ?» спросятъ меня, пожалуй. Почему я отказываюсь ввести читателя, который такъ долго странствовалъ вмѣстѣ по мной, въ область высшаго знанія, въ которой я самъ нахожусь теперь?
Въ оправданіе свое я могу отвѣтить только одно, что дѣйствую не произвольно, а по приказанію другихъ, а что такія распоряженія сдѣланы были въ интересахъ истины. Мнѣ воспрещено разказывать здѣсь болѣе того, что было мнѣ извѣстно въ то время; проще сказать, придерживаясь только указаніи собственнаго опыта, я не долженъ говорить того, что узналъ въ послѣдствіи отъ другахъ лицъ, по той достаточной причинѣ, что вы услышите все это изъ первыхъ рукъ отъ самихъ очевидцевъ. Главная же цѣль разказа о Лунномъ камнѣ заключается не въ простомъ сгруппированіи фактовъ, а въ свидѣтельствѣ очевидцевъ. Мое воображеніе рисуетъ мнѣ почтеннаго члена семейства, занятаго 50 лѣтъ спустя чтеніемъ этихъ страницъ. Боже! какъ будетъ онъ считать себя польщеннымъ, когда его попросятъ ничего не принимать на вѣру и отнесутся къ нему какъ къ судьѣ, отъ котораго ждутъ приговора!
Итакъ, послѣ долгаго путешествія, совершеннаго вмѣстѣ, мы теперь разстаемся съ вами, читатель, унося съ собой, надѣюсь, чувство взаимнаго уваженія другъ къ другу.
Чертовская пляска индѣйскаго алмаза довела его до Лондона, куда и вы, читатель, должны будете послѣдовать за нимъ, оставивъ меня въ деревенскомъ домѣ. Прошу извиненія за недостатки этого сочиненія, за мои безконечные толки о самомъ себѣ и за то, что я быть, можетъ-быть, черезчуръ фамиліаренъ съ вами. Но право я не имѣлъ дурнаго умысла и на прощанье почтительно выпиваю за ваше здоровье и благоденствіе (я только что пообѣдалъ) кружку эля изъ погреба миледи. Желаю, чтобы вы вынесли изъ моего повѣствованія то, что Робинзонъ Крузо вынесъ изъ жизни своей за необитаемомъ островѣ, а именно то утѣшительное сознаніе, что между дурнымъ и хорошимъ, встрѣчаемымъ какъ въ жизни, такъ и въ этомъ разказѣ, перенѣсъ все-таки остается на сторонѣ послѣдняго.