Экспресс «Париж-Лион» быстро мчался в темноте ночи. Было необычайно холодно. Два других пассажира, находящихся в купэ, спали под пледами и дрожали во сне от холода. Но Годдар не спал и не замечал холода. Он не сознавал окружающей его обстановки.
Он переживал один из тех редких периодов жизни, когда человек чувствует себя хозяином своей судьбы. С тех пор, как белые меловые скалы Дувра скрылись из вида, а вместе с ними побледнели и воспоминания о свежей могиле, его охватила уверенность в своей непобедимости. Все, чего он так страстно желал в жизни, все это исполнилось. Он завоевал себе положение, он шел к победе уверенно — шаг за шагом и никогда не имел неудачи. Он завоевал себе репутацию популярного политического деятеля, ответственное положение в Прогрессивной Лиге, место в Лондонском Совете Графства, имя писателя по экономическим вопросам, известность в Экклесби и, наконец, членство в Парламенте. Он получил на выборах подавляющее большинство голосов. Победа опьянила его и так же опьянило его и сознание своей свободы. В этом приподнятом настроении он считал себя выше моральных законов, обязательных для простых людей. Смерть жены казалась ему лишь необходимой деталью в его победе. Он уже не считал себя виновным в ее смерти. Слепая судьба помогла ему, как она ему помогала до сих пор.
А теперь он находился на пути к величайшей своей победе. Каждая минута приближала его к ней. Завтра он увидит лэди Файр. Его руки обовьются вокруг нее. Она с радостью отдастся ему.
Новая жизнь начнется для него — великая, блестящая, волшебная. С нею он достигнет вершины славы. Весь мир будет знать его имя. Он попадет в историю, и потомство будет вспоминать его, как великого народного трибуна.
Да! Она обовьет своими белоснежными руками его шею и их уста сольются в долгом поцелуе. При этой мысли дрожь страсти пробегала по всему телу.
Он ни минуты не сомневался, что она будет его. Она любит его. Неоспоримое доказательство тому — письмо, которое он перечел сотни раз. Ее поспешное бегство из Лондона тоже свидетельствовало о том, как глубоко ее потрясло открытие, что он женат. Он вызывал сейчас в памяти различные сцены, мелкие подробности их встреч, которые в то время казались незначительными, но теперь приобрели совсем другой, важный и значительный смысл, в свете ее любви. Ни что не стоит больше на его пути. Он едет к ней, и он теперь уже не разбитый неудачей человек, а сильный и гордый своей славой и победой.
Он не писал ей. Он хотел удивить ее внезапным приездом, а еще более удивить ее известием о своей свободе. Он радовался уже заранее, рисуя в своем воображении эффектную сцену. Возбуждение последних дней пробудило в нем драматический инстинкт, который заложен в каждом великом ораторе, в каждом народном вожде.
— Лион, остановка десять минут.
Годдар вышел из купэ размять ноги. Большой вокзал светился во мгле январского утра. Стук колес глухо раздавался в тишине. На перроне пустынно. Одиночные закутанные фигуры, не побоявшиеся холода, переминались с ноги на ногу. Несколько человек пассажиров торопливо прошли в тускло освещенный буфет. Годдару все путешествие представлялось, как волшебный сон. Длинный поезд на высоких колесах казался ему сказочной машиной, предоставленной судьбой для его личных услуг. И машина эта была как бы символом его собственной силы.
Когда поезд снова тронулся, Годдар лег и пытался заснуть, но сильное возбуждение не давало ему возможности забыться ни на минуту. А между тем он не спал уже три ночи. Та вялость, которую он чувствовал как раз перед смертью Лиззи, уступила место необыкновенному подъему сил. Каждый нерв в нем дрожал. Он не нуждался в сне. Иногда только острая головная боль заставляла его вздрагивать, и он нервно проводил рукой по лбу. Поезд мчался в темноте, а Годдар не смыкал глаз, со страстным напряжением думая все об одном. Он следил за утренним рассветом, за наступлением светлого, радостного дня. В Авиньоне все окружающее уже было залито ярким солнечным светом — и он счел это за счастливое предзнаменование. В Марселе стало жарко. Когда поезд несся вдоль прекрасного побережья Ривьеры, Годдар словно впитывал в себя красоту природы — темно-синее море, розы, прозрачные леса пиний, яркое солнце, безоблачное небо, вереницы красивых вилл и дворцов. Блеск и радость юга казались ему новым сказочным миром. Его молчаливые спутники вышли в Тулоне, и их места заняли трое шумных гасконцев, которые до самого конца их пути громко болтали, шутили и смеялись. Годдар с удовольствием прислушивался к их бесшабашному смеху.
Время шло. В четыре часа приехали в Канн. Через несколько минут Годдар будет в Ницце. Он снова вынул письмо из кармана и долго, долго смотрел на эти дорогие строки. «…К чему стремится ваше сердце. Роданта»! Он посмотрел на темно-синее море и фиолетовое небо. Роданта! Как это имя странно гармонировало с окружающей его экзотической красотой! Сегодня вечером он назовет ее этим именем. Сегодня она будет принадлежать ему. И вместе — вдвоем — они победят весь мир.
Он выскочил на перрон в Ницце, как король, вступающий во владение новым королевством. Он осмотрелся кругом, как бы ожидал, что лэди Файр встретит его, и сам улыбнулся своей мысли. Носильщик отнес его вещи в ближайшую гостиницу. Он хотел, как можно скорее вымыться и привести себя в порядок, чтобы, не теряя времени, отправиться к ней. Через четверть часа он был уже на улице, позвал фиакр и дал ему адрес «Hôtel des Anglais». Он так горел нетерпением, что не обращал внимания ни на прекрасный бульвар, ни на блестящие кафэ и магазины, ни на ярко раскрашенные киоски. И даже не кинул взгляда на роскошное южное море. Он только всматривался в длинный ряд отелей и хотел угадать, в каком из них он найдет лэди Файр. Фиакр остановился у большого парка. Годдар взглянул вверх. Это был «Hôtel des Anglais». Он сунул монету кучеру и быстро вошел.
Швейцар в ливрее подошел к нему с вежливым вопросом.
— Кого вам угодно?
— Мне нужно видеть лэди Файр, — ответил Годдар.
— Лэди Файр уехала сегодня утром, monsieur.
— Уехала? — спросил Годдар, тупо глядя на швейцара. — Куда?
— Этого я не знаю, — сказал швейцар и затем прибавил с добродушной улыбкой. — Вероятно, вам неизвестно, monsieur, что лэди Файр больше не существует.
— Что такое? — вскричал Годдар. — Что это значит?
— Лэди Файр сегодня утром обвенчалась с monsieur Глимом. Он, кажется, член вашего парламента. Он тоже жил в нашем отеле.
Годдар смотрел на него с застывшим, помертвелым лицом. Затем он медленно повернулся и спустился на улицу. Шатаясь, он сделал несколько шагов, а потом море, деревья, большие белые дворцы — все закружилось перед его глазами и провалилось в бездну. Что-то, казалось, порвалось в его мозгу и он рухнул недвижной массой на мостовую.
* * *
Больше недели он пролежал больным. Когда он поправился, первая мысль его была — умереть! Глубокое отчаяние овладело им. Его преступление преследовало его во сне и наяву. Ему казалось, что он слышит насмешливый смех судьбы, сыгравшей над ним злую шутку, и угрызения совести, странным образом, переплетались с бессильной злобой. Его душа болела при мысли о бренности счастья. Он с содроганием думал о предстоящей ему жизни, и бывали минуты, когда он был близок к самоубийству.
Но люди, подобные Годдару, переживают крушение своего счастья и поднимаются после падений. Они продолжают жить, продолжают упорно работать, слепо повинуясь инстинкту борца, заложенного в них. Трагедия их души заключается не в смерти, а в тяжелом труде и самоотречении.
И таков, именно, конец трагедии Даниэля Годдара. Он живет и по сей день. Его имя известно всему свету. Он является гордостью не только своей партии, но всего своего народа. В будущем либеральном кабинете он получит портфель министра. Ему завидуют, за ним ухаживают, ему льстят. Самые смелые мечты его юношеских лет достигли полного осуществления. Но он навсегда потерял радость победы; и навсегда иссякли в нем родники счастья.
Он в отличных отношениях с Алоизием Глимом и довольно часто бывает у него и у его жены. Только однажды они коснулись прошлого, но и то молча.
Это случилось в первый же вечер, как они остались одни. Глим был вызван по делу и ушел из гостиной. Глаза Годдара и лэди Глим встретились — и оба они вдруг смутились. Годдар вынул из кармана письмо, несколько мгновений подержал его перед ее глазами и бросил в огонь.
Она смотрела, как пламя пожирало бумагу, и кивнула головой в знак ободрения. Она сидела в удобном кресле, в очаровательном костюме и позволила слезинке на минуту увлажнить ее глаза. Оба молчали, пока Глим не вернулся в гостиную с усмешкой на губах. Он бросился в кресло.
— Только что приходила ко мне моя бывшая прислуга, — сказал он, — и вернула мне золотой, который она однажды украла у меня. Она сказала, что ее замучила совесть. Тогда я спросил ее о бриллиантовой булавке, которая тоже потерялась. Она растерянно посмотрела на меня и убежала. Поистине, нет ничего забавнее, чем наш земной мир!
Роданта залилась серебристым смехом. Годдар через силу засмеялся и смотрел на нее. Ради этой женщины он совершил преступление. Он смеялся и шутил с ее мужем и с ней. Глим прав. Это самый забавный мир.