Глава I. Финіасу Финну предлагаютъ быть депутатомъ отъ лофшэна

Докторъ Финнъ изъ Киллало, въ графствѣ Клэръ, былъ такъ же хорошо извѣстенъ въ тѣхъ мѣстахъ — то-есть на границахъ графствъ Клэра, Лимерика, Типерари и Голуэ — какъ самъ епископъ, жившій въ томъ городѣ, и былъ столько же уважаемъ. Многіе говорили, что докторъ былъ богаче епископа и практика его простиралась почти на такой же обширный кругъ. Дѣйствительно, епископъ, котораго онъ лечилъ, хотя католикъ, всегда говорилъ, что ихъ приходы сопредѣльны. Слѣдовательно, изъ этого можно понять, что докторъ Финнъ — Малаки Финнъ его полное имя — заслужилъ обширную репутацію какъ провинціальный врачъ на западѣ Ирландіи. Это былъ человѣкъ достаточно зажиточный, хотя хвастовство его друзей, что у него было тако же тепленькое мѣстечко, какъ и у епископа, было несовсѣмъ справедливо. Епископы въ Ирландіи, если они живутъ дома даже теперь имѣютъ очень тепленькія мѣста, а докторъ Финнъ не имѣлъ ни одного пенни на свѣтѣ, котораго не пріобрѣлъ бы съ большимъ трудомъ. Сверхъ того, у него было большое семейство, пять дочерей и одинъ сынъ, и въ это время о которомъ мы говоримъ, никто не былъ обезпеченъ ни замужествомъ, ни профессіей. Единственнымъ его сыномъ, Финіасомъ. героемъ слѣдующихъ страницъ, мать и пять сестеръ очень гордились. Докторъ имѣлъ привычку говорить, что его гусекъ былъ не хуже гуськовъ другихъ, на сколько онъ можетъ видѣть теперь, но что ему пріятно было бы имѣть какія-нибудь весьма сильныя доказательства, прежде чѣмъ онѣ позволитъ себѣ выразить мнѣніе, что молодая птичка имѣетъ всѣ качества лебедя. Изъ этого можно сообразить, что докторъ Финнъ былъ человѣкъ съ здравымъ смысломъ.

Финіасъ былъ лебедемъ въ мнѣніи матери и сестеръ по причинѣ раннихъ успѣховъ въ училищѣ. Отецъ его, религія котораго была не такого фанатическаго свойства, которое мы въ Англіи приписываемѣ всѣмъ ирландскимъ католикамъ, отдалъ своего сына въ Тринити, и нѣкоторые въ окрестностяхъ Киллало — вѣроятно, паціенты доктора Дёггина изъ замка Коннель, ученаго врача, который цѣлую жизнь безуспѣшно старался отбить практику у доктора финна — объявляли, что старикъ Финнъ былъ бы не прочь, еслибъ сынъ его сдѣлался протестантомъ и получилъ стипендію. Мистриссъ Финнъ была протестантка, и пять миссъ Финнъ были протестантки, и самъ докторъ любилъ очень обѣдать у своихъ протестантскихъ друзей въ пятницу. Нашъ Финіасъ, однако, не сдѣлался протестантомъ въ Дублинѣ, каковы бы ни были тайныя желанія его отца на этотъ счетъ. Онъ присоединился къ обществу любителей преній, къ успѣху отличія, которое въ которомъ его религія не была помѣхой, и тамъ достигъ того вмѣстѣ и легко и пріятно, и которое, достигнувъ и до Киллало, способстовало къ порожденію тѣхъ идей о лебедѣ, къ которымъ такъ доступны головы матери и сестеръ.

— Я знаю теперь полдюжины старыхъ пустомелей въ настоящую минуту, сказалъ докторъ: — которые были знамениты въ обществахъ любителей преній, когда были мальчиками.

— Финіасъ уже не мальчикъ, сказала мистриссъ Финнъ.

— А пустомели не получаютъ стипендій, сказала Матильда Финнъ, вторая дочь.

— Папа всегда насмѣхается надъ Финни, сказала Барбара младшая.

— Я буду насмѣхаться надъ тобой, если ты не поостережешься, сказалъ докторъ, нѣжно взявъ Барбару за ухо.

Младшая дочь была любимицей доктора. Докторъ не насмехался надъ сыномъ, потому что позволилъ поѣхать ему въ Лондонъ, когда ему минуло двадцать-два года, для того, чтобы онъ могъ заниматься съ однимъ англійскимъ адвокатомъ. Докторѣ желалъ, чтобы сынъ его поступилъ въ ирландскую адвокатуру, а молодой человѣкъ желалъ поступить въ англійскую адвокатуру. Докторъ па столько уступилъ подъ вліяніемъ самого Финіаса и всѣхъ молодыхъ женщинъ въ своей семьѣ, что согласился платить очень способному и ученому адвокату въ Миддь-Темплѣ и назначилъ сыну полтораста фунтовъ въ годъ на два года. Докторъ Финнъ, однако, былъ еще твердъ въ своемъ намѣреніи, чтобы сынъ его поселился въ Дублинѣ и взялъ Мюнстерскій округъ — думая, что Финінсу могутъ понадобиться домашнія вліянія и домашнія связи, несмотря на то, что его сметали лебедемъ.

Финіасъ проѣлъ назначенное ему содержаніе въ три года и поступилъ въ адвокатуру; но Дома не было получено никакихъ доказательствъ, чтобы онъ пріобрѣлъ значительныя юридическія свѣдѣнія. Ученый юристъ, у ногъ котораго онъ сидѣлъ, не особенно громко расхваливалъ прилежаніе своего ученика, хотя сказалъ слова два пріятныхъ о способностяхъ своего ученика. Самъ Финіасъ Не очень хвалился своими трудами, когда проводилъ дома продолжительныя вакаціи. Слухи объ ожидаемыхъ успѣхахъ по юридической части — не доходили до Финновъ въ Киллало. Но все-таки бывали извѣстія, поддерживавшія тѣ высокія идеи въ материнской груди, о которыхъ было уже упомянуто и которые были на столько сильны, что убѣдили доктора, вопреки его собственному сужденію, согласиться на постоянное пребываніе сына въ Лондонѣ. Финіасъ принадлежалъ къ превосходному клубу — къ клубу Реформъ — и бывалъ въ очень хорошемъ обществѣ. Онъ былъ задушевный другъ Лоренса Фицджибона, старшаго сына лорда Кладдафа. Онъ былъ друженъ съ Баррингтономъ Ирлемъ, который былъ домашнимъ секретаремъ знаменитаго вига, бывшаго перваго министра. Онъ обѣдалъ раза четыре у этого знаменитаго вига, графа Брентфорда. И его увѣряли, что если онъ останется въ англійской адвокатурѣ, то онъ непремѣнно будетъ имѣть успѣхъ. Хотя, можетъ быть, не будетъ имѣть удачи въ судѣ, онъ безъ сомнѣнія получитъ одно изъ тѣхъ многочисленныхъ мѣстъ, для которыхъ годными кандидатами только считаются талантливые молодые адвокаты. Старый докторъ уступилъ еще на годъ, хотя въ концѣ втораго года онъ долженъ былъ заплатить триста фунтовъ кредиторамъ Финіаса въ Лондонѣ. Когда друзья доктора въ Киллало и въ окрестностяхъ услыхали, что онъ это сдѣлалъ, они сказали, что онъ балуетъ сына. Ни одна изъ миссъ Финнъ не была еще замужемъ, и послѣ того, что было сказано о богатствѣ доктора, предположили, что всѣ онѣ не будутъ имѣть болѣе пятисотъ фунтовъ въ годъ, если онъ оставитъ свою профессію. Но когда докторъ заплатилъ триста фунтовъ за сына, онъ опять принялся трудиться, хотя уже годъ толковалъ о томъ, что откажется отъ акушерства. Онъ опять принялся къ великой досадѣ Дёггина, который въ то время говорилъ злыя вещи о молодомъ Финіасѣ.

Черезъ три года Финіасъ вступилъ въ адвокатуру и немедленно получилъ письмо отъ отца, подробно спрашивавшаго о его намѣреніяхъ. Отецъ совѣтовалъ ему поселиться въ Дублинѣ и обѣщалъ давать полтораста фунтовъ еще три года, съ условіемъ, что онъ послѣдуетъ его совѣту. Онъ не говорилъ рѣшительно, что прекратитъ содержаніе, если Финіасъ не послѣдуетъ его совѣту, но ясно намекалъ на это. Письмо это пришло во время распущенiя Парламента. Лордъ де-Террье, консервативный первый министръ, который занималъ это мѣсто безпримѣрно долгій періодъ — пятнадцать мѣсяцевъ — нашелъ, что онъ не можетъ выдержать постоянное большинство голосовъ противъ него въ Нижней Палатѣ, и распустилъ Парламентъ. Ходили слухи, что онъ предпочелъ бы выйти въ отставку и опять перейти къ нетрудной славѣ оппозиціи, по его партія, натурально, удерживала его и онъ рѣшился обратиться къ націи. Когда Финіасъ получилъ письмо отца, ему только что намекнули въ клубѣ Реформъ, что онъ долженъ быть депутатомъ отъ ирландскаго мѣстечка Лофшэна.

Это предложеніе такъ удивило Финіаса Финна, что когда оно было сдѣлано ему Баррингтономъ Ирлемъ, у него захватило духъ. Какъ! быть членомъ парламента двадцати-четырехъ лѣтъ отъ роду, не имѣя ни малѣйшаго состоянія, принадлежащаго ему ни одного пенни въ его кошелькѣ, и зависѣть отъ отца совершенно такъ, какъ въ то время, когда онъ одиннадцати лѣтъ вступилъ въ школу! И депутатомъ отъ Лофшэна, маленькаго мѣстечка въ графствѣ Голуэ, отъ котораго братъ этого прекраснаго стараго ирландскаго пэра, графа Тулла, засѣдалъ въ Парламентѣ послѣднія двадцать лѣтъ — прекрасный, благородный представитель вполнѣ протестантскаго чувства въ Ирландіи! А графъ Тулла, которому принадлежалъ почти весь Лофшэнъ — или по-крайней-мѣрѣ земля около Лофшэна — былъ одинъ изъ самихъ короткихъ друзей его отца. Лофшэнъ находится въ графствѣ Голуэ, но графъ Тулла обыкновенно жилъ въ своемъ замкѣ въ графствѣ Клэръ, не болѣе какъ за десять миль отъ Киллало, и всегда поручалъ свою ногу, страдавшую подагрой, слабыя нервы старой графини и желудки всѣхъ своихъ слугъ попеченіямъ доктора Финна. Какъ это было возможно, чтобы Финіасъ былъ депутатомъ отъ Лофшэна? Откуда взять деньги для подобнаго состязанія? Это былъ чудный сонъ, великая идея, почти приподнявшая Финіаса съ земли своимъ блескомъ. Когда предложеніе было сдѣлано ему въ курительной комнатѣ клуба Реформъ его другомъ Ирлемъ, онъ чувствовалъ, что покраснѣлъ какъ дѣвушка и что не былъ способенъ въ эту минуту объясниться ясно — такъ велико было его изумленіе и такъ велико было его удовольствіе. Но не прошло и десяти минутѣ, пока Баррингтонъ Ирль еще сидѣлъ на диванѣ и пока румянецъ еще не совсѣмъ исчезъ, онъ увидалъ невѣроятность этого плана и объяснилъ своему другу, что этого сдѣлать нельзя; но, къ его увеличившемуся изумленію, его другъ не придавалъ важности этимъ затрудненіямъ. По словамъ Баррингтона Ирля, Лофшэнъ былъ такимъ маленькимъ мѣстечкомъ, что издержки были бы очень незначительны. Тамъ было всего на всего не болѣе 307 записанныхъ избирателей. Жители были такъ далеки отъ свѣта и такъ мало знали все хорошее въ свѣтѣ, что ничего не знали о подкупѣ. Высокородный Джорджъ Моррисъ, засѣдавшій послѣднія двадцать лѣтъ, былъ очень непопуляренъ. Онъ не былъ въ Лофшэнѣ послѣ послѣднихъ выборовъ, въ Парламентѣ только показывался и не далъ ни одного шиллинга Лофшэну, и не досталъ ни одного казеннаго мѣста ни для одного лофшэнца.

— И онъ поссорился съ братомъ! сказалъ Баррипгтонъ Ирль.

— Чортъ его дери! сказалъ Финіасъ. — А я думалъ, что они живутъ душа въ душу.

— Они теперь ругаются, сказалъ Баррингтонъ: Джорджъ просилъ у графа денегъ, а графъ наотрѣзъ отказалъ.

Потомъ Баррингтонъ объяснилъ, что издержки на выборы будутъ выданы изъ фонда, собраннаго для этого, что Лофшэнъ былъ выбранъ какъ дешевое мѣсто, а Финіасъ выбранъ какъ падежный и многообѣщающій молодой человѣкъ. А если будетъ поднятъ вопросъ относительно его способностей, то все будетъ сдѣлано какъ слѣдуетъ. Требовался ирландскій кандидатъ и католикъ. Этого потребуютъ лофшэнцы, когда отставятъ изъ своей службы протестанта Джорджа Морриса. Потомъ «партія» — вѣроятно, подъ этимъ словомъ Баррингтонъ Ирль подразумѣвалъ великаго человѣка, въ службѣ котораго онъ самъ сдѣлался политикомъ — требовала, чтобы кандидатъ былъ надежнымъ человѣкомъ, такимъ, который поддерживалъ бы «партію», не какой-нибудь пылкій феніанецъ, бывающій на митингахъ въ Ротунда и тому подобныхъ, съ своими собственными воззрѣніями о правахъ арендаторовъ и ирландской церкви.

— Йо я имѣю свои собственныя воззрѣнія, сказалъ Финіасъ, опять покраснѣвъ.

— Разумѣется, вы имѣете, мой милый, отвѣчалъ Баррингтонъ, ударивъ его по спинѣ. — Я не обратился бы къ вамъ, еслибъ вы не имѣли воззрѣній; но ваши воззрѣнія и наши одинаковы, и вы именно такой депутатъ, какого нужно для Голуэ. Можетъ быть, вамъ не встрѣтится опять въ жизни подобной возможности начать каррьеру, и вы разумѣется должны быть депутатомъ отъ Лофшэна.

Но этомъ разговоръ и кончился; домашній секретарь пошелъ устраивать Другія дѣла въ такомъ же родѣ, а Финіасъ Финнъ остался одинъ соображать сдѣланное ему предложеніе.

Сдѣлаться членомъ британскаго Парламента! Йо всѣхъ этихъ горячихъ состязаніяхъ въ двухъ клубахъ, къ которымъ онъ принадлежало, это честолюбіе двигало имъ. А то къ какимъ же другимъ цѣлямъ клонились эти пренія? Онъ и трое, четверо, называвшіе себя либералами, стояли противъ четверыхъ или пятерыхъ, называвшихъ себя консерваторами, и каждый вечеръ разсуждали о какомъ-нибудь важномъ предметѣ, вовсе не думая о томъ, что одинъ когда-нибудь убѣдитъ другого или что ихъ разговоры приведутъ къ какому-нибудь результату. Но каждый изъ этихъ сражающихся чувствовалъ — не смѣя объявить объ этой надеждѣ между собой — что настоящая арена есть только пробное поле дѣйствія для болѣе обширнаго амфитеатра въ какомъ-нибудь будущемъ клубѣ преній, въ которомъ пренія поведутъ къ дѣйствію и въ которомъ краснорѣчіе будетъ имѣть силу, хотя, можетъ быть, объ убѣжденіи не можетъ быть и рѣчи.

Финіасъ конечно не осмѣливался говорить даже самому себѣ о такой надеждѣ. Онъ долженъ былъ трудиться для адвокатуры, прежде чѣмъ для него настанетъ разсвѣтъ подобной надежды. И онъ постепенно научился чувствовать, что его перспектива въ адвокатурѣ была не весьма блистательна. Онъ былъ лѣнивъ въ юридическихъ занятіяхъ, и какимъ же образомъ могъ онъ имѣть надежду? И вдругъ то, что казалось ему всего почетнѣе на свѣтѣ, явилось передъ нимъ и сдѣлалось ему доступно! Если вѣрить Баррингтону Ирлю, ему сотоило только поднять руку, и онъ черезъ два мѣсяца могъ быть въ Парламентѣ. А кому же можно было вѣрить въ этомъ отношеніи, если не Баррингтону Ирлю? Это было спеціальной обязанностью Ирля, и такой человѣкъ не заговорилъ бы съ нимъ объ этомъ предметѣ, еслибъ самъ не вѣрилъ успѣху. Было готовое начало, начало къ великой славѣ — еслибъ только онъ могъ занять это мѣсто!

Что скажетъ его отецъ? Отецъ, разумѣется, будетъ противъ его плана. А если онъ поступитъ противъ желанія отца, отецъ разумѣется прекратитъ его содержаніе. И какое содержаніе! Можетъ ли человѣкъ засѣдать въ Парламентѣ и жить на полтораста фунтовъ въ годъ? Послѣ уплаты долговъ, онъ опять вошелъ въ долги — небольшіе. Онъ долженъ былъ портному бездѣлицу и сапожнику бездѣлицу — и кое-что продавцу перчатокъ и рубашекъ, а между тѣмъ онъ воздерживался отъ долговъ болѣе чѣмъ съ ирландскимъ упорствомъ, жилъ очень экономно, завтракалъ чаемъ и булкой и обѣдалъ часто за шиллингъ въ тавернѣ близъ Линкольн-Инна. Гдѣ будетъ онъ обѣдать, если лофшэнцы выберутъ его депутатомъ въ Парламентъ? Потомъ онъ нарисовалъ себѣ несовсѣмъ неправдоподобную картину вѣроятныхъ бѣдствій человѣка, который начинаетъ жизнь на слишкомъ высокой ступени лѣстницы — которому удается подняться прежде, чѣмъ онъ научился, какъ держаться наверху. Нашъ Финіасъ Финнъ былъ молодой человѣкъ не безъ здраваго смысла — и несовсѣмъ пустомеля. Если онъ сдѣлаетъ это, то, по всей вѣроятности, онъ совсѣмъ погибнетъ прежде тридцатилѣтняго возраста. Онъ слыхалъ о людяхъ, вступившихъ въ Парламентъ, не имѣя копейки за душой и которыхъ постигла такая участь. Онъ самъ могъ назвать человѣкъ двухъ, лодки которыхъ, надѣвъ слишкомъ много парусовъ, разлетѣлись вдребезги. Но не лучше ли будетъ разлетѣться въ дребезги рано, чѣмъ вовсе не надѣвать парусовъ? Тутъ по-крайней-мѣрѣ есть возможность на успѣхъ. Онъ былъ уже юристомъ, а юристу такъ много открыто мѣстъ, когда онъ засѣдаетъ въ Парламентѣ. А если онъ зналъ людей, совершенно погибшихъ отъ ранняго возвышенія, то онъ зналъ также и другихъ, которые составили себѣ состояніе удачной смѣлостью, когда были молоды. Онъ почти думалъ, что можетъ умереть счастливо, если поступитъ въ Парламентъ — если получитъ хоть одно письмо съ большими начальными буквами, написанными послѣ его имени на адресѣ. Въ сраженіи вызываютъ охотниковъ на какой-нибудь удальской подвигъ. Можетъ быть, трое падутъ, а одинъ отличится, но за то этотъ одинъ будетъ носить всю жизнь крестъ Викторіи. Это былъ его удальской подвигъ, и такъ какъ его вызывали на этотъ подвигъ, то онъ не отвернется отъ опасности. На слѣдующее утро, онъ опять увидѣлся съ Баррингтонамъ Ирлемъ, а потом написалъ слѣдующее письмо къ отцу:

«Клубъ Реформъ, 186 —.

«Любезный батюшка,

«Я боюсь, что содержаніе этого письма удивитъ васъ, но надѣюсь, когда вы кончите его, вы подумаете, что я правъ, рѣшившись на то, что я собираюсь дѣлать. Вамъ безъ сомнѣнія извѣстно, что Парламентъ будетъ распущенъ тотчасъ что въ половинѣ марта у насъ настанетъ суматоха общихъ выборовъ. Меня пригласили быть депутатомъ отъ Лофшэна и я согласился. Это предложеніе было мнѣ сдѣлано моимъ другомъ Баррингтономъ Ирлемъ, домашнимъ секретаремъ мистера Мильдмэя, и сдѣлано отъ имени Политическаго Комитета Клуба Реформъ. Едва-ли нужно мнѣ говорить, что я и не подумалъ бы объ этомъ, еслибъ не обѣщаніе поддержки, которое это даетъ мнѣ; я и теперь не подумалъ бы объ этомъ, еслибъ меня не увѣрили, что издержки по выборамъ не падутъ на меня. Разумѣется, я не могъ бы просить васъ платить за это.

«Но я чувствовалъ, что на предложеніе, сдѣланное такимъ образомъ, было бы трусостью отвѣчать отказомъ. Я не могу не считать подобный выборъ большой честью. Сознаюсь, что я пристрастенъ къ политикѣ и находилъ большое наслажденіе изучать ее…»

— Дуралей! сказалъ себѣ отецъ, читая это.

«… и нѣсколько уже лѣтъ я мечталъ о томъ, чтобъ дать въ Парламентѣ когда-нибудь.»

— Мечтай! да! Я желалъ бы знать, мечталъ ли онъ когда-нибудь о томъ, чѣмъ онъ будетъ жить.

«Случай представился мнѣ гораздо ранѣе, чѣмъ я ожидалъ, но я не думаю, чтобъ изъ-за этого имъ слѣдовало пренебрегать. Смотря па мою профессію, а нахожу, что многое открыто Для юриста, засѣдающаго въ Парламентѣ, и что Палатѣ нѣтъ дѣло до того, чѣмъ занимается человѣкъ.»

— Да, если онъ находится на верхушкѣ дерева, сказалъ докторъ.

«Мое главное сомнѣніе происходитъ но породу вашей старой дружбы съ лордомъ Тулла, братъ котораго занималъ это мѣсто не знаю право сколько лѣтъ. Но оказывается, что Джорджъ Моррисъ долженъ выйти въ отставку, или по-крайней-мѣрѣ ему слѣдуетъ противопоставить либеральнаго кандидата. Если я не захочу, то захочетъ кто-нибудь другой, и я думаю, что лордъ Тулла не такъ мелоченъ, чтобъ затѣять личную ссору по этому поводу. Если онъ лишится мѣста, почему мнѣ не занять его точно такъ, какъ всякому другому?

«Я могу представить себѣ, любезный батюшка, все что вы скажете о моемъ неблагоразуміи, и я вполнѣ сознаюсъ, что не могу сказать въ отвѣтъ ни слова. Я не разъ говорилъ себѣ съ вчерашняго вечера, что я вѣроятно разгорюсь.»

— Желалъ бы я знать, говорилъ ли онъ себѣ когда-нибудь, что онъ вѣроятно и меня раззоритъ также, сказалъ докторъ.

«Но я готовъ раззоряться въ подобномъ случаѣ. Никто отъ меня не зависитъ, и пока я не сдѣлаю ничего, чтобы обезславить мое имя, я могу располагать собою какъ хочу. Если вы рѣшитесь прекратить мнѣ содержаніе, я не буду сердиться на васъ.»

— Какъ это внимательно! сказалъ докторъ.

«И въ такомъ случаѣ я постараюсь содержать себя моимъ перомъ. Я уже немного работалъ въ журналахъ.

«Передайте мою нѣжнѣйшую любовь матушкѣ и сестрамъ. Если вы примете меня во время выборовъ, я скоро ихъ увижу. Можетъ быть, мнѣ лучше будетъ сказать, что я положительно рѣшился на попытку, то-есть если комитетъ клуба сдержитъ свое обѣщаніе. Я взвѣсилъ кругомъ этотъ вопросъ и считаю награду столь важной, что готовъ рѣшиться на всякій рискъ, чтобъ получить ее. Для меня, съ моими воззрѣніями на политику, такой рискъ болѣе ничего, какъ обязанность. Я не могу отнять моей руки отъ работы теперь, когда работа лежитъ возлѣ моей руки. Я съ нетерпѣніемъ буду ждать отъ васъ нѣсколькихъ строкъ въ отвѣтъ на это письмо.

Вашъ любящій сынъ

«Финіасъ Финнъ.»

Я сомнѣваюсь, не чувствовалъ ли докторъ Финнъ болѣе гордости, чѣмъ гнѣва, когда онъ читалъ это письмо — не былъ ли онъ скорѣе обрадованъ, чѣмъ недоволенъ, несмотря на то, что здравый смыслъ говорилъ ему объ этомъ. Его жена и дочери, когда услыхали объ этомъ, явно были на сторонѣ молодого человѣка. Мистриссъ Финнъ немедленно выразила мнѣніе, что сынъ ея будетъ управлять Парламентомъ и что навѣрно всякій захочетъ поручить свои дѣла такому знаменитому адвокату. Сестры объявили, что Финіасъ во всякомъ случаѣ долженъ по-крайней-мѣрѣ попытать счастья, и чуть не выговорили, что отецъ поступилъ бы жестоко, еслибы помѣшалъ каррьерѣ ихъ брата. Напрасно докторъ старался объяснить, что мѣсто въ Парламентѣ не сдѣлаетъ никакой пользы молодому адвокату, хотя можетъ быть сдѣлало бы пользу тому, кто пріобрѣлъ бы уже себѣ имя въ своей профессіи; что Финіасъ, если будетъ имѣть успѣхъ въ Лофшэнѣ, тотчасъ броситъ всякую мысль о пріобрѣтеніи себѣ дохода; что это предложеніе для бѣднаго молодого человѣка чудовищно; что оппозиція роднымъ Морриса отъ его сына будетъ грубой неблагодарностью къ лорду Тулла. Мистриссъ Финнъ и сестры уговорили его, да и самъ докторъ почти увлекся чѣмъ-то въ родѣ тщеславія относительно будущаго положенія своего сына.

Но онъ все-таки написалъ письмо, строго совѣтовавшее Финіасу оставить свое намѣреніе; но ему самому было извѣстно, что отъ письма, которое онъ написалъ, нельзя было ожидать успѣха. Онъ совѣтовалъ сыну, но не приказывалъ ему. Онъ не угрожалъ прекратить ему содержаніе, онъ не сказалъ Финіасу прямо, что онъ намѣревается сдѣлать изъ себя осла. Онъ говорилъ очень благоразумно противъ этого плана и Финіасъ, когда получилъ письмо отца, разумѣется почувствовалъ, что оно равнялось позволенію продолжать это дѣло. На слѣдующій день онъ получилъ письмо отъ матери, исполненное любви и гордости — она не говорила ему прямо, чтобы онъ непремѣнно былъ депутатомъ отъ Лофшэна, потому что мистриссъ Финнъ была не такая женщина, чтобы открыто идти противъ мужа въ совѣтахъ своему сыну — но поощряла его съ материнской любовью и съ материнской гордостью.

«Разумѣется, ты пріѣдешь къ намъ» писала она: «если рѣшишься быть депутатомъ отъ Лофшэна. Мы всѣ будемъ въ восторгѣ видѣть тебя.»

Финіасъ, погрузившійся въ океанъ сомнѣнія послѣ того, какъ написалъ своему отцу, и просившій недѣли у Баррингтона Ирля на размышленіе, дошелъ до положительнаго убѣжденія соединеннымъ дѣйствіемъ обоихъ писемъ изъ дома. Онъ понялъ все. Мать и сестры были вполнѣ на сторонѣ его смѣлости и даже отецъ не расположенъ былъ ссориться съ нимъ по этому поводу.

— Я буду требовать отъ васъ исполненія вашего слова, сказалъ онъ Баррингтону Ирлю въ клубѣ въ этотъ вечеръ.

— Какого слова? спросилъ Ирль, у котораго было слишкомъ много разныхъ дѣлъ для того, чтобы онъ могъ думать постоянно о Лофшэнѣ и Финіасѣ Финнѣ, или который по-крайней-мѣрѣ не выказывалъ своего безпокойства относительно этого предмета.

— Насчетъ Лофшэна.

— Все будетъ какъ слѣдуетъ, старый дружище; мы навѣрно вынесемъ васъ съ торжествомъ. Ирландскіе выборы начнутся третьяго марта, и чѣмъ скорѣе вы будете тамъ, тѣмъ лучше.

Глава II. Финіасъ Финнъ выбранъ депутатомъ отъ Лофшэна

Одно большое затрудненіе исчезло самымъ удивительнымъ образомъ при первой попыткѣ. Докторъ Финнъ, который былъ съ мужественнымъ сердцемъ и вовсе не боялся своихъ знатныхъ друзей, поѣхалъ въ Кэстльморрисъ сообщить извѣстіе графу, какъ только получилъ второе письмо отъ сына, сообщавшаго о своемъ намѣреніи продолжать это дѣло, каковы бы ни были результаты. Графъ Тулла былъ запальчивый старикъ и докторъ ожидалъ, что будетъ ссора — но онъ приготовился выдержать ее. Онъ не имѣлъ никакихъ особенныхъ поводовъ къ признательности кт лорду, онъ отдавалъ столько же, сколько получалъ въ продолжительныхъ сношеніяхъ, существовавшихъ между ними — и согласился съ сыномъ, что если отъ Лофшэна долженъ быть либеральный кандидатъ, никакія соображенія о микстурахъ и пилюляхъ не отвлекутъ его сына Финіаса отъ его намѣренія. Другія соображенія, весьма вѣроятно, могли бы его отвлечь, по не эти. Графъ, вѣроятно, будетъ различнаго мнѣнія, но докторъ чувствовалъ, что онъ обязанъ сообщить это извѣстіе лорду Тулла.

— Чортъ побери! сказалъ графъ, когда докторъ кончилъ свой разсказъ. — Я вотъ что скажу вамъ, Финнъ: я буду поддерживать его.

— Вы будете поддерживать его, лордъ Тулла?

— Да — почему мнѣ не поддерживать его? Я полагаю, что вліяніе мое не до такой степени плохо въ этихъ мѣстахъ, чтобы моя поддержка могла лишить его успѣха. Одно я скажу вамъ навѣрно — я не стану поддерживать Джорджа Морриса.

— Но, милордъ…

— Хорошо, продолжайте.

— Я самъ никогда не принималъ большого участія въ политикѣ, какъ вамъ извѣстно, но мой сынъ Финіасъ на другой сторонѣ.

— А мнѣ къ чорту всѣ стороны! Что моя партія сдѣлала для меня? Посмотрите на моего кузена, Дика Морриса. Нѣтъ ни одного пастора въ Ирландіи приверженнѣе къ нимъ, чѣмъ былъ онъ, а теперь они отдали деканство Кильфенора человѣку безродному, хотя я удостоилъ просить этого деканства для моего кузена. Пусть ихъ теперь ждутъ, пока я попрошу опять о чемъ-нибудь.

Докторъ Финнъ, знавшій всѣ долги Дика Морриса и слышавшій, какъ онъ говоритъ проповѣди, не удивился рѣшенію консерватора, отъ котораго зависѣло мѣсто въ ирландской церкви; но онъ ничего не сказалъ объ этомъ.

— А что касается Джорджа, продолжалъ графъ: — я за него никогда болѣе не подниму руки. О томъ, чтобы онъ былъ депутатомъ за Лофшэнъ, не можетъ быть и рѣчи. Мои собственные арендаторы не подали бы за него голоса, еслибъ я самъ просилъ ихъ. Питеръ Блэкъ — Питеръ Блэкъ былъ управляющимъ милорда — сказалъ мнѣ только недѣлю тому назадъ, что это будетъ безполезно. Я желалъ бы, чтобъ нашъ городъ былъ лишенъ правъ. Я желалъ бы, чтобъ всю Ирландію лишили правъ и прислали къ намъ военнаго губернатора. Какая польза въ такихъ депутатахъ, какихъ посылаемъ мы? Изъ десяти человѣкъ не найдется ни одного джентльмэна. Вашъ сынъ очень для меня пріятенъ. Какую поддержку я могу дать ему, онъ имѣть будетъ, но эта поддержка небольшая. Я полагаю, что ему лучше повидаться со мною.

Докторъ обѣщалъ, что его сынъ пріѣдетъ въ Кэстльморрисъ, а потомъ простился, чувствуя, что самое большое препятствіе на дорогѣ его сына отстранено. Онъ поѣхалъ въ Кэстльморрисъ конечно не затѣмъ, чтобъ собирать голоса для своего сына, а между тѣмъ онъ собралъ ихъ очень удовлетворительно. Когда воротился домой, онъ не умѣлъ говорить объ этомъ съ женой и дочерьми иначе какъ съ торжествомъ. Хотя онъ желалъ проклинать, губы его произносили благословенія. Прежде чѣмъ вечеръ кончился, о надеждахъ Финіаса сдѣлаться депутатомъ отъ Лофшэна говорили съ открытымъ энтузіазмомъ при докторѣ, а на слѣдующій день Матильда написала къ нему письмо съ извѣстіемъ, что графъ готовъ принять его съ отверзтыми объятіями.

«Папа былъ у него и все устроилъ», писала Матильда.

— Мнѣ сказали, что Джорджъ Моррисъ депутатомъ не будетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирлъ Финіасу вечеромъ наканунѣ его отъѣзда.

— Братъ не хочетъ поддерживать его. Онъ намѣренъ поддерживать меня, сказалъ Финіасъ.

— Это врядъ ли можетъ быть.

— А я вамъ говорю это. Отецъ мой знаетъ графа двадцать лѣтъ и устроилъ это.

— Вы не сыграете съ нами штуку, Финнъ? сказалъ Ирль съ чѣмъ-то похожимъ на страхъ въ голосѣ.

— Какую штуку?

— Вы не перейдете на другую сторону?

— Нѣтъ, сколько мнѣ извѣстно, гордо отвѣчалъ Финіасъ. — Позвольте мнѣ увѣрить васъ, что я не перемѣню моихъ политическихъ мнѣній ни для васъ, ни для графа, еслибы даже каждый изъ васъ носилъ въ карманѣ мѣсто въ Парламентѣ. Если я вступлю въ Парламентъ, то вступлю какъ либералъ — не для того, чтобы поддерживать партію, но чтобы сдѣлать все что я могу для страны. Я это говорю вамъ и скажу то же графу.

Баррингтонъ Ирль отвернулся съ отвращеніемъ. Такой языкъ былъ для него просто противенъ. Онъ звучалъ въ его ушахъ какъ фальшивый, глупый, сентиментальный вздоръ звучитъ въ ушахъ обыкновеннаго свѣтскаго человѣка. Баррингтонъ Ирль былъ человѣкъ необыкновенно честный. Онъ не захотѣлъ бы измѣнить брату своей матери, Уильяму Мильдмэю, знаменитому вигу-министру, ни за какія блага на свѣтѣ. Онъ готовъ былъ работать съ жалованьемъ или безъ жалованья. Онъ былъ искренно-усерденъ къ дѣлу, не требуя очень многаго для себя. Онъ имѣлъ какое-то неопредѣленное убѣжденіе, что для страны будетъ гораздо лучше, если мистеръ Мильдмэй будетъ министромъ, чѣмъ лордъ де-Террье. Онъ былъ убѣжденъ, что либеральная политика была хороша для англичанъ, и что либеральная политика и мильдмэйская партія одно и то же. Было бы несправедливо къ Баррингтону Ирлю лишить его похвалы за нѣкоторый патріотизмъ. Но онъ ненавидѣлъ даже слово «независимость» въ Парламентѣ, и когда ему говорили, что этотъ человѣкъ намѣренъ обращать вниманіе на мѣры, а не на людей, онъ считалъ этого человѣка и непостояннымъ какъ вода, и нечестнымъ какъ вѣтеръ. Отъ такого человѣка не могло быть добра, а могло, и вѣроятно будетъ, большое зло. Парламентскіе отшельники были для него противны, а на обитавшихъ въ политическихъ пещерахъ онъ смотрѣлъ съ отвращеніемъ, какъ на плутовъ или непрактическихъ людей. Хорошему консервативному оппоненту онъ могъ пожать руку почти такъ же охотно, какъ и союзнику-вигу, но человѣкъ, который былъ ни рыба, ни мясо, былъ для него противенъ. По его теоріи о парламентскомъ правленіи, Нижнюю Палату слѣдовало раздѣлить рѣзкой чертой и отъ каждаго члена потребовать, чтобы онъ сталъ на одной или на другой сторонѣ.

— Если не со мною, то по-крайней-мѣрѣ противъ меня, готовъ онъ былъ сказать каждому представителю народа отъ имени великаго предводителя, за которымъ онъ слѣдовалъ.

Онъ думалъ, что пренія хороши, потому что они возбуждали общественное мнѣніе, которымъ впослѣдствіи можно было воспользоваться, чтобы устроить какую-нибудь будущую Нижнюю Палату; но онъ не считалъ возможнымъ, чтобы можно было подавать мнѣніе о какомъ-нибудь важномъ вопросѣ такимъ или другимъ образомъ вслѣдствіе преній, и въ своемъ собственномъ мнѣніи онъ былъ убѣжденъ, что каждая перемѣна голосовъ или мнѣній будетъ опасна, революціонна и почти враждебна Парламенту. Мнѣніе члена — исключая нѣкоторыхъ небольшихъ, крючковатыхъ, открытыхъ вопросовъ, брошенныхъ для забавы нѣкоторыхъ членовъ — долженъ былъ внушать предводитель партіи этого члена. Таковы были понятія Ирля объ англійской парламентской системѣ, и оказывая часто полуоффиціальную помощь къ введенію кандидатовъ въ Палату, онъ натурально желалъ, чтобы его кандидаты приходились ему по-сердцу. Слѣдовательно, когда Финіасъ Финнъ заговорилъ о мѣрахъ, а не о людяхъ, Баррингтонъ Ирль отвернулся отъ него съ отвращеніемъ. Но онъ вспомнилъ молодость и крайнюю незрѣлость юноши, и вспомнилъ также каррьеру другихъ людей.

Баррингтону Ирлю было сорокъ лѣтъ и опытность научила его кое-чему. Черезъ нѣсколько секундъ онъ сталъ думать кротко о тщеславіи молодого человѣка — какъ о тщеславіи жеребца, который брыкается при малѣйшемъ прикосновеніи.

— Въ концѣ первой сессіи кнутомъ будутъ хлопать надъ головой его, когда онъ терпѣливо будетъ помогать втаскивать экипажъ на гору, а онъ даже не махнетъ хвостомъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль своему старому парламентскому другу.

— А что, если онъ перейдетъ на другую сторону? сказалъ его парламентскій пріятель.

Ирль согласился, что подобная штука была бы непріятна, но думалъ, что старый лордъ Тулла былъ неспособенъ на такую искусную продѣлку.

Финіасъ поѣхалъ въ Ирландію, былъ у лорда Тулла и слышалъ много вздора отъ этого почтеннаго вельможи. Если сказать правду о Финіасѣ, то я долженъ признаться, что ему самому хотѣлось говорить вздоръ; но графъ не хотѣлъ его слушать и очень скоро унялъ его.

— Мы не будемъ разсуждать о политикѣ, мистеръ Финнъ потому что, какъ я уже сказалъ, я бросаю въ сторону всѣ политическія соображенія.

Слѣдовательно, Финіасу было нельзя выразить свои политическія мнѣнія въ гостиной графа въ Кэстльморрисѣ. Впрочемъ, для этого время еще не ушло, итакъ пока онъ позволилъ графу разглагольствовать о грѣхахъ своего брата Джорджа и о недостаткѣ приличной родословной со стороны нового декана Кильфенора. Совѣщаніе кончилось увѣреніемъ лорда Тулла, что если лофшэнцы вздумаютъ выбрать Финіаса Финна, то онъ нисколько не оскорбится. Избиратели выбрали Финіаса Финна — можетъ быть, по той причинѣ, которую выставила одна изъ дублинскихъ консервативныхъ газетъ, объявившая, что въ этомъ виноватъ Карльтонскій клубъ, оттого что не прислалъ приличнаго кандидата. Много говорили объ этомъ и въ Лондонѣ и въ Дублинѣ, и вину сваливали на Джорджа Морриса и на его старшаго брата. А между тѣмъ нашъ герой Финіасъ Финнъ былъ надлежащимъ образомъ избранъ членомъ Парламента отъ городка Лофшэнъ.

Родные Финна не могли удержаться, чтобы не выказать свое торжество въ Киллало, и я не знаю, было ли бы естественно, еслибъ они этого не сдѣлали. Гусенокъ изъ такого стада становится дѣйствительно лебедемъ, вступая въ Парламентъ. Докторъ имѣлъ предчувствія — большія, страшныя предчувствія — но молодой человѣкъ былъ избранъ, и онъ не могъ этому помѣшать. Онъ не могъ отказать въ своей правой рукѣ своему сыну или отнять свою отцовскую помощь, потому что сыну его достался особенный почетъ между молодыми людьми его родины. Поэтому онъ вытащилъ изъ своего кошелька на столько, чтобы заплатить долги — они были невелики — и назначилъ Финіасу двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ въ годъ на все время, пока будутъ продолжаться засѣданія.

Въ Киллало жила вдова но имени мистриссъ Флудъ Джонсъ и у ней была дочь. У ней былъ также сынъ, который долженъ былъ наслѣдовать имѣніе покойнаго Флоскабеля Флуда Джонса изъ Флудборо, какъ только это имѣніе очистится отъ долговъ; но до него, теперь служившаго съ своимъ полкомъ въ Индіи, намъ не будетъ никакого дѣла. Мистриссъ Флудъ Джонсъ жила въ Киллало своимъ вдовьимъ содержаніемъ — Флудборо, сказать по правдѣ, почти совсѣмъ разрушился — и съ нею жила ея единственная дочь Мэри. Вечеромъ наканунѣ возвращенія Финіаса Финна, эсквайра, члена Парламента, въ Лондонъ, мистриссъ и миссъ Флудъ Джонсъ пили чай у доктора.

— Это нисколько его не измѣнитъ, говорила Барбара Финнъ своей прятельницѣ Мэри по секрету въ спальной, прежде чѣмъ началось церемонное чаепитіе.

— О! должно перемѣнить, сказала Мэри.

— Говорю вамъ не перемѣнитъ, дружокъ; онъ такой добрый и такой правдивый.

— Я знаю, что онъ добръ, Барбара; а что касается правдивости, то въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія, потому что онъ не сказалъ мнѣ ни одного такого слова, какого не могъ бы сказать всякой другой дѣвушкѣ.

— Это пустяки, Мэри.

— Никогда! вашъ братъ для меня ничего, Барбара.

— Такъ я надѣюсь, что онъ будетъ чѣмъ-нибудь прежде, чѣмъ пройдетъ этотъ вечеръ. Онъ гулялъ съ вами весь вчерашній день и третьяго дня.

— Почему ему не гулять, когда мы знали другъ друга всю жизнь? Но, Барбара, пожалуйста никогда не говори объ этомъ никому ни слова.

— Способна ли я? Не отрѣжу ли я прежде мой языкъ?

— Я не знаю, зачѣмъ я позволила вамъ говорить со мною такимъ образомъ. Никогда не было ничего между мною и Финіасомъ — я хочу сказать: вашимъ братомъ.

— Я знаю очень хорошо, о комъ вы говорите.

— И я совершенно увѣрена, что этого никогда не будетъ. Какъ это можетъ быть? Онъ будетъ жить между важными людьми и сдѣлается важнымъ человѣкомъ, и я уже узнала, что онъ очень восхищается лэди Лорой Стэндишъ.

— Вотъ еще какой тамъ лэди Лорой?

Членъ Парламента можетъ выбрать кого хочетъ, сказала Мэри Флудъ Джонсъ.

— Я хочу, чтобы Финнъ выбралъ васъ, моя душечка.

— Онъ теперь находится въ такомъ положеніи, что это унизило бы его, а онъ такъ гордъ, что никогда этого не сдѣлаетъ. Но пойдемте внизъ, дружокъ, а то они будутъ удивляться, гдѣ мы.

Мэри Флудъ Джонсъ была дѣвушка лѣтъ двадцати, съ самыми мягкими волосами на свѣтѣ, цвѣта измѣнявшагося между темнорусымъ и каштановымъ — иногда вы побожились бы, что это одинъ цвѣтъ, а иногда другой — и была прехорошенькая. Она была одна изъ тѣхъ дѣвушекъ, столь обыкновенныхъ въ Ирландіи, которыхъ мущины со вкусами въ этомъ родѣ готовы подхватить и расцѣловать; когда она была авантажна, то имѣла именно такой видъ, какъ будто она желала, чтобы ее расцѣловали. Есть дѣвушки такой холодной наружности — дѣвушки хорошенькія, скромныя, изящныя, одаренныя всѣми совершенствами, къ которымъ приступить требуется нѣкотораго рода мужество и такія же приготовленія, какъ къ путешествію для открытія сѣверо-западнаго прохода. Приходитъ мысль о пьедесталѣ возлѣ Аѳинъ, какъ о самомъ приличномъ вознагражденіи за подобное мужество. Но опять есть другія дѣвушки, къ которымъ для мущины съ горячимъ темпераментомъ совершенно невозможно не приступать. Онѣ похожи на воду, когда человѣкъ страдаетъ жаждой, на яйца ржанки въ мартѣ, на сигары, когда гуляешь осенью. Никому не придетъ въ голову воздерживаться, когда, встрѣтится подобное искушеніе. Но часто случается однако, что несмотря на наружность, воды не достанешь изъ колодезя, яйцо изъ скорлупы и cигapa не закуривается. Дѣвушка такой очаровательной наружности была Мэри Флудъ Джонсъ, и нашъ герой Финіасъ не долженъ былъ жаждать напрасно капли воды изъ прохладнаго источника.

Когда дѣвушки сошли въ гостиную, Мэри позаботилась сѣсть подальше отъ Финіаса, между мистриссъ Финнъ и молодымъ партнеромъ доктора Финна, мистеромъ Эліасомъ Бодкиномъ изъ Баллинасло. Но мистриссъ Финнъ, и миссъ Финнъ, и весь Киллало знали, что Мэри не была влюблена въ Бодкина, и когда Бодкинъ подалъ ей горячій кэкъ, она даже не улыбнулась ему. Но черезъ двѣ минуты Финіасъ сталъ за ея стуломъ и тогда она улыбнулась, черезъ пять минутъ она сидѣла въ углу съ Финіасомъ и его сестрой Барбарой; еще черезъ двѣ минуты Барбара вернулась къ Эліасу Бодкину, такъ что Финіасъ и Мэри остались одни. Эти вещи устраиваются очень скоро и очень искусно въ Киллало.

— Я уѣзжаю завтра съ первымъ поѣздомъ, сказалъ Финіасъ.

— Такъ скоро! — а когда вы начнете — въ Парламентѣ, хочу я сказать?

— Я займу мое мѣсто въ пятницу. Я возвращусь какъ-разъ къ тому времени.

— Но когда мы услышимъ, что вы скажете что-нибудь?

— Вѣроятно, никогда. Только одному изъ десяти депутатовъ, вступающихъ въ Парламентъ, приходится говорить.

— Но вы будете, неправдали? Я надѣюсь. Я надѣюсь, что вы отличитесь — я желаю этого для вашей сестры и для нашего города.

— И больше ни для кого, Мэри?

— Развѣ этого не довольно?

— Стало быть, вы сами ни крошечки не интересуетесь мною?

— Вы знаете, что я интересуюсь. Вѣдь мы были друзьями съ самаго дѣтства. Разумѣется, я буду очень гордиться, что о человѣкѣ, котораго я знала такъ коротко, будутъ говорить какъ о человѣкѣ знаменитомъ.

— Обо мнѣ никогда не будутъ говорить какъ о знаменитомъ человѣкѣ.

— Вы для меня уже знамениты потому, что вы въ Парламентѣ. Только подумайте, я никогда въ жизни не видала члена Парламента.

— Сколько разъ вы видѣли епископа?

— Развѣ онъ членъ Парламента? Ахъ! это не то, что вы. Онъ не можетъ сдѣлаться министромъ и о немъ ничего не читаешь въ газетахъ. Я надѣюсь видѣть ваше имя очень часто, и всегда буду отыскивать его въ газетахъ. «Мистеръ Финіасъ Финнъ удалился вмѣстѣ съ мистеромъ Мильдмэйемъ для совѣщанія о баллотированіи голосовъ.» Что это значитъ?

— Я все объясню вамъ, когда ворочусь, выучивъ свой уронъ.

— Смотрите же, воротитесь. Но я не думаю, чтобы вы воротились. Вы отправитесь куда-нибудь, чтобы видѣться съ лэди Лорой Стэндишъ, когда не будете засѣдать въ Парламентѣ.

— Съ лэди Лорой Стэндишъ!

— И почему же вамъ не видѣться съ нею? Разумѣется, съ вашими надеждами вы должны бывать какъ можно чаще у людей такого рода. Очень хороша собой лэди Лора?

— Она ростомъ выше шести футъ.

— Это вздоръ. Я этому не вѣрю.

— Она будетъ казаться такого роста, если станетъ возлѣ васъ.

— Потому что я такъ ничтожна и мала!

— Потому что фигура ваша совершенна и потому что она неуклюжа. Она не похожа на васъ ни въ чемъ. У нея густые, жесткіе, рыжіе волосы, между тѣмъ какъ ваши шелковисты и мягки. У нея огромныя руки и ноги, и…

— Финіасъ, вы дѣлаете изъ нея урода, а между тѣмъ я знаю, что вы восхищаетесь ею.

— Это такъ, потому что она обладаетъ умственной силой, и несмотря на жесткіе волосы, несмотря на огромныя руки и долговязую фигуру, она хороша собой. Можно видѣть, что она совершенно довольна собою и намѣрена, чтобы другіе были довольны ею. Она такъ и дѣлаетъ.

— Я вижу, что вы влюблены въ нее, Финіасъ.

— Нѣтъ, я не влюбленъ — по-крайней-мѣрѣ въ нее. Изъ всѣхъ мущинъ на свѣтѣ, я полагаю, что я менѣе всѣхъ имѣю право влюбляться. Я думаю, что женюсь когда-нибудь.

— Я увѣрена и надѣюсь, что вы женитесь.

— Но не прежде сорока или, можетъ быть, пятидесяти лѣтъ. Еслибы я не былъ такъ сумасброденъ и не имѣлъ того, что мущины называютъ высокимъ честолюбіемъ, я можетъ быть отважился бы влюбиться теперь.

— Я очень рада, что въ васъ есть высокое честолюбіе. Его долженъ имѣть каждый мущина, и я не сомнѣваюсь, что мы услышимъ о вашей женитьбѣ скоро — очень скоро. А потомъ, если она можетъ помочь вашему честолюбію, мы всѣ…будемъ… рады.

Финіасъ не сказалъ ни слова болѣе. Можетъ быть, какое-нибудь движеніе въ обществѣ прервало разговоръ въ углу. И онъ опять не оставался съ Мэри наединѣ до-тѣхъ-поръ, пока не настала минута накинуть ей на плеча манто въ передней, когда мистриссъ Флудъ Джонсъ кончала какой-то важный разсказъ его матери. Кажется, Барбара стала въ дверяхъ и не пускала никого пройти, давъ Финіасу случай, которымъ онъ воспользовался.

— Мэри, сказалъ онъ, обнявъ ее, хотя онъ не сказалъ ни одного слова о любви, кромѣ того, что читатель слышалъ: — одинъ поцѣлуй, прежде чѣмъ мы разстанемся!

— Нѣтъ, Финіасъ, нѣтъ!

Но поцѣлуй былъ взятъ и данъ прежде, чѣмъ она даже отвѣтила ему.

— О, Финіасъ! вы не должны…

— Долженъ. Почему же нѣтъ? Мэри, я хочу прядку вашихъ волосъ.

— Вы не получите, право вы не получите!

Но ножницы были подъ рукою, прядка была отрѣзана и положена въ его карманъ прежде, чѣмъ она успѣла сопротивляться. Болѣе не было ничего — ни одного слова, и Мэри ушла, опустивъ воаль, подъ крылышкомъ матери, проливая нѣжныя, безмолвныя слезы, которыхъ не видалъ никто.

— Ты любишь ее, неправдали, Финіасъ? спросила Барбара.

— Перестань! Ложись спать и не заботься о такихъ пустякахъ. Но, смотри, встань завтра проводить меня.

Всѣ встали рано утромъ проводить его, напоить его кофеемъ, наговорить добрыхъ совѣтовъ, осыпать поцѣлуями и закидать его старыми башмаками въ знакъ благополучнаго пути, когда онъ отправился въ свою важную экспедицію въ Парламентъ. Отецъ далъ ему двадцатифунтовый билетъ и просилъ ради Бога беречь деньги. Мать совѣтовала ему всегда имѣть въ карманѣ апельсинъ, когда онъ намѣренъ говорить долѣе обыкновеннаго. А Барбара шепотомъ просила его никогда не забывать милую Мэри Флудъ Джонсъ.

Глава III. Финіасъ Финнъ вступаетъ въ парламентъ

Финіасъ имѣлъ много серьезныхъ, почти торжественныхъ мыслей, когда ѣхалъ въ Лондонъ. Съ сожалѣніемъ долженъ я увѣрить моихъ читательницъ, что немногія изъ этихъ мыслей относились къ Мэри Флудъ Джонсъ. Онъ однако очень старательно спряталъ прядь волосъ и могъ вынуть ее для надлежащаго обожанія въ такое время, когда его умъ будетъ менѣе занятъ государственными дѣлами. Неужели онъ потерпитъ неудачу въ томъ важномъ дѣлѣ, за которое онъ взялся? Онъ не могъ не говорить себѣ, что вѣроятность неудачи была въ двадцать разъ болѣе вѣроятія на успѣхъ. Теперь, когда онъ приглядывался ближе на все это, затрудненія казались больше прежняго, а награда меньше, труднѣе для достиженія и непримѣтнѣе. Сколько было членовъ, которымъ никогда не удавалось заставить слушать себя! Какъ многіе говорили только для того, чтобъ потерпѣть неудачу! Онъ зналъ многихъ членовъ Парламента, которымъ никто не отдавалъ ни уваженія, ни почета, и ему казалось, когда онъ обдумывалъ все это, что съ ирландскими членами Парламента вообще обращаются съ большимъ равнодушіемъ, чѣмъ съ другими. Напримѣръ, о О’Б… О’К… О’Д… ни крошечки не заботился никто, они съ трудомъ могли найти товарища, чтобъ отобѣдать въ клубѣ, а между тѣмъ это были члены Парламента. Почему онъ будетъ лучше, чѣмъ О’Б… О’К… О’Д… ? И какимъ образомъ долженъ онъ начать, чтобъ быть лучше ихъ? У него была мысль относительно того, какъ онъ долженъ стараться превзойти этихъ господъ. Онъ не считалъ ихъ очень серьезно проникнутыми сознаніемъ заботиться о благосостояніи своей родины, а онъ имѣлъ намѣреніе заботиться объ этомъ очень серьезно. Онъ будетъ заниматься своимъ дѣломъ честно и добросовѣстно, рѣшившись исполнять свою обязанность какъ только возможно, каковъ бы ни былъ результатъ. Это было благородное намѣреніе и могло быть пріятно для него — еслибы онъ не помнилъ насмѣшливую улыбку, мелькнувшую на лицѣ его друга Ирля, когда онъ объявилъ о своемъ намѣреніи исполнять свою обязанность какъ либералъ, а не поддерживать партію. Онъ зналъ, что Ирль и люди подобные ему будутъ презирать его, если онъ не станетъ въ притянутую колею — а если Баррингтоны Ирли будутъ презирать его, что же ему останется?

Его мрачныя мысли нѣсколько разсѣялись, когда онъ нашелъ Лоренса Фицджибона, своего короткаго пріятеля, человѣка очень умнаго, на пароходѣ, когда онъ отчаливалъ отъ кингстонской пристани. Лоренсъ Фицджибонъ ѣздилъ также хлопотать о своихъ выборахъ и, разумѣется, былъ выбранъ депутатомъ отъ своей родины. Лоренсъ Фицджибонъ засѣдалъ въ Парламентѣ уже пятнадцать лѣтъ и былъ еще довольно молодъ. Онъ вовсе не походилъ на О’Б… О’К… О'Д… Лоренсъ Фицджибонъ всегда могъ заставить себя слушать, еслибы захотѣлъ говорить, и друзья его увѣряли, что онъ могъ бы давно занять высокое мѣсто, еслибы захотѣлъ трудиться. Онъ былъ пріятнымъ гостемъ въ лучшихъ домахъ, и такимъ другомъ, какъ онъ, каждый могъ гордиться. Финіасъ уже два года зналъ Лоренса Фицджибона. А между тѣмъ говорили, что у Лоренса Фицджибона ничего не было своего, и удивлялись, какъ онъ жилъ. Онъ былъ младшій сынъ лорда Клэддафа, ирландскаго пэра, имѣвшаго большую семью, который не могъ ничего сдѣлать для Лоренса, своего любимаго сына, кромѣ того, что доставилъ ему мѣсто въ Парламентѣ.

— Ну, Финнъ, мой милый, сказалъ Лоренсъ, пожимая руку на пароходѣ младшему члену: — вы все устроили въ Лофшэнѣ?

Финіасъ началъ разсказывать всю исторію — удивительную исторію — о Джорджѣ Моррисѣ и графѣ Тулла: какъ лофшэнцы выбрали его безъ оппозиціи; какъ его поддерживали и консерваторы и либералы; какъ единогласно лофшэнцы выбрали его, Финіаса Финна, своимъ представителемъ. Но Фицджибонъ, повидимому, очень мало этимъ интересовался и даже объявилъ, что все это вещи случайныя и совершенно независимы отъ достоинствъ или недостатковъ самого кандидата. Удивительно и почти непріятно было Финіасу Финну, что его другъ Фицдхибонъ такъ мало поздравляетъ его и даже вовсе не восхваляетъ. Еслибъ онъ былъ выбранъ членомъ лофшэнской корпораціи, а не представителемъ Лофшэна въ британскомъ Парламентѣ, Лоренсъ Фицджибонъ не могъ бы менѣе шумѣть объ этомъ. Финіасъ былъ раздосадованъ, но постарался скрыть свою досаду. А когда черезъ полчаса послѣ ихъ встрѣчи Фицджибону надо было напомнить, что его собесѣдника не было въ Парламентѣ въ послѣднюю сессію, Финіасъ могъ сдѣлать это замѣчаніе такъ, какъ будто онъ думалъ также мало о Парламентѣ, какъ и самъ давно привыкшій къ нему членъ.

— На сколько я могу видѣть теперь, сказалъ Фицджибонъ: — у насъ непремѣнно будетъ семнадцать.

— Семнадцать? спросилъ Финіасъ, не совсѣмъ понимая значеніе этого числа.

— Семнадцать большинства. Четыре ирландскихъ графства и три шотландскихъ еще не выбрали депутатовъ, но мы знаемъ очень хорошо, что они сдѣлаютъ. Относительно Тинперари еще ничего не рѣшено; но кто ни былъ бы выбранъ изъ семи кандидатовъ, голосъ будетъ на нашей сторонѣ. Консерваторы этого не выдержатъ.

— По моему мнѣнію, они и не должны идти противъ большинства.

— Но вѣдь это имъ не нравится. Дёбби отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобъ остаться.

Подъ именемъ Дёбби былъ извѣстенъ между друзьями и врагами мистеръ Добени, въ то время бывшій предводителемъ консервативной партіи въ Нижней Палатѣ.

— Но многіе изъ нихъ, продолжалъ Фицджибонъ: — предпочитаютъ другую сторону, и если вы не дорожите деньгами, честное слово, та сторона пріятнѣе.

— Но страна ничего не выиграетъ отъ торійскаго правительства.

— Теперь оно па половину составлено изъ тѣхъ и изъ другихъ. Я еще не зналъ въ Англіи правительства, которое желало бы сдѣлать что-нибудь. Дайте правительству сильное большинство, какъ тори имѣли впродолженіе полустолѣтія, и разумѣется оно не будетъ дѣлать ничего. Да и дѣлать дѣло, какъ вы это называете, значитъ только добиваться власти, покровительства и денегъ.

— А развѣ странѣ не слѣдуетъ служить?

— Странѣ служатъ на столько, сколько она платитъ за это — а можетъ быть и нѣсколько болѣе. Клэрки въ канцеляріяхъ трудятся для страны. И министры трудятся также, если трудовъ-то много — но по моему мнѣнію, чѣмъ меньше станутъ трудиться въ Парламантѣ, тѣмъ лучше. Дѣлается-то очень мало, да и того слишкомъ много.

— Но народъ…

— Пойдемте-ка выпьемъ рюмку водки и оставимъ въ покоѣ народъ. Народъ можетъ заботиться о себѣ гораздо лучше, чѣмъ мы о немъ.

Доктрина Фицджибона вовсе не походила на доктрину Баррингтона Ирля и пришлась еще менѣе по вкусу новаго члена. Баррингтонъ Ирль думалъ, что предводителю его партіи Мильдмэю слѣдуетъ поручить всѣ необходимыя перемѣны въ законахъ, и что послушная Нижняя Палата должна безусловно повиноваться этому предводителю, дозволяя всѣ перемѣны, предложенныя имъ; но по мнѣнія Баррингтона Ирля, такія перемѣны должны быть многочисленны и очень важны, и еслибы по ходатайству предводителя его партіи онѣ были приняты закономъ, то постепенно произвели бы такую виговскую утопію въ Англіи, какая никогда еще не бывала на земномъ шарѣ. А по мнѣнію Фицджибона и настоящая утопія была довольно хороша — еслибы только онъ самъ опять могъ занять нѣкое мѣстечко, которое давало ему до-сихъ-поръ тысячу фунтовъ въ годъ и никакой работы, что было очень удобно для него. Онъ не скрываль своего честолюбія и былъ просто огорченъ перспективою, что долженъ опять обращаться къ избирателямъ, прежде чѣмъ успѣетъ насладиться тѣми прекрасными вещами, которыя онъ надѣялся получить изъ несомнѣннаго большинства семнадцати, котораго можно было добиться.

Я ненавижу всѣ перемѣны, сказалъ Фицджибонъ: — но, честное слово, мы должны это измѣнить. Когда человѣкъ получилъ кроху насущнаго хлѣба, прождавъ ее нѣсколько лѣтъ и, можетъ быть, истративъ тысячи на выборы, онъ долженъ опять хлопотать объ этомъ въ послѣднюю минуту просто изъ повиновенія старому предразсудку. Взгляните на бѣднаго Джэка Бонда, моего лучшаго друга на свѣтѣ. Онъ навсегда претерпѣлъ крушеніе на этой скалѣ. Онъ истратилъ все до послѣдняго шиллинга, три раза сряду оспаривая мѣсто депутата отъ Ромфорда — и три раза получалъ это мѣсто. Потомъ сдѣлали его вице-контролеромъ, и чортъ меня возьми, если онъ не лишился мѣста депутата на слѣдующихъ выборахъ!

— И что сдѣлалось съ нимъ?

— А Богъ знаетъ; кажется, я слышалъ, что онъ женился на старухѣ и поселился гдѣ-то тамъ. Я знаю, что онъ никогда уже не появлялся въ Парламентѣ. Я говорю, что это просто срамъ. Я полагаю, что мое-то мѣсто надежно, но неизвѣстно, что можетъ случиться въ нынѣшнее время.

Когда они разставались на Юстэнскомъ сквэрѣ, Финіасъ сдѣлалъ своему другу небольшіе тревожные вопросы о первомъ вступленіи въ Парламентъ. Поможетъ ли ему Лоренсъ Фицджибонъ своимъ присутствіемъ въ то время, когда онъ будетъ принимать присягу? Но Лоренсъ Фицджибонъ не видѣлъ въ этомъ ничего такого, что должно бы затруднять Финіаса.

— Просто приходите; тамъ будетъ многое множество разнаго народа, и все ваши знакомые. Оставайтесь съ часокъ и все сойдетъ само собой. Послѣ общихъ выборовъ не бываетъ большихъ церемоніи.

Финіасъ пріѣхалъ въ Лондонъ рано утромъ и легъ дома соснуть часа на два. Въ Парламентѣ было засѣданіе въ этотъ самый день и Финіасъ намѣревался начать свои парламентскія обязанности тотчасъ, если найдетъ съ кѣмъ туда идти. Онъ чувствовалъ, что у него недостанетъ мужества одному идти въ Уэстмннстеръ и объяснить полисмэну и сторожамъ, что онъ былъ избранный депутатъ отъ Лофшэна. Около полудня отправился онъ въ клубъ Реформъ и тамъ нашелъ большую толпу, между которой было множество членовъ. Ирль увидалъ его тотчасъ и подошелъ поздравить.

— Такъ все устроилось какъ слѣдуетъ, Финнъ? сказалъ онъ.

— Да, все какъ слѣдуетъ — я нисколько, не сомнѣвался въ этомъ, когда поѣхалъ туда.

— Никогда не видалъ такого счастливца, сказалъ Ирль. — Такое счастье случается одинъ разъ изъ двѣнадцати. Всякій могъ быть выбранъ, не истративъ шиллинга.

Финсіасу вовсе это не понравилось.

— Не думаю, чтобы всякій могъ быть выбранъ, сказалъ онъ: — не зная Лорда Тулла.

— Лордъ Тулла, мой милый, не могъ тутъ сдѣлать ничего. Но не обращайте вниманія на это. Постарайтесь встрѣтиться со мною въ передней въ два часа. Насъ будетъ тамъ множество и мы вмѣстѣ войдемъ. Видѣли вы Фицджибона?

Тутъ Баррингтонъ Ирль занялся другимъ дѣломъ, а Финна стали поздравлять другіе. Но ему казалось, что поздравленія его друзей были неискренни. Онъ говорилъ съ нѣкоторыми, съ тѣми, о которыхъ онъ думалъ, что они отдали бы все на свѣтѣ, чтобъ попасть въ Парламентъ, а между тѣмъ они говорили объ его успѣхѣ какъ о дѣлѣ очень обыкновенномъ.

— Ну, мой милый, надѣюсь, что вамъ это пріятно, сказалъ господинъ среднихъ лѣтъ, котораго онъ зналъ съ самаго пріѣзда въ Лондонъ. — Разница состоитъ въ работѣ даромъ и за деньги. Теперь вы должны работать даромъ.

— Да, конечно, сказалъ Финіасъ.

— Говорятъ, что Парламентъ камфортэбельный клубъ, сказалъ другъ среднихъ лѣтъ: — Но я сознаюсь, что мнѣ непріятно было бы отрываться отъ моего обѣда.

Ровно въ два часа Финіасъ былъ въ передней Уэстминстера и былъ увлеченъ въ Парламентъ съ толпой. И старые и молодые, и тѣ, которые не были ни стары, ни молоды, смѣшивались всѣ вмѣстѣ и къ личности выказывалось очень мало уваженія. Раза четыре раздавались громкія привѣтствія, когда входилъ какой-нибудь популярный господинъ или великій предводитель партіи; по этотъ день оставилъ мало яснаго впечатлѣнія на душѣ молодого члена. Онъ былъ смущенъ, не то радъ, не то обманутъ въ ожиданіи и мысли его были въ безпорядкѣ. Онъ постоянно ловилъ въ душѣ своей сожалѣніе, зачѣмъ онъ тутъ, и также постоянно говорилъ себѣ, что онъ, еще не достигнувъ двадцатипятилѣтняго возраста, не имѣя ни шиллинга за душой, получилъ доступъ въ это собраніе, которое, по сознанію всѣхъ, есть величайшее во всемъ свѣтѣ и въ которое многіе богатые магнаты не могли вступить, несмотря на то, что истратили на это огромныя суммы. Онъ старался сообразить, что онъ выигралъ, но пыль, шумъ, толпу и Недостатокъ какого-то величія для глазъ ему почти трудно было вынести. Ему удалось однако рано принять присягу и слышать, какъ читалась рѣчь королевы. Онъ сидѣлъ очень неудобно, высоко на задней скамьѣ, между двумя господами, которыхъ онъ не зналъ, и рѣчи показались ему очень длинны. Онъ обыкновенно видалъ такую рѣчь въ одномъ столбцѣ газетъ и думалъ, что эти рѣчи должны занять по-крайней-мѣрѣ четыре столбца каждая. Онъ просидѣлъ До конца засѣданія, а потомъ пошелъ обѣдать въ свой клубъ. Онъ входилъ въ столовую Нижней Палаты, но тамъ была толпа, а онъ былъ одинъ — и сказать по правдѣ, онъ боялся заказать обѣдъ.

Единственное торжество, полученное имъ въ Лондонѣ, произошло отъ сіянія, которое отразилось отъ его выборовъ на его хозяйкѣ. Это была предобрая, преласковая материнская душа, мужъ которой торговалъ писчими матеріалами и которая содержала очень порядочныя квартиры въ Большой Марльборогской улицѣ. Тутъ Финіасъ жилъ съ-тѣхъ-поръ, какъ пріѣхалъ въ Лондонъ, и былъ большимъ фаворитомъ своей хозяйки.

— Господи помилуй, мистеръ Финіасъ, сказала она: — какъ только подумаешь, что вы членъ Парламента!

— Да, я членъ Парламента, мистриссъ Бёнсъ.

— И вы будете жить но прежнему въ своей квартирѣ? Мнѣ никогда еще не случалось имѣть жильцемъ члена Парламента.

Мистриссъ Бёнсъ дѣйствительно поняла всю важность шага, сдѣланнаго ея жильцемъ, и Финіасъ былъ признателенъ ей.

Глава ІV. Лэди Лора Стэндишъ

Финіасъ, описывая лэди Лору Стэндишъ Мэри Флудъ Джонсъ въ Киллало, представилъ ее не въ весьма яркомъ колоритѣ. А между тѣмъ онъ очень восторгался лэди Лорой, и она была достойна восторга. Можетъ быть, величайшей гордостью въ жизни нашего героя было то, что лэди Лора Стэндишъ была его другомъ и что она подстрекнула его отважиться на парламентскую жизнь. Лэди Лора была также коротка съ Баррингтономъ Ирлемъ, который былъ ея дальнимъ родственникомъ, и Финіасъ подозрѣвалъ, что своимъ выборомъ въ депутаты Лофшэна изъ всѣхъ молодыхъ либеральныхъ кандидатовъ онъ въ нѣкоторой степени былъ обязанъ вліянію лэди Лоры на Баррингтона Ирля. Онъ былъ отъ этого не прочь, потому что хотя онъ постоянно говорилъ себѣ, что вовсе не влюбленъ въ лэди Лору — которая, какъ онъ воображалъ, была старше его — все-таки онъ съ признательностью готовъ былъ принять все изъ ея рукъ и чувствовалъ сильное желаніе увеличить узы дружбы, связывавшія ихъ. Нѣтъ, онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ. Онъ не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія дѣлать ей предложеніе сдѣлаться его женой. Такъ онъ говорилъ себѣ и до выборовъ и послѣ своего возвращенія. Когда онъ очутился въ углу съ бѣдной Мэри Флудъ Джонсъ, разумѣется онъ поцѣловалъ ее; но онъ не думалъ, чтобы при какихъ бы то пи было обстоятельствахъ онъ поддался искушенію поцѣловать лэди Лору. Онъ предполагалъ, что влюбленъ въ свою маленькую — въ нѣкоторой степени. Разумѣется, изъ этого ничего не могло выйти по объятельствамъ его жизни, такъ для него важнымъ. Онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору, а между тѣмъ надѣялся, что изъ его короткости съ нею можетъ произойти многое. Онъ не разъ спрашивалъ себя, какъ онъ будетъ чувствовать, когда кто-нибудь другой влюбится въ лэди Лору, потому что она вовсе была не такая женщина, чтобы имѣть недостатокъ въ обожателяхъ — когда кто-нибудь другой влюбится въ нее и будетъ принятъ ею какъ любовникъ; но на этотъ вопросъ онъ не могъ еще отвѣчать. Было много вопросовъ относительно его самого, на которые онъ отвѣчалъ себѣ, что судьба его ходить по волканамъ.

— Разумѣется, въ одинъ прекрасный день я буду разорванъ на мелкіе куски, говаривалъ онъ: — но это лучше, чѣмъ медленно свариться въ кашу.

Въ Парламентѣ было засѣданіе въ пятницу, а потомъ въ субботу утромъ и пренія объ адресѣ были отложены до понедѣльника. Въ воскресенье Финіасъ рѣшилъ, что онъ увидится съ лэди Лорой. Она говорила, что бываетъ всегда дома по воскресеньямъ и отъ трехъ до четырехъ часовъ, вѣроятно, ея гостиная будетъ полна. Разумѣется, гости будутъ приходить и уходить, и помѣшаютъ его разговору съ нею. На нѣсколько минутъ онъ можетъ найти ее одну, и ему чрезвычайно хотѣлось знать, приметъ ли она его какъ члена Парламента горячѣе чѣмъ его приняли другіе друзья. До-сихъ-поръ онъ не нашелъ горячности по пріѣздѣ въ Лондонъ, кромѣ той, которая пылала въ груди мистриссъ Бёнсъ.

Лэди Лора Стэндишъ была дочерью графа Брентфорда и осталась единственной женщиной въ семействѣ графа. Графиня умерла, а лэди Эмили, младшая дочь, первая красавица своего времени, была теперь женою русскаго вельможи, котораго она предпочла всѣмъ своимъ англійскамъ женихамъ, и жила въ Петербургѣ. Тетка, старая лэди Лора, пріѣзжала въ Лондонъ въ половинѣ мая, но всегда жила въ деревнѣ, кромѣ шести недѣль въ году. Лордъ Чильтернъ, сынъ и наслѣдникъ графа, жилъ въ фамильномъ отелѣ на Портманскомъ сквэрѣ, но о лордѣ Чильтернѣ лэди Лора говорила не часто, а Финіасъ, какъ ни часто бывалъ въ домѣ, никогда не видалъ лорда Чильтерна. Объ этомъ молодомъ вельможѣ разные люди говорили разныя вещи; но я боюсь, что разсказы наиболѣе вѣроятные приписывали ему большую короткость съ ньюмаркэтскими дѣлами и пристрастіе къ удовольствіямъ. О лордѣ Чильтернѣ Финіасъ еще не говорилъ ни слова съ лэди Лорой. Съ отцомъ онъ былъ знакомъ, такъ какъ обѣдалъ въ домѣ, можетъ быть, разъ двѣнадцать. Главная черта въ характерѣ лорда Брентфорда, болѣе всѣхъ поразившая нашего героя, состояла въ безграничномъ довѣріи, которое онъ оказывалъ своей дочери. Лэди Лора, повидимому, пользовалась полною свободою дѣлать что она хотѣла. Она располагала собою свободнѣе, чѣмъ еслибы была женою, а не дочерью графа Брентфорда, и казалась также полновластной хозяйкой въ домѣ.

Финіасъ объявилъ въ Киллало, что лэди Лора была шести футъ ростомъ, что у нея рыжіе волосы, фигура долговязая, а руки и ноги огромныя. На самомъ дѣлѣ она была пяти футъ семи дюймовъ вышины и держалась очень хорошо. Бъ ея осанкѣ было какое-то благородство и такимъ образомъ она казалась выше, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ. Волосы ея дѣйствительно были рыжіе — темно-рыжіе вполнѣ. У брата ея были точно такіе же волосы, такъ же какъ и у отца, прежде чѣмъ побѣлѣли отъ старости. Волосы сестры ея были нѣжнаго каштановаго цвѣта, и въ то время, какъ она выходила замужъ, говорили, что ея волосы были самыми красивыми во всей Европѣ. Но въ нынѣшнее время намъ нравятся рыжіе волосы, и волосы лэди Лоры не мѣшали ей считаться красавицей. Лицо ея было очень красиво, хотя въ немъ недоставало той нѣжности, которую мы всѣ любимъ въ женщинахъ. Глаза ея, большіе, блестящіе и очень свѣтлые, повидимому никогда не дрожали, никогда не потуплялисъ, никогда не выказывали страха своей собственной сила. Въ лэди Лорѣ Стэндишъ не было ничего страшнаго. Носъ ея былъ прекрасно очерченъ, но немножко великъ, и имѣлъ весьма легкую наклонность казаться орлинымъ. Ротъ ея былъ также великъ, но полонъ выраженія, а зубы чудесны. Цвѣтъ лица ея былъ очень блестящъ, но несмотря на этотъ блескъ, она никогда не краснѣла; оттѣнокъ ея лица былъ ровный и твердый. Тѣ, которые знали ее, говорили, что сердце ея было въ полномъ ея распоряженіи, что ничто не могло заставить ея кровь внезапно закипѣть. А обвиненіе въ долговязости, сдѣланное противъ нея, происходило отъ злыхъ замѣчаніи объ ея позѣ, когда она сидѣла. Она не казалась долговязой, когда стояла или ходила, но она наклонялась впередъ, когда сидѣла, какъ мущина, махала руками въ разговорѣ, проводила рукою по лицу, пальцами по волосамъ, какъ дѣлаютъ мущины, а не женщины, и повидимому презирала то нѣжное спокойствіе своего пола, въ которомъ вообще находятъ столько очарованія. Ея руки и ноги были велики, какъ и вся ея фигура. Такова была лэди Лора Стэндишъ, и Финіасъ Финнъ былъ невѣренъ самому себѣ и своему собственному мнѣнію о лэди Лорѣ, когда описывалъ ее въ унизительныхъ выраженіяхъ Мэри Флудъ Джонсъ. Но хотя онъ говорилъ о лэди Лорѣ въ унизительныхъ выраженіяхъ, онъ говорилъ о ней такимъ образомъ, чтобы заставить миссъ Флудъ Джонсъ понять, что онъ много думалъ о лэди Лорѣ.

Рано въ воскресенье отправился онъ на Портманскій скверъ, чтобы узнать, не найдетъ ли сочувствія тамъ. До-сихъ-поръ онъ не находилъ сочувствія нигдѣ. Все было такъ страшно сухо и жестко, и до-сихъ-поръ онъ не собралъ еще плодовъ, которыхъ ожидалъ найти. Правда, что до-сихъ-поръ онъ еще не бывалъ съ друзьями, кромѣ клубныхъ пріятелей и тѣхъ, которые были вмѣстѣ съ нимъ въ Палатѣ — а можетъ быть въ клубѣ были люди завидовавшіе его счастью, а члены Парламента не приписывали этому никакой важности, потому что занимали свои мѣста уже нѣсколько лѣтъ. Теперь ему хотѣлось найти друга, который, какъ онъ надѣялся, могъ сочувствовать, и вотъ для чего отправился онъ на Портманскій сквэръ утромъ въ воскресенье въ половинѣ третьяго. Да, лэди Лора была въ гостиной. Это сказалъ ему швейцаръ, но швейцаръ очевидно думалъ, что ему помѣшали обѣдать прежде времени. Финіасъ вовсе не заботился о швейцарѣ. Если лэди Лора будетъ съ нимъ неласкова, онъ никогда болѣе не будетъ безпокоить этого швейцара. Въ эту минуту онъ былъ особенно огорченъ, потому что другъ, котораго онъ цѣнилъ, юристъ, съ которымъ онъ занимался послѣдніе три года, цѣлое утро доказывалъ ему, что онъ просто раззорился.

— Когда я услыхалъ объ этомъ, разумѣется я подумалъ, что вы получили наслѣдство, сказалъ мистеръ Ло.

— Я не получалъ наслѣдства, отвѣчалъ Финіасъ: — и никогда не получу.

Ло очень широко раскрылъ глаза, очень грустно покачалъ головой и засвисталъ.

— Какъ я рада, что вы пришли, мистеръ Финнъ! сказала лэди Лора, встрѣчая Финіаса па половинѣ дороги черезъ всю большую комнату.

— Благодарю, сказалъ онъ, взявъ ее за руку.

— Я такъ и думала, что можетъ быть вамъ удастся увидѣться со мною, пока здѣсь еще не будетъ никого.

— Сказать по правдѣ, я самъ этого желалъ, хотя не знаю почему.

— Я могу сказать вамъ, почему вы этого желали, мистеръ Финнъ. Но оставимъ это. Сядемте. Я очень рада, что вамъ удалось — очень рада. Вы знаете, я всегда говорила вамъ, что никогда не буду о васъ имѣть высокаго мнѣнія, если по-крайней-мѣрѣ вы не попытаетесь.

— Поэтому-то я и попытался.

— И успѣли. Люди малодушные, знаете, никогда не сдѣлаютъ ничего хорошаго. Я думаю, что мущина обязанъ проложить себѣ дорогу въ Парламентъ — то-есть, если онъ намѣренъ быть чѣмъ-нибудь. Разумѣется, не всякій можетъ попасть туда въ двадцать-пять лѣтъ.

— Всѣ друзья мои говорятъ, что я раззорился.

— Нѣтъ, я этого не говорю, сказала лэди Лора.

— А вы стоите всѣхъ остальныхъ. Такъ утѣшительно услышать ласковое слово!

— Вы ни отъ кого не услышите здѣсь неласковыхъ словъ. Папа скажетъ вамъ ласковыя слова лучше, чѣмъ я, потому что имъ придастъ вѣсъ благоразуміе его преклонныхъ лѣтъ. Я слышала отъ него разъ двадцать, что чѣмъ раньше человѣкъ вступаетъ въ Парламентъ, тѣмъ лучше. Такъ многому надо научиться.

— Но вашъ отецъ говоритъ о богатыхъ людяхъ.

— Совсѣмъ нѣтъ — о младшихъ братьяхъ, объ адвокатахъ, о людяхъ, которые должны проложить себѣ дорогу, какъ вы. Позвольте — можете вы обѣдать здѣсь въ середу? Гостей у насъ не будетъ, но папа хочетъ пожать руку вамъ; а къ вамъ, законодателямъ Нижней Палаты, доступъ свободнѣе по средамъ чѣмъ въ другіе дни.

— Я буду очень радъ, отвѣчалъ Финіасъ, чувствуя однако, что онъ не ожидалъ большого сочувствія отъ лорда Брентфорда.

— Мистеръ Кеннеди обѣдаетъ здѣсь — вы знаете мистера Кеннеди изъ Лофлинтера — и мы пригласимъ вашего друга мистера Фицджибона; больше не будетъ никого. А поймать Баррингтона Ирля въ такое время рѣшительно невозможно.

— Но возвращаясь къ моему раззоренію, началъ Финіасъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Не думайте о непріятномъ.

— Вы не должны предполагать, что я этого боюсь. Я хотѣлъ сказать, что есть обстоятельства хуже раззоренія — или по-крайней-мѣрѣ вѣроятности раззоренія. Предположимъ даже, что мнѣ придется эмигрировать и лишиться всего — что за бѣда! Я одинокъ и могу дѣлать съ своимъ собственнымъ состояніемъ что я хочу. Нельсонъ долженъ былъ выбирать между Уэстминстерскимъ Аббатствомъ или пэрствомъ, а я между парламентскимъ успѣхомъ или лишеніемъ всего.

— Вы не лишитесь ничего, мистеръ Финнъ. Я ручаюсь вамъ.

— Когда такъ, я спасенъ.

Въ эту минуту дверь комнаты отворилась и какой-то человѣкъ бистро вошелъ, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и тотчасъ воротился, захлопнувъ за собою дверь. Это былъ мущина съ густыми, короткими, рыжими волосами и съ большой рыжей бородой. Лицо его было очень красно — и Финіасу показалось, что были красны даже его глаза. Въ наружности этого человѣка что-то поразило его почти до ужаса — наружность эта показалась ему почти свирѣпою.

Наступило минутное молчаніе послѣ того, какъ захлопнулась дверь, а потомъ лэди Лора сказала:

— Это мой братъ Чильтернъ. Кажется, вы еще не встрѣчались съ нимъ?

Глава V. Мистеръ и Мистриссъ Ло

Страшное появленіе рыжаго лорда Чильтерна разстроило на минуту счастье Финіаса, слушавшаго ласковую лесть лэди Лоры, и хотя лордъ Чильтернъ исчезъ такъ же скоро, какъ явился, радость Финіаса уже не возвращалась. Лэди Лора сказала нѣсколько словъ о братѣ, а Финіасъ отвѣчалъ, что ему никогда не случалось видѣть лорда Чильтерна. Потомъ наступило неловкое молчаніе и почти тотчасъ вошло нѣсколько человѣкъ. Поздоровавшись съ двумя, тремя знакомыми, между которыми находилась старшая сестра Лоренса Фицджибона, Финіасъ простился и вышелъ на сквэръ.

— Миссъ Фицджибонъ будетъ обѣдать у насъ въ середу, сказала лэди Лора. — Она говоритъ, что не ручается за брата, но привезетъ его, если можетъ.

— Мнѣ сказали, что и вы теперь членъ Парламента, сказала Миссъ Фицджибонъ. — Мнѣ кажется, теперь всѣ засѣдаютъ въ Парламентѣ. Маѣ хотѣлось бы знать кого-нибудь, кто не былъ бы ВЪ Парламентѣ, тогда можетъ быть и я собралась бы замужъ.

Но Финіасъ заботился очень мало о томѣ, что миссъ Фицджибонъ говорила ему. Всѣ знали Аспазію Фицджибонъ и всѣ знавшіе ее привыкли переносить жесткость ея шутокъ и горечь ея замѣчаній. Она была старая дѣва, лѣтъ сорока, очень дурная собой, которая, примирившись съ своимъ старымъ дѣвствомъ, Хотѣла пользоваться тѣми жалкими преимуществами, которыя ея положеніе давало ей. Послѣдніе годы значительное состояніе досталось ей, тысячѣ двадцать-пять, досталось неожиданно. Теперь только у ней одной ВЪ семьѣ были деньги. Она жила совершенно одна, въ маленькомъ домикѣ, въ одной изъ самыхъ маленькихъ улицъ въ Мэй-Фэрѣ, бывала вездѣ одна и прямо высказывала свои мысли обо всемъ. Она была искренно предана своему брату Лоренсу — такъ предана, что готова была рѣшиться для него на все — кромѣ того, что не дала бы ему денегъ взаймы.

Но Финіасъ, выйдя на сквэръ, не думалъ ничего объ Аспазіи Фицджибонъ. Онъ ходилъ къ лэди Лорѣ Стэндишъ за сочувствіемъ и это сочувствіе она оказала ему въ полной мѣрѣ. Она понимала его и его стремленія, если ихъ не понималъ никто другой. Она радовалась его торжеству и сказала ему, что ожидаетъ его успѣха. и какимъ восхитительнымъ языкомъ скакала она это! «Малодушное сердце никогда не пріобрѣтетъ себѣ любви прекрасной женщины». Почти такимъ образомъ, хотя не совсѣмъ такимъ, поощряла она его. Онъ зналъ хорошо, что она не имѣла въ мысляхъ никакого другого значенія кромѣ того, которое выражали ея слова. Онъ ни на одну минуту не приписывалъ имъ ничего другого. Но не можетъ ли онъ заимствовать изъ этихъ словъ другой урокъ? Онъ часто говорилъ себѣ, что онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ, но почему же онъ не могъ сказать себѣ теперь, что въ нее влюбленъ? Разумѣется, ему предстоятъ затрудненія. Но преодолѣвать затрудненія не составляетъ ли цѣль его жизни? Не преодолѣлъ ли онъ уже одного такого же большого затрудненія и зачѣмъ ему бояться этого другого? Малодушное сердце никогда не пріобрѣтетъ любви прекрасной дамы! А любовь этой прекрасной дамы — въ эту минуту онъ готовъ былъ поклясться, что она прекрасна — уже была на половину пріобрѣтена. Она не могла бы такъ горячо пожимать его руку, такъ проницательно смотрѣть ему въ лицо, еслибъ не чувствовала къ нему нѣчто болѣе обыкновенной дружбы.

Онъ шелъ теперь къ Регентскому Парку. Онъ хотѣлъ посмотрѣть звѣрей въ Зоологическомъ Саду и рѣшить свой будущій образъ жизни въ этомъ восхитительномъ воскресномъ уединеніи. Ему необходимо было рѣшить очень многое. Если онъ вознамѣрится просить лэди Лору Стэндишъ сдѣлаться его женой, когда будетъ онъ ее просить и какимъ образомъ долженъ предложить ей жить? Онъ не могъ откладывать своего предложенія, такъ какъ онъ зналъ, что у ней будетъ много жениховъ. Онъ не могъ надѣяться, чтобъ она ждала его, если онъ не сдѣлаетъ ей признанія. А между тѣмъ онъ не могъ просить ее раздѣлить съ нимъ содержаніе, получаемое имъ отъ отца. Имѣла ли она большое состояніе, или небольшое, или вовсе не имѣла никакого состоянія, онъ рѣшительно не зналъ. Ему было извѣстно, что графа тревожила расточительность его сына и что отъ этого происходили нѣкоторыя денежныя затрудненія.

Но его величайшимъ желаніемъ было содержать жену собвенными трудами. Теперь онъ не могъ это сдѣлать, если ему не будутъ платить за эти парламентскіе труды. Счастливые господа, составляющіе «правительство», получаютъ жалованье. Да, для него открыто казначейство и онъ долженъ рѣшиться занять мѣсто тамъ. Онъ растолкуетъ это лэди Лорѣ, а потомъ сдѣлаетъ ей предложеніе. Правда, что теперь мѣста въ казначействѣ занимаютъ его политическіе оппоненты, по все на свѣтѣ смертно, а консервативная партія въ Англіи особенно подвержена смертности. Это правда, что онъ не можетъ даже занять мѣсто въ казначествѣ съ тысячью фунтовъ жалованья, не имѣя дѣла съ лофшэнскими избирателями, но если сдѣлаетъ что-нибудь, что придастъ извѣстность его имени, покажетъ, что онъ человѣкъ съ надеждою па успѣхъ, лофшэнскіе избиратели, уже разъ не дѣлавшіе никакихъ затрудненій, навѣрно не поступятъ съ нимъ жестоко, когда онъ во второй разъ покажется между ними. Лордъ Тулла былъ его другъ, и потомъ онъ вспомнилъ, что лэди Лора была въ родствѣ со всѣми значительными вигами. Онъ зналъ, что она троюродная сестра Мильдмэя, который уже много лѣтъ былъ предводителемъ виговъ, и четвероюродная сестра Баррингтона Ирля. Послѣдній президентъ совѣта, герцогъ Сент-Бенгэй, и лордъ Брентфордъ были женаты на родныхъ сестрахъ, и вся родня Сент-Бенгэевъ, Мильдмэевъ и Брентфордовъ была въ дальнемъ родствѣ съ родней Паллизеровъ, наслѣдникъ и глава которыхъ, Плантадженетъ Паллизеръ, непремѣнно будетъ главнымъ казначеемъ при новой перемѣнѣ мѣстъ. Просто какъ возможность вступить въ оффиціальную жизнь, ничего не могло быть успѣшнѣе брака съ лэди Лорой. Конечно, онъ и не подумалъ бы этого только по этой причинѣ. Нѣтъ, онъ подумалъ объ этомъ только потому, что любилъ ее, по чистой совѣсти, потому что онъ любилъ ее. Онъ клялся въ этомъ разъ десять, къ своему собственному успокоенію. Но любя ее такъ, какъ онъ ее любилъ, и рѣшивъ, что несмотря на всѣ затрудненія, она сдѣлается его женою, онъ не видалъ, почему бы — и для себя и для нея — не воспользоваться обстоятельствами, которыя могли принести ему пользу.

Когда онъ бродилъ между звѣрями возлѣ воскресныхъ посѣтителей сада, онъ рѣшилъ, что прежде растолкуетъ лэди Лорѣ свои намѣренія относительно своей будущей каррьеры, а потомъ попроситъ ее соединить ея участь съ его судьбой.

— Итакъ это опять вы, мистеръ Финнъ? сказалъ ему на ухо голосъ.

— Да, это опять я, миссъ Фицджибонъ.

— Я думала, что члены Парламента должны заниматься чѣмъ-нибудь, а не смотрѣть на дикихъ звѣрей. Я думала, что вы всегда проводите воскресенье, придумывая, какъ дразнить другъ друга въ понедѣльникъ.

— Мы уже все это придумали рано утромъ, миссъ Фицджибонъ, пока вы молились.

— Вотъ и мистеръ Кеннеди здѣсь — вы навѣрно знаете его. Онъ также членъ; но онъ можетъ оставаться празднымъ.

Но Финіасъ не зналъ мистера Кеннеди и, слѣдовательно, Потребовалось представленіе.

— Кажется, я встрѣчусь съ вами за обѣдомъ въ середу, связалъ Финіасъ: — у лорда Брентфорда.

— И я также, сказала миссъ Фицджибонъ.

Это будетъ величайшимъ прибавленіемъ къ нашему удовольствію, сказалъ Финіасъ.

Мистеръ Кеннеди, который повидимому говорилъ съ какимъ-то трудомъ и поклонъ котораго нашему герою едва пошевелилъ шляпу на головѣ его, пробормоталъ что-то такое, что можно было принять за согласіе предложенію обѣдать въ середу. Потомъ онъ стоялъ совершенно неподвижно, положивъ обѣ руки на ручку своего зонтика, и смотрѣлъ на клѣтку большихъ обезьянъ. Но было ясно, что онъ совсѣмъ не смотрѣлъ на обезьянъ, потому что глаза его не шевелились.

— Видали вы когда-нибудь въ жизни подобный контрастѣ? сказала миссъ Фицджибонъ Финіасу почти не шепотомъ.

— Между чѣмъ? спросилъ Финіасъ.

— Между мистеромъ Кеннеди и обезьяной. Обезьяна такъ много Говоритъ по своему и такъ восхитительно зла! Я не полагаю, Чтобы мистеръ Кеннеди сдѣлалъ что нибудь алое въ своей жизни.

Кеннеди былъ человѣкъ, имѣвшій весьма мало искушенія сдѣлать что-нибудь злое. Онъ имѣлъ милліона полтора денегъ и ошибочно предполагалъ, что наживалъ ихъ самъ, между тѣмъ какъ можно было сомнѣваться, заработалъ ли онъ когда-нибудь хоть одинъ пенни. Его отецъ и дядя завели торговое дѣло въ Глазго — и теперь это дѣло принадлежало ему. Но его отецъ и дядя, трудившіеся во все время ихъ продолжительной жизни, оставили послѣ себя слугъ понимавшихъ дѣло и торговля теперь преуспѣвала почти своею собственною силой. Теперешній Кеннеди, единственный владѣлецъ этой торговли, хотя ѣздилъ иногда въ Глазго, ничего не дѣлалъ, чтобы поддержать ее. Онъ имѣлъ великолѣпное помѣстье въ Пертширѣ, называвшееся Лофлинтеръ, былъ депутатомъ отъ шотландскихъ мѣстечекъ, имѣлъ домъ въ Лондонѣ, конскій заводъ въ Лейстерширѣ, куда онъ ѣздилъ рѣдко, и былъ не женатъ. Онъ никогда много не говорилъ ни съ кѣмъ, хотя былъ постоянно въ обществѣ; онъ рѣдко дѣлалъ что-нибудь, хотя имѣлъ способы дѣлать все. Онъ очень рѣдко стоялъ на ногахъ въ Нижней Палатѣ, хотя сидѣлъ тамъ десять лѣтъ. Его видали вездѣ, иногда съ однимъ знакомымъ, а иногда съ другимъ, но можно было сомнѣваться, былъ ли у него хоть одинъ другъ. Можно было сомнѣваться, достаточно ли онъ говорилъ когда-нибудь съ какимъ бы то ни было человѣкомъ, чтобы сдѣлать этого человѣка своимъ другомъ. Лоренсъ Фицжибонъ сошелся съ нимъ на одинъ сезонъ и мѣсяца черезъ два попросилъ у него взаймы нѣсколько сотъ фунтовъ.

— Я никогда не даю никому взаймы, отвѣчалъ Кеннеди, и это была самая длинная фраза, какую только слышалъ отъ него Лоренсъ Фицджибонъ.

Но хотя Кеннеди не давалъ взаймы, онъ жертвовалъ очень много — и почти для всего.

«Мистеръ Робертъ Кеннеди, Ч. П.^[1], изъ Лофлинтера, 105 ф. с.» являлось почти на каждомъ благотворительномъ спискѣ. Никто никогда не говорилъ съ нимъ объ этихъ пожертвованіяхъ и онъ не говорилъ ни съ кѣмъ. Къ нему присылались циркуляры, а онъ посылалъ чеки. Эта обязанность была очень для него легка и онъ охотно исполнялъ ее. Еслибы потребовались какія-нибудь справки, то можетъ быть этотъ трудъ былъ бы ему не по силамъ. Вотъ каковъ былъ мистеръ Робертъ Кеннеди, о которомъ Финіасъ слышалъ, что онъ прошлою зимою угощалъ лорда Брендфорда и лэди Лору съ разными другими знатными людьми въ своемъ пертширскомъ помѣстьѣ.

— Я предпочитаю обязьяну, сказалъ Финіасъ миссъ Фицджибонъ.

— Я такъ и думала, сказала она. — Свой своему поневолѣ братъ. Вы оба обладаете одинаковой способностью влѣзать. Но говорятъ, что обезьяны никогда не падаютъ.

Финіасъ, зная, что онъ ничего не выиграетъ ссорясь съ миссъ Фицджибонъ, приподнялъ шляпу и простился. Выходя изъ узкой калитки, онъ опять встрѣтился съ Кеннеди.

— Какая здѣсь толпа! сказалъ онъ, чувствуя себя обязаннымъ сказать что-нибудь.

Кеннеди, находившійся позади него, не отвѣчалъ ему ни слова. Тогда Финіасъ рѣшилъ, что Кеннеди былъ дерзокъ какъ богачъ и что онъ возненавидитъ Кеннеди.

Онъ былъ приглашенъ въ это воскресенье обѣдать у Ло, адвоката, съ которымъ онъ занимался послѣдніе три года. Ло и жена его очень полюбили Финіаса и учитель не разъ говорилъ своему ученику, что успѣхъ его профессіи непремѣнно будетъ для него открытъ, если только онъ будетъ прилежно заниматься своимъ дѣломъ. Ло самъ былъ честолюбивый человѣкъ, надѣявшійся поступить въ Парламентъ когда-нибудь, когда требованія его трудовой жизни позволятъ ему сдѣлать это; но онъ былъ благоразуменъ, разсчетливъ и рѣшился сдѣлать землю твердой подъ своими ногами для каждаго шага, который онъ будетъ дѣлать впередъ. Когда онъ услыхалъ, что Финнъ намѣренъ быть депутатомъ отъ Лофшона, онъ ужаснулся и сильно отговаривалъ его.

— Избиратели, можетъ быть, не возьмутъ его. Только это теперь его единственная надежда, сказалъ Ло своей женѣ, когда узналъ, что Финіасъ былъ, какъ ему казалось, безумно отваженъ.

Но лофшэнскіе избиратели взяли ученика Ло, и теперь Ло долженъ былъ совѣтовать, какъ Финіасъ долженъ поступить въ настоящихъ обстоятельствахъ. Ничто не мѣшало члену Парламента заниматься адвокатскимъ дѣломъ. Даже самые знаменитые адвокаты были членами Парламента. Но Финіасъ Финнъ начиналъ не съ того конца и Ло зналъ, что изъ этого не выдетъ ничего хорошаго.

— Какъ подумаешь, что вы въ Парламентѣ, мистеръ Финнъ! сказала мистриссъ Ло.

— Это точно удивительно, неправдали? сказалъ Финіасъ.

— Это такъ насъ удивило! сказала мистриссъ Ло. — Всегда адвокаты вступаютъ въ Парламентъ послѣ сорокалѣтняго возраста.

— А мнѣ только двадцать-пять. Мнѣ кажется, будто я себя обезславилъ; право такъ, мистриссъ Ло.

— Нѣтъ, вы себя не обезславили, мистеръ Финнъ. Единственный вопросъ состоитъ въ томъ, благоразумно ли это. Искренно надѣюсь, что все окажется въ лучшему.

Мистриссъ Ло была женщина довольно простая, годами пятью старѣе своего мужа, неимѣвшая почти никакого состоянія и обладавшая всѣми возможными добродѣтелями на свѣтѣ. А все-таки ей не нравилось, что ученикъ ея мужа вступилъ въ Парламентъ. Еслибы ея мужъ и Финіасъ Финнъ обѣдали гдѣ-нибудь вмѣстѣ, Финіасъ, поступившій мальчикомъ къ нему въ ученики, выйдетъ изъ комнаты прежде ея мужа, какъ болѣе важное лицо. Это было несправедливо. А все-таки она выбрала для Финіаса самый лучшій кусокъ рыбы, и еслибы онъ былъ боленъ, ухаживала бы за нимъ съ величайшею заботливостью.

Послѣ обѣда, когда мистриссъ Ло ушла наверхъ, началось разсужденіе между учителемъ и ученикомъ, разсужденіе, для котораго и былъ данъ этотъ маленькій обѣдъ. Когда Финіасъ послѣдній разъ былъ у Ло — воротившись изъ Ирландіи — онъ еще не рѣшился на многое такъ твердо, какъ сдѣлалъ это послѣ своего свиданія съ лэди Лорой. Это разсужденіе теперь не могло уже быть полезно — но его избѣжать было нельзя.

— Ну, Финіасъ, что вы намѣрены дѣлать? спросилъ Ло.

Всѣ знавшіе нашего героя или почти всѣ называли его просто до имени. Есть люди, съ которыми обращаются такимъ образомъ какъ бы но общему согласію во всѣхъ обществахъ. Даже мистриссъ Ло, очень прозаическая женщина и не фамильярная въ обращеніи, взяла эту привычку до выборовъ. Но она оставила ее, когда Финіасъ сдѣлался членомъ Парламента.

— Въ этомъ-то и состоитъ весь вопросъ — неправдали? спросилъ Финіасъ.

— Разумѣется, вы дѣла своего не бросите?

— Какого? адвокатуры?

— Да, адвокатуры.

— Я не намѣренъ совсѣмъ оставлять.

— Оставлять? сказалъ Ло, съ удивленіемъ поднимая руки. — Если вы оставите, какъ же намѣрены вы жить? Члены Парламента жалованья не получаютъ.

— Да я и говорю, что не намѣренъ оставлять совсѣмъ.

— Вы не должны оставлять ни на одинъ день, то-есть, если намѣрены сдѣлать себѣ какую-нибудь пользу.

— Мнѣ кажется, что въ этомъ вы ошибаетесь, Ло.

— Какъ я могу ошибаться? Развѣ періодъ праздности можетъ способствовать къ улучшенію профессіи человѣка? И развѣ не сознаютъ всѣ сколько-нибудь понимающіе дѣло, что постоянный трудъ необходимѣе въ нашей профессіи, чѣмъ во всякой другой?

— Я не намѣренъ быть празднымъ.

— Что же вы намѣрены дѣлать, Финіасъ?

— Просто это. Я членъ Парламента. Мы должны признать этотъ фактъ.

— Я не сомнѣваюсь въ этомъ фактѣ.

— И если это несчастье, мы должны извлечь все лучшее изъ него. Даже вы не посовѣтовали бы мнѣ тотчасъ просить мѣста въ Чильтерн Гёндредсъ^[2].

— Посовѣтовалъ бы сдѣлать это завтра же, милый мой, хотя мнѣ непріятно васъ огорчать, если вы обращаетесь ко мнѣ. Я совѣтую вамъ отказаться завтра же отъ вашего мѣста. Надъ вами посмѣются нѣсколько недѣль, но это лучше, чѣмъ разориться на всю жизнь.

— Я не могу этого сдѣлать, грустно сказалъ Финіасъ.

— Очень хорошо, такъ будемъ продолжать, сказалъ Ло. — Если вы не откажетесь отъ вашего мѣста, лучше всего будетъ позаботиться, чтобъ оно какъ можно менѣе мѣшало вашему дѣлу. Я полагаю, вы должны засѣдать въ нѣкоторыхъ комитетахъ.

— Я думаю, что не стану заниматься юридическими дѣлами цѣлый годъ, чтобъ научиться парламентскимъ обычаямъ.

— И не дѣлатъ ничего?

— Ничего кромѣ этого. Это дѣло само по себѣ наука. Изучить его въ одинъ годъ нѣтъ никакой возможности. Но я убѣжденъ, что тотъ, кто желаетъ быть полезнымъ членомъ Парламента, долженъ изучить свое дѣло.

— А чѣмъ вы намѣрены жить въ это время?

Ло, который былъ человѣкъ энергичный, принялъ почти сердитый тонъ. Финіасъ нѣсколько времени сидѣлъ молча; не потому чтобы онъ не находилъ, что отвѣтить, но придумывалъ, въ какихъ бы короткихъ словахъ лучше всего выразить свои мысли.

— Вы получаете отъ отца очень скромное содержаніе, котоpоe до-сихъ-поръ не могло избавить васъ отъ долговъ, продолжалъ Ло.

— Онъ его увеличилъ.

А будете ли вы довольны, живя здѣсь въ парламентской, клубной лѣности, тѣмъ, что онъ скопилъ своей трудовой жизнью? Мнѣ кажется, вы будете несчастны, если сдѣлаете это. Финіасъ любезный другъ, па сколько я могъ познакомиться со свѣтомъ, люди не начинаютъ ни очень хорошо, пи очень дурно. Они вообще имѣютъ добрыя стремленія и слабую волю — или, какъ сказали бы мы, крѣпкія тѣла съ слабыми ногами. Потомъ, оттого что ноги ихъ слабы, они стремятся къ праздности и къ погибели. Разочарованіе все преслѣдуетъ ихъ. Въ девяти случаяхъ изъ десяти, сначала человѣка собьетъ съ толку какое-нибудь несчастное событіе. Увидитъ онъ какую-нибудь женщину и погубитъ себя съ нею — или примется за скачки и къ несчастью выиграетъ деньги — или какой-нибудь демонъ въ образѣ пріятеля приманитъ его къ табаку и водкѣ. Ваше искушеніе явилось въ видѣ этого проклятаго мѣста въ Парламентѣ.

Ло никогда въ жизни не говорилъ нѣжнаго слова ни одной женщинѣ, кромѣ своей жены, никогда не бывалъ на скачкахъ, всегда выпивалъ только двѣ рюмки портвейна послѣ обѣда и считалъ куреніе ужаснѣйшимъ изъ всѣхъ пороковъ.

— Стало быть, вы рѣшили, что я намѣренъ быть празднымъ?

— Я рѣшилъ, что ваше время будетъ потеряно совершенно безполезнымъ образомъ — если вы поступите такъ, какъ намѣрены поступить.

— Но вы не знаете моего плана; выслушайте меня.

Ло сталъ слушать и Финіасъ объяснилъ свой планъ — разумѣется, не говоря ничего о своей любви къ лэди Лорѣ, но давъ Ло понять, что онъ намѣренъ помогать къ уничтоженію существующаго министерства и занять какое-нибудь мѣсто — сначала самое ничтожное — въ казначействѣ съ помощью своихъ восторженныхъ друзей и своего собственнаго краснорѣчія. Ло выслушалъ его не говоря ни слова.

— Разумѣется, сказалъ Финіасъ: — послѣ перваго года у меня время будетъ занято не вполнѣ, если только я не буду имѣть полнаго успѣха, а если я потерплю совершенную неудачу, потому что, разумѣется, я могу потерпѣть неудачу…

— Это очень возможно, сказалъ Ло.

— Если вы рѣшились идти противъ меня, я но долженъ говорить болѣе ни одного слова, съ гнѣвомъ сказалъ Финіасъ.

— Идти противъ васъ! Я готовъ идти куда угодно, только бы спасти васъ отъ такой жизни, какую вы приготовляете себѣ. Я не вижу въ этомъ ничего такого, что могло бы удовлетворить мужественное сердце. Даже если вы будете имѣть успѣхъ, что изъ васъ выдетъ? Вы будете креатурою какого-нибудь министра, а не товарищемъ его. Вы должны прокладывать себѣ дорогу, поднимаясь на лѣстницу, дѣлая видъ, что вы соглашаетесь, когда согласія вашего потребуютъ, и подавая голосъ, согласны вы или нѣтъ. Какая же будетъ вамъ награда? Нѣсколько сотъ ненадежныхъ фунтовъ въ годъ, и то только пока одна партія останется въ силѣ и вы удержите мѣсто въ Парламентѣ. При самомъ лучшемъ — это рабство и униженіе, даже если вы будете на столько счастливы, чтобъ достигнуть этого рабства.

— Вы сами надѣетесь вступить въ Парламентъ и присоединиться къ министерству когда-нибудь, сказалъ Финіасъ.

Ло отвѣчалъ не скоро, но наконецъ отвѣчалъ:

— Это правда, хотя я никогда не говорилъ вамъ этого. Я имѣлъ мои мечты и иногда осмѣливаюсь говорить себѣ, что онѣ могутъ осуществиться. Но если я когда-нибудь займу мѣсто въ казначействѣ, то это будетъ по особенному приглашенію, когда мнѣ предложатъ высокое мѣсто вслѣдствіе успѣха въ моей профессіи. Но это только одна мечта и я не хотѣлъ бы, чтобы вы повторили кому бы то ни было что я сказалъ. Я не имѣлъ намѣренія говорить о себѣ.

— Я увѣренъ, что вы будете имѣть успѣхъ, сказалъ Финіасъ.

— Да, буду. Я уже успѣваю. Я живу тѣмъ, что заработываю какъ джентльмэнъ и могу уже не брать работы, которая мнѣ непріятна. То, о чемъ я мечтаю, есть только ненужное прибавленіе, позолота на пряникѣ. Я готовъ думать, что пряникъ былъ бы вкуснѣе безъ этого.

Финіасъ не пошелъ наверхъ въ гостиную мистриссъ Ло въ этотъ вечеръ и съ мистеромъ Ло оставался не очень поздно. Онъ наслушался совѣтовъ довольно, чтобы быть очень несчастнымъ — чтобы сбросить cъ себя смѣлость, которую онъ пріобѣрлъ во время утренней прогулки — и чтобы заставить его почти сомнѣваться, лучше ли будетъ для него въ-самомъ-дѣлѣ, отказаться отъ мѣста въ Парламентѣ, чтобъ разомъ выйти изъ затрудненiя; но въ такомъ случаѣ онѣ никогда не долженъ осмѣлиться видѣться опять съ лэди Лорой Стэндишъ.

Глава VI. Обѣдъ у лорда Брентфорда

Да, въ случаѣ, если онъ рѣшится воспользоваться совѣтомъ своего стараго друга Ло, Финіасъ Финнъ долженъ рѣшиться никогда болѣе не видаться съ лэди Лорой. А онъ былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ — и почему онъ зналъ, можетъ быть и лэди Лора Стэндишъ влюблена въ него. Когда онъ пошелъ домой изъ дома До, находившагося на Бэдфордскомъ сквэрѣ, онъ далекъ былъ отъ торжества. Онъ говорилъ съ Ло гораздо болѣе, чѣмъ можно было объяснить читателю въ послѣдней главѣ. Ло настойчиво уговаривалъ его и убѣдилъ па столько, что Финіасъ, прежде чѣмъ вышелъ изъ его дома, обѣщалъ подумать объ этихъ самоубійственныхъ Чильтерн-Гёндредсъ. Какимъ же посмѣшищемъ сдѣлается онъ, если долженъ будетъ отказаться отъ Парламента, просидѣвъ тамъ около недѣли! Но такой немедленный отказъ входилъ въ программу Ло. По наставленіямъ Ло, одинъ годъ, проведенный между міазмами Нижней Палаты, будетъ окончательной погибелью для его юридическихъ успѣховъ. Ло, по-крайней-мѣрѣ, удаюсь заставить Финіаса думать, что нравоученія его были справедливы. Съ одной стороны, была его профессія, въ которой, по увѣреніямъ Ло, онъ долженъ былъ имѣть успѣхъ; съ другой стороны былъ Парламентъ, гдѣ, какъ онъ зналъ, всѣ вѣроятности неудачи предстояли ему, несмотря на то, что онъ имѣлъ тамъ мѣсто. Онъ былъ увѣренъ, что онъ не можетъ соединить и то и другое, если начнетъ съ Парламента. Что же долженъ онъ выбрать — вотъ вопросъ, который онъ старался рѣшить, когда шелъ домой съ Бэдфордскаго сквэра въ Большую Марльбороскую улицу. Онъ не могъ удовлетворительно отвѣчать на этотъ вопросъ и легъ спать несчастнымъ человѣкомъ.

Онъ долженъ былъ во всякомъ случаѣ отправиться въ середу на обѣдъ къ лорду Брентфорду, а чтобы имѣть возможность участвовать въ разговорѣ, онъ долженъ быть на преніяхъ въ понедѣльникъ и во вторникъ. Еслибы пренія въ Парламентѣ не были такъ интересны въ началѣ сессіи, Финіасъ можетъ быть и не былъ бы на нихъ, несмотря на прелесть новизны, потому что слова Ло очень его растревожили. Но если ему было суждено быть членомъ Парламента только десять дней, то конечно ему слѣдовало воспользоваться этимъ временемъ, чтобъ послушать такія пренія. Объ этомъ стоитъ говорить съ его дѣтьми лѣтъ черезъ двадцать, съ его внуками лѣтъ черезъ пятьдесятъ — а главное, ему необходимо умѣть говорить объ этомъ съ лэди Лорой Стэндишъ. Для этого онъ сидѣлъ въ Парламентѣ до часа ночи въ понедѣльникъ и до двухъ во вторникъ, и слышалъ, какъ преній были отложены до четверга. Въ четвергъ Добени долженъ былъ сказать свою знаменитую рѣчь, а потомъ пойдетъ раздоръ.

Когда Финіасъ Финнъ вошелъ въ гостиную лэди Лоры въ середу передъ обѣдомъ, тамъ всѣ гости уже собрались. Почему всѣ явились на обѣдъ въ этотъ день ранѣе обыкновеннаго, Финіасъ не понялъ; но вѣроятно тѣ, которые были замѣшаны въ важный вопросъ того времени, поторопились послушать и поговорить. Въ то время торопились всѣ; во всѣхъ преобладало чувство, что нельзя терять ни минуты. Въ комнатѣ были три дамы — лэди Лора, миссъ Фицджибонъ и мистриссъ Бонтинъ. Послѣдняя была жена бывшаго лорда адмиралтейства при послѣднемъ министерствѣ, который жилъ въ надеждѣ занять, можетъ быть, мѣсто повыше въ томъ министерствѣ, которое, какъ онѣ надѣялся, будетъ скоро составлено. Было еще пять человѣкъ кромѣ Финіаса Финна — Бонтинъ, Кеннеди, Фицджибонъ, Баррингтонъ Ирль, который былъ пойманъ, несмотря на все, что говорила лэди Лора о затрудненіи подобной операціи, и лордъ Брентфордъ. Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, что каждый гость былъ членомъ Парламента, и сказалъ себѣ, что онъ не былъ бы тутъ, еслибъ также не былъ тамъ.

— Мы теперь здѣсь всѣ, сказалъ графъ, позвонивъ въ колокольчикъ.

— Надѣюсь, что я не заставилъ себя ждать, сказалъ Финіасъ.

— Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчала лэди Лора: — я не знаю, зачѣмъ мы такъ торопимся. Сколько будетъ, говорите вы, мистеръ Финнъ?

— Я полагаю, семнадцать, сказалъ Финіасъ.

— Вѣроятнѣе двадцать-два, замѣтилъ Бонтинъ. — Колклё такъ боленъ, что никакъ не можетъ быть. Молодой Рочестеръ въ Вѣнѣ, Гёнингъ дуется за что-то, а Муди лишился старшаго сына. Ей-Богу! его уговаривали быть, какъ будто Фрэнка Муди не будутъ хоронить въ пятницу.

— Я этому не вѣрю, сказалъ Лордъ Брентфордъ.

— Спросите карльтонцевъ, они признаются.

— Еслибъ я лишился всѣхъ своихъ родственниковъ на свѣтѣ, замѣтилъ Фицджибонъ: — я все-таки подалъ бы голосъ въ подобномъ вопросѣ. Не присутствовать въ Парламентѣ не воротитъ къ жизни бѣднаго Фрэнка Муди.

— Но въ подобныхъ вещахъ слѣдуетъ соблюдать приличіе, мистеръ Фицджибонъ, сказала лэди Лора.

— Я думала, что все это давно выброшено въ окно, сказала миссъ Фицджибонъ. — Ужъ лучше совсѣмъ не носить покрывала, чѣмъ драться за то, какой оно должно быть толщины.

Доложили, что обѣдъ готовъ. Графъ повелъ миссъ Фицджибонъ, Баррингтонъ Ирль взялъ мистриссъ Бонтипъ, а Фицджибонъ лэди Лору.

— Я держу четыре фунта противъ двухъ, что будетъ болѣе девятнадцати, сказалъ Бонтинъ, проходя въ дверь гостиной.

Замѣчаніе это, повидимому, относилось къ Кеннеди, и потому Финіасъ не отвѣчалъ.

— Я самъ такъ думаю, отвѣчалъ Кеннеди: — но я никогда не держалъ пари.

— Но я надѣюсь, вы иногда подаете голосъ, сказалъ Бонтинъ.

— Иногда, отвѣчалъ Кеннеди.

«Я нахожу его самымъ противнымъ человѣкомъ, какого только случалось мнѣ видѣть, думалъ Финіасъ, слѣдуя за Кеннеди въ столовую.

Онъ примѣтилъ, что Кеннеди стоялъ очень близко къ лэди Лорѣ въ гостиной и что лэди Лора сказала ему нѣсколько словъ. Онъ болѣе прежняго рѣшилъ, что онъ возненавидитъ Кеннеди, и вѣроятно былъ бы угрюмъ и несчастливъ во весь обѣдъ, еслибъ лэди Лора не пригласила его сѣсть по лѣвую ея руку. Это было очень великодушно съ ея стороны, потому что Кеннеди полунерѣшительно приготовлялся сѣсть на это самое мѣсто. Теперь Финіасъ и Кеннеди были сосѣдями, но Финіасу досталось почетное мѣсто.

— Я полагаю, вы не будете говорить во время этихъ преній? сказала лэди Лора.

— Кто? я? Конечно нѣтъ. Во-первыхъ, меня не станутъ слушать, а во-вторыхъ, я и не подумаю начать въ подобномъ случаѣ. Я даже не знаю, буду ли говорить когда-нибудь.

— Будете непремѣнно. Вы именно такого рода человѣкъ, который долженъ имѣть успѣхъ въ Парламентѣ. Я сомнѣваюсь только, удастся ли вамъ занять казенное мѣсто.

— Мнѣ очень хотѣлось бы имѣть эту возможность.

— Разумѣется, вы будете имѣть, если попытаетесь. Начавъ такъ рано, будучи на настоящей сторонѣ — и если вы позволите мнѣ сказать, между богатымъ кружкомъ — вы, безъ всякаго сомнѣнія можете занять казенное мѣсто, если захотите; но я не увѣрена, будете ли вы сговорчивы. Вы вѣдь не можете съ самаго начала быть первымъ министромъ.

— Я видѣлъ уже довольно, чтобы это понимать, сказалъ Финіасъ.

— Если только постоянно будете имѣть передъ глазами это маленькое обстоятельство, вы можете всего достигнуть въ оффиціальной жизни. Но Питтъ былъ первымъ министромъ въ двадцать-четыре года, и этотъ примѣръ погубилъ половину нашихъ молодыхъ политиковъ.

— На меня это не подѣйствовало, лэди Лора.

— На сколько я могу видѣть, въ министерствѣ быть совсѣмъ не трудно. Человѣкъ можетъ научиться придумывать слова, когда онъ стоитъ на ногахъ, въ Нижней Палатѣ, точно такъ, какъ еслибы онъ говорилъ со своими слугами. Онъ долженъ сдерживать свой гнѣвъ и быть очень терпѣливъ. На сколько я видѣла министровъ, они не умнѣе другихъ людей.

— Мнѣ кажется, въ министерствѣ всегда есть двое-трое людей способныхъ.

— Да, очень способныхъ. Мистеръ Мильдмэй прекрасный образецъ; въ немъ нѣтъ и никогда не было ничего блестящаго. Онъ некраснорѣчивъ и никогда, сколько мнѣ извѣстно, не создалъ ничего. Но онъ всегда былъ твердъ, честенъ, настойчивъ, а обстоятельства дѣлали для него легкимъ доступъ къ политикѣ.

— Подумайте, какіе важные вопросы долженъ былъ онъ рѣшать, сказалъ Финіасъ.

— Каждый вопросъ, зависѣвшій отъ него, былъ рѣшенъ справедливо по мнѣнію его партіи и несправедливо но мнѣнію партіи противоположной. Предводитель политической партіи такъ увѣренъ въ поддержкѣ и въ нападкахъ, что для него нѣтъ никакой необходимости заботиться о томъ, справедливъ ли онъ. У него есть помощники, которые должны знать рутину дѣла.

— Стало быть, вы дурного мнѣнія о политикѣ какъ о профессіи?

— Нѣтъ, я думаю о ней очень высоко. Лучше отмѣнять законы, чѣмъ защищать преступниковъ. Но все это мудрость папа, а не моя. Папа еще не былъ въ министерствѣ и, разумѣется, онъ нѣсколько колокъ.

— Я думаю, что онъ былъ совершенно правъ, смѣло сказалъ Баррингтонъ Ирль.

Онъ говорилъ такъ смѣло, что всѣ за столомъ слушали его.

— Я не вижу необходимости для такой междоусобной войны именно теперь, сказалъ лордъ Брентфордъ.

— А я долженъ сказать, что вижу, возразилъ Баррингтонъ Ирль: — лордъ де-Террье занялъ должность, зная, что на его сторонѣ меньшинство. У насъ было большинство почти тридцати голосовъ, когда онъ вступилъ.

— Такъ какъ же вы были кротки, что вышли, сказала, миссъ Фйцджибонъ.

— Вовсе не кротки, продолжалъ Баррингтонъ Ирль. — Мы не могли распоряжаться нашей партіей и должны были выдти. Почему мы знали, можетъ быть многіе изъ нашихъ были выбраны для поддержки лорда де-Террье и тогда намъ пришлось бы признать себя побѣжденными.

— Вы были побиты — наповалъ, сказала миссъ Фицджибонъ.

— Такъ зачѣмъ же лордъ де-Террье распустилъ Парламентъ?

— Первый министръ поступаетъ совершенно справедливо, распуская Парламентъ въ подобномъ положеніи, сказалъ лордъ Брентфордъ. — Онъ долженъ это сдѣлать для королевы. Ему ничего болѣе не остается.

— Именно. Ему больше ничего не остается и онъ имѣетъ на это право. Ужъ только потому, что онъ министръ, получитъ онъ голосовъ двадцать, и если онъ думаетъ, что ему остается эта возможность на успѣхъ, пусть онъ попробуетъ ее. Мы увѣряемъ, что онъ успѣха имѣть не можетъ — что если онъ не ладилъ съ прежними членами Парламента, то конечно не будетъ ладить и съ новыми. Мы позволяли ему сколько могли поступать какъ онъ хочетъ въ февралѣ. Прошлымъ лѣтомъ намъ не удавалось и онъ могъ бы удержаться, еслибы сумѣлъ. Но онъ не сумѣлъ.

— Я должна сказать, что онъ правъ, распустивъ Парламентъ, замѣтила лэди Лора.

— А мы правы, заставляя его подвергнуться послѣдствіямъ такъ скоро, какъ только намъ возможно. Онъ лишился девяти мѣстъ, распустивъ Парламентъ. Вспомните Лофшэнъ.

Разговоръ продолжался въ томъ же родѣ во весь обѣдъ и сдѣлался еще оживленнѣе, когда три дамы ушли изъ столовой. Кеннеди сдѣлалъ только одно замѣчаніе, сказавъ, что по его мнѣнію большинство девятнадцати будетъ такъ же полезно, какъ и двадцати. Это онъ сказалъ очень кроткимъ голосомъ и такимъ тономъ, который выражаетъ сомнѣніе; но несмотря на его смиреніе, Баррингтонъ Ирль напалъ на него почти свирѣпо — какъ будто либеральный членъ Парламента былъ обезславленъ такимъ малодушіемъ, и Финіасъ сталъ презирать этого человѣка за недостатокъ его усердія.

— Если ужъ побивать ихъ, такъ побивать какъ слѣдуетъ, сказалъ Финіасъ.

— Въ этомъ не должно быть ни малѣйшаго сомнѣнія, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

Финіасъ пошелъ въ гостиную черезъ нѣсколько минутъ послѣ обѣда и очень желалъ сказать еще нѣсколько словъ — онъ самъ не зналъ какихъ словъ — лэди Лорѣ. Кеннеди и Бонтинъ прежде его ушли изъ столовой, и Финіасъ опять увидалъ Кеннеди, стоявшаго возлѣ лэди Лоры. Неужели тутъ было что-нибудь? Кеннеди не былъ женатъ, имѣлъ огромное сотояніе, великолѣпное помѣстье, мѣсто въ Парламентѣ и былъ, кажется, не старѣе сорока лѣтъ. Не было никакой причины, почему ему не просить лэди Лору быть его женой — развѣ только онъ не умѣлъ придумать достаточно словъ, чтобъ попросить кого-нибудь и о чемъ-нибудь. Но могла ли такая женщина, какъ лэди Лора, принять предложеніе такого человѣка, какъ Кеннеди, только потому, что онъ богатъ, имѣетъ прекрасное помѣстье — человѣка едва умѣющаго сказать слово, по-видимому, неимѣющаго ни единой мысли, вовсе непохожаго на джентльмэна — такъ Финіасъ говорилъ себѣ. Но въ сущности Кеннеди, хотя некрасивый и непривлекательный мущина, неимѣющій ничего замѣчательнаго въ своей наружности, казался все-таки джентльмэномъ. Самъ Финіасъ былъ шести футъ роста, очень хорошъ собой, съ блестящими, голубыми глазами, каштановыми, волнистыми волосами и свѣтлой, шелковистой бородой. Мистриссъ Ло не разъ говорила мужу, что красота можетъ повредить Финіасу. Ло однако отвѣчалъ, что молодой Финнъ никогда не сознавалъ своихъ наружныхъ преимуществъ.

— Онъ скоро это узнаетъ, говорила мистриссъ Ло. — Какая-нибудь женщина скажетъ ему и онъ избалуется.

Не думаю, чтобъ Финіасъ до-сихъ-поръ полагался на красоту свою, но онъ чувствовалъ, что такая женщина, какъ лэди Лора Стэндишъ, должна презирать Кеннеди за то, что онъ некрасивъ собой. Она должна презирать его! Невозможно, чтобъ женщина, столь исполненная жизни, рѣшилась выйти за человѣка, въ которомъ рѣшительно не виднѣлось никакой жизни. Однако, зачѣмъ же онъ былъ тутъ, зачѣмъ ему позволялось торчать возлѣ него? Финіасъ Финнъ начинаетъ считать себя обиженнымъ.

Но лэди Лора обладала способностью немедленно уничтожать это чувство. Она сдѣлала уже это въ столовой, пригласивъ Финіаса сѣсть возлѣ нея, съ нарочнымъ исключеніемъ милліонера, я сдѣлала это теперь, отойдя отъ Кеннеди къ тому мѣсту, гдѣ Финіасъ стоялъ угрюмо.

— Разумѣется, вы будете въ клубѣ въ пятницу утромъ, сказала она.

— Непремѣнно.

— Приходите ко мнѣ потомъ разсказать о вашихъ впечатлѣніяхъ и о томъ, что вы думаете о рѣчи Добени. Въ Парламентѣ ничего не будетъ сдѣлано до четырехъ часовъ и вы успѣете забѣжать ко мнѣ.

— Конечно успѣю.

— Я просила мистера Кеннеди и мистера Фицджибона придти. Меня такъ безпокоитъ это, что я желаю слышать, что говорятъ разные люди. Вы, можетъ быть, знаете, что папа будетъ министромъ, если сдѣлается перемѣна.

— Въ-самомъ-дѣлѣ?

— О, да! Вы придете?

— Разумѣется, приду. Неужели вы ожидаете услышать мнѣніе отъ мистера Кеннеди?

— Да. Вы еще не знаете мистера Кеннеди. И вы должны помнить, что онъ скажетъ больше мнѣ, чѣмъ вамъ. Онъ не такъ находчивъ, какъ вы, и ничѣмъ не восторгается, но у него есть мнѣніе, и мнѣніе самое основательное.

Финіасъ чувствовалъ, что лэди Лора слегка бранила его за неуваженіе, съ которымъ онъ говорилъ о Кеннеди, и онъ чувствовалъ также, что онъ компрометировалъ себя — что онъ выковалъ свое огорченіе и что она видѣла и поняла его горесть.

— Я его не знаю, сказалъ онъ, стараясь поправить свой промахъ.

— Да, вы его еще не знаете. Но я надѣюсь, что вы узнаете его когда-нибудь, потому что онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, которые и полезны и достойны уваженія.

— Не знаю, можетъ ли онъ быть полезенъ мнѣ, сказалъ Финіасъ: — но если вы желаете, я постараюсь уважать его.

— Я желаю и того и другого — но все это придетъ въ надлежащее время. Я думаю, что въ началѣ осени будетъ большое собраніе настоящихъ виговъ-либераловъ въ Лофлинтерѣ тѣхъ, я хочу сказать, кто душею преданъ своему дѣлу и которые въ тоже время джентльмэны. Если такъ, то млѣ будетъ жаль, если васъ тамъ не будетъ. Вамъ не надо говорить объ этомъ, но мистеръ Кеннеди сейчасъ сказалъ папа нѣсколько словъ объ этомъ, а его слова значатъ такъ много! Ну — прощайте и непремѣнно приходите въ пятницу. Вы теперь идете въ клубъ; разумѣется, я завидую вамъ, мущинамъ, еще болѣе въ томъ, что у васъ есть клубы, чѣмъ въ томъ, что вы можете быть членами Парламента, хотя чувствую, что жизнь женщины неполна оттого, что она не можетъ занимать мѣста въ Парламентѣ.

Финіасъ ушелъ съ Лоренсомъ Фицджибономъ. Онъ предпочелъ бы идти одинъ, но не могъ освободиться отъ своего дружелюбнаго соотечественника. Ему хотѣлось обдумать все, что происходило въ этотъ вечеръ; онъ и обдумывалъ, несмотря на разговоръ своего друга. Когда лэди Лора видѣлась съ нимъ въ первый разъ послѣ возвращенія его въ Лондонъ, она сказала ему, какъ отецъ ея желаетъ поздравить его съ вступленіемъ въ Парламентъ; но графъ ни слова не сказалъ ему объ этомъ. Графъ былъ вѣжливъ съ Финіасомъ, какъ обыкновенно бываютъ вѣжливы хозяева, но особенно онъ не былъ ласковъ къ нему. А Кеннеди? Онъ, Финіасъ, не поѣдетъ въ Лофлинтеръ, хотя бы даже успѣхъ либеральной партіи зависѣлъ отъ того. Онъ увѣрялъ себя, что нѣкоторыя вещи человѣкъ не можетъ дѣлать. Но хотя онъ былъ не совсѣмъ доволенъ тѣмъ, что происходило въ ІІортсмэнскомъ сквэрѣ, онъ чувствовалъ, идя рука объ руку съ Фицджибономъ, что совѣты Ло должны разлетѣться на вѣтеръ. Онъ бросилъ жребій, согласившись быть депутатомъ отъ Лофшэна, и долженъ подвергнуться риску.

— Право, Финнъ, мой милый, вы кажется совсѣмъ меня не слушаете, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Я слушаю каждое ваше слово, сказалъ Финіасъ.

— А если я поѣду на родину опять въ эту сессію, вы поѣдете со мною?

— Поѣду, если могу.

— Вотъ это хорошо. Надѣюсь, что вамъ удастся. Какая же польза выгонять такихъ людей, если ничего не получишь за свои труды?

Глава VII. Мистеръ и мистриссъ Бёнсъ

Добени кончилъ свою рѣчь въ три часа утра. Не думаю, чтобъ было хоть сколько-нибудь правды въ томъ, что было говорено въ то время, будто онъ стоялъ часомъ дольше, нежели обыкновенно, для того, чтобъ пятеро или шестеро очень старыхъ виговъ устали до смерти и отправились спать. Но какъ бы ни былъ старъ и утомленъ вигъ, ему не позволили бы уѣхать изъ Уэстминстера въ эту ночь. Сэр-Эдуардъ Поуэлль былъ тамъ на своемъ креслѣ, какъ больной, въ двѣнадцать часовъ, съ докторомъ съ одной стороны и съ пріятелемъ съ другой, въ какихъ-то парламентскихъ предѣлахъ, и исполнилъ свою обязанность, какъ самый старый британецъ. Тотъ, кто слышалъ рѣчь Добени, никогда не забудетъ ее. Такой изученной горечи, можетъ быть, не было никогда, а между тѣмъ онъ не произнесъ ни слова, которое заставило бы обвинить его въ томъ, что онъ заходитъ за границы парламентскаго антагонизма. Это правда, что на личности нельзя было указать яснѣе, что обвиненія въ политической несправедливости, трусости и фальшивости не могли быть яснѣе, что никакими словами нельзя было приписать болѣе низкихъ причинъ или болѣе безсовѣстнаго поведенія. Но, несмотря на это, Добени во всемъ, что онъ говорилъ, не переступалъ за границы парламентскихъ обязанностей и выказалъ себя гладіаторомъ прекрасно пріученнымъ для той арены, на которую онъ вышелъ сражаться. Стрѣлы его были отравлены, копье наточено, выстрѣлъ метокъ — потому что такія вещи позволяются. Онъ не отравлялъ колодезей своихъ враговъ, не употреблялъ греческаго огня, потому что такія вещи не дозволяются. Онъ зналъ въ точности правила битвы. Мильдмэй сидѣлъ и слушалъ его, ни разу не приподнявъ шляпы съ головы, не сказавъ ни слова своему сосѣду. Обѣ стороны въ Парламентѣ говорили, что Мильдмэй страшно страдалъ, но такъ какъ Мильдмэй никому не жаловался и готовъ былъ протянуть Добени руку въ первый разъ, какъ они встрѣтились въ гостяхъ то я не знаю, могъ ли кто составить себѣ настоящее понятіе о чувствахъ Мильдмэя. Это былъ человѣкъ безстрастный, рѣдко говорившій о своихъ чувствахъ, и безъ сомнѣнія онъ сидѣлъ надвинувъ шляпу на глаза для того, чтобы никто не могъ судить о его чувствахъ по выраженію его лица.

— Еслибы онъ пересталъ получасомъ ранѣе, его аттака была бы превосходна, критиковалъ Баррингтонъ Ирль рѣчь Добени: — но онъ позволилъ себѣ ослабѣть и вся слава исчезла.

Хотя Финіасъ легъ въ постель въ половинѣ шестого, но пришелъ къ завтраку мистриссъ Бёнсъ къ девяти часамъ. Онъ обѣщалъ дать отвѣтъ въ это самое утро объ одномъ дѣлѣ, весьма интересномъ для мистриссъ Бёнсъ. На Старомъ сквэрѣ, въ домѣ подъ № 9, отдавалась внаймы квартира, въ которую мистеръ Ло совѣтовалъ Финіасу переселиться. Если Финіасъ намѣревался заняться адвокатскимъ дѣломъ, то ему необходимо имѣть особую квартиру и клэрка, и въ воскресенье вечеромъ уходя отъ Ло, онъ почти поручилъ ему нанять для него квартиру въ домѣ подъ № 9.

— Останетесь вы въ Парламентѣ, или нѣтъ, а начать вы должны, говорилъ Ло: — а какъ же вы начнете, когда у васъ приличной квартиры нѣтъ?

Ло надѣялся, что ему удастся отвлечь Финіаса отъ Парламента, убѣдить его бросить свое безумство, если не въ эту и слѣдующую сессію, то во всякомъ случаѣ въ началѣ третьяго года. Ло былъ человѣкъ настойчивый и любившій очень сильно, когда разъ полюбилъ. Порядкомъ будетъ онъ приставать къ Фитасу Финну прежде чѣмъ позволитъ этому Уэстминстерскому сатанѣ сдѣлать его своей добычей. Если только ему удастся заманить Финіаса въ отдѣльную квартиру, онъ можетъ сдѣлать многое.

Но Финіасъ такъ пропитался теперь политической атмосферой, которую навѣяли на него лэди Лора и Баррингтонъ Ирль, что не могъ болѣе переносить мысли о какой-либо другой жизни, кромѣ жизни проведенной въ Парламентѣ. Желаніе помочь побить консерваторовъ овладѣло всей его душой и почти сдѣлало Ло отвратительнымъ въ глазахъ его. Онъ боялся Ло и ни за что не хотѣлъ идти къ нему; но онъ долженъ увидать привратника въ Линкольн-Иннѣ, онъ долженъ написать нѣсколько строкъ къ Ло, долженъ сказать мистриссъ Бёнсъ, что пока оставляетъ ея комнату за собой. Письмо его къ Ло заключалось въ слѣдующемъ:

«Большая Марльбороская улица, май 186 —.

«Любезный Ло,

«Я рѣшился не нанимать квартиры и теперь иду въ Иннъ сказать, что она мнѣ не нужна. Разумѣется, я знаю что вы подумаете обо мнѣ и для меня очень прискорбно подчиняться строгому сужденію человѣка, мнѣніе котораго я ставлю такъ высоко; но вопреки вашимъ страшно сильнымъ аргументамъ, я думаю, что и съ моей стороны вопроса можно кое-что сказать. Это мѣсто въ Парламентѣ досталось мнѣ случайно. Мнѣ кажется, съ моей стороны было бы малодушно отказаться отъ него, когда я чувствую, что мѣсто въ Парламентѣ доставляетъ очень большой почетъ. Я очень пристрастенъ къ политикѣ и смотрю на законодательство какъ на самую лучшую профессію. Еслибы у меня было семейство, я можетъ быть былъ бы неправъ, слѣдуя моей наклонности, но я одинъ на свѣтѣ и слѣдовательно имѣю право сдѣлать эту попытку. Если послѣ двухъ сессій я потерплю неудачу въ томъ, что предпринимаю, и тогда даже будетъ не поздно воротиться на лучшій путь. Могу васъ увѣрить, что во всякомъ случаѣ я не намѣренъ лѣниться.

«Я знаю очень хорошо, какъ вы будете сердиться на мои слова и какъ мнѣ неудастся заставить васъ думать по-моему, но я долженъ написать къ вамъ о моемъ рѣшеніи и не могу не защищать себя какъ умѣю.

«Всегда вамъ преданный

«ФИНІАСЪ ФИННЪ.»

Ло получилъ это письмо въ своей конторѣ, и когда прочелъ его, крѣпко стиснулъ губы, положилъ опять въ конвертъ и спряталъ въ ящикъ съ лѣвой руки. Сдѣлавъ это, онъ продолжалъ заниматься своей работой, какъ будто рѣшеніе его друга не имѣло для него никакой важности. Для него это дѣло было кончено совсѣмъ. Такъ онъ сказалъ себѣ. Но несмотря на это, мысли его были наполнены цѣлый день, и хотя ни слова не написалъ Финіасу, онъ мысленно отвѣчалъ на каждый аргументъ, приведенный въ письмѣ.

«Большой почетъ! Какъ можетъ быть почетъ въ томъ, что досталось ему, какъ онъ говоритъ, случайно? У него не достало смысла понять, что почетъ достается отъ способа пріобрѣтенія его, и что самый тотъ фактъ, что онъ депутатъ отъ Лофшэна, просто доказываетъ, что Лофшэну не слѣдовало бы пользоваться преимуществомъ выбирать депутатовъ. У него нѣтъ семейства! А развѣ отецъ его, мать и сестры не составляютъ его семейства, когда онъ долженъ ѣсть ихъ хлѣбъ, пока не заработаетъ своего собственнаго? Онъ никогда не заработаетъ своего собственнаго хлѣба. Онъ всегда будетъ ѣсть хлѣбъ, заработанный другими.»

Такимъ образомъ день еще не кончился, а Ло очень разсердился и клялся себѣ, что онъ не хочетъ болѣе имѣть никакого дѣла съ Финіасомъ Финномъ. Но между тѣмъ онъ сталъ составлять планы, чтобы побѣдить того парламентскаго демона, который такъ жестоко овладѣлъ его ученикомъ. Только на третій вечеръ сказалъ онъ женѣ, что Финнъ рѣшился не нанимать особой квартиры.

— Когда такъ, я не буду съ нимъ и говорить, свирѣпо сказала мистриссъ Ло. — Теперь мнѣ нечего съ нимъ говорить, и не только теперь, но и никогда, прибавила очень выразительно мистриссъ Ло: — онъ поступилъ съ тобою вѣроломно.

— Нѣтъ, возразилъ Ло, который былъ человѣкъ вполнѣ и обдуманно-справедливый во всѣхъ отношеніяхъ. — Онъ не былъ вѣроломенъ со мной; онъ всегда думалъ то, что говорилъ. Но онъ слабъ и слѣпъ, и летитъ какъ бабочка къ огню; бѣдную бабочку жаль и хотѣлось бы спасти хоть одно ея крылышко, если возможно.

Финіасъ, когда написалъ письмо къ Ло, отправился въ Линкольн-Иннъ. Онъ зналъ очень хорошо эту дорогу, потому что ходилъ по ней почти ежедневно послѣдніе три года. Ему нравилась эта дорога, хотя онъ могъ бы проходить и по другой; но эти улицы имѣли какой-то дѣловой видъ и онъ увѣрялъ себя очень часто, что вещи печальныя и мрачныя для глазъ могутъ быть хороши сами по себѣ. Линкольн-Иннъ самъ мраченъ. Три комнаты, занимаемыя Ло на Старомъ сквэрѣ, темныя отъ переплета юридическихъ книгъ и съ пылью, накопившейся на дѣловыхъ бумагахъ, и съ мебелью, которая всегда была темна, а съ годами сдѣлалась еще темнѣе, были можетъ быть весьма непривлекательны для глазъ молодого ученика; да и изученіе законовъ само по себѣ занятіе непривлекательное, пока умъ не разберетъ всю красоту послѣдующей цѣли. Финіасъ впродолженіе трехлѣтняго своего ученія научился думать, что вещи некрасивыя снаружи могутъ быть очень красивы внутри, и вслѣдствіе этого предпочиталъ ходить по Поландской улицѣ и по сквэру Сого. Его утренняя прогулка какъ-то соединялась съ его утренними занятіями, и онъ находилъ удовольствіе въ мрачности того и другого. Но теперь вкусы его уже перемѣнились отъ блеска лампъ въ Уэстминстерскомъ дворцѣ, и онъ нашелъ, что Линкольн-Иннъ былъ непріятенъ. Когда онъ подошелъ къ каморкѣ привратника подъ большими воротами Линкольн-ІІнна, онъ сказалъ себѣ, какъ онъ радъ, что избавился, по-крайней-мѣрѣ на короткое время, отъ такой мрачной и печальной жизни. Еслибы онъ могъ имѣть квартиру въ Казначействѣ, насколько это было бы пріятнѣе? Лэди Лора могла имѣть какое-нибудь отношеніе къ Казначейству и Парламенту, но уже никакимъ образомъ къ Линкольн-Инну.

Но несмотря на это, имъ овладѣло горестное чувство, когда онъ увидалъ, что старый привратникъ какъ будто обрадовался, что онъ не хочетъ нанять этой квартиры.

Стало быть, мистеръ Гринъ можетъ нанять, сказалъ привратникъ: — вотъ это будетъ пріятное извѣстіе для мистера Грина.

Дѣйствительно, мистеру Грину, по-крайней-мѣрѣ, Финіасъ не помѣшаетъ нанять этой квартиры; но Финіасъ все-таки чувствовалъ нѣкоторое сожалѣніе, что долженъ отказаться отъ квартиры, которая такъ нравилась и привратнику и мистеру Грину. Онъ однако написалъ къ Ло, далъ обѣщаніе Баррингтону Ирлю, былъ связанъ обязательствомъ съ лэди Лорой Стэндишъ, и вышелъ изъ старыхъ воротъ въ Канцелярскій переулокъ, рѣшившись, что даже не пойдетъ въ Линкольн-Иннъ цѣлый годъ. Онъ будетъ читать нѣкоторыя юридическія книги въ свободное время, которое политика можетъ ему оставить, но въ предѣлы Линкольн-Инна онъ не вступитъ ногою цѣлый годъ, пусть ученые педанты — такіе, напримѣръ, какъ мистеръ и мистриссъ Ло — говорятъ что хотятъ.

Онъ сказалъ мистриссъ Бёнсъ, прежде чѣмъ ушелъ изъ дома послѣ завтрака, что останется пока у ней. Она была очень обрадована, не потому, что квартиры въ Мальбороской улицѣ труднѣе отдавать, чѣмъ въ Линкольн-Иннѣ, но также и потому, что имѣть въ своемъ домѣ члена Парламента было для нея большой честью. Члены Парламента не такъ часто водятся въ Оксфордской улицѣ, какъ въ окрестностяхъ Пэлль-Мэлля и Сент-Джэмскаго сквэра. Но когда Бёнсъ пришелъ къ обѣду, онъ не раздѣлилъ радости жены. Бёнсъ имѣлъ сильное довѣріе къ юридической профессіи, но не имѣлъ никакого довѣрія къ Нижней Палатѣ.

— Такъ онъ не найметъ квартиры въ Линкольн-Иннѣ? спросилъ Бёнсъ жену.

— Пока нѣтъ, отвѣчала мистриссъ Бёнсъ.

— И не возьметъ клэрка?

— Развѣ возьметъ только для парламентскихъ занятій.

— Для этихъ занятіи клэрки не нужны, а что еще хуже, за эти занятія и жалованья не платятъ. Я вотъ что скажу тебѣ, Джанъ — если ты не будешь осторожна, то онъ скоро перестанетъ тебѣ платить.

— Да вѣдь онъ теперь въ Парламентѣ, Джэкобъ.

— Въ Парламентѣ жалованья не даютъ. Много въ Парламентѣ такихъ людей, которымъ нечѣмъ заплатить и за обѣдъ. А если кто-нибудь повѣритъ имъ въ долгъ, такъ и вычитать-то у нихъ не изъ чего.

— Я не думаю, чтобы нашъ мистеръ Финіасъ сдѣлался когда-нибудь такимъ, Джэкобъ.

— Это вздоръ, Джанъ! Вотъ такимъ образомъ женщины всегда попадаются въ обманъ. Нашъ мистеръ Финіасъ! Почему же нашъ мистеръ Финіасъ долженъ быть лучше всякаго другого?

— Онъ всегда поступалъ прекрасно, Джэкобъ.

— Одно время онъ не могъ платить за квартиру цѣлыхъ девять мѣсяцевъ, пока отецъ не пріѣхалъ къ нему съ деньгами. Я не знаю, было ли это прекрасно. Я знаю только, что это ужасно стѣснило меня.

— Онъ всегда былъ честенъ, Джэкобъ.

— Что мнѣ за дѣло до честности человѣка, когда у него нѣтъ денегъ. Какъ онъ будетъ жить съ этимъ мѣстомъ въ Парламентѣ и отказавшись отъ профессіи? Онъ и теперь долженъ намъ за треть.

Онъ заплатилъ мнѣ за два мѣсяца сегодня утромъ, Джекобъ, и теперь не долженъ ни копейки.

— Очень хорошо, тѣмъ лучшіе для насъ. Я поговорю съ мистеромъ До и увижу, что онъ скажетъ. Я совсѣмъ не такого высокаго мнѣнія о членахъ Парламента, какъ нѣкоторые люди. Они надаютъ всякихъ обѣщаній, прежде чѣмъ выберутъ ихъ, но ни одинъ изъ двадцати не сдержитъ своего слова, когда получитъ мѣсто.

Бёнсъ ходилъ работать поденно и проводилъ десять часовъ въ день въ улицѣ Кэри съ перомъ въ рукахъ, а послѣ этого проводилъ часто три часа ночью съ перомъ въ рукахъ въ Мальбороской улицѣ. Это былъ человѣкъ трудолюбивый, со средствами, потому что могъ жить въ хорошемъ домѣ и всегда заработать хлѣбъ для своей жены и восьмерыхъ дѣтей; но онъ все-таки былъ несчастливъ относительно политики, потому что не могъ имѣть голоса на выборахъ, такъ какъ не онъ самъ нанималъ домъ въ Мальбороской улицѣ. Нанималъ его портной, занимавшій только лавку, а Бёнсъ уже отъ него нанималъ цѣлый домъ. Онъ былъ жильцомъ, а жильцы не пользуются правомъ голоса на выборахъ.

Онъ былъ членомъ Ремесленнаго Союза и уже два года платилъ по шиллингу въ недѣлю въ кассу этого общества.

Мистриссъ Бёнсъ была женщина очень почтенная, любившая своего мужа и ненавидѣвшая политику. Онъ имѣлъ отвращеніе къ тѣмъ, кто былъ выше его въ свѣтѣ, именно за это, а она любила ихъ именно по этой причинѣ. Она презирала людей бѣднѣе ее и думала, что хорошо дѣлаетъ, хвастаясь, что у дѣтей ея всегда есть мясо за обѣдомъ, хотя бы даже оно было въ самыхъ крошечныхъ размѣрахъ; она всегда заботилась объ этомъ, для того, чтобы хвастовство можно было поддерживать. Случалось раза два, что и она находилась въ стѣсненномъ положеніи — когда напримѣръ мужъ ея былъ боленъ, и опять, сказать по правдѣ, въ тѣ три мѣсяца, когда Финіасъ ей не платилъ; но она не унывала въ это трудное время и могла по совѣсти поклясться, что у дѣтей ея всегда было мясо, хотя она сама по цѣлымъ днямъ не брала его въ ротъ. Въ такое время она была необыкновенно ласкова съ мистеромъ Марджиномъ, хозяиномъ, у котораго работалъ ея мужъ, и особенно вѣжлива со старушкой, которая занимала у ней лучшую комнату въ первомъ этажѣ, и извиняла это раболѣпство тѣмъ, что неизвѣстно, какъ скоро могла она нуждаться въ помощи. Шиллингъ, который мужъ ея платилъ еженедѣльно въ общество Ремесленнаго Союза, она считала выкинутымъ попустому, какъ-будто онъ бросалъ его въ Темзу. Но мужъ ея въ подобныхъ случаяхъ становился сердитъ и придирчивъ.

Эта женщина имѣла инстинктивное пристрастіе къ мужской красотѣ, очень любила Финіаса Финна за то, что онъ былъ хорошъ собой, а теперь она очень имъ гордилась, потому что онъ былъ членомъ Парламента. Она слышала отъ мужа — объяснившаго ей это обстоятельство съ большимъ отвращеніемъ — что сыновья герцоговъ и графовъ вступаютъ въ Парламентъ, и ей пріятно было думать, что красивый молодой человѣкъ, съ которымъ она говорила болѣе или менѣе каждый день, будетъ засѣдать вмѣстѣ съ сыновьями герцоговъ и графовъ. Когда Финіасъ дѣйствительно стѣснилъ ее, задолжавъ ей тридцать или сорокъ фунтовъ, она никакъ не могла разсердиться на него, потому что онъ хорошъ собой и обѣдалъ у лордовъ. И сильно торжествовала она надъ мужемъ, которому хотѣлось быть строгимъ къ своему аристократическому должнику, когда деньги были заплачены сразу.

Я право не знаю, что онъ за находка, сказалъ Бёнсъ, когда разсуждалъ съ женой о томъ, что можетъ быть жилецъ оставитъ ихъ.

— Джэкобъ, сказала ему жена: — мнѣ кажется, ты вовсе не радуешься тому, что у тебя живутъ порядочные люди.

— Единственный порядочный человѣкъ, какого я только знаю, отвѣчалъ Джэкобъ: — есть тотъ, который заработываетъ себѣ хлѣбъ, а мистеръ Финнъ, сколько мнѣ извѣстно, еще отъ этого далекъ.

Финіасъ воротился домой прежде чѣмъ отправился въ клубъ и опять связалъ мистриссъ Бёнсъ, что онъ совершенно рѣшился оставить за собою квартиру.

— Если вы будете меня держать, я останусь здѣсь на первую сессію навѣрно.

— Разумѣется, мы будемъ этимъ гордиться, мистеръ Финнъ, хотя эта квартира можетъ-быть не совсѣмъ годится для члена Парламента.

— Но я думаю, что она годится.

— Вы очень добры, что говорите такъ, мистеръ Финнъ, и мы употребимъ все возможное, чтобы доставить вамъ удобство. Люди мы порядочные, это я могу сказать, и хотя Бёнсъ бываетъ иногда грубъ…

— Со мною никогда, мистриссъ Бёнсъ.

— Нѣтъ, онъ грубъ — да и глупъ также съ своимъ радикальнымъ вздоромъ; платитъ шиллингъ въ недѣлю въ какой-то тамъ противный Союзъ такъ попустякамъ. А все-таки намѣренія у него хорошія и нѣтъ человѣка, который трудился бы усерднѣе для своей жены и дѣтей — это я о немъ скажу. А если онъ говоритъ о политикѣ…

— Я люблю, когда говорятъ о политикѣ, мистриссъ Бёнсъ.

— Для джентльмэна въ Парламентѣ разумѣется это прилично, но я не вижу, какая въ этомъ польза для бѣднаго писца.

Послѣ этого Финіасъ отправился въ клубъ Реформъ и присоединился къ тѣмъ, которые, раздѣлившись на маленькія группы, предсказывали будущія событія. Лордъ де-Террье выйдетъ, это было вѣрно. А вступитъ ли мистеръ Мильдмэй, еще не было рѣшено. Онъ навѣрно поѣдетъ въ Уиндзоръ завтра утромъ, но думали, что, по всей вѣроятности, онъ сошлется на свои лѣта и отклонитъ отъ себя отвѣтственность составить министерство.

— А что-жъ тогда? спросилъ Финіасъ своего друга Фицджибона.

— Тогда будутъ выбирать изъ трехъ: герцога, самаго неспособнаго человѣка во всей Англіи, Монка, самаго неподходящаго, Грэшема, самаго непопулярнаго. Я не думаю, чтобы было возможно найти перваго министра хуже чѣмъ каждый изъ этихъ троихъ, но въ Англіи нѣтъ другого.

— Котораго же назоветъ Мильдмэй?

— Всѣхъ — одного послѣ другого, чтобы увеличить затрудненія. Вотъ какъ Фицджибонъ описывалъ кризисъ, но было извѣстно, что Фицджибонъ любилъ разсказывать сказки.

Глава VIII. Извѣстія о мистерѣ Мильдмэѣ и Сэр-Эверардѣ

Фицджибонъ и Финіасъ вмѣстѣ отправились изъ Пэлль-Мэлля на Портмэнскій сквэръ — такъ какъ оба обѣщали быть у лэди Лоры — но Фицджибонъ завернулъ въ Брукскій клубъ, когда они дошли до Сент-Джэмскаго сквэра, и Финіасъ поѣхалъ одинъ въ кэбѣ.

— Вамъ бы слѣдовало быть членомъ тутъ, замѣтилъ Фоцджибонъ въ то время, какъ пріятель его садился въ кэбъ.

Финіасъ дѣйствительно тотчасъ почувствовалъ, что онъ не добьется нидочего, пока не попадетъ въ Брукскій клубъ. Говорить о политикѣ въ клубѣ Реформъ очень хорошо для начала. Благодаря этимъ разговорамъ, онъ былъ представителемъ Лофшэна. Но теперь, когда это дѣло уже совершилось, для дальнѣйшаго успѣха требовалось нѣчто болѣе разговоровъ. Въ клубѣ Реформъ, говорилъ онъ себѣ, не рѣшалось ничего важнаго изъ міра политическаго. Онъ не имѣлъ вліянія на распредѣленіе правительственныхъ мѣстъ или на составленіе министерства. Собирать въ немъ голоса еще можно, но собравъ ихъ разъ, и собравъ успѣшно, именно въ Бруксомъ клубѣ, по мнѣнію Финіаса, и слѣдовало узнавать, въ чемъ окажется настоящій результатъ полученнаго успѣха. Онъ постарается всѣми мѣрами втереться къ Брукскій клубъ. Фицджибонъ едвали могъ его туда ввести. Быть можетъ, это сдѣлаетъ графъ Брентфордъ.

Лэди Лора была дома; у нея сидѣлъ мистеръ Кеннеди. Финіасъ намѣревался войти къ ней побѣдоносно. Онъ пришелъ съ цѣлью похвалиться торжествомъ ихъ великой партіи и пропѣть вдвоемъ съ лэди Лорою усладительную побѣдную пѣснь. Но онъ тотчасъ спалъ съ голоса, какъ скоро увидѣлъ Кеннеди. Онъ почти ни слова не сказалъ, подавая руку лэди Лорѣ, а потомъ мистеру Кеннеди, которому вздумалось его привѣтствовать этимъ знакомъ дружелюбія.

— Надѣюсь, вы довольны, мистеръ Финнъ, обратилась къ нему съ улыбкою хозяйка.

— Безъ сомнѣнія.

— Только-то? А я думала, что вы отъ радости внѣ себя.

— Хотя сельтерская вода, когда раскупоришь кувшинъ, и сильную имѣетъ игру, броженіе не можетъ длиться долѣе извѣстнаго срока, лэди Лора.

— У васъ видно газъ уже испарился?

— Пожалуй, что и такъ; по-крайней-мѣрѣ, большая его часть. Девятнадцать голосовъ хорошо, но вопросъ въ томъ, нельзя ли бы намъ было добыть двадцать-одинъ.

— Мистеръ Кеннеди сейчасъ говорилъ, что мы не лишились ни одного голоса, на которой могли разсчитывать. Онъ это слышалъ въ Брускомъ клубѣ, откуда теперь пріѣхалъ.

Такъ и Кеннеди тамъ членъ! Въ клубѣ Реформъ правда ходили слухи, что число голосовъ могло дойти до двадцати-одного, но въ клубѣ Реформъ достовѣрнаго ничего извѣстно не было, какъ теперь видѣлъ Финіасъ. Для точной оцѣнки политискаго равновѣсія настоящей минуты надо было посѣщать Брукскій клубъ.

— Мистеръ Кеннеди, безъ сомнѣнія, правъ, отвѣтилъ Финіасъ. — Я не состою членомъ Брукскаго клуба. Но я только говорилъ въ шутку, лэди Лора. Кажется, удаленіе лорда де-Террье несомнѣнно, а въ этомъ-то все и состоитъ.

— Онъ, вѣроятно, подалъ просьбу объ отставкѣ, сказалъ Кеннеди.

— Это выходитъ на одно и то же, отбрилъ Финіасъ.

— Не совсѣмъ, поправила лэди Лора. — Еслибы представилось какое-либо затрудненіе относительно Мильдмэя, онъ можетъ по просьбѣ королевы сдѣлать еще попытку.

— Съ большинствомъ девятнадцати противъ него! вскричалъ Финіасъ.

— Неужели же во всей странѣ только одинъ мистеръ Мильдмэй и есть? А герцогъ, а Грешэмъ, а мистеръ Монкъ?

Финіасъ твердо заучилъ свой урокъ въ клубѣ Реформъ.

— Hе думаю, чтобы герцогъ отважился на подобный подвигъ, замѣтилъ Кеннеди.

— Ничѣмъ не рискнешь, ничего не выиграешь, возразилъ Финіасъ. — Что герцогъ говорятъ неспособенъ, бѣда не важная. Насколько мнѣ извѣстно, тутъ геніальнаго ничего и не требуется. Герцогъ твердо держался своего мнѣнія въ обѣихъ палатахъ; онъ честенъ и популяренъ. Я вполнѣ убѣжденъ, что первый министръ въ настоящее время долженъ быть надѣленъ доброю долею честности и еще большею долею популярности.

— Итакъ вы стоите всецѣло за герцога? спросила лэди Лора съ улыбкою.

— Конечно, ежели насъ оставитъ мистеръ Мильдмэй. А ваше мнѣніе?

— Мнѣ помириться съ этимъ не такъ легко, какъ повидимому вамъ. Я все еще думаю, что мистеръ Мильдмэй составитъ министерство; а пока это имѣется въ виду, мнѣ незачѣмъ пускаться въ разсужденія по поводу того, кто бы могъ быть его преемникомъ.

Тутъ противный мистеръ Кеннеди простился и Финіасъ остался съ лэди Лорою глазъ-на-глазъ.

— Вѣдь это великолѣпно, неправдали? началъ онъ, какъ скоро увидалъ себя на просторѣ дѣйствовать по задуманному плану.

Однако онъ былъ очень молодъ и еще не изучилъ лучшаго способа добиться своей цѣли съ такою женщиною, какъ лэди Лора Стэндишъ. Онъ слишкомъ очевидно выказывалъ ей, что говоря съ нею, могъ быть счастливъ только пользуясь ея обществомъ нераздѣльно. Это могло быть очень хорошо, еслибъ лэди Лора его любила, но едвали могло быть хорошимъ способомъ внушить ей любовь.

— Я увѣрена, мистеръ Финнъ, сказала она ему съ улыбкою: — что вы намѣренія не имѣли, но совсѣмъ тѣмъ вы были невѣжливы противъ моего друга мистера Кеннеди.

— Кто? я? неужели? Честное слово, я нисколько этого не желалъ.

— Еслибъ я полагала, что вы поступали умышленно, конечно не стала бы говорить о томъ. Теперь же я беру вольность — это несомнѣнно вольность…

— Нисколько.

— Я такъ опасаюсь, чтобы вы не сдѣлали чего-нибудь, что бы могло повредить вамъ, какъ человѣку начинающему свою каррьеру.

— Вы такъ добры ко мнѣ всегда!

— Я знаю, какъ вы способны и какія у васъ всегда отличныя побужденія, но вы слишкомъ пылки. Вы не разсердитесь, если я возьму на себя быть вашимъ менторомъ?

— Что бы ни сказали, вы разсердить меня не можете, но слова ваши могутъ сдѣлать меня очень несчастнымъ.

— Я васъ страдать не заставлю, если только это будетъ зависѣть отъ меня. Ментору слѣдуетъ быть очень старымъ, какъ вамъ извѣстно, а я безконечно старше васъ.

— Мнѣ бы казалось наоборотъ; я даже съ увѣренностью могу это утверждать, возразилъ Финіасъ.

— Не о годахъ я и говорю. Лѣта не имѣютъ вгладь никакого значенія въ сравнительномъ возрастѣ мущинъ и женщинъ. Сорокалѣтняя женщина — старуха, тогда какъ мущина сорока лѣтъ молодъ.

Вспомнивъ, какъ онъ рѣшилъ въ умѣ, что мистеру Кеннеди должно быть лѣтъ сорокъ, Финіасъ нахмурился и пошелъ ходить по комнатѣ.

— Потому-то, продолжала лэди Лора: — я говорю съ вами какъ бабушка.

— Будьте хоть прабабушкою, лишь бы вы были добры и сказали мнѣ откровенно что вы думаете.

— Вамъ не слѣдуетъ горячиться и надо болѣе соблюдать вѣжливость съ людьми, которые вамъ могутъ неполюбиться. Мистеръ Кеннеди вамъ можетъ быть очень полезенъ.

— Я вовсе не желаю, чтобы онъ мнѣ быль полезенъ.

— Вотъ это-то я и называю быть горячимъ…. быть еще молодымъ… быть юношей. Почему бы вамъ не принять услуги отъ мистера Кеннеди, какъ и отъ всякаго другого? Надѣюсь, вы не собираетесь завоевать весь міръ однѣми собственными силами?

Конечно нѣтъ, но для меня представляется что-то унизительное въ мысли пользоваться помощью чьей бы то ни было, а тѣмъ болѣе человѣка мнѣ антипатичнаго.

— Почему же онъ вамъ не нравится, мистеръ Финнъ?

— Онъ для меня настоящій докторъ Фелль.^[3]

— Ванъ просто непріятно въ немъ то, что онъ неразговорчивъ. Это достаточное основаніе, чтобы не сближаться съ нимъ коротко, такъ какъ вы не любите людей молчаливыхъ, но не достаточно основанія, чтобы питать къ нему вражду.

Прежде чѣмъ отвѣчать, Финіасъ задумался, хорошо онъ поступитъ или нѣтъ, сдѣлавъ ей вопросъ, который могъ вызвать правдивый отвѣтъ не совсѣмъ для него пріятный. Однако, онъ спросилъ:

— А вамъ онъ нравится?

Въ свою очередь она запнулась на секунду, но тотчасъ сказала:

— Да… кажется, утвердительно могу сказать, что онъ мнѣ нравится.

— Только-то?

— Конечно только; развѣ этого не болѣе чѣмъ достаточно?

— Желалъ бы я знать, что бы вы отвѣтили, спроси васъ кто-нибудь, нравлюсь ли я вамъ, нерѣшительно произнесъ Финіасъ, смотря изъ окна.

— Отвѣтила бы точно то же, конечно еслибы тотъ, кто меня спрашивалъ, имѣлъ на это право. Признаю я его не болѣе какъ за однимъ или двумя лицами.

— Итакъ я не имѣлъ права обратиться къ вамъ съ подобнимъ вопросомъ относительно мистера Кеннеди, сказалъ Финіасъ, не переставая глядѣть на сквэръ.

— Я этого не говорила.

— Но я вижу, что вы это думаете.

— Вы ничего подобнаго не видите. Я совсѣмъ была не прочь слышать отъ васъ этотъ вопросъ и отвѣчать на него. Мистеръ Кеннеди человѣкъ очень богатый.

— Какое отношеніе имѣетъ къ этому его богатство?

— Ахъ, вы пылкій ирландскій юноша! подождите минуту и выслушайте меня до конца.

Финіасъ любилъ, когда его называли пылкимъ ирландскимъ юношею; онъ подошелъ близко къ лэди Лорѣ, сѣлъ такъ чтобы смотрѣть ей въ лицо и свѣтлая улыбка озарила его красивыя черты, придавая имъ особенную прелесть.

— Я говорю, что онъ человѣкъ очень богатый, продолжала лэди Лора: — а такъ какъ богатство придаетъ вѣсъ, то онъ очень полезенъ — въ отношеніи политическомъ — партіи, къ которой принадлежитъ.

— О, въ отношеніи политическомъ!

— Да развѣ вы политикой не интересуетесь? Съ людьми, которые раздѣляютъ вашъ образъ мыслей, которые будутъ сидѣть на одной скамьѣ и посѣщать одну залу совѣта, съ людьми, которыхъ будутъ видѣть въ одномъ клубѣ съ вами, вашъ долгъ

быть вѣжливымъ, какъ для васъ самихъ, такъ и для успѣха общаго дѣла. Одни отшельники общества могутъ позволять себѣ личныя антипатіи; только тѣмъ это и позволительно, которые никогда дѣятельны не были и быть не намѣрены. Я именно говорила мистеру Кеннеди, какъ высоко въ васъ цѣню добраго либерала…

— Когда я пришелъ и все испортилъ.

— Правда. Вы разрушили мое маленькое зданіе и я должна его воздвигать снова.

— Не трудитесь, лэди Лора.

— Нѣтъ, я возьму на себя этотъ трудъ. Онъ будетъ не легокъ, даже очень не легокъ, это справедливо, но я возьму его на себя. Я хочу, чтобы вы были на короткой ногѣ съ мистеромъ Кеннеди, чтобы вы въ его замкѣ съ нимъ охотились на тетеревей и на оленей, я помогли бы удержать его на сторонѣ либеральной партіи Парламента. Хотя и другъ его, я очень склонна вѣрить, что безъ подобной поддержки онъ легко могъ бы отстать.

— А, понимаю!

— Ничего не понимаете, я въ томъ увѣрена, по постараюсь вамъ все уяснить мало-по-малу, Если вы поступили ко мнѣ въ ученики политики, вы по-крайней-мѣрѣ должны быть послушны. При первой встрѣчѣ съ Кеннеди спросите его мнѣніе вмѣсто того, чтобы сообщать ему свое. Онъ сидитъ въ Парламентѣ двѣнадцать лѣтъ и былъ многимъ старше васъ при вступленія на это поприще.

Въ эту минуту отворилась боковая дверь и въ ней показался человѣкъ съ рыжими волосами и бородою, разъ уже видѣнный Финіасомъ. Онъ колебался съ минуту, какъ бы не зная, не уйти ли ему, а потомъ сталъ рыться въ книгахъ и мелкихъ вещицахъ, которыя лежали на одномъ изъ отдаленныхъ столовъ, показывая видъ, будто что-то ищетъ. Онъ собирался уже уйти, когда его позвала лэди Лора.

— Освальдъ, сказала она: — дай мнѣ познакомить тебя съ мистеромъ Финномъ. Вы, кажется, еще не встрѣчались съ моимъ братомъ, лордомъ Чильтерномъ, мистеръ Финнъ.

Молодые люди поклонились другъ другу и каждый что-то пробормоталъ.

— Не торопись такъ страшно, Освальдъ. Ничего особенное тебя не гонитъ. Вотъ мистеръ Финнъ пересчитываетъ всѣхъ предполагаемыхъ кандидатовъ на мѣсто перваго министра. Онъ только не назвалъ папа, что очень невнимательно съ его стороны.

— Объ отцѣ не можетъ быть и рѣчи, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Конечно, согласилась лэди Лора: — но пошутить вѣдь не запрещено.

— Во всякомъ случаѣ онъ долженъ быть включенъ въ министерство, выразилъ свое мнѣніе Финіасъ.

— Я ничего не знаю о политикѣ, сознался лордъ Чильтернъ.

— Отъ всего сердца объ этомъ жалѣю, замѣтила сестра.

— Никогда не зналъ и знать нехочу, не смотря на все твое желаніе. По моему, нѣтъ хуже ремесла и безчестнѣе нѣтъ, я въ томъ убѣжденъ. На скачкахъ, говорятъ, мошенничаютъ, и мошенниковъ тамъ встрѣтить можно, это вѣрно, но что значатъ они въ сравненіи съ тѣми, которые находятся въ Парламентѣ? Я не знаю, не членъ ли вы Парламента, мистеръ Финнъ?

— Хотя и членъ, но прошу васъ не обращать на это вниманіе.

— Виноватъ. Тамъ, конечно, есть и честные люди, а что вы въ ихъ числѣ, не подлежитъ сомнѣнію.

— Онъ еще честенъ по равнодушію, замѣтила лэди Лора.

— Я говорилъ о людяхъ, которые поступаютъ въ Парламентъ, чтобы добыть себѣ коронное мѣсто, пояснилъ лордъ Чильтернъ.

— Это именно моя цѣль и есть, отвѣтилъ Финіасъ. — Отчего бы человѣку не служить правительству? Онъ долженъ много трудиться за получаемое вознагражденіе.

— Большая часть изъ этихъ служащихъ едвали дѣлаетъ что-либо. Впрочемъ, прошу извинить меня: я совсѣмъ не имѣлъ въ виду именно васъ.

— Мистеръ Финнъ такой ярый политикъ, что въ вѣкъ тебѣ не проститъ, вмѣшалась лэди Лора.

— Прощу непремѣнно, возразилъ Финіасъ: — и современемъ надѣюсь обратить. Если лордъ Чильтернъ поступитъ въ Парламентъ, онъ вѣрно останется на правой сторонѣ; не такъ ли, лэди Лора?

— Никогда я тамъ не буду, сказалъ лордъ Чильтернъ: — но вотъ что: я былъ бы радъ обѣдать съ вами завтра у Морони. Славные готовятъ обѣды у Морони; шато д’икемъ у него лучшій во всемъ Лондонѣ.

— Согласитесь, шепотомъ подсказала лэди Лора. — Вы этимъ обяжете меня.

Финіасъ именно въ тотъ день приглашенъ былъ на обѣдъ къ одному изъ вице-канцлеровъ. Онъ еще не бывалъ ни разу въ домѣ этого юридическаго свѣтила, съ которымъ познакомился черезъ посредство мистера Ло, и много ожидалъ отъ представившагося ему случая. Мистриссъ Фримэнтль прислала ему приглашеніе около двухъ недѣль тому назадъ, и это давало поводъ предполагать, что обѣдъ будетъ изысканный во всѣхъ отношеніяхъ. Навѣрное онъ не зналъ, но смутно надѣялся увидать на немъ великаго канцлера, сходящаго съ политическаго небосклона. Онъ считалъ своимъ долгомъ не упускать подобнаго случая. Обѣдъ мистера Фримэнтля на Итонской площади, хотя онъ и обѣщалъ быть скученъ и тягостенъ, Финiасъ предпочелъ бы несомнѣнно обществу товарищей лорда Чильтерна у Морони. При всѣхъ своихъ недостаткахъ нашъ гepoй не имѣлъ наклонности къ тому, что свѣтъ вообще называетъ расточительностью, то-есть въ смыслѣ доставленія себѣ наслажденій. Онъ въ грошъ не ставилъ расхваленное шато д’икемъ и утонченно-гастрономическій обѣдъ, который, вѣроятно, для него будетъ изготовленъ въ знаменитомъ ресторанѣ Сент-Джэмской улицы; онъ въ грошъ не ставилъ все это сравнительно съ счастьемъ видѣть такого великаго человѣка, какъ лордъ Мользъ А пріятели лорда Чильтерна вѣроятно были люди именно такіе, какихъ онъ наименѣе желалъ бы знать. Но просьба лэди Лоры для него стояла выше всего. Она просила его оказать одолженіе ей, и конечно онъ исполнитъ ея просьбу. Однако онъ не успѣлъ отвѣтить безъ нѣкотораго колебанія и затѣмъ уже высказалъ, что будетъ очень радъ обѣдать съ лордомъ Чильтерномъ у Морони.

— Вотъ и прекрасно; приходите ровно въ половинѣ восьмого, но предупреждаю васъ, другихъ членовъ Парламента вы не встрѣтите.

Слуга пришелъ доложить о пріѣздѣ новыхъ посѣтителей и лордъ Чильтернъ скрылся прежде чѣмъ они успѣли войти. Гости эти были мистриссъ Бонтинъ и Лоренсъ Фицджибонъ, а потомъ мистеръ Бонтинъ, позднѣе же мистеръ Рэтлеръ, коноводѣ партіи, который въ страшныхъ попыхахъ едва пробылъ нѣсколько минутъ, и вслѣдъ за нимъ Баррингтонъ Ирль и молодой лордъ Джэмсѣ Фицгоуардъ, младшій сынъ герцога Сент-Бенгэя. Получасомъ позднѣе въ гостиной лэди Лоры было цѣлое собраніе политическихъ знаменитостей либеральной партіи. Всѣ были поглощены двумя важными новостями. Мистер Мильдмэй не будетъ первымъ министромъ и сэр-Эверардъ Поуэлль умеръ. Конечно о мистерѣ Мильдмэѣ положительнаго ничего извѣстно быть не могло. Онъ долженъ былъ являться королевѣ па слѣдующій день въ 11 часовъ утра, и мало представлялось вѣроятія, чтобы онъ кому-нибудь высказалъ свои сокровенныя мысли до свиданія съ ея величествомъ. Но одно было несомнѣнно, а именно, онъ пригласилъ герцога — такъ назвалъ отца лордъ Джэмсъ — ѣхать съ нимъ въ Уиндзоръ, чтобы находиться наготовѣ въ случаѣ требованія.

— Я это слышалъ у насъ дома, пояснилъ лордъ Джэмсъ, только что узнавшій эти подробности отъ сестры, которая въ свою очередь слышала отъ герцогини.

Лордъ Джэмсъ былъ въ восторгѣ отъ важности, приданной ему ожидаемою поѣздкою отца. Основываясь на этомъ и на другихъ также достовѣрно извѣстныхъ обстоятельствахъ, предполагали, что Мильдмэй откажется отъ предложеннаго ему званія. Со всѣмъ тѣмъ это еще было одно предположеніе, тогда какъ обстоятельство, относящееся къ сэр-Эверарду, составляло несомнѣнно совершившійся фактъ. Подагра поднялась у него къ желудку и онъ скончался.

— Чортъ возьми! онъ умеръ и мертвъ какъ кусокъ дерева, вскричалъ Рэтлеръ, который однако въ эту минуту не такъ далеко стоялъ отъ дамъ, чтобы онѣ не могли его слышать.

Вслѣдъ за восклицаніемъ онъ потеръ себѣ руки и такой имѣлъ видъ, будто въ восторгѣ. Онъ дѣйствительно въ восторгѣ и былъ, не вслѣдствіе смерти своего стараго друга сэр-Эверарда, а вслѣдствіе трагической драматичности обстановки.

— Можно быть увѣрену, что онъ попадетъ прямо въ рай, совершивъ такое прекрасное дѣло въ послѣднія минуты жизни, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Надѣюсь, коронеръ не будетъ производить слѣдствія, Рэтлеръ, обратился къ восторженному коноводу Бонтинъ: — еслибъ нарядили слѣдствіе, я не знаю, какъ вамъ удалось бы оправдаться.

— Я ничего въ этомъ не вижу такого ужаснаго, возразилъ Рэтлеръ. — Если человѣкъ убитъ, ведя свой полкъ на непріятеля, это не возбуждаетъ ни малѣйшаго удивленія. Голосъ сэр-Эверарда былъ полезнѣе отечеству, чѣмъ какіе бы то ни было подвиги, доступные полковнику или капитану.

Не менѣе того казалось, что Рэтлеръ нѣсколько побаивался статеекъ, могущихъ появиться въ газетахъ, еслибы сочли нужнымъ нарядить слѣдствіе коронера по поводу смерти бѣднаго сэр-Эверарда.

Во время этихъ разговоровъ лэди Лора на мигъ отвела Финіаса въ сторону.

— Я вамъ очень благодарна, право очень, сказала она.

— За такіе пустяки!

— Нужды нѣтъ, я вамъ до крайности признательна. Теперь я всего пояснить не могу, а мнѣ очень хочется, чтобы вы познакомились съ моимъ братомъ. Вы ему можете быть чрезвычайно полезны… полезны въ высшей степени. Онъ на половину не такъ дуренъ, какъ про него говоритъ свѣтъ. Во многихъ отношеніяхъ онъ даже хорошій человѣкъ… очень хорошій. Онъ и уменъ очень.

— По-крайней-мѣрѣ, я о немъ не буду думать ничего дурного и не повѣрю ничему, что бы ни говорили.

— Именно такъ, не вѣрьте ничему, то-есть не болѣе того, что увидите сами. Я такъ бы желала, душевно желала возвратить его на хорошій путь, и нахожу почти невозможнымъ устроить между нимъ и собою какую-нибудь связь. Папа съ нимъ и говорить не хочетъ — изъ-за денегъ.

— Но онъ друженъ съ вами?

— Я думаю, что онъ меня любитъ. Отъ меня не укрылось, что вы неохотно сдались на его приглашеніе — вѣроятно, вы уже дали слово въ другомъ мѣстѣ?

— Отъ подобныхъ обѣщаній всегда отдѣлаться можно, если есть на то причина.

— Конечно, и причина на этотъ разъ сдѣлать мнѣ угодное, не такъ ли?

— Вы правы. Но мнѣ пора отправляться. Добени будетъ говорить свою рѣчь въ четыре часа, а пропустить ее я не хотѣлъ бы ни за что на свѣтѣ.

— Не поѣхали ли бы вы съ братомъ осенью за границу? Однако я не имѣю права замышлять подобныя вещи, неправда-ли? Во всякомъ случаѣ, я еще теперь объ этомъ думать не стану. Прощайте; я, быть можетъ, увижу васъ въ воскресенье, если вы останетесь въ городѣ.

Направляясь къ Уэстминстеру, Финіасъ весь былъ поглощенъ мыслью о лэди Лорѣ и лордѣ Чильтернѣ. Что бы означало ея дружеское съ нимъ обращеніе и какого рода тайный смыслъ заключался въ ея постоянныхъ похвалахъ мистеру Кеннеди. О комъ она имѣла лучшее мнѣніе — о Кеннеди или о немъ? Она назвала себя его менторомъ. Чувства, выраженныя этимъ словомъ, могли ли считаться для него лестными? Едвали, рѣшилъ онъ въ умѣ. Не зависѣло ли отъ него измѣнить свойство этихъ чувствъ? Въ настоящее время она любви къ нему не питала. Въ этомъ онъ себя обманывать не могъ. Однако, быть можетъ, въ его власти заставить полюбить себя. Менторъ могъ перейти къ чувствамъ болѣе нѣжнымъ. Кеннеди она любить не могла, это ему казалось несомнѣнно. Въ обращеніи ея съ Кеннеди не проглядывало ничего похожаго на любовь. Что же касалось лорда Чильтерна, то Финіасъ сдѣлаетъ все отъ него зависящее. О немъ ему извѣстно было только, что онъ игралъ и пилъ.

Глава IX. Новое министерство

Какъ въ Верхней Палатѣ, такъ и въ Нижней, удалявшіеся министры излагали въ этотъ вечеръ свой образъ дѣйствія. Въ настоящую минуту мы имѣемъ дѣло съ одной Нижнею Палатою, и потому ограничимся ея залою засѣданій тѣмъ охотнѣе, что содержаніе рѣчей, сказанныхъ въ томъ и другомъ собраніи, совершенно было одно то же. Министры, удалявшіеся отъ дѣлъ, были очень торжественны, очень учтивы и усердно выхваляли себя. Относительно учтивости надо замѣтить, что непосвященный въ принятые обычаи никакъ не могъ бы понять, отчего мистеръ Добени, разбитый наголову, выражался такъ кротко почти-что тотчасъ вслѣдъ за рѣзкими словами, произнесенными имъ, тогда какъ онъ опасался, что потерпитъ пораженіе. Онъ объявилъ своимъ членамъ-собратамъ, что его высокородный пріятель и товарищъ лордъ де-Террье счелъ нужнымъ отказаться отъ министерства. Лордъ де-Террье, вслѣдствіе большинства голосовъ противъ него въ Нижней Палатѣ, подалъ въ отставку и королева милостиво соизволила изъявить свое согласіе. Добени могъ только еще сообщить Палатѣ, что ея величество выразила желаніе принять мистера Мильдмэя на слѣдующее утро въ одиннадцать часовъ. На сколько ему было извѣстно, мистеръ Мильдмэй явится въ назначенное время къ ея величеству. Лордъ де-Террье счелъ своимъ долгомъ предложить королевѣ послать за мистеромъ Мильдмэемъ. Таково было вкратцѣ содержаніе рѣчи Добени. Остальная часть ея состояла изъ самыхъ кроткихъ, благодушныхъ и медоточивыхъ словъ, съ цѣлью показать, на сколько его партія исполнила бы все, чего могла бы ожидать страна отъ какой бы то партіи ни было, еслибъ Палата позволила ему остаться во главѣ правленія мѣсяцами двумя долѣе, и еще съ цѣлью объяснить, что его партія никогда не позволитъ себѣ отвѣчать обвиненіями на обвиненія, платить зломъ за зло, и ни въ какомъ случаѣ не станетъ подражать бурному противодѣйствію своихъ противниковъ; что партія его теперь, какъ и всегда, будетъ вести себя съ кротостью голубя и мудростью змѣи — все истины, повторяю, до того извѣстныя и единодушно сознаваемыя членами Палаты обѣихъ партій, что на нихъ не обратили почти никакого вниманія. Главный вопросъ заключался въ отставкѣ лорда де-Террье, а затѣмъ въ требованіи мистера Мильдмэя въ Уиндзоръ.

Королева потребовала къ себѣ мистера Мильдмэя по совѣту лорда де-Террье. А совсѣмъ тѣмъ лордъ де-Террье и его главный помощникъ прилагали всѣ усилія своего краснорѣчія въ-теченіе послѣднихъ трехъ дней, чтобы убѣдить своихъ соотечественниковъ, что неспособнѣе министра, какъ мистеръ Мильдмэй, еще никогда не представлялось, чтобы держать бразды правленія. Они не могли достаточно выставить его въ невыгодномъ свѣтѣ, и что-жъ? въ ту же минуту, какъ почувствовали себя не въ силахъ удержать власть за собою, они предлагаютъ королевѣ потребовать къ себѣ именно этого неспособнѣйшаго и губительнаго государственнаго человѣка! Мы, которые коротко знакомы съ методами нашихъ политиковъ, не видимъ въ этомъ ничего удивительнаго, потому что привыкли къ такимъ переворотамъ, но въ глазахъ чужеземца это вещь до крайности поразительная. Ни въ одной странѣ не встрѣтится ничего подобнаго, по-крайней-мѣрѣ не встрѣчалось до-сихъ-поръ. Нигдѣ вы не найдете такого добродушно-ожесточеннаго и вмѣстѣ наивнаго бѣга взапуски въ мірѣ политическомъ. Коноводы нашихъ двухъ партій точь-въ-точь въ такихъ же отношеніяхъ одинъ къ другому, какъ два борца во время кулачныхъ боевъ, которые колотятъ другъ друга каждые два года изъ-за пояса^[4] и пяти-сотъ фунтовъ въ придачу. Только стоитъ посмотрѣть, какъ они кидаются одинъ на другого, нанося такіе удары, будто жаждутъ каждымъ изъ нихъ поразить противника, если возможно, на смерть. А между тѣмъ нѣтъ человѣка, котораго бы бирмингэмскій Бонтинъ уважалъ болѣе брайтонскаго Билля Бёрнса, и съ которымъ, бы онъ съ большимъ удовольствіемъ обсудилъ достоинства кружки эля съ примѣсью портера.

Такъ было и съ мистеромъ Добени и мистеромъ Мильдмэй. Въ частной жизни Добени почти доходилъ до боготворенія своего сильнѣйшаго соперника, и Мильдмэй никогда не упускалъ случая крѣпко пожать руку мистера Добени. Дѣло иное въ Соединенныхъ Штатахъ. Тамъ существуетъ тотъ же политическій антагонизмъ, но онъ порождаетъ частную ненависть. Тамъ коноводы партій совершенно искренны, когда бранятъ другъ друга, до того искренны, что кажется готовы растерзать одинъ другого на клочки. Я сомнѣваюсь, чтобы Добени рѣшился коснуться одного волоса на почтенной головѣ мистера Мильдмэйя, даже за обѣщаніе оставаться во главѣ правленія еще на цѣлыхъ полгода.

Когда Добени кончилъ свой отчетъ, мистеръ Мильдмэй просто объявилъ Палатѣ, что получилъ приказаніе ея величества и исполнитъ его. Онъ проситъ Палату не предполагать ни подъ какимъ видомъ, будто онъ приписываетъ ея величеству намѣреніе поручить ему составленіе новаго министерства. Если онъ не получитъ положительнаго приказанія, то сочтетъ своимъ долгомъ почтительнѣйше просить ея величество возложить эту обязанность на кого-нибудь другого. Затѣмъ все то было сказано, что сказать надлежало, и члены Нижней Палаты разошлись по своимъ клубамъ. Радость нѣкоторыхъ пылкихъ либераловъ однако была нѣсколько охлаждена извѣстіями, распространившимися въ собраніи во время рѣчи мистера Добени. Сэр-Эверардъ Поуэлль не думалъ умирать. Онъ былъ живехонекъ не хуже самого Добени. Крайне непріятно, когда оказывается, что новость, вами переданная, несправедлива, особенно если вы изо всѣхъ силъ старались ее распространять.

— Да вѣдь онъ умеръ, настаивалъ мистеръ Рэтлеръ.

— Не болѣе получаса назадъ лэди Поуэлль увѣряла меня, что онъ въ настоящую минуту чувствуетъ себя многимъ лучше, чѣмъ всѣ послѣдніе три мѣсяца, возражалъ его противникъ. — Поѣздка въ Парламентъ принесла ему величайшую пользу.

— Такъ онъ будетъ его посѣщать при каждомъ несогласіи, заключилъ Рэтлеръ.

Все политическое населеніе Лондона находилось въ большомъ волненіи слѣдующіе за тѣмъ пять дней. Въ воскресенье утромъ стало извѣстно, что мистеръ Мильдмэй отказался стать во главѣ либеральнаго правленія. Онъ такъ часто совѣщался съ герцогомъ Сент-Бёнгэемъ и Плантадженетомъ Паллизеромъ, и совѣщанія эти длились такъ долго, что вѣрнѣе было бы сказать, что они жили вмѣстѣ для совѣщаній. Потомъ Грешэмъ видѣлся съ мистеромъ Мильдмэемъ и Монкъ тоже. Въ клубахъ многіе утверждали, что Монкъ видѣлся съ мистеромъ Мильдмэемъ, но нѣкоторые съ жаромъ опровергали возможность подобнаго свиданія. Монкъ былъ радикалъ очень любимый народомъ и представитель ультра-радикальныхъ селеній горшечниковъ, которые еще никогда не бывали въ силѣ. Вопросъ настоящей минуты заключался въ томъ, пригласитъ Мильдмэй Монка или нѣтъ примкнуть къ нему. Тѣ же, которые при каждой перемѣнѣ полагаютъ, что настало время, когда затрудненіе составить новое министерство наконецъ окажется непреодолимо, утверждали, что Мильдмэй успѣха имѣть не могъ, ни съ Монкомъ, ни безъ него. Образовались двѣ партіи по этому поводу; одни утверждали, что мистеръ Мильдмэй послалъ за Монкомъ, другіе опровергали это съ настойчивостью. Но былъ еще третій кружокъ, котораго мнѣніе, повидимому, имѣло болѣе основанія. Люди этого кружка увѣряли, что главное затрудненіе заключалось въ Грешэмѣ. Мистеръ Грешэмъ готовъ былъ служить съ мистеромъ Мильдмэемъ, однако не иначе, какъ при извѣстныхъ условіяхъ относительно мѣста, которое намѣревался занять самъ, и введенія въ министерство нѣкоторыхъ своихъ друзей; только — прибавляли господа, которыхъ считали наиболѣе свѣдущими — Грешэмъ не хотѣлъ служить съ герцогомъ и съ мистеромъ Паллизеромъ. Надо сказать, что каждый, кто имѣлъ какое-либо понятіе о положеніи дѣлъ, зналъ несомнѣнно, что Мильдмэй безъ герцога и мистера Паллизера обойтись не могъ. Либеральное правленіе, имѣя противъ себя Грешэма, не въ состояніи было бы продержаться до конца засѣданій.

Всѣ эти вопросы обсуждались цѣлое воскресенье и цѣлый понедѣльникъ. Въ понедѣльникъ лордъ де-Террье объявилъ положительно въ Верхней Палатѣ, что получилъ приказаніе отъ ея величества королевы составить другое правленіе. Мистеръ Добенн объявилъ въ Нижней Палатѣ то же самое въ немногихъ, самыхъ скромныхъ словахъ, которыя произнесъ голосомъ едва слышнымъ и вовсе не походя на себя. Тогда Рэтлеръ, Бонтинъ, Баррингтонъ Ирль и Лоренсъ Фицджибонъ встали и поклялись, что подобная вещь немыслима. Развѣ возможно, чтобы добыча, которую они завоевали для себя не щадя стрѣлъ и луковъ, у нихъ могла быть вырвана измѣною? Лордъ де-Террье и Добени не могли бы и помышлять о новой попыткѣ иначе, какъ съ содѣйствіемъ Грешэма. Подобное сочетаніе, говорилъ Баррингтонъ Ирль, набросило бы тѣнь на обѣ партіи, а Грешэма выказало бы лживѣе самого сатаны. Рано утромъ во вторникъ, когда стало извѣстно, что Грешэмъ былъ у лорда де-Террье на дому, Баррингтонъ Ирль говорилъ не стѣсняясь, что онъ всегда опасался Грешэма.

— Уже много лѣтъ, сознавался онъ: — я смутно чувствовалъ, что если кто-нибудь способенъ измѣнить нашей партіи, такъ это Грешэмъ.

Въ это утро вторника Грешэмъ безспорно былъ у лорда де-Террье, но изъ этого ничего не вшило. Или Грешэмъ на этотъ разъ недостаточно походилъ коварствомъ на сатану, или ужъ очень былъ схожъ съ нимъ. Лордъ де-Террье предлагалъ слишкомъ мало, а быть можетъ и Грешэмъ не желалъ принимать предложеній съ той стороны. Эта попытка, слѣдовательно, не повела ни въ чему. Во вторникъ послѣ полудня королева опять послала за Мильдмэйемъ. Въ середу утромъ тѣ, которые думали, что настала наконецъ пора непреодолимыхъ затрудненій, приняли самый печальный видъ и стали хвалиться своими мрачными предчувствіями. Вотъ и добились положенія безвыходнаго. Никто не могъ составить правленія. Утверждали, что мистеръ Мильдмэй со слезами припалъ къ ногамъ ея величества королевы и молилъ ее снять съ него тяжкую отвѣтственность. Во многихъ клубахъ имѣлись достовѣрныя свѣдѣнія, что королева въ это утро послала телеграфическую депешу въ Германію за совѣтомъ. Находились личности съ такимъ мрачнымъ взглядомъ на положеніе вещей, что утверждали, будто королевѣ ничего не остается болѣе какъ броситься въ объятія Монка, если Мильдмэй не согласится встать на ноги опять и опоясать свое прежнее оружіе.

— Даже это было бы лучше Грешэма, говорилъ въ своемъ гнѣвѣ Баррингтонъ Ирль.

— У насъ во главѣ министерства будутъ Грешэмъ и Монкъ вмѣстѣ и мы должны будемъ имъ повиноваться — вотъ это что, говорилъ Рэтлеръ.

Отвѣтъ Баррингтона Ирля на подобное предположеніе я помѣстить на этихъ страницахъ не рѣшаюсь.

Въ середу вечеромъ однако стало извѣстно, что все устроено, и еще до открытія засѣданія въ Парламентѣ въ четвергъ каждое мѣсто было занято, или дѣйствительно, или мнимо. «Таймсъ» въ своемъ второмъ нумерѣ четверга заключалъ списокъ новаго министерства, въ которомъ четыре назначенія изъ четырнадцати оказывались вѣрны. Въ пятницу уже десять назначеній были вѣрны и въ спискѣ адвокатовъ оказывалась всего одна ошибка относительно Ирландіи. Въ субботу въ газетѣ появился списокъ всѣхъ младшихъ статс-секретарей, секретарей и вице-президентовъ, вообще съ изумительною точностью относительно лицъ, хотя въ назначеніяхъ была нѣкоторая путаница. Наконецъ министерство успѣли составить такъ, какъ каждый уже давно видѣлъ, что иначе его и составить нельзя было. Никто не былъ изумленъ и эта переработка цѣлой недѣли принимала въ глазахъ всѣхъ видъ обыкновеннаго хода устройства администраціи. Мильдмэй былъ первымъ министромъ, Грешэмъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, Монкъ министромъ промышленности и торговли, герцогъ предсѣдателемъ совѣта, графъ Брентфордъ канцлеромъ и Паллизеръ министромъ финансовъ. Баррингтонъ Ирль подвинулся на ступень выше и, получилъ мѣсто секретаря въ адмиралтействѣ, Бонтинъ вернулся въ адмиралтейство же; Лоренсъ Фицджибонъ былъ товарищемъ министра финансовъ. Рэтлеръ, конечно, получилъ мѣсто старшаго секретаря того же вѣдомства и былъ единственный изъ всей партіи, относительно назначенія котораго не могло быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Рэтлеръ дѣйствительно заявилъ себя такимъ образомъ, что не было человѣка, который бы не признавалъ за фактъ несомнѣнный его способность исполнять должность, возложенную на него. Едвали кто-либо другой изъ новаго правленія заслужилъ такой же отзывъ.

Во время всѣхъ этихъ треволненій Финіасъ Финнъ ощущалъ постепенно возрастающее отчужденіе. Онъ не былъ до того безуменъ, чтобы предполагать, что ему предложатъ какую-нибудь должность. Онъ никогда не намекалъ на подобное ожиданіе даже своей дорогой, короткой пріятельницѣ лэди Лорѣ. Въ Парламентѣ онъ еще не раскрывалъ рта. Когда составилось новое министерство, не прошло и двухъ недѣль послѣ его вступленія. Для него еще конечно ничего нельзя было и сдѣлать. Со всѣмъ тѣмъ онъ чувствовалъ себя какъ бы заброшеннымъ и одинокимъ. Тѣ самыя лица, которыя прежде обсуждали съ нимъ спорные вопросы — обсуждали потому, что его голосъ тогда имѣлъ такой же вѣсъ, какъ голосъ всякаго другого члена — не думали съ нимъ разговаривать о распредѣленіи мѣстъ. Онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ принадлежать къ ихъ средѣ. Онъ не могъ быть соперникомъ, не могъ оказать ни помощи, ни противодѣйствія. Онъ не могъ быть ни счастливымъ, ли огорченнымъ доброжелателемъ, такъ какъ вовсе не былъ въ числѣ кандидатовъ. Едвали не всего непріятнѣе па него подѣйствовало предложеніе мистеру Кеннеди мѣста — не въ министерствѣ правда, но мѣста очень почетнаго. Кеннеди отказался и это нѣсколько облегчило тяжелое впечатлѣніе Финіаса, хотя предложеніе само но себѣ заставляло его страдать.

— Вѣроятно, ему предложили мѣсто единственно изъ-за его денегъ, сказалъ онъ Фицджибону.

— Не думаю, отвѣтилъ тотъ. — Люди, повидимому, воображаютъ, что у него есть голова, хотя языка нѣтъ. Я удивляюсь, что онъ отказался отъ почетнаго титула его высокородія.

— Мнѣ очень пріятно, что Кеннеди не принялъ предложеннаго мѣста, сказала Финіасу лэди Лора.

— Это почему? Онъ бы остался на вѣковѣчныя времена высокороднымъ Робертомъ Кеннеди.

Говоря это, Финіасъ еще не уяснялъ себѣ въ точности, какимъ образомъ такая честь — право упрочить за собою навсегда почетный титулъ — могла достаться Кеннеди, еслибы онъ принялъ упомянутое мѣсто; но онъ очень быстро пріобрѣталъ подобныя свѣдѣнія и, благодаря крайней осторожности, рѣдко дѣлалъ промахи.

— Что ему въ этомъ съ его богатствомъ? возразила лэди Лора. — Онъ самъ по себѣ имѣетъ завидное положеніе и въ такихъ вещахъ не нуждается. Есть люди, которымъ пытаться не слѣдуетъ быть — какъ это говорятъ — независимыми въ Парламентѣ. Этимъ они просто лишаютъ себя возможности приносить пользу. Но есть небольшое число людей, которыхъ назначеніе въ этой жизни быть самостоятельными и не примыкать ни къ какой партіи.

— Онъ занимаетъ такое высокое положеніе, съ ироніею произнесъ Финіасъ.

— Дѣйствительно положеніе очень высокое, подтвердила лэди Лора совершенно серьезно.

Обѣдъ у Морони состоялся и Финіасъ далъ о немъ отчетъ сестрѣ лорда Чильтерна. На обѣдѣ всего только два гостя и было, кромѣ него, и оба изъ числа посѣтителей конскихъ скачекъ.

— Я пришелъ первый, передавалъ Финіасъ: — и былъ крайне изумленъ, услыхавъ, что вы говорили ему обо мнѣ прежде.

— Говорила. Я желала познакомить его съ вами. Мнѣ хотѣлось свести его съ людьми, у которыхъ не однѣ лошади на умѣ. Онъ очень образованъ, надо вамъ сказать, и навѣрно заслужилъ бы отличія въ оксфордскомъ университетѣ, еслибъ не поссорился съ начальствомъ.

— Онъ имѣетъ ученую степень?

— Нѣтъ, его отослали. Друзьямъ всегда лучше говорить правду. Рано или поздно вы услышите объ этомъ. Его исключили за то, что онъ былъ пьянъ.

Тутъ лэди Лора зарыдала; Финіасъ подсѣлъ къ ней утѣшать ее и клялся въ готовности оказать всякую услугу ея брату, какая только могла ему представиться.

Въ это время Фицджибонъ потребовалъ, чтобы Финіасъ сдержалъ свое слово, а именно ѣхалъ съ нимъ въ Майо, содѣйствовать тому, чтобы его выбрали вновь. Финіасъ отправился. Все дѣло не взяло болѣе недѣли и оказалось замѣчательно только какъ средство, благодаря которому завязались прочныя дружескія отношенія между двумя ирландскими членами Парламента.

— Тысяча фунтовъ въ годъ! сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ, говоря о вознагражденіи за принятую имъ должность. Это немного, неправдали? Каждый, кому я долженъ шиллингъ, теперь накинется на меня. Еслибъ я позаботился о своемъ спокойствіи, я послѣдовалъ бы примѣру Кеннеди.

Глава X. Вайолетъ Эффингамъ

Была половина мая и цѣлый мѣсяцъ прошелъ послѣ рѣшенія страшно трудной задачи о составленіи министерства. Прошелъ мѣсяцъ и все вошло въ обычную колею гораздо легче и удобнѣе, чѣмъ предполагали сначала. Мильдмэй, Грешэмъ и Монкъ были лучшими друзьями въ свѣтѣ. Стоя горой другъ за друга въ Нижней Палатѣ, они въ Верхней Палатѣ пользовались поддержкою самой доблестной фаланги перовъ, приверженцевъ оппозиціи, когда-либо собиравшейся для борьбы съ наклонностями своего класса, ради стремленій людей, поставленныхъ ниже ихъ.

Графъ Брентфордъ былъ въ числѣ министровъ къ неизъяснимой радости лэди Лоры. Она полагала свое честолюбіе въ томъ, чтобы находиться настолько близко къ центру политическихъ дѣйствій, насколько это возможно женщинѣ, не утрачивая своего права на женственное бездѣйствіе. Ее просто возмущало, что женщины могли желать права голоса при парламентскихъ выборахъ, и вопросъ о правахъ женщинъ вообще ей былъ ненавистенъ. Однако, втайнѣ она льстила себя надеждою, что и она можетъ принести пользу, что и она въ нѣкоторой степени имѣетъ политическій вѣсъ; новое же назначеніе графа Брентфорда многимъ усилило эти пріятныя надежды. Самъ графъ не имѣлъ честолюбія и, не будь дочери, давно бы уже распростился съ политикою навсегда. Онъ былъ несчастливъ. Страшно упорнаго нрава, онъ поссорился съ сыномъ и упорствовалъ въ непріязненныхъ отношеніяхъ. Въ своемъ горѣ онъ предпочелъ бы уединеніе, но жертвовалъ собою для дочери. Для нея и по ея просьбѣ онъ ежегодно пріѣзжалъ въ Лондонъ; вѣроятно, по ея же настояніямъ онъ принялъ участіе въ преніяхъ Верхней Палаты. Пэру легко сдѣлаться государственнымъ сановникомъ, если эта жизнь для него не въ тягость. Лордъ Брентфордъ теперь сталъ государственнымъ человѣкомъ, если мѣсто въ министерствѣ служитъ тому доказательствомъ.

У лэди Лоры гостила въ то время дорогая пріятельница. Звали ее Вайолетъ Эффингамъ. Она была сирота, богатая наслѣдница и красавица. Находилась она подъ опекою прегрозной тетки, нѣкой лэди Бальдокъ, которая считалась какимъ-то дракономъ, державшимъ Вайолетъ въ плѣну. Однако, такъ какъ миссъ Эффингамъ достигла совершеннолѣтія и могла располагать своимъ состояніемъ, то лэди Бальдокъ, говоря по правдѣ, далеко не имѣла могущества дракона. Какъ бы то ни было, а драконъ въ настоящее время не находился на Портмэнскомъ сквэрѣ, слѣдовательно и заточеніе дѣвы не могло представлять ничего тягостнаго. Вайолетъ Эффингамъ была очаровательна, но собственно красавицей едвали ее можно было назвать. Она имѣла небольшой ростъ и свѣтлые волосы, которые всегда какъ бы развѣвались вокругъ ея лба, тогда какъ на-самомъ-дѣлѣ ни одинъ волосокъ никогда не былъ въ безпорядкѣ. Мягкій взоръ ея кроткихъ сѣрыхъ глазъ ни на комъ не останавливался болѣе мгновенія, но въ это мгновеніе поражалъ почти убійственно своею обаятельною прелестью. Ничто въ природѣ не могло быть нѣжнѣе ея щекъ, и ихъ румянецъ — когда онъ настолько былъ постояненъ, что его можно было опредѣлить — представлялъ легкій розовый оттѣнокъ, до того нѣжный на молочномъ фонѣ, что едва можно было рѣшиться назвать его румянцемъ. Ротикъ ея былъ совершенство; не такой маленькій, чтобы придавать выраженіе глупости, очень часто встрѣчаемое, и дивной красоты съ его пухленькими пунцовыми губками. Зубы ея, которые она показывала рѣдко, были очень ровны и бѣлы, и на ея подбородкѣ красовалась восхититель нѣйшая ямочка, когда-либо служившая приманкою для мужскихъ взоровъ. Недостатокъ ея лица, если онъ существовалъ, заключался въ носѣ. Носъ этотъ былъ немного слишкомъ остръ и, быть можетъ, немного слишкомъ малъ. Недоброжелательница однажды назвала ее курносою куклою. Я, въ качествѣ ея біографа, опровергаю, чтобы опа была курноса, а весь свѣтъ, который ее вскорѣ узналъ, убѣдился вполнѣ, что она не кукла. Она была миніатюрна, но не такъ миніатюрна на самомъ-дѣлѣ, какъ казалась. Ея маленькія руки и ноги отличались изящными очертаніями и во всей ея особѣ была какая-то мягкость, какъ бы способность сжиматься, смутно возбуждающая мысль, что она могла умѣститься въ пространствѣ очень небольшого объема. Какого именно объема и на сколько сжиматься, объ этомъ много было разнородныхъ мнѣній между мужчинами. Вайолетъ Эффингамъ, конечно, не могла быть принята за куклу. Она танцовала превосходно — что еще могло относиться къ качествамъ куклы — но она не менѣе ловко стрѣляла, каталась на конькахъ и участвовала въ охотахъ. По поводу этого послѣдняго искусства она не разъ имѣла грозныя стычки съ лэди Бальдокъ и побѣда оставалась не на сторонѣ дракона.

— Любезная тетушка, сказала она однажды прошедшею зимою: — я ѣду на охоту съ Джорджемъ (Джорджъ былъ ея двоюродный братъ, лордъ Бальдокъ, сынъ дракона) и тѣмъ дѣлу конецъ.

— Обѣщай мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, не ѣхать далѣе сборнаго мѣста, заявилъ требованіе драконъ.

— Сегодня я ничего не могу обѣщать кому бы то ни было, рѣшила Вайолетъ.

Что можно было сказать молодой дѣвушкѣ, которая говорила такимъ образомъ и двѣ недѣли назадъ достигла совершеннолѣтія?

Вайолетъ Эффингамъ держала теперь совѣщаніе съ своимъ другомъ лэди Лорой, и онѣ разсуждали о предметахъ весьма важныхъ — дѣйствительно весьма важныхъ — и интересныхъ для нихъ обѣихъ.

— Я не прошу васъ выходить за него, говорила лэди Лора.

— Это большое счастье, отвѣчала другая: — такъ какъ онъ никогда не дѣлалъ мнѣ предложенія.

— Онъ сдѣлалъ почти то же. Вы знаете, что онъ любитъ васъ.

— Я знаю — или воображаю, будто знаю — что многіе мужчины любятъ меня. Но какого же рода эта любовь? Это все-равно, какъ мы съ вами называемъ милой душкой какую-нибудь вещицу, которая намъ понравилась въ лавкѣ, и поручимъ кому-нибудь купить ее, какъ бы сумасбродна ни была цѣна. Я знаю мое положеніе, Лора. Я такая же милая вещица.

— Вы очень милы Освальду.

— А вы, Лора, когда-нибудь внушите великую страсть — можетъ быть, уже и внушили, потому что вы ужасно скрытны — а потомъ кто-нибудь перерѣжетъ себѣ горло, и поднимется страшная суматоха, настоящая трагедія. А я никогда не пойду дальше благородной комедіи — если только не убѣгу съ кѣмъ-нибудь ниже меня званіемъ или не сдѣлаю чего-нибудь ужасно неприличнаго.

— Не дѣлайте этого, душечка.

— А мнѣ хотѣлось бы для тетушки. Право хотѣлось бы. Еслибъ было возможно, не компрометируя себя, мнѣ хотѣлось бы, чтобы ей сказали въ одно утро, что я убѣжала съ пасторомъ.

— Какъ можете вы быть такъ злы, Вайолетъ?

— Ей было бы подѣломъ — и физіономія ея была бы такъ ужасно смѣшна. Я знаю какъ нельзя лучше, что она сказала бы. Она повернулась бы къ бѣдной Гусси: «Августа, я всегда этого ожидала. Я всегда ожидала». Тутъ я вошла бы, присѣла передъ ней и сказала бы очень мило: «Милая тетушка, это была только шутка». Вотъ это въ моемъ родѣ. А вы — вы, если вздумаете, вы завтра убѣжите съ самимъ Люциферомъ, если онъ понравится вамъ.

— Но такъ какъ Люцифера нѣтъ, я вѣроятно ограничусь чѣмъ-нибудь обыкновеннымъ.

— Ужъ нѣтъ ли чего-нибудь рѣшенаго, Лора?

— Рѣшенаго ничего нѣтъ — даже нѣтъ начала того, что можно бы рѣшить. Но я говорю не о себѣ. Онъ сказалъ мнѣ, что если вы примите его предложеніе, то онъ сдѣлаетъ все, о чемъ вы и я попросимъ его.

— Да, онъ обѣщаетъ.

— А развѣ вы знали когда-нибудь, чтобы онъ не сдержалъ слова?

— Я ничего о немъ не знаю, душа моя. Какъ могу я знать?

— Не притворяйтесь несвѣдущей и кроткой, Вайолетъ; вы знаете его — гораздо лучше, чѣмъ многія дѣвушки знаютъ мужчинъ, за которыхъ они выходятъ. Вы знали его болѣе или менѣе коротко всю вашу жизнь.

— Но развѣ я обязана выходить за него именно поэтому?

— Нѣтъ, вы не обязаны выходить за него — если не любите его.

— Я не люблю его, сказала Вайолетъ медленно, выразительно и слегка покачавъ головой, какъ будто особенно желала убѣдить своего друга, что она говорила совершенно серьезно.

— Мнѣ кажется, Вайолетъ, что вы скорѣе готовы полюбить его, чѣмъ всякаго другого мужчину.

— Я вовсе не готова полюбить никакого другого мужчину; я сомнѣваюсь, полюблю ли когда-нибудь. Мнѣ самой кажется невозможно то, что дѣвушки называютъ влюбиться. Мнѣ можетъ нравиться мужчина. Мнѣ нравится теперь, можетъ быть, съ полдюжины мужчинъ. Они мнѣ нравятся до такой степени, что если я ѣду куда-нибудь въ гости, то для меня чрезвычайно важно, будетъ тамъ или нѣтъ тотъ или другой. Потомъ, мнѣ кажется, я кокетничаю съ ними. По-крайней-мѣрѣ, Августа мнѣ твердитъ, что тетушка это говоритъ. Но чтобы любить кого нибудь изъ нихъ — желать выйти за него замужъ, завладѣть имъ для себя одной и тому подобное — я не знаю, что это значитъ.

— Но вы намѣрены выйти замужъ когда-нибудь? сказала лэди Лора.

— Конечно. II не намѣрена долго ждать. Мнѣ ужасно надоѣла лэди Бальдокъ, и хотя я могу убѣгать къ моимъ друзьямъ, этого недостаточно. Я начинаю думать, что было бы пріятно имѣть свой собственный домъ. Дѣвушка становится такой цыганкой, когда вѣчно разъѣзжаетъ и сама не знаетъ, гдѣ находятся ея вещи.

Настало молчаніе на нѣсколько минутъ. Вайолетъ Эффингамъ прижалась въ уголокъ дивана, поджавъ ногу подъ себя и наклонивъ голову на плечо. Когда она говорила, она играла маленькой игрушкой, которая принимаетъ различные виды, когда ее дергаютъ въ ту или другую сторону. Присутствовавшій при этомъ подумалъ бы, что эта игрушка для нея важнѣе, чѣмъ разговоръ. Лэди Лора сидѣла прямо, на простомъ стулѣ у стола, недалеко отъ своей собесѣдницы, и очевидно занималась совершенно тѣмъ предметомъ, о которомъ онѣ разсуждали. Она не принимала удобной, спокойной позы, она не нашла занятія для своихъ пальцевъ и пристально смотрѣла на Вайолетъ, когда говорила, между тѣмъ какъ Вайолетъ смотрѣла только на маленькаго манекена, которымъ она играла. Лора встала, подошла къ дивану и сѣла возлѣ своего друга. Вайолетъ хотя немножко подвинула одну ногу, какъ бы для того, чтобы дать мѣсто лэди Лорѣ, но все продолжала играть.

— Если вы хотите выйти замужъ, Вайолетъ, вамъ надо выбрать кого-нибудь одного.

— Это совершенно справедливо, душа моя. Я, конечно, не могу выйти за нихъ всѣхъ.

— Какъ же вы намѣрены сдѣлать выборъ?

— Не знаю; я полагаю, что брошу жребій.

— Я желала бы, чтобы вы серьезно говорили со мною.

— Хорошо, я буду серьезно говорить. Я возьму перваго, который явится послѣ того, какъ я рѣшусь выйти замужъ. Вамъ кажется это ужасно, но я непремѣнно это сдѣлаю. Вѣдь мужъ очень похожъ на домъ или на лошадь. Вы покупаете домъ не потому, что этотъ домъ лучше всѣхъ на свѣтѣ, но потому, что именно въ то время вамъ нуженъ домъ. Вы идете смотрѣть домъ, а если онъ очень дуренъ, вы его не купите. Но если вы думаете, что онъ для васъ годится, и если вамъ надоѣло отыскивать домъ, вы его возьмете. Точно такимъ образомъ покупается и лошадь — и мужъ.

— А вы еще не рѣшились?

— Не совсѣмъ. Лэди Бальдокъ была нѣсколько приличнѣе обыкновеннаго передъ моимъ отъѣздомъ изъ Бэдингама. Когда я сказала ей, что хочу имѣть пару пони, она только всплеснула руками и заворчала. Она не заскрежетала зубами, не проклинала, не ругалась и не объявляла мнѣ, что я погибшая дѣвушка.

— Что значитъ, по вашему, ругаться и проклинать?

— Она сказала мнѣ однажды, что если я куплю маленькую собачку, то это сдѣлаетъ меня навѣкъ… вы знаете чѣмъ. Она не такъ щекотлива, какъ я, и просто выговорила это слово.

— Что же вы сдѣлали?

— Я купила собачку и она укусила тетушку за ногу. Я очень огорчилась и отдала собачку Мэри Ридерсъ. Какая это была красоточка! Я надѣюсь, что и пагуба душевная отправилась вмѣстѣ съ ней, потому что я вовсе не люблю Мэри Ридерсъ. Я должна была отдать бѣдную собачку кому-нибудь, а Мэри тутъ случилась. Я сказала ей, что Пёкъ сродни Аполіону, но она не устрашилась. Пёкъ стоилъ двадцать гиней и она навѣрно продала его.

— Стало быть, Освальдъ можетъ также имѣть надежду между другими фаворитами? спросила лэди Лора послѣ нѣкотораго молчанія.

— У меня нѣтъ фаворитовъ и я не скажу, чтобы какой бы то ни было мужчина могъ имѣть надежду. Для чего вы такимъ образомъ пристаете ко мнѣ о вашемъ братѣ?

— Потому что я очень этого желаю. Потому что это спасетъ его. Потому что вы единственная женщина, которою онъ когда-либо дорожилъ, и потому что онъ любитъ васъ всѣмъ своимъ сердцемъ, и потому что его отецъ примирится съ нимъ завтра же, если услышитъ, что вы съ нимъ помолвлены.

— Лора, душа моя…

— Ну что?

— Вы не разсердитесь, если я скажу вамъ откровенно?

— Конечно, нѣтъ. Послѣ того, что я сказала, вы имѣете право говорить откровенно.

— Мнѣ кажется, что всѣ ваши причины показываютъ, почему онъ долженъ па мнѣ жениться, а не почему я должна выйти за него.

— Развѣ его любовь къ вамъ не причина?

— Нѣтъ, сказала Вайлетъ, помолчавъ и произнеся это слово самымъ тихимъ шепотомъ. — Еслибъ онъ не любилъ меня, то это была бы причина, почему я не вышла бы за него. Меня могутъ любить десять человѣкъ — я не говорю, чтобы меня любилъ хоть одинъ…

— Онъ любитъ.

— Но я не могу выйти за всѣхъ десятерыхъ. А что касается того, чтобы спасти его…

— Вы знаете, что я хочу сказать?

— Я не знаю, чтобы я имѣла особенное призваніе спасать молодыхъ людей. Я иногда думаю, что мнѣ достаточно того, чтобы спасать себя. Странно, какую наклонность чувствую я къ дурной сторонѣ!

— А я твердо увѣрена, что вы всегда будете держаться на хорошей сторонѣ.

— Благодарю васъ, душа моя. Я намѣрена попробовать, по совершенно увѣрена, что тотъ, кто будетъ держать меня за руку, самъ долженъ быть очень твердъ. А лордъ Чильтернъ…

— Ну… говорите же. Что вы хотите сказать?

— Онъ не пользуется репутаціей твердаго человѣка. Развѣ онъ такой человѣкъ, котораго добрыя мамаши ищутъ для своихъ дочерей? Сама я люблю повѣсъ — и педантъ, который всю ночь сидитъ въ Парламентѣ и ни о чемъ больше не говорятъ, какъ о церковныхъ таксахъ и объ избирательствѣ голосовъ, для меня нестерпимъ. Я предпочитаю мужчинъ неприличныхъ. Будь я сама мужчина, я дѣлала бы все, что мнѣ не слѣдовало бы дѣлать. Я знаю, что я дѣлала бы это. Но видите, я не мужчина и должна заботиться о себѣ. Я люблю кутилъ, но знаю, что не должна выходить за мужчину такого сорта, какой я люблю.

— Быть въ нашемъ семействѣ — первою между нами — развѣ это было бы дурно?

— Вы хотите сказать, что сдѣлаться теперь лэди Чильтернъ, а современемъ лэди Брентфордъ, было бы повышеніемъ для Вайолетъ Эффингамъ?

— Какъ вы жестоки, Вайолетъ!

— Представьте себѣ, дошло до того, что вы называете меня жестокой, Лора! Мнѣ было бы пріятно быть вашей сестрой. Мнѣ было бы довольно пріятно быть дочерью вашего отца. Мнѣ было бы довольно пріятно быть другомъ Чильтерна. Все, что говорили о немъ, не отдалило меня отъ него. Я заступалась за него до того, что вся почернѣла; да, я заступалась — передъ тетушкой. Но я боюсь сдѣлаться его женой. Рискъ былъ бы слишкомъ великъ. Что, если я не спасу его, а напротивъ, онъ доведетъ меня до крушенія?

— Это не можетъ быть.

— Не можетъ? А я думаю, что можетъ. Когда я была ребенкомъ, мнѣ всегда говорили, чтобы я остерегалась. А мнѣ кажется, что ребенокъ и мужчина не должны остерегаться; пусть ихъ дѣлаютъ что хотятъ, ихъ опять можно поправить. Пусть ихъ падаютъ какъ хотятъ, вы можете опять поставить ихъ на ноги. Но женщина должна остерегаться — и это очень трудно для нея, когда у нея есть драконша, которая толкаетъ ее на дурной путь.

— Я желаю взять васъ отъ драконши.

— Да — и передать меня грифу.

— Дѣло въ томъ, Вайолетъ, вы не знаете Освальда. Онъ не грифъ.

— Я не хотѣла сказать невѣжливость. Возьмите какого-нибудь изъ опасныхъ хищныхъ звѣрей. Я намѣрена только указать, что онъ опасный хищный звѣрь. Я знаю, что онъ благороденъ, и назову его львомъ, если это вамъ лучше нравится. Но даже со львомъ есть рискъ.

— Разумѣется, будетъ рискъ. Со всякимъ мужчиной есть рискъ — если вы не захотите удовольствоваться описаннымъ вами педантомъ. Разумѣется, и съ моимъ братомъ будетъ рискъ. Онъ былъ игрокомъ.

— Говорятъ, что онъ и теперь игрокъ.

— Онъ отчасти бросилъ карты и броситъ совершенно но вашему настоянію.

— О немъ говорятъ еще другое, Лора.

— Это правда. Съ нимъ были пароксизмы дурной жизни, почти раззорившіе его.

— А эти пароксизмы такъ опасны! Вѣдь онъ въ долгу?

— Въ долгу — но не въ большомъ. Каждый шиллингъ его долга будетъ заплаченъ — каждый шиллингъ. Я знаю всѣ обстоятельства и даю вамъ слово, что каждый шиллингъ будетъ заплаченъ. Онъ никогда не лгалъ — и онъ сказалъ мнѣ все. Его отецъ не можетъ отнять у него ни одной десятины, еслибъ и хотѣлъ, и не захочетъ, еслибъ и могъ.

— Я спрашивала не потому, что этого боюсь. Я говорила только какъ объ опасной привычкѣ. Пароксизмъ траты денегъ возбуждаетъ такое тревожное чувство. А потомъ…

— Ну?

— Я не знаю, зачѣмъ мнѣ составлять каталогъ слабостей вашего брата.

— Вы хотите сказать, что онъ слишкомъ много пьетъ?

— Я этого не говорю. Другіе это говорятъ. Драконша это говоритъ. А такъ какъ я всегда нахожу, что она говоритъ неправду, то полагаю, что и это такъ же несправедливо, какъ остальное все.

— Это неправда — если говорятъ, что это его привычка.

— Стало быть, это также пароксизмъ — случающійся иногда.

— Не смѣйтесь же надо мною, Вайолетъ, когда я заступаюсь за него, или я буду обижаться.

— Но видите, если я должна сдѣлаться его женой, то это довольно важно.

— Все-таки вы не должны насмѣхаться надо мной.

— Милая Лора, вы знаете, что я не насмѣхаюсь надъ вами. Вы знаете, что я люблю васъ за то, что дѣлаете вы. Развѣ я не дѣлала бы то же самое и не заступалась бы за него изъ всѣхъ силъ, еслибъ у меня былъ братъ?

— Вотъ почему я и желаю, чтобы вы сдѣлались женою Освальда — я знаю, что вы заступались бы за него. Это неправда, что онъ пьяница Взгляните на его руку, которая такъ же тверда, какъ и ваша. Взгляните на его глаза; развѣ тамъ есть малѣйшій признакъ пьянства. Онъ былъ пьянъ разъ или два можетъ быть — и дѣлалъ страшныя вещи.

— Можетъ быть, онъ будетъ дѣлать страшныя вещи со мной.

— Вы никогда не знали человѣка съ болѣе нѣжнымъ сердцемъ или съ болѣе тонкимъ умомъ. Я вѣрю такъ же твердо, какъ и тому, что сижу здѣсь, что если онъ женится завтра, то его пороки спадутъ съ него какъ старое платье.

— Вы согласитесь, Лора, что для жены его будетъ нѣкоторый рискъ.

— Разумѣется, будетъ рискъ. Развѣ не всегда бываетъ рискъ?

— Мужчины назвали бы это вдвойнѣ опаснымъ скачкомъ, сказала Войолетъ.

Тутъ дверь отворилась и человѣкъ, о которомъ они говорили, вошелъ въ комнату.

Глава XI. Лордъ чильтернъ

Читателю было сказано, что лордъ Чильтернъ былъ рыжій и что эта особенность его наружности первая поражала посторонняго. Она придавала ему какую-то свирѣпость, заставлявшую мужчинъ бояться его съ перваго взгляда. На женщинъ это дѣйствовало не такъ; они обыкновенно смотрятъ глубже на мужчинъ съ перваго взгляда, чѣмъ другіе мужчины. Борода его была рыкая и обстрижена, такъ что не имѣла нѣжности волнистыхъ волосъ. Волосы на головѣ также были обстрижены коротко и очень рыжи — а цвѣтъ лица его былъ красный. Совсѣмъ тѣмъ онъ былъ красивый мужчина, съ прекрасно обрисованными чертами, не высокъ, но очень крѣпко сложенъ, а въ углу его вѣкъ былъ какой-то изгибъ, придававшій ему видъ рѣшимости, которой, можетъ быть, онъ не имѣлъ. Онъ слылъ человѣкомъ очень умнымъ и въ юности пользовался репутаціей ученаго. Когда ему было двадцать-три года, сѣдовласые спортсмэны объявляли что онъ составитъ себѣ состояніе скачками: такъ проницателенъ онъ былъ относительно пари, такой превосходный судья лошадиныхъ достоинствъ. Когда ему минуло двадцать-пять лѣтъ, онъ промоталъ все свое состояніе и надѣлалъ долговъ. Но онъ пожертвовалъ собою въ двухъ достопамятныхъ случаяхъ, относившихся до спортсмэнскихъ законовъ чести, и мужчины говорили о немъ, что онъ былъ очень честный или очень рыцарскій человѣкъ — сообразно особеннымъ взглядамъ на этотъ предметъ говорившаго человѣка. Теперь ходили слухи, что у него не было уже своихъ лошадей па скачкахъ, но въ этомъ сомнѣвались тѣ, которые могли называть лошадей, принадлежавшихъ ему, и которыми онъ распоряжался, но въ это время лордъ Чильтернъ не интересовался никакими лошадьми на скачкахъ.

Но всѣ знали, что онъ пилъ. Онъ схватилъ за горло училищнаго цензора, когда былъ пьянъ, въ Оксфордѣ, чуть его не задушилъ и былъ изгнанъ. Его запальчивость навлекла на него какое-то бѣдствіе въ Парижѣ, его привели къ судьѣ и имя его и поношеніе сдѣлались извѣстны во всѣхъ газетахъ обѣихъ столицъ. Послѣ того онъ дрался съ какимъ-то негодяемъ въ Ньюмаркетѣ и просто убилъ его своими кулаками. Относительно этой послѣдней драки было доказано, что нападеніе было сдѣлано на него, что онъ не достоинъ осужденія и что онъ не былъ пьянъ. Послѣ продолжительнаго слѣдствія онъ вышелъ изъ этого дѣла безъ поношенія. Но мы всѣ знаемъ, какъ человѣкъ съ хорошей репутаціей можетъ украсть лошадь, между тѣмъ какъ тотъ, кто пользуется дурной репутаціей, не можетъ даже взглянуть черезъ заборъ. Многіе, которые слывутъ знающими всѣхъ и все, увѣряли, будто лордъ Чильтернъ находился въ припадкѣ бѣлой горячки отъ пьянства, когда убилъ ньюмаркэтскаго злодѣя. Хуже всего въ этомъ послѣднемъ дѣлѣ было то, что оно произвело совершенное отчужденіе, теперь существовавшее между лордомъ Брентфордомъ и его сыномъ. Лордъ Брентфордъ не хотѣлъ вѣрить, что сынъ его въ этомъ дѣлѣ былъ не такъ виноватъ, какъ его противникъ.

— Такія вещи не случаются съ сыновьями другихъ людей, сказалъ онъ, когда лэди Лора заступалась за брата.

Лэди Лора не могла уговорить отца видѣться съ сыномъ, но убѣдила настолько, что приговоръ изгнанія не былъ произнесенъ противъ лорда Чильтерна. Ничто не мѣшало сыну сидѣть за столомъ его отца, если ему этого хотѣлось. Ему никогда этого не хотѣлось — однако онъ продолжалъ жить въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ, и когда встрѣчался съ графомъ въ передней или на лѣстницѣ, просто кланялся ему. Графъ тоже кланялся я проходилъ съ видомъ очень огорченнымъ, такъ какъ, безъ сомнѣнія, онъ былъ очень огорченъ. Взрослый сынъ долженъ быть величайшимъ утѣшеніемъ для человѣка — если онъ лучшій другъ своего отца — но иначе онъ не можетъ быть утѣшеніемъ. Такъ какъ было въ этомъ домѣ, сынъ оказывался постояннымъ шипомъ въ боку отца.

— Что онъ дѣлаетъ, когда мы уѣзжаемъ изъ Лондона? однажды спросилъ свою дочь лордъ Брентфордъ.

— Онъ остается здѣсь, папа.

— Но онъ еще охотится?

— Да, онъ охотится — у него есть гдѣ-то комната въ гостинницѣ въ Нортэмнтонширѣ. Но онъ по большей части остается въ Лондонѣ.

— Какая жизнь для моего сына! сказалъ графъ. — Какая жизнь! Разумѣется, ни одинъ порядочный человѣкъ не пуститъ его къ себѣ въ домъ.

Лэди Лора не знала, что ей сказать на это, потому что дѣйствительно лордъ Чильтернъ не любилъ бывать въ домахъ тѣхъ людей, которыхъ графъ называлъ порядочными.

Генералъ Эффингамъ, отецъ Вайолетъ, и лордъ Брентфордъ были искренними и нѣжнѣйшими друзьями. Они были молодыми людьми въ одномъ полку и во всю жизнь довѣряли другъ другу. Когда единственный сынъ генерала, семнадцатилѣтній юноша, былъ убитъ на войнѣ въ Новой Зеландіи, осиротѣлый отецъ и графъ цѣлый мѣсяцъ прожили вмѣстѣ въ горести. Въ то время каррьера лорда Чильтерна еще подавала надежду — и одинъ отецъ сравнивалъ свою участь съ другимъ. Генералъ Эффингамъ дожилъ до того, чтобы слышать, какъ графъ скавалъ ему, что его участь была счастливѣе. Потомъ генералъ умеръ, а Вайолетъ, дочь второй жены, осталась одна изъ рода Эффингамовъ. Эта вторая жена была миссъ Плёммеръ, купчиха очень богатая; сестра ея вышла за лорда Бальдока. Такимъ образомъ Вайолетъ попала на попеченіе Бальдоковъ, а не друзей отца. Но читателю уже извѣстно, что она имѣла намѣреніе освободиться отъ бальдокскаго тиранства.

Два раза передъ этимъ ужаснымъ дѣломъ въ Ньюмаркетѣ, о большой ссоры отца съ сыномъ, лордъ Брентфордъ сказалъ дочери нѣсколько словъ — о своемъ сынѣ и миссъ Эффингамъ.

— Если онъ подумаетъ объ этомъ, я буду радъ видѣть его, чтобы поговорить объ этомъ. Ты можешь ему сказать.

Это было первое слово. Онъ только рѣшилъ, что парижское дѣло слѣдуетъ предать забвенію.

— Она слишкомъ для него хороша, но когда онъ сдѣлаетъ ей предложеніе, пусть онъ разскажетъ ей все.

Это было второе слово и сказано тотчасъ послѣ уплаты двѣнадцати тысячъ, сдѣланной графомъ за сына. Лэди Лора, выпрашивая эти деньги, очень краснорѣчиво описывала какую-то честную — или не сказать ли намъ рыцарскую — жертву, которая ввела ея брата въ эти затруднительныя обстоятельства. Послѣ того графъ отказался принимать участіе въ супружескихъ дѣлахъ сына, и когда лэди Лора опять упомянула объ этомъ, выражая мнѣніе, что это было бы средствомъ спасти Освальда, графъ велѣлъ ей замолчать.

— Неужели ты желаешь погубить бѣдную дѣвушку? сказалъ онъ.

Однако лэди Лора была увѣрена, что если она пойдетъ къ отцу съ положительной увѣренностью, что Освальдъ и Вайолетъ помолвлены, онъ смягчился бы и принялъ бы Вайолетъ какъ дочь. А объ уплатѣ новыхъ долговъ лорда Чильтерна она имѣла свой собственный планъ.

Миссъ Эффингамъ, бывшая уже два дня на Портновскомъ сквэрѣ, еще не видала лорда Чильтерна. Она знала, что онъ живетъ въ этомъ домѣ — то-есть, что онъ ночуетъ тутъ и, вѣроятно, завтракаетъ въ своей комнатѣ — но она знала также, что обычаи этого дома вовсе не дѣлаютъ необходимымъ ихъ встрѣчу. Лора и братъ ея, вѣроятно, каждый день видѣли другъ друга — но они никогда не бывали вмѣстѣ въ обществѣ и имѣли знакомыхъ въ разныхъ кружкахъ. Когда Вайолетъ объявила лэди Бальдокъ о своемъ намѣреніи провести первыя двѣ недѣли лондонскаго сезона у своей пріятельницы лэди Лоры, лэди Бальдокъ, разумѣется, «накинулась на нее», какъ называла это миссъ Эффннгамъ.

— Ты ѣдешь въ домъ перваго развратника во всей Англіи, сказала лэди Бальдокъ.

— Какъ! милаго старика лорда Брентфорда, котораго папа такъ любилъ!

— Я говорю о лордѣ Чильтернѣ, который недалѣе, какъ въ прошломъ году, убилъ человѣка!

— Это неправда, тетушка.

— Онъ дѣлаетъ еще хуже — гораздо хуже. Онъ всегда пьянъ, всегда играетъ въ карты, всегда… Но мнѣ совершенно неприлично говорить о такомъ человѣкѣ, какъ лордъ Чильтернъ. Его имя не слѣдуетъ упоминать.

— Такъ зачѣмъ же вы упоминули, тетушка?

Лэди Бальдокъ нѣсколько времени продолжала накидываться на племянницу, но Вайолетъ, разумѣется, поставила на-своемъ.

— Если она выдетъ за него, тогда все кончено, сказала лэди Бальдокъ своей дочери Августѣ.

— У нея слишкомъ много здраваго смысла для этого, мама, отвѣчала Августа.

— Я думаю, что у нея вовсе нѣтъ здраваго смысла, сказала лэди Бальдокъ: — ни капельки. Какъ я желала бы, чтобы моя бѣдная сестра была жива — право желала бы!

Лордъ Чильтернъ вошелъ теперь въ ту комнату, гдѣ была Вайолетъ — немедленно послѣ разговора между Вайолетъ и его сестрой о томъ, чтобы Вайолетъ сдѣлалась его женой. Приходъ его даже прервалъ этотъ разговоръ.

— Я радъ видѣть васъ, миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ: — я пришелъ, думая, что можетъ быть найду васъ здѣсь.

— Я здѣсь, сказала она, вставая съ дивана и подавая ему руку. — Мы съ Лорой разсуждали о политическихъ дѣлахъ послѣдніе два дня и почти довели наши разсужденія до конца.

Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть сначала на его глаза, а потомъ на его руку, не потому, чтобы ей нужно было удостовѣриться въ справедливости увѣренія, сдѣланнаго его сестрой, но потому, что ей напомнили о глазахъ и рукахъ пьяницы. Рука лорда Чильтерна была похожа на руку всякаго другого человѣка, но въ глазахъ его было что-то почти испугавшее ее. Они показывали, какъ будто онъ не колеблясь свернетъ шею своей женѣ, если будетъ доведенъ до этою. Потомъ его глаза, какъ и вся его наружность, были красны. Нѣтъ — она не думала, чтобы когда-нибудь рѣшилась выйти за него. Для чего рѣшаться на рискъ вдвойнѣ опасный, когда много рисковъ было открыто для нея, повидимому, безъ большой опасности?

«Если когда-нибудь полюблю его, я успѣю сдѣлать это, сказала она себѣ.

— Еслибъ я не пришелъ видѣться съ вами здѣсь, я навѣрно никогда не увидался бы съ вами, сказалъ онъ, садясь. — Я не часто бываю въ гостяхъ, а если бываю, то вѣроятно не Тамъ, гдѣ были бы вы.

— Мы могли бы условиться, гдѣ намъ встрѣчаться, сказала она, смѣясь: — моя тетка лэди Бальдокъ даетъ вечеръ на будущей недѣлѣ.

— Слугамъ будетъ приказано выгнать меня изъ дома.

— О, нѣтъ! вы можете сказать ей, что я пригласила васъ.

— Я не думаю, чтобы Освальдъ и лэди Бальдокъ были большими друзьями, сказала лэди Лора.

— Или онъ можетъ насъ съ вами свести въ Зоологическій Садъ въ воскресенье. Это очень приличная услуга для друга и брата.

— Я терпѣть не могу этого мѣста въ Регентскомъ паркѣ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Когда вы тамъ были въ послѣдній разъ? спросила миссъ Эффингамъ.

— Разъ, когда я пріѣзжалъ домой изъ Итона. Но я не буду тамъ до-тѣхъ-поръ, пока опять не ворочусь домой изъ Итона.

Потомъ онъ перемѣнилъ тонъ, продолжая говорить:

На меня станутъ смотрѣть какъ на самаго хищнаго звѣря во всей коллекціи.

Стало быть, если вы не хотите ѣхать къ лэди Бальдокъ или въ Зоологическій Садъ, мы должны ограничиться гостиной Лоры — если только вы не вздумаете проводить меня на вершину Монумента.

— Я съ удовольствіемъ отведу васъ туда.

— Что вы скажете, Лора?

— Я скажу, что вы сумасбродная дѣвушка, сказала лэди Лора: — и что я не хочу участвовать въ этомъ планѣ.

— Стало быть, ничего больше не остается, какъ вамъ бывать здѣсь, и такъ какъ вы живете въ этомъ домѣ, а я непремѣнно буду здѣсь каждое утро, и такъ какъ вы не имѣете никакихъ занятій, да у насъ нѣтъ никакого особеннаго дѣла — я навѣрно не увижу васъ до моего переѣзда на Беркелейскій сквэръ.

— Весьма вѣроятно, сказалъ онъ.

— Почему же, Освальдъ? спросила его сестра.

Онъ сперва провелъ рукою по лицу, прежде чѣмъ отвѣтилъ ей:

— Потому что мы идемъ теперь по разнымъ путямъ и уже не такіе сговорчивые товарищи, какъ были прежде. Помните, какъ я увезъ васъ въ Сольсбійскій лѣсъ на старомъ пони, и не привозилъ васъ домой до чая, а миссъ Бланкъ пошла и сказала моему отцу?

— Помню ли? Я нахожу, что это былъ самый счастливый день въ моей жизни. Карманы ваши были набиты пряниками и три бутылки лимонада были привѣшены къ сѣдлу пони. Мнѣ было такъ жаль, что надо было возвращаться домой!

— Очень было жаль, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Однако, это было необходимо, сказала лэди Лора.

— Потому что намъ негдѣ было взять пряниковъ, сказала Вайолетъ.

— Вы тогда еще не были миссъ Эффингамъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Нѣтъ еще. Эти непріятныя дѣйствительности жизни являются современемъ; неправдали? Вы сняли мои башмаки и высушили ихъ въ коттэджѣ дровосѣка. Теперь я принуждена поручать это моей горничной. А кроткая миссъ Блинкъ превратилась въ суровую лэди Бальдокъ. Если а теперь поѣду съ Вани въ лѣсъ на цѣлый день, меня пошлютъ въ домъ сумашедшихъ, а не въ постель. Итакъ вы видите, что теперь все перемѣнилось такъ, какъ мое имя.

— Не все перемѣнилось, сказалъ лордъ Чильтернъ, вставая съ своего мѣста. — Я не перемѣнился — по-крайней-мѣрѣ, въ томъ, что какъ тогда я любилъ васъ больше всего на свѣтѣ — даже больше Лоры — такъ и теперь я люблю васъ безконечно больше всѣхъ. Не смотрите на меня съ такимъ удивленіемъ. Вы знали это прежде такъ же хорошо, какъ знаете теперь — и Лора это знаетъ. Въ этомъ не можетъ быть тайны для пасъ троихъ.

— Но, лордъ Чильтернъ… сказала миссъ Эффингамъ, также вставая, и потомъ замолчала, не зная какъ отвѣчать ему.

Онъ обратился къ ней, такъ внезапно, что у ней, такъ сказать, почти захватило духъ; притомъ услышать отъ человѣка признаніе въ его любви при его сестрѣ показалось ей такъ удивительно, что къ ней не приходило на умъ тѣхъ словъ, которыя какъ бы по инстинкту приходятъ въ молодымъ дѣвицамъ въ подобныхъ случаяхъ.

— Вы всегда это знали, сказалъ онъ такимъ тономъ, какъ будто сердился на нее.

— Лордъ Чильтернъ, отвѣчала она: — вы должны извинить меня, если я скажу, что вы выражаетесь очень рѣзко, чтобы не сказать болѣе. Я не думала, что когда я такъ вспоминала о дняхъ нашего дѣтства, чтобы вы обратили это противъ меня такимъ образомъ.

— Онъ не сказалъ ничего, что могло бы разсердить васъ, замѣтила лэди Лора.

— Только онъ заставилъ меня сказать то, что можетъ выставить меня невѣжливой въ его глазахъ. Лордъ Чильтернъ, я не люблю васъ той любовью, о которой вы говорите теперь. Я всегда смотрѣла на васъ какъ на стараго друга и надѣюсь, что всегда буду смотрѣть на васъ такимъ образомъ.

Тутъ она встала и вышла изъ комнаты.

— Зачѣмъ ты заговорилъ съ ней такъ неожиданно… такъ рѣзко… такъ громко? сказала ему сестра, подходя къ нему и взявъ его за руку почти съ гнѣвомъ.

— Это не сдѣлало бы никакой разницы, сказалъ онъ: — она меня не любитъ.

— Это сдѣлаю огромную разницу, возразила лэди Лора. — За такой женщиной, какъ Вайолетъ, нельзя ухаживать такимъ образомъ. Ты долженъ начать опять.

— Я началъ и кончилъ, сказалъ онъ.

— Это вздоръ. Разумѣется, ты будешь настаивать. Безумно было говорить такимъ образомъ сегодня. Впрочемъ, ты можешь быть увѣренъ въ томъ, что ей никто не нравится болѣе тебя. Ты долженъ помнить, какъ много ты сдѣлалъ, чтобы заставить каждую дѣвушку бояться тебя.

— Я это помню.

— Сдѣлай же теперь что-нибудь, что-нибудь, чтобы она перестала тебя бояться. Поговори съ нею нѣжно, скажи ей, какого рода жизнь ты будешь вести съ нею. Скажи ей, что все перемѣнилось. Когда полюбитъ тебя, она повѣритъ тебѣ, еслибы даже не повѣрила никому другому въ этомъ отношеніи.

— Развѣ я долженъ солгать ей? сказалъ лордъ Чильтернъ, взглянувъ прямо въ лицо сестрѣ.

Потомъ онъ повернулся и оставилъ ее.

Глава XII. Осеннія надежды

Сессія продолжалась очень спокойно послѣ бурнаго начала — такъ спокойно, что Финіасъ Финнъ безсознательно былъ обманутъ въ ожиданіи, такъ какъ не было повода къ тѣмъ сильнымъ ощущеніямъ, которыя онъ испыталъ въ первые дни его парламентской каррьеры. Насталъ іюль — а депутатъ Лофшэна еще не говорилъ рѣчей въ палатѣ. Какъ часто замышлялъ онъ это, какъ сочинялъ онъ рѣчи дорогою мимо парка въ палату, какъ не могъ рѣшиться встать на ноги отъ прилива крови къ сердцу — обо всемъ этомъ онъ ни слова не говорилъ никому. Лоренсъ Фицджибонъ былъ его искреннимъ другомъ, но онъ не говорилъ объ этомъ ничего даже Лоренсу Фицджибону. Другому своему другу, лэди Лорѣ Стэндишъ, онъ объяснялъ отчасти свои чувства, но такъ какъ лэди Лора всегда совѣтовала ему быть терпѣливымъ и не разъ выражала свое мнѣніе, что молодому члену лучше сидѣть молча, по-крайней-мѣрѣ, одну сессію, онъ не испыталъ досаднаго чувства, что заслужилъ ея презрѣніе своей застѣнчивостью. Что касается мужчинъ, между которыми онъ жилъ, мнѣ кажется, Финіасу было почти досадно, что никто изъ нихъ не ожидалъ, чтобы онъ говорилъ. Когда Баррингтонъ Ирль въ первый разъ предложилъ Финіасу быть депутатомъ отъ Лофшэна, онъ предсказывалъ ему всѣ возможные парламентскіе успѣхи. Но теперь онъ не дѣлалъ никакихъ намековъ на способности Финіаса къ рѣчамъ, и Финіасъ въ свои скромныя минуты началъ удивляться болѣе прежняго, что онъ сидитъ въ этой комнатѣ.

Формамъ и техникѣ парламентскихъ занятій онъ посвящалъ пристальное вниманіе и говорилъ себѣ, что воспитываетъ себя — что научается быть дѣйствующимъ членомъ, а можетъ быть и государственнымъ человѣкомъ. Но онъ часто сожалѣлъ о мистерѣ Ло и квартирѣ на Старомъ сквэрѣ, и еслибы онъ могъ передѣлать сдѣланное, онъ часто готовъ былъ доставить кому-нибудь другому честь быть предоставителемъ Лофшэна.

Но во всѣхъ его затрудненіяхъ его поддерживала доброта его друга лэди Лоры Стэндишъ. Онъ часто бывалъ въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ и всегда былъ принимаемъ дружелюбно. Лэди Лора сидѣла и разговаривала съ нимъ иногда о братѣ, иногда объ отцѣ, какъ будто между нею и Финіасомъ было нѣчто болѣе случайной короткости лондонскаго знакомства. Въ домѣ па Портсмэнскомъ сквэрѣ онъ былъ представленъ миссъ Эффингамъ и нашелъ миссъ Эффингамъ очень миленькой. Миссъ Эффингамъ онъ очень понравился; онъ танцовалъ съ нею на на двухъ, трехъ вечерахъ, и всегда говорилъ о лэди Лорѣ Стэндишъ.

— Право, Лора, мнѣ кажется, вашъ другъ мистеръ Финнъ влюбленъ въ васъ, сказала Вайолетъ лэди Лорѣ въ одинъ вечеръ.

— Я этого не думаю. Онъ меня любитъ и я его люблю. Онъ такъ честенъ и такъ наивенъ, не будучи неловокъ! Притомъ онъ такъ необыкновенно даровитъ!

— И такъ удивительно хорошъ собой! сказала Вайолетъ.

— Я не знаю, можетъ ли это составить какую-нибудь разницу, сказала лэди Лора.

— А я думаю, если мужчина въ то же время имѣетъ видъ джентльмэна.

— Мистеръ Финнъ, конечно, имѣетъ видъ джентльмэна, сказала лэди Лора.

— И безъ сомнѣнія онъ дѣйствительно джентльмэнъ, сказала Вайолетъ. — Я желала бы знать, есть ли у него состояніе.

— Кажется, ни гроша.

— Какъ же такой человѣкъ живетъ? Много есть такихъ людей и они всегда составляютъ для меня тайну. Я полагаю, онъ долженъ жениться на богатой невѣстѣ.

— Та, которая за него выйдетъ, будетъ имѣть не дурного мужа, сказала лэди Лора Стэндишъ.

Финіасъ въ это лѣто очень часто встрѣчалъ Кеннеди. Они сидѣли на одной сторонѣ въ Палатѣ, принадлежали къ одному клубу, обѣдали не разъ вмѣстѣ па Портсмэнскомъ сквэрѣ и однажды Финіасъ принялъ приглашеніе на обѣдъ отъ самого Кеннеди.

— Ничего скучнѣе я въ жизни не видалъ, говорилъ Финіасъ потомъ Лоренсу Фицджибону. — Хотя тамъ были двое, трое людей, которые говорятъ вездѣ, они не могли говорить за его столомъ.

— Онъ навѣрно угощалъ васъ хорошимъ виномъ, сказалъ Фицджибонъ: — а позвольте мнѣ сказать вамъ, что это покрываетъ множество грѣховъ.

Однако, несмотря на всѣ эти случаи къ короткости, ночи въ концѣ сессіи Финіасъ не сказалъ и десяти словъ съ мистеромъ Кеннеди и ничего не зналъ объ этомъ человѣкѣ, какъ другъ или даже какъ одинъ знакомый знаетъ о другомъ. Лэди Лора желала, чтобы онъ находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ Кеннеди, и поэтому онъ обѣдалъ у него. Все-таки онъ не любилъ Кеннеди и былъ совершенно увѣренъ, что Кеннди не любилъ его. Поэтому онъ очень удивился, когда получилъ слѣдующую записку:

Альбани, 17 іюля 186 —.

«Любезный мистеръ Финнъ,

«Въ будущемъ мѣсяцѣ у меня въ Лофлинтерѣ соберутся нѣсколько друзей, и я былъ бы очень радъ, еслибъ вы присоединились къ намъ. Я назначаю 16 августа. Я не знаю, охотитесь ли вы, но тамъ есть тетеревы и олени.

«Искренно вамъ преданный

«Робертъ Кеннеди».

Что долженъ былъ онъ дѣлать? Ему становилась уже нѣсколько непріятна перспектива разлуки со всѣми его новыми друзьями по окончаніи сессіи. Лоренсъ Фицджибонъ приглашалъ его опять съѣздить въ Майо, но онъ отказался. Лэди Лора говорила о поѣздкѣ за границу съ ея братомъ и съ-тѣхъ-поръ между нимъ и лордомъ Чильтерномъ завязалось нѣчто въ родѣ короткости, но ничего не было сказано опредѣленнаго объ этой заграничной поѣздкѣ, а денежныя затрудненія дѣлали ее почти невозможной для него. Рождество, разумѣется, онъ проведетъ съ своими родными въ Киллало, но ему не хотѣлось бы спѣшить въ Киллало тотчасъ по окончаніи сессіи. Всѣ окружающіе его, повидимому, съ удовольствіемъ собирались въ деревню. Мужчины говорили о тетеревахъ и дамахъ въ тѣхъ домахъ, куда они ѣхали, и о людяхъ, съ которыми должны были встрѣтиться. Лэди Лора ничего не говорила о томъ, куда она поѣдетъ въ началѣ осени, и Финіасъ не получалъ приглашенія пріѣхать въ деревенскій домъ. Онъ уже чувствовалъ, что всѣ уѣдутъ, а онъ останется, и это тревожило его. Что долженъ былъ онъ сдѣлать съ приглашеніемъ Кеннеди? Онъ не любилъ этого человѣка и говорилъ самому себѣ разъ десять, что презираетъ его. Разумѣется, онъ долженъ отказаться; даже не смотря на мѣстоположеніе и тетеревей, пріятное общество и сознанія, что ѣхать въ Лофлинтеръ въ августѣ было бы самое приличное, онъ долженъ отказаться! Но ему пришло въ голову наконецъ, что онъ зайдетъ на Портсмэнскій сквэръ прежде, чѣмъ напишетъ письмо.

— Разумѣется, вы поѣдете, сказала лэди Лора самымъ рѣшительнымъ тономъ.

— Почему же?

— Во-первыхъ, его приглашеніе вѣжливость къ вамъ, для чего же вамъ быть невѣжливымъ къ нему?

— Не принять приглашенія ничего нѣтъ невѣжливаго, сказалъ Финіасъ.

— Мы ѣдемъ, сказала лэди Лора: — и я могу только сказать, что буду обманута въ ожиданіи, если вы также не поѣдете. И Грешэмъ, и Монкъ будутъ тамъ, и мнѣ кажется, что они прежде никогда не бывали вмѣстѣ въ одномъ домѣ. Я не сомнѣваюсь, что человѣкъ десять изъ вашей партіи въ Парламентѣ отдали бы все на свѣтѣ, чтобы быть тамъ. Разумѣется, вы поѣдете.

Разумѣется, онъ поѣхалъ. Письмо, принимавшее приглашеніе Кеннеди, было написано въ клубѣ черезъ четверть часа послѣ того, какъ онъ ушелъ съ Портсмэнскаго сквера. Онъ позаботился, чтобы его письмо было не фамильярнѣе и не вѣжливѣе, чѣмъ письмо Кеннеди къ нему, а потомъ подписался:

«Искренно вамъ преданный Финіасъ Финнъ.» Но ему сдѣлано было еще предложеніе, и самое очаровательное, въ тѣ немногія минуты, которыя онъ остался на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Я такъ рада, сказала лэди Лора: — потому что я могу теперь просить васъ пріѣхать къ намъ въ Сольсби дня на два по дорогѣ въ Лофлинтеръ. Пока это не было рѣшено, я не могла просить васъ пріѣхать въ Сольсби только на два дня, а больше времени не будетъ между нашимъ отъѣздомъ изъ Лондона и поѣздкой въ Лофлинтеръ.

Финіасъ клялся, что онѣ поѣхалъ бы даже на одинъ часъ, еслибы Сольсби былъ вдвое дальше.

— Очень хорошо; пріѣзжайте 13 и уѣзжайте 15, если не хотите остаться съ ключницей. И помните, мистеръ Финнъ, что у насъ въ Сольсби нѣтъ тетеревовъ.

Финіасъ объявилъ, что онъ вовсе не дорожитъ тетеревами.

Передъ отъѣздомъ Финіаса изъ Лондона случилось еще одно небольшое обстоятельство, которое было не такъ пріятно, какъ надежда сдѣлать поѣздку въ Сольсби и Лофлинтеръ. Въ началѣ августа Финіасъ обѣдалъ съ Лоренсомъ Фицджибономъ въ клубѣ.

— Право, милый другъ, говорилъ ему Лоренсъ въ то утро: — ничего не доставило мнѣ столько удовольствія въ эту сессію, какъ ваше мѣсто въ Парламентѣ. Разумѣется, есть люди, съ которыми бываешь очень друженъ и которыхъ очень любишь, но многіе изъ этихъ англичанъ въ нашей партіи такіе холодные господа, или, какъ Ратлеръ и Баррингтонъ Ирль, ни о чемъ не думаютъ, кромѣ политики. А изъ нашихъ — на многихъ наврядъ ли можно положиться! Для меня такъ утѣшительно, что вы въ Парламентѣ!

Финіасъ, дѣйствительно любившій своего пріятеля Лоренса, выразился очень горячо въ отвѣтъ на это и наговорилъ разныхъ увѣреній въ дружбѣ, которыя были совершенно искренни. Искренность ихъ была испытана послѣ обѣда, когда Фицджибонъ, какъ они оба сидѣли на диванѣ въ углу курительной комнаты, просилъ Финіаса подписаться подъ векселемъ въ двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ срокомъ на полгода.

— Но, любезный Лоренсъ, сказалъ Финіасъ: — двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ рѣшительно свыше моихъ средствъ.

— Именно, мой милый, и вотъ почему я обратился къ вамъ. Неужели вы думаете, что я просилъ бы кого-нибудь, кто долженъ былъ бы платить за меня?

— Но когда такъ, какая же польза въ этомъ?

— Польза большая. О пользѣ могу судить я. Для чего де, вы думаете, сталъ бы я просить, еслибъ не было пользы? Я сдѣлаю изъ этого пользу, мой милый. Повѣрьте моему слову, вы никогда не услышите болѣе объ этомъ. Это только заемъ до моего жалованья — вотъ и все. Я не сдѣлалъ бы этого, еслибъ не видѣлъ, что мы по-краиней-мѣрѣ обезпечены на полгода.

Финіасъ Финнъ, съ недобрымъ предчувствіемъ, внутренно ненавидя себя за свою слабость, подписалъ свое имя подъ векселемъ, который Лоренсъ Фицджибонъ приготовилъ для его подписи.

Глава XIII. Сольсбійскій лѣсъ

— Итакъ вы не поѣдете опять въ Майдрумъ? сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ своему другу.

— Нынѣшнюю осень не поѣду, Лоренсъ. Вашъ отецъ подумаетъ, что я намѣренъ поселиться тамъ.

— Ей-Богу, отецъ будетъ радъ васъ видѣть, и чѣмъ чаще, тѣмъ лучше.

— Дѣло въ томъ, что у меня времени не будетъ.

— Ужъ не ѣдете ли вы въ Лофлинтеръ?

— Кажется, поѣду. Кеннеди пригласилъ меня, а кажется всѣ думаютъ, что каждый долженъ дѣлать то, что онъ велитъ.

— Я тоже это думаю. Я желалъ бы, чтобы онъ и меня пригласилъ. Я счелъ бы это за обѣщаніе получить мѣсто помощника секретаря. Все министерство тамъ будетъ. Не думаю, чтобы когда-нибудь прежде у него въ домѣ былъ ирландецъ. Когда вы отправляетесь?

— Двѣнадцатаго или тринадцатаго. Я, кажется, заѣду въ Сольсби по дорогѣ.

— Чортъ васъ побери! Честное слово, Финіасъ, счастливѣе васъ я не зналъ никого. Это вашъ первый годъ, а вы приглашены въ два самые разборчивые дома во всей Англіи. Теперь вамъ только нужно пріискать богатую невѣсту. Вотъ маленькая Вай Эффингамъ, она навѣрно будетъ въ Сольсби. Прощайте, старый дружище. Не безпокойтесь пи капельки о векселѣ. Я все устрою какъ слѣдуетъ.

Финіасъ нѣсколько тревожился о векселѣ, но въ его чашѣ было теперь такъ много вкуснаго, что онъ рѣшился па сколько возможно не примѣчать этой одной горечи. Онъ не совсѣмъ зналъ какъ ему поступить относительно предстоящихъ визитовъ. Ему хотѣлось бы взять съ собой слугу, но у него слуги не было, и онъ стыдился нанять слугу для этого. Потомъ его безпокоило ружье и всѣ принадлежности охоты. Онъ стрѣлялъ не дурно въ графствѣ Клэрскомъ, но въ Англіи еще не видалъ ни одного ружья. Однако, онъ купилъ ружье, — съ разными другими принадлежностями, взялъ позволеніе охотиться, а потомъ сталъ жалѣть объ издержкахъ, до которыхъ его довело это путешествіе. Наконецъ онъ нанялъ и слугу. Дѣлая это, онъ стыдился самого себя, ненавидѣлъ себя и говорилъ себѣ, что онъ очертя голову стремится къ своей погибели. И зачѣмъ онъ дѣлалъ это? Лэди Лора не станетъ любить его болѣе черезъ это, и ей все-равно, есть у него слуга или нѣтъ. Она вѣроятно ничего не будетъ знать о его слугѣ. Но окружающіе его узнаютъ, а онъ до сумасбродства заботился, чтобы люди окружающіе ее думали, что онъ ее достоинъ. До отъѣзда онъ зашелъ къ Ло.

— Мнѣ не хотѣлось оставить Лондонъ, не видавшись съ вами, сказалъ онъ: — но я знаю, что вы не скажете мнѣ ничего пріятнаго.

— И ужъ конечно я не скажу ничего непріятнаго. Сказать по правдѣ, мнѣ даже было пріятно видѣть, что у васъ достало терпѣнія воздержаться и не говорить. Я этого не ожидалъ отъ вашей горячей ирландской крови. Вы ѣдете туда, гдѣ будутъ Грешэмъ и Монкъ. Надѣюсь, что когда-нибудь вы будете вмѣстѣ съ ними въ министерствѣ. Не забудьте извѣстить меня въ февралѣ, когда соберется Парламентъ.

Мистриссъ Бёнсъ пришла въ восторгъ, когда узнала, что Финіасъ нанялъ слугу; но Бёнсъ не предсказывалъ ничего кромѣ дурного отъ такой пустой издержки.

— Ужъ пожалуйста не говори; откуда онъ возьметъ эти деньги? Въ Парламентѣ жалованья не получаютъ.

— Но онъ будетъ гостить въ одномъ домѣ со всѣми министрами, сказала мистриссъ Бёнсъ, которой Финіасъ въ своей гордости довѣрилъ, можетъ быть, болѣе чѣмъ было необходимо.

— Да, какъ же съ министромъ, сказалъ Бёнсъ: — еслибы онъ оставилъ въ покоѣ министровъ, это было бы гораздо лучше. Отказался отъ своей квартиры до февраля? Ужъ не думаетъ ли онъ, что мы будемъ дожидаться его съ пустой квартирой?

Финіасъ нашелъ въ Сольсби полонъ домъ, хотя гости должны были бы остаться недолго. Трое или четверо ѣхали въ Лофлинтеръ такъ же какъ и онъ — Бонтонъ и Рэтлеръ, Паллизеръ съ женой. Была также Вайолетъ Эффингамъ, которая однако не ѣхала въ Лофлинтеръ.

— Нѣтъ, сказала она нашему герою, который въ первый вечеръ имѣлъ удовольствіе вести ее къ обѣду: — къ несчастью, я не имѣю мѣста въ Парламентѣ и потому не приглашена.

— Лэди Лора ѣдетъ?

— Да; но у лэди Лоры въ рукахъ министръ. Я утѣшаюсь только тѣмъ, что вы будете ужасно скучать.

— Конечно, было бы гораздо пріятнѣе остаться здѣсь, сказалъ Финіасъ.

— Если вы хотите знать мое мнѣніе, сказала Вайолетъ: — я отдала бы мой палецъ, чтобъ поѣхать. Тамъ будутъ четыре министра и шесть членовъ Парламента, будетъ тамъ лэди Гленкора Паллизеръ, которая ужасно забавна. Но я не приглашена. Видите, я принадлежу къ Бальдокской партіи, а не къ вашей сторонѣ. Мистеръ Кеннеди думаетъ, что я разглашу всѣ секреты.

Зачѣмъ Кеннеди пригласилъ его, Финіаса Финна, въ одно время съ четырьмя министрами и съ лэди Гленкорой Паллизеръ? Онъ могъ только это сдѣлать по просьбѣ лэди Лоры Стэндишъ. Восхитительно было Финіасу думать, что лэди Лора такъ глубоко заботилась о немъ, но не такъ восхитительно вспоминать, какъ велика должна быть короткость Кеннеди съ лэди Лорой, когда она имѣла надъ нимъ такое сильное вліяніе.

Въ Сольсби Финіасъ не много видѣлся съ своей хозяйкой. Она сказала ему нѣсколько словъ въ извиненіе.

— Я такъ занята со всѣми этими людьми, что право сама не понимаю, что я дѣлаю. Но намъ удастся найти минуты двѣ въ Лофлинтерѣ — если только вы не намѣрены быть на горахъ цѣлый день. Навѣрно вы также привезли съ собой ружье?

— Да, я привезъ ружье. Я стрѣляю, но я не закоренѣлый спортсмэнъ.

Въ тотъ единственный день, который былъ проведенъ въ Сольсби, устроилась большая прогулка послѣ завтрака. Лэди Гленкора, еще молодая и очень хорошенькая женщина, недавно очень пристрастилась къ политикѣ, о которой очень смѣло разсуждала съ мужчинами и женщинами обѣихъ партій.

— Какое пріятное, счастливое, лѣнивое время проводили вы съ-тѣхъ-поръ, какъ вступили въ министерство! сказала она графу.

— Надѣюсь, что мы были болѣе счастливы, чѣмъ лѣнивы, сказалъ графъ.

— Но вы не дѣлали ничего. У моего мужа есть двадцать плановъ реформъ, по вы не допустили его привести въ исполненіе ни одинъ. Герцогъ, мистеръ Мильдмэй и вы разобьете его сердце.

— Бѣдный мистеръ Паллизеръ!

— Дѣло въ томъ, что если вы не поостережетесь, то онъ, мистеръ Монкъ и мистеръ Грешэмъ поднимутся и выгонятъ васъ всѣхъ.

— Мы должны заботиться о себѣ, лэди Гленкора.

— Ну, да; а то вы заявите о себѣ потомству какъ о лѣнивомъ министерствѣ.

— Позвольте мнѣ сказать вамъ, лэди Гленкора, что лѣнивое министерство не самое худшее въ Англіи. Главная вина нашихъ политиковъ состоитъ въ томъ, что они всѣ желали дѣлать что-нибудь.

— Мистеръ Мильдмэй во всякомъ случаѣ невиненъ въ этомъ обвиненіи, сказала лэди Гленкора.

Въ это время они ѣхали по большому лѣсу и Финіасъ съ восторгомъ увидалъ себя возлѣ Вайолетъ Эффингамъ.

— Мистеръ Рэтлеръ объяснялъ мнѣ, что онъ долженъ имѣть девятнадцать голосовъ на слѣдующую сессію. Будь я на вашемъ мѣстѣ, мистеръ Финнъ, и не согласилась бы считаться въ числѣ овецъ Рэтлера.

— Но что же мнѣ дѣлать?

— Дѣлайте что-нибудь сами по себѣ. Вы, члены Парламента, такъ похожи на овецъ. Если одна пригнетъ, всѣ прыгають за нею. Я желала бы засѣдать въ Парламентѣ. Какую рѣчь сказала бы я! Мнѣ кажется, вы такъ боитесь другъ друга, что не смѣете говорить. Видите вы этотъ коттэджъ?

— Какой онъ хорошенькій!

— Да, неправда ли? Двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, я спала чулки и башмаки и высушила ихъ въ этомъ коттэджѣ, а когда воротилась домой, меня уложили въ постель за наказаніе, что я цѣлый день пробыла въ лѣсу.

— Вы ходили одна?

— Нѣтъ, не одна. Освальдъ Стэндишъ былъ со мною. Мы были тогда дѣтьми. Вы знаете его?

— Лорда Чильтерна — да, я его знаю. Я съ нимъ довольно подружился въ нынѣшнемъ году.

— Онъ очень хорошій человѣкъ, неправдали?

— Хорошій — въ какомъ отношеніи?

— Честный и великодушный.

— Я не знаю ни одного человѣка, котораго считалъ бы честнѣе и великодушнѣе его.

— И вѣдь онъ уменъ, спросила миссъ Эффингамъ.

— Очень уменъ? То есть, онъ говоритъ очень хорошо, если вы дадите ему говорить по-своему. Вамъ всегда будетъ казаться, будто онъ хочетъ васъ съѣсть — но ужъ у него такая манера.

— И вамъ онъ нравится?

— Очень.

— Я рада слышать отъ васъ это.

— Онъ вашъ любимецъ, миссъ Эффингамъ?

— Не теперь, — не особенно. Я почти его не вижу. Но его сестра мой лучшій другъ, и я такъ любила его, когда онъ былъ мальчикомъ. Я не видала этого коттэджа послѣ того дня и помню, точно это случилось вчера. Лордъ Чильтернъ, кажется, совершенно перемѣнился?

— Перемѣнился? — въ какомъ отношеніи?

— Говорятъ, что онъ… непостояненъ, знаете.

— Я думаю, что онъ перемѣнился. Но Чильтернъ въ душѣ цыганъ. Этого невозможно не примѣтить тотчасъ. Онъ терпѣть не можетъ свѣтскихъ приличій.

— Кажется, сказала Вайолетъ. — Ему слѣдовало бы жениться. Еслибы онъ женился, это все прошло бы — какъ вы думаете?

— Я не могу представить себѣ его женатымъ, сказалъ Финіасъ. — Въ немъ есть какая-то свирѣпость, которая сдѣлала бы его непріятнымъ спутникомъ для женщины.

— Но вѣдь онъ будетъ любить свою жену?

— Да, какъ онъ любитъ своихъ лошадей. Онъ и обращаться будетъ съ нею хорошо — какъ обращается съ своими лошадьми. Но онъ хочетъ, чтобы каждая его лошадь дѣлала то, чего не можетъ сдѣлать ничья другая лошадь, и онъ будетъ ожидать того же отъ своей жены.

Финіасъ не воображалъ, какой глубокій вредъ дѣлалъ онъ своему другу этимъ описаніемъ; не приходило ему также въ голову и то, что его спутница думаетъ о себѣ какъ о будущей женѣ этого краснокожаго индійца. Миссъ Эффингамь ѣхала молча нѣсколько времени, а потомъ сказала еще только одно слово о лордѣ Чильтернѣ.

Онъ былъ добръ ко мнѣ въ этомъ коттэджѣ.

На слѣдующій день гости разъѣхались изъ Сольсби. Финіасъ рѣшился ночевать въ Эдинбургѣ по дорогѣ и такимъ образомъ ему случилось коротко сойтись съ Рэтлеромъ. Вечеръ не пропалъ, потому что онъ многое узналъ о своей профессіи отъ Рэтлера. А Рэтлеръ потомъ говорилъ въ Лофлинтерѣ, что мистеръ Финнъ былъ очень пріятный молодой человѣкъ.

Скоро всѣ знавшіе Финіаса Финна стали увѣрять, что онъ имѣлъ особенную способность быть пріятнымъ для другихъ, способность, которую никто не умѣлъ анализировать или опредѣлить.

— Мнѣ кажется, это потому, что онъ слушаетъ такъ хорошо, сказалъ одинъ.

— Но женщины не станутъ любить его за это, сказалъ другой.

— Онъ изучилъ, когда слушать и когда говорить, сказалъ третій.

А въ сущности Финіасъ Финнъ никогда ничего не изучалъ. Быть пріятнымъ заключалось уже въ его натурѣ.

Глава ХІV. Лофлинтеръ

Финіасъ Финнъ пріѣхалъ въ Лофлинтеръ съ Рэтлеромъ въ почтовомъ экипажѣ изъ ближайшаго городка. Слуга нашего героя сидѣлъ вмѣстѣ съ кучеромъ.

— Я никогда не беру съ собой лакея, сказалъ Рэтлеръ своему молодому другу. — Слуги въ домѣ это предпочитаютъ, потому что они получаютъ на чай, вамъ служатъ также хорошо и стоитъ вдвое дешевле.

Финіасъ краснѣлъ, слушая все это, но ужъ дѣлать было нечего.

— Это одинъ изъ тѣхъ пунктовъ, относительно которыхъ всегда остаешься въ нерѣшимости, сказалъ онъ. — Если вы привезете слугу, вы жалѣете, зачѣмъ привезли его, а если не привезете, жалѣете, зачѣмъ не привезли.

— Я гораздо рѣшительнѣе, сказалъ Рэтлеръ.

Лофлинтеръ показался Финіасу красивѣе Сольсби. Оно такъ и было, кромѣ того, что Лофлинтеру недоставало граціозной красоты древности, которою обладалъ Сольсби. Лофлинтеръ стоялъ на небольшой покатости; отъ самаго параднаго входа шелъ лугъ къ озеру. Съ другой стороны озера высилась къ небу высокая гора Бен-Линтеръ. У подножія этой горы слѣва простирался на цѣлыя мили Линтерскій лѣсъ. Во всѣхъ этихъ окрестностяхъ не было лучшей охоты на оленей какъ на Бен-Линтерѣ. Рѣка Линтеръ, впадая въ озеро черезъ скалы, которыя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ почти сходились надъ ея водою, протекала такъ близко къ дому, что пріятное журчаніе ея волнъ можно было слышать изъ передней. За домомъ паркъ казался безконеченъ, а потомъ опять высились горы, и все это принадлежало Кеннеди, а между тѣмъ отецъ его пришелъ пѣшкомъ въ Глазго мальчикомъ съ полкроной въ карманѣ.

— Великолѣпно, неправдали? сказалъ Финіасъ Рэтлеру, когда они подъѣхали къ дверямъ.

— Очень величественно; но молодыя деревья показываютъ новичка. Новичекъ можетъ купить лѣсъ, но не можетъ достать деревьевъ стариннаго парка.

Финіасъ въ эту минуту думалъ, на сколько всѣ эти вещи, которыя онъ видѣлъ: горы, разстилавшіяся вокругъ него, замокъ, озеро, рѣка, все это богатство, и болѣе чѣмъ богатство, благородство красоты, могли подѣйствовать искусительно па лэди Лору Стэндишъ. Еслибъ женщину упросили раздѣлить все это, возможно ли, чтобы она предпочла раздѣлить съ нимъ ничего? Онъ думалъ, что это могло быть возможно для дѣвушки, которая сознавалась бы, что любовь значитъ все. Но это едвали могло быть возможно для женщины, смотрѣвшей на свѣтъ почти какъ смотритъ мужчина — считая свѣтъ устрицей, которую слѣдуетъ раскрывать такимъ орудіемъ, какое можно найти подъ рукой. Лэди Лора, повидимому, заботилась обо всѣхъ дѣлахъ міра сего. Она любила политику, могла говорить о соціальной паукѣ, имѣла обширныя идеи о религіи и раздѣляла нѣкоторыя воззрѣнія относительно воспитанія. Такая женщина должна была чувствовать, какъ необходимо для нея богатство, и готова ради этого богатства имѣть неромантическаго мужа. Можетъ быть, даже она предпочитала бы такого мужа. Такимъ образомъ разсуждалъ самъ съ собою Финіасъ, когда подъѣхалъ къ дверямъ Лофлинтерскаго замка, между тѣмъ какъ Рэтлеръ краснорѣчиво описывалъ красоту старинныхъ деревьевъ въ паркѣ.

— Право, шотландскій лѣсъ вещь весьма ничтожная, сказалъ Рэтлеръ.

Въ домѣ не было никого — по-крайнсй-мѣрѣ они никого не нашли — и черезъ полчаса Финіасъ шелъ одинъ по парку. Рэтлеръ объявилъ, что онъ очень радъ случаю написать письма — и, безъ сомнѣнія, написалъ ихъ цѣлую дюжину, сообщая въ нихъ, что Грешэмъ, Монкъ, Паллизеръ и лордъ Брентфордъ находятся въ одномъ домѣ съ нимъ. Финіасу не нужно было писать писемъ и онъ отправился по широкому лугу къ рѣкѣ. Въ воздухѣ было что-то такое немедленно наполнившее его веселостью, и желая разсмотрѣть всѣ чудеса этого помѣстья, онъ забилъ, что онъ будетъ обѣдать съ четырьмя министрами. Онъ скоро дошелъ до ручья и пошелъ по берегу. Онъ встрѣчалъ водопадъ за водопадомъ и маленькіе мостики тамъ и сямъ. Онъ шелъ и шелъ по тропинкѣ до крутого поворота, и тамъ взглянувъ вверхъ, онъ увидалъ надъ головой своей мужчину и женщину, стоявшихъ вмѣстѣ на одномъ изъ маленькихъ деревянныхъ мостиковъ. Зрѣніе у него было хорошее и онъ тотчасъ увидалъ, что эта женщина была лэди Лора Стэндишъ. Мужчину онъ не узналъ, но онъ не сомнѣвался, что это Кеннэди. Онъ тотчасъ повернулъ бы назадъ, еслибы думалъ, что можетъ сдѣлать это незамѣтно; но онъ былъ увѣренъ, что они должны были замѣтить его. Ему не хотѣлось подходить къ нимъ. Онъ не хотѣлъ имъ мѣшать. Онъ остановился и началъ бросать каменья въ рѣку. Но не успѣлъ онъ бросить камень или два, когда его позвали съ верху. Онъ поднялъ глаза и примѣтилъ, что человѣкъ, звавшій его, былъ его хозяинъ. Разумѣется, это былъ Кеннеди. Онъ пересталъ бросать каменья и поднялся по тропинкѣ и присоединился къ нимъ на мосту. Кеннеди сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и привѣтствовалъ его. Обращеніе Кеннеди было не такъ холодно и онъ казался разговорчивѣе обыкновеннаго.

— Какъ скоро нашли вы, сказалъ онъ: — самое прекрасное мѣсто въ паркѣ.

— Неправдали, какъ здѣсь мило? сказала лэди Лора. — Какъ только мы пріѣхали, мистеръ Кеннеди непремѣнно захотѣлъ привести меня сюда.

— Удивительно хорошо, сказалъ Финіасъ.

— Это самое мѣсто, па которомъ мы теперь стоимъ, заставило меня выстроить домъ, сказалъ Кеннеди: — мнѣ было только восемнадцать лѣтъ, когда я, стоя здѣсь, рѣшился на это. Этому минуло ровно двадцать-пять лѣтъ.

«Итакъ ему теперь сорокъ-три года, сказалъ себѣ Финіасъ, думая, какъ великолѣпно имѣть только двадцать-пять лѣтъ.

— И черезъ годъ, продолжалъ Кеннеди: — фундаментъ былъ вырытъ и каменщики уже работали.

— Какой у васъ былъ добрый отецъ, сказала лэди Лора.

— Ему нечего было больше дѣлать съ своими деньгами, какъ осыпать ими меня. Не думаю, чтобы онѣ самому ему приносили какое-нибудь наслажденіе. Не хотите ли подняться выше, лэди Лора? Тамъ прекрасный видъ на Бен-Линтеръ.

Лэди Лора объявила, что она пойдетъ такъ высоко, какъ онъ поведетъ ее, а Финіасъ не рѣшался что ему дѣлать: остаться ли ему тутъ, спуститься ли внизъ, или исчезнуть какимъ-нибудь другимъ приличнымъ способомъ; но онъ боялся, что если онъ это сдѣлаетъ, то можетъ показаться, какъ будто онъ приписываетъ что-нибудь особенное прогулкѣ этихъ двухъ особъ. Кеннеди увидѣлъ его нерѣшимость и просилъ идти съ ними.

— Пойдемте и вы, мистеръ Финнъ. Мы обѣдаемъ не прежде восьми, а теперь только половина седьмого. Дѣловые люди всѣ пишутъ письма, а дамы, кажется, лежатъ въ постели.

— Не всѣ, мистеръ Кеннеди, сказала лэди Лора.

Такимъ образомъ они гуляли очень пріятно и владѣлецъ всего, что они осматривали, водилъ ихъ отъ одного интереснаго мѣста къ другому, такъ что оба клялись, что Лофлинтеръ навѣрно самое красивое мѣсто на землѣ.

— Признаюсь, я отъ него въ восторгѣ, сказалъ хозяинъ: — когда я пріѣзжаю сюда одинъ и чувствую, что все это мое, я начинаю гордиться моею собственностью до того, что мнѣ сдѣлается стыдно. Впрочемъ, мнѣ кажется, что въ городѣ жить лучше чѣмъ въ деревнѣ — по-крайней-мѣрѣ, для богатаго человѣка.

Кеннеди сказалъ теперь гораздо больше словъ, чѣмъ Финіасъ слышалъ отъ него во все время ихъ знакомства.

— Я тоже это думаю, сказала лэди Лора: — если придется выбирать. Сама я думаю, что и то и другое поочередно хорошо и для мужчинъ и для женщинъ.

— Это безъ сомнѣнія, сказалъ Финіасъ.

— Безъ сомнѣнія относительно удовольствія, подтвердилъ Кеннеди.

Онъ повелъ ихъ къ горѣ, а потомъ внизъ по другой тропинкѣ черезъ лѣсъ, къ задней сторонѣ дома. Дорогою онъ сдѣлался по обыкновенію молчаливъ и разговоръ поддерживали только Финіасъ и лэди Лора. Недалеко отъ замка Кеннеди оставилъ ихъ.

— Я увѣренъ, что мистеръ Финнъ благополучно доведетъ васъ до дома, сказалъ онъ: — а я на минуту схожу на ферму. Если я не показываюсь тамъ время отъ времени, когда я здѣсь, подумаютъ, что я равнодушенъ къ «скотинѣ».

— Ужъ не станете ли вы увѣрять, мистеръ Кеннеди, сказала лэди Лора: — что вы знаете толкъ въ овцахъ и быкахъ?

Кеннеди признался, что онъ толкъ знаетъ, и пошелъ на свою ферму, а Финіасъ съ лэди Лорой воротились домой.

— Мнѣ кажется, сказала лэди Лора: — что это самый хорошій человѣкъ, какого я только знаю.

— Мнѣ кажется, что онъ лѣнивъ, сказалъ Финіасъ.

— Я этого не думаю. Можетъ быть, онъ не дѣятеленъ и не усерденъ, но онъ заботливъ, съ высокими правилами и тратитъ свои деньги съ методою и цѣлью. И вы видите, что у него въ натурѣ есть и поэзія, если вы затронете настоящую струну. Какъ ему нравится здѣшнее мѣстоположеніе!

— Оно нравилось бы всякому. Мнѣ стыдно сказать, что я почти завидую ему. Конечно, я никогда не пожелалъ бы быть Робертомъ Кеннеди въ Лондонѣ, но мнѣ было бы пріятно быть лофлинтерскимъ владѣльцемъ.

— Здѣсь есть какая-то баллада о старинныхъ владѣльцахъ, но она принадлежитъ къ тому времени, когда о мистерѣ Кеннеди никто не слыхалъ и когда какіе-то Мекензи жили въ той старой башнѣ, которая виднѣется у озера. Помѣстье это называлось тогда Линнъ. Старикъ Кеннеди первый назвалъ его Лофлинтеромъ. Башня эта называлась Линнъ и Мекензи жили тамъ сотни лѣтъ. Но эти горцы, несмотря на все что говорятъ объ ихъ фамиліи и гордости, уже забыли Мекензи и гордятся своимъ богатымъ новымъ владѣльцемъ.

— Какъ это непоэтично! сказалъ Финіасъ.

— Да, по поэзія обыкновенно фальшива. Я полагаю, что Шотландія была бы самой прозаической страной, еслибы не Вальтеръ Скоттъ — и я не сомнѣваюсь, что Генрихъ У обязанъ романизмомъ своего характера единственно Шекспиру.

— Я иногда думаю, что вы презираете поэзію, сказалъ Финіасъ.

— Когда она фальшива. Затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы узнать, фальшива она или справедлива. Муръ былъ всегда фальшивъ.

— Не такъ фальшивъ, какъ Байронъ, съ энергіей сказалъ Финіасъ.

— Гораздо больше, мой другъ. Но теперь мы не будетъ объ этомъ разсуждать. Вы видѣли мистера Монка по пріѣздѣ?

— Я не видалъ никого. Я пріѣхалъ съ мистеромъ Рэтлеромъ.

— Почему же съ нимъ? Мистеръ Рэтлеръ не можетъ быть товарищемъ по вашему вкусу.

— Случай свелъ насъ. Но Рэтлеръ человѣкъ здравомыслящій, лэди Лора, и его презирать нельзя.

— Мнѣ всегда казалось, что въ политикѣ ничего нельзя выиграть, сидя у ногъ маленькихъ свѣтилъ.

— Но большія свѣтила не хотятъ имѣть новичка на скамеечкѣ у своихъ ногъ.

— Такъ не сидите ни у чьихъ ногъ. Свѣтъ всегда покупаетъ всякую вещь по той цѣнѣ, которую назначаетъ ея хозяинъ и это всего справедливѣе можно примѣнить къ личности человѣка. Если вы будете съ Рэтлеромъ, скажутъ, что вы рэтлеристъ и болѣе ничего. Если вы будете брататься съ Грешэмами и съ Паллизерами, точно также свѣтъ предположитъ, что вы знаете ваше мѣсто.

— Я никогда не зналъ Ментора, который такъ умѣлъ бы наполнить гордостью своего Телемака.

— Потому что я не считаю васъ виновнымъ въ этомъ отношеніи. Еслибы я это думала, мой Телемакъ, вы можете быть увѣрены, что я отказалась бы отъ званія Ментора. Вотъ мистеръ Кеннеди, лэди Глэнкора и мистриссъ Грешэмъ на лѣстницѣ.

Они прошли мимо іоническихъ колоннъ на широкую каменную террасу передъ дверью и тамъ нашли цѣлую толпу женщинъ и мужчинъ. Законодатели и государственные люди написали письма, а дамы отдохнули.

Финіасъ, одѣваясь, глубоко размышлялъ обо всемъ, что лэди Лора говорила ему — не столько собственно о совѣтѣ, который она подала ему, хотя и онъ также имѣлъ свою важность, сколько о томъ, что этотъ совѣтъ она подала ему. Она сначала назвала себя его менторомъ, но онъ принялъ имя и говорилъ съ нею какъ ея Телемакъ. Однако, онъ считалъ себя старше весели только въ ихъ лѣтахъ была разница. И возможно ли, чтобы женщина-Менторъ любила своего Телемака — любила его, какъ Финіасъ желалъ быть любимой лэди Лорой? Онъ не говорилъ, чтобы это было невозможно. Можетъ быть, между ними было недоразумѣніе. Можетъ быть, старый сорокатрехлѣтній холостякъ не думалъ жениться. Еслибы этотъ сорокатрехлѣтній холостякъ дѣйствительно былъ влюбленъ въ лэди Лору, позволилъ ли бы онъ ей идти домой одной съ Финіасомъ, оставивъ ее подъ предлогомъ необходимости взглянуть на овецъ? Финіасъ рѣшилъ, что онъ во всякомъ случаѣ долженъ разыграть свою игру — проиграетъ онъ или выиграетъ ее; а розыгрывая эту игру, онъ долженъ, если возможно, бросить менторскій и телемаковскій разговоръ.

«Когда я подумаю о моемъ отцѣ и о старомъ домѣ въ Киллало, и о томъ, что я до-сихъ-поръ не сдѣлалъ ничего, я не могу понять, какимъ образомъ я попалъ въ Лофлинтеръ, размышлялъ Финіасъ.

Это можно было понять только однимъ образомъ. Если лэди Лора дѣйствительно любила его, разгадку можно было разгадать.

Комнаты въ Лофлинтерѣ были великолѣпны, гораздо больше и богаче меблированы, чѣмъ въ Сольсби. Но въ обращеніи всѣхъ присутствующихъ преобладала какая-то чопорность, которая не чувствовалась въ Сольсби. Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, какъ тутъ не доставало граціи, миловидности и веселой живости Вайолетъ Эффингамъ, и почувствовалъ въ то же время, что Вайолетъ Эффингамъ будетъ не въ своей стихіи въ Лофлинтерѣ. Въ Лофлинтерѣ былъ съѣздъ дѣловой, и Финіасъ примѣтилъ, что ему не слѣдуетъ думать только объ удовольствіи. Когда онъ вошелъ въ гостиную передъ обѣдомъ, Монкъ, Паллизеръ, Кеннеди, Грешэмъ и многіе другіе стояли большой группой передъ каминомъ и между ними были лэди Гленкора Паллизеръ, лэди Лора и мистриссъ Бонтинъ. Когда Финіасъ подошелъ, ему показалось, что группа раздвинулась для него; но онъ могъ видѣть, хотя другіе не видали, что движеніе это было сдѣлано лэди Лорой.

— Мнѣ кажется, мистеръ Монкъ, сказала лэди Гленкора: — что изъ всего нашего общества только вы да я знаемъ чего мы хотимъ.

— Если я долженъ отдѣлиться отъ столькихъ моихъ друзей, отвѣчалъ Монкъ: — я очень радъ удалиться въ обществѣ лэди Гленкоры Паллизеръ.

Могу я спросить, сказалъ Грешэмъ съ особенной улыбкой, которой онъ славился: — чего вы и мистеръ Монкъ хотите?

Сдѣлать равными женщинъ и мужчинъ, сказала лэди Гленкора. — Вотъ сущность нашей политической теоріи.

Лэди Гленкора, я долженъ протестовать, сказалъ Монкъ.

— Да — безъ сомнѣнія. Еслибы и я была въ Министерствѣ, я не допустила бы этого. Разумѣется, есть ограниченія.

— Неужели вы хотите сказать, лэди Гленкора, что вы стали бы проповѣдывать равенство? спросила мистриссъ Бонтинъ.

— Я хочу это сказать, мистриссъ Бонтинъ, и я хочу пойти далѣе и сказать вамъ, что вы не либеральны въ сердцѣ, если не сдѣлаете того же — если это не будетъ основою вашихъ политическихъ стремленій.

— Пожалуйста позвольте мнѣ говорить самой за себя, лэди Гленкора.

— Нѣтъ, не позволю — когда вы критикуете меня и мою политику. Вѣдь вы желаете, чтобы низшіе классы были счастливы?

— Конечно.

— И образованы, и счастливы и добры?

— Безъ сомнѣнія.

— Вы желаете ихъ сдѣлать такими же счастливыми и добрыми, какъ вы?

— Даже болѣе, если возможно.

— И я увѣрена, что вы желаете сдѣлать и себя такою хе доброю и счастливою, какъ всѣ другіе — какъ тѣ, которые выше васъ, если такіе люди есть. Вы соглашаетесь съ этимъ?

— Да — если я понимаю васъ.

— Когда такъ, вы согласились во всемъ и стоите за всеобщее равенство — такъ какъ мистеръ Монкъ и я. Изъ этого никакого выхода нѣтъ — неправдали, мастеръ Кеннеди?

Тутъ доложили объ обѣдѣ и Кеннеди пошелъ подъ руку съ республиканкой. Дорогою она шепнула ему на ухо:

— Вы меня поймете. Я не говорю, чтобы люди были равны, но что всѣ законы должны стремиться къ тому, чтобы сгладить неравенство.

Въ отвѣтъ на это Кеннеди не сказалъ ни слова. Политика лэди Гленкоры была слишкомъ современна и неистова для ее натуры.

Прошла недѣля, въ концѣ которой Финіасъ увидалъ себя въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ со всѣми политическими магнатами, собравшимися въ этомъ домѣ, но особенно съ Монкомъ. Онъ рѣшился, что онъ не будетъ слѣдовать совѣту лэди Лоры относительно выборовъ собесѣдниковъ, если, дѣлая это, онъ долженъ будетъ показаться навязчивымъ. Онъ не дѣлалъ покушенія сидѣть у чьихъ бы то ни было ногъ, и стоялъ поодаль, когда разговаривали люди выше его. Но въ концѣ недѣли онъ увидалъ, что — безъ всякаго усилія съ его стороны — онъ вступилъ въ пріятныя и свободныя отношенія съ этими людьми. Онъ убилъ оленя вмѣстѣ съ Паллизеромъ и остановился съ нимъ подъ утесомъ разсуждать о пошлинѣ на ирландскій солодъ.

Онъ игралъ въ шахматы съ Грешэмомъ, который высказалъ ему свое мнѣніе о процесѣ Джефферсона Дэвиса. Лордъ Брентфордъ наконецъ называлъ его Финнъ и доказалъ ему, что въ Ирландіи ничего не понимаютъ въ овцахъ. Но съ Монкомъ онъ имѣлъ продолжительное разсужденіе объ отвлеченныхъ политическихъ вопросахъ — и недѣля еще не прошла, какъ онъ былъ почти готовъ назвать себя ученикомъ, или но-крайней-мѣрѣ послѣдователемъ Монка. Почему же и не быть ему послѣдователемъ Монка скорѣе, чѣмъ всякаго другого? Монкъ былъ въ министерствѣ и изъ всѣхъ членовъ этого кабинета самый горячій либералъ.

— Лэди Гленкора была совсѣмъ неправа намедни, сказалъ Финну Монкъ. — Равенство некрасивое слово и его не слѣдуетъ употреблять. Оно сбиваетъ съ толку и пугаетъ какъ бука. Да и она, употребивъ eгo, можетъ быть сама не понимала ясно его значенія. Но каждый честный человѣкъ долженъ желать помогать подниматься тѣмъ, кто ниже его, пока они не приблизятся къ его собственному уровню.

Съ этимъ Финіасъ согласился и постепенно онъ началъ соглашаться во многомъ съ Монкомъ. Монкъ былъ высокій, худощавый, долговязый мужчина, посвятившій всю свою жизнь политикѣ, до-сихъ-поръ безъ всякой личной награды, кромѣ репутаціи, которую пріобрѣтало его имя, и почета занимать мѣсто въ Парламентѣ. У него было пять братьевъ — и всѣ кромѣ него занимались торговлей, и говорили, что онъ совершенно зависитъ въ матеріальномъ отношеніи отъ своихъ родныхъ. Онъ засѣдалъ въ Парламентѣ уже болѣе двадцати лѣтъ и былъ извѣстенъ не только какъ радикалъ, но и какъ демократъ.

Финіасъ, зорко осматривавшійся вокругъ, примѣтилъ, что Паллизеръ не убивалъ оленя съ Рэтлеромъ, а Грешэмъ не игралъ въ шахматы съ Бонтиномъ. Бонтинъ былъ шумный, суетливый человѣкъ, котораго повидимому не любилъ никто, и Финіасъ удивлялся, зачѣмъ онъ въ Лофлинтерѣ и въ Парламентѣ. Пріятель Финна Лоренсъ Фицджибонъ старался однажды объяснить ему.

— Человѣкъ, который можетъ громко подавать голосъ, который охотно скажетъ время отъ времени нѣсколько словъ, когда они нужны, безъ всякаго честолюбія въ этомъ отношеніи, всегда можетъ имѣть свою цѣну. А если у него въ придачу еще хорошенькая жена, то онъ долженъ пріятно проводить время.

Рэтлеръ, безъ сомнѣнія, былъ очень полезный человѣкъ, вполнѣ понимавшій свое дѣло; по Финіасу казалось, что Рэтлеру оказывали не очень большое уваженіе въ Лофлинтерѣ.

«Если я поднимусь такъ высоко, какъ онъ, думалъ онъ: «я стану считать себя чудомъ счастья. А между тѣмъ, повидимому, никто ничего не думаетъ о Рэтлерѣ. Это все ничего не значитъ, если не заберешься на самую вершину.»

— Думаю, что я поступилъ какъ слѣдуетъ, принявъ это мѣсто, сказалъ ему однажды Монкъ, когда они сидѣли вмѣстѣ на скалѣ у мостика черезъ Линтеръ. — Если человѣкъ сдѣлаетъ это, когда мѣсто, предлагаемое ему, согласуется съ его собственными взглядами, онъ значитъ откажется идти по открытой тропинкѣ къ достиженію этихъ взглядовъ. Человѣкъ, оспаривающій одно министерство за другимъ и старающійся вложить въ этихъ министровъ свои убѣжденія, не можетъ отказываться сдѣлаться министромъ самъ, когда узнаетъ, что эти убѣжденія будутъ — по-крайней-мѣрѣ на нѣкоторое время — убѣжденіями всего министерства. Вы понимаете меня?

— Очень ясно, сказалъ Финіасъ.

Глава ХV. Пони Дональда Бина

Финіасу было пріятно пользоваться довѣріемъ Монка. Пребываніе въ Лофлинтерѣ было назначено десять дней, а потомъ всѣ должны были разъѣзжаться. Съ перваго дня онъ мало видѣлъ Кеннеди, по очень часто сходился съ лэди Лорой. Потомъ зашла рѣчь объ его поѣздкѣ въ Парижъ съ лордомъ Чильтерномъ. Онъ получилъ письмо отъ лорда Чильтерна.

«Любезный Финнъ,

«Вы ѣдете въ Парижъ со мною?

«Вашъ Ч.»

Прежде чѣмъ Финіасъ отвѣтилъ на это письмо, онъ рѣшился сказать лэди Лорѣ правду. Онъ не могъ ѣхать въ Парижъ, потому что у него не было денегъ.

— Вотъ что я получилъ отъ вашего брата, сказалъ онъ.

— Какъ это похоже на Освальда! Онъ пишетъ ко мнѣ, можетъ быть, три раза въ годъ, и письма его совершенно такія же. Вы поѣдете, я надѣюсь.

— Нѣтъ.

— Мнѣ очень жаль.

— Я не знаю, могу ли я сказать вамъ настоящую причину, лэди Лора.

— За это я поручиться не могу; но если это не какая-нибудь политическая тайна между вами и мистеромъ Монкомъ, я думаю, вы можете сказать.

— Мои средства не позволяютъ мнѣ ѣхать въ Парижъ нынѣшнюю осень. Въ этомъ очень непріятно признаваться — хотя я не знаю почему.

— И я также; — но, мистеръ Финнъ, я еще болѣе уважаю васъ за это признаніе. Я очень жалѣю за Освальда. Такъ трудно найти для него товарища, который нравился бы ему и котораго мы — то-есть я — сочли бы вполнѣ… вы знаете что я хочу сказать, мистеръ Финнъ.

— Ваше желаніе, чтобы я ѣхалъ съ нимъ, очень для меня лестно и я очень жалѣю, что не могу сдѣлать этого; но я долженъ ѣхать въ Киллало и усилить мои финансы. Навѣрно, лэди Лора, вы не знаете, какъ бѣденъ я.

Въ голосѣ его былъ грустный тонъ, заставившій лэди Лору подумать, хорошо ли сдѣлалъ онъ, вступивъ въ Парламентъ, и хорошо ли сдѣлала она, подстрекая его къ этому; но теперь было слишкомъ поздно возвращаться къ этому вопросу.

— Вы должны рано занять казенное мѣсто и пренебречь удовольствіями оппозиціи, которыя такъ дороги мистеру Монку, сказала она, улыбаясь. — Впрочемъ, деньги такая случайность, которая считается не такъ высоко, какъ нѣкоторыя другія вещи. Вы и мистеръ Кеннеди наслаждаетесь одинаково всѣмъ окружающимъ васъ здѣсь.

— Да, пока это продолжается.

— А лэди Гленкора и я стоимъ почти на одной ногѣ, несмотря на ея богатство — кромѣ того, что она замужняя женщина. Я не знаю, какъ велико ея состояніе — что-то несметное; а я имѣю только то, что папа даетъ мнѣ. Десятифунтовый билетъ въ настоящую минуту я сочла бы большимъ богатствомъ.

Въ первый разъ заговорила она съ нимъ о своихъ денежныхъ средствахъ; но онъ слышалъ, что ей было оставлено состояніе совершенно независимое отъ ея отца.

Насталъ послѣдній десятый день, а Финіасъ былъ недоволенъ, почти несчастливъ. Чѣмъ болѣе онъ видѣлъ лэди Лору, тѣмъ болѣе онъ боялся, что ей невозможно сдѣлаться его женой. А между тѣмъ его короткость съ нею дѣлалась день отъ дня тѣснѣе. Онъ никогда не обнаруживалъ ей своей любви и думалъ, что онъ не можетъ этого сдѣлать. Она казалась такой женщиной, для которой всѣ степени ухаживанія казались неудобны. Разумѣется, онъ могъ объясниться ей въ любви и сдѣлать ей предложеніе, какъ только останется съ ней наединѣ. Въ это утро онъ рѣшилъ сдѣлать это въ тотъ же день. Можетъ быть, она не захочетъ болѣе никогда говорить съ нимъ — что всѣ удовольствія и честолюбивыя надежды, къ которымъ она привела его, кончатся тотчасъ, какъ только будетъ сказано опрометчивое слово. Но все-таки онъ скажетъ его.

Въ этотъ день была большая охота на тетеревовъ и охотники должны были уѣхать рано. Объ этомъ говорили уже два дня, и Финіасъ зналъ, что онъ не можетъ избавиться отъ этого. Между нимъ и Бонтиномъ было нѣкоторое состязаніе и они держали между собой пари, кто убьетъ больше птицъ передъ завтракомъ. Но лэди Лора почти обѣщала ему, что она пойдетъ съ нимъ пѣшкомъ къ озеру.

— Но вы будете охотиться цѣлый день, сказала она.

— Я ворочусь во-время для этой прогулки, если вамъ не кажется слишкомъ жарко. Я вѣдь не увижу васъ до-тѣхъ-поръ пока мы встрѣтимся съ вами въ Лондонѣ въ будущемъ году.

— Такъ я непремѣнно пойду съ вами, то-есть если вы будете здѣсь. Но вы не можете воротиться одинъ, такъ какъ вы ѣдете такъ далеко.

— Я ворочусь какъ-нибудь, сказалъ Финіасъ, рѣшившій, что нѣсколько лишнихъ миль по горамъ не удержатъ его отъ прогулки столь важной для него. — Вѣдь мы отправимся не раньше, какъ въ шесть часовъ.

— Конечно не раньше, сказала лэди Лора.

Финіасъ поѣхалъ на горы, стрѣлялъ, выигралъ пари, позавтракалъ. Бонтинъ, будучи побѣжденъ, былъ не въ духѣ.

— Вотъ что я теперь сдѣлаю, сказалъ Бонтинъ: — я буду теперь держать пари на десять фунтовъ.

Первое пари было вовсе безъ денегъ — и было только пробою искусства, кто убьетъ больше птицъ въ извѣстное время. И испытаніе это предложилъ самъ Бонтинъ.

— Я не стану стрѣлять за деньги, сказалъ Финіасъ.

— Почему же? Только одно пари можетъ рѣшать такія вещи.

— Оттого что у меня нѣтъ денегъ, отвѣтилъ Финіасъ.

— Я терпѣть не могу пари, сказалъ ему послѣ Кеннеди: — мнѣ было непріятно, когда Бонтинъ предложилъ пари. Я былъ увѣренъ однако, что вы его не примете.

— Я полагаю, что подобныя пари очень обыкновенны.

— Можетъ быть я ошибаюсь, но мнѣ кажется странно, что мужчины не могутъ забавляться, не соперничествуя другъ съ другомъ. Когда кто-нибудь скажетъ мнѣ, что онъ умѣетъ стрѣлять лучше меня, я говорю ему, что мой егерь умѣетъ стрѣлять лучше чѣмъ онъ.

— Все-таки пріятно превосходить другихъ, сказалъ Финіасъ.

— Я не увѣренъ въ этомъ, сказалъ Кеннеди. — Человѣкъ, который можетъ убивать рыбъ больше другого, рѣдко можетъ дѣлать что-нибудь другое. Вы будете продолжать ваше пари?

— Нѣтъ, я возвращаюсь въ Лофлинтеръ.

— Неужели одинъ?

— Да, одинъ.

— Это больше девяти миль. Вы не можете идти пѣшкомъ.

Финіасъ взглянулъ на часы и увидалъ, что было только два часа. Былъ жаркій августовскій день и возвратный путь въ Лофлинтеръ шелъ но большой дорогѣ.

— Я долженъ идти, сказалъ онъ: — я далъ слово лэди Лорѣ Стэндишъ; а такъ какъ это послѣдній день, въ который я ее увижу, я конечно не имѣю намѣренія не сдержать моего слова.

— Вы дали слово лэди Лорѣ, сказалъ Кеннеди. — Зачѣмъ вы не сказали мнѣ, я приготовилъ бы пони. Впрочемъ, пойдемте, у Дональда Бина есть пони. Онъ не больше собаки, но довезетъ васъ до Лофлинтера.

— Я могу идти пѣшкомъ, мистеръ Кеннеди.

— Подумайте, въ какомъ положеніи вы дойдете до Лофлинтера! Пойдемте со мною.

— Но я не могу увести васъ съ горы, сказалъ Финіасъ.

— Такъ позвольте мнѣ увести васъ.

Кеннеди повелъ Финіаса къ коттэджу Дональда Бина и Финнъ очутился верхомъ на косматомъ пони, который дѣйствительно былъ не больше большой собаки.

«Право Кеннеди мой соперникъ, сказалъ себѣ Финіасъ: «и мнѣ почти кажется, что я поступаю нехорошо, взявъ пони.»

Въ пять часовъ онъ стоялъ передъ парадной дверью, гдѣ лэди Лора ждала его, или по-крайней-мѣрѣ была готова. На ней была шляпа, перчатки и легкая шаль, а въ рукѣ зонтикъ. Финіасъ подумалъ, что онъ никогда не видалъ ее такой молоденькой, хорошенькой и готовой принять признаніе влюбленнаго. Но въ ту же минуту ему пришло въ голову, что она лэди Лора Стэндишъ, дочь графа, потомка цѣлой линіи графовъ, — а онъ сынъ провинціальнаго ирландскаго доктора. Прилично ли ему дѣлать предложеніе такой женщинѣ? Но вѣдь Кеннеди былъ сыномъ человѣка, пришедшаго въ Глазго съ полкроною въ карманѣ. Дѣдъ Кеннеди былъ, какъ Финіасъ слышалъ, шотландскій подгонщикъ, между тѣмъ какъ его дѣдъ былъ сквайромъ въ графствѣ Клэръ, а его двоюродный братъ еще теперь владѣлъ отцовскими десятинами въ Финн-Грэвѣ. Въ той части Ирландіи его фамилія считалась происходящею отъ королей. Конечно ему нечего было бояться лэди Лору въ этомъ отношеніи, если онъ не боялся Кеннеди. А относительно состоянія лэди Лора уже говорила ему, что она не богаче его. Онъ готовъ былъ работать для нихъ обоихъ. Если она боится рисковать, пусть скажетъ.

Такимъ образомъ разсуждалъ онъ самъ съ собой, а между тѣмъ онъ зналъ — зналъ такъ хорошо, какъ знаетъ читатель — что онъ рѣшается сдѣлать то, на что онъ не имѣетъ права. Онъ могъ ждать очень хорошо — предполагая, что онъ будетъ имѣть успѣхъ въ своей любви — но такое ожиданіе могло быть не по вкусу лэди Лорѣ Стэндишъ. Ей едва-ли могло быть пріятно ожидать, когда онъ будетъ сдѣланъ помощникомъ секретаря, прежде чѣмъ она можетъ поселиться въ его домѣ. Такъ онъ говорилъ себѣ. Однако онъ говорилъ себѣ въ то же время, что онъ обязанъ настаивать.

— Я совсѣмъ не ожидала васъ, сказала лэди Лора.

— Однако я очень положительно вамъ обѣщалъ.

— Но есть вещи, которыя человѣкъ можетъ обѣщать положительно, которыя однако сдержать нельзя. Во-первыхъ, какъ вы воротились?

— Мистеръ Кеннеди далъ мнѣ пони — пони Дональда Бина.

— Такъ вы ему сказали?

— Да, я сказалъ ему, почему я долженъ быть здѣсь. Тогда онъ побезпокоился сойти съ горы уговорить Дональда дать мнѣ своего пони. Я долженъ сознаться, что мистеръ Кеннеди наконецъ побѣдилъ меня.

— Я очень этому рада, сказала лэди Лора. — Я знала, что это будетъ — или вина была бы на вашей сторонѣ.

Они пошли по тропинкѣ къ ручью, отъ мостика до мостика, пока не достигли вершины открытой горы. Финіасъ рѣшилъ, что онъ не выскажется прежде, чѣмъ дойдетъ до этого мѣста, что потомъ онъ попроситъ ее сѣсть, и когда она сядетъ, онъ скажетъ ей все. Въ настоящую минуту у него на головѣ была шотландская шапочка съ перомъ тетерева, бархатная охотничья жакетка, черные панталоны, и въ этомъ костюмѣ онъ былъ такой красавецъ, какого только могла пожелать видѣть женщина. Но онъ еще отличался особенной граціей — совершенно не сознавать своихъ личныхъ выгодъ. Онъ никогда не льстилъ себя надеждой, что лэди Лора выйдетъ за него за то, что онъ красавецъ.

— Послѣ этого восшествія на горы, сказалъ онъ: — не присядите ли вы на минуту?

Она взглянула на него и сказала себѣ, что онъ красивъ какъ миѳологическій богъ.

— Сядьте на минуту, продолжалъ онъ: — я хочу сказать вамъ кое-что, и сказать здѣсь.

— Сяду, сказала она: — но и я также должна сказать вамъ кое-что, и скажу пока стою. Вчера я приняла предложеніе мистера Кеннеди сдѣлаться его женой.

— Стало быть я опоздалъ, сказалъ Финіасъ, и засунувъ руки въ карманъ, повернулся спиной къ лэди Лорѣ и пошелъ по горѣ.

Какъ онъ былъ глупъ, что высказалъ ей свою тайну, когда это не могло уже послужить ему ни къ чему — когда это могло только сдѣлать его сумасброднымъ въ ея глазахъ! Но еслибъ дѣло шло о его жизни, онъ не могъ бы скрыть своей тайны. Онъ не могъ даже теперь сказать нѣсколько вѣжливыхъ словъ, а продолжалъ идти, какъ будто могъ оставить ее здѣсь и никогда не видѣться съ нею. Какой онъ былъ оселъ, предполагая, что она любитъ его! Какой онъ былъ глупецъ, воображая, что его бѣдность можетъ имѣть перевѣсъ передъ Лофлинтерскимъ богатствомъ! Но зачѣмъ она привлекала его? Какъ онъ жалѣлъ теперь, что не трудился съ Ло или не сидѣлъ въ Киллало, держа за руку эту хорошенькую ирландку!

Вдругъ онъ услыхалъ голосъ позади себя — тихо звавшій его. Онъ повернулся и увидалъ, что лэди Лора стоитъ очень близко къ нему.

— Мистеръ Финнъ, сказала она.

— Что такое?

Онъ повернулся и старался улыбнуться.

— Развѣ вы не пожелаете мнѣ счастья ила не поздравите меня? Еслибы я не такъ много думала о вашей дружбѣ, я не поспѣшила бы сказать вамъ о моей судьбѣ. Я не сказала еще никому кромѣ папа.

— Разумѣется, я надѣюсь, что вы будете счастливы. Разумѣется. Неудивительно, что онъ далъ мнѣ пони.

— Вы должны забыть все это.

— Забыть что?

— Такъ — ничего. Вамъ ничего не надо забывать, потому что ничего не было сказано такого, о чемъ слѣдовало бы жалѣть. Только пожелайте мнѣ счастья и все будетъ пріятно.

— Лэди Лора, я желаю вамъ счастья отъ всего моего сердца — но это не сдѣлаетъ все пріятнымъ. Я пришелъ сюда просить васъ быть моей женой.

— Нѣтъ — нѣтъ, нѣтъ! не говорите этого.

— Но я сказалъ и скажу опять. Я, бѣдный простофиля, былъ такъ глупъ, что полюбилъ васъ, лэди Лора Стэндишъ, и привелъ васъ сюда сегодня, чтобы просить васъ раздѣлить со мною — мое ничтожество. И я сдѣлалъ это на той землѣ, которая будетъ вамъ принадлежать. Скажите, что вы считаете меня самонадѣяннымъ дуракомъ — или полнѣйшимъ идіотомъ.

— Я желаю считать васъ дорогимъ другомъ и моимъ и моего мужа, сказала она, протягивая ему руку.

— Желалъ бы я знать, имѣлъ ли бы я удачу, еслибъ высказался недѣлю тому назадъ?

Какъ я могу отвѣчать на подобный вопросъ, мистеръ Финнъ?

Или лучше я буду отвѣчать па него вполнѣ. Нѣтъ еще и недѣли какъ мы сказали другъ другу, вы мнѣ, а я вамъ, что мы оба бѣдны оба не имѣемъ никакихъ средствъ кромѣ тѣхъ, какія мы получаемъ отъ нашихъ родителей. Вы проложите себѣ дорогу — проложите непремѣнно; но теперь какъ можете вы жениться на какой бы то ни было женщинѣ, если у нея нѣтъ своего состоянія. Я же — какъ многія другія дѣвушки — должна по необходимости или остаться дома, или выйти за такою богатаго человѣка, который могъ бы обойтись безъ приданаго. Человѣкъ, котораго я считаю самымъ лучшимъ во всемъ свѣтѣ, просилъ меня раздѣлить съ нимъ все — и я сочла благоразумнымъ принять его предложеніе.

— А я имѣлъ сумасбродство думать, что вы любите меня.

На это она не отвѣчала.

— Да, имѣлъ. Я чувствую, что обязанъ сказать вамъ, какъ сумасброденъ я былъ. Я думалъ, что вы любите меня. Я былъ похожъ на ребенка, желающаго схватить луну; неправдали?

— Почему же мнѣ было и не полюбить васъ? медленно сказала она, положивъ свою руку на его руку.

— Почему? Лофлинтеръ мѣшалъ…

— Остановитесь, мистеръ Финнъ, остановитесь! Не говорите мнѣ жестокихъ словъ, которыхъ я не заслужила и которыя дѣлаютъ между нами разрывъ. Я приняла предложеніе лофлинтерскаго владѣльца потому, что искренно вѣрю, что я такимъ образомъ буду исполнять мой долгъ въ той сферѣ жизни, въ которой Богу было угодно поставить меня. Онъ всегда мнѣ нравился и я полюблю его. Вы же — могу я откровенно говорить с вами?

— Вы можете положиться на меня во всемъ.

— Когда такъ, я скажу, что и вы всегда мнѣ нравились съ тѣхъ-поръ, какъ я узнала васъ; что я любила васъ какъ друга и могла бы полюбить иначе, еслибы обстоятельства не показали мнѣ прямо, что это было бы неблагоразумно.

— О, лэди Лора!

— Слушайте и помните, что слова мои никогда никому не слѣдуетъ повторять. Этого не знаетъ никто, кромѣ моего отца, моего брата и мистера Кеннеди. Въ началѣ весны я заплатила долги моего брата. Привязанность его ко мнѣ служитъ мнѣ достаточнымъ вознагражденіемъ за это. Но когда я это сдѣлала, когда я рѣшилась это сдѣлать, я рѣшила также, что я не могу позволить себѣ той свободы выбора, которая иначе принадлежала бы мнѣ. Достаточно ли этого, мистеръ Финнъ?

— Какъ могу я отвѣчать вамъ, лэди Лора? Достаточно ли? И вы не сердитесь на меня за то, что я вамъ сказалъ?

— Нѣтъ, я не сержусь. Но разумѣется это рѣшено, что вы ничего не повторите, даже мнѣ?

— О, да! Я никогда не буду говорить объ этомъ.

— А теперь вы пожелаете мнѣ счастья?

— Я уже желалъ вамъ, лэди Лора, и пожелаю опять. Я желаю вамъ всевозможнаго счастья, какого только можетъ дать вамъ спѣтъ. Вы не можете ожидать, чтобы я былъ очень веселъ, но никто не будетъ видѣть моей меланхоліи. Я спрячусь въ Ирландіи. Когда будетъ ваша свадьба?

— Объ этомъ ничего не было говорено. Я сдѣлаю, какъ желаетъ онъ; но разумѣется не скоро. Будетъ составляться брачный контрактъ и мало ли еще что тамъ! Можетъ быть, это будетъ весной, а можетъ быть и лѣтомъ. Я сдѣлаю такъ, какъ мнѣ велятъ старшіе.

Финіасъ сѣлъ теперь на тотъ камень, на который просилъ ее сѣсть, когда намѣревался сдѣлать признаніе, и глядѣлъ на озеро. Ему казалось, что все перемѣнилось для него, пока онъ былъ на этой горѣ, и что перемѣна была чудесна въ своемъ родѣ. Когда онъ поднимался на эту гору, передъ нимъ были двѣ перспективы: успѣтая любовь — что впрочемъ казалось ему самымъ невѣроятнымъ результатомъ наступающаго свиданія — и отчаяніе и совершенное изгнаніе, какъ слѣдствіе презрительнаго отказа; но положеніе его вовсе не согласовалось съ этими двумя перспективами. Лэди Лора почти сказала ему, что опа полюбила бы его, еслибъ не была бѣдна — что она начинала любить его и потушила свою любовь, потому что она не могла выйти за бѣднаго человѣка. При подобныхъ обстоятельствахъ онъ не могъ сердиться на нее — онъ не могъ съ нею ссориться, онъ могъ только клясться себѣ, что онъ будетъ ея другомъ. А между тѣмъ онъ любилъ ее больше прежняго — а она была невѣста его соперника! Зачѣмъ пони Дональда Бина не сломалъ ему шею!

Не сойти ли намъ теперь внизъ? спросила она.

— О, да!

— Вы не пойдете къ озеру?

— Къ чему? Теперь все-равно. Вы вѣрно захотите быть дома, чтобы принять его, когда онъ пріѣдетъ съ охоты?

— Нѣтъ, не думаю. Онъ выше этихъ маленькихъ угожденій. Но лучше будетъ идти ближайшею дорогою, потому что мы провели здѣсь уже довольно много времени. Я скажу мистеру Кеннеди, что я вамъ сказала — если вамъ все-равно.

— Скажите ему что хотите, отвѣчалъ Финіасъ.

— Но я не хочу, чтобы вы принимали это такимъ образомъ, мистеръ Финнъ. Вашу рѣзкую невѣжливость ко мнѣ я простила, но я надѣюсь, что вы ее загладите, поздравивъ какъ можно скорѣе его. Я не хочу, чтобы вы были невѣжливы къ мистеру Кеннеди.

— Если я былъ невѣжливъ, я прошу у васъ извиненія.

— Вамъ не нужно дѣлать этого; мы старые друзья и можемъ позволить себѣ говорить откровенно другъ съ другомъ — но вы обязаны быть любезны съ мистеромъ Кеннеди. Подумайте о пони.

Они вмѣстѣ пошли домой, и сходя внизъ но тропинкѣ, говорили очень мало. Когда они выходили на открытый лугъ, но еще оставались подъ прикрытіемъ скалъ и кустовъ, Финіасъ остановилъ свою спутницу, самъ остановившись передъ нею, а потомъ сказалъ ей прощальную рѣчь.

— Я долженъ проститься съ вами. Я уѣду рано утромъ.

— Прощайте и Богъ да благословитъ васъ! сказала лэди Лора.

— Дайте мнѣ вашу руку, сказалъ Финнъ.

Она подала ему свою руку.

— Мнѣ кажется, что вы не знаете, что значитъ любить нѣжно.

— Надѣюсь, что я знаю.

— Не думаю, чтобы вы знали, каково влюбиться и не быть любимымъ взаимно. Я думаю — я долженъ думать — что вы никогда не испытывали подобныхъ мученій. Это очень грустно — но я употреблю всѣ силы, какъ мужчина, чтобы это преодолѣть.

— Постарайтесь, другъ мой, постарайтесь. Такія ничтожныя непріятности никогда не должны быть тяжелы для такихъ плечъ какъ ваши.

— Онѣ будутъ очень тяжелы, но я стану сильно бороться, чтобы онѣ не раздавили меня. Я такъ нѣжно васъ любилъ! Такъ какъ мы разстаемся, подарите мнѣ одинъ поцѣлуй, чтобы я могъ хранить его какъ сокровище въ моемъ воспоминаніи.

Какимъ шепотомъ выразила она спой отказъ на эту просьбу, я говорить не стану, но поцѣлуй былъ взятъ прежде, чѣмъ отказъ былъ данъ, а потомъ они пошли вмѣстѣ молча и мирно домой.

На слѣдующее утро шестеро или семеро мужчинъ уѣхали и потому завтракъ былъ ранній. Дамъ не было, но хозяинъ былъ. Большой экипажъ четверней долженъ былъ отвезти путешественниковъ и ихъ вещи на станцію желѣзной дороги, и натурально у парадной двери было много шума передъ отъѣздомъ. Среди этой суматохи Кеннеди отвелъ въ сторону нашего героя.

— Лора сказала мнѣ, сказалъ онъ: — что она сообщила вамъ о моемъ счастьѣ.

— И я искренно васъ поздравляю, отвѣчалъ Финіасъ, сжимая руку жениха. — Вы дѣйствительно счастливый человѣкъ.

— Я самъ это чувствую, сказалъ Кеннеди: — мнѣ только и недоставало такой жены, а такую жену найти очень трудно. Помните, Финнъ, что въ Лофлинтерѣ всегда найдется для васъ комната и что вы всегда здѣсь будете пріятнымъ гостемъ. Я говорю это отъ имени лэди Лоры и отъ моего.

Когда Финіаса везли къ желѣзной дорогѣ, онъ не могъ удержаться, чтобы не спрашивать себя, сколько Кеннеди зналъ о томъ, что случилось во время прогулки около Линтера. Онъ былъ совершенно увѣренъ, что объ одномъ маленькомъ обстоятельствѣ Кеннеди не зналъ ничего.

Глава XVI. Фиhиасъ Финнъ возвращается въ Киллало

Первая сессія Финіаса Финна въ парламентѣ кончилась — его первая сессія со всѣми своими приключеніями. Когда онъ воротился къ мистриссъ Бёнсъ — мистриссъ Бёнсъ приняла его на одну ночь, несмотря на то, что мужъ отсовѣтовалъ ей это — я боюсь, что онъ почти чувствовалъ, что комнаты мистриссъ Бёнсъ были недостойны его. Разумѣется, онъ былъ несчастенъ; случались минуты, въ которыя онъ думалъ, что ему не стоитъ жить, если онъ не помѣшаетъ браку лэди Лоры и Кеннеди. Но все-таки у него были утѣшенія, состоявшія въ размышленіяхъ, въ которыхъ было много меланхолическаго удовольствія. Его не презирала женщина, которой онъ объяснился въ любви. Она не показала ему, что считаетъ его недостойнымъ ея. Она не сочла оскорбленіемъ его любовь. Она почти сказала ему, что одно благоразуміе запрещаетъ ей отвѣтить на его страсть. И онъ поцѣловалъ ее, а потомъ разстался съ нею какъ дорогой другъ. Я не знаю почему среди всей его тоски проглядывала сильная радость, когда онъ думалъ объ этомъ — но это было такъ. Онъ никогда не будетъ болѣе цѣловать ее. Всѣ наслажденія такого рода будутъ принадлежать Кеннеди, и онъ не имѣлъ намѣренія вмѣшиваться въ привилегіи этого господина. Но все-таки поцѣлуй былъ вѣчнымъ фактомъ. Потомъ, во всѣхъ отношеніяхъ, кромѣ его любви, эта поѣздка въ Лофлинтеръ была чрезвычайно успѣшна. Монкъ сдѣлался его другомъ и поощрялъ его говорить въ слѣдующую сессію — представляя ему различные образцы и предписывая ему курсъ чтенія. Лордъ Брендфордъ сдѣлался съ нимъ коротокъ. Онъ находился въ пріятныхъ отношеніяхъ съ Паллизеромъ а Грешэмомъ. А съ Кеннеди они были почти задушевными друзья ми. Ему казалось, что онъ совершенно превзошелъ Рашперовъ, Джибоновъ и Бонтиновъ въ томъ политико-общественномъ успѣхѣ, который ведетъ такъ далеко къ прямому политическому успѣху и который самъ по себѣ такъ пріятенъ. Онъ превзошелъ этихъ людей, несмотря на положеніе, занимаемое ими, и не могъ не думать, что даже Ло, еслибъ зналъ это, сознался бы, что онъ поступилъ хорошо.

Но его задушевная дружба съ Кеннеди, разумѣется, смущала его. Не долженъ ли онъ былъ вонзить кинжалъ въ сердце Кеннеди? Условія жизни запрещали это, и слѣдовательно задушевную дружбу слѣдовало извинить. Если не быть смертельнымъ врагомъ, то почему же не быть задушевнымъ другомъ?

Онъ поѣхалъ въ Ирландію, переночевавъ одну ночь у мистриссъ Бёнсъ, и явился въ Киллало какъ богъ съ небесъ. Даже его отецъ былъ подавленъ восторгомъ, а мать и сестры считали себя годными только на то, чтобы заботиться о его удовольствіяхъ. Онъ научился, если не научился ничему другому, имѣть такой видъ, какъ будто онъ быль властелинъ надъ обстоятельствами, окружавшими его, и былъ совершенно свободенъ отъ замѣшательства, когда отецъ заговорилъ съ нимъ о его юридическихъ занятіяхъ; онъ не то чтобы прямо засмѣялся надъ невѣдѣніемъ отца, по повторилъ отцу мудрые совѣты Монка — прямо показавъ, что онъ обязанъ изучать искусство краснорѣчія и техническія стороны Парламента, а не законы что отецъ его ничего болѣе не могъ сказать. Онъ сдѣлался человѣкомъ такихъ размѣровъ, что обыкновенный отецъ едва осмѣлился бы разузнавать о его поступкахъ, а обыкновенная мать — такая какъ мистриссъ Финнъ — могла только съ благоговѣніемъ смотрѣть за бѣльемъ сына.

Мэри Флудъ Джонсъ — надѣюсь, что читатель не совсѣмъ забылъ Мэри Флудъ Джонсъ — находилась въ сильномъ трепетѣ, когда встрѣтилась съ лофшэнскимъ героемъ, когда онъ вернулся послѣ почестей его первой сессіи. Она нѣсколько разочаровалась, потому что газеты не были наполнены рѣчами, которыя онъ говорилъ въ Парламентѣ. Всѣ дамы въ семействѣ Финна безпокоились насчетъ этого. Онѣ не могли понять, почему Финіасъ воздерживался такъ философически. Но миссъ Флудъ Джонсъ, разсуждая объ этомъ съ миссъ Финнъ, никогда не выражала ни малѣйшаго сомнѣнія о его способности. А когда пришло извѣстіе — въ письмѣ Финіаса къ отцу — что онъ не намѣренъ говорить въ эту сессію, потому что рѣчи молодого члена въ его первую сессію считаются неудобными, миссъ Флудъ Джонсъ и всѣ миссъ Финнъ охотно согласились съ этимъ благоразумнымъ рѣшеніемъ, какъ ни сожалѣли объ этомъ. Мэри, встрѣтившись съ нашимъ героемъ, едва осмѣливалась на него глядѣть, но акуратно помнила всѣ обстоятельства ея послѣдняго свиданія съ нимъ. Возможно ли, чтобъ онъ носилъ эту прядку волосъ возлѣ сердца? Мэри получила отъ Барбары Финнъ волосы Финіаса и всегда ихъ носила возлѣ сердца. Сверхъ того, она отказа Гиліасу Букеру, и дѣлая это, говорила себѣ, что никогда не измѣнитъ Финіасу Финну.

— Мы находимъ, что вы очень добры, пріѣхавъ къ намъ опять, сказала она.

— Добръ, пріѣхавъ домой къ своимъ?

— Разумѣется, вы могли остаться съ знатными людьми, еслибы захотѣли.

— Нѣтъ, Мэри. Случилось такъ, что я былъ въ домѣ одного человѣка, котораго, можетъ быть, вы назвали бы знатнымъ, и встрѣтилъ тамъ знатныхъ людей. Но это было только на нѣсколько дней, h я очень радъ опять вернуться сюда, могу васъ увѣрить.

— Вы знаете, какъ всѣ мы рады видѣть васъ.

— Вы рады видѣть меня, Мэри?

— Очень рады. Почему же мнѣ не радоваться? Барбара мой лучшій другъ на свѣтѣ. Разумѣется, она говоритъ о васъ — и это заставляетъ меня о васъ думать.

— Еслибы вы знали, Мэри, какъ часто я думаю о васъ!

Мэри, которая была очень счастлива, услышавъ эти слова, и которая шла съ нимъ обѣдать въ эту минуту, не могла удержаться, чтобы не пожать ему руку своими маленькими пальчиками. Она знала, что положеніе Финіаса не позволяетъ ему жениться тотчасъ; но она будетъ его ждать — о! вѣчно, если онъ только сдѣлаетъ ей предложеніе. Онъ, разумѣется, поступалъ вѣроломно, говоря, что онъ думаетъ о ней; но подобныхъ вѣроломствъ едвали можетъ избѣгнуть мужчина въ затруднительныхъ обстоятельствахъ успѣшной жизни. Финіасъ, разумѣется былъ измѣнникъ, по онъ былъ почти принужденъ къ этому тѣмъ простымъ обстоятельствомъ, что лэди Лора Стэндишъ была въ Лондонѣ, а Мэри Флудъ Джонсъ въ Киллало.

Онъ оставался около пяти мѣсяцевъ въ Киллало, и я сомнѣваюсь, хорошо ли онъ привелъ время. Нѣкоторыя книги, рекомендованныя ему Монкомъ, онъ вѣроятно прочелъ, и его часто находили окруженнымъ учеными книгами. Я боюсь, что онъ нѣсколько чванился этими учеными книгами и парламентскими бумагами, и что въ то время онъ немножко любилъ прихвастнуть.

— Вы не должны на меня сердиться за то, что я у васъ не бываю, сказалъ онъ однажды матери Мэри, когда отказался отъ приглашенія на чай: — но дѣло въ томъ, что мое время не принадлежитъ мнѣ.

— Пожалуйста не извиняйтесь; мы очень хорошо знаемъ, что можемъ очень мало предложить, сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ, которая была не совсѣмъ довольна Мэри и которая, можетъ быть, больше знала о членахъ парламента и ученыхъ книгахъ, чѣмъ Финіасъ Финнъ предполагалъ.

На слѣдующее утро мать сказала дочери:

Мэри, ты очень глупо дѣлаешь, думая объ этомъ молодомъ человѣкѣ.

Я не очень думаю о немъ, мама.

Онъ совсѣмъ не лучше всякаго другаго, на сколько я вижу, и начинаетъ важничать, продолжала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

Мэри не отвѣчала, но пошла въ свою комнату и поклялась передъ образомъ святой Дѣвы, что она будетъ вѣчно вѣрна Финіасу, несмотря на свою мать, несмотря ни на кого на свѣтѣ — несмотря, если это окажется необходимо, даже на него.

Около Рождества между Финіасомъ и его отцемъ началось разсужденіе о деньгахъ.

— Я надѣюсь, что ты живешь очень хорошо, сказалъ докторъ: — и думалъ, что онъ былъ очень щедръ.

— Немножко туго приходилось, отвѣчалъ Финіасъ, который теперь менѣе боялся своего отца, чѣмъ въ то время, когда они въ послѣдній разъ разсуждали объ этомъ.

— Я надѣюсь, что денегъ было вполнѣ достаточно, сказалъ докторъ.

— Не думайте, сэръ, что я жалуюсь, сказалъ Финіасъ. — Я знаю, что получилъ гораздо болѣе чѣмъ имѣлъ право ожидать.

Докторъ началъ спрашивать себя мысленно, имѣлъ ли сынъ его право ожидать чего-нибудь — не пришло ли время, когда его сынъ долженъ самъ заработывать себѣ хлѣбъ.

— Я полагаю, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: — что теперь нѣтъ никакой надежды, чтобы ты занялся адвокатурой.

— Не теперь. Почти невозможно соединить оба занятія вмѣстѣ. Самому мистеру Ло это было извѣстно. Но вамъ не надо предполагать, что я совсѣмъ отказался отъ этой профессіи.

— Надѣюсь, что ты не откажешься — послѣ всего, что это стоило намъ.

— Я не откажусь, сэръ. И все что я дѣлаю теперь, я надѣюсь, поможетъ мнѣ, когда я сдѣлаюсь юристомъ. Разумѣется, я могу еще получить казенное мѣсто — и если такъ, общественныя дѣла сдѣлаются моей профессіей.

— И тебя выгонятъ вмѣстѣ съ министерствомъ.

— Да — это правда, сэръ. Я долженъ подвергнуться риску. Если дѣла пойдутъ худо, я надѣюсь, что буду въ состояніи занять какое-нибудь постоянное мѣсто. Мнѣ кажется, что мнѣ непремѣнно это удастся. Но я надѣюсь, что никогда не буду доведенъ до того, чтобы нуждаться въ этомъ. Я думалъ однако, что мы все это рѣшили прежде.

Тутъ Финіасъ принялъ видъ оскорбленной невинности, какъ будто отецъ слишкомъ жестоко съ нимъ поступалъ.

— А пока денегъ тебѣ было довольно? спросилъ докторъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Я имѣлъ намѣреніе просить у васъ сто фунтовъ впередъ, сказалъ Финіасъ. — Я былъ принужденъ сдѣлать нѣкоторыя издержки при первомъ вступленіи въ Парламентъ.

— Сто фунтовъ?

— Если вамъ это неудобно, сэръ, я могу обойтись.

Онъ еще не заплатилъ за свое ружье и за ту бархатную жакетку, въ которой охотился. Онъ зналъ, что ему очень нужно сто фунтовъ, но ему было стыдно просить ихъ. Еслибы онъ получилъ должность, онъ тотчасъ заплатилъ бы отцу.

— Разумѣется, ты получишь, сказалъ докторъ: — но не часто старайся просить у меня ста фунтовъ.

Финіасъ сказалъ, что онъ не будетъ, и болѣе не было разговора о деньгахъ. Нужно ли говорить, что онъ ничего не сказалъ отцу о томъ векселѣ, который онъ подписалъ за Лоренса Фицджибона?

Наконецъ настало время, снова призывавшее его въ Лондонъ и къ блеску лондонской жизни — Парламентъ, клубы — къ надеждѣ получить мѣсто, къ свѣту газовыхъ лампъ и къ насмѣшливому гнѣву соперничествующихъ ораторовъ. Во время праздной жизни онъ рѣшилъ по-крайней-мѣрѣ это, что не пройдетъ и мѣсяца, какъ его увидятъ и услышатъ въ Парламентѣ. Много разъ, когда онъ бродилъ одинъ съ своимъ ружьемъ по болотамъ, лежащимъ на другой сторонѣ Шэннона, училъ онъ рѣчь, которую будетъ говорить въ Парламентѣ. Онъ будетъ говорить коротко — всегда коротко — и безъ жестовъ; Монкъ очень совѣтовалъ ему это; но онъ будетъ особенно заботиться, чтобы у него не вырвалось никакихъ словъ, неимѣющихъ значенія. Его упрекали не разъ въ Киллало на счетъ его молчанія — потому что его сограждане вообразили, будто его послали въ Парламентъ за его краснорѣчіе. Въ слѣдующій пріѣздъ его не будутъ больше упрекать. Онъ будетъ говорить и увлечетъ весь Парламентъ, если человѣческія усилія способны это сдѣлать. Итакъ онъ уложился и отправился въ Лондонъ въ началѣ февраля.

— Прощайте, Мэри, сказалъ онъ съ самой нѣжной улыбкой.

Но на этотъ разъ не было поцѣлуя, ни отрѣзыванія волосъ.

Я знаю, что это зависитъ не отъ него, говорила Мэри. Положеніе его таково. Но къ добру или худу, а я буду ему вѣрна.

— Я боюсь, что вы несчастливы, сказала ей Барбара Финнъ на слѣдующее утро.

— Нѣтъ, я не несчастлива — совсѣмъ нѣтъ. Меня многое можетъ сдѣлать счастливою и гордою. Я вовсе не намѣрена быть несчастливой.

Тутъ она отвернулась и горько расплакалась, а Барбара Финнъ расплакалась вмѣстѣ съ нею для компаніи.

Глава ХVІІ. Финiасъ Финнъ возвращается въ Лондонъ

Финіасъ получилъ два письма во время пребыванія своего въ Киллало отъ двухъ женщинъ, которыя очень восхищались имъ.

Такъ какъ оба письма коротки, они будутъ представлены читателю. Первое заключалось въ слѣдующемъ:

«Сольсби, октября 20, 186 —.

«Любезный мистеръ Финнъ,

«Пишу къ вамъ нѣсколько строкъ съ увѣдомленіемъ, что наша свадьба будетъ такъ скоро, какъ только возможно. Мистеръ Кеннеди не любитъ быть въ отсутствіи изъ Парламента и не желаетъ откладывать брачную церемонію до окончанія сессіи. Назначенный день — третьяго декабря, а потомъ мы поѣдемъ въ Римъ и намѣрены воротиться въ Лондонъ къ открытію Парламента.

«Искренно вамъ преданная

«ЛОРА СТЭНДИШЪ.»

«Нашъ лондонскій адресъ будетъ № 52, Гросвенорская площадь.»

На это онъ отвѣтилъ такъ же коротко, выражая пламенное желаніе, чтобы этотъ зимній Гименей не принесъ ничего кромѣ счастья, и говоря, что онъ по пріѣздѣ въ Лондонъ тотчасъ постучится въ дверь подъ № 52 на Гросвенорской площади.

Второе письмо заключалось въ слѣдующемъ:

«Большая Марльбороская улица, декабрь 186 —.

«Любезный и уважаемый сэръ,

«Бёнсъ такъ тревожится насчетъ комнатъ и говоритъ, что молодой чертежникъ съ женой и ребенкомъ хотятъ взять весь домъ, и все потому, что миссъ Пунцфутъ сказала слово о своемъ портвейнѣ, которое всякая дама ея лѣтъ можетъ сказать въ гнѣвѣ и которое все-таки не значитъ ничего. Я и миссъ Пунцфутъ знаемъ другъ друга семь лѣтъ и что такое значатъ одно слово или два? Но, уважаемый сэръ, я безпокою васъ письмомъ не объ этомъ, а для того, чтобы спросить васъ, навѣрное ли возьмете вы опять квартиру въ февралѣ. Ее легко отдать на мѣсяцъ послѣ Рождества. Только скажите тотчасъ, потому что Бёнсъ пристаетъ ко мнѣ каждый день. Мнѣ не нужно ничьей жены и ребенка; я предпочитаю имѣть такого парламентскаго джентльмэна, какъ вы.

«Съ нижайшимъ почтеніемъ ваша

«Джэнъ Бёнсъ.»

На это онъ отвѣчалъ, что непремѣнно воротится въ квартиру въ большой Марльбороской улицѣ, если ему посчастливится найти ее свободной, и выразилъ желаніе взять ее съ перваго февраля. Третьяго февраля онъ уже былъ на своей прежней квартирѣ. Мистриссъ Бёнсъ успѣла съ разной супружеской хитростью удержать миссъ Пунцфутъ и избавиться отъ жены и ребенка чертежника. Бёнсъ однако принялъ Финіаса очень холодно.

Финіасъ отправился къ лэди Лорѣ, которую онъ не видалъ послѣ послѣдняго вечера, проведеннаго вмѣстѣ съ нею въ Лофлинтерѣ — которую, когда въ послѣдній разъ говорилъ съ нею, онъ поцѣловалъ подъ линтерскими деревьями. Онъ нашелъ ее дома и вмѣстѣ съ нею былъ ея мужъ. Финіасъ уже видѣлъ Кеннеди на политическомъ митингѣ у Грешэма.

— Я очень радъ, что нашелъ васъ обоихъ вмѣстѣ.

— Но Робертъ сейчасъ уѣзжаетъ, сказала лэди Лора. — Онъ разсказывалъ вамъ о нашихъ приключеніяхъ въ Римѣ?

— Ни слова.

— Такъ я должна вамъ разсказать — но не теперь. Милый старый папа былъ такъ вѣжливъ къ намъ. Мнѣ право сдѣлалось жалко, что онъ въ такихъ непріятностяхъ.

— Я долженъ ѣхать, сказалъ мужъ, вставая. — Но я встрѣчу васъ за обѣдомъ, я полагаю.

— Вы обѣдаете у мистера Монка?

— Да, и меня пригласили нарочно слышать, какъ Тёрнбёлль обратитъ васъ. Насъ будетъ только четверо. До свиданія.

Кеннеди ушелъ и Финіасъ остался одинъ съ лэди Лорой. Онъ не зналъ, какъ ему заговорить съ нею, и молчалъ. Онъ не приготовился къ этому свиданію какъ слѣдовало и чувствовалъ, что ему неловко. Она очевидно ожидала, чтобы онъ заговорилъ, и нѣсколько секундъ сидѣла въ ожиданіи того, что онъ скажетъ. Наконецъ она увидала, что начать слѣдуетъ ей.

— Васъ удивила наша поспѣшность, когда вы получили мое письмо?

— Немножко. Вы хотѣли ждать.

— Я не воображала, чтобы онъ былъ такъ пылокъ, и онъ кажется думаетъ, что даже женитьба не давала ему права не присутствовать въ Парламентѣ.

— Я удивлялся не тому, что онъ спѣшилъ, а тому, что вы покорились.

— Я сказала вамъ, что сдѣлаю именно то, что благоразумные люди велятъ мнѣ сдѣлать. Я спрашивала папа, и онъ сказалъ, что это будетъ лучше. И вотъ нотаріусы и модистки спѣшили высунувъ языкъ и дѣло сдѣлалось.

— Кто былъ у васъ на свадьбѣ?

— Освальда не было. Я знаю, что вы объ этомъ хотѣли спросить. Папа сказалъ, что онъ можетъ пріѣхать. Освальдъ поставилъ условіемъ, что онъ будетъ принятъ какъ сынъ. Тогда отецъ мой сказалъ самое жестокое слово, какое когда-либо было имъ произнесено.

— Что онъ сказалъ?

— Я его не повторю — вполнѣ. Но онъ сказалъ, что Освальдъ не имѣетъ права ожидать, чтобы съ нимъ обращались какъ съ сыномъ. Онъ очень жалѣлъ о моихъ деньгахъ, такъ какъ Робертъ очень щедро обезпечилъ меня въ брачномъ контрактѣ. Такъ что разрывъ между ними больше прежняго.

— А гдѣ теперь Чильтернъ? спросилъ Финіасъ.

— Въ Нортэмптопширѣ, въ какой-то гостинницѣ, откуда онъ охотится. Онъ мнѣ пишетъ, что онъ совсѣмъ одинъ — что онъ никогда не обѣдаетъ въ гостяхъ, что никто не обѣдаетъ у него, что онъ охотится пять или шесть дней въ недѣлю и читаетъ по вечерамъ.

— Эта не дурная жизнь.

— Да, если чтеніе приноситъ какую-нибудь пользу; но для меня невыносимо, что онъ такъ одинокъ, и если одиночество ему надоѣстъ, тогда собесѣдники не будутъ для него годиться. Вы охотитесь когда-нибудь?

— О да! въ домѣ въ графствѣ Клэркъ. Всѣ ирландцы охотятся.

— Я желала бы, чтобы вы поѣхали повидаться съ нимъ. Онъ будетъ въ восторгѣ.

Финіасъ подумалъ объ этомъ предложеніи прежде чѣмъ отвѣтилъ на него, а потомъ далъ отвѣтъ, какой уже давалъ прежде.

— Я сдѣлалъ бы это, лэди Лора, но у меня нѣтъ денегъ, чтобы охотиться въ Англіи.

— Увы, увы! сказала она улыбаясь. — Какъ это чувствительно со всѣхъ сторонъ!

— Я могу устроить это — дня на два — въ мартѣ.

— Не дѣлайте того, что по вашему мнѣнію вамъ не слѣдуетъ дѣлать, сказала лэди Лора.

— Конечно, нѣтъ. Но мнѣ было бы это пріятно, и если могу, я поѣду.

— Я не сомнѣваюсь, что онъ можетъ дать вамъ лошадь. У него нѣтъ теперь другихъ издержекъ и онъ держитъ конюшню наполненную лошадьми. Кажется, у него семь или восемь лошадей. Теперь скажите мнѣ, мистеръ Финнъ, когда вы намѣрены восхитить Палату? Или вы прежде намѣрены поразить ее ужасомъ?

Онъ покраснѣлъ — онъ зналъ, что онъ покраснѣлъ, когда отвѣтилъ:

— О! я полагаю, что скоро сдѣлаю попытку.

— Мнѣ кажется, вы должны говорить, мистеръ Финнъ.

— Этого я не знаю, но непремѣнно попытаюсь. Много будетъ случаевъ на счетъ билля о Реформѣ. Разумѣется, вы знаете, что мистеръ Мильдмэй тотчасъ намѣренъ приступить къ этому вопросу. Вы слышите все это отъ мистера Кеннеди.

— И папа говорилъ мнѣ. Я вижусь съ папа почти каждый день. Вы должны зайти къ нему, не забудьте этого.

Финіасъ сказалъ, что онъ непремѣнно зайдетъ.

— Папа теперь очень одинокъ, и мнѣ иногда кажется, что я поступила почти жестоко, оставивъ его. Мнѣ кажется, что ему противенъ домъ — особенно въ концѣ года — онъ все воображаетъ, что встрѣтится съ Освальдомъ. Меня такъ огорчаетъ все это, мистеръ Финнъ!

— Для чего вашъ братъ не женится? спросилъ Финіасъ, еще ничего не зная о лордѣ Чильтернѣ и Вайолетъ Эффингамъ. — Еслибъ онъ женился, это примирило бы съ нимъ вашего отца.

— Да.

— Зачѣмъ же онъ не женится?

Лэди Лора помолчала прежде чѣмъ отвѣтила, а потомъ разсказала ему всю исторію.

— Онъ страстно влюбленъ, и дѣвушка, въ которую онъ влюбленъ, отказала ему два раза.

— Это миссъ Эффингамъ? спросилъ Финіасъ, тотчасъ догадавшись и вспомнивъ что говорила ему миссъ Эффингамъ въ лѣсу.

— Да — Вайолетъ Эффингамъ, любимица, фаворитка моего отца, которую онъ любитъ больше всѣхъ послѣ меня — почти столько же какъ меня — которую онъ съ радостью принялъ бы какъ дочь. Онъ охотно сдѣлалъ бы ее хозяйкой въ своемъ домѣ и въ Сольсби. Тогда все пошло бы хорошо.

— Но ей не нравится лордъ Чильтернъ?

— Я думаю, что она любитъ его въ своемъ сердцѣ, но боится его. Она сама говоритъ, что дѣвушка обязана заботиться о себѣ. При всей своей кажущейся рѣзвости, Вайолетъ Эффингамъ очень благоразумна.

Фнніасу, хотя онъ не сознавалъ никакого чувства похожаго на ревность, было непріятно открытіе, сдѣланное ему. Послѣ того, какъ онъ услыхалъ, что лордъ Чильтернъ влюбленъ въ миссъ Эффингамъ, онъ не сталъ уже любить лорда Чильтерна такъ, какъ любилъ его прежде. Самъ онъ просто восхищался миссъ Эффннгамъ h находилъ удовольствіе въ ея обществѣ — и только, но все-таки ему непріятно было услышать, что другой человѣкъ хотѣлъ на ней жениться, и онъ почти разсердился на лэди Лору за то, что она думала, что миссъ Эффингамъ любила ея брата. Если миссъ Эффингамъ отказала два раза лорду Чильтерну, этого должно быть достаточно. Финіасъ самъ не былъ влюбленъ въ миссъ Эффингамъ. Такъ какъ онъ еще былъ страстно влюбленъ въ лэди Лору, то другая любовь была невозможна, но все-таки въ исторіи, разсказанной ему, было что-то оскорбительное.

— Если это благоразумнѣе съ ея стороны, сказалъ онъ, отвѣчая на послѣднія слова лэди Лоры: — вы не можете обвинять ее въ ея рѣшимости.

— Я не обвиняю, но я думаю, что мой братъ сдѣлалъ бы ее счастливою.

Лэди Лора, оставшись одна, тотчасъ вспомнила тонъ, которымъ Финіасъ Финнъ отвѣчалъ на ея замѣчанія о миссъ Эффингамъ. Финіасъ очень дурно умѣлъ скрывать свои мысли.

«Возможно ли, чтобы онъ самъ ее любилъ?»

Таковъ былъ первый вопросъ, который лэди Лора сдѣлала себѣ. И дѣлая себѣ этотъ вопросъ, она не думала о разницѣ званія и состоянія между Финіасомъ Финномъ и Вайолетъ Эффингамъ. Ей также не приходило въ голову, какъ невѣроятно было, чтобы Вайолетъ приняла любовь того, кто такъ недавно былъ влюбленъ въ нее. Но эта мысль шла наперекоръ ея желаніямъ съ обѣихъ сторонъ. Она чрезвычайно желала, чтобы

Вайолетъ сдѣлалась женою ея брата — и ей не могло быть пріятно, чтобы Финіасъ полюбилъ другую женщину.

Я долженъ просить моихъ читателей, чтобы эти послѣднія слова не привели ихъ къ ошибочному заключенію. Они не должны предполагать, чтобы лэди Лора Кеннеди, недавно вышедшая замужъ, питала виновную страсть къ молодому человѣку, любившему ее. Хотя вѣроятно она часто думала о Финіасѣ Финнѣ послѣ своего замужества, мысли ея были не такого рода, чтобы разстроить ея спокойствіе. Ей не приходило въ голову даже подумать, чтобы она смотрѣла на него съ чувствомъ оскорбительнымъ для ея мужа. Она возненавидѣла бы себя, еслибы подобная мысль пришла ей въ голову. Она гордилась тѣмъ, что она женщина съ чистыми и высокими правилами, такъ остерегавшаяся, что почти не подвергалась опасности попасть на тѣ скалы, на которыхъ разрушилось счастье другихъ женщинъ. Она гордилась этимъ, а потомъ осуждала себя за свою гордость. Но хотя она осуждала себя, ей не приходило въ голову подумать, что опасность такого крушенія можетъ существовать для нея. Она оттолкнула отъ себя мысль о любви, какъ только примѣтила, что Финіасъ чувствуетъ къ ней болѣе чѣмъ дружбу, и приняла предложеніе Кеннеди съ убѣжденіемъ, что, поступая такимъ образомъ, она устроиваетъ счастье свое и всѣхъ окружающихъ ее. Она находила положеніе свое очень пріятнымъ, когда Финіасъ стоялъ съ нею въ Лофлинтерѣ и говорилъ ей о надеждахъ, которымъ онъ осмѣливался предаваться. А когда онъ осмѣлился поцѣловать ее, она безъ труда простила ему, говоря себѣ, что это будетъ альфой и омегой въ романѣ ея жизни. Она не считала себя обязанной разсказать Кеннеди о томъ, что случилось — но чувствовала, что едвали бы онъ разсердился, еслибъ ему было сказано. А она часто думала о своемъ обожателѣ и объ его любви — говоря себѣ, что и она также имѣла обожателя, несмотря на своего мужа съ этой точки зрѣнія; но ея мысли не пугали ее, какъ пугали бы виновныя мысли. Съ ней случился пріятный романъ и онъ прошелъ. И этотъ человѣкъ будетъ ея другомъ, но особенно другомъ ея мужа. Она станетъ заботиться, чтобы жизнь его была успѣшна — особенно будетъ заботиться ея мужъ. Ей было очень пріятно знать, что ея мужу нравился этотъ человѣкъ. И этотъ человѣкъ женится и жена этого человѣка будетъ ея другомъ. Все это было очень чисто и очень пріятно. Теперь въ головѣ ея промелькнула мысль, что этотъ человѣкъ былъ влюбленъ въ другую женщину — и ей было это непріятно.

Но она не испугалась за себя, не поняла тотчасъ опасности своего положенія. Она только думала о вѣроломствѣ мужчинъ. Если, какъ она подозрѣвала, Финіасъ Финнъ дѣйствительно передалъ свою любовь Вайолетъ Эффингамъ, какъ малоцѣнна была любовь такого человѣка! Ей не пришло въ голову въ эту минуту, что и она также передала свою любовь Роберту Кеннеди, а если не это, то сдѣлала еще хуже. Но она помнила, что осенью этотъ юный Фебъ между мужчинами отвернулся отъ нея на горѣ, чтобы скрыть отъ нея тоску своего сердца, когда узналъ, что она будетъ женою другого; и вотъ теперь, еще не прошла зима, онъ не могъ скрыть отъ нея, что его сердце было отдано другой! Она сообразила, перечла обстоятельства и удостовѣрилась, что Финіасъ не могъ даже видѣться съ Вайолетъ Эффингамъ послѣ того, какъ стоялъ съ ней вдвоемъ на горѣ. Какъ фальшивы мужчины! Какъ они фальшивы и какъ слабодушны!

«Чильтернъ и Вайолетъ Эффингамъ!» говорилъ себѣ Финіасъ, уходя съ Гросвенорской площади. «Справедливо ли жертвовать ею потому, что она богата, такъ привлекательна и очаровательна, что лордъ Брендфордъ готовъ даже принять своего сына для того, чтобы принять также такую невѣстку?»

Финіасу нравился лордъ Чильтернъ; онъ видѣлъ, или ему казалось, будто онъ видѣлъ, прекрасныя вещи въ немъ, онъ ожидалъ его исправленія, надѣясь можетъ быть, что и онъ будетъ участвовать въ этомъ добромъ дѣлѣ. Но онъ не находилъ справедливымъ жертвовать Вайолетъ Эффингамъ для такого добраго дѣла. Если миссъ Эффингамъ отказала лорду Чильтерну два раза, конечно этого должно быть достаточно. Ему еще не приходило въ голову, что любовь такой дѣвушки, какъ Вайолетъ, была бы великимъ сокровищемъ — для него самого. Онъ же все еще былъ влюбленъ — безнадежно влюбленъ въ лэди Лору Кеннеди!

Глава XVIII. Тёрнбёлль

Въ среду вечеромъ засѣданія въ Парламентѣ не было; въ семь часовъ Финіасъ пришелъ къ Монку первый и засталъ его одного въ столовой.

— Я занимаю должность буфетчика, сказалъ Монкъ, держа въ рукѣ пару графиновъ и ставя ихъ къ огню. — Но я кончилъ и теперь мы пойдемъ наверхъ принять приличнымъ образомъ великихъ людей.

— Извините, что я пришелъ слишкомъ рано, сказалъ Финнъ.

— Ни одной минутой. Теперь ровно семь часовъ, это я опоздалъ. Но не думайте, будто мнѣ стыдно, что меня застали разливающимъ мое собственное вино. Я помню, лордъ Пальмерстонъ говорилъ въ какомъ-то комитетѣ лѣтъ шесть тому назадъ, что англійскому министру неприлично, чтобы дверь его передней отворяла служанка, а не слуга. Теперь я англійскій министръ, а у меня служанка отворяетъ парадную дверь и я принужденъ самъ смотрѣть за своимъ виномъ. Желалъ бы я знать, неприлично ли это? Мнѣ не хотѣлось бы оскорблять британскую конституцію.

— Можетъ быть, если вы скоро откажетесь отъ мѣста и никто не послѣдуетъ вашему примѣру, можно будетъ избѣгнуть дурныхъ послѣдствій.

— Искренно надѣюсь, потому что я люблю британскую конституцію, люблю также то уваженіе, которымъ пользуются члены министерства. А вотъ Тёрнбёлль, который сейчасъ здѣсь будетъ, ненавидитъ это все; но онъ человѣкъ богатый и въ домѣ у него напудренныхъ лакеевъ больше чѣмъ было у самого лорда Пальмерстона.

— Онъ еще занимается дѣлами?

— О, да! и получаетъ тридцать тысячъ въ годъ. Вотъ онъ. Какъ вы поживаете, Тёрнбёлль? Мы говорили о моей служанкѣ. Надѣюсь, что она прилично отворила вамъ дверь.

— Конечно — на сколько я могъ примѣтить, сказалъ Тёрнбёлль, который лучше умѣлъ говорить рѣчи чѣмъ шутить: — это очень порядочная молодая женщина, могу я сказать.

— Во всемъ Лондонѣ нѣтъ такой, сказалъ Монкъ: — но Финнъ думаетъ, что мнѣ слѣдовало бы имѣть ливрейнаго лакея.

— Для меня это рѣшительно все-равно, сказалъ Тёрнбёлль. — Я принадлежу къ числу такихъ людей, которые никогда не думаютъ о подобныхъ вещахъ.

— И я также, сказалъ Монкъ.

Тутъ доложили о владѣльцѣ Лофлинтера и всѣ пошли обѣдать.

Тёрнбёлль былъ еще красивый и здоровый мужчина лѣтъ шестидесяти, съ длинными, сѣдыми волосами и румянымъ лицомъ, съ жесткими глазами, хорошо очерченнымъ носомъ и полными губами. Онъ былъ около шести футъ роста, держался совершенно прямо и всегда носилъ черный фракъ, черныя панталоны и черный шелковый жилетъ. По-крайней-мѣрѣ онъ всегда былъ такъ одѣтъ въ Парламентѣ и на обѣдахъ. Какая разница могла быть въ его костюмѣ, когда онъ былъ дома, въ Стэлибриджѣ, немногіе изъ видѣвшихъ его въ Лондонѣ имѣли возможность узнать. На лицѣ его ничто не обнаруживало особеннаго дарованія. Никто изъ смотрѣвшихъ на него не счелъ бы его дуракомъ, но въ глазахъ его не было огня геніальности, не было также около губъ его тѣхъ линій мысли или фантазіи, которыя вообще находятся на лицахъ мужчинъ и женщинъ сдѣлавшихся знаменитыми. Тёрнбёлль конечно сдѣлался знаменитъ и не могъ бы этого сдѣлать безъ силы ума. Онъ былъ одинъ изъ самыхъ популярныхъ, если не самый популярный политикъ въ странѣ. Бѣдные люди вѣрили ему, думая, что онъ самый добросовѣстный ихъ другъ, а люди, которые не были бѣдны, вѣрили въ его власть, думая, что его совѣты должны непремѣнно одерживать верхъ. Онъ заставитъ Парламентъ слушать себя и не раскрывалъ рта па публичныхъ обѣдахъ и на платформахъ иначе какъ съ убѣжденіемъ, что слова сказанныя имъ прочтутъ тысячи. Первая необходимость для хорошей рѣчи большое число слушателей, и этимъ Тёрнбёлль обезпечивалъ себя. А между тѣмъ его врядъ-ли можно было назвать великимъ ораторомъ. Онъ былъ одаренъ сильнымъ голосомъ, твердыми и, я могу даже сказать, обширными убѣжденіями, совершенной самонадѣянностью, почти неограниченнымъ терпѣніемъ, горячимъ честолюбіемъ, не слишкомъ сильной совѣстливостью и очень толстой нравственной шкурой. Все, что говорили противъ него, не огорчало его, никакія нападки не уязвляли его, никакія насмѣшки нисколько его не трогали. Онъ разумѣется былъ совершенный радикалъ, такъ же какъ и Монкъ. Но Монкъ былъ гораздо горячѣе въ преніяхъ, чѣмъ Тёрнбёлль; — Монкъ вѣчно сомнѣвался въ себѣ.

Разговоръ за обѣдомъ, хотя шелъ совершенно о политикѣ, не заключалъ въ себѣ ничего особенно интереснаго, пока служанка перемѣняла тарелки; но когда она ушла и дверь заперли, тогда началась пріятная борьба между двумя радикалами — радикаломъ присоединившимся къ правительству и радикаломъ оставшимся въ сторонѣ. Кеннеди иногда произносилъ слово, а Финіасъ былъ такъ же молчаливъ, какъ и Кеннеди. Онъ пришелъ сюда послушать споръ и съ удовольствіемъ слушалъ, какъ ружья такого калибра стрѣляли для его удовольствія.

— Я нахожу, что мистеръ Мильдмэй сдѣлалъ большой шагъ впередъ, сказалъ Тёрнбёлль.

— Я тоже это нахожу, сказалъ Монкъ.

— Я не думалъ, чтобы онъ могъ зайти такъ далеко. Это только показываетъ, какъ далеко можно заставить зайти человѣка, если примѣнить настоящія силы. Впрочемъ, это все-равно, кто бы ни были министры.

— Я всегда это увѣрялъ, сказалъ Монкъ.

Послѣ разговора, продолжавшагося въ такомъ же родѣ, Кеннеди уѣхалъ первый, а Тёрнбёлль вскорѣ послѣдовалъ за нимъ. Финіасъ всталъ въ тоже время, но остался по просьбѣ хозяина и посидѣлъ нѣсколько времени куря сигару.

— Тёрнбёлль удивительный человѣкъ, сказалъ Монкъ.

— Онъ слишкомъ повелителенъ.

— Это оттого, что въ Нижней Палатѣ такой человѣкъ какъ Тёрнбёлль долженъ говорить съ диктаторской самоувѣренностью. Онъ всегда обращается не къ одному Парламенту, а ко всей странѣ, а страна не будетъ ему вѣрить, если онъ не будетъ вѣрить самъ въ себя. Но онъ забываетъ, что онъ не всегда обращается ко всей странѣ. Желалъ бы я знать, какъ проводятъ съ нимъ время мистриссъ Тёрибёлль и маленькіе Тёрнбёлли.

Финіасъ, возвращаясь домой, рѣшилъ, что мистриссъ Тёрнбёль и маленькіе Тёрнбёли, вѣроятно, дурно проводятъ время.

Глава XIX. Лордъ Чильтернъ ѣдетъ на совей лошади Сорви-Голова

Было извѣстно, что каковы бы ни были подробности билля Мольдмэя, баллотировка не будетъ въ него входить, и въ Нижней Палатѣ была большая партія, желавшая, чтобы баллотировка составила часть электоральнаго закона, и рѣшили, чтобы сдѣлать движеніе въ ожиданіи билля Мильдмэя. Ожидали, что пренія будутъ продолжаться болѣе одного вечера, и Финіасъ рѣшилъ, что при этомъ случаѣ онъ скажетъ первую рѣчь. Онъ былъ убѣжденъ въ безполезности баллотировки и думалъ, что онъ можетъ извлечь изъ своихъ убѣжденій нѣкоторыя искры того огня, котораго въ немъ было такъ много во время прежнихъ преній въ клубахъ. Но даже за завтракомъ въ это утро серддце его начало сильно биться при мысли, что онъ долженъ стать на ноги передъ такими критическими слушателями.

Онъ зналъ, что хорошо бы было выбросить изъ головы этотъ предметъ пока, и пошелъ къ людямъ, съ которыми ему конечно не пришлось бы говорить о баллотировкѣ. Онъ просидѣлъ цѣлый часъ утромъ съ Ло и даже не сказалъ ему, что намѣренъ говорить въ этотъ день. Потомъ онъ сдѣлалъ еще два визита и въ три часа пошелъ на Портмэнскій сквэръ къ лорду Чильтерну. Былъ почти конецъ февраля и Финіасъ часто видѣлся съ лэди Лорой. Онъ не видалъ ея брата, но узналъ отъ сестры, что его прогналъ въ Лондонъ морозъ. Швейцаръ сказалъ ему, что лордъ Чильтернъ дома, а когда онъ проходилъ по передней, онъ встрѣтилъ самого лорда Брентфорда. Такимъ образомъ онъ принужденъ былъ говорить и долженъ былъ объяснить, почему онъ тутъ.

— Я пришелъ къ лорду Чильтерну, сказалъ онъ.

— Развѣ лордъ Чильтернъ здѣсь? спросилъ графъ, обернувшись къ слугѣ.

— Здѣсь, милордъ; его сіятельство пріѣхалъ вчера.

— Вы вѣрно найдете его наверху, сказалъ графъ. — Я же ничего о немъ не знаю.

Онъ говорилъ сердитымъ тономъ, какъ будто сердился на то, что осмѣливались приходить въ его домъ видѣться съ его сыномъ, и быстро повернулся къ Финіасу спиной. Но онъ одумался прежде чѣмъ дошелъ до парадной двери и опять обернулся.

— Кстати, сказалъ онъ: — сколько голосовъ у насъ будетъ сегодня, Финнъ?

— Почти столько, сколько вамъ будетъ угодно назначить, милордъ, отвѣчалъ Финнъ.

— Ну — да; я полагаю, мы въ безопасности. Вамъ бы слѣдовало сказать объ этомъ рѣчь.

— Можетъ быть, я и скажу, сказалъ Финіасъ, чувствуя, что онъ краснѣетъ.

— Скажите, продолжалъ графь. — Скажите. Если вы увидите лорда Чильтерна, потрудитесь сказать ему отъ меня, что я радъ бы видѣть его прежде чѣмъ онъ уѣдетъ изъ Лондона. Я буду завтра дома до полудня.

Финіасъ, очень удивленный даннымъ ему порученіемъ, разумѣется сказалъ, что онъ сдѣлаетъ какъ ему велѣно, а потомъ прошелъ въ комнаты Чильтерна. Онъ нашелъ своего пріятеля стоящимъ посрединѣ комнаты безъ сюртука и жилета, съ двумя гимнастическими ядрами въ рукахъ.

— Когда нѣтъ охоты, я принужденъ заниматься этимъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я полагаю, что это хорошее упражненіе, отвѣчалъ Финіасъ.

— И это даетъ мнѣ какое нибудь занятіе. Когда я въ Лондонѣ, я точно цыганъ въ церкви, пока настаетъ время рыскать ночью. Для дня у меня нѣтъ занятія и некуда идти. Я не могу стоять у окна клуба, какъ дѣлаютъ нѣкоторые люди, да и обезславлю всякій приличный клубъ, стоя тамъ. Я принадлежу къ клубу Путешественниковъ, но сомнѣваюсь, чтобы швейцаръ пустилъ меня туда.

— Мнѣ кажется, вы хвастаетесь вашимъ цыганствомъ гораздо больше, нежели оно у васъ есть, сказалъ Финіасъ.

— Я чванюсь тѣмъ, что я цыганъ или нѣтъ, а я не пойду туда, гдѣ я ненуженъ. Хотя — сказать по правдѣ — я полагаю, что я ненуженъ здѣсь.

Тогда Финіасъ передалъ ему порученіе его отца.

— Онъ желаетъ видѣть меня завтра утромъ? продолжалъ лордъ Чильтернъ. — Пусть онъ пришлетъ сказать мнѣ, чего хочетъ отъ меня. Я не хочу подвергаться его оскорбленіямъ, хотя онъ мнѣ отецъ.

— На вашемъ мѣстѣ я пошелъ бы непремѣнно.

— Очень сомнѣваюсь, еслибы обстоятельства были точно такія. Пусть онъ пришлетъ мнѣ сказать, чего онъ хочетъ.

— Разумѣется, я не могу спросить его, Чильтернъ.

— Я знаю очень хорошо, чего онъ хочетъ. Лора вмѣшалась и не принесла никакой пользы. Вы знаете Вайолетъ Эффингамъ?

— Да, я ее знаю, сказалъ Финіасъ, очень удивившись.

— Они хотятъ, чтобы я на ней женился.

— А вы не желаете на ней жениться?

— Я этого не говорилъ. Но неужели вы думаете, что такая дѣвушка какъ миссъ Эффингамъ захочетъ выйти за такого человѣка какъ я? Она скорѣе выйдетъ за васъ. Ей Богу, выйдетъ.

Вы знаете, что у ней своихъ собственныхъ три тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода.

— Я знаю, что у нея есть деньги.

— Я взялъ бы ее безъ одного шиллинга завтра же, еслибъ она за меня вышла — потому что она нравится мнѣ. Она единственная дѣвушка, которая мнѣ нравилась. Но какая польза въ томъ, что она нравится мнѣ? Меня такъ они очернили, особенно мой отецъ, что никакая порядочная дѣвушка и не подумаетъ выйти за меня.

— Вашъ отецъ не можетъ сердиться на васъ, если вы употребите всѣ силы исполнить его желанія.

— Мнѣ рѣшительно все-равно, сердитъ онъ или нѣтъ. Онъ даетъ мнѣ восемьсотъ фунтовъ въ годъ и знаетъ, что если онъ прекратитъ это содержаніе, то я завтра же обращусь къ жидамъ. Онъ не можетъ лишить меня даже одной десятины, а между тѣмъ не хочетъ помочь мнѣ возвратить Лорѣ ея деньги.

— Лэди Лорѣ теперь деньги не нужны.

— Этотъ противный педантъ, за котораго она вздумала выйти и котораго я ненавижу всѣмъ сердцемъ, богаче самого Креза. Но все-таки Лорѣ слѣдуетъ имѣть свои деньги. Она ихъ получитъ когда-нибудь.

— На вашемъ мѣстѣ я увидался бы съ лордомъ Брентфордомъ.

— Я подумаю объ этомъ. Теперь скажите мнѣ, пріѣдете ли вы въ Уиллингфордъ. Лора говоритъ, что вы пріѣдете въ мартѣ. Я могу дать вамъ лошадь дня на два и буду очень радъ видѣть васъ. Мои лошади всѣ мчатся какъ дьяволы, но ирландцы это любятъ.

— И я не особенно ненавижу.

— А мнѣ это нравится. Я предпочитаю заниматься чѣмъ-нибудь, когда сижу на сѣдлѣ. Когда человѣкъ скажетъ мнѣ, что на лошади такъ же спокойно сидѣть, какъ на креслѣ, я всегда говорю, чтобы онъ поставилъ это животное въ свою спальную. Смотрите же пріѣзжайте. Я живу въ домѣ называемомъ Уиллингфордъ-Бёлль, за четыре мили отъ Питерборо.

Финіасъ поклялся, что онъ непремѣнно пріѣдетъ попробовать прыткихъ лошадей, а потомъ простился, серьёзно совѣтуя лорду Чильтерну пойти на свиданіе, предложенное его отцемъ.

Когда настало утро, въ половинѣ двѣнадцатаго, сынъ, стоявшій съ полчаса спиною къ камину въ большой мрачной столовой, вдругъ позвонилъ въ колокольчикъ.

— Скажи графу, приказалъ онъ слугѣ: — что я здѣсь и пойду къ нему, если онъ этого желаетъ.

Слуга воротился и сказалъ, что графъ ждетъ. Тогда лордъ Чильтернъ пошелъ за слугою въ комнату отца.

— Освальдъ, сказалъ отецъ: — я послалъ за тобою потому, что я думаю, мнѣ не худо бы поговорить съ тобою о дѣлахъ. Садись.

Лордъ Чильтернъ сѣлъ, но не отвѣчалъ пи слова.

— Меня очень огорчаетъ состояніе твоей сестры, сказалъ графъ.

— И меня также — очень огорчаетъ. Мы можемъ вдвоемъ собрать деньги и заплатить ей завтра, если вы захотите.

— Она, вопреки моему совѣту, заплатила твои долги.

— И моему также.

— Я говорилъ ей, что не хочу платить. А если возвращу завтра, какъ ты говоришь, деньги, которыя она такъ употребила, я одурачу себя. Но я сдѣлаю это съ однимъ условіемъ. Я помогу тебѣ собрать деньги для твоей сестры съ однимъ условіемъ.

— Съ какимъ?

— Лора говоритъ мнѣ — она даже часто говорила мнѣ — что ты привязанъ къ Вайолетъ Эффингамъ.

— Но Вайолетъ Эффингамъ, милордъ, къ несчастью, не привязана ко мнѣ.

— Я не знаю, какъ это можетъ быть; разумѣется, я знать не могу. Я никогда не осмѣливался спросить ее объ этомъ.

— Даже вы, милордъ, едвали могли бы сдѣлать это.

— Что ты хочешь этимъ сказать? Я говорю, что никогда ее не спрашивалъ, сердито сказалъ графъ.

— Я просто хочу сказать, что даже вы не могли бы дѣлать миссъ Эффингамъ подобный вопросъ. Я дѣлалъ ей предложеніе и она отказала мнѣ.

— Но дѣвушки часто дѣлаютъ это, а потомъ выходятъ за человѣка, которому отказали. Лора сказала мнѣ, что но ея мнѣнію Вайолетъ согласится, если ты будешь уговаривать ее.

— Лора ничего объ этомъ не знаетъ, милордъ.

— Ты вѣроятно ошибаешься. Лора и Вайолетъ короткіе друзья и, вѣроятно, разсуждали между собой. Во всякомъ случаѣ тебѣ можно выслушать то, что я тебѣ скажу. Разумѣется, я самъ вмѣшиваться не стану. Нѣтъ никакого основанія, чтобы я могъ сдѣлать это прилично.

— Рѣшительно никакого, сказалъ Чильтернъ.

Тутъ графъ очень разсердлися и чуть-было не вспылилъ. Онъ помолчалъ съ минуту, чувствуя себя готовымъ сказать своему сыну, чтобы онъ ушелъ и никогда къ нему не приходилъ. Но онъ проглотилъ свой гнѣвъ и продолжалъ:

— Я хочу сказать вотъ что, сэръ: я такъ вѣрю Вайолетъ Эффингамъ, что если она приметъ вашу руку, то это будетъ для меня единственнымъ доказательствомъ, которое убѣдитъ меня въ исправленіи вашего образа жизни. Если она это сдѣлаетъ, я помогу вамъ заплатить вашей сестрѣ и сдѣлаю еще какое-нибудь пожертвованіе относительно дохода вашего и вашей жены — и вы оба будете приняты въ Сольсби, если вздумаете пріѣхать.

Голосъ графа очень колебался и почти дрожалъ, когда онъ сдѣлалъ послѣднее предложеніе. Глаза его отвернулись отъ глазъ сына, онъ наклонился надъ столомъ и казался взволнованъ. Но онъ тотчасѣ оправился и прибавилъ съ приличнымъ достоинствомъ:

— Если вы желаете сказать мнѣ что-нибудь, я буду радъ выслушать васъ.

— Всѣ ваши предложенія не значили бы ничего, милордъ, еслибъ эта дѣвушка не Нравилась мнѣ.

— Я не сталъ бы просить васъ жениться на дѣвушкѣ, которая вамъ не нравится, какъ вы выражаетесь.

— Но относительно миссъ Эффингамъ наши желанія сходятся. Я дѣлалъ ей предложеніе и она отказала мнѣ. Я даже не знаю, гдѣ ее отыскать, чтобы опять сдѣлать ей предложеніе. Если я пойду къ лэди Бальдокъ, слуги не пустятъ меня.

— Кто же въ этомъ виноватъ?

— Отчасти вы, милордъ. Вы всѣмъ разсказали, что я сущій дьяволъ, и всѣ старухи этому вѣрятъ.

— Я никому этого не говорилъ.

— Я скажу вамъ, что сдѣлаю. Я поѣду сегодня же къ луди Бальдокъ. Я полагаю, что она въ Бэддингамѣ. И если успѣю поговорить въ миссъ Эффингамъ…

— Миссъ Эффингамъ не въ Бэддингамѣ. Миссъ Эффипгамъ гоститъ у вашей сестры на Гросвенорской площади. Я видѣлъ ее вчера.

— Она въ Лондонѣ?

— Я говорю вамъ, что я видѣлъ ее вчера.

— Очень хорошо, милордъ. Такъ я сдѣлаю что могу. Лора сообщитъ вамъ результатъ.

Отецъ далъ бы сыну совѣтъ, какъ ему лучше искать руки миссъ Эффингамъ, но сынъ не дождался этого совѣта. Сочтя совѣщаніе конченнымъ, онъ воротился въ ту комнату, въ которой держалъ гимнастическія ядра, и началъ приготовляться къ своему дѣлу. Если это дѣлать, такъ дѣлать тотчасъ. Онъ посмотрѣлъ изъ окна и увидалъ, что на улицѣ страшная грязь. Бѣлый снѣгъ превратился въ черную слякоть и сильный морозъ замѣнился оттепелью. Все будетъ сравнительно пріятно въ Нортэмптонширѣ на слѣдующее утро, и если все кончится хорошо, онъ поѣдетъ завтракать въ Уиллингфорд-Бёлль. Онъ поѣдетъ съ раннимъ поѣздомъ и будетъ въ гостинницѣ къ десяти часамъ. Охота была назначена только за шесть миль и все будетъ пріятно. Онъ это сдѣлаетъ, каковъ бы ни былъ результатъ сегодняшняго дня. Онъ велѣлъ привести кэбъ и черезъ полчаса послѣ того, какъ оставилъ отца, былъ у дверей дома сестры на Гросвенорской площади. Слуга сказалъ ему, что дамы завтракаютъ.

— Я завтракать не могу, сказалъ онъ: — скажи имъ, что я въ гостиной.

— Онъ пріѣхалъ къ вамъ, сказала лэди Лора, какъ только слуга вышелъ изъ комнаты.

— Надѣюсь, не ко мнѣ, отвѣчала Вайолетъ.

— Не говорите этого.

— А я говорю. Надѣюсь, онъ пріѣхалъ не ко мнѣ; разумѣется, я не могу сдѣлать видъ, будто не знаю, что вы хотите сказать.

— Можетъ быть, онъ нашелъ необходимой вѣжливостью заѣхать, когда услыхалъ, что вы въ Лондонѣ, сказала лэди Лора послѣ нѣкотораго молчанія.

— Если только это, я также буду вѣжлива и такъ нѣжна къ нему, какъ мѣсяцъ май. Если дѣйствительно только это, и еслибъ я была въ этомъ увѣрена, я право была бы очень рада видѣть его.

Онѣ кончили завтракать и лэди Лора встала и пошла въ гостиную.

Надѣюсь, вы помните, говорила она Вайолетъ дорогой: — что вы можете быть для него спасеніемъ.

— Я не вѣрю, чтобы дѣвушки могли спасать мужчинъ. Мужчина долженъ спасать дѣвушекъ. Если я когда-нибудь виду замужъ, я имѣю право ожидать, что мнѣ окажутъ покровительство, а не я стану оказывать его.

— Вайолетъ, вы рѣшились перетолковывать въ другую сторону все, что я говорю.

Лордъ Чильтернъ ходилъ по комнатѣ и не сѣлъ, когда онѣ вошли. Послѣ обыкновенныхъ привѣтствій миссъ Эффннгамъ сдѣлала какое-то замѣчаніе о морозѣ.

Но, кажется, онъ проходитъ, прибавила она: — и вѣроятно вы скоро опять примитесь за дѣло.

Да, — я буду охотиться завтра, отвѣчалъ лордъ Чильтернъ.

— И въ слѣдующій день и въ слѣдующій, и въ слѣдующій, сказала Вайолетъ: — до половины апрѣля, а потомъ начнется періодъ вашихъ бѣдствій!

— Именно такъ, сказалъ лордъ Чильтернъ, — У меня нѣтъ никакого занятія, кромѣ охоты.

— Зачѣмъ ты не пріищешь себѣ занятій? замѣтила ему сестра.

— Я намѣренъ это сдѣлать, если будетъ возможно. Лора, оставь пожалуйста меня съ миссъ Эффингамъ на нѣсколько минутъ.

Лэди Лора встала, встала также и миссъ Эффингамъ.

— Для чего это? спросила послѣдняя. — Это не можетъ быть для хорошей цѣли.

— По-крайней-мѣрѣ, я этого желаю и не сдѣлаю вамъ вреда.

Лэди Лора уходила, но остановилась прежде чѣмъ дошла до дверей.

— Лора, я тебя прошу, сказалъ братъ.

Тогда лэди Лора ушла.

— Я не боялась, чтобы вы сдѣлали мнѣ вредъ, лордѣ Чильтернъ, сказала Вайолетъ.

— Я знаю это. Но я всегда говорю такъ неловко. Часѣ тому назадъ я не зналъ, что вы въ Лондонѣ, но какъ только мнѣ сказали объ этомъ, я пріѣхалъ тотчасъ. Мой отецъ сказалъ мнѣ.

— Я такъ рада, что вы видитесь съ вашимъ отцомъ.

— Я не говорилъ съ нимъ нѣсколько мѣсяцевъ и вѣроятно опять не буду говорить столько же. Но, Вайолетъ, мы съ нимъ согласны въ одномъ отношеніи.

— Надѣюсь, что вы скоро будете согласны съ нимъ во многомъ.

Это возможно, но я боюсь, что это невѣроятно. Послушайте, Вайолетъ — и онъ глядѣлъ на нее такъ, что ей казалось, будто онъ весь превратился въ глаза, такъ выразителенъ былъ его взглядъ: — я презиралъ бы самъ себя, еслибъ позволилъ себѣ добиваться вашей милости на основаніи прихотей моего отца. Отецъ мой безрасуденъ и былъ ко мнѣ очень несправедливъ. Онъ всегда вѣрилъ обо мнѣ дурному, и вѣрилъ этому часто тогда, когда всѣмъ былъ извѣстно, что онъ неправъ. Я мало дорожу примиреніемъ съ отцомъ, который былъ такъ жестокъ ко мнѣ.

— Онъ нѣжно любитъ меня и другъ мнѣ. Я предпочла бы, чтобъ вы не говорили мнѣ противъ него.

— По-крайней-мѣрѣ вы поймете, что я не прошу ничего на томъ основаніи, что онъ этого желаетъ. Лора, вѣроятно, говорила вамъ, что вы можете поправить дѣло, сдѣлавшись моей женой.

— Конечно, она говорила, лордъ Чильтеряъ.

— Этого аргумента она никогда не должна была употреблять. Этого аргумента вы не должны были слушать. Поправить дѣло! Кто можетъ это знать? Мало можно было бы поправить подобнымъ бракомъ, еслибъ я васъ не любилъ Вайолетъ, вотъ мой аргументъ, мой единственный аргументъ. Я люблю васъ до такой степени, что вѣрю, если вы примите мою руку, я ворочусь къ прежнимъ привычкамъ и сдѣлаюсь такимъ же, какъ другіе, и буду современемъ такимъ почтеннымъ, глупымъ, а можетъ быть такимъ злымъ, какъ лэди Бальдокъ.

— Бѣдная тетушка!

— Вы знаете, что она говоритъ обо мнѣ гораздо хуже. Теперь, моя дорогая, вы слышали все, что я хотѣлъ вамъ сказать.

Онъ подошелъ къ ней близко и протянулъ ей руку, но она не взяла ее.

— Я не имѣю никакихъ другихъ аргументовъ — и не могу сказать болѣе ни слова. Когда я ѣхалъ сюда въ кэбѣ, я старался придумать, что лучше мнѣ сказать. Но все-таки ничего нельзя сказать болѣе этого.

— Слона не составляютъ никакой разницы, отвѣчала она.

— Нѣтъ, если только они не произносятся такъ, чтобы внушать вѣру. Я васъ люблю. Я не знаю никакой другой причины, чтобы вамъ сдѣлаться моей женой. Я не могу представить вамъ никакого другого извиненія въ томъ, что я опять обратился къ вамъ. Вы единственная женщина на свѣтѣ, имѣвшая для меня Очарованіе. Можете ли вы удивляться, что я такъ настойчиво дѣлаю вамъ предложеніе?

Онъ смотрѣлъ на нее все тѣмъ же взглядомъ и въ глазахъ его была такая сила, отъ которой она избавиться не могла. Онъ все еще стоялъ протянувъ правую руку, какъ бы ожидая или по-крайней-мѣрѣ надѣясь, что она положитъ свою въ его руку.

— Какъ я должна вамъ отвѣчать? сказала она.

— Вашей любовью, если вы можете дать ее мнѣ. Помните, что вы когда-то поклялись любить меня всегда.

Вы не должны напоминать мнѣ объ этомъ. Я была тогда ребенкомъ — негоднымъ ребенкомъ, прибавила она, улыбаясь: — и меня уложили въ постель за то, что я надѣлала въ тотъ день.

— Сдѣлайтесь опять ребенкомъ.

— Ахъ, еслибы я могла!

— И вы не дадите мнѣ другого отвѣта?

— Разумѣется, я должна вамъ отвѣтить. Вы имѣете право получить отвѣтъ. Лордъ Чильтернъ, я жалѣю, что не могу дать вамъ той любви, которой вы просите!

— Никогда?

— Никогда.

— Самъ ли я лично ненавистенъ вамъ, или то, что вы слышали обо мнѣ?

— Ничего для меня не ненавистно. Я никогда не упоминала о ненависти. Я всегда буду имѣть самое сильное уваженіе къ моему старому другу и товарищу въ играхъ. Но есть многое, что женщина должна сообразить, прежде чѣмъ она позволитъ себѣ такъ полюбить человѣка, чтобы согласиться сдѣлаться его женою.

— Позволить себѣ! Стало быть, это дѣло разсчета?

— Я полагаю, что и объ этомъ слѣдуетъ подумать, лордъ Чильтернъ.

Настало молчаніе, и рука мужчины наконецъ опустилась, такъ какъ не было отвѣтнаго пожатія. Онъ прошелся раза два по комнатѣ, прежде чѣмъ заговорилъ опять, а потомъ остановился прямо напротивъ нея.

— Я никогда болѣе не стану дѣлать вамъ предложенія, сказалъ онъ.

— Это будетъ лучше, отвѣчала она.

— Въ преслѣдованіи дѣвушки мужчиной есть что-то неблагородное. Скажите Лорѣ, что все кончено и что она можетъ сказать объ этомъ моему отцу. Прощайте.

Тогда она протянула ему руку, но онъ не взялъ ее — вѣроятно, не видалъ — и тотчасъ ушелъ изъ комнаты и изъ дома.

— А все-таки я думаю, что вы любите его, говорила разсерженная лэди Лора своей пріятельницѣ, когда онѣ разсуждали объ этомъ тотчасъ послѣ ухода лорда Чильтерна.

— Вы не имѣете права говорить это, Лора.

— Я имѣю право вѣрить тому, что нахожу, и вѣрю этому. Я думаю, что вы любите его и что у васъ не достаетъ мужества попытаться спасти его.

— Развѣ женщина обязана выходить за человѣка, если она любитъ его?

— Да, она обязана, пылко отвѣчала Лора, сама не думая о томъ, что говоритъ: — если только она убѣждена, что и она также любима.

— Несмотря па характеръ этого человѣка? Каковы бы ни были обстоятельства? Должна ли она это сдѣлать, когда ей не совѣтуютъ ея друзья? Если такой бракъ будетъ неблагоразуменъ?

— Благоразуміе можно преувеличить, сказала лэди Лора.

— Это правда. Конечно, благоразуміе преувеличивается, если женщина выходитъ замужъ изъ благоразумія, а не по любви.

Вайолетъ не имѣла намѣренія этими словами нападать на свою пріятельницу — она даже не думала въ эту минуту о благоразуміи, заставившемъ Лору выйти за Кеннеди; но Лора тотчасъ почувствовала, что въ нее была брошена стрѣла, уязвившая ее.

— Мы ничего не выиграемъ, сказала она: — если дойдемъ до личностей другъ противъ друга.

— У меня не было этого въ виду, Лора.

— Я полагаю, что всегда трудно, сказала лэди Лора: — судить о мысляхъ другого. Если я сказала что-нибудь суровое о вашемъ отказѣ моему брату, я беру это назадъ. Я только желаю, чтобы могло быть иначе.

Когда лордъ Чильтернъ вышелъ изъ дома сестры, онъ отправился по грязи и слякоти въ одну таверну, которую часто посѣщалъ, по близости Ковентгардена, и тамъ оставался цѣлый день и вечеръ. Къ нему пришелъ какой-то капитанъ Клёттербукъ и обѣдалъ вмѣстѣ съ нимъ. Онъ ничего не говорилъ капитану Клёттербуку о своемъ горѣ, по капитанъ могъ примѣтить, что онъ былъ огорченъ.

— Выпьемъ еще бутылку шампанскаго, сказалъ капитанъ, когда обѣдъ почти кончился: — только шампанское можетъ оживить унылый духъ.

— Спросите что хотите, сказалъ лордъ Чильтернъ: — но я выпью грогъ.

— Грогъ непріятенъ тѣмъ, что скоро надоѣдаетъ, замѣтилъ капитанъ.

Лордъ Чильтернъ все-таки отправился въ Питерборо на слѣдующій день съ раннимъ поѣздомъ и ѣздилъ на своей знаменитой лошади Сорви-Голова такъ хорошо на знаменитой скачкѣ, что молодой Пайлисъ — изъ дома Пайлисъ, Сарснетъ и Гингэмъ — предлагалъ триста фунтовъ за эту лошадь.

— Она не стоитъ больше пятидесяти, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Но я даю вамъ триста, возразилъ Пайлисъ.

— Вы не могли бы и ѣздить на ней, еслибъ купили, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— О! не могъ бы? сказалъ Пайлисъ.

Но Пайлисъ не продолжалъ этого разговора, а только сказалъ своему пріятелю Грогрэму, что этотъ рыжій дьяволъ Чильтернъ былъ пьянъ какъ лордъ.

Глава XX. Пренія о баллотировкѣ

Финіасъ занялъ свое мѣсто въ Парламентѣ съ трепетомъ сердца въ тотъ вечеръ, когда должны были происходить пренія о баллотировкѣ. Оставивъ лорда Чильтерна, онъ отправился въ свой клубъ и обѣдалъ одинъ. Трое или четверо человѣкъ подходили говорить съ нимъ, но онъ не могъ разговаривать съ ними непринужденно и даже не совсѣмъ понималъ, что они говорили ему. Онъ собирался сдѣлать то, чего онъ очень желалъ достигнуть, но одна мысль о чемъ приводила его въ ужасъ. Быть въ парламентѣ и не говорить, было бы, по его мнѣнію, безславной неудачей. Онъ даже не могъ оставаться на своемъ мѣстѣ, если не будетъ говорить. Его посадили тутъ за тѣмъ, чтобы онъ говорилъ. Онъ будетъ говорить. Разумѣется, онъ будетъ говорить. Онъ еще мальчикомъ былъ замѣчательнымъ ораторомъ. А между тѣмъ въ эту минуту онъ не зналъ, что онъ ѣстъ, баранину или говядину, и кто стоитъ напротивъ него и разговариваетъ съ нимъ, такъ боялся онъ пытки, которую приготовлялъ для себя. Отправляясь въ парламентъ послѣ обѣда, онъ почти рѣшилъ, что хорошо было бы уѣхать изъ Лондона съ почтовымъ поѣздомъ. Ему было холодно, когда онъ шелъ, и платье какъ будто неловко сидѣло на немъ. Когда онъ повернулъ въ Уэстминстеръ, онъ пожалѣлъ, зачѣмъ не остался съ мистеромъ Ло. Онъ думалъ, что могъ бы очень хорошо говорить въ судѣ и научился бы той самоувѣренности, которой теперь такъ ужасно въ немъ недоставало. Однако теперь было слишкомъ поздно думать объ этомъ. Онъ могъ только войти и сѣсть на свое мѣсто.

Онъ вошелъ и сѣлъ, и комната показалась ему таинственно огромна, какъ будто скамейки стояли надъ скамейками, а галлереи возвышались надъ галлереями. Онъ такъ давно былъ въ парламентѣ, что лишился того первоначальнаго страха, который внушаетъ и ораторъ, и рядъ министровъ, и вся важность этого мѣста. Въ обыкновенныхъ случаяхъ онъ могъ входить и выходить, и спокойно шептаться съ своимъ сосѣдомъ. Но теперь онъ прямо шелъ къ скамейкѣ, на которой сидѣлъ, и началъ повторять про-себя свою рѣчь. Онъ дѣлалъ это цѣлый день, несмотря на всѣ усилія прогнать воспоминаніе объ этомъ.

Пренія начались, и если длинная и скучная рѣчь могла дать ему время приготовиться, то времени у него было довольно. Онъ старался сначала слѣдить за всѣмъ, что этотъ защитникъ баллотировки могъ сказать, но скоро ему надоѣло это и онъ началъ желать, чтобы рѣчь кончилась скорѣе, хотя періодъ его мученичества тогда сдѣлался бы ближе. Финіасъ зналъ, что Монкъ намѣренъ говорить, и зналъ также, что его рѣчь будетъ коротка. Настала очередь Монка — и хотя онъ сказалъ рѣчь короткую, но пылкую и энергичную. Хотя онъ говорилъ не болѣе десяти минутъ, онъ повидимому сказалъ достаточно для того, чтобы побѣдить всѣ аргументы перваго оратора. При каждомъ горячемъ словѣ Финіасъ принужденъ былъ сожалѣть, что отъ него отнимаютъ его собственный параграфъ. Когда Монкъ сѣлъ, Финіасъ чувствовалъ, что Монкъ сказалъ все, что онъ, Финіасъ Финнъ, намѣренъ былъ сказать. Потомъ Тёрнбёлль медленно приподнялся съ своей скамьи. Такому знаменитому оратору, какъ Тёрнбёлль, торопиться некчему; онъ увѣренъ, что ему представится случай. Тёрнбёлль медленно приподнялся и очень кротко началъ свою рѣчь.

— Ничѣмъ не восхищался онъ такъ много, говорилъ онъ: — какъ высокими и поэтическими чувствами его высокороднаго друга депутата отъ Уэст-Бромуича — Монкъ былъ депутатомъ отъ Уэст-Бромуича.

Потомъ Тёрнбёлль по-своему сталъ разбирать Монка. Онъ былъ очень прозаиченъ, очень чистъ и въ голосѣ и въ языкѣ, очень суровъ и очень безсовѣстенъ. Онъ и Монкъ вмѣстѣ занимались политикой болѣе двадцати лѣтъ; но можно было подумать, по словамъ Тёрнбёлля, что они были самыми заклятыми врагами. Онъ упрекалъ Монка за его мѣсто, за то, что онъ бросилъ либеральную партію, упрекалъ за его честолюбіе — и упрекалъ за недостатокъ въ честолюбіи.

Пока Тёрнбёлль еще говорилъ, Баррингтонъ Ирль подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Финіасъ, и шепнулъ ему на-ухо нѣсколько словъ:

— Бонтинъ приготовляется отвѣчать Тёрнбёллю и очень этого желаетъ. Я сказалъ ему, что, мнѣ кажется, вамъ слѣдовало бы воспользоваться этимъ случаемъ, если вы этого желаете.

У Финіаса не было въ эту минуту готоваго отвѣта для Ирля.

— Кто-то сказалъ мнѣ, продолжалъ Ирль: — что вамъ хотѣлось бы говорить сегодня.

— Это правда, сказалъ Финіасъ.

— Сказать мнѣ Бонтину, что вы будете говорить?

Вся комната завертѣлась передъ глазами нашего героя. Тёрнбёлль все еще продолжалъ говорить своимъ чистымъ, громкимъ, непріятнымъ голосомъ, но неизвѣстно было, какъ долго будетъ онъ еще продолжать. На Финіасѣ будетъ лежать обязанность, если онъ теперь согласится, въ-теченіе десяти минутъ, а можетъ быть и трехъ, защищать своего великаго друга мистера Монка въ грубыхъ личныхъ нападеніяхъ. Прилично ли приняться за это дѣло такому новичку какъ онъ? Если онъ это сдѣлаетъ, вся рѣчь, которую онъ приготовилъ, должна пропасть. Это дѣло было именно такое, какое онъ предпочелъ бы лучше всего исполнить, и исполнить хорошо, но если ему неудастся! А онъ чувствовалъ, что ему неудастся. Для такого дѣла человѣкъ долженъ имѣть и здравый смыслъ, мужество, самоувѣренность нѣчто подходящее къ презрѣнiю къ слушающимъ оппонентамъ, и ни малѣйшаго опасенія относительно слушающихъ друзей. Онъ долженъ, какъ пѣтухъ на своемъ дворѣ, совладать со всѣми обстоятельствами окружающими его. Но Финіасъ Финнъ даже еще не слыхалъ звука своего собственнаго голоса въ этой комнатѣ. Въ эту минуту онъ былъ такъ сконфуженъ, что даже не зналъ, гдѣ сидѣлъ Мильдмэй а гдѣ Добени.

— Я лучше подожду, сказалъ онъ наконецъ: — пусть отвѣчаетъ Бонтинъ.

Баррингтонъ Ирль взглянулъ ему въ лицо, а потомъ перешагнулъ черезъ скамейки и сказалъ Бонтину, что говорить долженъ онъ.

Тёрнбёлль продолжалъ говорить такъ долго, что далъ время бѣдному Финіасу раскаяться; но раскаяніе было безполезно. Онъ рѣшилъ противъ себя, и его рѣшенія нельзя было уже отмѣнить. Онъ ушелъ бы изъ Парламента, только ему казалось, что если онъ это сдѣлаетъ, то всѣ будутъ па него смотрѣть. Онъ надвинулъ шляпу на глаза и остался на своемъ мѣстѣ, ненавидя Бонтина, ненавидя Баррингтона Ирля, ненавидя Тёрнбёлля — по больше всѣхъ самого себя. Онъ обезславилъ себя навсегда и никогда не могъ же наверстать потерянный случай.

Рѣчь Бонтина вовсе не была замѣчательна, но онъ обладалъ гибкимъ языкомъ и той фамильярностью съ этимъ мѣстомъ, которой недоставало бѣдному Финіасу. Однако была одна минута, которая была ужасна для Финіаса: когда Монкъ оглянулся на него, какъ ему показалось, съ упрекомъ. Онъ ожидалъ, что защита его достанется тому, кто примется за это съ большей теплотою сердца, чѣмъ можно было ожидать отъ Бонтина. Когда Бонтинъ пересталъ говорить, сказано было еще двѣ-три короткихъ рѣчи. Потомъ началось собираніе голосовъ и вышло такъ, какъ Финіасъ предсказывалъ лорду Брентфорду; но въ этомъ не было торжества для бѣднаго молодого человѣка, который не говорилъ отъ страха и теперь сдѣлался трусомъ въ своемъ собственномъ уваженіи.

Онъ вышелъ изъ парламента одинъ, старательно избѣгая разговора со всѣми. Когда онъ выходилъ, онъ видѣлъ Лоренса Фицджибона въ передней, но прошелъ не останавливаясь ни на минуту, чтобы избѣгнуть встрѣчи съ своимъ другомъ. Куда теперь ему идти? Онъ вынулъ часы и увидалъ, что ровно десять часовъ. Онъ не смѣлъ идти въ свой клубъ, а идти домой и лечь спать для него было невозможно. Онъ былъ очень несчастенъ и ничто не могло утѣшить его, кромѣ сочувствія. Кто будетъ слушать, какъ онъ будетъ бранить самого себя, а потомъ отвѣчать ему, ласково извиняя его слабость? Мистриссъ Бёнсь сдѣлала бы это, еслибъ умѣла, но сочувствіе мистриссъ Бёнсъ было не очень интересно. Только одной особѣ на свѣтѣ могъ онъ разсказать свое униженіе съ надеждой на утѣшеніе, и эта особа была лэди Лора Кеннеди. Сочувствіе всякаго мужчины было бы для него непріятно. Онъ думалъ-было броситься въ ногамъ Монка и разсказать ему всю свою слабость — но онъ не могъ бы снести состраданія даже отъ Монка. Онъ не могъ снести его ни отъ одного мужчины.

Онъ подумалъ, что лэди Лора Кеннеди будетъ дома и, вѣроятно, одна. Онъ зналъ во всякомъ случаѣ, что можетъ постучаться въ ея дверь даже въ этотъ часъ. Онъ оставилъ Кеннеди въ парламентѣ и, вѣроятно, онъ останется тамъ еще часъ. Ни одинъ человѣкъ такъ постоянно не занимался дѣломъ до конца, какъ Кеннеди. Финіасъ пошелъ на Гросвенорскую площадь и постучался въ дверь лэди Лоры. Да, лэди Лора была дома и одна. Его провели въ гостиную и тамъ онъ нашелъ лэди Лору, ожидавшую мужа.

— Итакъ пренія кончились, сказала она съ ироніей.

— Да, кончились.

— Что же сдѣлали?

Финіасъ разсказалъ ей.

— Что такое съ вами, мистеръ Финнъ? сказала она, вдругъ взглянувъ на него. — Вы нездоровы?

— Я совсѣмъ здоровъ.

— Зачѣмъ вы не садитесь? Вѣрно случилось что-нибудь, я знаю. Что такое?

— Я просто поступилъ какъ величайшій идіотъ, какъ величайшій трусъ, какъ самый неуклюжій оселъ, когда-либо существовавшій.

— Что вы хотите сказать?

— Не знаю, зачѣмъ я пришелъ разсказать вамъ объ этомъ въ такой поздній часъ; можетъ быть потому, что всѣ другіе стали бы смѣяться надо мной.

— Во всякомъ случаѣ я смѣяться надъ вами не стану, сказала лэди Лора.

— Но вы будете презирать меня.

— Я увѣрена, что этого не будетъ.

— Непремѣнно будете. Я презираю самъ себя. Сколько лѣтъ я поставлялъ себѣ честолюбіемъ говорить въ нижней палатѣ; сколько лѣтъ я думалъ, встрѣтится ли мнѣ случай заставить себя послушать въ этомъ собраніи, которое я считаю первымъ въ свѣтѣ! Сегодня случай представлялся мнѣ — и случай важный. Я вполнѣ приготовился къ этому предмету. Меня приглашали самымъ лестнымъ образомъ, задача была самая подходящая къ моимъ чувствамъ, и я отказался, потому что боялся.

— Вы думали слишкомъ много объ этомъ, другъ мой, сказала лэди Лора.

— Слишкомъ много или слишкомъ мало, что это значитъ? съ отчаяніемъ возразилъ Финіасъ. — Вотъ фактъ. Я не могъ этого сдѣлать. Помните исторію Конохара въ «Пертской Красавицѣ»? какъ у него не доставало духа драться? Его кормили молокомъ робкаго существа, и хотя онъ могъ бы умереть, въ немъ не было мужской силы. Со мною почти то же самое.

— Я не нахожу, чтобы вы были похожи на Конохара, сказала лэди Лора.

— Я точно также обезславленъ и долженъ погибнуть точно такимъ образомъ Я буду просить мѣста въ Чильтерн-Гёндредсъ.

— Вы не сдѣлаете ничего подобнаго, сказала лэди Лора, вставая съ своего мѣста и подходя къ нему: — вы не выдете изъ этой комнаты до-тѣхъ-поръ, пока не обѣщаете мнѣ, что вы не сдѣлаете ничего подобнаго. Я еще не знала, что случилось сегодня, но я знаю, что скромность, заставившая васъ молчать, скорѣе честь, чѣмъ безславіе.

Именно такое сочувствіе было ему нужно. Она придвинула къ нему свое кресло, а потомъ онъ объяснилъ ей такъ подробно, какъ могъ, что произошло въ парламентѣ въ этотъ вечеръ — какъ онъ приготовился говорить; какъ онъ чувствовалъ, что это приготовленіе напрасно; какъ онъ примѣтилъ, что вся его рѣчь должна быть такова, какъ онъ прежде ее составилъ; какъ онъ отказался взять на себя задачу, которая требовала болѣе короткаго знакомства съ парламентскими обычаями и съ харатерами людей какъ защита такого человѣка, какъ Монкъ. Обвиняя себя, онъ безсознательно извинялся, и его извиненіе въ глазахъ, лэди Лори было важнѣе его обвиненія.

— И изъ-за этого вы хотите отказаться отъ всего? опила она.

— Да, мнѣ кажется, я долженъ.

— Я нисколько не сомнѣваюсь, что вы были правы, предоставивъ мистеру Бонтину взяться за такую задачу. Я просто объяснила бы Монку, что вы принимали слишкомъ сильное участіе въ его интересахъ, чтобы будучи такимъ неопытнымъ членомъ взяться за его защиту. Я думаю, что это не дѣло человѣка незнакомаго съ парламентомъ. Я увѣрена, что мистеръ Монкъ почувствуетъ это, и вполнѣ убѣждена, что мистеръ Кеннеди найдетъ, что вы были правы.

— Мнѣ рѣшительно все равно, что можетъ думать мистеръ Кеннеди.

— Зачѣмъ вы говорите это, мистеръ Финнъ? Это невѣжливо.

— Просто затѣмъ, что я забочусь только о томъ, что можетъ думать жена Кеннеди. Ваше мнѣніе для меня значить все, — только я знаю, что вы слишкомъ ко мнѣ добры.

— Онъ не будетъ къ вамъ слишкомъ добръ. Онъ не бываетъ ни къ кому слишкомъ добръ. Онъ олицетворенное правосудіе.

Когда Финіасъ услыхалъ тонъ ея голоса, онъ не могъ не чувствовать, что въ ея словахъ было какое-то обвиненіе противъ ея мужа.

— Я ненавижу правосудіе, сказалъ онъ. — Я знаю, что правосудіе осудило бы меня, но любовь и дружба не знаютъ правосудія. Цѣнность любви состоитъ въ томъ, что она извиняетъ проступки и прощаетъ даже преступленія.

— Я по краиней-мѣрѣ, сказала лэди Лора: — прощаю ваше преступное молчаніе въ парламентѣ. Мою сильную увѣренность въ успѣхъ нисколько не уменьшить то, что вы мнѣ сказали сегодня. Вы должны дождаться другого случая, и если возможно, должны менѣе тревожиться на счетъ вашей рѣчи. Вотъ Вайолетъ.

Когда лэди Лора сказала послѣднія слова, на улицѣ послышился стукъ экипажа и парадная дверь тотчасъ отворилась.

— Она живетъ здѣсь, но обѣдала у своего дяди адмирала Эффингама.

Тутъ Вайолетъ Эффингамъ вошла въ комнату, закутанная въ прехорошенькій бѣлый мѣхъ, въ шелковое манто и кружевной платокъ.

— Вотъ мистеръ Финнъ пришелъ разсказать намъ о преніяхъ на счетъ баллотировки.

— Я ни капельки не интересуюсь баллотировкой, сказала Вайолетъ, протягивая руку Финіасу. — Но будутъ ли у насъ строить новый желѣзный флотъ? Вотъ въ чемъ вопросъ. Если мистеръ Финнъ ничего не скажетъ мнѣ о желѣзномъ флотѣ, я пойду спать.

— Мистеръ Кеннеди раскажетъ вамъ все, когда воротится домой, сказалъ Финіасъ.

— О, мистеръ Кеннеди! Мистеръ Кеннеди никогда никому ничего не говоритъ. Я сомнѣваюсь, думаетъ ли мистеръ Кеннеди, что женщины понимаютъ значеніе британской конституціи.

— А вы знаете, Вайолетъ? спросила лэди Лора.

— Какъ же! Это свобода ворчать на желѣзный флотъ, на баллотировку, на подати, на пэровъ, на епископовъ — и на все, кромѣ нижней палаты. Вотъ что значитъ британская конституція. Спокойной ночи, мистеръ Финнъ.

— Какая она красавица! сказалъ Финіасъ.

— Да, это правда, отвѣчала лэди Лора.

— И какъ остроумна, граціозна и пріятна. Я не удивляюсь выбору вашего брата.

Надо вспомнить, что это было сказано наканунѣ того дня, когда лордъ Чильтернъ дѣлалъ предложеніе въ третій разъ.

— Бѣдный Освальдъ! онъ еще не знаетъ, что она въ Лондонѣ.

Послѣ этого Финіасъ ушелъ, не желая дождаться возвращенія Кеннеди. Онъ чувствовалъ, что Вайолетъ Эффингамъ какъ разъ вошла въ комнату, чтобы помочь большому затрудненію. Онъ не желалъ говорить о своей любви замужней женщинѣ — женѣ человѣка, который называлъ его своимъ другомъ, — женщинѣ, которая, какъ онъ былъ увѣренъ, отвергнетъ его. Но онъ едвали удержался бы, еслибъ не вошла миссъ Эффингамъ.

Но когда онъ шелъ домой, онъ думалъ болѣе о миссъ Эффингамъ, чѣмъ о Лорѣ, и мнѣ кажется, что голосъ миссъ Эффингамъ столько же успокоилъ его, сколько ласковость лэди Лоры, во всякомъ случаѣ онъ утѣшился.

Глава XXI. Будьте акуратны

Утромъ послѣ его неудачи въ палатѣ, когда Финіасъ читалъ въ «Телеграфѣ» — онъ подписался на «Телеграфъ» не по выбору, а изъ экономіи — слова тѣхъ преній, которыя онъ слышалъ и въ которыхъ ему слѣдовало бы участвовать, ему былъ сдѣланъ очень непріятный визитъ. Было около одиннадцати часовъ и завтракъ еще не былъ убранъ со стола, когда мистриссъ Бёнсъ сказала ему, что внизу какой-то человѣкъ желаетъ его видѣть.

— Какой это человѣкъ, мистриссъ Бёнсъ?

— Не джентльмэнъ, сэръ.

— Онъ сказалъ свое имя?

— Не говоритъ, сэръ, но я знаю, что онъ пришелъ на счетъ денегъ. Я знаю ихъ привычки такъ хорошо. Я прежде гдѣ-то видѣла это лицо.

— Скажите ему, чтобы онъ пришелъ наверхъ, сказахъ Финіасъ.

Онъ хорошо зналъ, по какому дѣлу пришелъ этотъ человѣкъ. Ему нужны были деньги по тому векселю Лоренса Фицджибона, на которомъ подписался Финіасъ. Финіасъ еще не такъ глубоко запутался въ денежныхъ затрудненіяхъ, чтобы находить нужнымъ не принимать своихъ кредиторовъ, и не захотѣлъ сдѣлать этого теперь. Все-таки онъ искренно жалѣлъ, зачѣмъ не ушелъ изъ своей квартиры въ клубъ до прихода этого человѣка. Уже не первый разъ слышалъ онъ объ этомъ векселѣ. Этотъ вексель приносили къ нему мѣсяцъ Тому назадъ, и онъ просто сказалъ молодому человѣку, который приносилъ его, что онъ увидится съ мистеромъ Фицджибономъ и устроитъ это дѣло. Онъ говорилъ своему пріятелю Лоренсу, и Лоренсъ увѣрилъ его, что все будетъ устроено черезъ два дня — или ужъ никакъ не позже, какъ въ концѣ недѣли. Послѣ того онъ примѣчалъ, что его пріятель какъ-то избѣгалъ говорить съ нимъ, когда при томъ не было другихъ. Финіасъ не говорилъ бы о векселѣ, еслибъ онъ и оставался съ Лоренсомъ наединѣ, по онъ угадалъ изъ обращенія своего пріятеля, что это дѣло не устроено. Теперь, безъ сомнѣнія, начнутся серьезныя непріятности.

Посѣтитель былъ низенькій человѣкъ съ сѣдыми волосами, въ бѣломъ галстухѣ, лѣтъ шестидесяти, въ черномъ платьѣ, въ весьма приличной шляпѣ, которую, входя въ комнату, онъ тотчасъ положилъ на ближайшій стулъ. Мистриссъ Бёнсъ справедливо сказала, что онъ не былъ джентльмэнъ и пришелъ за деньгами.

— Насчетъ этого векселя, мистеръ Финнъ, сказалъ гость, вынимая изъ кармана жилета большой кожаный бумажникъ и подходя къ камину: — меня зовутъ Клэрксонъ, мистеръ Финнъ. Я осмѣлюсь присѣсть.

— Сдѣлайте одолженіе, мистеръ Клэрксонъ, сказалъ Финіасъ, вставая и указывая на стулъ.

— Благодарствуйте, мистеръ Финнъ, благодарствуйте. Намъ удобнѣе будетъ сидя говорить о дѣлахъ, не такъ ли?

Затѣмъ этотъ противный старикашка придвинулся ближе къ камину и, разложивъ на колѣняхъ кожаный бумажникъ, началъ перебирать какія-то подозрительныя бумажки, какъ-будто не зналъ навѣрно въ какой части его бумажника лежала бумажка, которую онъ искалъ. Онъ казалось былъ какъ дома и чувствовалъ, что некчему торопиться. Финіасъ тотчасъ его возненавидѣлъ ненавистью совсѣмъ неотносившеюся къ тому эатрудненію, которое навлекъ на него его пріятель Фицджибонъ.

— Вотъ онъ, сказалъ наконецъ Клэрксонъ. — О, Боже, Боже! третье ноября, а теперь у пасъ нартъ! Я не думалъ, что придется такъ плохо — право не думалъ. Это очень плохо, — очень плохо! А парламентскіе должны бы быть акуратнѣе всѣхъ другихъ; неправдали, мистеръ Финнъ?

— Всѣ должны быть акуратны, сказалъ Финіасъ.

— Разумѣется должны, разумѣется должны. Я всегда говорю своимъ: «будьте акуратны и я все сдѣлаю для васъ». Но, мистеръ Финнъ, можетъ быть, вы можете дать мнѣ чекъ на эту сумму?

— Право не могу, мистеръ Клэрксонъ.

— Вы не дадите мнѣ чекъ?

— Честное слово, не могу.

— Это очень плохо — право очень плохо. Стало быть, я долженъ взять половину, а на остальное возобновить, хотя мнѣ это непріятно — право непріятно.

— Я не могу ничего заплатить по этому векселю, мистеръ Клэрксонъ.

— Ничего!

И Клэрксонъ для того, чтобы выразить свое удивленіе, остановилъ свою руку, собиравшуюся поправить уголья въ каминѣ его хозяина.

— Если вы мнѣ позволите, я поправлю огонь, сказалъ Финіасъ, протягивая руку къ кочергѣ.

Но Клэрксонъ любилъ поправлять огонь и не отдалъ кочергу.

— Ничего! повторилъ онъ, держа кочергу дальше отъ Финіаса въ лѣвой рукѣ. — Не говорите этого, мистеръ Финнъ. Пожалуйста не говорите этого. Не принуждайте меня къ строгости. Я не люблю быть строгимъ. Я все сдѣлаю, мистеръ Финнъ, если вы только будете акуратны.

— Дѣло въ томъ, мистеръ Клэрксонъ, что я не получилъ ни одного пенни изъ этого векселя и…

— О, мистеръ Финнъ! о, мистеръ Финнъ! и Клэрксонъ исполнилъ-таки свое желаніе и поправилъ огонь.

— Я не получилъ пи одного пенни изъ этого векселя, продолжалъ Финіасъ. — Разумѣется, я не отрицаю мою отвѣтственность.

— Нѣтъ, мистеръ Финнъ, вы не можете этого отрицать. Вотъ здѣсь стоитъ: Финіасъ Финнъ — а всѣ знаютъ, что вы членъ парламента.

— Я не отрицаю. Но я не имѣлъ причины предполагать, что съ меня будутъ требовать деньги, когда я сдѣлалъ удовольствіе моему другу мистеру Фицджибону, и денегъ самъ не бралъ. Я долженъ видѣться съ нимъ и постараться, чтобы это дѣло было улажено.

У него нѣтъ денегъ, мистеръ Финнъ, вы это знаете такъ же хорошо, какъ и я.

— Я ничего объ этомъ не знаю, мистеръ Клэрксонъ.

О да! мистеръ Финнъ, вы знаете, вы знаете.

— Говорю вамъ, что я ничего не знаю, сказалъ Финіасъ, начиная сердиться.

— Мистеръ Фицджибонъ пріятнѣйшій человѣкъ, неправдали? Я знаю его десять лѣтъ. Кажется, въ эти десять лѣтъ у меня было всегда его имя въ карманѣ. Но, мистеръ Финнъ, я и не взглянулъ бы на этотъ лоскутокъ бумажки, еслибъ на немъ не было вашей подписи. Разумѣется, не взглянулъ бы. Вы только что начинаете, и натурально, вамъ нужна маленькая помощь. Вы всегда найдете меня готовымъ, если только будете акуратны.

— Говорю вамъ опять, сэръ, что я не бралъ ни одного шиллинга изъ этого векселя для себя и что мнѣ не нужна такая помощь.

Тутъ Клэрксонъ кротко улыбнулся.

— Я подписался за моего друга только для того, чтобы сдѣлать ему одолженіе.

— Я люблю ирландцевъ за то, что они такъ дружны между собой, сказалъ Клэрксонъ.

— Только для того, чтобы сдѣлать ему одолженіе, продолжалъ Финіасъ: — я уже сказалъ, что я знаю свою отвѣтственность, но я сказалъ также, что не имѣю средствъ заплатить этотъ вексель.

Я увижусь съ мистеромъ Фицджибономъ и дамъ вамъ знать, что мы намѣрены дѣлать.

Тутъ Финіасъ всталъ съ своего мѣста и взялъ шляпу. Ему пора была идти въ комитетъ, но Клэрксонъ не вставалъ.

— Я боюсь, что долженъ просить васъ оставить меня теперь, мистеръ Кларксонъ, такъ какъ у меня есть дѣло въ парламентѣ.

— Дѣла въ парламентѣ никогда не бываютъ спѣшны, мистеръ Финнъ, сказалъ Кларксонъ. — Это лучшая сторона парламента. Я знаю парламентскихъ больше тридцати лѣтъ. Повѣрите ли вы — въ этомъ бумажникѣ у меня лежало имя перваго министра — лежало, и имя лорда канцлера — лежало, и архіепископа также. Я знаю, каковъ парламентъ, мистеръ Финнъ. Полноте, полноте, не пугайте меня парламентомъ.

Онъ сидѣлъ передъ каминомъ съ раскрытымъ бумажникомъ и Финіасъ не имѣлъ возможности выслать его. Еслибъ Финіасъ могъ заплатить ему деньги по этому векселю, онъ разумѣется ушелъ бы, но такъ какъ денегъ у него не было, то онъ не могъ его выгнать. На лицѣ молодого человѣка была черная туча, а въ сердцѣ гнѣвъ, скорѣе противъ Фицджибона, чѣмъ противъ человѣка, сидѣвшаго передъ нимъ.

— Сэръ, сказалъ онъ: — я непремѣнно долженъ идти. Я обязанъ быть въ парламентѣ въ двѣнадцать часовъ, а теперь уже три-четверти двѣнадцатаго. Я сожалѣю, что ваше свиданіе со мною было такъ неудовлетворительно, но я могу только обѣщать, что увижусь съ мистеромъ Фицджибономъ.

— Когда же мнѣ зайти опять, мистеръ Финнъ?

— Можетъ быть, мнѣ лучше къ вамъ написать, сказалъ Финіасъ.

— О нѣтъ! возразилъ Клэрксонъ: — я предпочитаю зайти. Заходить всегда лучше. Такимъ образомъ мы можемъ понять другъ друга. Позвольте. Не назначить ли мнѣ воскресенье утромъ?

— Право я не могу видѣть васъ въ воскресенье утромъ, мистеръ Клэрксонъ.

— Парламентскіе не очень набожны — особенно католики, замѣтилъ Клэрксонъ.

Я всегда занятъ по воскресеньямъ, сказалъ Финіасъ.

— Ну, въ понедѣльникъ — или во вторникъ. Во вторникъ въ одиннадцать часовъ, и будьте акуратны, мистеръ Финнъ. Я приду во вторникъ утромъ, и тогда навѣрно найду деньги готовыми.

Клэрксонъ медленно сложилъ свои векселя въ бумажникъ, а потомъ, прежде чѣмъ Финіасъ успѣлъ сообразить, что онъ дѣлаетъ, онъ горячо пожималъ руку бѣдному и смущенному члену парламента.

— Только будьте акуратны, мистеръ Финнъ, сказалъ онъ, спускаясь съ лѣстницы.

Было двѣнадцать часовъ и Финіасъ бросился въ кэбъ. Онъ былъ такъ взбѣшенъ и огорченъ, что едва могъ обдумать свое положеніе или то, что ему лучше дѣлать, пока не вошелъ въ комнату комитета и тамъ не могъ думать ни о чемъ другомъ. Онъ намѣревался глубоко погрузиться въ вопросъ о горохѣ; защитники гороха увѣряли, что употребленіе этого овоща спасетъ всю армію и весь флотъ отъ цынги, ревматизма и труднаго пищеваренія, будетъ лучшимъ предохранительнымъ средствомъ противъ тифа и другихъ горячекъ, и будетъ неоцѣненной помощью во всѣхъ болѣзняхъ, которымъ солдаты и моряки особенно подвержены. Горохъ такого сорта росъ въ большомъ количествѣ въ Гольштейнѣ и былъ дешевъ, что была бы большая экономія, но чиновники военнаго и морскаго министерствъ объявили, что горохъ этотъ едвали годился и для свиней. Комитетъ былъ созванъ по предложенію одного господина, принадлежавшаго къ оппозиціи, и Финіаса пригласили какъ независимаго члена. Онъ рѣшился устремить на этотъ вопросъ всѣ свои мысли и дойти до справедливаго рѣшенія. Но, къ несчастью, мысли его были такъ разстроены, что онъ едва понималъ о чемъ шли толки, тѣмъ болѣе, что пренія происходили по-нѣмецки съ переводомъ на англійскій языкъ, такъ какъ свидѣтели, которыхъ допрашивали о качествѣ гороха, были нѣмцы.

Финіасъ цѣлый день не могъ отвлечь свои мысли отъ предмета своего несчастья. Что если этотъ противный человѣкъ бyдетъ ходитъ къ нему разъ и два въ недѣлю? Конечно, онъ былъ ему долженъ, въ этомъ онъ сознавался самому себѣ. Человѣкъ этотъ, безъ сомнѣнія, безчестный плутъ, бравшій огромные проценты, но все-таки Финіасъ поручился на всю сумму. Парламентскія привилегіи не допускали ареста за долги. Омъ думалъ объ этомъ очень часто, но это дѣлало его еще несчастнѣе. Но скажутъ ли, и скажутъ справедливо, что онъ взялъ на себя эту отвѣтственность — отвѣтственность, которой онъ не имѣлъ возможности удовлетворить — потому что онъ разсчитывалъ на парламентскiя привилегіи? Но какую пользу сдѣлаютъ ему эти привилегіи, если этотъ человѣкъ будетъ надоѣдать ему ежечастно? Онъ придетъ къ нему опять черезъ два дня, и когда онъ это сказалъ, Финіасъ не смѣлъ запретить ему. И какъ онъ избавится? Заплатить по векселю онъ рѣшительно не могъ. Человѣкъ этотъ сказалъ ему — и онъ ему вѣрилъ — что уплаты отъ Фицджибона нечего было и ожидать, а между тѣмъ Фицджибонъ былъ сынъ пэра, а онъ, Финіасъ, былъ сынъ только пpoвинціальнаго доктора! Разумѣется, Фицджибонъ долженъ сдѣлать усиліе — какое-нибудь большое усиліе — и устроить это дѣло. Увы, увы! Финіасъ уже на столько зналъ теперь свѣтъ, чтобы чувствовать, что это была тщетная надежда.

Онъ пошелъ изъ комитета въ парламентъ, отобѣдалъ тамъ и оставался до девяти часовъ вечера, но Фицджибонъ не приходилъ. Тогда онъ пошелъ въ клубъ Реформъ, но его и тамъ не было. Mногiе и въ клубѣ и въ парламентѣ говорили съ Финiасомъ о преніяхъ прошлаго вечера, выражая удивленiе, что онъ не говорилъ — и это все болѣе и болѣе огорчало его. Онъ видѣлъ Монка, но Монкъ ходилъ подъ руку съ своимъ товарищемъ Паллизеромъ, и Финіасу показалось что Монкъ кивнулъ ему головою довольно холодно. Можетъ бытъ, это была фантазія, но дѣйствительно Монкъ только кивнулъ ему головой. Онъ хотѣлъ сказать правду Монку, а потомъ, если Монкъ хотѣлъ съ нимъ поссориться, онъ не сдѣлаетъ ни шагу, чтобы возобновить дружбу.

Изъ клуба Реформъ онъ пошелъ въ клубъ Шекспира, къ которму принадлежалъ Фицджибонъ и въ которомъ Финіасъ желалъ сдѣлаться членомъ. Онъ зналъ, что его пріятель отправлялся всегда туда, когда хотѣлъ повеселиться вдоволь. Въ клубѣ Шекспира члены дѣлали что хотѣли. Тамъ не было ни политики, ни моды, ни чопорности, ни правилъ — такъ говорили члены, но это едва-ли было справедливо. Всѣ называли другъ друга по именамъ и члены курили по всему дому. Тѣ, которые не принадлежали къ клубу Шекспира, находили его земнымъ раемъ, а тѣ, которые принадлежали, думали, что это самый пріятный пандемоніумъ. Финіасъ зашелъ въ клубъ Шекспира и ему сказалъ швейцаръ, что Фицджибонъ наверху. Его провели въ пріемную и черезъ пять минутъ его пріятель вышелъ къ нему.

— Я желаю, чтобы вы пошли со мною въ клубъ Реформъ, сказалъ Финіасъ.

— Возможно ли это, любезный другъ, когда я играю въ вистъ?

— Ко мнѣ приходилъ человѣкъ на счетъ этого векселя.

— Какъ! — Клэрксонъ?

— Да, Клэрксонъ.

— Не обращайте на него вниманія.

— Это вздоръ. Какъ я могу не обращать на него вниманія? Онъ опять ко мнѣ придетъ во вторникъ.

— Не принимайте его.

— Какъ же я могу?

— Велите сказать, что васъ нѣтъ дома.

— Онъ назначилъ это время. Онъ сказалъ, что не оставитъ меня въ покоѣ. Онъ меня замучитъ до смерти, если это не устроится.

— Это устроится, любезный другъ, я объ этомъ позабочусь. Я позабочусь и напишу къ вамъ. Вы должны извинить меня теперь, потому что меня ждутъ. Я все устрою.

Опять Финіасъ ушелъ домой, жалѣя, зачѣмъ онъ разстался съ мистеромъ Ло.

Глава XXII. Лэди Бальдокъ дома

Въ половинѣ марта лэди Бальдокъ пріѣхала изъ Бэддингама въ Лондонъ, принужденная сдѣлать это, какъ Вайолетъ объявляла, по желанію ея друзей и родственниковъ вопреки ея собственнымъ вкусамъ. Ея друзья и родственники, такъ увѣряла миссъ Эффингамъ, единогласно желали, чтобы лэди Бальдокъ осталась въ Бэддингамскомъ паркѣ, и такъ какъ это желаніе было нескромно выражено, она подверглась большому неудобству и пріѣхала въ Лондонъ въ мартѣ.

— Густавъ сойдетъ съ ума, сказала Вайолетъ лэди Лорѣ.

Этотъ Густавъ былъ лордъ Бальдокъ. Лэди Бальдокъ, тетка миссъ Эффингамъ, была матерью пэра.

— Зачѣмъ лордъ Бальдокъ не найметъ особый домъ? спросила лэди Лора.

— Развѣ вы не знаете, милая моя, отвѣчала Вайолетъ: — какъ много мы, жители Бэддингама, думаемъ о деньгахъ? Мы не любимъ, чтобы насъ сердили и сводили съ ума, но даже и это лучше, чѣмъ содержать два хозяйства.

Для Вайолетъ ранній пріѣздъ лэди Больдокъ былъ очень непріятенъ, потому что она такимъ образомъ была принуждена переѣхать съ Гросвенерской площади въ домъ лэди Бальдокъ на Баркелейскій сквэръ.

«Такъ какъ ты любишь жить въ Лондонѣ, Августа, и я рѣшились пріѣхать до Пасхи» написала къ ней лэди Бальдокъ.

— Теперь я переѣду къ ней, сказала Вайолетъ своей пріятельницѣ: — потому что я еще не совсѣмъ рѣшила, что сдѣлаю потомъ.

— Выходите за Освальда и вы будете сама себѣ госпожа.

— Я намѣрена бить сама себѣ госпожа, не выходя за Освальда, хотя теперь еще не совсѣмъ ясно вижу, какъ я сдѣлаю это. Мнѣ кажется, я найму себѣ особо небольшой домикъ, и пусть свѣтъ говоритъ, что хочетъ. Я полагаю, меня не могутъ объявить сумасшедшей.

— Желала бы я, чтобъ попробовали, сказала лэди Лора.

— Мнѣ не могутъ помѣшать никакимъ другимъ образомъ, но теперь я еще не совсѣмъ придумала и послушно переѣзжаю къ теткѣ.

Миссъ Эффингамъ переѣхала на Беркелейскій сквэръ, и Финіасъ Финнъ былъ представленъ лэди Бальдокъ. Онъ часто бывалъ на Гросвенорской площади и часто видѣлъ Вайолетъ. Кеннеди давалъ періодическіе обѣды — разъ въ недѣлю — и Финіасъ обѣдалъ у него не разъ. Онъ часто обѣдалъ въ гостяхъ и его любили приглашать на обѣды. Онъ могъ разговаривать, когда было нужно, и разговаривалъ не слишкомъ много, былъ пріятенъ обращеніемъ и наружностью, и уже достигъ до нѣкотораго признаннаго положенія въ лондонской жизни. Изъ тѣхъ, кто зналъ его коротко, почти никому не было извѣстно откуда онъ, кто его родители и какими средствами онъ живетъ. Онъ былъ членъ парламента, другъ Кеннеди, мужа и жены, коротокъ съ Монкомъ, хотя ирландецъ, не братался съ другими ирландцами, и былъ именно человѣкъ такого рода, котораго было пріятно имѣть въ домѣ. Нѣкоторые говорили, что онъ кузенъ лорда Брентфорда, а другіе увѣряли, что онъ пріятель съ дѣтства лорда Чильтерна. Какъ бы то ни било, онъ пріобрѣлъ себѣ положеніе и даже лэди Бальдокъ пригласила его къ себѣ.

Лэди Бальдокъ давала вечера. Къ ней пріѣзжали съ тѣмъ, чтобы постоять въ комнатѣ и на лѣстницѣ, поговорить другъ съ другомъ полчаса и уѣхать. Въ мартѣ тѣсноты большой не было, но все таки набиралось довольно, чтобы показать, что лэди Бальдокъ имѣла успѣхъ. Зачѣмъ ѣздили къ лэди Бальдокъ, я объяснить не могу, но есть дома, куда ѣздятъ безъ всякой причины. Финіасъ получилъ пригласительный билетъ бывать тамъ и бывалъ.

— Мнѣ кажется, вамъ нравится мой другъ мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора миссъ Эффингамъ послѣ первыхъ изъ этихъ вечеровъ.

— Да, онъ мнѣ рѣшительно нравится.

— И мнѣ также, но я не думаю, чтобы вы пристрастилисъ къ нему.

— Я право не знаю, что вы подразумѣваете подъ словомъ пристраститься, сказала Вайолетъ: — я не люблю, когда мнѣ говорятъ, что я пристрастилась къ молодому человѣку.

— Я не имѣла намѣренія васъ оскорбитъ, душа моя.

— Разумѣется. Но надо сказать по правдѣ, мнѣ кажется, что я дѣйствительно къ нему пристрастилась. Въ мемъ всего есть достаточно, но не слишкомъ много. Я не говорю матеріально — объ его ростѣ, но Обь его умственныхъ принадлежностяхъ. Я ненавижу дурака, который не умѣетъ говорить со мной, я умника, который заговоритъ меня до смерти. Я не люблю человѣка, который слишкомъ лѣнивъ для того, чтобы сдѣлать усиліе блистать, но особенно непріятенъ мнѣ человѣкъ, который всегда стремится къ эффектамъ. Я гнушаюсь смиренными мужчинами, но люблю примѣчать, что мужчина признаетъ превосходство моего пола, молодости и тому подобнаго.

— Вы любите, чтобы вамъ льстили безъ прямой лести?

— Разумѣется. Мужчину моложе семидесяти лѣтъ, который скажетъ мнѣ, что я хороша, слѣдуетъ выгнать ивъ комнаты, во мужчина, который не умѣетъ показать мнѣ, что онъ думаетъ это, не говоря ни слова, олухъ. А во всѣхъ этихъ вещахъ другъ вашъ мистеръ Финнъ, кажется, знаетъ толкъ. Другими словами, онъ умѣетъ сдѣлать себя пріятнымъ, и слѣдовательно, пріятно видѣть его.

— Я полагаю, вы не имѣете намѣренія въ него влюбиться?

— Нѣтъ, сколько мнѣ извѣстно, душа моя. Но когда это Сдѣлаю, я непремѣнно увѣдомлю васъ.

Я боюсь, что въ послѣднемъ вопросѣ лэди Лоры было гораздо болѣе серьёзности, чѣмъ предполагала миссъ Эффингамъ. Лэди Лора безпрестанно повторяла себѣ, что она никогда не была влюблена въ Фнніаса Финна. Она сознавалась сама себѣ, прежде чѣмъ Кеннеди сдѣлалъ ей предложеніе, что опасность была — что она полюбила бы этого человѣка, еслибъ такая любовь не была для нея гибельна — что такая романическая страсть была бы для нея пріятна. Она зашла далѣе и говорила себѣ, что она была бы готова принять такую любовь, еслибъ ея великодушіе къ брату не лишило ее возможности выйти за человѣка бѣднаго. Потомъ она бросила въ сторону такія вещи и рѣшила, что ея жизнь должна быть дѣловою. Разумѣется, она не можетъ выйти за Финна, зная, что у нихъ обоихъ нѣтъ ни шиллинга. Изъ всѣхъ людей на свѣтѣ она болѣе уважала Кеннеди, а когда эти мысли пробѣгали въ головѣ ея, она была увѣрена, что онъ будетъ за нее свататься. Еслибы она не рѣшилась принять его предложеніе, она не поѣхала бы въ Лофлинтеръ. Отложивъ въ сторону всякую романическую страсть, не согласовавшуюся съ ея жизнью, она думала, что можетъ исполнять обязанности жены Кеннеди. Она хотѣла пріучить себя любить его. Во всякомъ случаѣ она такъ была увѣрена въ своемъ сердцѣ, что хотѣла никогда не заставить мужа сожалѣть о томъ довѣріи, которое онъ оказалъ ей. А между тѣмъ сердце ея сжималось, когда она думала, что Финіасъ Финнъ начинаетъ привязываться къ Вайолетъ Эффингамъ.

На второй вечеръ лэди Бальдокъ Финіасъ пришелъ къ ней около одиннадцати часовъ. Въ это время онъ имѣлъ уже три свиданія съ Клэрксономъ и никакъ не могъ добиться утѣшительнаго слова отъ Лоренса Фицджибона насчетъ векселя. Теперь дѣлалось довольно ясно, что Лоренсъ полагался на парламентскія привилегіи.

— Любезный другъ, сказалъ Лоренсъ Финіасу: — Клэрксонъ почти жилъ въ моихъ комнатахъ. Онъ выпивалъ у меня каждый день бутылку хереса. Я только заботился о томъ, чтобы мнѣ самому не жить въ это время въ своихъ комнатахъ. Если вы хотите, я пришлю вамъ хересъ.

Это было очень непріятно и Финіасъ старался поссориться съ своимъ другомъ, но онъ увидалъ, что съ Лоренсомъ Флиджибономъ поссориться было трудно. Хотя съ этой стороны Финіасъ былъ очень несчастенъ, съ другой онъ получилъ большое утѣшеніе. Онъ былъ съ Монкомъ дружнѣе прежняго.

То, что Тёрнбёлль говорилъ обо мнѣ въ парламентѣ, сказалъ Монкъ смѣясь: — и онъ и я понимаемъ прекрасно. Хотѣлось бы мнѣ видѣть васъ говорящимъ рѣчь, но можетъ быть лучше, что вы отложили. Послѣ Пасхи вамъ встрѣтится много удобныхъ случаевъ.

Финіасъ объяснилъ, какъ онъ пытался, какъ ему неудалось, какъ онъ страдалъ — и Монкъ очень великодушно выразилъ свое сочувствіе.

— Я все это понимаю, сказалъ онъ: — и самъ все это перенесъ. Чѣмъ болѣе уваженія чувствуете вы къ парламенту, тѣмъ болѣе удовольствія получите, когда заговорите, преодолѣвъ всѣ затрудненія.

Прежде всѣхъ у лэди Бальдокъ заговорила съ Финіасомъ миссъ Фицджибонъ, сестра Лоренса. Аспазія Фицджибонъ крѣпко любила деньги, и такъ какъ она сверхъ того была очень скромная старая дѣвица, то лэди Бальдокъ охотно принимала ее, несмотря на извѣстныя беззаконія ея родственниковъ.

— Мистеръ Финнъ, сказала Аспазія Фицджибонъ: — какъ вы поживаете? Я хочу сказать вамъ нѣсколько словъ. Подите-ка сюда въ уголокъ.

Финіасъ, не зная какъ ему ускользнуть, удалился въ уголъ съ миссъ Фицджибонъ.

— Скажите-ка мнѣ, мистеръ Финнъ, вѣдь вы давали денегъ Лоренсу?

— Нѣтъ, я денегъ не давалъ ему, сказалъ Финіасъ, очень удивленный этимъ вопросомъ.

— И не давайте. Послушайтесь моего совѣта, не давайте. Въ другихъ отношеніяхъ Лоренсъ добрѣйшее существо на свѣтѣ, но насчетъ денегъ предурной. Вы съ нимъ не въ ладахъ?

— Зачѣмъ вы спрашиваете объ этомъ?

— Не въ ладахъ? Боже, Боже! никогда не видала такого человѣка какъ Лоренсъ — никогда. На вашемъ мѣстѣ я не стала бъ больше дѣлать этого никогда, вотъ и все.

Тутъ массъ Фацджибонъ вышла изъ угла, а Финіасъ немедленно подошелъ къ миссъ Эффингамъ.

— Я не знала, сказала Вайолетъ: — что вы съ божественной Аспазіей такіе тѣсные союзники.

— Мы нѣжнѣйшіе друзья на свѣтѣ, только теперь она порядкомъ напугала меня.

— Можно узнать, какъ она сдѣлала это? спросила Вайолетъ.

— Нѣтъ, даже вы, миссъ Эффингамъ, не можете узнать, это глубочайшая тайна — дѣйствительно тайна, касающаяся третьяго лица, а она начала разговаривать объ этомъ, какъ будто о погодѣ!

— Какъ это восхитительно! Мнѣ такъ она нравится! Вы слышали, что мистеръ Рэтлеръ сватался за нея недавно?

— Нѣтъ.

— Сватался — по-крайней-мѣрѣ она разсказываетъ всѣмъ. Она говоритъ, что вышла бы за него, еслибъ онъ обѣщалъ удвоить жалованье ея брату.

— Она говорила вамъ?

— Нѣтъ, не мнѣ. Разумѣется, я этому не вѣрю. Я полагаю, что Баррингтонъ Ирль выдумалъ эту исторію. Вы уѣзжаете изъ Лондона на будущей недѣлѣ, мистеръ Финнъ?

Слѣдующая недѣля была Пасха.

— Я слышала, что вы ѣдете въ Нортэмптонширъ.

— Отъ лэди Лоры?

— Да — отъ лэди Лоры.

— Я намѣренъ провести три дня у лорда Чильтерна въ Уиллингфордѣ. Я давно обѣщалъ. Я буду ѣздить на его лошадяхъ, то-есть если буду въ состояніи.

— Будьте осторожны, мистеръ Финнъ; говорятъ, что его лошади такъ опасны! Лордъ Чильтернъ ѣздитъ на такихъ лошадяхъ, на какихъ никто другой не можетъ усидѣть. Онъ всегда таковъ. Онъ такой странный, неправдали?

Финіасъ разумѣется зналъ, что лордъ Чильтернъ дѣлалъ нѣсколько разъ предложеніе Вайолетъ Эффингамъ, — и думалъ, что, по своей короткости съ лэди Лорой, она должна знать, что ему это извѣстно. Онъ слышалъ также, какъ лэди Лора выражала очень сильное желаніе, чтобы, несмотря на эти отказы, Вайолетъ могла сдѣлаться женою ея брата. И Финіасъ зналъ также, что Вайолетъ Эффингамъ дѣлалась, по его мнѣнію, самой очаровательной женщиной изъ всѣхъ ему извѣстныхъ. Какъ онъ долженъ былъ говорить съ ней о лордѣ Чильтернѣ?

— Онъ страненъ, сказалъ Финіасъ: — но славный человѣкъ; отецъ совершенно его не понимаетъ.

— Именно — справедливо; я такъ рада слышать это отъ васъ, такъ какъ вы никогда не имѣли несчастья попадать въ дурной кругъ. Зачѣмъ вы не скажете лорду Брентфорду? Лордъ Брентфордъ васъ послушаетъ.

— Меня?

— Да — разумѣется послушаетъ; вы именно то звѣно, котораго недостаетъ. Вы короткій пріятель лорда Чильтерна, но вы также и другъ министра.

— Лордъ Брентфордъ сейчасъ заставитъ меня замолчать, если я заговорю съ нимъ о подобномъ предметѣ.

— А я увѣрена, что онъ не заставитъ. Ни одному человѣку не можетъ быть непріятно слышать похвалы о своемъ сынѣ отъ тѣхъ, кого хвалятъ другіе. Почему бы вамъ не попытаться, мистеръ Финнъ?

Финіасъ сказалъ, что онъ подумаетъ объ этомъ, — что онъ постарается, если представится удобный случай.

— Разумѣется, вамъ извѣстно какъ я была коротка съ Стэндишами, сказала Вайолетъ: — Лора для меня сестра, а Освальдъ былъ почти братомъ.

— Зачѣмъ вы сами не поговорите съ лордомъ Брентфордомъ? Вы его фаворитка.

— На это есть причины, мистеръ Финнъ. Притомъ, какъ можетъ дѣвушка сказать, что она знаетъ характеръ мужчины? Вы можете жить съ лордомъ Чильтерномъ и видѣть каковъ онъ, знать его мысли, разобрать что въ немъ есть хорошаго и что дурнаго. А какъ же дѣвушка можетъ знать жизнь мужчины?

— Если я могу сдѣлать что-нибудь, миссъ Эффингамъ, я сдѣлаю, сказалъ Финіасъ.

— И мы всѣ будемъ вамъ такъ благодарны, отвѣчала Вайолетъ съ самой нѣжной улыбкой.

Финіасъ послѣ этого разговора стоялъ нѣсколько времени одинъ, думая объ этомъ. Оттого ли она говорила съ нимъ такимъ образомъ о лордѣ Чильтернѣ, что любила его, или оттого, что не любила? А пріятные отзывы, сорвавшіеся съ губъ ея о немъ — о немъ, Финіасѣ Финнѣ — происходили ли отъ начинающаго пристрастія къ нему, или нѣтъ? Имѣлъ ли онъ причины утѣшаться или отчаяваться тѣмъ, что произошло? Для воображенія ею казалось невозможно, чтобы Вайолетъ Эффингамъ полюбила такую ничтожность какъ онъ. А между тѣмъ онъ имѣлъ ясное доказательство, что стоя такъ высоко, какъ стояла Вайолетъ Эффингамъ, она охотно полюбила бы его, еслибъ послѣдовала внушеніямъ своего сердца. Онъ дрожалъ, когда рѣшился признаться въ своей страсти лэди Лорѣ, — боясь, что она будетъ презирать его за самонадѣянность. Но причины такого опасенія не было. Онъ признался въ своей любви, а лэди Лора не сочла его самонадѣяннымъ. Этому минулъ цѣлый вѣкъ — это было восемь мѣсяцевъ тому назадъ — и послѣ уже того лэди Лора сдѣлалась замужней женщиной. Послѣ того онъ до такой степени прельстился очарованіями Вайолетъ Эффингамъ, что рѣшилъ съ суровымъ приличіемъ, что страсть къ замужней женщинѣ безславна. Подобная любовь была сама по себѣ грѣшна, даже еслибы сопровождалась самой строгой сдержанностью и самымъ суровымъ приличіемъ въ поведеніи. Нѣтъ, лэди Лора поступила благоразумно, сдержавъ возрастающее чувство пристрастія, въ которомъ она сознавалась, а теперь, когда она была замужемъ, онъ будетъ также благоразуменъ какъ и она. Для него было ясно, что относительно своего собственнаго сердца путь для него былъ открытъ къ новому предпріятію. Но что если ему опять неудастся, и ему скажетъ Вайолетъ, когда онъ признается ей въ своей любви, что она только что дала слово лорду Чильтерну?

— О чемъ это вы разговаривали съ Вайолетъ съ такимъ жаромъ? спросила лэди Лора съ улыбкой.

— Мы говорили о вашемъ братѣ.

— Вѣдь вы ѣдете къ нему?

Да, я уѣду изъ Лондона вечеромъ въ воскресенье; — но только на день или на два.

— Какъ вы думаете, можетъ онъ имѣть успѣхъ?

Насчетъ чего? Насчетъ миссъ Эффингамъ?

— Да, Вайолетъ. Иногда мнѣ кажется, что она любитъ его.

— Какъ могу я сказать? Въ такомъ дѣлѣ вы можете лучше судить чѣмъ я. Женщина относительно другой женщины можетъ провести черту между любовью и дружбой. Конечно, ей нравятся лордъ Чильтернъ.

— О, я думаю, что она любитъ его. Право я думаю, но она его боится. Она не совсѣмъ понимаетъ, сколько нѣжности таится подъ этимъ притворнымъ свирѣпствомъ. Освальдъ такой странный, такой неблагоразумный, такъ безтактный, что хотя онъ любитъ ее больше всѣхъ на свѣтѣ, онъ не пожертвуетъ даже оборотомъ слова, чтобы пріобрѣсти ея любовь. Скажите ему, что въ глубинѣ сердца онъ ей правится. Вы говорите, что одна женщина знаетъ другую, а я увѣрена, что онъ пріобрѣтетъ ея любовь, если будетъ только кротокъ съ нею.

Потомъ опять, прежде чѣмъ они разстались, лэди Лора сказала ему, что этотъ бракъ составляетъ самое дорогое желаніе ея сердца, и что признательность ея будетъ безконечна, если Финіасъ станетъ способствовать къ этому.

Все это опять сдѣлало несчастнымъ нашего героя.

Глава XXIII. Воскресенье на Гросвенорской площади

Кеннеди былъ самый внимательный членъ парламента и очень акуратный человѣкъ относительно правилъ и часовъ въ его домѣ, но онъ любилъ, чтобы и жена его была такъ же акуратна, какъ онъ. Лэди Лора, выходя за него, твердо рѣшилась исполнять свою обязанность къ нему во всѣхъ отношеніяхъ, даже хотя эти отношенія могли быть иногда непріятны, — и можетъ быть точнѣе исполняла это, нежели чѣмъ исполняла бы это, еслибъ любила его сердечно, — но можетъ быть не такъ любила акуратность, какъ ея мужъ, — и теперь уже нѣкоторыя его привычки сдѣлались для нея стѣснительны. Онъ всегда читалъ молитвы въ девять часовъ, завтракалъ четверть десятаго, какъ бы поздно ни легъ наканунѣ. Послѣ завтрака онъ распечатывалъ письма въ кабинетѣ, но любилъ, чтобы жена была съ нимъ, и разсуждалъ съ нею о содержаніи этихъ писемъ. Его домашній секретарь сидѣлъ въ другой комнатѣ, но онъ думалъ, что все должно быть сообщаемо секретарю черезъ его жену. Онъ требовалъ, чтобы она сама повѣряла счеты ихъ домашнихъ расходовъ, и позаботился научить ее какой-то прекрасной методѣ вести счетныя книги. Онъ предписалъ ей нѣкоторый курсъ чтенія, — что было Довольно пріятно: дамы любятъ получать такія предписанія; но Кеннеди казалось ожидалъ, что жена его будетъ читать назначенныя имъ книги, и еще хуже, онъ думалъ, что она будетъ читать ихъ въ то время, какое онъ назначилъ для этого. Это я нахожу тиранствомъ. Потомъ воскресенья сдѣлались очень скучны для лэди Лоры. Она пріучилась считать своей обязанностью ходить въ церковь два раза, и хотя въ домѣ ея отца это никогда не наблюдалось очень строго, она рѣшилась дѣлать это охотно. Но Кеннеди ожидалъ также, что она будетъ съ нимъ обѣдать вдвоемъ по воскресеньямъ и что вечеромъ у нихъ не будетъ гостей. Это требованіе было впрочемъ не очень строго, но лэди Лора находила, что оно вредно дѣйствуетъ на ея спокойствіе. Воскресенья были очень для нея скучны и заставляли ее чувствовать, что ея властелинъ и повелитель былъ настоящимъ властелиномъ и повелителемъ. Она дѣлала было усилія, чтобы избавиться этого, но усилiя ея были напрасны. Онъ никогда не говорилъ ей сердитаго слова, онъ никогда не отдавалъ ей строгаго приказанія, но у него была своя манера. Я не скажу, чтобы читать романы по воскресеньямъ было грѣшно, сказалъ онъ: — но мы должны согласиться, что мнѣнiя на этотъ счетъ разногласны, и что многіе изъ лучшихъ людей возстаютъ противъ подобнаго занятія по воскресеньямъ и что воздержаться отъ этого будетъ безопасно.

Такимъ образомъ романы были отложены и длинный воскресный вечеръ сдѣлался камнемъ преткновенія для лэди Лоры.

Сверхъ того, эти два часа съ мужемъ по утрамъ сдѣлались для нея очень утомительны. Сначала она объявила, что ея величайшимъ честолюбіемъ будетъ помогать муку въ его трудахъ, и она читала всѣ письма отъ Мэк-Нобеовъ и Мэк-Файсовъ, просившихъ мѣстъ мѣрщиковъ и таможенныхъ смотрителей, съ притворнымъ интересомъ. Но работа эта очень скоро надоѣла ей. Ея быстрый умъ скоро распозналъ, что она ничего тутъ не дѣлаетъ. Это все были только формы и пустословія и притязанія на дѣло. Мужъ ея исполнялъ все это съ чрезвычайнымъ терпѣніемъ, читалъ каждое слово, отдавалъ приказанія относительно малѣйшихъ подробностей и добросовѣстно дѣлалъ то, зa что взялся. Но лэди Лорѣ хотѣлось бы вмѣшиваться въ политику, разсуждать о билляхъ, помогать сажать па мѣсто мистера такого-то и сталкивать съ мѣста лорда такого-то. Для чего должна она терять время на то, что молодой человѣкъ въ смежной комнатѣ, называемый домашнимъ секретаремъ, могъ исполнять такъ же хорошо, какъ и она?

Все-таки она повиновалась. Какъ ни трудна была ея задача, она повиновалась. Если мужъ совѣтовалъ ей сдѣлать то и то, она слѣдовала его совѣту — потому что она такъ много была ему обязана. Если она приняла половину всего его богатства не любя его, она тѣмъ болѣе была ему обязана. Но она знала — она не могла этого не знать — что умъ ея былъ блестящѣе, чѣмъ у него, и не было ли для нея возможности руководить имъ? Она сдѣлала усилія руководить имъ и узнала, что онъ упрямъ какъ быкъ. Кеннеди былъ, можетъ быть, человѣкъ не даровитый, но онъ умѣлъ поступать по-своему и намѣревался этого держаться.

— У меня болитъ голова, Робертъ, сказала она ему въ одно воскресенье послѣ второго завтрака: — мнѣ кажется, я сегодня не пойду въ церковь.

— Надѣюсь, что это не серьезно?

— О, нѣтъ! Ты знаешь, что при головной боли лучше всего сидѣть спокойно на креслѣ.

— Я въ этомъ не увѣренъ, сказалъ Кеннеди.

— Если пойду въ церковь, я не буду слушать службы, сказала лэди Лора.

— Свѣжій воздухъ сдѣлаетъ тебѣ пользу болѣе всего другого и мы можемъ пройти пѣшкомъ черезъ паркъ.

— Благодарю; я не хочу выходить сегодня.

Она сказала это нѣсколько сердито и Кеннеди пошелъ въ церковь одинъ.

Когда лэди Лора осталась одна, она начала думать о своемъ положеніи. Она была замужемъ не болѣе пяти мѣсяцевъ, и ей начинала надоѣдать очень ея жизнь. Не начиналъ ли ей также надоѣдать ея мужъ? Она два раза говорила Финіасу Финну, что она болѣе всѣхъ людей на свѣтѣ уважала Кеннеди. Она и теперь уважала его не менѣе. Она не знала ни одного пункта, въ которомъ онъ не исполнялъ бы акуратно своей обязанности. Но нельзя жить счастливо другъ съ другомъ — даже съ братомъ, сестрой и другомъ — только однимъ уваженіемъ. Всѣ добродѣтели на свѣтѣ, хотя онѣ существовали бы на каждой сторонѣ, не сдѣлаютъ мужчину и женщину счастливыми, если между ними нѣтъ сочувствія. Лэди Лора начинала находить, что между нею и мужемъ былъ недостатокъ сочувствія.

Она думала объ этом до-тѣхъ-поръ, пока ей надоѣло объ этомъ думать, и тогда, желая развлечь свои мысли, она взяла книгу, лежавшую у нея подъ рукой. Это былъ новый романъ, который она читала наканунѣ, и теперь, не думая объ этомъ, она продолжала его читать. Потомъ къ ней, безъ сомнѣнія, пришла смутная мысль, что такъ какъ она освободилась отъ вторичной поѣздки въ церковь подъ предлогомъ головной боли, то подъ тѣмъ же самымъ предлогомъ она могла освободиться отъ другихъ воскресныхъ занятій. Когда ребенокъ боленъ, ему даютъ поджареный хлѣбъ съ масломъ и книгу съ картинками вмѣсто хлѣба съ молокомъ и уроковъ. Такимъ образомъ лэди Лора сочла себя въ правѣ читать романъ.

Когда она читала его, постучались въ дверь и вошелъ Баррингтонъ Ирль. Кеннеди не отдавалъ приказаній противъ воскресныхъ посѣтителей, но просто сказалъ, что визиты въ воскресенье не по его вкусу. Баррингтонъ однако былъ кузенъ лэди Лоры, и люди должны быть очень строги, если не могутъ видѣть своихъ кузеновъ по воскресеньямъ. Головная боль лэди Лоры скоро совсѣмъ прошла въ одушевленіи разсужденія о новомъ биллѣ съ секретаремъ перваго министра; она встала съ кресла и стояла у стола съ романомъ въ рукахъ, протестуя противъ этого, опровергая то, выражая безграничное довѣріе къ Монку, сильно нападая на Тёрнбёлля, когда мужъ ея вернулся изъ церкви и вошелъ въ гостиную. Лэди Лора забыла совершенно о своей головной боли, а въ характерѣ ея вовсе не было того лицемѣрія, которое могло бы научить ее умѣрить свои политическія чувства при возвращеніи ея мужа.

— Я объявляю, сказала она: — что мистеръ Тёрнбёлль теперь будетъ противиться мѣрамъ правительства, потому что онъ не можетъ поступить по-своему во всемъ; я не стану болѣе довѣрять человѣку, который называетъ себя популярнымъ предводителемъ партіи.

— И не слѣдуетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

— Это все очень хорошо для васъ, Баррингтонъ, вы аристократическій вигъ старой оффиціальной школы и называетесь либераломъ только потому, что Фоксъ былъ либералъ сто лѣтъ тому назадъ. А я предана этому всѣмъ сердцемъ.

— Сердце никогда не должно имѣть отношенія къ политикѣ, неправдали? обратился Ирль къ Кеннеди.

Кеннеди не хотѣлось разсуждать объ этомъ въ воскресенье и онъ не желалъ говорить при Баррингтонѣ Ирлѣ, что находитъ это дурнымъ. Притомъ, онъ желалъ обращаться съ женой какъ съ больною — чтобы она была этимъ, такъ сказать, наказана; но онъ не желалъ сдѣлать это такимъ образомъ, чтобъ Баррингтонъ зналъ о наказаніи.

— Лорѣ лучше бы не тревожить себя этимъ теперь, сказалъ онъ.

— Какъ же можно запретить себѣ тревожиться? сказала лэди Лора смѣясь.

— Хорошо, хорошо; теперь мы не будемъ говорить объ этомъ, сказалъ Кеннеди, входя.

Потомъ онъ взялъ романъ, который лэди Лора только что положила, и взглянувъ на него, отнесъ его па полку, которая стояла довольно далеко. Лэди Лора смотрѣла какъ онъ дѣлалъ это, и всѣ мысли ея мужа сдѣлались для нея открыты тотчасъ. Она пожалѣла о романѣ, пожалѣла также и о политическомъ разговорѣ. Вскорѣ послѣ это Баррингтонъ Ирль ушелъ и мужъ съ женой остались вдвоемъ.

— Я радъ, что твоей головѣ гораздо лучше, сказалъ онъ.

Онъ не имѣлъ намѣренія быть строгимъ, но говорилъ съ серьёзностью, которая доходила почти до строгости.

— Да, лучше, сказала она: — приходъ Баррингтона развлекъ меня.

— Мнѣ очень жаль, что тебѣ было нужно развлеченіе.

— Развѣ ты не знаешь, что я хочу сказать, Робертъ?

— Нѣтъ, кажется, не знаю.

— Я полагаю, что твоя голова крѣпче. Ты не имѣешь этого чувства безпомощнаго безсилія мозга, который почти доходитъ до головной боли — и также непріятно.

— Безсиліе мозга можетъ быть хуже головной боли, но я не думаю, чтобы оно могло произвести ее.

— Ну я не знаю, какъ это объяснить.

— Головная боль, я думаю, происходитъ отъ желудка, даже когда первоначально ее порождаетъ нервное разстройство, но безсиліе мозга…

— О, Робертъ! мнѣ такъ жаль, Что я употребила это слово!

— Я вижу, что это не помѣшало тебѣ читать, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Читать такія вещи, я не годилась ни на что лучше.

Настало новое молчаніе.

— Я не стану опровергать, что это можетъ быть предразсудокъ, скaзалъ онъ: — но признаюсь, чтеніе романовъ въ моемъ домѣ по воскресеньямъ огорчаетъ меня. Идеи моей матери на этотъ счетъ очень строги, а я не могу думать, чтобы сынъ дурно поступалъ, слѣдуя урокамъ своей матери.

Это онъ сказалъ самымъ серьезнымъ тономъ, какой только могъ принять.

— Я не знаю, зачѣмъ я взяла эту книгу, сказала лэди Лора. — Просто потому, я думаю, что она лежала тутъ. Впередъ я буду этого избѣгать.

— Избѣгай, душа моя, сказалъ мужъ. — Я буду обязанъ и признателенъ тебѣ, если ты станешь помнить, что я сказалъ.

Тутъ онъ оставилъ ее и она сидѣла одна, сперва въ сумеркахъ, а потомъ въ темнотѣ, два часа, не дѣлая ничего. Какую жизнь доставила она себѣ, вступивъ въ супружество съ мистеромъ Кеннеди лофлинтерскимъ? Если эта жизнь была скучна и нестерпима въ Лондонѣ, какова же она будетъ въ деревнѣ?

Глава ХХІV. Уиллингфордъ-Белль

Финіасъ уѣхалъ изъ Лондона съ вечернимъ поѣздомъ въ Свѣтлое Воскресенье и пріѣхалъ въ Уиллингфордъ въ половинѣ перваго по полуночи. Лордъ Чильтернъ не спалъ и ждалъ его; ужинъ стоялъ на столѣ. Уиллингфордъ-Бёлль была гостинница стариннаго сорта, которая при устройствѣ желѣзныхъ дорогъ занялась новыхъ ремесломъ, сдѣлавшись пріютомъ для охотниковъ. Трактирщикъ отдавалъ напрокатъ лошадей, держалъ стойла для охотниковъ и домъ его былъ полонъ отъ начало ноября до половины апрѣля. Лѣтомъ онъ становился пустыней и тамъ не видать было гостей до-тѣхъ-поръ, пока охотники опять не появлялись въ графствѣ.

— Сколько дней намѣрены вы дать намъ? спросилъ лордъ Чильтернъ, кладя на тарелку своего пріятеля ногу индѣйки.

— Я долженъ воротиться въ среду, сказалъ Финіасъ.

— To-есть въ среду вечеромъ? Я скажу вамъ, что мы сдѣлаемъ. Завтра мы будемъ въ Коттесморѣ. Во вторникъ поѣдемъ въ Тэльби, а въ среду въ Фицуильямъ. Намъ недостанетъ лошадей.

— Пожалуйста не стѣсняйтесь мною. Вѣрно я могу нанять лошадь здѣсь гдѣ-нибудь.

— Я нисколько вами не стѣсняюсь. У насъ будутъ три лошади каждый день, кому посчастливится изъ насъ. Лошади отправлены въ Эмпингамъ. Тельби довольно далеко — въ Сомерби, но мы ужъ это устроимъ. Если ужъ будетъ необходимо, мы можемъ воротиться въ Стэмфордъ по желѣзной дорогѣ. Если отправимся завтра въ половинѣ десятаго, мы поспѣемъ вовремя. Вы поѣдете на Мэг-Меррилесъ, а если она васъ не повезетъ, вы можете застрѣлить ее.

— Это лошадь горячая?

Она тяжела, если вы станете тяжело налегать на нее, но не натягивайте поводья и она полетитъ какъ текущая вода. Теперь скажите мнѣ, что вы пьете?

Они просидѣли половину ночи, куря и разговаривая, и Финіасъ узналъ болѣе о лордѣ Чильтернѣ, чѣмъ зналъ когда-либо прежде. Передъ ними стоялъ грогъ, но никто изъ нихъ не пилъ. Возлѣ лорда Чильтерна стояла впрочемъ кружка съ пивомъ, изъ которой онъ прихлебывалъ по временамъ.

— Я принялся за пиво, сказалъ онъ: — это самый лучшій напитокъ. Когда человѣкъ охотится шесть дней въ недѣлю, онъ можетъ пить пиво. Я пью три кружки въ день, это немного.

— И вы не пьете ничего другого?

— Ничего, когда я одинъ — только немного вишневой водки, когда я охочусь. Я никогда не любилъ пить — никогда. Я люблю сильныя ощущенія, но могу завтра же оставить пить безъ борьбы, еслибъ захотѣлъ рѣшиться на это. То же самое и съ картами. Я теперь не играю, потому что у меня нѣтъ денегъ; по признаюсь, я люблю играть больше всего на свѣтѣ. Въ игрѣ есть жизнь.

Вамъ бы слѣдовало заняться политикой, Чильтернъ.

Я занялся бы, но отецъ не хочетъ мнѣ помочь. Лучше не будемъ говорить объ этомъ. Какъ живетъ Лора съ своимъ мужемъ?

— Кажется, очень счастливо.

Я этому не вѣрю, сказалъ лордъ Чильтернъ: — ея характеръ слишкомъ похожъ на мой для того, чтобы она могла быть счастлива съ такимъ чурбаномъ, какъ Робертъ Кеннеди. Это такіе люди какъ онъ заставили меня возненавидѣть приличную жизнь. Если это приличіе, я предпочитаю вести себя неприлично. Помяните мои слова, они дойдутъ до непріятностей. Она никогда не будетъ въ состояніи выдержать этого.

— Мнѣ кажется, она поступаетъ во всемъ какъ хочетъ, сказалъ Финіасъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! Хотя онъ педантъ, онъ мужчина, и ей не легко будетъ управлять имъ.

— Но она можетъ нѣсколько нагнуть его.

— Ни капельки — то-есть если я понимаю его характеръ. Вы вѣрно часто видитесь съ ними?

— Да — довольно; впрочемъ, я не такъ часто бываю тамъ, какъ бывалъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Вамъ вѣрно надоѣло. Мнѣ надоѣло бы. А отца моего вы видите часто?

— Только изрѣдка. Онъ всегда очень вѣжливъ со мною.

— Онъ чрезвычайно вѣжливъ, когда захочетъ, но самый несправедливый человѣкъ, съ какимъ когда-либо случалось мнѣ встрѣчаться.

— Я никогда не подумалъ бы этого.

— Да, несправедливъ, сказалъ сынъ графа: — и все оттого, что у него не хватаетъ смысла распознать истину. Онъ составляетъ себѣ мнѣніе о какомъ-нибудь предметѣ по недостаточнымъ доказательствамъ и ничто не можетъ разувѣрить его. Онъ хорошо думаетъ о васъ, вѣроятно будетъ вѣрить вашему слову о какомъ-нибудь постороннемъ предметѣ безъ малѣйшаго сомнѣнія, но еслибъ вы сказали ему, что я не напиваюсь пьянь каждую ночь, не провожу большую часть моего времени въ дракѣ съ полисмэнами, онъ вамъ не повѣритъ. Онъ улыбнется недовѣрчиво и сдѣлаетъ вамъ легенькій поклонъ.

— Вы слишкомъ строги къ нему, Чильтернъ.

— Онъ былъ слишкомъ строгъ ко мнѣ. Вайолетъ Эффингамъ еще на Гросвенорской площади?

— Нѣтъ, она у лэди Бальдокъ.

— Эта злая старуха пріѣхала-таки въ Лондонъ? Бѣдная Вайолетъ! Когда мы были молоды, мы бывало забавлялись надъ этой старухой.

— Эта старуха теперь моя союзница, сказалъ Финіасъ.

— Вы вездѣ нахватаете себѣ союзниковъ. Вы разумѣется знаете Вайолетъ Эффингамъ?

— Да, я ее знаю.

— Вы не находите ее очаровательной?

— Чрезвычайно.

— Я три раза дѣлалъ предложеніе этой дѣвушкѣ и никогда не буду дѣлать больше. Есть черта, за которую мужчина переступать не долженъ. По многимъ причинамъ это былъ бы хорошій бракъ: во-первыхъ, ея деньги были бы очень полезны потомъ онъ сгладилъ бы дѣла въ нашемъ семействѣ, потому что отецъ мой расположенъ въ ея пользу столько же, сколько предубѣжденъ противъ меня. И я нѣжно люблю ее. Я любилъ ее всю жизнь — съ-тѣхъ-поръ какъ покупалъ ей пирожки. Но я никогда болѣе не буду дѣлать ей предложенія.

— На вашемъ мѣстѣ я сдѣлалъ бы, сказалъ Финіасъ, самъ не зная что ему лучше сказать.

— Нѣтъ, никогда не буду. Но вотъ что я скажу вамъ: я попаду по милости ея въ какую-нибудь страшную бѣду. Разумѣется, она выйдетъ замужъ, и очень скоро. Тогда я себя одурачу. Когда я услышу, что она помолвлена, я поссорюсь съ этимъ человѣкомъ и приколочу его — или онъ приколотитъ — всѣ возстанутъ противъ меня и меня назовутъ дивимъ звѣремъ.

— Васъ слѣдовало бы назвать собакой на сѣнѣ.

Именно, но какъ же быть? Еслибъ вы лобили какую-нибудь дѣвушку, вы могли бы видѣть, какъ другой человѣкъ женится на ней?

Финіасъ разумѣется вспомнилъ, что онъ недавно перешелъ черезъ это испытаніе.

Это все-равно, какъ еслибы онъ подошелъ во мнѣ, положилъ на меня руку и захотѣлъ вырвать изъ меня мое сердце. Хотя я не имѣю на нее никакого права — хотя она не подавала мнѣ ни слова надежды, я смотрю на нее какъ на свою собственность. Я сойду съ ума и буду считать это личною обидою.

Я полагаю, вы сами отъ нея откажетесь когда-нибудь, сказалъ Финіасъ.

— Объ этомъ не можетъ быть рѣчи. Разумѣется, я не могу же заставить ее выйти за меня. Закурите еще сигару, старый дружище.

Финіасъ, закуривая другую сигару, вспомнилъ, что лэди Лора дала ему порученіе убѣдить ея брата, что его сватовство за Войолетъ Эффингамъ будетъ не безнадежно, если только онъ будетъ умѣть сдерживать себя. Финіасъ былъ готовъ исполнить свой долгъ, хотя ему казалось очень жестоко, что его заставляютъ краснорѣчиво возставать противъ его собственныхъ интересовъ. Онъ думалъ послѣднія четверть часа, какъ онъ долженъ будетъ вести себя, если онъ окажется тѣмъ человѣкомъ, котораго лордъ Чильтернъ рѣшился приколотить. Онъ посмотрѣлъ на своего пріятеля и хозяина, и сознался, что драка съ такимъ человѣкомъ будетъ не весьма пріятна. Все таки онъ былъ бы счастливъ подвергнуться гнѣву лорда Чильтерна по такой причинѣ. Онъ исполнитъ свою обязанность къ лорду Чильтерну, а потомъ, если представится случай, будетъ хлопотать самъ за себя.

— Вы слишкомъ рѣзки съ нею, Чильтернъ, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Что вы хотите этимъ сказать? спросилъ Лордъ Чильтернъ почти съ гнѣвомъ.

— Вы ее пугаете вашею пылкостью. Вы бросаетесь на нее, какъ будто хотите завоевать ее однимъ ударомъ.

— Это правда.

— Вамъ слѣдуетъ бить болѣе кроткимъ съ нею. Вамъ слѣдовало бы дать ей время узнать, любитъ васъ она или нѣтъ.

— Она знала меня всю жизнь. И узнала это давно. Но вы правы. Я знаю, что вы правы. Только вы не можете измѣнить натуру человѣка. Еслибы я былъ на вашемъ мѣстѣ и обладалъ вашимъ искусствомъ нравиться, я нашептывалъ бы ей на ухо нѣжныя слова, но я не имѣю дарованія въ этомъ отношеніи. Я неловокъ какъ свинья въ томъ, что называется волокитствомъ. И я обладаю проклятой гордостью. Еслибъ она была въ эту минуту въ этомъ самомъ домѣ и я зналъ бы, что она приметъ мое продложеніе, я не думаю, чтобы рѣшился сдѣлать ей предложеніе опять. Но ляжемъ спать. Уже половина третьяго, а мы должны выѣхать въ половинѣ десятаго, если хотимъ быть у воротъ Икстонскаго парка въ одиннадцать часовъ.

Финіасъ, отправляясь на верхъ, увѣрилъ себя, что онъ исполнилъ свою обязанность. Если что-нибудь будетъ между нимъ и Вайолетъ Эффингамъ, лордъ Чильтернъ можетъ съ нимъ поссориться — можетъ начать ту драку, о которой шла рѣчь — но никто не скажетъ по справедливости, чтобы онъ поступалъ неблагородно съ своимъ другомъ.

На слѣдующее утро началась суматоха, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, и лордъ Чильтернъ съ Финіасомъ выѣхали десять минутъ позже назначеннаго времени. Но лордъ Чильтернъ сильно гналъ и они пріѣхали на охоту прежде чѣмъ охотники отправились. День проведенъ былъ прекрасно и Финіасъ, хотя Мэг-Меррилесъ требовала большой опытности въ верховой ѣздѣ, съ честью исполнилъ свое дѣло. Онъ ѣздилъ верхомъ съ дѣтства и имѣлъ ирландскую природную способность къ верховой ѣздѣ. Когда они вернулись въ Уиллингфордъ, онъ былъ доволенъ днемъ и гордился собою.

— Съ Мэгъ справиться не трудно, сказалъ ему лордъ Чильтернъ: — завтра въ Сомерби вы поѣдете на Сорви-Голова и вамъ покажется это гораздо веселѣе.

— Сорви-Голова! кажется, вы говорили, что эта лошадь мчится сломя голову?

Ну, да. Но вѣдь здѣсь нужна такая лошадь.

— А вы на комъ поѣдете?

На такомъ звѣрѣ, на какомъ я еще не ѣздилъ. Его прислали сюда изъ Линкольншира, потому что тамъ никто не могъ на немъ усидѣть. Говорятъ, онъ бѣжитъ поднявъ голову вверху я не хочетъ глядѣть на баррьеръ, если онъ ниже его груди. Но я никогда не видалъ лошади статнѣе и сильнѣе. Взгляните-ка на ея плеча. Онъ стоитъ семьдесятъ фунтовъ. Вотъ какого рода лошадей люблю я покупать!

Опять они обѣдали одни. Лордъ Чильтернъ объяснилъ Финіасу, что онъ рѣдко сходится съ людьми, съ которыми охотится.

— Здѣсь есть одинъ кружокъ, который сущій ядъ для меня, и есть другой кружокъ, который считаетъ меня ядомъ. Всѣ очень вѣжливы, какъ вы видите, но товарищей у меня нѣтъ. Постепенно я пріобрѣтаю репутацію сущаго дьявола. Кажется, въ будущемъ году я буду ѣздить на охоту весь въ черномъ.

— Не дурно ли вы дѣлаете, что подаете поводъ къ вещамъ такого рода?

— Что же я долженъ дѣлать? Я не могу разсыпаться въ вѣжливыхъ фразахъ. Когда человѣкъ пріобрѣтетъ репутацію людоѣда, чрезвычайно трудно освободиться отъ нея. Я могъ бы имѣть здѣсь человѣкъ двадцать каждый день, еслибъ хотѣлъ — мой титулъ сдѣлалъ бы это за меня — но это были бы люди для меня противные и я непремѣнно высказалъ бы имъ это, еслибъ даже и не хотѣлъ. Сорви-Голова, новая лошадь и еще одна отправились сегодня въ двѣнадцать часовъ. Завтра будетъ трудный день; мы навѣрно не будемъ дома прежде восьми.

На слѣдующій день охота была въ Лейстерширѣ, недалеко отъ Мельтона, и они отправились рано. Сказать по правдѣ, Финіасъ нѣсколько боялся Сорви-Головы и ожидалъ какого-нибудь несчастнаго случая. У него не было ни жены, ни дѣтей, и никто не имѣлъ лучшаго права сломать себѣ шею.

На охотѣ Финіасъ былъ слишкомъ занятъ своею лошадью, чтобы много думать о той, на которой ѣхалъ лордъ Чильтернъ. Сорви-Голова, какъ только услыхалъ лай собакъ, задрожалъ всѣми мускулами.

— Онъ гораздо больше интересуется этою охотою, чѣмъ мы съ вами, сказалъ лордъ Чильтернъ. — Старайтесь держаться на просторѣ и онъ полетитъ какъ стрѣла.

Финіаса это заставило подумать, что всякое страховое общество въ эту минуту дорого бы оцѣнило его жизнь. Скоро Финіасъ потерялъ изъ вида лорда Чильтерна. Собаки бѣжали на право. Сорви-Голова скакалъ во всю прыть, но Финіасу удавалось хорошо съ нимъ справиться. Финіасъ улучилъ минуту оглянуться и увидалъ, что лордъ Чильтернъ скачетъ безъ фуражки. Онъ былъ очень красенъ, глаза сверкали и онъ тянулъ свою лошадь изо всѣхъ силъ. Но лошадь, повидимому, бѣжала сносно, а у самого Финіаса было слишкомъ много дѣла для того, чтобы онъ могъ думать о предложеніи помощи кому-нибудь другому. Онъ видѣлъ, что кто-то, кажется какой-то фермеръ, говоритъ съ лордомъ Чильтерномъ, скача съ нимъ рядомъ, но Чильтернъ только покачалъ головою и тянулъ свою лошадь.

Въ этихъ мѣстахъ были ручейки, Финіасъ ничего о нихъ не зналъ, но Сорви-Голова славно перепрыгнулъ черезъ два и теперь подъѣзжалъ къ третьему, и Финіасъ надѣялся, что онъ такъ же славно перепрыгнетъ и черезъ этотъ. Во всякомъ случаѣ Финіасъ не имѣлъ права рѣшать. Пока лошадь бѣжала прямо, онъ могъ на ней сидѣть, по онъ давно уже отказался отъ мысли имѣть собственную волю. Только въ двадцати шагахъ отъ ручья онъ увидалъ, что онъ шире другихъ. Онъ оглянулся и возлѣ себя увидалъ Чильтерна, все еще на своей лошади, но фермера уже не было. Когда Финіасъ подъѣхалъ къ ручью, онъ показался ему огромной черной ямой; берега были совершенно круты, но думать объ этомъ было уже поздно. Онъ уткнулся колѣнями о сѣдло — и въ одно мгновеніе очутился на другой сторонѣ. Финіасъ, какъ только увидалъ себя въ безопасности оглянулся, и въ эту самую минуту лошадь лорда Чильтерна собиралась перепрыгнуть — нѣсколько повыше, тамъ гдѣ ручей былъ еще шире. На такомъ разстояніи Финіасъ Финнъ могъ видѣть, что лордъ Чильтернъ былъ взбѣшенъ противъ своей лошади. Но желалъ ли онъ перепрыгнуть или пѣтъ, ему не оставалась выбора. Лошадь устремилась къ ручью и въ одно мгновеніе лошадь и всадникъ исчезли изъ вида. Финіасу удалось остановить свою лошадь и подойти къ своему другу.

Линкольнширская лошадь ударилась грудью о другой берегъ, и разумѣется, упала, назадъ въ ручей. Когда Финіасъ сошелъ съ лошади, онъ увидалъ, что лордъ Чильтернъ лежитъ между лошадью и берегомъ, что во всякомъ случаѣ было гораздо лучше, чѣмъ лежать подъ лошадью и въ водѣ.

— Ничего, старый дружище, сказалъ онъ, когда увидалъ Финіаса: — поѣзжайте, зачѣмъ вамъ лишаться охоты.

Но онъ былъ очень блѣденъ и казался совершенно безъ силъ. Лошадь не шевелилась — ей не пришлось уже шевелиться никогда. Она раздробила себѣ плечо о пень на берегу и потомъ ее застрѣлили на этомъ самомъ мѣстѣ.

Когда Финіасъ спустился внизъ, онъ увидалъ, что тамъ, гдѣ лежала лошадь, воды было мало.

— Это хуже всего, что со мною случалась, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Вы очень ушиблись?

— Я не могу пошевелить рукою и едва дышу. Ноги мои совсѣмъ здоровы; еслибъ я могъ освободиться отъ этой проклятой скотины!

— Я говорилъ вамъ, сказалъ фермеръ, подъѣзжая и смотря на нихъ съ берега: — я говорилъ вамъ, но вы не хотѣли слушать.

Тутъ онъ сошелъ съ лошади и помогъ Финіасу вытащить лорда Чильтерна на берегъ.

— Она мертва, сказалъ фермеръ, указывая на лошадь.

— Тѣмъ лучше, отвѣчалъ его сіятельство. — Дайте мнѣ капельку хереса, Финнъ.

Онъ сломалъ ключицу и три ребра. Достали повозку у однаго фермера и отвезли его въ Окгамъ. Тамъ онъ непремѣнно хотѣлъ, чтобы его провезли черезъ Стэмпфордъ въ Уиллннгфордъ; по дорогѣ захватили доктора. Финіасъ оставался съ лордомъ Чильтерномъ еще два дня и очень пристрастился къ нему, сидя возлѣ его постели.

— Славная была скачка, неправдали? сказалъ лордъ Чильтернъ, когда Финіасъ прощался. — Ей-Богу, Финіасъ, вы ѣхали на Сорви-Головѣ такъ хорошо, что будете ѣздить на немъ всякій разъ, какъ только пріѣдете сюда. Не знаю, какъ это, но вы ирландцы всегда славные ѣздоки.

Глава ХХV. Карета Тёрнбёлля загораживаетъ дорогу

Когда Финіасъ воротился въ Лондонъ, онъ нашелъ въ столицѣ большое политическое движеніе. Онъ узналъ, что въ понедѣльникъ и вторникъ должно быть большое собраніе народа въ пользу баллотировки, а въ среду процессія съ просьбою, которую Тёрнбёлль долженъ былъ получить изъ рукъ народа на Примроз-Гилль. Сначала намѣревались подать просьбу Тёрнбёллю у дверей Уэстминстера въ четвергъ, но министръ внутреннихъ дѣлъ просилъ отложить это намѣреніе и Тёрнбёлль согласился на просьбу сдѣланную ему. Мильдмэй долженъ былъ говорить свою рѣчь о биллѣ въ этотъ день, но въ этомъ биллѣ, разумѣется, не было включено пи одного пункта въ пользу баллотировки, и просьба была слѣдствіемъ этого упущенія. Тёрнбёлль предсказывалъ дурныя послѣдствія и въ парламентѣ и внѣ парламента, и теперь употреблялъ всѣ силы, чтобы оправдать свои предсказанія. Финіасъ, пріѣхавшій къ себѣ на квартиру поздно въ четвергъ, узналъ, что городъ находится въ сильномъ волненіи въ эти три дня, что въ среду пятьдесятъ тысячъ собрались на Примроз-Гиллѣ и что полиція должна была вмѣшатьса — и что еще худшаго ожидали въ пятницу. Хотя Тёрнбёлль уступилъ правительству относительно принятія просьба, по народъ рѣшилъ, что просьба будетъ отнесена въ парламентъ. Мильдмэйя просили отложить второе чтеніе его билля, но такъ какъ просьба эта была сдѣлана его оппонентами, онъ не согласился на нее. Онъ сказалъ, что худо будетъ закрывать парламентъ, боясь мороза. Финіасъ узналъ въ клубѣ Реформъ въ четвергъ вечеромъ, что членовъ нижней палаты просятъ войти въ пятницу въ ту дверь, въ которую обыкновенно входятъ пэры, а оттуда пройти въ свою палату. Онъ узналъ, что его хозяинъ Бёнсъ былъ съ народомъ цѣлые три дня, — и мистриссъ Бенсъ, заливаясь слезами, просила Финіаса удержать его въ пятницу.

— Онъ такъ упрямъ, вѣчно суется за всѣми, а говорятъ, весь Уэстминстеръ будетъ окруженъ солдатами.

Финіасъ въ пятницу утромъ поговорилъ съ своимъ хозяиномъ, но прежде всего по пріѣздѣ въ Лондонъ онъ отправился къ роднымъ лорда Чильтерна и разсказалъ имъ объ его несчастномъ приключеніи. Комитетъ о горохѣ засѣдалъ въ четвергъ и Финіасу слѣдовало присутствовать тамъ. Однако онъ не могъ оставить своего друга такъ скоро послѣ его несчастнаго приключенія. Въ среду онъ написалъ къ лэди Лорѣ, а въ четвергъ вечеромъ отправился прежде на Портсмэнскій сквэръ, а потомъ на Гросвенорскую площадь.

— Разумѣется, онъ убьетъ себя когда-нибудь, сказалъ графъ, однако со слезами на глазахъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ. Онъ великолѣпный наѣздникъ; по разумѣется несчастные случаи бываютъ.

— Сколько у него еще не сломано костей, желалъ бы я знать? сказалъ его отецъ. — Разумѣется, безполезно говорить. Вы думаете, что онъ не въ опасности?

— Навѣрно нѣтъ.

— Я боялся бы, что сдѣлается воспаленіе.

— Доктора говорятъ, что воспаленія нѣтъ. Онъ дѣлаетъ ужасно много моціона, сказалъ Финіасъ: — и не пьетъ вина; все это служитъ въ его пользу.

— Что же онъ пьетъ? спросилъ графъ.

Ничего. Мнѣ кажется, милордъ, что вы ошибаетесь нѣсколько насчетъ его привычекъ. Мнѣ кажется, онъ никогда не пьетъ, если его не вызовутъ па это.

— Не вызовутъ! Можетъ ли что-нибудь вызвать васъ сдѣлать себя скотомъ? Но я радъ, что онъ не въ опасности. Если вы получите о немъ извѣстіе, дайте мнѣ знать.

Лэди Лора разумѣется была озабочена.

Я хотѣла поѣхать къ нему, сказала она: — но мистеръ Кеннеди думалъ, что не къ чему.

Это правда, — то есть — относительно опасности, по онъ тамъ совсѣмъ одинъ.

— Вы должны опять къ нему поѣхать. Мистеръ Кеннеди не пуститъ меня, если я не скажу, что онъ въ опасности. Онъ кажется думаетъ, что такъ какъ съ Освальдомъ и прежде случались подобные несчастные случаи, то этотъ не значитъ ничего. Разумѣется, я не могу уѣхать изъ Лондона безъ его позволенія.

Вашъ братъ не приписываетъ никакой важности своей болѣзни.

Онъ не приписываетъ важности ничему. Но еслибы я была больна, онъ былъ бы въ Лондонѣ съ первымъ поѣздомъ.

Кеннеди пуститъ васъ если вы попросите его.

— Но онъ совѣтуетъ мнѣ не ѣхать. Онъ говоритъ, что моя обязанность этого не требуетъ, если Освальдъ не въ опасности. Знаете ли вы, мистеръ Финнъ, какъ трудно для жены не слѣдовать совѣту, когда его даютъ!

Это она говорила черезъ полгода послѣ замужства человѣку, который былъ соперникомъ ея мужа! Финіасъ спросилъ, слышала ли Вайолетъ о приключеніи лорда Чильтерна, и узналъ, что она ничего еще не знаетъ.

— Я получила ваше письмо только сегодня утромъ и еще не видела ее, сказала лэди Лора. — Право, я такъ на нее сержусь, Что почта не желаю ее видѣть.

Въ четвергъ были вечера у лэди Балдокъ и Финіасъ пошелъ съ Гросвенерской площади на Беркелейскій сквэръ и тамъ онъ увидалъ Вайолетъ и узналъ, что она слышала о несчастномъ приключеніи лорда Чильтерна.

— Какъ я рада видѣть васъ, мастеръ Финнъ! сказала она. — Разскажите мнѣ. Опасно?

— Очень непріятно конечно, но не опасно.

— Я нахожу, что Лора поступила не хорошо, не приславъ мнѣ сказать. Я услыхала только сейчасъ. Вы видѣли, какъ это случилось?

— Я былъ возлѣ него и помогъ ему встать. Лошадь перепрыгивала съ нимъ черезъ ручей и придавила его въ берегу.

— Какое счастье, что вы при томъ были! Вы тоже перепрыгивали черезъ ручей?

— Да — почти безсознательно, потому что моя лошадь такъ скакала, что я не могъ ее сдержать. Чильтернъ ѣхалъ на такомъ звѣрѣ, на которомъ никто не долженъ бы ѣздить да и не будетъ.

— Эта лошадь убилась?

— Ее убьютъ. Она раздробила себѣ плечо.

— Какое счастье, что вы были возлѣ него — и опять какое счастье, что вы сами не ушиблись!

— Невѣроятно, чтобы съ нами обоими случилось несчастье въ одномъ и томъ же мѣстѣ.

— Но это могло случиться съ вами. И вы думаете, что опасности нѣтъ?

— Рѣшительно никакой — если вѣрить доктору. Охота его прекратилась на этотъ годъ и онъ будетъ въ большомъ отчаяніи. Я поѣду къ нему опять черезъ нѣсколько дней и постараюсь привезти его въ Лондонъ.

— Постарайтесь, постарайтесь. Если онъ будетъ лежать въ домѣ отца, отецъ долженъ видѣться съ нимъ.

Финіасъ не смотрѣлъ на это съ такой точки зрѣнія, но онъ думалъ, что миссъ Эффингамъ вѣроятно права.

Рано на слѣдующее утро онъ увидался съ Бёнсомъ и употребилъ все свое краснорѣчіе на то, чтобы удержать дома этого почтеннаго члена общества, — но напрасно.

— Какую пользу ожидаете вы сдѣлать, мистеръ Бёнсъ? сказалъ онъ, можетъ быть, нѣсколько повелительнымъ тономъ.

— Добиться своего, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Чего же?

— Баллотировки какъ правительственной мѣры.

— И вы думаете, что этого добьетесь, выходя на улицу съ лондонской чернью и становясь въ прямую оппозицію съ судебной властью? Или вы думаете, что баллотировка сдѣлается скорѣе закономъ оттого, что вы подвергаетесь этой опасности и этимъ неудобствамъ?

— Послушайте, мистеръ Финнъ, я не думаю, чтобы море сдѣлалось полнѣе оттого, что Пиддель вливается въ него изъ дорсетширскихъ полей, но я думаю, что воды изъ всѣхъ странъ составляютъ океанъ. Я буду помогать, это моя обязанность.

— Ваша обязанность какъ почтеннаго гражданина, имѣющаго жену и семейство, оставаться дома.

— Еслибы каждый, у кого есть жена и семья, говорилъ это, тогда осталась бы одна только чернь, а мы бы гдѣ были? Еслибъ каждый человѣкъ, у кого есть жена и семья, показался на улицѣ сегодня, у насъ была бы баллотировка до распущенiя парламента, а если никто этого не сдѣлаетъ, то у насъ баллотировки не будетъ никогда. Не такъ ли?

Финіасъ не приготовился оспаривать это увѣреніе въ эту минуту.

— Если такъ, сказалъ Бенсъ съ торжествомъ; — обязанность человѣка довольно ясна, хотя бы у него было двѣ жены и двѣ семьи.

И онъ пошелъ.

Просьбу назначили представить въ шесть часовъ, но толпа, желавшая видѣть какъ ее понесутъ въ Уэстминстеръ, начала собираться съ полудня. Говорили послѣ, что многіе дома по сосѣдству были наполнены солдатами, но они не показывались. Вечеромъ три или четыре роты гвардейцевъ явились въ Сен-Джэмскомъ паркѣ и порядкомъ досталось имъ потрудиться, потому что большая часть народа отъ Уэстминстера прошла по той дорогѣ. Говорили послѣ, что было бы лучше позволить поднести просьбу въ среду. Тогда просьба была бы поднесена процессіей, а процессія всегда дѣлается въ порядкѣ. Теперь же порядка не было. Парламентская улица была совершенно непроходима въ пять часовъ. Окна нѣкоторыхъ членовъ парламента были разбиты, а одному господину, къ несчастью имѣвшему домъ па Ричмондской террасѣ и говорившему, что баллотировка прибѣжище трусовъ, пришлось очень плохо: его окна не только были разбиты, но мебель и зеркала испорчены брошенными каменьями. Мильдмэя очень осуждали, но все-таки можно сомнѣваться, не кончилось ли бы хуже при процессіи. Тёрнбёлль послѣ говорилъ, что число собравшагося народа было бы гораздо больше.

Пока въ парламентѣ шли пренія между Мильдмэемъ и Тёрнбёллемъ, бѣдный Бёнсъ суетился въ толпѣ около экипажа Тёрнбёлля. По окончаніи преній Финіасъ Финнъ и Фицджибонъ вышли и постепенно пробрались въ Парламентскую улицу. Тёрнбёлль остался позади ихъ въ передней, но когда онъ вышелъ изъ двери, около которой двѣнадцать полисмэновъ охраняли его карету, множество его поклонниковъ усиливались пожать ему руку. Между ними былъ преданный Бёнсъ. Но полисмэны, кажется, думали, что Тёрнбёлля слѣдуетъ оберегать даже отъ привязанности его друзей, и заботились о томъ, чтобы онъ сѣлъ въ карету неприкосновенно, какъ будто онъ былъ предметомъ политическаго отвращенія въ эту минуту. Самъ Тёрнбёлль, когда началъ примѣчать, что толпа собиралась около дверей, и слышалъ шумъ, поспѣшно сѣлъ въ свою карету. Онъ сказалъ слова два громкимъ голосомъ:

— Благодарю васъ, друзья мои; надѣюсь, что вы получите всѣ ваши справедливыя требованія.

Но онъ не остановился, чтобы сказать эти слова, онъ даже не могъ этого сдѣлать, потому что полисмэны очевидно торопились, и карета поѣхала шагомъ.

Бёнсъ очень старался пожать руку своему герою, — Бёнсъ и другіе реформаторы, такіе же пылкіе и такіе же приличные, какъ онъ. Полиція рѣшила, что такого нарушенія программы не будетъ. Бёнсъ, имѣвшій свои понятія о своемъ правѣ пожимать руку всякому джентльмэну изъ Уэстминстера, который захочетъ пожать руку ему, взволновался отъ преграды, поставленной ему, и горячо выразилъ свои гражданскія нрава. Лондонскій полисменъ въ политической суматохѣ кажется мнѣ самый терпѣливый человѣкъ. Пока онъ не встрѣчаетъ никакого особеннаго сопротивленія, обыкновенная невѣжливость даже не сердитъ его. Ему платятъ за грубую обязанность между глупыми людьми и онъ бодро переноситъ толчки. Но онъ чувствуетъ себя орудіемъ деспотической власти, сопротивляющейся гражданскимъ правамъ, и въ этомъ отношеніи онъ брани не перенесетъ. Подставьте ногу полисмэну въ подобной сумятицѣ, и онъ приметъ это добродушно, но произнесите слова «Habeas Corpus», и онъ засадитъ васъ подъ арестъ, если можетъ. Инстинкты его справедливы; человѣкъ, который говоритъ о «Habeas Corpus» въ политической толпѣ, вообще сдѣлаетъ больше вреда, чѣмъ можно сдѣлать, подставивъ ногу какому бы то ни было констэблю. Но эти инстинкты могутъ иногда быть способомъ личной несправедливости. Мнѣ кажется это случилось когда Бёнса взяли подъ арестъ. Жена сказала, что знаетъ его характеръ, когда говорила, что онъ непремѣнно попадется, если попадется кто-нибудь. Бёнса отвели въ тюрьму съ четырьмя такими же какъ и онъ приличными людьми, которые не имѣли никакого дурного намѣренія, но думали что они обязаны показать свои политическія мнѣнія, можетъ быть, цѣною небольшого мученичества.

— Смѣйте-ка задержать меня! съ негодованіемъ сказалъ Бёнсъ.

— Мы намѣрены это сдѣлать, сказалъ сержантъ, посадившій его въ тюрьму.

— Я ничѣмъ не нарушилъ законъ, сказалъ Бёнсъ.

— Вы нарушили законъ, когда сбивали съ ногъ моихъ людей, какъ я самъ видѣлъ, сказалъ сержантъ.

— Я не сбивалъ съ ногъ никого, возразилъ Бёнсъ.

— Очень хорошо, замѣтилъ сержантъ: — вы можете все это сказать завтра передъ судьей.

— Развѣ я буду сидѣть взаперти всю ночь? спросилъ Бёнсъ.

— Я этого боюсь, отвѣчалъ сержантъ.

Бёнсъ, будучи по природѣ не очень разговорчивъ, не сказалъ нечего болѣе, но поклялся въ сердцѣ, что онъ отомститъ. Въ двѣнадцатомъ часу его отвели въ полицію и оттуда позволили послать увѣдомить жену.

— Бёнса взяли, сказала она съ видомъ трагической королевы, а также и оскорбленной жены въ тонѣ голоса, какъ только Финіасъ воротился домой. — Я знала, какъ это будетъ, мистеръ Финнъ. Что теперь должны мы дѣлать? У него вѣрно не било куска во рту съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ вышелъ, а ужъ о пивѣ онъ не думаетъ, если я сама не поставлю ему за обѣдомъ. Эта гадкая полиція всегда забираетъ хорошихъ людей, вотъ именно чего я боялась.

Финіасъ сказалъ все, что могъ, чтобы успокоить ее, и обѣщалъ пойти въ полицію рано утромъ узнать о Бёнсѣ. Онъ думалъ, Å. что изъ этого не выйдетъ никакой серьезной непріятности, но все-таки къ Бёнсу ходить по слѣдовало.

— Но вѣдъ и васъ могли взять, доказывала мистриссъ Бёнсъ: — точно такъ, какъ и его.

Тутъ Финіасъ объяснилъ, что онъ выходилъ по своей служебной обязанности.

— Васъ все-таки могли взять, настаивала мистриссъ Бёнсъ: — потому что я увѣрена, что Бёнсъ не сдѣлалъ ничего дурного.

Глава XXVI. Первая рѣчь

На слѣдующее утро, въ субботу, Финіасъ рано былъ въ Уэстминстерской полиціи по дѣлу своего хозяина. Но такъ много было взято наканунѣ, что нашъ пріятель едва могъ добиться того вниманія къ дѣлу Бёнса, на какое по его мнѣнію приличная наружность его кліента и его собственное положеніе какъ члена Парламента давали право. Но если скромные люди вздумаютъ идти къ такимъ товарищамъ и попадать въ непріятности, то они должны покоряться послѣдствіямъ.

Въ субботу и воскресенье преобладало сильное чувство противъ Тёрнбёлля. Исторія кареты была разсказана и его провозгласили безпокойнымъ демагогомъ, только желавшимъ добиться популярности. Вмѣстѣ съ этимъ чувствомъ возникъ общій приговоръ: «подѣломъ имъ» противъ всѣхъ, кто имѣлъ столкновеніе съ полиціей въ дѣлѣ Тёрнбёлля, и такимъ образомъ Бёнса не освободили до понедѣльника. Въ воскресенье съ мистриссъ Бёнсъ сдѣлалась истерика и она объявила свое убѣжденіе, что Бёнсъ останется въ тюрьмѣ на всю жизнь. Бѣдный Финіасъ провелъ съ нею весьма тревожное утро. Въ избыткѣ горя она бросилась въ его объятія и безпрестанно повторяла, что всѣ ея дѣти умрутъ съ голода, а ее самое найдутъ подъ аркою моста. Финіасъ, у котораго было мягкое сердце, сдѣлалъ все возможное, чтобы успокоить ее, и позволилъ себѣ разразиться сильнымъ парламентскимъ гнѣвомъ противъ судей и полиціи.

Въ воскресенье Финіасъ пошелъ къ лорду Брентфорду, намѣреваясь ему сказать нѣсколько словъ о лордѣ Чильтернѣ и намѣреваясь также уговорить если возможно министра взять его сторону противъ судей, — имѣя также надежду, въ которой онъ не обманулся, что можетъ быть онъ найдетъ у отца лэди Лору Кеннеди. Онъ зналъ, что лэди Лору нельзя посѣщать въ ея домѣ по воскресеньямъ, это она сказала ему прямо. Но онъ зналъ также, хотя она ему прямо не говорила, что она возмущалась въ сердцѣ противъ этого тиранства и что избавилась бы отъ него еслибы подобное избавленіе было возможно. Она теперь пріѣхала говорить съ отцомъ о братѣ и привезла съ собой Вайолетъ Эффингамъ. Онѣ прошли черезъ паркъ послѣ обѣдни и намѣревались воротиться опять пѣшкомъ. Кеннеди не любилъ запрягать экипажъ по воскресеньямъ и противъ этого жена не дѣлала возраженій.

Финіасъ получилъ письмо отъ стэмфордскаго доктора и могъ сообщить благопріятное извѣстіе о лордѣ Чильтернѣ.

— Докторъ пишетъ, что его лучше не трогать съ мѣста цѣлый мѣсяцъ, сказалъ Фнніасъ: — но это ничего не значитъ, они всегда такъ говорятъ.

— Не лучше ли ему оставаться тамъ? сказалъ графъ.

— Ему тамъ не съ кѣмъ говорить, сказалъ Фнніасъ.

— Какъ я желала бы быть съ нимъ! сказала его сестра.

— Объ этомъ разумѣется нечего и говорить, замѣтилъ графъ.

Въ гостинницѣ его знаютъ и, мнѣ кажется, ему лучше остаться тамъ. Я не думаю, чтобы ему было здѣсь удобнѣе.

— Ужасно человѣку сидѣть въ одной комнатѣ и не имѣть у себя ни души кромѣ слугъ! сказала Вайолетъ.

Графъ нахмурился, но не сказалъ ничего болѣе. Всѣ примѣтили, что какъ только онъ узналъ, что положеніе его сына не опасно, онъ рѣшилъ, что этотъ случай не долженъ возбуждать въ немъ никакого знака нѣжности.

— Надѣюсь, что онъ пріѣдетъ въ Лондонъ, сказала Вайолетъ, которая не боялась графа.

— Вы сами не знаете, что говорите, душа моя, сказалъ лордъ Брентфордъ.

Послѣ этого Финіасъ нашелъ, что отъ графа трудно будетъ добиться сочувствія къ людямъ сидящимъ взаперти. Онъ былъ угрюмъ и сердитъ, и его нельзя было вызвать на разговоръ о важномъ происшествіи того дня. Вайолетъ Эффингамь объявила, что ей рѣшительно все-равно, сколько бы Бёнсовъ ни заперли въ тюрьму и какъ на долго, — прибавивъ однако желаніе, чтобы и Тёрнбёлль самъ попался въ число заключенныхъ. Лэди Лора была нѣсколько мягче и согласилась пожалѣть о Бёнсѣ, но Финіасъ примѣтилъ, что вся жалость относилась къ нему, а не къ пострадавшему. Чувство противъ Тёрнбёлля въ настоящую минуту было такъ сильно между всѣми высшими классами, что Бёнсъ и его собратъ могли бы просидѣть цѣлую недѣлю и никто не пожалѣлъ бы о нихъ.

— Конечно, это тяжело такому человѣку какъ мистеръ Бёнсъ, сказала Лэди Лора.

— Зачѣмъ же мистеръ Бёнсъ не остался дома и не занимается своими дѣлами? замѣтилъ графъ.

Финіасъ провелъ остальное время дня одинъ и рѣшилъ непремѣнно говорить въ парламентѣ. Пренія опять начнутся въ понедѣльникъ и онъ встанетъ въ первую удобную минуту. И онъ не станетъ приготовлять рѣчь. Въ этомъ случаѣ онъ положится совершенно на то, что придетъ ему въ голову. Прежде онъ отягощалъ свою память приготовленіями, и тяжесть эта оказалась невыносима для головы его. Онъ боялся рѣшиться говорить, потому что чувствовалъ, что неспособенъ къ двойному труду — говорить урокъ наизусть и обращаться къ парламенту въ первый разъ. Теперь ему нечего было помнить. Мысли его были наполнены этимъ предметомъ. Онъ будетъ поддерживать билль Мильдмэя всѣмъ своимъ краснорѣчіемъ, но онъ будетъ умолять Мильдмэя и министра внутреннихъ дѣлъ и правительство вообще удержаться отъ непріязненности противъ лондонскаго народа, потому что народъ этотъ особенно желалъ того, на что мистеръ Мильдмэй считалъ своею обязанностью не соглашаться. Онъ надѣялся, что идеи и слова придутъ къ нему. И идеи и слова приходили къ нему свободно въ былое время въ клубѣ преній; если теперь они ему измѣнятъ, онъ долженъ отказаться отъ всего и воротиться къ Ло.

Утромъ въ понедѣльникъ Финіасъ провелъ два часа въ уэстминстерской полиціи и около часа въ этотъ день Бёнсъ былъ освобожденъ, когда отъ Финіаса приняли свидѣтельство о репутаціи его хозяина. Когда Бёнса освободили, къ нему присоединились сочувствующіе друзья, проводившіе его домой, и между ними были два литератора, писавшіе въ дешевыхъ газетахъ. Одинъ изъ нихъ, по имени Квинтусъ Слайдъ, прельщалъ Финіаса Финна неограниченной популярностью при жизни и безсмертіемъ впослѣдствіи, если онъ заступится за Бёнса, и приглашалъ его участвовать въ газетѣ «Знамя», въ которой писалъ самъ.

Когда Финіасъ оставилъ негодующаго Бёнса съ его друзьями, и отправился въ парламентъ, онъ много думалъ о томъ, что Слайдъ сказалъ ему. Онъ. Финіасъ, вступилъ въ парламентъ, такъ сказать, подъ крылышкомъ правительства и его друзья были министры. Онъ чувствовалъ отвращеніе къ баллотировкѣ — и это отвращеніе было слѣдствіемъ уроковъ Монка. Еслибъ Тёрнбёлль сдѣлался его другомъ вмѣсто Монка, можетъ быть, баллотировка понравилась бы ему. Но теперь онъ началъ размышлять, до чего доведетъ его такое настроеніе мыслей. Понравится ли ему сдѣлаться главнымъ казначеемъ подъ распоряженіемъ Рэтлера? Онъ говорилъ себѣ, что онъ въ сердцѣ либералъ. Не лучше ли ому бросить эту идею о служебныхъ путахъ и перейти на сторону приверженцевъ «Знамени»? Порывъ энтузіазма овладѣлъ имъ, когда онъ думалъ объ этомъ, но что Вайолетъ Эффингамъ скажетъ о приверженцахъ «Знамени» и о Квинтусѣ Слайдѣ? Ему самому нравилось бы «Знамя» больше, еслибъ произношеніе Слайда было правильнѣе.

Въ парламентѣ пренія продолжались. Сначала говорилъ Тёрнбёлль, лотомъ Паллизеръ всталъ я обращался къ парламенту цѣлый часъ. Финіасъ рѣшился говорить въ этотъ разъ, до опять вся сцена потускнѣла передъ его глазами и опять онъ чувствовалъ, какъ кровь приливала къ его сердцу. Но все таки теперь было лучше, потому что ему нечего было помнить. Онъ едвали зналъ, что онъ намѣренъ сказать. Онъ сознавалъ, что желаетъ сильно протестовать противъ несправедливости, сдѣланной народу вообще и Бёнсу въ особенности. Онъ твердо рѣшился, что опасеніе лишиться милости правительства не заставитъ его Промолчать о жестокостяхъ, сдѣланныхъ Бёнсу. Скорѣе чѣмъ сдѣлать это, онъ конечно перейдетъ въ контору «Знамени».

Онъ дико вскочилъ, когда Паллизеръ кончилъ свою рѣчь, но въ это время уже стоялъ на ногахъ тори старой школы Уэстернъ, депутатъ отъ Барсетшира, одинъ изъ тѣхъ немногихъ храбрецовъ, которые осмѣлились подать голосъ противъ билля сэр-Роберта Пиля въ 1846 году. Уэстернъ говорилъ медленно, напыщенно, не впечатлительно, но очень внятно, минутъ двадцать, не удостоивая упоминать о Тёрнбёллѣ и его политикѣ, но протестуя противъ всякихъ реформъ старыми аргументами. Финіасъ не слыхалъ ни одного слова и не пытался слушать. Онъ думалъ только о томъ, какъ онъ самъ будетъ говорить. Два раза вставалъ онъ прежде чѣмъ Уэстернъ кончилъ свою медленную рѣчь, и два раза принужденъ былъ садиться. Наконецъ депутатъ барсетширскій сѣлъ и Финіасъ сознавалъ, что онъ потерялъ минуты двѣ, чтобы обратить на себя вниманіе президента. Однако наступило непродолжительное молчаніе и Финіасъ услыхалъ, какъ президентъ этого августѣйшаго собранія обратился къ нему, предлагая ему говорить. Теперь дѣло было сдѣлано. Вотъ онъ стоялъ передъ нижней палатой, обязанной слушать его, пока онъ сочтетъ нужнымъ говорить, а стенографы ближней галлереи готовы дать знать всей странѣ, что молодой депутатъ отъ Лофшэна скажетъ въ своей первой рѣчи.

Финіасъ Финнъ обладалъ многими дарами: сильнымъ и пріятнымъ голосомъ, который онъ научился модулировать, красивой наружностью, нѣкоторой природной смѣсью скромности и самонадѣянности, которая защищала его отъ промаховъ надменности и напыщенности, и которая, можетъ быть, избавила его отъ опасности его новаго положенія. Но онъ не имѣлъ того хладнокровія, которое прежде позволило бы ему припомнить приготовленную рѣчь, а теперь дало бы ему возможность имѣть всѣ свои рессурсы подъ рукою. Онъ началъ выраженіемъ мнѣнія, что каждый истинный реформаторъ долженъ принять билль Мильдмэйя, но какъ только онъ сказалъ эту фразу, онъ почувствовалъ непріятное сознаніе, что повторяетъ свои слова. Онъ зналъ по пальцамъ нѣкоторые аргументы, — пункты, которые были ему такъ знакомы, что ему не слѣдовало даже принаравливать ихъ къ особенному употребленію — и онъ забылъ даже ихъ. Онъ чувствовалъ, что переходитъ отъ одной пошлости къ другой относительно пользы Реформы, такъ что стыдился бы этого даже семь лѣтъ тому назадъ въ клубѣ преній. Онъ торопился, боясь, что совсѣмъ не придумаетъ словъ, если остановится, — но онъ говорилъ уже и безъ того слишкомъ скоро, такъ что ни одинъ стенографъ не могъ разобрать какъ слѣдуетъ его словъ. Но о баллотировкѣ онъ ничего не могъ сказать другого, что сотни говорили до него и что сотни скажутъ опять. Но его поощряли одобрительными возгласами и онъ продолжалъ; но когда онъ все болѣе и* болѣе сознавалъ свою неудачу, ему пришла въ голову идея — опасная надежда, что онъ можетъ еще спасти себя отъ безславія краснорѣчивымъ обвиненіемъ полиціи.

Онъ попытался и успѣлъ заставить палату понять, что онъ разсерженъ но не успѣлъ пи въ чемъ другомъ. Онъ не могъ придумать словъ, чтобы выразить свои мысли. Онъ пытался разсказать исторію Бёнса легко и живо, но ему не удалось и онъ сѣлъ посреди своего разсказа.

Опять всѣ окружающіе его одобрили криками — какъ обыкновенно одобряютъ новыхъ членовъ — а среди этихъ криковъ онъ прострѣлилъ бы себѣ голову, еслибъ у него былъ пистолетъ.

Часъ этотъ былъ для него очень тяжелъ. Онъ не зналъ, какъ встать и уйти или какъ остаться на своемъ мѣстѣ. Нѣсколько времени онъ сидѣлъ безъ шляпы, забывъ о своей привилегіи имѣть ее на головѣ, а потомъ торопливо надѣлъ ее, какъ будто это обстоятельство должны были замѣтить всѣ. Наконецъ около двухъ часовъ пренія кончилась, и когда онъ выходилъ изъ парламента, думая, что ему удастся выйти одному, Монкъ взялъ его за руку.

— Вы пойдете пѣшкомъ? спросилъ Монкъ.

— Да, отвѣчалъ Финіасъ: — я пойду пѣшкомъ.

— Тогда мы можемъ дойти вмѣстѣ до Пэлль-Мэлля. Пойдемте.

Финіасъ не имѣлъ возможности ускользнуть и вышелъ изъ парламента подъ руку съ Монкомъ, не говоря ни слова. И Монкъ сначала ничего не говорилъ.

— Не дурно было, сказалъ наконецъ Монкъ: — но вы будете говорить лучше.

— Мистеръ Монкъ, сказалъ Финіасъ: — я представилъ изъ себя осла до такой степени, что изъ этого выйдетъ по-крайней-мѣрѣ тотъ хорошій результатъ, что я никогда уже не выставлю себя осломъ точно такимъ образомъ.

— А! Я такъ и думалъ, что вы это чувствуете, и потому рѣшился говорить съ вами. Вы можете быть увѣрены, Финнъ, что я не стану вамъ льстить и думаю, что вамъ должно быть извѣстно, что я скажу вамъ правду. Ваша рѣчь, конечно, не очень замѣчательная, была совершенно такова, какъ всѣ первыя рѣчи, которыя говорятся въ нижней палатѣ. Вы не сдѣлали себѣ ни пользы, ни вреда. Совѣтъ мой вамъ теперь — всегда говорить о предметѣ интересующемъ васъ — по никогда не говорить долѣе трехъ минутъ, до тѣхъ-поръ пока вы увидите, что стоять на ногахъ вамъ такъ же удобно, какъ и сидѣть. Но не предлагайте, чтобы вы представили изъ себя осла — то-есть въ особенной степени. Теперь прощайте.

Глава XXVII. О рѣчи Финіаса разсуждаютъ

Лэди Лора Кеннеди слышала отъ двоихъ о рѣчи своего друга — отъ тѣхъ, которые оба присутствовали при томъ. Мужъ ея былъ въ парламентѣ по своему обычаю и лордъ Берентфордъ, къ несчастью, сидѣлъ въ галереѣ пэровъ.

— И Ты находишь, что рѣчь была неудачна? спросила лэди Лора своего мужа.

— Конечно, она не имѣла успѣха. Въ ней не было ничего особеннаго.

Послѣ этого опа взяла утреннюю газету съ особеннымъ интересомъ. Финіасъ Финнъ былъ ея политическимъ пріемышемъ — или по-крайней-мѣрѣ ея политическимъ крестникомъ. Она надавала за него обѣщаній разнымъ лицамъ, занимающимъ высокое политичеткое положеніе — своему отцу, Монку, герцогу Сен-Бёнгей и даже самому Мильдмэю. Она намѣревалась, чтобы Финіасъ Финнъ съ самаго начала имѣлъ успѣхъ въ политикѣ и послѣ замужетва, кажется, болѣе старалась объ этомъ чѣмъ прежде. Можетъ быть, она чувствовала, что. обидѣвъ его въ одномъ отношеніи, она вознаградитъ его въ другомъ. Она такъ желала его успѣха — одно время даже не скрывая этого чувства — что мужъ ея безсознательно началъ чувствовать неудовольствіе на ея желаніе. Мы знаемъ, какъ быстро женщины понимаютъ чувства тѣхъ, съ кѣмъ онѣ живутъ, и даже теперь при этомъ случаѣ лэди Лора примѣтила, что мужу ея непріятно ея безпокойство за ея друга. Она видѣла это, когда перевертывала газету, отыскивая въ ней его рѣчь. Она была передана въ шести строчкахъ и въ концѣ ея было замѣчаніе, выраженное въ видѣ совѣта, что молодой ораторъ долженъ говорить медленно, если желаетъ имѣть успѣхъ и въ палатѣ и въ странѣ.

— Кажется, его много одобряли криками? сказала лэди Лора.

— Это дѣлаютъ со всѣми членами, которые говорятъ первую рѣчь, отвѣчалъ Кеннеди.

— Я не сомнѣваюсь, что онъ будетъ говорить хорошо, сказала лэди Лора.

— Весьма вѣроятно, сказалъ Кеннеди.

Тутъ онъ взялъ газету и не спускалъ съ нея глазъ, пока жена оставалась съ нимъ.

Позднѣе въ этотъ день лэди Лора видѣлась съ отцомъ и миссъ Эффингамъ была съ нею. Лордъ Брентфордъ сказалъ что-то о вчерашнихъ преніяхъ и лэди Лора тотчасъ начала разспрашивать его о Финіасѣ.

— Чѣмъ меньше говорить объ этомъ, тѣмъ лучше, отвѣчалъ графъ.

— Неужели такъ было плохо? спросила лэди Лора.

— Сначало шло не плохо — хотя никто не могъ бы сказать, чтобы это было очень хорошо. Но онъ запутался на счетъ полиціи и судей, и только одно доброе чувство, всегда показываемое къ новому члену, спасло его отъ шиканья.

Лэди Лора не могла болѣе говорить ни слова о Финіасѣ съ своимъ отцомъ, но какъ женщина она рѣшила, что она его не броситъ.

Сколько первыхъ неудачъ были предшественницами послѣдующихъ успѣховъ!

— Мильдмэй лишится своего билля, сказалъ графъ: — въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Говорятъ, что не менѣе двадцати-семи человѣкъ съ нашей стороны палаты будутъ съ Тёрнбёллемъ противъ него или вовсе откажутся подавать голосъ.

— Каждый изъ нихъ долженъ бы лишаться своего мѣста, сказала лэди Лора.

— Но что мы можемъ дѣлать? Какъ поддерживать правительство королевы? Я не думаю, чтобы мистеръ Тёрнбёлль могъ составить министерство.

— А мистеръ Финнъ лишится своего мѣста? спросила Вайолетъ Эффингамъ.

— Весьма вѣроятно, сказалъ графъ. — Онъ получилъ его случайно.

— Мы должны найти ему мѣсто гдѣ-нибудь въ Англіи, сказала Вайолетъ.

— Это будетъ трудно, сказалъ графъ, и вышелъ изъ комнаты.

Обѣ женщины оставались вдвоемъ съ четверть часа прежде чѣмъ заговорили. Потомъ лэди Лора сказала что-то о своемъ братѣ.

— Если будетъ перемѣна, я надѣюсь, что Освальдъ будетъ депутатомъ отъ Луфтона.

Луфтонъ было мѣстечко около Сольсби, въ которомъ относительно политическихъ интересовъ лордъ Брентфордъ имѣлъ значительное вліяніе. На это Вайолетъ не сказала ничего.

— Пора, продолжала лэди Лора: — чтобы старикъ Стэндишъ уступилъ. Онъ занималъ это мѣсто двадцать-пять лѣтъ и ничего не дѣлалъ, и теперь даже рѣдко ѣздитъ въ парламентъ.

— Это кажется вашъ родной дядя?

— Нѣтъ, онъ кузенъ папа; но гораздо старше — кажется, ему около восьмидесяти.

— Не годилось ли бы это мѣсто для мистера Финна? сказала Вайолетъ.

Тутъ лэди Лора сдѣлалась очень серьезна.

Освальдъ, разумѣется, имѣетъ на это болѣе права, чѣмъ кто-нибудь другой.

— Но развѣ лордъ Чильтернъ пойдетъ въ парламентъ? Я никогда отъ него не слыхали этого желанія.

— Еслибъ мы могли заставить папа просить его, мнѣ кажется, онъ передумалъ бы, сказала лэди Лора.

Потомъ опять наступило молчаніе на нѣсколько минутъ, послѣ котораго Вайолетъ вернулась къ первому предмету разговора.

— Какъ будетъ жаль, если мистера Финна выгонятъ такимъ образомъ! Вы не находите этого?

— Мнѣ будетъ очень жаль.

— И мнѣ также — и тѣмъ болѣе, что лордъ Брентфордъ сказалъ, что онъ не хорошо говорилъ вчера. Я не нахожу, чтобы способность говорить хорошо была непремѣнной принадлежностью джентльмэна. Мистеръ Тёрнбёль говоритъ хорошо, а увѣряютъ, что онъ ужасный человѣкъ; мистеръ Бонтинъ можетъ говорить цѣлый часъ сряду. Я не думаю, чтобы это показывало даровитость въ человѣкѣ. Но я думаю, что мистеръ Финнъ будетъ говорить хорошо, если постарается, и нахожу, что очень стыдно будетъ тѣмъ, кто выгонитъ его.

— Мнѣ кажется, это много будетъ зависѣть отъ лорда Туллы.

— Я ничего не знаю о лордѣ Туллѣ, сказала Вайолетъ: — но совершенно увѣрена, что онъ можетъ быть депутатомъ отъ Луфтона, если мы устроимъ это какъ слѣдуетъ. Разумѣется, лордъ Чильтернъ получитъ это мѣсто, если хочетъ, но я не думаю, чтобы онъ сталъ мѣшать мистеру Финну.

— Я боюсь, что объ этомъ не можетъ быть и рѣчи, серьезно сказала Лора: — папа такъ много думаетъ объ этомъ городкѣ.

Читатель вспомнитъ, что и лордъ Брентфордъ и его дочь были совершенные реформаторы, но имѣть свой собственный городокъ очень удобно для пэра.

— Объ этихъ трудныхъ вещахъ всегда нужно говорить долго, а потомъ онѣ становятся легкими, сказала Вайолетъ. — Мнѣ кажется, еслибы вы предложили мистеру Кеннеди отдать все свое имѣніе въ миссіонерскую церковь и переселиться въ Новую Зеландію, онъ началъ бы серьезно подумывать объ этомъ.

— Во всякомъ случаѣ я пробовать не стану.

— Потому что вы не хотите ѣхать въ Новую Зеландію, но вы могли бы попробовать насчетъ Луфтона для бѣднаго мистера Финна.

— Вайолетъ, сказала лэди Лора послѣ минутнаго молчанія и очень рѣзко: — Вайолетъ, мнѣ кажется, вы влюблены въ мистера Финна.

— Вамъ всегда приходятъ въ голову такія вещи, Лора.

— Я никогда прежде не обвиняла васъ въ этомъ и ни въ чемъ другомъ тому подобномъ, сколько я помню. Но я начинаю думать, что вы влюблены въ мистера Финна.

— Почему же мнѣ и не влюбиться въ него, еслибы я захотѣла?

— Я ничего не говорю объ этомъ — только у него ничего пѣтъ.

— Но у меня есть, душа моя.

— И я сомнѣваюсь, имѣете ли вы причину предполагать, что онъ въ васъ влюбленъ.

— Это ужъ мое дѣло, моя милая.

— Такъ вы въ него влюблены?

— Это также мое дѣло.

Лэди Лора пожала плечами.

— Разумѣется, если вы велите мнѣ молчать, я промолчу. Если вы спросите меня, считаю ли я это хорошей партіей, разумѣется я должна отвѣчать отрицательно.

— Я не скажу, чтобы вы молчали, и не стану спрашивать вашего мнѣнія. Вы можете говорить сколько хотите обо мнѣ, но о мистерѣ Финнѣ не должны думать ничего.

— Я не буду говорить ни съ кѣмъ кромѣ васъ.

— Я становлюсь совершенно равнодушна къ тому, что люди говорятъ. Лэди Бальдокъ спрашивала меня намедни, неужели я намѣрена погубить себя и выйти за Лоренса Фицджибона.

— Нѣтъ!

— Право она сказала.

— А вы что отвѣчали?

— Я сказала ей, что это еще не совсѣмъ рѣшено, но что я говорила съ нимъ только одинъ разъ въ послѣдніе два года и не болѣе полминуты, и такъ какъ я не увѣрена, узнаю ли его, когда съ нимъ встрѣчусь, и такъ какъ я имѣю причины предполагать, что онъ не знаетъ какъ меня зовутъ, то можетъ быть дѣло замедлится недѣли на двѣ. Тутъ она величественно вышла изъ комнаты.

— Но зачѣмъ она спросила о Фицджибонѣ?

— Такъ. Кто-то посмѣялся надъ нею. Я начинаю думать, что Августа этимъ забавляется. Если такъ, то я буду лучшаго мнѣнія о моей милой кузинѣ, чѣмъ была до-сихъ-поръ. Но, Лора, такъ какъ вы также сдѣлали противъ меня подобное обвиненіе я такъ какъ я не могу сказать вамъ то же, что сказала теткѣ, я должна просить васъ выслушать мой протестъ. Я ее влюблена въ мистера Финіаса Финна. На сколько мнѣ извѣстно, я не влюблена ни въ кого и никогда не буду.

На лицѣ лэди Лоры выразилось удовольствіе.

— Знаете ли, продолжала Вайолетъ: — я думаю, что я влюбилась бы въ мистера Финіаса Финна, еслибъ могла влюбиться въ кого-нибудь.

На лицѣ лэди Лоры выразилось неудовольствіе.

— Во-первыхъ онъ джентльмэнъ, продолжала Вайолетъ. — Потомъ онъ человѣкъ энергичный и несамонадѣянный; не такой самонадѣянный, какъ нѣкоторые мужчины, воображающіе, что они лучше всѣхъ. Обращеніе у него превосходное — не честерфильдовское, но пріятное. Онъ никогда не чванится ни съ кѣмъ и никогда никому не раболѣпствуетъ. Онъ умѣетъ свободно обращаться съ людьми всѣхъ званій, не требуя къ себѣ особеннаго вниманія. Еслибъ его завтра сдѣлали архіепископомъ Кэнтербёрійскимъ, мнѣ кажется, онъ занялъ бы мѣсто перваго сановника въ Англіи безъ надменности и безъ ложнаго стыда.

— Вы краснорѣчивы на похвалы ему.

— Да, я его хвалю, но я въ него не влюблена. Еслибы онъ завтра предложилъ мнѣ свою руку, я огорчилась бы и отказала бы ему. Еслибъ онъ женился па самой дорогой пріятельницѣ моей, я попросила бы его поцѣловать меня и быть моимъ братомъ. Вотъ каковы мои чувства относительно мистера Финіаса Финна.

— То, что вы говорите, очень странно.

— Почему же?

— Просто потому, что мои чувства точно таковы.

— Таковы? Я когда-то думала, Лора, что вы влюблены въ пего — что вы намѣрены быть его женою.

Лэди Лора нѣсколько времени ничего на это не отвѣчала. Она сидѣла облокотившись о столъ и опустивъ голову на руку думая, насколько утѣшилась бы она, еслибъ высказалась откровенно. Вайолетъ въ это время не спускала глазъ съ своей пріятельницы, но молчала, какъ бы ожидая отвѣта. Она очень откровенно выразила свои чувства. Будетъ ли Лора Кеннеди также откровенна? Она была слишкомъ умна для того чтобы забыть, что подобная откровенность должна быть труднѣе для лэди Лоры, нежели для нея. Лэди Лора была замужняя женщина, но она чувствовала, что ея пріятельница поступила дурно, допытывая ея тайны, если не была готова открыть свои собственныя. Вѣроятно, подобное чувство заставило лэди Лору заговорить наконецъ.

— Почти… сказала лэди Лора. — почти. Вы сейчасъ сказали мнѣ, что у васъ есть деньги, и слѣдовательно, что вы можете поступить какъ хотите. У меня не было денегъ и я не могла поступить какъ хотѣла.

— И вы сказали мнѣ также, что я не имѣю причины думать, что онъ любитъ меня.

— Я сказала? Ну, я полагаю, что вы не имѣете причины. Онъ любилъ меня.

— Онъ вамъ сказалъ?

— Да — онъ мнѣ сказалъ.

— А какъ вы ему отвѣчали?

— Въ это самое утро я дала слово Кеннеди. Вотъ каковъ былъ мой отвѣтъ.

— А онъ что сказалъ?

— Не знаю. Не помню. Но онъ поступилъ очень хорошо.

— А теперь — еслибъ онъ полюбилъ меня, вамъ было бы это непріятно?

— Не по этой причинѣ. О, нѣтъ! я не была бы такъ эгоистична.

— Такъ по какой же причинѣ?

— Потому что я считаю записаннымъ на небесахъ, что вы будете женою Освальда.

— Стало быть, на небесахъ записано несправедливо, сказала Вайолетъ, вставая и отходя.

Между тѣмъ Финіасъ былъ очень несчастенъ дома. Когда онъ дошелъ до своей квартиры по выходѣ изъ парламента, послѣ своего краткаго разговора съ Монкомъ, онъ старался утѣшить себя тѣмъ, что Монкъ сказалъ ему. Нѣсколько времена, пока онъ шелъ, слова Монка доставляли ему утѣшеніе. Моикъ былъ очень опытенъ и, безъ сомнѣнія, зналъ что говорилъ, — слѣдовательно, еще могла быть надежда. Но вся эта надежда исчезла, когда Финіасъ пришелъ домой. Тамъ ему пришла въ голову мысль, что ему нечего засѣдать въ парламентѣ, что онъ самозванецъ и что онъ никогда не оправдается даже передъ самимъ собою, пока не совершитъ какой-нибудь поступокъ страшнаго самоуниженія. Онъ обманулъ Квинтуса Слайда, принявъ приглашеніе перейти къ нимъ. Онъ обманулъ лэди Лору, заставивъ ее думать, что онъ способенъ жить съ нею. Онъ обманулъ Вайолетъ Эффингамъ, притворившись, будто можетъ сдѣлаться пріятнымъ для нея. Онъ обманулъ лорда Чильтерна, катаясь на его лошадяхъ и дѣлая видъ, будто онъ приличный товарищъ для богатаго человѣка. А каковъ былъ его доходъ? Каково было его происхожденіе? Его настоящее положеніе? А теперь онъ получилъ награду, которую заслуживаютъ всѣ обманщики. Тутъ онъ легъ въ постель и все думалъ о Мэри Флудъ Джонсъ. Еслибъ онъ далъ слово Мэри, а потомъ трудился бы какъ рабъ подъ покровительствомъ Ло, онъ не былъ бы обманщикомъ. Ему казалось, что онъ только что заснулъ, когда служанка вошла къ нему въ комнату.

— Сэръ, сказала она: — пришелъ этотъ господинъ.

— Какой господинъ?

— Старый.

Тутъ Финіасъ узналъ, что Клэрксонъ сидитъ въ его гостиной и не уйдетъ, пока не увидитъ хозяина этой квартиры. Финіасъ былъ почти убѣжденъ, что Клэрксонъ войдетъ въ его спальную, если онъ заставитъ его долго ждать.

— Чортъ побери этого старика! съ гнѣвомъ сказалъ Финіасъ, и служанка слышала, какъ онъ сказалъ это.

Черезъ двадцать минутъ онъ вышелъ въ гостиную въ туфляхъ и шлафрокѣ, съ черной тучей на лбу и почти рѣшившись вытолкать Клэрксона изъ комнаты. Кларксонъ, когда увидѣлъ его, уткнулъ подбородокъ въ свой бѣлый галстухъ, какъ онъ имѣлъ привычку, приложилъ большой указательный палецъ къ губамъ и потомъ покачалъ головой.

— Очень дурно, мистеръ Финнъ, очень дурно; очень дурно, неправдали?

— Очень дурно то, что вы приходите сюда во всякое время, сказалъ Финіасъ.

— А куда же мнѣ идти? Вамъ будетъ пріятнѣе видѣть меня въ парламентской передней?

— Сказать вамъ по правдѣ, мистеръ Клэрксонъ, я не желаю видѣть васъ нигдѣ.

— Да, вѣроятно! Такъ вотъ что вы парламентскіе называете честностью! Вы взяли мои деньги, а потомъ говорите, что не хотите меня видѣть.

— Я вашихъ денегъ не бралъ, сказалъ Финіасъ.

— Но позвольте мнѣ сказать вамъ, продолжалъ Клэрксонъ: — что я желаю васъ видѣть и буду приходить къ вамъ до-тѣхъ-поръ, пока вы не заплатите мнѣ.

— Я вашихъ денегъ не бралъ, повторилъ Финіасъ.

Клэрксонъ улыбнулся.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ онъ, показывая вексель: — это ваше имя?

— Да, мое.

— Когда такъ, я требую моихъ денегъ.

— У меня денегъ нѣтъ.

— Будьте акуратны. Для чего вы неаккуратны? Я все сдѣлаю для васъ, если вы будете акуратны.

Говоря это, Клэрксонъ сѣлъ па стулъ, приготовленный для завтрака нашего героя, и отрѣзавъ ломоть хлѣба, преспокойно началъ намазывать его масломъ.

— Мистеръ Клэрксонъ, сказалъ Финіасъ: — я не могу просить васъ завтракать здѣсь. Я далъ слово быть въ другомъ мѣстѣ.

— Я все-таки съѣмъ кусочекъ хлѣба съ масломъ, отвѣчалъ Клэрксопъ. — Гдѣ вы покупаете масло? Я могу назвать вамъ женщину, которая продаетъ вамъ и дешевле и гораздо лучше этого. Это просто сало. Прислать ее къ вамъ?

— Нѣтъ, сказалъ Финіасъ.

Чай былъ не готовъ и потому Клэрксонъ вылилъ молоко въ чашку и выпилъ.

— Послѣ этого, сказалъ Финіасъ: — мистеръ Клэрксонъ, я долженъ просить васъ никогда не приходить ко мнѣ. Меня никогда нe будетъ для васъ дома.

— Парламентская передняя для меня все-равно, возразилъ Клэрксонъ: — тамъ знаютъ меня хорошо. И я желаю, чтобы вы были акуратны, и тогда мы будемъ лучшими друзьями.

Послѣ этого Кларксонъ, кончивъ кусокъ хлѣба съ масломъ, ушелъ.

Глава XXVIII. Второе чтеніе

Пренія о баллотировкѣ продолжались цѣлую недѣлю. Лордъ Брентфордъ, любившій свое мѣсто въ министерствѣ даже болѣе чѣмъ любилъ свой городокъ, слишкомъ мрачно смотрѣлъ на этотъ предметъ, когда говорилъ о двадцати-семи измѣнникахъ и о томъ, что билль будетъ потерянъ. Люди, лучше его способные разсчитывать такія вещи — Бонтины и Фицджибоны, а болѣе всего Рэтлеры и Роби — каждый день составляли списокъ то изъ трехъ именъ въ одну сторону, то изь двухъ въ другую, и наконецъ кончившійся только единицами. Они всѣ единогласно утверждали, что голоса раздѣлятся почти поровну. Сдѣлано было большое усиліе закрыть пренія въ пятницу, но оно неудалось и пренія были перенесены на понедѣльникъ. Въ это утро Фииіасъ слышалъ, какъ Рэтлеръ говорилъ въ клубѣ, что раздѣленіе голосовъ представляетъ хорошую цѣль для пари.

— Въ палатѣ есть два сомнительныхъ человѣка, говорилъ Рэтлеръ: — и если одинъ подастъ голосъ въ одну сторону, а другой въ другую, или они не подадутъ голоса совсѣмъ, тогда все обойдется мирно.

Роби, предводитель другой стороны, однако былъ совершенно убѣжденъ, что хотя по-крайней мѣрѣ одинъ изъ этихъ господъ перейдетъ на его сторону, и что другой не перейдетъ на сторону Рэтлера. Я готовъ думать, что городъ вообще болѣе вѣрилъ вѣрности разсчета Роби, чѣмъ Рэтлера, но нѣкоторые держали пари и остались не при чемъ, потому что раздѣленіе голосовъ оказалось равное, а предсѣдатель подалъ голосъ въ пользу правительства. Билль прочли во второй разъ, но Роби объявилъ, что даже Мильдмэй ничего не можетъ сдѣлать, когда его поддерживаетъ только голосъ предсѣдателя. Мильдмэй, безъ сомнѣнія, чувствовалъ, что онъ не могъ продолжать съ своимъ биллемъ съ той минуты, какъ Тёрнбёлль объявилъ себя противъ него, но онъ не могъ взять свой билль назадъ изъ уваженія къ мнѣнію Тёрнбёлля.

Въ эту недѣлю у Финіаса руки были достаточно полны. Два раза въ недѣлю онъ бывалъ въ комитетѣ, но еще чаще былъ въ конторѣ «Знамени». Бёнсъ рѣшительно объявилъ свое намѣреніе тягаться съ полиціей за несправедливый арестъ, даже еслибы ему пришлось истратить все свое состояніе до послѣдняго шиллинга. А когда его жена въ присутствіи Финіаса просила предать прошлое забвенію, напоминая ему, что пролитаго молока воротить нельзя, онъ назвалъ ее малодушною женщиной, Тогда мистриссъ Бёнсъ залилась слезами и сказала своему любимому жильцу, что все ея спокойствіе на свѣтѣ рушилось. Финіасъ совѣтовалъ своему хозяину оставить деньги въ карманѣ и предоставить «Знамени» вести войну — эта газета, по-крайней-мѣрѣ, будетъ вести ее экономно. Но Бёнсъ, хотя восхищался «Знаменемъ», хотѣлъ непремѣнно вести дѣло судомъ — и я боюсь, что въ этомъ намѣреніи Слайдъ поощрялъ его за спиною его болѣе благоразумнаго друга Финіаса Финна.

Финіасъ ходилъ съ Бёнсомъ къ Ло и тамъ получилъ очень хорошій совѣтъ.

— Спросили ли вы сами себя, какая ваша цѣль, мастеръ Бёнсъ? сказалъ ему Ло.

Бёнсъ объявилъ, что онъ задавалъ себѣ этотъ вопросъ и отвѣтилъ на него. Его цѣль — удовлетвореніе.

— Въ видѣ вознагражденія вамъ? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ не хотѣлъ никакого личнаго вознагражденія. Удовлетвореніе, котораго онъ желалъ, состояло въ наказанія этого человѣка.

— Это изъ мщенія? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ увѣрялъ, что это не изъ мщенія.

— Оно и не слѣдуетъ, продолжалъ Ло: — потому что хотя вы думаете, что этотъ человѣкъ превысилъ свою обязанность, вы должны чувствовать, что онъ сдѣлалъ это не азъ личнаго недоброжелательства къ вамъ.

— Я желаю только того, чтобъ эти люди знали свои мѣста, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Именно — н поэтому, когда случаются такія вещи, о нихъ упоминается и въ печати и въ парламентѣ — и на нихъ обращается вниманіе министра. Слава Богу, у насъ въ Англіи не часто случаются эти вещи.

— Можетъ быть, ихъ будетъ больше, если мы ее станемъ за этимъ смотрѣть, сердито сказалъ Бёнсъ.

— Мы всегда за этимъ смотримъ, сказалъ Ло: — смотримъ за этимъ очень старательно. Но я не думаю, чтобы можно было сдѣлать что-нибудь въ этомъ отношеніи, жалуясь на одного человѣка, поведеніе котораго было уже одобрено судьями. Если вамъ необходима извѣстность, мистеръ Бёнсъ, и если вы не смотрите на издержки, или не платитъ ли за нихъ кто-нибудь другой, тогда…

— За нихъ никто не заплатитъ, сказалъ Бёнсъ, начиная сердиться.

— Тогда на вашемъ мѣстѣ я самъ не заплатилъ бы, сказалъ Ло.

Но Бёнса никакъ нельзя было отговорить. Когда онъ вышелъ на сквэръ съ Финіасомъ, онъ выражалъ большой гнѣвъ противъ Ло.

— Онъ не понимаетъ, что значитъ патріотизмъ. Говоритъ мнѣ объ извѣстности! Если человѣкъ выкажетъ хоть искру общественнаго чувства, это все честолюбіе. Мнѣ извѣстность не нужна. Я хочу спокойно ѣсть свой хлѣбъ и хочу, чтобы меня оставили въ покоѣ заниматься своимъ дѣломъ. Я плачу подать въ полицію, чтобы она смотрѣла за мошенниками, а не для того, чтобы запирала въ тюрьму честныхъ людей, которые дѣлаютъ то, па что они имѣютъ законное право.

Послѣ этого Бёнсъ пошелъ къ своему стряпчему, а Финіасъ въ контору «Знамени». Тамъ онъ написалъ передовую статью о дѣлѣ Бёнса, за которую въ надлежащее время получилъ гинею. Можетъ быть, въ этомъ отношеніи «Знамя» сдѣлаетъ для него больше чѣмъ парламентъ. Однако Слайдъ и другой господинъ гораздо старше Слайда, который рекомендовался главнымъ редакторомъ, желали, чтобы Финіасъ перемѣнилъ свое мнѣніе насчетъ балотировки. Финіасъ утверждалъ съ твердостью, что это невозможно, и поэтому долженъ былъ ограничить свои статьи такими предметами, въ которыхъ его мнѣнія согласовались съ мнѣніемъ редактора «Знамени». Это была его вторая статья, и редакторъ, повидимому, думалъ, что несмотря на его отсталый взглядъ па баллотировку, онъ былъ слишкомъ полезенъ, чтобы имъ пренебрегать. Членъ парламента теперь совсѣмъ уже не то, чѣмъ онъ былъ прежде, но все-таки въ буквахъ, предшествующихъ его имени, есть какое-то очарованіе, заставляющее его казаться выше другихъ людей. Вступите въ парламентъ хоть депутатомъ отъ Лофшэна, и «Знамя» будетъ радо вашей помощи. Финіасъ написалъ свою статью я обѣщалъ зайти опять. Квинтусъ Слайдъ продолжалъ увѣрять его, что для него необходимъ органъ, и Финіасъ началъ приспособлять свой слухъ къ звукамъ, которые сначала были для него непріятны. Онъ узналъ, что его новый знакомый мистеръ Слайдъ намѣревался вступить въ парламентъ когда-нибудь.

— Я всегда смотрѣлъ на парламентъ, какъ па мою устрицу, и вотъ моя шпага! говорилъ Слайдъ, махая старымъ гусинымъ перомъ.

Тогда Финіасъ спросилъ его, имѣетъ ли онъ какія-нибудь идеи о составѣ нижней палаты; на это Слайдъ отвѣчалъ, что онъ не имѣетъ никакого опредѣленнаго намѣренія. Многія мѣстечки однако освободятся отъ аристократическаго вліянія новымъ распредѣленіемъ мѣстъ, что произойдетъ, какъ Слайдъ объявлялъ, въ слѣдующую сессію. Онъ назвалъ Луфтонъ, и Финіасъ Финнъ, думая о Сольсби, думая о графѣ, думая о лэди Лорѣ и думая о Вайолетъ, ушелъ съ отвращеніемъ. Не лучше ли будетъ, чтобы этотъ спокойный городокъ, пріютившись около стѣнъ Сольсби, остался такимъ, каковъ онъ теперь, чѣмъ былъ бы зараженъ присутствіемъ Квинтуса Слайда?

Въ послѣдній день преній, за нѣсколько минутъ до четырехъ часовъ, съ Финіасомъ случилось новое ужасное несчастье. Въ передней парламента его взялъ за пуговицу Баррингтонъ Ирль и говорилъ что-то о раздѣленіи голосовъ. Они стояли прямо передъ дверью, окруженные толпою членовъ. Финіасъ отвѣчалъ Ирлю, когда кто-то дотронулся до руки его, и онъ обернувшись увидалъ Клэрксона.

— Насчетъ этого векселя, мистеръ Финнъ, сказалъ этотъ противный человѣкъ, уткнувъ подбородокъ въ бѣлый галстухъ. — У васъ на квартирѣ мнѣ всегда говорятъ, что васъ нѣтъ дома.

Въ это время полисмэнъ объяснялъ Клэрксону, что онъ не долженъ тутъ стоять, долженъ отойти въ сторону, въ уголъ.

— Все знаю, сказалъ Клэрксонъ, отходя: — знаю. Но что же дѣлать человѣку, когда его не принимаютъ дома?

Клэрксонъ спокойно сталъ въ уголъ, не давъ полисмэну случай поступить съ нимъ насильственно, по отходя говорилъ громко, и голоса вокругъ притихли и, по-крайпей-мѣрѣ, членовъ двадцать слышали, что онъ сказалъ. Финіасъ Финнъ конечно пользовался привилегіей члена парламента, но Клэрксонъ рѣшилъ, что эта привилегія принесетъ ему какъ можно менѣе пользы.

Это было очень непріятно. Настоящій виновный, сынъ пэра, занимавшій должность казначея съ жалованьемъ въ тысячу фунтовъ, не подвергался такому преслѣдованію. Финіасъ не бралъ ни фартинга ни отъ кого кромѣ какъ отъ отца, и долженъ былъ терпѣть непріятности по милости своего пріятеля Фицджибона. Онъ оставилъ Баррингтона Ирля и поспѣшилъ въ палату, краснѣя до ушей. Онъ посмотрѣлъ, сидитъ ли Фицджибонъ на своемъ мѣстѣ; по его еще не было. Безъ сомнѣнія, онъ придетъ и Финіасъ рѣшилъ, что онъ не дастъ ему уйти, не высказавъ ему прямо своихъ мыслей.

Въ этотъ вечеръ говорилось не много важныхъ рѣчей. Прочли во второй разъ билль Мильдмэя, какъ я уже сказалъ прежде, вслѣдствіе голоса, поданнаго предсѣдателемъ, но относительно большинства это равнялось пораженію.

Разумѣется, въ этотъ вечеръ не было объявлено, что сдѣлаютъ министры. Безъ собранія въ министерствѣ, безъ дальнѣйшаго соображенія, хотя каждый зналъ, что билль будетъ взятъ назадъ, они не могли сказать, какъ они будутъ дѣйствовать.

Финіасъ видѣлъ, какъ Лоренсъ Фицджибонъ вошелъ въ парламентъ — очень поздно. Безъ сомнѣнія, онъ обѣдалъ въ парламентѣ и провелъ весь вечеръ въ библіотекѣ или въ курительной комнатѣ. Финіасъ былъ возлѣ него, когда выходили въ переднюю, и возлѣ него опять, когда всѣ воротились въ палату. Но до послѣдней минуты Финіасъ думалъ, что онъ не поймаетъ свою добычу. Въ толпѣ, когда они выходили изъ парламента, ему не удалось положить руку на плечо своего пріятеля, но онъ поторопился выйти и у воротъ парламента нагналъ Фицджибона, который шелъ подъ руку съ Баррингтономъ Ирлемъ.

— Лоренсъ, сказалъ онъ, рѣшительно схвативъ за руку своего соотечественника: — я хочу поговорить съ вами нѣсколько минутъ.

— Говорите, сказалъ Лоренсъ.

Тогда Финіасъ, взглянувъ ему въ лицо, увидалъ очень хорошо, что онъ, какъ говорится въ свѣтѣ, пообѣдалъ. Финіасъ вспомнилъ въ эту минуту, что Баррингтонъ Ирль былъ возлѣ него, когда гнусный заимодавецъ дотронулся до руки его и упомянулъ о векселѣ. Онъ очень желалъ растолковать Ирлю, что это не его долгъ — что онъ находится въ рукахъ ростовщика не за себя. Но все-таки въ немъ было чувство — еще было — дружбы къ Фицджибону.

— Дайте мнѣ вашу руку и пойдемте со мною на минуту, сказалъ Финіасъ: — Ирль извинитъ насъ.

— О, что это съ вами? сказалъ Лоренсъ: — я не гожусь для совѣщаній глазъ-на-глазъ въ три часа утра.

— Я ужасно былъ раздосадованъ сегодня, сказалъ Финіасъ: — и желаю поговорить съ вами.

— Ей-Богу, Финнъ, многіе изъ насъ бываютъ раздосадованы; неправдали, Баррингтонъ?

Финіасъ примѣтилъ, что хотя Фицджибонъ обѣдалъ, въ словахъ его ясно было столько же лукавства, сколько и вина, и рѣшился не покориться такому дурному обращенію.

— Моя досада происходить отъ вашего пріятеля Кларксона, который имѣлъ дерзость обратиться ко мнѣ въ парламентѣ.

— И подѣломъ вамъ, Финнъ. Онъ все мнѣ разсказалъ. Нѣтъ въ свѣтѣ такого терпѣливаго человѣка, какъ Клэрксонъ, если только ему позволить поступать по-своему. Онъ будетъ приходить три раза въ недѣлю весь сезонъ и не сдѣлаетъ ничего больше. Разумѣется, ему непріятно, когда его выгоняютъ.

— Это тотъ господинъ, съ которымъ полисмэнъ говорилъ въ передней? спросилъ Ирль.

— Проклятый кредиторъ, съ которымъ вотъ этотъ нашъ пріятель познакомилъ меня для собственной своей цѣли, отвѣчалъ Финіасъ.

— Человѣкъ самой благородной наружности, сказалъ Лоренсъ: — навѣрно Баррингтонъ его знаетъ. Послушайте, Финнъ, мой милый, воспользуйтесь моимъ совѣтомъ. Пригласите его завтракать и дайте ему понять, что вашъ домъ всегда будетъ для него открытъ.

Послѣ этого Лоренсъ Фицджибонъ и Баррингтонъ Ирль сѣли вмѣстѣ въ кэбъ и уѣхали.

Глава XXIX. Совѣщаніе министровъ

Теперь помогутъ ли мнѣ музы, когда я запою совершенію другую пѣсню? Во вторникъ министры собрались на совѣщаніе въ офиціальной резиденціи перваго лорда въ улицѣ Доунингъ, и я постараюсь описать, что происходило или могло происходить въ такомъ важномъ случаѣ.

Комната большая, мрачная, съ турецкимъ ковромъ, съ обѣденнымъ столомъ краснаго дерева, съ очень тяжелыми рѣзными ножками. Старый вѣстовой приготовлялъ эту комнату въ два часа пополудни для министровъ ея величества. Столъ этотъ быль бы довольно великъ для четырнадцати человѣкъ и вдоль стѣны подальше отъ камина было поставлено шесть тяжелыхъ стульевъ — хорошихъ спокойныхъ стульевъ — но къ той сторонѣ, которая была ближе къ камину, стулья были поставлены неправильно и стояли также четыре кресла — два съ одной стороны и два съ другой. Въ комнатѣ было четыре окна, выходившія на Сэн-Джэмскiй паркъ; занавѣси у этихъ окопъ были темны и тяжелы — какъ приличествовало важности цѣлей, для которыхъ была назначена эта комната. Въ прежніе дни это была столовая одного перваго министра за другимъ. Для Пита это было жилищемъ его собственныхъ пенатовъ и лордъ Ливерпуль тутъ скучалъ среди своихъ скучныхъ друзей много долгихъ лѣтъ. Министры настоящаго времени находятъ удобнѣе жить въ частныхъ домахъ. Но при Мильдмэѣ собранія всегда происходили въ старой комнатѣ оффиціальной резиденціи. Три раза престарѣлый вѣстовой передвигалъ каждое кресло то немножко такъ, то немножко этакъ, а потомъ смотрѣлъ на нихъ такъ, какъ будто направленіе предстоявшаго собранія могло зависѣть отъ удобнаго положенія его главныхъ членовъ. Если Мильдмэю будетъ совсѣмъ удобно, если онъ будетъ слышать, что говорятъ, не напрягая слухъ, будетъ ясно видѣть лица своихъ товарищей и чувствовать теплоту огня, не сожигая своихъ колѣнъ, можетъ быть онъ не захочетъ выдти въ отставку. Если такъ, то какъ важно было дѣло, ввѣренное теперь рукамъ этого престарѣлаго вѣстового! Когда его заботливые глаза осмотрѣли вокругъ комнаты разъ шесть, когда онъ дотронулся до каждой занавѣски, положилъ руку на каждый стулъ, убралъ бумаги, лежавшія на боковомъ столикѣ — лежавшія тутъ два года, и на которыя никто не взглянулъ бы — онъ тихо вышелъ и сѣлъ на кресло недалеко отъ двери этой комнаты. Потому что, можетъ быть, необходимо было бы остановить попытку какого-нибудь незванаго посѣтителя въ это тайное совѣщаніе.

Вскорѣ послышался звукъ разныхъ голосовъ въ передней, голосовъ людей, говорившихъ пріятно, голосовъ людей, для которыхъ, судя но ихъ тону, дѣла шли на свѣтѣ хорошо. Потомъ пять человѣкъ вошли въ комнату. Съ перваго взгляда она казались самыми обыкновенными джентльмэнами, какихъ вамъ случалось встрѣчать около Пэлль-Мэлля послѣ полудня. Въ ихъ наружности не было вовсе напыщеннаго достоинства министерскаго положенія. Этотъ низенькій человѣкъ въ сюртукѣ, похожимъ на охотничій, съ зонтикомъ въ рукѣ и безъ перчатокъ, никто иной какъ лордъ-канцлеръ — лордъ Уизилингь — который нажилъ сто тысячъ фунтовъ въ должности главнаго прокурора и считается лучшимъ юристомъ своего вѣка. Ему пятьдесятъ лѣтъ, но на видъ не болѣе сорока, и по наружности его можно бы принять за писаря военнаго министерства, зажиточнаго и очень любимаго своими товарищами. Вслѣдъ за нимъ вошелъ сэр Гэрри Кольдфутъ, тоже стряпчій по профессіи, хотя никогда не занимался практикой. Онъ въ парламентѣ около тридцати лѣтъ и теперь находится въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ. Это дородный, здоровый, сѣдой джентльмэнъ, на лицѣ котораго вовсе не видно заботъ его служебной обязанности. Можетъ быть, ни одному министру такъ же достается отъ печати, и говорятъ будто онъ очень хотѣлъ бы передать какому-нибудь политическому врагу управленіе полиціей и тяжелую обязанность разбирать всѣ уголовныя аппеляціи. За ними идетъ нашъ пріятель Монкъ и сэр-Мармадукъ Монкомбъ канцлеръ ленкэстрскаго графства. Для чего сэр-Мармадукъ всегда былъ помѣщаемъ въ министерствѣ Мильдмэя, никто никогда не зналъ. Какъ канцлеру герцогства ему нечего дѣлать, а еслибъ и было, то онъ не дѣлалъ бы. Онъ рѣдко говоритъ въ парламентѣ и говоритъ нехорошо. Онъ красивый мужчина, или былъ бы, еслибъ не придавалъ величественнаго выраженія своимъ взглядамъ, что придастъ его лицу характеръ напыщенности. Онъ служилъ въ гвардіи въ молодости и поступилъ въ парламентъ когда пересталъ быть молодымъ. Должно предполагать, что Мильдмэй нашелъ въ немъ что-нибудь, потому что онъ былъ включенъ въ три либеральныя министерства одно за другимъ. Онъ вѣроятно обладаетъ добродѣтелью оставаться вѣренъ Мильдмэю и надлежащимъ образомъ покоренъ тому, кого считаетъ выше себя.

Черезъ двѣ минуты пришелъ герцогъ съ Плантадженетомъ Паллизеромъ. Герцогъ Сент-Бёнгэй, какъ всѣмъ извѣстно, былъ главою аристократическихъ старыхъ виговъ. Три раза думали, что онъ будетъ первымъ министромъ, и онъ дѣйствительно могъ бы занять эту должность, еслибъ самъ не зналъ, что онъ неспособенъ къ ней. Съ герцогомъ совѣтовались о составленіи министерствъ въ послѣднія тридцать-пять лѣтъ, и теперь это былъ человѣкъ старый по наружности, суетливый, популярный, умный, добросовѣстный, думавшій серьезно о своей родинѣ и который навѣрно оставитъ послѣ себя память. О немъ говорятъ, что онъ честнѣе своего дяди, который былъ другъ Каннинга, но не такой великій человѣкъ, какъ его дѣдъ, съ которымъ Фоксъ разъ поссорился и котораго Буркъ любилъ. Плантадженетъ Паллизеръ, наслѣдникъ герцогства, былъ младшій канцлеръ казначейства и нѣкоторые государственные люди считали его восходящей звѣздою этого вѣка. Если трудолюбіе, прямота намѣреній и ясность ума могутъ одержать верхъ, то Плэнти Полль, какъ его фамильярно называютъ, можетъ сдѣлаться великимъ министромъ.

Потомъ пришелъ виконтъ Трифтъ, новый лордъ Адмиралтейства, со всею тяжестью новаго желѣзнаго флота на плечахъ. Онъ предпринялъ геркулесовскій подвигъ очистить верфи — и вмѣстѣ съ тѣмъ меньшій трудъ держать на водѣ флотъ, который можетъ считаться его соотечественниками лучшимъ въ свѣтѣ. Онъ думаетъ, что сдѣлаетъ и то и другое, если Мильдмэй не выйдетъ въ отставку; это трудолюбивый, честный, самоотверженный вельможа, работающій неусыпно съ утра до ночи и надѣющійся современемъ заняться важными предметами — перевести Гомера можетъ бить и носить Подвязку.

Позади него шли стальные министры съ уважаемымъ, сѣдоголовымъ первымъ министромъ посреди ихъ. Тамъ былъ Грешэмъ, министръ иностранныхъ дѣлъ, считавшійся величайшимъ ораторомъ въ Европѣ, на чьи плеча по общему мнѣнію должна упасть мантія Мильдмэя — которая впрочемъ будетъ носиться совсѣмъ иначе, чѣмъ носилъ ее мистеръ Мильдмэй, потому что Грешэмъ человѣкъ не имѣющій чувствъ для прошлаго, лишенный историческихъ воспоминаній, почти и памяти, — живущій совершенно въ будущемъ, которое онъ желалъ бы создать сызнова силою своего собственнаго мозга. Между тѣмъ какъ у Мильдмэя даже его любовъ къ реформѣ есть наслѣдственная страсть къ старому либерализму. Съ ними былъ Легджи Уильсонъ, братъ пэра, военный министръ, большой ученый и очень вѣжливый господинъ, очень гордившійся своимъ министерскимъ положеніемъ, но сознававшій, что онъ не заслужилъ его своими политическими трудами. Съ нимъ былъ и лордъ Плинлиммонъ, контролеръ Индіи — изъ всѣхъ трудящихся лордовъ самый благовидный, самый пріятный, самый популярный, говорящій приличныя рѣчи на обѣдахъ, человѣкъ повидимому очень откровенный въ своемъ образѣ жизни, но въ дѣйствительности очень осторожный на каждомъ шагу, знающій хорошо, какъ трудно влѣзать наверхъ и какъ легко упасть.

Мильдмэй вошелъ въ комнату опираясь на руку лорда Плинлиммона, и когда подошелъ къ кресламъ, стоявшимъ на коврѣ передъ каминомъ, другіе министры окружили его съ веселыми лицами и ласковыми вопросами. Потомъ подошелъ нашъ старый пріятель лордъ Брентфордъ, послѣдній — и я сказалъ бы, наименѣе важный, еслибы чьи-нибудь слова могли считаться менѣе значительными въ такомъ собраніи, какъ слова сэр-Мармадука Моркомба, канцлера ланкастерскаго герцогства.

Мильдмэй сѣлъ на одно изъ креселъ, между тѣмъ какъ лордъ Плинлиммонъ облокотился о столь возлѣ его локтя. Грешэмъ всталъ прямо у угла камина, который былъ дальше отъ Мильдмэя, а Паллизерь у угла, который былъ къ нему ближе. Герцогъ сѣлъ на креслѣ по лѣвую руку Мильдмэя. Лордъ Плинлиммонъ, какъ я сказалъ, облокотился о столъ, а лордъ канцлеръ сѣлъ на столъ. Виконтъ Трифтъ и Монкъ заняли стулья на дальней сторонѣ стола ближе къ Мильдмэю, а Легджи Уильсонъ сѣлъ на концѣ стола. Министръ внутреннихъ дѣлъ всталъ передъ лордомъ канцлеромъ, заслоняя его отъ огня, а канцлеръ герцогства, подождавъ нѣсколько минуть какъ бы въ сомнѣніи, занялъ одно изъ порожнихъ креселъ. Молодой лордъ изъ колоній всталъ позади плечъ своего пріятеля министра иностранныхъ дѣлъ, а лордъ Брентфордъ, повертѣвшись нѣсколько времени тревожно, сѣлъ на стулъ позади канцлера герцогства. Такимъ образомъ одно кресло осталось незанятымъ, но болѣе никого не ожидали.

— Это не такъ дурно, какъ я думалъ, сказалъ герцогъ, говоря громко, но особенно обращаясь къ начальнику.

— Довольно дурно, отвѣчалъ Мильдмэй, смѣясь.

— Дѣйствительно довольно дурно, сказалъ сэр-Мармадукъ Моркомбъ безъ смѣха.

— И такой славный билль пропалъ! сказалъ лордъ Плинлиммонъ. Хуже всего то въ этихъ неудачахъ, что тотъ же самый билль нельзя предъявить опять.

— Такъ что если пропавшій билль былъ лучшій, то тотъ билль, который не пропадетъ, долженъ быть хуже, сказалъ лордъ канцлеръ.

— Я думалъ, что послѣ преній передъ Пасхой у насъ не будетъ неудачи насчетъ баллотировки, сказалъ Мильдмэй.

— Это уже готовилось давно, сказалъ Грешэмъ, который движеніемъ руки и сжатыми губами удержалъ слова, едва де произнесенныя и которыя вѣроятно не были бы очень лестны для Тёрнбёлля.

Тутъ онъ повернулся и сказалъ что-то лорду Кэнтрипу, чего никто другой въ комнатѣ не слыхалъ. Достойно замѣчанія однако, что имя Тёрнбёлля ни разу не было громко произнесено въ этомъ собраніи.

— Я боялся, что это готовится давно, серьёзно сказалъ сэр-Мармадукъ Моркомбъ.

Надо же намъ, господа, принимать то, что мы получаемъ, сказалъ Мильдмэй, все улыбаясь. — А теперь мы должны сообразить что мы должны сдѣлать тотчасъ.

Потомъ онъ остановился, какъ бы ожидая, что товарищи одинъ за другимъ станутъ подавать ему совѣты. Но совѣта никто не подавалъ, и вѣроятно Мильдмэй вовсе этого не ожидалъ.

— Разумѣется, мы не можемъ остаться въ такомъ положеніи, сказалъ герцогъ.

Герцогъ имѣлъ привилегію сказать это. Но хотя всѣ въ комнатѣ знали, что такъ должно быть, никто кромѣ герцога не сказалъ бы это прежде, чѣмъ Мильдмэй выскажется прямо.

— Нѣтъ, сказалъ Мильдмэй: — я полагаю, что мы не можемъ оставаться въ такомъ положеніи. И вѣроятно, никто изъ насъ не желаетъ этого, господа?

Тутъ онъ оглянулся на своихъ сослуживцевъ и они выразили согласіе, хотя никто не сказалъ ни слова. Звукъ сэр-Мармадука Моркомба былъ громче другихъ, но и у него это было не болѣе ворчанія.

— Мы должны сообразить два обстоятельства, продолжалъ Мильдмэй — и хотя онъ говорилъ очень тихо, всѣ присутствующіе слышали каждое слово: — то-есть два главныхъ обстоятельства: трудъ для страны и спокойствіе для королевы. Я намѣренъ видѣться съ ея величествомъ сегодня въ пять часовъ — тоесть черезъ два часа — и надѣюсь, что буду имѣть возможность сказать въ Палатѣ въ семь часовъ, что произойдетъ между ея величествомъ о мною. Другъ мой его свѣтлость сдѣлаетъ тоже въ палатѣ лордовъ. Если вы согласны со мною, господа, я объясню королевѣ, что благосостояніе страны требуетъ, чтобы мы не оставались па нашихъ мѣстахъ, и передамъ ваши отставки и мою въ руки ея величества.

— Посовѣтуйте ея величеству послать за лордомъ Террье, сказалъ Грешэмъ.

— Конечно, больше мнѣ нечего дѣлать.

— И ей, сказалъ Грешэмъ.

На это замѣчаніе никто не отвѣчалъ, по изъ находившихся въ комнатѣ три или четыре самыхъ опытныхъ служителей короны почувствовали, что Грешэмъ поступилъ неосторожно. Герцогъ, всегда боявшійся Грешэма, говорилъ послѣ Паллизеру, что ему не слѣдовало дѣлать этого замѣчанія; сэръ Генри Кольдфутъ тревожно размышлялъ объ этомъ, а сэр-Мармадукъ Моркомбъ спросилъ Мильдмэя, что онъ объ этомъ думаетъ.

— Времена такъ перемѣняются, а съ временами и чувства людей, сказалъ Мильдмэй.

Но я сомнѣваюсь, понялъ ли его сэр-Мармадукъ.

Въ комнатѣ наступило молчаніе минуты на двѣ послѣ словъ Грешэма, а потомъ Мильдмэй опять обратился къ своимъ друзьямъ.

— Разумѣется, можетъ быть лордъ де-Террье, будетъ предвидѣть затрудненія, или найдетъ затрудненія, которыя принудятъ его, или тотчасъ, или впослѣдствіи, отказаться отъ обязанности, которую ея величество, вѣроятно, будетъ предлагать ему. Безъ сомнѣнія, всѣмъ изъ насъ извѣстно, что правительственныя дѣла задача не легкая, и ее не дѣлаетъ легче отсутствіе большинства голосовъ въ нижней палатѣ.

— Я полагаю, онъ распуститъ парламентъ, сказалъ герцогъ.

— Я думалъ бы такъ, сказалъ Мильдмэй. — Но очень можетъ быть, что ея величество сочтетъ себя обязанной послать за кѣмъ-нибудь изъ насъ — зa мною напримѣръ, или за моимъ другомъ герцогомъ. Вѣроятно, она будетъ руководствоваться тѣмъ, что лордъ де-Террье предложилъ ей. Если спросятъ меня, я скажу, что мы должны занять наши мѣста до окончаніи сессіи, а потомъ распустимъ парламентъ и такимъ образомъ удостовѣримся въ мнѣніи страны. Въ такомъ случаѣ однако мы должны собраться опять.

— Я думаю, что мистеръ Мильдмэй предлагаетъ самое лучшее, сказалъ герцогъ, который безъ сомнѣнія уже разсуждалъ объ этомъ прежде съ своимъ другомъ первымъ министромъ.

Никто не сказалъ ни слова въ опроверженіе и совѣщаніе кончилось. Старый вѣстовой, спавшій па своемъ креслѣ, всталъ и поклонился министрамъ, когда они шли мимо него, а потомъ пошелъ переставлять стулья.

— Онъ такъ же думаетъ выходить въ отставку, какъ мы съ вами, сказалъ лордъ Кэнтрипъ своему товарищу Грешэму, когда они шли подъ руку по Сент-Джэмскому парку къ клубу.

— Я не знаю навѣрно, не правъ ли онъ, сказалъ Грешэмъ.

— Относительно себя или страны? спросилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Относительно своей будущей славы. Тѣ, которые выходятъ въ отставку, всегда теряютъ черезъ это. Цинцинатъ опять былъ призванъ и Карлъ У почувствовалъ, что онъ поступилъ сумасбродно.

Они, вѣроятно, говорили о Мильдмэѣ. Монкъ шелъ домой одинъ съ чувствомъ разочарованія въ сердцѣ, заставлявшимъ его спрашивать себя, не правъ ли былъ Тёрнбёлль, упрекая его за то, что онъ присоединился къ правительству. Но это происходило не отъ отставки Мильдмэя, а отъ убѣжденія Монка, что онъ мало способствовалъ къ благосостоянію страны, участвуя въ министерствѣ Мильдмэя.

Глава XXX. Счастье Кеннеди

Послѣ совѣщанія министровъ, которое авторъ осмѣлился обрисовать слегка въ послѣдней главѣ, у королевы сначала былъ Мильдмэй, потомъ лордъ де-Террье, потомъ Мильдмэй и герцогъ вмѣстѣ, а потомъ опять лордъ де-Террье; были различныя объясненiя въ парламентѣ; соперники били очень вѣжливы другъ къ другу и кончилось тѣмъ, что всѣ остались на своихъ мѣстахъ. Единственная перемѣна было удаленіе сэр-Мармадука Моркомба, который сдѣлался пэромъ, и Кеннеди былъ выбранъ на его мѣсто въ министерствѣ. Кеннеди во время послѣднихъ преній сказалъ одну изъ тѣхъ рѣчей, которыя онъ говорилъ изрѣдка и которыя составили ему репутацію въ парламентѣ; но все-таки всѣ выражали величайшее удивленіе и никто не могъ понять, почему Кеннеди былъ сдѣланъ министромъ.

— Невозможно сказать доволенъ онъ или нѣтъ, говорила о немъ Финіасу лэди Лора: — я разумѣется довольна.

— Его честолюбіе должно бить удовлетворено, сказалъ Финіасъ.

— Должно, если оно у него есть, сказала лэди Лора.

— Я не вѣрю, чтобы у мужчинъ не было честолюбія.

— Это трудно сказать. Есть люди, которые не раскрываютъ своего сердца, и мой мужъ принадлежитъ къ ихъ числу. Онъ сказалъ мнѣ, что ему неприлично было бы отказаться, и вотъ все что онъ сказалъ мнѣ объ этомъ.

Всѣ министры остались на мѣстахъ, но сдѣлали это какъ будто для дальнѣйшаго испытанія. Мильдмэй сдѣлалъ такъ, какъ сказалъ своимъ сослуживцамъ въ совѣщаніи. Прежде чѣмъ кончились всѣ эти объясненія и поѣздки, апрѣль прошелъ и наступали праздники Троицы и Духова дня. Но мало было сдѣлано въ эту сессію, и какъ Мильдмэй не разъ говорилъ въ палатѣ, страна пострадаетъ, если королева распуститъ парламентъ въ этотъ періодъ года. Старые министры будутъ продолжать заниматься дѣлами страны, такъ какъ лордъ де-Террье съ своими послѣдователями отказался взять дѣла въ свои руки, и по окончаніи сессіи, которая будетъ какъ можно короче, состоятся новые выборы. Это была программа Мильдмэя и никто не смѣлъ громко жаловаться на нее.

Тёрнбёлль однако сказалъ нѣсколько словъ въ предостереженіе Мильдмэйю, что онъ потерялъ свой билль, хорошій въ другихъ отношеніяхъ, оттого что отказался включить баллотировку. Пусть онъ обѣщаетъ быть благоразумнымъ впередъ и повиноваться выраженнымъ желаніямъ страны, и все пойдетъ для него хорошо. Въ отвѣтъ на это Мильдмэй объявилъ, что страна не изъявляла подобнаго желанія, но если при новыхъ выборахъ покажутъ, что баллотировка дѣйствительно желается, то онъ тотчасъ передастъ исполненіе этого желанія въ болѣе способныя и молодыя руки. Тёрнбёлль остался совершенно доволенъ отвѣтомъ министра и сказалъ, что наступающіе выборы покажутъ, кто былъ правъ, онъ или Мильдмэй.

Многіе, и между ними его сослуживцы, думали, что Мильдмэй поступилъ неосторожно.

— Никто не долженъ давать обѣщанія ни въ чемъ, сказалъ сэр-Генри Кольдфутъ герцогу.

Герцогъ, который быль очень вѣренъ Мильдмэю, не отвѣчалъ на это, но даже онъ думалъ, что его старый другъ слишкомъ опрометчиво далъ обѣщаніе. По обѣщаніе было дано и нѣкоторые уже начали пользоваться этимъ. «Въ Знамени» появлялась статья за статьей, убѣждавшая членовъ парламента воспользоваться словами перваго министра и показать прямо при избирательствѣ, что баллотировка желается.

— Вамъ лучше перейти къ намъ, мистеръ Финнъ, право лучше, говорилъ Слайдъ. — Теперь пора показать, что вы другъ народа. Вы сдѣлаете это рано или поздно. Перейдите къ намъ и мы будемъ вашимъ органомъ.

Но въ это время Финіасу уже не такъ нравился Квинтусъ Слайдъ, потому что онъ находился въ болѣе тѣсныхъ сношеніяхъ съ людьми, которые въ своемъ образѣ жизни и въ способахъ выраженія совсѣмъ не походили на Квинтуса Слайда. Совѣтъ этомъ былъ поданъ ему въ концѣ мая, а въ то время лордъ Чильтернъ жилъ у него на квартирѣ въ Марльбороской улицѣ. Миссъ Пунцфутъ на время оставила свою квартиру въ нервомъ этажѣ и лордъ съ переломанными костями удостоилъ занять ее.

— Не знаю, пріятно ли мнѣ имѣть лорда, сказалъ Бёнсъ женѣ.

— Скоро кончится тѣмъ, что ты ее будешь любить никакихъ приличныхъ жильцовъ, сказала мистриссъ Бёнсъ: — но я и спрашивать-то тебя не стану. Ты столько потратилъ денегъ на твое грязное дѣло съ судомъ, что кому-нибудь слѣдуетъ заработать кое-что дома.

Много было разсужденій о томъ, чтобы привезти лорда Чильтерна въ Лондонъ, и во всѣхъ этихъ разсужденіяхъ участвовалъ Финіасъ. Лордъ Брентфордъ думалъ, что его сыну лучше остаться въ Уиллингфордѣ, и хотя онъ сказалъ, что комнаты въ его домѣ въ распоряженіи сына, если онъ вздумаетъ пріѣхать въ Лондонъ, все-таки онъ говорилъ это такимъ образомъ, что Финіасъ, ѣздившій въ Уиллингфордъ, не могъ сказать своему другу, что его примутъ охотно на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Мнѣ кажется, я совсѣмъ перестану тамъ бывать, сказалъ лордъ Чильтернъ. — Отецъ мой надоѣдаетъ мнѣ всѣмъ, что онъ дѣлаетъ и говоритъ, а я надоѣдаю ему тѣмъ, что не говорю и не дѣлаю ничего.

Потомъ онъ получилъ приглашеніе отъ лэди Лоры и Кеннеди, не пріѣдетъ ли онъ на Гросвенорскую площадь. Лэди Лора очень его уговаривала, хотя Кеннеди далъ только холодное согласіе. Но лордъ Чильтернъ не хотѣлъ объ этомъ слышать.

Для того, чтобы я пріѣхалъ въ домъ отца моего, есть нѣкоторыя причины, сказалъ онъ: — хотя мы съ нимъ не лучшіе друзья на свѣтѣ, но нѣтъ никакихъ причинъ, чтобы я переѣхалъ въ домъ человѣка, котораго я такъ ненавижу, какъ Роберта Кеннеди.

Дѣло было рѣшено вышесказаннымъ образомъ. Квартира миссъ Пунцфутъ была приготовлена для него въ домѣ Бёнса и Финіасъ съѣздилъ въ Уиллингфордъ и привезъ его.

— Я продалъ Сорви-Голова, сказалъ лордъ Чильтернъ: — одному молодому человѣку, шея котораго непремѣнно сдѣлается жертвою, если онъ вздумаетъ ѣздить на немъ. Я подарилъ бы его вамъ, Финіасъ, только вы не знали бы, что съ нимъ дѣлать.

Когда лордъ Чильтернъ пріѣхалъ въ Лондонъ, онъ носилъ еще перевязки, хотя, какъ выражался докторъ, костя его опять могли быть переломаны и поправлены, а перевязки его разумѣется были достаточнымъ извиненіемъ, что онъ не былъ ни у отца, ни у зятя. Но лэди Лора часто къ нему ѣздила и такихъ образомъ познакомилась съ домомъ нашего героя и мистриссъ Бёнсъ. Вайолетъ поручала сказать разныя разности человѣку въ перевязкахъ, а однажды лэди Лора старалась увѣрить Вайолетъ, что было бы хорошо, или по-крайней-мѣрѣ не было бы ничего дурного, еслибы онѣ вмѣстѣ поѣхали къ лорду Чильторну.

— А какъ вы хотѣли бы, чтобы я сказала моей теткѣ, или нѣтъ? спросила Вайолетъ.

— Я хотѣла бы, чтобы вы поступили какъ хотите сами, отвѣчала лэди Лора.

— Я такъ и поступлю, возразила Вайолетъ: — но я не сдѣлаю ничего такого, о чемъ мнѣ было бы стыдно сказать кому-нибудь. Вашъ братъ увѣряетъ, будто онъ въ меня влюбленъ.

— Онъ дѣйствительно въ васъ влюбленъ, сказала лэди Лора: — даже вы не можете увѣрить, будто сомнѣваетесь въ его правдивости.

— Очень хорошо. Въ подобныхъ обстоятельствахъ дѣвушка не должна бывать въ домѣ мужчины, если не считаетъ себя помолвленной съ нимъ, даже съ его сестрой — хотя бы онъ переломалъ всѣ свои кости. Я знаю, что я могу сдѣлать, Лора, и знаю чего не могу, и не буду руководиться ни вами, на моей теткой.

— Могу я передать ему вашу любовь?

— Нѣтъ, потому что вы передадите не въ томъ смыслѣ. Онъ хорошо знаетъ, что я желаю ему добра. Это вы можете сказать ему, если хотите. Я желаю ему всего, чего можетъ пожелать одинъ другъ другому.

Но Вайолетъ давала другія порученія черезъ Финіаса Финна, которымъ она придавала болѣе нѣжности, — можетъ быть столько же къ безпокойству Финіаса, сколько къ утѣшенію лорда Чильтерна.

— Скажите ему, чтобы онъ берегъ себя, говорила Вайолетъ: — и велите ему не ѣздить больше на этихъ дикихъ звѣряхъ, на которыхъ но слѣдуетъ ѣздить ни одному порядочному человѣку. Скажите ему, что я это говорю. Прекрасно быть храбрымъ, но какая польза быть безумно отважнымъ!

Сессія должна была закрыться въ концѣ іюня къ великому огорченію лондонскихъ поставщиковъ и молодыхъ дѣвицъ, которые не имѣли полнаго успѣха въ началѣ сезона. Но прежде чѣмъ закрылся парламентъ и начались приготовленія къ новымъ выборамъ, случилось одно обстоятельство, очень важное для Финіаса Финна. Въ концѣ іюня, когда остальныхъ дней сессіи осталось не больше трехъ или четырехъ, онъ обѣдалъ у лорда Брентфорда на Портсмэнскомъ сквэрѣ вмѣстѣ съ Кеннеди. Но лэди Лоры тамъ не было. Въ это время Финіасъ видался довольно часто съ лордомъ Брентфордомъ и всегда было говорено что нибудь о лордѣ Чильтернѣ. Отецъ спрашивалъ какъ сынъ занятъ, а Финіасъ надѣялся — хотя до-сихъ-поръ объ надѣялся напрасно — что онъ уговоритъ графа навѣстить лорда Чильтерна Лорда Брентфорда никакъ нельзя было убѣдить сдѣлать это, но было очевидно, что онъ сдѣлалъ бы это, еслибы не боялся уменьшить до такой степени родительскій гнѣвъ. Въ этотъ вечеръ, около одиннадцати часовъ, Кеннеди и Финіасъ вышли вмѣстѣ и дошли до Оксфордской улицы. Тамъ дорога ихъ раздѣлялась, по Финіасъ перешелъ черезъ дорогу съ Кеннеди, давая ему какой-то отвѣтъ на второе приглашеніе въ Лофлинтеръ. Финіасъ думалъ, что это приглашеніе было сдѣлано поздно и довольно холодно. Поэтому онъ отказывался, когда переходилъ черезъ дорогу съ Кеннеди. Когда онъ пошелъ по улицѣ Оркардъ, онъ видѣлъ двухъ человѣкъ, стоявшихъ въ тѣни, но ничего не подумалъ о нихъ. Въ это время года ночи не бываютъ темныя, но въ эту минуту были признаки дождя и начинали падать тяжелыя капли; большія тучи ходили взадъ и впередъ мимо молодой лупы. Кеннеди сказалъ, что онъ возьметъ кэбъ, но не нашелъ ни одного, проходя по Оксфордской улицѣ, и распустилъ свой зонтикъ, направляясь къ улицѣ Паркъ. Финіасъ, оставляя его ясно видѣлъ тѣ же самыя фигуры по другую сторону Оксфордской улицы, а потомъ какъ онѣ перешли черезъ улицу сзади Кеннеди. Теперь дождь пошелъ сильный я немногіе прохожіе быстро проходили туда и сюда. Финіасу Не приходило въ голову, что Кеннеди угрожаетъ опасность отъ этихъ людей, но ему пришло въ голову, что ему слѣдовало бы обратить на это вниманіе. Финіасъ зналъ, что Кеннеди пойдетъ по улицѣ Паркъ, его обыкновенному пути съ Портсмэнскаго сквэра, и зналъ также, что онъ опять можетъ встрѣтиться съ Кеннеди, пройдя по улицѣ Одли къ углу Гросвенорскаго сквэра, а оттуда по улицѣ Брукъ въ улицу Паркъ. Не много думая, онъ пошелъ по этой дорогѣ почти бѣгомъ, придумывая, что ему сказать Кеннеди вмѣсто предлога, если онъ опять съ нимъ встрѣтится. Онъ дошелъ до угла улицы Паркъ прежде чѣмъ Кеннеди могъ быть тамъ, если онъ не бѣжалъ, и какъ-разъ во-время чтобы видѣть, какъ онъ подходитъ и чтобы видѣть также при темномъ, невѣрномъ мерцаніи луны, что эти два человѣка идутъ позади него. Онъ отступилъ на шагъ назадъ въ уголъ, рѣшивъ, что когда Кеннеди подойдетъ, то онъ пойдетъ съ нимъ рядомъ, потому что для него теперь стало ясно, что за Кеннеди слѣдятъ. Когда онъ находился за два дома отъ него, одинъ изъ этихъ людей быстро нагналъ его и что-то набросилъ ему на шею. Финіасъ понялъ теперь хорошо, что его друга гарротируютъ^[5] и что необходима его немедленная помощь. Онъ бросился впередъ, и когда второй злодѣй подоспѣлъ къ первому, эти четыре человѣка столкнулись, но драки не было. Человѣкъ, которому уже удалось повалить Кеннеди на спину, не сдѣлалъ попытки схватить свою добычу, а когда увидалъ, что такое непріятное прибавленіе присоединилось къ ихъ обществу, немедленно ударился бѣжать. Товарищъ его также побѣжалъ, по Финіасъ догналъ его и, схвативъ за воротъ, держалъ его всѣми силами.

— Что это вы? говорилъ этотъ человѣкъ: — развѣ вы не видали, какъ я самъ спѣшилъ помочь этому господину?

Финіасъ однако этого не видалъ и храбро держалъ его, а минуты черезъ двѣ первый злодѣй явился на это мѣсто въ сопровожденіи полисмэна.

— Вы поступили прекрасно, сэръ, сказалъ полисмэнъ, хваля Финіаса за его поступокъ. — Если этотъ господинъ нe пострадалъ, то это было весьма пріятное вечернее увеселеніе.

Кеннеди облокотился о перила и до-сихъ-поръ не могъ сказать сдѣланъ ему вредъ или нѣтъ, и только когда подошелъ второй полисмэнъ, герой этой ночи могъ заняться своимъ другомъ.

Когда Кеннеди былъ въ состояніи заговорить, онъ объявилъ, что минуты двѣ онъ думалъ, что ему свернули шею, и онъ убѣдится только когда будетъ въ своемъ домѣ, что ничего серьёзнаго не случилось съ нимъ, кромѣ нѣсколько сдавленнаго горла. Полисмэнъ хотѣлъ сначала, чтобы Финіасъ шелъ съ нимъ въ полицію, но наконецъ согласился взять адресы обоихъ джентльмэновъ. Когда онъ узналъ, что Кеннеди членъ парламента, его уваженіе къ гарротеру сдѣлалось сильнѣе и онъ началъ чувствовать, что въ ночь эту дѣйствительно произошелъ очень важный случай. Онъ выразилъ неограниченный восторгъ къ успѣху мистера Финна въ его профессіи и заставилъ его и Кеннеди нѣсколько разъ обѣщать, что они явятся завтра утромъ. Можно достать кэбъ? Разумѣется, кэбъ можно достать. Достали кэбъ и черезъ четверть часа послѣ нападенія оба члена парламента ѣхали на Гросвенорскую площадь.

Въ кэбѣ почти не говорили ни слова, потому что Кеннеди страдалъ. Однако когда доѣхали до двери дома на Гросвенорской площади и Финіасъ хотѣлъ уѣхать, передавъ друга на руки слугамъ, министръ этого не позволилъ.

— Разумѣется, вы должны видѣть мою жену, сказалъ онъ.

Они пошли въ гостиную, и на лѣстницѣ, при огнѣ, Финіасъ могъ увидѣть, что лицо его друга ушиблено и запачкано грязью и что на немъ не было галстуха.

— Меня гарротировали, сказалъ министръ своей женѣ.

— Что?

— Просто то, что это случилось бы, еслибъ его не было тамъ. Какъ онъ попалъ туда, извѣстно одному Богу.

Испугъ жены, а потомъ ея признательность едвали нужно описывать такъ же какъ и удивленіе мужа, нисколько не уменьшившееся отъ размышленія, почему такъ кстати явился человѣкъ, котораго за три минуты передъ нападеніемъ онъ оставилъ отправляющагося по совершенно противоположному направленію.

Я видѣлъ этихъ людей и нашелъ лучшимъ обойти уголъ Гросвенорскаго сквэра, сказалъ Финіасъ.

Да благословитъ васъ Богъ! сказала лэди Лора.

— Аминь! сказалъ министръ.

— Мнѣ кажется, онъ родился для того, чтобы быть моимъ другомъ.

Министръ ничего не сказалъ болѣе въ этотъ вечеръ. Онъ никогда много не говорилъ, а маленькое приключеніе, случившееся съ нимъ, не могло облегчить для него способность выражаться. Но онъ пожалъ руку нашему герою, а лэди Лора сказала, что разумѣется Финіасъ долженъ придти къ нимъ завтра. Финіасъ замѣтилъ, что онъ долженъ прежде всего идти въ полицію, но обѣщалъ, что тотчасъ послѣ этого придетъ на Гросвенорскую площадь. Потомъ лэди Лора также пожала ему руку и взглянула… такъ взглянула, какъ будто она думала, что Финіасъ имѣлъ бы право повторить то, что онъ сдѣлалъ возлѣ лофлинтерскихъ водопадовъ.

— Его гарротировали! вскричалъ лордъ Чильтернъ, когда Финіасъ разсказалъ ему эту исторію прежде чѣмъ они легли спать.

Чильтернъ курилъ, прихлебывалъ грогъ и ждалъ возвращенія Финіаса.

— Роберта Кеннеди гарротировали?

— Человѣкъ этотъ собирался это сдѣлать.

— А вы остановили его?

— Да, — я подоспѣлъ какъ-разъ во-время. Неправдали какое счастье?

— Васъ слѣдовало бы гарротировать самого. Будь я тамъ я помогъ бы этому человѣку.

— Можете ли вы говорить такіе ужасы? Но вы пьете слишкомъ много, старый дружище, я закрою бутылку.

— Еслибы въ Лондонѣ всѣ пили не больше моего, плохо бы пришлось продавцамъ винъ. Итакъ новаго министра гарротировали на улицѣ. Разумѣется, мнѣ жаль бѣдную Лору.

— Къ счастью съ нимъ ничего дурного не случилось — онъ только немного ушибся.

— Конечно, такъ какъ онъ мой зять, то я обязанъ вамъ за спасеніе его. Я лягу спать. Я долженъ сказать, что мнѣ хотѣлось бы видѣть, какъ его гарротировали.

Вотъ какимъ образомъ лордъ Чильтернъ принялъ извѣстіе объ ужасномъ приключеніи, случившемся съ его родственникомъ.

Глава XXXI. Финіасъ депутатомъ отъ Луфтона

Въ три часа на другой день послѣ происшествія, разсказаннаго въ послѣдней главѣ, всѣ знали, что Кеннеди, новый министръ, былъ гарротированъ, а этотъ счастливый сынъ судьбы, Финіасъ Финнъ, явился на сцену какъ-разъ во-время, захвативъ обоихъ гарротеровъ и спасти министра, если не его жизнь.

— Ей-Богу, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ, когда услыхалъ это: — этотъ человѣкъ женится на наслѣдницѣ и сдѣлается самъ министромъ.

Много говорили Финіасу въ клубѣ, но нѣсколько словъ, сказанныхъ ему Вайолетъ Эффингамъ, стоили всего остального.

— Какой вы паладинъ! Но вы помогаете мужчинамъ, а не дѣвицамъ.

— Такое ужъ мое плохое счастье, отвѣчалъ Финіасъ.

— И другое конечно придетъ современемъ, отвѣчала Вайолетъ: — и тогда вы получите награду.

Онъ зналъ, что такія слова отъ дѣвушки не значатъ ничего, особенно отъ такой дѣвушки, какъ Вайолетъ Эффингамъ, но все-таки они были очень пріятны для него.

— Разумѣется, вы пріѣдете къ намъ въ Лофлинтеръ, когда закроется парламентъ? сказала ему лэди Лора въ тотъ же день.

— Я право не знаю. Видите, я долженъ съѣздить въ Ирландію насчетъ моихъ выборовъ.

— Какое это имѣетъ отношеніе къ тому? Вы только выдумываете предлоги. Мы поѣдемъ перваго іюня, а выборы не начнутся до половины этого мѣсяца. Не прежде августа лофшэнцы будутъ готовы для васъ.

— Сказать вамъ по правдѣ, лэди Лора, отвѣчалъ Финіасъ: — я сомнѣваюсь, будутъ ли имѣть со мною опять дѣло лофшэнцы, или лучше сказать одинъ лофшэнецъ.

— О комъ это вы говорите?

— О лордѣ Туллѣ. Онъ тогда сердился На своего брата и я этимъ воспользовался. Послѣ того онъ заплатилъ Долги брата въ пятнадцатый разъ, и разумѣется, готовъ опять сражаться за прощеннаго блуднаго сына. Теперь дѣла совсѣмъ не въ такомъ положеніи и отецъ мнѣ пишетъ, что я буду непремѣнно побитъ.

— Это непріятное извѣстіе.

— Я имѣлъ право это ожидать.

Всѣ свѣдѣнія, полученныя Финіасомъ о Лофшэнѣ послѣ того какъ Мильдмэй рѣшилъ распустить парламентъ, заставляли его сначала чувствовать большое сомнѣніе относительно того, будетъ ли онъ выбранъ опять, а наконецъ онъ былъ почти увѣренъ въ этомъ. Извѣстія эти дѣлали его очень несчастнымъ. Послѣ вступленія въ парламентъ онъ очень часто сожалѣлъ, зачѣмъ оставилъ мракъ Инн-Корта для блеска Уэстминстера и не разъ рѣшался, что онъ броситъ блескъ и воротится къ мраку; но теперь, когда настала минута, когда это сдѣлалось для него необходимостью, когда онъ не могъ болѣе выбирать, парламентъ сдѣлался для него дороже прежняго. Еслибы онъ вышелъ по собственной волѣ — такъ онъ говорилъ себѣ — тогда въ этомъ было что-то благородное. Ло уважалъ бы его и даже мистриссъ Ло возвратила бы ему свою строгую дружбу. Но теперь онъ выйдетъ какъ собака поджавъ хвостъ — выгнанный, такъ сказать, изъ парламента. Воротясь въ Линкольн-Иннъ загрязненный неудачей, не исполнивъ ничего, не имѣвъ успѣха въ единственный случай, въ который онъ осмѣлился стать на ноги, не раскрывъ ни одной полезной книги въ эти два года, въ которые онъ засѣдалъ въ парламентѣ, отягощенный долгомъ Лоренса Фицджибона и самъ не свободный отъ долговъ, какъ онъ могъ стать теперь на какую бы то ни было дорогу, на которой онъ могъ бы надѣяться пріобрѣсти успѣхъ? Онъ говорилъ себѣ, что онъ долженъ оставить Лондонъ и переселиться въ Дублинъ; онъ не могъ осмѣлиться встрѣчаться съ своими лондонскими друзьями, будучи адвокатомъ безъ дѣлъ.

На другой вечеръ послѣ того, когда на Кеннеди было сдѣлано нападеніе, Финіасъ сказалъ небольшую рѣчь въ палатѣ о предметѣ не весьма важномъ, насчетъ снабженія провизіи арміи. И когда по окончаніи своей рѣчи онъ сѣлъ на мѣсто, онъ удивлялся какъ это показалось ему легко, и выходя изъ парламента, сказалъ себѣ, что онъ преодолѣлъ затрудненіе именно тогда, когда побѣда не принесетъ ему никакой пользы.

На слѣдующее утро онъ получилъ письмо отъ отца. Докторъ Финнъ видѣлъ лорда Туллу, который за нимъ посылалъ въ припадкѣ подагры, и графъ сказалъ ему, что онъ намѣренъ бороться за Лофшэнъ.

— Видите, докторъ, сынъ вашъ имѣлъ это мѣсто два года и, мнѣ кажется, онъ долженъ уступить. Онъ не можетъ ожидать, что это мѣсто сдѣлается его собственностью.

Его сіятельство, сильно страдавшій отъ припадка подагра, выражался довольно горячо. Старый докторъ поступилъ очень умно.

«Я сказалъ графу, писалъ онъ: «что я не могу говорить зa тебя, что можешь ты сдѣлать; но такъ какъ ты взялъ это мѣсто съ моего позволенія, то я теперь это позволеніе не отниму. Онъ спросилъ у меня, буду ли я помогать тебѣ деньгами; я сказалъ, что буду до нѣкоторой степени. — Ей-Богу, сказалъ графъ: — нѣкоторая степень окажется очень ничтожна, могу васъ увѣрить. Послѣ того у него былъ Дёггенъ; итакъ я полагаю, что я не увижу его болѣе. Ты можешь теперь поступать какъ хочешь, но судя по тому, что я слышу, я боюсь, что ты не будешь имѣть успѣха.»

Съ большой горечью въ душѣ Финіасъ рѣшилъ, что онъ не будетъ мѣшать лорду Туллѣ въ Лофшэнѣ. Онъ хотѣлъ тотчасъ идти и объяснить свои причины Баррингтону Ирлю и другимъ, которыхъ это интересовало.

Но прежде онъ пошелъ на Гросвенорскую площадь. Тамъ его провели въ комнату Кеннеди. Кеннеди сидѣлъ на креслѣ у открытаго окна и смотрѣлъ въ садъ, но онъ былъ въ шлафрокѣ и считался больнымъ. И дѣйствительно, такъ какъ онъ не могъ повернуть шеи, или по-крайней-мѣрѣ думалъ это, онъ не могъ заниматься своимъ дѣломъ. Будемъ надѣяться, что дѣла ланкастерскаго герцогства не пострадали отъ его отсутствія. Онъ протянулъ руку Финіасу и сказалъ что-то шепотомъ — Финіасъ уловилъ слова о парламентскомъ комитетѣ — а потомъ продолжалъ смотрѣть въ окно. Есть люди, которые совершенно ослабѣваютъ отъ малѣйшаго нездоровья, и повидимому Кеннеди принадлежалъ къ числу такихъ людей. Финіасъ, занятый своими непріятными извѣстіями, хотѣлъ тотчасъ разсказать свою печальную исторію. Но онъ примѣтилъ, что шея канцлера ланкастерскаго герцогства слишкомъ неповоротлива для того, чтобы позволить ему интересоваться постороннимъ предметомъ, и воздержался.

— Что докторъ говоритъ? спросилъ Финіасъ, примѣтивъ, что теперь невозможно говорить ни о чемъ другомъ. Кеннеди началъ разсказывать продолжительнымъ шепотомъ, что докторъ думаетъ объ этомъ, когда лэди Лора вошла въ комнату.

Разумѣется, сначала начали говорить о Кеннеди. Лэди Лора очень преувеличивала этотъ несчастный случай, какъ прилично дѣлать женѣ въ подобныхъ обстоятельствахъ и для пострадавшаго и для героя. Она объявила свое убѣжденіе, что еслибы Финіасъ подоспѣлъ минутой позже, то шея ея мужа была бы непремѣнно сломана.

— Мнѣ кажется, они никогда не убиваютъ, сказалъ Финіасъ: — по-крайней-мѣрѣ, не имѣютъ намѣренія убить.

— А я думала, что они убиваютъ, сказала лэди Лора.

— Кажется нѣтъ, замѣтилъ правдивый Финіасъ.

— Мнѣ кажется, этотъ человѣкъ поступилъ очень неловко, прошепталъ Кеннеди.

— Можетъ быть, это изъ начинающихъ, сказалъ Финіасъ: — если такъ, я боюсь, что я помѣшалъ его воспитанію.

Тутъ постепенно разговоръ перешелъ на другіе предметы и лэди Лора спросила Финіаса о Лофшэнѣ.

— Я рѣшился отказаться, сказалъ онъ съ улыбкой.

— Я боялась, что надежды мало, сказала лэди Лора, также улыбаясь.

— Отецъ мой поступилъ такъ хорошо, сказалъ Финіасъ: — онъ написалъ мнѣ, что найдетъ денегъ, если я намѣренъ состязаться. Я намѣренъ писать къ нему съ нынѣшней почтой, что я отказываюсь. Я не имѣю права тратить деньги, да и не имѣлъ бы успѣха, еслибы потратилъ. Разумѣется, это немножко огорчаетъ меня.

Тутъ онъ опять улыбнулся.

— У меня есть одинъ планъ, сказала лэди Лора.

— Какой?

— Или лучше сказать не мой, а папа. Старикъ Стэндишъ отказывается отъ мѣста депутата отъ Луфтона и папа хочетъ, чтобы вы попробовали счастья.

— Лэди Лора!

— Это еще невѣрно, знаете, но близко къ тому.

— Лэди Лора, я не могу принять такую милость отъ вашего отца.

Тутъ Кеннеди слегка кивнулъ головой и прошепталъ:

— Да, да.

— Я не могу и думать объ этомъ, сказалъ Фаніасъ Финнъ. — Я не имѣю права на такую милость.

— Это ужъ дѣло папа, сказала лэди Лора торжественномъ голосомъ. — Я думаю, что всякій долженъ принять предложеніе, сдѣланное ему, но никто не долженъ просить объ этомъ. Отецъ мой чувствуетъ, что онъ долженъ употребить какъ можно лучше свое вліяніе на этотъ городокъ, и потому обращается къ вамъ.

— Совсѣмъ не оттого, нѣсколько грубо сказалъ Финіасъ.

— Разумѣется, частныя чувства имѣютъ свой вѣсъ, замѣтила лэди Лора. — Невѣроятно, чтобы папа обратился къ человѣку совершенно постороннему. И можетъ быть, мистеръ Финнъ, я могу признаться, что мистеръ Кеннеди и я будемъ жалѣть, если вы не будете въ парламентѣ, и это чувство съ нашей стороны имѣло вліяніе на моего отца.

— Разумѣется, вы согласитесь, прошепталъ Кеннеди, все смотря прямо изъ окна, какъ будто малѣйшая попытка повернуть шею будетъ подвержена опасности для него самого и для герцогства.

— Папа поручилъ мнѣ просить васъ зайти къ нему, продолжала лэди Лора. — Я полагаю, что не для чего будетъ много говорить, такъ какъ каждый изъ васъ такъ хорошо знаетъ образъ мыслей другого. Но вамъ лучше видѣться съ нимъ сегодня или завтра.

Разумѣется, Финіаса уговорили прежде чѣмъ онъ вышелъ изъ комнаты Кеннеди. Когда онъ сталъ думать объ этомъ, ему казалось, что нѣтъ никакой основательной причины, которая мѣшала бы ему быть депутатомъ отъ Луфтона. Конечно, онъ серьёзно желалъ уничтожить всѣ подобныя парламентскія вліянія, но пока дѣла оставались въ такомъ положеніи, то лучше способствовать либеральной или консервативной силѣ парламента, — почему же не быть и ему либеральнымъ кандидатомъ? Логика этого аргумента казалась ему вполнѣ основательна. Но онъ чувствовалъ нѣчто въ родѣ упрека совѣсти, когда говорилъ себѣ, что собственно это важное предложеніе было сдѣлано ему не за превосходство его политическихъ мнѣній, но за то, что онъ спасъ зятя лорда Брентфорда отъ насилія гарротеровъ. Но онъ подавилъ эти упреки совѣсти, называя ихъ преувеличенными и непрактичными. Вы должны принимать свѣтъ какъ находите его, стараясь быть честнѣе окружающихъ васъ. Финіасъ, читая себѣ эту проповѣдь, увѣрялъ себя, что тѣ, которые пытались сдѣлать больше, летали слишкомъ высоко въ облакахъ для того, чтобы быть полезными мужчинамъ и женщинамъ на землѣ.

Такъ какъ онъ не видалъ лорда Брентфорда въ этотъ день, онъ отложилъ писать къ отцу на двадцать-четыре часа. На слѣдующее утро онъ засталъ графа дома, прежде разсудивъ подробно обо всемъ этомъ съ лордомъ Чильтерномъ.

— Не совѣститесь для меня, сказалъ лордъ Чильтернъ: — вы можете быть депутатомъ вмѣсто меня.

— Но если я не буду, будете ли вы? Есть столько причинъ, по которымъ вамъ слѣдуетъ занять мѣсто въ парламентѣ.

— Я не приму предложенія моего отца быть депутатомъ отъ Луфтона, Финіасъ, если оно не будетъ сдѣлано мнѣ такимъ образомъ, какимъ оно никогда не будетъ сдѣлано. Вы знаете меня на столько, что должны быть увѣрены, что я не передумаю. И онъ не передумаетъ. Слѣдовательно, вы можете принять мѣсто депутата отъ Луфтона съ чистой совѣстью относительно меня.

Финіасъ имѣлъ свиданіе съ графомъ и въ десять минутъ все было рѣшено. Когда онъ шелъ на Портсмэнскій сквэръ, въ головѣ его промелькнула мысль сдѣлать великое усиліе для дружбы. Что если онъ можетъ убѣдить отца такъ поступить съ сыномъ, что сынъ согласится быть депутатомъ? Онъ сказалъ слова два въ этомъ смыслѣ, выставивъ, что лордъ Чильтернъ согласится быть законодателемъ, если отецъ его согласится признать сына способнымъ для такого дѣла безъ всякихъ разсужденій о прошлой жизни сына. Но графъ просто прекратилъ этотъ разговоръ махнувъ рукой. Онъ могъ быть такъ же упрямъ, какъ и его сынъ. Лэди Лора была Меркуріемъ между ними по этому поводу и потерпѣла неудачу. Теперь онъ не согласится употребить другого Меркурія. Очень мало — едва нѣсколько словъ — было сказано между графомъ и Финіасомъ о политикѣ. Финіасъ долженъ былъ сдѣлаться кандидатомъ на мѣсто депутата отъ Луфтона на слѣдующихъ выборахъ я пріѣхать въ Сольсби вмѣстѣ съ Кеннеди изъ Лофлинтера — или вмѣстѣ съ Кеннеди, или прежде нихъ.

— Я не говорю, чтобы оппозиціи не было, сказалъ графъ: — но я не ожидаю никакой.

Онъ былъ очень вѣжливъ, даже ласковъ, чувствуя безъ сомнѣнія, что его семейство было обязано большой признательностью молодому человѣку, съ которымъ онъ разговаривалъ, но все-таки съ его стороны былъ замѣтенъ оттѣнокъ того высокаго снисхожденія, которое можетъ быть приличествовало графу, министру и патрону Луфтона. Финіасъ, который былъ щекотливъ, чувствовалъ это и морщился. Ему никогда не нравился лордъ Брентфордъ, и теперь онъ не нравился ему, несмотря на доброту, которую графъ показывалъ въ нему.

Но онъ былъ очень счастливъ, когда сѣлъ писать къ отцу въ клубѣ. Отецъ сказалъ ему, что деньги онъ найдетъ для выборовъ лофшэнскихъ, но что возможность на успѣхъ не велика. Однако, отецъ очевидно думалъ, когда писалъ, что Финіасъ не оставитъ своего мѣста безъ безполезной и дорого стоющей борьбы. Теперь онъ благодарилъ отца, выражая свое убѣжденіе, что отецъ его правъ относительно лорда Туллы, а потомъ въ самыхъ скромныхъ выраженіяхъ, какія только могъ придумать, сказалъ, что ему открывается новое мѣсто въ парламентѣ. Онъ будетъ депутатомъ отъ Луфтона съ помощью лорда Брентфорда, и думалъ, что выборы вѣроятно будутъ стоить ему небольше двухсотъ фунтовъ. Потомъ онъ написалъ очень милое письмо къ лорду Туллѣ, благодарилъ его за его прежнюю доброту и сообщалъ ирландскому графу, что онъ не намѣренъ быть кандидатомъ на Лофшэнъ на слѣдующихъ выборахъ.

Черезъ нѣсколько дней послѣ этого Финіасъ былъ очень удивленъ однимъ посѣщеніемъ. Клэрксонъ послѣ сцены въ передней парламента опять приходилъ къ Финіасу — и былъ принятъ.

— Лучше дайте посидѣть ему у васъ на креслѣ, сказалъ Фицджибонъ, и Финіасъ началъ думать, что это точно будетъ лучше. Человѣкъ этотъ страшно ему надоѣдалъ, и финіасъ подумывалъ уже, не лучше ли ему постепенно уплачивать этотъ долгъ. Послѣ сцены въ передней парламента Клэрксонъ былъ у него уже два раза и начались переговоры о платежѣ. Клэрксону нужно было сейчасъ сто фунтовъ и вексель въ двѣсти двадцать фунтовъ на три мѣсяца.

— Подумайте о времени и безпокойствѣ приходить сюда, убѣждалъ Кларксонъ, когда Финіасъ возставалъ противъ этихъ условій. — Подумайте о потерянномъ мною времени и о моихъ безпокойствахъ, и будьте акуратны, мистеръ Финнъ.

Финіасъ предлагалъ платить ему по десяти фунтовъ въ треть, и отмѣчать эту уплату на оборотѣ векселя, но Кларксонъ, по-видимому, не считалъ десятифунтовый билетъ сильнымъ признакомъ акуратности. Онъ не разсердился, а просто выразилъ намѣреніе опять зайти — давъ Финіасу понять, что онъ по этому дѣлу вѣроятно поѣдетъ осенью въ Ирландію. Только бы онъ не поѣхалъ въ Лофлинтеръ или Сольсби. Но странный посѣтитель, пришедшій къ Финіасу среди этихъ непріятностей, положилъ имъ всѣмъ конецъ.

Этимъ страннымъ посѣтителемъ оказалась миссъ Аспазія Фицджибонъ.

— Вы очень удивляетесь моему посѣщенію, сказала она, садясь на кресло, которое Финіасъ поставилъ для нея.

Финіасъ могъ только отвѣчать, что онъ очень гордится и что ему лестно, и что онъ надѣется, что она совсѣмъ здорова.

— Здорова, благодарю васъ. Я пришла по маленькому дѣльцу, мистеръ Финнъ, и надѣюсь, вы извините меня.

— Я совершенно убѣжденъ, что извиненій никакихъ не нужно, сказалъ Финіасъ.

— Когда Лоренсъ услышитъ объ этомъ, онъ назоветъ меня дерзкой старой дурой, но я никогда не забочусь о томъ, что говоритъ Лоренсъ, такъ или иначе. Я была у этого Клэрксона, мистеръ Финнъ, и заплатила ему.

— Нѣтъ! воскликнулъ Финіасъ.

— Заплатила, мистеръ Финнъ. Я слышала, что случилось въ тотъ вечеръ въ передней парламента.

— Кто вамъ сказалъ, миссъ Фицджибонъ?

— Это все-равно. Я слышала, я знала прежде, что вы имѣли сумасбродство помочь Лоренсу въ деньгахъ, поэтому я и сообразила и это и то. Мнѣ не въ первый разъ имѣть дѣло съ Клэрксономъ. Я купила у него этотъ вексель. Вотъ онъ.

Миссъ Фицджибонъ вынула документъ, на которомъ красовалось имя Финіаса Финна.

— И вы заплатили ему двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ?

— Не совсѣмъ. Долго я торговалась и наконецъ взяла за двѣсти-двадцать.

— И вы сдѣлали это сами?

— Все сама. Еслибъ я взяла стряпчаго, мнѣ пришлось бы заплатить двѣсти-сорокъ-пять фунтовъ, а теперь, мистеръ Финнъ, я надѣюсь, вы не будете имѣть никакихъ денежныхъ дѣлъ съ моимъ братомъ Лоренсомъ.

Финіасъ сказалъ, что кажется онъ можетъ это обѣщать.

— Потому что я болѣе вмѣшиваться не стану. Если Лоренсъ узнаетъ, что онъ можетъ доставать отъ меня денегъ такимъ образомъ, то этому не будетъ конца. Тогда Клэрксонъ станетъ проводить все свое свободное время у меня въ гостиной. Прощайте, мистеръ Финнъ. Если Лоренсъ станетъ говорить вамъ что-нибудь, скажите ему, чтобы онъ обратился ко мнѣ.

Финіасъ остался одинъ и сталъ смотрѣть на вексель. Конечно, для него было большимъ облегченіемъ быть избавленнымъ такимъ образомъ отъ посѣщеній Клэрксона, большимъ облеченіемъ знать, что Клэрксонъ не станетъ отыскивать его въ Луфтонѣ, но все-таки ему было стыдно, когда онъ чувствовалъ, что миссъ Фицджибонъ узнала объ его бѣдности и была принуждена заплатить его денежное обязательство.

Глава XXXII. Головная боль лэди Лоры Кеннеди

Финіасъ уѣхалъ въ Лофлинтеръ въ началѣ іюня, заѣхавъ по дорогѣ въ Луфтонъ. Онъ ночевалъ одну ночь въ гостинницѣ и былъ представленъ разнымъ вліятельнымъ жителямъ городка Грэтингомъ, торговцомъ желѣзными товарами, который какъ всѣмъ былъ извѣстно, сильно поддерживалъ интересы графа. Грэтингъ и съ полдюжины другихъ лавочниковъ въ городѣ пришли къ Финіасу въ гостинницу. Онъ сказалъ имъ, что онъ либералъ и поддерживаетъ министерство Мильдмэя, котораго сосѣдъ ихъ графъ служитъ такимъ виднымъ украшеніемъ. Болѣе ничего не говорили о графѣ вслухъ, но каждый житель Луфтона, присутствовавшій тутъ, воспользовался удобнымъ случаемъ, чтобы шепнуть Финну на ухо, для того, чтобы показать, что и ему также извѣстны тайны городка.

— Разумѣется, мы должны поддерживать графа, говорилъ одинъ.

— Это все равно, если кандидатъ будетъ тори, мистеръ Финнъ, шепталъ второй: — графъ можетъ здѣсь дѣлать что хочетъ.

Финіасу казалось, что они всѣ находятъ прекраснымъ находиться въ зависимости у англійскаго вельможи.

Изъ Луфтона онъ отправился въ Лофлинтеръ, обѣщавъ воротиться къ выборамъ. Онъ нашелъ большой домъ въ Лофлинтерѣ почти пустымъ. Тамъ была мать Кеннеди, лордъ Брентфордъ, домашній секретарь лорда Брентфорда и домашній секретарь Кеннеди; пока больше никого. Ожидали лэди Бальдокъ съ дочерью и съ Вайолетъ Эффингамъ, во на сколько могъ узнать Финіасъ, онѣ будутъ въ Лофлинтерѣ послѣ его отъѣзда. Носились слухи, что будетъ осенняя сессія — что въ парламентѣ будутъ засѣданія весь октябрь и часть ноября, для того чтобы Мильдмэй могъ испытать чувства новаго парламента. Если такъ, Финіасъ рѣшилъ, что если онъ будетъ выбранъ депутатомъ отъ Луфтона, онъ не поѣдетъ въ Ирландію до окончанія этой осенней сессіи. Онъ разсказалъ графу въ присутствіи его зятя что происходило въ Луфтонѣ, и графъ остался доволенъ.

Это были дни скучные въ Лофлинтерѣ. Была рыбная ловля — еслибы Финіасъ захотѣлъ удить рыбу — и ему сказали, что онъ можетъ убить лань, если хочетъ идти на охоту одинъ. Самъ Кеннеди сидѣлъ въ заперти съ книгами и бумагами все утро, и всегда бралъ книгу послѣ обѣда. Графъ также читалъ немного — и очень много спалъ. Старая мистриссъ Кеннеди также спала и по лицу лэди Лоры было видно, какъ будто и она заснула бы охотно, еслибъ мужъ не смотрѣлъ на нее. Она разливала чай — Кеннеди не любилъ, чтобы чай разносилъ слуга, когда не было никого кромѣ семейнаго кружка — и читала романы. Финіасъ также принялся за чтеніе и старался употребить съ пользою свое время. Но даже онъ раза два чуть не заснулъ. Потомъ онъ просыпался и старался думать о разныхъ предметахъ. Зачѣмъ онъ, Финіасъ Финнъ, ирландецъ изъ Киллало, живетъ въ этомъ большомъ домѣ въ Лофлинтерѣ, какъ будто принадлежа къ этой семьѣ, старался убить время и чувствовалъ себя въ нѣкоторой степени подчиненнымъ своему хозяину? Не лучше ли ему встать и уйти? Въ глубинѣ сердца онъ не любилъ Кеннеди, хотя считалъ его хорошимъ человѣкомъ. И какая польза была ему любить лэди Лору теперь, когда лэди Лора принадлежала Кеннеди? Потомъ онъ говорилъ себѣ, что обязанъ своимъ положеніемъ въ свѣтѣ совершенно лэди Лорѣ, и что онъ неблагодаренъ къ ней, скучая въ ея обществѣ. Сверхъ того, въ свѣтѣ надо было заниматься еще кое-чѣмъ кромѣ любви и веселости. Кеннеди могъ читать серьезную книгу нѣсколько часовъ сряду не поморщась. Итакъ, Финіасъ опять началъ трудиться съ своимъ Элисономъ и читалъ до-тѣхъ-поръ, пока не начиналъ кивать головой со сна.

Въ эти дни онъ часто бродилъ около озера. Онъ бралъ съ собою книгу и садился на мѣстахъ, которыя онъ любилъ; но а не думаю, чтобы онъ извлекалъ большую пользу изъ своей книги. Онъ думалъ о своей жизни и старался разсчитать, будетъ ли приносить ему постоянную пользу изумительный успѣхъ достигнутый имъ? Ближе ли онъ будетъ къ тому, чтобы заработывать себѣ пропитаніе, когда онъ будетъ депутатомъ отъ Лофшэна? И есть ли передъ нимъ малѣйшая возможность зарабатывать себѣ хлѣбъ? Потомъ онъ подумалъ о Вайолетъ Эффингамъ и разсердился на самого себя за то, что вспомнилъ въ эту минуту, что Вайолетъ Эффингамъ имѣетъ большое состояніе.

Прежде, когда онъ сидѣлъ возлѣ Линтера, онъ рѣшился признаться въ своей страсти къ лэди Лорѣ — и сдѣлалъ это па этотъ самомъ мѣстѣ. Теперь, черезъ годъ, онъ рѣшился на этомъ самомъ мѣстѣ объясниться въ любви съ миссъ Эффингамъ и думалъ, что самымъ лучшимъ способомъ для сватовства его будетъ пріобрѣсти помощь лэди Лоры. Безъ сомнѣнія, лэди Лора очень желала, чтобы ея братъ женился на Вайолетъ, но лордъ Чильтернъ, какъ Финіасъ зналъ, напрасно сватался за Вайолетъ два раза, и сверхъ того самъ Чильтернъ объявилъ Финіасу, что онъ никогда больше не будетъ свататься за нее. Лэди Лора, которая всегда была разсудительна, навѣрно примѣтитъ, что для брата ея тутъ надежды на успѣхъ нѣтъ. Что Чильтернъ съ нимъ поссорится — поссорится до ножей — онъ не сомнѣвался, но онъ чувствовалъ, что боязнь такой ссоры не должна удерживать его. Онъ любилъ Вайолетъ Эффингамъ и онъ былъ бы малодушенъ, еслибъ, любя ее, онъ удержался отъ выраженія своей любви, боясь жениха, которому она отказала. Онъ не былъ бы невѣренъ въ своей дружбѣ къ брату лэди Лоры. Еслибы для лорда Чильтерна была надежда на успѣхъ, онъ сталъ бы выступать впередъ. Но какая польза была удерживаться, когда, поступая такимъ образомъ, онъ не могъ принести пользу своему другу — и въ результатѣ вышло бы то, что какой-нибудь незваный женяхъ явился бы и несъ добычу? Онъ объяснитъ все это лэди Лорѣ, я если добыча будетъ къ нему милостива, онъ пренебрежетъ гнѣвомъ лорда Чильтерна, даже еслибъ этотъ гнѣвъ дошелъ до ножей.

Когда онъ думалъ объ всемъ этомъ, сидя наверху водопада, лэди Лора стояла передъ нимъ. Въ эту минуту онъ помнилъ хорошо всѣ обстоятельства сцены, когда онъ былъ тутъ съ нею въ свое послѣднее посѣщеніе Лофлинтера. Какъ все перемѣнилось послѣ того! Тогда онъ любилъ лэди Лору всѣмъ сердцемъ, а теперь уже сталъ смотрѣть на нее какъ на скромную и степенную даму, которую любить было бы почти такъ же безразсудно, какъ и питать страсть къ лорду-канцлеру. Читатель пойметъ, какъ полно было излеченіе, произведенное замужествомъ лэди Лоры и промежуткомъ нѣсколькихъ мѣсяцевъ, когда обожатель уже приготовился сдѣлать эту даму повѣренной другой своей любви.

— Вы вѣрно часто приходите сюда? спросила лэди Лора, глядя на него, когда онъ сидѣлъ на скалѣ.

— Да, не очень часто впрочемъ; я прихожу сюда иногда, потому что видъ на озеро такъ хорошъ отсюда.

— Это самое лучшее мѣсто во всемъ паркѣ. Я почти совсѣмъ не прихожу сюда теперь. Я здѣсь только во второй разъ съ-тѣхъ-поръ какъ мы пріѣхали. И то въ первый я привела сюда папа.

Возлѣ той скалы, на которой лежалъ Финіасъ, стояла деревянная скамейка; лэди Лора сѣла на нее. Финіасъ, обративъ глаза на озеро, соображалъ какъ ему лучше заговорить о любви своей къ Вайолетъ Эффингамъ, но онъ находилъ, что это не очень легко. Онъ рѣшился начать тѣмъ, что Вайолетъ никогда не выйдетъ за лорда Чильтерна, когда лэди Лора сказала нѣсколько словъ, совершенно его остановившихъ.

— Какъ я хорошо помню тотъ день, когда мы стояли здѣсь вмѣстѣ въ прошлую осень!

— И я также. Вы сказали мнѣ тогда, что вы выходите за мистера Кеннеди. Какъ много случилось послѣ того!

— Дѣйствительно много. Достаточно на цѣлую жизнь, а между тѣмъ какъ медленно идетъ время!

— Я не нахожу, чтобы оно шло медленно для меня, сказалъ Финіасъ.

— Да, вы были очень дѣятельны. У васъ руки были полны дѣла. Я начинаю думать, что родиться женщиной большое несчастье.

— А между тѣмъ я слышалъ отъ васъ, что женщина можетъ дѣлать столько же, сколько и мужчина.

— Это было прежде того, какъ я выучила свой урокъ. Теперь я знаю лучше. О, Боже! я не сомнѣваюсь, что все къ лучшему, но мнѣ хотѣлось бы, чтобы мнѣ позволили пойти подоить коровъ.

— А развѣ вы не могли бы доить коровъ, если вы желаете?

— Никакъ не могу; не только не могу доить, но почти даже не могу и смотрѣть на нихъ. По-крайней-мѣрѣ я не должна о нихъ говорить.

Финіасъ разумѣется понялъ, что она жалуется на мужа, и не зналъ, какъ ей отвѣчать. Онъ былъ на столько проницателенъ, что примѣтилъ уже, на сколько Кеннеди самовластенъ въ своемъ домѣ, и зналъ лэди Лору на столько, чтобы быть увѣреннымъ, какъ должно быть для нея непріятно подобное самовластіе. Но онъ не воображалъ, что она станетъ жаловаться ему.

— Въ Сольсби было совсѣмъ другое, пpoдoлжaла лэди Лора. — Тамъ все было мое.

— И здѣсь все ваше.

— Да, все мое — какъ лакомства на пиру принадлежали Санчо, губернатору.

— Вы хотите сказать, началъ онъ — и потомъ не рѣшался продолжать: — вы хотите сказать, что мистеръ Кеннеди стоитъ надъ вами и оберегаетъ васъ для вашего собственнаго блага, какъ докторъ стоялъ надъ Санчо и оберегалъ его?

Настало молчаніе, прежде чѣмъ лэди Лора отвѣчала — продолжительное молчаніе, во время котораго Финіасъ смотрѣлъ на озеро и думалъ, какъ ему заговорить о своей любви. Но какъ ни продолжительно было молчаніе, онъ не начиналъ, и лэди Лора заговорила опять:

— Дѣло въ томъ, другъ мой, что я сдѣлала ошибку.

— Ошибку?

— Да, Финіасъ, ошибку. Я ошиблась, какъ ошибаются глупцы, думая, что я была на столько умна, что направлю свои шаги не совѣтуясь ни съ кѣмъ. Я ошиблась, запнулась и упала, такъ ушиблась, что не могу стать на ноги.

Слово, поразившее его болѣе всего во всемъ этомъ, было его собственное имя. Она никогда прежде не называла его Финіасомъ. Многіе мужчины, которыхъ онъ считалъ своими друзьями, называли его Финіасомъ. Даже графъ дѣлалъ это не разъ въ тѣхъ случаяхъ, когда величіе его положенія выходило на минуту изъ головы его. Мистриссъ Ло называла его Финіасомъ, когда считала его любимымъ ученикомъ своего мужа; мистриссъ Бёнсъ называла его мистеръ Финіасъ; въ Киллало онъ былъ всегда просто Финіасъ. Но все-таки онъ былъ совершенно убѣжденъ, что лэди Лора никогда не называла его такъ прежде. Она не сдѣлала бы этого и теперь въ присутствіи своего мужа. Онъ былъ увѣренъ и въ этомъ также.

— Вы хотите сказать, что вы несчастливы? сказалъ онъ, все смотря не на нее, а на озеро.

— Да, я хочу сказать это. Хотя я не знаю зачѣмъ я пришла сказать вамъ объ этомъ, развѣ только оттого, что я еще ошибаюсь, спотыкаюсь, падаю и ушибаюсь на каждомъ шагу.

— Вы не можете сказать никому, кто болѣе желалъ бы вамъ счастья, сказалъ Финіасъ.

— Это очень милая фраза, но что сдѣлали бы вы для моего счастья? Въ-самомъ-дѣлѣ, что можете вы сдѣлать? Я говорю не въ упрекъ, что вы скоро сдѣлаетесь совершенно равнодушны къ моему счастью или несчастью.

— Почему вы говорите это, лэди Лора?

— Потому что это естественно. Вы и мистеръ Кеннеди могли бы быть друзьями. Но вы не будете, потому что вы не похожи другъ на друга во всѣхъ отношеніяхъ. Но это могло быть.

— А развѣ мы съ вами не друзья? спросилъ онъ.

— Нѣтъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ вы не будете разсказывать мнѣ пи вашихъ желаній, пи вашихъ горестей — а о томъ, чтобы я разсказывала вамъ о своихъ, не можетъ быть и рѣчи. Какъ же вы можете быть моимъ другомъ?

— Еслибъ вы не были совершенно убѣждены въ моей дружбѣ, лэди Лора, вы не стали бы говорить со мною такъ, какъ говорите теперь.

Онъ все не смотрѣлъ на нее, по лежалъ, поддерживая голову руками и устремивъ глаза на озеро. Но опа гдѣ сидѣла могла видѣть его и дѣлала сравненіе въ душѣ между двумя людьми, сватавшимися за нее — между тѣмъ, кого она взяла, и тѣмъ, кому она отказала. Въ суровыхъ, сухихъ, несимпатичныхъ, непомѣрныхъ добродѣтеляхъ ея мужа было что то такое возмущавшее ее. Въ немъ не было недостатковъ, но она пробовала его во всѣхъ отношеніяхъ и не могла вызвать изъ него ни одной искры огня. Даже не повинуясь ему, она не могла возбудить въ немъ жара, а только усиленіе твердости. Что было бы съ нею. если бы она бросила на вѣтеръ всѣ мысли о богатствѣ и связала свою участь съ судьбою молодаго Феба, лежавшаго у ея ногъ? Она любила одного его. И она не бросила любовь свою для денегъ, такъ она повторяла себѣ безпрестанно, стараясь утѣшить себя въ своемъ холодномъ несчастьи. Она вышла за богатаго человѣка для того, чтобы имѣть возможность дѣлать что-нибудь въ свѣтѣ — а теперь, сдѣлавшись женою этого богатаго человѣка, она увидала, что не можетъ дѣлать ничего. Богатый человѣкъ находилъ, что для нея совершенно довольно сидѣть дома и заботиться объ его благосостояніи. Между тѣмъ молодой Фебъ — онъ былъ когда-то ея Фебомъ — думалъ совсѣмъ о другой.

— Финіасъ, сказала она медленно: — я имѣю къ вамъ такое полное довѣріе, что скажу вамъ всю правду — какъ мужчина могъ бы сказать другому мужчинѣ. Я желаю, чтобы вы уѣхали отсюда.

— Какъ! сейчасъ?

— Не сегодня или завтра, останьтесь здѣсь до выборовъ, но не возвращайтесь. Онъ будетъ просить васъ пріѣхать и сильно убѣждать, и обидится — потому что, странно схавать при всей его холодности, онъ васъ любитъ. Онъ находитъ удовольствіе видѣть васъ здѣсь, но онъ не долженъ пользоваться этимъ удовольствіемъ насчетъ моего безпокойства.

— Почему же это служитъ для васъ безпокойствомъ? спросилъ, Финіасъ.

Мужчины такіе дураки, такіе неловкіе, такіе ненаходчивые при всемъ своемъ остроуміи, они вѣчно промѣшкаютъ лишнихъ двѣнадцать секундъ! Какъ только были произнесены эти слова, онъ догадался, что ему не слѣдовало ихъ говорить.

— Потому что я глупа, сказала она: — почему можетъ быть другому? Недовольно ли этого для васъ?

— Лора… сказалъ онъ.

— Нѣтъ — нѣтъ, я этого не хочу. Я глупа, но не до такой степени, чтобы предполагать, что въ этомъ можно найти излеченіе.

— Только скажите, что я могу сдѣлать для васъ; хотя бы мнѣ пришлось пожертвовать всей моей жизнью, я это сдѣлаю.

— Не можете сдѣлать ничего — кромѣ того, чтобы держаться отъ меня поодаль.

— Вы серьезно говорите мнѣ это?

Теперь наконецъ онъ обернулся и посмотрѣлъ на нее, но въ это самое время онъ увидалъ шляпу мужчины на тропинкѣ и немедленно послѣ этого лицо. Это были шляпа и лицо лофлинтерскаго владѣльца.

— Вотъ мистеръ Кеннеди, сказалъ Финіасъ голосомъ, въ которомъ слышались и испугъ и замѣшательство.

— Я вижу, сказала лэди Лора, и въ голосѣ ея не было ни испуга, ни замѣшательства.

Въ физіономіи Кеннеди, когда онъ подошелъ ближе, не многое можно было прочесть — только, можетъ быть, легкую прибавку угрюмости, или скорѣе можетъ быть того ледянаго приличія, которое всегда его отличало и которое возрасло въ немъ послѣ его женитьбы и чрезвычайно какъ увеличилось, когда онъ сдѣлался министромъ и былъ гарротированъ.

— Я радъ, что твоей головной боли лучше, сказалъ онъ женѣ, которая встала со скамейки встрѣтить его.

Финіасъ также всталъ и имѣлъ какой-то странный видъ.

— Я вышла потому что мнѣ стало хуже, сказала она: — эта головная боль раздражала меня до такой степени, что я не могла дольше оставаться въ комнатахъ.

— Я пошлю въ Каллендеръ за докторомъ Мэкнутрай.

— Пожалуйста не дѣлай этого, Робертъ, мнѣ совсѣмъ не нуженъ докторъ Мэкнутрай.

— Въ болѣзни всегда полезенъ совѣтъ доктора.

— Я не больна. Головная боль не болѣзнь.

— А я думалъ напротивъ, сказалъ Кеннеди очень сухо.

— Во всякомъ случаѣ я предпочитаю не видѣть доктора Мэкнутрай.

— Я увѣренъ, что тебѣ не можетъ принести пользы влѣзать сюда на гору въ такое жаркое время. Вы давно здѣсь, Финнъ?

— Цѣлое утро — здѣсь и около. Я пришелъ съ озера съ книгою въ карманѣ.

— И ты случайно его нашла? спросилъ Кеннеди.

Въ этомъ вопросѣ было что-то такое простое, что самая эта простота доказывала, что подозрѣнія не было.

— Да — случайно, отвѣчала лэди Лора: — но всѣ въ Лофлинтерѣ всегда приходятъ сюда. Еслибъ кого-нибудь не было, кто былъ бы мнѣ нуженъ, я пришла бы сюда отыскивать его.

— Я иду къ Линтерскому лѣсу видѣться съ Блэномъ, сказать Кеннеди.

Блэнъ былъ лѣсничій.

— Если вамъ все-равно, Финнъ, я желалъ бы, чтобы вы проводили лэди Лору домой. Не давайте ей оставаться на жару. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь съѣздилъ въ Каллендеръ за докторомъ Мэкнутрай.

Тутъ Кеннеди ушелъ, а Финіасъ остался съ его порученіемъ проводить лэди Лору домой. Когда шляпа Кеннеди показалась на дорожкѣ, Финiасъ готовъ былъ провозгласить себя готовымъ на всякую преданность для лэди Лоры. Онъ началъ даже отвѣчать преступной нѣжностью на нескромное признаніе, сдѣланное ему лэди Лорой. Но теперь онъ чувствовалъ, послѣ того, что случилось въ присутствіи мужа, что всякое изъявленіе нѣжности преступной нѣжности — было невозможно. Отсутствіе всякаго подозрѣнія со стороны Кеннеди заставляло Финіаса чувствовать, что онъ обязанъ всѣми общественными законами удерживаться отъ подобной нѣжности. Лэди Лора начала спускаться по тропинкѣ впереди него, не говоря ни слова — и шла, шла, какъ будто хотѣла дойти до дома ничего не говоря, еслибъ омъ не заговорилъ съ нею.

— У васъ все еще болитъ голова? спросилъ онъ.

— Разумѣется, болитъ.

— Мнѣ кажется, онъ былъ правъ, сказавъ, что вамъ не слѣдовало выходить въ жаръ.

— Не знаю. Объ этомъ не стоитъ и думать. Онъ посылалъ меня домой и, разумѣется, я должна идти. И онъ велѣлъ вамъ проводить меня, такъ что, разумѣется, вы должны меня проводить.

— Вы желали бы, чтобы я оставилъ васъ одну?

— Да, желала бы. Только онъ непремѣнно узнаетъ это, а вы не должны говорить ему, что оставили меня по моей просьбѣ.

— Развѣ вы думаете, что я его боюсь? спросилъ Финіасъ.

— Да, я это думаю. Я сама боюсь его, и папа боятся, а мать его едва осмѣливается называть свою душу своей. Я не знаю почему вамъ избавиться отъ этого.

— Мистеръ Кеннеди для меня ровно ничего.

— Для меня онъ кое-что и поэтому я полагаю, что мнѣ лучше идти. А теперь этотъ противный докторъ пріѣдетъ и вездѣ разсыплетъ свой табакъ и велитъ мнѣ принимать шотландское лекарство, которое гораздо гаже англійскаго. А онъ будетъ стоять надо мной и смотрѣть, принимаю ли я.

— Какъ! докторъ изъ Каллендера?

— Нѣтъ, мистеръ Кеннеди. Если онъ посовѣтуетъ мнѣ заштопать мою перчатку, онъ спроситъ прежде чѣмъ ляжетъ спать, сдѣлано ли это. Онъ ничего не забываетъ и ничего не оставляетъ безъ вниманія. Теперь довольно, мистеръ Финнъ. Ба вывели меня изъ-за деревьевъ, и это все равно, какъ еслибъ вы проводили меня до дома. Васъ не станутъ бранить, если мы разстанемся здѣсь. Помните, что я вамъ сказала наверху. Помните также, что вы ничего другого не можете сдѣлать для меня. Прощайте.

Онъ повернулъ къ озеру, а лэди Лора пошла черезъ широкій лугѣ къ дому одна. Ему не удалось его намѣреніе сказать своему другу о любви своей къ Вайолетъ, и онъ примѣтилъ, что теперь онъ не можетъ исполнить этого намѣренія. Послѣ того, что случилось, для него было невозможно идти къ лэди Лорѣ съ страстнымъ разсказомъ о своемъ желаніи жениться на Вайолетъ Эффингамъ. Если онъ долженъ говорить о своей любви, то о любви совсѣмъ другой. Но онъ никогда не будетъ говорить съ ней о любви — да и онъ былъ совершенно увѣренъ, что она не позволить ему этого. Но удивляло его всего болѣе, когда онъ думалъ объ этомъ недавнемъ свиданіи то, что лэди Лора, которую онъ зналъ — которую онъ думалъ, что онъ знаетъ — подчинилась такому человѣку, какъ Кеннеди, человѣку, котораго онъ презиралъ за его слабость, нерѣшительность и безцѣльность. Тѣ два дня, которые онъ оставался въ Лофлинтерѣ, онъ пристально наблюдалъ за этимъ семействомъ и удостовѣрился, что лэди Лора была права, когда увѣряла, что отецъ ея боялся Кеннеди.

— Я тотчасъ за вами поѣду, сказалъ графъ по секрету Финіасу, когда кандидатъ уѣзжалъ изъ Лофлинтера: — мнѣ не хочется оставаться здѣсь во время выборовъ, но я буду въ Сольсби, чтобы принять васъ на другой день.

Финіасъ простился съ Кеннеди съ горячимъ выраженіемъ дружбы со стороны хозяина, а лэди Лора только дотронулась до его руки. Онъ хотѣлъ сказать ей нѣсколько словъ, но она была угрюма, или приняла угрюмый видъ, и ни слова не сказала ему.

На другой день послѣ отъѣзда Финiаса Финна въ Луфтонъ лэди Лора все еще страдала головную болью. Она жаловалась на головную боль съ самаго пріѣзда въ Лофлинтеръ и докторъ Мэкнутрай пріѣзжалъ нѣсколько разъ.

— Желалъ бы я знать, отъ чего ты нездорова, говорилъ ей мужъ, стоя возлѣ нея въ гостиной наверху.

Это была хорошенькая комната, имѣвшая видъ на горы и на озеро, и была приготовлена для нея со всѣмъ искусствомъ а вкусомъ опытнаго обойщика. Она выбрала эту комнату для себя вскорѣ послѣ своей помолвки и благодарила своего будущаго муха съ нѣжной улыбкой за то, что онъ предоставилъ ей выборъ. Она благодарила его и сказала, что она всегда намѣрена быть счастливой — такъ счастливой въ этой комнатѣ! Онъ былъ человѣкъ не слишкомъ склонный къ романтизму, но онъ подумалъ объ этомъ обѣщаніи, когда стоялъ возлѣ нея и спрашивалъ объ ея здоровьи. На сколько онъ могъ примѣтить, она не была довольна послѣ пріѣзда въ Лофлинтеръ. Проблескъ истины промелькнулъ въ головѣ его. Можетъ быть, жена его скучаетъ? Если такъ, какая же предстоитъ жизнь ему и ей? Онъ каждый годъ ѣздилъ въ Лондонъ и въ парламентъ по обязанности, а потомъ домъ его наполнялся гостями — тоже по обязанности — но счастье его состояло въ такихъ часахъ, которые повидимому нагоняли на жену его постоянную головную боль. Проблескъ истины промелькнулъ въ головѣ его, что если женѣ его ее нравится жить спокойно хозяйкой въ домѣ своего мужа? Что если головная боль всегда будетъ слѣдствіемъ исполненія домашнихъ обязанностей?

Болѣе чѣмъ проблескъ истины мелькалъ въ душѣ самой лэди Лоры. Темная туча, поднятая истиной, все затемнила вокругъ нея. Она задала себѣ нѣсколько вопросовъ и узнала, что она не имѣетъ любви къ мужу, что тотъ образъ жмзни, который онъ требовалъ отъ нея, былъ для нея нестерпимъ, что она ошиблась и упала при входѣ своемъ въ жизнь. Она примѣтила, что отцу ея уже надоѣдаетъ Кеннеди, и что какъ ему ни гpyстно бытъ одному въ Сольсби, онъ не намѣренъ поселиться въ Лофлинтерѣ. Да — ее бросятъ всѣ, кромѣ разумѣется ея мужа, и тогда… Тогда она бросится въ одно утро въ озеро, потому что жизнь сдѣлается для нея нестерпима.

— Желалъ бы я знать, чѣмъ ты нездорова? повторилъ Кеннеди.

— Ничего серьёзнаго. Нельзя же иногда не имѣть головной боли.

— Мнѣ кажется, ты не довольно дѣлаешь движенія, Лора. Я предложилъ бы, чтобъ ты ходила пѣшкомъ каждый день четыре мили послѣ завтрака. Я всегда буду готовъ провожать тебя. Я говорилъ съ докторомъ Мэкнутрай.

— Я ненавижу доктора Мэкнутрай.

— Почему ты его ненавидишь, Лора?

— Какъ могу я сказать почему? Я ненавижу. Это достаточная причина, чтобы ты не посылалъ за нимъ для меня.

— Ты безразсудна, Лора. Доктора выбираютъ по репутаціи, а докторъ Мэкнутрай пользуется высокой репутаціей.

— Мнѣ не нужно никакого доктора.

— Но если ты больна, моя милая…

— Я не больна.

— Но ты говоришь, что у тебя болитъ голова. Ты это говоришь цѣлые десять дней.

— Имѣть головную боль не значитъ быть больной. Я желала бы только, чтобы ты не говорилъ объ этомъ, и тогда можетъ быть моя головная боль пройдетъ.

— Я этому не повѣрю. Головная боль девять разъ изъ десяти происходитъ отъ желудка.

Хотя онъ сказалъ это — все-таки въ эту самую минуту тѣнь истины была передъ его глазами. Что если головная боль просто значитъ отвращеніе къ нему и къ его образу жизни?

— Совсѣмъ не оттого, сказала лэди Лора, выходя изъ терпѣнія, зачѣмъ причины ея болѣзни допытываются такъ подробно.

— Такъ отчего же это? Ты не можешь думать, чтобы мнѣ было пріятно слышатъ твои жалобы на головную болъ каждый день — чтобы ты дѣлала ивъ этого предлогъ для лѣности.

— Что ты хочешь заставить меня дѣлать? спросила она, вскакивая съ мѣста. — Дай мнѣ работу и если я не сойду съ ума, я ее исполню. Вотъ счетныя книги. Дай ихъ мнѣ. Кажется, я не въ состояніи распознать цифры, но постараюсь распознать ихъ.

— Лора, это жестоко съ твоей стороны — и неблагодарно.

— Разумѣется — это очень дурно. Какая жалость, что ты не узналъ этого въ прошломъ году! О Боже! о Боже! что мнѣ дѣлать?

Она бросилась на диванъ и сжала виски обѣими руками.

— Я сейчасъ пошлю за докторомъ Мэкнутрай, сказалъ Кеннеди, очень медленно направляясь къ двери и говоря такъ же медленно, какъ онъ шелъ.

— Нѣтъ — не дѣлай этого, сказала она, опять вскочивъ на ноги и загородивъ ему дорогу. — Если онъ пріѣдетъ, я не увижу его. Даю тебѣ слово, что я не буду говорить съ нимъ, если онъ пріѣдетъ. Ты не понимаешь, прибавила она: — ты совсѣмъ не понимаешь.

— Что же я долженъ понять? спросилъ онъ.

— Что женщина не любитъ, чтобы ей надоѣдали.

Онъ не тотчасъ отвѣчалъ, но вертѣлъ ручку двери и собирался съ мыслями.

— Да, сказалъ онъ наконецъ: — я начинаю узнавать, что надоѣдаетъ женщинѣ, какъ ты выражаешься. Я вижу теперь, отчего у тебя болитъ голова. Это не отъ желудка. Въ этомъ ты права. Это отъ перспективы спокойной и приличной жизни, съ которой связано исполненіе простыхъ обязанностей. Докторъ Мэкнутрай человѣкъ ученый, но я сомнѣваюсь, чтобы онъ могъ помочь такой болѣзни.

— Ты совершенно нравъ, Робертъ, онъ не можетъ сдѣлать ничего.

— Эту болѣзнь ты должна вылечить сама, Лора — и она излечится настойчивостью, если ты можешь заставить себя попытаться.

— Я совсѣмъ не могу заставить себя, сказала она.

— Неужели ты хочешь сказать мнѣ, Лора, что ты не сдѣлаешь усилій исполнять обязанности моей жены?

— Я хочу сказать тебѣ, что не буду пытаться вылечить головную боль подводя итоги. Вотъ все, что я намѣрена сказать тебѣ. Если ты оставишь меня на нѣкоторое время, чтобы я могла полежать, я можетъ быть буду въ состояніи выйти къ обѣду.

Онъ еще колебался, держась за ручку двери.

— Но если ты будешь продолжать бранить меня, я сейчасъ лягу въ постель.

Онъ не колебался болѣе и вышелъ изъ комнаты, не говоря больше ни слова.

Глава XXXIII. Жалоба Слайда

Нашъ герой былъ выбранъ депутатомъ отъ Луфтона безъ всякихъ хлопотъ. На слѣдующій день онъ поѣхалъ въ замокъ и былъ уже тамъ, когда графъ пріѣхалъ. Они были только вдвоемъ и графъ былъ очень ласковъ къ нему.

— Итакъ у васъ совсѣмъ не было оппонента? сказалъ лордъ Брентфордъ съ улыбкой.

— Ни тѣни другого кандидата.

— Я такъ и думалъ. Пробовали paза два безуспѣшно.

На второй день послѣ обѣда — въ послѣдній вечеръ пребыванiя Финіаса въ Сольсби-графъ вдругъ откровенно разговорился о своей дочери, о своемъ сынѣ и о Вайолетъ Эффингамъ. Разговоръ этотъ начался такъ внезапно и такъ откровенно, что Финіасъ сначала былъ принужденъ молчать. Сказали нѣсколько словъ о Лофлинтерѣ, о красотѣ этого мѣста, объ обширности имѣнія.

— Я почти боюсь, сказалъ лордъ Брентфордъ: — что Лора несчастлива тамъ.

— Надѣюсь, что она счастлива, сказалъ Финіасъ.

— Онъ такъ суровъ и, какъ мнѣ кажется, требователенъ. А Лора къ этому не привыкла. У меня она всегда поступала какъ хотѣла, и я всегда находилъ, что она можетъ это дѣлать. Я не понимаю, какъ мужъ можетъ обращаться съ нею иначе.

— У него ужъ такой характеръ.

Характеръ да, но какая непріятная перспектива для нея!

И у нея также есть характеръ, и онъ это узнаетъ, если зайдетъ слишкомъ далеко. Я не выношу Лофлинтера; я прямо сказалъ это Лорѣ. Это одинъ изъ тѣхъ домовъ, въ которыхъ нельзя назвать время своимъ. Я сказалъ Лорѣ, что не могу остаться тамъ долѣе двухъ дней.

— Это очень грустно, сказалъ Финіасъ.

— Да, это грустно для нея, бѣдняжки, и тоже очень грустно для меня. У меня никого нѣтъ кромѣ Лоры — буквально никого — а теперь я разлученъ и съ нею! Мнѣ кажется, что она такъ далеко отъ меня, будто ея мужъ живетъ въ Китаѣ. Теперь я лишился ихъ обоихъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ.

— Я лишился. А Чильтернъ, я примѣчаю, становится ко мнѣ равнодушнѣе каждый день. Онъ думаетъ обо мнѣ только какъ о человѣкѣ мѣшающемъ ему, который долженъ умереть когда-нибудь и можетъ умереть скоро.

— Вы несправедливы къ нему, лордъ Брентфордъ.

— Вовсе нѣтъ. Для чего онъ отвѣчалъ на каждое мое предложеніе такъ дерзко, что для меня невозможно вступить съ нимъ въ дальнѣйшія сношенія?

— Онъ думаетъ, что вы несправедливы къ нему.

— Да — потому что я не могу закрытъ глаза на его образъ жизни. Я долженъ платить его долги и не обращать никакого вниманія на его поведеніе!

— Я не думаю, чтобы у него теперь были долги.

— Потому что его сестра употребила все свое состояніе на уплату ихъ. Она дала ему сорокъ тысячъ! Неужели вы думаете, что она вышла бы за Кеннеди, еслибы не это? Я не думаю. Я не могъ ее отговорить. Я сказалъ, что не хочу сковывать остальные годы моей жизни, накопляя деньги, и не могъ взять назадъ свое слово.

— Вы могли бы вмѣстѣ съ лордомъ Чильтерномъ пополнить эту сумму.

— Теперь это никчему не поведетъ. Она вышла за Кеннеди и деньги теперь ничего не значатъ ни для него, ни для нея. Чильтернъ могъ бы поправить дѣло, женившись на миссъ Эффингамъ, еслибъ захотѣлъ.

— Мнѣ кажется, онъ старался всѣми силами.

— Нѣтъ, онъ все испортилъ. Онъ дѣлалъ ей предложеніе, какъ человѣкъ спрашиваетъ билетъ на желѣзную дорогу или пару перчатокъ, а оттого что она не бросилась къ нему на шею, онъ и бросилъ ее. Я не вѣрю, чтобы онъ дѣйствительно желалъ на ней жениться. Я полагаю, ему мѣшаетъ какая-нибудь безславная связь.

— Вовсе нѣтъ, онъ женился бы на ней завтра, еслибы могъ. Я думаю, что отказъ миссъ Эффингамъ искрененъ.

— Я не сомнѣваюсь въ ея искренности.

— И она никогда не перемѣнится.

— Въ этомъ я съ вами не согласенъ, я знаю ихъ обоихъ лучше чѣмъ вы. Но все противъ меня. Я такъ этого желаю и, разумѣется, долженъ обмануться въ ожиданіи. Что онъ будетъ дѣлать этой осенью?

— Онъ теперь катается на яхтѣ.

— Кто съ нимъ?

— Кажется, яхта принадлежитъ капитану Кольпипперу.

— Величайшему негодяю во всей Англіи! Человѣку, который стрѣляетъ голубей и отличается на скачкахъ! А хуже всего въ Чильтернѣ то, что если ему не нравиться а человѣкъ и надоѣетъ эта жизнь, онъ все-таки будетъ продолжать, потому что думаетъ, прекрасно не уступать.

Это было такъ справедливо, что Финіасъ не смѣлъ противорѣчить и потому не сказалъ ничего.

— Я имѣлъ слабую надежду, продолжалъ графъ: — когда Лора могла всегда наблюдать за нимъ, потому что онъ по-своему любилъ сестру. Но теперь все кончено. Ей довольно дѣла и за тѣмъ, чтобы наблюдать за собой!

Финіасъ чувствовалъ, что графъ сдержалъ его довольно рѣзко, когда онъ сказалъ, что Вайолетъ никогда не выйдетъ за лорда Чильтерна, и поэтому ни мало удивился, когда лордъ Брентфордъ опять заговорилъ о миссъ Эффингамъ на слѣдующее утро, держа въ рукѣ письмо, только что полученное отъ нея.

— Они будутъ въ Лофлинтерѣ десятаго, сказалъ онъ: — и она намѣрена заѣхать сюда по дорогѣ ночи на двѣ.

— И лэди Бальдокъ, и всѣ?

— Ну да, и лэди Бальдокъ и всѣ. Я не очень люблю лэди Бальдокъ, но вынесу ея присутствіе для того, чтобы имѣть удовольствіе видѣть Вайолетъ. Я люблю ее какъ дочь. Я не увижу ее во всю осень. Я не могу выносить Лофлинтера.

— Будетъ лучше, когда домъ наполнится.

— Вы вѣрно будете тамъ?

— Нѣтъ, не думаю, сказалъ Финіасъ.

— И вы не желаете?

Финіасъ не отвѣчалъ на это, но слегка улыбнулся.

— Ей-Богу, я этому не удивляюсь, сказалъ графъ.

Финіасъ, который отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобы находиться въ одномъ домѣ съ Вайолетъ Эффингамъ, не могъ объяснить, почему онъ принужденъ отлучиться.

— Я полагаю, васъ приглашали? сказалъ графъ.

— О, да! меня приглашали. Нельзя быть ласковѣе ихъ.

— Кеннеди говорилъ мнѣ, что вы непремѣнно пріѣдете.

— Я послѣ объяснилъ ему, сказалъ Финіасъ: — что не вернусь. Я поѣду въ Ирландію. Я долженъ прочесть много нужныхъ книгъ, и тамъ а могу сдѣлать это безъ помѣхи.

Онъ поѣхалъ изъ Сольсби въ Лондонъ въ этотъ день и остался совершенно одинъ въ квартирѣ мистриссъ Бёнсъ, одинъ въ клубѣ, одинъ на улицахъ. Іюль прошелъ, но всѣ перелетныя птицы улетѣли. Мильдмэй въ свою короткую сессію почти раззорилъ лондонскихъ торговцевъ и измѣнилъ лѣтній образъ жизни всѣхъ, кто считалъ себя значущимъ чѣмъ-нибудь. Финіасъ, сидя одинъ въ своей комнатѣ, чувствовалъ себя ничѣмъ. Онъ сказалъ графу, что онъ ѣдетъ въ Ирландію, и долженъ былъ ѣхать туда, потому что ему нечего было дѣлать. Его приглашали въ два разныя мѣста. Монкъ звалъ его въ Пиренеи, лордъ Чильтернъ предлагалъ присоединиться къ яхтѣ — но ни тотъ, ни другой планъ не нравился ему. Ему нравилось бы находиться въ Лофлинтерѣ съ Вайолетъ Эффингамъ, но Лофлинтеръ быль ему воспрещенъ. Его старый другъ лэди Лора не велѣла ему пріѣзжать туда, объяснивъ достаточно ясно, но какимъ причинамъ она исключаетъ его изъ числа гостей ея мужа. Когда онъ думалъ объ этомъ, прошлыя сцены его жизни казались ему удивительны. Годъ тому назадъ онъ отдалъ бы все на свѣтѣ за одно слово любви отъ лэди Лоры, едва осмѣливаясь надѣяться, чтобы такое слово когда-нибудь могло быть произнесено. Теперь это слово въ дѣйствительности было произнесено, и сдѣлалось просто для него непріятно. Она призналась ему — потому что таково было настоящее значеніе ея словъ — что хотя она вышла за другого, но любила и любитъ его. Но думая объ этомъ, онъ не гордился. Долго думая объ этомъ, онъ началъ спрашивать себя, не имѣетъ ли онъ права извлечь изъ того, что случилось, нѣкоторую надежду, что Вайолетъ также можетъ полюбить его. Онъ такъ мало думалъ о себѣ, что сначала боялся свататься за лэди Лору. Не можетъ ли онъ осмѣлиться думать болѣе о себѣ, когда узналъ какъ ему удалось?

Но какъ ему добраться до Вайолетъ Эффингамъ? Съ той минуты, какъ онъ уѣхалъ изъ Сольсби, онъ сердился на себя, зачѣмъ онъ не просилъ у лорда Брентфорда позволенія остаться до-тѣхъ-поръ, пока все общество лэди Бальдокъ уѣдетъ въ Лофлинтеръ. Графъ, который былъ очень одинокъ въ своемъ домѣ, согласился бы тотчасъ. Финіасъ конечно принужденъ былъ сознаться, что успѣхъ его съ Вайолетъ положитъ конецъ его дружбы съ лордомъ Брентфордомъ и съ лордомъ Чильтерномъ. Въ такомъ случаѣ честь обяжетъ его отказаться отъ своего мѣста и возвратить Луфтонъ его обиженному натрону. Но для Вайолетъ Эффингамъ онъ отдалъ бы болѣе чѣмъ свое мѣсто. Теперь однако онъ не имѣлъ способовъ добраться до нея и сдѣлать ей предложеніе. Онъ не могъ ѣхать въ Лофлинтеръ противъ желаній лэди Лоры.

Въ Лондонѣ съ нимъ случилось небольшое приключеніе, которое нѣсколько облегчило скуку первой недѣли въ августѣ. Онъ оставался въ Лондонѣ до половины августа, почти рѣшаясь устремиться въ Сольсби, когда Вайолетъ Эффингамъ будетъ тамъ — стараясь придумать какой-нибудь предлогъ для такого поступка, по напрасно ломая голову — а тутъ съ нимъ и случилось это маленькое приключеніе. Приключеніе началось слѣдующимъ письмомъ:

Контора «Знамени», 3 августа 186 —.

«Любезный Финнъ,

«Я долженъ сказать, что нахожу, что вы поступали со мною дурно и безъ той братской откровенности, которую мы, публицисты, ожидаемъ другъ отъ друга. Однако, можетъ быть, мы объяснимся съ вами и тогда дѣла пойдутъ гладко. Хотите прійти ко мнѣ или мнѣ прійти къ вамъ?

«Всегда вашъ К. С.»

Финіасъ не только удивился, но и разсердился, подучивъ это письмо. Онъ не могъ придумать, чѣмъ онъ оскорбилъ Слайда. Онъ перебралъ въ памяти всѣ обстоятельства своихъ краткихъ сношеній съ «Знаменемъ», но не могъ вспомнить ничего такого, что могло бы нанести оскорбленіе. Но досада его была сильнѣе удивленія. Онъ думалъ, что онъ не сказалъ и не сдѣлалъ ничего такого, что дало бы право Квинтусу Слайду называть его «любезный Финнъ». Его, обладавшаго тайной лэди Лоры; его, надѣявшагося пріобрѣсти любовь Вайолетъ Эффингамъ — его называетъ «любезный Финнъ» такой человѣкъ, какъ Квинтусъ Слайдъ! Онъ тотчасъ рѣшилъ, что не будетъ отвѣчать на это письмо, но пойдетъ въ контору «Знамени» въ такое время, когда Квинтусъ Слайдъ всегда тамъ бывалъ. Конечно, онъ не напишетъ «любезный Слайдъ», и пока не узнаетъ причину обиды, не сдѣлаетъ себѣ врага, назвавъ его «любезный сэръ». Онъ пошелъ въ контору «Знамени» и нашелъ Слайда пишущимъ статью для завтрашняго нумера.

— Я полагаю, вы очень заняты? сказалъ Финіасъ, усаживаясь съ нѣкоторымъ затрудненіемъ на скамеечку въ тѣсной конторѣ.

— Не такъ особенно занятъ, чтобы не обрадоваться вамъ. Вы стрѣляете?

— Стрѣляю ли? сказалъ Финіасъ.

Возможно ли, чтобы Слайдъ намѣревался вызвать его на дуэль на пистолетахъ?

— Тетеревей и фазановъ, и тому подобное? спросилъ Слайдъ.

— О! понимаю. Да, я стрѣляю иногда.

Квинтусъ Слайдъ бросилъ перо и тотчасъ приступилъ къ главному предмету.

— Знаете ли, Финнъ, сказалъ онъ: — что вы дурно поступили со мною относительно Луфтона.

Поступилъ съ вами дурно относительно Луфтона?

Финіасъ, повторяя эти слова, рѣшительно не могъ понять, что хотѣлъ сказать Слайдъ.

— Очень дурно, сказалъ Слайдъ, сложивъ руки крестъ-накрестъ: — право очень дурно! Публицисты должны поддерживать другъ друга, а не бросать. Что за польза въ братствѣ, если братства нѣтъ?

— Честное слово, я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Развѣ я вамъ не сказалъ, что самъ мечу на Луфтонъ?

— О!

— Хорошо вамъ говорить о! — но развѣ я вамъ не говорилъ?

— Я никогда въ жизни не слыхалъ такихъ пустяковъ.

— Пустяковъ?

— Какимъ образомъ вы могли бы быть депутатомъ отъ Луфтона? Ни одинъ избиратель не предложилъ бы васъ въ кандидаты.

— Я вотъ что скажу вамъ, Финнъ. Я нахожу, что вы бросили меня самымъ постыднымъ образомъ, по я на это напирать не стану. Вы получите Луфтонъ въ эту сессію, если обѣщаете дать дорогу мнѣ на слѣдующихъ выборахъ. Если вы на это согласитесь, мы напишемъ особую передовую статью о томъ, какъ хорошо лордъ — какъ бишь онъ? — поступилъ съ своихъ мѣстечкомъ, и будемъ вашимъ органомъ на всю сессію.

— Никогда въ жизни не слыхалъ такихъ пустяковъ. Что это за нелѣпое предложеніе? Вы точно также могли бы спрашивать меня, согласенъ ли я, чтобы вы попали въ рай. Я ее имѣю противъ этого ни малѣйшаго возраженія, но для меня это не значитъ ровно ничего.

— Очень хорошо, сказалъ Квинтусъ Слайдъ: — очень хорошо! Теперь мы понимаемъ другъ друга, и это все, чего я желаю. Мнѣ кажется, я могу показать вамъ, что значитъ сойтись съ публицистами, а потомъ ихъ бросить. Прощайте!

Финіасъ, совершенно довольный результатомъ этого свиданіи относительно себя, вовсе не жалѣлъ, что между Квинтусомъ Слайдомъ и его «любезнымъ Финномъ» возникла причина къ охлажденію, отрясъ прахъ съ своихъ ногъ по выходѣ изъ конторы «Знамени» и рѣшилъ, что впередъ онъ будетъ избѣгать связей такого рода. Воротившись домой, онъ сказалъ себѣ, что членъ парламента долженъ быть совершенно независимъ отъ печати. Но второе утро послѣ встрѣчи съ своимъ бывшимъ другомъ онъ увидалъ результатъ своей независимости. Была статья, поразительная, страшная, показывавшая необходимость немедленной реформы. Когда такой патронъ, какъ лордъ Брентфордъ, министръ, можетъ однимъ словомъ посадить въ парламентъ такую палку, какъ Финіасъ Финнъ — человѣкъ, который старался стать на ноги въ палатѣ, но у котораго не достало ни мужества, ни способности, ничего болѣе не можетъ доказать, что билль о Реформѣ 1838 требуетъ дополненія посредствомъ какой-нибудь болѣе энергичной мѣры.

Финіасъ смѣялся, когда читалъ эту статью и говорилъ себѣ, что шутка эта не дурна. Но все-таки онъ страдалъ. Квинтусъ Слайдъ, когда желалъ пустить въ ходъ свою плеть, могъ наносить чувствительные удары.

Глава ХХХІV. Былъ ли онъ честенъ?

Десятаго августа Финіасъ Финнъ воротился въ Луфтонъ. Онъ поѣхалъ съ почтовымъ поѣздомъ вечеромъ, пославъ телеграмму въ гостинницу, чтобы для него была приготовлена спальная, и въ десять часовъ утра завтракалъ въ этомъ гостепріимномъ домѣ. Трактирщикъ и трактирщица со всѣмъ своимъ штатомъ не понимали, зачѣмъ ихъ депутатъ такъ скоро воротился въ свой городокъ; но читатель, вспомнивъ, что лэди Бальдокъ съ дочерью и Вайолетъ Эффингамъ должна была пріѣхать одиннадцатаго въ Сольсби, можетъ бытъ, угадаетъ причину.

Финіасъ думалъ объ этой поѣздкѣ въ Луфтонъ съ самаго пріѣзда своего въ Лондонъ, но не могъ придумать предлога для лорда Брентфорда своему внезапному появленію. Графъ былъ очень къ нему ласковъ, но не сказалъ ничего такого, что могло бы дать право его молодому другу уѣзжать и пріѣзжать въ Сольсби, какъ ему вздумается, безъ приглашенія и безъ предувѣдомленія. Финіасъ такъ хорошо зналъ это самъ, что такъ же часто, какъ рѣшался послѣдніе десять дней поѣхать въ Сольсби, рѣшался не ѣздить туда. Онъ не могъ придумать предлога. Потомъ небо поблагопріятствовало ему. Онъ получилъ письмо отъ лорда Чильтерна, въ которомъ было порученiе къ лорду Брентфорду.

«Если вы увидите моего отца, скажите ему, что я готовъ во всякое время сдѣлать все необходимое для того, чтобы возвратить деньги Лорѣ».

Взявъ это предлогомъ, онъ вернулся въ Луфтонъ.

Онъ встрѣтилъ графа, стоявшаго на большихъ ступеняхъ передъ дверью своего замка.

— Какъ, Финнъ, это вы? А я думалъ вы въ Ирландіи.

— Нѣтъ еще, милордъ, какъ видите.

Тутъ онъ тотчасъ раскрылъ свой бюджетъ и краснѣлъ отъ своего лицемѣрства. Онъ сказалъ, что получилъ такое важное порученіе отъ лорда Чильтерна, что не могъ рѣшиться уѣхать въ Ирландію не передавъ его. Онъ убѣждалъ графа, что омъ изъ этого можетъ узнать, какъ желалъ лордъ Чильтернъ примиренія. Онъ говорилъ, что когда ему пришло въ голову, что есть надежда достигнуть этой цѣли, то онъ не могъ уѣхать въ Ирландію, не сдѣлавъ этого добраго дѣла. Въ любви и на войнѣ позволительно все. Такъ онъ увѣрялъ себя, но самъ чувствовалъ, что его исторія была такъ слаба, что едвали могла дать ему доступъ въ замокъ. Въ этомъ онъ совершенно ошибался. Графъ, проглотивъ приманку, взялъ подъ руку незванаго гостя, и пройдя съ нимъ по тропинкамъ кустарника, наконецъ сознался, что онъ былъ бы радъ примириться съ сыномъ, если это возможно.

— Пусть онъ пріѣдетъ сюда, она также будетъ здѣсь, говорилъ графъ о Вайолетъ.

На это Финіасъ ничего не могъ сказать громко, но себѣ говорилъ, что все должно быть честно между ними. Онъ не возьметъ неблагороднаго преимущества передъ лордомъ Чильтерномъ Онъ передастъ лорду Чильтерну все, что сказалъ ему лордъ Брентфордъ. Но если онъ найдетъ возможность сказать Вайолетъ все, что онъ пріѣхалъ ей сказать, и если — что онъ считалъ весьма невѣроятнымъ — Вайолетъ ему не откажетъ, тогда какъ онъ напишетъ къ лорду Чильтерну? Поэтому онъ рѣшилъ, что онъ напишетъ письмо прежде чѣмъ увидится съ Вайолетъ. Но какъ онъ можетъ написать такое письмо, а потомъ тотчасъ сдѣлать то, что будетъ несогласоваться съ духомъ написаннаго письма? Можетъ ли онъ приглашать лорда Чильтерна пріѣхать домой свататься за Вайолетъ Эффингамъ и тотчасъ самъ свататься за нее? Онъ нашелъ, что онъ не можетъ этого сдѣлать — если не скажетъ всю правду лорду Чильтерну. Никакимъ другимъ образомъ не могъ онъ выполнить свое намѣреніе и согласить свои понятія о чести.

Графъ велѣлъ ему послать въ гостинницу за его вещами.

— Всѣ Бальдоки здѣсь, но они уѣзжаютъ завтра рано утромъ.

Финіасъ объявилъ, что онъ также долженъ воротиться въ Лондонъ рано утромъ, но отправится въ гостинницу за своими вещами. Графъ поблагодарилъ его опять за его великодушную доброту, а Финіасъ краснѣя принималъ благодарность и пошелъ написать письмо лорду Чильтерну. Письмо было написано искусно, то-есть первая и большая часть его такими словами, которыя старались убѣдить блуднаго сына воротиться въ домъ отца. А о миссъ Эффингамъ все было сказано какъ слѣдуетъ. На послѣдней страницѣ онъ говорилъ о себѣ и объяснилъ своему другу въ самыхъ простыхъ выраженіяхъ свое положеніе.

«Я люблю ее полгода, писалъ онъ: «и пріѣхалъ сюда съ намѣреніемъ просить ее принять мою руку. Всего вѣроятнѣе, что она откажетъ мнѣ. Я не прошу васъ не сердиться на меня — если вы захотите разсердиться. Но я стараюсь поступить съ вами хорошо и прошу васъ дѣлать то же самое со мною. Я долженъ передать вамъ порученіе вашего отца, а послѣ этого не могу обратиться къ миссъ Эффингамъ, не сказавъ вамъ объ этомъ. Я считалъ бы себя фальшивымъ, еслибъ поступилъ такимъ образомъ. Въ случаѣ вѣроятномъ, даже вѣрномъ, что я получу отказъ — я буду увѣренъ, что вы сохраните мою тайну. Не ссорьтесь со мною, если можете, но если вы поссоритесь, я буду готовъ.»

Онъ отдалъ письмо на почту и пошелъ въ замокъ.

Ему оставался только одинъ день и онъ зналъ, что лэди Бальдокъ стережетъ Вайолетъ какъ драконъ. Ему сказали, что графъ гуляетъ съ дѣвицами, и провели въ его комнату. Когда онъ пришелъ въ гостиную, онъ нашелъ лэди Бальдокъ, у которой онъ въ нѣкоторой степени былъ фаворитомъ, и скоро вступилъ въ разговоръ о практичности запереть всѣ пивные и водочные заводы посредствомъ парламентскаго акта. Но завтракъ освободилъ его и привелъ молодыхъ дѣвицъ въ два часа. Миссъ Эффингамъ, казалось, обрадовалась, увидѣвъ его, и даже миссъ Боригэмъ, дочь лэди Бальдокъ, была очень съ нимъ любезна. Графъ хорошо отзывался о своемъ молодомъ депутатѣ, и Финіасъ въ нѣкоторой степени попалъ въ милость къ степеннымъ и скромнымъ людямъ. Послѣ завтрака поѣхали кататься верхомъ — то-есть Вайолетъ и графъ. Лэди Бальдокъ съ дочерью сѣли въ коляску.

— Я могу дать вамъ лошадь, Финнъ, если хотите, сказалъ графъ.

— Разумѣется, онъ захочетъ, сказала Вайолетъ: — или вы думаете, что мистеръ Финнъ не захочетъ прокататься со мною въ лѣсу Сольсби? Это будетъ не въ первый разъ.

— Вайолетъ, сказала лэди Бальдокъ: — у тебя престранная манера говорить.

— Кажется, сказала Вайолетъ: — но теперь, я думаю, не могу перемѣниться. Мистеръ Финнъ знаетъ меня слишкомъ хорошо, чтобы обращать на это вниманіе.

Въ шестомъ часу сѣли на лошадей и до того времени Финіасъ не былъ наединѣ съ Вайолетъ Эффингамъ ни на минуту. Они сидѣли вмѣстѣ послѣ завтрака въ столовой около часа, онъ ходилъ въ залу и каталъ билліардные шары, а потомъ стоялъ въ открытыхъ дверяхъ оранжереи. Но лэди Бальдокъ или миссъ Боригэмъ всегда были тутъ. Ничего не могло быть пріятнѣе словъ миссъ Эффингамъ или фамильярнѣе ея обращенія съ Финіасомъ. Она выразила большой восторгъ, услышавъ о томъ, что онъ досталъ мѣсто въ парламентѣ, говорила съ нимъ о Кеннеди, какъ будто между ней и Финіасомъ былъ какой-то тѣсный союзъ. Но все-таки она какъ будто не могла разстаться съ лэди Бальдокъ, а когда ей сказали, что если она хочетъ ѣхать верхомъ, то она должна одѣться, она тотчасъ и пошла.

Но Финіасъ думалъ, что онъ будетъ имѣть случай, когда поѣдетъ верхомъ, и черезъ полчаса послѣ выѣзда случай поблагопріятствовалъ ему. Нѣсколько времени онъ ѣхалъ за экипажемъ, разсчитывая, что такимъ образомъ графъ черезъ нѣсколько времени захочетъ перемѣниться съ нимъ мѣстами. Такъ и случилось. Въ одномъ мѣстѣ въ паркѣ, гдѣ дорога шла кругомъ черезъ мостъ надъ маленькой рѣчкой, коляска поравнялась съ двумя верховыми лошадьми и лэди Бальдокъ сказала нѣсколько словъ графу. Тогда Вайолетъ придержала лошадь, пропустивъ экипажъ впередъ по мосту, и такимъ образомъ она и Финіасъ поѣхали рядомъ. Но онъ зналъ, что ему слѣдуетъ очень увеличить разстояніе прежде, чѣмъ онъ осмѣлится начать свое сватовство, и даже если это и сдѣлается, то чувствовалъ, что не знаетъ какъ сдѣлать это сидя верхомъ на лошади.

Они проѣхали съ полмили такимъ образомъ, когда доѣхали до мѣста, гдѣ зеленая дорожка поворачивала съ главной дороги между деревьями налѣво.

— Вы помните это мѣсто? сказала Вайолетъ.

Финіасъ объявилъ, что онъ помнитъ его хорошо.

— Мнѣ надо объѣхать коттэджъ дровосѣка. Вы поѣдете?

Финіасъ сказалъ, что онъ поѣдетъ, и подъѣхалъ сказать объ этомъ сидѣвшимъ въ экипажѣ.

— Куда она ѣдетъ? спросила лэди Бальдокъ.

Потомъ, когда Финіасъ объяснилъ, она просила графа воротиться къ Вайолетъ. Графъ, чувствуя какъ это нелѣпо, объявилъ, что Вайолетъ сама знаетъ дорогу очень хорошо, и такимъ образомъ Финіасу достается удобный случай.

Они ѣхали почти не говоря около мили между деревьями, а потомъ повернули направо и выѣхали къ коттэджу. Они подъѣхали къ двери, сказали нѣсколько словъ съ женщиной, стоявшей тутъ, и проѣхали дальше.

— Я всегда пріѣзжаю сюда, когда бываю въ Сольсби, сказала Вайолетъ: — чтобы научиться ласково думать о лордѣ Чалътернѣ.

— Я это понимаю, сказалъ Финіасъ.

— Онъ былъ прежде такой милый — онъ и теперь еще милъ, я думаю, только онъ сдѣлался такимъ грубымъ; какъ вы думаете, перемѣнится онъ когда-нибудь?

Финіасъ зналъ, что въ этомъ непредвидѣнномъ обстоятельствѣ онъ обязанъ поступить добросовѣстно.

— Я думаю, что онъ перемѣнился бы совершенно, еслибъ мы могли привезти его сюда — такъ чтобы онъ могъ жить между своими друзьями.

— Вы думаете, что онъ пріѣхалъ бы? Мы должны придумать вмѣстѣ, какъ это сдѣлать. Какъ вы думаете, это слѣдуетъ сдѣлать?

Финіасъ отвѣчалъ, что онъ думаетъ, что это слѣдуетъ сдѣлать.

— Я скажу вамъ правду тотчасъ, миссъ Эффингемъ, прибавилъ онъ: — вы можете сдѣлать это однимъ словомъ.

— Да — да, сказала она: — но я не объ этомъ говорю, — безъ этого. Нелѣпо, знаете, чтобы отецъ дѣлалъ такое условіе.

Финіасъ сказалъ, что онъ находитъ это нелѣпымъ, а потомъ они опять поѣхали галопомъ по лѣсу. Онъ имѣлъ смѣлость заговорить съ нею о лордѣ Чильтернѣ, а она отвѣчала ему именно такъ, какъ онъ желалъ. Но какимъ образомъ можетъ онъ сдѣлать предложеніе, когда она такимъ образомъ галопируетъ возлѣ него?

Они выѣхали на неровную мѣстность и должны были поѣхать шагомъ.

— Мистеръ Финнъ, сказала она: — желала бы я знать, могу ли я сдѣлать вамъ одинъ вопросъ.

— Какой вамъ угодно, отвѣчалъ онъ.

— Вы не поссорились съ лэди Лорой?

— Нѣтъ.

— А съ нимъ?

— Нѣтъ — нѣтъ. Мы въ союзѣ больше прежняго.

— Такъ зачѣмъ же вы не ѣдетъ въ Лофлинтеръ? Она написала ко мнѣ, что вы не будете.

Онъ помолчалъ съ минуту прежде чѣмъ отвѣтилъ.

— Мнѣ не слѣдуетъ тамъ быть, сказалъ онъ наконецъ.

— Стало быть, это секретъ?

— Да — это секретъ. Вы на меня не сердитесь?

— Нѣтъ.

— Это секретъ не мой, а то я не скрылъ бы его отъ васъ.

— Можетъ быть, я могу угадать. Но я не буду стараться. Я даже не стану думать объ этомъ.

— Причина очень меня огорчила. Я отдалъ бы мою лѣвую руку, чтобы быть въ Лофлинтерѣ этой осенью.

— Вы такъ любите Лофлинтеръ?

— Я былъ бы тамъ съ вами, сказалъ онъ.

Онъ замолчалъ и съ минуту никто изъ нихъ не говорилъ ни слова. Но онъ могъ примѣтить, что рука, въ которой она держала хлыстъ, играла гривой ея лошади съ нервнымъ движеніемъ.

— Когда я узналъ, какъ это должно быть и что я не встрѣчусь съ вами, я бросился сюда, чтобы видѣть васъ одно мгновеніе. Теперь я здѣсь, и не смѣю говорить съ вами о себѣ.

Они теперь проѣхали скалы и Вайолетъ не говоря ни слова опять пустила лошадь вскачь. Онъ въ одну минуту былъ возлѣ нея, по не могъ видѣть ея лица.

— Вы не скажете мнѣ ни слова? спросилъ онъ.

— Нѣтъ — нѣтъ — нѣтъ! отвѣчала она: — ни слова, когда вы говорите со мною такимъ образомъ. Вотъ коляска. Поѣдемте къ ней.

Она поскакала, а онъ за нею, пока они не доѣхали до графа, лэди Бальдокъ и миссъ Боригэмъ.

— Теперь я отговѣла, сказала миссъ Эффингамъ: — и снова готова вернуться къ обыкновенной жизни.

Финіасъ не могъ найти другой минуты, чтобы поговорить съ нею. Хотя онъ провелъ съ нею вечеръ и стоялъ возлѣ нея, когда она пѣла по просьбѣ графа, и пожалъ ей руку, когда она пошла спать, и всталъ рано утромъ, чтобы посмотрѣть, какъ она поѣдетъ, онъ не могъ добиться отъ нея ни слова, ни взгляда.

Глава XXXV. Монкъ о реформѣ

Финіасъ Финнъ уѣхалъ въ Ирландію немедленно послѣ возвращенія изъ Сольсби, ничего не сказавъ болѣе Вайолетъ Эффингамъ и не слыхавъ отъ нея ничего болѣе того, что было разсказано въ послѣдней главѣ. Онъ очень сильно чувствовалъ, что его положеніе было неудовлетворительно, и думалъ о немъ всю осень и начало зимы, но не могъ придумать никакого плана, чтобы улучшить его. Разъ двѣнадцать собирался онъ писать къ миссъ Эффингамъ и просить яснаго отвѣта. Онъ не могъ однако рѣшиться написать это письмо, думая, что писанныя выраженія любви всегда бываютъ слабы и приторны, — и отвлекаемый также убѣжденіемъ, что если Вайолетъ будетъ принуждена отвѣчать письменно, она непремѣнно отвѣтитъ отказомъ Разъ пятьдесятъ перебиралъ онъ въ воображеніи свою поѣздку по лѣсу Сольсби и говорилъ себѣ, что отвѣтъ сирены — ея нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ — былъ изъ всѣхъ возможныхъ отвѣтовъ самый неопредѣленный и раздражительный. Тонъ ея голоса, когда она скакала отъ него, выраженіе ея физіономіи, когда онъ догналъ ее, ея обращеніе съ нимъ, когда она уѣхала изъ замка утромъ — все не позволяло ему думать, что она обидѣлась его словами. Она отвѣчала ему прямымъ отрицаніемъ, просто словомъ «нѣтъ», но она сказала это совсѣмъ не колко и онъ тотчасъ узналъ, что, каковъ бы ни былъ результатъ его сватовства, онъ не долженъ считать Вайолетъ Эффингамъ своимъ врагомъ.

Но это сомнѣніе дѣлало пребываніе въ Ирландіи очень скучнымъ для него, потомъ были другія вещи, увеличивавшія также его безпокойство, хотя онъ даже въ этотъ періодъ своей жизни имѣлъ успѣхъ, казавшійся изумительнымъ. Сначала я скажу объ его безпокойствахъ. Онъ не получалъ пи строчки отъ лорда Чильтерна въ отвѣтъ на то письмо, которое онъ написалъ его сіятельству. Отъ лэди Лоры онъ часто получалъ письма. Лэди Лора писала ему такъ, какъ будто не запрещала ему бывать въ Лофлинтерѣ и какъ будто не было никакой причины для такого запрещенія. Онъ посылала къ нему письма наполненныя большей частью политикой, говорила иногда также о лофлинтерскихъ гостяхъ, иногда о дичи и слова два тамъ-и-сямъ о мужѣ. Письма были очень хорошія и онъ старательно ихъ сберегалъ. Для него было очевидно, что они и писались съ такимъ намѣреніемъ. Въ одномъ изъ этихъ писемъ, которое онъ получилъ въ концѣ ноября, она говорила ему, что братъ ея опять поѣхалъ въ Уиллингфордъ и прислалъ взять съ Портсмэнскаго сквэра всѣ свои вещи, оставленныя тамъ. Но въ этомъ письмѣ не было ни слова о Вайолетъ; опа упоминала о ней какъ объ общей знакомой ея и ея корреспондента. Не было никакого намека на его особенное вниманіе къ миссъ Эффингамъ. Онъ думалъ, что можетъ быть Вайолетъ раскажетъ своей пріятельницѣ то, что случилось въ Сольсби, — но если она сдѣлала это, стало быть лэди Лора умѣла воздерживаться. Герой нашъ также былъ разстроенъ, когда получилъ извѣстіе, что миссъ Флудъ Джонсъ уѣхала изъ Киллало на зиму. Я не знаю, не болѣе ли разстроило бы его присутствіе этой молодой дѣвицы, потому что онъ былъ бы принужденъ показывать къ ней нѣкоторую нѣжность въ обращеніи, а всякая такая нѣжность при существующихъ обстоятельствахъ была бы очень опасна. Но ему дали понять, что Мэри Флудъ Джонсъ увезли изъ Киллало, потому что находили, что онъ дурно поступилъ съ нею, и это обвиненіе сдѣлало его несчастнымъ. Въ пылу послѣдней сессіи онъ получилъ письмо отъ сестры, въ которомъ она спрашивала его объ его чувствахъ къ бѣдной Мэри. На это онъ отвѣчалъ съ досадой. Ничего не было писано къ нему о миссъ Джонсъ и ничего не было сказано ему, когда онъ пріѣхалъ домой. Не могъ же онъ однако спросить о Мэри, а когда спросилъ, обвиненіе было сдѣлано противъ него съ тѣхъ спокойнымъ И строгимъ топомъ, съ которымъ можетъ быть многіе изъ насъ были знакомы въ извѣстный періодъ нашей жизни.

— Я думаю, Финіасъ, сказала ему сестра: — что намъ лучше ничего не говорить о милой Мэри. Ее теперь здѣсь нѣть и, вѣроятно, ты ее не увидишь, пока останешься у насъ.

— Что это такое? спросилъ Финіасъ — совершенно понимая, въ чемъ дѣло.

Потомъ сестра не хотѣла ничего говорить объ этомъ, и о миссъ Мэри Флудъ Джонсъ ничего болѣе не было говорено. Онѣ жили въ Флудборо весьма уединенію, въ этомъ онъ не сомнѣвался, и были готовы — въ этомъ онъ также не сомнѣвался — оставить свое уединеніе, если онъ пріѣдетъ къ нимъ такимъ образомъ, какой приличествовалъ ему послѣ того, что произошло раза два между нимъ и этой молодой дѣвицей. Но какъ онъ могъ сдѣлать это теперь? Пріѣхавъ въ Ирландію, онъ думалъ, что онъ очень нѣжно любитъ милую Мэри. Онъ чувствовалъ, что у него двѣ личности — что онъ, такъ сказать, два отдѣльныхъ лица — и что можетъ безъ всякой невѣрности бытъ очень влюбленъ въ Вайолетъ Эффингамъ, какъ человѣкъ свѣтскій и членъ парламента въ Англіи, и также быть горячо привязанъ къ милой Мэри Флудъ Джонсъ какъ ирландецъ въ Киллало. Ему было извѣстно однако, что противъ такой полноты сердца существуетъ предубѣжденіе, и поэтому онъ сурово рѣшилъ, что онъ обязанъ оставаться постояненъ къ миссъ Эффингамъ. Можетъ ли онъ жениться на милой Мэри, имѣя на рукахъ столько дѣла? Это было невозможно. Онъ долженъ бросить всякую мысль о томъ, чтобы жениться на милой Мэри. Конечно, поступили хорошо, удаливъ ее. Но все-таки когда онъ одиноко гулялъ по горамъ, нависшимъ надъ городомъ, ему было нѣсколько стыдно за себя и онъ мечталъ о томъ, чтобы отказаться отъ парламента, оставить Вайолетъ какому-нибудь знатному жениху — лорду Чильтерну, если она захочетъ за него выйти — и поѣхать въ Флудборо съ честнымъ предложеніемъ прижать Мэри къ своему сердцу. Миссъ Эффингамъ, вѣроятно, откажетъ ему наконецъ, между тѣмъ какъ Мэри, милая Мэри, безъ малѣйшаго сомнѣнія прижмется къ его сердцу. Милая Мэри! Въ эти дни мечтаній онъ говорилъ себѣ, что милая Мэри была его истинной любовью; но разумѣется, это были только однѣ мечты. У него въ карманѣ были письма отъ лэди Лоры Кеннеди, дѣлавшія для него невозможнымъ мысль отказаться отъ парламента.

Потомъ ему удивительно посчастливилось. Въ Голуэ жила очень эксцентричная старуха, миссъ Маріанъ Персъ, тетка мистриссъ Финнъ, матери нашего героя. Съ этой дамой докторъ Финнъ постоянно ссорился послѣ своей женитьбы, потому что опа выразила желаніе вмѣшаться въ его семейныя дѣла, предлагая купить такое право благопріятной статьей въ своемъ завѣщаніи. На это докторъ разсердился и пошли ссоры. Миссъ Персъ была не очень богатая старуха, но много думала о своихъ деньгахъ. Теперь она умерла, отказавъ три тысячи фунтовъ стерлинговъ своему внуку Финіасу Финну. Точно такую же сумму завѣщала она римско-католической семинаріи. Въ это время докторъ былъ очень доволенъ успѣхами въ жизни сына и ничего не говорилъ объ юриспруденціи. Финіасъ нѣсколько занимался въ эту осень, читалъ спеціальныя книги, прочитывая въ тоже время и романы — по запираясь очень старательно въ это время, такъ что сестры его понимали, что впродолженіе четырехъ часовъ въ день ни малѣйшій звукъ не долженъ тревожить его.

Получивъ это наслѣдство, онъ тотчасъ предложилъ заплатить отцу всѣ деньги, которыя тотъ давалъ ему сверхъ положеннаго содержанія, но докторъ отказался взять.

— Выйдетъ одно и то же, Финіасъ, сказалъ онъ: — то, что ты получишь теперь, ты не можешь получить впослѣдствіи. Относительно моего настоящаго дохода, это заставило меня только работать больше, нежели я намѣревался, но я думаю, чѣмъ позже въ жизни человѣкъ работаетъ, тѣмъ дольше онъ проживетъ.

Финіасъ, воротившись въ Лондонъ, имѣлъ въ карманѣ три тысячи. Онъ былъ долженъ фунтовъ пятьсотъ, а остальное онъ хотѣлъ отдать на проценты.

Говорили объ осенней сессіи, но Мильдмэй былъ противъ этого. Кто не пойметъ, что таково должно быть рѣшеніе министра, которому предоставлена хоть малѣйшая свобода въ этомъ отношеніи? Для чего министру подвергаться опасности безполезныхъ нападокъ, подчиняться безполезнымъ трудамъ и отрывать отъ отдыха всѣхъ своихъ друзей? Такимъ образомъ страна могла ждать до февраля, къ досадѣ Финіаса Финна, которому стали надоѣдать ученыя книги въ Киллало. Разница между его англійской жизнью и домашней была такъ велика, что послѣдняя не могла ему не надоѣсть. Но онъ старался скрывать свою скуку отъ отца и матери.

Нашъ герой осенью написалъ къ Монку о политикѣ настоящаго времени и получилъ отъ Монка слѣдующій отвѣтъ:

«Лонгройстонъ, октября 12, 186 —.

Любезный Финнъ,

«Я гощу здѣсь у герцога и герцогини Сент-Бёнгэй; домъ очень полонъ, и мистеръ Мильдмэй былъ здѣсь на прошлой недѣли; но такъ какъ я не охочусь, не играю въ бильярдъ, не люблю шарады, мнѣ надоѣли веселости и я уѣзжаю завтра. Разумѣется, вамъ извѣстно, что у насъ не будетъ осенней сессіи. Я думаю, что мистеръ Мильдмэй правъ. Еслибъ мы были увѣрены, что предлагаемая нами мѣра пройдетъ, тогда было бы очень хорошо; но мы не можемъ быть увѣрены, а неудача нашего билля въ сессіи, назначенной именно для того, чтобы принять его, очень повредила бы нашему дѣлу. Намъ пришлось бы выйти въ отставку. Хотя я по истинѣ могу сказать, что равнодушенъ къ моему настоящему личному положенію, все-таки, я думаю, мы должны стараться удержать наши мѣста, пока увѣрены, что мы способнѣе представить хорошую мѣру, чѣмъ наши оппоненты.

«Я удивляюсь различію мнѣній, существующему о реформѣ.

Мы всѣ согласны въ томъ, что намъ нужна реформа, для того, чтобы въ нижней палатѣ выбирало членовъ большее количество людей, чѣмъ теперь употребляется для этого, и что каждый членъ долженъ представлять нѣсколько болѣе равную часть цѣлаго состава страны, чѣмъ наши члены представляютъ вообще. Но мнѣ кажется, что немногіе изъ насъ примѣчаютъ, или по-райней-мѣрѣ сознаютъ настоящія причины для измѣненія этихъ вещей. Одинъ большой авторитетъ говорилъ намъ намедни, что единственная цѣль законодательства по этому поводу должна состоять въ томъ, чтобы собрать самыхъ лучшихъ 658 членовъ въ парламентѣ. Это для меня было бы самой противной идеей, еслибы по своей неопредѣленности она не становилась недѣйствительна. Кто можетъ сказать, что лучше, или какая характерическая черта составляетъ превосходство члена парламента? Если этотъ джентльмэнъ говорилъ о превосходствѣ ума, государственной пауки пли объ искусствѣ говорить, или о частномъ характерѣ, или о превосходствѣ патріотизма, тогда я скажу, что онъ совершенію ошибается и никогда не касался своимъ разумомъ истинной теоріи представительства. Только одно превосходство можно сознавать — превосходство сходства. Какъ портретъ долженъ быть похожъ на того, съ кого онъ снимается, такъ и представительная палата должна бить похожа на пародъ, который она представляетъ.

«Другой большой авторитетъ сказалъ намъ, что наша нижняя палата должна быть зеркаломъ народа, а я говорю не зеркаломъ, а миніатюрой, и пусть художникъ позаботится вложить въ каждую черту выраженіе этого вѣчно движущагося лица. Для того, чтобы исполнить этотъ великій трудъ, художникъ долженъ хорошо знать свое ремесло. Въ Америкѣ этотъ трудъ былъ сдѣланъ такою грубою рукою, что въ портретѣ ничего не показано, кромѣ широкаго, простого, невыразительнаго очертанія лица. Когда вы смотрите отъ представителя на представляемое, вы не можете не сознавать сходства, — но въ портретѣ представлено болѣе тѣло, чѣмъ душа. У пасъ до-сихъ-поръ были штрихи физіономій народа неподражаемые — поворотъ глазъ, изгибъ губъ, повидимому, Обнаруживавшіе силу почти божественную. Были чудеса на полотнѣ до того прелестныя, что приближаешься со страхомъ для юго, чтобы переправить эту работу. Но не только портретъ несовершенъ — только одни штрихи — но съ годами онъ становится менѣе и менѣе похожъ на оригиналъ.

«Необходимо переправить его, и мы будемъ трусы, если откажемся отъ этого. Но будемъ особенно заботиться о томъ, чтобы удержать какъ можно болѣе тѣ черты, которыя мы всѣ признаемъ вѣрными представительницами нашей націи. Дать просто численному большинству народа ту власть, которую имѣетъ численное большинство въ Соединенныхъ Штатахъ, не значитъ достигнуть представительства. Націю, какъ она существуетъ теперь, нельзя будетъ узнать по такому портрету — но ее нельзя узнать и по тому портрету, который существуетъ теперь. Мнѣ кажется, что всѣ нежелающіе перемѣны, оглядываясь съ непомѣрнымъ уваженіемъ на то, что нашъ старый парламентъ сдѣлалъ для насъ, оставляютъ безъ вниманія то, какъ величественно выросъ англійскій народъ, и забываютъ настоящее, поклоняясь прошлому. Они думаютъ, что мы должны быть тѣмъ, чѣмъ были тридцать лѣтъ тому назадъ. Можетъ бытъ, они не входили въ дома ремесленниковъ и не смотрѣли грудь людей. Съ народонаселеніемъ увеличился порокъ, и эти политики, имѣющіе уши, а не глаза, слышатъ о пьянствѣ, о грѣхѣ, о невѣжествѣ. Потомъ они увѣряютъ себя, что этотъ негодный, полуварварскій, лѣнивый народъ должно сдерживать, а не представлять. Негодный, полуварварскій лѣнивый народъ должно сдерживать — но не народъ разсудительный, воспитанный, трудолюбивый. Мы должны заботиться о томъ, чтобы не довести нашу сдержанность далѣе негодности и варварства, и чтобы мы были готовы подчиниться контролю разсудительности и трудолюбія.

«Надѣюсь, вы будете помогать доброму дѣлу въ началѣ весны.

«Всегда вамъ преданный

«ДЖОШУА МОНКЪ».

Финіасъ поѣхалъ въ Лондонъ въ концѣ января, но нашелъ тамъ не всѣхъ, кого онъ желалъ видѣть. Ло былъ тамъ и онъ показалъ ему письмо Монка, думая, что оно должно убѣдить даже Ло. Это онъ сдѣлалъ въ гостиной мистриссь Ло, зная, что и мистриссъ Ло удостоитъ поговорить о политикѣ по этому случаю. Онъ обѣдалъ у нихъ и они были рады его видѣть, и мистриссъ Ло была не такъ уже строга къ важному проступку бывшаго ученика ея мужа. Она удостоила поздравить его съ полученіемъ мѣста депутата англійскаго городка вмѣсто ирландскаго и закидала его вопросами о замкѣ въ Сольсби. Но все-таки письмо Монка было принято не съ тѣмъ почтительнымъ восторгомъ, котораго оно по мнѣнію Финіаса заслуживало. Финіасъ безразсудно прочелъ его вслухъ, такъ чтобы нападеніе было сдѣлано въ одно время и отъ мужа и отъ жены.

— Это все обычный вздоръ, сказалъ Ло: — только сказано языкомъ напыщеннѣе обыкновеннаго.

— Вздоръ? сказалъ Финіасъ.

— Это я называю радикальными пустяками, замѣтила мистриссъ Ло, энергически качая головой. — Портретъ! Къ чему намъ нуженъ портретъ невѣжества и безобразія? Мы желаемъ тишины и порядка.

— Такъ вы предпочитаете родительское правительство, сказалъ Финіасъ.

— Именно, сказалъ Ло: — только то, что вы называете родительскимъ правительствомъ, не всегда бываетъ тихо и порядочно. Національный порядокъ я считаю покорностью законамъ. Я не сочту тишиной и порядкомъ, если меня сошлютъ въ Кайенну безъ суда присяжныхъ.

— Но такого человѣка, какъ вы, не сошлютъ въ Кайенну, сказалъ Финіасъ.

— Сосѣда моего, можетъ быть, сошлютъ — а это будетъ также дурно. Пусть его сошлютъ въ Кайенну, если онъ этого заслуживаетъ, но присяжные должны сказать, заслуживаетъ ли онъ этого. Моя идея о правительствѣ такова, чтобы нами управлялъ законъ, а не капризъ, и что мы должны имѣть законодательство для составленія нашихъ законовъ. Еслибъ я думалъ, что настоящій парламентъ дурно учреждаетъ законы, а желалъ бы перемѣны; но я сомнѣваюсь, лучше ли будетъ та перемѣна въ парламентѣ, которую намъ дастъ Реформа.

— Разумѣется, нѣтъ, сказала мистриссъ Ло: — намъ посадятъ кучу нищихъ на лошадей, а мы всѣ знаемъ, куда они поѣдутъ.

Тутъ Финіасъ узналъ, что не легко убѣдить мужчину мл женщину относительно политики — даже хотя въ убѣжденiи этомъ помогаетъ краснорѣчивое письмо философа-министра.

Глава XXXVI. Финіасъ Финнъ дѣлаетъ успѣхи

Февраль давно наступилъ и новый билль о Реформѣ былъ уже представленъ, прежде чѣмъ лэди Лора Кеннеди пріѣхала въ Лондонъ Финіасъ, разумѣется, видѣлся съ Кеннеди и слышалъ отъ него о женѣ. Она была въ Сольсби съ лэди Балъдокъ, миссъ Боригэмъ и Вайолетъ Эффингамъ, но скоро должна была пріѣхать въ Лондонъ. Кеннеди, повидимому, не зналъ навѣрно, когда онъ долженъ ожидать жену, и Финіасъ примѣтилъ по тону голоса мужа, что они не въ ладахъ. Однако, онъ не могъ дѣлать никакихъ вопросовъ, кромѣ какъ объ ожидаемомъ пріѣздѣ. Пріѣдетъ ли въ Лондонъ съ лэди Лорой миссъ Эффингамъ? Кеннеди думалъ, что миссъ Эффингамъ пріѣдетъ до Пасхи, но не зналъ, пріѣдетъ ли она съ его женою.

— Женщины, сказалъ онъ: — такъ любятъ таинственности, что никакъ нельзя узнать, что онѣ намѣрены дѣлать.

Онъ однако поправился, примѣтивъ, что онъ какъ-будто говоритъ противъ своей жены, и объяснилъ, что его обвиненіе противъ женскаго пола не относилось къ лэди Лорѣ. Однако, онъ сдѣлалъ это такъ неловко, что чувство Финіаса относительно разлада усилилось.

— Миссъ Эффингамъ, сказалъ Кеннеди: — кажется, никогда не знаетъ своихъ собственныхъ мыслей.

— Мнѣ кажется, она похожа на другихъ прелестныхъ дѣвушекъ, которыхъ балуютъ со всѣхъ сторонъ, сказалъ Финіасъ.

— Я не много цѣню ея красоту, сказалъ Кеннеди: — а баловство, я не понимаю, какъ можетъ относиться къ взрослымъ людямъ. Дѣтей можно баловать и собакъ — хотя и это уже дурно, но то, что вы называете баловствомъ взрослыхъ, я считаю легкомысленнымъ и почти неприличнымъ.

Финіасъ не могъ не подумать о мнѣніи лорда Чильтерна, что было бы умнѣе оставить Кеннеди въ рукахъ гарротеровъ.

Пренія о второмъ чтеніи билля должны были начаться перваго марта, и за два дня до этого лэди Лора пріѣхала на Гросвенорскую площадь. Финіасъ получилъ отъ нея записку въ трехъ словахъ, что она дома и приметъ его, если онъ придетъ въ воскресенье послѣ полудня. Воскресенье, о которомъ она писала, было послѣдній день февраля. Финіасъ теперь увѣрился болѣе прежняго въ разладѣ. Еслибъ между лэди Лорой и ея мужемъ разлада не было, она не возмутилась бы противъ его нежеланія принимать гостей по воскресеньямъ. Ему не было до этого никакого дѣла и, разумѣется, онъ явился на приглашеніе. Онъ нашелъ мистриссъ Бонтинъ у лэди Лоры.

— Я какъ-разъ пріѣхала къ преніямъ, сказала лэди Лора послѣ первыхъ привѣтствій.

— Неужели вы хотите высидѣть до конца? спросила мистриссъ Бонтинъ.

— До послѣдняго слова. Теперь больше нечего дѣлать.

— Но намъ отводятъ такія непріятныя мѣста! сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Есть мѣста хуже дамской галлереи, возразила лэди Лора. И, можетъ быть, хорошо пріучаться къ неудобствамъ всякаго рода. Вы будете говорить, мистеръ Финнъ?

— Намѣренъ.

— Разумѣется, вы говорить должны. Важныя рѣчи скажутъ Грешэмъ, Добеи и и Монкъ.

— Мистеръ Паллизеръ намѣренъ сказать сильную рѣчь, сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Человѣкъ не можетъ быть силенъ или нѣтъ, какъ ему вздумается, сказала лэди Лора. — Мистера Паллизера я считаю самымъ полезнымъ человѣкомъ, но онъ не можетъ сдѣлаться ораторомъ. Онъ одного разряда съ мистеромъ Кеннеди, только разумѣется выше въ этомъ разрядѣ.

— Мы всѣ ожидаемъ важной рѣчи отъ мистера Кеннеди сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Я не имѣю ни малѣйшаго понятія, раскроетъ ли онъ ротъ, сказала лэди Лора.

Немедленно послѣ этого мистриссъ Бонтинъ простилась.

— Я ненавижу эту женщину какъ ядъ, сказала лэди Дора: — она всегда разыгрываетъ роль, и такую ничтожную! И она мало способствуетъ къ удовольствіямъ общества. Она не умна, необразована — даже не достаточно смѣшна, чтобы можно было забавляться ею. Отъ нея ничего не добьешься, а между тѣмъ она поставила себя въ свѣтѣ хорошо.

— Я думалъ, что это вашъ другъ.

— Какъ вы могли думать это? Вы не могли этого думать. Какъ вы можете обвинять меня такимъ образомъ, зная меня? Но оставимъ въ покоѣ мистриссъ Бонтинъ. Въ который день будете вы говорить?

— Во вторникъ, если могу.

— Я полагаю, вы можете это устроить?

— Постараюсь.

Финіасъ просидѣлъ съ полчаса, а потомъ всталъ, чтобы уйти, и ни слова не было говорено ни о чемъ кромѣ политики. Ему ужасно хотѣлось спросить о Вайолетъ. Ему ужасно хотѣлось узнать о лордѣ Чильтернѣ. И сказать по правдѣ, ему любопытно было услыхать, что лэди Лора скажетъ о себѣ. Онъ не могъ не помнить, что было говорено между ними у водопада и какъ ему запретили возвращаться въ Лофлинтеръ. И знала ли лэди Лора о томъ, что произошло между нимъ и Вайолетъ?

— Гдѣ вашъ братъ? спросилъ онъ, вставая со стула.

— Освальдъ въ Лондонѣ. Онъ былъ не болѣе какъ за часъ до вашего прихода.

— Гдѣ онъ остановился?

— У Мореджи. Кажется, онъ уѣзжаетъ во вторникъ; завтра утромъ онъ увидится съ отцомъ.

— По условному свиданію?

— Да. Есть новыя непріятности о деньгахъ, которыя они должны мнѣ. Но я не могу разсказать вамъ все теперь. Между мистеромъ Кеннеди и папа былъ крупный разговоръ, но я не стану говорить объ этомъ. Вы найдете Освальда у Мореджи до одиннадцати часовъ завтра утромъ.

— Говорилъ онъ что-нибудь обо мнѣ? спросилъ Финіасъ.

— Разумѣется, мы о васъ упоминали.

— Я спрашиваю не изъ тщеславія, но желаю знать, сердится ли онъ на меня.

— Сердится па насъ! Нисколько. Я скажу вамъ, что онъ сказалъ: онъ сказалъ, что не желаетъ жить даже вмѣстѣ съ вами, но что скорѣе рѣшился бы съ вами, чѣмъ со всякимъ другимъ извѣстнымъ ему человѣкомъ.

— Получилъ онъ отъ меня письмо?

— Онъ не говорилъ.

— Я увижусь съ нимъ завтра, если могу.

— Одно слово, мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора, не смотря на него: — я желаю, чтобы вы забыли то, что я сказала вамъ въ Лофлинтерѣ.

— Все будетъ такъ, какъ будто забыто, сказалъ Финіасъ.

— Пусть будетъ совершенно забыто. Въ такомъ случаѣ мужчина обязанъ сдѣлать все, о чемъ проситъ его женщина, а ни въ одномъ мужчинѣ нѣтъ такого истиннаго духа рыцарства, какъ въ васъ. Вотъ и все. Заходите, когда можете. Я еще не приглашаю васъ обѣдать, потому что у насъ такъ ужасно скучно. Употребите всѣ ваши силы во вторникъ и приходите къ намъ въ среду. Прощайте!

Когда Финіасъ шелъ по парку въ свой клубъ, онъ рѣшился забыть сцену у водопада. Онъ еще не совсѣмъ зналъ, что она значитъ, а хотѣлъ совершенно выбросить ее изъ головы. Онъ сознался самому себѣ, что рыцарство требовало отъ него никогда не думать объ опрометчивыхъ словахъ лэди Лоры. Что она была несчастлива съ мужемъ, было очень ясно для него но это было совсѣмъ другое дѣло. Она могла быть несчастлива съ мужемъ и не предаваться виновной любви. Онъ никогда не считалъ возможнымъ, чтобы она могла быть счастлива съ такимъ мужемъ, какъ Кеннеди. Все это однако теперь поправить было нельзя, и она должна была просто выносить тотъ образъ жизни, который сама приготовила себѣ. Въ Лондонѣ были другіе мужчины и женщины, связанные такъ же несчастливо на всю жизнь, и лэди Лора должна переносить, какъ переносятъ другія молодыя женщины.

Въ понедѣльникъ утромъ Финіасъ зашелъ въ гостинницу Мореджи въ десять часовъ, но несмотря на увѣренія лэди Лоры, онъ не засталъ лорда Чильтерна. Сердце у него трепетало нѣсколько, когда онъ спрашивалъ о немъ, зная свирѣпую натуру человѣка, съ которымъ онъ пришелъ видѣться. Можетъ быть, между нимъ и этимъ сумасшедшимъ лордомъ произойдетъ личная ссора прежде чѣмъ онъ опять выйдетъ на улицу. То, что сказала лэди Лора о братѣ, по мнѣнію Финіаса, не дѣлало его предположеніе менѣе вѣроятнымъ. Полусумасшедшій лордъ былъ такъ страненъ въ своихъ привычкахъ, что можетъ быть онъ станетъ хорошо отзываться о своемъ соперникѣ заглаза, а между тѣмъ схватитъ его за горло, какъ только встрѣтится съ нимъ лицомъ-къ-лицу. Однако — такъ думалъ Финіасъ — ему необходимо было видѣться съ полусумасшедшимъ лордомъ. Онъ написалъ къ нему письмо, на которое не получилъ отвѣта, и считалъ необходимымъ спросить, было ли оно получено и есть ли намѣреніе дать на него отвѣтъ. Онъ пошелъ къ лорду Чильтерну тотчасъ — какъ я сказалъ, опасаясь, что можетъ быть случится что-нибудь насильственное, пo-крайней-мѣрѣ на словахъ, прежде чѣмъ онъ опять выйдетъ на улицу. Но лорда Чильтерна не было дома. Швейцаръ зналъ только, что лордъ Чильтернъ намѣренъ уѣхать на слѣдующее утро. Финіасъ написалъ записку и оставилъ ее у швейцара.

«Любезный Чильтернъ,

«Я особенно желаю видѣться съ вами насчетъ того письма, которое писалъ къ вамъ прошлымъ лѣтомъ. Я долженъ быть сегодня въ парламентѣ отъ четырехъ часовъ до тѣхъ поръ, пока кончатся пренія. Я буду въ клубѣ Реформъ отъ двухъ до половины четвертаго, и приду къ вамъ, если вы пришлете за мною, или встрѣчусь съ вами во всякое время завтра утромъ.

«Вашъ навсегда Ф. Ф.»

За нимъ не присылали въ клубъ и онъ сѣлъ на свое мѣсто въ палатѣ въ четыре часа. Во время преній ему принесли записку слѣдующаго содержанія:

«Я сейчасъ получилъ ваше письмо. Разумѣется, мы должны видѣться. Я ѣду на охоту во вторникъ съ раннимъ поѣздомъ, но пріѣду въ Лондонъ въ среду. Намъ нужно видѣться наединѣ и поэтому я буду у васъ на квартирѣ въ часъ въ тотъ день. — Ч.»

Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, что это — враждебная записка, написанная въ гнѣвѣ — написанная тому, кого писавшій ее не признаетъ своимъ другомъ. Это непремѣнно было такъ, Что ни говорилъ бы лордъ Чильтернъ сестрѣ о своей дружбѣ къ Финіасу. Финнъ сунулъ записку въ карманъ и, разумѣется, рѣшилъ, что онъ будетъ у себя на квартирѣ въ назначенный часъ.

Пренія начались рѣчью Мильдмэя, въ которой онъ подробно объяснялъ свои идеи о той мѣрѣ парламентской реформы, которая казалась ему необходима. Читатели этихъ страницъ конечно не пожелаютъ, чтобы рѣчи на этихъ преніяхъ были переданы вполнѣ. Говорилъ Паллизеръ, говорилъ Тёрнбёлль, которому отвѣчалъ Монкъ, и послѣ увѣряли, что рѣчь Монка была одномъ изъ прекраснѣйшихъ образцевъ краснорѣчія, когда-либо произносимыхъ въ этой палатѣ.

И Финіасъ всталъ на ноги. Надѣюсь, читателя вспомнитъ, что до-сихъ-поръ онъ не имѣлъ успѣха какъ ораторъ. Теперь, когда онъ всталъ опять, имъ на нѣсколько минутъ опять овладѣлъ прежній страхъ. Опять все потускло передъ его глазами, опять онъ не зналъ, на какомъ концѣ этой длинной комнаты сидитъ предсѣдатель. Но вдругъ въ немъ пробудилось мужество, какъ только звукъ его собственнаго голоса въ этой комнатѣ раздался въ его ушахъ, и послѣ первыхъ фразъ исчезъ всякій страхъ и всякій ужасъ. Но онъ не зналъ, имѣлъ ли онъ успѣхъ, или нѣтъ, пока Баррингтонъ Ирль не подошелъ къ нему, когда они выходили изъ парламента, съ своимъ прежнимъ, непринужденнымъ, дружескимъ обращеніемъ.

— Итакъ, вы наконецъ преодолѣли, сказалъ онъ: — я всегда думалъ, что такъ будетъ. Я ни минуты не сомнѣвался, что это будетъ рано или поздно.

Финіасъ Финнъ не отвѣчалъ ни слова, но воротившись домой, онъ не могъ заснуть цѣлую ночь отъ своего торжества. Приговоръ Баррингтона Ирля достаточно удостовѣрялъ его, что онъ имѣлъ успѣхъ.

Глава XXXVII. Бурная встрѣча

Когда Финіасъ проснулся, два предмета заняли его мысли — его вчерашній успѣхъ и предстоящее свиданіе съ лордомъ Чилътерномъ. Онъ оставался дома все утро, зная, что ничто не можетъ быть сдѣлано до того часа, который лордъ Чильтернъ назначилъ для своего посѣщенія. Онъ прочелъ всѣ пренія, потопъ написалъ къ отцу, начавъ свое письмо такимъ образомъ, какъ будто оно нисколько не относилось къ его вчерашнимъ дѣламъ. Но потомъ прибавлялъ:

«Я посылаю къ вамъ «Таймсъ», чтобы вы могли видѣть, что и я также помогаю печь пирогъ. До сихъ-поръ я не выставлялъ себя впередъ въ палатѣ, отчасти изъ опасенія, за которое я презираю самаго себя, а отчасти отъ благоразумія, что человѣкъ моихъ лѣтъ не долженъ торопиться собирать лавры. Это буквально справедливо. Ныло и опасеніе, было и благоразуміе. Я удивляюсь какъ я не заслужилъ болѣе презрѣнія отъ другихъ за мою трусость. Люди такъ были добры ко мнѣ, что я долженъ предполагать, что они были снисходительнѣе нежели я самъ о себѣ судилъ.»

Потомъ онъ отложилъ письмо и опять посмотрѣлъ на свою рѣчь, и разумѣется прочелъ каждое слово. Ему пришло въ голову, что стенографы были къ нему болѣе чѣмъ вѣжливы. Рѣчь того, кто говорилъ послѣ него, по его мнѣнію, была такъ же длинна, какъ его, но этому оратору посвятили только полстолбца. Ему же дали десять строчекъ крупнаго шрифта, а потомъ цѣлыхъ полтора столбца. Пусть лордъ Чильтернъ приходитъ и ссорится съ нимъ.

Безъ двадцати минутъ въ часъ, когда онъ началъ думать, какъ лучше отвѣчать полусумасшедшему лорду, если этотъ лордъ будетъ въ своемъ гнѣвѣ очень сумасшествовать, къ нему принесли записку. Онъ тотчасъ узналъ, что она отъ лэди Лоры, и торопливо распечаталъ ее. Она заключалась въ слѣдующемъ:

«Любезный мистеръ Финнъ,

«Мы говоримъ о вашей рѣчи. Отецъ мой былъ въ галереѣ и слышалъ ее — и говоритъ, что онъ долженъ благодарить меня за то, что я васъ рекомендовала депутатомъ отъ Луфтона. Это очень меня обрадовало. Мистеръ Кеннеди увѣряетъ, что вы говорили краснорѣчиво, но очень коротко. Съ его стороны это дѣйствительно похвала. Я видѣла Баррингтона, который гордился, что вы его политическое дитя. Вайолетъ говоритъ, что это единственная рѣчь, которую она читала. Я была тамъ я въ восторгѣ. Я была увѣрена, что вы на это способны.

«ВАША J.K.»

«Я полагаю, мы васъ увидимъ послѣ парламента, но я пишу это потому, что едвали буду имѣть случай говорить съ вами тогда. Я буду на Портсмэнскомъ сквэрѣ, а не дома, отъ шести до семи.»

Та минута, въ которую Финіасъ складывалъ эту записку я клалъ ее въ карманъ, была, мнѣ кажется, самою счастливою въ его жизни. Потомъ, прежде чѣмъ онъ отдернулъ руку отъ кармана, онъ подумалъ, что вѣроятно то, что должно сейчасъ произойти между нимъ и лордомъ Чильтерномъ, послужитъ средствомъ разлучить его съ лэди Лорой и съ ея родными. Можетъ быть онъ даже будетъ долженъ оставить мѣсто въ парламентѣ, которое было дано ему особенной милостью лорда Брентфорда. Пусть будетъ такъ. Для него было ясно одно, онъ не броситъ Вайолетъ Эффингамъ, пока сама Вайолетъ ее скажетъ ему это въ прямыхъ выраженіяхъ. Посмотрѣвъ на часы, онъ увидалъ, что ровно часъ, и въ эту минуту доложили о лордѣ Чильтернѣ.

Финіасъ тотчасъ съ протянутой рукою пошелъ на встрѣчу своему гостю.

— Чильтернъ, сказалъ онъ: — я очень радъ васъ видѣть.

Но лордъ Чильтернъ не взялъ его руки. Перейдя къ столу, все съ шляпою на головѣ и мрачно нахмуривъ лобъ, молодой лордъ стоялъ нѣсколько минутъ совершенно молча. Потомъ онъ швырнулъ письмо черезъ столъ къ тому мѣсту, у котораго стоялъ Финіасъ. Финіасъ, взявъ письмо, примѣтилъ, что оно было то самое, которое онъ, съ великой попыткой поступить добросовѣстно, написалъ ему въ луфтонской гостинницѣ.

— Это мое письмо въ вамъ, сказалъ онъ.

— Да, это ваше письмо ко мнѣ; я получилъ его довольно странно вмѣстѣ съ вашею запискою въ гостинницѣ Мореджи — въ понедѣльникъ утромъ. Оно обошло вокругъ свѣта, я полагаю, и дошло до меня только теперь. Вы должны взять его назадъ.

— Взять назадъ?

— Да, сэръ, взять назадъ. Насколько я могъ узнать, не дѣлая вопросовъ, которые могли бы компрометировать меня или эту дѣвицу, вы не поступили такъ, какъ написали въ этомъ письмѣ. Вы еще не сдѣлали того, чѣмъ угрожали мнѣ. Въ этомъ вы поступили очень благоразумно, и въ томъ, чтобы вы взяли назадъ ваше письмо, не можетъ быть никакихъ затрудненій.

— Я конечно не возьму его назадъ, лордъ Чильтернъ.

— Вы помните… то, что я говорилъ вамъ о себѣ и о миссъ Эффингамъ?

Этотъ вопросъ былъ сдѣланъ очень медленно, съ разстановкой между словами, и лордъ Чильтернъ прямо смотрѣлъ въ лицо своего соперника, къ которому постепенно подходилъ ближе. Его физіономія при этомъ вовсе не была пріятна. Красный цвѣтъ его лица былъ краснѣе обыкновеннаго; онъ еще не снималъ шляпы, какъ бы съ изученной дерзостью; правая рука его была сжата, а въ глазахъ было то сердитое выраженіе, которое ни одинъ человѣкъ не любитъ видѣть въ глазахъ своего противника. Финіасъ боялся не насилія, но онъ боялся буйства. Сражаться черезъ стулья и столы съ своимъ бывшимъ другомъ и настоящимъ врагомъ въ квартирѣ мистриссъ Бёнсъ было бы для него чрезвычайно непріятно. Если дойдетъ дѣло до ударовъ, онъ также долженъ будетъ ихъ наносить, а ему было непріятно было ударить брата лэди Лоры, сына лорда Брентфорда, друга Вайолетъ Эффингамъ. Однако, если окажется необходимо, онъ его ударитъ.

— Кажется, я помню то, о чемъ вы говорите, отвѣчалъ Финіасъ. — Мнѣ кажется, вы увѣряли, что поссоритесь со всякимъ, кто осмѣлится посвататься за миссъ Эффингамъ. Объ этомъ вы говорите?

— Объ этомъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я помню очень хорошо то, что вы говорили. Если только это должно остановить меня сдѣлать предложеніе миссъ Эффингамъ, вы не можете думать, что это можетъ имѣть какой-нибудь вѣсъ. Эта угроза не можетъ имѣть никакого вѣса.

Это было сказано не какъ угроза, сэръ, я вы это знаете такъ же хорошо, какъ и я. Это было сказано отъ друга другу, какъ я думалъ тогда, но тѣмъ не менѣе это справедливо. Желалъ бы я знать, что вы думаете о вѣрности и добросовѣстности, когда воспользовались моимъ отсутствіемъ — вы, когда я вамъ говорилъ тысячу разъ, что я люблю ее больше собственной души! Вы стоите въ свѣтѣ какъ человѣкѣ блистательно начинающій, а я стою передъ свѣтомъ какъ человѣкъ — отверженный. Васѣ выбралъ Мой отецъ представителемъ нашего фамильнаго мѣстечка, между тѣмъ какъ я изгнанъ изъ его дома. Ваши друзья министры, между тѣмъ какъ у меня не осталось на свѣтѣ ни одного приличнаго знакомаго. Но я могу сказать о Себѣ, что я не сдѣлалъ ничего недостойнаго джентльмэна, между тѣмъ какъ то, что вы дѣлаете, ее достойно самого низкаго человѣка.

— Я не сдѣлалъ ничего недостойнаго, сказалъ Финіасъ: — я написалъ вамъ тотчасъ, какъ только рѣшился, хотя для меня было тягостно сказать такую тайну кому бы то ни было.

— Вы написали! Да, когда я былъ въ отсутствіи цѣлые недѣли и мѣсяцы. Но я пришелъ сюда не браниться, какъ старая баба. Я получилъ ваше письмо только въ понедѣльникъ и нечего не зналъ. Будетъ миссъ Эффингамъ… вашею женою?

Лордъ Чильтернъ теперь подошелъ совсѣмъ близко къ Финіасу и Финіасъ чувствовалъ, что сжатый кулакъ въ полминуты можетъ ударить его въ лицо. Миссъ Эффингамъ, разумѣется, не давала ему слова, но ему казалось, что если онъ скажетъ это теперь, то это увѣреніе можетъ показаться какъ бы вынужденное страхомъ.

— Я спрашиваю васъ, продолжалъ лордъ Чильтернъ: — въ какомѣ положеніи вы находитесь теперь относительно миссъ Эффингамъ. Если вы не трусъ, вы должны сказать мнѣ.

— Скажу я вамъ или нѣтъ, вы знаете, что я не трусъ, возразилъ Финіасъ.

Это я испытаю, сказалъ лордъ Чильтернъ: — по я васъ попрошу отвѣчать на мой вопросъ.

Финіасъ помолчалъ съ минуту, думая, что добросовѣстность и мужество, соединенныя вмѣстѣ, требуютъ отъ него откровенности и онъ чувствовалъ, что къ этому онъ долженъ присоединить чувство долга относительно миссъ Эффингамъ. Лордъ Чильтернъ стоялъ передъ нимъ, свирѣпый, красный, все съ сжатымъ кулакомъ, все въ шляпѣ, ожидая его отвѣта.

— Повторите мнѣ вашъ вопросъ, сказалъ Финіасъ: — и я отвѣчу вамъ, если найду, что могу это сдѣлать не потерявъ къ себѣ уваженіе.

— Я спрашиваю васъ, въ какомъ положеніи находитесь вы относительно миссъ Эффингамъ. Помните, я вовсе въ этомъ не сомнѣваюсь, но хочу слышать отвѣтъ отъ васъ самихъ.

— Вы разумѣется будете помнить, что я могу только отвѣчать насколько знаю самъ.

— Отвѣчайте, насколько знаете сами.

— Я думаю, что она считаетъ меня короткимъ другомъ.

— Еслибъ вы сказали просто знакомымъ, мнѣ кажется, вы были бы ближе къ истинѣ. Но мы оставимъ это. Я полагаю, могу понять, что вы отказались отъ намѣренія измѣнить это положеніе.

— Вы не должны понимать ничего въ этомъ родѣ, лордъ Чильтернъ.

— Почему? — какую надежду имѣете вы?

— Это другое дѣло. Объ этомъ я говорить не стану — по-крайней-мѣрѣ вамъ.

— Когда такъ, сэръ…

Тутъ лордъ Чильтернъ сдѣлалъ шагъ и поднялъ руку, какъ будто хотѣлъ наложить ее какимъ-нибудь насильственнымъ образомъ на своего соперника.

— Остановитесь, Чильтернъ, сказалъ Финіасъ, отступая назадъ такъ чтобы его съ противникомъ раздѣляла мебель. — Я не желаю, чтобы здѣсь былъ шумъ.

— Что вы называете шумомъ, сэръ? Мнѣ кажется, вы просто трусъ. Я требую отъ васъ, чтобы вы дрались съ мною. Вы сдѣлаете это?

— Вы хотите со мною драться на дуэли?

— Да, драться, драться, драться!

Фниіасъ почувствовалъ въ эту минуту, что эта дуэль уничтожитъ всѣ его политическія надежды. Англичане мало дерутся на дуэляхъ въ настоящее время. Тѣ, которые рѣшаются на это, считаются дураками. А дуэль между нимъ и сыномъ лорда Брентфорда должна была, по его мнѣнію, разлучить его съ Вайолетъ съ лэди Лорой, съ лордомъ Брентфордомъ и съ его городкомъ. Но какъ онъ могъ отказаться?

— О чемъ вы думаете, сэръ, когда вамъ дѣлаютъ такое предложеніе? сказалъ свирѣпый и красный лордъ.

— Я думаю, достанетъ ли у меня мужества представать изъ себя осла.

— Вы говорите, что не желаете здѣсь пума. Это для того, чтобы ускользнуть.

— Вы придираетесь ко мнѣ для того, чтобы меня обидѣть, Чильтернъ.

— Нѣтъ, сэръ. Я просто хочу, чтобы вы не вмѣшивались въ то, на что я одинъ имѣю право, какъ вамъ давно извѣстно.

— Но вы не имѣете на это права.

— Когда такъ, вы должны драться со мною.

— Вамъ лучше прислать ко мнѣ какаго-нибудь вашего пріятеля, а я назначу своего, съ которымъ онъ увидятся.

— Разумѣется, я это сдѣлаю, если вы обѣщаете выйти со мною на дуэль. Мы можемъ быть въ Бельгіи черезъ два часа и воротиться еще скорѣе — то-есть, если кто-нибудь изъ насъ останется въ живыхъ.

— Я выберу пріятеля и разскажу ему все, и тогда будетъ такъ, какъ онъ мнѣ скажетъ.

— Да — какого-нибудь стараго дурака. Можетъ быть, мистера Кеннеди.

— Конечно, это будетъ не мистеръ Кеннеди. Вѣроятно, я попрошу Лоренса Фицджибона устроить мнѣ это дѣло.

— Можетъ быть, вы увидитесь съ нимъ сейчасъ, такъ что Кольпипперъ можетъ съ нимъ условиться сегодня. Позвольте мнѣ увѣрить васъ, мистеръ Финнъ, что дуэль между нами будетъ, каковы бы ни были понятія вашего пріятеля мистера Фицджибона объ этомъ.

Тутъ лордъ Чильтернъ хотѣлъ-было уйти, но воротился опять.

— И помните, сказалъ онъ: — я жалуюсь на то, что вы поступили вѣроломно со мною — отвратительно вѣроломно — а не на то, что вы влюбились въ эту дѣвицу.

Тутъ свирѣпый и красный лордъ отворилъ дверь и ушелъ.

Финіасъ, оставшись одинъ, пошелъ въ парламентъ, гдѣ было утреннее засѣданіе. Дорогой онъ долженъ былъ рѣшить одинъ важный вопросъ: справедливо ли было обвиненіе, что онъ поступилъ вѣроломно со своимъ. другомъ? Когда онъ думалъ объ этомъ въ Сольсби, поскакавъ туда, чтобы броситься къ ногамъ Вайолетъ, онъ увѣрялъ себя, что письмо, которое онъ написалъ къ лорду Чильтрну, можетъ даже назваться рыцарскимъ по своей добросовѣстности. Онъ увѣдомилъ лорда Чильтерна о своемъ намѣреніи въ то самое время, какъ это намѣреніе было принято, а потомъ говорилъ о лордѣ Чильтернѣ за глаза, какъ нѣжный другъ могъ говорить о другомъ. Еслибъ миссъ Эффингамъ выказала хоть малѣйшее намѣреніе принять предложеніе лорда Чильтерна, онъ сознался бы себѣ, что обстоятельства его положенія дѣлаютъ для него невозможнымъ сдѣлаться соперникомъ своего друга, Но неужели онъ долженъ отказаться навсегда получить то, чего онъ желалъ, потому что лордъ Чильтернъ также желалъ этого — тогда какъ онъ зналъ хорошо, что лордъ Чильтернъ не можетъ этого получить? Всего этого для него было достаточно въ Сольсби. Но теперь обвиненіе въ фальшивости, сдѣланное противъ него его другомъ, раздавалось въ ушахъ его и дѣлало его несчастнымъ. Конечно, это была правда, что лордъ Чильтернъ не отказался отъ своихъ надеждъ, что онъ говорилъ вѣроятно гораздо откровеннѣе Финіасу относительно этихъ надеждъ, чѣмъ какому бы то ни было другому человѣку на свѣтѣ. Если было справедливо, что онъ поступилъ фальшиво, тогда онъ долженъ исполнить всякое требованіе лорда Чильтерна — кромѣ добровольнаго отреченія отъ этой дѣвицы. Онъ долженъ драться, если этого потребуютъ, даже еслибъ эта дуэль была причиною его погибели.

Когда онъ пришелъ въ парламентъ, вчерашняя сцена вернулась къ нему и многіе подходили поздравлять его. Монкъ взялъ его за руку и сказалъ нѣсколько словъ. Мильдмэй кивнулъ ему головой, Грешэмъ привѣтствовалъ его, Плантадженетъ Паллизеръ прямо сказалъ ему, что онъ произнесъ хорошую рѣчь. Какъ все это было бы пріятно, еслибъ въ его сердцѣ не было воспоминанія объ его страшномъ затрудненіи — сознанія, что его принуждаютъ къ нелѣпости, которая положитъ конецъ всѣмъ этимъ пріятнымъ обстоятельствамъ! Для чего свѣтъ въ Англіи такъ строгъ противъ дуэли? Впрочемъ, когда онъ теперь обдумывалъ объ этомъ дѣлѣ, дуэль можетъ быть лучше всего разрѣшала затрудненіе. Если лордъ Чильтернъ его не застрѣлитъ, онъ можетъ продолжать ухаживать за миссъ Эффингамъ безъ всякой помѣхи съ этой стороны. А если его застрѣлятъ, какая въ этомъ бѣда кому-нибудь кромѣ него самого?

Лоренса Фицджибона не было въ парламентѣ, и Финіасъ отыскивалъ его въ клубахъ, въ которыхъ онъ бывалъ — оставивъ ему записку въ каждомъ, такъ какъ онъ его не нашелъ. Онъ оставилъ также записку ему въ его квартирѣ въ Герцогской улицѣ.

«Я долженъ видѣть васъ сегодня вечеромъ. Я буду обѣдать въ клубѣ Реформъ — пожалуйста приходите туда.»

Послѣ этого Финіасъ пошелъ на Портсмэнскій сквэръ по приглашенію лэди Лоры. Тамъ онъ увидалъ Вайолетъ Эффингамъ, встрѣтившись съ нею первый разъ послѣ того, какъ онъ разстался съ нею на парадной лѣстницѣ въ Сольсби. Разумѣется, онъ говорилъ съ нею и, разумѣется, она была любезна съ нимъ. Но ея любезность была только улыбка, а разговоръ только нѣсколько словъ. Въ комнатѣ были многіе, но не довольно для того, чтобы можно было разговаривать наединѣ — такъ какъ это бываетъ возможно на большомъ вечерѣ. Лордъ Брентфордъ былъ тамъ, и Бонтины, и Баррингтонь Ирль, и лэди Гленкора Паллизеръ, и лордъ Кэнтринъ съ молодою женой. Очевидно, это было собраніе либераловъ, полуобщественное, полуполитическое — такъ устроенное, что дамы могли чувствовать, что имъ позволено интересоваться политикой и даже имѣть на нее нѣкоторое вліяніе. Потомъ пришелъ и Паллизеръ. Финіасъ однако былъ болѣе всего пораженъ тѣмъ, что тутъ былъ Лоренсъ Фицджибонъ, а Кеннеди не было. Финіасъ былъ совершенно убѣжденъ, что еслибъ такое собраніе произошло до замужства лэди Лоры, то Кеннеди былъ бы тутъ.

— Я долженъ говорить съ вами, когда мы уйдемъ, шепнулъ Финіасъ на ухо Фицджибону. — Я оставилъ вамъ записки по всему городу.

— Ну, дуэль у васъ, я надѣюсь, сказалъ Фицджибонъ.

Какъ пріятно было это собраніе, или было бы пріятно, еслибъ Финіаса не преслѣдовалъ кошмаръ! Всѣ говорили такъ, какъ-будто совершенное согласіе и совершенное довѣріе царствовали между ними. Тутъ были все важныя лица — министры и прелестныя женщины — жены и дочери знатнѣйшихъ англійскихъ вельможъ. Финіасъ Финнъ, отбросивъ всякую мысль о Киллало, чувствовалъ себя однимъ изъ нихъ. Какъ могъ Ло говорить, что онъ поступилъ нехорошо?

На диванѣ возлѣ него, такъ что онъ могъ бы коснуться ноги ея своею, сидѣла Вайолетъ Эффингамъ, и когда онъ перевѣсился черезъ свой стулъ, разсуждая о биллѣ Мильдмэя съ этимъ закоренѣлымъ политикомъ лэди Гленкорою, Вайолетъ посмотрѣла на него и улыбнулась. О Боже! еслибъ лордъ Чильтернъ и онъ могли бросить жребій, кому изъ нихъ ѣхать въ Патагонію и остаться тамъ десять лѣтъ, и кому имѣть женою Вайолетъ Эффингамъ въ Лондонѣ!

— Пойдемте Финіасъ, если вы намѣрены уйти, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

Финіасъ разумѣется долженъ былъ уйти, хотя лэди Гленкора все еще говорила о радикализмѣ, а Вайолетъ Эффингамъ все невыразимо улыбалась.

Глава XXXVIII. Дуэль

— Я зналъ, что это дуэль! — Ей-Богу зналъ! сказалъ Лоренсъ, стоя на углу Оркадской и Оксфордской улицъ, когда Финіасъ разсказывалъ ему свою исторію: — я былъ увѣренъ въ этомъ по тону вашего голоса, мой милый; мы не должны этого допустить, вотъ и все — если можно.

Тутъ Финіасъ сталъ продолжать и кончилъ свою исторію.

— Я не вижу никакого выхода изъ этого, право не вижу, сказалъ Лоренсъ.

Въ это время Финіасъ началъ уже думать, что эта дуэль самый лучшій способъ выпутаться изъ затрудненій. Это былъ способъ дурной, но все-таки способъ, а онъ не видалъ никакого другого.

— Что касается до того, что вы дурно обошлись съ нимъ, это вздоръ, сказалъ Лоренсъ: — чтб же придется дѣлать дѣвушкамъ, если одному человѣку нельзя присвататься, какъ только отказано другому? Я вотъ что скажу вамъ теперь. Если вы увѣрены въ вашей рукѣ, то самое лучшее мѣсто правое плечо.

Финіасъ, хотя не былъ увѣренъ въ рукѣ своей, но хотѣлъ прицѣлиться въ своего противника какъ слѣдуетъ. Но онъ счелъ за нужное не говорить объ этомъ ничего Лоренсу Фицджибону.

Собраніе въ гостиной на Портсмэпскомъ сквэрѣ, о которомъ упоминалось въ прошлой главѣ, происходило въ среду. Въ четвергъ, пятницу, понедѣльникъ и во вторникъ продолжались пренія о биллѣ Мильдмэя и въ три часа во вторникъ начали собирать голоса. Большинство оказалось въ пользу министра, не на столько однако, чтобы дать право на торжество ихъ партіи, но все-таки достаточное, чтобы передать билль въ комитетъ. Добени и Тёрнбёлль опять соединили свои силы для оппозиціи министерской мѣрѣ. Въ четвергъ Финіасъ показался въ Палатѣ, но во весь остатокъ этого интереснаго періода его не было въ парламентѣ, не было въ клубѣ и никто не зналъ куда онъ дѣвался. Мнѣ кажется, лэди Лора Кеннеди первая хватилась его. Она теперь бывала на Портсмэнскомъ сквэрѣ каждое воскресенье — въ то самое время какъ ея мужъ отправлялся во второй разъ въ церковь — и принимала тѣхъ, кого называла гостями своего отца. Но такъ тамъ какъ отецъ ея никогда не бывалъ дома по воскресеньямъ, такъ какъ эти собранія созывала она сама, читатель вѣроятно подумаетъ, что она оставалась равнодушна къ просьбамъ мужа относительно воскресенья. Читатель можетъ однако быть совершенно увѣренъ, что Кеннеди хорошо зналъ, что дѣлалось на Портсмэнскомъ сквэрѣ. Каковы бы ни были недостатки лэди Лоры, она не тайно неповиновалась мужу. Вѣроятно, было говорено объ этомъ, но мы не станемъ въ настоящую минуту подробно вникать въ это обстоятельство.

Въ воскресенье среди преній о реформѣ лэди Лора спросила о мистерѣ Финнѣ, но никто не могъ отвѣчать на ея вопросъ. Тутъ вспомнили, что и Лоренса Фицджибона также нѣтъ. Баррингтонъ Ирль ничего не зналъ о Финіасѣ — не слыхалъ ничего, но онъ могъ сказать, что Фицджибонъ былъ у Рэтлера рано утромъ въ четвергъ и выразилъ свое намѣреніе отлучиться на два дня. Рэтлеръ разсердился, велѣлъ ему оставаться на своемъ мѣстѣ, указывая на важность настоящей минуты. Тутъ Баррингтонъ Ирль привелъ отвѣтъ Лоренса Фицджибона.

— Милый мой! сказалъ Фицджибонъ Рэтлеру: — путь долга ведетъ только къ могилѣ. Это все-равно. Какъ бы я ни исполнялъ свой долгъ, я все-таки буду лежать въ могиле, это так же вѣрно, какъ и то, что солнце свѣтитъ на небесахъ.

Черезъ десять минутъ послѣ этого разсказа Фицджибонъ вошель въ комнату, и лэди Лора тотчасъ спросила его о Финіасѣ.

— Ей-Богу, лэди Лора, я самъ уѣзжалъ изъ Лондона на два дня и ничего не знаю.

— Стало быть, мистеръ Финнъ былъ не съ вами?

— Со мною? нѣтъ — не со мною. У меня было одно дѣльце, вызвавшее меня въ Парижъ. Такъ Финни тоже убѣжалъ? Бѣдный Рэтлеръ, я не стану удивляться, если онъ попадетъ въ сумасшедшій домъ до окончанія сессій.

Лоренсъ Фицджибонъ обладалъ рѣдкимъ даромъ говорить ложь очень граціозно. Еслибъ кто-нибудь назвалъ его лжецомъ, онъ счелъ бы это за величайшую обиду. Онъ считалъ себя человѣкомъ правдивымъ. Но, по его мнѣнію, въ нѣкоторыхъ случаяхъ человѣкъ могъ отступать отъ истины, не дѣлаясь черезъ это лжецемъ. Съ лавочникомъ относительно долговъ, съ соперникомъ относительно дамы, съ мужчиной или женщиной относительно женской репутаціи, насчетъ дуэли, Лоренсъ думалъ, что джентльмэнъ обязанъ лгатъ и что онъ не будетъ джентльмэномъ, если не рѣшится солгать. Ни малѣйшее угрызеніе совѣсти не потревожило его, когда онъ говорилъ лэди Лорѣ, что онъ былъ въ Парижѣ и ничего не знаетъ о Финіасѣ Финнѣ. Но на саномъ дѣлѣ онъ былъ два дня во Фландріи, а не въ Парижѣ, и стоялъ секундантомъ Финіаса на Блакенбергскихъ пескахъ, въ небольшомъ рыбачьемъ городкѣ за двѣнадцать миль отъ Брюгге, а потомъ оставилъ своего друга въ гостинницѣ въ Остернэ съ раною подъ плечомъ, изъ которой вынули пулю.

Дуэль происходила такимъ образомъ. Капитанъ Кольпипперъ и Лоренсъ Фицджибонъ видѣлись, и въ этомъ случаѣ Лоренсъ поставилъ условіемъ для своего друга, повинуясь его повелительнымъ инструкціямъ, что другъ его не оставитъ своего права ухаживать за молодою дѣвицей, если ему вздумается. Не соглашался Лоренсъ и въ томъ, что другъ его поступилъ вѣроломно.

— Дѣло вотъ въ чемъ, говорилъ Лоренсъ: — одинъ, джентльмэнъ сообщаетъ другому, что онъ ухаживаетъ за молодой дѣвицей, но что эта молодая дѣвица отказала ему и будетъ отказывать всегда. Развѣ второй джентльмэнъ обязанъ не ухаживать за молодой дѣвицей? Я говорю, что онъ не обязанъ. Плохо бы пришлось, капитанъ Кольпипперъ, если бы всякая любовь сердца должна быть останавливаема такимъ образомъ! Не знаю кто согласится быть другомъ чьимъ бы то ни было послѣ этого.

Капитанъ Кольпипперъ не мастеръ былъ спорить.

— Мнѣ кажется, имъ лучше подраться, сказалъ онъ, дергая свои сѣдые усы.

— Если вы этого хотите, пусть будетъ такъ, по мнѣ кажется, это самое жестокое дѣло на свѣтѣ — право мнѣ такъ кажется.

Потомъ они стали уговариваться самымъ дружелюбнымъ образомъ и рѣшили, что дѣло это должно оставаться въ тайпѣ.

Въ четвергъ вечеромъ лордъ Чильтернъ и капитанъ Кольпипперъ поѣхали черезъ Кале и Лилль въ Брюгге. Лоренсъ Фицджибонъ съ своимъ пріятелемъ докторомъ О’Шофнесси поѣхалъ изъ Дувра въ Остенде. Финіасъ поѣхалъ въ Остенде черезъ Дувръ и Кале, но въ пятницу. Все это было условлено между ними, такъ чтобы никто не подозрѣвалъ. Даже О’Шофнеси и Лоренсъ Фицджибонъ уѣхали изъ Лондона на разныхъ поѣздахъ. Они сошлись на Бланкенбергскихъ пескахъ въ девять часовъ утра въ субботу, пріѣхавъ въ этотъ городокъ въ разныхъ экипажахъ изъ Остенде и Брюгге. Только размѣнялись однимъ выстрѣломъ и Финіасъ былъ раненъ въ правое плечо. Онъ предложилъ размѣняться другимъ выстрѣломъ лѣвою рукою, увѣряя въ своей способности стрѣлять такъ же хорошо и лѣвой, какъ правой рукой. На это и Кольпипперъ и Фицджибонъ не согласились. Лордъ Чильтернъ предложилъ пожать своему бывшему другу руку съ истиннымъ дружелюбіемъ, если только его бывшій другъ скажетъ, что онъ не имѣетъ намѣренія ухаживать за молодой дѣвицей. Во всѣхъ этихъ спорахъ имя молодой дѣвицы ни разу не было упомянуто. Финіасъ ни разу не называлъ Вайолетъ Фицджибону, и хотя Лоренсъ вѣрно отгадалъ личность молодое дѣвицы, онъ не намекнулъ даже на это. Я сомнѣваюсь, былъ ли лордъ Чильтернъ такъ остороженъ съ капитаномъ Кольпипперомъ, по лордъ Чильтернъ всегда выражался прямо. Разумѣется, бывшій другъ его сіятельства, Финіасъ, такого обѣщанiя не далъ и поэтому лордъ Чильтернъ уѣхалъ обратно въ Бланкенбергъ, въ Брюгге и въ Брюссель все въ непріязненныхъ отношеніяхъ къ нашему герою. Докторъ и Фицджибонъ отвезли Финіаса въ Остенде, и хотя пуля находилась еще въ его плечѣ, Финіасъ шелъ черезъ Бланкенбергъ такимъ образомъ, что никто тамъ не узналъ о случившемся. Ни одна живая душа, кромѣ пятерыхъ участвовавшихъ, не знала въ то время, что на. пескахъ происходила дуэль.

Лоренсъ Фицджибонъ проѣхалъ черезъ Дувръ въ субботу, а въ воскресенье успѣлъ явиться на Портсмэнскій сквэръ.

— Знаю ли я что-нибудь о Финіасѣ Финнѣ? говорилъ онъ потомъ Баррингтону Ирлю въ отвѣтъ на его вопросъ: — ничего не знаю. Мнѣ кажется, вамъ лучше бы послать глашатая отыскивать его по всему городу.

Баррингтонъ, однако, не такъ былъ увѣренъ въ правдивости Фицджибона, какъ лэди Лора. Докторъ О’Шофнеси оставался съ своимъ больнымъ въ Остенде воскресенье и понедѣльникъ, а люди въ гостинницѣ знали только, что мистеръ Финнъ вывихнулъ себѣ плечо, а во-вторникъ они воротились въ Лондонъ черезъ Кале и Дувръ. Костей не было раздроблено, и Финіасъ, хотя плечо его очень болѣло, перенесъ дорогу очень хорошо. О’Шофнеси получилъ телеграмму въ понедѣльникъ о томъ, что голоса будутъ собираться во вторникъ, и Финіасъ во вторникъ въ десять часовъ вечера былъ въ парламентѣ.

— Вотъ вы и здѣсь! сказалъ Рэтлеръ, схвативъ его съ дружелюбіемъ черезчуръ горячимъ.

— Да, я здѣсь, отвѣчалъ Финіасъ, поморщившись отъ боли: — но будьте немножко осторожнѣе, милый другъ. Я ѣздилъ въ Кентъ и вывихнулъ себѣ руку.

— Вы вывихнули руку? сказалъ Рэтлеръ, въ первый разъ примѣтивъ перевязку: — очень жалѣю объ этомъ. Но вы здѣсь останетесь и подадите голосъ?

— Да — я останусь и подамъ голосъ. Я пріѣхалъ нарочно для этого, и надѣюсь, что не опоздалъ.

— Еще будутъ говорить Добени и Грешэмъ, и по-крайней-мѣрѣ тpoe другихъ. Вы можете пойти покурить.

Онъ пошелъ и усѣлся на мягкой скамьѣ въ курительной комнатѣ, и тамъ его друзья приступили къ нему съ вопросами обѣ его таинственномъ отсутствіи. Онъ говорилъ, что онъ ѣздилъ въ Кентъ и вывихнулъ себѣ руку. Когда разспрашивавшіе примѣтили, что тутъ есть какая-то тайна, они прекратили свой вопросы и остались при своихъ догадкахъ. Одинъ нескромный допрощнкъ однако сильно приставалъ къ Финіасу, увѣряя, что тутъ должна быть замѣшана женщина, и спрашивая о молодой кентской дѣвицѣ. Этотъ нескромный допросчикъ былъ Лоренсъ Фицджибонъ, и Финіасъ находилъ, что онъ зашелъ немножко далеко. Финіасъ остался и подалъ голосъ, а потомъ съ трудомъ воротился на свою квартиру.

Опять онъ сталъ удивляться своему счастью. Онъ думалъ, что эта дуэль должна поссорить его съ родными лорда Чильтерна, также и съ Вайолетъ Эффингамъ, лишить его мѣста депутата отъ Луфтона и погубить его политическую будущность. А теперь дуэль была, онъ воротился въ Лондонъ какъ ни въ чемъ не бывало. Онъ еще не видалъ лэди Лору и Вайолетъ, по не сомнѣвался, что и онѣ ничего не знаютъ. Онъ думалъ, что можетъ быть настанетъ день, когда ему будетъ пріятно разсказать Вайолетъ Эффингамъ, что случилось, но этотъ день еще не насталъ. Куда лордъ Чильтернъ уѣхалъ и что лордъ Чильтернъ намѣренъ дѣлать, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія, но онъ думалъ, что скоро услышитъ отъ лэди Лоры объ ея братѣ. Но онъ нисколько не сомнѣвался, что лордъ Чильтернъ не скажетъ ни слова о томъ, что случилось ни лэди Лорѣ и никому на свѣтѣ. Не было человѣка болѣе сдержаннаго въ подобныхъ отношеніяхъ, какъ лордъ Чильтернъ — или болѣе руководящагося преувеличеннымъ понятіемъ о чести. Не сомнѣвался онъ и въ скромности своего друга Фицджибона, если только его другъ не повредитъ тайнѣ чрезмѣрной скромностью. Въ молчаніи доктора и капитана онъ не былъ такъ увѣренъ, но если они и проболтаются, то болтовство это такъ долго будетъ распространяться, что потеряетъ силу сдѣлать ему вредъ. Еслибы лэди Лора услыхала теперь, что онъ ѣздилъ въ Бельгію и сражался съ лордомъ Чильтерномъ за Вайолетъ, можетъ быть она сочла бы себя обязанной поссориться съ нимъ, но она не будетъ обязана сдѣлать это черезъ шесть или девять мѣсяцевъ послѣ дуэли.

Лордъ Чильтернъ во время ихъ свиданія въ его квартирѣ сказалъ ему нѣсколько словъ объ его мѣстѣ въ парламентѣ — выразилъ мнѣніе, что такъ какъ онъ, Финіасъ Финнъ, мѣшаетъ видамъ фамиліи Стэндишъ на миссъ Эффингамъ, то онъ не долженъ удерживать за собою мѣста, которое было дано ему въ невѣдѣніи объ его вмѣшательствѣ. Финіасъ не могъ припомнить словъ лорда Чильтерна, но думалъ, что значеніе ихъ было таково. Обязанъ ли онъ былъ при настоящихъ обстоятельствахъ отказаться отъ Луфтона? Онъ рѣшилъ, что не обязанъ, если лордъ Чильтернъ не потребуетъ этого отъ него, но все-таки онъ былъ растревоженъ. Правда, что это мѣсто принадлежало ему теперь на всю эту сессію по всѣмъ парламентскимъ законамъ, даже еслибъ избиратели хотѣли освободиться отъ него, но Финіасъ чувствовалъ, что если онъ согласился принять это мѣсто отъ лорда Брентфорда, то онъ обязанъ отказаться отъ него, если онъ того потребуетъ. Если этого отъ него потребуютъ отецъ или сынъ, онъ откажется тотчасъ.

На слѣдующее утро онъ прочелъ передовую статью въ «Знамени», посвященную ему одному.

«Во время послѣднихъ преній — такъ говорилось въ одномъ мѣстѣ этой статьи: «мистеръ Финнъ, ирландецъ, выбранный лордомъ Брентфордомъ депутатомъ отъ Луфтона, наконецъ успѣлъ встать на ноги и раскрыть ротъ. Если мы не ошибаемся, это третья сессія мистера Финна въ парламентѣ, и до-сихъ-поръ онъ не умѣлъ произнести трехъ фразъ, хотя не разъ дѣлалъ попытку. По какимъ особеннымъ достоинствамъ этого молодого человѣка выбралъ аристократическій покровитель, мы не знаемъ — но должно быть въ немъ есть какія-нибудь достоинства, признаваемыя аристократическими глазами. Три года тому назадъ онъ былъ недозрѣлымъ молодымъ ирландцемъ и жилъ въ Лондонѣ, какъ только одни ирландцы умѣютъ жить, не заработывая ничего и, повидимому, безъ всякихъ средствъ, а потомъ вдругъ явился членомъ парламента и пріятелемъ министровъ. Одно прекрасное дарованіе слѣдуетъ признать въ депутатѣ отъ Луфтона — онъ хорошъ собой и такой сильный на видъ, какъ носильщикъ угольевъ. Не этимъ ли онъ заслужилъ свое мѣсто? Какъ бы то пи было, мы желаемъ знать, гдѣ онъ былъ во время своего таинственнаго отсутствія изъ парламента и какимъ образомъ получилъ онъ рану въ руку? Даже красивые молодые члены парламента, пользующіеся расположеніемъ титулованныхъ дамъ и ихъ богатыхъ супруговъ, подчинены законамъ — законамъ этой страны, и той другой, которую имъ вздумается посѣтить на время.»

— Гнусный негодяй! сказалъ Финіасъ, читая это. — Низкій, подлый, безчестный наглецъ!

Было ясно однако, что Квинтусъ Слайдъ какъ-то узналъ его тайну. Если такъ, его единственная надежда основывалась на томъ обстоятельствѣ, что его друзья не читаютъ «Знамени».

Глава XXXIX. Лэди Лорѣ сказано

Въ то время, какъ билль Мильдмэя перешелъ въ комитетъ, Финіасъ могъ уже расхаживать по Лондону спокойно — все еще съ перевязью на рукѣ. Въ «Знамени» болѣе ничего не было о немъ и объ его ранѣ, и онъ начиналъ надѣяться, что и эта непріятность также незамѣтно проѣдетъ. Онъ видѣлся съ лэди Лорой — обѣдалъ на Гросвенорской площади, гдѣ за нимъ ухаживали вдоволь. Для него нарѣзывали кушанья, а съ раной обращались съ нѣжнѣйшимъ сочувствіемъ. Странно, ему не дѣлали вопросовъ. Онъ ѣздилъ въ Кентъ и съ нимъ былъ непріятный случай. Болѣе онъ не говорилъ и его милые сочувствующіе друзы остались довольны этими свѣдѣніями и не спрашивала болѣе ни о чемъ. Но онъ еще не видалъ Вайолетъ Эффингамъ и начиналъ думать, что его романъ съ Вайолетъ также приходитъ къ концу. Но до-сихъ-поръ онъ не быль еще въ многолюдныхъ собраніяхъ, иначе ему нельзя было встрѣтиться съ миссъ Эффингамъ. Наконецъ онъ рѣшился сказать лэди Лорѣ всю правду — не о дуэли, а о Вайлетъ Эффингамъ, и просить ея помощи. Когда онъ рѣшился на это, онъ должно быть забылъ то, что онъ узналъ о характерѣ своего друга, и показалъ также, что онъ не многое извлекъ изъ того, чему его могли бы научить разныя обстоятельства. Онъ зналъ настойчивость лэди Лоры къ достиженію ея цѣлей, зналъ ея преданность къ брату, зналъ также, какъ она желала сама, чтобы братъ ея женился на Вайолетъ Эффингамъ. Этого кажется было бы достаточно, чтобы показать ему какъ невѣроятно было ожидать помощи лэди Лоры въ этомъ предпріятіи. Но важнѣе всего было то обстоятельство — къ послѣдствіямъ котораго Финіасъ былъ совершенно слѣпъ — что лэди Лора когда-то удостоивала сама любить его. Она даже зашла далѣе и осмѣлилась сказать ему даже послѣ своего замужества, что воспоминаніе о чувствѣ, когда-то бывшемъ въ ея сердцѣ относительно его, было еще опасно для нея. Она запретила ему быть въ Лофлинтерѣ, а потомъ принимала его въ Лондонѣ — а теперь онъ выбиралъ ее въ повѣренные своей любви! Еслибъ онъ не былъ такъ скромно слѣпъ, онъ навѣрно выбралъ бы другую повѣренную.

Лэди Лора Кеннеди однако не сознавалась себѣ въ порочной страсти. Она конечно сказала себѣ, что не можетъ любить своего мужа, и радъ въ волненіи такого безмолвнаго сознанія самой себѣ, спросила себя, совершенно ли пусто ея сердце, и отвѣчала желаніемъ, чтобы Финіасъ Финнъ уѣхалъ изъ Лофлинтера. Всю слѣдующую зиму она внутренно бранила себя за свое неблагоразуміе, за свое безполезное сумасбродство. Какъ! неужели она, Лора Стэндишъ, съ раннихъ лѣтъ рѣшившаяся обращаться съ свѣтомъ какъ мужчина съ нимъ обращается, а не такъ какъ женщина — не могла не почувствовать легкое потрясеніе мимолетной нѣжности къ красивому юношѣ, не допустивъ, чтобы это чувство сдѣлалось передъ ней скалой, достаточно огромной и острой для того, чтобы разбить всю ея ладью? Неужели она не могла повелѣвать, если не своимъ сердцемъ, то по-крайней-мѣрѣ умомъ, такъ чтобы безопасно увѣрить себя, что, не смотря ни на какого мужчину, путь ея не измѣнится? Какъ! еслибы Финіасъ Финнъ жилъ въ одномъ домѣ съ нею всю зиму, развѣ она не могла жить съ нимъ въ дружескихъ отношеніяхъ, такъ чтобы каждый поступокъ, каждое слово и каждый взглядъ ея дружбы могли быть открыты для ея мужа — и для всего свѣта? Она могла это сдѣлать. Она говорила себѣ, что это не было бы большимъ бѣдствіемъ для нея. Скучный, однообразный контроль ея тяжелаго и повелительнаго мужа — вотъ что составляло ея непріятность. Такъ она сказала себѣ и опять допустила Финіаса къ короткости въ Лондонѣ. Но все-таки еслибъ Финіасъ не былъ слѣпъ, онъ не ожидалъ бы помощи лэди Лоры Кеннеди въ любви своей къ миссъ Вайолетъ Эффингамъ.

Финіасъ зналъ, когда найти лэди Лору одну и пришелъ однажды въ этотъ благопріятный часъ. Какъ только онъ вошелъ въ комнату, лэди Лора начала разговоръ о политикѣ. Финіасъ тотчасъ остановилъ ее.

— Дорогой мой другъ, сказалъ онъ: — я пришелъ къ вамъ по частному дѣлу и желаю оставить политику на полчаса. Я пришелъ къ вамъ за помощью.

— По частному дѣлу, мистеръ Финнъ? Это что-нибудь серьёзное?

— Очень серьезное.

— И я могу вамъ помочь.

— Захотите ли вы, это другое дѣло.

— Я буду помогать вамъ всѣми силами, мистеръ Финнъ, развѣ вы этого не знаете?

— Вы были очень добры ко мнѣ!

— И мистеръ Кеннеди поможетъ.

— Мистеръ Кеннеди не можетъ помочь мнѣ въ этомъ.

— Что же это такое, мистеръ Финнъ?

— Мнѣ кажется, я могу сказать вамъ тотчасъ — прямо. Я люблю Вайолетъ Эффингамъ. Поможете ли вы мнѣ жениться на пей?

— Вы любите Вайолетъ Эффингамъ? сказала лэди Лора.

Когда она сказала эти слова, выраженіе ея физіономіи такъ перемѣнилось, что онъ тотчасъ понялъ, что не можетъ ожидать отъ нея никакой помощи. Глаза его еще не открылись па вторую причину сопротивленія лэди Лоры его желаніямъ, но онъ Немедленно примѣтилъ, что она еще будетъ держаться своего любимаго плана относительно руки Вайолетъ Эффингамъ.

— Развѣ вамъ неизвѣстно, мистеръ Финнъ, каковы наши надежды на Вайолетъ?

Хотя Финіасъ примѣтилъ свою ошибку, онъ чувствовалъ, что долженъ продолжать. Лэди Лора должна узнать его желанія рано или поздно, и все-равно какъ бы она ихъ пи узнала.

— Да, — но я знаю также отъ самого вашего брата — и даже отъ васъ самихъ, лэди Лора — что миссъ Эффингамъ три раза отказывала Чильтерну.

— Что это за бѣда! Развѣ мужчины сватаются только три раза?

— Неужели я долженъ воздержаться навсегда оттого, что онъ настойчивъ въ безнадежной любви?

— Да, — вы болѣе всѣхъ на свѣтѣ.

— Почему же это, Лэди Лора?

— Потому что въ этомъ дѣлѣ вы были его избраннымъ другомъ — и моимъ. Мы говорили вамъ все, полагаясь на васъ — мы вѣрили вашей чести. Мы думали, что по-крайней-мѣрѣ съ вами мы находимся въ безопасности.

Слова эти были очень горьки для Финіаса, а между тѣмъ когда онъ писалъ свое письмо въ Луфтонѣ, онъ имѣлъ намѣреніе поступить вполнѣ добросовѣстно, рыцарски-честно.

Теперь лэди Лора говорила съ нимъ и смотрѣла на него, какъ будто онъ поступилъ самымъ низкимъ и вѣроломнымъ образомъ — и оказался невѣренъ той благородной дружбѣ, которою осыпала его вся ея семья. Онъ чувствовалъ, что сдѣлается предметомъ ея самыхъ обидныхъ мыслей, и если не объяснитъ вполнѣ своихъ идей, и чувствовалъ также, что обстоятельства не допускаютъ объяснить ихъ. Онъ не хотѣлъ заступиться за Вайолетъ и показать, какъ было бы несправедливо лишать ее вниманія мужчины, истинно ее любившаго, оттого что лордъ Чильтернъ думалъ, что онъ еще можетъ имѣть возможность на успѣхъ. Финіасъ зналъ — или по-крайней мѣрѣ думалъ, что онъ не сталъ бы мѣшать лорду Чильтерну, еслибъ тотъ имѣлъ возможность на успѣхъ. Какъ ему объяснить все это лэди Лорѣ?

— Мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора: — я не могу этому повѣрить, даже когда вы говорите мнѣ это сами.

— Выслушайте меня, лэди Лора.

— Конечно, я выслушаю васъ. Но какъ это вы могли обратиться ко мнѣ за помощью? Я не могу этого понять. Мужчины иногда крѣпче камня.

— Не думаю, чтобы я былъ крѣпокъ; бѣдный, слѣпой глупецъ!

Онъ еще думалъ только о Вайолетъ и обвиненіи, сдѣланномъ противъ него, что онъ невѣренъ дружбѣ къ лорду Чильтерну. О томъ другомъ обвиненіи, которое нельзя выразить словами.

— Крѣпки и фальшивы — неспособны принимать никакихъ впечатлѣній кромѣ наружной шелухи сердца.

— О, лэди Лора! не говорите этого. Еслибъ вы могли знать, какъ я вѣренъ въ моей привязанности ко всѣмъ вамъ!

— А какъ вы это показываете? Становясь между Освальдомъ и единственнымъ способомъ открытымъ для насъ примиритъ его съ отцомъ — способомъ объясненномъ вамъ, такъ какъ будто бы вы принадлежали къ нашему семейству. Освальдъ поступилъ съ вами какъ съ братомъ, сказавъ вамъ все, и вотъ какимъ образомъ платите вы за его довѣріе!

— Развѣ я виноватъ, что полюбилъ эту дѣвушку?

— Да, сэръ — вы виноваты. Что еслибъ она была женою Освальда — полюбили ли бы вы ее тогда? Вы говорите о любви женщины, какъ будто это было дѣло судьбы, надъ которымъ вы не имѣете никакой власти. Я сомнѣваюсь, чтобы ваши страсти били такъ сильны. Вамъ лучше отложить въ сторону любовь вату къ миссъ Эффингамъ. Я увѣрена, что это васъ не убьетъ.

Тутъ воспоминаніе о томъ, что произошло между нимъ и лэди Лорой Стэндишъ близъ Лофлинтера въ первый разъ, какъ онъ былъ въ Шотландіи, промелькнуло въ головѣ его.

— Повѣрьте мнѣ, сказала лэди Лора съ улыбкой: — что эта маленькая рана вашего сердца скоро излечится.

Онъ стоялъ молча передъ нею, не смотря на нее, думая обо всемъ. Конечно, онъ считалъ себя сильно влюбленнымъ въ лэди Лору, а между тѣмъ когда онъ сейчасъ вошелъ въ ея гостиную, онъ почти забылъ, что подобный случай былъ въ его жизни. Онъ думалъ, что и она забыла — хотя она совѣтовала ему не бывать въ Лофлинтерѣ послѣдніе девять мѣсяцевъ. Онъ тогда былъ юношей и самъ не понималъ себя — но теперь онъ былъ мужчина и гордился силою своей любви. Потомъ онъ почувствовалъ боль въ плечѣ, напомнившую ему его дуэль, и это также заставило его возгордиться. Онъ готовъ былъ рисковать всѣмъ — жизнью, надеждами, положеніемъ — скорѣе чѣмъ отказаться отъ слабой надежды обладать Вайолетъ Эффингамъ. Теперь ему говорили, что рана его сердца скоро излечится, и говорила это женщина, которой онъ когда-то объяснялся въ другой страсти! Трудно отвѣчать женщинѣ въ подобныхъ обстоятельствахъ, потому что ея полъ даетъ ей такое сильное преимущество. Лэди Лора могла упрекать его измѣнчивостью сердца, но онъ не могъ отвѣчать ей, что перемѣна любви была лучше, чѣмъ супружество безъ любви — что способность къ подобной перемѣнѣ не показываетъ такой низкой натуры, какъ подобный бравъ. Она могла поражать его своимъ аргументомъ, но онъ могъ помнить только о своемъ, и думать, какой сильный ударъ могъ бы онъ нанести — не будь она женщина.

— Такъ вы не будете помогать мнѣ? сказалъ онъ, когда они оба молчали нѣсколько времени.

— Помогать вамъ? Какъ могу я вамъ помочь?

— Я не желалъ другой помощи, кромѣ той, чтобы я могъ имѣть случай встрѣтить Вайолетъ здѣсь и получить отъ нея какой-нибудь отвѣтъ.

— Развѣ вопросъ не былъ еще ей предложенъ? спросила лэди Лора.

На это Финіасъ не отвѣчалъ. Не было никакой причины, чтобы ему прямо высказать все противницѣ.

— Зачѣмъ вы не пойдете къ лэди Бальдокъ? спросила лэди Лора: — вы тамъ приняты. Вы знаете лэди Бальдокъ; подите и просите ее ходатайствовать за васъ у ея племянницы. Посмотрите, что она вамъ скажетъ. На сколько я понимаю эти вещи, это честный, благородный, открытый путь для всякаго джентльмэна.

— Я прямо обращусь только къ ней самой, сказалъ Финіасъ.

— Такъ зачѣмъ же вы обратились ко мнѣ, сэръ? спросила лэди Лора.

— Я пришелъ къ вамъ какъ къ моей сестрѣ.

— Къ сестрѣ! Я не сестра ваша, мистеръ Финнъ. А еслибъ и была, то я не забыла бы, что у меня есть братъ дороже васъ, которому я дала мое слово. Послушайте. Послѣднія три недѣли Освальдъ всѣмъ пожертвовалъ своему отцу, оттого что онъ рѣшилъ, что мистеръ Кеннеди получитъ деньги, которыя по его мнѣнію обязанъ былъ получить мой мужъ. Онъ далъ право отцу сдѣлать что онъ хочетъ съ Сольсби. Отецъ никогда не повредитъ ему — я это знаю. Какъ ни суровъ съ нимъ папа, онъ никогда не испортитъ будущаго положенія Освальда. Папа слишкомъ гордъ для того, чтобы сдѣлать это. Вайолетъ слышала что сдѣлалъ Освальдъ, а теперь, такъ какъ у него ничего нѣтъ предложить ей въ будущемъ, кромѣ одного титула, теперь когда онъ далъ папа власть сдѣлать съ имѣніемъ что онъ хочетъ, мнѣ кажется, она сейчасъ приметъ его предложеніе. Таковъ у нея характеръ.

Финіасъ промолчалъ, прежде чѣмъ отвѣтилъ.

— Пусть онъ попробуетъ, сказалъ онъ.

— Его здѣсь нѣтъ — онъ въ Брюсселѣ.

— Напишите къ нему, чтобы онъ воротился. Я буду терпѣливъ, лэди Лора; пусть онъ пріѣдетъ и потребуетъ, а я выжду время. Признаюсь, что я не имѣю права мѣшать ему, если для него есть возможность на успѣхъ. Если нѣтъ возможности, мое право равняется всякому другому.

Въ этомъ было что-то такое заставившее лэди Лору почувствовать, что она не можетъ сохранять непріязненность въ этому человѣку ради своего брата, а между тѣмъ она не могла не принудить себя не быть къ нему непріязненной. Сердце ея болѣло, и это сдѣлалъ онъ. Она читала себѣ нравоученіе, выговаривала себѣ каждый день, потому что считала себя въ опасности полюбить этого человѣка виновной любовью, и дѣлала это постоянно до-тѣхъ-поръ, пока не могла увѣрить себя, что нравоученія сдѣлали свое дѣло и что опасность прошла.

«Я еще люблю его, говорила она себѣ почти съ торжествомъ: «но я перестала думать о немъ, какъ о человѣкѣ, который могъ быть моимъ любовникомъ.»

А между тѣмъ она теперь была внѣ себя отъ боли нанесенной ей раны, потому что человѣкъ, котораго она могла выкинуть изъ сердца, могъ также выкинуть ее изъ своего. И она чувствовала себя принужденной выговаривать ему самыми горькими словами, какія только могла придумать. Сначала это казалось ей легко насчетъ ея брата. Она обвиняла его въ вѣроломствѣ дружбы и косвенно къ себѣ. Объ этомъ она могла говорить рѣзкія слова, не подвергая себя подозрѣнію даже себѣ самой. Но теперь эта возможность была отнята, а ей все еще хотѣлось уязвить Финіаса. Она хотѣла упрекать его за его прежнюю измѣнчивость и вмѣстѣ съ тѣмъ не подвергать себя обвиненію.

— Ваше право! сказала она: — какое право имѣете вы въ этомъ отношеніи?

— Просто право справедливости, а не милости.

— А между тѣмъ вы пришли ко мнѣ за милостью, потому что я ея другъ. Вы не можете сами пріобрѣсти ея расположеніе, а я должна вамъ помогать! Я не вѣрю вашей любви къ пей. Еслибъ не было другой причины и я могла бы вамъ помочь, я не захотѣла бы, потому что у васъ сердце притворное. Она хорошенькая и имѣетъ деньги…

— Лэди Лора!

— Она хорошенькая, имѣетъ деньги и въ модѣ. Я не удивляюсь, что вы желаете на ней жениться, но, мистеръ Финнъ, я увѣрена, что Освальдъ истинно любитъ ее — а вы нѣтъ. Его натура глубже вашей.

Онъ понималъ все теперь, когда слышалъ тонъ ея голоса и смотрѣлъ на черты ея лица. Тамъ было ясно написана та сердечная рана, которую она сознавала сама. Даже глаза его, какъ ни были слѣпы, раскрылись и онъ понялъ, что поступилъ какъ дуракъ.

— Я жалѣю, зачѣмъ обратился къ вамъ, сказалъ онъ.

— Было бы лучше, еслибъ вы не обращались.

— А можетъ быть и лучше, для того, чтобы между нами не было недоразумѣній.

— Разумѣется, я должна сказать моему брату.

Онъ помолчалъ, но только одну минуту, а потомъ отвѣчалъ ей рѣзкимъ голосомъ:

— Ему было сказано.

— Кто ему сказалъ?

— Я. Я написалъ ему въ ту самую минуту, какъ понялъ себя. Я обязанъ былъ сдѣлать это. Но мое письмо не дошло до него и онъ узналъ это недавно.

— Вы видѣлись съ нимъ съ-тѣхъ-поръ?

— Видѣлся.

— Что онъ сказалъ? Какъ онъ принялъ это? Онъ спокойно это перенесъ отъ васъ?

Нѣтъ, и говоря это Финіасъ улыбнулся.

— Скажите мнѣ, мистеръ Финнъ, что случилось? Что вы будете теперь дѣлать?

— Ничего. Все уже сдѣлано. Я могу теперь разсказать вамъ все. Я увѣренъ, что для меня и для вашего брата вы сохраните нашу тайну. Онъ требовалъ, чтобы я отказался отъ моего сватовства или вышелъ съ нимъ на дуэль; такъ какъ я не могъ исполнить одной просьбы, я обязанъ былъ исполнить другую

— И была дуэль?

— Да — была дуэль. Мы ѣздили въ Бельгію и это скоро рѣшилось. Онъ ранилъ меня въ руку.

— А что еслибъ вы убили его, мистеръ Финнъ?

— Это, лэди Лора, было бы несчастье такое ужасное, что я былъ обязанъ этого не допустить.

Тутъ онъ опять замолчалъ, сожалѣя, что онъ это сказалъ.

— Вы вырвали у меня, лэди Лора, отвѣтъ, который мнѣ не слѣдовало говорить. Я могу быть увѣренъ — могу ли я? — что мои слова не узнаетъ никто, кромѣ васъ?

— Да — вы можете быть увѣрены въ этомъ.

Это она сказала жалобно, такимъ тономъ и съ такимъ выраженіемъ въ лицѣ, которые вовсе не походили на прежніе. Никто изъ нихъ не зналъ, что происходило между ними, но она постепенно опять подчинялась вліянію этого человѣка. Хотя она выговаривала ему за все что онъ говорилъ, за все что онъ дѣлалъ, за все что онъ намѣревался дѣлать, она все-таки не могла заставить себя презирать его или перестать его любить. Теперь она знала все, кромѣ тѣхъ словъ, которыми размѣнялись Вайолетъ и Финіасъ въ лѣсу Сольсби. Но она подозрѣвала даже это, будучи увѣрена, что Финіасъ умолчитъ о своемъ успѣхѣ, если успѣхъ былъ.

— Итакъ вы съ Освальдомъ поссорилась и была дуэль. Вотъ для чего вы уѣзжали?

— Вотъ для чего я уѣзжалъ.

— Какъ это нехорошо съ вашей стороны — какъ это нехорошо! Еслибъ онъ былъ… убитъ, какъ бы вы могли смотрѣть на насъ потомъ?

— Я не могъ бы смотрѣть на васъ.

— Но теперь это кончено. И вы были потомъ друзья?

— Нѣтъ — мы разстались не какъ друзья. Поѣхавъ драться съ нимъ — весьма неохотно — я не могъ обѣщать послѣ ему, что откажусь отъ миссъ Эффингамъ. Вы говорите, что она приметъ его предложеніе теперь. Пусть онъ пріѣдетъ и попробуетъ.

Ей нечего было больше говорить, у ней не было больше аргументовъ. Въ сердцѣ ея все еще была боль, дѣлавшая ее несчастной, подстрекавшая ее язвить его, еслибы она умѣла это сдѣлать, несмотря на ея уваженіе къ нему; но она чувствовала, что она слаба и безсильна. Она пускала въ него стрѣлы — всѣ кромѣ одной — и еслибъ она пустила эту, ея отравленное остріе уязвило бы ее самое вѣрнѣе чѣмъ его.

— Эта дуэль была очень глупа, сказалъ онъ: — вы не будете говорить о ней?

— Конечно нѣтъ.

— По-крайней-мѣрѣ я радъ, что разсказалъ вамъ все.

— Я не знаю, зачѣмъ вамъ радоваться. Я не могу помочь.

— И вы ничего не скажете Вайолетъ?

— Все, что я скажу, будетъ въ пользу Освальда. Я ничего не скажу о дуэли, но кромѣ этого вы не имѣете права требовать, чтобы я секретничила съ нею. Да, вамъ лучше уйти, мистеръ Финнъ, потому что я не совсѣмъ здорова. И помните — если вы можете забыть этотъ маленькій эпизодъ о миссъ Эффингамъ, я его также забуду, забудетъ и Освальдъ. Я могу обѣщать за него.

Тутъ она улыбнулась, подала ему руку, и онъ ушелъ. Она встала со стула, когда онъ вышелъ изъ комнаты, и ждала, пока не услыхала стукъ парадной двери, затворившейся за нимъ, прежде чѣмъ опять сѣла. Потомъ, когда онъ ушелъ — когда она была увѣрена, что его уже нѣтъ съ нею въ одномъ домѣ — она положила голову на ручку дивана и залилась слезами. Она уже не сердилась на Финіаса. Въ ея сердцѣ уже не было желанія отмстить. Она теперь не желала уязвить его, хотя она это дѣлала, пока онъ былъ съ нею. Напротивъ — она рѣшила тотчасъ, почти инстинктивно, что лордъ Брентфордъ не долженъ ничего знать объ этомъ, чтобы политическіе интересы молодаго депутата отъ Луфтона не пострадали. Дѣлать ему выговоры будетъ честно — по-крайнсй-мѣрѣ женственно, по она будетъ защищать его отъ всякаго матеріальнаго вреда, на сколько у нея достанетъ силы. Зачѣмъ же она теперь плачетъ такъ горько? Разумѣется, она спросила себя объ этомъ, вытирая слезы рукою — зачѣмъ она плачетъ? Она не имѣла на столько слабости, чтобы сказать себѣ, будто она плачетъ о вредѣ, наносимомъ Освальду. Она вдругъ встала съ дивана, откинула волосы съ лица, отерла слезы съ щекъ, а потомъ сжала кулаки и стояла устремивъ глаза въ стѣну.

— Безумная! воскликнула она: — сумасшедшая! Идіотка! Неспособна уничтожить это и раздавить! Почему ему на ней же жениться? Онъ лучше Освальда. О! — это ты?

Дверь ея комнаты отворилась, пока она стояла такимъ образомъ, и вошелъ ея мужъ.

— Да — это я. Не случилось ли чего-нибудь непріятнаго?

— Очень много.

— Что такое, Лора?

— Ты не можешь мнѣ помочь.

— Если ты огорчена, ты должна сказать мнѣ и предоставить мнѣ постараться тебѣ помочь.

— Пустяки! сказала она, покачавъ головой.

— Лора, это невѣжливо, чтобы не сказать непочтительно.

— Я полагаю, что это и то и другое. Извини, но я никакъ не могла удержаться.

— Лора, ты должна удерживаться отъ такихъ словъ, когда говоришь со мной.

— Есть минуты, Робертъ, когда даже замужняя женщина должна быть скорѣе собой, чѣмъ женою своего мужа. Это такъ, хотя ты не можешь этого понять.

— Конечно, я этого не понимаю.

— Ты не можешь подчинить себѣ женщину какъ собаку.

— Я полагаю, это значить, что ты имѣешь тайны, которыхъ я не могу раздѣлять.

— Я имѣю много безпокойствъ о моемъ отцѣ и о моемъ братѣ, которыхъ ты не можешь раздѣлить. Братъ мой погибшій человѣкъ.

— Кто его погубилъ?

— Я не стану говорить объ этомъ больше. Я не буду говорить съ тобою о немъ или о папа. Я желаю только заставить тебя понять, что есть предметъ, который долженъ быть моею тайной и о которомъ я могу проливать слезы — если я такъ слаба. Я не стану безпокоить тебя предметомъ, въ которомъ я не могу пользоваться твоимъ сочувствіемъ.

Она оставила его стоящимъ посрединѣ комнаты, разстроеннымъ тѣмъ, что случилось, но не думающимъ, что эти непріятности могутъ разстроить его болѣе чѣмъ на одинъ день.

Глава XL. Мадамъ-Максъ Гёслеръ

День за день, пунктъ за пунктомъ оспаривался билль въ комитетѣ, и не многіе держали съ большей настойчивостью сторону министра, какъ депутатъ отъ Луфтона. Разстроенный ссорой съ лордомъ Чильтерномъ, любовью къ Вайолетъ Эффингамъ, молчаніемъ своего друга лэди Лоры — потому что послѣ того, какъ онъ сказалъ ей о дуэли, она не писала къ нему и почти не говорила съ нимъ, когда встрѣчала его въ обществѣ — тѣмъ не менѣе Финіасъ не такъ былъ разстроенъ, чтобы не могъ заниматься своимъ дѣломъ. Теперь, когда онъ становился на ноги въ Палатѣ, онъ удивлялся своей прежней нерѣшимости. Парламентъ теперь былъ для него все-равно, что всякая другая комната, а члены его все-равно, что всякіе другіе люди. Онъ всегда говорилъ очень коротко, думая, что этого требуетъ и политика и здравый смыслъ, но слова приходили къ нему легко и онъ чувствовалъ, что могъ бы говорить вѣчно. Онъ заслужилъ репутацію практически-полезнаго человѣка. Онъ имѣлъ сильныя убѣжденія, но могъ и подчиняться. Природа была къ нему очень добра, сдѣлавъ его привлекательнымъ и внутренно и наружно — и эта-то привлекательность доставила ему популярность.

Тайна дуэли, кажется, въ это время была извѣстна многимъ, мужчинамъ и женщинамъ. Такъ Финіасъ примѣчалъ, но онъ думалъ, что этого не знаютъ ни лордъ Брентфордъ, ни Вайолетъ Эффингамъ. И въ этомъ онъ былъ правъ. Слухи не дошли еще до этихъ лицъ — слухи, хотя распространяющіеся такъ скоро и такъ далеко, часто медленно достигаютъ ушей тѣхъ, для кого они наиболѣе были бы интересны. Темные слухи достигли даже Кеннеди, и онъ спросилъ свою жену.

— Кто тебѣ сказалъ? спросила она рѣзко.

— Бонтинъ увѣрилъ меня.

— Бонтинъ всегда знаетъ больше всѣхъ обо всемъ кромѣ своего собственнаго дѣла.

— Такъ это неправда?

Лэди Лора промолчала — потомъ солгала.

— Разумѣется, это неправда. Мнѣ было бы жаль спросить ихъ, по мнѣ кажется, это самое невѣроятное обстоятельство па свѣтѣ.

Тогда Кеннеди увѣрился, что дуэли не было. Онъ имѣлъ неограниченное довѣріе къ словамъ своей жены и думалъ, что конечно она должна знать, что дѣлалъ ея братъ. И, какъ человѣкъ неразговорчивый, онъ не дѣлалъ болѣе разспросовъ о дуэли ни въ парламентѣ, ни въ клубѣ.

Сначала Финіаса очень разстроивали вопросы, которыми старались вырвать у него объясненіе тайны, но постепенно онъ къ этому привыкъ, и такъ какъ распространившіеся слухи не дѣлали ему вреда, то онъ сталъ къ нимъ равнодушенъ. Въ «Знамени» появилась другая статья, въ которой лордъ Ч, П, ф представлялись примѣрами аристократическихъ снобсовъ, порожденныхъ гнилымъ состояніемъ лондонскаго общества въ высшей сферѣ. Вотъ одинъ молодой лордъ, безславно знаменитый, поссорился съ своимъ собутыльникомъ, котораго онъ опредѣлилъ депутатомъ въ нижнюю палату, и вышелъ съ нимъ на дуэль, нарушая законы, скандализируя публику, и все это оставалось безъ наказанія!

Конечно, эта дуэль не повредила ему въ обществѣ, а то его не пригласили бы на обѣдъ къ лэди Глэнкорѣ Паллизеръ, даже еслибъ онъ и былъ приглашенъ въ числѣ пятисотъ гостей, столпившихся въ ея залахъ но окончаніи этого обѣда. Быть въ числѣ пятисотъ не значитъ ничего, но однимъ изъ шестнадцати значило очень много. На этомъ обѣдѣ были четыре министра — герцогъ, лордъ Кэнтринъ, Грешэмъ и хозяинъ. Были также Баррингтонъ Ирль, молодой лордъ Фаунъ, помощникъ государственнаго секретаря. Но остроумная грація присутствовавшихъ дамъ придавала еще болѣе интереса этому обѣду, чѣмъ положеніе мужчинъ. Хозяйка, лэди Гленкора Паллизеръ, лучше всякой женщины въ Лондонѣ умѣла говорить съ десятью лицами о десяти разныхъ предметахъ и сверхъ того она еще была въ цвѣтѣ красоты и молодости. Лэди Лopa была тутъ — какимъ образомъ она была отдѣлена отъ своего мужа, Финіасъ не могъ придумать, но лэди Лора была мастерица на такія отдѣленія. Лэди Кэнтрипъ было позволено пріѣхать съ своимъ супругомъ, но лордъ Кэнтрипъ вовсе не былъ такимъ мужемъ, какъ Кеннеди. Есть мужчины, которые не могутъ удержаться отъ проявленій своихъ супружескихъ правъ въ самыя неудобныя минуты. Лордъ Кэнтрипъ жилъ съ своей женой очень счастливо, но вы могли бы провести нѣсколько часовъ вмѣстѣ и съ нимъ и съ нею, и не знать, знакомы ли они другъ съ другомъ. Одна изъ дочерей герцога была тутъ — но не герцогиня, которая въ обществѣ была тяжела; — была также и красавица маркиза Гэртльтонъ. Вайолетъ Эффингамъ была тутъ, нанеся Финіасу ударъ въ сердце, когда онъ увидалъ ея улыбку. Не могъ ли онъ сказать ей нѣсколько словъ теперь? Грей также привезъ свою жену; была также мадамъ Максъ-Гёслеръ. Финіасу досталось вести къ обѣду — не Вайолетъ Эффингамъ, а мадамъ Максъ Гёслеръ.

А когда онъ сѣлъ за обѣдъ, по другую сторону его сѣла лэди Гэртльтопъ, исключительно разговаривавшая съ Паллизеромъ. Когда-то между ними происходили довольно затруднительныя вещи, но кажется теперь это было забыто ими обоими. Слѣдовательно, Финіасъ долженъ былъ разговаривать исключительно съ мадамъ Максъ-Гёслеръ, и узналъ, что онъ будетъ бросать свое сѣмя не на безплодную землю.

До-сихъ-поръ онъ никогда не слыхалъ о мадамъ Максъ-Гёслеръ. Лэди Гленкора, рекомендуя ихъ, произнесла ея имя такъ внятно, что онъ вполнѣ его разслышалъ, но не могъ догадаться, откуда она явилась и зачѣмъ она тутъ. Это была женщина вѣроятно лѣтъ за тридцать. У нея были густые, черные волосы, которые она носила въ локонахъ — какъ никто на свѣтѣ — въ локонахъ висѣвшихъ гораздо ниже ея лица и покрывавшихъ, можетъ-быть съ намѣреніемъ, худобу щекъ, которыя безъ этого отняли бы часть прелестей отъ ея физіономіи. Глаза у нея были большіе, темно-голубые и очень блестящіе — и она глядѣла ими такимъ образомъ, который едвали свойственъ англичанкѣ. Она какъ-будто намѣревалась показать вамъ, что употребляетъ ихъ для того, чтобы побѣдить васъ — имѣя такой видъ, какъ рыцарь давно прошедшаго времени, входившій въ комнату съ обнаженною шпагою въ рукѣ. Лобъ ея былъ широкъ и немножко низокъ, носъ не классически прекрасенъ, будучи шире къ ноздрямъ, чѣмъ требовала красота, и кромѣ того не совершенно прямъ въ своихъ очертаніяхъ. Губы были очень тонки. Зубы, которые она показывала какъ мжно меньше, были совершенны по формѣ и цвѣту. Тѣ, которые критиковали ее строго, говорили однако, что они были слишкомъ широки. Подбородокъ былъ хорошо обрисованъ и раздѣлялся ямочкою, придававшей лицу нѣжную пріятность, которой безъ этого ей не доставало бы. Но можетъ быть ея главная красота состояла въ блескѣ ея смуглаго цвѣта лица. Вы могли бы почти вообразить, что видите разныя линіи подъ ея кожей. Она была высока довольно, но не черезчуръ, и такъ тонка, что казалась почти худощава въ своихъ пропорціяхъ. Она всегда носила платье съ закрытымъ лифомъ и никогда не обнажала своихъ рукъ. Хотя она была единственная женщина, одѣтая такимъ образомъ въ комнатѣ, эта странность не поражала никого, потому что въ другихъ отношеніяхъ ея нарядъ былъ такъ богатъ и страненъ, что не могъ не привлечь вниманія. Наблюдатель самый невнимательный, и тотъ примѣтилъ бы, что мадамъ Максъ-Гёслеръ одѣта совсѣмъ не такъ, какъ другія женщины. Главный цвѣтъ въ ея нарядѣ всегда былъ черный, но перо мое не осмѣлится описать полосы желтаго и рубиноваго шелка, переплетавшіяся черными кружевами на груди ея и вокругъ шеи, на плечахъ, на рукахъ, даже до самаго подола, лишая черную матерію всей ея мрачной торжественности и производя блескъ, въ которомъ не было ничего пестраго. На ней не было и слѣда кринолина и ничего похожаго па трэнъ. Кружевные рукава ея платья съ блестящими шелковыми полосами плотно обтягивали ея руки, а вокругъ шеи у нея былъ самый крошечный кружевной воротничекъ, на которомъ лежала короткая цѣпь изъ римскаго золота съ рубиновой подвѣской. И въ ушахъ у нея были рубины, и брошка рубиновая, и рубины въ браслетахъ на рукахъ. Вотъ какова была по наружности мадамъ Максъ-Гёслеръ, и Финіасъ, садясь возлѣ нея, думалъ, что судьба хорошо его пристроила — только онъ предпочелъ бы гораздо болѣе сидѣть возлѣ Вайолетъ Эффингамъ.

Я сказалъ, что относительно разговора его сѣмя не было брошено на безплодную почву. Но я не знаю, бросалъ ли онъ даже сѣмя. Всѣ предметы для разговора выбирала эта дама.

— Мистеръ Финнъ, сказала она: — чего бы я ни дала, чтобы быть членомъ британскаго парламента въ настоящую минуту!

— Почему же именно въ эту минуту?

— Потому что можно сдѣлать кое-что. Единственный недостатокъ въ жизни женщины то, что она не можетъ дѣйствовать въ политикѣ.

— Которую же сторону взяли бы вы?

— Какъ! здѣсь въ Англіи? спросила мадамъ Гёслеръ, я по этому выраженію, такъ же какъ и по двумъ другимъ тому подобнымъ, Финіасъ сталъ сомнѣваться, соотечественница ля ему эта дама или нѣтъ. — Право это трудно сказать, политически я желала бы быть на сторонѣ Тёрнбёлля — подавать голосъ за все — за балотировку, за право женщинъ подавать голосъ, за неограниченное право устроивать стачки, за воспитаніе всѣхъ и каждаго и уничтоженіе епископскихъ мѣстъ.

— Какая большая программа! сказалъ Финіасъ.

— Это правда, мистеръ Финнъ, но я желала бы этого. Мнѣ кажется однако, что я почувствовала бы искушеніе погрузиться въ убѣжденіе, что я могла бы проповѣдывать мои воззрѣнія не опасаясь, что ихъ приведутъ въ исполненіе. Вѣдь между жизнью и теоріей всегда есть разница, мистеръ Финнъ.

— И такъ удобно имѣть теоріи, которыя такъ удобно исполнять, сказалъ Финіасъ.

— Не-правда-ли? Мистеръ Паллизеръ, вы примѣняете къ жизни ваши политическія теоріи?

Въ эту минуту Паллизеръ сидѣлъ совершенно молча между лэди Гэртльтопъ и дочерью герцога, и слегка подпрыгнулъ на стулѣ при этомъ внезапномъ обращеніи къ нему.

— Я говорю о теоріяхъ вашей нижней палаты, мистеръ Паллизеръ. Мистеръ Финнъ говоритъ, что очень хорошо имѣть передовыя идеи, потому что никто не обязанъ дѣйствовать по нимъ практически.

— Это, мнѣ кажется, очень опасная доктрина, сказалъ Паллизеръ.

— Но пріятная — такъ по-крайней-мѣрѣ говоритъ мистеръ Финнъ.

— По-крайней-мѣрѣ очень обыкновенная, сказалъ Финіасъ.

— Что касается меня, серьезно сказалъ Паллизеръ: — мнѣ кажется, я всегда стараюсь примѣнить къ практикѣ всѣ тѣ политическія доктрины, за которыя я стою въ теоріи.

Во время этого разговора лэди Гэртльтонъ сидѣла, какъ-будто пи одно слово не доходило до ея ушей. Она по понимала мадамъ Максъ-Гёслеръ и не любила ее. Паллизеръ, сказавъ свою маленькую рѣчь, обернулся къ дочери герцога и спросилъ ее что-то о Лонгройстонскихъ оранжереяхъ.

— Я вызвала слово мудрости, сказала мадамъ Максъ-Гёслеръ почти шопотомъ.

— Да, сказалъ Финіасъ: — и заставили думать министра, что я самый неосновательный политикъ. Вы можетъ быть уничтожили всѣ мои надежды въ жизни, мадамъ Максъ-Гёслеръ.

— Позвольте мнѣ надѣяться, что я не сдѣлала этого. На сколько я могу понять образъ дѣйствія вашего правительства, домогающіеся мѣстъ успѣваютъ главное потому, что сдѣлаются необыкновенно непріятны лицамъ имѣющимъ власть. Если человѣкъ можетъ попадать мѣтко, его непремѣнно посадятъ на скамью казначейства — ни для того, чтобы онъ могъ мѣтко попадать въ другихъ, но для того, чтобы онъ пересталъ попадать въ тѣхъ, которые находятся тамъ. Я не думаю, чтобы люди выбирались для того, что они полезны.

— Вы строги ко всѣмъ намъ.

— Право, на сколько я могу видѣть, одинъ человѣкъ такъ же полезенъ, какъ и другой. Но шутки въ сторону — мнѣ говорятъ, что вы непремѣнно сдѣлаетесь министромъ.

Финіасъ чувствовалъ, что онъ краснѣетъ. Можетъ ли быть, чтобы за-глаза о немъ говорили какъ о человѣкѣ, который можетъ возвыситься въ своемъ политическомъ положеніи?

— Тѣ, которые вамъ сказали, очень добры, неловко отвѣчалъ онъ; — но я не знаю кто это. Я никогда но поднимусь такимъ образомъ, какъ вы говорите, то-есть браня тѣхъ, кого я поддерживаю.

Послѣ этого мадамъ Максъ-Гёслеръ обернулась къ Грею, который сидѣлъ съ другой стороны возлѣ нея, и Финiасъ на минуту былъ оставленъ въ молчаніи. Онъ пробовалъ сказать нѣсколько словъ лэди Гэртльтонъ, но лэди Гэртльтопъ только граціозно наклонила голову, соглашаясь съ его мнѣніемъ. Потомъ онъ занялся своимъ обѣдомъ.

— Что вы думаете о миссъ Эффингамъ? вдругъ спросила его мадамъ Максъ-Гёслеръ.

— Что я думаю о ней?

— Вы знаете ее, я полагаю?

— О да! — я знаю ее; она очень дружна съ моими друзьями Кеннеди.

— Я такъ слышала. Мнѣ говорятъ, что множество мужчинъ сходятъ по ней съ ума. Вы не изъ числа ли ихъ?

— О да! я не прочь быть въ числѣ этого множества. Признаться въ этомъ ничего не значитъ.

— Но вы восхищаетесь ею?

— Разумѣется, отвѣчалъ Финіасъ.

— А! я вижу, что вы шутите. А я восхищаюсь. Говорятъ, будто женщины никогда не восхищаются другими женщинами, но я искренно восхищаюсь миссъ Эффингамъ.

— Она дружна съ вами?

— О нѣтъ! я не смѣю сказать этого. Я провела съ нею прошлою зимою одну недѣлю въ Мачингѣ и, разумѣется, встрѣчала ее въ домахъ; она кажется мнѣ самой независимой дѣвушкой, какую я когда-либо встрѣчала въ моей жизни. Я думаю, что ничто не заставитъ ее выйти за человѣка, если она не будетъ любить его и уважать, а мнѣ кажется, это очень рѣдко можно сказать о дѣвушкѣ.

— Я также это думаю, отвѣчалъ Финіасъ.

Потомъ онъ помолчалъ съ минуту прежде чѣмъ продолжалъ.

— Я не могу сказать, чтобы коротко зналъ миссъ Эффйнгамъ, но судя но тому, сколько я ее видѣлъ, мнѣ кажется вѣроятнымъ, что она совсѣмъ не выйдетъ замужъ.

— Весьма вѣроятно, отвѣчала мадамъ Максъ-Гёслеръ и опять обернулась къ Грею.

Черезъ десять минутъ послѣ этого, когда дамамъ настала пора уходить, мадамъ Максъ-Гёслеръ опять обратилась къ Финіасу и, прямо смотря ему въ лицо, сказала:

— Желала бы я знать, придетъ ли время, мистеръ Финнъ, когда вы мнѣ разскажете о вашей поѣздкѣ въ Бланкенбергъ?

— Въ Бланкенбергъ?

— Да, въ Бланкенбергъ. Я не спрашиваю теперь. Но когда-нибудь спрошу.

Тутъ лэди Гленкора встала съ своего мѣста и мадамъ-Максъ Гёслеръ ушла вмѣстѣ съ другими.

Глава ХLI. Лордъ Фаунъ

Какое дѣло мадамъ Максъ-Гёслеръ до его поѣздки въ Бланкенбергъ? думалъ Финіасъ, сидя молча между Паллизеромъ и Греемъ, и зачѣмъ она, совершенно для него посторонняя, осмѣлилась сдѣлать ему такой вопросъ? Но такъ какъ разговоръ скоро послѣ ухода дамъ обратился на политику я сдѣлался общимъ, Финіасъ на время забылъ мадамъ Максъ-Гёслеръ и бланкенбергскую поѣздку, и внимательно прислушивался къ словамъ министровъ, время отъ времени самъ произнося слова два. Но засѣданіе въ столовой Паллизера продолжалось не долго и Финіасъ скоро очутился въ толпѣ пріѣзжавшихъ гостей въ верхнихъ комнатахъ. Цѣль его была встрѣтиться съ Вайолетъ Эффингамъ, но еслибъ это ему не удалось, онъ билъ не прочь сказать еще нѣсколько словъ съ мадамъ Максъ-Гёслеръ.

Онъ прежде всѣхъ встрѣтился съ лэди Лорой, съ которой еще не говорилъ, и остановившись съ ней на нѣсколько минуть, спросилъ о своей сосѣдкѣ за столомъ.

— Скажите мнѣ, лэди Лора, кто эта мадамъ Максъ-Гёслеръ, и почему я прежде никогда не встрѣчался съ нею?

— Это будутъ два вопроса, мистеръ Финнъ, но я отвѣчу на оба какъ могу. Вы не встрѣчались съ нею прежде потому, что она была въ Германіи прошлую весну и лѣто, а въ третьемъ году вы не такъ много бывали въ свѣтѣ, какъ послѣ того, все-таки вы должны были видѣть ее, какъ мнѣ кажется. Она вдова австрійскаго банкира и большую часть жизни провела въ Вѣнѣ. Она очень богата и имѣетъ небольшой домъ въ Парковскомъ переулкѣ, гдѣ принимаетъ такъ разборчиво, что считается честью быть приглашеннымъ къ мадамъ Максъ-Гёслеръ. Враги ея говорятъ, будто отецъ ея былъ нѣмецкій жидъ, служившій въ Англіи у вѣнскихъ банкировъ. Говорятъ также, будто она вышла во второй разъ замужъ за австрійскаго графа, которому платитъ въ годъ извѣстную сумму, чтобы онъ не жилъ съ нею. Но объ этомъ, кажется, никто не знаетъ ничего. Извѣстно то, что мадамъ Максъ-Гёслеръ тратитъ въ годъ семь или восемь тысячъ фунтовъ стерлинговъ и не даетъ ни одному мужчинѣ возможности даже сдѣлать ей предложеніе выйти за него. Прежде ее избѣгали, но теперь она бываетъ почти вездѣ.

— Она не бываетъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ?

— О нѣтъ! лэди Гленкора зашла гораздо дальше насъ. Мы люди отсталые, судя по тому, какъ теперь идетъ свѣтъ.

Тутъ Финіасъ началъ ходить по комнатамъ, стараясь найти случай привлечь на пять минутъ вниманіе миссъ Эффингамъ. Въ то время какъ лэди Лора разсказывала ему исторію мадамъ Максъ-Гёслеръ, глаза его бродили вокругъ и онъ примѣтилъ, что Вайолетъ стояла въ дальнемъ углу большой передней, на которую открывались лѣстницы. Онъ видѣлъ также, что она разговариваетъ съ лордомъ Фауни, неженатымъ пэромъ, лѣтъ двадцати, съ безподобными усами, съ небольшимъ состояніемъ и съ начинающейся политической репутаціей. Лордъ Фаунъ говорилъ съ Вайолетъ во весь обѣдъ и Финіасъ началъ думать, что ему хотѣлось бы еще разъ съѣздить въ Бланкенбергъ для того, чтобы подраться на дуэли съ его сіятельствомъ на пескахъ. Когда лэди Лopa кончила говорить, глаза его обратились въ большую открытую дверь, на то мѣсто, гдѣ стоялъ его кумиръ.

— Это безполезно, другъ мой, сказала лэди Лора, дотронувшись до его руки. — Хотѣлось бы мнѣ растолковать вамъ, какъ это безполезно, потому что тогда вы можетъ быть были бы счастливѣе.

На это Финіасъ не отвѣчалъ, но пошелъ бродить по комнатамъ. Почему это безполезно? Неужели Вайолетъ выйдетъ за человѣка только потому, что онъ лордъ?

Черезъ полчаса ему удалось пробраться къ тому мѣсту, гдѣ все еще стояла Вайолетъ, а возлѣ нея лордъ Фаунъ.

— Я насилу до васъ добрался, сказалъ ей Финіасъ.

— А теперь, когда вы здѣсь, вы должны остаться, потому что отсюда невозможно выбраться, отвѣчала она. — Лордъ Фаунъ дѣлалъ попытку разъ шесть, но потерпѣлъ прискорбно неудачу.

— Я остался совершенно доволенъ, сказалъ лордъ Фаунъ: — болѣе чѣмъ доволенъ.

Финіасъ думалъ, что и онъ долженъ былъ сказать миссъ Эффингамъ какую-нибудь особенную причину, зачѣмъ онъ старался до нея добраться, но ему нечего было сказать. Еслибъ тутъ не было лорда Фауна, онъ немедленно сказалъ бы ей, что ждетъ отвѣта на вопросъ, который онъ сдѣлалъ ей въ лѣсу Сольсби, но онъ не могъ этого сдѣлать въ присутствіи благороднаго помощника государственнаго секретаря. Она приняла Финіаса съ пріятной улыбкой, смотря на него именно съ такимъ видомъ, какъ въ то утро, когда онъ разстался съ ними послѣ поѣздки верхомъ. Она не выразила ни гнѣва, ни даже равнодушія при его приближеніи. Но все-таки ему было почти необходимо объяснить, почему онъ ее искалъ.

Я такъ желалъ слышать отъ васъ, какъ вы провели время въ Лофлинтерѣ, сказалъ онъ.

— Да — да, я скажу вамъ объ этомъ когда-нибудь, можетъ быть. Для чего вы не бываете у лэди Бальдокъ?

— Я даже не зналъ, что лэди Бальдокъ въ Лондонѣ.

— Вы должны были знать. Разумѣется, она въ Лондонѣ. Гдѣ же вы полагали я живу? Лордъ Фаунъ быль у насъ вчера и можетъ сказать, что тетушка моя рѣшительно цвѣтетъ.

— Лэди Бальдокъ цвѣтетъ, сказалъ лордъ Фаунъ: — конечно цвѣтетъ, то-есть если можно сказать, что молодило можетъ цвѣсти.

— Молодило цвѣтетъ такъ же, какъ и весеннія растенія, лордъ Фаунъ. Приходите повидаться съ нею, мистеръ Финнъ, — только вы должны принести денегъ для Женскаго Протестантскаго Общества Эмиграціи Незамужнихъ Женщинъ. Это настоящій конёкъ моей тетушки, какъ извѣстно карману лорда Фауна.

— Желалъ бы я имѣть возможность истратить и впередъ полсоверена также хорошо.

— Но для меня это опасное дѣло, такъ какъ тетушка хочетъ, чтобы я отправилась сама передовой протестантской незамужней эмигранткой.

— Неужели это правда? сказалъ лордъ Фаунъ съ большимъ безпокойствомъ.

— Разумѣется, вы поѣдете, сказалъ Финіасъ: — на вашемъ мѣстѣ я поѣхалъ бы.

— Я еще не рѣшаюсь, сказала Вайолетъ.

— Это такая великая будущность, продолжалъ Финіасъ. — Такъ много пріятныхъ ощущеній и такая полезная каррьера!

— Какъ будто здѣсь не можетъ быть пріятныхъ ощущеній для миссъ Эффингамъ! сказалъ лордъ Фаунъ.

— Вы это думаете? спросила Вайолетъ. — Стало быть, я должна сказать, что вы гораздо вѣжливѣе мистера Финна.

Тутъ Финіасъ началъ надѣяться, что ему нечего бояться лорда Фауна.

— Какъ вы были счастливы за обѣдомъ! обратилась Вайолетъ къ Финіасу.

— А я находилъ лорда Фауна счастливымъ.

— Вы одинъ пользовались бесѣдой мадамъ Максъ-Гёслеръ около двухъ часовъ, и а полагаю, въ комнатѣ не было ни одного человѣка, который не завидовалъ бы вамъ. Я не сомнѣваюсь, что многіе упрашивали лэди Гренкору, чтобы имъ позволили вести къ обѣду мадамъ Максъ-Гёслеръ. Я знаю, что лордъ Фаунъ интриговалъ.

— Миссъ Эффингамъ, право я долженъ… опровергнуть ваши слова.

— Баррингтонъ Ирль просилъ оказать ему это, какъ особенную милость. Герцогъ со вздохомъ признался, что это невозможно по милости его тягостнаго званія, а Грешэмъ, когда ему это предложили, сказалъ, что онъ усталъ отъ парламентскихъ дѣлъ и неспособенъ къ такому важному случаю. Много ли она говорила съ вами и о чемъ?

— Главное о баллотировкѣ и собираніи голосовъ.

— А! Я увѣрена, что она сказала что-нибудь больше. Мадамъ Максъ-Гёслеръ не оставитъ ни одного мужчину безъ того, чтобы не околдовать его. Если у васъ есть что-нибудь близкое къ сердцу, мистеръ Финнъ, я увѣрена, что мадамъ Максъ-Гёслеръ коснулась этого.

У Финіаса были два предмета, близкіе къ сердцу — политическое возвышеніе и Вайолетъ Эффингамъ — и мадамъ Максъ-Гёслеръ успѣла коснуться ихъ обоихъ. Она спрашивала его о поѣздкѣ въ Бланкенбергъ и очень близко коснулась его относительно Вайолетъ Эффингамъ.

— Вы разумѣется знаете мадамъ Максъ-Гёслеръ? спросила Вайолетъ лорда Фауна.

— О, да! я знаю эту даму — то-есть какъ ее знаютъ другіе. Я думаю, ее никто коротко не знаетъ, и мнѣ кажется, что она уже начинаетъ свѣту надоѣдать. Тайна не годится никуда, если вѣчно останется тайной.

— И негодится уже совсѣмъ, когда ее узнаютъ, сказала Вайолетъ.

— Слѣдовательно, мадамъ Максъ-Гёслеръ всѣмъ надоѣла, сказалъ лордъ Фаунъ.

— А вамъ она не надоѣла? спросила Вайолетъ.

Тогда Финіасъ, желая пойти наперекоръ лорду Фауну, объявилъ, что онъ нашелъ мадамъ Максъ-Гёслеръ восхитительной.

— И прелестной — неправдали? сказала Вайолетъ.

— Прелестной! воскликнулъ лордъ Фаунъ.

— Я нахожу ее большой красавицей, сказалъ Финіасъ.

— И я также, сказала Вайолетъ. — И она такая дорогая моя союзница. Прошлую зиму мы провели цѣлую недѣлю и поклялись въ вѣчной дружбѣ. Она такъ много разсказывала мнѣ о господинѣ Гёслерѣ.

— Она ничего не разсказывала вамъ о своемъ второмъ мужѣ? спросилъ лордъ Фаунъ.

— Теперь, когда вы принялись за сплетни, я больше говорить не стану, отвѣчала Вайолетъ.

Черезъ полчаса послѣ этого, когда Финіасъ приготовлялся пробраться домой, онъ опять очутился возлѣ мадамъ Максъ-Гёслеръ. Онъ не нашелъ ни одной минуты попросить у Вайолетъ отвѣта на его прежній вопросъ и уходилъ раздосадованный, но не огорченный. Онъ думалъ, что лордъ Фаунъ не серьёзное препятствіе для него. Лэди Лора сказала ему, что для него нѣтъ надежды, но онъ думалъ, что лэди Лора на этотъ счетъ предубѣждена. Вайолетъ Эффингамъ конечно знала его желанія, а зная ихъ, улыбалась ему и была въ нему любезна. Сдѣлала ли бы она это, еслибъ его притязанія были для нея непріятны?

— Я видѣла, что вы имѣли успѣхъ въ этотъ вечеръ, сказала ему мадамъ Максъ-Гёслеръ.

— Я не знаю ни о какомъ успѣхѣ.

— Я называю большимъ успѣхомъ имѣть возможность пробраться куда вы хотите сквозь такую толпу, какая здѣсь. Вы мнѣ кажетесь такимъ сильнымъ кавалеромъ, что я попрошу васъ отыскать моего слугу и велѣть ему подавать мой экипажъ. Вы это сдѣлаете?

Финіасъ разумѣется объявилъ, что онъ будетъ въ восторгѣ.

— Онъ нѣмецъ и не въ ливреѣ. Но если кто-нибудь позоветъ, онъ услышитъ. Онъ очень расторопенъ и гораздо внимательнѣе вашихъ англійскихъ лакеевъ. Изъ англичанина никогда не выходитъ хорошій слуга.

— Это комплиментъ намъ британцамъ?

— Конечно, нѣтъ. Если человѣкъ занимаетъ должность слуги, онъ долженъ имѣть на это способность.

Финіасъ приказалъ подавать карсту, и воротившись, стоялъ съ мадамъ Максъ-Гёслеръ въ передней.

— Впрочемъ, мы самые неловкіе люди на свѣтѣ, сказала она. — Вы знаете лорда Фауна, который сейчасъ разговаривалъ съ миссъ Эффингамъ? Вы послушали бы, какъ онъ старался сказать мнѣ комплиментъ передъ обѣдомъ. Это было похоже на осла, танцующаго менуэтъ, а между тѣмъ говорятъ, что онъ человѣкъ умный и умѣетъ говорить рѣчи.

Неужели у мадамъ Максъ-Гёслеръ слухъ такой тонкій, что она слышала, какъ о ней говорилъ лордъ Фаунъ?

— Онъ человѣкъ свѣдущій сказалъ Финіасъ.

— Для лорда, хотите вы сказать, замѣтила мадамъ Максъ-Гёслеръ. — Но онъ дуракъ, не такъ ли? А между тѣмъ говорятъ, что онъ женится на этой дѣвушкѣ.

— Я этого не думаю, рѣшительно сказалъ Финіасъ.

— Я надѣюсь отъ всего моего сердца, и надѣюсь также, что женится кто-нибудь другой — если только не передумаетъ. Благодарю васъ; я очень вамъ обязана. Пожалуйста зайдите ко мнѣ, — нумеръ 193 въ Парковомъ переулкѣ. Вы навѣрно знаете маленькій коттэджъ.

Онъ посадилъ мадамъ Максъ-Гёслеръ въ ея экипажъ и пошелъ въ свой клубъ.

Глава XLII. Лэди Бальдокъ не посылаетъ пригласительнаго билета Финіасу Финну

Донъ лэди Бальдокъ на Беркелейскомъ сквэрѣ былъ очень величественъ, большой домъ съ пятью окнами въ рядъ, огромной дверью и большой квадратной передней, и толстымъ швейцаромъ; — но онъ былъ мраченъ и скученъ. Не перекрашивали его цѣлыхъ десять лѣтъ, а не меблировали вновь двадцать. Все-таки лэди Бальдокъ давала вечера и на нихъ ѣздили, хотя не такой тѣсной толпой, какъ къ лэди Гленкорѣ. Финіасъ Финнъ не былъ приглашенъ на вечера лэди Бальдокъ въ настоящій сезонъ и причина тому была такова.

— Да, ты можешь послать мистеру Финну, конечно, говорила лэди Бальдокъ дочери, которая въ началѣ весны приготовляла пригласительные билеты.

— Я не нахожу, чтобы онъ былъ очень милѣ, сказала Августа Боригэмъ, глаза которой въ Сольсби можетъ быть были проницательнѣе материнскихъ и которая можетъ быть подозрѣвала кое-что.

Но лэди Бальдокъ не любила, чтобы вмѣшивалась ея дочь.

— Конечно, надо послать мистеру Финну, продолжала она: — говорятъ, что этотъ молодой человѣкъ будетъ имѣть успѣхъ, и онъ депутатъ мѣстечка лорда Брентфорда. Разумѣется онъ радикалъ, но мы ничѣмъ не можемъ тутъ помочь. Всѣ молодые люди радикалы. Я находила его очень вѣжливымъ въ Сольсби.

— Но, мама…

— Ну?

— Вы нe находите, что онъ слишкомъ свободно обращается съ Вайолетъ?

— Ради Бога, что ты хочешь сказать, Августа?

— Вамъ не показалось, что онъ… въ нее влюбленъ?

— Боже милостивый, нѣтъ!

— А мнѣ кажется. Мнѣ иногда казалось, что и она въ него влюблена.

— Я не вѣрю этому, Августа — не вѣрю. Я очень проницательна на такія вещи. Онѣ никогда не ускользнутъ отъ меня. Даже Вайолетъ не была бы такой дурой. Пошли ему пригласительный билетъ и если онъ будетъ, я скоро увижу.

Миссъ Боригэмъ вполнѣ понимала свою мать, хотя никогда не могла одержать надъ нею верхъ — и билетъ былъ приготовленъ. Миссъ Боригэмъ никогда не могла одержать верхъ надъ матерью своими собственными усиліями, но мнѣ кажется, что посредствомъ ея маленькихъ интригъ надъ лэди Бальдокъ былъ одержанъ верхъ относительно нашего героя, и что эта побѣда была одержана въ тотъ самый день, когда билеты должны были разсылаться.

Когда мать и дочь сидѣли за чаемъ передъ обѣдомъ, лордъ Бальдокъ вошелъ въ комнату и, послѣ похвалъ и нѣжностей матери, взялъ пригласительные билеты изъ китайской вазы и сталъ ихъ пересматривать.

— Лордъ Фаунъ, сказалъ онъ: — величайшій оселъ во всемъ Лондонѣ! Лэди Гэртльтонъ! Вы знаете, что она не пріѣдетъ.

— Я не знаю, почему ей не пріѣхать, сказала лэди Бальдокъ. — Дочь провинціальнаго пастора!

— Джуліусъ Цезарь Конуэй, большой мой пріятель и поэтому всегда кладетъ черные балы другимъ моимъ пріятелямъ въ клубѣ. Лордъ Чильтернъ; я думалъ, что вы съ Чильтерномъ на ножахъ.

— Говорятъ, онъ мирится съ отцомъ, Густавъ, и я дѣлаю это для лорда Брентфорда. И онъ не пріѣдетъ, такъ что это не значитъ ничего. Я вѣрю, что Вайолетъ точно отказала ему.

— Вы совершенно правы на счетъ того, что онъ не пріѣдетѣ, сказалъ лордъ Бальдокъ, продолжая читать пригласительные билеты: — Чильтернъ навѣрно не пріѣдетъ. Графъ Спарровскій — желалъ бы я знать, зачѣмъ вы приглашаете Спарровскаго сюда; вы совсѣмъ не знаете его.

— Его приглашаютъ вездѣ, Густавъ, право приглашаютъ, сказала лэди Бальдокъ умоляющимъ тономъ.

— Мнѣ кажется, Спарровскій авантюристъ безъ гроша. Мистеръ Монкъ; ну это министръ. Сэр-Грегори Грисуингъ; вы очень мило смѣшиваете людей. Сэр-Грегори Грисуингъ самый старинный тори въ Англіи.

— Разумѣется, мы политикой не занимаемся, Густавъ.

— Финіасъ Финнъ. Онъ какъ попалъ сюда?

— Мистера Финна приглашаютъ вездѣ, Густавъ.

— Я въ этомъ не сомнѣваюсь. Говорятъ, онъ хорошій человѣкъ. Говорятъ, что Вайолетъ находитъ это такъ же какъ и другіе.

— Что ты хочешь сказать, Густавъ?

— Я хочу сказать, что всѣ увѣряютъ, будто Финіасъ Финнъ хочетъ начать свою каррьеру въ свѣтѣ женитьбой на вашей племянницѣ. Онъ дѣлаетъ прекрасно, если только имѣетъ надежду на успѣхъ.

— Я не нахожу, чтобы онъ поступалъ прекрасно, сказала лэди Бальдокъ съ большой энергіей: — я нахожу, что онъ поступилъ бы дурно — постыдно дурно. Говорятъ, онъ сынъ ирландскаго доктора и не имѣетъ никакого состоянія. Вотъ именно по этому онъ и поступитъ прекрасно. Что дѣлать такому человѣку, какъ не жениться на деньгахъ? Онъ чертовски красивъ и непремѣнно этого достигнетъ.

— Ему слѣдуетъ заработывать деньги въ Сити, когда такъ, или гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Но я не вѣрю этому, Густавъ, право не вѣрю.

— Очень хорошо. Я только говорю вамъ, что слышу. Дѣло въ томъ, что онъ съ Чильтерномъ поссорился изъ-за нея. Если я вамъ скажу, что они ѣздили въ Голландію и дрались изъ-за нея на дуэли, вы этому не повѣрите.

— Дрались на дуэли изъ-за Вайолетъ? Теперь никто не дерется на дуэли и я этому не вѣрю.

— Очень хорошо. Когда такъ, посылайте пригласительный билетъ мистеру Финну.

Говоря такимъ образомъ, лордъ Бальдокъ вышелъ изъ комнаты. Лэди Бальдокъ сидѣла молча нѣсколько времени, поджаривая хлѣбъ у огня, а Августа Боригэмъ сидѣла возлѣ, ожидая приказаній. Она была почти увѣрена, что ей будутъ отданы новыя приказанія, если только она не станетъ вмѣшиваться.

— Лучше отложи пока этотъ билетъ, наконецъ сказала лэди Бальдокъ. — Я узнаю. Я не вѣрю ни слову изъ того, что сказалъ Густавъ. Я не думаю, чтобы даже Вайолетъ была такая дура. Но если опрометчивые, злые люди говорятъ объ этомъ, слѣдуетъ наблюдать осторожность.

— Осторожность слѣдуетъ наблюдать всегда, неправдали, мама?

— Но я нахожу, что говорить такія вещи о молодой дѣвицѣ очень неприлично, а исторіи о дуэли я не вѣрю. Это нелѣпость. Густавъ навѣрно выдумалъ это для собственной забавы.

Пригласительный билетъ, разумѣется, не былъ посланъ, и лэди Бальдокъ на столько повѣрила разсказу сына, что сочла своею обязанностью разспросить племянницу. Лэди Бальдокъ въ это время нѣсколько боялась Вайолетъ Эффингамъ. Въ многочисленныхъ стычкахъ, происходившихъ между ними, тетка рѣдко одерживала такую побѣду, которая удовлетворила бы ее. Ей хотѣлось повелѣвать племянницей, какъ она повелѣвала своею дочерью, а когда она увидала, что это для нея невозможно, ей хотѣлось сказать Вайолетъ, что она выгонитъ ее изъ своего дома и не будетъ считать ее болѣе своей племянницей. Но еслибъ она это сдѣлала, Вайолетъ тотчасъ уѣхала бы отъ нея, и потомъ вышли бы ужасныя вещи. Пріятно выгнать изъ дома племянника или племянницу, которые зависятъ отъ насъ въ денежномъ отношеніи, но когда они богаты, то это удовольствіе значительно уменьшается. Лэди Бальдокъ знала, что ее будутъ язвить колкой сатирой, если она станетъ бранить или только разспрашивать Вайолетъ, а все-таки она не хотѣла отказать себѣ въ удовольствіи читать наставленія и учить.

«Это мой долгъ, говорила она себѣ: «и хотя онъ принимается дурно, я все-таки буду его исполнять.»

Она исполнила свой долгъ и сдѣлала Вайолетъ нѣсколько вопросовъ о Финіасѣ Финнѣ.

— Милая моя, сказала она: — ты помнишь, что ты встрѣчала въ Сольсби какого-то мистера Финна?

— Какого-то мистера Финна, тетушка? Это мой короткій другъ. Разумѣется помню, онъ билъ въ Сольсби. Я встрѣчала его тамъ не разъ. Развѣ вы не помните, что мы ѣздили верхомъ?

— Конечно. Я помню, что онъ тамъ былъ, но я не знала, что онъ твой короткій… другъ.

— Очень короткій, тетушка. № 1, могу я сказать — то-есть между молодыми людьми.

Лэди Бальдокъ конечно была самая нескромная старуха, а Вайолетъ самая задорливая дѣвушка на свѣтѣ. Если лэди Бальдокъ опасалась, ей слѣдовало не посылать пригласительнаго билета и удалять молодую дѣвушку отъ молодого человѣка какъ можно болѣе. Hо миссъ Эффингамъ, конечно, не должна была называть № 1 молодого человѣка. Какъ я ни люблю миссъ Эффингамъ, я не могу оправдать ее и долженъ сознаться, что она нарочно придумала такую неприличную фразу, чтобы досадить теткѣ.

— Вайолетъ, сказала лэди Бальдокъ, разсердившись: — я никогда не слыхала такого слова отъ молодой дѣвицы.

— № 1 просто значитъ, что онъ очень хорошъ.

— Ты хочешь сказать, что мистеръ Финнъ очень хорошъ?

— Да. Спросите лорда Брентфорда и мистера Кеннеди. Вы знаете, онъ вѣдь спасъ мистера Кеннеди отъ гаротеровъ.

— Это не имѣетъ никакого отношенія къ тому, о чемъ мы говоримъ. Это могъ сдѣлать и полисманъ. Мистеръ Финнъ только исполнилъ свою обязанность.

— Разумѣется. Не могъ же онъ стоять возлѣ и смотрѣть, какъ душатъ мистера Кеннеди. Онъ чуть не убилъ одного гаротера, а другого захватилъ собственными руками. И какую чудную рѣчь сказалъ онъ намедни! Я прочла ее всю. Я такъ рада, что онъ либералъ! Я люблю либеральныхъ молодыхъ людей.

Лэди Бальдокъ была тори, какъ псѣ Бальдоки — послѣ того какъ одного изъ нихъ, бывшаго вигомъ, подкупили при Георгѣ III баронетствомъ.

— Тебѣ нѣтъ никакого дѣла до политики, Вайолетъ.

— Почему же мнѣ и не заняться нѣсколько политикой, тетушка?

— Я должна сказать тебѣ, что твое имя очень непріятно упоминается вмѣстѣ съ именемъ этого молодого человѣка по милости твоей нескромности.

— Какой нескромности?

Вайолетъ, спрашивая тетку о болѣе прямомъ обвиненіи, стала прямо передъ теткой и смотрѣла ей въ лицо — почти подбоченившись.

— Ты называешь его № 1.

— Ходятъ толки обо мнѣ и о мистерѣ Финнѣ, оттого что я теперь, въ эту самую минуту, назвала его № 1! Если вамъ хочется бранить меня за что-нибудь, тетушка, пожалуйста придумайте что-нибудь менѣе смѣшное.

— Это самое неприличное выраженіе — и если ты говоришь со мною такимъ образомъ, то навѣрно и съ другими.

— Съ кѣмъ другими?

— Съ мистеромъ Финномъ — и съ людьми такого сорта.

— Назвать въ лицо мистера Финна № 1! Честное слово, я не знаю почему мнѣ не сдѣлать этого. Лордъ Чильтернъ говоритъ, что онъ безподобно ѣздитъ верхомъ, и если мы будемъ говорить о верховой ѣздѣ, можетъ быть, я его такъ и назову.

— Тебѣ не съ какой стати говорить съ лордомъ Чильтерномъ о мистерѣ Фирнѣ.

— Почему же? А я думала, что можетъ быть одинъ грѣхъ можетъ смягчить другой. Вы знаете, тетушка, что ни одна молодая дѣвушка, какъ бы ни неприлично она вела себя, не можетъ выйти за двухъ непріятныхъ молодыхъ людей разомъ.

— Я ничего не говорила о томъ, что ты выходишь за мистера Финна.

— Такъ что же, тетушка, вы хотѣли сказать?

— Я хотѣла сказать, что ты не должна позволять, чтобы о тебѣ говорили но поводу авантюриста, молодого человѣка безъ всякаго состоянія, который явился Богъ знаетъ изъ какихъ-то ирландскихъ болотъ.

— Но вѣдь вы приглашали его сюда.

— Да — пока онъ зналъ свое мѣсто. Но я не буду приглашать его теперь и прошу тебя быть осторожной.

— Милая тетушка, мы должны понять другъ друга. Я во буду осторожна, какъ вы выражаетесь. Если мистеръ Финнъ сдѣлаетъ мнѣ предложеніе выйти за него завтра и если онъ мнѣ будетъ нравиться, я выйду за него — еслибы дѣйствительно онъ явился изъ болотъ. Не только потому, что онъ нравился бы мнѣ — замѣтьте! Еслибы я имѣла несчастье полюбить человѣка ничтожнаго, я отказала бы ему, несмотря на мою любовь — потому что онъ ничтоженъ. Но этотъ молодой человѣкъ не ничтоженъ. Мистеръ Финнъ человѣкъ прекрасный, и меня не отвлекла бы отъ замужества съ нимъ только та причина, что онъ сынъ доктора и явился изъ болотъ. Теперь я откровенно объяснилась съ вами относительно мистера Финна, и если вамъ не нравится то, что я сказала, тетушка, вы должны сознаться, что вы сами навлекли это на себя.

Лэди Бальдокъ была поражена онѣмѣніемъ, но Финiасу Финну не было послано пригласительнаго билета.

Глава XLIII. Повышеніе

Финіасъ не получилъ отъ лэди Бальдокъ пригласительнаго билета, но въ одно утро онъ получилъ письмо отъ лорда Брентфорда, которое было для него гораздо важнѣе всякаго пригласительнаго билета.

«Палата лордовъ, 16 мая 186. — «Любезный мистеръ Финнъ,

«Вамъ безъ сомнѣнія извѣстно, что по скучаю смерти лорда Бозанкета мистеръ Моттрэмъ перешелъ въ верхнюю палату, а такъ какъ онъ былъ помощникъ секретаря колоніальнаго департамента, который долженъ находиться въ нижней палатѣ, то мѣсто его осталось вакантнымъ.»

Сердце Финіаса Финна въ эту минуту сильно забилось. Не только быть выбраннымъ на политическую должность, но быть выбраннымъ вдругъ на мѣсто такое прекрасное! Онъ думалъ, что помощникъ секретаря получаетъ двѣ тысячи фунтовъ. въ годъ. Что теперь скажетъ мистеръ Ло? Но его торжество получило ударъ.

«Мистеръ Мильдмэй говорилъ со мною объ этомъ, продолжалось въ письмѣ: «и увѣдомилъ меня, что онъ предложилъ мѣсто въ колоніальномъ департаментѣ своему старому страннику мистеру Лоренсу Фицджибону.»

Лоренсу Фицджибону!

«Я думаю, что онъ не могъ сдѣлать лучше, такъ какъ мистеръ Фицджибонъ выказалъ сильное усердіе къ его партіи. Такимъ образомъ ирландское мѣсто въ казначействѣ дѣлается вакантнымъ и мистеръ Мильдмэй поручилъ мнѣ предложить его вамъ. Можетъ быть, вы доставите ивѣ удовольствіе зайти ко мнѣ завтра въ двѣнадцатомъ часу.

«Искренно вамъ преданный

«БРЕНТФОРДЪ.»

Финіасъ самъ былъ удивленъ, что первое чувство его по прочтеніи письма было неудовольствіе. Его золотыя надежды осуществлялись — тѣ самыя надежды, относительно которыхъ онъ унывалъ годъ тому назадъ — а между тѣмъ ему было непріятно, что онъ заступаетъ мѣсто Лоренса Фицджибона. Еслибъ новый помощникъ секретаря былъ ему незнакомъ, еслибъ онъ не считалъ его ниже себя, ему было бы все-равно — онъ даже очень обрадовался бы повышенію, которое предлагали ему. Но Лоренсъ Фицджибонъ былъ такое жалкое существо, что мысль занять мѣсто, которое занималъ Лоренсъ, была для него непріятна. Но при болѣе хладнокровномъ размышленіи онъ сказалъ, что онъ неправъ. Даже на этомъ мѣстѣ онъ будетъ получать тысячу фунтовъ въ годъ, а сколько времени пришлось бы ему шататься по Линкольн-Инну, прежде чѣмъ онъ могъ бы заработывать тысячу фунтовъ въ годъ! Даже и на этомъ мѣстѣ онъ можетъ быть полезенъ, а когда онъ выкажетъ себя трудолюбивымъ человѣкомъ, его не оставятъ повышеніемъ. Ни на какую лѣстницу нельзя подняться безъ труда, но теперь лѣстница эта была открыта надъ головой его и онъ уже сталъ па нее ногой.

Въ половинѣ двѣнадцатаго онъ былъ у лорда Брентфорда, который принялъ его съ пріятной улыбкой и съ пожатіемъ руки совершенно дружелюбнымъ.

— Любезный Финнъ, сказалъ онъ: — это доставляетъ мнѣ самое искреннее удовольствіе — величайшее удовольствіе на свѣтѣ. Наши отношенія относительно Луфтона, разумѣется, дѣлаютъ это вдвойнѣ пріятнымъ для меня.

— Я не знаю, какъ мнѣ васъ благодарить, лордъ Брентфордъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Это заслужили вы сами; когда мастеръ Мильдмэй спросилъ меня, не считаю ли я васъ самымъ лучшимъ изъ молодыхъ членовъ на нашей сторонѣ въ нижней палатѣ, я конечно сказалъ, что совершенно согласенъ съ нимъ. Но я взялъ бы слишкомъ много на себя, я поступилъ бы безчестно, еслибъ позволилъ вамъ думать, будто это предложилъ я. Еслибы онъ попросилъ меня рекомендовать, я назвалъ бы васъ; это я говорю откровенно. Но онъ не просилъ. Онъ не просилъ. Мистеръ Мильдмэй самъ назвалъ васъ.

«— Какъ вы думаете, сказалъ онъ: — вашъ молодой другъ Финнъ, займетъ мѣсто въ казначействѣ?» Я сказалъ ему, что я это думаю. «А какъ вы полагаете, продолжалъ онъ: полезное было бы это мѣсто?» Тогда я осмѣлился сказать, что нисколько не сомнѣваюсь въ этомъ отношеніи, — что я знаю васъ на столько, чтобы быть увѣреннымъ, что вы будете помогать либеральному правительству. Потомъ сказали нѣсколько словъ о вашемъ мѣстѣ въ нижней палатѣ и мнѣ поручили написать вамъ — вотъ и все.

Финіасъ былъ признателенъ, но не черезчуръ, и держалъ себя прекрасно въ этомъ свиданіи. Онъ объяснилъ лорду Брентфорду, что разумѣется цѣль его служить странѣ и получать плату за свои заслуги — и онъ считалъ себя счастливымъ, что его выбрали въ началѣ его каррьеры для парламентскаго мѣста. Онъ постарается исполнить свою обязанность и можетъ съ увѣренностью сказать о себѣ, что не станетъ ѣсть хлѣбъ лѣности. Дѣлая это увѣреніе, онъ думалъ о Лоренсѣ Фицджибонѣ. Лоренсъ Фицджибонъ ѣлъ хлѣбъ лѣности, а между тѣмъ получилъ повышеніе. Но Финіасъ ничего не сказалъ лорду Брентфорду о своемъ лѣнивомъ другѣ.

Кстати, Финнъ, продолжалъ лордъ Брентфордъ: — давно вы видѣли Чильтерна?

Я давно его не видалъ, сказалъ Финіасъ, покраснѣвъ до ушей.

Не получали отъ него писемъ?

— Нѣтъ — не получалъ. Когда я послѣдній разъ слышалъ о немъ, онъ былъ въ Брюсселѣ.

— Ахъ — да! онъ теперь гдѣ-то на Рейнѣ. Я думалъ, что такъ какъ вы съ нимъ коротки, то можете быть, вы съ нимъ переписываетесь. Слышали вы, что мы устроили насчетъ денегъ лэди Лоры?

— Слышалъ. Лэди Лора говорила мнѣ.

— Я желалъ бы, чтобы онъ воротился, грустно — почти торжественно сказалъ лордъ Брентфордъ. — Такъ какъ это важное затрудненіе преодолѣно, я принялъ бы его охотно и сдѣлалъ бы для него пріятнымъ мой домъ, еслибъ могъ. Я очень желаю чтобы онъ пристроился и женился. Не могли ли бы вы написать къ нему?

Финіасъ, не смѣя сказать лорду Брентфорду, что онъ поссорился съ лордомъ Чильтерномъ — отвѣчалъ, что онъ къ нему напишетъ.

Уходя онъ чувствовалъ, что обязанъ получить отвѣтъ отъ Вайолетъ Эффингамъ. Если будетъ нужно, онъ готовъ былъ разойтись съ лордомъ Брентфордомъ, даже еслибъ ему пришлось лишиться должности и мѣста.

Глава XLIV. Финіасъ и его друзья

Кажется, друзья нашего героя болѣе радовались его самого его повышенію. Онъ имѣлъ свиданіе съ Мильдмэемъ и послѣ этого долженъ былъ сообщить мистриссъ Бёнсъ, что ему надо перемѣнить квартиру.

— Я такъ любила ухаживать за вами, мистеръ Финнъ! говорила мистриссъ Бёнсъ, вытирая глаза передникомъ. — Право, это не оттого, что я получала отъ васъ плату, и другіе будутъ платить тоже, но мы такъ къ вамъ привыкли, мистеръ Финнъ.

Вѣроятно, мистриссъ Бёнсъ сама не знала, что пригожество ея жильца нравилось ея женскимъ глазамъ и трогало ея женское сердце. Еслибъ кто-нибудь сказалъ, что мистриссъ Бёнсъ влюблена въ Финіаса, это были бы ужасныя сплетни, а между тѣмъ она была влюблена по-своему. И Бенсъ это зналъ — по-своему.

— Полно, старая дура, сказалъ онъ: — ты плачешь о немъ потому, что онъ высокъ какъ сажень.

— Я плачу совсѣмъ не о томъ, хныкала бѣдная женщина: — но старыя лица пріятнѣе новыхъ и пріятно имѣть въ своемъ домѣ джентльмэна.

— Къ чорту джентльмэновъ! закричалъ Бёнсъ.

Но гнѣвъ его былъ возбужденъ не любовью его жены къ Финіасу, а тѣмъ, что она употребила непріятное для него выраженіе.

Вечеромъ въ этотъ день Финіасъ пошелъ къ мистриссъ Ло, въ увѣренности, что она и ея мужъ порадуются его успѣху. Она сердилась на него за то, что онъ поставилъ себя въ такое положеніе, гдѣ надо было тратить деньги, а не пріобрѣтать. Ло, а особенно мистриссъ Ло не хотѣли вѣрить, чтобы онъ могъ достигнуть какого-нибудь успѣха. Теперь онъ успѣлъ, когда могъ получать жалованье, изъ котораго могъ откладывать; навѣрно его старые друзья Ло будутъ ему сочувствовать. Но мистриссъ Ло оказалась къ нему строга и даже отъ Ло онъ не могъ получить никакого утѣшенія.

— Разумѣется, я васъ поздравляю, холодно сказалъ Ло.

— А вы, мистриссъ Ло?

— Ну, мистеръ Финнъ, я думаю, что вы начали съ дурного конца. Я думала это прежде, думаю это и теперь. Я не нахожу, чтобы мѣсто въ казначействѣ было для молодого человѣка хорошею каррьерой, если только онъ нe имѣетъ своего собственнаго состоянія, чтобы поддерживать такую жизнь.

— Видите, Финіасъ, сказалъ Ло: — министерство вещь такая невѣрная.

— Разумѣется; но такъ какъ я вступилъ въ парламентъ, то Bсе-таки это успѣхъ.

— Если вы называете это успѣхомъ, сказала мистриссъ Ло.

— Вы намѣревались продолжать вашу профессію, сказалъ Ло.

Финіасъ не могъ сказать имъ, что онъ передумалъ и намѣренъ жениться на Вайолетъ Эффингамъ, которая вѣроятно предпочтетъ для своего мужа жизнь парламентскую, а не адвокатскую.

— Вѣрно вы теперь бросили совсѣмъ, продолжалъ мистеръ Ло.

— Пока, сказалъ Финіасъ.

— Да — и я боюсь навсегда, сказала мистриссъ Ло. — Вы никогда не воротитесь къ труду послѣ вашей праздности въ казначействѣ. Но разумѣется тысяча фунтовъ въ годъ значитъ что-нибудь, хотя человѣкѣ могъ имѣть ихъ только на полгода.

Въ этотъ вечеръ оказалось, что Ло намѣревался быть депутатомъ отъ мѣстечка, которое оставилъ Моттрэмъ и въ которомъ думали, что консерваторы одержатъ верхъ.

— Вы видите, Финіасъ, сказалъ Ло: — что я слѣдую по вашимъ стопамъ.

— Вы поступаете въ парламентъ во время вашей профессіи?

— Именно, сказала мистриссъ Ло.

— И дѣлаете первый шагъ къ тому, чтобы сдѣлаться генеральнымъ прокуроромъ?

— Это можетъ быть, сказалъ Ло: — но это бываетъ только послѣ двадцатилѣтняго усиленнаго труда. Для себя собственно мнѣ вce равно, буду ли я имѣть успѣхъ или нѣтъ. Мнѣ хотѣлось, бы дожить до того, чтобы сдѣлаться вице канцлеромъ. Вамъ я могу объ этомъ говорить. Но я не увѣренъ, лучшая ли дорога парламентъ къ уголовному суду.

— Но очень важно вступить въ парламентъ посредствомъ своей профессіи, сказала мистриссъ Ло.

Вскорѣ послѣ этого Финіасъ ушелъ, чувствуя себя огорченнымъ и несчастнымъ. Но на слѣдующее утро онъ былъ принятъ на Гросвенорской площади съ торжествомъ, которое достаточно вознаградило его. Лэди Лора написала къ нему, чтобы онъ пришелъ, и онъ нашелъ у нея Вайолетъ Эффингамъ и мадамъ Максъ-Гёслеръ. Когда Финіасъ вошелъ въ комнату, первое чувство его было сильная радость при видѣ Вайолетъ Эффингамъ. Потомъ онъ удивился, что мадамъ Максъ-Гёслеръ находится въ этомъ маленькомъ обществѣ. Лэди Лора сказала ему на обѣдѣ у Паллизера, что они, на Портсмэнскомъ сквэрѣ, не такъ далеко зашли, чтобы принимать мадамъ Максъ-Гёслеръ — а между тѣмъ эта дама находилась теперь въ гостиной Кеннеди. А Финіасу казалось вѣроятнѣе найти ее на Портсмэнскомъ сквэрѣ, чѣмъ на Гросвенорской площади. Дѣло въ томъ, что Вайолетъ Эффингамъ привезла мадамъ Максъ-Гёслеръ — разумѣется, съ согласія лэди Лоры, но согласія, даннаго съ большой нерѣшимостью.

— Чего вы боитесь? спросила ее Вайолетъ.

— Я ничего не боюсь, отвѣчала лэди Лора: — но слѣдуетъ выбирать своихъ знакомыхъ сообразно правиламъ, строго изложеннымъ для себя.

— Она очень умная женщина, сказала Вайолетъ: — и всѣ ее любятъ; но если вы думаете, что это будетъ непріятно мистеру Кеннеди, разумѣется вы правы.

Тутъ лэди Лора согласилась, говоря себѣ, что ей не слѣдуетъ спрашивать одобренія мужа о каждомъ новомъ знакомствѣ.

— Вотъ идетъ побѣдоносный герой, сказала Вайолетъ самымъ веселымъ голосомъ.

— Я такъ рада, что мистеръ Финнъ получилъ повышеніе, сказала мадамъ Максъ-Гёслеръ. — Я имѣла удовольствіе разсуждать съ нимъ долго о политикѣ и осталась совершенно имъ довольна.

— Намъ такъ пріятно, мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора: — мистеръ Кеннеди говоритъ, что это самое лучшее назначеніе, какое только могли сдѣлать, а папа совершенно гордится этимъ.

— Вы депутатъ лорда Брентфорда? спросила мадамъ Максъ-Гёслеръ.

Этотъ вопросъ не совсѣмъ понравился Финіасу и онъ былъ принужденъ извинить его, вспомнивъ, что мадамъ Максъ-Гёслеръ такъ долго жила внѣ Англіи, что навѣрно не знаетъ теоріи и системы британской конституціи. Вайолетъ Эффингамъ, какъ мало ни знала она политику, никогда не сдѣлала бы такого неблагоразумнаго вопроса.

Но вопросъ этотъ былъ обойденъ, и Финіасъ съ непринужденной граціей подчинился лести, поздравленіямъ и почти ласкамъ трехъ дамъ. Ихъ добродушный энтузіазмъ билъ во всякомъ случаѣ лучше сатиры Бёнса или мудрости мистриссъ Ло.

Финіасъ сидѣлъ довольно долго, спрашивая себя, прядетъ ли Кеннеди и что онъ скажетъ мадамъ Максъ-Гёслеръ, если придетъ. Онъ зналъ, что ему безполезно выжидать случая остаться хоть на минуту съ Вайолетъ Эффингамъ. Его единственная возможность на успѣхъ въ этомъ отношеніи была бы въ многолюдной комнатѣ, на какомъ-нибудь балѣ, гдѣ онъ могъ бы пригласить ее танцовать съ нимъ; но казалось, судьба была къ нему жестока, потому что такой возможности не представлялось. Кеннеди не выходилъ и мадамъ Максъ-Гёслеръ съ Вайолетъ уѣхали, оставивъ Финіаса съ лэди Лорой. Каждая изъ нихъ сказала ему ласковое слово уѣзжая.

— Не знаю, осмѣлюсь ли я надѣяться, чтобы лордъ казначейства навѣстилъ меня, сказала мадамъ Максъ-Гёслеръ.

Финіасъ далъ второе обѣщаніе, что онъ зайдетъ въ Парковскiй переулокъ. Вайолетъ покраснѣла, вспомнивъ, что она не можетъ пригласить его къ лэди Бальдокъ.

— Прощайте, мистеръ Финнъ, сказала она, подавая ему руку. — Я очень рада, что выбрали васъ, и надѣюсь, что васъ сдѣлаютъ секретаремъ и президентомъ очень скоро, такъ что будетъ ваша очередь давать другимъ мѣста.

— Онъ очень милъ, сказала мадамъ Максъ-Гёслеръ Вайолетъ, когда сѣла въ карету. — Онъ переноситъ ласки и похвали безъ неловкости я самонадѣянности.

— Онъ дѣйствительно очень милъ, сказала Вайолетъ: — только у него нѣтъ никакого состоянія и онъ долженъ самъ сдѣлать себя чѣмъ-нибудь.

— Разумѣется, онъ долженъ жениться на богатой, замѣтила мадамъ Максъ-Гёслеръ.

— Надѣюсь, вы довольны, сказала лэди Лора, вставая со стула и становясь прямо противъ Финіаса, когда они остались одни.

— Разумѣется, я доволенъ.

— Я сначала была не совсѣмъ довольна. Для чего дали вашему пустоголовому соотечественнику мѣсто, къ которому онъ вовсе неспособенъ? И не была довольна. Но я честолюбивѣе за васъ, чѣмъ вы сами.

Онъ сидѣлъ и не отвѣчалъ ей нѣсколько времени, а она стояла и ждала его отвѣта.

— Вы ничего не скажете мнѣ? спросила она.

— Я не знаю что сказать. Когда думаю обо всемъ этомъ, я теряюсь въ изумленіи. Вы говорите, что вы недовольны — что вы честолюбивы за меня. Почему же вы этимъ интересуетесь?

— Развѣ мы не должны интересоваться нашими друзьями?

— Но когда мы съ вами разстались въ послѣдній разъ въ этой комнатѣ, вы не были моимъ другомъ.

— Не была? Вы обижаете меня — очень глубоко.

— Я вамъ сказалъ, въ чемъ состоитъ мое честолюбіе, а вы на это разсердились.

— Мнѣ кажется, я вамъ сказала, что не могу вамъ помочь; мнѣ кажется, я сказала также, что вы не будете имѣть успѣха. Мнѣ кажется, я не выказала большого гнѣва. Видите, я сказала ей, что вы будете здѣсь, чтобы она могла пріѣхать и встрѣтиться съ вами. Вы знаете, что я желала успѣха моему брату; я желала этого прежде чѣмъ узнала васъ. Вы не могли ожидать, чтобы я перемѣнила мои желанія.

— Но если онъ не можетъ имѣть успѣха? настаивалъ Финіасъ.

— Кто можетъ сказать? Развѣ привязанность женщины никогда не была пріобрѣтаема преданностью и настойчивостью? Кромѣ того, какъ могу я желать, чтобы вы успѣли въ сватовствѣ, которое должно поссорить васъ съ моимъ отцомъ и повредить вашей политической будущности? Мнѣ кажется, теперь мой отецъ единственный человѣкъ въ Лондонѣ неслыхавшій объ этой дуэли.

— Разумѣется, онъ о ней услышитъ. Я почти рѣшился сказать о ней ему самъ.

— Не дѣлайте этого, мистеръ Финнъ. Для этого нѣтъ никакой причини. Но я просила васъ прійти сюда сегодня не для того, чтобы говорить объ Освальдѣ или Вайолетъ, я подала вамъ совѣтъ насчетъ этого и ничего больше сдѣлать не могу.

— Лэди Лора, я не могу послѣдовать этому совѣту. Я не въ силахъ послѣдовать ему.

— Очень хорошо. Будемъ говорить откровенно. Когда папа просилъ васъ принять это мѣсто въ казначействѣ, Вань приходило въ голову отказаться отъ него?

— Приходило — такъ на полчаса.

— Я надѣялась на это, а между тѣмъ я знала, что это было нехорошо. Я думала, что вы сочтете себя выше этого мѣста. Но такъ трудно провести линію между самоувѣренностью и самоотреченіемъ! Я не сомнѣваюсь, что вы согласились занять это мѣсто въ казначействѣ съ цѣлью, но что эта цѣль будетъ выше чѣмъ исполненіе въ парламентѣ предписаній Мильдмэя и Паллизера, и зная это, я рада, что вы заняли эту должность. Я полагаю, что насчетъ депутатства отъ Луфтона затрудненій быть не можетъ.

Тутъ Финіасъ засмѣялся.

— Я слышалъ, сказалъ онъ: — что мистеръ Квинтусъ Слайдъ, редакторъ «Знамени», уже поѣхалъ набирать голоса избирателей.

— Мистеръ Квинтусъ Слайдъ поѣхалъ набирать голоса луфтонскихъ избирателей! и лэди Лора выпрямились, говоря объ этомъ неприличномъ посягательствѣ па мѣстечко, находившееся подъ покровительствомъ ея отца, пакъ будто названный Финіасомъ пошлый человѣкъ ворвался въ гостиную на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

Въ эту минуту вошелъ Кеннеди.

— Слышишь, что мнѣ говоритъ мастеръ Финнъ? сказала лэди Лора. — Онъ слышалъ, что мистеръ Квинтусъ Слайдъ поѣхалъ въ Луфтонъ стать кандидатомъ наперекоръ ему.

Почему же нѣтъ? спросилъ Кеннеди.

— Другъ мой! воскликнула лэди Лора.

— Мистеръ Квинтусъ Слайдъ, безъ сомнѣнія, потеряетъ время и деньги, но онъ пріобрѣтетъ славу, что былъ кандидатомъ на мѣсто въ парламентѣ, а это будетъ значить что-нибудь для него какъ редактора газеты, сказалъ Кеннеди.

— Этотъ противный Веллумъ предложитъ его, сказала лэди Лора.

— Весьма вѣроятно, отвѣчалъ Кеннеди: — и чѣмъ меньше мы будемъ говорить объ этомъ, тѣмъ лучше. Финнъ, мой милый, искренно поздравляю васъ. Давно ничто не доставляло мнѣ такого удовольствія, какъ извѣстіе о вашемъ назначеніи. Это дѣлаетъ честь и вамъ и мистеру Мильдмэю. Вы уже сдѣлали такъ рано большой шагъ.

Финіасъ, благодаря своего друга, не могъ не подумать, что сдѣлалъ его другъ для того, чтобы попасть въ министры. Какъ ни мало сдѣлалъ Финіасъ въ парламентѣ въ двѣ сессіи съ половиной, Кеннеди едвали сдѣлалъ больше въ пятнадцать или двадцать. Но Кеннеди имѣлъ почти баснословное богатство, между тѣмъ какъ у Финіаса не было ничего. Разумѣется, первый министръ не могъ предложить мѣсто въ казначействѣ человѣку получающему тридцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ годового дохода. Вскорѣ послѣ этого Финіасъ простился.

— Я думаю, что онъ сдѣлаетъ каррьеру, сказалъ Кеннеди своей женѣ.

— Я въ этомъ увѣрена, отвѣчала она почти презрительно.

— Я не считаю его такимъ чудомъ, какъ ты, но все-таки думаю, что онъ будетъ имѣть успѣхъ, если побережетъ себя. Удивительно, какъ распространилась эта нелѣпая исторія объ его дуэли съ Чильтерномъ.

— Нельзя запретить людямъ говорить, сказала лэди Лора.

— Я полагаю, что у нихъ была ссора, хотя никто изъ нихъ не хочетъ сказать тебѣ. Говорятъ, они поссорились за миссъ Эффингамъ. Я не думаю, чтобы Финнъ могъ имѣть какія-нибудь надежды въ этомъ отношеніи.

— Почему же ему не имѣть надежды?

— Потому что у него нѣтъ ни положенія, ни денег ни происхожденія, сказалъ Кеннеди.

— Онъ джентльмэнъ, возразила лэди Лора: — и мнѣ кажется онъ имѣетъ положеніе. Я не вижу, почему ему не сдѣлать предложеніе какой бы то ни было дѣвушкѣ.

— Тебя никакъ нельзя понять, Лора, сердито сказалъ Кеннеди. — Я думалъ, что ты имѣешь совсѣмъ другія надежды относительно миссъ Эффингамъ.

— Я имѣла ихъ. Но то не имѣетъ къ этому никакого отношенія. Ты говоришь о мистерѣ Финнѣ, какъ будто бы онъ сдѣлалъ какое-нибудь большое преступленіе, еслибъ посватался за Вайолетъ Эффингамъ. Въ этомъ я несогласна съ тобою. Мистеръ Финнъ…

— Ты сдѣлаешь мнѣ противнымъ его имя.

— Мнѣ очень жаль, что моя признательность къ человѣку, который спасъ тебѣ жизнь, оскорбляетъ тебя.

Кеннеди покачалъ головою. Онъ зналъ, что аргументъ, употребляемый противъ него, ложенъ, но не зналъ, какъ показать, что онъ знаетъ это.

— Можетъ быть, я сдѣлаю лучше, если не стану совсѣмъ о немъ говорить, продолжала лэди Лора.

— Какой вздоръ!

— Я совершенно согласна съ тобою, что это вздоръ, Робертъ.

— Я хочу только сказать, что если ты станешь продолжать такимъ образомъ, ты вскружишь ему голову и избалуешь его. Неужели ты думаешь, я не знаю что происходитъ между вами?

— Что же происходитъ между нами — какъ ты выражаешься?

— Ты ставишь этого молодого человѣка на пьедесталъ о обожаешь его только потому, что онъ хорошъ собой, довольно уменъ и прилично себя держитъ. Это всегда такъ бываетъ съ женщинами, которымъ нельзя растолковать, что у нихъ должны бытъ обязанности. Онѣ не могутъ жить безъ идолопоклонства.

— Развѣ я пренебрегаю моею обязанностью въ отношеніи тебя, Робертъ?

— Да — ты это знаешь — бывая на этихъ пріемныхъ вечерахъ въ домѣ твоего отца по воскресеньямъ.

— Какое это имѣетъ отношеніе къ мистеру Финну? Я начинаю думать, что мнѣ лучше сказать мистеру Финну, чтобы онъ не приходилъ сюда болѣе, если его присутствіе непріятно для тебя. Всѣмъ извѣстно, какую важную услугу оказалъ онъ тебѣ, и это покажется очень смѣшнымъ. Люди будутъ говорить разныя разности, но все это будетъ лучше, чѣмъ тебѣ обвинять твою жену въ обожаніи молодого человѣка за то, что онъ хорошъ собой.

— Я не говорилъ ничего подобнаго.

— Ты говорилъ, Робертъ.

— Не говорилъ. Я говорилъ не объ одной тебѣ, а о множествѣ другихъ.

— Ты обвинялъ меня лично, говоря, что по милости моего обожанія я пренебрегаю моею обязанностью; но дѣйствительно ты такъ перепуталъ все, и гостей папа и воскресные вечера, что я не могу понять, что у тебя было въ мысляхъ.

Кеннеди стоялъ нѣсколько времени собираясь съ мыслями, чтобы распутать эту путаницу, если это было возможно для него; но видя, что это невозможно, онъ вышелъ изъ комнаты и заперъ за собою дверь.

Тутъ лэди Лора осталась одна соображать обвиненіе, сдѣланное мужемъ противъ нея, или лучше сказать, свойство обвиненія, которое она приписала словамъ своего мужа. Она знала въ сердцѣ, что онъ не дѣлалъ подобнаго обвиненія и не имѣлъ на это намѣренія. Онъ говорилъ о такомъ обожаніи, которое женщина можетъ оказывать къ кошкѣ, къ собакѣ, къ картинамъ, къ китайскому фарфору, къ мебели, къ экипажамъ, къ лошадямъ или къ своей любимой служанкѣ. Вотъ о какомъ обожаніи говорилъ Кеннеди; но не было ли въ ея сердцѣ другого обожанія, хуже, порочнѣе этого относительно этого молодого человѣка?

Она очень строго бранила себя за него я приняла различныя намѣренія. Она созналась себѣ, что не любитъ и не можетъ любить своего мужа. Она призналась себѣ также, что она любитъ и не можетъ не любить Финіаса Финна. Лотомъ она рѣшилась изгнать его отъ себя и даже сказала ему объ этомъ. Послѣ этого она примѣтила, что поступила дурно, и рѣшилась встрѣчаться съ нимъ какъ съ другими мужчинами — и преодолѣть свою любовь. Потомъ, когда этого нельзя было сдѣлать, когда нѣчто въ родѣ обожанія возникало въ ея сердцѣ, она рѣшила, что это должно быть обожаніе дружбы, что она не будетъ грѣшить даже мысленно, что въ ея сердцѣ не будетъ ничего такого, чего она должна бы стыдиться — но что одной великой цѣлью въ ея жизни будетъ благосостояніе ея друга. Она только что начала любить такимъ образомъ, пріучила себя вѣрить, что она можетъ соединить удовольствіе обожанія друга съ полнымъ исполненіемъ обязанностей къ мужу, когда Финіасъ пришелъ къ ней съ разсказомъ о любви своей къ Вайолетъ Эффингамъ. Урокъ, которому она научилась тогда, былъ очень тяжелъ — и такъ труденъ сначала, что она никакь не могла вынести его. Ея гнѣвъ на его любовь къ желанной невѣстѣ ея брата былъ заглушенъ ея огорченіемъ, что Финіасъ любитъ другую, когда прежде любилъ ее. Но силою воли она побѣдила это огорченіе, это чувство отчаянія въ своемъ сердцѣ, и почти научила себя надѣяться, что Финіасъ успѣетъ заслужить любовь Вайолетъ. Онъ этого желалъ — почему же ему не имѣть того, чего онъ желаетъ — ему, котораго она такъ нѣжно обожала? Не его была вина, что она не жена его. Она захотѣла устроить иначе, и не была ли она обязана помочь ему теперь въ настоящей цѣли его благоразумныхъ желаній? Она преодолѣла въ сердцѣ затрудненіе относительно ея брата, но не могла совершенно преодолѣть другого затрудненія. Она не могла рѣшиться говорить за него съ Вайолетъ; она еще не пріучила себя къ этому.

Теперь ее обвинялъ въ обожаніи къ Финіасу ея мужъ — ее «съ множествомъ другихъ», между которыми разумѣется была включена и Вайолетъ. Не лучше ли соединить этихъ двухъ? Не останется ли ея другомъ мужъ ея друга? Не перестанетъ ли она тогда любить его? Не будетъ ли она тогда въ большей безопасности, чѣмъ теперь?

Когда она одна преодолѣвала такимъ образомъ свои затрудненія, она еще не могла перестать любить его — она еще не находилась въ безопасности.

Глава XLV. Четыре обожателя миссъ Эффингамъ

Въ одно утро, въ началѣ іюня, лэди Лора пріѣхала къ лэди Бальдокъ и спросила миссъ Эффингамъ. Слуга ввелъ ее въ большую гостиную, когда она опять спросила миссъ Эффингамъ.

— Кажется, миссъ Эффингамъ здѣсь, сказалъ человѣкъ, отворяя дверь.

Миссъ Эффингамъ тутъ не было. Лэди Бальдокъ сидѣла тутъ совсѣмъ одна, и лэди Лора примѣтила, что она попала въ сѣти, которыя особенно желала избѣгнуть. Лэди Бальдокъ открыто не ссорилась съ лэди Лорой Кеннеди или съ лордомъ Брентфордомъ, но она была убѣждена, что всѣ неприличные поступки ея племянницы Вайолетъ покровительствовали всѣ Стэндиши вообще, и слѣдовательно на Стэндишей слѣдовало смотрѣть какъ на враговъ. Мысли ея были порядочно перепутаны, потому что она не знала, котораго изъ жениховъ ей слѣдовало болѣе опасаться, лорда Чильтерна или мистера Финна — но она смотрѣла на нихъ обоихъ какъ на одинъ и тотъ хе источникъ беззаконія, и не глубоко заглядывая въ продѣлки лэди Лоры, не рѣшивъ, оскорбляетъ ли ее лэди Лора тѣмъ, что навязываетъ своего брата въ женихи миссъ Эффингамъ или подсовываетъ соперника своему брату — все-таки она знала, что обязана показывать холодность къ двумъ домамъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ и на Гросвенорской площади. Но затрудненія ея были очень велики и можно сказать, что лэди Бальдокъ была поставлена въ несправедливое и жестокое положеніе. Въ концѣ мая она намѣревалась оставить Лондонъ и отвезти дочь свою и Вайолетъ въ Бэддингамъ — или въ Брайтонъ, если онѣ предпочитаютъ, или въ Швейцарію.

— Брайтонъ въ іюнѣ! воскликнула Вайолетъ.

— Не будетъ ли восхитительно провести мѣсяцъ въ Швейцаріи? сказала миссъ Боригэмъ.

— Пожалуйста не оставайтесь для меня въ Лондонѣ, тетушка, отвѣчала Вайолетъ: — но я не думаю, чтобы я уѣхала прежде чѣмъ разъѣдутся другіе. Я могу имѣть комнату въ домѣ Лоры Кеннеди.

Тогда лэди Бальдокъ, положеніе которой было трудно и жестоко, рѣшилась остаться въ Лондонѣ. У нея въ рукахъ была воспитанница, надъ которой она не имѣла положительной власти, но относительно которой она должна была исполнять свой долгъ. Лэди Бальдокъ не была способна пренебрегать своимъ долгомъ, а между тѣмъ она знала, что исполненіе ея долга будетъ совершенно безполезно. Вайолетъ выйдетъ за уличнаго бродягу, если захочетъ. Бѣдная лэди Бальдокъ совершенно безполезно запаслась двумя тетивами, двумя превосходнѣйшими тетивами для своего лука — двумя тетивами, изъ которыхъ каждой миссъ Эффингамъ слѣдовало бы остаться довольной: лордъ Фаунъ молодой пэръ, не очень богатый, но съ средствами достаточными, чтобы содержать жену, человѣкъ съ возрастающей репутаціей и во всѣхъ отношеніяхъ достойный уваженія, хотя вигъ, и мистеръ Эпльдомъ, одинъ изъ самыхъ богатыхъ коммоноровъ въ Англіи, тоже прекрасный консерваторъ и членъ парламента. Ему было пятьдесятъ лѣтъ, но на видъ не болѣе тридцати-пяти, и онъ былъ — такъ по-крайней-мѣрѣ часто увѣряла лэди Бальдокъ — страстно влюбленъ въ Вайолетъ Эффингамъ.

— Да, кажется она дома, сказала лэди Бальдокъ въ отвѣтъ на вопросъ лэди Лоры о Вайолетъ. — Но я не знаю. Она рѣдко говоритъ мнѣ, что она намѣрена дѣлать — а иногда опа выходитъ пѣшкомъ совершенно одна.

Лэди Бальдокъ была самая неблагоразумная старуха, всегда открывавшая свободный путь своимъ врагамъ, неспособная воздержаться, чтобы не бранить людей въ глаза и за глаза, въ ту минуту, когда эта брань могла наиболѣе повредить ея собственнымъ интересамъ.

— Однако, мы увидимъ, продолжала она.

Она позвонила въ колокольчикъ и черезъ нѣсколько минутъ Вайолетъ была въ комнатѣ. Еще черезъ нѣсколько минутъ онѣ пошли наверхъ въ комнату Вайолетъ, несмотря на открыто обнаруженный гнѣвъ лэди Бальдокъ.

— Я почти жалѣю, зачѣмъ она родилась на свѣтъ, сказала лэди Бальдокъ дочери.

— О, мама! не говорите этого.

— Конечно, я желала бы никогда ее не видать.

— Это дѣйствительно, что она очень васъ тревожитъ, мама, симпатически сказала миссъ Боригэмъ.

— Въ Брайтонъ! Какой вздоръ, говорила лэди Лора.

— Разумѣется, это вздоръ. Представьте себѣ, ѣхать въ Брайтонъ! А потомъ онѣ предложили Швейцарію. Еслибъ вы могли слышать, какъ Августа восхищалась возможностью провести вечеръ въ Швейцаріи! А я такая неблагодарная! Мнѣ кажется, онѣ провели бы три мѣсяца со мною въ самомъ отвратительномъ мѣстѣ, какое я могла бы предложить — даже въ Китаѣ — еслибы я пожелала. Такъ онѣ желаютъ увезти меня отъ лондонскихъ опасностей!

— Но вы не поѣдете?

— Нѣтъ! я не поѣду. Я знаю, что я очень негодная, но я не могу не чувствовать, что не могу быть добра, не будучи въ то же время большой дурой. Я должна или ссориться съ тетушкой, или уступать ей; если я буду уступать, какая жизнь мнѣ предстоитъ! — и я послѣ презирала бы самое себя.

— Какой же особенной опасности вы подвергаетесь теперь?

— Я не знаю; — я полагаю, она боится васъ. Я сказала ей, что если она уѣдетъ, я переѣду къ вамъ. Я знала, что это заставитъ ее остаться.

— Я желала бы, чтобъ вы переѣхали ко мнѣ, сказала лэди Лора.

— Я этого не сдѣлаю.

— Почему же?

— Потому что это было бы непріятно мистеру Кеннеди.

— Нисколько. Если вы только акуратно будете приходить къ утренней молитвѣ и станете ходить съ нимъ въ церковь въ воскресенье вечеромъ, онъ будетъ въ восторгѣ отъ васъ.

— Что онъ сказалъ, когда мадамъ Максъ была у васъ?

— Ни слова. Мнѣ кажется, онъ не зналъ, кто она. Кажется, онъ разспрашивалъ потомъ, судя по тому, что онъ мнѣ сказалъ вчера.

— Что онъ сказалъ?

— Ничего особеннаго — только одно слово. Я пріѣхала сюда не для того, чтобы говорить о мадамъ Максъ или о мистерѣ Кеннеди.

— О чемъ же вы пріѣхали говорить? спросила Вайолетъ, засмѣявшись и съ разгорѣвшимися щеками, хотя нельзя было сказать, что она покраснѣла.

— Разумѣется, объ обожателѣ, сказала лэди Лора.

— Желала бы я, чтобъ вы оставили меня въ покоѣ съ моими обожателями. Вы хуже чѣмъ тетушка. Она по-крайней-мѣрѣ разнообразитъ свои предложенія. Ей уже надоѣлъ бѣдный лордъ Фаунъ, потому что онъ вигъ.

— Кто же теперь ея фаворитъ?

— Старикъ Эпльдомъ — который мнѣ чрезвычайно нравится; право мнѣ кажется, я огласилась бы сдѣлаться мистриссъ Эпльдомъ, чтобы избавиться отъ непріятностей, еслибъ онъ не красилъ усовъ и не подбивалъ ватой своего платья.

— Онъ броситъ эти вещи, если вы его попросите.

— У меня не достанетъ духа. Кромѣ того, теперь не время ему дѣлать предложеніе; его любовь всегда начинается осенью.

— Это деревенская болѣзнь, против которой онъ заваленъ, когда бываетъ въ своихъ клубахъ.

— Ну, Вайолетъ, я похожа на вашу тетку.

— Похожи на лэди Бальдокъ?

— Въ одномъ отношеніи. Я тоже разноображу мои предложенія.

— Что вы хотите сказать, Лора?

— Именно то — что если вы захотите выйти за Финіаса Финна, я скажу, что вы правы.

— Боже великій! для чего я должна выйти за Финіаса Финна?

— Только по двумъ причинамъ: потому что онъ любитъ васъ и вы…

— Нѣтъ, я это опровергаю. Я его не люблю.

— Мнѣ казалось, что вы любите его.

— Это была ваша фантазія, но честное слово, я этого не могу понять. Онъ былъ вашъ большой пріятель.

— Какое же это имѣетъ отношеніе? спросила лэди Лора.

— И вы бросили вашего брата, Лора!

— Вы его бросили. Неужели онъ долженъ вѣчно дѣлать предложеніе и получать отказъ?

— Я не знаю, почему ему этого не дѣлать, если сообразить, какъ это мало доставляетъ ему хлопотъ; это беретъ у него полчаса въ полгода, давая ему время пріѣхать и уѣхать въ кэбѣ.

— Вайолетъ, я васъ не понимаю. Неужели вы отказывали Освальду такъ часто оттого, что онъ не проводилъ цѣлые часы на колѣняхъ передъ вами?

— Совсѣмъ нѣтъ. Его натура должна измѣниться къ худшему, прежде чѣмъ онъ будетъ въ состояніи дѣлать это.

— Для чего же вы ставите ему въ упрекъ то, что онъ не посвящаетъ вамъ больше времени?

— Для чего вы пріѣхали сватать меня за мистера Финіаса Финна? Вотъ что я желаю знать. Мистеръ Финіасъ Финнъ, насколько мнѣ извѣстно, не имѣетъ никакого состоянія, кромѣ жалованья, которое онъ теперь будетъ получать отъ правительства. Мистеръ Финіасъ Финнъ, кажется, сынъ провинціальнаго доктора въ Ирландіи и имѣетъ семь сестеръ. Мистеръ Финіасъ Финнъ католикъ. Мистеръ Финіасъ Финнъ влюбленъ — или билъ недавно — въ другую женщину; мистеръ Финіасъ Финнъ такъ мало влюбленъ въ эту минуту, что онъ даже поручаетъ свое дѣло посланницѣ. Въ этомъ пикто не можетъ имѣть успѣха, кромѣ наслѣднаго принца.

— Развѣ онъ никогда не объяснялся съ вами самъ?

— Милая моя, я не разсказываю чужихъ тайнъ. Мнѣ кажется, если онъ объяснялся, то успѣхъ его былъ такъ малъ, что онъ поручилъ хлопотать объ этомъ другимъ.

— Онъ мнѣ не поручалъ. Онъ не давалъ мнѣ никакого порученія.

— Такъ зачѣмъ же вы пріѣхали?

— Затѣмъ… право я не знаю, какъ мнѣ сказать это вамъ. Относительно Освальда произошли такія вещи, которыя заставили мистера Финна объясниться со мною.

— Я все знаю — это на счетъ ихъ дуэли? Сумасброды! Я нисколько не обязана имъ — нисколько! Представьте себѣ, еслибы тетка моя узнала, какую жизнь заставила бы она меня вести, Густавъ все знаетъ и я чувствую, что завишу отъ его состраданія. Изъ за-чего они поссорились?

— Не могу отвѣчать на это — хотя знаю настолько ихъ обоихъ, чтобы быть увѣренной, что виноватъ былъ Чильтернъ.

— Какъ это странно, что вы бросили вашего брата.

— Я не бросала его. Вы примете предложеніе Освальда, если онъ посватается опять?

— Нѣтъ, почти вскрикнула Вайолетъ.

— Когда такъ, я надѣюсь, что мистеръ Финнъ будетъ имѣть успѣхъ. Я желаю ему успѣха во всемъ. Вы можете знать все. Онъ мой Фебъ, Аполлонъ.

— Это очень для меня лестно — соображая, въ какое положеніе вы желаете поставить вашего Феба въ настоящую минуту.

— Послушайте, Вайолетъ, я вамъ вѣрна, дайте же мнѣ допытаться отъ васъ правды. Этотъ человѣкъ любитъ васъ, и мнѣ кажется, онъ васъ достоинъ. Онъ не влюбленъ въ меня, но онъ мой другъ. Какъ другъ его и вѣря его достоинствамъ, я желаю ему успѣха почти больше всего на свѣтѣ. Послушайтесь меня, Вайолетъ; я не вѣрю тѣмъ причинамъ, па которыя вы сейчасъ ссылались, чтобы не сдѣлаться женою этого человѣка.

— И я также.

— Я это знаю. Посмотрите на меня. У меня сердце не такъ нѣжно какъ у васъ, и я думала, что могу удовлетворить себя честолюбіемъ, не заботясь о своемъ сердцѣ, и вышла замужъ только для того, чтобы имѣть то, что вы называете положеніемъ. Мой мужъ очень богатъ, министръ и, вѣроятно, будетъ пэромъ. И онъ женился на мнѣ въ то время, когда у меня не было ни шиллинга.

— Онъ былъ очень великодушенъ.

— Послѣ онъ потребовалъ моихъ денегъ, сказала лэди Лора: — но это все-равно. Я пріѣхала говорить не о себѣ — развѣ только просить васъ не поступать такъ, какъ поступила я. Все, что вы сказали о бѣдности и происхожденіи этого человѣка, не значитъ ничего.

— Рѣшительно ничего, отвѣчала Вайолетъ. — Только одни слова, годныя для такихъ людей, какъ моя тетка.

— Ну такъ что же? Если вы любите его…

— А! но если я его не люблю? Вы очень подробно разузнаете мои тайны. Скажите мнѣ, Лора, вѣдь этотъ молодой красавецъ былъ когда-то вашимъ обожателемъ?

— А вы думаете, что я не могу сохранять чужія тайны такъ хорошо, какъ вы?

— Какая польза въ тайнахъ, Лора, когда мы были уже такъ откровенны? Онъ сначала учился любви съ вами, а потомъ обратился ко мнѣ. Будемъ за нимъ наблюдать я посмотримъ, кто будетъ третій. Мнѣ тоже онъ на столько нравится, что я надѣюсь, что онъ наконецъ безопасно пристанетъ къ берегу.

Глава XLVI. Ловушка

Финіасъ конечно не имѣлъ желанія свататься черезъ посланницу — изъ вторыхъ рукъ. Онъ не давалъ никакихъ порученій лэди Лорѣ и, какъ читателю извѣстно, ничего не зналъ, что дѣлалось и говорилось за него. Онъ просилъ у лэди Лоры только доставить ему случай говорить самому, и просилъ объ этомъ почти съ убѣжденіемъ, что эта просьба сдѣлаетъ пріятельницу его врагомъ. Онъ не зналъ, что происходило въ сердцѣ лэди Лоры, и не имѣлъ понятія о томъ, какъ она желала помочь ему. Она никогда не говорила ему, что охотно пожертвуетъ для него своимъ братомъ, и разумѣется не сказала, что она готова также пожертвовать для него собою. Когда она написала къ нему въ одно утро въ іюнѣ, что Вайолетъ будетъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ одна въ этотъ день — назначивъ часъ и объясняя, что миссъ Эффингамъ пріѣдетъ туда видѣться съ нею и съ ея отцомъ, но что въ этотъ часъ она будетъ непремѣнно одна — даже тогда зналъ ли онъ, какъ много приготовлялась она сдѣлать для него? Короткая записочка была подписана «Л», а потомъ былъ длинный постскриптумъ:

«Спросите меня. Я пріѣду позже, но я сказала, чтобы васъ попросили подождать. Я не могу дать вамъ надежды на успѣхъ, не если вы хотите допытаться — вы можете это сдѣлать. Если вы не придете, я буду знать, что вы передумали. Я не стану думать о пасъ хуже и ваша тайна будетъ мною сохранена. Я дѣлаю то, о чемъ вы меня просили, только потому что вы меня просили. Сожгите эту записку тотчасъ — потому что я прошу объ этомъ.»

Финіасъ уничтожилъ записку, разорвавъ ее на мелкіе куски, какъ только прочелъ въ другой разъ. Разумѣется, онъ пойдетъ на Портсмэнскій сквэръ въ назначенный часъ; разумѣется, онъ воспользуется этимъ случаемъ. Онъ не имѣлъ большой надежды; — но даже хотя не имѣлъ надежды, онъ все-таки воспользуется этимъ случаемъ.

Когда лордъ Брентфордъ говорилъ съ Финіасомъ объ его повышеніи, онъ просилъ также новаго лорда казначейства сообщить кое-что его сыну. Финіасъ нашелъ себя вынужденнымъ обѣщать сдѣлать это, и сдѣлалъ. Письмо было довольно трудно написать — но онъ написалъ. Давъ обѣщаніе, онъ считалъ себя обязаннымъ сдержать его.

«Любезный лордъ Чильтернъ, началъ онъ: «не думаю, чтобы наша послѣдняя встрѣча не позволяла мнѣ обратиться къ вамъ письменно. Я теперь пишу къ вамъ по порученію вашего отца, который ничего не слыхалъ о нашемъ маленькомъ дѣлѣ.»

Тутъ онъ объяснилъ подробно желанія лорда Брентфорда, какъ самъ онъ понималъ.

«Пожалуйста пріѣзжайте домой, кончалъ онъ письмо: «относительно В. Э. я считаю себя обязаннымъ сказать вамъ, что я намѣренъ еще попытать счастье, но не имѣю никакого основанія надѣяться, чтобы счастье поблагопріятствовало мнѣ. Послѣ дня на пескахъ я встрѣчалъ ее только въ обществѣ. Я знаю, вы съ удовольствіемъ услышите, что моя рана не была опасна, и думаю, что вы также съ удовольствіемъ услышите, что я сталъ ногою на лѣстницу повышенія. — Всегда вашъ

«ФИНІАСЪ ФИННЪ.»

Теперь онъ долженъ былъ попытать счастья — хотя онъ писалъ лорду Чильтерну, что онъ не имѣетъ никакой причины надѣяться, чтобы это счастье поблагопріятствовало ему. Онъ пpямo пошелъ изъ своей канцеляріи на Портсмэнскій сквэръ, рѣшивъ, что онъ переодѣваться не станетъ, а только вымоетъ руки и причешетъ волосы, какъ будто идетъ въ парламентъ, и постучался въ дверь графа именно въ часъ, назначенный лэди Лорой.

— Миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ: — я такъ радъ, что нашелъ васъ одну.

— Да, отвѣчала она, смѣясь. — Я одна — бѣдная, беззащитная дѣвица. Но я не боюсь ничего. Я имѣю сильныя причины думать, что лордъ Брентфордъ гдѣ-нибудь неподалеку. Помфретъ, буфетчикъ, знавшій меня съ младенчества, тоже можетъ считаться хозяиномъ.

— Съ такими союзниками вамъ нечего бояться, отвѣчалъ Финіасъ, стараясь подражать ея шутливому тону.

— Даже и безъ нихъ, мистеръ Финнъ, мы, беззащитныя женщины, въ нынѣшнее время такъ самонадѣянны, что наши покровители отступаютъ отъ насъ, видя, что мы больше въ нихъ не нуждаемся. А съ вами — чего же я могу бояться?

— Ничего — такъ я надѣюсь.

— Было время, и не очень давно, когда считали очень опаснымъ оставлять наединѣ молодыхъ мужчинъ и дѣвицъ. Но приличіе теперь не такъ раболѣпно, и добродѣтель, нравственность, скромность и все тому подобное одержали верхъ. Вы тоже такъ думаете?

— Я увѣренъ въ этомъ.

— А все-таки я не люблю, когда мнѣ разставляютъ ловушку, мистеръ Финнъ.

— Ловушку?

— Да, лопушку. Здѣсь нѣтъ западни? Если вы это скажете, я признаюсь въ своей глупости и буду просить у васъ прощенія.

— Я не совсѣмъ понимаю, что вы называете ловушкой.

— Вамъ сказали, что я здѣсь?

Онъ помолчалъ прежде чѣмъ отвѣтилъ:

— Да, мнѣ сказали.

— Я называю это ловушкой.

— Развѣ я въ этомъ виноватъ?

— Я не говорю, что вы разставили ловушку, но вы воспользовались ею.

— Миссъ Эффингамъ, разумѣется, я воспользовался ею. Вы должны знать — мнѣ кажется, вы должны знать — что я буду говорить вамъ то, что давно заставляло меня желать подобнаго случая.

— И поэтому вы прибѣгли къ помощи вашего друга?

— Это правда.

— Въ такихъ случаяхъ вамъ не слѣдуетъ никогда не говорить ни съ кѣмъ, мистеръ Финнъ. Если вы сами не можете хлопотать за себя, никто не можетъ хлопотать за васъ.

— Миссъ Эффингамъ, вы помните нашу поѣздку верхомъ въ Сольсби?

— Очень хорошо — какъ будто это было вчера.

— И вы помните, что я сдѣлалъ вамъ вопросъ, на который вы еще не отвѣчали?

— Я отвѣчала — какъ умѣла, чтобы сказать вамъ правду не оскорбивъ васъ.

— Было необходимо — необходимо, чтобы я былъ сильно огорченъ или совершенно счастливъ. Вайолетъ Эффингамъ, я пришелъ просить васъ сдѣлаться моей женой, — сказать вамъ, что я васъ люблю, и просить васъ полюбить меня взаимно. Какова бы ни была моя участь, этотъ вопросъ долженъ быть сдѣланъ и отвѣтъ долженъ быть данъ. Я не надѣялся услыхать отъ васъ, что вы любите меня…

— Чего же вы надѣялись?

— Немногаго — но возможности, что вы скажете мнѣ это впослѣдствіи.

— Еслибъ я любила васъ, я сказала бы вамъ это теперь — сейчасъ. Даю вамъ слово въ этомъ.

— Вы не можете никогда полюбить меня?

Какъ можетъ женщина отвѣчать па такой вопросъ? Я думаю, что никогда. Я не думаю, чтобы я пожелала когда-нибудь имѣть васъ своимъ мужемъ. Вы просите отъ меня откровенности и я должна быть откровенна.

— Не оттого ли…

Онъ остановился, самъ не зная, какой вопросъ намѣренъ быль сдѣлать.

— Причини никакой нѣтъ, кромѣ той, которая должна заставить всякую дѣвушку отказать всякому мужчинѣ, котораго она не любитъ. Мистеръ Финнъ, я могла бы насказать вамъ много пріятныхъ вещей обо всѣхъ предметахъ кромѣ этого, потому что вы мнѣ нравитесь.

— Я знаю, что ничѣмъ не могу оправдать моего предложенія.

— Вы имѣете все, чѣмъ оправдать его — но-крайней-мѣрѣ, я обязана это предполагать. Если вы любите меня — вы оправданы.

— Вы знаете, что я васъ люблю.

— Я очень жалѣю объ этомъ — очень жалѣю. Я могу только надѣяться, что въ этомъ виновата не я.

— Вы не хотите постараться полюбить меня?

— Нѣтъ — зачѣмъ мнѣ стараться? Еслибъ нужно было стараться о чемъ-нибудь, то я скорѣе постаралась бы не полюбить васъ. Для чего я буду стараться дѣлать то, что не понравится никому изъ близкихъ мнѣ? Я сознаю, что вы имѣли право сдѣлать мнѣ предложеніе — и говорю вамъ откровенно, что оно было бы не напрасно, еслибъ я любила васъ. Но я скажу вамъ также откровенно, что этотъ бракъ не поправился бы тѣмъ, кому я обязана стараться угождать.

Онъ помолчалъ съ минуту, прежде чѣмъ заговорилъ.

— Я подожду, сказалъ онъ: — и опять къ вамъ обращусь.

— Что я могу сказать на это? Не дразните меня, чтобы я не принуждена была поступить съ вами невѣжливо. Лэди Лора такъ привязана къ вамъ, и мистеръ Кеннеди, и лордъ Брентфордъ — и я могу даже сказать, что и я сама, я не желаю, чтобы что-нибудь испортило нашу добрую дружбу. Мистеръ Финнъ, скажите, что вы приняли это за мой окончательный отвѣтъ, и я протяну вамъ руку.

— Протяните, сказалъ онъ.

Она подала ему руку, онъ поцѣловалъ ее и пожалъ.

— Я подожду и опять приду къ вамъ, сказалъ онъ: — непремѣнно приду.

Тутъ онъ повернулся и ушелъ. На углу сквэра онъ увидалъ экипажъ лэди Лори, но не остановился говорить съ нею. Она также увидала его.

— Итакъ у васъ былъ здѣсь гость? сказала лэди Лора Вайолетъ.

— Да — меня поймали въ ловушку.

— Бѣдная мышка! Что же, кошка васъ съѣла?

— Кажется, по-своему. Есть кошки, которыя съѣдаютъ мышей не играя съ ними — и есть другія кошки, которыя прежде поиграютъ съ мышью, а потомъ ее съѣдятъ — и опять есть такія кошки, которыя только играютъ съ мышью, а не ѣдятъ. Мистеръ Финнъ кошка въ послѣднемъ родѣ и позабавился немножко.

— Вы несправедливы къ нему.

— Не думаю, Лора. Я не говорю, чтобы ему не было пріятно жениться на мнѣ. Но если прочесть въ его душѣ, онъ будетъ смотрѣть па это небольшое происшествіе какъ на одно изъ прошлыхъ удовольствій — а не огорченій его жизни.

Глава XLVII. Билль Мильдмэя

Намъ необходимо воротиться нѣсколько назадъ и сказать читателю, что Финіасъ Финнъ былъ опять избранъ депутатомъ отъ Луфтона послѣ своего назначенія въ казначейство. Въ Луфтонѣ было нѣсколько хлопотъ и болѣе издержекъ, чѣмъ въ первый разъ. Квинту съ Слайдъ ѣздилъ-таки туда и мистеръ Веллумъ предложилъ его въ кандидаты. Веллумъ, будучи ученымъ юристомъ и враждебенъ къ интересамъ благороднаго владѣльца Сольсби, надѣлалъ нѣсколько хлопотъ нашему герою. Слайдъ получилъ только три голоса. Это конечно было дурнымъ вознагражденіемъ за издержки, понесенныя Слайдомъ, но за то это доставило ему случай сказать рѣчь, каждое слово которой было передано въ «Знамени», и еслибы эта рѣчь была такъ сказана какъ она появилась въ печати, то Слайдъ былъ дѣйствительно одаренъ ораторскимъ краснорѣчіемъ. Многіе изъ читавшихъ эту рѣчь на столбцахъ «Знамени» не знали, сколько фразъ Слайдъ имѣлъ возможности поправить въ печати. Въ этой рѣчи были очень сильные отзывы противъ нашего героя, и хотя оратора такъ ошикали и закидали грязью въ Луфтонѣ, что словъ его почти нельзя было слышать, — что онъ не могъ даже сказать и десятой части своей рѣчи, все-таки эта рѣчь нѣсколько раздосадовала Финіаса. Для чего Финіасъ читалъ ее? Но кто же не прочтетъ брани противъ себя въ печати?

Въ своей напечатанной рѣчи Слайдъ объявлялъ, что онъ и не думаетъ быть избраннымъ въ депутаты. Онъ зналъ слишкомъ хорошо, какимъ образомъ управляется этотъ городокъ и какіе рабы избиратели. Какъ они стонутъ подъ тиранствомъ, отъ котораго до-сихъ-поръ освободиться не могли! Разумѣется, былъ выбранъ тотъ, кого назначилъ графъ, его лакей, какъ можно назвать этого господина. Графъ можетъ приказать имъ выбрать изъ своихъ лакеевъ кого захочетъ. Всякій служившій знатному человѣку, каковы бы ни были его услуги, назывался лакеемъ въ «Знамени». Эта рѣчь была вообще очень колкая. Финіасъ Финнъ сначала думалъ, что онъ обязанъ отколотить Квинтуса Слайда, по когда Монкъ сказалъ ему, что эти вещи дѣлаются всегда, онъ утѣшился.

Въ парламентѣ шла рѣчь о томъ, отъ какихъ ничтожныхъ мѣстечекъ отнять право имѣть депутатовъ въ нижней палатѣ. Тёрнбёлль особенно нападалъ на вліяніе, которое имѣютъ знатные землевладѣльцы на избирательство депутатовъ, и Финіасъ, хотя не любилъ Тёрнбёлля, находилъ, что онъ въ этомъ правъ. Онъ говорилъ съ Монкомъ, какъ бы прося его позволенія отказаться отъ своей должности и подать голосъ противъ Мильдмэя. Монкъ разсердился на него, сказавъ, что его совѣсть была изъ того тревожнаго и безпокойнаго сорта, который и безполезенъ и не мужественъ.

— Мы всѣ знаемъ, сказалъ Монкъ: — и никто не знаетъ лучше мистера Мильдмэя, что мы не можемъ оправдать избирательна такого мѣстечка какъ Луфтонъ теоріей нашего парламентскаго представительства — не можемъ также оправдать то обстоятельство, что Гёнтингдонширъ посылаетъ столько же депутатовъ, какъ Ист-Райдинъ. Сдѣлки должны быть и вы должны положиться на другихъ, которые изучили это дѣло подробнѣе васъ, чтобы сказать, какъ далеко сдѣлка должна доходить въ настоящую минуту. Повѣрьте мнѣ, Финнъ, если хотите быть полезнымъ, вы должны покориться въ этихъ вещахъ тѣмъ, съ кѣмъ вы дѣйствуете заодно.

Финіасу нечего было отвѣчать на это, но онъ былъ несчастливъ. Можетъ быть, онъ былъ еще несчастнѣе отъ увѣренности, что Мильдмэй будетъ побитъ. Въ эти дни Ло очень его огорчалъ. Ло сильно возставалъ противъ такихъ избирательныхъ мѣстъ, какъ Луфтонъ, а къ Бёнсу онъ не ходилъ, но къ несчастью для него, Бёнсъ поймалъ его разъ на улицѣ я не пощадилъ его.

— Слайдъ немножко налгалъ на васъ намедни въ «Знамени», мистеръ Финнъ. Слишкомъ ужъ напалъ, какъ я ему сказалъ.

Мистеръ Слайдъ можетъ нападать на меня сколько хочетъ, Бёнсъ.

— Разумѣется, печать свободна, слава Богу! Но къ чему ораторствовать противъ графскаго мѣстечка, когда оно навѣрно не устоитъ? Разумѣется, оно не устоитъ, мистеръ Финнъ.

— Я самъ такъ думаю.

— Такъ и слѣдуетъ. Мнѣ говорятъ, что это все мистеръ Мильдмэй старается ихъ удержать. Онъ очень старъ и потому мы ему простимъ. Но онъ долженъ выйти въ отставку, мистеръ Финнъ.

— Мы скоро это узнаемъ, мистеръ Бёнсъ.

— Если вы не получите другого мѣста, мистеръ Финнъ, вы навѣрно воротитесь въ Линкольн-Иннъ. Надѣюсь, что это будетъ. Это гораздо лучше, чѣмъ быть депутатомъ отъ Луфтона, мистеръ Финнъ — и Бёнсъ ушелъ.

Тёрнбёлль добился своего и Луфтонъ былъ осужденъ. Луфтонъ и шесть другихъ смертельныхъ грѣховъ были преданы проклятію, и на слѣдующій же вечеръ первый министръ объявилъ въ парламентѣ, что онъ уже подалъ отставку ея величеству, а ея величество милостиво приняла ее. Онъ былъ очень старъ и чувствовалъ, что настало время для него наслаждаться тѣмъ отдыхомъ, который, онъ думалъ, можетъ быть заслужилъ. Ея величество послала за мистеромъ Грешэмомъ, а мистеръ Грешэмъ уже видѣлъ ея величество. Мистеръ Грешэмъ и его другіе друзья, хотя они не соглашаются съ тѣмъ пунктомъ, который поддерживаютъ соединенныя усилія его оппонентовъ, были моложе его и постараются для страны и для ея величества провести этотъ билль. Разумѣется, тогда парламентъ будетъ распущенъ и будущее министерство будетъ зависѣть отъ выбора страны. Изъ всего этого было понятно, что Грешэмъ долженъ довести билль до конца, сколько бы ни было голосовъ противъ него, и что новый министръ иностранныхъ дѣлъ долженъ быть выбранъ. Финіасъ также понялъ, что онъ лишился мѣста депутата отъ Луфтона. Отъ Луфтона уже никогда не будетъ депутата.

— На мѣстѣ мистера Мильдмэя я совсѣмъ бросилъ бы билль, говорилъ послѣ лордъ Брентфордъ: — но разумѣется не мое дѣло вмѣшиваться.

Сессію продлили послѣ этого на два мѣсяца.

— Никогда я этого не перенесу, говорилъ Рэтлеръ Финну въ одинъ ужасно жаркій вечеръ, сидя на скамьѣ позади министровъ: — никогда. Не думаю, чтобы такая трудная сессія была извѣстна когда-либо прежде. Подумайте, каково держать людей въ августѣ, когда термометръ показываетъ 81 градусъ по Фаренгейту, а рѣка воняетъ.

Рэтлеръ однако не умеръ.

Въ послѣдній день сезона Лоренсъ Фицджибонъ подалъ въ отставку. До Финіаса дошли слухи о причинѣ этого, но настоящую причину ему не сказали; говорили, будто лордъ Кентрипъ настоялъ на этомъ, и Лоренсъ понадобился именно въ то время, когда къ несчастью его не случилось. Это однако было покрыто какою-то таинственностью, но таинственность была не такъ удивительна, какъ торжество Финіаса, когда Грешэмъ предложилъ ему это мѣсто.

— Но у меня не будетъ мѣста депутата, сказалъ Финіасъ.

— Завтра у насъ ни у кого не будетъ мѣстъ, сказалъ Грешэмъ.

— И мнѣ будетъ трудно найти мѣсто депутата.

— Выборы начнутся не прежде ноября и вы должны позаботиться. И мистеръ Монкъ и лордъ Брентфордъ, кажется, думаютъ, что вы будете въ палатѣ.

Такимъ образомъ сессія кончилась.

Глава XLVIII. Герцогъ

Въ половинѣ сентября собралось большое общество въ пріорствѣ Мачингъ, деревенскомъ замкѣ, принадлежащемъ Плантадженету Паллизеру. Мужчинъ конечно выбрали относительно ихъ политическихъ чувствъ и положенія — потому что въ домѣ не было ни одного гостя, который бы давалъ голосъ за Тёрнбёлля, ни жены, ни дочери, ни сестры. Финіаса пригласили, и когда онъ пріѣхалъ въ Мачингъ, онъ нашелъ тамъ половину министерства. Кеннеди тамъ не было, не было и лэди Лоры. Монкъ былъ тамъ, и герцогъ съ герцогинею, и Грешэмъ, и лордъ Трифтъ, тамъ были также мистриссъ Максъ-Гёслеръ и мистриссъ Бонтинъ — мистеръ Бонтинъ уѣхалъ куда-то; Вайолетъ Эффингамъ ждали черезъ два дня, а лорда Чильтерна въ концѣ недѣли. Лэди Гленкора воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ сообщить это извѣстіе Финіасу очень скоро послѣ его пріѣзда; а Финіасъ, смотря на ея глаза и ротъ, когда она говорила, вполнѣ увѣрился, что лэди Гленкора знала исторію дуэли.

— Я буду очень радъ увидѣть его, сказалъ Финіасъ.

— Ну и прекрасно! отвѣчала лэди Глэнкора.

Были тутъ также мистеръ и мистриссъ Грей, большіе пріятели Паллизеровъ, — а въ самый день пріѣзда Финіаса, за полчаса до обѣда, пріѣхалъ герцогъ Омніумъ. Паллизеръ былъ племянникъ и наслѣдникъ герцога — и герцогъ Омніумъ былъ очень важный человѣкъ. Я не знаю почему, но въ общемъ мнѣніи герцогъ Омніумъ былъ гораздо важнѣе другого, тутъ же присутствовавшаго герцога — Сент-Бёнгэя. Герцогъ Сент-Бёнгэй былъ человѣкъ полезный всю жизнь, засѣдалъ въ министерствахъ, служилъ своему отечеству, всегда былъ готовъ принять на свои плеча всякую трудную работу, какую требовали отъ него, но герцогъ Омніумъ никогда ничего не дѣлалъ для своего отечества. Оба имѣли Подвязку; герцогъ Сент-Бёнгэй заслужилъ ее своей службой, а герцогъ Омніумъ получилъ голубую ленту только потому, что онъ былъ герцогъ Омніумъ. Одинъ былъ нравственный, добрый человѣкъ, добрый мужъ, добрый отецъ и добрый другъ. Другой вовсе не имѣлъ такой высокой репутаціи. Но мужчины и женщины не имѣли высокаго мнѣнія о герцогѣ Сент-Бёнгэѣ, между тѣмъ какъ на другого герцога смотрѣли съ почтительнымъ страхомъ. Я полагаю, тайна заключалась въ томъ простомъ обстоятельствѣ, что герцогъ Омніумъ окружалъ себя какою-то таинственностью богатства и знатности. Черезъ три минуты послѣ пріѣзда герцога мистриссъ Бонтинъ съ видомъ чрезвычайно важнымъ шепнула Финіасу:

— Онъ пріѣхалъ. Онъ пріѣхалъ ровно въ семь часовъ.

— Кто пріѣхалъ? спросилъ Финіасъ.

— Герцогъ Омніумъ! сказала мистриссъ Бонтинъ, почти упрекая его тономъ своего голоса за его равнодушіе. — Очень сомнѣвались, покажется ли онъ наконецъ. Лэди Глэнкора говорила мнѣ, что онъ никогда навѣрно не даетъ слова. Я такъ рада, что онъ пріѣхалъ.

— Кажется, я никогда его не видалъ, сказалъ Финіасъ.

— О! я его видѣла — великолѣпной наружности мужчина. Я нахожу, что лэди Гленкора поступила очень мило, пригласивъ его вмѣстѣ съ нами. Онъ очень рѣдко бываетъ въ большомъ обществѣ, но говорятъ, лэди Гленкора можетъ все съ нимъ сдѣлать послѣ рожденія наслѣдника. Вы вѣрно слышали объ этомъ?

— Нѣтъ, отвѣчалъ Финіасъ: — я ничего не слыхалъ о наслѣдникѣ, но я знаю, что у нихъ есть трое или четверо малютокъ.

— Наслѣдника не было полтора года и всѣ были въ отчаяніи; герцогъ чуть-было не поссорился съ племянникомъ, а мистеръ Паллизеръ… знаете, чуть-было не дошло до развода.

— Я ничего объ этомъ не знаю, отвѣчалъ Финіасъ, который не очень любилъ даму, сообщавшую ему эти свѣдѣнія.

— Это такъ, могу увѣрить васъ; но послѣ рожденія мальчика лэди Гленкора можетъ все сдѣлать съ герцогомъ. Она заставила его поѣхать въ Эскотъ прошлою весною и онъ подарилъ ей лошадь для одной изъ скачекъ въ то самое утро, какъ лошадь эта бѣжала. Говорятъ, онъ заплатилъ три тысячи фунтовъ за эту лошадь.

— А лэди Гленкора выиграла?

— Нѣтъ; — эта лошадь проиграла и мистеръ Паллизеръ не зналъ, что съ нею дѣлать потомъ. Но это было очень мило со стороны герцога; неправдали?

Финіасъ, хотя намѣренъ былъ показать мистриссъ Бонтинъ, какъ мало онъ думалъ о герцогѣ Омніумѣ — какъ мало уважалъ онъ знатнаго пэра, не участвовавшаго въ политикѣ — не могъ воздержаться отъ нѣкотораго безпокойства при видѣ наружности, походкѣ и словахъ человѣка, о которомъ думали такъ много, о которомъ онъ слышалъ такъ часто и котораго совсѣмъ не видалъ. Онъ говорилъ, что герцогъ Омніумъ долженъ бытъ для него не болѣе всякаго другого человѣка, но однако герцогъ Омніумъ былъ для него болѣе другихъ людей. Когда герцогъ пришелъ въ гостиную, онъ сердился на себя и всталъ поодаль, а потомъ опять разсердился на себя, зачѣмъ онъ всталъ поодаль. Для чего ему дѣлать разницу въ своемъ обращеніи, потому что въ обществѣ находится такой человѣкъ, а между тѣмъ онъ никакъ не могъ этого избѣгнуть. Когда онъ вошелъ, герцогъ стоялъ у впадистаго окна, три дамы и трое мужчинъ стояли около него. Финіасъ не подходилъ къ этой группѣ, говоря себѣ, что онъ не хочетъ подходить къ такому знатному человѣку, какъ герцогъ Омніумъ. Онъ увидѣлъ мадамъ Максъ-Гёслеръ между этими дамами и черезъ нѣсколько времени увидалъ, что она отошла. Когда она отходила, Финіасъ догадался, что мадамъ Максъ-Гёслеръ не была принята съ тою любезностью, какой она ожидала. На лицѣ дамы была премилая улыбка и она сѣла на диванъ съ видомъ совершеннаго удовольствія. Но все-таки Финіасъ зналъ, что она получила рану.

— Я былъ два раза у васъ въ Лондонѣ, сказалъ Финіасъ, подходя: — но былъ такъ несчастливъ что, не засталъ васъ.

— Да; — но ваши визиты сдѣланы были такъ поздно, что намъ никакъ нельзя было условиться о нашемъ свиданіи. Что можетъ сдѣлать женщина, когда джентльмэнъ дѣлаетъ ей визитъ въ августѣ?

— Я былъ въ іюлѣ.

— Да, тридцать-перваго. Я всегда акуратно помню эти вещи, мистеръ Финнъ. Но станемъ надѣяться, что мы будемъ счастливѣе въ будущемъ году, а пока мы можемъ только наслаждаться пріятнымъ настоящимъ.

— Общественно или политически, мадамъ Гёслеръ?

— О! общественно. Какъ могу я говорить о чемъ-нибудь другомъ, когда герцогъ Омніумъ здѣсь? Я какъ будто выросла съ-тѣхъ-поръ, какъ нахожусь въ одномъ домѣ съ нимъ. А вы? Но вы избалованное дитя фортуны, и можетъ быть вы прежде встрѣчали его.

— Мнѣ кажется, я однажды видѣлъ шляпу сзади въ паркѣ, и мнѣ кто-то сказалъ, что голова герцога въ этой шляпѣ.

— И вы видѣли его только одинъ этотъ разъ?

— Только — и потомъ теперь.

— И вы не въ восторгѣ?

— Разумѣется, я въ восторгѣ; за кого вы меня принимаете, мадамъ Гёслеръ?

— И я также. Я считаю его дуракомъ и никогда не слыхала, чтобы онъ сдѣлалъ въ жизни хоть одинъ добрый поступокъ.

— Даже когда онъ подарилъ лошадь лэди Гленкорѣ?

— Желала бы я знать, справедливо ли это. Слыхали вы когда о подобной нелѣпости? Итакъ, я говорю, я не думаю, чтобы онъ сдѣлалъ что-нибудь для кого-нибудь. Но, знаете, быть герцогомъ Омніумомъ! Герцогу Омніуму вовсе не нужно дѣлать что-нибудь, кромѣ того, чтобы быть герцогомъ Омніумомъ.

Въ это время лэди Гленкора подошла къ Финіасу и повела его къ герцогу. Герцогъ выразилъ желаніе быть ему представленнымъ. Финіасъ, отчасти съ удовольствіемъ, отчасти съ досадой, не могъ не пойти за лэди Гленкорой. Герцогъ пожалъ ему руку, слегка поклонился и сказалъ что-то о гарротерахъ чего Финіасъ не совсѣмъ понялъ. Онъ старался отвѣчать такъ, какъ отвѣчалъ бы всякому другому, но онъ не могъ снести тяжести величія герцога и смѣшался. Герцогъ поклонился еще разъ и черезъ минуту снисходительно обратился къ какому-то другому счастливцу. Финіасъ отошелъ чрезвычайно раздосадованный, ненавидя герцога — но себя ненавидя еще больше; но онъ отошелъ не туда, гдѣ сидѣла мадамъ Максъ Гёслеръ. Можетъ быть, этой дамѣ было бы пріятно немножко отмстить за свое пораженіе, но для него это не было бы пріятно. Для него вопросъ состоялъ теперь въ томъ, не будетъ ли онъ обязанъ когда-нибудь впослѣдствіи унизить герцога Омніума и подобныхъ ему.

За обѣдомъ Финіасъ сидѣлъ между мистриссъ Бонтинъ и герцогиней Сент-Бёнгэй, и не былъ очень доволенъ. На другомъ концѣ стола герцогъ — великій герцогъ — сидѣлъ по правую руку лэди Гленкоры, а съ другой стороны его судьба помѣстила мадамъ Максъ Гёслеръ. Финіасъ во время обѣда съ чрезвычайнымъ интересомъ наблюдалъ за операціями — успѣшными операціями — этой дамы. Передъ обѣдомъ она была уязвлена герцогомъ. Герцогъ не удостоилъ принять съ любезнымъ поклономъ какую-то остроумную лесть, которою эта дама удостоила его. Она сказала нѣсколько колкихъ словъ Финіасу въ минуту своего гнѣва, но когда судьба обошлась съ нею такъ милостиво, что дала ей это мѣсто за обѣдомъ, она была не такъ глупа, чтобы не воспользоваться своимъ счастьемъ. За супомъ и рыбой она была очень молчалива. Послѣ перваго бокала шампанскаго она сказала слова два. Герцогъ отказался отъ двухъ блюдъ, отъ одного за другимъ, и тогда она приняла участіе въ разговорѣ. Въ то время, когда на тарелкѣ его лежала жареная баранина, она дала полную волю своему остроумію, а когда она ѣла персикъ, герцогъ наклонился къ ней съ любезною улыбкой.

— Вы не находите, что сессія была очень продолжительна? сказала герцогиня Финіасу.

— Очень продолжительна, герцогиня, отвѣчалъ Финіасъ, внианіе котораго все было устремлено на мадамъ Максъ Гёслеръ.

— Герцогу было это очень непріятно.

— Конечно, отвѣчалъ Финіасъ.

Этотъ герцогъ и эта герцогиня были точно такіе же мужъ и жена, какъ и всякіе другіе. Сессія была непродолжительнѣе для герцога Сент-Бёнгэя, какъ и для всѣхъ служащихъ. Финіасъ уважалъ герцога Сент-Бёнгэя, но онъ не могъ очень интересоваться сѣтованіями герцогини.

— Все теперь идетъ такъ непріятно, сказала герцогиня, думая отчасти объ отставкѣ Мильдмэя, а отчасти о томъ, что ея горничная, служившая ей тридцать лѣтъ, удалилась на отдыхъ.

— Не совсѣмъ непріятно, герцогиня, я надѣюсь, сказалъ Финіасъ, примѣтивъ, что въ эту минуту глаза мадамъ Максъ Гёслеръ сверкали торжествомъ. Тутъ имъ овладѣло внезапное честолюбіе — ему было бы пріятно унизить герцога Омніума въ мнѣніи мадамъ Максъ-Гёслеръ. Блескъ глазъ мадамъ Максъ Гёслеръ не пропалъ даромъ для нашего героя.

Вайолетъ Эффингамъ пріѣхала въ назначенное время, и къ удивленію Финіаса, ее привезъ лордъ Брентфордъ. Финіасъ сначала думалъ, что для графа и для его сына нарочно была устроена встрѣча для того, чтобы они помирились въ домѣ Паллизера. Но лордъ Брентфордъ остался только одинъ день и Финіасъ на слѣдующее утро узналъ всю исторію его пріѣзда и отъѣзда отъ Вайолетъ Эффингамъ.

— Я просила его почти на колѣняхъ, чтобы онъ остался, сказала она: — я даже просто встала на колѣна.

— Что же онъ сказалъ?

— Онъ обнялъ меня и поцѣловалъ — и я не могу пересказать вамъ всего, что онъ сказалъ. Но кончилось тѣмъ, что если Чильтернъ пріѣдетъ въ Сольсби, то жирный телецъ непремѣнно будетъ убитъ. Я употреблю всѣ силы, чтобы уговорить его поѣхать, и вы должны это сдѣлать, мистеръ Финнъ. Разумѣется, это глупое дѣло, происходившее за-границей, не можетъ составить никакой разницы между вами.

Финіасъ улыбнулся и сказалъ, что онъ употребитъ всѣ силы. Глядя ей въ лицо, онъ чувствовалъ себя способнымъ разговаривать съ нею, какъ-будто съ нимъ ничего непріятнаго не случилось. Но сердце его было очень холодно. Когда Вайолетъ говорила ему о лордѣ Чильтернѣ, имъ овладѣли въ первый разъ — въ первый разъ съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ узналъ, что лордъ Чильтернъ получилъ отказъ — мысль, сомнѣніе, не сдѣлается ли Вайолетъ все-таки женою лорда Чильтерна. На сердцѣ у него было очень грустно, но онъ преодолѣвалъ себя — увѣряя себя, что они оба обязаны примирить отца съ сыномъ.

— Я такъ рада слышать это отъ васъ, мистеръ Финнъ, сказала Вайолетъ. — Я право думаю, что вы можете сдѣлать это болѣе всѣхъ другихъ. Лордъ Чильтернъ не обратитъ никакого вниманія на мой совѣтъ — даже не станетъ говорить со мною объ этомъ. Но онъ уважаетъ васъ и любитъ нисколько не менѣе отъ того, что случилось.

Какимъ образомъ Вайолетъ могла знать объ уваженіи и любви одного отверженнаго обожателя къ другому — который также былъ отвергнутъ? Какимъ образомъ могла она разговаривать такъ объ одномъ съ другимъ, какъ будто никто изъ нихъ не дѣлалъ ей предложенія? Финіасъ чувствовалъ положеніе свое такимъ страннымъ, что оно было для него почти тяжело. Онъ прямо сказалъ Вайолетъ, когда она отказала ему, что онъ опять сдѣлаетъ ей предложеніе. Но теперь онъ не могъ сдѣлать его. Во-первыхъ, въ ея обращеніи было что-то удостовѣрявшее его, что предложеніе будетъ сдѣлано напрасно; потомъ онъ чувствовалъ, что она показываетъ къ нему особенное довѣріе, которымъ грѣшно было бы воспользоваться для своихъ собственныхъ цѣлей. Они оба должны были помогать лорду Чильтерну, а дѣлая это, онъ не можетъ продолжать ухаживать за нею, потому что это будетъ враждебно для лорда Чильтерна. Можетъ быть, встрѣтится случай вставить какое-нибудь слово, и онъ воспользуется этимъ случаемъ; но онъ не могъ сдѣлать прямого нападенія, какъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ. Вайолетъ также вѣроятно понимала, что теперь ее не поймаютъ въ ловушку.

Герцогъ провелъ четыре дня въ Мачингѣ и на третій день — наканунѣ того дня, когда ожидали лорда Чильтерна — онъ ѣздилъ верхомъ возлѣ мадамъ Максъ Гёслеръ. Мадамъ Максъ Гёслеръ была отличной наѣздницей — она любила ѣздить скоро, но герцогъ всегда ѣздилъ шагомъ, и мадамъ Максъ Гёслеръ на этотъ разъ ѣхала такъ медленно, какъ призракъ въ «Дон-Жуанѣ». Но нѣкоторые говорили, особенно мистриссъ Бонтинъ, что разговоръ между ними шелъ не такъ тихо. На слѣдующее утро герцогъ и мадамъ Максъ Гёслеръ опять сошлись передъ завтракомъ на террасѣ, смотря на общество, игравшее на лугу въ крокетъ.

— Вы никогда не играете? спросилъ герцогъ.

— Играю; всегда дѣлаешь всего понемножку.

— Я увѣренъ, что вы играете хорошо. Зачѣмъ вы не играете теперь?

— Теперь я играть не буду.

— Мнѣ хотѣлось бы васъ видѣть въ этой игрѣ.

— Мнѣ очень жаль, что я не могу исполнить желанія вашей свѣтлости. Я играла въ крокетъ до того, что онъ мнѣ надоѣлъ, и я начала думать, что эта игра годится только для мальчиковъ и дѣвочекъ. Самое главное состоитъ въ томъ, что это даетъ имъ случай поволочиться и пококетничать.

— А вы никогда не кокетничаете, мадамъ Гёслеръ?

— Въ крокетѣ никогда, герцогъ.

— Когда же вы выбираете для этого время?

— Это зависитъ отъ многаго — и главное отъ избранной особы. А вы какое время посовѣтовали бы?

— Я ничего совѣтовать не могу, я такъ несвѣдущъ!

— Что вы сказали бы о вершинѣ горы на разсвѣтѣ въ лѣтній день? спросила мадамъ Максъ Гёслеръ.

— Вы заставляете меня дрожать, отвѣчалъ герцогъ.

— Или о лодкѣ на озерѣ въ лѣтній вечеръ, или объ охотѣ въ полѣ, или о палубѣ парохода, или о военномъ госпиталѣ во время войны, или о желѣзной дорогѣ изъ Парижа въ Марсель?

— Мадамъ Максъ Гёслеръ, у васъ самыя не комфортэбельныя идеи.

— Я не сомнѣваюсь, что ваша свѣтлость пробовали все это — успѣшно. Но можетъ быть спокойное кресло у камина въ хорошенькой комнатѣ превосходитъ все?

— Конечно превосходитъ, отвѣчалъ герцогъ.

Тутъ онъ шепнулъ что-то, заставившее мадамъ Максъ Галеръ покраснѣть и улыбнуться, и тотчасъ послѣ этого она пошла за тѣми, которые уже пошли къ завтраку.

Мистриссъ Болтинъ вертѣлась около того мѣста на террасѣ, гдѣ стояли мадамъ Максъ Гёслеръ и герцогъ, смотря на нихъ завистливыми глазами, замышляя, какъ бы на нихъ напасть, какъ бы ихъ прервать, но у нея не достало мужества и она не смѣла подойти. Герцогъ не примѣчалъ намѣреній мистриссъ Бонтинъ, но мадамъ Максъ Гёслеръ видѣла и поняла все.

— Милая мистриссъ Бонтинъ, сказала она потомъ: — для чего вы не присоединились къ намъ? Герцогъ былъ такъ пріятенъ.

— Третье лицо всегда некстати, сказала мистриссъ Бонтинъ.

Она была разсержена и не такъ ловко придумала свой отвѣтъ, какъ могла бы это сдѣлать, еслибъ была хладнокровнѣе.

— Наша пріятельница мадамъ Максъ сдѣлала новую побѣду, обратилась мистриссъ Бонтинъ къ лэди Гленкорѣ.

— Я такъ рада! отвѣчала лэди Гленкора, повидимому, съ непритворнымъ восторгомъ. — Такъ трудно найти кого-нибудь, чтобъ занимать дядюшку! Видите, не всѣ могутъ говорить съ нимъ и онъ не захочетъ говорить со всякимъ.

— Съ нею онъ наговорился вдоволь, сказала мистриссъ Бонтинъ, которая теперь была разсержена больше прежняго.

Глава XLIX. Дуэлисты встрѣчаются

Лордъ Чильтернъ пріѣхалъ и Финіаса нѣсколько тревожила ихъ встрѣча. Онъ пріѣхалъ съ охоты въ этотъ день и слуга сказалъ ему, что лордъ Чильтернъ тутъ. Финіасъ пошелъ въ билліардную, думая, вѣроятно, что онъ можетъ быть тамъ, а потомъ въ гостиную и наконецъ въ библіотеку — но лорда Чильтерна не было нигдѣ. Наконецъ онъ встрѣтился съ Вайолетъ.

— Вы видѣли его? спросилъ онъ.

— Да, онъ гулялъ со мною полчаса тому назадъ въ саду.

— Каковъ онъ? Скажите мнѣ что-нибудь о немъ.

— Я никогда не видала его такимъ пріятнымъ. Онъ не обѣщалъ мнѣ поѣхать въ Сольсби, но также и не сказалъ, что не поѣдетъ.

— Онъ знаетъ, что я здѣсь?

— Да — я сказала ему. Я сказала ему также, какъ мнѣ было бы пріятно видѣть васъ друзьями.

— А онъ что сказалъ?

— Онъ засмѣялся и сказалъ, что вы добрѣйшій человѣкъ на свѣтѣ. Вы видите, я выражаюсь подробно.

— Но зачѣмъ онъ засмѣялся? спросилъ Финіасъ.

— Онъ мнѣ не сказалъ, но я полагаю, это оттого, что онъ думалъ о поѣздкѣ въ Бельгію и примѣтилъ, что я знаю объ этомъ.

— Желалъ бы я знать, кто вамъ сказалъ. Но это все-равно. Я не намѣренъ приставать къ вамъ съ разспросами. Такъ какъ я не хочу, чтобы наша первая встрѣча происходила при всѣхъ въ гостиной, я пойду къ нему въ комнату.

— Подите, подите — это будетъ такъ мило съ вашей стороны.

Финіасъ послалъ свою карточку съ лакеемъ и черезъ нѣсколько минутъ стоялъ передъ дверью комнаты лорда Чильтерна, держась за ручку. Въ послѣдній разъ, какъ онъ видѣлъ этого человѣка, они стояли съ пистолетами въ рукахъ другъ передъ другомъ и лордъ Чильтернъ старался всѣми силами застрѣлить своего противника. Причина ссоры оставалась все такою же и теперь. Финіасъ не отказался отъ Вайолетъ и не имѣлъ намѣренія отказаться. Онъ не получалъ извѣстія отъ своего соперника, что между ними будетъ перемиріе. Конечно, онъ дружески писалъ къ лорду Чильтерну, но отвѣта не получалъ, а изъ разсказа Вайолетъ онъ не могъ узнать ничего вѣрнаго. Очень могло быть, что лордъ Чильтернъ накинется на него теперь съ яростью и произойдетъ сцена весьма непріятная въ чужомъ домѣ. А все-таки Финіасъ рѣшилъ, что даже это будетъ лучше, чѣмъ ссора при постороннихъ въ гостиной. Итакъ дверь отворилась и соперники встрѣтились.

— Ну что, старый дружище? сказалъ лордъ Чильтернъ, смѣясь.

Тогда все сомнѣніе прекратилось и Финіасъ горячо жалъ руку своему прежнему и настоящему другу.

— Итакъ мы получили должность — вонъ оно какъ!

— И мнѣ пришлось надѣть на себя упряжь, отвѣчалъ Финіасъ.

— Это должно быть страшная скука?

— Я всегда любилъ работать, какъ вамъ извѣстно.

— Я думалъ, что вы больше любите охотиться. Сорви-Голова опять стоитъ въ конюшнѣ для васъ. Дуракъ, купившій его, ничего не могъ съ нимъ сдѣлать и я отдалъ ему обратно его деньги.

— Я не вижу, зачѣмъ вы это сдѣлали.

— Потому что я былъ глупѣе его. Итакъ вы здѣсь у Паллизеровъ. Но какъ же вы устроитесь насчетъ мѣста въ парламентѣ, другъ мой?

— Пока не говорите объ этомъ, Чильтернъ.

— Непріятный предметъ? Я нахожу, что Луфтонъ справедливо уничтожили, хотя жалѣю объ этомъ для васъ.

— Совершенно справедливо.

— А между тѣмъ вы подавали голосъ противъ этого; но я не хочу нападать на васъ. Итакъ отецъ мой былъ здѣсь?

— Да, одинъ день.

— Вайолетъ мнѣ говорила. Вы съ нимъ по прежнему добрые друзья?

— Надѣюсь.

— Онъ совсѣмъ не слыхалъ о нашемъ дѣльцѣ?

— Не думаю.

— Такъ Вайолетъ мнѣ говоритъ. Разумѣется, вы знаете, что она слышала.

— Я имѣю причины это предполагать.

— И Лора также?

— Я самъ ей сказалъ.

— За коимъ чортомъ вы сдѣлали это? Но, можетъ быть, это къ лучшему. Разумѣется, и отецъ мой узнаетъ когда-нибудь объ этомъ.

— Надѣюсь, вы поѣдете въ Сольсби, Чильтернъ?

— Этотъ вопросъ легче сдѣлать, чѣмъ отвѣчать на него. Правда, что самое главное затрудненіе преодолѣно. Лора получила свои деньги. И если отецъ мой сознается, что онъ былъ ко мнѣ неправъ съ начала до конца, я завтра же поѣхалъ бы въ Сольсби и отнялъ бы отъ васъ Луфтонъ, только Луфтона-то больше пѣтъ.

— Бы не можете ожидать этого отъ вашего отца.

— Нѣть — въ томъ-то и затрудненіе. Итакъ у васъ здѣсь этотъ напыщенный герцогъ. Какъ вы съ нимъ?

— Какъ нельзя лучше. Онъ удостоилъ пожать мнѣ руку.

— Это величайшій дуралей. А на Вайолетъ онъ обратилъ вниманіе?

— Я не замѣтилъ.

— Ему не слѣдовало позволять находиться въ одной комнатѣ съ нею.

Послѣ этого наступило краткое молчаніе, такъ какъ Финіасъ не рѣшался говорить о миссъ Эффингамъ съ лордомъ Чпльтерномъ.

— А вы какъ съ нею? вдругъ спросилъ лордъ Чильтернъ.

На этотъ вопросъ такъ трудно было отвѣчать, что Финіасъ сначала и не пытался.

Вы знаете, въ какихъ отношеніяхъ я нахожусь съ нею, продолжалъ лордъ Чильтернъ. — Она отказала мнѣ три раза. Были вы счастливѣе?

Лордъ Чильтернъ, дѣлая этотъ вопросъ, прямо смотрѣлъ въ лицо Финну. Лицо его не выражало ни гнѣва, ни гордости. Въ немъ даже было что-то похожее па усмѣшку. Но оно показывало также, что лордъ Чильтернъ намѣренъ получить отвѣтъ.

— Нѣтъ, сказалъ наконецъ Финіасъ: — я не былъ счастливѣе.

— Можетъ быть, вы передумали?

— Нѣтъ, я не передумалъ.

— Какъ же тогда? Будемъ добросовѣстны другъ съ другомъ. Я сказалъ вамъ въ Уиллингфордѣ, что я поссорюсь со всякимъ, кто вздумаетъ отнять у меня Вайолетъ Эффингамъ. Вы рѣшились на это и потому я поссорился съ вами. Но мы не можемъ вѣчно выходить на дуэль.

— Надѣюсь, что намъ не придется больше стрѣляться.

— Нѣтъ, это было бы нелѣпо. Я нахожу, что мы и прежде нелѣпо поступили. Но я не видѣлъ другого исхода. Впрочемъ теперь это прошло. Теперь какъ же будетъ?

— Что я долженъ на это отвѣчать? спросилъ Финіасъ.

— Правду. Вы дѣлали ей предложеніе, я полагаю.

— Да, я дѣлалъ ей предложеніе.

— И опа вамъ отказала?

— Да — она отказала мнѣ.

— И вы намѣрены сдѣлать ей предложеніе опять?

— Намѣренъ при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Право, Чильтернъ, мнѣ кажется, я возобновлю мое предложеніе и при обстоятельствахъ неблагопріятныхъ.

— И я также. Кажется, я прежде говорилъ вамъ, что никогда болѣе не стану дѣлать ей предложеніе; но это было задолго до того, какъ я подозрѣвалъ, что и вы имѣете такое же намѣреніе. То, что человѣкъ говоритъ о подобномъ дѣлѣ, когда ему не удалось, не значитъ ничего. Теперь мы понимаемъ другъ друга, слѣдовательно намъ лучше идти одѣваться. Звонили къ обѣду уже полчаса тому назадъ и мой слуга шатается около двери.

Свиданіе это въ одномъ отношеніи было очень пріятно Финіасу, а въ другомъ было очень непріятно. Пріятно для него было узнать, что онъ и лордъ Чильтернъ опять друзья. Ему пріятно было чувствовать, что этотъ дикарь, но молодой и благородный вельможа, которому такъ хотѣлось подраться съ нимъ и застрѣлить его, готовъ былъ сознаться, что онъ поступилъ хорошо. Лордъ Чильтернъ сознался, что хотя ему очень хотѣлось прострѣлить голову нашему герою, но все-таки онъ все время былъ увѣренъ, что нашъ герой былъ человѣкъ хорошій. Финіасъ понималъ это и чувствовалъ, что это пріятно. Но со всѣмъ этимъ въ сердцѣ его было убѣжденіе, что разстояніе между лордомъ Чильтерномъ и Вайолетъ ежедневно становилось меньше — и что лордъ Чильтернъ могъ сдѣлаться великодушенъ. Если миссъ Эффингамъ можетъ полюбить лорда Чильтерна, чѣмъ онъ, Финіасъ Финнъ, можетъ перевѣсить право подобнаго жениха?

Въ этотъ вечеръ лордъ Чильтернъ велъ миссъ Эффингамъ къ обѣду. Финіасъ сказалъ себѣ, что конечно это устроила лэди Гленкора нарочно для интересовъ Сольсби. Для него въ эту минуту не значило ничего, что ему была поручена мадамъ Гёслеръ. У него было свое честолюбіе относительно мадамъ Гёслеръ, но оно пока дремало. Онъ не могъ отвести глазъ отъ миссъ Эффингамъ, а между тѣмъ, какъ ему было хорошо извѣстно, его наблюденія надъ нею были совершенно безполезны. Онъ зналъ заранѣе совершенно вѣрно, какъ она будетъ обращаться съ своимъ обожателемъ. Она будетъ ласкова, откровенна, дружелюбна, а между тѣмъ ея обращеніе не будетъ значить ничего — не подастъ никакого ключа къ ея будущему намѣренію въ пользу или противъ лорда Чильтерна. Финіасъ находилъ, что Вайолетъ Эффингамъ умѣла обращаться съ своими отверженными женихами какъ съ милыми друзьями тотчасъ послѣ отказа.

— Мистеръ Финнъ, сказала мадамъ Гёслеръ: — ваши глаза и уши такъ и говорятъ о вашей страсти.

— Надѣюсь, что нѣтъ, сказалъ Финіасъ: — потому что конечно я не желаю, чтобы кто-нибудь могъ догадаться, какъ велико мое уваженіе къ вамъ.

— Это очень мило сказано — очень мило, и показываетъ болѣе находчивости и остроумія, чѣмъ я думала бы найти въ васъ при вашемъ настоящемъ страданіи. Но разумѣется мы всѣ знаемъ, гдѣ ваше сердце. Мужчины предпринимаютъ опасныя поѣздки въ Бельгію не даромъ.

— Это несчастная поѣздка въ Бельгію! Но вѣдь никто не знаетъ, зачѣмъ я туда ѣздилъ.

— Вы встрѣтились тамъ съ лордомъ Чильтерномъ?

— Да, я встрѣтился съ нимъ тамъ.

— И у васъ была дуэль?

Мадамъ Максъ — вы не должны требовать, чтобъ я самъ себя обвинилъ.

Разумѣется, дуэль была, и разумѣется за миссъ Эффингамъ, и разумѣется эта дама считаетъ себя обязанной отказать обоимъ джентльмэнамъ, которые поступили такъ нехорошо, и разумѣется…

— Что же далѣе?

— А! Если вы не на столько остроумны, чтобы догадаться я не считаю своею обязанностью вамъ говорить. Но я желала бы предостеречь васъ какъ другъ, чтобы вы болѣе сдерживали ваши уши и глаза.

— Вы поѣдете въ Сольсби? говорила Вайолетъ лорду Чильтерну.

— Не могу еще сказать теперь, возразилъ онъ, нахмурившись.

— Такъ я вамъ скажу, что вы должны ѣхать. Я ни капельки не боюсь вашихъ нахмуренныхъ бровей. Что говоритъ пятая заповѣдь?

— Если у васъ нѣтъ другихъ аргументовъ, кромѣ заповѣдей, Вайолетъ…

— Никакіе аргументы не могутъ быть лучше. Неужели вы хотите сказать, что не обращаете вниманія на заповѣдь?

— Я хочу сказать, что не поѣду въ Сольсби иначе какъ за награду.

— За какую награду? спросила Вайолетъ, покраснѣвъ.

— Единственную на свѣтѣ, которая можетъ заставить меня сдѣлать все.

— Вы должны ѣхать по обязанности. Я не хотѣла бы даже, чтобы вы туда поѣхали, какъ я ни желаю этого, если васъ приведетъ туда не чувство долга.

Условились, что Финіасъ и лордъ Чильтернъ уѣдутъ вмѣстѣ изъ Мачинга. Финіасъ долженъ былъ остаться въ своей канцеляріи весь октябрь, а въ ноябрѣ начинались выборы. То, что онъ до-сихъ-поръ слышалъ о будущемъ мѣстѣ депутата, было очень неопредѣленно, но онъ долженъ былъ видѣться съ Рэтлеромъ и Баррингтономъ Ирлемъ въ Лондонѣ, и рѣшили, что Баррингтонъ Ирль, который теперь былъ въ Солъсби, долженъ былъ навести справки о той группѣ городковъ, къ которой теперь былъ причисленъ Луфтонъ. Но такъ какъ Луфтонъ былъ самый маленькій изъ четырехъ городковъ, составлявшихъ теперь эту группу, и такъ какъ каждый изъ четырехъ имѣлъ уже много лѣтъ своего собственнаго представителя, то Финіасъ опасался, что онъ не будетъ имѣть успѣха. Финіасъ вмѣстѣ съ лордомъ Чильтерномъ возвращался въ Лондонъ и лордъ Чильтернъ тотчасъ намѣревался отправиться въ Уиллингфордъ. Ни Вайолетъ. ни Финіасъ никакъ не могли уговорить его дать обѣщаніе поѣхать въ Сольсби. Когда Финіасъ настаивалъ, лордъ Чильтернъ сказалъ ему, что онъ дѣлаетъ очень глупо, стараясь объ этомъ, и Финіасъ очень хорошо понялъ изъ этихъ словъ, что когда лордъ Чильтернъ поѣдетъ въ Сольсби, то онъ, Финіасъ, долженъ считать это доказательствомъ, что все для него кончилось относительно Вайолетъ Эффингамъ. Когда Вайолетъ выразила свое желаніе, ее остановило увѣреніе, что она можетъ сдѣлать это тотчасъ, если захочетъ. Еслибъ онъ могъ привезти извѣстіе о своей помолвкѣ, онъ тотчасъ поѣхалъ бы къ отцу. Но Вайолетъ не давала ему этого права. Когда онъ отвѣчалъ ей такимъ образомъ, она могла только сказать ему, что онъ невеликодушенъ.

— Во всякомъ случаѣ я не фальшивъ, отвѣчалъ онъ: — я говорю правду.

Между Финіасомъ и мадамъ Максъ Гёслеръ было нѣжное прощаніе. Она узнала отъ него почти всю его исторію и ей дѣла его были извѣстнѣе, чѣмъ самымъ короткимъ его лондонскимъ друзьямъ.

Разумѣется, вы получите мѣсто, сказала она, когда онъ съ нею прощался. — Насколько я понимаю, такого полезнаго союзника какъ вы не бросятъ никогда.

Когда они разговаривали такимъ образомъ, около нихъ не было никого. Они находились въ маленькой комнатѣ за библіотекой, и дверь хотя была не заперта, но плотно притворена. Финіасъ льстилъ себя мыслью, что мадамъ Гёслеръ пришла сюда для того, чтобы проститься съ нимъ наединѣ.

— Желала бы я знать, мистеръ Финнъ, продолжала она: — могу ли сказать вамъ кое-что.

— Мнѣ вы можете сказать все, отвѣчалъ онъ.

— Не здѣсь, не въ Англіи. Есть вещи, которыя здѣсь не говорятся, которыя здѣсь запрещены какъ бы по взаимному согласію и безъ всякой причины.

Она замолчала и Финіасъ никакъ не могъ догадаться, о чемъ она желаетъ съ нимъ говорить. Неужели?.. Нѣтъ, она не можетъ прямо показать ему, что она привязана къ нему. Особеннымъ достоинствомъ въ этомъ человѣкѣ было то, что онъ не былъ тщеславенъ, хотя многое могло наполнить его тщеславіемъ, и когда эта мысль промелькнула въ головѣ его, онъ возненавидѣлъ себя за это.

— Мнѣ вы можете сказать все, мадамъ Гёслеръ, отвѣчалъ онъ: — и здѣсь такъ же прямо, какъ еслибъ мы находились въ Вѣнѣ.

— Но я не могу сказать этого по-англійски, возразила она.

Потомъ по-французски, краснѣя и смѣясь, она сказала ему, что случай сдѣлалъ ее богатой. Ода не знаетъ, куда дѣвать деньги. Она знала, что деньги нужны депутатамъ. Пойметъ ли онъ ее теперь и не обратится ли къ ней, чтобы узнать отъ нея, какъ вѣрна можетъ быть женщина.

Онъ держалъ ее еще за руку и теперь поднесъ къ губамъ ея руку и поцѣловалъ.

— Это предложеніе съ вашей стороны, сказалъ онъ: — такъ благородно, такъ великодушно и такъ достойно уваженія, какъ съ моей стороны было бы низко, гнусно и неблагородно принять его. Но успѣхъ или неудачу буду я имѣть, а вы меня увидите этой зимой.

Глава L. Опять успѣхъ

Финіасъ также сказалъ нѣсколько прощальныхъ словъ Вайолетъ передъ отъѣздомъ изъ Мачинга, но и въ его и въ ея словахъ не было ничего особеннаго.

— Разумѣется, мы будемъ видѣться въ Лондонѣ; не говорите, что вы не будете въ парламентѣ. Разумѣется, вы будете.

Финіасъ покачалъ головой и улыбнулся. Гдѣ онъ найдетъ достаточное количество избирателей? Но когда онъ ѣхалъ въ Лондонъ, онъ говорилъ себѣ, что воздухъ нижней палаты былъ самый пріятный для него. Жизнь безъ этого не будетъ для него жизнью. Быть такъ близко отъ политической жизни, почти обезпечить себѣ будущій успѣхъ — а потомъ упасть въ жалкія пошлости частной жизни, слушать людей, которые гораздо ниже его въ общественномъ мнѣніи, сидѣть въ жалкой комнатѣ въ третьемъ этажѣ, когда онъ теперь имѣетъ великолѣпную квартиру — все это разорвало бы его сердце.

Онъ зналъ, что ничего нельзя выиграть, выказывая грусть въ клубѣ или въ своей канцеляріи. Лондонъ былъ пустъ, но приближающіеся выборы еще удерживали нѣкоторыхъ, которые безъ того уѣхали бы охотиться за фазанами. Баррингтонъ Ирль былъ тамъ и не замедлилъ спросить Финіаса, какіе у него виды.

— Это трудно сказать. Рэтлеръ говорилъ мнѣ, что онъ позаботится.

— Рэтлеръ очень хорошъ въ парламентѣ, сказалъ Баррингтонъ: — но онъ безполезенъ внѣ его. Я полагаю, вы воспитывались не въ лондонскомъ университетѣ? — О нѣтъ! отвѣчалъ Финіасъ.

Тогда была бы возможность. Что вы скажете о Стрэтфордѣ, новомъ эссэкскомъ городкѣ?

— Тамъ уже кондидатомъ Бродбёри.

— Да — и онъ готовъ истратить какія угодно деньги. Позвольте, Луфтонъ причисленъ къ Смотерему, а Уокеръ слишкомъ силенъ въ Смотеремѣ для того, чтобы слышать о какомъ-нибудь другомъ притязаніи. Не думаю, чтобы мы осмѣлились предложить. Есть Чельси, но на это потребуется куча денегъ.

— У меня нѣтъ кучи денегъ, смѣясь сказалъ Финіасъ.

— Въ этомъ-то и запятая. На вашемъ мѣстѣ я старался бы получить мѣсто въ Ирландія; не можете ли вы уговорить Лоренса уступить вамъ его мѣсто?

— Какъ! Фицджибона?

— Да. Онъ не имѣетъ никакой возможности получить опять мѣсто въ министерствѣ. Никакъ нельзя было заставить его взглянуть на бумаги во все время, когда онъ былъ въ колоніальномъ департаментѣ, а когда Кэнтрипъ говорилъ съ нимъ, онъ только отвѣчалъ: «ахъ, какая скука!» Это не нравилось Кэнтрипу.

— Но это не заставитъ его отказаться отъ своего мѣста.

— Разумѣется, вамъ надо это устроить.

Финіасъ понялъ изъ этого, чтo Баррингтонъ Ирль хотѣлъ сказать, будто ему, Финіасу, слѣдуетъ какъ-нибудь вознаградить Лоренса Фицджибона за то, чтобы онъ уступилъ ему свое депутатское мѣсто.

— Я боюсь, что объ этомъ не можетъ быть и рѣчи, сказалъ Финіасъ: — если онъ и оставитъ свое мѣсто, я его не получу.

— Не имѣете ли вы надежду на Лофшэнъ?

— Я думаю попытаться, сказалъ Финіасъ.

— Разумѣется, вы знаете, что Моррисъ очень боленъ.

Этотъ Моррисъ былъ братъ лорда Туллы и настоящій депутатъ отъ Лофшэна.

— Честное слово, я попробовалъ бы. Я не вижу, гдѣ мы можемъ достать вамъ мѣсто депутата въ Англіи; право не вижу.

Финіасъ, слушая это, не могъ не подумать, что Баррингтонъ Ирль, хотя выражалъ большую заботливость, не былъ уже такимъ вѣрнымъ другомъ, какъ прежде. Можетъ быть, Финіасъ возвысился слишкомъ скоро и Баррингтонъ Ирль начиналъ думать, что его слѣдовало бы отстранить. Финіасъ написалъ къ отцу, спрашивая о здоровьи Морриса, и разсказалъ свою исторію очень откровенно, даже патетически. Можетъ быть, онъ не долженъ былъ дѣлать этой попытки. Но во всякомъ случаѣ она была успѣшна и неудача теперь была бы вдвойнѣ непріятна. Онъ думалъ, что партія, къ которой онъ теперь принадлежалъ, должна остаться въ парламентѣ. И онъ былъ увѣренъ, что онъ будетъ имѣть мѣсто съ жалованьемъ, еслибъ только могъ получить мѣсто депутата. Все это было справедливо и почти патетично. Старый докторъ, начинавшій гордиться своимъ сыномъ, готовъ былъ сдѣлать жертву. Мистриссъ Финнъ объявила при дочеряхъ, что если въ Ирландіи найдется хоть одно мѣсто депутата, то Финіасъ долженъ его занять. Мэри Флудъ Джонсъ слушала и спрашивала себя, что Финіасъ будетъ дѣлать, если онъ лишится своего мѣста. Воротится ли онъ и будетъ жить въ графствѣ Клэръ? Бѣдная Мэри лишилась своего честолюбія и начала думать, что тѣ дѣвушки, обожатели которыхъ оставались дома, были счастливѣе. А все-таки она пошла бы пѣшкомъ къ лорду Туллѣ и обратно, еслибъ только это могло доставить Финіасу мѣсто. Потомъ прискакалъ нарочный изъ Кэстльморриса за докторомъ. Мистеръ Моррисъ очень страдалъ подагрой. По словамъ посланнаго, мистеръ Моррисъ былъ при смерти. Прежде чѣмъ докторъ Финнъ успѣлъ отвѣтить на письмо сына, Моррисъ, депутатъ отъ Лофшэна, отправился къ своимъ предкамъ.

Докторъ Финнъ понималъ, что смерть Морриса, вѣроятно, привлечетъ разныхъ кандидатовъ на представительство Лофшэна. Но онъ не могъ заговорить съ графомъ объ этомъ, пока тѣло послѣдняго депутата отъ Лофшэна лежало въ Кэстльморрисѣ. Уничтоженіе городковъ не коснулось Лофшэна и онъ по прежнему остался подъ вліяніемъ лорда Туллы.

— Бѣдный Джэкъ! сказалъ лордъ Тулла жалобно: — еслибъ я это зналъ, я не заплатилъ бы за него двѣ тысячи прошлый годъ. Неправдали, докторъ?

— Конечно, отвѣчалъ докторъ Финнъ, чувствуя, что его паціентъ самъ заговоритъ объ интересномъ предметѣ.

— Онъ никакъ не могъ остаться въ живыхъ.

— Имъ трудно было руководить; неправдали, милордъ?

— Чертовски трудно. Вотъ я исполняю всѣ предписанія; неправдали, докторъ?

— Иногда.

— Почти всегда. Я не знаю, что вы подразумѣваете подъ словомъ иногда. Я пилъ водку съ водой до тошноты, повинуясь вамъ. Вы, доктора, дожидаетесь, чтобы человѣкъ сдѣлался рабомъ. Не избавилъ ли я себя отъ подагры въ желудкѣ?

— Слава Богу!

— Вамъ хорошо говорить слава Богу; я умеръ бы какъ бѣдный Джэкъ, еслибъ не былъ самымъ осторожнымъ человѣкомъ на свѣтѣ. Онъ пилъ шампанское десять дней тому назадъ; непремѣнно захотѣлъ.

Лордъ Тулла могъ говорить о себѣ и о своихъ недугахъ цѣлые часы и докторъ Финнъ, думавшій, что его благородный паціентъ заговоритъ о Лофшэнѣ, начиналъ чувствовать, что двойной интересъ существующей и умершей подагры былъ слишкомъ отяготителенъ. Онъ однако не могъ самъ направить разговора.

— Видите, мистеръ Моррисъ жилъ въ Лондонѣ больше васъ и подвергался искушеніямъ.

— Я не знаю, что вы называете искушеніями; развѣ меня не искушаетъ бутылка вина, стоящая подъ моимъ носомъ каждый день моей жизни?

— Безъ всякаго сомнѣнія.

— А я не пью. Я выпиваю только двѣ рюмки темнаго хереса. Ей-Богу! когда подумаю объ этомъ, я удивляюсь моему собственному мужеству. Право удивляюсь.

— Но человѣкъ, живущій въ Лондонѣ, милордъ…

— За коимъ чортомъ ѣздилъ онъ въ Лондонъ? Кстати, что мнѣ теперь дѣлать съ Лофшэномъ?

— Позвольте моему сыну быть депутатомъ, милордъ.

— Брентфордское-то мѣсто въ Луфтонѣ уничтожили! Ха, ха, ха! Каково было ему самому помогать уничтожать! Мнѣ все-равно, кто будетъ депутатомъ отъ Лофшэна. Я заботился о бѣдномъ Джэкѣ, когда онъ былъ живъ, а теперь не думаю, чтобы я сталъ вмѣшиваться.

Лордъ Тулла вѣроятно уже забылъ, что онъ самъ помогалъ одну сессію лишить Джэка этого мѣста.

— Финіасъ, милордъ, началъ отецъ: — теперь помощникъ государственнаго секретаря.

— О! я не сомнѣваюсь, что онъ славный малый, по видите, онъ такой радикалъ.

— Нѣтъ, милордъ.

— Такъ какъ же онъ можетъ служить съ такими людьми, какъ Грешэмъ и Монкъ? Они выгнали бѣднаго старика Мильдмэя, потому что онъ былъ не довольно современенъ для нихъ. Ужъ не говорите мнѣ!

— Разумѣется, я очень забочусь о будущности моего сына. Онъ, кажется, такъ хорошо поставилъ себя въ парламентѣ.

— Отчего онъ не хочетъ быть депутатомъ отъ Мэрилибона или Финцбёри?

— Денегъ нѣтъ, милордъ.

— Я не стану вмѣшиваться, докторъ. Если онъ пріѣдетъ и его захотятъ выбрать, я не скажу ничего. Мнѣ говорятъ, что Лэмбертъ изъ Мокрета хочетъ быть депутатомъ. Я никогда не слыхалъ о подобной дерзости. Это мой арендаторъ, но у отца его не было ни одной десятины въ графствѣ, пока не умеръ его дядя.

Тутъ докторъ увидалъ, что съ маленькой осторожностью вліяніе лорда можно пріобрѣсти въ пользу его сына.

Финіасъ пріѣхалъ и записался въ кандидаты противъ Лэмберта. Состязаніе было сильное. Окрестное дворянство не могло понять, почему такой человѣкъ, какъ лордъ Тулла, допускаетъ либеральнаго кандидата заступить мѣсто своего брата. Агентъ лорда Туллы держался въ сторонѣ, увѣряя, что въ минуту такого семейнаго огорченія лордъ Тулла не можетъ думать о депутатствѣ. Но было извѣстію, что лордъ Тулла страшно завидовалъ Лэмберту, имѣніе котораго почти равнялось его собственному и у котораго въ Мокретѣ собиралось общество гораздо многолюднѣе, чѣмъ въ Кэстльморрисѣ. Одно слово лорда Туллы — такъ говорили консерваторы графства — доставило бы Лэмберту мѣсто депутата, но это слово не было произнесено, и консерваторы поклялись, что лордъ Тулла былъ ренегатъ. Состязаніе было очень сильно, но нашъ герой былъ выбранъ большинствомъ семнадцати голосовъ.

Опять успѣхъ! Когда Финіасъ думалъ объ этомъ, онъ вспоминалъ разсказы о великихъ полководцахъ, которые будто бы приковали Фортуну къ колесамъ своихъ колесницъ. Но Финіасу казалось, что эта богиня никогда не служила ни одному полководцу съ такимъ постояннымъ повиновеніемъ, какое наказывала къ нему. У него все шло хорошо — такъ хорошо, что почти давало ему право ожидать, что даже Вайолетъ Эффингамъ сдѣлается его женою. Милая, милѣйшая Вайолетъ! Еслибы онъ могъ только достигнуть этого, ни одинъ полководецъ, который велъ свою армію черезъ Альпы, не сравнялся бы съ нимъ ни въ успѣхѣ, ни въ наградѣ за успѣхъ. Тутъ онъ спросилъ себя, что онъ скажетъ миссъ Флудъ Джонсъ въ этотъ самый вечеръ. Онъ долженъ былъ встрѣтиться съ Мэри Флудъ Джонсъ въ этотъ вечеръ въ домѣ одного сосѣда. Сестра его Барбара сказала ему это такимъ тономъ, подъ которымъ онъ понялъ предостереженіе.

— Я буду радъ видѣть ее, отвѣчалъ Финіасъ.

— Мэри сущій ангелъ, сказала Барбара Финнъ.

— Я знаю, что она настоящее золото, сказалъ Финіасъ.

— Золото! возразила Барбара. — Какъ же, золото! Она драгоцѣннѣе всякаго золота. Но, Финіасъ, можетъ быть тебѣ лучше не обращать на нее особеннаго вниманія. Она сочла благоразумнымъ встрѣтиться съ тобой.

— Почему же нѣтъ? спросилъ Финіасъ.

— Это все, Финіасъ. Мнѣ нечего больше говорить. Мужчины, разумѣется, не похожи на дѣвушекъ.

— Во всякомъ случаѣ это правда, Барбара.

— Не смѣйся надо мной, Финіасъ, когда я не думаю ни о чемъ кромѣ твоихъ выгодъ и когда я всячески извиняю тебя, потому что мнѣ извѣстно, какія бываютъ развлеченія въ томъ свѣтѣ, въ которомъ ты живешь.

Барбара нѣсколько разъ пыталась возобновить этотъ разговоръ до наступленія вечера, по Финіасъ думалъ, что и одного раза достаточно. Ему не нравилось слышать, что его стараются извинить. Что онъ такое сдѣлалъ? Онъ только одинъ разъ поцѣловалъ Мэри Флудъ Джонсъ за дверью.

— Я такъ разъ видѣть васъ, Мэри! сказалъ онъ, садясь возлѣ нея.

Его особенно предостерегали не обращать на Мэри особеннаго вниманія, а между тѣмъ возлѣ нея стоялъ пустой стулъ, какъ будто ожидали, что онъ сядетъ на него.

— Благодарю васъ. Намъ, кажется, не случилось встрѣтиться въ прошломъ году, мистеръ Финнъ?

— Не называйте меня мистеромъ Финномъ, Мэри.

— Вы теперь такой великій человѣкъ!

— Вовсе не великій. Еслибъ вы знали, какъ ничтожны въ Лондонѣ такіе люди, какъ я, вы не захотѣли бы и говорить со мною.

— Но очень важно быть членомъ парламента и занимать мѣсто въ министерствѣ.

— Для меня очень важно, Мэри, получать жалованье, хотя бы только годъ или два. Однако, я не стану опровергать, что было пріятно имѣть успѣхъ.

— И для насъ было очень пріятно, Финіасъ. Мама такъ радовалась!

— Мнѣ очень жаль, что я ее не вижу. Она вѣрно въ Флудборо?

— О да! она дома. Она не любитъ выѣзжать зимой по вечерамъ. Я гостила здѣсь два дня, а завтра ѣду домой.

— Я заѣду къ вашей матушкѣ.

Наступило молчаніе.

— Не кажется ли вамъ странно, Мэри, что мы такъ мало видимся другъ съ другомъ?

— Вы всегда находитесь въ отсутствіи.

— Да, именно по этому. Но все-таки это кажется почти неестественно. Я часто спрашиваю себя, когда наступитъ время, что я опять буду жить спокойно дома. На этой недѣлѣ я долженъ воротиться въ Лондонъ, а между тѣмъ ни одинъ часъ не принадлежалъ мнѣ самому съ-тѣхъ-поръ какъ я пріѣхалъ въ Киллало. Но я непремѣнно заѣду къ вашей матушкѣ. Я полагаю, вы будете дома въ среду?

— Да — я буду дома.

Тутъ онъ всталъ и ушелъ, но вскорѣ опять очутился возлѣ нея. Можетъ-быть, нѣтъ положенія опаснѣе того, въ какомъ находился теперь Финіасъ. Онъ зналъ, что его любитъ дѣвушка, которую онъ самъ почти любилъ. Разумѣется, онъ любилъ Вайолетъ Эффингамъ, а увѣряютъ, будто ни мужчина, не женщина не могутъ быть влюблены въ двухъ за одинъ разъ. Финіасъ не былъ влюбленъ въ Мэри Флудъ Джонсъ, но ему было бы пріятно обнять ее и поцѣловать; ему было бы пріятно поклясться ей, что она дороже для него всѣхъ на свѣтѣ; въ эту минуту онъ думалъ, что было бы возможно устроить одну жизнь въ Лондонѣ, а другую, совершенно различную, въ Киллало.

— Милая Мэри, сказалъ онъ, пожимая ей руку въ этотъ вечеръ: — все устроится наконецъ.

Онъ поступалъ съ нею очень дурно, но не имѣлъ на это намѣренія.

Онъ поѣхалъ въ Флудборо и видѣлся съ мистриссъ Флудъ Джонсъ. Она приняла его очень холодно, а Мэри не выходила. Мэри сообщила матери свои намѣренія относительно ея будущей жизни.

— Мама, я люблю его. Я не могу преодолѣть этой любви. Если онъ вздумаетъ когда-нибудь обратиться ко мнѣ, онъ найдетъ меня. Если онъ не вздумаетъ, я перенесу это какъ могу. Можетъ быть, это очень малодушно съ моей стороны, но это истинно.

Глава LI. Непріятности въ Лофлинтерѣ

Въ эту осень въ Лофлинтерѣ было очень скучно. Мало пріѣзжало гостей охотиться за тетеревами и оставались они не долго, а когда они уѣхали, лэди Лора осталась одна съ своимъ мужемъ. Кеннеди объяснялъ своей женѣ не разъ, что хотя онъ понимаетъ обязанности гостепріимства и находитъ удовольствіе въ исполненіи ихъ, онъ женился не съ намѣреніемъ жить въ свѣтскомъ вихрѣ. Онъ расположенъ былъ думать, что до-сихъ-поръ вихрь слишкомъ преобладалъ въ его домѣ, и сказалъ это очень прямо съ супружеской властью. Эта осень и зима должны быть посвящены на приличныя сношенія между нимъ и женою.

— Не значитъ ли это кандалы? спросила его жена, когда это предложеніе было сдѣлано.

— Это значитъ взаимное уваженіе, отвѣчалъ Кеннеди торжественнымъ тономъ: — и я надѣюсь, что подобное взаимное уваженіе еще возможно между нами.

Когда лэди Лора показала ему письмо отъ своего брата, полученное черезъ нѣсколько недѣль послѣ этого разговора и въ которомъ лордъ Чильтернъ выражалъ свое намѣреніе пріѣхать въ Лофлинтеръ на Рождество, Кеннеди возвратилъ письмо женѣ не говоря ни слова. Онъ подозрѣвалъ, что она устроила это, не спросивъ его, и разсердился; но онъ не хотѣлъ сказать ей, что не желаетъ принять въ своемъ домѣ ея брата.

— Это сдѣлала не я, сказала она, когда увидала, что онъ нахмурился.

— Я ничего объ этомъ не говорю, отвѣчалъ онъ.

— Я напишу Освальду, чтобы онъ не пріѣзжалъ, если ты этого желаешь. Разумѣется, ты можешь понять, для чего онъ пріѣдетъ.

— Конечно, не для того, чтобы видѣться со мною, сказалъ Кеннеди.

— Ни со мною, отвѣчала лэди Лора: — онъ ѣдетъ потому, ЧТО моя пріятельница Вайолетъ Эффингамъ будетъ здѣсь.

— Миссъ Эффингамъ! Зачѣмъ мнѣ не сказали объ этомъ? Я ничего не зналъ о пріѣздѣ миссъ Эффингамъ.

— Робертъ, это было рѣшено въ твоемъ присутствіи въ іюлѣ.

— Это неправда.

Лэди Лора встала очень надменно, съ сверкающими глазами, и молча вышла изъ комнаты. Кеннеди, оставшись одинъ, былъ очень несчастливъ. Вспоминая лѣтнія недѣли въ Лондонѣ, онъ вспомнилъ, что жена его приглашала Вайолетъ провести Рождество въ Лофлинтерѣ, что онъ самъ пробормоталъ согласіе на это, и что Вайолетъ — насколько онъ могъ припомнить — не отвѣчала. Это была одна изъ такихъ вещей, о которыхъ часто упоминается, но которыя остаются нерѣшенными. Онъ чувствовалъ, онъ былъ правъ, опровергая, что это было рѣшено въ его присутствіи — но между тѣмъ онъ чувствовалъ, что былъ неправъ, такъ рѣшительно опровергая увѣренія жены. Онъ былъ Человѣкъ справедливый и хотѣлъ извиниться въ своей ошибкѣ, но онъ былъ человѣкъ суровый и извиненіе должно было еще болѣе увеличить его суровость. Онъ не видалъ свою жену нѣсколько часовъ послѣ этого разговора, но когда встрѣтился съ нею, онъ уже рѣшилъ, какъ ему поступить.

— Лора, сказалъ онъ: — я жалѣю, что опровергалъ твои слова.

— Я совершенно къ этому привыкла, Робертъ.

— Нѣтъ, ты не привыкла къ этому.

Она улыбнулась и наклонила голову.

— Ты несправедливо отзываешься обо мнѣ, когда говоришь, что я къ этому привыкла.

Она не сказала ни слова — только улыбнулась и опять наклонила голову.

— Я помню, продолжалъ онъ: — что при мнѣ было говорено миссъ Эффингамъ о томъ, чтобы она пріѣхала сюда на Рождество. Это было упомянуто такъ слегка, что совсѣмъ выскользнуло изъ моей памяти; я прошу тебя извинить меня.

— Это ненужно, Робертъ.

— Нужно, милая моя.

— И ты желаешь, чтобы я отказала ей, или Освальду, или обоимъ? Мой братъ еще не видалъ меня въ твоемъ домѣ.

— Чья же это вина?

— Я не говорила ни о чьей винѣ, Робертъ. Я только упомянула о фактѣ. Скажешь ты мнѣ, должна ли я отказать ему?

— Пусть онъ пріѣдетъ, только мнѣ ненравится, зачѣмъ здѣсь назначено любовное свиданіе.

— Назначено?

— И непозволительное свиданіе. Лэди Бальдокъ этого не пожелаетъ.

— Лэди Бальдокъ! Неужели ты думаешь, что Вайолетъ будетъ это скрывать — или что она не скажетъ лэди Бальдокъ, что Освальдъ будетъ здѣсь — какъ только узнаетъ сама?

— Это не имѣетъ никакого отношенія.

— Конечно, Робертъ, имѣетъ. И почему же этимъ молодымъ людямъ не встрѣтиться? Родные ихъ желаютъ, чтобы они женились. Въ этомъ, по-крайней-мѣрѣ, братъ мой велъ себя всегда хорошо.

Кеннеди ничего не сказалъ больше на этотъ разъ, и повидимому было рѣшено, что Вайолетъ Эффингамъ пробудетъ мѣсяцъ въ Лофлинтерѣ, отъ двадцатаго декабря до двадцатаго января, и что лордъ Чильтернъ пріѣдетъ туда на Рождество — у него это, вѣроятно, означало три дня.

До Рождества однако случились разныя другія непріятности въ Лофлинтерѣ. Разумѣется, много безпокоились о выборахъ. Безпокойство лэди Лоры было очень сильно, и даже Кеннеди нѣсколько разгорячился, когда до него дошли извѣстія объ успѣхахъ и неудачахъ. Сначала были англійскіе выборы, потомъ шотландскіе, которые для Кеннеди были такъ же интересны, какъ англійскіе, Его собственное мѣсто было совершенно безопасно, но нѣкоторыя сосѣднія мѣста были для него источникомъ большихъ заботъ. Потомъ, когда это кончилось, надо было ожидать извѣстій изъ Ирландіи, и особенно объ одномъ мѣстѣ въ Ирландіи лэди Лора выказывала болѣе заботливости, чѣмъ одобрялъ ея мужъ. Было много опасностей для домашняго счастья лофлинтерскаго дома, когда дѣла дошли до этого, и были произнесены такія слова, какія вызвали выборы лофлинтерскіе.

— Онъ выбранъ, сказала лэди Лора, распечатывая телеграмму.

— Кто выбранъ? спросилъ Кеннеди, нахмуривъ брови, къ чему жена его теперь уже привыкла.

Хотя онъ сдѣлалъ этотъ вопросъ, онъ зналъ очень хорошо, о какомъ героѣ упоминалось въ телеграммѣ.

— Нашъ другъ Финіасъ Финнъ, сказала лэди Лора, говоря все еще взволнованнымъ голосомъ — голосомъ, въ которомъ съ намѣреніемъ выражалось волненіе. Если должна быть битва по поводу этого, то битва будетъ. Она выкажетъ все свое безпокойство за своего молодого друга, нарочно передъ мужемъ, если онъ приметъ это за обиду. Какъ! развѣ она должна выносить упреки отъ своего мужа за то, что заботится объ интересахъ человѣка, который спасъ его жизнь, человѣка, изъ-за котораго она выдержала столько сердечной борьбы и относительно котораго она наконецъ пришла къ такому заключенію, что она будетъ смотрѣть на него какъ на младшаго брата, любимаго наравнѣ съ старшимъ? Она исполняла свою обязанность къ мужу такъ по-крайней-мѣрѣ она увѣряла себя — и если онъ осмѣлится упрекать ее по этому поводу, она будетъ готова для битвы. И битва началась.

— Какъ я рада! сказала она со всѣмъ жаромъ, какой только могла придать своему голосу. — И ты долженъ быть радъ.

Лобъ мужа становился мрачнѣе и мрачнѣе, но онъ все ничего не говорилъ. Долго гордость не позволяла ему ревновать, а теперь гордость не позволяла ему выразить свою ревность. Но жена его не хотѣла отступить отъ этого предмета.

— Какъ я рада! повторила она, сжимая телеграмму въ рукѣ: — я такъ боялась, что ему неудастся.

— Ты ужъ безпокоишься черезъ мѣру, сказалъ онъ наконецъ очень медленно.

— Что ты хочешь сказать, Робертъ? Какъ я могу безпокоиться черезъ мѣру? Еслибъ это касалось всякаго другого дорогого друга, то это не было бы дѣломъ жизни и смерти, а теперь это почти такъ. Я пошла бы отсюда пѣшкомъ въ Лондонъ, только чтобы доставить ему это мѣсто.

Говоря это, она приподняла сжатую руку, все еще держа телеграмму въ другой рукѣ.

— Лора, я долженъ сказать тебѣ, что неприлично говорить въ такихъ выраженіяхъ о человѣкѣ постороннемъ для тебя.

— Постороннемъ для меня! Какое это имѣетъ отношеніе? Этотъ человѣкъ мой другъ и твой — онъ спасъ тебѣ жизнь — лучшій другъ моего брата, любимъ моимъ отцомъ — и любимъ мною очень нѣжно. И ты говоришь, что это неприлично!

— Я не хочу, чтобы ты любила какого-нибудь мужчину очень нѣжно.

— Робертъ!

Говорю тебѣ, что я не хочу слышать такихъ выраженій отъ тебя. Они неприличны и только раздражаютъ меня.

Должна ли я понять, что меня оскорбляютъ обвиненіемъ?

Если такъ, позволь мнѣ просить тебя позволить мнѣ тотчасъ отправиться въ Сольсби. Я предпочитаю тамъ выслушать твое извиненіе.

— Ты не поѣдешь въ Сольсби, никакого обвиненія не было и никакого извиненія не будетъ. Съ этихъ поръ между нами не будетъ упоминаться имя мистера Финна. Воспользуйся моимъ совѣтомъ и перестань думать о немъ сумасброднымъ образомъ и я долженъ просить тебя не имѣть съ нимъ никакихъ прямыхъ сообщеній.

— Я не имѣла съ нимъ никакихъ сообщеній, сказала лэди Лора, дѣлая шагъ къ мужу, но Кеннеди только указалъ на телеграмму, которую она держала въ рукѣ, и вышелъ изъ комнаты.

Относительно этой телеграммы была одна несчастная ошибка. Я не говорю, чтобы Финіасъ не долженъ былъ посылать извѣстія о своемъ успѣхѣ лэди Лорѣ, но онъ не посылалъ. Бумажка, которую она еще держала въ рукѣ, была сама по себѣ очень невинна.

«Ура лофшэнцамъ! Финнъ побѣдилъ!»

Вотъ какiя слова были написаны въ телеграммѣ, и ихъ прислалъ леди Лорѣ молодой кузенъ, кларкъ, занимавшій должность домашняго секретаря у помощника государственнаго секретаря. Лэди Лора рѣшила, что мухъ ея никогда не увидитъ этихъ невинныхъ, но довольно пошлыхъ словъ. Случай этотъ сдѣлался очень важенъ и такія слова были недостойны этого случая. Кромѣ того, она не хотѣла защищать себя телеграммой, которая была въ ея пользу, и сожгла ее.

Лэди Лора и Кеннеди не встрѣчались до вечера. Она велѣла сказать, что больна и не выйдетъ къ обѣду. Послѣ обѣда она написала къ нему записку:

«Любезный Робертъ, я думаю, ты долженъ сожалѣть о томъ, что ты мнѣ сказалъ. Если ты сожалѣешь, пожалуйста напиши мнѣ нѣсколько строкъ.

«Преданная тебѣ Л.»

Когда служанка подала ему эту записку, онъ прочелъ, улыбнулся, поблагодарилъ и сказалъ, что онъ самъ сейчасъ увидится съ ея барыней. Все было лучше, чѣмъ показать слугамъ, что была ссора. Но всѣ слуги въ домѣ знали объ этомъ уже нѣсколько часовъ. Когда дверь отворилась и онъ остался одинъ, онъ сидѣлъ надъ запиской, глубоко обдумывая, какъ ему отвѣтить на эту записку и отвѣтить ли. Нѣтъ, онъ не отвѣтитъ письменно. Онъ не дастъ женѣ своей письменнаго доказательства своего униженія. Онъ не былъ виноватъ. Онъ ничего не оказалъ болѣе того, чего требовали обстоятельства. Однако онъ чувствовалъ, что долженъ взять назадъ свое обвиненіе. Если онъ не возьметъ его назадъ, неизвѣстно, что можетъ сдѣлать его жена. Около десяти часовъ вечера онъ пошелъ къ ней и сказалъ:

— Милая моя, я пришелъ отвѣчать на твою записку.

— Я думала, что ты напишешь мнѣ нѣсколько строкъ.

— Вмѣсто этого я пришелъ самъ, Лора. Если ты выслушаешь меня одну минуту, я думаю, все сдѣлается гладко.

— Разумѣется, я выслушаю, сказала лэди Лора, зная очень хорошо, что минута ея мужа будетъ очень скучна, и рѣшившись, что и она также будетъ имѣть потомъ свою минуту.

— Мнѣ кажется, ты сознаешься, что если есть разница въ мнѣніяхъ между мною и тобою относительно какого-нибудь общественнаго вопроса, то ты должна согласиться принять мое мнѣніе.

— На твоей сторонѣ законъ.

— Я говорю не о законѣ.

— Продолжай, Робертъ; я не стану прерывать тебя.

— Я говорю не о законѣ. Я говорю просто о приличіи. Если я желаю, чтобы твои сношенія съ тѣмъ или другимъ лицомъ были такого или такого рода, тебѣ лучше исполнить мои желанія.

Онъ замолчалъ, ожидая ея согласія, но она не соглашалась и не возражала.

— Насколько я понимаю положеніе мужа и жены, нѣтъ никакого другого способа, чтобы сдѣлать жизнь согласной.

— Жизнь не можетъ быть согласна.

— Я надѣюсь, что наша жизнь будетъ согласна, Лора. Мнѣ не нужно говорить тебѣ, что я не имѣю намѣренія обвинять тебя въ неприличномъ чувствѣ къ этому человѣку.

— Нѣтъ, Робертъ, тебѣ не нужно этого говорить. Говоря откровенно, я думаю, что тебѣ не слѣдовало даже намекать на это. Я могу пойти далѣе и сказать, что подобный намекъ былъ самъ по себѣ оскорбленіемъ — оскорбленіемъ, теперь повтореннымъ послѣ нѣсколькихъ часовъ размышленія — оскорбленіемъ, которое я не хочу переносить опять. Если ты скажешь еще одно слово, относящееся какимъ бы то ни было образомъ къ неприличію сношеній между мною и мистеромъ Финномъ, или въ поступкахъ или въ мысляхъ, клянусь Богомъ, я напишу къ отцу моему и брату, чтобы они взяли меня изъ твоего дома. Если ты желаешь, чтобы я осталась здѣсь, тебѣ слѣдуетъ быть осторожнымъ.

Когда она говорила это, она постепенно разгорячалась. Она стояла, когда говорила это, и изъ глазъ ея сверкалъ огонь, и онъ дрожалъ передъ нею. Угроза ея была для него очень ужасна. Это былъ такой человѣкъ, который страшно боялся хорошаго мнѣнія свѣта, у котораго не доставало мужества перенести непріятное испытаніе для того, чтобы впослѣдствіи дѣло пошло лучше. Его супружеская жизнь была несчастлива. Его жена не хотѣла покориться ни его волѣ, ни его привычкамъ. Онъ имѣлъ сильное желаніе наслаждаться вполнѣ своими правами, желаніе столь сильное въ слабыхъ и честолюбивыхъ людяхъ, и онъ говорилъ себѣ, что повиновеніе жены было одно изъ тѣхъ правъ, отъ которыхъ онъ не могъ отказаться, не потерявъ уваженіе къ самому себѣ. Онъ обдумалъ это медленно, по своему обыкновенію, и рѣшилъ, что онъ утвердитъ свои права. А вдругъ жена говоритъ ему въ лицо, что она бросить его! Онъ могъ удержать ее законнымъ порядкомъ, но онъ не могъ этого сдѣлать такъ, чтобы это не сдѣлалось извѣстно всѣмъ. Какъ онъ долженъ былъ отвѣчать ей въ эту минуту, чтобы она написала къ отцу и чтобы онъ не потерялъ своихъ правъ?

— Гнѣвъ, Лора, никогда не можетъ быть справедливъ.

— А ты хочешь, чтобы женщина выносила оскорбленія безъ гнѣва? Во всякомъ случаѣ я не изъ такихъ женщинъ.

Наступило минутное молчаніе.

— Если ты не имѣешь сказать мнѣ ничего другого, то лучше сдѣлаешь, если оставишь меня. Я нездорова, у меня сильно болитъ голова.

Онъ подошелъ къ ней и взялъ ея руку, но она вырвала ее.

— Лора, сказалъ онъ: — не будемъ ссориться.

— Я непремѣнно буду ссориться, если подобныя обвиненія повторятся.

— Я не дѣлалъ никакихъ обвиненій.

— Не повторяй ихъ, вотъ и все.

Онъ струсилъ и оставилъ ее, прежде попытавшись выйти изъ своего затруднительнаго положенія, приписавъ большую важность ея нездоровью и предлагая послать за докторомъ Мэкнутраемъ. Она положительно отказалась принять доктора Мэкнутрая и наконецъ успѣла заставить его уйти.

Это случилось въ концѣ ноября, а 20 декабря Вайолетъ Эффингамъ пріѣхала въ Лофлинтеръ. Жизнь въ домѣ Кеннеди шла въ промежуточныя недѣли спокойно, но не очень пріятно. Имя Финіаса Финна не упоминалось. Лэди Лора торжествовала. Но она не желала раздражать мужа намеками на свою побѣду, и онъ былъ радъ прекратить этотъ предметъ разговора. Въ другихъ вещахъ онъ продолжалъ утверждать свои права, водилъ жену въ церковь по два раза каждое воскресенье, читалъ молитвы дольше нежели она одобряла, читалъ самъ проповѣдь каждое воскресенье, требовалъ отъ нея каждую недѣлю акуратныхъ счетовъ по хозяйству, посвящалъ ее въ свою любимую методу деревенской семейной жизни, такъ что иногда ей почти хотѣлось опять заговорить о Финіасѣ Финнѣ, такъ чтобы былъ разрывъ и чтобы она могла убѣжать. Но мужъ ея утверждалъ свои права въ границахъ, и она покорялась, съ нетерпѣніемъ ожидая пріѣзда Вайолетъ Эффингамъ. Не могла же она написать отцу, чтобы онъ ее взялъ, оттого что мужъ ея читалъ ей проповѣдь каждое воскресенье. Вскорѣ послѣ пріѣзда Вайолетъ она разсказала ей всю исторію.

— Это ужасно! сказала Вайолетъ: — это заставляетъ меня желать никогда не выходить замужъ.

— А между тѣмъ чѣмъ можетъ сдѣлаться женщина, если она останется незамужнею? Самое главное несчастье состоитъ въ томъ, чтобы родиться женщиной.

— А я всегда горжусь привилегіями моего пола, сказала Вайолетъ.

— Я никогда не признавала этихъ привилегій, сказала лэди Лора: — никогда. Я старалась воспользоваться слабостью нашего пола, и вотъ до чего я дошла! Мнѣ кажется, я должна была бы полюбить какого-нибудь мужчину.

— А развѣ вы никогда не любили?

— Нѣтъ, мнѣ кажется, никогда такъ, какъ люди Понимаютъ любовь. Я чувствовала, что готова дать себя изрѣзать въ куски для моего брата.

— А! это не значитъ ничего.

— Я чувствовала нѣчто въ такомъ хе родѣ къ другому — желаніе ему счастья, удовольствіе слышать, какъ его хвалятъ, наслажденіе въ его присутствіи, сильное участіе къ его интересамъ, такъ что еслибъ онъ погибъ, мнѣ кажется, я также погибла бы.

— Я знаю, о комъ вы говорите; могу я назвать его? Это Финіасъ Финнъ.

— Разумѣется, это онъ.

— Онъ просилъ васъ когда-нибудь любить его?

— Я этого боялась и потому приняла предложеніе Кеннеди почти съ перваго слова.

— Я не совсѣмъ понимаю васъ, Лора.

— Я не отказала бы ему ни въ чемъ, что могла бы дать ему, но не желала быть его женою.

— И онъ никогда не дѣлалъ вамъ предложенія?

Лэди Лора помолчала съ минуту, думая, что ей отвѣчать, а потомъ солгала.

— Нѣтъ, никогда.

Но Вайолетъ этому не повѣрила. Вайолетъ была совершенно убѣждена, что Финіасъ дѣлалъ предложеніе лэди Лорѣ.

— Насколько я могу видѣть, сказала Вайолетъ: — онъ теперь питаетъ страсть къ мадамъ Максъ Гёслеръ.

— Я вовсе этому не вѣрю! вскричала лэди Лора.

— Это все равно, сказала Вайолетъ.

— Напротивъ. Вы знаете, кого онъ любитъ. Я я думаю, что рано или поздно, а вы будете его женою.

— Никогда.

— Будете. Еслибъ вы его не любили, вы никогда не обвинили бы его въ страсти къ этой женщинѣ.

— Я его не обвиняла. Почему ему не жениться на мадамъ Максъ Гёслеръ? Это именно приличная партія для него. Онa очень богата.

— Онъ никогда не женится на ней. Вы будете его женою.

— Лора, какая вы капризная! У васъ два дорогихъ друга и вы настаиваете, чтобы я вышла за нихъ обоихъ. За котораго мнѣ выйти прежде?

— Освальдъ будетъ здѣсь дня черезъ два, и вы можете выходить за него, если хотите. Онъ навѣрно будетъ дѣлать вамъ предложеніе. Но я не думаю, чтобы вы вышли за него.

— Я сама этого не думаю. Я примкну къ мистеру Миллю, стану стоять за женскія нрава и буду искать мѣста депутата. Супружество никогда не казалось мнѣ очаровательнымъ, и честное слово, оно не дѣлается привлекательнѣе отъ того, что я вижу въ Лофлинтерѣ.

Такимъ образомъ Вайолетъ и лэди Лора разсуждали между собою объ этихъ вещахъ, но Вайолетъ никогда не показывала своей пріятельницѣ своихъ картъ, а лэди Лора показала ей свои. Лэди Лора разсказала почти все, что было разсказать — говорила или откровенно правду, или также откровенно неправду. Вайолетъ Эффингамъ чуть-было не полюбила Финіаса Финна, но она не сказала этого своей пріятельницѣ. Одно время она почти рѣшилась отдать себя и все свое богатство этому авантюристу. Она думала, что онъ добрѣе лорда Чильтерна, и убѣдила себя, что ей необходимо выйти или за того, или за другого. Хотя она говорила о томъ, что не выйдетъ замужъ, она знала, что это практически невозможно. Всѣ окружающіе ее — Бальдоки и Брентфорды — сдѣлаютъ такую жизнь невозможною для нея. Кромѣ того, въ такомъ случаѣ что же она будетъ дѣлать? Хорошо было говорить о пренебреженіи къ свѣту и о томъ, чтобы зажить своимъ домомъ — но ей было вполнѣ извѣстно, что этотъ планъ годится развѣ только для того, чтобы испугать ея любезную тетку. А можетъ ли она довольствоваться жизнью съ лэди Бальдокъ и миссъ Боригэмъ? Разумѣется, она можетъ сдѣлать удовольствіе своей теткѣ, принявъ предложеніе лорда Фауна или мистера Эпльдома; но ей казалось, что лордъ Чильтернъ или Финіасъ гораздо лучше ихъ. Думая объ этомъ, она начала чувствовать, что лордъ Чильтернъ или Финiасъ долженъ быть ея мужемъ, но не шепнула даже своей мысли ни мужчинѣ, ни женщинѣ. На дорогѣ въ Лофлинтеръ, гдѣ, какъ она знала, встрѣтится съ лордомъ Чильтерномъ, она старалась убѣдить себя, что ея мужемъ будетъ Финіасъ, но лэди Лора испортила все своею ложью. Была минута передъ этимъ, когда Вайолетъ чувствовала, что Финіасъ пожертвовалъ истиной любви, къ которой она считала его способнымъ, для взглядовъ мадамъ Гёслеръ; но она упрекала себя за эту мысль, обвиняя себя не только въ ревности, но и въ сумасбродномъ тщеславіи. Неужели тотъ, кому она отказала, не долженъ и говорить съ другой женщиной? Это было ударомъ для лэди Лоры, и Вайолетъ это знала. Этотъ благородный обожатель, этотъ пылкій любовникъ тотчасъ прельстился ею, какъ только ему не удалось съ ея пріятельницей. Лэди Лора восторженно выражалась въ своей дружбѣ; такая платоническая привязанность могла быть очень хороша; объ этомъ долженъ заботиться Кеннеди. Но сана она чувствовала, что такія выраженія не согласовались съ ея идеями одной пользоваться своимъ обожателемъ. Потомъ она опять вспомнила блестящіе голубые глаза мадамъ Гёслеръ.

Лордъ Чильтернъ пріѣхалъ наканунѣ Рождества и былъ принятъ съ отверзтыми объятіями сестрой и съ тѣмъ раздражительнымъ расположеніемъ, которое такая дѣвушка, какъ Вайолетъ, можетъ показать такому человѣку какъ лордъ Чильтернъ, когда она не хочетъ дать ему той другой привязанности, которой жаждетъ его сердце. Мужчины были вѣжливы другъ къ другу, но очень холодны. Они называли другъ друга Кеннеди и Чильтернъ, но даже и это дѣлаюсь не безъ усилія. Утромъ на Рождество Кеннеди пригласилъ своего шурина идти въ церковь.

— Я никогда не хожу, отвѣчать лордъ Чильтернъ.

Кеннеди вздрогнулъ и на лицѣ его изобразился ужасъ. Лэди Лора выказала огорченіе, Вайолетъ Эффингамъ отвернулась и улыбнулась. Когда они шли по парку, Вайолетъ заступилась за лорда Чильтерна.

— Онъ хотѣлъ только сказать, что не ходитъ въ церковь въ Рождество.

— Я не знаю, что онъ хотѣлъ сказать, замѣтилъ Кеннеди.

— Намъ не надо говорить объ этомъ, сказала лэди Лора.

— Конечно, согласился Кеннеди.

— Я сама была съ нимъ въ церкви, сказала Вайолетъ, можетъ быть не думая, что привычки раннихъ лѣтъ могли относиться къ настоящей жизни молодого человѣка.

Рождество и слѣдующій день прошли, а лордъ Чильтернъ ничѣмъ не обнаруживалъ своихъ намѣреній; на слѣдующій день онъ уѣзжалъ, но не прежде двухъ часовъ пополудни. Обѣ женщины не говорили пи слова съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ пріѣхалъ, о томъ, о чемъ онѣ думали обѣ. Много было говорено о томъ, какъ было бы желательно, чтобы онъ доѣхалъ въ Сольсби, но онъ не хотѣлъ дать обѣщанія. Сидя въ комнатѣ лэди Дары, между ними обѣими, одъ отказалъ дать обѣщаніе.

— Я не поддаюсь па принужденіе, сказалъ онъ, обратившись къ Вайолетъ: — и потому вамъ лучше меня не принуждать.

Глава LII. Первый ударъ

Хотя лордъ Чильтернъ провелъ цѣлыхъ два дня въ одномъ домѣ съ Вайолетъ, не возобновляя своего сватовства, онъ пріѣхалъ въ Лофлинтеръ сдѣлать это и твердо составилъ планъ. Послѣ завтрака въ послѣднее утро онъ пошелъ наверху къ сестрѣ въ ея комнату и немедленно обратился къ ней съ просьбой Лора, сказалъ онъ: — будь добренькой, сойди внизъ и скажи Вайолетъ, чтобы она пришла сюда.

Лэди Лора смотрѣла на него и улыбалась.

— И помни, продолжалъ онъ: — что ты сюда приходить не должна. Я долженъ быть съ Вайолетъ одинъ.

— Но если Вайолетъ не придетъ? Молодыя дѣвицы обыкновенно не приходятъ къ молодымъ людямъ такихъ случаяхъ.

— Да, но я ставлю ее такъ высоко между молодыми женщивами, что думаю, здравый смыслъ научитъ ее, что послѣ всего случившагося между нами я имѣю право просить свиданія, и что оно будетъ гораздо удобнѣе здѣсь, чѣмъ въ огромныхъ, пустыхъ комнатахъ внизу.

Неизвѣстно, какія убѣжденія употребила ея пріятельница, но Вайолетъ пришла. Она дошла до двери одна и храбро отворила ее. Она обѣщала себѣ, когда шла по корридору, что не промѣшкаетъ ни одной минуты, когда возьмется за ручку двери. Прежде она пошла въ свою комнату, и выходя изъ нея, посмотрѣлась въ зеркало и остановилась тамъ на минуту — думая, что надо сдѣлать что-нибудь, или пригладить волосы, или поправить ленту, или цѣпочку подъ брошкой. Дѣвушка желаетъ быть красивой передъ своимъ обожателемъ, даже если намѣрена отказать ему. Но она остановилась только на одну минуту, а потомъ пошла, не дотронувшись ни до чего. Она покачала головою и сложила руки, пошла скоро и отворила дверь.

— Вайолетъ, какъ вы добры! сказалъ лордъ Чильтернъ, стоя спиною къ камину и не сходя съ этого мѣста.

— Лора сказала мнѣ, что вы думаете, что это я сдѣлаю для

васъ, вотъ почему я и сдѣлала.

— Благодарю, моя дорогая. Это старая исторія, Вайолетъ, а я такъ плохо выражаюсь.

— Должно быть, и я плохо выражаюсь, такъ какъ не могла заставить васъ понять.

— Кажется, я понялъ. Вы всегда выражаетесь ясно, а я хотя говорить не могу, но не тупоголовъ. Я понялъ. Но пока вы не замужемъ, есть еще надежда — если только вы мнѣ не скажете, что уже отдали себя другому.

— Я этого не сдѣлала.

— Такъ какъ же я могу не надѣяться? Вайолетъ, я высказалъ бы вамъ, еслибъ могъ, ясно всѣ мои чувства. Три раза говорилъ я себѣ, что не буду думать о васъ болѣе; я старался убѣдить себя, что мнѣ лучше остаться холостымъ.

— Но я не единственная женщина на свѣтѣ.

— Для меня вы единственная — рѣшительно какъ будто другой не было на свѣтѣ. Я живу всегда одинъ, но вы всегда со мною. Если вы откажете мнѣ теперь, я уѣду — и буду жить сумасбродно.

— Освальдъ, что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что я уѣду въ какую-нибудь отдаленную часть свѣта, гдѣ могу быть убитъ или вести жизнь исполненную приключеній. Но я сдѣлаю это просто съ отчаянія. Это будетъ не оттого, что я не знаю, насколько можетъ быть лучше и выше жизнь па родинѣ человѣка въ моемъ положеніи.

— Такъ не говорите объ отъѣздѣ.

— Я не могу остаться. Сознайтесь, Вайолетъ, что я никогда вамъ не лгалъ. Я думалъ о васъ и день и ночь. Чѣмъ равнодушнѣе вы были ко мнѣ, тѣмъ болѣе я васъ любилъ. Вайолетъ, попытайтесь полюбить меня.

Онъ подошелъ къ ней и взялъ ее за обѣ руки со слезами на глазахъ.

— Скажите, что вы попытаетесь полюбить меня.

— Это не то, сказала Вайолетъ, отвернувшись, но не отнимая отъ него рукъ.

— Что не то, милая?

— То, что вы называете попытаться.

— Вы не желаете попытаться?

Освальдъ, вы такъ запальчивы, такъ упрямы, я васъ боюсь, васъ боятся всѣ. Почему вы не написали къ вашему отцу, какъ мы васъ просили?

— Я напишу къ нему сейчасъ, теперь, прежде чѣмъ уйду изъ этой комнаты, и вы продиктуете это письмо.

Онъ выпустилъ ея руки, когда она назвала его запальчивымъ, но теперь опять ихъ взялъ, и она позволяла это.

— Я отложилъ только до-тѣхъ-поръ, пока опять поговорю съ вами.

Нѣтъ, лордъ Чильтернъ, я не буду диктовать вамъ.

— Но вы будете меня любить?

Она молчала и смотрѣла въ землю, все не отнимая отъ него рукъ.

— Но я не думаю, чтобы онъ зналъ, какъ много выигралъ онъ.

— Вы прежде любили меня немножко, продолжалъ онъ.

— Правда — я любила.

— А теперь? Теперь все перемѣнилось?

— Нѣтъ, сказала она, отступая отъ него.

— Какъ же тогда? Вайолетъ, скажите мнѣ прямо. Хотите вы быть моей женой?

Она не отвѣчала ему и онъ стоялъ съ минуту и смотрѣлъ на нее. Потомъ бросился къ ней, схватилъ въ свои объятія, расцѣловалъ ее всю — лобъ, губы, щеки, потомъ обѣ руки и опятъ губы.

— Ей-Богу — она моя! сказалъ онъ.

Потомъ онъ отошелъ къ ковру передъ каминомъ и сталъ спиною къ ней. Вайолетъ, будучи такимъ образомъ брошена сѣла на диванъ. Она не могла теперь опровергать горячаго увѣренія, которое онъ произнесъ насчетъ своего успѣха. Это была правда. Она сомнѣвалась, сомнѣвалась, сомнѣвалась. Но теперь она не должна была сомнѣваться болѣе. Она была совершенно увѣрена, что можетъ любить его. Она могла сдѣлать его совершенно счастливымъ, увѣривъ его въ этомъ; а что касается другого вопроса, того страшнаго вопроса, можетъ ли она положиться на него — теперь ей лучше не говорить ничего и думать какъ можно меньше. Она сдѣлала важный шагъ и почему же ей не быть любезной къ нему? Но какъ она будетъ любезна къ обожателю, который стоитъ къ ней спиною?

Минуты черезъ двѣ онъ опомнился и обернулся. Увидѣвъ, что она сидитъ, онъ подошелъ къ ней и сталъ на колѣни у ея ногъ. Потомъ опять взялъ ея руки въ третій разъ и взглянулъ ей въ глаза.

— Освальдъ, вы на колѣняхъ! сказала она.

— Я не преклонилъ бы колѣно передъ принцессой, отвѣчалъ онъ: — чтобы просить у нея половину трона, но я буду стоять на колѣняхъ передъ вами цѣлый день, если вы мнѣ позволите, въ благодарность за даръ вашей любви.

— Вотъ человѣкъ, который не умѣетъ говорить!

— Мнѣ кажется, теперь я могу говорить цѣлый часъ, когда вы будете моей слушательницей.

— О! но и я также должна говорить.

— Что же вы скажете мнѣ?

— Ничего пока вы стоите па колѣняхъ. Какъ-то неестественно, чтобы вы стояли на колѣняхъ. Вы похожи на Самсона съ отрѣзанными волосами или па Геркулеса съ прялкой.

— Такъ лучше? спросилъ онъ, вставая и обнимая ее рукой.

— Ваше намѣреніе серьезно? спросила она.

— Я не думалъ, чтобы вы могли сомнѣваться въ этомъ. Вы мнѣ не вѣрите?

— Вѣрю. И вы будете добры?

— А — этого я не знаю.

— Постарайтесь, и я такъ нѣжно буду васъ любить! Нѣтъ, я уже люблю васъ нѣжно, люблю, люблю!

— Скажите это опять.

— Я скажу это пятьдесятъ разъ — пока вамъ надоѣстъ слушать.

— Какая великая перемѣна! сказалъ онъ, вставая и начиная ходить по комнатѣ.

— Но перемѣна къ лучшему, не такъ ли, Освальдъ?

— До такой степени къ лучшему, что я самъ себя не понимаю въ моей новой радости. Но, Вайолетъ, мы не будемъ медлить, не такъ ли? Для чего ждать теперь, когда все рѣшено?

— Конечно, лордъ Чильтернъ. Назначимъ — черезъ годъ.

— Вы смѣетесь надо мной, Вайолетъ?

— Помните, сэръ, что прежде всего вы должны написать къ вашему отцу.

— Подите сюда, сказалъ онъ: — вы должны продиктовать мнѣ.

Но она отказалась, говоря ему, что онъ долженъ написать письмо къ отцу изъ собственной головы и изъ собственнаго сердца.

— Я не могу писать, сказалъ онъ, бросивъ перо: — кровь моя такъ кипитъ, что я не могу справиться съ моей рукою.

— Вы не должны быть такъ пылки, Освальдъ, а то мнѣ придется жить въ вихрѣ.

— О! я усмирюсь, я сдѣлаюсь такъ степененъ, какъ старая лошадь. Я такъ буду смиренъ въ упряжи, какъ будто меня пріучили къ этому съ четырехъ лѣтъ. Желалъ бы я знать, не напишетъ ли Лора это письмо.

— Я думаю, Освальдъ, что вы сами должны написать его.

— Если вы прикажете мнѣ, я напишу.

Приказать вамъ! Не мнѣ приказывать вамъ. Развѣ вы не знаете, что въ этихъ новыхъ хлопотахъ, которые вы принимаете на себя, вы должны приказывать мнѣ во всемъ, а я обязана исполнять ваши приказанія. Не кажется ли вамъ это ужасно? Я удивляюсь, какъ какая-нибудь дѣвушка можетъ выходить замужъ.

— Но вы рѣшились выйти за меня теперь?

— Да.

— И раскаяваетесь?

— Нѣтъ, и постараюсь исполнять ваши приказанія; по вы не должны поступать со мною грубо и свирѣпо; вы не будете, Освальдъ?

— Во всякомъ случаѣ я не буду такъ поступать, какъ Кеннеди съ бѣдной Лорой.

— У васъ не такой характеръ.

— Я буду стараться всѣми силами. Во всякомъ случаѣ вы можете быть увѣрены, что я васъ буду любить всегда. Столько хорошаго о себѣ, если только это хорошее, я сказать могу.

— Это очень Хорошо, отвѣчала она: — это лучше всего. А

теперь я должна идти. И такъ какъ вы уѣзжаете изъ Лефлинтера, я съ вами прощусь. Когда я буду имѣть честь и блаженство опять увидѣть ваше сіятельство?

— Скажите мнѣ жилое слово прежде чѣмъ я уѣду, Вайолетъ.

— Я… люблю… васъ… больше… всѣхъ на свѣтѣ и имѣю намѣреніе… быть вашей женой… когда-нибудь. Неправдали, сколько милых словѣ?

Онъ не остался въ Лофлинтерѣ, Хотя его просили и Вайолетъ и сестра, и хотя, какъ онъ признавался, у него не было нигде никакого особеннаго дѣла.

— Не къ чему скрытничать, я не люблю Кеннеди не люблю быть у него въ домѣ, сказалъ онъ Вайолетъ.

Потомъ онъ обѣщалъ, что онъ будетъ въ Сольсби этою зимою. Онъ хотѣлъ ночевать въ Карлилѣ и оттуда написать къ отцу.

— Ваша кровь можетъ быть не будетъ такъ волноваться въ Карлилѣ, сказала ему Вайолетъ.

Онъ покачалъ головой и продолжалъ объяснять свои планы. Онъ поѣдетъ въ Лондонъ, а оттуда въ Уиллингфордъ и тамъ будетъ ждать отвѣта отца.

— Нѣтъ никакой причины, почему мнѣ лишаться охоты, сказалъ онъ.

— Пожалуйста не лишайтесь для меня пи одного дня, сказала Вайолетъ.

Какъ только онъ получитъ отвѣтъ отъ отца, онъ исполнитъ его приказаніе.

— Вы поѣдете въ Сольсби, сказала Вайолетъ: — вѣдь вы можете охотиться и въ Сольсби.

— Я поѣду въ Китай, если онъ пригласитъ меня, если только вы поѣдете со мною.

— Итакъ наконецъ рѣшено, сказала Вайолетъ Лорѣ въ этотъ вечеръ.

— Надѣюсь, что вы не сожалѣете объ этомъ.

— Напротивъ, я очень счастлива.

— Милая Вайолетъ!

— Я счастлива, потому что я его люблю. Я всегда его любила. Вы это знали.

— Право нѣтъ.

— Я любила по-своему. Я не такая пылкая какъ онъ. Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ онъ началъ строить мнѣ глазки девятнадцати лѣтъ.

— Представьте себѣ, что Освальдъ строитъ глазки!

— Право онъ строилъ. Но съ самого дѣтства я знала, что онъ опасенъ, и думала, что это пройдетъ и онъ забудетъ обо мнѣ. А жить безъ него я могла. Были минуты, когда я думала, что могу полюбить кого-то другого.

— Бѣднаго Финіаса, напримѣръ.

— Мы не будемъ называть именъ. Можетъ быть, и мистера Эпльдома. Онъ былъ самымъ постояннымъ моимъ обожателемъ, и онъ ужъ такой безопасный. Вашъ братъ, Лора, опасенъ. Но я люблю его нисколько не менѣе черезъ это; можетъ быть, еще ольше. Чувство опасности не дѣлаетъ меня несчастливой. Теперь я должна идти и писать къ его сіятельству. Представьте себѣ, я еще никогда не писала любовнаго письма!

Ничего болѣе не будетъ сказано о первомъ любовномъ письмѣ миссъ Эффингамъ, которое безъ сомнѣнія дѣлало честь ея сердцу и уму; но было два другихъ письма, посланныхъ по почтѣ изъ Лофлинтера, которыя будутъ представлены читателю, такъ какъ они помогутъ нашему разсказу Одно письмо было отъ лэди Лоры Кеннеди къ ея другу Финіасу Финну, другое отъ Вайолетъ къ ея теткѣ лэди Бальдокъ. Къ лорду Брентфорду не было послано письма, такъ какъ считали лучшимъ, чтобы онъ получилъ первое извѣстіе отъ сына.

Относительно письма къ Финіасу лэди Лора сочла нужнымъ сказать нѣсколько словъ мужу. Разумѣется, ему было сказано о помолвкѣ, а онъ отвѣчалъ, что желалъ бы, чтобъ это сдѣлалось не въ его домѣ, такъ какъ ему извѣстно, что лэди Бальдокъ этого не одобритъ. На это лэди Лора не отвѣчала и Кеннеди удостоилъ поздравить невѣсту. Когда письмо лэди Лоры къ Финіасу было написано, она положила его въ почтовый ящикъ при мужѣ.

— Я написала къ мистеру Финну объ этой помолвкѣ, сказала она.

— Для чего ему нужно объ этомъ сообщать?

— Я сочла это нужнымъ по нѣкоторымъ обстоятельствамъ.

— Желалъ бы я знать, правду ли говорили объ этой дуэли? спросилъ Кеннеди.

Жена не отвѣчала ему и онъ продолжалъ.

— Ты мнѣ говорила, что ты знаешь, что это неправда.

— Я не говорила, что непремѣнно это знаю, Робертъ.

— Да, ты говорила.

Кеннеди ушелъ въ увѣренности, что жена обманула его насчетъ дуэли. Дуэль была, и она знала это, а между тѣмъ сказала ему, что это смѣшная выдумка. Онъ никогда ничего не забывалъ. Онъ вспомнилъ въ эту минуту ложныя слова и выраженіе лица, когда она говорила это. Онъ вѣрилъ ей безусловно, но теперь никогда не будетъ вѣрить ей. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей, которые, несмотря на свою опытность и въ свѣтѣ и въ своей жизни, воображаютъ, будто кто солгалъ одинъ разъ, никогда не можетъ говорить правду.

Письмо лэди Лоры къ Финіасу было слѣдующее:

«Лофлпнтерг, декабря 28, 186 —.

«Любезный другъ,

«Вайолетъ Эффингамъ здѣсь и Освальдъ только что уѣхалъ. Можетъ быть, вы увидитесь съ нимъ, когда онъ будетъ проѣздомъ въ Лондонѣ. Но во всякомъ случаѣ я сочла за лучшее немедленно увѣдомить васъ, что она приняла его предложеніе — наконецъ. Если это огорчитъ васъ, будьте увѣрены, что я раздѣлю ваше огорченіе. Вы не пожелаете, чтобы я сказала, будто сожалѣю о томъ, что было драгоцѣннѣйшимъ желаніемъ моего сердца прежде чѣмъ я узнала васъ. Послѣднее время я разрывалась надвое. Вы поймете, что я хочу сказать, и я думаю, что мнѣ нечего говорить больше кромѣ того, что я буду молиться, чтобы вы получили все, что можетъ сдѣлать васъ счастливымъ и уважаемымъ.

«Искреннѣйшій вашъ другъ

«ЛОРА КЕННЕДИ.»

Даже хотя бы мужъ прочелъ это письмо, въ немъ ничего не было такого, чего ей слѣдовало бы стыдиться. Но онъ письма этого не читалъ. Онѣ просто сообразилъ его содержаніе и спросилъ себя, не слѣдуетъ ли для благосостоянія свѣта вообще и его собственнаго въ особенности, чтобы мужья читали всѣ письма своихъ женъ.

А вотъ письмо Вайолетъ къ теткѣ:

«Любезная тетушка,

«Это случилось наконецъ и всѣ ваши непріятности скоро кончатся — потому что, мнѣ кажется, всѣ ваши непріятности происходили отъ вашей несчастной племянницы. Наконецъ я выхожу замужъ и такимъ образомъ избавляю васъ отъ меня. Лордъ Чильтернъ сейчасъ былъ здѣсь и я приняла его предложеніе. Я боюсь, что вы не такъ хорошо думаете о лордѣ Чильтернѣ какъ я, но можетъ быть вы знаете его не такъ давно. Вамъ можетъ быть извѣстно, что между нимъ и отцомъ его было несогласіе. Мнѣ кажется, я могу взять на себя сказать, что теперь послѣ этой помолвки все устроится. Съ невыразимымъ удовольствіемъ чувствую я, что лордъ Брентфордъ охотно приметъ меня какъ свою невѣстку. Сообщите это извѣстіе Августѣ и передайте ей мою любовь. Я напишу къ ней дня черезъ два. Надѣюсь, что мой кузенъ Густавъ удостоитъ быть моимъ посаженымъ отцомъ. Разумѣется, время еще не назначено — но можетъ быть это случится черезъ девять лѣтъ.

«Любящая васъ племянница

«ВАЙОЛЕТЪ ЭФФИНГАМЪ.

«Лофлинтеръ, пятница.»

— Что это она говоритъ девять лѣтъ? сказала разсерженная лэди Бальдокъ.

— Она шутитъ, сказала кроткая Августа.

— Я думаю, она будетъ шутить на моихъ похоронахъ, сказала лэди Бальдокъ.

Глава LIII. Какъ Фиhiасъ перенесъ ударъ

Когда Финіасъ получилъ письмо лэди Лоры Кеннеди, онъ сидѣлъ въ своей великолѣпной квартирѣ въ колоніальномъ департаментѣ. Она была великолѣпна въ сравненіи съ той квартирой, которую онъ такъ долго занималъ въ домѣ Бёнса. Комната была большая, квадратная и имѣла три окна на Сент-Джемскій паркъ. Въ пей стояли два очень покойныхъ кресла и диванъ. Столъ, за которымъ онъ сидѣлъ, былъ изъ краснаго дерева и заставленъ всѣми возможными удобными вещицами для письма. Онъ стоялъ около окна, такъ что Финіасъ могъ сидѣть и смотрѣть въ паркъ. Былъ также большой круглый столъ, покрытый книгами и газетами. Стѣны комнаты сіяли ландкратами всѣхъ колоній. Была еще маленькая комнатка, въ которой онъ могъ чесать волосы и мыть руки, а въ смежной комнатѣ сидѣлъ — или долженъ былъ сидѣть, потому что онъ часто находился въ отсутствіи къ досадѣ Финіаса — его секретарь, племянникъ графа. Все это было очень великолѣпно. Часто онъ осматривался кругомъ, думая о своей старой спальной въ Киллало, о своей коморкѣ въ университетѣ, о скромной квартирѣ у Бёнса; онъ говорилъ себѣ, что все это очень великолѣпно. Онъ удивлялся, какъ такое великолѣпіе досталось ему.

Письмо изъ Шотландіи было принесено къ нему въ то время, когда онъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ, съ кучею бумагъ передъ собой, въ которыхъ разсуждалось о желѣзной дорогѣ отъ Галифакса къ подножію Скалистыхъ горъ. Ему поручено было разсмотрѣть это дѣло, а потомъ разсудить съ своимъ начальникомъ, лордомъ Кэнтрипомъ, выгодно ли правительству дать компаніи взаймы пять милліоновъ на эту желѣзную дорогу. Дѣло это было важно и нравилось ему.

Когда ему принесли письмо лэди Лоры, онъ прочелъ его, отложилъ и воротился къ своимъ ландкартамъ, но писалъ машинально послѣ того, какъ получилъ это извѣстіе. Лошадь проскачетъ нѣсколько шаговъ послѣ того, какъ будетъ разбита ея спина — такъ было и съ Финіасомъ Финномъ. Спина его была разбита, но все-таки онъ проскакалъ шага два. Но въ головѣ его вертѣлись слова:

«Я сочла за лучшее немедленно увѣдомить васъ.»

Стало быть, все кончено, игра розыграна и всѣ его побѣды ничего для него не значили. Онъ просидѣлъ съ часъ въ своей великолѣпной комнатѣ, думая объ этомъ. Теперь онъ вовсе не заботился о колоніяхъ. Онъ разстался бы со всѣми колоніями, принадлежащими Великобританіи, чтобы получить руку Вайолетъ Эффингамъ. Теперь — въ эту минуту — онъ говорилъ себѣ съ ругательствами, что онъ никого не любилъ такъ, какъ Вайолетъ Эффингамъ.

Бракъ этотъ по многому былъ бы такъ пріятенъ! Я былъ бы несправедливъ къ моему герою, еслибъ сказалъ, что горесть его происходила болѣе оттого, что онъ лишился богатой наслѣдницы. Онъ никогда не подумалъ бы жениться на Вайолетъ Эффингамъ, еслибъ не полюбилъ ее. Но кромѣ этой любви партія эта во всѣхъ отношеніяхъ казалась выгодна. Еслибъ миссъ Эффингамъ сдѣлалась его женой, и Ло и Бёнсъ тотчасъ бы зажали себѣ ротъ. Монкъ былъ бы въ домѣ его дружескимъ гостемъ и онъ сталъ бы въ родствѣ съ пэрами. Мѣсто въ парламентѣ сдѣлалось бы для него приличнымъ мѣстомъ. Онъ игралъ въ большую игру, но до-сихъ-поръ съ большимъ успѣхомъ — съ такимъ удивительнымъ успѣхомъ, что ему казалось, что ему не доставало только руки Вайолетъ Эффингамъ для полнаго счастья и состоянія Вайолетъ для того, чтобы поддержать его положеніе. И это также казалось въ нему близко. Конечно, его богиня отказала ему, но безъ презрѣнія; даже лэди Лора находила вѣроятнымъ этотъ бракъ. Всѣ почти слышали о дуэли и всѣ улыбались, какъ будто думая, что въ настоящей битвѣ Финіасъ останется побѣдителемъ, что счастливый пистолетъ находился въ его рукахъ. Никому не приходило въ голову предполагать — насколько онъ могъ видѣть — что онъ выходитъ изъ своей сферы, желая жениться на Вайолетъ Эффингамъ. Нѣтъ — онъ положится на свое счастье, будетъ настаивать и успѣетъ. Таково было его намѣреніе въ это. самое утро — и вдругъ это письмо разбило его въ прахъ!

Были минуты, когда онъ увѣрялъ себя, что онъ не вѣритъ этому письму — можетъ быть, Вайолетъ принудили принять предложеніе этого горячаго человѣка посредствомъ горячаго вліянія, или можетъ быть Вайолетъ не дала слова, а Чильтернъ просто это вообразилъ? А еслибъ даже и дала, развѣ женщины не перемѣняютъ своего намѣренія? Слѣдуетъ настаивать до конца. Но даже когда эти мысли толпились въ головѣ его, онъ зналъ — онъ зналъ хорошо — въ эту самую минуту, что спина его была разбита.

Кто-то вошелъ зажечь свѣчи и опустить шторы, и когда онъ посмотрѣлъ на часы, то увидалъ, что уже шестой часъ. Онъ былъ приглашенъ на обѣдъ къ мадамъ Гёслеръ въ восемь часовъ и почти рѣшился послать къ пей извиниться. Мадамъ Максъ разсердится, такъ какъ она особенно заботится о своихъ обѣдахъ — но какое ему теперь дѣло до гнѣва мадамъ Максъ? А между тѣмъ только въ это утро онъ поздравлялъ себя, между прочими успѣхами, съ ея расположеніемъ и внутренне смѣялся надъ своей измѣной къ Вайолетъ Эффингамъ! Онъ взялъ листъ почтовой бумаги и написалъ къ мадамъ Гёслеръ, что извѣстія изъ провинціи дѣлаютъ для него невозможнымъ быть у нея сегодня. Но онъ не послалъ этого письма. Въ половинѣ шестого онъ отворилъ дверь комнаты своего секретаря и нашелъ молодого человѣка спящаго съ сигарой во рту.

— Эй, Чарльзъ! сказалъ онъ.

— Сейчасъ!

Чарльзъ Стэндишъ былъ двоюродный братъ лэди Лоры и служилъ въ департаментѣ прежде чѣмъ Финіасъ вступилъ въ него; онъ былъ большой фаворитъ своей кузины и, сдѣлался секретаремъ Финіаса.

— Я здѣсь, сказалъ Чарльзъ Стэндишъ, вставая и отряхаясь.

— Я ухожу. Завяжите эти бумаги, какъ онѣ лежатъ. Я буду здѣсь завтра рано утромъ, но мнѣ вы не нужны до двѣнадцати. Прощайте, Чарльзъ.

— Та-та! сказалъ секретарь, который любилъ своего начальника, но былъ не очень почтителенъ — исключая экстренныхъ случаевъ.

Финіасъ пошелъ пѣшкомъ черезъ паркъ и дарогою вполнѣ сознавалъ, что спина его разбита. Она была разбита и ему казалось теперь, что онъ не можетъ уже сдѣлаться Атласомъ и носить тяжесть свѣта на своихъ плечахъ. Онъ совершенно забылъ о своей прежней страсти, къ лэди Лорѣ, какъ будто она никогда не существовала, и считалъ себя образцомъ постоянства — какъ человѣкъ, который любилъ, можетъ быть. неблагоразумно, но сильно, и который долженъ теперь подвергнуться живой смерти. Онъ возненавидѣлъ парламентъ, возненавидѣлъ колоніальный департаментъ, возненавидѣлъ своего пріятеля Монка, а особенно возненавидѣлъ мадамъ Гёслеръ. О лордѣ Чильтернѣ онъ думалъ, что онъ насильственно завладѣлъ предметомъ его любви. Онъ еще это разберетъ. Да — каковы бы ни были послѣдствія, онъ это разберетъ!

Проходя мимо клуба Атенеумъ, онъ увидалъ своего начальника лорда Кэнтрипа, разговаривавшаго съ какимъ-то епископомъ. Финіасу хотѣлось бы пройти непримѣтно, еслибъ это было возможно, но лордъ Кэнтрипъ тотчасъ къ нему приступилъ.

— Я расъ записалъ здѣсь, сказалъ его сіятельство.

— Къ чему это? сказалъ Финіасъ, который въ эту минуту былъ глубоко равнодушенъ ко всѣмъ лондонскимъ клубамъ.

— Это ничему не повредитъ. Современемъ вы будете приняты, а если вы вступите въ министерство, васъ примутъ тотчасъ.

— Въ министерство! воскликнулъ Финіасъ.

Но лордъ Кэнтрипъ принялъ тонъ его голоса за смиреніе и не подозрѣвалъ того глубокаго равнодушія ко всѣмъ министерскимъ почестямъ, которое Финіасъ намѣревался выразить.

— Кстати, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, взявъ подъ руку своего помощника: — мнѣ хотѣлось поговоритъ съ вами о гарантіяхъ…

И государственный секретарь продолжалъ толковать о желѣзной дорогѣ къ Скалистымъ горамъ, а Финіасъ усиливался перенести боль отъ разбитой спины. Онъ принужденъ былъ сказать что-нибудь о гарантіяхъ, о желѣзной дорогѣ, а особенно о затрудненіяхъ, которыя должны встрѣтиться. Но во все время Финіасъ думалъ о томъ, что онъ сдѣлаетъ съ лордомъ Чильтерномъ, когда съ нимъ встрѣтится. Не можетъ ли онъ схватить его за горло и задушить?

Финiаcъ воротился домой и, просидѣвъ съ часъ у камина одѣлся къ обѣду и пошелъ къ мадамъ Гёслеръ. Теперь онъ былъ радъ, что не дослалъ къ ней письмо съ извиненіемъ. Человѣкъ долженъ жить, даже если его сердце разбито, а живя, онъ долженъ обѣдать.

Мадамъ Гёслеръ любила давать маленькіе обѣды въ этотъ періодъ года, прежде чѣмъ Лондонъ наполнится. Число приглашаемыхъ ею гостей рѣдко превышало семь или восемь человѣкъ и она всегда очень смиренно говорила объ этихъ обѣдахъ. Она не посылала пригласительныхъ билетовъ. Она предпочитала приглашать запросто.

«Любезный мистеръ Джонсъ, мистеръ Смитъ будетъ у меня сказать свое мнѣніе о хересѣ во вторникъ. Не пріѣдете ли и вы ко мнѣ сказать? Вы навѣрно знаете столько же.»

Потомъ у ней было изученное отсутствіе всякой церемоніи. Блюдъ было не много. Но всѣ знали, что мадамъ Гёслеръ давала очень хорошіе обѣды. Финіасъ Финнъ начиналъ льстить себя мыслью, что онъ знаетъ толкъ въ обѣдахъ, и слышалъ, что съ супами, которые подаются на обѣдахъ мадамъ Гёслеръ, не могутъ сравниться никакіе другіе въ Лондонѣ. Но теперь онъ не заботился ни о какихъ супахъ и медленно поднимался на лѣстницу мадамъ Гёслеръ.

Относительно обѣдовъ мадамъ Гёслеръ предстояло одно затрудненіе. Она должна была или приглашать дамъ или не приглашать. Въ послѣднемъ была большая привлекательность, но она знала хорошо, что если она это сдѣлаетъ, то она должна отказаться совсѣмъ отъ дамскаго общества — и навсегда. Она мало заботилась о женскомъ обществѣ, по знала хорошо, что общество мужчинъ безъ женщинъ будетъ не таково, какого она желала. Она знала также, что приглашать къ себѣ женщинъ не замѣчательныхъ пи по характеру, ни по положенію, ни по дарованіямъ — все-равно, что совсѣмъ не приглашать. Такимъ образомъ было затрудненіе большое, но постепенно это сдѣлалось. Ея благоразуміе равнялось ея уму и даже люди подозрительные сознавалисъ, что не могутъ примѣтить ничего дурного. Когда лэди Гленкора Паллизеръ разъ обѣдала у мадамъ Гёслеръ, хозяйка сказала себѣ, что теперь она не боится того, что будутъ говорить подозрительные люди. Герцогъ Омніумъ почти обѣщалъ пріѣхать. Еслибъ она могла угостить обѣдомъ герцога Омніума, тогда она достигла бы всего.

Но герцога Омніума не было на этотъ разъ. Въ это время герцога Омніума, разумѣется, не было въ Лондонѣ. Но лордъ Фаунъ былъ тутъ, нашъ старый пріятель Лоренсъ Фицджибонъ, который оставилъ свое мѣсто въ колоніальномъ департаментѣ, были мистеръ и мистриссъ Бонтинъ. Вмѣстѣ съ нашимъ героемъ это было все общество. Никто не сомнѣвался ни минуты, какому источнику Бонтинъ былъ обязанъ этимъ обѣдомъ. Мистриссъ Бонтинъ была хороша собой, могла разговаривать, была достаточно прилична и не хуже всякой другой женщины могла способствовать къ тому, чтобы мадамъ Гёслеръ стала въ обществѣ на хорошей ногѣ. Мужчины не оставались у мадамъ Гёслеръ за обѣдомъ послѣ ухода дамъ, такъ что обѣ женщины не могли надоѣсть другъ другу. Мистриссъ Бонтинъ понимала очень хорошо, что ее приглашаютъ не для того, чтобы разговаривать съ хозяйкой, и была готова, какъ всякая другая женщина, быть любезной съ мужчинами, которыхъ она встрѣчала за столомъ мадамъ Гёслеръ. Такимъ образомъ мистеръ и мистриссъ Бонтинъ довольно часто обѣдали въ Парковомъ переулкѣ.

— Теперь намъ остается только ожидать этого ужаснаго человѣка Фицджибона, сказала мадамъ Гёслеръ, здороваясь съ Финіасомъ. — Онъ всегда опаздываетъ.

— Какой ударъ для меня! сказалъ Финіасъ.

— Нѣтъ — вы всегда приходите во-время. Но есть граница, за которою во-время кончается, а постыдное опаздываніе тотчасъ начинается. Но вотъ онъ.

Когда Лоренсъ Фицджибонъ вошелъ въ комнату, мадамъ Гёслеръ позвонила и велѣла подавать обѣдать. Финіасъ сидѣлъ между хозяйкой и Бонтиномъ, а лордъ Фаунъ по другую сторону мадамъ Гёслеръ. Только что сѣли за столъ, какъ кто-то сказалъ, что лордъ Брентфордъ примирился съ сыномъ. Финіасъ зналъ, что этого еще быть не могло; оно дѣйствительно такъ и было; хотя отецъ уже получилъ письмо сына, но Финіасъ не хотѣлъ ничего говорить о лордѣ Чильтернѣ.

— Какъ это странно, сказала мадамъ Гёслеръ: — что у васъ въ Англіи отцы такъ часто ссорятся съ сыновьями.

— Скажите лучше, какъ часто въ Англіи сыновья ссорятся съ отцами, сказалъ лордъ Фаунъ, который былъ извѣстенъ своимъ уваженіемъ къ пятой заповѣди.

— Это все происходитъ отъ майоратства и первородства и старинныхъ англійскихъ предразсудковъ, продолжала мадамъ Гёслеръ. — Кажется, вы дружны съ лордомъ Чильтерномъ, мистеръ Финнъ?

— Они оба мои друзья, сказалъ Финіасъ.

— Ахъ, да! но вы… вы съ лордомъ Чильтерномъ когда-то сдѣлали что-то странное. Кажется, была какая-то тайна?

— Теперь уже это не тайна, сказалъ Фицджибонъ.

— Это было насчетъ одной дамы, не такъ ли? шепнула мистриссъ Бонтинъ своему сосѣду.

— Я ничего не могу сказать объ этомъ, сказалъ Фицджибонъ: — но не сомнѣваюсь, что Финіасъ вамъ разскажетъ.

— Я не вѣрю этому о лордѣ Брентфордѣ, сказалъ Бонтинь. — Я знаю, что Чильтернъ былъ въ Лофлинтерѣ три дня тому назадъ, а вчера былъ въ Лондонѣ проѣздомъ въ то мѣсто, гдѣ онъ охотится. Графъ въ Сольсби. Чильтернъ поѣхалъ бы вѣ Сольсби, если это была правда.

— Это все зависитъ отъ того, выйдетъ ли за него миссъ Эффингамъ, сказала мистриссъ Бонтинъ, смотря на Финіаса.

Такъ какъ за столомъ было два обожателя Вайолетъ Эффингамъ, то разговоръ становился непріятно личнымъ. Причина дуэли въ Бланкенбергѣ была извѣстна почти всѣмъ, а ухаживаніе лорда Фауна также видѣли всѣ. Онъ теперь могъ бы держать себя лучше чѣмъ Финіасъ, даже еслибъ онъ былъ влюбленъ не менѣе его, потому что онъ не зналъ еще роковую истину. Но онъ не могъ выслушать равнодушно слова мистриссъ Бонтинъ.

— Можно бы пожалѣть о всякой дѣвушкѣ, которая сдѣлала бы это, сказалъ онъ: — Чильтернъ послѣдній человѣкъ на свѣтѣ, которому я пожелалъ бы ввѣрить счастье дорогой мнѣ женщины.

— Чильтернъ очень хорошій человѣкъ, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Немножко сумасброденъ, сказала мистриссъ Бонтинъ.

— И у него никогда нѣтъ ни шиллинга въ карманѣ, прибавилъ ея мужъ.

— Я считаю его просто сумасшедшимъ, сказалъ лордъ Фаунъ.

— Я такъ желала бы познакомиться съ нимъ! сказала мадамъ Гёслеръ: — я люблю сумасшедшихъ и тѣхъ, у кого нѣтъ ни шиллинга въ карманѣ, и немножко сумасбродныхъ. Не можете ли вы привести его ко мнѣ, мистеръ Финнъ?

Финіасъ не зналъ, что ему сказать и какъ раскрытъ ротъ, чтобы не выказать своего огорченія.

— Я буду очень радъ пригласить его, если вы желаете, сказалъ онъ, какъ будто этотъ вопросъ былъ сдѣланъ серьёзно: — но я теперь не такъ часто, какъ прежде, вижусь съ лордомъ Чильтерномъ.

— Вы не вѣрите, что Вайолетъ Эффингамъ приняла его предложеніе? спросила мистриссъ Бонтинъ.

Онъ помолчалъ съ минуту, а потомъ отвѣтилъ глубоко-торжественнымъ голосомъ, съ серьезностью, которую не въ состояніи былъ преодолѣть:

— Она приняла.

— Вамъ это извѣстно? спросила мадамъ Гёслеръ.

— Да, мнѣ это извѣстно.

Еслибъ кто-нибудь сказалъ ему заранѣе, что онъ объявитъ объ этом во всеуслышаніе за столомъ мадамъ Гёслеръ, онъ сказалъ бы, что это невозможно. Онъ сказалъ бы, что ничто не заставитъ его говорить о Вайолетъ Эффингамъ въ настоящемъ расположеніи его духа и что онъ отрѣзалъ бы скорѣе языкъ, чѣмъ заговорилъ бы о ней, какъ о невѣстѣ своего соперника. А теперь онъ объявилъ всю правду о своемъ несчастьи, о своей неудачѣ. Ему хорошо было извѣстно, что всѣ присутствующіе знали, почему онъ дрался на дуэли въ Бланкенбергѣ — всѣ, можетъ быть только за исключеніемъ лорда Фауна. Онъ чувствовалъ, что сообщая это извѣстіе о лордѣ Чильтернѣ, онъ покраснѣлъ до ушей и что голосъ его былъ страненъ. Но когда ему былъ сдѣланъ прямой вопросъ, онъ не могъ не отвѣтить прямо. Онъ намѣревался отвѣтить какой-нибудь двусмысленностью или шуткой, но это ему неудалось. Въ эту минуту онъ былъ способенъ сказать только правду.

— Я этому не вѣрю, сказалъ лордъ Фаунъ, который также забылся.

А я вѣрю, если это говоритъ мистеръ Финнъ, сказала мистриссъ Бонтинъ, которой нравилось замѣшательство, возбужденное ею.

— Но кто могъ сказать вамъ, Финнъ? спросилъ Бонтинъ.

— Его сестра, лэди Лора.

— Стало-быть, это должно быть справедливо, сказала мадамъ Гёслеръ.

— Это совершенно невозможно, сказалъ лордъ Фаунъ: — мнѣ кажется, я могу сказать, что это невозможно. А если это правда, то это самое постыдное дѣло. Все ея состояніе будетъ промотано. Лордъ Фаунъ, дѣлая свое предположеніе, выказалъ себя необыкновенно щедрымъ относительно брачнаго контракта.

Нѣсколько минутъ послѣ этого Финіасъ не сказалъ ни слова и разговоръ вообще былъ не такъ живъ и интересенъ, какъ это обыкновенно бывало на обѣдахъ мадамъ Гёслеръ. Мадамъ Гёслеръ сама совершенно понимала положеніе нашего героя. Она не поощрила бы вопросовъ о Вайолетъ Эффингамъ, еслибъ думала, что они доведутъ до подобнаго результата, и теперь она старалась завести другой разговоръ. Наконецъ ей это удалось и черезъ нѣсколько времени Финіасъ былъ способенъ разговаривать. Онъ выпилъ три рюмки вина и пустился въ политику, воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ противорѣчить лорду Фауну. Лоренсъ Фицджибонъ, разумѣется, былъ того мнѣнія, что министерство долго не останется. Послѣ того, какъ онъ оставилъ министерство, министры надѣлали ужасныхъ ошибокъ, и онъ говорилъ о нихъ такъ, какъ могъ бы говорить о нихъ врагъ.

— Однако, Фицъ, сказалъ Бонтинъ: — вы прежде такъ твердо поддерживали министровъ.

— Могу увѣрить васъ, что теперь я понялъ мое заблужденіе, отвѣчалъ Лоренсъ.

— Я всегда примѣчаю, сказала мадамъ Гёслеръ: — что когда вы, господа, подадите въ отставку, что обыкновенно дѣлаете по самымъ пустымъ причинамъ, вы становитесь самыми горькими врагами. Да, я начинаю понимать, какимъ образомъ идетъ политика въ Англіи.

Все это было довольно непріятно для Лоренса Фицджибона, но онъ былъ свѣтскій человѣкъ и перенесъ это лучше, чѣмъ Финіасъ свое пораженіе.

Вообще обѣдъ не удался и мадамъ Гёслеръ это понимала. Лордъ Фаунъ, послѣ того, какъ Финіасъ опровергнулъ его мнѣніе, почти не раскрывалъ рта. Самъ Финіасъ говорилъ слишкомъ много и слиткомъ громко, а мистриссъ Бонтинъ, которой хотѣлось льстить лорду Фауну, противорѣчила Финіасу.

— Я сдѣлала ошибку, говорила впослѣдствіи мадамъ Гёслеръ: — пригласивъ четырехъ членовъ парламента, занимавшихъ мѣста въ министерствѣ. Теперь я никогда не буду приглашать двухъ членовъ парламента за одинъ разъ.

Она это сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Милая мадамъ Максъ, отвѣчала мистриссъ Бонтинъ: — вы не должны только приглашать двухъ претендентовъ на руку одной молодой дѣвицы.

Въ гостиной мадамъ Гёслеръ успѣла остаться на три минуты одна съ Финіасомъ Финномъ.

— Итакъ это правду вы сказали, другъ мой? спросила она.

Голосъ ея былъ жалобенъ и нѣженъ, а глаза выражали сочувствіе. Финіасъ почти чувствовалъ, что еслибъ они были совсѣмъ одни, онъ могъ бы разсказать ей все и плакать у ея ногъ.

— Да, сказалъ онъ: — это правда.

— Я никогда въ этомъ не сомнѣвалась послѣ того, какъ сказали вы. Могу я осмѣлиться сказать, что я желала бы, чтобъ было совсѣмъ иначе?

— Теперь слишкомъ поздно, мадамъ Гёслеръ. Разумѣется, мужчина дуракъ, когда онъ обнаруживаетъ свои чувства въ такомъ отношеніи. Дѣло въ томъ, что я услыхалъ объ этомъ передъ тѣмъ, какъ собирался сюда, и хотѣлъ-было послать къ вамъ извиниться. Я жалѣю, зачѣмъ этого не сдѣлалъ.

— Не говорите этого, мистеръ Финнъ.

— Я представилъ изъ себя такого осла!

— По моему мнѣнію, вы держали себя такъ, что это дѣлаетъ вамъ честь. Но еслибы я осмѣлилась подать вамъ совѣтъ, я сказала бы, чтобъ вы не говорили объ этомъ дѣлѣ такимъ образомъ, какъ будто оно лично касалось васъ. Въ нынѣшнемъ свѣтѣ безславно только одно — признаваться въ своей неудачѣ.

— А я потерпѣлъ неудачу.

— Но вы не должны въ этомъ сознаваться, мистеръ Финнъ. Я знаю, что мнѣ не слѣдовало говорить это вамъ.

— Напротивъ, я глубоко обязанъ вамъ. Теперь я уйду, мадамъ Гёслеръ, такъ какъ не желаю выйти вмѣстѣ съ лордомъ Фауномъ.

— Но вы скоро будете у меня?

Финіасъ обѣщалъ и чувствовалъ, дѣлая это обѣщаніе, что онъ будетъ имѣть случай поговорить о своей любви съ своей новой пріятельницей, не стыдясь уже своей неудачи.

Лоренсъ Фицджибонъ ушелъ вмѣстѣ съ Финіасомъ, а Бонтинъ, отославъ жену домой одну, пошелъ въ клубъ съ лордомъ Фауномъ. Лордъ Фаунъ очевидно сердился на Финіаса, а Бонтинъ не любилъ молодого помощника государственнаго секретаря.

— Никогда не случалось мнѣ встрѣчаться съ такимъ тщеславнымъ самохваломъ, сказалъ Бонтонъ: — Монкъ и многіе другіе совсѣмъ его избаловали.

— Я не вѣрю тому, что онъ говорилъ о лордѣ Чильтернѣ, отвѣчалъ лордъ Фаунъ.

— Насчетъ его женитьбы на миссъ Эффингамъ?

— Было бы постыдно, гнусно пожертвовать этой дѣвушкой, продолжалъ лордъ Фаунъ. — Подумайте только: человѣкъ этотъ все промоталъ, пьяница, и я не вѣрю, чтобы онъ примирился съ отцемъ. Вѣрно лэди Лора Кеннеди, говоря это, имѣла какую-нибудь цѣль.

— Можетъ быть, это выдумка Финна, сказалъ Бонтинъ: — ирландцы на это мастера.

— Такой запальчивый человѣкъ, что никто не можетъ справиться съ нимъ, сказалъ лордъ Фаунъ, думая о Чильтернѣ.

— И такъ нелѣпо-самонадѣянъ, подтвердилъ Бонтинъ, думая о Финіасѣ.

— Человѣкъ никогда ничего не сдѣлавшій со всѣми своими преимуществами въ свѣтѣ — и никогда не сдѣлаетъ.

— Онъ не долго останется на своемъ мѣстѣ, сказалъ Бонтонъ.

— О комъ вы говорите?

— О Финіасѣ Финнѣ.

— О! о мистерѣ Финнѣ? А я говорилъ о лордѣ Чильтернѣ. Я нахожу, что Финнъ человѣкъ хорошій и неоспоримо даровитъ. Говорятъ, Кэнтрипъ ужасно его любитъ. Онъ пойдетъ очень хорошо. Но я ни слову не вѣрю изъ того, что онъ говорилъ о лордѣ Чильтернѣ.

Тутъ Бонтинъ почувствовалъ, что онъ промахнулся, и оставилъ лорда Фауна одного.

Глава LIV. Утѣшеніе

На другой день послѣ обѣда мадамъ Гёслеръ, Финіасъ, хотя пришелъ рано въ свой департаментъ, не могъ много работать, все чувствуя, что спина его разбита. На слѣдующій день онъ чувствовалъ себя нѣсколько лучше. Онъ получилъ утромъ записку лорда Кэнтрипа, что они оба должны быть вечеромъ у перваго министра, чтобы рѣшить вопросъ о желѣзной дорогѣ къ Скалистымъ горамъ, такъ что Финіасъ принужденъ былъ работать. У Грешэма онъ предоставилъ лорду Кэнтрипу объяснять все, а самъ говорилъ только изрѣдка нѣсколько словъ. Но онъ сознавалъ, что во время этого свиданія онъ держалъ себя какъ слѣдуетъ.

— Это первый порядочный ирландецъ, какого мнѣ случилось видѣть, сказалъ послѣ Грешэмъ своему сослуживцу.

— Другой ирландецъ былъ просто ужасный человѣкъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, качая головой.

На четвертый день послѣ полученія печальнаго извѣстія Финіасъ опять пошелъ въ коттэджъ въ Парковомъ переулкѣ. И для того, чтобы не обмануться въ своемъ желаніи найти сочувствіе, онъ написалъ къ мадамъ Гёслеръ, спрашивая, будетъ ли она дома.

«Я буду дома отъ пяти до шести и одна. — М. М. Г.»

Это былъ отвѣтъ отъ Маріи Максъ Гёслеръ и, разумѣется, Финіасъ былъ въ коттэджѣ тотчасъ послѣ пяти. Не удивительно я думаю, что человѣкъ, желающій сочувствія въ такомъ огорченіи, какое случилось теперь съ Финіасомъ Финномъ, искалъ его отъ женщины. Женщины сочувствуютъ болѣе мужчинамъ, чѣмъ мужчины женщинамъ.

— Какъ я рада видѣть васъ! сказала мадамъ Максъ.

— Вы очень добры, что позволили мнѣ прійти.

— Нѣтъ, это вы добры, что полагаетесь на меня. Но я была увѣрена, что вы придете ко мнѣ послѣ того, что случилось намедни. Я видѣла, что вы огорчены, и сама огорчилась.

— Я такъ себя одурачилъ!

— Совсѣмъ нѣтъ. Я нашла, что вы поступили какъ слѣдуетъ, отвѣтивъ правду на вопросы. Если это не секретъ, то лучше говорить прямо. Вы скорѣе преодолѣете это такимъ образомъ. Сама я никогда не видала этого молодого лорда.

— О! въ немъ нѣтъ ничего дурного. Половина того что говорилъ лордъ Фаунъ, преувеличена, а другая половина не такъ растолкована.

— Здѣсь такъ много значитъ быть лордомъ, сказала мадамъ Гёслеръ.

Финіасъ подумалъ съ минуту, прежде чѣмъ отвѣтилъ. Всѣ Стэндиши были къ нему добры и Вайолетъ Эффингамъ также очень добра. Никто изъ нихъ не былъ виноватъ въ томъ, что онъ теперь былъ несчастенъ и съ разбитой спиной. Онъ много расмышлялъ объ этомъ и рѣшилъ, что не будетъ дурно думать о нихъ.

— Я не думаю, чтобы это имѣло какое-нибудь вліяніе, сказалъ онъ.

— Это всегда имѣетъ, другъ мой — всегда. Я не знаю вашу Вайолетъ Эффингамъ.

— Она не моя.

— Я ее не знаю. Я встрѣчалась съ нею и не особенно восхищалась ею. Но вкусы мужчинъ и женщинъ о красотѣ никогда не сходятся. Но я знаю, что она всегда живетъ съ лордами и графинями. Дѣвушка, которая всегда живетъ съ графинями, не можетъ рѣшиться сдѣлаться просто мистриссъ.

— Она могла выбирать между многими. Это сдѣлалъ не титулъ. Она не вышла бы за Чильтерна, еслибъ не… Но какая польза говорить объ этомъ?

— Они давно знаютъ другъ друга?

— О, да! съ дѣтства. И графъ очень этого желалъ.

— А! Стало быть это устроилъ онъ?

— Нѣтъ. Никто не могъ устроить ничего для Чильтерна и для миссъ Эффингамъ. Они сами это устроили.

— Вы дѣлали ей предложеніе?

— Да, два раза. А ему она отказывала болѣе двухъ разъ. Мнѣ не въ чемъ обвинять ее, но все-таки я думалъ… я думалъ…

— Стало быть, она кокетка?

— Нѣтъ, я этого не могу сказать о ней; она не кокетка. Но мнѣ кажется, она какъ будто сама не понимала своихъ мыслей. Но какая польза говорить объ этомъ, мадамъ Гёслеръ?

— Иногда лучше высказаться, нежели оставлять горесть для себя одного.

— Это такъ — но на свѣтѣ нѣтъ никого, кому я могъ бы высказаться, кромѣ васъ. Не странно ли это? У меня есть сестры, но онѣ никогда не слыхали о миссъ Эффингамъ и будутъ совершенно равнодушны къ этому.

— Можетъ быть, у нихъ есть свои любимицы.

— Это все-равно. А мой лучшій другъ въ Лондонѣ сестра лорда Чильтерна.

— Она знала о вашей привязанности?

— О, да!

— И сказала вамъ о помолвкѣ миссъ Эффингамъ? Она этому рада?

— Она всегда желала этого брака, а между тѣмъ я думаю, она была бы довольна, еслибъ устроилось иначе. Но разумѣется сердце ея говоритъ за брата. Мнѣ не слѣдовало трудиться ѣздить въ Бланкенбергъ.

— Можетъ быть, это было къ лучшему. Всѣ говорятъ, что вы держали себя такъ хорошо.

— Я не могъ не ѣхать.

— А что, еслибъ вы застрѣлили его?

— Тогда былъ бы всему конецъ. Она никогда не захотѣла бы увидѣться со мною послѣ этого. Право я самъ застрѣлился бы потомъ, такъ какъ мнѣ ничего больше не оставалось бы дѣлать.

— Вы англичане такіе странные! Ахъ, мистеръ Финнъ! на свѣтѣ есть другія женщины красивѣе миссъ Эффингамъ. Нѣтъ — разумѣется, вы теперь съ этимъ не согласитесь. Именно въ эту минуту и мѣсяца черезъ два она будетъ несравненна, а вы самый несчастный человѣкъ на свѣтѣ. Но я не знаю ни одного молодого человѣка, которому такъ улыбалась бы судьба. Легко быть лордомъ, когда вашъ отецъ былъ лордомъ прежде васъ — легко жениться на хорошенькой дѣвушкѣ, если вы можете сдѣлать ее графиней. Но сдѣлаться лордомъ, или ничѣмъ не хуже лорда, когда ничего не было приготовлено для васъ при рожденіи — вотъ что я называю очень многимъ. Есть женщины, и хорошенькія, мистеръ Финнъ, которыя понимаютъ это и думаютъ, что человѣкъ все-таки важнѣе лорда.

Тутъ мадамъ Гёслеръ запѣла одну извѣстную шотландскую пѣсню, приличествовавшую обстоятельствамъ.

— Я не зналъ, что вы поете, мадамъ Гёслеръ.

— Иногда, при особенныхъ обстоятельствахъ, я очень люблю шотландскія пѣсни. А вы думайте о вашей политикѣ, о вашихъ рѣчахъ, о вашей колоніи, а не о вашей любви. Никакой лордъ Чильтернъ не можетъ лишить васъ успѣха въ этомъ. А если вамъ опять сгрустнется, приходите ко мнѣ и я спою вамъ шотландскую пѣсенку. Послушайте, въ слѣдующій разъ какъ приглашу васъ обѣдать, я обѣщаю, что мистриссъ Бонтинъ не будетъ у меня. Прощайте.

Она подала ему руку, которая была очень мягка, и онъ утѣшился.

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, бросилась на кресло и начала думать. В эти дни она часто спрашивала себя, въ чемъ состояли ея честолюбіе и цѣль ея жизни. Въ эту минуту она держала записку герцога Омніума. Герцогъ сказалъ что то объ ея карточкѣ, что дало ей право написать къ нему, и герцогъ ей отвѣчалъ.

«Онъ не пропуститъ случая, писалъ онъ, быть у нея лично.» Имѣть герцога Омніума въ своемъ домѣ било большимъ успѣхомъ, но къ чему поведетъ этотъ успѣхъ? Какая у ней опредѣленная цѣль — и имѣетъ ли она цѣль? Въ какомъ отношеніи можетъ она сдѣлать себя счастливою? Она не могла сказать, чтобы была теперь счастлива. Часы казались ей слишкомъ длинны, а дни слишкомъ многочисленны.

Герцогъ Омніумъ пріѣдетъ къ ней, и она рѣшила, что если герцогъ пріѣдетъ, она нисколько не будетъ его бояться. Боже великій! какъ она будетъ чувствовать, если свѣтъ поздравитъ ее въ одно прекрасное утро какъ герцогиню Омніумъ! Потомъ она рѣшила одно: если герцогъ дастъ ей случай, она скоро покажетъ ему, до чего простирается ея честолюбіе.

Глава LV. Лордъ Чильтернъ въ Сольсби

Лордъ Чильтернъ сдѣлалъ именно такъ, какъ сказалъ. Онъ написалъ къ отцу проѣздомъ черезъ Карлиль и тотчасъ отправился охотиться въ Уиллингфордъ. Но письмо его было холодно и непривѣтливо, и можно сомнѣваться, не дурно ли поступила миссъ Эффингамъ, отказавшись отъ его предложенія продиктовать ему письмо. Онъ началъ письмо «милордъ» и все остальное было не лучше этого. Читатель можетъ видѣть все письмо.

«Гостинница желѣзной дороги, Карлиль, декабря 27, 186 —.

«Милордъ,

«Я теперь ѣду изъ Лофлинтера въ Лондонъ и пишу это письмо согласно обѣщанію, которое далъ моей сестрѣ и миссъ Эффингамъ. Я сдѣлалъ предложеніе Вайолетъ, она приняла его и онѣ думаютъ, что вамъ будетъ пріятно узнать объ этомъ. Разумѣется, я буду очень вамъ обязанъ, если вы поручите мистеру Эдуардсу дать мнѣ знать, какъ вы намѣрены составить брачный контрактъ. Лора думаетъ, что вы пожелаете видѣть и Вайолетъ и меня въ Сольсби. Я могу только сказать, что если вы пожелаете, чтобы я пріѣхалъ, я пріѣду, получивъ ваше увѣреніе относительно того, что меня не будутъ угощать ни жирнымъ тельцемъ, ни упреками. Мнѣ извѣстно, что я не заслужилъ ни того, ни другого.

«Остаюсь, милордъ, преданный вамъ

«чильтернъ.»

«P. S. Адресъ мой въ Уиллингфордской гостинницѣ.»

Послѣднее слово, въ которомъ онъ признавалъ себя въ дружескихъ отношеніяхъ къ отцу, стоило ему большого труда. По онъ не могъ придумать именно такого выраженія, которое согласовалось бы съ его чувствами къ отцу. Онъ написалъ бы «вашъ съ любовью», или «вашъ съ враждой», или «вашъ съ уваженіемъ», или «вашъ съ глубокимъ равнодушіемъ», совершенно такъ, какъ это согласовалось бы съ расположеніемъ его отца, еслибы только это расположеніе было ему извѣстно. Онъ боялся зайти далѣе отца въ предложеніи примириться и твердо рѣшился, что онъ не будетъ ни раскаяватьса, ни покоряться относительно прошлаго. Если отецъ его имѣетъ желанія относительно будущаго, онъ исполнитъ ихъ, если можетъ это сдѣлать безъ особенныхъ неудобствъ, но ни на шагъ не уступитъ относительно прошлаго. Если отецъ его намекнетъ на это, то отецъ ого долженъ приготовиться къ битвѣ.

Графа, разумѣется, раздосадовало письмо сына, и онъ клялся часа два себѣ, что онъ не будетъ ему отвѣчать. Но конечно естественно было отцу желать присутствія сына, такъ какъ чувства сына къ отцу всегда слабѣе. Во всякомъ случаѣ сынъ его женился такъ, какъ онъ желалъ. И сынъ его сдѣлалъ шагъ, хотя неудовлетворительный, къ примиренію. Когда старикъ прочелъ письмо во второй разъ, онъ пропустилъ намекъ на жирнаго тельца, который былъ такъ особенно непріятенъ для него, и отвѣчалъ своему сыну слѣдующимъ письмомъ:

«Сольсби, декабря 29, 186 —.

«Любезный Чильтернъ,

«Я получилъ твое письмо и съ искренней радостью услыхалъ, что милая Вайолетъ приняла твое предложеніе. Состояніе ея будетъ для тебя очень полезно, но она сама лучше всякаго состоянія. Ты давно знаешь мое мнѣніе о ней. Я съ гордостью приму ее какъ дочь въ мой домъ.

«Разумѣется, я напишу къ ней и постараюсь вскорѣ назначить день для ея пріѣзда сюда. Когда это сдѣлаю, а опять напишу къ тебѣ и могу только сказать, что постараюсь сдѣлать Сольсби пріятнымъ для тебя.

«Любящій тебя отецъ

«БРЕНТФОРДЪ.»

«Ричардсъ, грумъ, еще здѣсь. Тебѣ лучше написать къ нему о твоихъ лошадяхъ.»

Въ половинѣ февраля все было устроено и Вайолетъ съѣхалась съ своимъ женихомъ въ домѣ его отца. Она иска жила у тетки и переносила много тихихъ и постоянныхъ гоненій.

— Милая Вайолетъ, сказала ей тетка по пріѣздѣ ея въ Бэддингамъ, говоря съ торжественностью, которая должна была бы устрашить всякую молодую дѣвицу: — право, я не знаю что тебѣ сказать.

— Скажите, тетушка: «здорова ли ты?» отвѣчала Вайолетъ.

— Я говорю тебѣ объ этой помолвкѣ, продолжала лэди Бальдокъ съ увеличенной строгостью въ голосѣ.

— Не говорите вовсе ничего, если вамъ это не нравится, сказала Вайолетъ.

— Какъ могу я ничего не говорить? Какъ могу я молчать? Или какъ я могу поздравить тебя?

— Можетъ-быть чѣмъ меньше говорить, тѣмъ лучше — и Вайолетъ улыбнулась.

— Это все очень хорошо и еслибъ у меня не было обязанности, я молчала бы. Но, Вайолетъ, ты была оставлена на моемъ попеченіи. Если я увижу, что ты терпишь крушеніе въ жизни, я всегда буду говорить себѣ, что это отчасти моя вина.

— Тетушка, это будетъ совершенно безполезно. Я всегда буду говорить, что вы сдѣлали все находившееся въ вашей власти, чтобы… чтобы… чтобы… заставить меня бѣжать прямо, какъ говорятъ охотники.

— Охотники! О, Вайолетъ!

— И вы увидите, тетушка, что бѣдный лордъ Чильтернъ не такъ черенъ, какъ его описываютъ.

— Но зачѣмъ выходить за того, кто черенъ хоть сколько-нибудъ?

— Я люблю небольшую тѣнь въ картинѣ, тетушка.

— Посмотри на лорда Фауна.

— Я смотрѣла на него.

— Молодой вельможа, начинающій каррьеру полезной офиціальной жизни, которая кончится… неизвѣстно чѣмъ.

— Это конечно такъ, но она никогда не могла ни начаться, ни кончиться тѣмъ, чтобы я сдѣлалась лэди Фаунъ.

— А мистеръ Эпльдомъ?

— Бѣдный мистеръ Эпльдомъ! Мнѣ нравится мистеръ Эпльдомъ, но видите, тетушка, мнѣ гораздо болѣе нравится лордъ Чильтернъ. Молодая женщина хочетъ слѣдовать влеченію своихъ чувствъ.

— А между тѣмъ ты отказывала ему разъ двѣнадцать.

— Я не считала, сколько разъ, тетушка, но не такъ много.

То же самое повторялось цѣлый мѣсяцъ, пока миссъ Эффингамъ оставалась въ Бэддингамѣ; но лэди Бальдокъ не имѣла права запретить и Вайолетъ храбро переносила преслѣдованія. Её будущаго мужа всегда называли: «запальчивый молодой человѣкъ» и дѣлали намеки объ оскорбленіяхъ, которымъ жена его могла подвергнуться. Но угрожаемая невѣста только смѣялась и говорила объ этихъ наступающихъ опасностяхъ гакъ о всеобщей доли замужнихъ женщинъ.

— Навѣрно, если узнать правду, дядюшка Бальдокъ не всегда былъ въ кроткомъ расположеніи духа, сказала она однажды.

Вайолетъ знала хорошо, что дядюшка Бальдокъ былъ нѣмъ какъ овца передъ стригунами въ рукахъ своей жены и никогда ничего недѣлалъ неприличнаго, какъ было извѣстно всѣмъ, знавшимъ его съ юныхъ лѣтъ.

— Вашъ Дядюшка Бальдокъ, миссъ, сказала оскорбленная тетка: — былъ вельможа такъ же не похожій въ своемъ образѣ жизни на лорда Чильтерна, какъ не похожъ мѣлъ на сыръ.

— НО Тутъ является вопросъ, кто изъ нихъ сыръ, сказала Вайолетъ.

Леди Бальдокъ не хотѣла разсуждать болѣе и величественно вышла изъ комнаты.

Лэди Лора Кеннеди съѣхалась съ ними въ Сольсби, выдсржавъ прежде битву съ своимъ мужемъ. Когда она сказала ему о своемъ желаніи присутствовать при примиреніи между отцомъ ея и братомъ, онъ отвѣчалъ, что ея первая обязанность находиться въ Лофлинтерѣ, и прежде чѣмъ разговоръ этотъ кончился, онъ выразилъ мнѣніе, что она очень пренебрегаетъ своими обязанностями. Она между тѣмъ объявила, что поѣдетъ въ Сольсби или скажетъ отцу, что мужъ запретилъ ей ѣхать туда.

— Я также запрещаю говорить это, сказалъ Кеннеди.

Въ отвѣтъ па это лэди Лора объявила ему, что есть такія приказанія, которымъ она не считаетъ своего обязанностью повиноваться. Когда дѣла дошли до этого, можно понять, что и Кеннеди и жена его были несчастны. Она почти рѣшилась, что будетъ хлопотать о возможности жить врозь съ мужемъ, а онъ началъ соображать, что онъ долженъ дѣлать, если она рѣшится на такой шагъ. Жена должна была покоряться мужу по законамъ и божескимъ и человѣческимъ, а Кеннеди много думалъ объ этихъ законахъ. Между тѣмъ лэди Лора настояла на своемъ и поѣхала въ Сольсби, оставивъ мужа отправляться въ Лондонъ и одному начинать сессію:

Лэди Лора и Вайолетъ пріѣхали въ Сольсби прежде лорда Чильтерна и много совѣщаній происходило между ними, какъ лучше устроить все. Вайолетъ была такого мнѣнія, что устроивать ничего не надо, а что Чильтерну надо дать пріѣхать, взять за руку отца и сѣсть обѣдать, и что все устроится само собою. Лэди Лора предпочитала какую-нибудь сцену. Но свиданіе произошло прежде, чѣмъ онѣ успѣли сказать слово. Лордъ Чильтернъ по пріѣздѣ немедленно пошелъ къ отцу и очень удивилъ графа.

— Милордъ, сказалъ онъ, подходя къ отцу съ протянутой рукой: — я очень радъ, что опять въ Сольсби.

Онъ написалъ сестрѣ, что будетъ въ Сольсби въ этотъ день, но часа не назначилъ. Онъ пріѣхалъ въ одиннадцатомъ часу утра и отецъ не приготовился еще встрѣтить его, не придумалъ приличныхъ словъ. Лордъ Чильтернъ вошелъ въ парадную дверь и спросилъ графа. Графъ былъ въ своей комнатѣ — комнатѣ мрачной, наполненной мрачными книгами и мрачной мебелью — и туда лордъ Чильтернъ тотчасъ пошелъ. Обѣ женщины еще сидѣли у камина въ столовой и ничего не знали объ его пріѣздѣ.

— Освальдъ, сказалъ ему отецъ: — я не ожидалъ тебя такъ рано.

— Я пріѣхалъ рано и ночевалъ въ Бирмиигэмѣ. Я полагаю, Вайолетъ здѣсь?

— Да, она здѣсь — и Лора также. Онѣ будутъ рады видѣть тебя. И я радъ.

Отецъ взялъ за руку сына во второй разъ.

— Благодарю васъ, сэръ, сказалъ лордъ Чильтернъ, смотря прямо въ лицо отцу.

— Меня очень обрадовала эта помолвка, продолжалъ графъ.

— Что же вы думали обо мнѣ? сказалъ сынъ смѣясь: — я такъ много лѣтъ хлопоталъ объ этомъ и иногда считалъ себя дуракомъ за то, что не могъ выкинуть этого изъ головы. Но я никакъ не могъ. А теперь она говоритъ такъ, какъ будто была влюблена въ меня все время!

— Можетъ быть и была, сказалъ отецъ.

— Я этому не вѣрю. Можетъ быть, теперь она влюблена немножко.

— Надѣюсь, ты хочешь, чтобы всегда такъ было.

— Надѣюсь, что я буду не хуже и не лучше всякаго другого мужа. Я теперь пойду къ ней. Вѣрно я найду ее гдѣ-нибудь въ домѣ. Я думалъ, что лучше будетъ увидѣться прежде съ вами.

— Постой на минуту, Освальдъ, сказалъ графъ.

Тутъ лордъ Брентфордъ сказалъ рѣчь, въ которой выразилъ надежду, что они оба будутъ теперь жить въ дружелюбныхъ отношеніяхъ и забудутъ прошлое. Ему слѣдовало бы приготовиться, потому что его рѣчь вышла очень жалкая. Но мнѣ кажется, она вышла гораздо полезнѣе, нежели онъ произнесъ бы ее съ родительскимъ величіемъ, котораго онъ достигъ бы, еслибъ приготовился. Но это величіе пришлось бы сыну не по вкусу и угрожала бы опасность вспышки. Теперь же лордъ Чильтернъ улыбнулся, пробормоталъ, что все прекрасно, и вышелъ изъ комнаты.

«Вышло гораздо лучше, нежели я надѣялся, думалъ онъ: «а все оттого, что я вошелъ безъ доклада.»

Но онъ все еще опасался, чтобы отецъ не вздумалъ приготовить и сказать рѣчь къ большей опасности ихъ взаимнаго спокойствія.

Встрѣча его съ Вайолетъ была, разумѣется, довольно пріятна. Теперь, когда она уступила и сказала себѣ и ему, что любитъ его, она рѣшилась быть такъ великодушной, какъ и должна быть дѣвушка, которая признала себя побѣжденной и сдалась побѣдителю. Она хотѣла съ нимъ гулять пѣшкомъ и ѣздить верхомъ, принимать живое участіе во всѣхъ его лошадяхъ и слушать его охотничьи разсказы такъ, долго какъ онъ захочетъ ихъ разсказывать. Во всемъ этомъ она выказывала столько доброты и любви, что лэди Лорѣ не разъ хотѣлось упрекнуть ее прежними ея часто повторяемыми увѣреніями, что она неспособна любить — что не въ ея характерѣ чувствовать пылкую привязанность къ мужчинѣ и что вслѣдствіе этого, вѣроятно, она никогда не выйдетъ замужъ.

— Вы упрекаете меня моими маленькими удовольствіями, сказала Вайолетъ въ отвѣтъ па одно изъ такихъ нападеніи.

— Нѣтъ, но такъ странно видѣть васъ изнывающей отъ любви.

— Я отъ любви не изнываю, сказала Вайолетъ: — но мнѣ нравится возможность говорить ему все и считать его моимъ лучшимъ другомъ. Онъ можетъ уѣхать на цѣлый годъ, а я не буду несчастлива, думая, что онъ остается вѣренъ мнѣ.

Все это заставило лэди Лору думать, что ея пріятельница была благоразумнѣе ея. Она никогда не знала той дружбы съ мужемъ, которая уже установилась между этими двумя.

Чувствуя себя несчастной, лэди Лора разсказала всю исторію своихъ огорченій своему брату, ничего не говоря о Финіасѣ Финнѣ — не думая о немъ, когда она разсказывала свою исторію, но говорила можетъ быть горячѣе, чѣмъ слѣдовало бы, объ ужасной скукѣ ея жизни въ Лофлинтерѣ и о своей невозможности заставить мужа перемѣнить этотъ образъ жизни.

— Ты хочешь сказать, что онъ дурно обращается съ тобою, сказалъ ей братъ, нахмуривъ лицо такъ, вамъ будто онъ хотѣлъ показать, что ему очень было бы пріятно отмстить за такое дурное обращеніе.

— Онъ меня не бьетъ, если ты говоришь объ этомъ.

— Онъ жестокъ къ тебѣ? Онъ употребляетъ бранныя выраженія?

— Онъ никогда не сказалъ ни слова въ своей жизни ни мнѣ, какъ мнѣ кажется, ни одному живому существу, о которомъ онъ считалъ бы себя обязаннымъ сожалѣть.

— Что же это?

— Онъ просто хочетъ поступать по-своему, а я не могу поступать какъ онъ. Онъ суровъ, сухъ, справедливъ, безстрастенъ, и желаетъ, чтобъ и я была такая же. Вотъ я все.

— Говорю тебѣ прямо, Лора, что я никогда не былъ въ состояніи говорить съ нимъ. Онъ для меня антипатиченъ. Но я не его жена.

— Я его жена и слѣдовательно должна переносить.

— Ты говорила съ отцомъ?

— Нѣтъ.

— Съ Вайолетъ?

— Да.

— А что она говоритъ?

— Что можетъ она сказать! Ей нечего говорить. И тебѣ также. Если я буду принуждена его оставить, свѣтъ никогда не пойметъ, почему я сдѣлала это.

— Я никогда не могъ попять, зачѣмъ ты вышла за него.

— Не будь жестокъ ко мнѣ, Освальдъ.

— Жестокъ! Я буду помогать тебѣ во всемъ именно такъ, какъ ты желаешь. Если ты захочешь, я завтра же поѣду въ Лофлинтеръ и скажу ему, что ты никогда къ нему не воротишься. Если ты не будешь въ безопасности отъ него въ Сольсби, поѣзжай съ нами заграницу. Я увѣренъ, что Вайолетъ будетъ отъ этого не прочь. Я къ тебѣ жестокъ не буду.

Но никто изъ совѣтниковъ лэди Лоры не могъ подать ей хорошаго совѣта. Она чувствовата, что не можетъ оставить своего мужа безъ всякой другой причины, кромѣ существовавшихъ теперь, хотя она чувствовала, что воротиться къ нему значило воротиться къ несчастью. А когда она увидала вмѣстѣ Вайолетъ и своего брата, она подумала какъ она сама могла бы быть счастлива, еслибы не надѣла па себя тѣ страшныя узы, которыя теперь держали ее въ плѣну. Она не могла выкинуть изъ сердца воспоминаніе о молодомъ человѣкѣ, который былъ бы ея обожателемъ, еслибъ она ему позволила — о любви котораго къ ней она знала прежде чѣмъ отдала себя своему нелюбящему и нелюбимому мужу. Она вышла за Кеннеди, боясь, что должна будетъ себѣ признаться, что она любитъ этого другого человѣка, который былъ тогда ничѣмъ. Не деньги Кеннеди купили ее. Эта женщина относительно денегъ выказала себя щедрой. Но выйдя за Кеннеди, она оставалась въ высокомъ положеніи между равными себѣ и въ обществѣ и въ политикѣ. Но еслибы она вышла за Финіаса, еслибы сдѣлалась лэди Лора Финнъ — тогда она очень унизилась бы. Она не могла бы принимать у себя предводителей своей партіи. Она не хотѣла быть наравнѣ съ женами и дочерьми министровъ. Она не хотѣла остаться незамужемъ. Въ то время судьба опредѣлила ей сдѣлаться или лэди Лорой Кеннеди, или лэди Лорой Финнъ. Она выбрала первое. Ни Вайолетъ, ни брату она не могла сказать и половину своего горя.

— Я ворочусь въ Лофлинтеръ, сказала она брату.

— Не возращайся, если не желаешь, отвѣчалъ онъ.

— Я не желаю, но возвращусь. Мистеръ Кеннеди въ Лондонѣ теперь, но онъ опять поѣдетъ въ Шотландію утромъ, и я увижусь съ нимъ тамъ. Я сказала ему это, когда уѣзжала.

— Но ты поѣдешь въ Лондонъ?

— Я полагаю. Разумѣется, я должна исполнять то, что онъ мнѣ велитъ. Я хочу попробовать еще годъ.

— Если это неудастся, пріѣзжай къ намъ.

— Не могу сказать, что сдѣлаю я. Я умерла бы, еслибъ знала какъ это сдѣлать. Никогда не будь тираномъ, Освальдъ, по-крайней-мѣрѣ холоднымъ тираномъ. И помни, что худшее тиранство для женщины — напоминать ей о ея обязанности. Говорятъ о побояхъ! Побои часто могутъ быть милосердіемъ.

Лордъ Чильтернъ оставался десять дней въ Сольсби и наконецъ уѣхалъ. Но не обошлось безъ непріятныхъ словъ съ отцемъ и почти непріятныхъ словъ съ невѣстой. Тотчасъ по пріѣздѣ онъ сказалъ сестрѣ, когда онъ уѣдетъ, и вѣроятно объ этомъ было сообщено графу. По когда сынъ сказалъ ему въ одинъ вечеръ, что почтовыя лошади пріѣдутъ въ семь часовъ на слѣдующее утро, графу показалось, что сынъ его поступаетъ нелюбезно и рѣзко. О многомъ еще надо было переговорить, а ни объ чемъ еще не говорили.

— Это очень неожиданно, сказалъ графъ.

— Я думалъ, что Лора вамъ сказала.

— Она не говорила мнѣ ни слова послѣднее время. Можетъ быть, она говорила до твоего пріѣзда. Для чего ты торопишься?

— Я думалъ, что десяти дней для васъ достаточно видѣть меня здѣсь, и такъ какъ я уже сказалъ, когда я ворочусь, мнѣ не хотѣлось бы перемѣнять мои планы.

— Ты ѣдешь охотиться?

— Да, я буду охотиться до конца марта.

— Ты могъ бы охотиться здѣсь, Освальдъ.

Но сынъ, повидимому, не хотѣлъ измѣнять своихъ плановъ, а отецъ, видя это, сдѣлался торжественъ и строгъ. Онъ долженъ былъ сказать своему сыну нѣсколько словъ и повелъ его въ комнату съ мрачными книгами и мрачной мебелью, и указалъ на большое кресло. Но такъ какъ онъ самъ не сѣлъ, то и лордъ Чильтернъ не садился. Лордъ Чильтернъ понималъ очень хорошо, какъ велико преимущество стоящаго оратора надъ сидящимъ слушателемъ, и не хотѣлъ предоставить этого преимущества своему отцу.

— Я надѣялся, что буду имѣть мучай сказать тебѣ нѣсколько словъ о будущемъ, началъ графъ.

— Я думаю, что мы будемъ вѣнчаться въ іюлѣ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я это слышалъ; но послѣ что? Я не желаю вмѣшиваться, Освальдъ, и тѣмъ менѣе, что деньги Вайолетъ починятъ прорѣхи, сдѣланныя въ пашемъ имѣніи.

— Это совершенно поправитъ все.

— Несовсѣмъ, если ея состояніе будетъ укрѣплено за ея вторымъ сыномъ, Освальдъ, а я слышалъ отъ лэди Бальдокъ, что этого желаютъ ея родные.

— Она должна поступить какъ хочетъ. А какъ она хочетъ, я не знаю. Я не спрашивалъ ее объ этомъ. Она спрашивала меня, а я отвѣчалъ ей, чтобы она обратилась къ вамъ.

— Разумѣется, я желалъ бы, чтобъ это было причислено къ фамильному имѣнію. Разумѣется, это было бы лучше.

— Пусть она поступитъ какъ хочетъ.

— Но я хотѣлъ говорить не объ этомъ, Освальдъ. Что ты намѣренъ дѣлать послѣ твоей женитьбы? Я полагаю, ты намѣренъ выбрать какое-нибудь полезное занятіе?

— Я право не знаю, сэръ, гожусь ли я къ чему-нибудь полезному.

Лордъ Чильтернъ засмѣялся, говоря это, но не весьма пріятнымъ смѣхомъ.

— Ты не всегда же останешься трутнемъ?

— Насколько я вижу, сэръ, мы, называющіеся лордами, всегда трутни.

— Я это опровергаю, сказалъ графъ, съ энергіей защищая свое сословіе. — Я это опровергаю. Я не знаю ни одного сословія, которое занималось бы болѣе полезнымъ или болѣе добросовѣстнымъ дѣломъ. Развѣ я трутень? Я всегда трудился то въ одной палатѣ, то въ другой, а тѣ изъ моихъ сослуживцевъ, съ которыми я былъ больше друженъ, также трудились. Такая же каррьера открыта и для тебя.

— Вы говорите о политикѣ?

— Разумѣется.

— Я политикой не интересуюсь.

— Но ты долженъ интересоваться. Это твоя обязанность. Я желаю, чтобы ты вступилъ въ парламентъ.

— Я не могу этого сдѣлать, сэръ.

— Почему?

— Во-первыхъ, сэръ, у васъ нѣтъ для меня мѣста. Вы всѣ тамъ устроили такимъ образомъ, что бѣдный Луфтонъ уничтоженъ.

— Остается графство, Освальдъ.

— А кого же я долженъ выгнать? Я истрачу тысячъ пять и получу взамѣнъ однѣ непріятности. Я предпочитаю не начинать этой игры, и право я слишкомъ устарѣлъ для парламента.

Все это очень разсердило графа, а когда онъ спросилъ лорда Чильтерна о будущемъ, тотъ нахмурился и наконецъ объявилъ, что онъ намѣренъ лѣтомъ жить заграницей для удовольствія своей жены и гдѣ-нибудь въ провинція зимой для своего собственнаго удовольствія. Онъ говорилъ только объ удовольствіяхъ, а когда отецъ опять упомянулъ объ обязанностяхъ лорда, онъ отвѣчалъ, что не признаетъ никакой особенной обязанности кромѣ того, чтобы не проживать болѣе своего дохода. Тутъ его отецъ сказалъ очень длинную рѣчь, а по окончаніи ея лордъ Чильтернъ просто пожелалъ отцу спокойной ночи.

— Уже поздно, а я обѣщалъ увидѣться съ Вайолетъ прежде чѣмъ пойду спать. Прощайте.

Онъ ушелъ, а лордъ Брентфордъ остался, стоя спиною къ камину.

Послѣ этого лордъ Чильтернъ разсуждалъ съ Вайолетъ почти половину ночи и во время этого разсужденія она говорила ему не разъ, что онъ неправъ.

— Вы должны взять меня каковъ я есть или бросить меня, сказалъ онъ съ гнѣвомъ.

— Теперь ужъ выбирать нельзя, отвѣчала она. — Я васъ взяла и не брошу — правы вы или нѣтъ. Но когда я нахожу, что вы неправы, я всегда это скажу.

Онъ клялся, прижимая ее къ сердцу, что она прекраснѣйшая, милѣйшая, благороднѣйшая женщина, которую когда-либо производилъ свѣтъ. А все-таки когда онъ уходилъ, ему было горько отъ ея выговора.

Глава LVI. Что думали въ Мэрилибонѣ

Финіасъ Финнъ, когда началась сессія, еще очень трудился за канадскимъ биллемъ и въ этомъ занятіи находилъ облегченіе для своей разбитой спины. Онъ принялся за это дѣло со всею своею энергіей. Но онъ находилъ также нѣкоторое утѣшеніе въ добродушіи мадамъ Гёслеръ, гостиная которой всегда была открыта для него. Теперь онъ могъ свободно говорить съ мадамъ Гёслеръ о Вайолетъ и даже осмѣлился сказать ей, что когда-то давно онъ думалъ полюбить лэди Лору Стэндишъ. Онъ говорилъ объ этомъ какъ давно прошедшемъ времени и, можетъ быть, сказалъ ей нѣсколько словъ о милой Мэри Флудъ Джонсъ. Не думаю, чтобы онъ умолчалъ о чемъ-нибудь передъ мадамъ Гёслеръ и получилъ отъ нея много превосходныхъ совѣтовъ и поощреній относительно его политическаго самолюбія.

— Мужчина долженъ трудиться, говорила она: — и вы трудитесь. Женщина можетъ только смотрѣть и восхищаться. Что я могу дѣлать? Я могу интересоваться этими канадцами, потому что вы ими интересуетесь. Еслибъ вы говорили мнѣ о бобрахъ, я интересовалась бы и бобрами.

Тутъ, разумѣется, Финіасъ сказалъ ей, что ея сочувствіе составляетъ для него все. Но читатель не долженъ предполагать, чтобы онъ былъ невѣренъ своей любви къ миссъ Эффингамъ. Спина его была совершенно разбита его паденіемъ и это было вполнѣ извѣстно ему. Теперь еще ему не приходила мысль, что излеченіе возможно для него.

Въ началѣ марта онъ услыхалъ, что лэди Лора въ Лондонѣ, и разумѣется былъ обязанъ пойти къ ней. Это извѣстіе сообщилъ ему самъ Кеннеди, прибавивъ, что онъ самъ ѣздилъ за ней въ Шотландію. Въ то время между Кеннеди и Финіасомъ были дружескія, но не короткія отношенія. Кеннеди впрочемъ не былъ коротокъ ни съ кѣмъ. Съ Финіасомъ онъ время отъ времени размѣнивался нѣсколькими словами въ передней парламента, и когда имъ случалось встрѣчаться, они встрѣчались какъ друзья. Кеннеди не имѣлъ очень сильнаго желанія видѣть въ своемъ домѣ человѣка, относительно котораго онъ предостерегалъ свою жену, но обдумавъ все хорошенько, онъ счелъ за нужное пригласить его къ себѣ. Никто не долженъ знать, что есть причины, по которымъ Финіасу не слѣдовало бывать въ его домѣ, особенно такъ какъ всѣмъ было извѣстно, что Финіасъ спасъ его отъ гарротеровъ.

— Лэди Лора теперь въ Лондонѣ, сказалъ опъ: — вамъ надо навѣстить ее.

Финіасъ, разумѣется, обѣщалъ. Въ это время Финіасъ началъ примѣчать, что у него есть враги — хотя онъ не понималъ, почему у него могутъ быть враги теперь, когда Вайолетъ Эффингамъ отказала ему. Конечно, онъ занялъ мѣсто бѣднаго Лоренса Фицджибона въ колоніальномъ департаментѣ, но надо отдать справедливость Лоренсу Фицджибону, онъ никогда не чувствовалъ вражды ни къ кому. Горькими врагами Финіаса Финна были Рэтлеры и Бонтины, и не совѣстились показывать ему это. Баррингтонъ Ирль совѣстился и еще отзывался хорошо о молодомъ человѣкѣ, котораго онъ самъ ввелъ въ политическую жизнь только четыре года тому назадъ; но въ обращеніи Баррингтона Ирля уже не было дружелюбія, и Финіасъ зналъ, что на его перваго друга уже опереться нельзя. Но былъ кружокъ людей, столько же вліятельныхъ, такъ думалъ Финіасъ, очень дружелюбныхъ къ нему. Это были люди занимавшіе высокое положеніе, степеннаго характера, прилежно трудившіеся. Лорды Кэнтрипъ, Трифтъ и Фаунъ принадлежали къ этому числу — и всѣ они были очень вѣжливы въ Финну. Завистники начинали говорить о немъ, что онъ дорожитъ только тѣми, кто носитъ титулъ и что онъ предпочитаетъ водить знакомство съ ордами. Это его огорчало, такъ какъ великимъ политическимъ честолюбіемъ его жизни было называть Монка своихъ другомъ. Но хотя Монкъ не бросилъ Финіаса, послѣднее время между ними было мало общаго. Финіасъ велъ жизнь парламентскаго чиновника, а публичная жизнь Монка была чисто-политическая.

Когда Финіасъ въ первый разъ увидалъ лэди Лору, онъ былъ пораженъ огромной перемѣной въ ея наружности и обращеніи. Она показалась ему состарѣвшейся и изнуренной, и онъ заключилъ, что она несчастна — что была правда. Она написала къ нему, что будетъ у отца въ такой-то часъ утромъ, и онъ пошелъ туда.

— Вамъ не къ чему приходить на Гросвенорскую площадь, сказала она: — я никого не принимаю тамъ и домъ нашъ похожъ на тюрьму.

Потомъ она сказала ему, чтобы онъ не приходилъ обѣдать, еслибъ даже Кеннеди приглашалъ его.

— Почему же? спросилъ Финіасъ.

— Потому что у насъ все чопорно, холодно, непріятно. Я полагаю, вы не захотите бывать въ домѣ женщины неприглашающей васъ.

На лицѣ ея была улыбка, когда она говорила это, по Финіасъ могъ примѣтить, что улыбка эта очень горька.

— Вы легко можете извиниться.

— Да, я могу извиниться.

— Такъ сдѣлайте это. Если вы непремѣнно желаете обѣдать съ мистеромъ Кеннеди, вы можете это сдѣлать въ клубѣ.

Въ тонѣ голоса и словахъ она почти не старалась скрывать свое отвращеніе къ мужу.

— Теперь разскажите мнѣ о миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ.

— Мнѣ нечего разсказывать.

— Напротивъ, вы можете мнѣ многое разсказать. Вамъ не нужно щадить меня. Я не стану отпираться, что я получилъ жестокій ударъ, такой жестокій, что едва перенесъ его, но теперь я могу выслушать все. Она всегда любила его?

— Не могу сказать. Думаю, что любила по-своему.

— Мнѣ иногда кажется, что женщины были бы не такъ жестоки, сказалъ онъ: — еслибъ знали, какъ велико горе, которое причиняютъ онѣ.

— Развѣ она была жестока къ вамъ?

— Мнѣ не на что пожаловаться. Но еслибы она любила Чильтерна, зачѣмъ она не сказала ему этого тотчасъ? И почему…

— Это жалобы? мистеръ Финнъ.

— Я не жалуюсь. Я не хочу даже думать объ этомъ. Скоро ихъ свадьба?

— Въ іюлѣ — такъ они теперь говорятъ.

— А гдѣ они теперь будутъ жить?

— Этого никто не знаетъ. Кажется, они сами еще не рѣшили. Но Освальдъ сдѣлаетъ какъ пожелаетъ она. Онъ всегда былъ великодушенъ.

— У меня тоже не было бы своего желанія — кромѣ того, чтобы она жила со мною.

Наступило молчаніе, а потомъ лэди Лора отвѣчала ему съ оттѣнкомъ презрѣнія въ голосѣ — а также и съ нѣкоторымъ презрѣніемъ въ глазахъ:

— Все это очень хорошо, мистеръ Финнъ, но сезонъ еще не кончится, какъ вы будете то же говорить о другой.

— Вы несправедливы ко мнѣ.

— Мнѣ говорили, что вы уже у ногъ мадамъ Гёслеръ.

— Мадамъ Гёслеръ!

— Все-равно кто бы это ни былъ, только бы она была молода, хороша и занимала въ свѣтѣ положеніе не совсѣмъ обыкновенное. Когда мужчины говорятъ мнѣ о жестокости женщинъ, я думаю, что никакая женщина не можетъ быть жестока, потому что никакой мужчина неспособенъ страдать. А женщина страдаетъ, если ей измѣнятъ.

— Неужели вы хотите сказать мнѣ, что я равнодушенъ къ миссъ Эффингамъ?

Говоря такимъ образомъ, развѣ онъ забылъ, что онъ когда-то объяснялся въ любви къ этой самой женщинѣ?

— Еще бы!

— Вы вознамѣрились, лэди Лора, быть ко мнѣ жестокой, но вы говорите мнѣ не ваши мысли.

Тутъ она потеряла всякое самообладаніе и высказала ему всю правду.

— А чьи мысли говорили вы, когда мы съ вами были въ Лофлинтерѣ? Развѣ я несправедливо говорю, что перемѣна для васъ легка, или я такъ состарѣлась, что вы можете говорить со мною, какъ будто это были давно прошедшія сумасбродства, которыя слѣдуетъ забыть? Развѣ это было такъ давно? Вы говорите о любви. А я говорю вамъ, сэръ, что въ вашемъ сердцѣ любовь не можетъ держаться долго. Вайолетъ Эффингамъ! У васъ будетъ еще цѣлая дюжина Вайолетъ и вы отъ этого не умрете.

Она отошла отъ него къ окну, а онъ остался неподвижно и безмолвно на своемъ мѣстѣ.

— Вамъ лучше теперь идти, сказала она: — и забыть, что было между нами.

Главная мысль, преобладавшая въ головѣ его, когда онъ услыхалъ все это, была та, что нападки лэди Лоры несправедливы — нападки отъ женщины, которая открыто призналась, что она вышла замужъ за человѣка, котораго она не любила, потому что ей хотѣлось избавиться отъ того, кого она любила. Она упрекала его теперь за непостоянство, за то, что онъ отдалъ сердце свое другой женщинѣ, когда она сама была гораздо хуже, чѣмъ непостоянна — такъ глубоко вѣроломна! А между тѣмъ онъ не могъ защищать себя, обвиняя ее. Чего она хотѣла отъ него? Что предложила бы она ему, еслибъ онъ спросилъ о своей будущности, когда они находились вмѣстѣ у лофлинтерскаго водопада? Не говорила ли она ему, чтобы онъ нашелъ другую женщину, которую могъ бы полюбить? Развѣ она говорила ему тогда, чтобы онъ продолжалъ любить ее — ее, готовящуюся сдѣлаться женою другого человѣка? И потому что онъ этого не сдѣлалъ и потому что она сама себя сдѣлала несчастной, выйдя замужъ за человѣка, котораго не любила, она упрекала его!

Онъ не могъ сказать ей все это и потому основалъ свою защиту на тѣхъ словахъ, которыми они размѣнивались послѣ того объясненія, которое происходило между ними въ Лофлинтерѣ.

— Лэди Лора, сказалъ онъ: — не далѣе какъ два мѣсяца тому назадъ вы сами желали, чтобы Вайолетъ Эффингамъ сдѣлалась моей женой.

— Я никогда этого не желала; я никогда не говорила, что этого желаю. Есть минуты, въ которыя мы стараемся дать ребенку всякую игрушку, по которой онъ хныкаетъ.

Наступило новое молчаніе, которое она первая прервала.

— Вамъ лучше идти, сказала она: — я знаю, что компрометировала себя, и хочу остаться одна.

— Что же вы желаете, чтобы я сдѣлалъ?

— Сдѣлалъ? повторила она: — чтб бы вы ни сдѣлали, для меня рѣшительно все-равно.

— Развѣ мы съ вами должны быть чужіе другъ для друга, потому что было время, когда мы были болѣе чѣмъ друзья?

— Я ничего не говорила о себѣ, сэръ — только я должна была это сдѣлать вашими жалобами на ваше горе отъ любви. Вы ничего не можете сдѣлать для меня — ничего — ничего! Что вы можете сдѣлать для меня? Вы не отецъ мнѣ и не братъ.

Нельзя было предполагать, чтобы она хотѣла заставить его броситься къ ея ногамъ. Надо предполагать, что еслибъ онъ сдѣлалъ это, то ея упреки были бы сильно горячи, но все-таки ему казалось, что ему не остается другого выбора. Нѣтъ! онъ не отецъ ей, не братъ, и мужемъ ея онъ быть не можетъ. И въ эту самую минуту, какъ ей было извѣстно, сердце его ныло отъ любви къ другой женщинѣ. А между тѣмъ онъ не зналъ, какъ же ему не броситься къ ея ногамъ и не поклясться, что онъ воротится теперь къ своей прежней страсти, какъ она ни безнадежна, ни грѣшна, ни постыдна.

— Желалъ бы я сдѣлать что-нибудь для васъ, сказалъ онъ, придвигаясь къ ней.

— Ничего сдѣлать нельзя, сказала она, сжавъ руки. — Ничего. Передо мною нѣтъ спасенія, нѣтъ надежды на облегченіе и утѣшеніе. Передъ вами же все. Вы жалуетесь на рану! По-крайней-мѣрѣ, вы показали, что такія раны у васъ излечиваются скоро. Вы должны понимать, что я съ нетерпѣніемъ должна слушать ваши жалобы. Вамъ лучше оставить меня теперь.

— И мы уже не будемъ болѣе друзьями? спросилъ онъ.

— Насколько дружба можетъ существовать безъ сношеній, я всегда буду вашимъ другомъ.

Онъ ушелъ и до такой степени былъ занятъ тѣмъ, что произошло сейчасъ, что почти самъ не зналъ, по какимъ улицамъ онъ идетъ. Въ послѣднихъ словахъ лэди Лоры что-то заставляло его чувствовать почти безсознательно, что несправедливость ея упрековъ была не такъ велика, какъ ему казалось сначала, и что она имѣетъ нѣкоторую причину къ своему презрѣнію. Если положеніе ея таково, какъ она описывала, какъ же могло оно сравниться съ его положеніемъ? Онъ лишился своей Вайолетъ и страдалъ; но хотя Вайолетъ была для него потеряна, свѣтъ все-таки для него не опостылѣлъ. Онъ не говорилъ себѣ даже въ самыя печальныя минуты, что для него «нѣтъ спасенія, нѣтъ надежды на спасеніе и утѣшеніе». Потомъ онъ началъ думать, неужели положеніе лэди Лоры дѣйствительно таково. Что если Кеннеди умретъ? Что въ такомъ случаѣ будетъ онъ дѣлать? Черезъ десять, а можетъ быть черезъ пять лѣтъ будетъ ли для него возможно упасть на колѣни съ остаткомъ пыла своей прежней и самой первой любви?

Когда онъ думалъ объ этомъ, его вдругъ остановилъ на улицѣ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Какъ это вы смѣете, мой милый, не находиться въ вашей канцеляріи въ такое время, или по-крайней-мѣрѣ не въ парламентѣ — или не на службѣ у вашихъ начальниковъ? сказалъ отставной помощникъ секретаря.

— Я и то на службѣ. Я былъ въ Мэрилибонѣ узнать, что тамъ думаютъ о Канадѣ.

— А что же думаютъ о Канадѣ въ Мэрилибонѣ?

— Ни одинъ изъ тысячи не заботится о благоденствіи или паденіи Канады. Заботятся только, чтобъ Канада не перешла къ Штатамъ, потому что если канадцевъ не любятъ, то американцевъ ненавидятъ.

— Господи! какой изъ васъ вышелъ помощникъ секретаря! Слышали вы новости о Вайолетъ?

— Какія новости?

— Она поссорилась съ Чильтерномъ.

— Кто это говоритъ?

— Это все-равно, но говорятъ, что это правда. Послушайтесь совѣта стараго друга и куйте желѣзо пока оно горячо.

Финіасъ не вѣрилъ этому извѣстію, но все-таки оно заставило забиться его сердце. Онъ, можетъ быть, еще менѣе повѣрилъ бы этому, еслибъ узналъ, что Лоренсъ слышалъ это отъ мистриссъ Бонтинъ.

Глава LVII. Любимая игрушка

Мадамъ Максъ Гёслеръ знала, что ведя борьбу, доставшуюся ей на долю, занимаясь своимъ дѣломъ въ свѣтѣ, она должна была обращать особенное вниманіе на вещи повидимому ничтожныя. Она была происхожденія не знатнаго, а мужъ ея былъ происхожденія очень низкаго. Онъ былъ старъ, когда она вышла за него, и не могла сдѣлать никакихъ успѣховъ въ свѣтѣ, пока не овдовѣла. Тогда у ней стало много денегъ. Она считала себя умной и красавицей. При всемъ ея честолюбіи, въ ней было много смиренія и доброты, и хотя она цѣнила богатство и знала, что деньги составляютъ ея крѣпость и силу, она могла бросать ихъ какъ грязь.

Но она была очень честолюбива и вела свою игру очень искусно и осторожно. Домъ ея былъ открытъ не для всѣхъ; она даже не всегда принимала тѣхъ, кого наиболѣе желала видѣть. Когда въ началѣ весны герцогъ Омніумъ пріѣхалъ къ мадамъ Максъ Гёслеръ, ему сказали, что ея нѣтъ дома. Герцогъ очень быль раздосадованъ, когда подавалъ свою карточку изъ своей зеленой коляски — на дверцахъ которой не было герба. Онъ былъ очень раздосадованъ. Она сказала ему, что она всегда дома отъ четырехъ до шести по четвергамъ. Онъ удостоилъ вспомнить это, а ее нѣтъ дома! Всякій герцогъ разсердился бы, а особенно герцогъ Омніумъ. Ужъ конечно онъ не побезпокоится болѣе пріѣзжать въ Парковый переулокъ. А между тѣмъ мадамъ Гёслеръ сидѣла въ своей гостиной, когда герцогъ подавалъ свою карточку изъ коляски.

На слѣдующее утро изъ коттэджа въ Парковомъ переулкѣ была послана записка — такая миленькая, такъ исполненная раскаянія, угрызеній, что онъ ей простилъ.

«Любезный герцогъ,

«Я право не знаю, какъ извиниться переда вами. Я сказала вамъ, что всегда бываю дома по четвергамъ, и вчера я была дома, когда вы были у меня. Но я была нездорова и велѣла слугѣ не принимать никого, не думая, какъ много потеряю я. Конечно, я не поддалась бы глупой головной боли, еслибъ думала, что ваша свѣтлость будете у меня. Вѣрно, я теперь не могу даже надѣяться получить вашу фотографическую карточку.

«Ваша раскаявающаяся

«МАРІЯ г.»

Бумага была очень хорошенькая, почти безъ духовъ, вензель малъ, новъ, фантастиченъ, почеркъ и подпись понравились герцогу. Поэтому онъ написалъ отвѣтъ:

«Любезная мадамъ Гёслеръ, я заѣду въ будущій четвергъ, а если что-нибудь задержитъ меня, дамъ вамъ знать.

«Преданный вамъ

«о.»

Когда зеленая коляска подъѣхала къ дверямъ въ слѣдующій четвергъ, мадамъ Гёслеръ была дома и у ней не болѣла голова.

Теперь она вовсе не выказывала раскаянія. Она вѣрно обдумала глубоко это обстоятельство и рѣшила, что раскаяніе привлекательнѣе въ письмѣ, чѣмъ при личномъ свиданіи. Она приняла своего гостя совершенно непринужденно.

— Я такъ жалѣла, когда получила вашу карточку, скакала она: — а теперь такъ рада, что вамъ отказали.

— Если вы были больны, отвѣчалъ герцогъ: — то конечно это было лучше.

— Я была ужасно больна, сказать по правдѣ, блѣдна какъ смерть. Я не была способна видѣть никого.

Тогда, разумѣется, вы поступили хорошо.

— Но въ головѣ у меня немедленно промелькнула мысль, что я назначила день, а вы были такъ добры, что вспомнили объ этомъ. Но я не думала, чтобы вы пріѣхали въ Лондонъ, пока не пройдутъ мартовскіе вѣтры.

Мартовскіе вѣтры дуютъ вездѣ на этомъ несчастномъ островѣ, мадамъ Максъ Гёслеръ, и отъ нихъ избавиться нельзя. Молодость можетъ устоять противъ нихъ, но на меня они дѣйствуютъ такъ сильно, что выгонятъ меня изъ моего отечества: Я сомнѣваюсь, долженъ ли старикъ жить въ Англіи, если это зависитъ отъ него.

Герцогъ конечно былъ старикъ — если семидесятилѣтній возрастъ можетъ назваться старостью — и притомъ онъ несъ свои лѣта не очень бодро; онъ ходилъ медленно, но въ его осанкѣ было какое-то величіе; онъ былъ высокъ и не горбился, и можетъ быть, портной помогалъ ему. Когда онъ упомянулъ о своей старости и объ ея молодости, она сказала нѣсколько словъ о разницѣ между дубомъ и тростникомъ. Она сидѣла спокойно па диванѣ, а герцогъ на креслѣ передъ нею.

Черезъ нѣсколько времени карточка была вынута изъ кармана его свѣтлости Этотъ подарокъ карточекъ и просьба подарить карточку взамѣнъ самое нелѣпое обыкновеніе нынѣшняго времени.

— Кажется, я не очень похожъ?

— О! вы очень похожи, но гораздо старше.

Вотъ самое обыкновенное замѣчаніе въ подобныхъ случаяхъ Мадамъ Гёслеръ увѣряла, что карточка герцога дороже для нея всѢхъ карточекъ на свѣтѣ, а герцогъ увѣрялъ, что онъ будетъ носить карточку мадамъ Гёслеръ близъ своего сердца; я боюсь, что онъ сказалъ: навсегда. Тутъ онъ взялъ ея руку и пожалъ, сознавая, что для семидесятилѣтняго Человѣка онъ дѣлаетъ эти вещи очень хорошо.

— Вы пріѣдете ко мнѣ обѣдать, герцогъ? сказала она, когда онъ заговорилъ объ отъѣздѣ.

— Я никогда не обѣдаю въ гостяхъ.

— Именно по этой причинѣ вамъ надо обѣдать у меня. Вы не встрѣтитесь у меня съ тѣми, съ кѣмъ вы не желали бы встрѣчаться.

— Я предпочелъ бы видѣться съ вами такимъ образомъ какъ теперъ и если обѣдаю не дома, то только на какихъ-нибудь церемонныхъ обѣдахъ, отъ которыхъ я не могу отказаться, не сдѣлавъ обиды.

— И вы не можете отказаться отъ моего маленькаго нецеремоннаго обѣда — не сдѣлавъ обиды.

Говоря это, она взглянула ему въ лицо, и онъ понялъ, что мысли ея согласуются съ ея словами. Онъ также взглянулъ ей въ лицо и нашелъ, что глаза ея были гораздо блестящѣе всѣхъ глазъ, которые онъ видалъ въ послѣднее время.

— Назначьте сами день, герцогъ. Удобно вамъ будетъ въ воскресенье?

— Если я долженъ…

— Вы должны.

Когда она говорила это, глаза ея сверкали все болѣе и болѣе, а румянецъ то пропадалъ, то выступалъ; а Когда она отряхала свои локоны, отъ нихъ неслось какое-то нѣжное благоуханіе. Потомъ ея ножка выглядывала изъ-подъ черной съ желтымъ драпировки ея платья, и герцогъ видѣлъ, что ножка эта просто совершенство. Потомъ она протянула палецъ и дотронулась до руки его. Рука ея была очень бѣла, а пальцы сверкали богатыми перстнями.

— Вы должны, повторила она, не умоляя теперь, а приказывая.

— Когда такъ, я пріѣду, отвѣчалъ онъ и день былъ назначенъ.

Пригласить гостей было немножко трудно, но мадамъ Гёслеръ просила герцога привезти съ собою лэди Гленкору Паллизеръ, жену его племянника. Онъ на это согласился. Какъ жена его наслѣдника, лэди Гленкора была для герцога всѣмъ, чѣмъ только женщина можетъ быть. Она вела себя очень прилично, не надоѣдала ему, а между тѣмъ была внимательна. Хотя въ домѣ мужа она была свирѣпымъ политикомъ, въ домѣ герцога она была просто привлекательной женщиной.

— Она очень умна, сказалъ однажды герцогъ: — она умѣетъ приноровиться ко всякому положенію. Если она должна переѣхать изъ однаго мѣста въ другое, она будетъ какъ дома въ обоихъ этихъ мѣстахъ.

Обѣдъ былъ устроенъ и прошелъ очень пріятно. Глаза мадамъ Гёслеръ не такъ блестѣли, Какъ во время утренняго визита герцога, и она не дотрогивалась до руки его такъ привлекательно. Она была очень спокойна, предоставляя своимъ гостямъ вести разговоръ. Но обѣдъ и цвѣты, и вино были превосходны, и все происходило такъ Тихо и спокойно, что герцогу понравилось.

— Теперь вы должны обѣдать у меня, сказалъ герцогъ, прощаясь.

— Конечно, я не ослушаюсь такого приказанія, шепнула мадамъ Гёслеръ.

— Я боюсь, что онъ пристрастится къ этой женщинѣ.

Эти слова были сказаны на слѣдующее утро лэди Гленкорой ея мужу, Паллизеру.

— Онъ всегда пристращается къ какой-нибудь женщинѣ, отвѣчалъ Паллизеръ.

— Но эта мадамъ Гёслеръ очень умна.

— Такь говорятъ. А я всегда думалъ, что дядя мой предпочитаетъ разговаривать съ дурами.

— Всякій мужчина предпочитаетъ умную женщину, сказала лэди Глёнкора: — если только умная женщина умѣетъ управлять своимъ умомъ.

— Надѣюсь, что онъ будетъ имѣть пріятное развлеченіе, невинно сказалъ Паллизеръ: — его теперь только это и интересуетъ.

— А что, если мы услышимъ когда-нибудь, что онъ… женится? сказала лэди Гленкора.

— Дядя мой женится?

— Отчего же ему не жениться, какъ всякому другому?

— И на мадамъ Гёслеръ?

— Если онъ женится, то непремѣнно на подобной женщинѣ.

— Во всей Англіи нѣтъ человѣка, который думалъ бы болѣе о своемъ званіи, сказалъ Паллизеръ довольно горделиво — почти съ оттѣнкомъ гнѣва.

— Это все очень хорошо, Плантадженетъ, и въ нѣкоторой степени справедливо. Но дѣти готовы на все, чтобы достать любимую игрушку, а старики иногда становятся дѣтьми. Тебѣ непріятно будетъ услыхать, что на свѣтѣ есть маленькій лордъ Сильвербриджъ.

Старшій сынъ герцога Омніума, когда у него былъ сынъ, назывался графъ Сильвербриджъ, и Паллизеръ, когда этотъ вопросъ былъ ему предложенъ, очень поблѣднѣлъ. Паллизеръ зналъ хорошо, какъ хитрость змѣи соединялась съ чистотою горлицы въ особѣ его жены, и былъ увѣренъ, что причина къ опасенію есть, если его жена указываетъ на опасность.

— Тебѣ не худо наблюдать за нимъ, сказалъ онъ женѣ.

— И за ней, отвѣчала лэди Гленкора.

Когда мадамъ Гёслеръ обѣдала у герцога въ его домѣ на Сент-Джэмскомъ сквэрѣ, гостей было много, и лэди Гленкора знала, что теперь опасаться нечего. Дѣйствительно мадамъ Гёслеръ была не болѣе всякой другой гостьи и герцогъ мало говорилъ съ нею. Тутъ была герцогиня Сент-Бёнгэй, старая лэди Гэртльтопъ, вдовствующая маркиза — старуха очень надоѣдавшая герцогу — и мадамъ Гёслеръ получила награду, будучи приглашена въ общество этихъ людей. Тутъ не было рѣшительной опасности, какъ было извѣстно лэди Гленкорѣ, а лэди Гленкора, которая была снисходительна и не завидовала мадамъ Максъ ни въ чемъ, кромѣ одного, была вовсе не прочь встрѣтиться съ этой дамой на такомъ большомъ обѣдѣ. Но герцогъ имѣлъ въ своемъ распоряженіи простую зеленую коляску и могъ ѣздить куда хотѣлъ во всякое время дня. Притомъ мадамъ Гёслеръ была очевидно умная женщина. Можно было сказать, что герцогиня Омніумъ занимала бы въ Англіи первое мѣсто послѣ королевы — по-крайней-мѣрѣ, по мнѣнію англичанъ, а читатель вспомнитъ, что лэди Гленкора сама хотѣла быть герцогиней Омніумъ, такъ какъ мужъ ея былъ наслѣдникъ герцога. Она намѣревалась также, чтобы ея бѣлокурый, кудрявый мальчикъ былъ графомъ Сильвербриджемъ, когда старикъ будетъ лежать въ могилѣ. Боже! какой это будетъ ударъ, если когда-нибудь крошечный, смугленькій, похожій на обезьяну младенецъ явится въ свѣтъ какъ наслѣдникъ герцога! Какой ударъ для нея и для всей Англіи!

Мы не можемъ этому помѣшать, если онъ захочетъ, сказалъ ея мужъ.

Но мы должны, возразила лэди Гленкора: — еслибъ мнѣ пришлось схватить его за фалду фрака, я не допущу.

Въ то время, когда она говорила это, зеленая коляска уже два раза подъѣзжала къ двери коттэджа въ Парковомъ переулкѣ.

Коляска эта стояла тамъ въ третій разъ. Теперь былъ май, конецъ мая, и паркъ сіялъ зеленью, воздухъ былъ тепелъ и душистъ и цвѣты на балконѣ благоухали, и всѣ очарованія Лондона какія въ Лондонѣ могутъ быть для богатыхъ — находились въ полномъ блескѣ. Герцогъ сидѣлъ въ гостиной мадамъ Гёслеръ, поодаль отъ нея, потому что она отодвинулась. Герцогъ имѣлъ привычку брать ее за руку, а это она позволяла только на нѣсколько секундъ. Въ такія минуты она не сердилась, но отодвигалась.

— Марія, сказалъ герцогъ: — вы поѣдете за границу по окончаніи лѣта?

Какъ старикъ, онъ воспользовался правомъ называть ее Маріей и она не запрещала этого.

— Да, вѣроятно, въ Вѣну. У меня въ Вѣнѣ есть имѣніе за которымъ слѣдуетъ присматривать.

— Оставьте Вѣну на этотъ годъ. Поѣзжайте въ Италію

— Какъ! лѣтомъ, герцогъ?

— Озера очаровательны въ августѣ. У меня есть вилла близъ Комо, которая теперь пуста, и мнѣ кажется, я поѣду туда. Если вамъ незнакомы итальянскія озера, я буду радъ показать ихъ вамъ.

— Я знаю ихъ хорошо, милордъ. Когда была молода, я была на Маджорѣ почти одна. Когда-нибудь я разскажу вамъ исторію того, чѣмъ я была въ то время.

— Вы мнѣ разскажете ее тамъ?

— Нѣтъ, милордъ. У меня нѣтъ тамъ виллы.

— Возьмите мою. Она будетъ въ полномъ вашемъ распоряженіи.

— Какъ! чтобы я выгнала изъ нея хозяина?

— Если вамъ будетъ это угодно.

— Мнѣ не будетъ это угодно. Нѣтъ, герцогъ, я должна жить въ моихъ собственныхъ домахъ. Женщины болѣе извѣстныя чѣмъ я могутъ позволить себѣ быть вашими гостями.

— Марія, я не хочу никакихъ другихъ гостей, кромѣ васъ.

— Это невозможно, герцогъ.

— Почему же?

— Почему? Неужели я должна краснѣть, давая отвѣтъ на такой вопросъ? Потому что свѣтъ скажетъ, что у герцога Омніума новая любовница и что ее зовутъ мадамъ Гёслеръ. Неужели вы думаете, что я могу быть любовницей кого бы то пи было — даже вашей? Или вы думаете, что ради пріятности лѣтняго вечера на итальянскомъ озерѣ я подамъ поводъ женскимъ языкамъ говорить обо мнѣ что-нибудь подобное? Вы заставите меня лишиться всего, что я пріобрѣла цѣлыми годами усилій ради двухъ недѣль подобныхъ удовольствій. Нѣтъ, герцогъ, этого не будетъ!

Какъ его свѣтлость выпутался бы изъ этого затруднительнаго положенія, еслибъ они были одни, сказать нельзя, потому что въ эту минуту дверь отворилась и доложили о лэди Гленкорѣ Паллизеръ.

Глава LVIII. Rara avis in terris

— Пріѣзжайте и посмотрите, говорилъ Финіасъ.

— Мнѣ очень бы этого хотѣлось, отвѣчалъ Монкъ.

— Мнѣ часто казалось, что члены парламента менѣе знаютъ Ирландію, чѣмъ внутренность Африки, сказалъ Финіасъ.

— Мы рѣдко знаемъ подробно то, чего старательно не изучили, сказалъ Монкъ: — и очень часто не знаемъ даже и того. Мы думаемъ, что мужчины и женщины понимаютъ другъ друга, но вѣроятнѣе всего, что мы не знаемъ даже образа мыслей нашего ближайшаго сосѣда.

— Я полагаю такъ.

Финіасъ обѣдалъ у Монка. Монку немножко надоѣло мѣсто въ министерствѣ, хотя онъ не говорилъ этого никому. Онъ разсуждалъ о политической добросовѣстности съ Финіасомъ, который очень любилъ разсуждать о подобныхъ вещахъ съ Монкомъ.

— Но вы поѣдете въ Ирландію? спросилъ Финіасъ.

— Я былъ бы очень радъ.

— Вамъ должно быть извѣстно, что я живу не въ замкѣ.

— А я думалъ, что всѣ въ Ирландіи живутъ въ замкахъ, сказалъ Монкъ. — Но я предпочитаю жить въ коттэджѣ.

Эта поѣздка въ Ирландію была предложена вслѣдствіе какихъ-то мнѣній о правахъ арендаторовъ, которые начинали волновать умы политиковъ. Въ это время репутація Финіаса въ Киллало стояла очень высоко. Какъ могъ отецъ дурно думать о сынѣ, который до тридцатилѣтняго возраста получалъ уже двѣ тысячи фунтовъ въ годъ? И какъ отецъ могъ дурно мать о сынѣ, который воротилъ въ отцовскій сундукъ деньги взятыя изъ него? Извѣстіе о пріѣздѣ Монка распространилось по всему городу и по всему графству, и всѣ начали осыпать похвалами единственнаго сына стараго доктора. Мистриссъ Финнъ давно была увѣрена, что изъ ея гнѣзда вышелъ настоящій черный лебедь. А сестры Финна чувствовали съ нѣкотораго времени, что онѣ въ обществѣ стоятъ совершенно на другой ногѣ по милости брата. Какъ же отцу, матери и сестрамъ не быть признательными такому сыну, такому брату, такому черному лебедю? А глаза милой Мэри Флудъ Джонсъ наполнялись слезами, когда она думала, какъ далеко отъ нея улеталъ этотъ черный лебедь. А между тѣмъ опа радовалась его успѣху я клялась, что будетъ любить его всегда. Когда мистриссъ Финнъ услыхала, что сынъ ея привезетъ министра, она готова была употребить всѣ усилія для того, чтобы угостить приличнымъ образомъ такого августѣйшаго гостя.

Финіасъ, разумѣется, весной встрѣчался часто съ Кеннеди въ парламентѣ и примѣчалъ, что мужъ лэди Лоры время отъ времени старался выказывать къ нему вѣжливую предупредительность — бралъ его за петлицу фрака, шелъ съ нимъ домой, пока дорога была одна, и раза два приглашалъ его обѣдать. Финіасъ отказывался, считая себя обязаннымъ повиноваться приказанію лэди Лоры. При отказѣ его Кеннеди принималь недовольный видъ и оставлялъ его. Въ половинѣ мая Финіасъ получилъ отъ Кеннеди слѣдующую записку:

«Любезный Финнъ, хотите обѣдать у насъ въ среду 28? Я заранѣе приглашаю васъ, такъ какъ у васъ, повидимому, такъ много приглашеній.

«Всегда вамъ преданный

«РОБЕРТЪ КЕННЕДИ.»

Финіасу не оставалось другого выбора, какъ отказать. Онъ написалъ:

«Любезный Кеннеди, съ сожалѣніемъ долженъ сказать, что я уже приглашенъ 28.

«Всегда вамъ преданный

«ФИНІАСЪ ФИННЪ.»

Въ это время Финіасъ старался удаляться отъ Кеннеди и употреблялъ большія хитрости, чтобъ не остаться съ нимъ наединѣ. Это было трудно, потому что они видѣлись каждый день въ парламентѣ. Но когда Кеннеди пришелъ къ нему въ канцелярію на другой день послѣ полученія вышеприведенной записки, онъ никакъ не могъ избавиться.

— Я очень жалѣю, что вы не можете быть у насъ 28, сказалъ Кеннеди, какъ только сѣлъ.

Финіасъ такъ былъ удивленъ, что вся его хитрость оставила его.

— И я очень сожалѣю, отвѣчалъ онъ.

— Мнѣ кажется, Финнъ, что послѣднее время вы имѣете какую-нибудь причину избѣгать меня. Сколько мнѣ извѣстно, я ничѣмъ васъ не оскорбилъ.

— Рѣшительно ничѣмъ.

Стало быть, я ошибочно предполагалъ, что не одна случайность мѣшала вамъ бывать у меня?

Финіасъ чувствовалъ, что онъ находится въ ужасномъ затрудненіи, и счелъ за обиду этотъ допросъ. Онъ думалъ, что всякій имѣетъ право бывать или не бывать тамъ гдѣ хочетъ и что подобные вопросы очень странны. Кеннеди сидѣлъ напротивъ него серьезнѣе и угрюмѣе обыкновеннаго — а теперь его физіономія сдѣлалась торжественна. Финіасъ не могъ сослаться на лэди Лору, а между тѣмъ надо же было какимъ-нибудь образомъ дать знать своему гонителю, что всѣ приглашенія его будутъ безполезны, что не одна случайность не позволяетъ ему бывать на Гросвенорской площади. Но какъ онъ долженъ это сдѣлать? Затрудненіе было такъ велико, что Финіасъ не могъ придумать, какъ ему выпутаться, и сидѣлъ съ торжественнымъ выраженіемъ въ лицѣ. Тутъ Кеннеди сдѣлалъ ему другой вопросъ, отъ котораго затрудненіе сдѣлалось больше въ десять разъ.

— Не просила ли васъ моя жена не бывать у насъ?

— Сказать по правдѣ, Кеннеди, мнѣ кажется, она не желаетъ видѣть меня…

— Это не отвѣтъ на мой вопросъ. Она просила васъ не бывать?

— Она сказала то, что заставило меня подумать, что она желаетъ этого.

— Что она сказала?

— Какъ я могу отвѣчать на такой вопросъ, Кеннеди? Справедливо ли дѣлать его?

— Я думаю, что совершенно справедливо.

— А я считаю несправедливымъ и отказываюсь отвѣчать. Я не могу понять, чего вы намѣрены достигнуть, допрашивая меня такимъ образомъ. Разумѣется, человѣку не можетъ быть пріятно бывать въ такомъ домѣ, гдѣ не всѣмъ пріятно видѣть его.

— Вы съ лэди Лорой были прежде большіе друзья.

— Надѣюсь, что мы и теперь не враги. Но случаются такія вещи, которыя охлаждаютъ дружбу.

— Не поссорились ли вы съ ея отцомъ?

— Съ лордомъ Брентфордомъ? — нѣтъ.

— Или съ ея братомъ — то-есть послѣ дуэли?

— Честное слово, я не могу выдержать этого допроса и не хочу. Я не поссорился ни съ кѣмъ, по я долженъ буду поссориться съ вами, если вы станете продолжать такимъ образомъ. Я долженъ просить васъ прекратить этотъ допросъ.

— Тогда я долженъ спросить лэди Лору.

— Разумѣется, вы можете говорить что хотите вашей женѣ, я этому помѣшать не могу.

Тутъ Кеннеди церемонно пожалъ руку Финіасу въ знакъ того, что между ними не было положительнаго разрыва — какъ двѣ націи могутъ еще поддерживать свой союзъ, хотя рѣшились ненавидѣть другъ друга и при всякомъ удобномъ случаѣ идти другъ другу наперекоръ — и простился. Финіасъ, сидя у окна, глядя въ паркъ и думая о томъ, что случилось, не могъ не размышлять, что какъ ни непріятно поступилъ съ нимъ Кеннеди, онъ вѣроятно еще непріятнѣе поступитъ съ женой. А о себѣ онъ думалъ, что онъ очень хорошо выпутался изъ бѣды, выказавъ притворный гнѣвъ.

Глава LIX. Гнѣвъ графа

Можетъ быть, читатель вспомнитъ, что до Финіаса дошли слухи изъ источника, который казался ему недостойнымъ вѣроятія — будто Вайолетъ Эффингамъ поссорилась съ своимъ женихомъ. Финіасъ, вѣроятно, не обратилъ бы вниманія на эти слухи, еслибъ они не были повторены ему.

— Мнѣ птичка принесла вѣсточку, что ваша Вайолетъ Эффингамъ разошлась съ своимъ женихомъ, сказала Финіасу однажды мадамъ Гёслеръ.

— Какая птичка? спросилъ Финіасъ.

— Этого я не могу вамъ сказать. Но въ этомъ я могу вамъ признаться, что птицы, приносящія намъ вѣсти, рѣдко бываютъ достойны вѣроятія. Говорятъ, что они поссорились, а мнѣ кажется, что если сдѣлается извѣстна истина, то они въ эту минуту воркуютъ въ объятіяхъ другъ друга.

Финіасу было непріятно, зачѣмъ ему говорили, что они воркуютъ — ему непріятно было и то, зачѣмъ ему говорили даже о ихъ ссорѣ. Онъ предпочиталъ, чтобы ему никто о нихъ не упоминалъ, такъ чтобы его спина вылечилась мало-по-малу. Онъ считалъ невѣроятнымъ, что еслибъ даже Вайолетъ поссорилась съ своимъ женихомъ, чтобы она тотчасъ рѣшилась выйти за другого. Онъ чувствовалъ также, что еслибъ она даже и хотѣла, то было бы низко взять ее. Но все-таки эти слухи, доходившiе до него изъ разныхъ источниковъ, обязывали его узнать правду.

Это было въ апрѣлѣ, и Финіасъ зналъ, что ни Вайолетъ, ни лорда Чильтерна не было въ Лондонѣ. Графъ Брентфордъ сказалъ Финіасу, что онъ еще не ожидаетъ въ Лондонъ лорда Чильтерна, и говоря это, выразилъ нѣкоторое неудовольствіе противъ своего сына. Финіасъ встрѣтился съ лэди Бальдокъ въ одномъ знакомомъ домѣ и былъ удивленъ любезнымъ пріемомъ старухи. Она не сказала ни слова о Вайолетъ, но съ гнѣвомъ упомянула о лордѣ Чильтернѣ.

— Но онъ мой другъ, улыбаясь сказалъ Финнъ.

— Другъ! Я знаю, какой другъ, мистеръ Финнъ. Я не вѣрю, чтобы вы были его другомъ. Я боюсь, что онъ недостоинъ имѣть друга.

Финіасъ не понялъ изъ этого, что лэди Бальдокъ хотѣла дать ему знать, что хотя она считала его плохимъ женихомъ для своей племянницы, но она предпочла бы его тому ужасному молодому человѣку, который съ самой юности своей былъ для нея причиною страха и трепета. Разумѣется, для Вайолетъ было выгодно выйти за наслѣдника пэра. Но не смотря па то, что лэди Бальдокъ цѣнила эти вещи, по мнѣнію ея, всякій женихъ былъ лучше лорда Чильтерна. Если Вайолетъ не хочетъ выходить за Эпльдома или лорда Фауна, пусть она выйдетъ за этого молодого человѣка, который былъ добръ, степененъ, вѣжливъ въ обращеніи и, вѣроятно, будетъ сговорчивъ относительно брачнаго контракта. Финіасъ не понялъ всего этого, но когда лэди Бальдокъ пригласила его на Беркелейскій сквэръ, онъ догадался, что ему предлагаютъ помощь тамъ, откуда онъ ее не ожидалъ.

Финіасъ часто бывалъ у лорда Брентфорда, который постоянно говорилъ съ нимъ о его парламентской жизни. Бывъ короткимъ другомъ дочери и сына, Финіасъ теперь сдѣлался короткимъ другомъ отца. Графъ послѣднее время выражалъ Финіасу свое неудовольстіе на примиреніе съ сыномъ. И Финіасъ могъ примѣчать, что графъ все менѣе и менѣе доволенъ. Онъ горько жаловался на сына — на его молчаніе, на то, что онъ не ѣдетъ въ Лондонъ, на его поведеніе съ Вайолетъ, на его лѣнивое равнодушіе къ приличному занятію; но онъ не говорилъ ни слова о ссорѣ Вайолетъ съ женихомъ, а Финіасъ чувствовалъ, что онъ не можетъ спрашивать объ этомъ.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ ему графъ въ одно утро, какъ только Финіасъ вошелъ къ нему: — я сейчасъ слышалъ исторію, которая показалась мнѣ невѣроятной.

Обращеніе вельможи было сурово, и то обстоятельство, что онъ назвалъ своего молодаго друга «мистеръ Финнъ», тотчасъ показывало нѣчто непріятное.

— Что же вы слышали, милордъ? спросилъ Финіасъ.

— Что вы съ Чильтерномъ ѣздили въ прошломъ году въ Бельгію и дрались тамъ на дуэли.

Въ томъ кругу, въ которомъ они всѣ жили — лордъ Брентфордъ, его сынъ, дочь и Финіасъ Финнъ — старый лордъ только одинъ не слыхалъ до-сихъ-поръ о дуэли. Слухи эти дошли даже до ушей Кеннеди, напомнивъ, что жена солгала ему.

— Это правда, сказалъ Финіасъ.

— Я никогда въ жизни не былъ такъ оскорбленъ — никогда! Я никакъ не думалъ, чтобы вы домогались руки миссъ Эффингамъ.

Голосъ лорда, когда онъ говорилъ это, былъ очень суровъ.

— Такъ какъ я домогался напрасно, а Чильтернъ имѣлъ успѣхъ, то теперь меня не слѣдуетъ упрекать.

— Я не знаю, что и думать объ этомъ, мистеръ Финнъ. Я такъ удивленъ, что право не знаю, что и говорить. Я долженъ объявить тотчасъ мое мнѣніе, что вы поступили дурно.

— Я не знаю, сколько вамъ извѣстно и что именно неизвѣстно, милордъ, и обстоятельства этого дѣла не позволяютъ мнѣ объяснять ихъ подробно, но такъ какъ вы открыто выразили ваше мнѣніе, то должны позволить мнѣ выразить и мое, и сказать, на сколько я могу судить о моихъ собственныхъ поступкахъ, я вовсе не поступилъ дурно.

— Вы намѣрены защищать дуэли, сэръ?

— Нѣтъ, если вы хотите сказать мнѣ, что дуэль сама по себѣ вещь, мнѣ нечего говорить. Я защищаю себя только по тому поводу, какимъ образомъ происходила эта дуэль, и по тому обстоятельству, что я дрался съ вашимъ сыномъ.

— Я не могу понять, какъ вы могли бывать въ моемъ домѣ, защищать интересы моего городка въ парламентѣ, когда вы употребляли всѣ силы, чтобы стать между Чильтерномъ и той дѣвицей, которую, какъ вамъ извѣстно, я желалъ видѣть его женою.

Финіасъ догадался, что графъ долженъ быть очень разсерженъ, если позволилъ себѣ заговорить о «своемъ» городкѣ. Однако онъ ничего не сказалъ, хотя графъ остановился, и разсерженный лордъ продолжалъ:

— Я долженъ сказать, что въ такомъ поведеніи было что-то похожее на лицемѣрство.

— Еслибъ я долженъ былъ защищаться доказательствами, лордъ Брентфордъ, я долженъ былъ бы воротиться къ числамъ — къ числамъ не фактовъ, которые я могъ бы доказать, а къ числамъ моихъ чувствъ, которыхъ доказать нельзя — и слѣдовательно это было бы безполезно. Я могу только сказать, что мнѣ извѣстны честь и правдивость, которыя долженъ имѣть джентльмэнъ, и что я не сдѣлалъ ничего такого, что компрометировало бы мою репутацію какъ джентльмэна. Если вы спросите вашего сына, я думаю, онъ скажетъ вамъ то же cамoe.

— Я его спрашивалъ. Это онъ сказалъ мнѣ о дуэли.

— Когда онъ вамъ сказалъ, милордъ?

— Сегодня утромъ.

Такимъ образомъ Финіасъ узналъ, что лордъ Чильтернъ находится теперь въ этомъ домѣ или, по-крайней-мѣрѣ, въ Лондонѣ.

— И онъ жаловался на мое поведеніе?

— Я жалуюсь, сэръ. Я жалуюсь очень горько. Я оказалъ вамъ величайшее довѣріе, особенно относительно дѣлъ моего сына, а вы обманули меня.

Графъ былъ очень разсерженъ, и разсерженъ тѣмъ болѣе, что этотъ молодой человѣкъ, который оскорбилъ его, которому онъ оказалъ помощь именно въ то время, когда она была ему нужна, воспользовался этой помощью прежде чѣмъ узнали объ его поступкѣ. Еслибъ Финіасъ еще былъ депутатомъ отъ Луфтона, такъ чтобы графъ могъ сказать ему: «Вы теперь обязаны отказаться отъ этого мѣста, потому что вы оскорбили меня, вашего патрона», мнѣ кажется, онъ простилъ бы преступника и позволилъ бы ему остаться на мѣстѣ. Была бы сцена, но гнѣвъ графа простылъ бы. Но теперь виновный находился уже внѣ Власти графа, воспользовавшись мѣстомъ депутата отъ его мѣстечка именно въ то самое время, какъ онъ совершилъ свою вину. Это увеличивало гнѣвъ графа. И сказать по правдѣ, онъ не имѣлъ того утѣшенія, на которое Финіасъ указывалъ ему. Лордъ Чильтернъ сказалъ ему въ это самое утро, что онъ разошелся съ Вайолетъ.

— Вы до такой степени натолковали ей о моихъ обязанностяхъ, милордъ, сказалъ сынъ отцу: — что она считаетъ своей обязанностью передавать мнѣ ваши нравоученія изъ вторыхъ рукъ, такъ что я не въ состояніи ихъ переносить.

Но объ этомъ Финіасъ еще ничего не зналъ. Графъ однако былъ такъ неблагоразуменъ въ своемъ гнѣвѣ, что самъ разсказалъ все.

— Да — вы обманули меня, продолжалъ онъ: — и я не могу болѣе вамъ вѣрить.

— Развѣ могъ я, милордъ, разсказать вамъ то, что увеличило бы вашъ гнѣвъ противъ вашего сына? Когда онъ вызвалъ меня на дуэль, развѣ я долженъ былъ какъ шпіонъ прійти и разсказать вамъ все? Я знаю, что вы подумали бы обо мнѣ, еслибъ я это сдѣлалъ. Подумайте, что сдѣлали ли бы вы сами въ вашей молодости, и будьте увѣрены, что я сдѣлалъ то же самое. Что же я выигралъ? Онъ и вы получили то, чего желали — а я помогъ вамъ обоимъ. Лордъ Брентфордъ, положа руку на сердце, я могу сказать, что поступилъ съ вами добросовѣстно.

— Я ничего не получилъ, съ отчаяніемъ сказалъ графъ.

— Лордъ Чильтернъ женится па миссъ Эффингамъ.

— Нѣтъ, не женится. Онъ поссорился съ нею. Онъ такъ упрямъ, что она не можетъ этого вынести.

Стало быть, это была правда, хотя это извѣстіе дошло до него черезъ Лоренса Фицджибона и мадамъ Гёслеръ.

— По-крайней-мѣрѣ, это была не моя вина, милордъ, сказалъ онъ послѣ минутной нерѣшимости.

Графъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, сердясь на себя, зачѣмъ онъ далъ промахъ и разсказалъ все, и не зная, что eщe сказать своему гостю. Онъ такъ привыкъ свободно говорить съ Финіасомъ о своемъ сынѣ, что не могъ устоять отъ искушенія, однако не могъ хе онъ проглотить свой гнѣвъ и продолжать.

— Милордъ, сказалъ Финіасъ черезъ нѣсколько времени: — могу увѣрить васъ, что ваше огорченіе огорчаетъ меня. Я получилъ такъ много незаслуженныхъ милостей отъ всего вашего семейства, что никогда не буду въ состояніи заплатить вамъ мой долгъ. Я огорченъ, что вы сердитесь на меня теперь, но надѣюсь, что придетъ время, когда вы не такъ строго будете судить о моемъ поведеніи.

Онъ хотѣлъ выйти изъ комнаты, но графъ остановилъ его.

— Дадите вы мнѣ ваше слово, сказалъ графъ: — что не будете болѣе думать о миссъ Эффингамъ?

Финіасъ стоялъ молча, соображая, какъ ему отвѣтить на это, рѣшивъ, что ничто не заставитъ его дать подобное обѣщаніе, когда еще есть надежда.

— Скажите это, мистеръ Финнъ, и я прощу все.

— Я не могу сознаться, что я сдѣлалъ что-нибудь достойное прощенія.

— Скажите это, повторилъ графъ: — и все будетъ забыто.

— Вамъ не къ чему тревожиться, милордъ, сказалъ Финіасъ: — миссъ Эффингамъ навѣрно не думаетъ обо мнѣ.

— Вы не хотите дать мнѣ слово?

— Нѣтъ, милордъ. Вы не имѣете права требовать отъ меня этого. Цѣль эта открыта для меня точно такъ же, какъ и для всякаго, кто захочетъ достигнуть ее. Я не имѣю пи малѣйшей надежды на успѣхъ. Но если справедливо, что миссъ Эффингамъ опять свободна, я постараюсь найти случай возобновить мое предложеніе. Я отдалъ бы все, что имѣю, мое мѣсто въ парламентѣ, все честолюбіе моей жизни, за малѣйшую возможность на успѣхъ. Когда она приняла предложеніе вашего сына, я разумѣется удалился. Я теперь слышалъ изъ разныхъ источниковъ, что или она, или онъ, или оба они передумали. Если такъ, я имѣю право попытать счастье опять.

Графъ стоялъ напротивъ него нахмурившись, но не сказалъ ничего.

— Прощайте, милордъ.

— Прощайте, сэръ.

— Я боюсь, что я долженъ надолго проститься съ вами.

— Прощайте, сэръ.

Сказавъ это, графъ позвонилъ въ колокольчикъ. Финіасъ взялъ шляпу и ушелъ. Дорогой голова его наполнялась различными мыслями, возбужденными тѣмъ, что сказалъ лордъ Брентфордъ. Какъ разсказалъ отцу лордъ Чильтернъ о дуэли? Герой нашъ былъ очень чувствителенъ къ мнѣнію другихъ. Онъ думалъ, что поступилъ великодушно съ лордомъ Чильтерномъ, и припоминая каждое слово изъ разговора, сейчасъ происходившаго, онъ думалъ, что его бланкенбергскій противникъ не отозвался о немъ дурно. Относительно обвиненія въ обманѣ, которое графъ сдѣлалъ противъ него, онъ сказалъ себѣ, что графъ сдѣлалъ это въ гнѣвѣ. Но ему было грустно, что онъ поссорился со всѣми Стэндишами, такъ какъ онъ чувствовалъ, что они поставили его на ноги. Лэди Лору онъ видалъ только въ обществѣ и просто кланялся ей. Теперь графъ почти выгналъ его изъ дома, и хотя онъ примирился съ лордомъ Чильтерномъ, онъ совсѣмъ не видался съ нимъ, а теперь — теперь, когда Вайолетъ Эффингамъ сдѣлалась свободна — какъ избѣжать возобновленія непріязненности между ними? Однако, онъ постарается хоть разъ увидаться съ лордомъ Чильтерномъ.

Потомъ онъ подумалъ о Вайолетъ — о Вайолетъ опять свободной, о Вайолетъ, которой онъ можетъ опять возобновить свое предложеніе. Онъ очень смиренно говорилъ о своихъ надеждахъ графу, но конечно онъ можетъ имѣть возможность на успѣхъ. Когда воротился домой, онъ нашелъ карточку лэди Бальдокъ съ приглашеніемъ быть у ней па концертномъ вечерѣ. Онъ не хотѣлъ идти къ лэди Бальдокъ въ назначенный вечеръ, такъ какъ онъ долженъ былъ присутствовать въ парламентѣ, да ему и не хотѣлось, потому что Вайолетъ Эффингамъ не было въ Лондонѣ. Но онъ зайдетъ поблагодарить и постарается пріобрѣсти милость съ этой стороны.

Онъ написалъ записку къ лорду Чильтерну, адресовавъ ее на Портсмэнскій сквэръ.

«Такъ пакъ вы въ Лондонѣ, не можемъ ли мы видѣться? Приходите обѣдать со мною въ субботу въ клубъ.»

Черезъ нѣсколько дней онъ получилъ слѣдующій отвѣтъ изъ Уиллингфорда. Что могъ дѣлать лордъ Чильтернъ въ Уиллингфордѣ въ маѣ?

«Ул. — пятница.

«Любезный Финнъ,

«Я не могу обѣдать съ вами, потому что здѣсь присматриваю за калѣками и нишу спортсмэнскій романъ. Мнѣ говорятъ, что я долженъ дѣлать что-нибудь, вотъ я и дѣлаю. Надѣюсь, вы не сочтете меня доносчикомъ за то, что я сказалъ графу о нашей пріятной встрѣчѣ на пескахъ. Это было необходимо, а вы не такой человѣкъ, чтобы сердиться на высказанную правду. Одъ ужасно разсердился на меня и на васъ; но онъ такъ слѣпо безразсуденъ, что па его гнѣвъ обращать вниманія нельзя. Я старался разсказать исторію справедливо, и разсказанная такимъ образомъ, она не могла повредить вамъ въ его мнѣніи. Но она повредила. Очень жалѣю, старый дружище, и надѣюсь, что вы перенесете это. Для меня это гораздо важнѣе, чѣмъ для васъ.

«ВАШЪ Ч.»

Ни слова не было о Вайолетъ. Но нельзя было ожидать, чтобы человѣкъ написалъ своему сопернику о своей неудачѣ. Но все-таки отъ письма вѣяло Вайолетъ, чего по мнѣнію Финіаса не было бы, еслибъ писавшій не имѣлъ надежды. Пріятная встрѣча на бланкенбергскихъ пескахъ состоялась изъ-за Вайолетъ. И когда лордъ Чильтернъ разсказывалъ графу эту исторію, должно быть вышелъ споръ изъ-за Вайолетъ. Лордъ Чильтернъ должно быть сказалъ своему отцу, что Финіасъ былъ его соперникомъ. Могъ ли отверженный женихъ писать о такомъ предметѣ такимъ образомъ и такому корреспонденту, еслибъ онъ думалъ, что ему отказано навсегда? Но опять лордъ Чильтернъ не походилъ ни на кого на свѣтѣ и невозможно было судить о немъ по опыту другихъ.

Вскорѣ послѣ этого Финіасъ воитель на Беркелейскій сквэръ и его тотчасъ ввела въ гостиную лэди Бальдокъ. Швейцарѣ принялъ его съ совсѣмъ другимъ лицомъ и Финіасъ вывелъ изъ этого хорошее заключеніе. Это удивило его, но онъ удивился еще больше, когда войдя въ комнату нашелъ тамъ Вайолетъ Эффингамъ одну. Свѣжій румянецъ выступилъ на лицѣ ея, когда она увидала Финіаса, но нельзя было сказать, чтобы она покраснѣла. Она держала себя прекрасно, не стараясь скрыть маленькаго волненія при встрѣчѣ съ нимъ, но не обнаруживая ничего вреднаго для ея спокойствія.

— Я очень рада видѣть васъ, мистеръ Финнъ, сказала она: — тетушка только что ушла отсюда и сейчасъ воротится.

Онъ вовсе не умѣлъ такъ держать себя какъ она, но можетъ быть слѣдуетъ сознаться, что его положеніе было затруднительнѣе чѣмъ ея. Онъ не видалъ ее послѣ того, какъ была объявлена ея помолвка, а теперь услыхалъ изъ источника, въ правдивости котораго нельзя было сомнѣваться, что она разошлась въ своимъ женихомъ. Разумѣется, онъ ничего не могъ говорить ей Объ этомъ. Онъ не могъ поздравлять ее въ одномъ случаѣ и соболѣзновать съ нею въ другомъ. А между тѣмъ онъ не зналъ, какъ говорить съ нею, дѣлая видъ, будто такихъ событій не случилось.

— Я не зналъ, что вы въ Лондонѣ, сказалъ онъ.

— Я пріѣхала только вчера. Я вѣдь была въ Римѣ съ Эффингамами, а Послѣ того… но право я такъ много странствовала, что не могу разсказывать вамъ обо всѣхъ мѣстахъ, гдѣ я была. А вы прилежно — трудитесь?

— О да; — всегда.

— Это хорошо. Желала бы и я быть чѣмъ-нибудь, хоть привратницей; такъ хорошо быть чѣмъ-нибудь!

Не такія ли нравоученія оскорбили щекотливость лорда Чильтерна и показались ему повтореніемъ проповѣди отца?

— Мужчина долженъ стараться быть чѣмъ-нибудь, сказалъ Финіасъ.

А женщина должна довольствоваться тѣмъ, что она ни что — если только мистеръ Милль не поставитъ насъ на ноги А теперь, разскажите мнѣ — видѣли вы лэди Лору?

— Послѣднее время не видалъ.

— А мистера Кеннеди?

— Я иногда вижу его въ парламентѣ.

Посѣщеніе въ колоніальную канцелярію, извѣстную читателю, не было еще тогда сдѣлано.

— Очень жалѣю объ этомъ, сказала она.

Финіасъ улыбнулся и покачалъ головой.

— Очень жалѣю, что вы поссорились.

— Между нами не было ссоры.

— Я привыкла думать, что вы и она можете такъ много составлять другъ для друга — то-есть, разумѣется если вы могли подружиться съ нимъ.

— Съ этимъ человѣкомъ трудно подружиться, сказалъ онъ, чувствуя, что онъ недобросовѣстно отзывается о Кеннеди, но думая, что такая недобросовѣстность оправдывается его обязанностью къ лэди Лорѣ.

— Да — трудно. Не станемъ ничего говорить о немъ. Часто вы видѣли графа?

Она сдѣлала этотъ вопросъ такъ, какъ будто онъ не относился вовсе къ лорду Чильтерну.

— Увы, увы!

— Ужъ не поссорились ли вы съ нимъ?

— Онъ поссорился со мною. Онъ услыхалъ, миссъ Эффингамъ, что случилось въ прошломъ году, и думаетъ, что я былъ неправъ.

— Разумѣется, вы были неправы, мистеръ Финнъ.

— Вѣроятно. Передъ нимъ я защищалъ себя, но передъ вами защищать себя не стану. По-крайней-мѣрѣ, вы не считаете необходимымъ ссориться со мною.

— Мнѣ слѣдовало бы поссориться. Я удивляюсь, почему не идетъ тетушка.

Она позвонила въ колокольчикъ.

— Теперь я все разсказалъ вамъ о себѣ, сказалъ онъ: — и теперь вамъ надо разсказать мнѣ что-нибудь о васъ.

— Обо мнѣ? Мнѣ нечего разсказывать. Конечно, у всякаго изъ насъ есть свои маленькія исторiики, интересныя только для насъ самихъ.

— Но ваша исторія, миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ: — чрезвычайно интересна для меня.

Къ счастью, въ эту минуту вошла лэди Бальдокъ въ комнату, и Финіасъ былъ избавленъ отъ необходимости объясняться въ любви въ самую неудобную минуту.

Лэди Бальдокъ была чрезвычайно любезна къ нему, прося Вайолетъ употребить свое вліяніе на него, чтобы уговорить его бывать на ея вечерахъ.

— Уговорить его бросать дѣло и слушать музыкантовъ, сказала миссъ Эффингамъ: — право я этого не сдѣлаю, тетушка. Кто можетъ сказать, какъ пострадаютъ колоніи на цѣлыя столѣтія, и можетъ быть такое пренебреженіе обязанности заставитъ нѣсколько провинцій броситься въ объятія нашихъ смертельныхъ враговъ.

— У меня бываетъ герр-Молль, сказала лэди Бальдокъ: — и синьоръ Скруби и Пжинсктъ, который говорятъ первая знаменитость на флажолетѣ. Вы слышали Пжиyскта, мистеръ Финнъ?

Финіасъ никогда не слыхалъ Пжинскта.

— А что касается герр-Молля, съ нимъ никто не можетъ сравниться, по-крайней-мѣрѣ въ нынѣшнемъ году.

Лэди Бальдокъ пристрастилась къ музыкѣ этотъ сезонъ, но весь ея энтузіазмъ не могъ поколебать добросовѣстнаго усердія молодого помощника государственнаго секретаря. На такихъ собраніяхъ онъ не могъ бы сказать ни слова наединѣ Вайолетъ Эффингамъ.

Глава LX. Попытка мадамъ Гёслеръ

Надо вспомнить, что когда лэди Гленкора Паллизеръ вошла въ комнату мадамъ Гёслеръ, хозяйка только что объясняла герцогу Омніуму, по какимъ причинамъ она отказывается занять виллу его сіятельства въ Комо. Она говорила герцогу, что она вовсе не намѣрена дать свѣту случай оклеветать ее, и герцогу оставалось рѣшить, нельзя ли устроить какимъ-нибудь другимъ образомъ поѣздку мадамъ Гёслеръ въ Комо, еслибъ ему не помѣшали. Было видно, что онъ очень желалъ этой поѣздки. Зеленая коляска уже довольно часто останавливалась у дверей дома въ Парковомъ переулкѣ, для того, чтобы заставить чувствовать его свѣтлость, что общество мадамъ Гёслеръ было очень пріятно. Лэди Гленкора говорила мужу о дѣтяхъ, которыя плачутъ по любимой игрушкѣ. Теперь оказывалось, что въ глазахъ герцога Омніума Марія Максъ Гёслеръ сдѣлалась любимой игрушкой. Она казалась ему остроумнѣе другихъ женщинъ, и остроуміе ея было именно такого рода, какимъ онъ способенъ наслаждаться. Красота ея была для нея привлекательнѣе всякой другой красоты. Ему надоѣли бѣлыя лица, полныя руки и голыя шеи. Глаза мадамъ Гёслеръ сверкали больше всѣхъ другихъ глазъ, а въ чернотѣ, глянцовитости и густотѣ ея волосъ была какая-то неопредѣленная таинственность — какъ будто красота ея принадлежала такому міру, который былъ ему еще неизвѣстенъ. Потомъ въ наружности ея была какая-то быстрота и грація движеній, совершенно новая для него. Дамы, которымъ герцогъ въ послѣднее время часто улыбался, были медлительны, почти можетъ быть тяжеловаты — хотя бежъ сомнѣнія граціозны вмѣстѣ съ тѣмъ. Онъ помнилъ, что въ ранней юности видѣлъ гдѣ-то въ Греціи такую гурію, какъ мадамъ Гёслеръ. Эта гурія убѣжала съ капитаномъ купеческаго корабля, но тѣмъ не менѣе въ душѣ его свѣтлости осталось блистательное воспоминаніе о прелестяхъ, сдѣлавшихъ на него сильное впечатлѣніе, когда онъ былъ просто молодымъ мастеромъ Паллизеромъ и не имѣлъ въ своемъ распоряженіи такихъ способовъ, какъ капитанъ купеческаго корабля. Тѣснимый подобными обстоятельствами, герцогъ неизвѣстно какимъ образомъ выпутался бы изъ своего затруднительнаго положенія, еслибъ лэди Гленкора не явилась на сцену.

Съ-тѣхъ-поръ, какъ родился будущій лордъ Сильвербриджъ, герцогъ просто обожалъ лэди Гленкору, а такъ какъ каждый годъ у лорда Сильвербридэра прибавлялся братецъ, дѣлая такимъ образомъ фамилію очень прочной, обожаніе герцога увеличилось; но къ его обожанію въ послѣднее время присоединилось что-то похожее почти на страхъ, что-то похожее почти на повиновеніе, заставлявшее приближенныхъ герцога увѣрять, что его свѣтлость очень перемѣнился. До-сихъ-поръ каковы бы ни были слабости герцога, имъ не повелѣвалъ никто. Его наслѣдникъ Плантадженетъ Паллизеръ всегда былъ покоренъ ему. Другихъ своихъ родныхъ онъ держалъ на такомъ разстояніи, что едва ихъ признавалъ, и хотя безъ сомнѣнія его свѣтлость имѣлъ t короткихъ друзей, они или никогда не пытались получить надъ нимъ вліянія, или имъ это не удалось. Фотергилль — повѣренный въ дѣлахъ его свѣтлости, не пользовавшійся расположеніемъ лэди Гленкоры — говорилъ, что герцогъ очень перемѣнился. Находя въ его свѣтлости такую перемѣну, Фотергилль пытался самъ ихъ повелѣвать, но отступилъ, обожженный своей попыткой. Можетъ быть герцогу немножко надоѣло тиранство лэди Гленкоры и онъ думалъ, что мадамъ Гёслеръ будетъ къ нему нѣжнѣе. Мадамъ Гёслеръ однако намѣревалась быть нѣжной только съ однимъ условіемъ.

Когда лэди Гленкора вошла въ комнату, мадамъ Гёслеръ приняла ее восхитительно.

— Какъ это пріятно, что вы пріѣхали именно въ то время, когда у меня его свѣтлость, сказала она.

— Я увидала коляску дядюшки и, разумѣется, узнала ее, сказала лэди Гленкора.

— Стало быть, я этимъ обязана ему, сказала мадамъ Гёслеръ, улыбаясь.

— Нѣтъ, я ѣхала къ вамъ. Если вы сомнѣваетесь въ моемъ словѣ, я должна буду позвать сюда слугу, должна непремѣнно. Я велѣла ему подъѣхать къ этой двери; исправдали, Планти?

Планти былъ маленькій будущій лордъ Сильвербриджъ и сидѣлъ теперь на колѣняхъ дѣда.

— Ты сказала въ маленькій домикъ въ Парковомъ переулкѣ, отвѣчалъ мальчикъ.

— Да, потому что я забыла нумеръ.

— А такъ какъ это самый маленькій домъ въ Парковомъ переулкѣ, то это доказательство самое полное, сказала мадамъ Гёслеръ.

Лэди Гленкора не очень заботилась о томъ, чтобы убѣдить мадамъ Гёслеръ, но она не желала заставить дядю думать, будто она за нимъ гоняется. Можетъ быть, окажется необходимо дать ему знать, что за нимъ наблюдаютъ, но дѣло еще до этого не дошло.

— Здоровъ ли Плантадженетъ? спросилъ герцогъ.

— Отвѣчай, сказала лэди Гленкора своему сыну.

— Папа, здоровъ, но онъ почти никогда не бываетъ дома.

— Онъ трудится для своей родины, сказалъ герцогъ: — твой папа занятой, полезный человѣкъ, у него нѣтъ времени играть съ маленькими мальчиками, какъ у меня.

— Но папа не герцогъ.

— Онъ будетъ герцогомъ когда-нибудь, и вѣроятно скоро, мой милый. Онъ не торопится. Ему нравится нижняя палата; въ Англіи не найдется ни одного человѣка, который торопился бы меньше его.

— Это дѣйствительно правда, сказала лэди Гленкора.

— Какъ это мило! замѣтила мадамъ Гёслеръ.

— И я также не тороплюсь — неправдали, мама? сказалъ будущій лордъ Сильвербриджъ.

— Ты злой и глупенькій мальчикъ, сказалъ дѣдъ, цѣлуя его.

Въ эту минуту лэди Гленкора безъ сомнѣнія думала, какъ ей необходимо позаботиться, чтобы никто не обманулся въ ожиданіи; герцогъ можетъ быть думалъ, что онъ не связанъ съ своимъ племянникомъ никакими, ни человѣческими, ни божескими законами, а мадамъ Максъ Гёслеръ… желалъ бы я знать, были ли ея мысли предосудительны для будущности этого красиваго мальчика.

Лэди Гленкора встала первая проститься. Она не хотѣла выказать желанія заставить герцога уѣхать. Если герцогъ рѣшился одурачить себя, она не могла ничѣмъ помѣшать ему. Но она думала, что этотъ маленькій надзоръ можетъ быть будетъ полезенъ и горячность ея дяди нѣсколько охладится этою помѣхою. Поэтому она уѣхала и тотчасъ послѣ нея уѣхалъ и герцогъ.

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, сѣла на диванъ, поджавъ подъ себя ноги, какъ будто она была гдѣ-нибудь на Востокѣ, грубо откинула назадъ свои локоны, а потомъ крѣпко прижала обѣ руки къ бокамъ. Когда что-нибудь тяготило ей душу, она сидѣла такимъ образомъ цѣлый часъ, стараясь рѣшить, какъ ей слѣдуетъ поступить. Она почти никогда ничего не дѣлала необдуманно и ступала хотя смѣло, но осторожно. Она часто говорила себѣ, что такого успѣха, какого достигла она, нельзя было достигнуть безъ большой осторожности. А между тѣмъ она была вѣчно недовольна собой, говоря себѣ, что все сдѣланное ею было ничего, или хуже чѣмъ ничего. Что значило имѣть у себя за обѣдомъ герцога и лордовъ, обѣдать у лордовъ и герцога, если жизнь была для нея скучна и часы шли тяжело! А что если она поймаетъ этого старика и сдѣлается герцогиней — поймаетъ его посредствомъ его слабостей, къ невыразимому отчаянію всѣхъ, кто связанъ съ нимъ узами крови — сдѣлаетъ ли это жизнь ея счастливѣе, а часы менѣе скучными? Эта перспектива жизни на итальянскихъ озерахъ была не такъ привлекательна для нея, какъ для герцога. Если она и успѣетъ и явиться въ свѣтъ какъ герцогиня Омніумъ, что же выиграетъ она?

Она совершенно понимала причину посѣщенія лэди Гленкоры и думала, что по-крайней-мѣрѣ она выиграетъ что-нибудь въ торжествѣ, когда разстроитъ продѣлки такой искусной женщины. Эта борьба нравилась мадамъ Гёслеръ. Но когда она одержитъ побѣду, что тогда останется ей? Деньги у нея уже есть, положеніе она имѣетъ собственное свое. Она была свободна какъ воздухъ, и еслибы ей вздумалось во всякое время поѣхать на какое-нибудь озеро въ обществѣ, которое лично было для нея пріятнѣе общества герцога Омніума, ей не мѣшало ничто. Потомъ на лицѣ ея мелькнула улыбка — но улыбка грустная — когда она подумала о томъ, съ кѣмъ ей пріятно было бы глядѣть на цвѣтъ итальянскаго неба и чувствовать пріятность итальянскаго вѣтерка. Притворяться, будто это ей нравится, съ старикомъ, розыгрывать восторгъ любви съ дряхлымъ герцогомъ, который едвали бы повѣрилъ розыгрываемой ею роли, не могло быть для нея привлекательно. Она еще не знала удовольствій любви. Она выросла, какъ она часто говорила себѣ, для того чтобы сдѣлаться суровой, осторожной, себялюбивой, имѣющей успѣхъ женщиной, безъ всякой помѣхи или помощи отъ подобнаго удовольствія. Можетъ быть, еще не поздно для нея воспользоваться этими удовольствіями безъ эгоизма — съ полнымъ самоотверженіемъ — еслибы только могла найти приличнаго себѣ спутника? Былъ одинъ человѣкъ, который могъ быть подобнымъ спутникомъ, но герцогъ Омніумъ конечно имъ быть не могъ.

Но сдѣлаться герцогиней Омніумъ! Успѣхъ на этомъ свѣтѣ значитъ все. Въ груди мадамъ Гёслеръ былъ написанъ черный списокъ именъ многихъ женщинъ, которыя выказали ей презрѣніе, оттолкнули ее, нанесли ей глубокую обиду, и мадамъ Гёслеръ говорила себѣ часто, что ей было бы пріятно отмстить тѣмъ, кто обошелся съ нею съ презрѣніемъ. Она думала, что сдѣлавшись герцогиней Омніумъ, она можетъ отмстить легко. Лэди Гленкора обращалась съ нею хорошо, и она не имѣла такого чувства противъ лэди Гленкоры. Сдѣлавшись герцогиней Омніумъ, она будетъ нѣжнымъ другомъ лэди Гленкоры, если лэди Гленкора согласится. Но если маленькій поединокъ между ними окажется необходимъ, то разумѣется поединокъ долженъ быть. Въ такомъ важномъ дѣлѣ женщина разумѣется не ждетъ фальшивыхъ чувствъ въ другой женщинѣ. Она и лэди Гленкора поймутъ другъ друга и, конечно, будутъ другъ друга уважать.

Я сказалъ, что она сидѣла, стараясь рѣшиться на что-нибудь. Ничего на свѣтѣ не бываетъ такъ трудно, какъ рѣшиться. Кто не желалъ, чтобы возможность и преимущество выбирать были отняты отъ него въ какомъ нибудь важномъ кризисѣ его жизни и чтобы его поведеніе было ему предписано, такъ или иначе, какой-нибудь божественной властью, еслибы это было возможно — или хоть даже случайностью? Но человѣкъ не смѣетъ бросить жребій и положиться на случай. Такимъ образомъ, когда мадамъ Гёслеръ просидѣла цѣлый часъ, поджавъ ноги, такъ что онѣ устали, она еще не рѣшилась. Она должна была положиться на свое внутреннее побужденіе, когда наступитъ важная минута. На свѣтѣ не было ни души, къ которой она могла бы обратиться за совѣтомъ, а когда она спрашивала совѣта у себя, совѣтъ не являлся.

Черезъ два дня герцогъ пріѣхалъ опять. Онъ обыкновенно пріѣзжалъ по четвергамъ — рано, чтобы не застать другихъ гостей; и онъ уже узналъ, что когда онъ тутъ, другихъ гостей вѣроятно не примутъ. Какъ лэди Гленкора пробралась, сказавъ слугѣ, что ея дядя тутъ, онъ не понималъ. Хотъ визитъ былъ сдѣланъ въ четвергъ, и теперь онъ пріѣхалъ въ субботу — приславъ наканунѣ, съ сожалѣніемъ долженъ я сказать — скороспѣлаго винограда изъ своей оранжереи съ запиской. Виноградъ былъ очень хорошъ, но записка сумасбродна. Было три строчки о виноградѣ, который росъ въ саду какой-то виллы, гдѣ жила и умерла какая-то несчастная королева, а потомъ посткриптумъ въ одну строчку, извѣщавшій, что герцогъ заѣдетъ на слѣдующій день. Не думаю, чтобы онъ имѣлъ намѣреніе прибавить это, когда начиналъ записку; но дѣти, когда имъ хочется любимой игрушки, такъ капризничаютъ и плачутъ!

Разумѣется, мадамъ Гёслеръ была дома. Но даже тогда она еще не рѣшилась. Она рѣшила только то, что она заставитъ его высказаться прямо и не тотчасъ дастъ отвѣтъ.

— Вы убѣжали намедни, герцогъ, такъ скоро, потому что не могли устоять отъ очарованія этого мальчика, сказала она, смѣясь.

— Онъ очень миленькій мальчикъ — но не оттого, отвѣчалъ герцогъ.

— Такъ отъ чего же? Ваша племянница увела его такъ скоро. Она пріѣхала и уѣхала, и васъ взяла въ полминуты.

— Она помѣшала мнѣ въ то время, когда я думалъ кое-о-чемъ, сказалъ герцогъ.

— Ни о чемъ не слѣдуетъ много думать — такъ глубоко. Мадамъ Гёслеръ играла кистью винограда, съѣдая по одной, по двѣ виноградинки съ тарелки китайскаго фарфора, стоявшей на столѣ, и герцогъ думалъ, что онъ никогда не видалъ такой граціозной и вмѣстѣ съ тѣмъ такой естественной женщины.

— Не хотите ли отвѣдать вашего собственнаго винограда? Онъ превкусный, отзывается горестями бѣдной королевы.

Герцогъ покачалъ головой, зная, что желудокъ его не позволяетъ ему ѣсть фрукты въ разное время.

— Никогда не думайте, герцогъ. Я убѣждена, что это не можетъ принести никакой пользы. Это просто значитъ сомнѣваться, а сомнѣніе всегда ведетъ къ ошибкамъ. Безопаснѣе всего въ свѣтѣ не дѣлать ничего.

— Я самъ такъ думаю, сказалъ герцогъ.

— Гораздо безопаснѣе. Но если вы не имѣете достаточнаго самообладанія, чтобы сидѣть спокойно, никогда не компрометировать себя никакой опасностью — тогда сдѣлайте прыжокъ въ темнотѣ, или скорѣе нѣсколько прыжковъ. Я терпѣть не могу поступать осторожно.

— Однако надо же подумать, будешь имѣть успѣхъ или нѣтъ.

— Всегда этому вѣрьте. Помните, я совсѣмъ не совѣтую вамъ двигаться. Спокойствіе — мой идеалъ въ жизни-спокойствіе и виноградъ.

Герцогъ сидѣлъ нѣсколько времени молча, спокойно по наружности, и глядѣлъ на свою любимую игрушку, какъ она ѣла виноградъ. Не успѣла она съѣсть и полдюжины виноградинокъ, какъ онъ подумалъ, что виноградъ этотъ какъ будто нарочно созданъ для этой женщины — она такъ мило ѣла его. Но надо же ему было заговорить наконецъ.

— Вы думаете ѣхать въ Комо? спросилъ онъ.

— Я вамъ сказала, что я не думаю никогда.

— Но я долженъ получить отвѣтъ на мое предложеніе.

— Мнѣ кажется, я отвѣчала вашей свѣтлости на это.

Тутъ она оставила виноградъ и повернулась такъ, что онъ не могъ видѣть ея лица.

— Но къ дамѣ можно обращаться съ просьбой два раза.

— О, да! И я вамъ очень признательна, зная, какъ далеко отъ вашего намѣренія сдѣлать мнѣ вредъ. Мнѣ немножко стыдно, что я погорячилась намедни. Но все-таки отвѣтъ можетъ быть только одинъ. Есть наслажденія, въ которыхъ женщина должна отказать себѣ, какъ бы ни были они восхитительны.

— Я думалъ… началъ герцогъ и остановился.

— Ваша свѣтлость сказали, что вы думали…

— Марія, человѣку въ мои лѣта непріятно получать отказъ.

— Какому человѣку пріятно получать отказъ отъ женщины въ какія бы то ни было лѣта? Женщину, отказывающую въ чемъ бы то ни было, тотчасъ назовутъ жестокой — еслибъ даже отъ нея требовали ея собственной души.

Теперь она обернулась къ нему и наклонилась впередъ съ своего кресла, такъ что онъ могъ дотронуться до нея, еслибъ протянулъ руку. Онъ протянулъ руку и дотронулся до нея.

— Марія, сказалъ онъ: — вы мнѣ откажете?

— Какъ я могу отвѣтить вамъ, милордъ? Я откажу вамъ во многихъ бездѣлицахъ и много важныхъ даровъ охотно вамъ отдамъ.

— Но самый важный даръ?

— Милордъ, вы должны высказаться прямо. Я совсѣмъ не умѣю отгадывать загадки.

— Можете вы вынести спокойную жизнь на итальянскомъ озерѣ съ старикомъ?

Онъ взялъ ее за руку.

— Нѣтъ, милордъ — ни съ старикомъ, ни съ молодымъ; для меня лѣта не значатъ ничего.

Тогда герцогъ всталъ и сдѣлалъ формальное предложеніе.

— Марія, вы знаете, что я васъ люблю. Я самъ не понимаю какъ въ мои лѣта я могу чувствовать такую прискорбную любовь.

— Такую прискорбную любовь!

— Прискорбную, если она не будетъ удовлетворена. Марія, я прошу васъ быть моей женой.

— Герцогъ Омніумъ, такое предложеніе отъ васъ!

— Да, отъ меня. Моя герцогская корона у вашихъ ногъ. Если вы позволите мнѣ поднять ее, я надѣну ее на васъ.

Тутъ она отошла отъ него и сѣла поодаль. Минуты черезъ двѣ онъ подошелъ къ ней и положилъ руку на ея плечо.

— Вы дадите мнѣ отвѣтъ, Марія?

— Вы вѣрно не подумали объ этомъ, милордъ.

— Нѣтъ, я много объ этомъ думалъ.

— А ваши друзья?

— Милая моя, я магу поступить по своему желанію и въ этомъ и въ другомъ. Дадите вы мнѣ отвѣтъ?

— Конечно, не теперь, милордъ. Подумайте, какое высокое положеніе и какую великую перемѣну предлагаете вы мнѣ. Дайте мнѣ два дня на размышленіе и я отвѣчу вамъ письменно. Я такъ взволнована теперь, что должна оставить васъ.

Онъ подошелъ къ ней, взялъ ея руку, поцѣловалъ въ лобъ и отворилъ для нея дверь.

Глава LXI. Еще дуэль

Въ это время герцогъ Омнiумъ и племянникъ его Паллизеръ должны были рѣшить между собой какія-то дѣда, и Паллизеръ пріѣхалъ къ дядѣ утромъ послѣ того дня, когда герцогъ такъ компрометировалъ себя своимъ предложеніемъ. Паллизеръ пріѣхалъ по условію съ Фотергиллемъ, повѣреннымъ въ дѣлахъ герцога, и надѣялся встрѣтить его тамъ. Но Фотергилля у герцога не было, и дядя сказалъ племяннику, что дѣло отложено. Тогда Паллизеръ спросилъ о причинѣ, не приписывая большой важности своему вопросу — а герцогъ послѣ минутной нерѣшимости отвѣчалъ, приписывая большую важность своему отвѣту:

— Дѣло въ томъ, Плантандженетъ, что я можетъ быть женюсь и тогда это дѣло надо будетъ устроить другимъ образомъ.

— Вы женитесь? спросилъ удивленный племянникъ.

— Нѣтъ, я не женюсь, но могу жениться. Послѣ того какъ я говорилъ объ этомъ дѣлѣ съ Фотергиллемъ, я передумалъ. Для тебя это не составитъ большой разницы. Ты гораздо богаче меня.

— Я думаю не о деньгахъ, герцогъ, сказалъ Плантадженетъ Паллизеръ.

— О чемъ же ты думаешь?

— Просто о томъ, что вы сказали мнѣ. Я вовсе не имѣю намѣренія вмѣшиваться.

— Надѣюсь, Плантадженетъ.

— Но я не могъ выслушать подобнаго извѣстія отъ васъ безъ нѣкотораго удивленія. Надѣюсь, все что вы сдѣлаете будетъ способствовать къ вашему счастью.

Вотъ все, что было между дядей и племянникомъ, и разумѣется, племянникъ передалъ своей женѣ, что сказалъ ему дядя.

— Онъ опять былъ у ней вчера, сказала лэди Гленкора: — больше часа. И цѣлое утро одѣвался прежде чѣмъ поѣхалъ Къ ней.

— Онъ не помолвленъ съ нею, а то онъ сказалъ бы мнѣ, замѣтилъ Плантадженетъ Паллизеръ.

— Я думаю, ко впрочемъ узнать нельзя. Теперь я сомнѣваюсь только въ одномъ — на кого дѣйствовать, на нее или на него.

— Я не вижу, чтобы ты могла сдѣлать пользу въ томъ или другомъ случаѣ.

— Ну, мы посмотримъ. Если эта женщина такова, какою я ее считаю, мнѣ кажется, я могу сдѣлать съ нею что-нибудь. Я никогда не считала ее дурной женщиной — никогда. Я подумаю объ этомъ.

Тутъ лэди Гленкора оставила своего мужа и не совѣтовалась съ нимъ послѣ какъ ей поступить. Онъ билъ занятъ парламентскими дѣлами, и лэди Гленкора думала, что ей лучше взять въ свои руки дѣло герцога и мадамъ Гёслеръ, не ожидая помощи отъ него.

«Какъ я была глупа, сказала она себѣ: «пригласивъ ее въ Мачингъ, когда тамъ былъ герцогъ!»

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, почувствовала, что теперь опа должна рѣшиться. Она просила дать ей два дня. Промежуточный день былъ воскресенье, а въ понедѣльникъ она должна послать отвѣтъ. Во всякомъ случаѣ она могла не рѣшаться одинъ вечеръ — въ субботу — и играть, такъ сказать, герцогской короной, лежавшей на ея колѣняхъ. Она родилась дочерью провинціальнаго стряпчаго, а теперь на ней хочетъ жениться герцогъ — и герцогъ такой, который считался выше другихъ герцоговъ! По-крайней-мѣрѣ, ничто не могло лишить ее этого удовольствія. Какое намѣреніе ни приняла бы она въ концѣ концевъ, она собственными средствами дошла до такого успѣха, о которомъ воспоминаніе всегда будетъ доставлять ей сильное удовольствіе. Быть герцогиней Омніумъ значило много, но отказаться отъ возможности сдѣлаться герцогиней Омніумъ также значило что-нибудь. Во весь вечеръ, во всю ночь и на слѣдующее утро она играла герцогской короной. Въ два часа пришелъ къ ней Финіасъ. Именно въ это время Финіасъ часто бывалъ у нея — иногда съ новымъ намѣреніемъ совершенно забыть Вайолетъ Эффингамъ, а иногда вознамѣрившись продолжать свою осаду, какъ бы ничтожна ни была надежда на успѣхъ. Онъ теперь услыхалъ, что Вайолетъ и лордъ Чильтернъ дѣйствительно поссорились, и разумѣется желалъ, чтобы ему совѣтовали продолжать осаду. Когда онъ вошелъ и сказалъ слова два, которыя не имѣли никакого отношенія къ Вайолетъ Эффингамъ, мадамъ Гёслеръ тотчасъ овладѣло сильное желаніе не играть болѣе герцогской вороной. На свѣтѣ для нея било кое-что получше герцогской короны — еслибъ только она могла это получить. Но черезъ десять минутъ Финіасъ разсказалъ ей всю исторію о лордѣ Чильтернѣ, и какъ онъ видѣлъ Вайолетъ у лэди Бальдокъ — и какъ для него еще можетъ быть надежда. Что она посовѣтуетъ ему?

— Ступайте домой, мистеръ Финнъ, сказала она: — и напишите сонетъ къ ея бровямъ. Посмотрите, не произведетъ ли это дѣйствія.

— Это естественно, что вы насмѣхаетесь надо мной, но отъ васъ я этого не ожидалъ.

— Не сердитесь на меня; я хочу только сказать, что эти бездѣлицы, кажется, имѣютъ вліяніе на вашу Вайолетъ.

— Будто бы? Я этого не примѣчалъ.

— Еслибъ она любила лорда Чильтерна, она не поссорилась бы съ нимъ за нѣсколько словъ. Еслибъ она любила васъ, она не приняла бы предложеніе лорда Чильтерна. Если она не любитъ ни одного изъ васъ, она должна это сказать. Я теряю уваженіе въ ней.

— Не говорите этого, мадамъ Гёслеръ. Я уважаю ее столько же, сколько люблю.

Мадамъ Гёслеръ почти рѣшилась Припять герцогскую корону.

Позднѣе въ этотъ день, когда она еще колебалась, къ ней пріѣхала еще гостья. Она все колебалась, потому что передъ нею была еще цѣлая ночь. Сдѣлаться ей герцогиней Омніумъ или нѣтъ? Тѣмъ, чѣмъ она желала, она быть не могла — но сдѣлаться герцогиней Омніумъ было для нея возможно. Тогда она начала дѣлать себѣ различные вопросы. Приметъ ли ее королева въ ея новомъ званій? Какъ же королева можетъ отказать? Она не сдѣлала ничего дурного. На ея имени не было поношенія, на ея репутаціи пятна, хотя отецъ ея былъ провинціальный стряпчій, а первый мужъ жидовскій банкиръ. Она не нарушила ни божескихъ, ни человѣческихъ законовъ, такъ что она могла быть герцогиней не хуже всякой другой женщины. Она сидѣла и думала объ этомъ, почти сердясь на себя за то, что предлагаемое званіе внушало ей страхъ, когда ей доложили о лэди Гленкорѣ.

— Мадамъ Гёслеръ, сказала лэди Гленкора: — я очень рада, что застала васъ.

— А я еще болѣе, что вы застали меня, сказала мадамъ Гёслеръ, любезно улыбаясь.

— Дядюшка былъ у васъ послѣ того, какъ я видѣла васъ въ послѣдній разъ?

— О, да! — даже нѣсколько разъ, если я хорошо помню. Во всякомъ случаѣ онъ былъ у меня вчера.

— Стало быть, онъ часто у васъ бываетъ?

— Не такъ часто, какъ желала бы я, лэди Гленкора. Герцогъ принадлежитъ къ числу самыхъ дорогихъ моихъ друзей.

— Дружба эта составилась очень скоро.

— Да — очень скоро, согласилась мадамъ Гёслеръ.

Наступило минутное молчаніе, которое мадамъ Гёслеръ рѣшилась не прерывать. Теперь для нея было ясно, для чего къ ней пріѣхала лэди Гленкора, и она твердо рѣшила, что если она не опалена блескомъ самого божества, то она не позволитъ опалить себя отраженіемъ блеска племянницы этого божества. Она думала, что она въ состояніи перенести все, что можетъ сказать лэди Гленкора, но она будетъ ждать что она скажетъ.

— Я думаю, мадамъ Гёслеръ, что мнѣ лучше скорѣе приступить къ цѣли, сказала лэди Гленкора съ нѣкоторой нерѣшимостью и чувствуя, что краска бросилась ей въ лицо и покрыла даже ей лобъ: — разумѣется то, что я скажу, будетъ непріятно. Разумѣется, я васъ оскорблю, а между тѣмъ я не имѣю на это намѣренія.

— Я ничѣмъ не оскорблюсь, лэди Гленкора, если только не буду думать, что вы намѣрены оскорбить меня.

— Увѣряю, что я не имѣю на это намѣренія. Вы видѣли моего мальчика?

— Да — премиленькій ребенокъ. Господь не далъ мнѣ такой драгоцѣнности.

— Онъ наслѣдникъ герцога.

— Я это знаю.

— Сама я, клянусь моей честью, собственно для себя я не забочусь пи о чемъ. Я богата и имѣю все, что свѣтъ можетъ мнѣ дать. Для моего мужа въ этомъ отношеніи я не желаю ничего. Свою каррьеру онъ самъ для себя сдѣлаетъ и она не будетъ зависѣть отъ титула.

— Что все это значитъ для меня, лэди Гленкора? Какое мнѣ дѣло до титула вашего мужа?

— Вамъ до этого есть большое дѣло, если справедливо, что вы и герцогъ Омніумъ намѣрены обвѣнчаться.

— Вотъ еще! сказала мадамъ Гёслеръ со всѣмъ презрѣніемъ, къ какому она была способна.

— Такъ это неправда? спросила лэди Гленкора.

— Нѣтъ, неправда, намѣреніе есть.

— И вы съ нимъ помолвлены?

— Нѣтъ, я съ нимъ не помолвлена.

— Онъ сдѣлалъ вамъ предложеніе?

— Лэди Гленкора, я должна сказать, что подобные допросы очень странны. Я обѣщала не обижаться, если вы не будете имѣть намѣренія оскорбить меня. Но не выводите меня изъ терпѣнія.

— Мадамъ Гёслеръ, если вы скажете мнѣ, что я ошибаюсь, я попрошу у васъ прощенія и предложу вамъ самую искреннюю дружбу, какую только одна женщина можетъ предложить другой.

— Лэди Гленкора, я не могу сказать вамъ ничего подобнаго.

— Стало быть, это будетъ. А подумали ли вы о томъ что вы выиграете?

— Я много думала о томъ, что выиграю, а также и о томъ, что потеряю.

— У васъ есть деньги.

— Да, есть; много денегъ для потребностей такихъ умѣренныхъ какъ мои.

— И положеніе.

— Ну, да; положеніе не такое какъ ваше, лэди Гленкора. Такое положеніе, если женщина не родится въ немъ, она можетъ получить только отъ мужа. Она не можетъ пріобрѣсти его сама.

— Вы свободны какъ воздухъ, бываете и дѣлаете гдѣ и что хотите.

— Слишкомъ свободна иногда, отвѣчала мадамъ Гёслеръ.

— Что же вы выиграете, перемѣнивъ все это на одинъ титулъ?

— Но на какой титулъ, лэди Гленкора! Можетъ быть, для васъ значитъ очень мало сдѣлаться герцогиней Омніумъ, но подумайте, что это должно быть для меня!

— И для этого вы не колеблясь лишите его всѣхъ его друзей, испортите его будущую жизнь, унизите его между равными ему…

— Унижу его! Кто смѣетъ сказать, что я его унижу? Онъ возвыситъ меня, но я нисколько его не унижу. Вы забываетесь, лэди Гленкора.

— Спросите кого вамъ угодно. Я не презираю васъ. Еслибъ я презирала, протягивала ли бы я вамъ мою руку? Но семидесятилѣтній старикъ, носящій тяжесть такого званія, унизитъ себя въ глазахъ себѣ равныхъ, если женится на молодой женщинѣ незнатнаго происхожденія, какъ бы она ни была умна и хороша собой. Герцогъ не можетъ поступать какъ хочетъ, такъ какъ всякій другой.

— Можетъ быть было бы хорошо, лэди Гленкора, для другихъ герцоговъ и для дочерей, и наслѣдниковъ, и кузеновъ другихъ герцоговъ, чтобы его свѣтлость попытался рѣшить этотъ вопросъ. Я же не позволю вамъ говорить, что я унижу какого бы то ни было мужчину, за котораго захочу выйти. Мое имя такъ же незапятнано, какъ и ваше.

— Я говорила совсѣмъ не объ этомъ, сказала лэди Гленкора.

— Конечно, я не захочу повредить ему. Кто пожелаетъ повредить другу? И сказать по правдѣ, я такъ мало выиграю, что искушеніе сдѣлать ему вредъ, еслибъ я находила это вредомъ, не велико. Я думаю, лэди Глэнкора, что ваше опасеніе за вашего мальчика преждевременно.

Когда она говорила это, на лицѣ ея появилась улыбка, угрожавшая превратиться въ громкій смѣхъ.

— Но если вы позволите, я скажу, что никакіе аргументы ваши не могутъ направить мои мысли противъ этого брака, какъ тѣ, которые а могу привести сама. Вы почти заставили меня рѣшиться, сказавъ, что я унижу его. Я почти обязана доказать, что вы ошибаетесь. Но вамъ лучше оставить меня рѣшить этотъ вопросъ въ ноемъ собственномъ сердцѣ. Право лучше.

Лэди Гленкорѣ ничего не оставалось болѣе, какъ оставить ее рѣшать вопросъ въ ея собственномъ сердцѣ.

Глава LXII. Письмо, посланное въ Брайтонъ

Насталъ понедѣльникъ, а мадамъ Гёслеръ еще не написала отвѣтъ герцогу Омніуму. Еслибы лэди Гленкора не была въ Парковомъ переулкѣ въ воскресенье, я думаю, письмо было бы написано въ тотъ день; но какое дѣйствіе ни произвело бы посѣщеніе лэди Гленкоры, оно на столько взволновало мадамъ Гёслеръ, что она не подходила къ своему письменному столу. Оставалась еще ночь для размышленія и письмо будетъ написано въ понедѣльникъ утромъ.

Отъ мадамъ Гёслеръ лэди Гленкора тотчасъ поѣхала къ герцогу. Она имѣла обыкновеніе пріѣзжать къ дядѣ мужа по воскресеньямъ и почти всегда находила его именно въ этотъ часъ — прежде чѣмъ онъ уходилъ наверхъ одѣваться къ обѣду. Она обыкновенно брала съ собой сына, но теперь поѣхала одна. Она пыталась сдѣлать что могла съ мадамъ Гёслеръ и ей не удалось. Теперь она должна сдѣлать попытку надъ герцогомъ. Но герцогъ, можетъ быть предвидя подобное нападеніе, бѣжалъ.

— Гдѣ его свѣтлость, Баркеръ? спросила лэди Гленкора швейцара.

— Мы не знаемъ, ваше сіятельство. Герцогъ уѣхалъ вчера вечеромъ съ однимъ Лапулемъ.

Лапуль былъ французъ, камердинеръ герцога. Лэди Гленкора могла только воротиться домой, соображая, какія баттареи еще можно подвести на герцога, чтобы остановить бракъ, даже еслибъ была уже помолвка. Лэди Гленкора чувствовала, что можно еще подвести такія баттареи, которыя вѣроятно произведутъ дѣйствіе па гордаго и слабаго старика. Если всѣ другіе ресурсы не удадутся, кто-нибудь изъ членовъ королевской фамиліи можетъ выразить просьбу и всѣ знатные родственники могутъ вмѣшаться. Герцогъ, безъ сомнѣнія, могъ настоять и жениться на комъ онъ хотѣлъ — если онъ былъ довольно твердъ. Но стоять одному противъ хорошо вооруженныхъ баттарей всѣхъ своихъ друзей требуетъ много личной твердости. Лэди Гленкора когда-то пыталась вести такую борьбу и ей неудалось. Она желала поступить неблагоразумно, когда была молода, но ея друзья оказались тверже ея. Теперь, когда она смотрѣла на смѣлое личико своего мальчика, она готова была думать, что свѣтъ былъ правъ. Но если ее сдержали, когда она была молода, слѣдовало сдержать и герцога, теперь когда онъ былъ старъ. Хорошо мужчинѣ или женщинѣ хвалиться, что они могутъ дѣлать что хотятъ съ своею собственностью. Но есть обстоятельства, въ которыхъ такое самоволіе гибельно для слишкомъ многихъ и сдержанность становится необходима. Никто не чувствовалъ несправедливость такой сдержанности сильнѣе лэди Гленкоры. Но она дожила до сознанія, что подобная сдержанность можетъ быть нужна, и теперь приготовилась употребить ее въ такомъ видѣ, въ какомъ она будетъ наиболѣе полезна. Хорошо было мадамъ Гёслеръ смѣяться, когда лэди Гленкора высказала ей свое безпокойство. Но если когда-нибудь смуглаго мальчишку покажутъ свѣту какъ лорда Сильвербриджа, лэди Гленкора знала, что ея душевное спокойствіе исчезнетъ навсегда. Она начала свѣтъ, желая того, что ей неудалось. Она много выстрадала и примирилась съ другими надеждами. Если эти другія надежды также будутъ отняты отъ нея, свѣтъ не будетъ стоить для нея даже и щепотки табаку. Герцогъ бѣжалъ и она ничего не могла сдѣлать въ этотъ день, но завтра она начнетъ дѣйствовать съ своими батареями. И сама она была причиною этой бѣды! Она пригласила ату женщину въ Мачингъ! Великій Боже! чтобы такой человѣкъ какъ герцогъ одурачилъ себя! Вдова жида-банкира! Онъ, герцогъ Омніумъ, лишитъ себя на всю остальную жизнь всякаго спокойствія душевнаго, всякаго почета благородной каррьеры! И это для худощавой, черноглазой, смуглой женщины съ локонами и чертовскими Глазами, и бородой на верхней губѣ — жидовки — женщины, которой привычки, образъ жизни и образъ мыслей не былъ извѣстенъ никому, которая можетъ быть пьетъ, которая можетъ быть поддѣлывала фальшивыя бумаги, вѣдь этого не зналъ пикто, авантюристки, пробравшейся въ общество хитростью и настойчивостью, которая даже не показываетъ, что у нея есть какіе-нибудь родственники на свѣтѣ! Чтобы такая женщина ворвалась въ домъ Омніумовъ, запачкала гербъ и — что было всего хуже — сдѣлалась матерью будущихъ герцоговъ! Лэди Гленкора въ своемъ гнѣвѣ была очень несправедлива къ мадамъ Гёслеръ, думая о ней все дурное, обвиняя ее во всевозможныхъ преступленіяхъ, отрицая въ ней всякое очарованіе и всякую красоту. Еслибъ герцогъ забылъ и себя и свое положеніе для какой-нибудь прелестной дѣвушки съ румяными щеками, сѣрыми глазами и гладкими волосами, лэди Гленкора думала, что она скорѣе простила бы ему. Можетъ быть, мадамъ Гёслеръ овладѣетъ герцогской короной, но когда она надѣнетъ ее, она найдетъ внутри ея острые шипы. Ни одна знатная женщина во всемъ Лондонѣ не захочетъ говорить съ нею, даже и мужчины изъ тѣхъ, съ которыми герцогиня Омніумъ пожелала бы водить знакомство. Она увидитъ, что мужа ея будутъ считать дуракомъ, а ее хитрой авантюристкой. И тяжело придется лэди Гленкорѣ, если герцогъ не разъѣдется съ своей новой герцогиней въ первомъ же году! Лэди Гленкора въ своемъ гнѣвѣ была очень несправедлива.

Когда герцогъ уѣхалъ, не сказавъ домашнимъ, куда онъ ѣдетъ Онъ послалъ свой адресъ — къ своей любимой игрушкѣ. Записка его, присланная къ мадамъ Гёслеръ въ воскресенье вечеромъ, состояла въ слѣдующемъ:

«Я долженъ получить вашъ отвѣтъ въ понедѣльникъ. Я буду въ Брайтонѣ. Пришлите его туда съ нарочнымъ въ Беджардскую гостинницу. Мнѣ не нужно говорить вамъ, съ какимъ ожиданіемъ, съ какой надеждой, съ какимъ опасеніемъ буду я его ждать. — О».

Бѣдный старикъ! онъ слишкомъ быстро испыталъ всѣ удовольствія и ему немногое осталось для развлеченія. Наконецъ глаза его упали на любимую игрушку и ему очень захотѣлось получить ее. Бѣдный старикъ! какую пользу сдѣлаетъ она ему, если онъ и получитъ ее? Мадамъ Гёслеръ, получивъ записку, сидѣла держа ее въ рукѣ и думая о его сильномъ желаніи.

«Ему надоѣстъ его новая игрушка черезъ мѣсяцъ, сказала она себѣ.

Но она отложила свое рѣшеніе до слѣдующаго утра и не хотѣла рѣшить въ этотъ вечеръ. Она заснетъ еще одну ночь съ герцогской короной подъ рукой. Она это сдѣлала и проснулась утромъ все еще не рѣшившись. Когда она пошла завтракать, всякая нерѣшимость превратилась. Настало время, когда ей необходимо было рѣшиться, и пока горничная чесала ей волосы, она рѣшилась.

— Какъ хорошо быть знатной дамой! сказала горничная, которая можетъ быть разсудила, что герцогъ Омніумъ пріѣзжалъ такъ часто недаромъ.

— Что ты хочешь сказать, Лотта?

— Женщины, которыхъ я знаю, сударыня, такъ много говорятъ о своихъ графиняхъ и герцогиняхъ. Я не имѣла бы покоя, еслибъ я была госпожей богатой и красивой, пока не получила бы титула.

— А развѣ графиня и герцогиня могутъ поступать какъ хотятъ?

— Ужъ этого я, сударыня, не знаю.

— А я знаю. Довольно, Лотта. Теперь оставь меня.

Тутъ мадамъ Гёслеръ рѣшилась, но не знаю, имѣла ли на нeе вліяніе возможность поступать по своей волѣ. Сдѣлавшись женою старика, она вѣроятно имѣла бы много своей воли. Тотчасъ послѣ завтрака она написала герцогу слѣдующій отвѣтъ:

Парковый переулокъ, понедѣльникъ.

«Любезный герцогъ Омніумъ,

«Мнѣ такъ трудно выразить свои мысли вашей свѣтлости въ письмѣ, что послѣ того какъ вы оставили меня, я все жалѣла, зачѣмъ я была такъ взволнованна, такъ нерѣшительна, такъ сумасбродна, когда вы сидѣли со мною здѣсь въ этой комнатѣ. Тогда я могла бы сказать однимъ словомъ то, что теперь мнѣ придется объяснять многими неловкими словами.

«Какъ ни велика честь, предлагаемая мнѣ вами, я не могу ее принять. Я не могу сдѣлаться женою вашей свѣтлости. Я могу почти сказать, что я это знала, когда вы оставили меня, но удивленіе лишило меня отчасти способности къ размышленію и сдѣлало неспособной отвѣчать вамъ какъ бы слѣдовало. Милордъ, дѣло въ томъ, что я не гожусь быть женою герцога Омніума. Я сдѣлала бы вамъ вредъ, и хотя я возвысилась бы по имени, моя репутація пострадала бы. Но вы не должны заключить изъ этихъ словъ, что какая-нибудь причина не допускаетъ меня сдѣлаться женою честнаго человѣка. Причины нѣтъ никакой. У меня на совѣсти нѣтъ ничего такого, чего я не могла бы сказать вамъ — или другому, ничего такого, что я опасалась бы сказать всѣмъ на свѣтѣ. Мнѣ нечего, милордъ, говорить кромѣ этого — что я не гожусь по рожденію и положенію быть женою герцога Омніума. Вамъ пришлось бы краснѣть за меня, а за меня не долженъ краснѣть ни одинъ человѣкъ на свѣтѣ.

«Я признаюсь, что я была честолюбива, слишкомъ честолюбива, и мнѣ пріятно было думать, что человѣкъ, занимающій такое высокое положеніе, какъ вы, находитъ удовольствіе въ моемъ обществѣ. Я сознаюсь въ глупомъ тщеславіи сумасбродной женщины, въ томъ отношеніи, что я желала сдѣлаться извѣстной какъ другъ герцога Омніума. Я похожа на бабочку порхающую около огня и сжигающую свои крылья. Но я умнѣе ея въ томъ отношеніи, что я обожглась и знаю, что я должна держаться поодаль. Вы легко повѣрите, что такая женщина, какъ я, не безъ сожалѣнія отказывается ѣздить въ экипажѣ съ гербомъ вашей свѣтлости на дверцахъ. Я не философа, я не презираю пи богатства, ни знатности. По моему образу мыслей женщина должна желать сдѣлаться герцогиней Омніумъ, но она должна также желать быть способной носить герцогскую корону съ приличной граціей. Какъ мадамъ Гёслеръ я могу жить даже между тѣми, кто выше меня, совершенно свободно. Какъ жена вашей свѣтлости я не буду болѣе свободна, не будете и вы.

«Вы можетъ быть подумаете, что я пишу бездушно, что я говорю только о вашемъ званіи и ничего не упоминаю о той привязанности, которую вы выказали мнѣ и которую я могу чувствовать къ вамъ. Я думаю, что когда первая вспышка страсти пройдетъ въ ранней молодости, мужчины и женщины должны стараться регулировать свою любовь, какъ и другія свои желанія, посредствомъ своего разсудка. Я могла бы любить вашу свѣтлость нѣжно, сдѣлавшись вашей женой, еслибъ я думала, что для вашей свѣтлости или для меня было бы хорошо быть мужемъ и женой. Такъ какъ я думаю, что это будетъ дурно для насъ обоихъ, я преодолѣю это чувство и буду думать о васъ съ чистымъ чувствомъ истинной дружбы.

«Прежде чѣмъ кончу это письмо, я должна высказать вамъ спою признательность. Въ той жизни, которую я вела вдовой, жизни очень одинокой относительно истинной дружбы, моимъ величайшимъ стараніемъ было заслужить хорошее мнѣніе тѣхъ, между которыми я старалась проложить себѣ путь. Можетъ быть я могу признаться вамъ теперь, что у меня было много затрудненій. На женщину одинокую на свѣтѣ всегда смотрятъ подозрительно. Въ этой странѣ женщина съ иностраннымъ именемъ, средствами извлекаемыми изъ иностранныхъ источниковъ, съ иностранной исторіей, особенно возбуждаетъ подозрѣніе. Я старалась это преодолѣть и успѣла. Но въ самыхъ сумасбродныхъ моихъ мечтахъ я никогда не мечтала о такомъ успѣхѣ — чтобы герцогъ Омніумъ счелъ меня достойнѣйшею изъ достойныхъ. Вы можете быть увѣрены, что я не неблагодарна — что я никогда не буду неблагодарна. И я надѣюсь, что меня не унизитъ въ вашемъ мнѣніи то, что я съумѣла воздать должное вашей свѣтлости.

«Имѣю честь быть, милордъ герцогъ, вашей признательной и преданной слугою

«МАРІЯ МАКСЪ ГЁСЛЕРЪ.»

«Много ли незамужнихъ женщинъ въ Англіи сдѣлали бы то же самое, сказала она себѣ, вкладывая письмо въ конвертъ и запечатывая его. Она тотчасъ отослала это письмо, чтобы не имѣть возможности раскаяваться и колебаться. Она наконецъ рѣшилась и не отступитъ отъ своего рѣшенія. Она знала, что настанутъ минуты, въ которыя она будетъ глубоко сожалѣть о потерянномъ случаѣ — случаѣ сдѣлаться знатной дамой. Но она рѣшилась и дѣло было сдѣлано. Она по прежнему останется свободной Маріей Максъ Гёслеръ — если только, оставляя свою свободу, она не получитъ чего-нибудь такого, что она предпочтетъ ей. Когда она отправила письмо, она сѣла съ уныніемъ у окна въ верхней комнатѣ, въ которой она писала, думая много о герцогской коронѣ, много объ имени, много о званіи, много о положеніи въ обществѣ, которое она заняла бы по своей граціи, красотѣ и уму, сдѣлавшись герцогиней Омніумъ. Она не имѣла честолюбія сдѣлаться герцогиней безъ дальнѣйшей цѣли. Она думала, что она могла бы быть такой герцогиней, какой никогда не бывало прежде, такъ что ея слава разнеслась бы по всей Европѣ какъ женщины очаровательной во всѣхъ отношеніяхъ. И у нея были бы тогда друзья — друзья истинные — и она не жила бы одна, какъ теперь опредѣлила ей судьба. Она любила бы своего знатнаго мужа, какъ ни былъ бы онъ старъ, напыщенъ и церемоненъ. Она любила бы его и употребляла бы всѣ силы, чтобы сдѣлать пріятной его жизнь. Конечно, былъ одинъ человѣкъ, котораго она любила больше, но какая была польза любить человѣка, который, приходя къ ней, говорилъ только объ очарованіяхъ, которыя онъ находилъ въ другой женщинѣ!

Она сидѣла такимъ образомъ у окна съ книгою въ рукахъ, на которую не смотрѣла, любуясь паркомъ, сіявшимъ майской зеленью, когда вдругъ ее поразила мысль. Лэди Гленкора Паллизеръ пріѣзжала къ ней, стараясь возбудить ея сочувствіе къ маленькому наслѣднику, и поступала конечно не очень хорошо, какъ думала мадамъ Гёслеръ, но все-таки съ серьезною цѣлью, которая была сама по себѣ хороша. Она напишетъ къ лэди Гленкорѣ и прекратитъ ея безпокойство. Можетъ быть, въ душѣ ея было нѣкоторое чувство торжества, когда она вернулась къ тому письменному столу, на которомъ было написано письмо, посланное ею къ герцогу — не того торжества, которое происходитъ отъ хвастовства предложеніемъ, сдѣланнымъ ей, но отъ чувства, что она можетъ теперь показать гордой матери мальчика съ смѣлымъ личикомъ, что хотя она не хотѣла сказать, что сдѣлаетъ или чего не сдѣлаетъ, она все-таки способна устоять отъ такого искушенія, отъ котораго устояли бы немногіе. О предложеніи герцога она не сказала бы ни одной живой душѣ, еслибъ эта женщина не показала, что намѣреніе герцога извѣстно ей, и теперь въ своемъ письмѣ она не скажетъ прямо объ этомъ предложеніи. Она не скажетъ именно, что герцогъ предлагалъ ей свою руку и корону. Но она напишетъ такъ, что лэди Глэнкора пойметъ ее. И она позаботится, чтобы въ ея письмѣ не было ни одного слова, которое заставило бы лэди Гленкору думать, что она считаетъ себя недостойной званія, предложеннаго ей. Она очень смиренно отозвалась о себѣ въ письмѣ къ герцогу, но она не хотѣла быть смиренной въ письмѣ къ матери мальчика съ смѣлымъ личикомъ. Вотъ письмо, которое написала она:

«Любезная лэди Гленкора,

«Осмѣливаюсь написать къ вамъ нѣсколько строкъ, чтобы прекратить ваше безпокойство — потому что вы были растревожены, когда заѣзжали ко мнѣ вчера. Вашему милому мальчику не угрожаетъ никакая опасность отъ меня, такъ же какъ и вамъ и вашему мужу, и вашему дядѣ, котораго я люблю. Вы сдѣлали мнѣ прямой вопросъ, на который я тогда не захотѣла дать прямого отвѣта. Я не обязана была прямо отвѣчать вамъ. Но такъ какъ я люблю васъ, то не желаю, чтобы вы мучились, и увѣдомляю васъ, что я никогда не буду мѣшать ни въ чемъ ни вашему мальчику, ни вамъ.

«Теперь, милая лэди Гленкора, еще одно слово. Если вамъ окажется необходимо употребить ваше усердіе для защиты вашего мужа и сына, не старайтесь отговорить женщину, заставивъ ее думать, будто она можетъ унизить своимъ союзомъ какой бы то ни было домъ, какого бы то ни было человѣка. Еслибы какой-нибудь аргументъ могъ заставить меня сдѣлать то, чему вы желали помѣшать, то именно тотъ аргументъ, который употребили вы. Но мое собственное споскойствіе и счастье другого человѣка, которое я цѣню наравнѣ съ моимъ, слишкомъ важны для того, чтобы ими пожертвовать даже для женскаго мщенія. Я мщу вамъ тѣмъ, что сообщаю вамъ письменно, что я добрѣе и разумнѣе, чѣмъ вы считали меня.

«Если послѣ этого вы захотите остаться со мною въ хорошихъ отношеніяхъ, я съ удовольствіемъ буду вашимъ другомъ. Мнѣ не нужно другого мщенія. Вы обязаны извиниться передо мною, но извинитесь вы или нѣтъ, я останусь довольна и ничего не стану дѣлать болѣе, какъ спрашивать, въ безопасности ли еще находится будущность вашего милаго малютки. На свѣтѣ есть много женщинъ, и вы не должны считать себя внѣ опасности, потому что избавились отъ одной. Если наступитъ другая опасность, пріѣзжайте ко мнѣ и мы посовѣтуемся вмѣстѣ.

«Остаюсь, милая лэди Гленкора, искренно вамъ преданная

«МАРІЯ м. г.»

Ей хотѣлось сказать еще нѣсколько словъ и она смѣялась, думая объ этомъ. Но она удержалась и письмо ея осталось въ такомъ видѣ, какъ мы привели его.

На слѣдующій день лэди Гленкора опять пріѣхала въ Парковый переулокъ. Когда она прочла письмо мадамъ Гёслеръ, она разсердилась, но скорѣе на себя, чѣмъ на свою корреспондентку. Послѣ своего послѣдняго свиданія съ женщиной, которую она опасалась, она сознавала, что поступила неосторожно. Она слишкомъ погорячилась и такимъ образомъ могла заставить эту женщину сдѣлать именно то, чего она желала избѣгнуть.

«Вы должны извиниться передо мною, писала мадамъ Гёслеръ. Это было справедливо — и она извинится. Въ характерѣ лэди Гленкоры излишней гордости не было. Она была готова ненавидѣть эту женщину, бороться съ нею, пока существовала опасность, но она была также готова теперь, когда опасность прошла, прижать эту женщину къ своему сердцу. Извиниться! Разумѣется, она извинится и будетъ другомъ этой женщины, если она этого желаетъ. Но опа уже не будетъ приглашать ее въ Мачингъ вмѣстѣ съ герцогомъ, чтобы опять не вышло промаха. Онъ не показала мужу письма мадамъ Гёслеръ и не сообщила ему полученнаго облегченія. Онъ не очень заботился объ опасности, думая болѣе о своихъ парламентскихъ занятіяхъ, чѣмъ объ этой опасности, и останется спокоенъ, если совсѣмъ не услышитъ ничего болѣе о женитьбѣ дяди. Лэди Гленкора поѣхала въ Парковый переулокъ рано утромъ во вторимъ, но мальчика своего съ собою не взяла. Она думала, что можетъ быть мадамъ Гёслеръ позволитъ себѣ немножко посмѣяться надъ ребенкомъ, и мать чувствовала, что она легче перенесетъ эти насмѣшки безъ присутствія ребенка.

— Я пріѣхала поблагодарить васъ за ваше письмо, мадамъ Гёслеръ, сказала лэди Гленкора прежде чѣмъ сѣла.

— Садитесь, лэди Гленкора, если вы пріѣхали съ миромъ, отвѣчала мадамъ Гёслеръ.

— Конечно, съ миромъ и съ большимъ восторгомъ — и съ большой любовью, если вы только примете ее.

— Я буду очень гордиться, лэди Гленкора, для герцога, если не по какой-либо другой причинѣ.

— И я должна извиниться.

— Вы сдѣлали это, какъ только вашъ экипажъ остановился у дверей моихъ съ дружелюбнымъ намѣреніемъ. Разумѣется, я понимаю. Я знаю, какъ все это было для васъ ужасно — даже еслибы миленькій маленькій Плантадженетъ не находился въ большой опасности. Представьте, что было бы, еслибъ я разстроила каррьеру Плантадженета! Я хорошо знаю исторію, могу васъ увѣрить.

— Я сказала вамъ нѣсколько словъ, о которыхъ сожалѣю и которыхъ мнѣ не слѣдовало бы говорить.

— Оставьте безъ вниманія эти слова. Они были справедливы. Я не колеблясь скажу это теперь сама, хотя не позволю никакой другой женщинѣ, да и мужчинѣ также это говорить. Я унизила и обезславила бы его.

Мадамъ Гёслеръ оставила теперь шутливый тонъ и говорила очень серьёзно.

— Во мнѣ самой нѣтъ ничего такого, чего я должна стыдиться. У меня нѣтъ никакой исторіи, которую я должна была бы скрывать. Но я не родилась быть женою герцога Омніума. Я была бы несчастлива.

— Вы ни въ чемъ не нуждаетесь, милая мадамъ Гёслеръ. Вы имѣете все, что общество можетъ вамъ дать.

— Не знаю, общество многое мнѣ дало, но мнѣ и нужно еще многое; — миленькій мальчикъ напримѣръ, который могъ бы ѣздить со мной въ каретѣ. Зачѣмъ вы его не привезли, лэди Гленкора?

— Я пріѣхала съ раскаяніемъ и тогда, знаете, слѣдуетъ пріѣзжать одной. Я чуть-было не собралась прійти пѣшкомъ.

— Вы скоро его привезете?

— О, да! Онъ очень желалъ знать намедни, кто это была прелестная дама съ черными волосами.

Вы не сказали ему, что прелестная дама съ черными волосами, можетъ быть, будетъ его бабушкой, можетъ быть… Но мы не станемъ думать о такихъ ужасныхъ вещахъ.

— Вы можете быть увѣрены, что я ничего не говорила ему о моихъ опасеніяхъ.

— Когда-нибудь, когда я очень состарѣюсь, а отецъ его будетъ старымъ герцогомъ и у него у самого будетъ уже дюжина мальчиковъ и дѣвочекъ, вы разскажете ему эту исторію. Тогда онъ подумаетъ, какой сумасшедшій должно быть былъ его дѣдъ вздумавъ сдѣлать герцогиней такую сморщенную старуху.

Онѣ разстались лучшими друзьями, но лэди Гленкора все еще была такого мнѣнія, что если эта дама и герцогъ опять будутъ вмѣстѣ въ Мачингѣ или въ какомъ-нибудь другомъ мѣстѣ, то опасность еще можетъ быть.

Глава LXIII. Показывающая, какъ герцогъ Омніумъ перенёсъ ударъ

Ло, адвокатъ, такъ много читавшій нравоученія нашему пріятелю Финіасу Финну, самъ теперь поступилъ въ нижнюю палату. Въ нѣкоторой степени его каррьеры, если она была достаточно удачна, стряпчему естественно воспользоваться политикой для своего дальнѣйшаго повышенія. А мистриссъ Ло и теперь осуждала Финіаса, даже когда услыхала, что онъ женится на богатой наслѣдницѣ, потому что объ этомъ носились слухи, вѣроятно происходившіе отъ его надежды на Вайолетъ Эффингамъ и отъ его короткости съ мадамъ Гёслеръ.

— О, на наслѣдницѣ! говорила мистриссъ Ло: — я не вѣрю деньгамъ этихъ наслѣдницъ. Триста, четыреста фунтовъ ежегоднаго дохода состояніе большое для женщины, но его не на долго станетъ, чтобы содержать хозяйство въ Лондонѣ. А когда женщина имѣетъ деньги, она всегда умѣетъ ихъ издерживать. Онъ начала не съ того конца, а тѣ, которые это дѣлаютъ, никогда не могутъ поправиться.

Въ это время Финіасъ сдѣлался похожъ на знатнаго джентльмэна, что заставляло мистриссъ Ло еще болѣе сердиться на него. Онъ охотно бывалъ у мистриссъ Ло, но ей казалось, что онъ важничаетъ. Мнѣ кажется, она была къ нему несправедлива, и весьма естественно, если онъ держалъ себя теперь иначе, чѣмъ въ то время, когда былъ ничѣмъ. Онъ конечно имѣлъ большой успѣхъ. Рѣчи его всегда слушали въ парламентѣ, онъ водился съ самыми знатными людьми — а тѣ изъ равныхъ ему, которые не любили его, дѣлали это просто изъ зависти къ его слишкомъ быстрому возвышенію. Онъ ѣздилъ на красивой лошади въ паркѣ, старательно одѣвался и наружность его показывала видъ спокойствія и богатства, что казалось незаслуженнымъ мистриссъ Ло. Когда мухъ сказалъ ей о его большомъ жалованьи, она покачала головой и выразила свое мнѣніе, что скоро наступитъ хорошее время. Она хотѣла этимъ сказать, что по ея мнѣнію наступитъ время, когда ея мужъ будетъ получать жалованье гораздо больше того, которымъ теперь пользуется Финіасъ и которое будетъ гораздо прочнѣе.

— Я не думаю, чтобы онъ откладывалъ хоть одинъ шиллингъ, говорила мистриссъ Ло. — Какъ можетъ онъ откладывать, держа лошадь въ паркѣ, охотясь въ провинціи и жива съ лордами? Я не стану удивляться, когда откроется, что онъ но уши въ долгахъ.

Мистриссъ Ло любила обезпеченное состояніе и съ гордостью думала, что мужъ ея живетъ въ собственномъ домѣ.

— У насъ есть и доходъ съ капитала, мистеръ Бёнсъ, сказала она однажды этому отъявленному радикалу: — вотъ что значитъ начать съ настоящаго конца. У мистера Ло не было ничего, когда онъ началъ свою каррьеру, а у меня было только то, чтобы содержать себя прилично въ тотъ день, когда мы обвѣнчались. Но онъ началъ съ настоящаго конца и теперь уже не свалится.

Мистеръ Бёнсъ и мистриссъ Ло, хотя политическія ихъ мнѣнія были такъ различны, сочувствовали другъ другу относительно Финіаса.

— Я никогда не думалъ, сударыня, чтобы была какая-нибудь польза въ этихъ парламентскихъ мѣстахъ, отвѣчалъ Бёнсъ. — Когда молодой человѣкъ получаетъ жалованье за то, что онъ сидитъ въ большой комнатѣ и читаетъ газеты, положивъ ноги на стулъ, я не считаю его честнымъ, членъ онъ парламента или нѣтъ.

Ло, теперь часто видавшій Финіаса въ парламентѣ, нѣсколько перемѣнилъ свое мнѣніе и не такъ осуждалъ Финіаса, какъ жена. Онъ началъ думать, что можетъ быть Финіасъ понялъ свои способности въ каррьерѣ, избранной имъ, и во всякомъ случаѣ онъ примѣчалъ, что его бывшій ученикъ значилъ кое-что въ нижней палатѣ. Человѣкъ всегда будетъ уважать того, кого уважаютъ окружающіе его и кто выше его самого. А Финіасъ былъ выше Ло по парламентской репутаціи. Онъ сидѣлъ на передней скамьѣ, онъ зналъ предводителей партій. Онъ фамильярно расхаживалъ съ сыновьями герцоговъ и братьями графовъ, такъ что даже это имѣло дѣйствіе на Ло. Видя все это, Ло не могъ держаться своего прежняго мнѣнія такъ настойчиво, какъ держалась его жена. Короткость Ло съ Финіасомъ Финномъ была почти преимуществомъ стряпчаго въ глазахъ другихъ. Какъ же могъ онъ презирать Финіаса?

Слѣдовательно, онъ удивился, когда однажды Финіасъ спросилъ его, какую можетъ онъ имѣть возможность на успѣхъ, еслибы онъ теперь отказался отъ политики и выбралъ адвокатуру способомъ доставать себѣ пропитаніе.

— Разумѣется, вы должны начатъ сызнова, сказалъ Ло.

— Но я полагаю, это сдѣлать можно. Мнѣ не повредитъ то, чтo я былъ въ парламентѣ?

— Нѣтъ, не повредитъ. Ничто подобное не должно вредить. Bамъ придется преодолѣть предубѣжденіе противъ себя — вотъ и все. Прокуроры не любятъ адвокатовъ, которые были чѣмъ-нибудь другимъ.

— Я знаю, что прокуроры очень самовластны, сказалъ Финіасъ.

— Неужели вы думаете объ этомъ серьёзно?

— Да, серьёзно.

— Почему же? А я думалъ, что каждый день отдаляетъ васъ Все болѣе и болѣе отъ подобной мысли.

— Положеніе, занимаемое мною теперь, очень скользко.

— Ну, да. Я могу это понять. Но оно не такъ скользко, какъ было прежде.

— А что, если я потеряю мѣсто депутата?

— Вы сохраните его по-крайней-мѣрѣ четыре года.

— Этого никто не можетъ сказать. А что, если я заберу въ голову соглашаться съ министерствомъ?

— Вы не должны этого дѣлать. Вы сѣли въ одну лодку съ этими людьми и должны оставаться въ этой лодкѣ. Я думалъ бы, что все это для васъ легко.

— Это не такъ легко, какъ кажется. Даже необходимость сидѣть спокойно въ лодкѣ сама по себѣ скучна — очень скучна. А потомъ можетъ наступить такой кризисъ, когда человѣкъ не можетъ сидѣть спокойно.

— Развѣ подобный кризисъ теперь готовится?

— Не могу этого сказать; — но я начинаю находитъ, что сидѣть спокойно очень непріятно для меня. Когда я слышу, какъ другіе люди, не занимающіе мѣсто въ министерствѣ, поступаютъ по своему и говорятъ что хотятъ, это меня бѣситъ. Вотъ Робсонъ, онъ прослужилъ въ министерствѣ два года и ушелъ, а теперь ни о комъ не имѣютъ такого высокаго мнѣнія, какъ о Робсонѣ.

— Онъ, кажется, человѣкъ съ состояніемъ?

— Кажется. Да, разумѣется, потому что онъ животъ же чѣмъ-нибудь. Онъ ничего не заработываетъ. У жены его есть деньги.

— Любезный Финнъ, это-то и составляетъ всю разницу. Когда у человѣка есть свои собственныя средства, онъ можетъ поступать какъ хочетъ. Женитесь на невѣстѣ съ деньгами и тогда можете поступить какъ хотите съ колоніальнымъ департаментомъ. Когда у человѣка нѣтъ денегъ, разумѣется онъ долженъ приспособляться къ обстоятельствамъ своей профессіи.

— Хотя его профессія потребуетъ отъ него недобросовѣстности?

— Я этого не говорилъ.

— Но я говорю это, любезный Ло. Человѣкъ, который готовъ называть черное бѣлымъ, потому что это велятъ ему другіе, недобросовѣстенъ. Но это все-равно, я какъ-нибудь буду тянуть лямку. Но не разсказывайте вашей женѣ всего этого, а то она напустится на меня еще сильнѣе прежняго.

Послѣ этого Ло началъ думать, что мнѣніе его жены въ этомъ дѣлѣ было лучше его собственнаго.

Робсонъ могъ дѣлать что хотѣлъ, потому что взялъ за женою деньги. Финіасъ говорилъ себѣ, что и эта возможность также открыта для него. Онь тоже можетъ жениться на невѣстѣ съ деньгами. У Вайолетъ Эффингамъ были деньги — совершенно достаточно для того, чтобы сдѣлать его независимымъ, еслибы онъ женился на ней. У мадамъ Гёслеръ есть деньги — много денегъ. А ему начала приходить мысль, что мадамъ Гёслеръ выйдетъ за него, если онъ сдѣлаетъ ей предложеніе. Но онъ скорѣе рѣшится занятся адвокатурой съ самаго начала, скорѣе будетъ чистить сапоги для адвокатовъ — такъ онъ говорилъ себѣ — чѣмъ женится на женщинѣ оттого, что у нея есть деньги, чѣмъ женится па другой женщинѣ, пока есть надежда, что онъ можетъ получить руку Вайолетъ. Но онъ долженъ узнать можетъ ли онъ получить руку Вайолетъ или нѣтъ. Теперь былъ іюль и черезъ мѣсяцъ всѣ уѣдутъ. Прежде чѣмъ пройдетъ августъ, онъ долженъ былъ ѣхать въ Ирландію съ Монкомъ, и онъ зналъ, что въ Ирландіи будутъ сказаны такія слова, которыя, можетъ быть, сдѣлаютъ для него необходимымъ имѣть возможность оставить свое мѣсто въ министерствѣ. Въ это время онъ заботился болѣе прежняго о состояніи миссъ Эффингамъ.

Онъ еще не говорилъ ни слова съ лордомъ Брентфордомъ послѣ того, какъ графъ поссорился съ нимъ, онъ и не былъ въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ. Лэди Лору онъ встрѣчалъ иногда и всегда говорилъ съ нею. Она была къ нему любезна, но ихъ прежняя короткость не возобновлялась. До него доходили слухи, что дѣла шли дурно между нею и ея мужемъ, но когда объ этомъ упоминали въ его присутствіи, онъ говорилъ мало или почти ничего. Ему не слѣдовало ни въ какомъ случаѣ говорить о несчастьи лэди Лоры. Лорда Чильтерна онъ видѣлъ раза два въ послѣдній мѣсяцъ и они встрѣчались какъ друзья. Разумѣется, онъ не могъ спрашивать лорда Чильтерна о Вайолетъ, но онъ узналъ, что другъ его опять примирился съ отцемъ.

— Онъ вѣдь поссорился со мною, сказалъ Финіасъ.

— Мнѣ очень жаль, но что я могъ сдѣлать? Я былъ принужденъ сказать ему.

— Не думайте ни минуты, что я осуждаю васъ. Конечно, гораздо лучше, чтобы онъ зналъ все.

— И для васъ это не можетъ составить большой разницы.

— Непріятно ссориться съ тѣми, кто былъ къ намъ добръ, сказалъ Финіасъ.

— Но вѣдь это не ваша вина. Онъ одумается черенъ нѣсколько времени. Когда рѣшатся мои дѣла, вы можете быть увѣрены, что я употреблю всѣ силы, чтобы урезонить ею. Но по какой причинѣ вы никогда не видитесь теперь съ Лорой?

— Какая причина, что все идетъ наизворотъ? съ горечью сказалъ Финіасъ.

— Когда я намедни заговорилъ о васъ съ Кеннеди, онъ сдѣлался мраченъ какъ туча. Но ничего нѣтъ страннаго, если всѣ ссорятся съ нимъ. Я не могу его выносить. Знаете ли, я иногда думаю, что Лора броситъ его. Вотъ тогда заварится еще каша въ нашей семьѣ!

Все это было очень пріятно слышать отъ лорда Чильтерна, но ни слова не было сказано о Вайолетъ и Финіасъ не зналъ, отъ кого ему узнать. Лэди Лора могла бы сказать ему все, но онъ не могъ идти къ лэди Лорѣ. Онъ бывалъ у лэди Бальдокъ такъ часто, какъ только могъ считать это приличнымъ, и иногда видѣлъ Вайолетъ. Но онъ могъ только видѣть ее, и проходили дни и недѣли и наступало время, когда онъ долженъ будетъ уѣхать и не видѣть ее болѣе. Конецъ сезона, который всегда былъ для другихъ людей — для другихъ такъ же трудившихся людей, какъ нашъ герой — періодомъ пріятныхъ надеждъ, для него это было время печальное, въ которое онъ чувствовалъ, что онъ не совсѣмъ похожъ и не совсѣмъ равенъ съ тѣми, съ кѣмъ онъ жилъ въ Лондонѣ. Въ прежнее время, когда онъ могъ ѣздить въ Лофлинтеръ или Сольсби, ему было очень хорошо, но въ его ежегодной поѣздкѣ въ Ирландію было что-то грустное для него. Онъ любилъ своего отца, свою мать и своихъ сестеръ не менѣе другихъ, но въ перемѣнѣ образа его жизни было что-то заставлявшее его чувствовать, но онъ находился въ Лондонѣ внѣ своей стихіи. Ему было бы пріятно стрѣлять тетеревей въ Лофлинтерѣ или фазановъ въ Сольсби, или охотиться въ Уиллингфордѣ — или, еще лучше, ухаживать за Вайолетъ Эффингамъ. Но все это теперь для него было невозможно и ему оставалось только или оставаться въ Киллало, или воротиться къ своей работѣ въ Доунингской улицѣ отъ августа до февраля. Конечно, Монкъ ѣхалъ съ нимъ на нѣсколько недѣль, но даже и это не вознаграждало его за потерю того общества, которое онъ предпочиталъ.

Сессія прошла очень спокойно. Вопросъ объ ирландскомъ биллѣ былъ отложенъ до слѣдующаго года, а этимъ много было выиграно.

Въ началѣ іюля, когда погода была очень жаркая и всѣ начали жаловаться на Темзу, а члены парламента стали тосковать по тетеревамъ, а остальные дни парламентскихъ занятій можно было сосчитать по пальцамъ, до Финіаса дошло извѣстіе — которое скоро разнеслось но модному свѣту — что герцогъ Омнiумъ даетъ большое празднество въ виллѣ на берегу Темзы. Празднество это будетъ такое, какого никогда не было видано прежде. Оно будетъ тѣмъ замѣчательнѣе, что герцогъ никогда не дѣлалъ ничего подобнаго. Вилла называлась Горнсъ и герцогъ подарилъ ее лэди Глэнкорѣ въ день ея свадьбы; но празднество давалъ герцогъ, и Горнсъ съ своими садами, оранжереями, лужками, бесѣдками и лодками украшался по этому случаю. Работники трудились тамъ цѣлыя три недѣли. Въ свѣтѣ по было извѣстно, почему герцогъ дѣлаетъ такой необыкновенный поступокъ — зачѣмъ онъ принимаетъ на себя эти новыя хлопоты. Но лэди Гленкора знала, а мадамъ Гёслеръ угадывала. Когда его свѣтлость узналъ о неожиданномъ отказѣ мадамъ Гёслеръ, онъ чувствовалъ, что онъ долженъ или принять отказъ ея или настаивать. Размышляя объ этомъ цѣлый день, онъ рѣшилъ, что онъ приметъ. Любимую игрушку было бы очень пріятно получить, но можетъ быть было бы недурно постараться жить безъ нея. Потомъ, принявъ этотъ отказъ, онъ долженъ или твердо перенести ударъ — или бѣжать въ свою виллу на Комо или въ другое мѣсто. Бѣжать показалось ему сначала лучше или пріятнѣе разумѣется, но наконецъ онъ рѣшилъ, что онъ останется и перенесетъ ударъ. Вотъ почему онъ давалъ празднество въ Горнсѣ.

Кто будетъ приглашенъ? На первой недѣлѣ іюля многія сердца въ Лондонѣ бились отъ безпокойства но этому поводу. Герцогъ, передавая свои инструкціи лэди Гленкорѣ, даль понять, что она должна быть очень разборчива на приглашенія. Ея королевское высочество принцесса и его королевское высочество принцъ оба были такъ милостивы, что обѣщали быть на этомъ праздникѣ. Самъ герцогъ составилъ короткій списокъ, де болѣе двѣнадцати именъ. Лэди Гленкорѣ было поручено выбрать толпу — пятьсотъ человѣкъ изъ десяти тысячъ. На собственномъ спискѣ герцога стояло имя мадамъ Гёслеръ. Лэди Гленкора поняла все. Когда мадамъ Геслёръ получила пригласительный билетъ, ей показалось, что и она также поняла, и она подумала, что герцогъ прекрасно себя держитъ.

Разумѣется, много было затрудненій насчетъ приглашеній и много возбуждено было недоброжелательства. Тѣ, которые считали себя въ правѣ быть приглашенными и не были приглашены, бѣсились на своихъ болѣе счастливыхъ знакомыхъ, вмѣсто того, чтобы сердиться па герцога или на лэди Гленкору, которая имя пренебрегла. Скоро сдѣлалось извѣстно, что милости распредѣляла лэди Гленкора, и мнѣ кажется, что этотъ трудъ очень утомилъ ея сіятельство. Праздникъ былъ назначенъ въ среду 27 іюля, и до наступленія этого дня мужчины и женщины сдѣлались такъ смѣлы, что стали даже докучать личными просьбами и писались письма къ лэди Гленкорѣ съ выставленіемъ своихъ правъ.

— Нѣтъ, это ужъ черезчуръ, сказала лэди Гленкора своей короткой пріятельницѣ мистриссъ Грей, когда пришло письмо отъ мистриссъ Бонтинъ, выставляющее все, что мужъ ея сдѣлалъ для поддержанія Паллизера въ парламентѣ — и все что онъ сдѣлаетъ впередъ. — Она не получитъ приглашенія, даже еслибъ могла завтра же лишить Плантадженета большинства голосовъ.

Мистриссъ Бонтинъ не получила пригласительнаго билета, а когда она услыхала, что Финіасъ Финнъ получилъ, силенъ былъ ея гнѣвъ противъ Финіаса. Онъ былъ «ирландскимъ авантюристомъ» и она глубоко сожалѣла, что мистеръ Бонтинъ старался выставить впередъ такого выскочку въ политическомъ мірѣ. Но такъ какъ мистеръ Бонтинъ никогда ничего не дѣлалъ для того, чтобъ выставить Финіаса впередъ, то не было причины очень сожалѣть объ этомъ. Финіасъ получилъ пригласительный билетъ и, разумѣется, принялъ приглашеніе.

Праздникъ начался въ четыре часа. Въ палаткахъ назначенъ былъ ранній обѣдъ въ пять часовъ, а послѣ обѣда мужчины и женщины должны были гулять, танцовать, волочиться, какъ кому угодно.

Полтора часа лэди Гленкора занимала свое мѣсто въ залѣ, черезъ которую гости проходили въ паркъ, и каждому гостю она говорила, что герцогъ на лугу — каждому кромѣ одной гостьи. Мадамъ Гёслеръ она этого не сказала.

— Я такъ рада видѣть васъ, моя милая, сказала она, пожимая руку своему другу: — если эти хлопоты не убьютъ меня, я послѣ опять васъ отыщу.

Тутъ мадамъ Гёслеръ прошла и скоро очутилась среди толпы знакомыхъ. Черезъ нѣсколько минутъ она увидала герцога, сидящаго на креслѣ на берегу рѣки, храбро подошла къ нему и поблагодарила его за приглашеніе.

— Васъ слѣдуетъ благодарить за то, что вы украсили нашъ праздникъ, сказалъ герцогъ, вставая привѣтствовать ее.

Около нихъ стояло человѣкъ двѣнадцать, и такъ все сдѣлалось безъ затрудненія. Въ эту минуту пришли сказать, что ихъ королевскія высочества пріѣхали, и герцогъ, разумѣется, пошелъ ихъ встрѣчать. Болѣе въ этотъ день герцогъ и мадамъ Гёслеръ не говорили другъ съ другомъ ни слова.

Финіасъ пріѣхалъ поздно, въ семь часовъ, когда обѣдъ уже кончился. Мнѣ кажется, онъ былъ въ этомъ правъ, такъ какъ обѣды въ палаткахъ весьма неудобны. Небольшой пикникъ можетъ быть очень хорошъ, а проѣханное разстояніе можетъ придать обѣду на воздухѣ предлогъ необходимости. Слабую человѣческую природу поддерживать слѣдуетъ — и человѣческая природа, сдѣлавъ такую далекую поѣздку, чтобы насладиться красотой природы, имѣетъ право на самое лучшее подкрѣпленіе, какое дозволятъ обстоятельства. Слѣдовательно, на сцену холодные пироги, салатъ, циплятъ и шампанское. Если ужъ ничего лучше нельзя имѣть, пусть человѣческая натура сидитъ на мху и забываетъ неудобство въ великолѣпіи окружающей ее зелени. Все это очень хорошо, но мнѣ кажется, что обѣдъ па узкихъ столахъ въ палаткѣ непріятенъ.

Финіасъ вошелъ въ садъ, когда палатка была почти пуста и когда лэди Гленкора, почти падая отъ усталости, отдыхала въ одной изъ внутреннихъ комнатъ. Герцогъ въ это время обѣдалъ очень спокойно въ комнатахъ съ ихъ королевскими высочествами и четырьмя другими лицами, нарочно для этого выбранными. Въ саду начали танцовать и говорить, что было бы гораздо пріятнѣе какъ можно скорѣе пойти танцовать въ комнатахъ, потому что хотя изъ всѣхъ веселостей праздникъ въ саду всего милѣе, всѣ всегда стараются уйти изъ сада какъ можно скорѣе. Немногіе горячіе любители живописнаго эфекта сидѣли подъ копнами сѣна, а четыре одинокія дѣвицы напрасно старались возбудить сочувствіе молодыхъ кавалеровъ, играя въ крокетъ въ углу. Впрочемъ я не знаю, не были ли любители подъ копнами сѣна и дѣвицы игравшія въ крокетъ актеры, нанятые лэди Гленкорой.

Финіасъ скоро увидалъ лэди Лору Кеннеди; она стояла съ другой дамой, а около нихъ былъ Баррингтонъ Ирлъ.

— Итакъ вамъ удалось? сказалъ ему Баррингтонъ.

— Что удалось?

— Что! Достать билетъ. А мнѣ пришлось обѣщать три мѣста береговыхъ таможенныхъ офицеровъ и намекнуть, что одно мѣсто епископа скоро сдѣлается вакантнымъ, прежде чѣмъ а попалъ сюда. Но что за бѣда! Успѣхъ платитъ за все. Я теперь только забочусь, какъ мнѣ воротиться въ Лондонъ.

Лэди Лора пожала руку Финіасу, а потомъ, когда онъ проходилъ мимо, сдѣлала къ нему шагъ и шепнула:

— Мистеръ Финнъ, если вы еще не уѣзжаете, воротитесь ко мнѣ. Я вамъ скажу кое-что. Я буду недалеко отъ рѣки и останусь здѣсь около часа.

Финіасъ сказалъ, что оъ придетъ, и пошелъ дальше, самъ не зная хорошенько, куда онъ идетъ. Онъ имѣлъ только одно желаніе — найти Вайолетъ Эффингамъ; но еслибъ онъ и нашелъ, онъ не могъ увезти ее и сѣсть съ нею подъ копны сѣна.

Глава LXIV. Горнсъ

Отыскивая Вайолетъ Эффингамъ, Финіасъ встрѣтилъ мадамъ Гёслеръ въ толпѣ гостей, смотрѣвшихъ на катанье нѣкоторыхъ отважныхъ личностей въ лодкѣ. Тамъ были лодочники въ ливреѣ герцога, готовые везти охотниковъ къ Ричмонду или Теддингтону, и многіе отправлялись туда — къ большой опасности кисеи, лентъ и крахмала, такъ что когда поѣздка кончалась, лодки были найдены удовольствіемъ неудачнымъ.

— Вы отважитесь? спросилъ Финіасъ мадамъ Гёслеръ.

— Мнѣ чрезвычайно было бы это пріятно, еслибы я не боялась за свое платье. Вы поѣдете?

— Я на водѣ никуда не гожусь. Со мною непремѣнно сдѣлается морская болѣзнь… притомъ они ѣдутъ подъ мостомъ и насъ непремѣнно забрызгаютъ пароходы. У меня не хватаетъ мужества.

Такимъ образомъ Финіасъ отдѣлался, все намѣреваясь отыскивать Вайолетъ.

— Такъ и я не поѣду, сказала мадамъ Гёслеръ. — Брызги отъ веселъ могутъ испортить всю симметрію моего наряда. Посмотрите, эта молодая дѣвушка въ зеленомъ платьѣ уже обрызгана.

— Но и молодой человѣкъ въ синемъ тоже обрызганъ, сказалъ Финіасъ: — и они будутъ счастливы въ этомъ соединенномъ окропленіи.

Они пошли вмѣстѣ по берегу рѣки и скоро очутились одни.

— Вы уѣзжаете изъ Лондона, мадамъ Гёслеръ?

— Очень скоро.

— И куда вы ѣдете?

— Въ Вѣну. Я каждый годъ провожу тамъ мѣсяца два, занимаясь моимъ дѣломъ. Желала бы я знать, узнали ли бы вы меня, еслибы увидали меня тамъ, — иногда сидящую на скамейкѣ въ конторѣ, иногда расхаживающую между старыми домами и рѣшающую, что слѣдуетъ сдѣлать для того, чтобы ихъ спасти отъ разрушенія. я одѣваюсь такъ различно въ такое время, говорю совсѣмъ не такъ, кажусь гораздо старше, такъ что сама почти считаю себя совсѣмъ другой женщиной.

— Это большія хлопоты для васъ.

— Нѣтъ. Я даже это люблю. Это заставляетъ меня чувствовать, что и я дѣлаю что-нибудь на свѣтѣ.

— Вы уѣзжаете одна?

— Совсѣмъ одна; я беру съ собою горничную-нѣмку и ни слова не говорю ни съ кѣмъ дорогой.

— Это должно быть очень непріятно, сказалъ Финіасъ.

— Да, это самое непріятное изъ всего. Но я такъ привыкла быть одна. Вы видите меня только въ обществѣ, и слѣдовательно смотрите какъ на стайное животное, а въ дѣйствительности я животное питающееся и живущее одиноко. А вы что намѣрены дѣлать?

— Я ѣду въ Ирландію.

— Домой, къ вашимъ роднымъ. Какъ это пріятно! А у меня нѣтъ родныхъ, къ которымъ я могла бы поѣхать. У меня есть только одна сестра, которая живетъ съ мужемъ въ Ригѣ. Она моя единственная родственница и я никогда не вижусь съ нею.

— Но у васъ тысячи друзей въ Англіи.

— Да, но чего стоятъ такіе друзья?

Она обернулась и протянула руку къ толпѣ, находившейся позади ихъ.

— Что они сдѣлаютъ для меня?

— Не думаю, чтобы герцогъ сдѣлалъ много, сказалъ Финіасъ, смѣясь.

Мадамъ Гёслеръ тоже засмѣялась.

— Герцогъ человѣкъ не дурной, сказала она: — герцогъ сдѣлалъ бы не меньше другихъ. Я не позволю бранить герцога.

— Можетъ быть, онъ вашъ короткій другъ? сказалъ Финіасъ.

— Нѣтъ. У меня нѣтъ короткихъ друзей. А еслибы я и захотѣла выбрать себѣ короткаго друга, я считала бы герцога немножко выше меня.

— О, да! — и слишкомъ чопорнымъ, слишкомъ старымъ, слишкомъ напыщеннымъ, слишкомъ холоднымъ и слишкомъ приторнымъ.

— Мистеръ Финнъ!

— Герцогъ вѣчно ходитъ на ходуляхъ.

— Такъ зачѣмъ же вы бываете у него?

— Чтобы видѣть васъ, мадамъ Гёслеръ.

— Правда ли это, мистеръ Финнъ?

— Да, это правда. Бываешь въ домѣ, чтобы встрѣчаться съ пріятными людьми, а не всегда для того, чтобъ пользоваться обществомъ хозяина. Я по-крайней-мѣрѣ бываю въ такихъ домахъ, гдѣ мнѣ не нравятся ни хозяинъ, ни хозяйка.

Финіасъ, говоря это, думалъ о лэди Бальдокъ, къ которой послѣднее время онъ былъ чрезвычайно вѣжливъ — но онъ не любилъ лэди Бальдокъ.

— Мнѣ кажется, вы слишкомъ строго судите о герцогѣ Омніумѣ; вы знаете его хорошо?

— Лично? Нѣтъ. А вы развѣ знаете? Знаетъ ли его кто-нибудь?

— Я нахожу, что онъ очень любезный господинъ, сказала мадамъ Максъ Гёслеръ: — и хотя я не могу хвалиться, что знаю его хорошо, мнѣ непріятно слышать, когда говорятъ, что онъ ходитъ на ходуляхъ. Я этого не нахожу. Человѣку въ его положеніи не легко жить такъ, чтобы угодить всѣмъ. Онъ долженъ поддерживать блескъ самой высокой аристократіи въ Европѣ.

— Посмотрите на его племянника, который будетъ герцогомъ послѣ него и который трудится не хуже всякаго другого. Не лучше ли будетъ онъ поддерживать этотъ блескъ? Какую пользу сдѣлалъ этотъ герцогъ?

— Вы вѣрите только движенію, мистеръ Финнъ, и не вѣрите тишинѣ. Экстренный поѣздъ для васъ выше чѣмъ гора съ грудами снѣга. Признаюсь, что для меня есть что-то величественное въ достоинствѣ человѣка слишкомъ важнаго, чтобы заниматься чѣмъ-нибудь — если только онъ знаетъ, какъ поддерживать свое достоинство съ приличной граціей. Я нахожу, что должны быть груди, созданныя для того, чтобы носить звѣзды.

Звѣзды, которыхъ они ничѣмъ не заслужили, сказалъ Финіасъ.

— Ну, мы объ этомъ спорить не станемъ. Заслужите себѣ звѣзду, и я скажу, что она идетъ въ вамъ лучше всѣхъ блестящихъ орденовъ на фракѣ герцога Омніума.

Это она сказала съ такой серьезностью, что онъ не могъ сдѣлать видъ, будто не примѣчаетъ или не понимаетъ ее.

— И я также могу видѣть, что экстренный поѣздъ гораздо выше горы, прибавила она.

— Хотя вы предпочли бы сидѣть и смотрѣть на снѣжныя вершины?

— Нѣтъ — не то. Я предпочла бы быть полезной гдѣ-нибудь, кому-нибудь, еслибъ это было возможно. Я стараюсь иногда.

— И навѣрно успѣшно?

— Но я терпѣть не могу говорить о себѣ. Вы и герцогъ прекрасные предметы для разговора; вы — экстренный поѣздъ, который вѣроятно будетъ дѣлать шестьдесятъ миль въ часъ, но можетъ быть разобьется съ трескомъ.

— Конечно, это можетъ быть, сказалъ Финіасъ.

— А герцогъ, какъ гора, неподвижно безопасенъ въ своей величественности, если только не случится землетрясеніе, которое будетъ и сильнѣе и ужаснѣе всѣхъ извѣстныхъ донынѣ землетрясеній. Вотъ мы опять дошли до дома; я войду и посижу.

— Если я оставлю васъ, мадамъ Геслеръ, я долженъ проститься съ вами до слѣдующей зимы.

— Я буду въ Лондонѣ опять передъ Рождествомъ. Вы придете ко мнѣ?

— Непремѣнно.

— И тогда ваши сердечныя огорченія пройдутъ — такимъ или другимъ образомъ — неправдали?

— Ахъ! кто можетъ знать?

— Малодушное сердце никогда не заслужитъ любви красавицы, но ваше сердце никогда не бываетъ малодушно. Прощайте.

Тутъ онъ оставилъ ее. До-сихъ-поръ онъ не видалъ Вайолетъ, а между тѣмъ зналъ, что она должна быть тутъ. Она сама сказала ему, что она поѣдетъ съ лэди Лорой, которую онъ уже видѣлъ. Лэди Бальдокъ не была приглашена и выражала большой гнѣвъ противъ герцога. Она зашла даже такъ далеко, что говорила, будто такой молодой дѣвушкѣ, какъ ея племянница, неприлично быть въ домѣ такого человѣка, какъ герцогъ. Но Вайолетъ смѣялась надъ этимъ и объявила о своемъ намѣреніи принять приглашеніе. Финіасъ былъ увѣренъ, что она тутъ, однако онъ не нашелъ ее. А между тѣмъ онъ долженъ былъ сдержать обѣщаніе и вернуться къ лэди Лорѣ Кеннеди. Онъ пошелъ но тропинкѣ къ рѣкѣ и нашелъ лэди Лору сидящую на берегу. Ея кузенъ Баррингтонъ Ирль еще былъ съ нею; но какъ только Финіасъ приблизился, Ирль ушелъ.

— Я сказала ему, начала лэди Лора: — что желаю говорить съ вами, и онъ оставался сo мною, пока не придете вы. Много есть людей гораздо хуже Баррингтона.

— Я въ этомъ увѣренъ.

— А вы съ нимъ еще друзья, мистеръ Финнъ?

— Надѣюсь. Я теперь вижусь съ нимъ не такъ часто, какъ въ то время, когда у меня было меньше дѣла.

— Онъ говорить, что вы теперь бываете совсѣмъ въ другомъ обществѣ.

— Я поступалъ сообразно обстоятельствамъ, но конечно ее имѣлъ намѣренія бросить такого стараго и добраго друга, какъ Баррингтонъ Ирль.

— О! — онъ васъ не осуждаетъ. Онъ говоритъ, что вы проложили себѣ дорогу между трудящимися людьми вашей партіи, и онъ думаетъ, что вамъ будетъ очень хорошо — если только у васъ достанетъ терпѣнія. Мы всѣ ожидали васъ совсѣмъ другого — больше словъ и меньше дѣлъ, если и могу такъ выразиться — болѣе либеральнаго краснорѣчія и менѣе правительственныхъ дѣйствій; но и не сомнѣваюсь, что вы правы.

— Я думаю, что я не правъ, сказалъ Финіасъ: — мнѣ начинаетъ надоѣдать оффиціальность.

— Объ этомъ папа любитъ приводить латинскія цитаты. Быкъ желаетъ имѣть на себѣ сѣдло, а верховая лошадь желаетъ везти плугъ.

— Что же я такое?

— Вата каррьера можетъ соединять достоинство одного съ пользой другого. Во всякомъ случаѣ вы не должны думать теперь о перемѣнѣ. Давно видѣли вы мистера Кеннеди?

Она сдѣлала этотъ вопросъ вдругъ, показавъ, что она желаетъ какъ можно скорѣе приступить къ дѣлу, по которому она призвала къ себѣ Финіаса, и что все сказанное ею до-сихъ-поръ было только какъ бы приготовленіемъ.

— Я вижу его каждый день. Но мы почти съ нимъ не говоримъ.

— Почему же?

Финіасъ колебался съ минуту и молчалъ.

— Почему же вы съ нимъ не говорите?

— Какъ я могу отвѣчать на этотъ вопросъ, лэди Лора?

— Развѣ есть причина? Садитесь, пожалуйста, или я встану и пойду съ вами ходить. Мнѣ онъ сказалъ, что я поссорила васъ съ нимъ. Онъ говоритъ, будто вы ему признались, что я просила васъ съ нимъ поссориться.

— Онъ едвали могъ это сказать?

— Hо онъ сказалъ именно это. Неужели вы думаете, что а скажу вамъ ложь?

— Онъ теперь здѣсь?

— Нѣтъ, его здѣсь нѣтъ. Я пріѣхала одна.

Развѣ миссъ Эффингамъ не съ вами?

— Нѣтъ, — она должна была пріѣхать позднѣе съ моимъ отцомъ. Но отвѣчайте на мой вопросъ, мистеръ Финнъ — если только вы не находите, что не можете на него отвѣтить. Что вы сказали моему мужу?

— Ничего, что могло бы оправдать то, что онъ вамъ сказалъ.

— Вы хотите сказать, что онъ сказалъ неправду?

— Я не хочу употреблять жесткихъ выраженіи, — но я думаю, что мистеръ Кеннеди, когда онъ взволнованъ, мрачно смотритъ на предметы и придаетъ словамъ значеніе, котораго они не имѣли.

— А что же взволновало его?

— Вы можете это лучше знать, лэди Лора. Я скажу вамъ все, что могу сказать. Онъ приглашалъ меня къ себѣ, а я не пошелъ, потому что вы запретили мнѣ. Тутъ онъ сдѣлалъ мнѣ нѣсколько о васъ вопросовъ. Не отказываюсь ли я отъ того, что вы сказали мнѣ? Сколько помню, я сказалъ ему, что мнѣ кажется, будто вамъ будетъ непріятно видѣть меня — и потому мнѣ лучше не бывать у васъ. Что же я долженъ былъ сказать?

— Вы не должны были говорить ничего.

— Ничего не сказать было бы въ глазахъ его гораздо хуже чѣмъ то, что я сказалъ. Вспомните, что онъ сдѣлалъ мнѣ вопросы прямо и что молчаніе было бы принято за утвердительный отвѣтъ. Тогда я сознался бы, что его предположеніе справедливо.

— Тогда онъ не могъ бы упрекать меня вашими словами.

— Если я ошибся, лэди Лора, и навлекъ на васъ какое-нибудь огорченіе, то я право очень сожалѣю.

— У меня все горе, у меня нѣтъ ничего кромѣ горя. Я рѣшилась оставить его.

— О, лэди Лора!

— Это очень дурно — по не такъ дурно, мнѣ кажется, какъ жизнь, которую я веду. Онъ обвинилъ меня… въ чемъ, думаете вы? Онъ говоритъ, что вы мой любовникъ!

— Онъ навѣрно не сказалъ именно эти слова?

— Онъ сказалъ это въ такихъ словахъ, которыя заставили меня рѣшиться разстаться съ нимъ.

— А какъ вы отвѣчали ему?

— Я совсѣмъ ему не отвѣчала. Еслибъ онъ пришелъ ко мнѣ — не обвинять меня, а спрашивать — я сказала бы ему все. Впрочемъ, что же можно было сказать? Я поступила бы нечестно съ вами, еслибъ разсказала ему сцену въ Лофлинтерѣ, но женщины всегда разсказываютъ такія исторія своимъ мужьямъ, когда мужья къ нимъ добры и справедливы. И ямъ слѣдуетъ говорить, но мистеру Кеннеди я не могу сказать ничего. Онъ не вѣритъ моему слову.

— Не вѣритъ вамъ, лэди Лора?

— Не вѣритъ, потому что я не выболтала ему всей этой исторіи о вашей глупой дуэли — потому что я сочла за лучшее сохранить тайну моего брата, и мистеръ Кеннеди сказалъ мнѣ, что я ему солгала!

— Какъ! онъ сказалъ это слово?

— Да — это самое слово. Онъ не очень разборчивъ на слова, когда считаетъ необходимымъ употребить сильныя выраженія. Послѣ онъ сказалъ мнѣ, что поэтому онъ никогда уже не будетъ вѣрить мнѣ. Можетъ ли женщина жить съ такимъ человѣкомъ?

Но зачѣмъ она разсказывала всю эту исторію ему, когда ее обвиняли въ томъ, что онъ ея любовникъ — ему, когда изъ всѣхъ друзей ея она должна была бы выбрать его послѣдняго для того, чтобы сообщить ему такой разсказъ! Финіасъ, думая какъ лучше отвѣчать ей, какими словами успокоить ее, не могъ не сдѣлать себѣ этого вопроса.

— Какъ только это слово вырвалось у него, продолжала лэди Лора: — я рѣшилась сказать вамъ. Онъ обвиняетъ васъ столько же, сколько и меня, и обвиненіе его равно несправедливо къ намъ обоимъ. Я написала къ нему и вотъ мое письмо.

— Но вы увидитесь съ нимъ опять?

— Нѣтъ, я переѣду къ моему отцу.

— Вы желаете, чтобы я прочелъ ваше письмо?

— Да — конечно. Я желаю, чтобы вы прочли. Если мнѣ случится встрѣтиться съ нимъ когда-нибудь, я скажу ему, что вы читали.

Они теперь стояли на берегу, и хотя до нихъ долетали голоса, они были одни. Финіасу ничего болѣе не оставалось какъ прочесть письмо, состоявшее въ слѣдующемъ:

«Послѣ того, что вы мнѣ сказали, мнѣ невозможно воротиться къ вамъ въ домъ. Я увижусь съ моимъ отцомъ у герцога Омнiума, и я уже просила его дать мнѣ пріютъ. Я желаю остаться у него, гдѣ бы онъ ни находился, въ Лондонѣ или деревнѣ. Если я измѣню мое намѣреніе и переѣду въ другое мѣсто, я непремѣнно дамъ вамъ знать, куда я ѣду и что намѣрена дѣлать. Вы кажется забыли, что я ваша жена, а я не забуду этого никогда.

«Вы меня обвинили въ томъ, что у меня есть любовникъ. Вы не можете ожидать, чтобы я продолжала жить съ вами послѣ такого обвиненія. Я не могу понять, какимъ образомъ мужчина можетъ обвинять въ этомъ свою жену. Еслибъ даже это было справедливо, вы не должны были говорить мнѣ этого въ глаза.

«Что это несправедливо, мнѣ кажется, должно быть извѣстно вамъ столько же, какъ и мнѣ. Какъ я была коротка съ мистеромъ Финномъ и какова была моя короткость съ нимъ, вы знали прежде чѣмъ я вышла sa васъ. Послѣ нашей свадьбы я поощряла его дружбу до-тѣхъ-поръ пока не примѣтила, что вамъ что-то не нравится въ ней, и узнавъ это, я перестала поощрятъ ее. Вы сказали, что онъ мой любовникъ, но вѣроятно вы не очень ясно опредѣлили себѣ значеніе этого слова. Вы считали себя оскорбленнымъ, потому что я о немъ отзывалась съ похвалой — и ревность ваша была уязвлена, потому что вы думали, будто я считаю его въ нѣкоторомъ отношеніи выше васъ. Вы никогда не думали, что онъ мой любовникъ, что онъ мнѣ говорилъ то, чего другіе не могли бы слышать; что онъ требовалъ отъ меня чего-нибудь такого, чего чужая жена не могла бы ему дать; что онъ получилъ бы что-нибудь такое, чего другъ не долженъ былъ бы получить. Это было малодушное обвиненіе.

Я поѣду къ моему отцу сегодня, а завтра прошу васъ отдать моей горничной мои собственныя вещи — то-есть платья, письменную шкатулку и книги. Она будетъ знать, что мнѣ нужно. Надѣюсь, что вы будете счастливѣе безъ жени. Я чувствовала ежедневно послѣ нашей свадьбы, что вы принадлежите къ числу такихъ людей, которые были бы гораздо счастливѣе, не имѣя жены.

«Преданная вамъ

«ЛОРА КЕННЕДИ.»

— Это по-крайней-мѣрѣ справедливо, сказала она, когда Финіасъ прочелъ письмо.

— Разумѣется, справедливо, отвѣчалъ Финiасъ: — кремѣ того, мнѣ кажется, что онъ никогда не сердился на меня я не завидовалъ тому, что мои дѣла идутъ хорошо. Это кажется нелѣпо.

— Для нѣкоторыхъ людей ничего нѣтъ нелѣпаго. Я помню, какъ вы говорили мнѣ, что онъ слабъ, жалокъ, ничтоженъ. Я помню, вы говорили мнѣ это прежде чѣмъ мнѣ пришло въ голову, что онъ можетъ сдѣлаться моимъ мужемъ. Я жалѣю, зачѣмъ я не повѣрила, когда вы говорили мнѣ это. Я не погубила бы себя. Вотъ все, что я хотѣла вамъ сказать. Послѣ того, что случилось между нами, мнѣ не хотѣлось, чтобы вы услыхали, какъ я разошлась съ мужемъ, отъ кого нибудь другого, а не отъ меня. Теперь я пойду отыскивать папа; не ходите со мною. Я предпочитаю быть одна.

Онъ остался одинъ, смотря па текущую рѣку. Что было бы съ ними обоими, еслибъ лэди Лора приняла его предложеніе три года тому назадъ, когда она согласилась соединить свою судьбу съ судьбою Кеннеди, а ему отказала? Онъ услыхалъ звуки музыки изъ дома и вспомнилъ, что онъ пріѣхалъ сюда съ единственною цѣлью видѣть Вайолетъ Эффингамъ. Онъ зналъ, что встрѣтится съ лэди Лорой, и намѣревался нарушить то молчаніе, которое она наложила на него, и опятъ простъ ее помочь ему — умолять ее ради ихъ старой дружбы сказать ему, имѣетъ ли онъ еще возможность на успѣхъ. Не въ свиданіи, которое сейчасъ произошло, ему невозможно было сказать пи слова о себѣ или о Вайолетъ. При великомъ огорченіи лэди Лоры, онъ не могъ говорить съ нею ни о чемъ другомъ, кромѣ ея собственнаго несчастья. Но тѣмъ не менѣе, когда она говорила ему о своемъ горѣ, о своемъ сожалѣній, что не послушала его, когда онъ съ презрѣніемъ говорилъ о Кеннеди, онъ все думалъ о Вайолетъ Эффингамъ. Кеннеди ошибся въ томъ, когда обвинялъ жену свою, что Финіасъ ея любовникъ. Финіасъ скоро преодолѣлъ это чувство и самъ никогда не сожалѣлъ о замужествѣ лэди Лоры.

Онъ стоялъ у воды нѣсколько минутъ, давъ лэди Лорѣ время уйти, а потомъ пошелъ къ дому. Было около девяти часовъ и хотя нѣкоторые прохаживались еще по саду, вся толпа была въ комнатахъ. Музыканты стояли на галереяхъ, такъ что музыка могла служить для танцующихъ въ саду и въ домѣ; но танцующіе нашли доски пріятнѣе луга, и праздникъ герцога на открытомъ воздухѣ сдѣлался просто баломъ, съ тѣмъ преимуществомъ, что танцующіе могли гулять по лугу въ промежуткахъ танцевъ. Финіасъ увидалъ, что Вайолетъ Эффингамъ танцуетъ съ лордомъ Фауномъ. Онъ терпѣливо выждалъ время и наконецъ нашелъ случай. «Будетъ танцовать она съ нимъ?» Она объявила, что не намѣрена болѣе танцовать, и обѣщала быть готовой ѣхать домой съ лордомъ Брентфордомъ до десяти часовъ.

— Я дала слово не оставаться послѣ десяти, сказала она смѣясь.

Тутъ она взяла его подъ руку и они вмѣстѣ вышли на террасу.

— Вы слышали? спросила она почти шепотомъ.

— Да, сказалъ онъ: — я слышалъ, слышалъ все.

— Не ужасно ли это?

— Я боюсь, что она ничего лучше не можетъ сдѣлать. Она никогда не была съ нимъ счастлива.

— Но быть обвиняемой такимъ образомъ своимъ мужемъ! сказала Вайолетъ. — Этому съ трудомъ можно вѣрить въ нынѣшнее время. А она послѣдняя изъ всѣхъ женщинъ на свѣтѣ заслуживаетъ такого обвиненія.

— Самая послѣдняя, сказалъ Финіасъ, чувствуя, что ему не легко говорить объ этомъ предметѣ.

— Не могу понять, на кого онъ намекалъ, сказала Вайолетъ.

Тутъ Финіасъ понялъ, что Вайолетъ слышала не все, но все таки ему было очень трудно говорить.

— Это результатъ необузданнаго характера, сказалъ онъ.

— Но мужчина обыкновенно не старается обезславить себя отъ того, что онъ въ бѣшенствѣ. А этотъ человѣкъ въ бѣшенству неспособенъ. Должно быть, онъ одаренъ тѣмъ мрачнымъ настроеніемъ духа, въ которомъ любовь ведетъ къ ревности. Она никогда не воротится къ нему.

— Этого нельзя сказать. Во многихъ отношеніяхъ ей было бы лучше воротиться, сказалъ Финіасъ.

— Она никогда къ нему не воротится, отвѣтила Вайолетъ: — никогда. Неужели вы посовѣтовали бы ей это?

— Какъ могу я сказать? Если спрашиваютъ совѣта, то слѣдуетъ подумать прежде чѣмъ посовѣтуешь.

— Я не воротилась бы! Какъ! — Быть обвиненной въ этомъ! Какъ мужъ и жена могутъ жить вмѣстѣ послѣ такихъ словъ? Бѣдная Лора! какой ужасный конецъ для всѣхъ ея высокихъ надеждъ! Вамъ жаль ее?

Они теперь отошли довольно далеко отъ дома, и Финіасъ не могъ не подумать, что судьба была очень милостива къ нему, давъ ему такой удобный случай. Она опиралась на его руку, они были одни и она говорила съ нимъ со всею фамильярностью прежней дружбы.

— Желалъ бы я знать, могу ли я перемѣнить предметъ разговора и спросить о васъ самихъ?

— О чемъ спросить? сказала она рѣзко.

— Я слышалъ…

— Что вы слышали?

— Только то… что вы теперь не въ такомъ положеніи, въ какомъ находились шесть мѣсяцевъ тому назадъ. Ваша свадьба была тогда назначена въ іюнѣ.

— Это было перемѣнено съ-тѣхъ-поръ, сказала она.

— Да — я знаю это. Миссъ Эффингамъ, вы не разсердитесь на меня, если я скажу, что когда я это услыхалъ, нѣчто въ родѣ надежды — нѣтъ, я не долженъ называть это надеждой — нѣчто старавшееся принять видъ надежды вернулось въ мое сердце, и съ того времени это былъ единственный предметъ, о которомъ я могъ думать.

— Лордъ Чильтернъ другъ вашъ, мистеръ Финнъ?

— Другъ, и не думаю, чтобы я когда-нибудь былъ невѣренъ моей дружбѣ къ нему.

— Онъ говоритъ, что ни одинъ человѣкъ никогда не имѣлъ болѣе вѣрнаго друга. Позвольте мнѣ сказать вамъ какъ его другу одно — что я никогда не скажу никому другому — а вамъ, я знаю, могу это сказать. Вы джентльмэнъ и моего довѣрія не нарушите.

— Я такъ думаю.

— Я знаю это, потому что вы джентльмэнъ. Я сказала лорду Чильтерну прошлой осенью, что я люблю его, и я его любила. Я никогда не скажу того же другому человѣку, то, что мы теперь находимся съ нимъ не въ прежнихъ нѣжныхъ отношеніяхъ — которыя прежде существовали — не можетъ сдѣлать никакой разницы въ этомъ отношеніи. Женщина не можетъ переносить своего сердца отъ одного къ другому. Случились такія вещи, которыя заставили меня почувствовать, что я можетъ быть ошиблась… сказавъ, что я буду его женой. Но я это сказала, и теперь не могу отдать себя другому. Вотъ лордъ Брентфордъ, пойдемте къ нему.

Лордъ Брентфордъ шелъ подъ руку съ лэди Лорой и былъ очень мраченъ, раздумывая, какимъ образомъ онъ можетъ отмстить человѣку, оскорбившему его дочь. Онъ мало обратилъ вниманія на Финіаса, но обѣ дамы простились съ Финіасомъ.

— Прощайте, лэди Лора, сказалъ Финіасъ, стоя съ шляпою въ рукѣ: — прощайте, миссъ Эффингамъ.

Онъ остался одинъ — совсѣмъ одинъ. Не лучше ли бы было для него провалиться сквозь землю или броситься въ рѣку, чтобъ разомъ покончить все? Или не лучше ли для него создать для себя спокойную рѣку жизни, далеко отъ Лондона, отъ политики, отъ лордовъ, титулованныхъ дамъ, модныхъ сквэровъ, вечеровъ, даваемыхъ герцогами, и разочарованій, свойственныхъ мелкому человѣку, старающемуся проложить себѣ дорогу между знатными людьми? Въ душѣ этого молодого человѣка часто возникала мысль, что въ его положеніи есть что-то фальшивое — что его жизнь не прочна и что онъ впослѣдствіи подвергнется той погибели, которая всегда случается раньше или позже съ предметами ложными; и теперь онъ бродилъ одинъ по саду лэди Гленкоры. Это чувство было очень сильно въ его груди и лишило его совершенно почета и славы считать себя въ числѣ гостей герцога Омаіума.

Глава LXV. Министръ въ Киллало

Финіасъ не бросился въ рѣку изъ сада герцога и былъ готовъ отправиться въ Ирландію съ Монкомъ въ концѣ первой недѣли августа. Заключеніе этой сессіи въ Лондонѣ конечно было не счастливымъ періодомъ въ его жизни. Вайолетъ говорила съ нимъ такимъ образомъ, что онъ не могъ не вѣрить ей. Она не сказала ему, помирится она съ лордомъ Чильтерномъ или нѣтъ, но она убѣдила его, что онъ не можетъ занять мѣсто лорда Чильтерна.

— Женщина не можетъ передавать своего сердца, сказала она.

Финіасу было хорошо извѣстно, что многія женщины передаютъ свои сердца, но онъ обратился къ этой женщинѣ слишкомъ скоро послѣ разрыва ея любви; онъ слишкомъ поспѣшно предложилъ ей эту передачу сердца, и наказаніемъ за это безразсудство будетъ невозможность успѣха для него. А между тѣмъ какъ онъ могъ ждать, чувствуя, что миссъ Эффингамь, если она хоть сколько-нибудь похожа на другихъ дѣвушекъ, извѣстныхъ ему, можетъ дать слово другому жениху прежде чѣмъ онъ вернется на слѣдующую весну? Но она совсѣмъ не похожа на другихъ дѣвушекъ. Онъ зналъ это теперь и раскаявался въ своей опрометчивости.

Но онъ былъ готовъ для Монка 7 августа и они отправились вмѣстѣ. Черезъ двадцать часовъ прибыли они изъ Лондона въ Киллало. Они много разговаривали дорогой. Монкъ почти рѣшился оставить министерство.

— Грустно мнѣ признаться, говорилъ онъ: — но мой старый соперникъ Тёрнбёлль правъ. Человѣкъ, начинающій политическую жизнь, какъ я началъ свою, не годится для министерства. Я готовъ думать, что министры должны также пріучаться къ своему ремеслу, какъ башмачники или свѣчники. Я сомнѣваюсь, можно ли сдѣлать хорошаго слугу для публики изъ человѣка только потому, что его слушаетъ нижняя палата.

— Стало быть, вы хотите сказать, возразилъ Финіасъ: — что мы съ начала до конца совсѣмъ ошибочно устроиваемъ все?

— Я говорю совсѣмъ не то. Взгляните на людей, которые были предводителями партій послѣ того, какъ образовался нашъ настоящій образъ правленія — съ того дня, начиная съ Уальполя, и вы увидите, что люди принесшіе дѣйствительную пользу вовсе не были публицистами.

— Неужели намъ никогда не выбраться изъ старой колеи?

— Зачѣмъ, когда эта колея хороша? Тѣ, которые были искусными министрами, какъ напримѣръ лордъ Брокъ, де-Террье, Мильдмэй, заняли правительственныя мѣста прямо со школьной скамьи. Грешэмъ вступилъ въ министерство, когда ему еще не было двадцати-восьми лѣтъ. Герцогъ Сент-Бёнгей служилъ въ министерствѣ съ двадцати-трехъ лѣтъ, и вы, къ счастью, сдѣлали то же.

— И сожалѣю объ этомъ постоянно.

— Вамъ нѣтъ никакой причины сожалѣть, какъ мнѣ. Человѣкъ, сдѣлавшійся или старавшійся сдѣлаться популярнымъ политикомъ, не годится для министерства. Насколько я вижу, мѣста въ министерствѣ предлагаются такимъ людямъ съ единственной цѣлью — подрѣзать ихъ крылья.

— И получить отъ нихъ помощь.

— Это одно и то же. Помощь отъ Тёрнбёлля значила бы уничтоженіе всякой оппозиціи со стороны его. Онъ долго не будетъ въ состояніи подать другой помощи, такъ какъ именно то обстоятельство, что онъ вступилъ въ министерство, отниметъ у него всю его власть популярнаго предводителя. Массамъ такъ же нуженъ свой министръ, какъ и королевѣ, но одинъ и тотъ же человѣкъ не можетъ быть министромъ у обоихъ. Если народный министръ перейдетъ на сторону королевы, правительство можетъ имѣть временное облегченіе, что это мѣсто на время сдѣлается вакантнымъ. Но кандидатовъ на такія мѣста довольно и они не долго остаются вакантными. Разумѣется, королева имѣетъ то преимущество, что она даетъ жалованье, а народъ не даетъ.

— Я не думаю, чтобы это имѣло на васъ вліяніе, сказалъ Финіасъ.

— Это не имѣло на меня вліянія. Васъ я могу смѣло и положительно увѣрить въ этомъ, хотя можетъ быть было бы сумасбродно увѣрять другихъ. Я пошелъ не за деньги, хотя я такъ бѣденъ, что для меня онѣ были нужнѣе чѣмъ кому-либо въ палатѣ. Я взялъ деньги съ большой нерѣшимостью, по руководствуясь тѣмъ, что мнѣ было стыдно бояться взять ихъ. Мнѣ говорили Мильдмэй и герцогъ, что заработывая эти деньги, я могу сдѣлать пользу странѣ. Я деньги бралъ, а пользу странѣ не дѣлалъ — если только польза не была отъ того, что мой голосъ въ палатѣ умолкъ. Еслибъ я думалъ это, мнѣ слѣдовало бы замолчать, но не брать за это деньги. Я сдѣлалъ ошибку, мой другъ. Такія ошибки въ мои лѣта нельзя вполнѣ поправить; но будучи убѣжденъ въ моей ошибкѣ, я долженъ употребить все возможное для поправленія ея.

Во всемъ этомъ была горечь и для Финіаса, на которую онъ не могъ не пожаловаться своему спутнику.

— Дѣло въ томъ, сказалъ онъ: — что служащій въ министерствѣ долженъ быть рабомъ, а это рабство противно.

— Въ этомъ, мнѣ кажется, вы ошибаетесь. Если вы хотите сказать, что вы не можете работать вмѣстѣ съ другими совершенно по-своему, то же можно сказать обо всѣхъ занятіяхъ. Я не вижу, чтобы вы могли пожаловаться на что-нибудь. Вы начали съ молодыхъ лѣтъ и это ваша первая каррьера. Если, говоря вамъ это, я сбилъ васъ съ пути, я буду сожалѣть о моей откровенности съ вами. Еслибъ я могъ начать сызнова, я охотно началъ бы, какъ начали вы.

Важный день былъ въ Киллало, когда Монкъ съ Финіасомъ пріѣхали къ доктору. Въ Лондонѣ, можетъ быть, епископъ внушаетъ больше страха чѣмъ министръ. Въ Киллало, гдѣ епископа можно видѣть каждый день, его очень любятъ, но весьма мало боятся, зато министръ составляетъ предметъ удивленія. Многіе въ Киллало, особенно пожилыя дамы, качали головою и выражали самыя печальныя сомнѣнія, когда молодой Финіасъ Финнъ сдѣлался членомъ парламента. И хотя постепенно должны были сознаться, что Финіасъ имѣлъ въ парламентѣ успѣхъ, а все-таки качали головою и опасались чего-то въ будущемъ — пока онъ не пріѣхалъ домой, ведя за руку министра. Тогда даже старая мистриссъ Каллаганъ въ пивоварнѣ начала превозносить счастье доктора въ томъ, что у него такой превосходный сынъ. Очень желали видѣть министра во плоти, быть съ нимъ, когда онъ ѣстъ и ньетъ, посмотрѣть на его походку и физіономію. Мистриссъ Финнъ знала, что она должна быть разборчива на свои приглашенія, но супруга пивовара говорила такъ много хорошаго о черномъ лебедѣ мистриссъ Финнъ, что била приглашена на обѣдъ съ министромъ черезъ день послѣ его пріѣзда.

Мистриссъ Флудъ съ дочерью также были приглашены. Когда Финіасъ въ послѣдній разъ былъ въ Киллало, мистриссъ Флудъ Джонсъ, какъ читатель можетъ быть вспомнитъ, оставалась съ дочерью въ Флудборо — чувствуя, что она обязана удалить свою дочь отъ опасностей безнадежной привязанности. Но повидимому она теперь передумала, или уже не опасалась — потому что и Мэри и ея мать теперь опять жили въ Киллало и Мэри бывала въ домѣ доктора такъ часто, какъ прежде.

За два дня до пріѣзда бога и полубога въ маленькій городокъ, Барбара Финнъ, гуляя съ своей пріятельницей но берегу Шэннона, разсуждала съ нею такимъ образомъ:

— Я увѣрена, что онъ не помолвленъ ни съ кѣмъ, говорила Барбара Финнъ.

— Для меня это рѣшительно все-равно, отвѣчала Мэри.

— Что вы хотите сказать, Мэри?

— То, что говорю. Пять лѣтъ тому назадъ мнѣ снился сумасбродный сонъ, а теперь я проснулась. Подумайте, какъ я состарѣлась!

— Да — вамъ двадцать-три года. Какое это имѣетъ отношеніе?

— Такое, что я сдѣлалась старше и опытнѣе. Теперь мы съ мама совершенно понимаемъ другъ друга. Она прежде сердилась на него, но теперь преодолѣла это сумасбродство. Это всегда такъ меня сердило — развѣ можно сердиться на человѣка за то… за то… знаете, объ этомъ говорить нельзя, такъ это сумасбродно. Но теперь все прошло.

— Вы хотите сказать, что вы не любите его, Мэри? Помните въ чемъ мы клялись другъ другу два года тому назадъ?

— Помню все очень хорошо, помню очень хорошо. А разумѣется я его люблю, потому что онъ вашъ брать и я знала его всю жизнь. Но если онъ женится завтра, это не сдѣлаетъ для меня никакой разницы.

Барбара Финнъ шла молча минуты двѣ прежде чѣмъ отвѣтила:

— Мэри, я не вѣрю этому.

— Очень хорошо — тогда я васъ попрошу не говорить о немъ болѣе. Мама этому вѣритъ, и этого для меня довольно.

А между тѣмъ онѣ говорили о Финіасѣ весь этотъ день и очень часто говорили о немъ впослѣдствіи, пока Мэри оставалась въ Киллало.

У доктора былъ большой обѣдъ черезъ день послѣ пріѣзда Монка. Епископа тамъ не было, хотя онъ находился въ достаточно дружескихъ отношеніяхъ съ семействомъ доктора для того, чтобы быть приглашеннымъ въ такомъ важномъ случаѣ; но его не было, потому что мистриссъ Финнъ рѣшила, что ее поведетъ въ обѣду министръ въ присутствіи всѣхъ ея друзей. Она знала, что будь тутъ епископъ, она должна бы идти подъ руку съ епископомъ. Хотя и это было бы почетно, другой почетъ былъ больше но ея вкусу. Она видѣла министра первый разъ въ жизни, и мнѣ кажется, она нѣсколько разочаровалась, увидѣвъ, что онъ такъ похожъ на другихъ пожилыхъ мужчинъ. Она надѣялась, что въ Монкѣ будетъ видно достоинство его положенія, но въ немъ не было видно ничего подобнаго.

— Какъ вы добры, сэръ, что рѣшились раздѣлить нашъ смиренный образъ жизни, сказала мистриссъ Финнъ своему гостю, когда сѣли за столъ.

А между тѣмъ она рѣшила что не будетъ говорить ничего подобнаго — что не станетъ извиняться — что будетъ держать себя, какъ будто министръ обѣдалъ у нея каждый годъ. Но когда настала минута, она не выдержала и извинилась съ униженной кротостью, а потомъ возненавидѣла себя за это.

— Я самъ живу какъ пустынникъ, сказалъ Монкъ: — и вашъ домъ кажется мнѣ роскошнымъ дворцомъ.

Тутъ онъ почувствовалъ, что выразился очень глупо, и также возненавидѣлъ себя. Ему было очень трудно говорить съ своей хозяйкой, но случайно онъ упомянулъ о своемъ молодомъ пріятелѣ Финіасѣ. Тогда языкъ ея развязался.

— Вашъ сынъ, сказалъ онъ: — ѣдетъ со мною въ Лимерикъ и въ Дублинъ. Я знаю, что очень стыдно увозить его такъ скоро изъ дома, но я не могу обойтись безъ него.

— О, мистеръ Монкъ! это такое счастье для него и такая честь для насъ, что вы такъ добры къ нему.

Тутъ мать высказала всѣ свои прошлыя опасенія и всѣ свои настоящія надежды, и созналась, какъ для нея лестно имѣть сына засѣдающаго въ парламентѣ и имѣющаго должность съ громкимъ названіемъ и большимъ жалованьемъ, и такого друга, какъ мистеръ Монкъ. Послѣ этого Монку было легче разговаривать съ нею.

— Я не знаю ни одного молодого человѣка, сказалъ онъ: — въ каррьерѣ котораго я принималъ бы такое сильное участіе.

— Онъ всегда былъ такой добрый, сказала мистриссъ Финнъ со слезами на глазахъ: — я его мать и, разумѣется, не должна бы это говорить, но это правда, мистеръ Монкъ.

Тутъ бѣдная старушка была принуждена отереть глаза носовымъ платкомъ.

Финіасъ ведъ къ обѣду мать своей преданной Мэри, мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Какъ пріятно должно быть доктору и мистриссъ Финнъ, что вы такимъ образомъ воротились къ нимъ, сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

Въ цѣлости, не съ переломанными костями? сказалъ онъ смѣясь.

— Да, не съ переломанными костями. Знаете, Финіасъ, когда мы въ первый разъ услыхали, что вы сдѣлались членомъ парламента, мы боялись, чтобы вы не переломали себѣ ребра какъ вы выражаетесь.

— Да, я знаю. Всѣ думали, что я погибну, и я больше всѣхъ.

— Но вы не погибли.

— Я еще не выбрался изъ лѣса, мистриссъ Флудъ Джонсъ. Мнѣ еще предстоитъ много погибели.

— Насколько я могла понять, вы выбрались изъ лѣса. Всѣ ваши здѣшніе друзья теперь желаютъ только, чтобъ вы женились на какой-нибудь милой англичанкѣ съ деньгами, если возможно. До насъ, знаете, дошли слухи.

— Слухи всегда лгутъ, сказалъ Финіасъ.

— Иногда, разумѣется, лгутъ, и я не стану дѣлать нескромныхъ вопросовъ. Но мы всѣ надѣемся, что это будетъ. Мэри говорила намедни, что когда вы женитесь, мы всѣ успокоимся за васъ. Вы знаете, что мы всѣ принимаемъ сильное участіе въ вашемъ благосостояніи. Не каждый день уроженецъ графства Клэръ достигаетъ того, чего достигли вы, и слѣдовательно мы обязаны думать о васъ.

Такимъ образомъ мистриссъ Флудъ Джонсъ дала Финіасу знать, что она простила ему легкомысліе его юности — хотя въ этомъ легкомысліи было нѣкоторое вѣроломство относительно ея дочери — и показала ему также, что каковы бы ни были прежде чувства Мэри, они теперь не тревожили ее.

— Разумѣется, вы женитесь? сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Не думаю, отвѣчалъ Финіасъ, который, можетъ быть, заглядывалъ въ душу этой дамы далѣе, чѣмъ она желала.

— О, женитесь! продолжала она: — всякій долженъ жениться такъ скоро, какъ только можетъ, особенно человѣкъ въ вашемъ положенія.

Когда дамы сошлись въ гостиной послѣ обѣда, онѣ не могли не разсуждать о Монкѣ. Тутъ были мистриссъ Каллаганъ и старая лэди Блудъ изъ Блудстона, которая ни съ кѣмъ не согласилась бы обѣдать въ Киллало, кромѣ епископа, но нашла невозможнымъ отказаться отъ обѣда съ министромъ — и мистриссъ Стэкпуль, дальняя родственница Финновъ, ненавидѣвшая лэди Блудъ настоящею провинціальною ненавистью.

— Я ничего не вижу въ немъ особеннаго, сказала лэди Блудѣ

— А я нахожу, что онъ очень милъ, замѣтила мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Такой молчаливый и такъ похожъ на другихъ, сказала мистриссъ Каллаганъ, имѣя намѣреніе сказать этимъ большую похвалу министру.

— Дѣйствительно очень похожъ, сказала лэди Блудъ.

— Чего же вы ожидали? спросила мистриссъ Стэкпуль. — Мужчины и женщины въ Лондонѣ ходятъ на двухъ ногахъ, точно такъ какъ и въ Эннисѣ.

Лэди Блудъ родилась и воспитывалась въ Эннисѣ, между тѣмъ какъ мистриссъ Стэкпуль была изъ Лимерпка, города болѣе значительнаго, и слѣдовательно въ этомъ намекѣ была сатира, которую лэди Блудъ совершенно поняла.

— Любезная мистриссъ Стэкпуль, я знаю такъ же хорошо какъ и вы, какъ люди ходятъ въ Лондонѣ.

Лэди Блудъ провела три мѣсяца въ Лондонѣ при жизни сэр-Патрика, между тѣмъ какъ мистриссъ Стэкпуль была въ столицѣ только два дня.

— О, конечно! сказала мистриссъ Стэкпуль: — по я никогда не могла понять; Чего ожидаютъ люди. Вѣрно мистеру Монку слѣдовало пріѣхать to звѣздою на груди, чтобъ угодить лэди Блудъ.

— Милая мистриссъ Стэкпуль, у министровъ звѣздъ нѣтъ, возразила лэди Блудъ.

— Я я не говорю, что онѣ у нихъ есть, сказала мистриссъ Стэкпуль.

— Съ нимъ такъ мило и пріятно разговаривать! сказала мистриссъ Финнъ, — Говорите что хотите, но люди стоящіе высоко часто важничаютъ. А я должна сказать, что другъ моего сына не важничаетъ вовсе.

— Ни капельки, сказала мистриссъ Каллаганъ.

— Совсѣмъ наоборотъ, замѣтила мистриссъ Стэкпуль.

— Навѣрно онъ человѣкъ удивительный, сказала лэди Блудъ: — я только говорю, что не слыхала отъ него ничего удивительнаго; а если въ Эннисѣ люди ходятъ на двухъ ногахъ, то въ Лимерикѣ я видѣла ословъ, которые ходятъ точно такъ же.

Всѣмъ было хорошо извѣстно, что два сына мистриссъ Стэкпуль жили въ Лимерикѣ и ни одинъ изъ нихъ не выдумалъ бы пороха. Послѣ этого о Монкѣ перестали говорить, такъ какъ потребовалось все добродушіе мистриссъ Финнъ, весь тактъ мистриссъ Флудъ Джонсъ и вся энергія мистриссъ Каллаганъ, чтобы не допустить междоусобную войну между мистриссъ Стэкпуль и лэди Блудъ.

Глава LXVI. Побѣдительница

Программа Монка позволяла ему остаться недѣлю въ Киллало, оттуда онъ долженъ былъ ѣхать въ Лимерикъ, а изъ Лимерика въ Дублинъ, для того, чтобы въ обоихъ этихъ городахъ онъ могъ на публичномъ обѣдѣ сказать рѣчь о нравахъ арендаторовъ. Предвидя, что Финіасъ можетъ компрометировать себя, присутствуя на этихъ митингахъ, Монкъ совѣтовалъ ему остался въ Киллало. Но Финіасъ не согласился подчинить себя такому осторожному воздержанію. Монкъ пріѣхалъ въ Ирландію какъ его другъ и онъ хотѣлъ сопровождать его въ поѣздкахъ.

— Вѣроятно, меня не станутъ просить говорить, сказалъ Финіасъ: — а если станутъ, я могу сказать только нѣсколько словъ. И что же за бѣда если я скажу?

— Вамъ можетъ повредить это въ Лондонѣ.

— Я долженъ рискнуть. Я не хочу связать себя навсегда ради должности помощника секретаря колоній.

Монкъ много и безпрестанно говорилъ ему объ этомъ, но несмотря на все, что говорилъ Монкъ, Финіасъ поѣхалъ и въ Лимерикъ и въ Дублинъ.

Послѣ пріѣзда въ Киллало онъ ни минуты не былъ одинъ съ Мэри Флудъ Джонсъ до кануна его отъѣзда съ Монкомъ. Она успѣшно уклонялась отъ него, хотя постоянно была съ нимъ вмѣстѣ, и начинала гордиться своей твердостью. Но эта гордость была не радостна. Разумѣется, она не будетъ болѣе любить его — особенно потому, что онъ ее, очевидно, не любитъ. Но именно то обстоятельство, что она держалась дальше отъ него, заставляло ее сознаваться, что ея положеніе было очень несчастное. Она объявила матери, что конечно она можетъ безопасно ѣхать въ Киллало — что было бы гораздо лучше для нея встрѣтиться съ нимъ какъ съ старымъ другомъ, что необходимость запереться отъ него истинно огорчала ее. Мать привезла ее въ Киллало и она встрѣтилась съ нимъ, — но ея мнимая безопасность оставила ее и она увидала себя очень несчастной, надѣясь неизвѣстно на что, все мечтая о какой-то возможности, чувствуя каждую минуту во время его присутствія, что она должна вести себя особеннымъ образомъ. Она не могла просить мать увезти ее назадъ въ Флудборо, но сознавала, что она очень несчастна въ Киллало.

Финіасъ чувствовалъ, что его старый другъ Мэри очень холодна къ нему. Онъ находился въ такомъ расположеніи по милости Вайолетъ Эффингамъ, которое особенно требуетъ утѣшенія. Онъ зналъ теперь, что для него кончилась всякая надежда. Вайолетъ Эффингамъ никогда не могла быть его женою. Даже еслибъ она не вышла за лорда Чильтерна еще пять лѣтъ, она въ эти пять лѣтъ не выйдетъ за другого. Таково было убѣжденіе нашего героя, и страдая отъ этого убѣжденія, онъ нуждался въ женскомъ сочувствіи. Еслибъ Мэри узнала все это и захотѣла играть такую роль, я думаю, что Финіасъ былъ бы у ея ногъ черезъ недѣлю по пріѣздѣ. Но она держалась отъ него поодаль и ничего не слыхала о его горестяхъ.

Вечеромъ наканунѣ отъѣзда съ Монкомъ въ Лимерикъ Финіасу удалось остаться съ Мэри одному на нѣсколько минутъ. Вѣроятно, въ этомъ помогала Барбара, и можетъ быть она оказалась виновна въ нѣкоторомъ вѣроломствѣ — сестры въ подобныхъ случаяхъ поступаютъ вѣроломно съ своими пріятельницами; но я увѣренъ, что сама Мэри была совершенно невинна въ этомъ отношеніи.

— Мэри, вдругъ сказалъ ей Финіасъ: — мнѣ кажется, вы съ умысломъ избѣгали меня съ-тѣхъ-поръ, какъ я воротился домой.

Она улыбнулась, покраснѣла и не сказала ничего.

— Была на это какая-нибудь причина, Мэри?

— Никакой, отвѣчала она.

— Мы были прежде большими друзьями.

— Это было до того, какъ вы сдѣлались важнымъ человѣкомъ, Финіасъ. Теперь, конечно, должна быть разница. Вы знаете теперь такое множество лицъ, и лицъ разнаго сорта, что разумѣется я остаюсь на заднемъ планѣ.

— Когда вы говорите такимъ образомъ, Мэри, мнѣ кажется, что вы насмѣхаетесь надо мною.

— Право нѣтъ.

— Нѣтъ ни одного лица въ цѣломъ свѣтѣ, сказалъ Финіасъ послѣ нѣкотораго молчанія: — чья дружба была бы для меня важнѣе вашей. Я такъ часто думаю объ этой дружбѣ, Мэри! Скажите, что когда я ворочусь, все будетъ между нами по прежнему.

Онъ протянулъ руку, она не могла не подать ему своей.

— Разумѣется, люди говорятъ вздоръ, продолжалъ Финіасъ: — этому помѣшать нельзя, но я не хочу слышать этотъ вздоръ отъ васъ.

— Я говорю вовсе не вздоръ, Финіасъ.

Тутъ кто-то къ нимъ подошелъ и разговоръ прекратился, но звукъ голоса Финіаса оставался въ ушахъ Мэри и она не могла не помнить его словъ, что ея дружба дороже для него чѣмъ чья бы то ни было на свѣтѣ.

Финіасъ поѣхалъ съ Монкомъ сначала въ Лимерикъ, а потомъ въ Дублинъ, и въ обоихъ этихъ мѣстахъ на него смотрѣли какъ на второстепеннаго героя. Въ обоихъ этихъ мѣстахъ только и разсуждали объ арендаторскихъ нравахъ — нельзя ли сдѣлать что-нибудь для того, чтобъ людямъ съ капиталомъ было выгодно положить ихъ капиталъ па землю въ Ирландіи? Плодородіе почвы не оспаривалъ никто, такъ же какъ и удобство внѣшнихъ обстоятельствъ, какъ напримѣръ желѣзныхъ дорогъ и тому подобное, и достаточное количество труда и даже обезпеченіе для богатствъ, которыя будутъ пріобрѣтены. Единственное затрудненіе состояло въ томъ, что люди, которые будутъ извлекать это богатство, не имѣли обезпеченія въ томъ, что оно будетъ принадлежать имъ. Въ Англіи и вездѣ такое обезпеченіе существуетъ. Нельзя ли ввести его въ Ирландію? Этимъ вопросомъ занимался Монкъ и въ разныхъ рѣчахъ, которыя онъ говорилъ передъ обѣдомъ и послѣ обѣда, на которые его приглашали, онъ обѣщалъ заняться этимъ вопросомъ при открытіи парламента. Разумѣется, и Финіасъ также говорилъ. Невозможно, чтобы онъ молчалъ, когда его другъ изливалъ свое краснорѣчіе. Разумѣется, онъ говорилъ и разумѣется далъ также слово. Пріятно ему было стоять па платформѣ передъ внимательною толпою и дать полную волю своимъ словамъ. Послѣднее время онъ такъ былъ занятъ своею должностью, что давно не имѣлъ этого удовольствія въ нижней палатѣ. Онъ завидовалъ людямъ, которые, поддерживая министерство въ главныхъ вопросахъ, могли встать съ своего мѣста въ нижней палатѣ и говорить что хотѣли. Робсонъ, напримѣръ, буквально говорилъ то, что приходило ему въ голову, а то, что приходило ему въ голову, часто было очень зло, часто не согласовалось съ серьезнымъ назначеніемъ нижней палаты, но его слушали съ удовольствіемъ. Но Робсонъ взялъ за женою деньги. О! зачѣмъ — зачѣмъ Вайолетъ Эффингамъ не была благосклоннѣе къ нему? Можетъ быть, и теперь онъ можетъ еще найти невѣсту съ деньгами? Но онъ не женится на ней, если не будетъ ее любить.

Результатомъ митинговъ въ Дублинѣ было то, что онъ положительно далъ слово поддерживать въ слѣдующую сессію парламента билль объ арендаторскихъ нравахъ.

— Мнѣ жаль, что вы зашли такъ далеко, сказалъ ему Монкъ тотчасъ послѣ этого митинга.

Они стояли на Кингстоунской пристани и Монкъ приготовлялся воротиться въ Англію.

— Почему же мнѣ не зайти такъ далеко какъ вамъ?

— Потому что я думалъ объ этомъ, а вы, мнѣ кажется, не думали. Я готовъ завтра же отказаться отъ моего мѣста, и какъ только увижу мистера Грешэма, объясню ему это.

— Онъ не приметъ вашей отставки.

— Онъ долженъ принять, если не дастъ инструкціи ирландскому министру предъявить такой билль, какой я могу поддержать.

— Я могу сдѣлать то же самое.

— Но вы не должны этого дѣлать. Я совѣтую вамъ ничего не говорить объ этомъ, пока вы не вернетесь въ Лондонъ, а дотомъ поговорите съ лордомъ Кэнтрипомъ. Скажите ему, что вы ничего не будете говорить объ этомъ въ палатѣ, но что въ случаѣ, если будетъ разногласіе, вы надѣетесь, что вамъ позволятъ подавать голосъ какъ объ открытомъ вопросѣ. Можетъ быть, я получу согласіе Грешэма и тогда все будетъ хорошо. Если не получу и если отъ васъ будутъ требовать, вы также должны подать въ отставку.

— Разумѣется, я подамъ, сказалъ Финіасъ.

— Но я этого отъ нихъ не ожидаю. Вы были слишкомъ полезны, а они пожелаютъ избѣгнуть той слабости, которая овладѣваетъ министерствомъ, когда оно перемѣняетъ свою упряжь. Прощайте, милый другъ, и помните, что мой послѣдній совѣтъ вамъ — оставаться на своемъ мѣстѣ. Я совершенно убѣжденъ, что вы созданы для этой каррьеры. Я началъ не довольно рано.

Финіасъ былъ нѣсколько грустенъ, когда возвращался одинъ въ Киллало. Хорошо было Монку говорить ему, чтобы онъ оставался на своемъ мѣстѣ; онъ самъ зналъ лучше всѣхъ, какъ необходимо для него это мѣсто; но бываютъ обстоятельства, когда человѣкъ не можетъ остаться на своемъ мѣстѣ. Финіасъ зналъ, что куда бы Монкъ ни направился въ эту сессію, онъ долженъ слѣдовать за нимъ. Онъ надѣялся, что когда Монкъ объяснитъ свою цѣль первому министру, то первый министръ сочтетъ себя вынужденнымъ уступить. Въ такомъ случаѣ Финіасъ не только будетъ въ состояніи остаться на своемъ мѣстѣ, но будетъ имѣть случай сказать такую рѣчь въ парламентѣ, какого еще обстоятельства не давали ему. Воротившись домой, онъ ничего не сказалъ отцу и никому въ Киллало объ опасностяхъ своего положенія. Что за польза огорчить мать и сестеръ или получать безполезные совѣты отъ отца? Они находили рѣчь его въ Дублинѣ прекрасной и не могли наговориться о томъ, что Монкъ и Финіасъ будутъ дѣлать, но имъ не приходило въ голову, что если Монкъ и Финіасъ вздумаютъ поступить по-своему, они должны будутъ отказаться отъ мѣстъ, которыя занимаютъ въ министерствѣ.

Былъ сентябрь, когда Финіасъ воротился въ Киллало, а онъ долженъ былъ вернуться къ своей должности въ Лондонъ въ ноябрѣ. Мэри еще жила съ матерью въ Киллало и все держалась поодаль отъ человѣка, котораго она любила.

Однажды онъ началъ говорить ей о себѣ и о своемъ положеніи гораздо откровеннѣе, чѣмъ говорилъ съ своей семьей. Онъ началъ тѣмъ, что напомнилъ ей разговоръ, который они имѣли до отъѣзда его съ Монкомъ, и что она обѣщала ему воротиться къ своимъ прежнимъ дружескимъ отношеніямъ съ нимъ.

— Нѣтъ, Финіасъ, я не обѣщала, отвѣчала она.

— Такъ мы не будемъ друзьями?

— Я только сказала, что не давала обѣщанія. Разумѣется, мы друзья. Мы всегда были друзьями.

— Что вы сказали бы, еслибъ услыхали, что я отказался отъ моей должности и отъ моего мѣста въ парламентѣ?

Разумѣется, она выразила свое удивленіе, почти свой ужасъ при подобной мысли, и тогда Финіасъ разсказалъ ей все. Разсказывать было долго, потому что ему необходимо было объяснить ей систему, которая сдѣлала невозможнымъ для него, какъ члена министерства, имѣть свое собственное мнѣніе.

— И вы лишитесь вашего жалованья? спросила Мэри.

— Конечно, лишусь.

— Не будетъ ли это ужасно?

Онъ засмѣялся, сознаваясь, что это дѣйствительно будетъ ужасно.

— Ужасно, Мэри, не имѣть ничего ни ѣсть, ни пить. Но что же человѣкъ долженъ дѣлать? Развѣ вы посовѣтуете мнѣ назвать черное бѣлымъ?

— Я увѣрена, что вы никогда этого не сдѣлаете.

— Видите, Мэри, очень пріятно называться громкимъ именемъ и получать жалованье, очень пріятно внушать зависть друзьямъ и врагамъ, но есть и неудобства. Особенно одно.

Онъ остановился прежде чѣмъ сталъ продолжать.

— Какое же это особенное неудобство, Финіасъ?

— Человѣкъ не можетъ поступать какъ хочетъ. Можетъ ли человѣкъ жениться въ такихъ обстоятельствахъ, въ какихъ нахожусь я?

Она колебалась съ минуту, а потомъ отвѣчала:

— Человѣкъ можетъ быть счастливъ и не женившись, я полагаю.

Онъ не сказалъ ничего, а она сдѣлала слабое усиліе, чтобъ ускользнуть отъ него. Но онъ сдѣлалъ ей вопросъ, остановившій ее.

— Желалъ бы я знать, будете ли вы слушать меня, если я разскажу вамъ одну исторію?

Разумѣется, она согласилась слушать, и разсказанная исторія была любовь его къ Вайолетъ Эффингамъ.

— И она имѣетъ состояніе? спросила Мэри.

— Да — она богата. У нея большое состояніе.

— Когда такъ, мистеръ Финнъ, вы должны сыскать другую невѣсту, такую же богатую.

— Мэри, это неправда — это зло. Вы этого не думаете.

Скажите, что вы этого не думаете. Вы не думаете, что я любилъ миссъ Эффингамъ за то, что она богата.

— Но бы сказали мнѣ, что не можете любить дѣвушку небогатую.

— Я по говорилъ ничего подобнаго. Любовь чувство невольное. Оно часто идетъ не рядомъ съ благоразуміемъ. Я разсказалъ вамъ мою исторію съ Вайолетъ Эффингамъ. Я любилъ ее очень нѣжно.

— Вы любили ее, мистеръ Финнъ?

— Да, я ее любилъ. Развѣ есть какое-нибудь непостоянство, когда перестанешь любить ту, которая насъ не любитъ? Развѣ есть непостоянство перемѣнить свою любовь и полюбить опять?

— Я не знаю, сказала Мэри, для которой это становилось такъ затруднительно, что она не была въ состояніи отвѣчать словами, которыя имѣли какое-либо значеніе.

— Если такъ, милая Мэри, я непостояненъ.

Онъ замолчалъ; она. разумѣется, не могла сказать пи слова.

— Я перемѣнилъ предметъ моей любви. Но я не могъ говорить о новой страсти, пока не разсказалъ исторію того, что прошло. Теперь вы слышали все, Мэри. Можете вы полюбить меня послѣ этого?

Наконецъ случилось то, чего она желала всегда. Случилось, несмотря на ея благоразуміе. Когда она выслушала его до конца, она нисколько не сердилась на него — нисколько не огорчилась — за то, что она чуть-было не лишилась его отъ любви его къ миссъ Эффингамъ. Для женщинъ такіе эпизоды въ жизни ихъ обожателей доставляютъ почти удовольствіе, между тѣмъ какъ каждый мужчина желаетъ слышать, какъ его возлюбленная поклянется, что до появленія его на сцену сердце ея было свободно. Мэри даже понравился разсказъ Финіаса, особенно послѣдняя катастрофа. Но все-таки она не приготовила отвѣта.

— Вы не можете отвѣчать мнѣ, Мэри? сказалъ Финіасъ, смотря ей въ глаза.

Я боюсь, что онъ не сомнѣвался въ томъ, каковъ будетъ ея отвѣтъ.

— Вы должны сказать мнѣ что-нибудь, Мэри.

Усиливаясь заговорить, она примѣтила, что она нѣма. Она не плакала, но истерическія рыданія сжимали ей горло. Она была счастлива, но не знала, какъ сказать ему это. А между тѣмъ ей хотѣтось сказать, чтобъ онъ могъ знать, какъ она благодарна ему за его доброту. Онъ все сидѣлъ и смотрѣлъ на нее, и наконецъ взялъ ее за руку.

— Мэри, сказалъ онъ: — вы будете моею женой?

Когда прошло полчаса, они все еще сидѣли вмѣстѣ и теперь она нашла употребленіе языка.

— Поступите какъ хотите, сказала она: — мнѣ все-равно, что пи сдѣлали бы вы. Если вы придете ко мнѣ и скажете, что у васъ пѣтъ дохода, для меня это не составитъ разницы. Хотя любить васъ и быть любимой вами составляетъ для меня всю разницу между счастьемъ и несчастьемъ — я скорѣе откажусь отъ васъ, чѣмъ буду вамъ въ тягость.

Тутъ онъ обнялъ и поцѣловалъ ее.

— О, Финіасъ! сказала она: — я такъ васъ люблю!

— Моя Мэри!

— Да, я ваша. Теперь и вы мой?

— Вашъ.

— О, какое счастье одержать побѣду наконецъ!

— Что это вы дѣлаете здѣсь вдвоемъ цѣлыхъ два часа? сказала Барбара, вбѣгая въ комнату.

— Что мы дѣлаемъ? спросилъ Финіасъ.

— Да — чтб вы дѣлаете?

— Ничего особеннаго, сказала Мэри.

— Ничего особеннаго, сказалъ Финіасъ: — только мы дали слово другъ другу. Это вѣдь пустяки, Мэри?

— О, Барбара! сказала счастливая дѣвушка, бросившись на шею своей пріятельницы: — я думаю, что счастливѣе меня нѣтъ никого на свѣтѣ!

Глава LXVII. Утѣшители

Прежде чѣмъ Финіасъ воротился въ Лондонъ, его помолвка съ Мэри Флудъ Джонсъ сдѣлалась извѣстна всему семейству и мистриссъ Флудъ Джонсъ, и всему Киллало. Другая его тайна, относившаяся къ тому, что онъ можетъ быть будетъ принужденъ оставить свою должность, была извѣстна только одной Мэри. Онъ думалъ, что сдѣлалъ все, чего требовала отъ него честь, сказавъ ей о своемъ положеніи прежде чѣмъ сдѣлалъ ей предложеніе — такъ чтобы она могла отказать ему, если захочетъ. А между тѣмъ онъ зналъ очень хорошо, что такого благоразумія съ ея стороны нельзя было ожидать. Если она любитъ его, она разумѣется скажетъ это, если онъ спроситъ ее.

— Можетъ быть, будетъ замедленіе, Мэри, сказалъ онъ, уходя: — даже должно быть замедленіе, если я буду принужденъ выйти въ отставку.

— Для меня замедленіе ничего не значитъ, если вы останетесь мнѣ вѣрны, сказала она.

— Вы сомнѣваетесь въ моей вѣрности, моя дорогая?

— Нисколько. Я поклянусь, что это самая надежная вещь въ цѣломъ свѣтѣ.

— Вы можете, моя дорогая. А если это случится, я долженъ буду заработывать для васъ доходъ моей старой профессіей, прежде чѣмъ женюсь на васъ. Имѣя передъ собою такую цѣль, я знаю, что буду заработывать доходъ.

Такимъ образомъ они разстались. Хотя Мэри, разумѣется, предпочитала, чтобы ея будущій мужъ остался при своей должности, чтобы онъ былъ членомъ парламента я помощникомъ государственнаго секретаря, но не допускала въ свою дулу ни малѣйшаго сомнѣнія, чтобы не разстроить своего счастья, а Финіасъ, хотя онъ сомнѣвался, благоразумно ли поступилъ онъ, тѣмъ не менѣе рѣшился оставаться постояннымъ. Онъ откажется отъ своей должности, отъ мѣста въ парламентѣ и немедленно примется за адвокатуру, если увидитъ, что его независимость потребуетъ этого, и что ни случилось бы, онъ останется вѣренъ Мэри Флудъ Джонсъ.

Въ половинѣ декабря увидѣлся онъ съ лордомъ Кэнтрипомъ.

— Да, да, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, когда помощникъ секретаря началъ разсказывать ему свою исторію: — я все видѣлъ и жалѣлъ, зачѣмъ меня не было возлѣ васъ.

— Еслибъ вы знали страну такъ, какъ я ее знаю, вы желали бы этого точно такъ же, какъ и я.

— Стало быть, мнѣ остается только сказать, что я очень радъ, что не знаю эту страну такъ, какъ вы. Видите; Финнъ, если человѣкъ желаетъ сдѣлаться полезенъ, онъ долженъ заниматься однимъ какимъ-нибудь дѣломъ. Очень жаль, что вы этого не сдѣлали.

— Стало быть вы думаете, что я долженъ подать въ отставку?

— Я ничего объ этомъ не говорю. Если вы желаете, я разумѣется поговорю съ Грешэмомъ. Монкъ, кажется, уже подалъ въ отставку.

— Онъ писалъ ко мнѣ объ этомъ, сказалъ Финіасъ.

— Я всегда его боялся за васъ, Финіасъ. Мистеръ Монкъ человѣкъ талантливый и самый честный во всей палатѣ, но я всегда думалъ, что онъ опасный другъ для васъ. Однако мы увидимъ. Я поговорю съ Грешэмомъ послѣ Рождества. Торопиться некчему.

Когда парламентъ открылся, первый интересный предметъ составляла отставка Монка изъ министерства. Онъ тотчасъ занялъ мѣсто прямо напротивъ Тёрнбёлля и тутъ представилъ свое объясненіе. Кто-то сдѣлалъ вопросъ, правда ли, что одинъ высокородный джентльмэнъ вышелъ изъ министерства. Тогда Грешэмъ отвѣчалъ, что къ его величайшему сожалѣнію его благородный другъ вышелъ въ отставку, и потомъ объяснилъ, что эта отставка по его мнѣнію была совершенно безполезна. Тогда Монкъ объяснилъ, что онъ видѣлъ себя принужденнымъ подать голосъ за немедленную мѣру объ обезпеченіи ирландскаго фермера, а такъ какъ онъ не могъ этого сдѣлать какъ членъ министерства, то принужденъ отказаться отъ этого почетнаго положенія. Онъ сказалъ также о томъ сомнѣніи, которое тяготило его душу, о неудобствѣ человѣка въ его лѣта подчиняться министерскимъ кандаламъ. Это вызвало Тёрнбёлля, который сказалъ, что онъ теперь искренно согласенъ съ своимъ старымъ другомъ и съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ привѣтствуетъ его возвращеніе къ независимымъ скамьямъ. Такимъ образомъ пренія шли очень живо. Ничего не было сказано такого, что заставило бы Финіаса встать и объявить свое мнѣніе, но онъ примѣтилъ, что скоро наступитъ время, когда онъ долженъ будетъ это сдѣлать. Грешэмъ, хотя старался говорить кротко, очевидно сердился на Монка, и сдѣлалось ясно, что самъ Монкъ представитъ билль, который Грешэмъ рѣшился опровергнуть. Если это случится, Финіасъ чувствовалъ, что его судьба будетъ рѣшена. Когда онъ опять заговорилъ съ лордомъ Кэнтрипомъ объ этомъ, тотъ пожалъ плечами и покачалъ головою.

— Я только могу посовѣтовать вамъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — забыть все, что происходило въ Ирландіи; если вы это сдѣлаете, никто другой объ этомъ не вспомнитъ.

«Какъ будто возможно забыть подобныя вещи! писалъ Финіасъ Мэри въ этотъ вечеръ. «Разумѣется, я теперь не останусь. Еслибъ не вы, я бы вовсе не сожалѣлъ объ этомъ.»

Онъ часто бывалъ у мадамъ Гёслеръ зимою и такъ часто разсуждалъ съ нею о своемъ оффиціальномъ положеніи, что она объявила, что наконецъ понимаетъ таинства англійскаго министерства.

— Я думаю, что вы совершенно правы, другъ мой, сказала она: — совершенно правы. Какъ — вы должны засѣдать въ парламентѣ для того, чтобы называть бѣлое чернымъ! Это не можетъ быть добросовѣстно!

Потомъ, когда онъ сказалъ, что онъ долженъ будетъ выйти изъ парламента, она предложила дать ому взаймы деньги.

— Зачѣмъ вы не обращаетесь со мною какъ съ другомъ? сказала она.

Когда онъ указалъ ей, что онъ никогда не будетъ въ состояніи заплатить ей эти деньги, она топнула ногой и сказала, что ему лучше уйти и оставить ее.

— У васъ высокія правила, сказала она: — но правша недостаточно высокія для того, чтобы понять, что это можно сдѣлать между вами и мною безъ всякаго безчестія для насъ обоихъ.

Тутъ Финіасъ увѣрилъ ее сo слезами на глазахъ, что это не можетъ не быть безславно для Него. Но онъ не сказалъ этому новому другу ни слова о своей помолвкѣ съ своей милой ирландской Мэри. Онъ говорилъ себѣ, что его ирландская жизнь была совершенно отдѣльна отъ его англійской жизни. Онъ ни слова не говорилъ о Мэри Флудъ Джонсъ никому изъ тѣхъ, съ кѣмъ онъ жилъ въ Лондонѣ. Для чего было говорить ему, когда онъ чувствовалъ, что онъ скоро исчезнетъ изъ ихъ среды? О миссъ Эффингамъ онъ много говорилъ мадамъ Гёслеръ. Она спросила его, отказался ли онъ отъ всякой надежды.

— Стало-быть это дѣло кончено? сказала она.

— Да, теперь все кончено.

— И она выходитъ за этого рыжаго и запальчиваго лорда?

— Богъ знаетъ. Я думаю, что она выйдетъ. Но она именно такая дѣвушка, которая никогда не выйдетъ замужъ, если заберетъ себѣ въ голову, что человѣкъ, который ей нравится, почему-нибудь не годится для нея.

— Она любитъ этого лорда?

— О, да! въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія.

Финіасъ сознавался въ этомъ безъ большой внутренней тоски.

Когда онъ былъ въ Лондонѣ послѣдній разъ, онъ не могъ говорить о Вайолетъ и лордѣ Чильтернѣ, не обнаруживъ, что онъ почти не въ состояніи перенести своего огорченія. Въ этo время онъ получалъ совѣты отъ двухъ друзей: отъ Лоренса Фицджибона и Баррингтона Ирля. Лоренсъ всегда былъ вѣренъ ему нѣкоторымъ образомъ и не сердился на него за то, что онъ занялъ мѣсто въ колоніальномъ департаментѣ.

— Финіасъ, мой милый, сказалъ онъ: — если все это правда, вы все-таки не пропадете.

— Какимъ образомъ?

— У мадамъ Максъ много денегъ.

— Я никогда въ этомъ не сомнѣвался, отвѣчалъ Финіасъ.

— И я увѣренъ, что она возьметъ васъ съ перваго слова. По-крайней-мѣрѣ, попробуйте, Финни, мой милый. Вотъ мой совѣтъ.

Финіасъ на столько соглашался съ своимъ другомъ Лоренсомъ, что считалъ возможнымъ, что мадамъ Гёслеръ приметъ его руку, если онъ сдѣлаетъ ей предложеніе. Онъ зналъ, разумѣется, что этотъ способъ выпутаться изъ затрудненій былъ для него закрытъ, но онъ не могъ объяснить этого Лоренсу Фицджибону.

— Съ сожалѣніемъ услыхалъ, что вы берете сторону дурного дѣла, сказалъ ему Баррингтонъ Ирль: — а хуже всего то, что вы пожертвуете собою и не сдѣлаете никакой пользы дѣлу.

— Но что же долженъ дѣлать человѣкъ, Баррингтонъ? Онъ не можетъ идти противъ своихъ убѣжденій.

— Убѣжденій! Я ничего такъ не боюсь въ молодомъ членѣ парламента какъ убѣжденій. Тамъ столько скалъ, противъ которыхъ разбиваются люди. Одинъ человѣкъ не можетъ сдержать своего характера, другой не можетъ сдержать своего языка, третій не можетъ сказать слова, пока онъ не будетъ приготовляться половину сессіи, четвертый много думаетъ о себѣ и желаетъ больше, чѣмъ можетъ получить. Пятый лѣнивъ и не находится тамъ, гдѣ его нужно. Шестой вѣчно мѣшаетъ. Седьмой лжетъ, такъ что вы не можете никогда положиться на него. Я со всѣми имѣлъ дѣло, но человѣкъ съ убѣжденіемъ хуже всѣхъ.

— Я не вижу, какъ же не имѣть убѣжденія въ политикѣ, сказалъ Финіасъ.

— Почему же вы не можете присвоивать ихъ себѣ постепенно, какъ это дѣлали мы, которые старше васъ? Для всякаго человѣка, когда онъ начинаетъ, довольно знать, что онъ либералъ. Онъ понимаетъ, какой сторонѣ палаты онъ долженъ подавать голосъ и кто будетъ предводительствовать имъ. Какое же значеніе имѣетъ предводитель партіи, если не это? Неужели вы думаете, что вы съ мистеромъ Монкомъ вдвоемъ можете составить министерство?

— Что ни думалъ бы я, я увѣренъ, что онъ этого не думаетъ.

— Я въ этомъ не увѣренъ. Послушайте, Финіасъ, мнѣ все равно, что Монкъ вышелъ въ отставку. Я всегда думалъ, что Мильдмэй и герцогъ сдѣлали ошибку, прося его присоединиться къ министерству. Но вы-то не губите себя изъ-за Монка. Сказать вамъ по правдѣ, Грешэмъ говорилъ уже мнѣ объ этомъ. Онъ очень желаетъ, чтобы вы остались; но разумѣется, вы не можете остаться и подавать голосъ противъ насъ.

— Разумѣется, не могу.

— Я смотрю на васъ какъ бы на свое дитя. Я старался выдвинуть другихъ, въ которыхъ какъ будто было что-то, но мнѣ никогда не удавалось такъ, какъ съ вами; честное слово, во всю жизнь мнѣ не удавалось встрѣтиться съ такимъ счастливымъ человѣкомъ, какъ вы.

— И я всегда буду помнить, какъ я началъ, Баррингтонъ, сказалъ Финіасъ, который очень былъ разстроганъ энергіей и заботливостью своего друга.

— Но ради Бога не испортите всего такимъ безумнымъ упрямствомъ. Хотятъ что-то сдѣлать въ слѣдующую сессію. Моррисонъ берется за это.

Сэр-Уальтеръ Моррисонъ былъ въ это время ирландскимъ министромъ.

— Но, разумѣется, мы не можемъ позволить такому человѣку, какъ Монкъ, взять это дѣло въ свои руки и именно когда онъ захочетъ; я называю это вѣроломствомъ.

— Монкъ не вѣроломенъ, Баррингтонъ.

— Всякій имѣетъ свое мнѣніе объ этомъ. Вообще думаютъ, что когда человѣка приглашаютъ занять мѣсто въ министерствѣ, то онъ долженъ раздѣлять мнѣніе своихъ сослуживцевъ. Если не выходитъ чего-нибудь особеннаго. Но я теперь говорю о васъ, а не о Монкѣ. Вы не имѣете состоянія. У васъ прекрасное мѣсто и никто изъ насъ не станетъ упрекать васъ этимъ ирландскимъ вздоромъ, если вы будете поступать такъ, какъ будто о немъ никогда не было и рѣчи.

Финіасъ могъ только поблагодарить своего друга за совѣтъ, который по-крайней-мѣрѣ былъ безкорыстенъ, и сказать, что онъ подумаетъ. Онъ думалъ очень много. Онъ думалъ почти, что еслибы случилось повторить то, онъ не ѣздилъ бы съ Монкомъ въ Ирландію и не сказалъ бы того, что такой хорошій судья какъ Ирль называлъ вздоромъ. Когда онъ сидѣлъ въ своей комнатѣ въ колоніальномъ департаментѣ съ бумагами, разложенными передъ нимъ, онъ жалѣлъ, зачѣмъ не менѣе любилъ независимость; но теперь все это было уже слишкомъ поздно. Онъ зналъ, что кожа его не довольно толста, чтобы вынести стрѣлы тѣхъ, которые направятъ въ него свои удары, если онъ теперь осмѣлится подать голосъ противъ Монка. Его собственная партія могла простить и забыть, но будутъ другіе, которые будутъ читать газеты и явятся въ парламентъ съ этими гнусными доносчиками въ рукахъ.

Онъ получилъ письмо отъ отца. Какой добрый человѣкъ сообщилъ доктору объ опасности, въ которую поставилъ себя его сынъ? Докторъ Финнъ, который въ своей профессіи былъ превосходный и образованный человѣкъ, до того не зналъ парламентскихъ обычаевъ, что даже гордился успѣхами своего сына на ирландскихъ митингахъ. Самъ онъ рѣшительно былъ равнодушенъ къ арендаторскимъ правамъ и сознался Монку, что онъ не понимаетъ, въ чемъ обижены фермеры. Но онъ зналъ, что Монкъ министръ, и думалъ, что Финіасъ заработываетъ свое жалованье. Потомъ кто-то вывелъ его изъ заблужденія и докторъ встревожился.

«Я не хочу вмѣшиваться, писалъ онъ: «но не вѣрю, чтобы ты дѣйствительно думалъ выходить въ отставку. Однако мнѣ говорятъ, что ты долженъ это сдѣлать, если будешь держаться этого дѣла. Милый мой, пожалуйста подумай объ этомъ. Я никакъ не могу себѣ представитъ, что ты готовъ лишиться всего, что ты пріобрѣлъ.»

Мэри также писала къ нему; мистриссъ Финнъ говорила съ нею и Мэри начала думать, что послѣ такихъ пріятныхъ разговоровъ съ человѣкомъ, занимавшимъ такое высокое мѣсто, какъ Финіасъ, она дѣйствительно понимаетъ кое-что въ британскомъ министерствѣ. Мистриссъ Финнъ разспрашивала Мэри и она должна была сознаться, что можетъ быть Финіасъ долженъ будетъ подать въ отставку.

— Но къ чему это, душа моя, отказаться отъ двухъ тысячъ фунтовъ въ годъ?

— Для того, чтобы онъ могъ сохранить свою независимость, гордо отвѣчала Мэри.

— Какой вздоръ! сказала мистриссъ Финнъ. — Какъ онъ станетъ содержать васъ или себя?

Тутъ мистриссъ Финнъ стала плакать, а Мэри могла только написать своему жениху, что всѣ его друзья желаютъ, чтобы онъ ничего не дѣлалъ второпяхъ. Но что, если это уже сдѣлано! Финіасъ съ безпокойствомъ пошелъ просить совѣта у мадамъ Гёслеръ. Изъ всѣхъ его совѣтниковъ мадамъ Гёслеръ одна одобряла его намѣреніе.

— Отчего же вы отказываетесь? Мистеръ Грешэмъ можетъ завтра же выйти изъ министерства и тогда гдѣ же будетъ ваше мѣсто?

— Оно и теперь, кажется, не очень надежно.

— Кто это знаетъ? Разумѣется, я не понимаю, по недавно тамъ былъ мистеръ Мильдмэй, лордъ де-Террье и лордъ Брокъ.

Финіасъ старался объяснить ей, что изъ четырехъ первыхъ министровъ, названныхъ ею, трое были изъ той же партіи, какъ и онъ, и что ему было бы пріятно служить подъ ихъ начальствомъ.

— Я не служила бы ни подъ чьимъ начальствомъ, еслибъ была членомъ парламента, сказала мадамъ Гёслеръ.

— Но что же дѣлать бѣдному человѣку? спросилъ Финіасъ, смѣясь.

— Бѣдный человѣкъ можетъ быть не бѣднымъ, если захочетъ, сказала мадамъ Гёслеръ.

Тотчасъ послѣ этого Финіасъ оставилъ ее и, идя по улицѣ, началъ спрашивать себя, не подвергаются ли опасности надежды его и милой Мэри отъ этихъ визитовъ въ Парковый переулокъ, и размышляя, какой онъ будетъ негодяй, если броситъ Мэри и женится на мадамъ Максъ Гёслеръ. Потомъ онъ также спрашивалъ себя, какова будетъ его политическая добросовѣстность, если онъ броситъ Мэри для того, чтобы поддержать парламентскую независимость. Если его біографія когда-нибудь будетъ написана, біографъ его долженъ будетъ говорить гораздо больше о томъ, какъ онъ удержалъ свое мѣсто въ парламентѣ, чѣмъ объ его постоянствѣ къ миссъ Мэри Флудъ Джонсъ. Немногіе знавшіе его и ее подумаютъ дурно объ его поступкѣ съ Мэри, но свѣтъ не осудитъ его. А когда онъ будетъ громить своимъ либеральнымъ краснорѣчіемъ нижнюю палату, какъ независимый членъ, имѣя состояніе своей очаровательной жены для поддержанія себя, будетъ давать обѣды въ Парковомъ переулкѣ, не станетъ ли свѣтъ хвалить его очень громко?

У себя дома нашелъ онъ записку лорда Брентфорда, приглашавшаго его обѣдать на Портсмэнскій сквэръ.

Глава LXVIII. Соединенное нападеніе

Записка отъ лорда Брентфорда удивила не мало нашего героя. Онъ не имѣлъ сношеній съ графомъ послѣ того, какъ онъ такъ свирѣпо разбранилъ его за дуэль и сказалъ ему прямо, что онъ поступилъ очень дурно. Финіасъ былъ убѣжденъ, что о примиреніи между нимъ и графомъ не можетъ быть и рѣчи. Теперь онъ получилъ вѣжливое приглашеніе обѣдать съ обиженнымъ вельможей. Записка была написана лэди Лорой, но приглашеніе было отъ лорда Брентфорда. Финіасъ написалъ, что онъ будетъ очень радъ имѣть честь обѣдать у лорда Брентфорда.

Парламентъ въ это время собирался уже цѣлый мѣсяцъ и наступилъ уже мартъ. Финіасъ ничего не слыхалъ о лэди Лорѣ и даже не зналъ, что она въ Лондонѣ, до-тѣхъ-поръ пока не увидалъ ея почеркъ. Онъ зналъ, что она не вернулась въ мужу и оставалась всю зиму у отца въ Сольсби. Онъ слышалъ также, что лордъ Чильтернъ былъ въ Сольсби. Всѣ говорили о разлукѣ Кеннеди съ женой; одни увѣряли, что если жена несовсѣмъ ему измѣнила, то по-крайней-мѣрѣ пренебрегала своими обязанностями, а другіе говорили, что обращеніе съ женою Кеннеди было такъ дурно, что ни одна женщина не могла бы ужиться съ нимъ. Носились даже слухи, будто лэди Лора убѣжала съ любовникомъ изъ сада герцога Омніума, и чьи-то нескромные языки намекали, что одинъ неженатый помощникъ государственнаго секретаря пропалъ въ то же время. Но лордъ Чильтернъ оскалилъ зубы съ такою сильною попыткою укусить, что никто не осмѣлился повторить эти слухи. Несправедливость ихъ скоро была доказана тѣмъ, что лэди Лора Кеннеди жила у отца въ Сольсби. Кеннеди Финіасъ еще не видалъ по пріѣздѣ въ Лондонъ. Кеннеди, хотя членъ министерства, не былъ въ Лондонѣ при открытіи сессіи и въ газетахъ писали, что онъ боленъ, а частнымъ образомъ говорили, что онъ не хочетъ показываться съ-тѣхъ-поръ какъ жена оставила его. Наконецъ однако онъ пріѣхалъ въ Лондонъ и Финіасъ увидалъ его въ парламентѣ. Потомъ, когда первое собраніе министровъ состоялось послѣ его возвращенія, узнали, что и онъ также отказался отъ своей должности. Въ палатѣ ничего не говорили объ его отставкѣ. Онъ вышелъ въ отставку по нездоровью, и достойный пэръ, лордъ Тайстль, бывшій сэр-Мармадукъ Моркомбъ, воротился изъ Ланкастерскаго герцогства на его мѣсто.

Въ промежутокъ между приглашеніемъ лорда Брентфорда и его обѣдомъ Финіасъ встрѣтилъ Кеннеди такъ близко въ одномъ изъ корридоровъ парламента, что имъ невозможно было не говорить другъ съ другомъ. Финіасъ видѣлъ, что Кеннеди не рѣшается, прямо дружески подошелъ къ нему, пожалъ ему руку, а потомъ хотѣлъ пройти мимо. Но Кеннеди, хотя сначала колебался, теперь удержалъ своего сослуживца.

— Финнъ, сказалъ онъ: — если вы не запяты, мнѣ хотѣлось бы поговорить съ вами.

Финіасъ былъ не занятъ и позволилъ увести себя подъ руку въ переднюю парламента.

— Разумѣется, вы слышали, какое ужасное несчастье случилось со мной? сказалъ Кеннеди.

— Да — слышалъ, отвѣчалъ Финіасъ.

— Всѣ слышали. Вотъ что жестоко въ такомъ ужасномъ ударѣ!

— Всѣ эти вещи, разумѣется, очень непріятны. Я былъ очень огорченъ — потому что вы оба были такими короткими моими друзьями.

— Да — да, мы были. Вы видаетесь съ нею теперь?

— Не видался съ іюля, на праздникѣ герцога.

— Ахъ, да! — утромъ въ этотъ день я послѣдній разъ говорилъ съ нею. Она такъ и оставила меня.

— Завтра я обѣдаю у лорда Брентфорда и навѣрно она будетъ тамъ.

— Да — она въ Лондонѣ. Я видѣлъ ее вчера въ экипажѣ ея отца. Я думаю, что она не имѣла причини оставлять меня.

— Разумѣется, я ничего не могу сказать объ этомъ.

— Я думаю, что она не имѣла причини оставлять меня.

Когда Финіасъ это услыхалъ, онъ не могъ не вспомнить, что говорила ему лэди Лора, и подумалъ, Что никакая женщина не имѣла лучшей причины оставить своего мужа.

— Были вещи, которыя мнѣ не правились, и я это говорилъ.

— Я полагаю, всѣ вообще это дѣлаютъ, сказалъ Финіасъ.

— Но конечно жена должна слушать, когда мужъ ее предостерегаетъ.

— Мнѣ кажется, онѣ этого не любятъ, замѣтилъ Финіасъ.

— Но развѣ всѣ мы должны дѣлать такъ, какъ мы хотимъ? Или развѣ это было бы хорошо, еслибъ мы могли?

Тутъ онъ замолчалъ, но такъ какъ Финіасъ не сдѣлалъ никакого замѣчанія, онъ продолжалъ говорить, расхаживая по передней.

— Я теперь думаю не столько о моемъ собственномъ спокойствіи, сколько объ ея имени и ея будущемъ поведеніи. Разумѣется, для нея было бы гораздо лучше, чтобы она воротилась въ домъ своего мужа.

— Можетъ быть, это было бы лучше, сказалъ Финіасъ.

— Вѣдь она дала клятву передъ алтаремъ жить со мною! торжественно сказалъ Кеннеди.

— Но несходство характеровъ всегда… всегда предполагается. Вы понимаете меня?

— Я намѣренъ, чтобы она ко мнѣ воротилась. Я не желаю требовать это закономъ — но-крайней-мѣрѣ теперь. Согласитесь вы передать мое порученіе ей и графу?

Финіасу казалось, что Кеннеди не могъ выбрать неудачнѣе Меркурія — не примѣчая, что онъ былъ выбранъ съ нѣкоторой хитростью для того, чтобы Лора могла понять, что обвиненіе противъ нея взято назадъ. Онъ помолчалъ прежде чѣмъ отвѣтилъ.

— Разумѣется, сказалъ онъ: — я готовъ быть полезенъ, если это возможно. Но я не вижу, какъ могу говорить объ этомъ съ графомъ. Хотя иду обѣдать, я не знаю, зачѣмъ онъ меня пригласилъ, потому что мы находимся съ нимъ въ дурныхъ отношеніяхъ. Онъ услыхалъ объ этой глупой дуэли и не говоритъ со мною съ-тѣхъ-поръ.

— Я также слышалъ, сказалъ Кеннеди, мрачно нахмурившись при воспоминаніи о лживости своей жены.

— Всѣ объ этомъ слышали. Но это возбудило такое несогласіе между нимъ и мною, что я вмѣшиваться не могу. Пошлите за лордомъ Чильтерномъ и поговорите съ нимъ.

— Поговорить съ Чильтерномъ — никогда! Онъ пожалуй прибьетъ меня.

— Поѣзжайте къ графу.

— Я былъ, онъ меня не принялъ.

— Напишите къ нему.

— Я писалъ и онъ отослалъ мнѣ письмо нераспечатаннымъ.

— Напишите къ ней.

— Я писалъ, она отвѣчала мнѣ только: «Право, право это невозможно». Но это должно быть. Этого требуютъ законы божескіе и человѣческіе. Я хотѣлъ бы, чтобъ кто-нибудь указалъ имъ на это мягче, нежели я могу сдѣлать, если стану писать объ этомъ. Къ графу, разумѣется, я писать опять не могу.

Совѣщаніе кончилось обѣщаніемъ Финіаса, что онъ, если возможно, скажетъ слово лэди Лорѣ.

Когда онъ вошелъ въ гостиную лорда Брентфорда, тамъ была не только лэди Лора, но и ея братъ. Лорда Брентфорда въ комнатѣ не было; были Баррингтонъ Ирль, лордъ и лэди Кэнтрипъ.

— Отецъ вашъ развѣ не будетъ? спросилъ Финіасъ лэди Лору послѣ первыхъ привѣтствій.

— Мы имѣемъ эту надежду, сказала она: — и вовсе не знаемъ, отчего онъ опоздалъ. Что сдѣлалось съ нимъ, Освальдъ?

— Онъ пришелъ со мною полчаса тому назадъ, но онъ вѣрно одѣвается не такъ скоро какъ я, сказалъ лордъ Чильтернъ.

Финіасъ немедленно понялъ, что отецъ и сынъ примирились, и дошелъ до того заключенія, что Вайолетъ съ женихомъ также скоро примирится, если уже не примирилась. Онъ почувствовалъ еще нѣкоторый остатокъ печали. Тутъ вошелъ хозяинъ и извинился.

— Чильтернъ продержалъ меня долго стоя, сказалъ онъ: — такъ что восточный вѣтеръ продулъ меня насквозь. Единственное преимущество, которое признаю я въ молодежи, то, что она остается непроницаема для восточнаго вѣтра.

Финіасъ теперь совершенно убѣдился, что Вайолетъ примирилась съ женихомъ. Милая Вайолетъ! А все-таки у Вайолетъ недоставало той нѣжной женской кротости, которая дѣлала Мэри Флудъ Джонсъ самой очаровательной представительницей ея пола. Когда графъ извинился такимъ образомъ передъ всѣми, особенно передъ лэди Кэнтрипъ, которая была единственная дама въ комнатѣ, кромѣ его дочери, онъ подошелъ къ нашему герою и ласково пожалъ ему руку. Потомъ онъ отвелъ его къ окну и сказалъ ему голосомъ насмѣшливо-торжественнымъ:

— Занимайтесь колоніями, молодой человѣкъ, и не вмѣшивайтесь въ иностранныя дѣла, особенно въ бланкенбергскія.

— Никогда не буду болѣе, милордъ — никогда.

— И предоставьте вопросъ объ огнестрѣльномъ оружіи рѣшать между конной гвардіей и военнымъ министерствомъ. Я много слышалъ послѣ того, какъ видѣлся съ вами, и беру назадъ часть того, что я сказалъ. Но дуэль вещь сумасбродная — очень сумасбродная. Пойдемте обѣдать.

Графъ ушелъ съ лэди Кэнтрипъ, а лордъ Кэнтрипъ съ лэди Лорой, за ними Баррингтонъ Ирль, и Финіасъ имѣлъ случай сказать нѣсколько словъ своему пріятелю лорду Чильтерну.

— Вы теперь въ ладахъ съ вашимъ отцомъ?

— Да, въ нѣкоторой степени. Неизвѣстно, какъ долго это продолжится. Онъ хочетъ, чтобы я сдѣлалъ три вещи, а я не сдѣлаю ни одной.

— Что же это?

— Вступить въ парламентъ, сдѣлаться владѣльцемъ овецъ и быковъ и охотиться въ его графствѣ. Я никогда не буду бывать въ первомъ, совершенно раззорюсь со вторыми и никогда не буду охотиться въ третьемъ.

Но о свадьбѣ ни слова не было сказано. За обѣдъ сѣли только семеро и со всѣми Финіасъ находился въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ. Лордъ Кэнтрипъ былъ его начальникъ и лэди Кэнтрипъ всегда была очень любезна къ нему. Она вполнѣ понимала, какъ пріятно ея мужу имѣть подъ своимъ начальствомъ человѣка, на котораго онъ могъ положиться вполнѣ, и употребляла все женское искусство, чтобы привязать Финіаса къ своему мужу болѣе чѣмъ оффиціальными узами. Она пробовала также свое искусство надъ Лоренсомъ Фицджибономъ — но напрасно. Онъ ѣлъ ея обѣды, принималъ ея вѣжливость и ничѣмъ не платилъ взамѣнъ. Но Финіасъ имѣлъ болѣе признательную душу и дѣлалъ все, что требовалось отъ него — дѣлалъ все, что требовалось отъ него, пока не настала эта ирландская нелѣпость.

— Я знала очень хорошо, какія случатся вещи, когда взяли въ министерство такого человѣка, какъ Монкъ, сказала лэди Кэнтрипъ своему мужу.

Но хотя общество было небольшое и гости были всѣ его короткіе друзья, Финіасъ ничего не подозрѣвалъ, пока на него не было сдѣлано нападеніе, какъ только слуги вышли изъ комнаты. Это было сдѣлано въ присутствіи обѣихъ дамъ и, безъ сомнѣнія, все было предусмотрѣно. Тутъ былъ лордъ Кэнтрипъ, уже много говорившій ему, и Баррингтонъ Ирль, сказавшій даже болѣе лорда Кэнтрипа. Лордъ Брентфордъ, самъ членъ совѣта министровъ, началъ аттаку, спросивъ, правда ли, что Монкъ намѣренъ предъявить свой билль. Баррингтонъ Ирль увѣрилъ, что Монкъ положительно это сдѣлаетъ.

— А Грешэмъ будетъ противъ? спросилъ графъ.

— Разумѣется, отвѣчалъ Баррингтонъ.

— Разумѣется, подтвердилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Я знаю, что я буду думать о немъ, если онъ этого не сдѣлаетъ, сказала лэди Кэнтрипъ.

— Его никакъ нельзя принудить ни къ чему, сказала лэди Лора.

Тутъ Финіасъ догадался, что предстоитъ ему. Лордъ Брентфордъ началъ вопросомъ, сколько будетъ на сторонѣ Монка въ палатѣ.

— Это зависитъ отъ количества мужества, которое будутъ имѣть консерваторы, сказалъ Баррингтонъ Ирль. — Если они осмѣлятся подать голосъ за чисто-демократическую мѣру, только для того, чтобы выгнать насъ, тогда они будутъ имѣть успѣхъ.

— А наши? спросилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Лучше спросите объ этомъ Финіаса Финна, сказалъ Баррингтонъ.

Тутъ и началось нападеніе. Нашему герою пришлось провести пренепріятные полчаса, хотя сказано было многое такое, что могло бы очень ему польстить. Всѣ желали, чтобы онъ остался — такъ объявилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Кромѣ одного или двухъ, которыхъ я могъ бы назвать и которымъ очень хотѣлось бы заступить его мѣсто, прибавилъ Баррингтонъ Ирль, думая, что воспоминанія Финіаса о Бонтинѣ и о другихъ могутъ такъ же сильно, какъ и всякія другія причины, способствовать къ тому, что Финіасу не захочется оставлять своего мѣста. Лордъ Брентфордъ объявилъ, что онъ не можетъ понять, что онъ внѣ себя отъ изумленія, какъ такой молодой человѣкъ, какъ его другъ, позволяетъ себѣ увлекаться такимъ блудящимъ огонькомъ. Лордъ Кэнтрипъ очень ясно изложилъ ненаписанные законы министерскихъ чиновниковъ. Человѣкъ, занимающій должность, которая даетъ ему такъ много занятій, что они занимаютъ все его время, долженъ быть избавленъ отъ необходимости заниматься другими дѣлами. Сэр-Уальтеръ Моррисонъ долженъ заботиться о правахъ ирландскихъ арендаторовъ, а Финіасъ Финнъ долженъ заботиться о Канадѣ и Ямайкѣ. Баррингтонъ Ирль въ самыхъ яркихъ краскахъ описывалъ удобство оффиціальнаго положенія. Но мнѣ кажется, что обѣ дамы употребляли еще болѣе сильныя выраженія.

— Мы такъ были рады имѣть васъ между нами, сказала лэди Кэнтрипъ, смотря на Финіаса умоляющими, почти любящими глазами.

— Мистеръ Финнъ знаетъ, сказала лэди Лора: — что съ-тѣхъ-поръ какъ онъ вступилъ въ парламентъ, я всегда вѣрила его успѣху и очень гордилась, видя этотъ успѣхъ.

— Мы всѣ будемъ о немъ плакать, какъ о падшемъ ангелѣ, если онъ насъ оставитъ, сказала лэди Кэнтрипъ.

— Я не скажу, что я буду плакать, замѣтила лэди Лора: — но не знаю, что болѣе могло бы сдѣлать меня несчастною.

Что долженъ былъ Финіасъ. говорить въ отпѣтъ на такія лестныя и настоятельныя просьбы? Онъ не хотѣлъ бы говорить ничего, еслибъ это было возможно, по чувствовалъ, что онъ обязанъ отвѣчать. Онъ отвѣтилъ очень слабо — разумѣется не оправдываясь, но объявивъ, что такъ какъ онъ зашелъ такъ далеко, то онъ долженъ идти дальше; теперь онъ долженъ подать голосъ за эту мѣру. И его начальникъ и Баррингтонъ Ирль доказывали или пытались доказать, что онъ неправъ. Разумѣется, онъ не долженъ говорить объ этой мѣрѣ и голосъ его за его партію! вѣроятно, будетъ оставленъ безъ вниманія. Можетъ быть двѣ-три газеты нападутъ на него, по какой публичный человѣкъ заботится объ этихъ нападкахъ? Вся его партія будетъ стоять за него и въ этомъ онъ найдетъ полное утѣшеніе. Финіасъ могъ только сказать, что онъ подумаетъ объ этомъ — и это онъ сказалъ такимъ нерѣшительнымъ голосомъ, что всѣ присутствующіе мужчины думали, что онъ былъ убѣжденъ. Обѣ дамы однако были совсѣмъ другого мнѣнія.

— Не смотря на все, что могутъ ему говорить, онъ сдѣлаетъ то, что найдетъ нужнымъ, когда наступитъ время, сказала Лора послѣ своему отцу.

Но вѣдь лэди Лора была прежде въ него влюблена, а можетъ быть была влюблена и теперь.

— Я боюсь, что онъ лошакъ, сказала лэди Кэнтрипъ своему мужу.

— Онъ хорошій лошакъ, когда надо подниматься на гору съ тяжестью на спинѣ, сказалъ ей мужъ.

— Но у лошака всегда бываетъ время, когда съ нимъ нельзя справиться, сказала лэди Кэнтрипъ.

Но лэди Кэнтрипъ никогда не была влюблена въ Финіаса.

Финіасъ нашелъ минуту, прежде чѣмъ ушелъ отъ лорда Брентфорда, сказать нѣсколько словъ лэди Лорѣ о порученіи, данномъ ему.

— Это никогда не можетъ быть. Скажите ему, что если онъ хочетъ прислать мнѣ какія-нибудь наставленія о томъ, что онъ считаетъ моею обязанностью, я постараюсь повиноваться, если эту обязанность я могу исполнять, живя врозь. На столько я буду повиноваться ему, но никогда не буду съ нимъ жить. Его присутствіе убьетъ меня.

Когда Финіасъ повторилъ изъ этого то, что онъ счелъ нужнымъ, Кеннеди дня черезъ два послѣ того, бывшій министръ отвѣчалъ, что ему ничего болѣе не остается, какъ прибѣгнуть къ закону.

— Я не сдѣлалъ моей женѣ ничего такого, чего долженъ бы стыдиться, сказалъ онъ. — Конечно, будетъ очень непріятно разсуждать въ судѣ обо всѣхъ нашихъ дѣлахъ и сдѣлать ихъ предметомъ толковъ въ газетахъ, но человѣкъ долженъ перенести не только это, но даже многое хуже этого, для защиты своихъ правъ и для исполненія обязанности къ своему Создателю.

Въ этотъ самый день Кеннеди отправился къ своему стряпчему и поручилъ ему принять необходимыя мѣры для возвращенія ему его супружескихъ правъ.

Глава LXIX. Искусительница

Билль Монка былъ прочтенъ въ первый разъ передъ Пасхой, и Финіасъ Финнъ все еще занималъ свою должность. Онъ разъ говорилъ съ первымъ министромъ объ этомъ и вѣжливость Грешэма удивила его — потому что Грешэмъ слылъ человѣкомъ весьма нелюбезнымъ въ обращеніи и очень способнымъ сердиться на тѣхъ, кто измѣнялъ повиновенію къ нему какъ предводителю партіи.

— Вамъ лучше оставаться на своемъ мѣстѣ и не дѣлать шага, котораго нельзя будетъ воротить, пока вы не рѣшитесь окончательно, сказалъ Грешэмъ.

— Я боюсь, что я рѣшился окончательно, сказалъ Финіасъ.

— Ничего нельзя сдѣлать до Пасхи, отвѣчалъ великій человѣкъ: — и тогда неизвѣстно, какъ пойдутъ дѣла. Я очень совѣтую вамъ остаться съ нами. Если вы не можете это сдѣлать, вамъ необходимо подать отставку лорду Кэнтрипу прежде чѣмъ вы подадите голосъ противъ насъ. Повидайтесь съ Монкомъ и переговорите съ нимъ.

Вѣроятно Грешэмъ вообразилъ, что Монка можно уговорить оставить свой билль, когда онъ увидитъ, какой вредъ сдѣлаетъ онъ.

Въ это время Финіасъ получилъ слѣдующее письмо отъ своей возлюбленной Мэри:

«Флудборо, четвергъ.

«Возлюбленный Финіасъ,

«Мы сейчасъ вернулись изъ Киллало и намѣрены остаться здѣсь все лѣто. Разставшись съ вашими сестрами, я нахожу этотъ домъ очень пустыннымъ, но тѣмъ болѣе у меня будетъ времени думать о васъ. Я читала Тениссона, какъ вы сказали мнѣ, и мнѣ кажется, что я могла бы быть здѣсь Маріанной, еслибъ не была увѣрена, что пріѣдете вы. Вчера вечеромъ я сидѣла у окна и старалась представить себѣ, что я почувствую, если вы скажете мнѣ, что я вамъ не нужна, и со мною сдѣлался такой припадокъ меланхоліи, что я проплакала цѣлые полчаса. Но когда имѣешь такую дѣйствительную радость при воображаемой меланхоліи, слезы очень пріятны — онѣ похожи на воду и не жгутъ.

«Я должна разсказать вамъ о всѣхъ вашихъ родныхъ. Конечно, ихъ очень огорчаетъ мысль о вашей отставкѣ. Отецъ вашъ говоритъ очень мало, но я заставила его сознаться, что дѣйствовать такъ, какъ дѣйствовали вы ради принципа, очень благородно. Я не оставила его, пока онъ этого не сказалъ. Милая мистриссъ Финнъ не очень это понимаетъ, но пойметъ. Она жалѣетъ больше для меня, а когда я говорю ей, что буду ждать двадцать лѣтъ, если понадобится, она говоритъ мнѣ, что я не понимаю, что значитъ ждать. Но я буду ждать и буду счастлива, и никогда не сочту себя Маріанной. Милый, милый Финіасъ, право такъ. Дѣвушки бываютъ отчасти грустны, отчасти горды. Но я горда вполнѣ и знаю, что вы дѣлаете именно то, что вы должны дѣлать. Мама я не могу этого растолковать. Она только говоритъ, что ни одинъ молодой человѣкъ, собирающійся жениться, не долженъ выходить въ отставку. Милая мама, она иногда говоритъ такія странныя вещи!

«Вы велѣли мнѣ говорить все, я это и дѣлаю. Я говорю съ нѣкоторыми изъ здѣшнихъ, что могли бы они сдѣлать, еслибъ имѣли арендаторскія права. Одинъ старивъ, Майкъ Дёфферти — не знаю помните ли вы его — спросилъ, долженъ ли онъ будетъ все-таки платить за аренду. Когда я сказала, что конечно онъ долженъ платить, тогда онъ покачалъ головой. Но вы сами сказали разъ, что когда мы хотимъ сдѣлать пользу людямъ, мы не имѣемъ права ожидать, чтобы они поняли насъ. Это всеравно, что крестить младенцевъ.

«Я получила оба ваши письма — семь словъ въ одномъ, господинъ помощникъ государственнаго секретаря, и девять словъ въ другомъ! Но одно словечко въ концѣ стоило цѣлаго листа обыкновенныхъ словъ. Какъ пріятно писать письма не платя на почту и посылать ихъ по свѣту съ важнымъ именемъ па конвертѣ! Когда Барни приноситъ мнѣ письмо отъ васъ, онъ всегда такъ смотритъ, какъ будто онъ не знаетъ, любовное это письмо или приказъ отравляться въ Ботани-Бей. Еслибъ онъ увидалъ, что написано внутри и какъ это коротко, мнѣ кажется, онъ не былъ бы высокаго мнѣнія о васъ, какъ о любовникѣ и помощникѣ государственнаго секретаря.

«Но я думаю такъ много о васъ въ томъ и другомъ отношеніи — право думаю и вовсе васъ не браню. Какъ только я буду получать два-три нѣжныхъ, любящихъ слова, я буду такъ счастлива какъ королева. Ахъ, еслибъ вы знали все! Но вы никогда не можете узнать. Мужчина долженъ заниматься такимъ множествомъ другихъ вещей, что онъ этого понять не можетъ.

«Прощайте, милый, милый, милѣйшій человѣкъ! Что ни сдѣлали бы вы, я буду совершенно убѣждена, что вы сдѣлали къ лучшему.

«Вѣчно ваша со всею сердечной любовью

«МЭРИ Ф. ДЖОНСЪ.»

Это было очень мило. Такой человѣкъ, какъ Финіасъ Финнъ, всегда находитъ восторгъ, котораго онъ не можетъ даже выразить самому себѣ, въ полученіи такого письма. Ничего не можетъ быть такъ лестно, какъ горячее выраженіе довѣрчивой женской любви, и Финіасъ думалъ, что ни одна женщина никогда не выражала эту любовь полнѣе его Мэри. Милая, возлюбленная Мэри! Отказаться отъ нея, поступить вѣроломно съ такой довѣрчивой, съ такой нѣжной, съ такой любящей женщиной не могло быть и рѣчи. Но все-таки истина поражала его яснѣе день-отъ-дня, что онъ былъ послѣдній человѣкъ на свѣтѣ, которому слѣдовало бы предаваться такой страсти. Для ея счастья ему слѣдовало бы воздержаться. Такъ онъ говорилъ себѣ теперь. Для ея счастья ему слѣдовало держаться поодаль отъ нея — а для собственнаго счастья ему слѣдовало держаться дальше отъ Монка. Въ этотъ самый день съ письмомъ Мэри въ карманѣ онъ пошелъ къ содержателю конюшенъ и далъ знать, что онъ не будетъ болѣе держать лошадь. Насчетъ лошади затрудненій не было. Гоуардъ Мэклеодъ изъ казначейства возьметъ эту лошадь тотчасъ же. Финіасъ проклиналъ Гоуарда Мэклеода. Гоуардъ Мэклеодъ только что начиналъ свою блестящую жизнь въ Лондонѣ, между тѣмъ какъ онъ, Финіасъ Финнъ, кончалъ свою.

Съ письмомъ Мэри въ карманѣ направился онъ на Портсмэнскій сквэръ. Онъ опять взялъ привычку часто видѣться съ лэди Лорой и часто бывалъ съ ея братомъ, который теперь жилъ опять въ домѣ отца. Лордъ Брентфордъ получилъ отъ своего стряпчаго письмо, въ которомъ Кеннеди требовалъ возвращенія своей жены. Она твердо рѣшилась никогда къ нему не возвращаться и ею овладѣло сомнѣніе, не лучше ли ей жить заграницей, чтобы быть внѣ преслѣдованій мужа. Лордъ Брентфордъ очень разсердился, а лордъ Чильтернъ раза два намекнулъ, что можетъ быть ему лучше «увидаться» съ Кеннеди. Пріятности подобнаго свиданія до настоящаго времени отлагались и нѣкоторымъ образомъ Финіасъ былъ посланникомъ между Кеннеди и родными его жены.

— Я думаю, это кончится тѣмъ, говорила она: — что я уѣду въ Дрезденъ и поселюсь тамъ. Папа будетъ пріѣзжать ко мнѣ послѣ прекращенія засѣданій парламента.

— Это будетъ очень скучно.

— Скучно? Что значитъ скука для тѣхъ, кто дошелъ до этого? Человѣку счастливому скука очень непріятна, но когда наступаетъ несчастье, просто скука не значитъ ничего. Она походитъ даже на облегченіе.

— Такъ непріятно, что вы уѣдете отсюда.

Она не отвѣчала нѣсколько времени, а онъ началъ думать о себѣ. Не тяжело ли и ему самому уѣзжать отсюда?

— Не странно ли, что мы оба уѣдемъ въ одно время?

— Но вы не уѣдете.

— Мнѣ кажется, я уѣду. Я рѣшился… что если я откажусь отъ моей должности, то откажусь также и отъ моего мѣста въ парламентѣ Я вступилъ въ парламентъ съ надеждой получить мѣсто, какъ же я останусь тамъ, если лишусь своей должности?

— Но вы останетесь въ Лондонѣ, мистеръ Финнъ?

— Не думаю. Послѣ того, что было и прошло, я не буду здѣсь счастливъ и проложу себѣ путь и легче и дешевле въ Дублинѣ. Я думаю, что я постараюсь составить себѣ кліентовъ на моей родинѣ. Тяжело будетъ начать съ начала — неправдали?

— И такъ безполезно!

— Ахъ, лэди Лора, еслибъ этого можно было избѣжать!

— Какъ многаго захотѣли бы мы избѣжать оба, еслибъ мы могли начать сызнова жизнь! сказала лэди Лора. — Еслибъ я могла воротиться къ тому времени, когда не убѣдила себя выйти за человѣка, котораго я никогда не любила, какой рай былъ бы для меня на землѣ! Для меня слишкомъ поздно сожалѣть обо всемъ.

— И для меня также.

— Нѣтъ, мистеръ Финнъ. Даже еслибъ вы отказались отъ вашей должности, вамъ нѣтъ никакой причины отказываться отъ вашего мѣста въ парламентѣ.

— Просто потому, что мнѣ нечѣмъ содержать себя въ Лондонѣ.

Она помолчала нѣсколько минутъ, впродолженіе которыхъ пересѣла поближе къ нему въ уголъ дивана возлѣ того кресла, на которомъ Финіасъ сидѣлъ.

— Я желала бы знать, могу ли говорить съ вами откровенно? спросила она.

— Конечно.

— Обо всемъ?

— Да — обо всемъ.

— Надѣюсь, что вы выкинули изъ вашего сердца всякое воспоминаніе о Вайолетъ Эффингамъ.

— Конечно не всякое воспоминаніе, лэди Лора.

— Всякую надежду, когда такъ?

— Я не имѣю никакой надежды.

— И всякое желаніе?

— Ну да — и всякое желаніе. Я знаю — что это быть не можетъ. Она выходитъ за вашего брата.

— Объ этомъ я не знаю ничего. Онъ своимъ упрямствомъ отдалилъ ее. Но я увѣрена, что если она не выйдетъ за него, то ни за кого. Но я говорю не для того, чтобы держать его сторону; теперь онъ самъ долженъ стараться.

— Я мѣшать ему не стану, лэди Лора.

— Такъ почему бы вамъ не пристроить себя женитьбою, которая дала бы вамъ средства жить безъ мѣста? Я знаю, что вы можете это сдѣлать.

Финіасъ приложилъ руку къ груди и ощупалъ письмо Мэри — ея драгоцѣнное письмо! Конечно, онъ не могъ сдѣлать того, что совѣтовала ему лэди Лора, но не думалъ, что настоящая минута неудобна для объясненія того препятствія, которое этому мѣшало. Онъ такъ недавно говорилъ съ лэди Лорой о вѣчномъ постоянствѣ своей любви къ миссъ Эффингамъ, что не могъ еще сознаться въ силѣ другой страсти. Онъ покачалъ головою вмѣсто отвѣта.

— Говорю вамъ, что вы можете это сдѣлать, продолжала лэди Лора съ энергіей.

— Опасаюсь, что не могу.

— Сдѣлайте предложеніе мадамъ Гёслеръ и послушайте, что она вамъ скажетъ.

— Мадамъ Гёслеръ конечно будетъ смѣяться надо мною.

— Вы этого не думаете. Вы знаете, что она смѣяться не будетъ. И развѣ вы такой человѣкъ, что вамъ страшенъ женскій смѣхъ? Я не думаю.

Опять онъ не сейчасъ отвѣчалъ ей, а когда заговорилъ, но тонъ его голоса измѣнился.

— Что вы сказали о себѣ сейчасъ?

— Что такое я сказала?

— Вы сожалѣли, что согласились выйти зa человѣка, котораго вы не любили.

— Почему вамъ не полюбить ее? Съ мужчиной совсѣмъ не то. Женщина несчастна, если не любитъ своего мужа, но мнѣ кажется, что мужчина очень хорошо можетъ обойтись безъ подобнаго чувства. Она не можетъ повелѣвать вами. Она не можетъ пересадить васъ съ вашей почвы и заставить произростать сообразно своимъ собственнымъ законамъ. А это дѣлалъ мистеръ Кеннеди.

— Я не думаю, чтобы она вышла за меня, если я сдѣлаю предложеніе.

— Испытайте, энергически сказала лэди Лора: — такія испытанія вамъ ничего не стоятъ — мы оба это знаемъ.

Все-таки онъ ничего не сказалъ о письмѣ въ своемъ карманѣ.

— Вамъ непремѣнно нужно продолжать такъ, какъ начали вы. Я не вѣрю, чтобы вы могли заняться адвокатурой. Вы не можете. Человѣкъ, начинающій жизнь, какъ ее начали вы, съ сильными ощущеніями, возбуждаемыми политикой, знающій, что значитъ занимать видное мѣсто въ публичныхъ дѣлахъ, не можетъ бросить ихъ и находить удовольствіе въ другихъ занятіяхъ. Женитесь па ней и вы можете отказаться отъ должности или нѣтъ, какъ хотите. Должность будетъ казаться вамъ гораздо легче, чѣмъ теперь, потому что она не будетъ необходимостью. Оставьте мнѣ по-крайней-мѣрѣ удовольствіе думать, что одинъ изъ насъ можетъ оставаться здѣсь — что намъ не къ чему падать обоимъ вмѣстѣ.

Все-таки онъ не говорилъ ей о письмѣ, лежавшемъ въ его карманѣ. Онъ чувствовалъ, что она взволновала его, что она заставила его сознаться, какъ жаль будетъ ему имѣть неудачу. Онъ сознавалъ очень хорошо, что заниматься адвокатурой и въ Лондонѣ и въ Дублинѣ не будетъ для него привлекательно.

Надежда на такую жизнь была очень для него печальна. Даже съ утѣшеніемъ любви Мэри такая жизнь будетъ очень для него скучна. И онъ зналъ — ему казалось, что онъ знаетъ — что если онъ сдѣлаетъ предложеніе, то мадамъ Гёслеръ не откажетъ ему. Она сказала ему, что если его безпокоитъ его бѣдность, то онъ можетъ перестать быть бѣднымъ. Разумѣется, онъ это понялъ. Ея деньги готовы для него, если онъ захочетъ наклониться и ихъ поднять. И этотъ бракъ доставитъ ему не однѣ деньги. Онъ признавался себѣ не разъ, что мадамъ Гёслерь очень мила, умна, привлекательна во всѣхъ отношеніяхъ и, на сколько онъ могъ примѣтить, одарена кроткимъ характеромъ. Она имѣла также положеніе въ свѣтѣ, которое поможетъ ему, а не помѣшаетъ. Чего не могъ бы сдѣлать онъ, имѣя независимое мѣсто въ нижней палатѣ и какъ владѣлецъ дома въ Парковомъ переулкѣ? Изъ всѣхъ каррьеръ на свѣтѣ самая пріятная сдѣлается тогда доступна для него.

— Вы являетесь мнѣ искусительницей, сказалъ онъ наконецъ лэди Лорѣ.

— Это жестоко и неблагодарно съ вашей стороны. Я готова сдѣлать все, что отъ меня зависитъ, чтобы вамъ помочь.

— Все-таки вы искусительница.

— Я знаю, какъ слѣдовало бы быть, сказала она тихимъ голосомъ: — я знаю очень хорошо, какъ слѣдовало бы быть. Я должна бы оставаться свободной до-тѣхъ-поръ, какъ мы встрѣтились у Лофлинтерскаго водопада, и тогда все было бы хорошо для насъ обоихъ.

— Я не знаю, какъ это могло быть, сказалъ Финіасъ хриплымъ голосомъ.

— Вы не знаете, а я знаю. Разумѣется, вы кололи меня тысячью кинжалами всякій разъ, какъ разсказывали мнѣ о вашей любви къ Вайолетъ. Вы были очень жестоки — безполезно жестоки. Мужчины такъ жестоки! Еслибъ вы не опоздали съ вашимъ предложеніемъ, все было бы хорошо. Въ этомъ вы сознаетесь?

— Разумѣется, вы были бы для меня всѣмъ. Я никогда не подумалъ бы о Вайолетъ.

— Это единственно доброе слово, которое вы сказали мнѣ съ того дня. Я стараюсь утѣшать себя мыслью, что могло быть такъ. Но все это прошло безвозвратно. У меня былъ свой романъ, а у васъ свой. Такъ какъ вы мужчина, то вамъ естественно было полюбить другую, — а мнѣ нѣтъ.

— А между тѣмъ вы можете мнѣ совѣтовать сдѣлать предложеніе женщинѣ только потому, что она богата!

— Да — я вамъ совѣтую. У васъ былъ романъ, а теперь вы должны помириться съ дѣйствительностью. Для чего я стану вамъ совѣтовать, если не изъ участія? Ваше счастье мнѣ пользы не сдѣлаетъ. Я даже не увижу его, потому что меня не будетъ здѣсь. Я услышу объ этомъ только какъ многія женщины, изгнанныя изъ Англіи, слышатъ невѣрные толки о томъ, что происходитъ въ странѣ, оставленной ими. Но во мнѣ все еще останется довольно участія — я буду смѣла, и зная, что вы не перетолкуете этого въ дурную сторону скажу, достаточно любви къ вамъ — чтобы чувствовать желаніе, чтобъ вы не потерпѣли крушенія. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Баррингтонъ и я взяли васъ за руку, наше безпокойство за васъ не ослабѣвало. Когда я рѣшила, что для насъ обоихъ лучше быть только друзьями, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда вы такъ жестоко говорили мнѣ о вашей любви къ Вайолетъ, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда я просила васъ не бывать у меня въ Лондонѣ, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда мой отецъ на васъ разсердился, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Я не дала ему покоя, пока онъ не смягчился. Когда вы старались отнять у Освальда предметъ его любви и я думала, что вамъ удастся, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Я всегда оставалась вамъ вѣрна. И теперь когда я — когда я должна бѣжать — я все остаюсь вамъ вѣрна.

— Лора! возлюбленная Лора! воскликнулъ онъ.

— Ахъ, нѣтъ! возразила она не съ гнѣвомъ, а съ грустью: — такъ быть не должно. Да вы и не думаете этого. Я не хочу такъ дурно о васъ думать. Вы должны только знать, что я вамъ другъ.

Вы мнѣ другъ, сказалъ онъ, протянувъ руку и отвернувшись: — вы мнѣ другъ!

— Такъ сдѣлайте же, какъ я вамъ говорю.

Онъ положилъ руку въ карманъ и дотронулся уже до письма съ тѣмъ, чтобы показать его. Но въ эту минуту ему пришло въ голову, что если онъ это сдѣлаетъ, то будетъ связанъ навсегда — связанъ навсегда съ его Мэри; но онъ желалъ подумать о своихъ узахъ, прежде чѣмъ провозгласитъ о нихъ даже своему дорогому другу. Онъ сказалъ лэди Лорѣ, что она искушаетъ его, и она стояла передъ нимъ теперь какъ искусительница. Но если неравно она искушаетъ его ненапрасно, то это письмо въ его карманѣ онъ никогда не долженъ показывать ей. Въ такомъ случаѣ лэди Лора никогда не должна слышать отъ него имени Мэри Флудъ Джонсъ.

Онъ оставилъ лэди Лору безъ всякаго опредѣленнаго намѣренія. Оставалась еще недѣля до чтенія билля Монка во второй разъ и у Финіаса оставался еще промежутокъ до окончательнаго рѣшенія. Онъ пошелъ въ клубъ и, прежде чѣмъ отобѣдалъ, старался написать нѣсколько строкъ къ Мэри — но никакъ не могъ. Хотя онъ даже не подозрѣвалъ въ себѣ намѣренія поступить вѣроломно, мысль, мелькавшая въ головѣ его, дѣлала это усиліе свыше его силъ. Онъ положилъ бумагу въ сторону и пошелъ обѣдать.

Была суббота и засѣданія въ парламентѣ не было. Финіасъ оставался на Портсмэнскомъ сквэрѣ съ лэди Лорой до семи часовъ, а вечеромъ далъ слово быть у мистриссъ Грешэмъ. Но такъ какъ у него оставалось еще часа два и такъ какъ ему нечего было дѣлать, онъ пошелъ въ курительную комнату клуба. Всѣ мѣста были заняты, кромѣ одного; но прежде чѣмъ онъ разглядѣлъ своихъ сосѣдей, онъ увидалъ, что по правую его руку сидѣлъ Бонтинъ, а но лѣвую Рэтлеръ. Во всемъ Лондонѣ не было двухъ человѣкъ, которые внушали бы ему болѣе отвращенія, но теперь было слишкомъ поздно ихъ избѣгать. Они немедленно напали на него, сперва съ одной стороны, а потомъ съ другой.

— Мнѣ сказали, что вы насъ оставляете, сказалъ Бонтинъ.

— Какой злой человѣкъ шепнулъ вамъ это? отвѣчалъ Финiасъ.

— Шепотъ очень громокъ, могу васъ увѣрить, сказалъ Рэтлеръ: — мпѣ кажется, я уже знаю почти всѣхъ въ нижней палатѣ, которые будутъ подавать голосъ, а ваше имя не написано на правой сторонѣ.

— Перепишите его ради Бога, сказалъ Финіасъ.

— Перепишу, если вы скажете мнѣ серьезно, что я могу это сдѣлать.

— Мое мнѣніе таково, сказалъ Бонтинъ: — что человѣкъ долженъ быть извѣстенъ или какъ другъ, или какъ врагъ. Я уважаю открытаго врага.

— Знайте же меня какъ открытаго врага, сказалъ Финіасъ: — и уважайте меня.

— Все это очень хорошо, сказалъ Рэтлеръ: — по это не значитъ ничего. Я всегда боялся за васъ, Финнъ. Разумѣется, очень важно быть независимымъ.

— Чрезвычайно важно, сказалъ Бонтинъ: — только чертовски безполезно.

— Но человѣкъ не долженъ быть независимъ и служить въ то же время. Вы забываете, какія хлопоты вы производите и какъ вы разстроиваете всѣ разсчеты.

— Я и не думалъ о расчетахъ, сказалъ Финіасъ.

— Дѣло въ томъ, Финнъ, замѣтилъ Бонтинъ: — что вы не созданы для оффиціальныхъ должностей; я всегда это находилъ въ людяхъ вашего происхожденія. Вы самыя чудныя лошади на свѣтѣ, если на васъ глядѣть въ степи, но вы не можете переносить упряжи.

— А свистъ бича надъ нашими плечами заставляетъ насъ лягаться; не такъ ли, Рэтлеръ?

— Я покажу вамъ списокъ Грешэма завтра же, сказалъ Рэтлеръ. — И разумѣется, онъ можетъ поступать какъ хочетъ, но я что-то этого не понимаю.

— Не торопитесь, сказалъ Бонтинъ: — я ставлю соверенъ, что Финіасъ подастъ голосъ съ нами. Ничего такъ не выставляетъ прелестей дѣвицы, какъ маленькая застѣнчивость. Я деру соверенъ, Рэтлеръ, что Финнъ будетъ съ нами противъ билля Монка.

Финіасъ не могъ болѣе выносить этихъ насмѣшекъ, онъ всталъ и ушелъ. Клубъ сдѣлался для него противенъ и онъ пошелъ гулять въ паркѣ. Когда онъ гулялъ, голова его была наполнена мыслями. Хорошо ли онъ сдѣлаетъ, отказавшись отъ всего для хорошенькаго личика? Онъ клялся себѣ, что изъ всѣхъ женщинъ, когда-либо видѣнныхъ имъ, Мэри была самая милая, самая добрая и самая лучшая. Если могло быть хорошо лишиться всего для женщины, то было бы хорошо лишиться для нея. Вайолетъ со всѣмъ своимъ искусствомъ, со всей своею энергіей, со всей своею граціей никогда не съумѣла бы написать такого письма, какъ то, которое онъ держалъ еще въ своемъ карманѣ. Лучшее очарованіе женщины состоитъ въ томъ, чтобы она была нѣжна, довѣрчива и великодушна. А кто былъ нѣжнѣе, довѣрчивѣе и великодушнѣе его Мэри? Разумѣется, онъ будетъ ей вѣренъ, хотя лишится всего.

Но уступить такому торжеству Рэтлеровъ и Бонтиновъ, знать, что они будутъ радоваться его паденію! Это чувство было для него ужасно. Послѣднія слова, сказанныя Бонтиномъ, дѣлали для него теперь невозможнымъ не поддержать своего стараго друга Монка. Слова Бонтина ясно доказывали, что будутъ говорить всѣ другіе Бонтины. Онъ зналъ, что онъ въ этомъ слабъ. Онъ зналъ, что еслибъ онъ былъ сильнѣе, онъ сталъ бы руководиться — если не твердымъ рѣшеніемъ своего ума — то совѣтами такихъ людей, какъ Грешэмъ и лордъ Кэнтрипъ, а не сарказмами Бонтиновъ и Рэтлеровъ. Но люди, живущіе между дикарями, боятся комаровъ болѣе чѣмъ львовъ. Финіасъ не могъ перенести мысли, что онъ дастъ упиться своей кровью такому существу какъ Бонтинъ.

А что онъ долженъ дѣлать съ мадамъ Гёслеръ? Судьба давала ему красивѣйшую женщину въ Лондонѣ съ огромнымъ состояніемъ. Теперь онъ клялся себѣ, что мадамъ Гёслеръ была красивѣйшая женщина во всемъ Лондонѣ, а Мэри Флудъ Джонсъ милѣйшая дѣвушка въ цѣломъ свѣтѣ. Онъ еще не принялъ никакого рѣшенія, которое успокоило бы его, когда воротился доой одѣваться па вечеръ къ Грешэму. Но онъ зналъ — ему казалось, будто онъ знаетъ — что онъ будетъ вѣренъ Мэри Флудъ Джонсъ.

Глава LXX. Домъ перваго министра

Комнаты, корридоры и лѣстницы въ домѣ мистриссъ Грешэмъ были набиты биткомъ, когда пріѣхалъ Финіасъ. Тутъ были люди всѣхъ политическихъ партій, жены и дочери такихъ людей, цѣлая радуга иностранныхъ министровъ со звѣздами, двѣ синія ленты и дамы увѣшанныя брилліантами. Весь Лондонъ тутъ былъ. Финіасъ нашелъ даже тутъ лорда Чильтерна, наткнувшись па своего пріятеля, какъ только ему удалось остановиться на лѣстницѣ.

— Какъ! вы здѣсь? вскричалъ Финнъ.

— Ей-Богу здѣсь! отвѣчалъ лордъ Чильтернъ: — но я убѣгу какъ можно скорѣе. Я цѣлый часъ пробирался сюда, но никакъ не могъ пробраться дальше. Лорѣ больше посчастливилось.

— Кеннеди здѣсь? шепнулъ Финіасъ.

— Не знаю, отвѣчалъ Чильтернъ: — но она рѣшилась на этотъ рискъ.

Нѣсколько дальше — Финіасъ былъ терпѣливѣе лорда Чилътерна — онъ наткнулся на Монка.

— Васъ здѣсь еще принимаютъ частнымъ образомъ? сказалъ Финіасъ.

— О! да — и мы сейчасъ имѣли самый дружескій разговоръ о васъ. Что это за человѣкъ! Онъ знаетъ все. Онъ такъ акуратенъ, такъ справедливъ и такъ великодушенъ!

— Ко мнѣ онъ былъ очень великодушенъ, сказалъ Финіасъ.

— Но у него недостаетъ великодушія — къ партіи, къ классамъ, къ народу; его великодушіе простирается только къ человѣческому роду вообще. Но я ничего не могу сказать противъ него. Онъ пригласилъ меня сегодня и самымъ дружескимъ образомъ говорилъ со мною объ Ирландіи.

— Что вы думаете о второмъ чтеніи вашего билля? спросилъ Финіасъ.

— Что вы думаете? Вы объ этихъ вещахъ слышите больше меня.

— Всѣ говорятъ, что раздѣленія голосовъ не будетъ.

— Я никогда этого не ожидалъ, сказалъ Монкъ.

— И я также — пока не услыхалъ, что Добени сказалъ при первомъ чтеніи. Всѣ подадутъ голосъ за билль цѣлой массой — а въ сердцѣ будутъ противъ этого.

— Будемъ надѣяться, что люди не такъ дурны.

— Это всегда такъ бываетъ. Они работаютъ за насъ — примкнувъ то къ одной сторонѣ, то къ другой. Вотъ въ чемъ состоитъ ихъ польза — когда мы разойдемся между собой — какъ это всегда бываетъ, они кончаютъ дѣло за насъ. Для нихъ должно быть непріятно дѣлать то, что по ихъ мнѣнію никогда не слѣдуетъ дѣлать.

— Дареному коню въ зубы не смотрятъ, сказалъ Монкъ: — въ парламентѣ есть только одинъ человѣкъ, котораго я не желаю видѣть заодно со мной — именно васъ.

— Вопросъ теперь рѣшенъ, сказалъ Финіасъ.

— А какъ онъ рѣшенъ?

Финіасъ не могъ сказать своему другу, что вопросъ такой важный для него былъ рѣшенъ жаломъ, которымъ его укололо такое презрительное насѣкомое какъ Бонтинъ, но онъ выразилъ это чувство какъ умѣлъ.

— Я буду съ вами. Я знаю что вы скажете и знаю какъ вы добры. Но я не могъ выдержать. Уже начали говорить то, что чуть не заставило меня отколотить тѣхъ, кто это говоритъ. Если могу, я никогда не подамъ случая никому сдѣлать мнѣ намекъ, который можетъ сдѣлать меня такимъ несчастнымъ, какъ я былъ сегодня. Пожалуйста не говорите больше ничего. Я думаю, что подамъ въ отставку завтра.

— Когда такъ, надѣюсь, что мы будемъ вести битву рядомъ, сказалъ Монкъ, подавая ему руку.

— Мы будемъ вести битву рядомъ, отвѣчалъ Финіасъ.

Послѣ этого онъ пробрался по лѣстницѣ еще выше, не имѣя никакой особенной цѣли въ виду и не мечтая о возможности добраться до хозяина или до хозяйки — чувствуя только, что ему слѣдуетъ непремѣнно пройтись по комнатамъ прежде чѣмъ онъ спустится съ лѣстницы. Онъ думалъ, что можетъ это сдѣлать съ мужествомъ и терпѣніемъ, и вѣроятно онъ въ послѣдній разъ будетъ въ домѣ перваго министра. На самомъ поворотѣ балюстрады на верху лѣстницы онъ увидалъ Грешэма

— Очень радъ васъ видѣть, сказалъ Грешэмъ. — Я вижу, что вы человѣкъ настойчивый и способный подниматься наверхъ.

— Какъ искра, сказалъ Финіасъ.

— Не такъ быстро, сказалъ Грешэмъ.

— Но съ тою же увѣренностью быстро лишиться моего ничтожнаго свѣта.

Грешэмъ не хотѣлъ этого понять и перемѣнилъ разговоръ.

— Вы видѣли извѣстія изъ Америки?

— Видѣлъ, но не вѣрю, сказалъ Финіасъ.

— Вы такъ вѣрите соединенію британскихъ колоній, что считаете ихъ сильными противъ всего вооруженнаго свѣта. На вашемъ мѣстѣ я придерживался бы той же доктрины — придерживался твердо.

— Надѣюсь, что и вы тоже придерживаетесь, мистеръ Грешэмъ?

— Ну да, — я не унываю. Но признаюсь, мнѣ сдается, что свѣтъ будетъ идти своимъ чередомъ, хотя бы у насъ не было ни одной провинціи въ Сѣверной Америкѣ. Но я говорю объ этомъ только вамъ. Вы не должны шепнуть объ этомъ въ Доунингской улицѣ.

Тутъ подошелъ кто-то другой, а Финіасъ продолжалъ медленно подниматься выше. Ему хотѣлось бы сказать Грешэму, что онъ не можетъ болѣе бывать въ Доунингской улицѣ, но онъ не имѣлъ на это случай. Долго пришлось ему подвигаться рядомъ съ миссъ Фицджибонъ — съ миссъ Аспазіей Фицджибонъ — которая когда-то избавила его отъ ужасныхъ денежныхъ затрудненій, заплативъ за него деньги, которыя онъ задолжалъ по милости ея брата.

— Очень пріятно быть здѣсь, но наконецъ устанешь, сказала миссъ Фицджибонъ.

— Очень устанешь, подтвердилъ Финіасъ.

— Разумѣется, это часть вашей обязанности, мистеръ Финнъ. Вы обязаны быть здѣсь. Когда я просилъ Лоренса пріѣхать, онъ сказалъ, что ничего нельзя сдѣлать, пока карты не перетасуются.

— Онѣ скоро перетасуются, сказалъ Финіасъ.

— Какая бы масть ни вскрылась, я знаю, что у васъ въ рукахъ будутъ козыри, сказала миссъ Фицджибонъ: — у нѣкоторыхъ людей всегда въ рукахъ козыри.

Финіасъ не могъ объяснить миссъ Фицджибонъ, что ему не суждено болѣе имѣть ни одного козыря въ рукахъ; онъ протолкался еще дальше. На пути своемъ онъ разговаривалъ съ разными знакомыми, какіе попадались ему. Минутъ пять удержала его лэди Бальдокъ, которая была очень любезна и очень непріятна. Она сказала ему, что Вайолетъ здѣсь, но не знаетъ гдѣ.

— Она гдѣ-то съ лэди Лорой, кажется, и право, мистеръ Финнъ, мнѣ это не нравится.

Лэди Бальдокъ слышала, что Финіасъ поссорился съ лордомъ Брентфордомъ, но о примиреніи не слыхала.

— Право мнѣ это не нравится. Мнѣ сказали, что мистеръ Кеннеди здѣсь, и неизвѣстно что можетъ случиться.

— Мистеръ Кеннеди врядъ ли скажетъ что-нибудь.

— Этого нельзя знать. А когда я слышу, что женщина разошлась съ своимъ мужемъ, мнѣ всегда кажется, что она должно быть была неблагоразумна. Можетъ быть, жестоко это думать, но мнѣ кажется, гораздо безопаснѣе.

— На сколько я слышалъ, лэди Лора совершенно права, сказалъ Финіасъ.

— Можетъ быть. Мужчины всегда берутъ сторону дамъ — это разумѣется само собой. Но мнѣ было бы очень жаль имѣть дочь, которая разошлась съ мужемъ — очень жаль.

Финіасъ, которому теперь не было никакой пользы добиваться милости лэди Бальдокъ, оставилъ ее и пошелъ опять впередъ. Ему очень хотѣлось увидѣть Вайолетъ вмѣстѣ съ лэди Лорой, хотя онъ самъ не могъ сказать себѣ почему. Онъ не видалъ миссъ Эффингамъ послѣ своего возвращенія изъ Ирландіи и думалъ, что если встрѣтитъ ее одну, то не будетъ въ состояніи говорить съ нею хладнокровно, но зналъ, что если встрѣтитъ ее вмѣстѣ съ лэди Лорой, то она приметъ его какъ друга и станетъ говорить съ нимъ такъ, какъ будто между ними не было никакой причины къ замѣшательству. Но онъ обманулся въ ожиданіи, потому что вдругъ встрѣтилъ Вайолетъ одну. Она шла подъ-руку съ лордомъ Бальдокомъ и Финіасъ видѣлъ, какъ ея кузенъ оставилъ ее. Но онъ не хотѣлъ быть такимъ трусомъ, чтобы ускользнуть отъ нея, особенно когда зналъ, что она видѣла его.

— О, мистеръ Финнъ! сказала Вайолетъ: — вы видите?

— Что такое?

— Посмотрите. Вотъ мистеръ Кеннеди. Мы слышали, что можетъ быть онъ будетъ здѣсь, и Лора взяла съ меня обѣщаніе не оставлять ее.

Финіасъ повернулъ голову и увидалъ Кеннеди, прислонившагося къ двери и мрачнаго какъ туча.

— Она стоитъ напротивъ него, она можетъ его видѣть, сказала Вайолетъ. — Пожалуйста отведите меня къ ней. Онъ ничего не подумаетъ о васъ; я знаю, что вы дружны съ обоими ими. Я ушла, потому что лордъ Бальдокъ желалъ представить меня лэди Маузеръ. Вы знаете, онъ женится на миссъ Маузеръ.

Финіасъ, очень равнодушный и къ лорду Бальдокъ и къ миссъ Маузеръ, подалъ руку Вайолетъ и очень медленно перешелъ черезъ комнату къ указанному мѣсту. Тамъ онъ нашелъ лэди Лору одну, сидящую, какъ бы подъ деревомъ упасъ, на глазахъ мужа.

— Мистеръ Финнъ, сказала она: — не можете ли вы найти Освальда? Я знаю, что онъ здѣсь.

— Онъ уѣхалъ, сказалъ Финіасъ: — я говорилъ съ нимъ на лѣстницѣ.

— Видѣли вы моего отца? Онъ хотѣлъ быть.

— Я его не видалъ, но поищу.

— Нѣтъ — это будетъ безполезно. Я остаться не могу Я знаю, что его экипажъ ждетъ меня здѣсь.

Финіасъ немедленно отправился отыскать экипажъ и обѣщалъ воротиться такъ скоро, какъ только могъ. Онъ шелъ пробираясь сквозь толпу гораздо скорѣе, чѣмъ прежде, но нарочно избѣгалъ той двери, у которой стоялъ Кеннеди. Это была бы его ближайшая дорога, но онъ думалъ, что услуживая теперь лэди Лорѣ, онъ долженъ держаться поодаль отъ этого человѣка. Но Кеннеди прошелъ въ дверь и преградилъ ему дорогу.

— Она уѣзжаетъ? спросилъ онъ.

— Да. Кажется, она скоро уѣдетъ. Я иду отыскать карету лорда Брентфорда.

— Скажите, чтобы она не уѣзжала изъ-за меня. Я не стану докучать ей здѣсь. А было бы гораздо лучше, чтобъ женщина въ такомъ положеніи не бывала въ подобномъ собраніи.

— Вы не пожелаете, чтобы она сидѣла взаперти.

— Я желалъ бы, чтобъ она воротилась въ домъ, который она оставила, и законы заставятъ ее сдѣлать это. Скажите ей, что я это говорю.

Кеннеди протолкался внизъ, а Финіасъ пошелъ за нимъ. Черезъ полчаса Финіасъ воротился къ дамамъ съ извѣстіемъ, что карета будетъ готова, какъ только онѣ сойдутъ внизъ.

— Онъ видѣлъ васъ? спросила лэди Лора.

— Да, онъ подошелъ ко мнѣ.

— И говорилъ съ вами?

— Да, онъ говорилъ со мною.

— А что онъ сказалъ?

Тогда въ присутствіи Вайолетъ Финіасъ передалъ данное ему порученіе. Онъ думалъ, что лучше будетъ передать, а если онъ не передастъ его теперь, то можетъ бить не передастъ никогда.

— Защитятъ ли меня законы или нѣтъ, а я никогда не буду съ нимъ жить, сказала лэди Лора: — развѣ женщина похожа на корову, что ее можно насильно привязать къ хлѣву? Я никогда не буду жить съ нимъ, хотя бы всѣ судьи на свѣтѣ рѣшили, что я должна.

Финіасъ много думалъ обо всемъ этомъ, когда шелъ въ свою одинокую квартиру. Все-таки свѣтъ былъ лучше для него, чѣмъ для этихъ двухъ несчастныхъ супруговъ. А почему? Онъ по-крайней-мѣрѣ не пожертвовалъ для денегъ и для общественныхъ выгодъ инстинктами своей натуры. Онъ былъ сумасброденъ, тщеславенъ, непостояненъ, нерѣшителенъ и, можетъ быть, алченъ — но до-сихъ-поръ онъ еще не былъ вѣроломенъ. Тутъ онъ вынулъ послѣднее письмо Мэри и опять его прочелъ.

Глава LXXI. Сравненіе

Можетъ быть, трудно было рѣшить — между лордомъ Чилътерномъ и миссъ Эффингамъ — кто былъ виноватъ или кто былъ больше правъ въ обстоятельствахъ, которыя повели къ ихъ разлукѣ. Старый лордъ, желая убѣдить сына выбрать какое-нибудь занятіе и чувствуя, что его собственныя усилія хуже чѣмъ безполезны, заперся съ своей будущей невѣсткой и взялъ съ нея обѣщаніе употребить ея вліяніе на ея жениха.

— Разумѣется, я тоже нахожу, что онъ долженъ дѣлать что-нибудь, сказала Вайолетъ.

— И онъ будетъ дѣлать, если вы ему велите, отвѣчалъ графъ.

Вайолетъ выразила большое сомнѣніе относительно его повиновенія, но все-таки обѣщала сдѣлать что можетъ, и сдѣлала. Лордъ Чильтернъ, когда она заговорила съ нимъ, нахмурилъ брови съ тѣмъ свирѣпымъ гнѣвомъ, который физіономія его часто выражала безъ всякаго намѣренія быть свирѣпымъ съ его стороны. Онъ былъ раздосадованъ, по не свирѣпо расположенъ къ Вайолетъ. Глядя па нее, однако онъ казался очень свирѣпъ.

— Что же вы желаете, чтобы я дѣлалъ? спросилъ онъ.

— Я желала бы, чтобъ вы выбрали какое-нибудь занятіе, Освальдъ.

— Какое занятіе? Что вы хотите сказать? Ужъ не долженъ ли я сдѣлаться башмачникомъ?

— Не по моему желанію, по сдѣлайтесь, если вы хотите.

Когда ея женихъ нахмурился на нее, Вайолетъ рѣшилась — твердо рѣшилась — съ внутреннимъ сознаніемъ своихъ правъ — что онъ ее не испугаетъ.

— Вы говорите вздоръ, Вайолетъ; вы знаете, что я не могу быть башмачникомъ.

— Вы можете поступить въ парламентъ.

— Не могу и не хочу. Мнѣ ненравится эта жизнь.

— Вы можете заняться земледѣліемъ.

— У меня нѣтъ па это средствъ.

— Вы можете же заняться чѣмъ-нибудь, вы должны. Вы сами это знаете. Вы знаете, что отецъ вашъ правъ.

— Это легко увѣрять, Вайолетъ, но мнѣ кажется, было бы лучше, чтобы вы брали сторону мою, чѣмъ моего отца, если вы намѣрены быть моею женою.

— Вы знаете, что я намѣрена быть вашей женой; по вѣдь вы желали бы, чтобъ я уважала моего мужа!

— А развѣ вы не будете меня уважать, если выйдете за меня? спросилъ онъ.

Тутъ Вайолетъ взглянула ему въ лицо и увидала, что онъ нахмурился мрачнѣе прежняго. Шрамъ на лбу его сдѣлался глубже и безобразнѣе прежняго, глаза сверкнули гнѣвомъ, а лицо вспыхнуло свирѣпымъ бѣшенствомъ. Если онъ былъ такой, когда она была только помолвлена съ нимъ, какимъ же будетъ онъ, когда они сдѣлаются мужемъ и женою? Какъ бы то ни было, она не будетъ его бояться — ни капельки.

— Нѣтъ, Освальдъ, сказала она: — если вы рѣшитесь быть лѣнивымъ, я не стану васъ уважать. Гораздо лучше сказать вамъ правду.

— Гораздо лучше, сказалъ онъ.

— Какъ могу я уважать человѣка, жизнь котораго будетъ… будетъ…

— Чѣмъ? спросилъ онъ съ громкимъ крикомъ.

— Освальдъ, вы очень грубы со мной.

— Скажите, чѣмъ же будетъ моя жизнь?

Тутъ она опять рѣшила, что не будетъ его бояться

— Будетъ безславна, сказала она.

— Я васъ не обезславлю, возразилъ онъ. — Я не навлеку безславія на женщину, которую я такъ любилъ. Вайолетъ, послѣ того, что вы сказали, намъ лучше разстаться.

Она была горда, рѣшительна, и они разстались. Хотя сердце ея разрывалось, она велѣла ему уйти. Послѣ она возненавидѣла себя за свою строгость къ нему, но все-таки она не хотѣла взять назадъ сказанныхъ словъ. Она думала, что онъ неправъ, и думая это, считала своей обязанностью и своимъ преимуществомъ сказать ему, что она думаетъ. Но она не желала его лишиться; — не желала не быть его женой, даже еслибы онъ былъ такъ лѣнивъ какъ вѣтеръ. Она была такъ создана, что никогда бы не позволила ни ему, ни какому другому мужчинѣ сдѣлаться властелиномъ ея сердца — до-тѣхъ-поръ, пока сама не вознамѣрилась твердо отдать свое сердце. Любовь не побѣдила ее, но была ею порабощена. А все-таки она не могла теперь освободиться отъ рабы своей, когда увидала, что ея услуги не годятся для нея. Она разсталась съ лордомъ Чильтерномъ добровольно, рѣшительно и съ большимъ достоинствомъ въ наружности своей, но какъ только она осталась одна, ею овладѣли угрызенія. Она объявила человѣку, который долженъ былъ сдѣлаться ея мужемъ, что жизнь его безславна — а разумѣется никакой мужчина не захочетъ перенести такихъ словъ. Еслибъ лордъ Чильтернъ это перенесъ, онъ не былъ бы достоинъ ея любви.

Она сама сказала лэди Лорѣ и лорду Брентфорду о томъ, что случилось — сказала также лэди Бальдокъ. Разумѣется, лэди Бальдокъ торжествовала — а Вайолетъ старалась ей отмстить, поклявшись, что она вѣчно будетъ сожалѣть о потерѣ такого неоцѣненнаго человѣка.

— Такъ зачѣмъ же ты ему отказала, душечка? сказала лэди Бальдокъ.

— Я нашла, что онъ слишкомъ для меня хорошъ, отвѣчала Вайолетъ.

Можно сомнѣваться, не была ли права лэди Бальдокъ, когда увѣряла, что ея племянница такъ терзала ее, что ни одна тетка на свѣтѣ не имѣла такихъ хлопотъ.

Лордъ Брентфордъ шумѣлъ и горячился, и конечно еще хуже испортилъ все дѣло. Онъ поссорился съ сыномъ, потомъ помирился, потомъ поссорился опять — клянясь, что всю вину слѣдуетъ приписать упрямству и характеру Чильтерна. Послѣднее время однако по стараніямъ лэди Лоры лордъ Брентфордъ и его сынъ опять примирились и графъ старался не говорить непріятныхъ словъ и не подавать недовольнаго вида въ присутствіи сына.

— Они помирятся, говорила лэди Лора: — если мы не будемъ стараться ихъ примирить. А если мы будемъ стараться, они не помирятся никогда.

Графъ былъ убѣжденъ и старался какъ могъ. Но это было очень трудно для него. Какъ онъ могъ молчать, когда сынъ его говорилъ ежедневно такія вещи, которыя всякій отецъ — всякій такой отецъ какъ лордъ Брентфордъ — не могъ одобрять? Лордъ Чильтернъ выражалъ недовѣріе даже къ мудрости палаты лордовъ, а одинъ разъ увѣрялъ, что для всякаго перваго министра было бы очень удобно имѣть трехъ или четырехъ старухъ въ совѣтѣ министровъ. Отецъ услыхавъ это, старался нѣжно выговаривать сыну, усиливался даже шутить. Единственнымъ желаніемъ его сердца было имѣть своей невѣсткой Вайолетъ Эффингамъ. Но даже при этомъ желаніи онъ находилъ очень труднымъ удерживать свой языкъ при лордѣ Чильтернѣ.

Когда лэди Лора разсуждала объ этомъ съ Вайолетъ, та всегда утверждала, что надежды нѣтъ.

— Дѣло въ томъ, сказала она на другой день послѣ того, какъ онѣ обѣ были у мистриссъ Грешэмъ: — что хотя мы нравимся другъ другу — любимъ другъ друга, если вы хотите — мы не годимся быть мужемъ и женой.

— Почему же?

— Мы слиткомъ сходны. Мы оба слишкомъ вспыльчивы, слишкомъ упрямы и слишкомъ повелительны.

— Вы, какъ женщина, должны уступить, сказала лэди Лора.

— Но мы не всегда дѣлаемъ то, что мы должны.

— Я знаю, какъ мнѣ трудно совѣтовать, такъ какъ я довела себя до такого положенія.

— Не говорите этого, душа моя — или лучше говорите, потому что мы объ довели себя до того, что вы называете положеніемъ — до такого положенія, что намъ пожалуй придется жить вмѣстѣ и разсуждать объ этомъ всю остальную нашу жизнь. Разница состоитъ въ томъ, что вамъ не въ чемъ обвинять себя, а я обвинять себя должна.

— Я не могу сказать, чтобы мнѣ не въ чемъ было обвинить себя, сказала лэди Лора: — я не знаю, сдѣлала ли я большой вредъ мистеру Кеннеди послѣ того, какъ вышла за него, но я сдѣлала ему страшный вредъ, согласившись за него выйти.

— И онъ за себя отмстилъ.

— Мы не будемъ говорить о мщеніи. Я думаю, что онъ несчастенъ, и знаю, что несчастна я — а это происходитъ отъ того вреда, который сдѣлала я.

— Я не хочу сдѣлать несчастнымъ никого, сказала Вайолетъ.

— Вы хотите этимъ сказать, что вы рѣшились не выходить за Освальда.

— Я хочу сказать это и многое другое. Я говорю, что не хочу сдѣлать несчастнымъ никого. Вашъ братъ не единственный человѣкъ, который такъ слабъ, что хочетъ рѣшиться на рискъ.

— Хочетъ и лордъ Фаунъ.

— Да, лордъ Фаунъ. Можетъ быть, ему я не сдѣлала бы большого вреда, но не сдѣлала бы и пользы.

— И бѣдный Финіасъ Финнъ.

— Да — мистеръ Финнъ. Я вотъ что скажу вамъ, Лора. Единственный человѣкъ, котораго я считала одно мгновеніе возможнымъ полюбить какъ моего мужа — кромѣ вашего брата — былъ мистеръ Финнъ.

— А теперь?

— О! — теперь разумѣется это прошло.

— Прошло?

— Совершенно. Вѣдь онъ женится на мадамъ Гёслеръ? Я думаю, что все рѣшено уже теперь. Я надѣюсь, что она будетъ къ нему добра, любезна, позволитъ ему поступать по-своему и будетъ поить его чаемъ, когда онъ придетъ усталый изъ парламента, потому что, признаюсь, мое сердце все еще немножко нѣжно къ Финіасу. Мнѣ было бы непріятно думать, что онъ попалъ въ руки какой-нибудь злой вѣдьмы.

— Я не думаю, чтобы онъ женился на мадамъ Гёслеръ.

— Почему же?

— Право не умѣю вамъ сказать — но не думаю. Итакъ вы любили его прежде, Вайолетъ?

— Не совсѣмъ, душа моя. Для меня трудно полюбить. А почти всѣмъ дѣвушкамъ, какъ мнѣ кажется, трудно не любить. Мистеръ Финнъ, когда я мѣрила его въ умѣ, былъ не малъ, но и не довольно великъ. Я воображала себя сержантомъ, набирающимъ рекрутовъ по мѣркѣ. У мистера Финна не хватало роста на полдюйма. У него чего-то недостаетъ въ индивидуальности. Онъ слишкомъ друженъ со всѣми.

— Сказать вамъ секретъ, Вайолетъ?

— Пожалуйста, душа моя; хотя мнѣ кажется, я знаю уже этотъ секретъ.

— Это единственный человѣкъ, котораго я любила, сказала лэди Лора.

— Но вы полюбили его слишкомъ поздно, замѣтила Вайолетъ.

— Было слишкомъ поздно, когда я увѣрилась въ этомъ настолько, чтобы желать, чтобъ я никогда не видала мистера Кеннеди чувствовала приближеніе этой любви и разсудила сама съ собой, что такой бракъ былъ бы дуренъ для насъ обоихъ. Въ то время были непріятности у насъ въ семействѣ и у меня не было ни шиллинга.

— Вы заплатили долги Освальда.

Словомъ, у меня не было ничего — и у него также. Какъ могла я осмѣлиться подумать о такомъ замужетвѣ?

А онъ думалъ объ этомъ, Лора?

— Кажется.

— Вы это знаете навѣрно. Вы говорили мнѣ прежде.

— Ну, да. Онъ думалъ. Я пришла къ сумасбродному, полусентиметальному намѣренію вступить съ нимъ въ дружбу, думая, что мы съ нимъ будемъ связаны братскою любовью, въ которой не будетъ ничего оскорбительнаго для моего мужа, и для этого онъ былъ приглашенъ въ Лофлинтеръ, когда я поѣхала туда, принявъ предложеніе Роберта. Онъ пріѣхалъ, и я также мѣрила его какъ вы, и нашла, что онъ какъ-разъ подходитъ къ моей мѣркѣ. Мнѣ кажется, я знала его лучше нежели вы.

— Очень можетъ быть, но зачѣмъ было его мѣрить, когда это было безполезно?

— Развѣ можно удержать себя? Онъ пришелъ ко мнѣ однажды, когда я сидѣла у Линтера. Вы помните то мѣсто, гдѣ первый водопадъ?

— Помню очень хорошо.

— И я также. Робертъ показалъ мнѣ его какъ самое красивое мѣсто во всей Шотландіи.

— И тамъ этотъ нашъ обожатель пропѣлъ вамъ свою пѣсню?

— Я не знаю, что онъ говорилъ мнѣ тогда, но знаю, что я сказала ему о моей помолвкѣ, и чувствовала, когда я сказала ему это, что моя помолвка горе для меня. И она была горемъ съ того дня до-сихъ-поръ.

— А герой, Финіасъ — все еще дорогъ вамъ?

— Дорогъ мнѣ?

Да. Вы возненавидѣли бы меня, еслибъ онъ сдѣлался моимъ мужемъ, и вы возненавидите мадамъ Гёслеръ, когда она сдѣлается его женою.

— Вовсе нѣтъ. Я не собака на сѣнѣ. Я зашла даже такъ далеко, что иногда желала, чтобы вы вышли за него.

— А почему?

— Потому что онъ такъ искренно этого желалъ.

— Трудно простить мужчинѣ такія быстрыя перемѣны, сказала Вайолетъ.

— Какъ же мнѣ было не простить — когда я отвернулась отъ него съ рѣшительнымъ намѣреніемъ съ той минуты, когда увидала, что онъ положилъ знакъ на мое сердце? Я не могла стереть этотъ знакъ, а между тѣмъ вышла замужъ. Неужели онъ не долженъ былъ стараться стереть свой знакъ?

— Мнѣ кажется, что онъ стеръ его очень скоро и послѣ того стеръ еще другой знакъ. Неизвѣстно, сколько еще знаковъ стеръ онъ. Это похоже на запись трактирщика, которую онъ дѣлаетъ мѣломъ. Сырая скатерть сотретъ все и ничего не останется.

— Чего же вы хотѣли?

— Должна быть маленькая зарубка па палкѣ — для памяти, сказала Вайолетъ. — Я не жалуюсь, я жаловаться не могу, такъ какъ я сама не сдѣлала никакой зарубки.

— Вы глупы, Вайолетъ.

— Оттого что я не позволила сдѣлать изъ себя зарубку этому великому рыцарю.

— Такой человѣкъ, какъ мистеръ Финнъ, долженъ думать о своей жизни — пользоваться ею, раздѣлять ее между трудомъ, удовольствіемъ, обязанностью, честолюбіемъ, какъ только онъ сумѣетъ. Если сердце его нѣжно, то любовь должна занимать часть во всѣхъ этихъ интересахъ. Но глупъ тотъ мужчина, который позволитъ любви преодолѣть все. Даже въ женщинѣ подобная страсть признакъ слабости, а не силы.

— Когда такъ, Лора, стало быть вы слабы.

— А если я слаба, развѣ это осуждаетъ его? Если я справедливо сужу о немъ, это такой человѣкъ, который былъ бы постояненъ какъ солнце, когда постоянство можетъ быть полезно.

— Вы хотите сказать, что будущая мистриссъ Финнъ не подвергается опасности?

Именно это хочу я сказать; — и если вы или я захотѣли бы принять его имя, мы могли бы быть въ совершенной безопасности. Но намъ заблагоразсудилось отъ этого отказаться.

— И кому еще, желала бы я знать?

— Вы несправедливы и жестоки, Вайолетъ; такъ несправедливы и жестоки, что для меня ясно, что онъ только удовлетворилъ вашему тщеславію и не тронулъ вашего сердца. Что же по вашему мнѣнію долженъ онъ сдѣлать, когда я сказала ему, что я помолвлена?

— Я полагаю, что мистеръ Кеннеди не поѣхалъ бы съ нимъ въ Бланкенбергъ.

— Вайолетъ!

— Мнѣ кажется, это самое приличное. Но даже и это не рѣшаетъ дѣла окончательно — неправдали?

Тутъ кто-то вошелъ и разговоръ прекратился.

Глава LXXII. Великодушіе мадамъ Гёслеръ

Когда Финіасъ Финнъ ушелъ отъ Грешэма, онъ совершенно рѣшилъ, что онъ сдѣлаетъ. На слѣдующее утро онъ скажетъ Лорду Кэнтрипу, что ему необходимо выйти въ отставку, и спроситъ его совѣта, тотчасъ ли выйти ему или подождать, когда будетъ во второй разъ чтеніе ирландскаго билля Монка.

— Любезный Финнъ, я могу только сказать, что глубоко объ этомъ сожалѣю, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— И я также. Мнѣ жаль оставить службу, которая мнѣ нравится и которая дѣйствительно мнѣ нужна. Особенно сожалѣю я, что долженъ оставить эту службу, которая была такъ пріятна для меня; а болѣе всего мнѣ жаль оставить васъ. Но я убѣжденъ, что мистеръ Монкъ правъ, и не могу не поддержать его.

— Желалъ бы я, чтобъ мистеръ Монкъ отправился въ Батъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

Финіасъ могъ только улыбнуться, пожать плечами и сказать, что даже еслибъ мистеръ Монкъ былъ въ Батѣ, то это вѣроятно не составило бы большой разницы. Когда онъ подалъ просьбу объ отставкѣ, лордъ Кэнтрипъ просилъ его подождать два дня. Онъ сказалъ, что онъ поговоритъ съ Грешэмомъ. Пренія о биллѣ Монка не могли быть прежде какъ черезъ недѣлю, и Финіасъ успѣетъ подать въ отставку прежде чѣмъ подастъ голосъ противъ министерства. Финіасъ воротился въ свою канцелярію и занялся работою, чтобы сдѣлать еще пользу своимъ любимымъ колоніямъ.

Разговоръ этотъ происходилъ въ пятницу, а въ слѣдующее воскресенье рано утромъ онъ вышелъ изъ дома послѣ поздняго завтрака — завтрака продолжительнаго, во время котораго онъ старался изучить статистику арендаторскаго права, приготовляя свою рѣчь и стараясь заглянуть впередъ, въ то будущее, на которое эта рѣчь должна была имѣть такъ много вліянія — и направился къ Парковому переулку. Онъ уговорился съ мадамъ Гёслеръ, что онъ зайдетъ къ ней въ это воскресенье утромъ и скажетъ ей свое окончательное рѣшеніе относительно занимаемой имъ должности.

«Я иду къ ней просто для того, чтобы проститься, говорилъ онъ себѣ: «потому что врядъ ли увижусь съ нею когда-нибудь.»

Когда онъ снялъ свой шлафрокъ и одѣлся, онъ всталъ на минуту передъ зеркаломъ, посмотрѣть свѣжи ли его перчатки, вычищены ли его сапоги; мнѣ кажется, что въ наружности его была такая тщательность, которой не было бы, еслибъ онъ былъ совершенно убѣжденъ, что онъ намѣренъ просто проститься съ дамой, къ которой онъ шелъ. Но если въ немъ было такое сознаніе, то онъ принялъ противоядіе прежде чѣмъ вышелъ изъ дома. Воротясь въ гостиную, онъ вынулъ изъ письменной шкатулки письмо Мэри, извѣстное читателю, и прочелъ его внимательно отъ слова до слова.

«Она лучше ихъ всѣхъ, сказалъ онъ самъ себѣ, складывая письмо и положилъ его опять въ шкатулку.

Я не увѣренъ хорошо ли человѣку имѣть большое количество, изъ котораго выбирать лучшее, такъ какъ въ подобныхъ обстоятельствахъ онъ очень способенъ перемѣнять свое мнѣніе ежечасно. Качества, которыя кажутся самыми привлекательными до обѣда, иногда теряютъ эту привлекательность вечеромъ.

Утро было теплое и онъ взялъ кэбъ. Не шло ему прощаться съ такой женщиной какъ мадамъ Гёслеръ, разгорячившись и запылившись отъ продолжительной ходьбы пѣшкомъ. Будучи такъ тщателенъ относительно сапоговъ и перчатокъ, онъ долженъ былъ довести свою тщательность до конца. Мадамъ Гёслеръ была очень хорошенькая женщина, не щадившая трудовъ, чтобы сдѣлать себя на столько хорошенькой, на сколько позволяла ей природа, для тѣхъ, кого она удостоивала своими улыбками, и къ такой женщинѣ долженъ былъ показать особенное вниманіе тотъ, кого она такъ много удостоивала своими улыбками какъ Финіаса. И онъ чувствовалъ также, что въ этомъ послѣднемъ визитѣ было что-то особенное. Онъ былъ условленъ, и сверхъ того было рѣшено, что Финіасъ скажетъ мадамъ Гёслеръ о своемъ намѣреніи относительно своей будущей жизни. Мнѣ кажется, что онъ поступилъ очень благоразумно укрѣпившись взглядомъ на письмо нашей милой Мэри, прежде чѣмъ рѣшился отправиться къ мадамъ Гёслеръ.

Да; — мадамъ Гёслеръ дома. Дверь отворила ея горничная, которая улыбаясь объяснила, что всѣ слуги въ церкви. Финіасъ достаточно былъ коротокъ въ коттэджѣ въ Парковомъ переулкѣ, чтобы находиться въ дружескихъ отношеніяхъ съ горничной мадамъ Гёслеръ, и теперь сдѣлалъ ей фамильярное замѣчаніе, приличенъ ли его визитъ во время обѣдни.

— Барыня, я думаю, не откажетъ васъ принять, связала дѣвушка, которая была нѣмка.

— Она одна? спросилъ Финіасъ.

— Одна? Да — разумѣется одна; кто будетъ у нея теперь?

Она повела его въ гостиную, по войдя туда, Финіасъ увидалъ, что мадамъ Гёслеръ тутъ не было.

— Она придетъ сейчасъ, сказала дѣвушка: — я скажу ей кто здѣсь и она придетъ.

Комната была очень хорошенькая. Можно было почти сказать, что во всемъ Лондонѣ не было комнаты болѣе хорошенькой. Изъ нея былъ видъ черезъ маленькій садикъ — который былъ такъ красивъ, какъ только деньги могли его сдѣлать, состязаясь съ лондонскимъ дымомъ — пряма въ паркъ. Снаружи и внутри окна цвѣты и зелень были такъ убраны, что сама комната казалась бесѣдкою въ саду. И все въ этой бесѣдкѣ было богато и рѣдко, и ничего не было такого, что надоѣдало бы своею рѣдкостью или впутало бы отвращеніе своимъ богатствомъ. Кресла, хотя очень дорогія, были назначены для сидѣнья. Тутъ были книги для чтенія. Двѣ, три драгоцѣнныя картины англійскаго искусства висѣли на стѣнахъ и отражались въ зеркалахъ. По комнатѣ были разбросаны драгоцѣнныя бездѣлушки — бездѣлушки очень драгоцѣнный, по находящіяся тутъ не ради цѣны, а красоты. Финіасъ уже настолько понималъ искусство жизни, чтобы сознавать, что женщина, убравшая эту комнату, обладала очарованіемъ прибавлять красоту ко всему, до чего она касалась. Чего не доставало бы въ такой жизни, съ такой подругой, съ такими средствами въ его распоряженіи? Не доставало бы одного — думалъ онъ — уваженія къ самому себѣ, котораго онъ лишился бы, еслибъ поступилъ вѣроломно съ дѣвушкой, которая довѣрилась ему таки нѣжно въ его родной Ирландіи.

Черезъ нѣсколько минутъ съ нимъ была мадамъ Гёслеръ и онъ примѣтилъ, что она была нарядна, что волосы ея были очень тщательно убраны и что всѣ прелести, принадлежавшія ей, были выставлены для него. Онъ не зналъ, кто недавно пріѣзжалъ въ Парковый переулокъ просить обладанія этими богатыми даровъ, но я желалъ бы знать, сдѣлались ли бы они Драгоцѣннѣе въ глазахъ его, еслибъ онъ зналъ, что они Такъ тронули сердце великаго герцога, что заставили его даже положить свою герцогскую корону къ ногамъ этой дамы. Мнѣ кажется, что еслибъ онъ зналъ, что дама отказалась отъ короны, то это возвысило бы цѣнность приза.

— Мнѣ такъ жаль, что я заставила васъ ждать, сказала она, подавая ему руку. — Я готова назвать себя совой за то, что не была готова принять васъ, когда вы сказали, что вы будете.

— Нѣтъ, вы райская птичка, такъ мило прилетѣвшая ко мнѣ и въ такой часъ, когда всѣ другія птицы не хотятъ показать мнѣ и перышка изъ своего крыла.

— А вы не чувствуете ли себя похожимъ на мальчика-шалуна, дѣлая визитъ въ воскресенье утромъ?

— А вы не чувствуете себя похожею на шалунью дѣвочку?

— Да, немножко. Не знаю, пріятно ли было бы мнѣ, еслибъ всѣ услыхали, что я принимаю гостей — или еще хуже, одного гостя — въ такое время. Но такъ пріятно немножко пошалить! Это заставляетъ меня чувствовать, будто мы стоимъ на границѣ той восхитительной области, въ которой нѣтъ принужденности обычаевъ — гдѣ мужчины и женщины говорятъ и дѣлаютъ что хотятъ.

— Такъ пріятно быть на границѣ, сказалъ Финіасъ.

— Именно. Разумѣется, благопристойность, нравственность, приличіе, все, что дѣлается для глазъ публики — вещи восхитительныя. Мы всѣ это знаемъ и живемъ соображаясь съ этимъ — какъ можемъ. По крайней-мѣрѣ такъ дѣлаю я.

— А я развѣ нѣтъ, мадамъ Гёслеръ?

— Я ничего объ этомъ не знаю, мистеръ Финнъ, и не желаю разспрашивать. Но если вы живете, такъ я увѣрена, вы согласитесь со мною, что вы часто завидуете неприличнымъ людямъ — цыганамъ — людямъ, которые не подчиняются никакимъ общественнымъ законамъ. Я завидую имъ. О, какъ я имъ завидую!

— Но вы свободны какъ воздухъ.

— Я самое домосѣдное домашнее существо на свѣтѣ. Я прокладывала себѣ путь въ послѣдніе четыре года и не позволяла себѣ не только пококетничать, даже и посмѣяться. А теперь я не стану удивляться, если должна буду попятиться назадъ года па два, именно потому что я позволила вамъ прійти ко мнѣ въ воскресенье утромъ. Когда я сказала Лоттѣ, что вы будете, она съ испугомъ покачала головой. Но теперь, когда уже вы здѣсь, скажите мнѣ, что вы сдѣлали.

— Еще ничего, мадамъ Гёслеръ.

— Я думала, что все должно рѣшиться въ пятницу.

— Было рѣшено — прежде пятницы. Право, когда я вспоминаю теперь, я не могу сказать, когда это не было рѣшено. Мнѣ было невозможно, рѣшительно невозможно поступить иначе. Я все еще занимаю мое мѣсто, мадамъ Гёслеръ, по я объявилъ, что откажусь отъ него прежде преній.

— Это совершенно рѣшено?

— Совершенно.

— А потомъ что?

Мадамъ Гёслеръ, разспрашивая его такимъ образомъ, наклонилась къ нему черезъ столъ съ дивана, на которомъ она сидѣла, опираясь обоими локтями на столикъ, стоявшій передъ ней. Намъ всѣмъ извѣстно это выраженіе истиннаго интереса, которое принимаетъ физіономія истиннаго друга, когда дѣло идетъ о благосостояніи его друзей. Конечно, есть такіе, которые принимаютъ это выраженіе безъ всякаго чувства — какъ актеры, умѣющіе олицетворять всѣ страсти. Но въ обыкновенной жизни мы думаемъ, что мы можемъ положиться на такое лицо, и узнаемъ это истинное выраженіе, когда его увидимъ. Финіасъ, смотря въ глаза мадамъ Гёслеръ, былъ увѣренъ, что дама, сидѣвшая напротивъ него, не играетъ роль. Она по-крайней-мѣрѣ заботилась о его благосостояніи и раздѣляла его заботы.

— А потомъ что? повторила она тономъ нѣсколько торопливымъ.

— Я не знаю, будетъ ли какое-нибудь «потомъ». Общественная жизнь кончилась для меня, мадамъ Гёслеръ.

— Какъ можно объ этомъ говорить? сказала она: — вы созданы для публичной жизни.

— Если такъ, я боюсь, что не исполню моего назначенія. Но говоря откровенно…

— Да, скажите мнѣ откровенно; я хочу понять въ чемъ дѣло.

— Дѣло въ томъ, что я не оставлю моего депутатскаго мѣста до конца сессіи, такъ какъ я думаю, что могу быть полезенъ. Потомъ я откажусь.

— Откажетесь и отъ этого? сказала она топомъ огорченія.

— Кажется, парламентъ будетъ распущенъ.

— А развѣ вы не явитесь кандидатомъ па депутатство?

— Я не имѣю на это средствъ.

— Полноте, вѣдь это фунтовъ пятьсотъ, не больше!

— И кромѣ этого мнѣ хорошо извѣстно, что единственная надежда на успѣхъ въ моей прежней профессіи состоитъ въ томъ, чтобы отказаться отъ всякой мысли быть членомъ парламента. Для начинающаго юриста эти двѣ вещи несовмѣстны. Теперь я это знаю и купилъ мое знаніе цѣною горькой опытности.

— А гдѣ будете вы жить?

— Въ Дублинѣ вѣроятно.

— И чѣмъ же будете вы заниматься?

— Всякимъ добросовѣстнымъ дѣломъ, которое можетъ быть мнѣ поручено.

— Вы будете защищать всѣхъ негодяевъ и стараться доказать, что воры не воруютъ?

— Можетъ быть, и это встрѣтится мнѣ.

— Вы надѣнете парикъ и прикинетесь мудрецомъ?

— Парикъ въ Ирландіи не во всеобщемъ употребленіи, мадамъ Гёслеръ.

— И вы будете защищать всѣми силами чьи-нибудь двадцать фунтовъ?

— Именно.

— Вы уже составили себѣ имя въ величайшемъ сенатѣ на свѣтѣ и управляли другими странами обширнѣе вашей собственной.

— Нѣтъ, я этого не дѣлалъ. Я никакой страной не управлялъ.

— Говорю вамъ, другъ мой, вы не можете этого сдѣлать. Объ этомъ нечего и говорить. Люди могутъ только переходить отъ маловажнаго къ важному труду, но они не могутъ отодвигаться назадъ и заниматься маловажнымъ дѣломъ, когда они исполняли истинно великіе труды. Говорю вамъ, мистерѣ Финнъ, что парламентъ настоящее мѣсто для васъ. Это единственное мѣсто. Не другъ ли я вамъ, что говорю это?

— Я знаю, что вы мнѣ другъ.

— А не хотите мнѣ вѣрить, когда я говорю вамъ это! Чего вы боитесь, для чего вы бѣжите? У васъ нѣтъ ни жены, ни дѣтей. Какого же угрожающаго несчастья опасаетесь вы?

Она помолчала съ минуту, какъ бы ожидая отвѣта, и онъ чувствовалъ, что теперь какъ-разъ было кстати сказать ей о помолвкѣ съ его милой Мэри. Мадамъ Гёслеръ приняла его очень шутливо, но теперь черезъ нѣсколько минутъ движенія ея дѣлались серьезны, тонъ почти торжественъ, что заставляло его сознавать, что онъ никакъ не долженъ съ нею шутить. Дружба ея была такъ искренна, что онъ обязанъ былъ говорить ей все. Но прежде чѣмъ онъ могъ придумать, какими словами разсказать, она продолжала быстрѣе разспрашивать его.

— Вы только боитесь относительно денегъ?

— Просто потому, что у меня нѣтъ дохода, которымъ я могъ бы жить.

— Не предлагала ли я вамъ денегъ?

— Но вы сами, мадамъ Гёслеръ, презирали бы меня, еслибъ я ихъ взялъ.

— Нѣтъ; — я опровергаю это.

Когда она говорила это — не громко, но выразительно — она подошла и стала передъ нимъ. Взглянувъ на нее, онъ примѣтилъ, что въ ней была сила, о которой онъ ничего не зналъ. Она была сильнѣе и крѣпче физически, чѣмъ онъ до-сихъ-поръ воображалъ.

— Я съ этимъ не согласна, сказала она: — деньги не божество и не демонъ, онѣ не могутъ сдѣлать одного благороднымъ, а другого гнуснымъ. Это случайность, и если ими добросовѣстно располагать, онѣ могутъ переходить отъ васъ ко мнѣ, а отъ меня къ вамъ безъ малѣйшаго пятна. Вы можете принять отъ меня обѣдъ, цвѣты, дружбу — все, но не деньги! Объясните мнѣ причину этого феномена. Если я дамъ вамъ тысячу фуновъ, теперь, сію минуту, и вы ихъ возьмете, вы будете низкій человѣкъ, но если я оставлю ихъ вамъ въ моемъ завѣщанія — и умру — вы ихъ возьмете и не сдѣлаетесь низкимъ человѣкомъ. Объясните мнѣ причину.

— Вы сказали не все, сказалъ Финіасъ хриплымъ голосомъ.

— Чего же я не досказала? Если я сказала не все, скажите остальное.

— Мужчина не можетъ взять отъ васъ денегъ, потому что вы молоды и прекрасны.

— О! отъ этого?

— Отчасти отъ этого.

— Будь я мужчина, вы могли бы ихъ взять, еслибъ даже я была молода и прекрасна какъ утро?

— Нѣтъ, денежные подарки всегда нехороши. Они грязнятъ и отягощаютъ душу и разбиваютъ сердце.

— Тѣмъ болѣе, если ихъ дѣлаетъ женщина?

— Мнѣ такъ кажется. Но я не могу объ этомъ разсуждать. Лучше не будемъ объ этомъ говорить.

— И я разсуждать не могу, но я могу быть щедрой — очень щедрой. Я могу отнять у себя для моего друга — даже могу унизить себя для этого. могу сдѣлать болѣе, чѣмъ могъ бы сдѣлать мужчина для своего друга. Вы не возьмете денегъ изъ моей руки?

— Нѣтъ, мадамъ Гёслерь, я не могу этого сдѣлать.

— Такъ возьмите прежде руку. Когда она и все въ ней находящееся будутъ принадлежать вамъ, вы можете дѣлать что хотите.

Говоря такимъ образомъ, она стояла передъ нимъ, протянувъ къ нему свою правую руку.

Какой мужчина можетъ сказать, что онъ не поддавался искушенію? Какая женщина станетъ увѣрять, что такое искушеніе Hé должно было имѣть силу? Самый воздухъ въ комнатѣ, въ которой она жила, былъ пріятенъ для его обонянія и около нея былъ вѣнецъ граціи и красоты, ласкавшій всѣ его чувства. Она приглашала его соединить свою судьбу съ ея судьбой, для того, чтобъ она могла дать ему все, что было нужно для того, чтобы сдѣлать его жизнь богатой и славной. Какъ позавидуютъ ему Рэтлеры и Бонтины, когда услышатъ, какой призъ достался ему! Кэнтрипы и Грешэмы почувствуютъ, что онъ другъ вдвойнѣ драгоцѣнный, если только его можно воротить назадъ, а Монкъ будетъ привѣтствовать его какъ союзника, сильнаго той силой, которой въ немъ недоставало прежде. Онъ можетъ тогда сравняться со всѣми. Кого долженъ онъ бояться? Кто не станетъ его хвалить? Исторія его бѣдной Мэри будетъ извѣстна только въ маленькомъ городкѣ за Британскимъ каналомъ. Искушеніе, конечно, было очень сильно.

Но ему не оставалось ни одной минуты колебаться. Она стояла отвернувшись отъ него, но все съ протянутой рукою. Разумѣется, онъ ее взялъ. Какой мужчина въ такомъ положеніи можетъ не взять руку женщины?

— Другъ мой! сказалъ онъ.

— Я не хочу, чтобы вы называли меня вашимъ другомъ, сказала она. — Вы должны называть меня Маріей, вашей Маріей, или никогда не называть никакъ. Что вы выбираете, сэръ?

Онъ помолчалъ съ минуту, держа ея руку, и она оставляла ее въ его рукѣ, ожидая что онъ скажетъ ей. Но все еще она не смотрѣла на него.

— Говорите же со мною. Скажите мнѣ, что выбираете вы? Онъ все молчалъ.

— Говорите со мною. Скажите мнѣ! повторила она опять.

— Невозможно! сказалъ онъ наконецъ.

Слова его были не громче тихаго шепота, но они были внятны, и немедленно рука была отнята.

— Невозможно! воскликнула она: — стало быть, я выдала себя?

— Нѣтъ, мадамъ Гёслеръ.

— Сэръ, я говорю да! Если вы позволите мнѣ, я васъ оставлю. Я знаю, что вы извините меня за такую рѣзкость.

Она вышла изъ комнаты и Финіасъ Финнъ ее больше не видалъ.

Онъ послѣ не зналъ, какъ онъ ускользнулъ изъ этой комнаты и пробрался въ Парковый переулокъ. Впослѣдствіи онъ вспомнилъ, что онъ оставался тамъ самъ не зная сколько времени, стоя на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ она оставила его, и что наконецъ имъ почти овладѣло опасеніе пошевелиться, страхъ, чтобы его не слыхали, необузданное желаніе убѣжать, такъ чтобы не былъ слышенъ шумъ его шаговъ, звукъ замка. Все въ этомъ было предложено ему. Онъ отказался отъ всего, а потомъ почувствовалъ, что изъ всѣхъ людей на свѣтѣ никто не имѣлъ права менѣе его стоять тутъ. Самое его присутствіе въ этой гостиной было оскорбленіемъ для женщины, которую онъ заставилъ отсюда уйти.

Но наконецъ онъ очутился на улицѣ и пробрался черезъ Пиккадилли въ Паркъ. Тамъ, какъ только онъ успѣлъ найти мѣстечко подальше отъ воскреснаго люда, онъ бросился на траву и старался устремить свои мысли па то, что онъ сдѣлалъ. Мнѣ кажется, что первымъ его чувствомъ было чистое и ни съ чѣмъ не смѣшанное разочарованіе — разочарованіе такое горькое, что даже образъ его Мори не утѣшилъ его. Какъ великъ былъ его успѣхъ и какъ ужасно паденіе! Но еслибъ онъ взялъ руку и деньги этой женщины, еслибъ онъ принялъ дорогой призъ, предлагаемый ему, онъ въ десять разъ сильнѣе почувствовалъ бы свое несчастье въ ту первую минуту, въ которую разстался бы съ ней. Тогда — такъ какъ онъ былъ человѣкъ съ сердцемъ — для него не было бы утѣшенія ни въ чемъ. Но даже теперь, когда онъ поступилъ какъ слѣдуетъ — онъ хорошо зналъ, что поступилъ какъ слѣдуетъ — онъ находилъ, что не скоро можетъ утѣшиться.

Глава LXXIII. Amantium irae

Жизнь миссъ Эффингамъ въ это время была не самая счастливая въ свѣтѣ. Она говорила разъ своему другу лэди Лорѣ, что путь ея идетъ не по пріятнымъ мѣстамъ. Она все еще жила у тетки и начала находить, что почти невозможно долѣе переносить жизнь съ лэди Бальдокъ и почти невозможно избавиться отъ нея. Прежде она мечтала, что можетъ жить одна, если захочетъ, что можетъ вести независимую жизнь какъ мужчина, если захочетъ жить такимъ образомъ, что можетъ взять свое состояніе въ свои руки, какъ конечно дозволяетъ ей законъ, и поступать съ этимъ состояніемъ какъ ей угодно. Но послѣднее время она стала понимать, что все это невозможно для нея. Хотя одинъ законъ дозволялъ это, другой не позволялъ, а послѣдній законъ почти былъ такъ же могущественъ, какъ и первый. Но настоящее ея несчастье увеличивалось тѣмъ же обстоятельствомъ, что она была теперь изгнана изъ второго дома, который у нея прежде былъ. До-сихъ-поръ она всегда могла убѣгать отъ лэди Бальдокъ къ своей пріятельницѣ, но теперь объ этомъ нечего было и думать. Лэди Лора и лордъ Чильтернъ жили въ одномъ домѣ и Вайолетъ не могла жить съ ними.

Лэди Бальдокъ понимала все это и мучила свою племянницу. Мученіе это было неумышленное. Тетка не хотѣла сдѣлать жизнь племянницы тяжелой и съ этимъ намѣреніемъ дѣйствовала систематически. Лэди Бальдокъ, безъ сомнѣнія, желала исполнять свою обязанность добросовѣстно. Но результатомъ выходила мука для бѣдной Вайолетъ и сильное убѣжденіе въ душѣ каждой изъ этихъ женщинъ, что другая была самымъ безразсуднымъ существомъ на свѣтѣ.

Тетка въ это время забрала себѣ въ голову говорить о бѣдномъ лордѣ Чильтернѣ. Это происходило отчасти отъ убѣжденія, что ссора была окончательна и что слѣдовательно нѣтъ никакой опасности раздражать Вайолетъ этимъ выраженіемъ состраданія — отчасти отъ сознанія, что ея племянницѣ лучше бы было выйти за лорда Чильтерна, чѣмъ вовсе не выходить замужъ — а отчасти можетъ быть и отъ того общаго правила, что такъ какъ она считала за нужное бранить свою племянницу во всемъ, то самымъ удобнымъ способомъ для достиженія этого было принимать во всѣхъ вопросахъ противоположный взглядъ противъ того, который принимала ея племянница. Лэди Бальдокъ предполагала, что Вайолетъ считала лорда Чильтерна виноватымъ противъ нея, и вотъ почему лэди Бальдокъ говорила о «бѣдномъ лордѣ Чильтернѣ». Относительно другихъ обожателей она начала примѣчать, что ихъ любовь безнадежна. Дочь ея Августа объяснила ей, что не осталось никакой надежды ни для Финіаса, ни для лорда Фауна, ни для Эпльдома.

— Я полагаю, она останется въ старыхъ дѣвахъ нарочно, чтобы положить меня въ могилу, говорила лэди Бальдокъ.

Вотъ почему когда лэди Бальдокъ сказали однажды, что пріѣхалъ лордъ Чильтернъ и спрашиваетъ миссъ Эффингамъ, она не упала тотчасъ въ обморокъ и не объявила, что они всѣ будутъ убиты — какъ она сдѣлала бы это нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Ее терзала двойная обязанность. Если Вайолетъ смягчится и примирится, тогда она будетъ обязана спасать Вайолетъ отъ когтей этого хищнаго звѣря. Но если этого не будетъ, тогда она обязана позаботиться, чтобы съ бѣднымъ лордомъ Чильтерномъ не обходились съ презрѣніемъ и гнѣвомъ.

— Знаетъ она, что онъ здѣсь? спросила лэди Бальдокъ свою дочь.

— Еще нѣтъ, мама.

— О Боже! о Боже! Я полагаю, что она должна видѣться съ нимъ; она подала ему такъ много надежды!

— Я полагаю, она сдѣлаетъ какъ хочетъ, мама.

— Августа, какъ ты можешь говорить такимъ образомъ? Развѣ я не могу распоряжаться въ своемъ собственномъ домѣ?

Однако скоро оказалось, что въ этомъ отношеніи она распоряжаться не могла.

— Лордъ Чильтернъ внизу, сказала Вайолетъ, вдругъ входя въ комнату.

— Такъ сказала мнѣ Августа. Сядь, душечка.

— Я не могу сѣсть, тетушка; я послала сказать, что приду къ нему сейчасъ. Онъ ужасно нетерпѣливъ и я не должна заставить его ждать.

— И ты намѣрена видѣться съ нимъ?

— Конечно, я съ нимъ увижусь, сказала Вайолетъ, выходя изъ комнаты.

— Возможно ли женщинѣ брать на себя заботу о племянницѣ! сказала лэди Бальдокь своей дочери унылымъ тономъ и съ отчаяніемъ поднимая руки кверху, между тѣмъ какъ Вайолетъ быстро сбѣжала внизъ и быстро вошла въ комнату, въ которой ее ждалъ ея бывшій женихъ.

— Я долженъ благодарить васъ за то, что вы пришли ко мнѣ, Вайолетъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

Въ лицѣ его было еще нѣчто свирѣпое — выраженіе отчасти гнѣва, отчасти рѣшимости усмирить то, на что онъ сердился. Вайолетъ внимательнѣе примѣтила рѣшимость усмирить, чѣмъ гнѣвъ. Она думала, что она можетъ вынести гнѣвъ сердитаго лорда, но она не могла вынести мысли о томъ, что ее хочетъ усмирить кто бы то ни было.

— Зачѣмъ же мнѣ было не прійти? сказала она. — Разумѣется, я пришла, когда мнѣ сказали, что вы здѣсь. Я не думаю, что между нами должна быть ссора, потому что мы передумали.

— Такія перемѣны производятъ ссору, сказалъ онъ.

— Со мною этого не будетъ, если вы сами не захотите, сказала Вайолетъ. Для чего намъ быть врагами — когда мы знали другъ друга съ дѣтства? Самые дорогіе друзья мои — вашъ отецъ и ваша сестра. Для чего же намъ быть врагами?

— Я пришелъ спросить васъ, не находите ли вы, что я дурно поступилъ съ вами?

— Дурно поступили со мною! Конечно, нѣтъ. Развѣ вамъ кто-нибудь сказалъ, что я обвиняла васъ?

— Никто мнѣ этого не говорилъ.

— Такъ зачѣмъ же вы меня спрашиваете?

— Затѣмъ что я не хотѣлъ бы, чтобъ вы это думали. Я не имѣлъ намѣренія поступить грубо съ вами. Когда вы сказали мнѣ, что жизнь моя безславна…

— О, Освальдъ! не будемъ возвращаться къ этому. Какая польза будетъ изъ того?

— Но вѣдь вы это сказали.

— Не думаю.

Кажется, вы именно сказали это слово — самое жестокое слово, какое только вы могли придумать.

— Я не имѣла намѣренія быть жестокой. Если употребила это выраженіе, — я буду просить у васъ прощенія. Только покончимъ это. Такъ какъ наши мнѣнія о жизни вообще не сходятся, то намъ лучше не вступать въ супружество. Но это ужъ рѣшено и зачѣмъ же намъ возвращаться къ словамъ, сказаннымъ опрометчиво и просто непріятнымъ?

— Я пришелъ узнать, рѣшено ли это.

— Конечно. Вы сами рѣшили это, Освальдъ. Я сказала вамъ то, что считала себя обязанной сказать вамъ. Можетъ быть, я употребила такія выраженія, которыя мнѣ не слѣдовало употребить. Тогда вы сказали мнѣ, что я не могла быть вашей женой — и я думала, что вы правы, совершенно правы.

— Я былъ неправъ, совершенно неправъ, сказалъ онъ съ пылкостью: — такъ неправъ, что никогда себѣ не прощу, если вы не смягчитесь. Я былъ такъ глупъ, что не могу простить себѣ моей глупости. Я прежде зналъ, что не могу жить безъ васъ, а когда вы сдѣлались моею, я бросилъ васъ за сердитое слово.

— Это было слово не сердитое, сказала она.

— Скажите его опять и дайте мнѣ еще возможность отвѣтить на него.

— Мнѣ кажется, я сказала, что лѣность не… достойна уваженія, или что-нибудь въ этомъ родѣ, вѣроятно взятое изъ книжки съ нравоученіями. Человѣкъ съ такой тонкой кожей, какъ вы, долженъ выбрать для себя жену съ языкомъ мягче моего.

— Я не хочу выбирать другой, сказалъ онъ.

Но все-таки его тонъ и движенія были еще свирѣпы.

— Я выбралъ давно, какъ вамъ извѣстно довольно хорошо. Я перемѣняюсь не легко. Бъ этомъ я перемѣниться не могу. Вайолетъ, скажите опять, что вы будете моей женой, и я поклянусь работать для васъ какъ угольщикъ.

— Я желаю, чтобы мой мужъ — если онъ у меня будетъ — работалъ не совсѣмъ такъ, какъ угольщикъ.

— Послушайте, Вайолетъ, сказалъ онъ — и теперь свирѣпое выраженіе исчезло съ его лица и появилась улыбка, которая была болѣе грустна, чѣмъ радостна: — поступите со мной справедливо — или, лучше сказать, великодушно, если можете. Я не знаю даже — много ли любили вы меня.

— Очень много — давно, когда вы были мальчикомъ.

— А послѣ не любили? Если такъ, мнѣ лучше уйти. Любовь только съ одной стороны дѣло самое жалкое.

— Очень жалкое.

— Лучше все перенести, чѣмъ стараться основать свою жизнь на такой любви. Есть такія женщины, которыя не могутъ любить никого.

— Это самое я говорила о себѣ Лорѣ недавно. Нѣкоторымъ женщинамъ такъ легко любить, другимъ такъ трудно, что можетъ быть онѣ не любятъ никогда.

— А вамъ?

— О! мнѣ… Въ этихъ вещахъ лучше ограничиться общностью. Я лучше не стану описывать себя, а то пожалуй ложно опишу.

— Вы никого не любите, Вайолетъ?

— Это мое дѣло, милордъ.

— Ей-Богу! это также и мое. Скажите мнѣ, что вы любите, и я тотчасъ васъ оставлю. Я не стану спрашивать о его имени и не стану болѣе безпокоить васъ. Если вы не любите никого и если вамъ возможно меня простить…

— Простить! когда же я на васъ сердилась?

— Отвѣчайте на мой вопросъ, Вайолетъ.

— Я не стану отвѣчать на этотъ вашъ вопросъ.

— На какой же вопросъ отвѣтите вы?

— На всякій, который касается васъ и меня, а не другихъ.

— Вы сказали мнѣ когда-то, что любите меня.

— Я сейчасъ сказала вамъ, что васъ любила — давно.

— А теперь?

— Это другой вопросъ.

— Вайолетъ, любите вы меня теперь?

— Вотъ ужъ это прямой вопросъ! сказала она.

— И вы отвѣтите на него?

— Я полагаю, что я должна отвѣтить.

— Ну-съ?

— Ахъ, Освальдъ, какъ вы глупы! Люблю ли я васъ? Разумѣется, я васъ люблю. Еслибъ вы умѣли понять, то вы увѣрились бы, что я не любила никого другого; — что послѣ всего случившагося между нами я никогда не буду любить никого другого. Я люблю васъ. Вотъ вамъ! Бросите ли вы меня, какъ вы сдѣлали намедни — съ большимъ пренебреженіемъ, замѣтьте — иди придете по мнѣ съ милыми, прекрасными обѣщаніями, какъ теперь — я все-таки буду васъ любить. Я не могу быть вашей женой, если вы не хотите на мнѣ жениться; судите сами, какъ же я могу? Когда вы убѣжали въ сердцахъ, потому что я сказала что-то такое взятое изъ нравоучительной книжки, не могла же я бѣжать за вами; это было бы не хорошо. Но если вы сомнѣваетесь въ моей любви къ вамъ, то я скажу вамъ, что вы дуракъ.

Говоря послѣднія слова, она надула губки, а когда онъ заглянулъ ей въ лицо, онъ увидалъ, что глаза ея наполнены слезами. Онъ стоялъ теперь обнявъ ее рукою, такъ что ему не легко было разсмотрѣть ея лицо.

— Я дуракъ? сказалъ онъ.

— Да, но я все-таки люблю васъ.

— Никогда больше не буду сомнѣваться въ этомъ.

— Не сомнѣвайтесь. Я же не скажу ни слова, вздумаете вы быть угольщикомъ или пѣтъ. Поступайте какъ хотите. Я имѣла намѣреніе поступить очень благоразумно, право имѣла.

— Вы самая великодушнѣйшая дѣвушка когда-либо существовавшая на свѣтѣ.

— Я вовсе не желаю быть великодушной и никогда болѣе не буду благоразумной. Только не хмурьтесь на меня и не глядите свирѣпо.

Она протянула руку, чтобы разгладить его лобъ.

— Я еще немножко васъ боюсь. Вотъ такъ. Вотъ это хорошо. Теперь пустите меня, чтобы я могла сказать тетушкѣ. Послѣдніе два мѣсяца она такъ сожалѣла о бѣдномъ лордѣ Чилътернѣ.

— Это она притворялась! сказалъ онъ.

— Но теперь, когда мы помирились, опа опять придетъ въ ужасъ отъ вашей нечестивости. Послѣднее время вы были голубокъ, теперь вы опять сдѣлаетесь людоѣдомъ. Но, Освальдъ, вы не должны быть людоѣдомъ для меня.

Какъ только она могла отдѣлаться отъ своего любовника, она разсказала обо всемъ лэди Бальдокъ.

— Ты опять за него выходишь? сказала ей тетка, поднимая кверху руки.

— Да — я опять за него выхожу, отвѣчала Вайолетъ.

— Такъ пусть же отвѣтственность падетъ на тебя, — я умываю руки.

Въ этотъ вечеръ, разсуждая объ этомъ съ своею дочерью, лэди Бальдокъ говорила о бракѣ Вайолетъ и лорда Чильтерна какъ о такомъ обстоятельствѣ, о которомъ она сожалѣла болѣе всего.

Глава LXXIV. Начало конца

Насталъ день преній, а Финіасъ, Финнъ еще сидѣлъ въ своей комнатѣ въ колоніальномъ департаментѣ. Отставка его была подана и принята и онъ просто ждалъ прихода своего преемника. Около полудня преемникъ его пришелъ и онъ имѣлъ удовольствіе передать свое кресло Бонтину. Вообще подразумѣвается, что люди, оставляющіе свои мѣста, передаютъ или печати или портфели. Финіасъ не имѣлъ ни печати, ни портфеля, но въ той комнатѣ, которую онъ занималъ, стояло особенно удобное кресло, и его-то съ большимъ сожалѣніемъ онъ передалъ для употребленія и удобства мистера Бонтина. Въ глазахъ его врага былъ взглядъ торжества, а въ голосѣ радость, которые были очень горьки для Финіаса.

— Итакъ вы дѣйствительно выходите, сказалъ Бонтинъ: — навѣрно все это какъ слѣдуетъ. Я самъ это не совсѣмъ понимаю, но я не сомнѣваюсь, что вы правы.

— Это не легко понять, неправдали? сказалъ Финіасъ, стараясь засмѣяться.

Но Бонтинъ не почувствовалъ сатиры и бѣдный Финіасъ нашелъ, что будетъ безполезно пытаться наказать человѣка, котораго онъ ненавидѣлъ. Онъ оставилъ его такъ скоро, какъ только могъ, и пошелъ сказать нѣсколько прощальныхъ словъ своему начальнику.

— Прощайте, Финнъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — мнѣ очень непріятно, что мы должны разстаться такимъ образомъ.

— И мнѣ также, милордъ. Желалъ бы я, чтобъ этого можно было избѣгнуть.

— Вамъ не слѣдовало ѣздить въ Ирландію съ такимъ опаснымъ человѣкомъ, какъ мистеръ Монкъ; но теперь слишкомъ поздно объ этомъ думать.

— Молоко пролито, неправдали?

— Эти ужасные раздоры никогда не продолжаются долго, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — если человѣкъ не измѣнитъ совершенно своихъ мнѣній. Сколько ссоръ и сколько примиреній пережили мы! Я помню, когда Грешэмъ вышелъ изъ министерства, потому что не могъ сидѣть въ одной комнатѣ съ мистеромъ Мильдмэемъ, а между тѣмъ они сдѣлались самыми крѣпкими политическими друзьями. Было время, когда Плинлиммонъ и герцогъ не могли поставить вмѣстѣ своихъ лошадей, а развѣ вы не помните, какъ Паллизеръ былъ принужденъ отказаться отъ своихъ надеждъ получить мѣсто въ министерствѣ оттого, что на его шапкѣ сидѣла пчела?

Я думаю однако, что пчела на шапкѣ Паллизера, на которую лордъ Кэнтрипъ намекалъ, жужжала о чемъ-то другомъ, а не о политикѣ.

— Я не сомнѣваюсь, что вы опять скоро къ намъ воротитесь. Люди, которые дѣйствительно занимаются своимъ дѣломъ, слишкомъ рѣдки для того, чтобы ихъ оставлять спокойно сидѣть на ихъ депутатскихъ скамьяхъ.

Это было сказано очень ласково и Финіасъ былъ польщенъ и утѣшенъ. Онъ не могъ однако растолковать лорду Кэнтрипу всю правду. Для него мечта о политической жизни исчезла навсегда. Онъ испыталъ ее и ему удалось выше самыхъ обширныхъ его надеждъ. Но, не смотря на его успѣхъ, земля обрушилась подъ его ногами и онъ зналъ, что онъ никогда не можетъ попасть въ ту нишь въ галереѣ свѣта, которую онъ теперь оставлялъ.

Въ этотъ же самый день онъ встрѣтилъ Грешэма въ одномъ изъ корридоровъ, ведущихъ въ парламентъ, и первый министръ взялъ нашего героя подъ руку и вошелъ вмѣстѣ съ нимъ въ переднюю.

— Я жалѣю, что мы лишаемся васъ, сказалъ Грешэмъ.

— Вы можете быть увѣрены, что мнѣ самому очень жаль, отвѣчалъ Финіасъ.

— Безъ сомнѣнія, вы и мистеръ Монкъ думаете, что вы правы, продолжалъ Грешэмъ.

— Мы дали сильныя доказательства тому, что мы такъ думаемъ, сказалъ финіасъ. — Мы отказываемся отъ нашихъ мѣстъ, а мы оба очень бѣдны.

Мнѣ кажется, вы ошибаетесь не столько въ вашемъ взглядѣ на самый вопросъ, который, сказать по правдѣ; я не совсѣмъ еще понимаю.

— Мы постараемся объяснить паши взгляды.

— И безъ сомнѣнія сдѣлаете это очень ясно. Но мнѣ кажется, что мистеръ Монкъ неправъ, желая, какъ членъ министерства, навязать мѣру, которая, хороша она или дурна, все-таки министерство не желаетъ принять — по-крайней-мѣрѣ теперь.

— Вотъ почему онъ и подалъ въ отставку, сказалъ Финіасъ.

Разумѣется. Но мнѣ кажется, что онъ не понялъ единственный способъ, по которому большая партія можетъ дѣйствовать вмѣстѣ, если она можетъ оказать услугу странѣ. Не думайте ни минуты, что я осуждаю васъ или его.

— Я ничего не значу въ этомъ дѣлѣ, сказалъ Финіасъ.

— Могу увѣрить васъ, мистеръ Финнъ, что мы не смотрѣли на васъ съ такой точки зрѣнія, и надѣюсь, что настанетъ время, когда мы можемъ сидѣть опять на одной скамьѣ.

Ни на какой скамьѣ въ парламентѣ не будетъ сидѣть онъ такимъ образомъ! Вотъ что давило его душу въ ату минуту, а не потеря его должности. Онъ зналъ, что не можетъ осмѣлиться думать остаться въ Лондонѣ какъ членъ парламента, не имѣя никакого другого дохода кромѣ того, который его отецъ могъ ему дать, еслибъ онъ даже могъ опять достать мѣсто въ парламентѣ. Когда онъ въ первый разъ сдѣлался депутатомъ отъ Лофшэна, онъ увѣрялъ своихъ друзей, что его обязанность какъ члена нижней палаты не помѣшаетъ ему заниматься адвокатурою въ судѣ. Теперь онъ пять лѣтъ былъ членомъ, и не сдѣлалъ ни одной попытки къ адвокатскимъ занятіямъ. Онъ попалъ совершенно на другой путь и имѣлъ большой успѣхъ, такой успѣхъ, что мужчины говорили ему, а женщины еще чаще мужчинъ, что его каррьера была чудомъ успѣховъ. Но такъ какъ ему было хорошо извѣстно съ самаго начала, въ той новой профессіи, которую онъ выбралъ, былъ тотъ недостатокъ, что ничего не было постояннаго. Тѣ, которые имѣли успѣхъ, вѣроятно могли имѣть его опять; но успѣхъ былъ промежуточный и могли быть годы трудныхъ занятій въ оппозиціи, членамъ которой къ несчастью не назначается жалованья. Почти необходимо, какъ теперь онъ зналъ, что тѣ, которые посвящаютъ себя такой профессіи, должны быть люди богатые. Когда онъ началъ свои занятія — во время его перваго депутатства отъ Лофшэна — онъ не думалъ поправить свой недостатокъ въ этомъ отношеніи богатымъ бракомъ. Ему и въ голову не приходило, что онъ долженъ искать себѣ партію съ этой цѣлью. Подобная мысль была бы вполнѣ непріятна для него. На немъ никогда не было пятна умышленнаго корыстолюбія. Но обстоятельства такъ устроились, что когда онъ сдѣлался извѣстенъ въ парламентѣ, сначала занялъ одну должность, а потомъ другую. перспектива любви и денегъ раскрылась передъ нимъ, и онъ отважно шелъ впередъ, оставивъ позади себя Ло и законъ — потому что эта перспектива была такъ привлекательна. Потомъ явились Монкъ и Мэри Флудъ Джонсъ и всe вокругъ него рушилось.

Все вокругъ него рушилось — однако съ ужаснымъ искушеніемъ для него опять надуть свои паруса цѣною правдивости и чести. Это искушеніе вовсе не тронуло бы его, будь мадамъ Гёслеръ безобразна, глупа или лично непріятна. Но по его мнѣнію она была самая прелестная женщина, когда-либо видѣнная имъ, самая остроумная и во многихъ отношеніяхъ самая очаровательная. Она предлагала отдать ему все, что она имѣла, такъ поставить его въ свѣтѣ, что оппозиція была бы для него гораздо пріятнѣе должности въ министерствѣ, и сдѣлала это такимъ образомъ, который былъ очень лестенъ для его тщеславія. Но онъ отказался отъ всего, потому что былъ связанъ съ дѣвушкой въ Флудборо. Читатели мои вѣроятно скажутъ, что онъ не былъ человѣкъ правдивый, если не могъ сдѣлать этого безъ сожалѣнія. Когда Финіасъ думалъ обо всемъ этомъ, у него было много сожалѣній.

Но съ другой стороны онъ рѣшилъ, что если когда-нибудь мужчина любилъ дѣвушку, которую онъ обѣщалъ любить, то онъ будетъ любить Мэри Флудъ Джонсъ. Тысячу разъ говорилъ онъ себѣ, что у нея нѣтъ энергіи лэди Лоры, блестящаго остроумія Вайолетъ Эффингамъ или красоты мадамъ Гёслеръ. Но Мэри имѣла свои собственныя очарованія, которыя были драгоцѣннѣе этого всего. Развѣ которая-нибудь изъ этихъ трехъ женщинъ довѣрялась ему, какъ довѣрялась она — или любила его съ такою преданностью? Въ сердцѣ его были сожалѣнія, сожалѣнія тяжелыя — потому что Лондонъ, парламентъ, клубы и Доунингская улица сдѣлались дороги для него. Ему пріятно было ѣхать по парку и выслушивать привѣтствія тѣхъ, чьи привѣтствія были очень цѣнны. Онъ имѣлъ сожалѣнія — грустныя сожалѣнія! Но дѣвушка, которую онъ любилъ больше парковъ, клубовъ — больше даже Уэстминстера и Доунингской улицы, никогда не будетъ знать, что эти сожалѣнія существовали.

Мысли эти пробѣгали въ головѣ его, когда онъ слушалъ Монка, когда тотъ высказывалъ свою теорію о томъ, чтобы отдать справедливость Ирландіи. Можетъ быть, это были послѣднія важныя пренія, въ которыхъ Финіасъ могъ принимать участіе, и онъ рѣшилъ, что сдѣлаетъ тутъ что можетъ. Онъ не имѣлъ намѣренія говорить въ этотъ день, такъ какъ вообще предполагали, что засѣданіе въ парламентѣ будетъ отложено до подачи голосовъ. Но онъ будетъ наготовѣ и посмотритъ, какъ пойдетъ дѣло. Онъ теперь уже понималъ всѣ формы этого мѣста и былъ однимъ изъ самыхъ молодыхъ опытныхъ парламентскихъ членовъ. Онъ понималъ настроеніе духа и всѣ движенія члена парламента. Невѣроятно было, чтобы пренія кончились въ этотъ вечеръ. Онъ это зналъ, и такъ какъ это былъ вторникъ, онъ рѣшилъ тотчасъ, что будетъ говорить такъ рано, какъ только могъ, въ слѣдующій четвергъ. Какая жалость, что для человѣка, который научился столь многому, все ученіе должно быть безполезно!

Около двухъ часовъ ему самому удалось отложить пренія. Засѣданіе кончилось и онъ пошелъ съ Монкомъ. Съ-тѣхъ-поръ какъ Финіасъ положительно сказалъ Монку, что онъ рѣшился подать въ отставку, Монкъ ничего болѣе не говорилъ о горести внушенной ему намѣреніемъ его друга, но обращался съ нимъ какъ одинъ политическій другъ обращается съ другимъ, говоря ему всѣ свои мысли и всѣ надежды объ этой новой мѣрѣ, и совѣтуясь съ нимъ о томъ, какимъ образомъ слѣдуетъ вести борьбу. Они вмѣстѣ сосчитали списокъ членовъ, сосчитавъ однихъ какъ помощниковъ, другихъ какъ оппонентовъ, а третью партію, теперь болѣе важную чѣмъ первыя двѣ, какъ людей сомнительныхъ. День за днемъ тѣ, которые составляли третій разрядъ, вычеркивались изъ этого списка и прибавлялись къ списку или помощниковъ, или оппонентовъ. Для Монка это было очень пріятно. Онъ былъ совершенно убѣжденъ теперь, что оппозиція была свойственнѣе настроенію его духа, чѣмъ должность въ министерствѣ. Для него не было ни малѣйшаго сомнѣнія относительно его будущаго мѣста въ парламентѣ, каковъ бы ни былъ результатъ этой борьбы. Къ дѣлу, которымъ онъ теперь занимался, онъ пріучалъ себя всю жизнь. Когда онъ былъ принужденъ бывать въ совѣтѣ министровъ каждую недѣлю, онъ тосковалъ. Теперь онъ былъ въ восторгѣ. Финіасъ, видя и понимая все это, мало говорилъ своему другу о своихъ надеждахъ. Пока эта пріятная битва бушевала, онъ могъ сражаться съ человѣкомъ, котораго онъ любилъ. А послѣ этого настанетъ пустота.

Въ среду Финіасъ былъ приглашенъ обѣдать къ Ло. На Бедфордскомъ сквэрѣ былъ обѣдъ и Финіасъ нашелъ человѣкъ шесть адвокатовъ съ женами. Лѣтъ шесть тому назадъ онъ считалъ этихъ законниковъ успѣшными людьми, но съ того времени они научились уважать его. И теперь они обращались съ нимъ съ той вѣжливостью, которую всегда возбуждаетъ успѣхъ. Тутъ былъ судья, который былъ очень къ нему вѣжливъ, а жена судьи, которую онъ повелъ къ обѣду, была очень къ нему любезна. Судья получилъ свой призъ въ жизни и, слѣдовательно, былъ равнодушенъ къ судьбѣ министровъ, но у жены судьи былъ братъ, желавшій получить мѣсто судьи графства отъ лорда де-Террье, а было извѣстно, что Финіасъ подавалъ большую помощь къ достиженію подобной цѣли.

— Я нахожу, что вы и мистеръ Монкъ совершенно правы, сказала жена судьи.

Финіасъ, понимавшій теперь, почему жена судьи такъ горячо одобряетъ его поведеніе, не могъ не подумать, какъ было бы хорошо имѣть мѣсто судьи графства ему самому.

Когда гости ушли, онъ остался одинъ съ мистеромъ я мистриссъ Ло, условившись прежде съ ними, что они въ послѣдній разъ поговорятъ о дѣлахъ нашего героя.

— Вы дѣйствительно не хотите быть больше депутатомъ? спросила мистриссъ Ло.

— Дѣйствительно. Я могу сказать, что я не въ силахъ. Отецъ мой не можетъ помогать мнѣ теперь, какъ помогалъ сначала, и я конечно не стану просить у него денегъ для того, чтобы набирать голоса.

— Это очень жаль, сказала мистриссъ Ло.

— Я право началъ думать, что вы обезпечили себя, сказалъ Ло.

— На время обезпечилъ. Послѣдніе три года я жилъ своимъ жалованьемъ и теперь не въ долгахъ. Но теперь я долженъ начинать сызнова. Я боюсь, что это будетъ очень тяжело.

— Конечно это тяжело, сказалъ юристъ, который перешелъ черезъ всѣ эти трудности и теперь пожиналъ плода. — Но я полагаю, вы не забыли всего, чему вы учились?

— Какъ знать? Должно быть забилъ. Но я говорилъ не о трудностяхъ ученія, а объ отысканія труда — объ ожиданія дѣлъ, которыя можетъ быть никогда не явятся. Вы знаете, что мнѣ теперь уже тридцать лѣтъ.

— Неужели? сказала мистриссъ Ло, которая очень хорошо знала его лѣта. — Какъ проходить время! Я надѣюсь, что вы понравитесь мистеръ Финнъ: Право надѣюсь.

— Непремѣнно, если будетъ стараться, сказалъ Ло.

Ни стряпчій, ни его жена не повторили тѣхъ нравоученій, которыя сдѣлались почти выговорами и которыя они твердили постоянно. Паденіе, которымъ они угрожали Финiасу Финну, совершилось надъ нимъ, а они были слишкомъ великодушны, чтобы напомнить ему объ ихъ благоразумія и проницательности. Когда онъ всталъ проститься, мистриссъ Ло, которая, по всей вѣроятности, должна была не видать его нѣсколько лѣтъ, была очень дружелюбна въ своемъ обращеніи къ нему и почти готова была поцѣловать его, когда пожимала его руку.

— Мы къ вамъ пріѣдемъ, сказала она: — когда вы будете архиваріусомъ въ Дублинѣ.

— Мы увидимъ его здѣсь, сказалъ Ло. — Онъ воротится сюда рано или поздно.

Такъ они разстались.

Глава LXXV. Прощальные визиты

Утромъ въ четвергъ, передъ тѣмъ какъ Финіасъ пошелъ къ Монку, къ нему зашелъ на квартиру какой-то господинъ. Финіасъ сказалъ служанкѣ, чтобы она спросила имя этого господина, но можетъ быть подкупленная шиллингомъ, служанка, вмѣсто того, чтобы спросить имя, привела самого господина. Это былъ Квинтусъ Слайдъ, редакторъ «Знамени».

— Мистеръ Финнъ, сказалъ Квинтусъ, протянувъ руку: — я пришелъ предложить вамъ миръ.

Финіасъ не желалъ мира. Но отказаться отъ руки человѣка значитъ объявить войну, что мужчины не любятъ дѣлать безъ предварительныхъ разсужденій. Онъ оставался совершенно равнодушенъ къ брани, которою Слайдъ осыпалъ его, и теперь подалъ руку литератору. Но онъ не сѣлъ и не предложилъ Слайду садиться.

— Я знаю, что какъ человѣкъ здравомыслящій, который знаетъ свѣтъ, вы примете миръ, продолжалъ Слайдъ.

— Я не знаю, зачѣмъ мнѣ желать особенно войны или мира, сказалъ Финіасъ.

— Я не часто цитирую Библію, мистеръ Финнъ, но тѣ, которые не съ нами, должны быть противъ насъ. Вы согласитесь съ этимъ. Теперь, когда вы освободились отъ беззаконій этой помойной ямы, называемой Доунингской улицей — я смотрю на васъ опять какъ на человѣка.

— Честное слово, вы очень добры.

— Какъ на человѣка и какъ на брата также. Вамъ вѣрно извѣстно, что я теперь взялъ «Знамя» въ свои руки совсѣмъ.

Финіасъ принужденъ былъ объяснить, что до-сихъ-поръ онъ не былъ знакомъ съ этой великой и политической тайной.

— О! да, совсѣмъ. Мы отдѣлались отъ старика, какъ я обыкновенно называлъ его. Онъ шелъ не по нашему, мы выгнали его. Онъ теперь редакторомъ «Западно-Англійскаго Журнала» и пребываетъ въ Бристолѣ.

— Я надѣюсь, что онъ будетъ имѣтъ успѣхъ, мистеръ Слайдъ.

— Онъ заработаетъ свое жалованье. Это такой человѣкъ, который всегда заработаетъ жалованье, но больше ужъ ничего. А я, мистеръ Финнъ, пришелъ извиниться передъ вами въ нашихъ маленькихъ строгостяхъ.

— Пожалуйста не дѣлайте ничего подобнаго.

— Право извиняюсь. Долгъ остается долгомъ. Нѣкоторыя печатныя вещи должны быть грубы, а то въ нихъ не будетъ остроты. Разумѣется, я ихъ писалъ. Вы навѣрно узнаете мою руку.

— Я только помню, что въ меня бросали грязью.

— Именно. Но вѣдь грязь не можетъ переломать костей. Когда вы пошли противъ насъ, я долженъ былъ васъ отдѣлать и отдѣлалъ — вотъ и все. Теперь вы воротитесь къ намъ и потому я пришелъ предложить вамъ миръ.

— Но я не воротился къ вамъ.

— Да, воротились, мистеръ Финнъ, и привели Монва съ вами.

Теперь разговоръ становился непріятенъ и Финіасъ началъ примѣчать, что скоро настанетъ его очередь сказать какую-нибудь грубость.

— Я скажу вамъ, въ чемъ состоитъ мое предложеніе. Если вы будете писать намъ двѣ передовыя статьи каждую недѣлю во всю сессію, вы будете получать чекъ на шестнадцать фунтовъ въ послѣднее число каждаго мѣсяца. Если эти деньги будутъ не честнѣе тѣхъ, которыя вы получали въ Доунингской улицѣ, меня зовутъ не Квинтусъ Слайдъ.

— Мистеръ Слайдъ! сказалъ Финіасъ и остановился.

— Если мы займемся дѣломъ, называйте меня просто Слайдъ, а не мистеръ. Такъ будетъ гораздо легче.

— Мы не станемъ заниматься дѣломъ и я не желаю ничего сдѣлать легче. Мнѣ кажется, вы говорили обо мнѣ въ вашей газетѣ весьма грубыя вещи.

— Что же такое? Если вы обращаете вниманіе на это…

— Я не обращаю ни малѣйшаго вниманія. Вы можете сколько угодно продолжать ихъ. Я и не сомнѣваюсь, что продолжать вы будете. Но вы не можете приходить ко мнѣ послѣ того.

— Ужъ не хотите ли вы выгнать меня?

— Именно. Вы напечатали кучу лжи.

— Лжи, мистеръ Финнъ? Вы сказали: лжи, сэръ?

— Я сказалъ: лжи — лжи — лжи!

II Финіасъ подошелъ къ Слайду, какъ будто хотѣлъ немедленно выбросить его въ окно.

— Вы можете писать омять сколько вамъ угодно лжи. Это ваше ремесло и вы должны заниматься этимъ или умереть съ голода. Но не приходите ко мнѣ болѣе.

Финіасъ отворилъ дверь и стоялъ держась за нея рукой.

— Очень хорошо, сэръ. Я буду знать, какъ это наказать.

— Именно. Но не угодно ли вамъ пойти заняться наказаніемъ въ конторѣ «Знамени», если только вы не хотите попробовать здѣсь. Вамъ хочется надавать мнѣ пинковъ и наплевать на меня, но вы предпочитаете сдѣлать это печатно.

— Да, сэръ, отвѣчалъ Квинтусъ Слайдъ: — я предпочитаю сдѣлать это печатно. Хотя я долженъ признаться, что искушеніе примѣнить ручную силу къ негодяю велико, очень велико, дѣйствительно очень велико.

Но онъ устоялъ отъ этого искушенія и сошелъ внизъ, составляя свою статью дорогою.

Въ два часа Финіасъ былъ у Монка, а, въ четыре на своемъ мѣстѣ въ парламентѣ. Сидя на своемъ мѣстѣ, сознавая трудъ предстоявшій ему, слушая формальное чтеніе разныхъ просьбъ, занявшее болѣе получаса, Финіасъ вспоминалъ свои чувства въ тотъ вечеръ, когда онъ въ первый разъ всталъ, чтобы заговорить въ парламентѣ. Предстоявшее ему тогда испытаніе было такъ ужасно, что на минуту почти лишило его зрѣнія и слуха. Онъ не въ состояніи былъ примѣчать, что происходило вокругъ него, и напрасно старался вспомнить слова, которыя онъ желалъ произнести. Когда настало время произнести ихъ, онъ никакъ не могъ встать на ноги. Онъ улыбнулся, припоминая все это теперь, съ нетерпѣніемъ ожидая той минуты, когда онъ можетъ встать. Онъ теперь зналъ, что его будутъ слушать, и не боялся. Въ эти минуты онъ вовсе не думалъ о тѣхъ словахъ, которыя онъ будетъ, произносить. Онъ приготовилъ суть дѣла, но словъ не приготовлялъ. Онъ зналь, что слова не затруднятъ его, что онъ научился быстро передавать свои мысли языкомъ, стоя среди толпы слушателей, окружавшихъ его — какъ дѣлаетъ опытный писатель, сидя на своемъ креслѣ. Теперь сердце его не билось, глаза не тускнѣли, земля не угрохала рушиться подъ его ногами. Только бы ему поскорѣе встать. Но послѣдняя преобладающая въ немъ мысль была — къ чему все это, когда онъ не будетъ имѣть случая опять говорить тутъ?

Но эта причина не сдѣлаетъ теперь слабѣе его усилія. Его будутъ слушать, по-крайней-мѣрѣ одинъ разъ, не какъ подчиненнаго министерства, но какъ члена оппозиціи. Монкъ натолковалъ ему, что это единственный способъ для человѣка, обладающаго силой краснорѣчія, наслаждаться безъ примѣси этимъ удовольствіемъ. Онъ попробуетъ хоть разъ. Онъ отказался отъ своего мѣста, чтобъ имѣть возможность высказать свои мысли, и зналъ, что многіе намѣревались слушать его, когда онъ будетъ говорить. Онъ примѣтилъ, что въ галереяхъ было много постороннихъ, что пэры стояли въ коридорахъ, а надъ головами стенографовъ виднѣлись ленты дамъ. Да, у него будутъ слушатели.

Онъ говорилъ около получаса и въ это время самъ не зналъ, хорошо или дурно онъ говоритъ. Вскорѣ послѣ начала — не съ самаго начала, чтобы не показать, что душу его отягощаетъ — упомянулъ онъ о себѣ. Онъ сказалъ, что принужденъ отказаться отъ своего мѣста и разстаться съ пріятнымъ обществомъ, въ которомъ, какъ ни ничтожно было его мѣсто, ему позволено было находиться и дѣйствовать вслѣдствіе его несчастныхъ убѣжденій объ этомъ важномъ предметѣ. Ему сказали, что для человѣка такого молодого большое несчастье имѣть убѣжденія. Но его ирландское происхожденіе и ирландскія связи сдѣлали для него столь понятнымъ это несчастье его родины, что онъ нашелъ невозможнымъ отдѣлиться изъ него. О томъ, что онъ говорилъ далѣе объ этомъ страшно запутанномъ предметѣ, о правахъ ирландскихъ фермеровъ, не можетъ быть интересно для читателей. Ирландскіе предметы въ нижней палатѣ интересны или скучны, о нихъ разсуждаютъ передъ толпою слушателей, составленныхъ изъ предводителей большого лондонскаго свѣта, или передъ пустыми скамьями, сообразно важности минуты и характеру преній. Для насъ теперь довольно знать, что нашему герою было дано то вниманіе, которое ораторы любятъ и которое почти создастъ оратора, еслибъ оно могло быть заранѣе обезпечено. Парламентъ, наполненный слушателями и съ обѣщаніемъ напечатать рѣчь крупнымъ шрифтомъ на слѣдующее утро, подвинулъ бы къ краснорѣчію защитника канадцевъ или индійскаго бюджета.

Финіасъ оставался въ парламентѣ до конца, согласившись съ Монкомъ, что они останутся выслушать все, что будетъ сказано. Грешэмъ уже говорилъ, а Паллизеру была поручена обязанность представить аргументъ въ министерство. И Робсонъ говорилъ, очень ожививъ скуку вечера, а Монку было предоставлено преимущество окончательнаго отвѣта. Въ два часа началось дѣленіе голосовъ и министерство было побито большинствомъ двадцати-трехъ.

— Жаль то, сказалъ Монкъ, возвращаясь домой съ Финіасомъ: — что мы ни крошечки не подвинулись къ арендаторскимъ правамъ.

— Нѣтъ, мы подвинулись.

— Въ одномъ отношеніи. Такія пренія и такое большинство заставятъ подумать. Нѣтъ, думать — слишкомъ высокое слово; люди вообще не думаютъ. Но это заставитъ убѣдиться, что въ этомъ что-нибудь да есть. Многіе, считающіе законодательство этого предмета химерой, вообразятъ теперь, что это только опасно или можетъ быть болѣе чѣмъ трудно. И такимъ образомъ на это станутъ смотрѣть почти какъ на дѣло возможное и оно будетъ поставлено въ спискѣ тѣхъ немногихъ мѣръ, въ которыхъ рѣшительно нуждается страна. Вотъ какимъ образомъ составляется общественное мнѣніе.

— Время не потеряно, сказалъ Финіасъ: — когда сдѣланъ первый важный шагъ.

— Первый важный шагъ сдѣланъ — давнымъ-давно, сказалъ Монкъ: — сдѣланъ людьми, на которыхъ смотрѣли какъ на революціонныхъ демагоговъ, почти какъ на измѣнниковъ. Но очень важно сдѣлать шагъ, который ведетъ насъ впередъ.

Черезъ два дня послѣ этого Грешэмъ объявилъ о своемъ намѣреніи распустить парламентъ по случаю раздѣленія голосовъ, противнаго министерству, но выразилъ желаніе представить въ парламентъ ирландскій билль о реформѣ. Онъ объяснилъ, какъ это было бы хорошо, но объявилъ въ то же время, что если онъ встрѣтитъ сильную оппозицію, то откажется отъ своего плана. Онъ былъ просто намѣренъ предъявить относительно Ирландіи мѣру, которая должна пройти до новыхъ выборовъ. Билль былъ готовъ и будетъ читаться на слѣдующій вечеръ, если парламенту будетъ угодно. Парламенту было угодно, хотя было много противниковъ изъ ирландскихъ членовъ. Ирландскіе члены громко протестовали, а потомъ напомнили Грешэму его обѣщаніе, что онъ не представитъ свой билль, если будетъ оппозиція. Но все-таки онъ билль представилъ и мѣра эта прошла черезъ обѣ палаты въ одну недѣлю. Нашъ герой все еще былъ депутатомъ отъ Лофшэна, но уже скоро не могъ быть имъ, и оказалъ такую помощь министерству, какую только могъ, подавъ голосъ за мѣру, лишавшую Лофшэнъ навсегда парламентской почести.

— Я нахожу, что это очень грязный поступокъ, сказалъ лордъ Тулла, разсуждая объ этомъ предметѣ съ своимъ повѣреннымъ: — онъ два раза былъ депутатомъ почти безъ всякихъ издержекъ, слѣдовательно этотъ поступокъ очень грязный.

Лорду Туллѣ никогда не приходило въ голову, что членъ парламента можетъ чувствовать себя принужденнымъ подать голосъ о такомъ предметѣ согласно съ своимъ образомъ мыслей.

Ирландскій билль о реформѣ пробрался черезъ обѣ палаты и тогда сессія превратилась, а тѣмъ, которые знали что-нибудь о частныхъ дѣлахъ Финіаса Финна, было извѣстно, что онъ возвращается въ Ирландію и не намѣренъ появляться на сценѣ, которая знала его такъ хорошо послѣднія пять лѣтъ.

— Не могу высказать вамъ, какъ мнѣ это грустно, говорилъ Монкъ.

— И мнѣ также грустно, отвѣчалъ Финіасъ: — я стараюсь преодолѣть эту грусть и говорю себѣ каждый день, что это не мужественно. Но пока эта грусть преодолѣваетъ меня.

— Я совершенно убѣжденъ, что вы опять къ намъ воротитесь, сказалъ Монкъ.

— Мнѣ всѣ это говорятъ, а между тѣмъ я совершенно убѣжденъ, что никогда не ворочусь — съ мѣстомъ депутата въ парламентѣ. Правду говорилъ мнѣ разъ двадцать мой старый учитель Ло, что я началъ не съ того конца. Вотъ мнѣ уже тридцать лѣтъ, а у меня нѣтъ пи одного шиллинга въ карманѣ и я не знаю какъ мнѣ заработать его.

— Еслибъ не я, вы получали бы извѣстный доходъ и все было бы пріятно, сказалъ Монкъ.

— Но на долго ли? Въ ту самую минуту, какъ Добени одержалъ верхъ, я упалъ бы еще ниже чѣмъ теперь, если не въ нынѣшнемъ году, то навѣрно въ будущемъ. Мое единственное утѣшеніе состоитъ въ томъ — что я самъ это сдѣлалъ, а не былъ выгнанъ.

Однако, до самаго конца Монкъ продолжалъ выражать свое мнѣніе, что Финіасъ воротится, увѣряя, что онъ не зналъ ни одного примѣра, чтобы молодому человѣку, сдѣлавшемуся полезнымъ въ парламентѣ, было позволено оставить его въ такихъ молодыхъ лѣтахъ.

Между тѣми, съ которыми онъ былъ обязанъ особенно проститься, разумѣется, первое мѣсто занимали члены семейства лорда Брентфорда. Онъ уже слышалъ о примиреніи миссъ Эффингамъ съ лордомъ Чильтерномъ и съ нетерпѣніемъ желалъ поздравить ихъ обоихъ, и ему непремѣнно надо было видѣться съ лэди Лорой. Къ ней онъ написалъ нѣсколько строкъ, говоря, какъ онъ надѣется получить позволеніе проститься съ нею. Назначено было время для его посѣщенія, когда лэди Лора знала, что можетъ принять его одна. Но обоихъ любовниковъ онъ засталъ вмѣстѣ и потомъ вспомнилъ, что ему не случалось бывать въ одной комнатѣ съ ними обоими въ одно и то же время.

— О, мистеръ Финнъ! какую чудную рѣчь сказали вы! Я прочла все до послѣдняго слова.

— А я даже и не посмотрѣлъ на нее, старый дружище, сказалъ Чильтернъ, вставая и положивъ руку на плечо Финіаса, какъ онъ обыкновенно это дѣлалъ съ своими короткими друзьями.

— Лора ѣздила слушать, сказала Вайолетъ: — а я не могла, потому что связана съ тетушкой. Вы не можете себѣ представить, какъ я сдѣлалась послушна въ этотъ послѣдній мѣсяцъ.

— Такъ это будетъ черезъ мѣсяцъ, Чильтернъ? спросилъ Финіасъ.

— Она такъ говоритъ. Она всѣмъ распоряжается — вмѣстѣ съ моимъ отцомъ. Когда я сдѣлалъ предложеніе, я только просилъ отложить свадьбу подольше. «— Пожалуйста не такъ скоро, милордъ», говорилъ я, но отецъ мой и Вайолетъ сговорились не давать мнѣ пощады.

— Вы не вѣрите ему, сказала Вайолетъ.

— Я не вѣрю ни одному слову. Еслибъ я повѣрилъ, омъ навѣрно опять потащилъ бы меня на фландрскій берегъ. Я пріѣхалъ поздравить васъ обоихъ.

— Благодарю васъ, мистеръ Финнъ, сказала Вайолетъ, взявъ его за руку съ искренней ласковостью: — я была бы не вполнѣ счастлива, не услышавъ отъ васъ пріятнаго слова.

— Я постараюсь помириться съ этимъ, сказалъ Чильтернъ. — Но я говорю, что вы опять пріѣдете и станете ѣздить на Сорви-Голова. Онъ въ Уиллингфордѣ; я нанялъ возлѣ охотничій домикъ. Я терпѣть не могу охотиться въ помѣстьѣ моего отца.

— И жена ваша поѣдетъ въ Уиллингфордъ?

— Разумѣется, и будетъ ѣздить на охоту вмѣстѣ со мною. Смотрите же пріѣзжайте, а если у меня въ конюшнѣ найдется лошадь, годная для васъ, вы ее получите.

Тутъ Финіасъ долженъ былъ объяснить, что онъ пріѣхалъ съ ними проститься и что, по всей вѣроятности, врядъ ли онъ будетъ въ состояніи быть въ Уиллингфордѣ въ охотничій сезонъ.

— Не думаю, чтобы я могъ вполнѣ растолковать вамъ обоимъ, что я долженъ начинать опять. Не думаю, чтобы мнѣ пришлось когда-нибудь увидать опять гончую собаку.

— Въ Ирландіи-то! воскликнулъ лордъ Чильтернъ.

— Развѣ мнѣ придется допрашивать ее какъ свидѣтеля. Передо мною нѣтъ ничего кромѣ усиленныхъ трудовъ и много придется мнѣ трудиться, прежде чѣмъ я могу надѣяться заработалъ шиллингъ.

— Но вы такъ талантливы, сказала Вайолетъ: — разумѣется, все устроится къ лучшему очень скоро.

— Я вовсе не намѣренъ терять терпѣніе или считать себя несчастнымъ, сказалъ Финіасъ. — Только охота уже будетъ не по моей части.

— И вы совсѣмъ уѣзжаете изъ Лондона? спросила Вайолетъ.

— Совсѣмъ. Я останусь членомъ только одного клуба — Брука, но вычеркну мое имя изъ списка членовъ всѣхъ другихъ.

— Какая чертовская непріятность! сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я не сомнѣваюсь, что вы будете очень счастливы, сказала Вайолетъ: — и сдѣлаетесь лордомъ-канцлеромъ ужасно скоро. Но вѣдь вы уѣзжаете не сейчасъ?

— Въ будущее воскресенье.

— Вы воротитесь. Вы должны быть здѣсь на нашей свадьбѣ — право вы должны. Я не выйду замужъ, если вы не будете.

Однако даже это было невозможно. Онъ долженъ ѣхать въ воскресенье и не возвращаться болѣе. Тутъ онъ сказалъ свою небольшую прощальную рѣчь, и довольно неловко. Онъ сказалъ, что будетъ думать о ней въ день ея свадьбы и молиться, чтобы она была счастлива. Онъ пришлетъ ей бездѣлушку прежде чѣмъ уѣдетъ и надѣется, что она будетъ носить ее въ воспоминаніе ихъ старой дружбы.

— Она будетъ ее носить, что бы это ни было, или я узнаю, по какой причинѣ она не носитъ, сказалъ Чильтернъ.

— Молчите, грубый медвѣдь! сказала Вайолетъ: — разумѣется, я носить ее буду, и разумѣется стану думать о томъ, кто подарилъ мнѣ ее. Я получу много подарковъ, но о не многихъ буду думать такъ много.

Финіасъ ушелъ изъ комнаты, задыхаясь такъ, что не могъ выговорить болѣе ни слова.

— Онъ все еще сокрушается по васъ, сказалъ счастливый любовникъ, какъ только его соперникъ вышелъ изъ комнаты.

— Совсѣмъ нѣтъ, возразила Вайолетъ: — онъ сокрушается обо всемъ. Все на свѣтѣ исчезаетъ у него. Какъ жаль, что онъ не рѣшился жениться на этой богатой нѣмкѣ!

Надо знать однако, что Финіасъ никому не говорилъ ни слова о предложеніи, которое сдѣлала ему нѣмка.

Утромъ въ то воскресенье, когда онъ долженъ былъ уѣхать изъ Лондона, онъ увидѣлъ лэди Лору. Онъ самъ такъ пожелалъ для того, чтобы у него на душѣ ничего больше не оставалось. Онъ нашелъ ее одну и могъ видѣть по ея глазамъ, что она плакала. Смотря на нее, онъ вспомнилъ, что не было я шести лѣтъ, когда онъ въ первый разъ вошелъ въ эту комнату, я не могъ не примѣтить, какъ наружность лэди Лоры измѣнилась. Тогда ей было двадцать-три года и она нисколько не казалась старѣе. Теперь ей можно было дать около сорока, такъ сильно сказались непріятности на душѣ ея и подкопали жизненность ея молодости.

— Такъ вы пришли проститься? сказала она съ улыбкой, вставая встрѣтить его.

— Да, лэди Лора — проститься. Не навсегда, надѣюсь, но вѣроятно надолго.

— Нѣтъ, не навсегда. По-крайней-мѣрѣ, мы не будемъ такъ думать.

Она замолчала, и онъ молчалъ, сидя съ шляпой въ рукахъ и потупивъ глаза.

— Знаете ли, мистеръ Финнъ, продолжала лэди Лора: — что я иногда очень сержусь на себя за васъ.

— Должно быть за то, что вы были слишкомъ добры во мнѣ.

— За то, что я сдѣлала вамъ много вреда, какъ мнѣ кажется, съ того самаго дня, какъ — помните, когда мы говорили здѣсь, въ этой самой комнатѣ, о началѣ билля о реформѣ — съ того самаго дня какъ я пожелала, чтобы вы поселились между нами.

— Я былъ съ вами, къ моему безграничному удовольствію — пока это продолжалось.

— Но это не продолжалось и теперь я боюсь, что это сдѣлало вамъ вредъ.

— Кто можетъ сказать, къ пользѣ или ко вреду было это? Но вы можете быть увѣрены въ томъ, что я очень вамъ признателенъ за всю доброту, которую вы показали мнѣ.

Онъ опять замолчалъ. Она не знала, чего она желаетъ, но ей хотѣлось слышать отъ него какое-нибудь выраженіе, которое было бы теплѣе выраженія признательности. Выраженіе любви она приняла бы за оскорбленіе и показала бы ему это. Впрочемъ она знала, что отъ него она не получитъ такого оскорбленія. Но она находилась въ томъ болѣзненномъ, грустномъ расположеніи духа, которое требуетъ болѣе чѣмъ обыкновеннаго сочувствія, даже еслибъ это сочувствіе было мучительно, и мнѣ кажется, что ей было бы пріятно, еслибъ онъ упомянулъ о той прежней страсти къ пей, которую онъ когда-то выражалъ. Еслибъ онъ заговорилъ о своей любви къ ней и объ ея ошибкѣ, сдѣлалъ бы какой-нибудь намекъ на то, какова могла бы быть его жизнь, еслибъ дѣла пошли ипачс — хотя она сдѣлала бы ему выговоръ даже за это — все-таки это утѣшило бы ее. Но въ эту минуту, хотя Финіасъ очень помнилъ, что произошло между ними, онъ вовсе не думалъ о линтерскихъ водопадахъ. Это происходило четыре года тому назадъ — а послѣ того такъ много разныхъ другихъ обстоятельствъ волновали его даже болѣе чѣмъ это!

— Вы слышали, на что я рѣшилась? сказала она наконецъ.

— Вашъ отецъ сказалъ мнѣ, что вы ѣдете въ Дрезденъ.

— Да; — онъ проводитъ меня — и разумѣется воротится сюда въ парламентъ. Это грустная разлука, неправдали? Но нашъ стряпчій говоритъ, что если я останусь здѣсь, то могу подвергнуться очень непріятнымъ попыткамъ мистера Кеннеди, чтобы заставить меня воротиться къ нему. Неправдали, какъ странно, что онъ не можетъ попять, какъ это невозможно?

— Онъ имѣетъ намѣреніе исполнять свою обязанность.

— Я этому вѣрю. Но онъ становится суровѣе каждый день къ тѣмъ, кто съ нимъ живетъ. Для чего же мнѣ оставаться съ нимъ? Что можетъ прельщать меня здѣсь? Какъ жена, разлученная съ мужемъ, я не могу интересоваться тѣмъ, что прежде нравилось мнѣ. Я чувствую, что раздавлена моимъ положеніемъ, даже еслибъ въ немъ не было никакого безславія.

— Конечно, никакого безславія, сказалъ Финіасъ.

— Но я теперь не значу ничего — и даже хуже чѣмъ ничего.

— И я также скоро не буду значить ничего, сказалъ Финіасъ смѣясь.

— Вы мужчина, вы преодолѣете ваше положеніе и передъ вами много лѣтъ, прежде чѣмъ вы состарѣетесь. Я уже начинаю становиться старухою. Да, я это чувствую, знаю и вижу. Женщина можетъ играть прекрасную роль въ жизненной игрѣ, но шаръ ея сбить такъ легко, и притомъ срокъ, назначенный eй такъ коротокъ!

— Срокъ времени, назначеннаго мужчинѣ, также можетъ быть коротокъ, возразилъ Финіасъ.

— Но онъ можетъ попытаться опять приняться за игру.

Настало новое молчаніе.

— Я думала, мистеръ Финнъ, что вы женитесь, продолжала лэди Лора самымъ тихимъ голосомъ.

— Вы знали всѣ мои надежды и опасенія.

— Я говорю о мадамъ Гёслеръ.

— Что заставило васъ думать это, лэди Лора?

— Я видѣла, что вы ей нравитесь, и потомъ такая женитьба была бы для васъ очень прилична. Она имѣетъ все, что нужно вамъ. Вы знаете, что говорятъ о ней теперь?

— Что же говорятъ?

— Что герцогъ Омніумъ дѣлалъ ей предложеніе и что она отказала ему для васъ.

— Люди способны сказать все — рѣшительно все, сказалъ Финіасъ.

Онъ всталъ и простился съ нею. Онъ также желалъ разстаться съ нею съ какимъ-нибудь особеннымъ выраженіемъ привязанности, но не Зналъ какія ему придумать слова. Онъ желалъ сдѣлать какой-нибудь намекъ не на линтерскій водопадъ, а на то короткое довѣріе, которое такъ долго существовало между ними, но никакъ не могъ придумать приличныхъ словъ. Еслибы представился случай, онъ разсказалъ бы ей теперь всю исторію о Мэри Флудъ Джонсъ, не случай не представился и онъ оставилъ ее, вовсе не упоминая имени своей Мэри и не сдѣлавъ намека па свою помолвку никому изъ лондонскихъ друзей.

«Такъ лучше, говорилъ онъ себѣ. «Моя жизнь въ Ирландіи будетъ новой жизнью, и зачѣмъ мнѣ смѣшивать вмѣстѣ двѣ жизни, которыя будутъ такъ различны?»

Онъ долженъ былъ обѣдать въ своей квартирѣ, а потомъ уѣхать въ восемь часовъ. Онъ уложилъ все прежде чѣмъ отправился на Портсмэнскій сквэръ и воротился домой какъ-разъ къ тому времени, чтобы сѣсть за свой одинокій обѣдъ. Но садясь за столъ, онъ увидалъ небольшое письмо, лежавшее на столѣ между кучею книгъ, писемъ и бумагъ, которыя онъ еще не убралъ. Это было очень маленькое письмецо въ конвертѣ особеннаго блѣднорозоваго цвѣта и онъ зналъ почеркъ хорошо. Кровь бросилась ему въ лицо, когда онъ взялъ это письмо, и съ минуту онъ не рѣшался распечатать его. Неужели предложеніе будетъ повторено? Медленно, едва осмѣливаясь сначала взглянуть, развернулъ онъ письмо. Въ немъ заключались слѣдующія слова:

«Я узнала, что вы уѣзжаете сегодня, и пишу къ вамъ нѣсколько словъ, которыя вы получите какъ-разъ передъ вашимъ отъѣздомъ. Я хочу только сказать вамъ, что когда я оставила васъ намедни, я разсердилась не на васъ, а на себя. Позвольте мнѣ пожелать вамъ всего хорошаго и того успѣха, котораго вы заслуживаете и который, какъ мнѣ кажется, вы пріобрѣтете.

«Искренно вамъ преданная

«м. м. г.»

«Воскресенье утромъ.»

Не отложить ли ему свою поѣздку и не пойти ли къ ней вечеромъ просить быть его другомъ? Вопросъ былъ предложенъ и разрѣшенъ въ одно мгновеніе. Разумѣется, онъ къ ней не пойдетъ. Если пойдетъ, онъ можетъ сказать только одно слово, и это слово конечно никогда не будетъ произнесено. Но онъ написалъ ей отвѣтъ еще короче ея письма:

«Благодарю, дорогой другъ. Я не сомнѣваюсь, что мы съ вами вполнѣ понимаемъ другъ друга и что каждый изъ насъ вѣритъ добрымъ желаніямъ и честнымъ намѣреніямъ другого.

«Всегда вамъ преданный

«ф. ф.»

«Пишу это въ минуту отъѣзда,»

Финіасъ держалъ это письмо въ своей рукѣ до послѣдней минуты, думая, что онъ его не пошлетъ. Но садясь въ кэбъ, онъ отдалъ письмо своей хозяйкѣ, чтобы она отнесла его на почту.

Бёнсъ пришелъ проститься съ нимъ на желѣзную дорогу подъ-руку съ мистриссъ Бёнсъ.

— Прекрасно сдѣлали, мистеръ Финнъ, прекрасно, сказалъ Ббнсъ: — я всегда зналъ, что въ васъ есть кое-что хорошее.

— Вы всегда мнѣ говорили, что я раззорюсь въ парламентѣ, и я точно раззорился, сказалъ Финіасъ.

— Совсѣмъ нѣтъ. Человѣкъ съ здравымъ разсудкомъ не раззорится никогда. Я надѣюсь, что вы теперь пойдете гораздо дальше, чѣмъ я надѣялся въ то время, когда вы бывало отыскивали министерскія мѣста; — мистеръ Монкъ также это испыталъ. Я зналъ, что онъ найдетъ утюгъ слишкомъ тяжелымъ для себя.

— Господь съ вами, мистеръ Финнъ! сказала мистриссъ Бёнсъ, приложивъ къ глазамъ носовой платокъ. — Ни одного жильца не любила я такъ, какъ васъ.

Они пожали ему руку въ окно вагона и поѣздъ умчался.

Глава LXXVI. Заключеніе

Намъ говорятъ, что лордъ-мэръ испытываетъ горькую минуту, когда оставляетъ свое мѣсто и становится опять простымъ эльдерманомъ Джонсомъ. Лордъ-канцлеръ, оставляющій свою должность, тоже испытываетъ большое паденіе, хотя въ утѣшеніе ему остается пенсія. Президентъ Соединенныхъ Штатовъ, когда оставляетъ свою великолѣпную резиденцію и опять дѣлается простымъ гражданиномъ, долженъ сильно чувствовать перемѣну. Но нашъ герой, Финіасъ Финнъ, оставляя мѣсто своихъ многочисленныхъ успѣховъ и приготовляясь къ постоянному жительству на своей родинѣ, находился, какъ мнѣ кажется, въ худшемъ положеніи, чѣмъ тѣ павшія божества, о которыхъ я говорилъ. Они по-крайней-мѣрѣ знаютъ, когда настанетъ ихъ паденіе. Онъ, какъ Икаръ, поднялся къ солнцу, надѣясь, что его восковыя крылья поддержатъ его между богами. Соображая, что его крылья были изъ воска, мы должны сознаться, что они были очень хороши. Но небесный свѣтъ оказался для нихъ слишкомъ силенъ; теперь, проживъ пять лѣтъ съ лордами и графинями, съ министрами и ораторами, съ прелестными женщинами и свѣтскими людьми, онъ долженъ былъ поселиться въ маленькой квартирѣ въ Дублинѣ и желать, чтобы стряпчіе этого сутяжнаго города были къ нему добры. Дорогою онъ принялъ только одно намѣреніе. Онъ сдѣлаетъ эту перемѣну или попытается сдѣлать ее съ мужской силой. Въ послѣдніе мѣсяцы въ Лондонѣ онъ позволялъ себѣ быть грустнымъ, унылымъ и печальнымъ. Теперь все это должно прекратиться. Никто дома не увидитъ его унылымъ. А Мэри — его милая Мэри! — никогда не будетъ имѣть причины думать, что ея любовь и его помолвка съ нею могли быть причиною его унынія. Развѣ онъ не цѣнилъ ея любовь болѣе всего па свѣтѣ? Тысячу разъ говорилъ онъ себѣ это.

Она встрѣтила его въ его старомъ домѣ въ Киллало. Помолвка ея была извѣстна всему графству и ей не приходило въ голову, что она должна скромничать въ своей любви. Она была въ его объятіяхъ, прежде чѣмъ онъ заговорилъ съ отцомъ и матерью, и сказала ему — очень тихо — между тѣмъ какъ онъ покрывалъ поцѣлуями ея милое личико:

— О, Финіасъ! я такъ вами горжусь; я нахожу, что вы соворшенно правы, и я рада, что вы поступили такъ.

Опять онъ покрылъ лицо ея поцѣлуями. Могъ ли бы онъ имѣть такое удовольствіе, еслибъ позволилъ рукѣ мадамъ Гёслеръ остаться въ его рукѣ?

Въ первый вечеръ пріѣзда онъ просидѣлъ часъ съ отцомъ, говоря о своихъ планахъ. Онь чувствовалъ — онъ не могъ не чувствовать — что онъ теперь не тотъ герой, какимъ онъ былъ, когда пріѣзжалъ въ Киллало съ министромъ. Отецъ его употреблялъ всѣ силы, чтобы предупредить подобное чувство. Старый докторъ теперь уже не имѣлъ такихъ средствъ, какъ въ то время, когда Финіасъ отправился въ Лондонъ съ своими высокими надеждами. Послѣ того онъ оставилъ свою профессію и жилъ теперь плодами трудовъ своей жизни. Послѣдніе два года онъ не имѣлъ необходимости содержать своего сына и, вѣроятно, позволилъ себѣ думать, что сынъ не обратится болѣе къ нему съ подобнымъ требованіемъ. Теперь однако это оказывалось необходимо. Можетъ ли сынъ его прожить двумя стами въ годъ? Тогда останется четыреста фунтовъ для потребностей всей семьи. Финіасъ поклялся, что онъ постарается обойтись ста-пятидесятью. А онъ именно платилъ эту сумму за свою послѣднюю квартиру въ Лондонѣ, но тогда онъ имѣлъ дохода двѣ тысячи фунтовъ въ годъ. Арендаторскія права дѣло очень хорошее, но выкупали ли они такое паденіе?

— А какъ же милая Мэри? спросилъ отецъ.

— Надѣюсь, что ей придется ждать не очень долго, отвѣчалъ Финіасъ.

— Я cъ нею объ этомъ не говорилъ, но мать твоя говоритъ, что мистриссъ Флудъ Джонсъ не хочетъ надолго откладывать свадьбы.

— Что же могу я сдѣлать? Она не пожелаетъ же выдать свою дочь за человѣка, который не имѣетъ другого дохода, кромѣ того, который вы дадите ему.

— Твоя мать говоритъ, что она думаетъ, не можете ли вы жить вмѣстѣ съ ней; — что если они отдадутъ внаймы Флудборо, то ты можешь нанять маленькій домикъ въ Дублинѣ. Помни, Финіасъ, что я самъ этого не предлагаю.

Тутъ Финіасъ подумалъ, что онъ еще не такъ низко упалъ, что долженъ покоряться условіямъ, предписываемымъ ему мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Я очень радъ, что вы не предлагаете этого, сэръ.

— Почему, Финіасъ?

— Потому что я былъ бы принужденъ не согласиться на этотъ планъ, даже еслибъ его предложили вы. Съ тещей никогда не бываетъ пріятно жить вмѣстѣ.

— Я этого никогда не испыталъ, отвѣчалъ докторъ.

— А я никогда не хочу испытывать. Я совершенно убѣжденъ, что Мэри не ожидаетъ ничего подобнаго и что она готова ждать. Если я могу укоротить срокъ усиленнымъ трудомъ, я сдѣлаю это.

Рѣшеніе, къ которому пришелъ Финіасъ, вѣроятно было сообщено мистриссъ Флудъ Джонсъ старою мистриссъ Финнъ нѣсколько помягче. Финіасу уже ничего не говорили болѣе объ этомъ, но онъ очень могъ примѣтить изъ обращенія своей будущей тещи, что она желаетъ ему растолковать, что онъ очень дурно поступаетъ съ ея дочерью. Что значило это? Никто изъ нихъ не зналъ исторіи мадамъ Гёслеръ и, разумѣется, никто не узнаетъ никогда. Никто изъ нихъ не услышитъ, какъ хорошо поступилъ онъ съ своей Мэри.

Но Мэри узнала все, прежде чѣмъ онъ уѣхалъ отъ нея въ Дублинъ. Любовники позволили себѣ — и получили позволеніе отъ старшихъ — провести недѣлю высокаго блаженства, и въ эту недѣлю, кажется, Финіасъ разсказалъ Мэри все. Онъ разсказалъ ей все, на сколько могъ это сдѣлать, не хвастаясь своими успѣхами. Какъ мужчинѣ не разсказать подобныхъ обстоятельствъ, когда рядомъ съ нимъ идетъ дѣвушка, разсказывающая ему всю свою жизнь, и спрашиваетъ взамѣнъ такого же довѣрія? Притомъ тайны такъ для нея драгоцѣнны и священны, что онъ былъ такъ же увѣренъ въ ея вѣрности, какъ будто она была богиня вѣрности. А искушеніе разсказать было такъ велико! За все, что онъ ей разсказывалъ, она полюбила его еще больше. Мужчина желаетъ пріобрѣсти дѣвственное сердце и радъ узнать — или по-крайней-мѣрѣ думать — что онъ пріобрѣлъ. Для женщины каждая прежняя соперница есть прибавочная жертва къ колесамъ торжественной колесницы, въ которой сидѣла она. «Онъ всѣхъ ихъ зналъ и любилъ, а теперь выбралъ меня, стало быть я лучше ихъ».

Такимъ образомъ Мэри пріучила себя думать о Лорѣ, о Вайолетъ и о мадамъ Гёслеръ, что хотя онѣ имѣли свое очарованіе, однако ея возлюбленный не былъ ими очарованъ такъ, какъ былъ очарованъ теперь, когда она прижималась къ его сердцу. И мнѣ кажется, что она была права. Въ эти пріятныя лѣтнія вечернія прогулки по берегу Лоф-Дерга Финіасъ былъ такъ счастливъ, какъ никогда ему не случалось быть даже въ самыя счастливыя минуты его прежней жизни.

— Я никогда не выйду изъ терпѣнія — никогда, сказала она ему въ послѣдній разъ. — Я только желаю, чтобы вы писали ко мнѣ.

— А для меня этого мало, Мэри.

— Такъ вы должны пріѣхать и видѣться со мною. Когда вы будете пріѣзжать, для меня настанутъ счастливые дни. Разумѣется, мы можемъ обвѣнчаться не прежде какъ черезъ двадцать лѣтъ.

— Скажите ужъ лучше черезъ сорокъ, Мэри.

— Я скажу все, что вы хотите — вы знаете мои мысли. Ахъ, Финіасъ! я должна сказать вамъ одно — хотя мнѣ грустно думать объ этомъ и будетъ грустно говорить.

— Я не хотѣлъ бы, чтобъ вы были грустны въ Нашъ послѣдній вечеръ, Мэри.

— Я должна это сказать. Я начинаю понимать, какъ много вы бросили для меня.

— Я ничего не бросалъ для васъ.

— Не будь меня въ Киллало, когда пріѣзжалъ Монкъ, и еслибъ мы не… не… еслибъ я не любила васъ такъ много, вы могли бы остаться въ Лондонѣ и эта дама была бы вашей женою.

— Никогда! съ твердостью сказалъ Финіасъ.

— Въ-самомъ-дѣлѣ? Теперь она не должна быть вашей женою, Финіасъ. Я не стану васъ увѣрять, что я откажусь отъ васъ.

— Это жестоко, Мэри.

— Вы можете говорить что хотите. Если это жестоко, то я дѣйствительно жестока. Если я васъ потеряю, это убьетъ меня.

Хорошо ли онъ поступилъ? Можно ли было сомнѣваться въ этомъ? Можно ли было спрашивать объ этомъ? Которая изъ нихъ любила его или была способна любить его какъ Мэри? Онъ клялся ей, что пріобрѣтеніе ея любви внушаетъ ему больше гордости, чѣмъ все сдѣланное имъ, и что изъ всѣхъ сокровищъ, доставшихся ему въ его жизни, она была самое драгоцѣнное. Она легла спать въ эту ночь счастливѣйшей дѣвушкой во всемъ Коннаутѣ, хотя когда разсталась съ нимъ, она знала, что не увидитъ его до Рождества.

Но она увидала его опять еще лѣтомъ, и вотъ какимъ образомъ случилась ихъ встрѣча. Читателямъ извѣстно, что тотчасъ послѣ ирландскаго билля о реформѣ парламентъ былъ распущенъ. Это было въ первыхъ числахъ іюня, а въ послѣднихъ числахъ іюля новые члены опять собрались въ Уэстминстерѣ. Эта сессія, такъ поздно лѣтомъ, была очень ужасна, но это продолжалось недолго и было рѣшительно неблагоразумно. Оставалось еще сдѣлать кое-что въ этомъ году и странѣ хотѣлось знать, какіе будутъ министры. Мы не станемъ болѣе надоѣдать читателю стратегіей того или другого предводителя политической партіи, не станемъ больше говорить о Монкѣ и арендаторскихъ правахъ. Нижняя палата оскорбила Грешэма, подавъ голосъ противъ него, и Грешэмъ наказалъ ніжнюю палату, подвергнувъ ее издержкамъ и непріятностямъ новыхъ выборовъ. Все это довольно раціонально для англичанъ, хотя можетъ быть непонятно для иностранцевъ. Заключеніемъ было то, что министры остались па своихъ мѣстахъ, а билль Монка, хотя и удостоился почета втораго чтенія, перешелъ пока въ преддверіе неудачныхъ законодательствъ.

Все это насъ не касалось вовсе, а нашего героя очень мало, еслибъ великіе люди, которыхъ онъ былъ такимъ пріятнымъ сослуживцемъ два года, не вспомнили о немъ съ любовью и сожалѣніемъ. Грешэмъ или лордъ Кэнтрипъ началъ, я не скажу; — или Монкъ, хотя теперь онъ былъ политическій врагъ, можетъ быть, сказалъ слово, вызвавшее этотъ добрый поступокъ — Какъ бы то ни было, передъ тѣмъ какъ лѣтній сезонъ кончился,

Финіасъ получилъ слѣдующее письмо отъ лорда Кэнтрипа:

«Доунингская улица, августа 1, 186 —.

«Любезный мистеръ Финнъ,

«Мистеръ Грешэмъ говорилъ со мною и мы оба думаемъ, что можетъ быть вы примете постоянное казенное мѣсто. Мы не сомнѣваемся, что въ такомъ случаѣ ваши услуги будутъ очень драгоцѣнны для страны. Есть вакансія на мѣсто инспектора комитетовъ общественнаго призрѣнія въ Ирландіи, который, кажется, долженъ жить въ Коркѣ. Жалованье — тысячу фунтовъ въ годъ. Если это мѣсто годится для васъ, мистеръ Грешэмъ будетъ очень радъ назначить васъ. Напишите мнѣ нѣсколько строкъ такъ скоро, какъ только для васъ удобно.

«Вѣрьте искренней преданности вашего

«КЭНТРИПА.»

Финіасъ получилъ это письмо въ Дублинѣ въ одно утро и черезъ три часа былъ на дорогѣ въ Киллало. Разумѣется, онъ приметъ это мѣсто, но онъ не хотѣлъ сдѣлать этого, не сказавъ Мэри о своихъ новыхъ надеждахъ. Разумѣется, онъ приметъ это мѣсто. Хотя онъ не пробылъ еще и двухъ мѣсяцевъ въ Дублинѣ, хотя онъ еще не такъ давно принялся за свою работу, чтобы имѣть надежду видѣть путь, ведущій къ успѣху, все-таки онъ представлялъ себѣ, что этотъ успѣхъ невозможенъ. Онъ не зналъ, какъ начать — и кліенты боялись его, думая, что онъ непостояненъ, надмененъ и наклоненъ къ неудачѣ. Онъ не видалъ никакой возможности заработать гинею.

— Тысячу фунтовъ въ годъ! сказала Мэри Флудъ Джонсъ, широко раскрывъ глаза отъ удивленія, какая золотая будущность имъ предстоитъ.

Это не очень много, чтобы этимъ довольствоваться навсегда, сказалъ Финіасъ.

О, Финіасъ! конечно, тысячу фунтовъ въ годъ будетъ очень пріятно имѣть.

— Конечно, пріятно, сказалъ Финіасъ: — и тогда мы можемъ обвѣнчаться завтра.

— Но я рѣшилась ждать долго, очень долго, сказала Мэри.

— Такъ вы должны отмѣнить ваше рѣшеніе, возразилъ Финіасъ.

Читатель можетъ себѣ представить, въ чемъ состоялъ отвѣтъ лорду Кэнтрипу, и такимъ образомъ мы оставимъ нашего героя инспекторомъ комитетовъ общественнаго призрѣнія въ графствѣ Коркъ.

КОНЕЦЪ.