Ему было тогда лѣтъ 16. Онъ пріѣхалъ изъ семинаріи на лѣтнія каникулы -- къ дядѣ-священнику. Въ селѣ ремонтировали церковь. Между прочимъ, надо было поправить и покосившійся крестъ колокольни. Предстояло взобраться на куполъ. Огромная лѣстница, поставленная на крышу центральнаго корпуса, едва достигала до карниза высокой колокольни. Что было дѣлать? Кровельщики нерѣшительно стояли на крышѣ, у лѣстницы, и о чемъ то переговаривались... Вдругъ одинъ изъ нихъ рѣшительно шагнулъ къ поставленной лѣстницѣ и -- быстро полѣзъ вверхъ. Всѣ (а около церкви стояла толпа) напряженно слѣдили за нимъ. Высокій и гибкій малый, въ распоясанной красной рубахѣ, подлѣзъ подъ самый карнизъ и -- стоя на предпослѣднихъ ступеняхъ -- сталъ осторожно выгибаться и тянуться рукой къ крышѣ... Потомъ, весь отогнувшись назадъ, онъ немножко помедлилъ -- и быстро закинулъ туда и другую руку. Уцѣпившись за гребешки крыши, онъ шагнулъ на послѣднюю ступень лѣстницы и посунулся вверхъ. Голова и половина груди его выдавались надъ крышей, а пальцами босыхъ ногъ онъ упирался въ послѣднюю ступень лѣстницы. Онъ напряженно тянулся вверхъ -- и, видимо, не рѣшался оттолкнуться отъ лѣстницы. Но возврата ужъ не было, и каждая минута промедленія напрасно только утомляла его -- и ухудшала его положеніе...
-- О, Господи!-- прошепталъ кто-то сбоку...
Толпа стояла, какъ очарованная, созерцая съ блѣдными лицами эту молчаливую борьбу на высотѣ... Человѣкъ тянулся вверхъ и напрягалъ всѣ силы, а карнизъ и край крыши отталкивали его выгнутое тѣло и роняли его внизъ... Вдругъ ноги его отдѣлились и, взмахнувшись, дали ему возможность быстро посунуться вверхъ,-- еще и еще... Всѣ свободно вздохнули -- и стали креститься. А онъ стоялъ уже на крышѣ и забрасывалъ конецъ веревки за шпиль...
Картина этой борьбы съ высотой поразила воображеніе мальчика. Она покорила его своимъ драматизмомъ, -- и онъ почувствовалъ непреодолимое желаніе пережитъ эти минуты...
И вотъ -- ночью (луна ярко свѣтила) онъ всталъ и пошелъ. Взобравшись на крышу центральнаго корпуса (высоко было и тамъ!), онъ снялъ сапоги и -- полѣзъ... "Не надо -- сорвешься",-- шепнуло въ немъ что-то. Онъ былъ подъ карнизомъ. Его окружила темная тѣнь -- и онъ почувствовалъ вдругъ дуновеніе высоты... Она тянулась къ нему и ознобомъ ужаса бѣжала у него по спинѣ и рукамъ. Веревка висѣла сбоку него, и говорила ему о побѣдѣ человѣка и о ненужности подвига. Онъ оттолкнулъ ее въ сторону -- и она, заколыхавшись и ниспадая, шепнула ему о высотѣ, на которой стоялъ онъ... Онъ помедлилъ съ минуту и, избѣгая смотрѣть внизъ, влекомый демономъ-искусителемъ, рѣшился -- и потянулся къ влажному отъ росы желѣзу крыши... Взявшись рукой за край желѣза, онъ почувствовалъ вдругъ, что и теперь уже (безъ риска -- потерять равновѣсіе) трудно вернуться назадъ. Онъ стиснулъ зубы -- и отдался страшной игрѣ случая...
И онъ испыталъ этотъ моментъ борьбы съ отталкивающимъ карнизомъ, которой ронялъ его внизъ, когда все висѣло на волоскѣ, когда надо было рѣшиться -- оторваться отъ лѣстницы, не упустить момента -- и дерзкимъ взмахомъ ногъ встолкнуть тѣло на крышу... Онъ пережилъ это. А потомъ -- сидя на узкомъ и покатомъ выступѣ карниза, онъ гордо смотрѣлъ внизъ и торжествовалъ: онъ -- побѣдилъ! Луна смотрѣла на него изъ-за креста колокольни. А у ногъ его -- ниспадала бездна. Но онъ не боялся ее: онъ побывалъ уже въ ея ледяныхъ объятіяхъ, отъ которыхъ темнѣло въ глазахъ и спиралось дыханье...
Но потомъ -- во снѣ -- онъ часто переживалъ эту борьбу съ отталкивающимъ карнизомъ, и -- содрогался отъ ужаса. Во снѣ онъ всегда обрывался и падалъ...
И вотъ, нѣчто подобное онъ переживалъ и сейчасъ.
Демонъ-искуситель толкалъ его куда то вверхъ. А внизу -- была бездна. И у демона этого были голубые глаза и русые волосы... И за счастье обладанія этими глазами и этой русой косой онъ готовъ былъ рискнуть оборваться въ какую угодно бездонную пропасть...