(Къ вопросу о роли раскола въ дѣлѣ колонизаціи Россіи).1

1 Чтобы не пестрить текстъ постоянными сносками, привожу здѣсь перечень источниковъ, которыми я пользовался при составленіи настоящей статьи.

1. Филлиповъ. Исторія Выговской пустыни. 2. Александръ Б. Описаніе нѣкоторыхъ сочиненій, написанныхъ раскольниками. 3. Житіе протопопа Аввакума, имъ самимъ написанное. 4. Павелъ Любопытный. Историческій словарь старовѣрческой церкви. 5. Чтенія въ Московскомъ обществѣ исторіи и древностей, 1863 г., кн. 1-я: Каталогъ или библіотека старовѣрческой церкви. Павла Любопытнаго. 6. Сборникъ матеріаловъ для исторіи раскола за первое время его существованія, изд. подъ редакціею Субботина. 7. Максимовъ Разсказы изъ исторіи раскола. 8. Акты историческіе. 9. Дополненія къ актамъ историческимъ. 10. Акты археографической экспедиціи. 11. Полное собраніе законовъ Россійской имперіи. 12, есиповъ. Раскольничьи дѣла XVIII в. 2 т. 13. "Отечественныя Записки", 1863 г., No 2. Самосожигатели. Есипова. 14. Описаніе документовъ и дѣлъ, хранящихся въ архивѣ святѣйшаго правительствующаго синода. 15. "Олонецкія Губернскія Вѣдомости", 1849 г., 1--14." Документы къ исторіи Выгорѣціи. 16. Варрадиновъ. Исторія министерства внутреннихъ дѣлъ, т. VIII. 17. "Архангельскія Губернскія Вѣдомости", 1863 г., No 63. Сказаніе о Топозерскомъ скитѣ Прушакевича. 18. "Историческій Вѣстникъ", 1883 г., No 9. Выгорѣцкіе совратители. Арсеньева. 19. Щаповъ. Русскій расколъ старообрядчества. 20. Барсовъ. Братья Андрей и Семенъ Денисовы. 21. "Христіанское Чтеніе", 1863 г., ч. 3-я. Состояніе раскола при Петрѣ I. 22. "Библіотека для чтенія", 1864 т., No 10 и 11. Поморскіе отвѣты. 23. Пыпинъ. Старообрядческій синодикъ. 24. Андрей Іоанови Журавлевъ. Полное историческое извѣстіе о раскольникахъ. 25. Нильскій. Семейная жизнь въ расколѣ. 26. "Душеполезное Чтеніе", 1863 г., ч. 3-я. Странникъ Афанасій Петровъ. 27. "Библіотека для чтенія", 1863 г., No 7. Аристовъ. Устройство раскольничьихъ общинъ. 28. "Историческій Вѣстникъ", 1883 г. No 8. Губернаторское описаніе Выгорѣцкаго общежительсіва. 29. Собраніе постановленій по части раскола. 30. Чтенія въ московскомъ обществѣ исторіи и древностей, 1862 г., No 4. Рядъ документовъ о состояніи Выга въ 40-е годы. 31. Майковъ. Поѣздка въ Обонежье и Карелу. 32. "Историческій Вѣстникъ", 1880 г., No 11. Мертвый городокъ. Майкова. 33. "Вѣстникъ Европы", 1871 г., No 4. Исторія раскола у раскольниковъ. Костомарова. 34. Чтенія общества исторіи и древностей, 1859 г., кн. 3. Чистовикъ. "Выговская раскольничья пустынь". 35. Приклонскій. Народная жизнь на сѣверѣ. Зб Отчетъ по лѣсному управленію министерства государственныхъ имуществъ за 1880 г. 37. Мельниковъ. Историческіе очерки поповщины. 38. Щаповъ. Земство и расколъ. 39. Литературный сборникъ "Волжскаго Вѣстника", т. I, вып. 1-й. Казань. 1884 г. "Самосожигатели". Загоскина. 40. Барсовъ. Палеостровъ. 41. "Православный Собесѣдникъ", 1861 г., ч. 1-я. "О самосожигательствѣ раскольниковъ". Добротворскаго. 42. Бернитрессеръ. Опытъ описанія Олонецкой губерніи. Спб. 1838 г.,

I.

Раскольничья колонизація.

Вопросъ о причинахъ возникновенія оригинальнаго явленія русской исторіи, окрещеннаго именемъ раскола, уже достаточно разроботанъ нашею литературою. Взглядъ на расколъ, какъ на явленіе, вызванное соціально-экономическими условіями русской жизни, можетъ считаться установленнымъ незыблемо, и въ настоящее время только ученыя салопницы продолжаютъ видѣть причину раскола въ "дерзости нѣсколькихъ протопоповъ". Расколъ явился протестомъ старины противъ "новинъ", причемъ подъ "стариной" отнюдь не должно разумѣть одну заскорузлость и рутину: рядомъ съ двуперстнымъ знаменіемъ и хожденіемъ посолонь, рядомъ съ бородою и русскимъ кафтаномъ протестанты отстаивали и старинное крестьянское право свободнаго передвиженія и личной свободы, и исконное право земледѣльца на обработываемую имъ землю, и старинное русское самоуправленіе, и многое-многое другое. Только благодаря такому глубоко-жизненному значенію своему, расколъ и могъ увлечь за собою значительную часть русскаго народа и сыграть такую важную роль въ нашей народной исторіи.

Роль эта была очень велика. Расколъ предохранилъ русскую народную расу отъ вырожденія, обусловленнаго неблагопріятными условіями русской жизни послѣднихъ двухъ столѣтій. Расколъ сохранилъ экономическое благосостояніе значительной части русскаго народа и въ значительной мѣрѣ содѣйствовалъ развитію народныхъ промышленныхъ силъ. Наконецъ, расколъ явился чрезвычайно виднымъ факторомъ разселенія русскаго народа и колонизаціи имъ пустыхъ, незаселенныхъ пространствъ.

Вліяніе раскола на русскую народную жизнь было вообще крайне разнообразно. Къ сожалѣнію, вопросъ этотъ совсѣмъ неразряботанъ въ нашей литературѣ, а многія частности этого вопроса и не могутъ быть пока уяснены, такъ какъ для этого даже не собраны еще и матеріалы. Легче всего можетъ быть уяснено вліяніе раскола на колонизацію русскаго народа, каковому вопросу и посвящается предлагаемая читателю работа.

Значеніе колонизаціоннаго начала расколъ получилъ не съ разу. Первые активные поборники раскола отнюдь не желали бѣжать въ "пустыню" и тамъ устроивать жизнь но своимъ убѣжденіямъ. Напротивъ, считая себя истинными представителями православной церкви и исконныхъ русскихъ порядковъ, они стремились къ тому, чтобы уничтожить или изгнать въ ту же "пустыню" враговъ этой церкви и этихъ порядковъ, какими они считали Никона и его приверженцевъ. Будучи вполнѣ увѣренными въ томъ, что вся Россія съ ними за одно, первые раскольники видѣли все зло въ небольшой кучкѣ людей, засѣвшей въ центрѣ Россіи -- Москвѣ и обманувшей царя и ^сильныхъ міра сего". Отсюда всѣ усилія первыхъ раскольниковъ направляются къ тому, чтобы раскрыть глаза царю и "сильнымъ міра сего", доказать неправоту Никона и его послѣдователей и этимъ путемъ добиться возстановленія "старины". Отсюда цѣлый рядъ "челобитныхъ", подаваемыхъ раскольниками царю, "посланій", которыя первые расколоучители адресовали царю и сильнымъ боярамъ, и диспутовъ, которые вели раскольники съ представителями и защитниками нововведеній. Будучи сосланными Никономъ по разнымъ отдаленнымъ мѣстамъ или добровольно убѣгая отъ воздвигнутыхъ имъ гоненій куда-нибудь на Донъ, первые раскольники смотрѣли на свою ссылку или на бѣгство лишь какъ на временную отлучку изъ Москвы. И дѣйствительно, какъ только Никонъ палъ, первые заводчики раскола и его первые поборники тѣмъ или другимъ путемъ собрались въ Москву.

Пребываніе въ бѣгахъ и ссылкѣ, однако, не осталось для расколоучителей безплоднымъ. Они увидѣли, что далеко не вся Россія съ ними за одно. Они видѣли духовенство, отправлявшее службы по ново-исправленнымъ книгамъ и сообразно вновь введеннымъ обрядамъ; видѣли обывателей, индифферентно относившихся ко всякимъ новизнамъ, видѣли населеніе, примирившееся и съ закрѣпощеніемъ, и съ грабежомъ ярыжекъ и приказныхъ, и съ подчиненіемъ мірскихъ распорядковъ произволу помѣщиковъ и воеводъ. Все это не могло не измѣнить взгляда расколоучителей на значеніе и задачи поднятаго ими протеста.

Въ Москвѣ раскольниковъ ожидали еще большія разочарованія. Никонъ палъ, но соборъ, осудившій Никона, отнюдь не возстановилъ старины. Напротивъ, онъ одобрилъ всѣ распоряженія Никона по исправленію книгъ и обряда, а ревнителей старины предалъ анаѳемѣ.

Произнесеніе анаѳемы имѣло мѣсто въ 1667 году, но начало собора, произнесшаго анаѳему на раскольниковъ, было въ 1666 году. Число 666--число апокалипсическое, звѣриное. Старинные русскіе граматники давно съ недоумѣніемъ смотрѣли за это число. "По тысящи лѣтъ отъ воплощенія Божія Слова бысть развязанъ сатана, и Римъ отпаде со всѣми западными церквами отъ восточныя церкви. Въ 595 лѣтъ по тысящи жители въ Малой Руссіи къ римскому костелу приступили и на всей воли римскаго папы, заручную грамату дали ему. Се второе оторваніе христіанъ отъ восточныя церкви. Егда же исполнится 1666 лѣтъ, да нѣчто бы отъ прежде бывшихъ винъ зла нѣкакова не пострадати и намъ".

Такъ говорили граматники. И вотъ соборъ, проклявшій старину и ея поклонниковъ, собрался именно г.ъ роковомъ 1666 году. "Погибло православіе!" завопили ревнители старины, слыша соборную анаѳему. Явилась мысль объ антихристѣ, и этимъ антихристомъ не могъ быть никто ивой, какъ Никонъ. "Міръ кончается, антихристъ явился, близокъ часъ страшнаго суда Христова!" разнеслось по всей Россіи.

А "нововводители" какъ нарочно вели себя такъ, чтобы вполнѣ убѣдить поборниковъ старины въ наступленіи "послѣднихъ дней". Начались, гоненія, ссылки, казни. Первыхъ расколоучителей истребляли безпощадно: ихъ обезглавливали, четвертовали, жгли. Въ тоже время преслѣдованія получали массовый характеръ, направлялись противъ всѣхъ тѣхъ, въ комъ замѣчалась хоть малѣйшая приверженность къ старинѣ, хотя бы эта приверженность состояла лишь въ привычкѣ къ двуперстному знаменію. Соборъ 1666--1667 года постановилъ казнить всѣхъ "непокоряющихся" и поручилъ духовенству отыскивать этихъ непокоряющихся. И вотъ началось насильственное принужденіе открекаться отъ старины и присоединяться къ новинамъ. "Повелѣваху" ("новолюбители") имъ (приверженцамъ старины) тремя персты креститися и по новоизданной креста печатію печатаюшіяся просфиры ясти, и тайнъ тѣхъ причащатися; не пріемлющихъ же уста пястьми и палицами біяху и сокрушаху, и влашюще въ уста кляпъ силою причащаху люди новосвящаемою евхаристіею", разсказываетъ Иванъ Филипповъ, самый спокойный и умѣренный изъ раскольничьихъ писателей, касавшихся данной эпохи. "Всюду бо мучительства ме, обагрѣй кровію неповинною новыхъ страстотерицевъ, видящеся, продолжаетъ тотъ же писатель:-- всюду пла и вопль и стонаніе; вся темницы во градѣхъ и въ селѣхъ наполнишася христіанъ, древняго держащихся благочестія. Вездѣ чепи бряцаху, вездѣ вериги звѣняху, вездѣ тряски и хомуты Никонову учевію служаху, вездѣ бичи и жезліе въ крови исповѣднической повсядневно омочахуся. Проповѣдницы Никоновыхъ новинъ яростію и гнѣвомъ и мучительствомъ вмѣсто кроткаго духа дыхаху: біеніемъ и ранами, а не благодатію Христовою увѣщеваху, лукавствомъ и коварствомъ злобнымъ, а не апостольскимъ смиреніемъ къ вѣрѣ своей провождаху и отъ таковаго насилованнаго лютаго мучительства обліяхуся вся грады кровію, утопаху въ слезахъ села и веси, покрывахуся въ плачи и стонаніи пустыни и дебри... Елицы тогда часове бываху, толицы мученицы страдаху; елицы черты времени прехождаху, толицы страдальцы скончевахуся; елицы минуты течаху, толицы благочестія исповѣдницы престолу Христову представаху: они мечи усѣкаеми, они же огнемъ сожигаеми, и иніи инако скончеваеми..."

Подъ вліяніемъ этихъ преслѣдованій, мысль о пришествіи въ міръ антихриста и близкой кончинѣ всего міра получила широкое распространеніе. Истинной церкви не стало и враги ея всячески мучатъ и истребляютъ истинныхъ христіанъ -- развѣ это не значило, что царство антихриста наступило? Распространилось убѣжденіе, что съ 1666 года это царство уже началось, и такъ какъ по апокалипсису власть антихриста должна продлиться два съ половиною года, то всѣ "вѣрные" не сомнѣвались, что къ 1669 году неминуема должна послѣдовать кончина міра. Во всѣхъ углахъ Россіи нашлись люди, которые стали готовиться къ наступающему "страшному суду". Они бросали дома и деревни, собирались толпами, постились, молились, приносили другъ другу покаяніе въ грѣхахъ, пріобщались старинными дарами и, простившись со всѣмъ земнымъ, въ трепетѣ ожидали трубы архангела. Всѣ хозяйственныя заботы были оставлены. Къ чему онѣ, когда каждую минуту можно ожидать, что земля потрясется, камни распадутся, солнце и луна померкнутъ, звѣзды спадутъ съ неба, протекутъ рѣки огненныя, сожрутъ всякую тварь земноводную и истребятъ всѣ дѣла человѣческія. Казалось нетолько излишнимъ заботиться о земномъ, но прямо грѣшнымъ, противнымъ волѣ Божіей. "Еще съ осени 1668 года забросили поля, не пахали, не засѣвали, а въ 1669 году обросили и дома. Голодная скотина, брошенная на произволъ судьбы, бродила безъ пастуховъ и жалобнымъ мычаніемъ вторила заунывному пѣнію лежавшихъ въ гробахъ хозяевъ. Ясачная мордва и бортники, а вмѣстѣ съ ними и русскіе люди, не подвергшіеся вліянію нравственной эпидеміи, забирали безпризорный скотъ и расхищали до чиста покинутыя деревни" (Мельниковъ).

До сихъ поръ существуетъ въ русскомъ народѣ повѣрье, что конецъ міра будетъ имѣть мѣсто непремѣнно ночью, въ самую полночь, и притомъ -- или съ субботы на воскресенье передъ масляницей, или въ ночь на Троицынъ день. Это повѣрье существовало и въ описываемую эпоху, а въ старину въ ночь на воскресенье передъ масляницей въ московскомъ Успенскомъ соборѣ совершался даже особый обрядъ страшнаго суда. Е вотъ въ 1669 году многіе ревнители старины проводили указанныя ночи безъ сна, ожидая каждую минуту кончины міра. Одѣтые въ чистыя рубахи и въ саваны, а нѣкоторые -- даже въ монашескія рясы, они лежали въ долбленныхъ гробахъ и пѣли:

Деревянъ гробъ сосновый,

Ради меня строенъ.

Въ немъ буду лезкати,

Трубна гласа ждати. и т. д.

Однако, прошли страшныя ночи, прошелъ и весь роковой годъ, а "трубный гласъ" не раздавался. Что же это значило? Одни рѣшили, что вычисленіе времени прихода антихриста и наступленія кончины міра было произведено невѣрно, что антихристъ еще не пришелъ. Рѣшеніе это закрѣпилъ своимъ авторитетнымъ словомъ "протосингелъ россійскія церкви", знаменитый расколоучитель протопопъ Аввакумъ -- "А о послѣднемъ днѣ и *о антихристѣ не блазнитеся, писалъ онъ "вѣрнымъ" изъ своего пустозерскаго подземелья, въ которомъ былъ въ это время заключенъ:-- еще онъ, послѣдній чортъ, небывалъ", добавляетъ протопопъ съ обычною ему энергіею въ выраженіяхъ. Другіе, напротивъ, рѣшили, что антихристъ пришелъ, но не въ видѣ индивидуальнаго существа, а въ видѣ духа времени, въ видѣ новыхъ учрежденій, новыхъ порядковъ и въ видѣ совокупности всѣхъ людей, ратовавшихъ за новые порядки, словомъ -- въ нечувственномъ видѣ.

Какъ бы то ни было, пришелъ ли антихристъ или нѣтъ, было очевидно, что кончины міра приходилось ожидать еще очень долго. Такъ или иначе, а нужно было жить. Жать, подчиняясь всѣмъ тогдашнимъ порядкамъ и отказываясь отъ своихъ желаній, надеждъ и убѣжденій, было слишкомъ тяжело. Соціально-экономическій гнетъ давалъ себя слишкомъ сильно знать; а тутъ къ нему присоединялся еще гнетъ религіозный. Оставаться въ такомъ положеніи не было возможности. Нуженъ былъ выходъ.

И выходъ нашелся, даже цѣлыхъ два. Первый выходъ состоялъ въ прямой, открытой борьбѣ со всѣмъ отрицаемымъ государственнымъ, общественнымъ и церковнымъ строемъ. Борьба эта выразилась въ десятилѣтнемъ сопротивленіи царскимъ войскамъ монаховъ и казаковъ, запершихся въ Соловецкомъ монастырѣ, въ бунтахъ стрѣльцовъ, въ бунтѣ Стеньки Разина и, наконецъ, въ Пугачевщинѣ, въ возбужденіи которой раскольники играли первенствующую роль. Въ этомъ направленіи расколъ проявилъ громадныя силы, но былъ побѣжденъ и не добился ничего.

Несравненно большихъ успѣховъ достигъ расколъ, обратившись къ другому выходу. Выходъ этотъ состоялъ въ томъ, чтобы совсѣмъ уйти изъ-подъ власти государства и церкви, отрѣшиться отъ общества, строй и порядки котораго были такъ ненавистны раскольникамъ, бѣжать въ незаселенныя, незанятыя еще никѣмъ мѣста и тамъ начать устраивать новую жизнь "на всей своей волѣ". Выходъ этотъ не представлялъ собою чего-либо новаго и практиковался на Руси изстари всѣми тѣми, кому не въ моготу было отъ сложившихся общественныхъ порядковъ. Допекали ли русскихъ людей притѣсненія власть имущихъ, чинили ли имъ раззореніе разбойники или непріятели, происходилъ ли неурожай или другое стихійное бѣдствіе -- русскіе люди снимались съ своихъ мѣстъ и "брели розно". Брели черносошные крестьяне, брели монастырскіе и помѣщичьи, брели посадскіе люди. Брели, оставивъ свои насижанныя мѣста, на другія, культивированныя земли, имѣвшія хозяина, и селились на нихъ на тѣхъ или другихъ условіяхъ; брели и въ "пустыя" мѣста, гдѣ земля была ничья, въ лѣса и болота, въ широкія степи, со всѣхъ сторонъ окаймлявшія первоначальныя русскія поселенія, пускали здѣсь въ ходъ топоръ и соху, вели борьбу съ суровой природой и туземными дикарями и завладѣвали всѣмъ тѣмъ пространствомъ, "куда топоръ и соха ходили". Этимъ путемъ издавна происходило разселеніе русскаго народа съ первоначальныхъ мѣстъ его поселенія--на сѣверъ, востокъ и югъ. Къ этому же средству прибѣгали теперь и гонимые раскольники.

Бѣгство въ пустыни и ихъ колонизація были неизбѣжнымъ выходомъ для раскольниковъ изъ того невозможнаго положенія, въ которое они были поставлены. Прямая борьба съ врагомъ не удалась; къ тому же далеко не всѣ раскольники были склонны къ этой борьбѣ. Жить же въ предѣлахъ вліянія Московскаго государства не было никакой возможности въ виду страшныхъ преслѣдованій. Оставалось одно -- бѣжать, благо Московское царство со всѣхъ сторонъ было окружено неизвѣданными степями и непроходимыми болотами и лѣсами, да и внутри его было не мало первобытныхъ лѣсовъ.

Съ теченіемъ времени преслѣдованія раскольниковъ нетолько не ослабѣвали, но еще усиливались. Съ обѣихъ сторонъ росло ожесточеніе. Въ 1677 году взятіе Соловецкаго монастыря завершилось невѣроятно страшными казнями. Черезъ четыре года послѣ того соборъ 1681 года просилъ царя Ѳедора Алексѣевича привести въ исполненіе постановленіе собора 1667 года о казнѣ всѣхъ "непокоряющихся". Ѳедоръ Алексѣеви, въ виду того, что духовенство плохо исполняло возложенную на него обязанность ловить раскольниковъ, обязалъ заняться этимъ дѣломъ помѣщиковъ и земскія власти. Усмиреніе первыхъ стрѣлецкихъ бунтовъ снова повлекло за собою страшныя гекатомбы казненныхъ. Наконецъ, въ 1682 году вышли такъ называемыя двѣнадцатая статей царевны Софіи.

Статьи Софьи, долго служившія спеціальнымъ закономъ относительно раскольниковъ, представляютъ собою конечное развитіе той карательной политики, которой держалось правительство въ теченіи всей второй половины XVII столѣтія. Дѣйствительно, дальше этихъ "статей" идти было некуда. Этими статьями опредѣлялось: всѣхъ нераскаивающихся раскольниковъ жечь въ срубахъ; раскаивающихся -- исправлять и освобождать, взявъ съ нихъ письменное обязательство пребывать въ православной церкви. Ложно обратившихся къ православію и затѣмъ снова приставшихъ къ расколу казнить безъ испытаній. Проповѣдниковъ самосожженія -- сжигать. Кто но невѣжеству ""вступитъ не въ свои дѣла по церковному разврату", наказывать, "смотря по винамъ ". "Всякаго званія людей" (православныхъ), не донесшихъ о раскольникахъ, не поймавшихъ ихъ, когда къ тому представлялся случай, или укрывавшихъ -- бить кнутомъ и ссылать. Перекрещивающихъ казнить безъ милосердія, хотя бы они покаялись; перекрещивающихся бить кнутомъ, если покаются, въ противномъ случаѣ -- казнитъ. Доносы и обвиненія въ расколѣ -- провѣрять распросами духовенства и сосѣдей. Дворы и имущество раскольниковъ продавать и деньги отбирать въ казну "для того, что по такимъ сыскнымъ дѣламъ на прогоны и посыльнымъ люденъ въ жалованье его государскія денежныя казны исходитъ не малое число".

Такимъ образомъ, послѣ изданія этого законоположенія, одна принадлежность къ расколу влекла за собою смертную казнь. Казни этой не избѣгалъ раскольникъ даже въ случаѣ раскаянія, если за нимъ числился такой грѣхъ, какъ перекрещиваніе. Такимъ образомъ, самое существованіе раскольниковъ въ предѣлахъ Московскаго государства дѣлалось невозможнымъ. Чтобы сохранить жизнь, раскольнику приходилось притворно принимать на себя личину православія, притворно исполнять всѣ обязанности и предписанія православной церкви и каждую минуту трепетать, что обманъ откроется и виновный въ немъ будетъ казненъ "безъ пощады". Очевидно, жить при такихъ условіяхъ было невозможно. И вотъ началось поголовное бѣгство раскольниковъ въ "пустыню".

Не знаю себѣ, что и быти,

Да гдѣ мнѣ главу подклонити,

пѣлось въ раскольничьихъ "стихахъ" того времени:

Понеже антихристовы дѣти

Всюду простираютъ на насъ сѣти,

Хотятъ они насъ уловити,

Антихристу покорите,

А вѣру христову перемѣните.

Обращаясь къ пустынѣ, раскольникъ пѣлъ:

Прекрасная мати пустыня,

Любезная моя дружина!

Пришелъ изъ тебя соглядати.

Потщися мя воспріяти,

И буди мнѣ яко мата,

Отъ смутнаго міра пріими мя,

Съ усердіемъ въ тя убѣгаю.

Пойду по лѣсамъ, по болотамъ

Пойду по горамъ, по вертепамъ,

Да гдѣ бы въ тебѣ водвориться.

Не страшили раскольника ни дикіе, непроходимые лѣса, ни невылазныя болота, ни безконечныя степи, ни дикіе хищные звѣри, ни суровая природа -- все это онъ надѣялся побѣдить, со всѣмъ разсчитывалъ ужиться. Но за то здѣсь, въ пустынѣ, не было ни тряски и хомута, ни дыба и колесованія; за то здѣсь не грозила раскольнику опасность остаться безъ головы или быть сожженнымъ въ срубѣ. Мало того: въ пустынѣ раскольникъ могъ работать только на себя, заботиться только о своемъ пропитаніи; не нужно было платить ни подати, ни оброка помѣщику, ни взятокъ попамъ и ярыжкамъ. И потому у раскольника оставался досугъ, который онъ могъ посвятить созерцанію и размышленіямъ.

Поставлю въ тебѣ (пустынѣ) малую хижу,

Полезное въ ней азъ увижу,

продолжаетъ вышеприведенный "стихъ":

Кукушка въ тебѣ воскукуетъ,

Умильный гласъ испущаетъ,

И та меня поучаетъ.

Пойду изъ въ лѣса разгуляться,

Плодовитыя дерева соглядати,

И тѣ мнѣ пользу показуютъ,

Труды любить преобразуютъ.

На которомъ деревѣ плода нѣту,

И тѣ меня поучаютъ...

Колонизаціонный раскольничій потокъ устремился одновременно по всѣмъ четыремъ странамъ свѣта на Сѣверъ и Югъ, Востокъ и Западъ. На Сѣверѣ раскольники наполнили лѣса Архангельской, Вологодской и Олонецкой губерніи и основали здѣсь тысячи скитовъ и деревень. Въ 1694 году въ нынѣшнемъ Повѣнецкомъ уѣздѣ на рѣкѣ Выгу образовалось знаменитое Даниловское общежитіе, заселившее своими колоніями сѣверную и восточную часть Олонецкой губерніи и разсыдавшее колонистовъ по всему свѣверу и сѣверо-востоку Россіи. Затѣмъ еще въ 1684 и 1685 г., какъ говорится въ одномъ указѣ, "юъ разныхъ волостей и погостовъ разныхъ помѣщиковъ крестьяне и бобыли въ расколѣ бѣжали, безвѣстно, за свейскій рубежъ". Особенно много поселилось раскольниковъ въ такъ называемой Копорщинѣ (нынѣшній Петергофскій уѣздъ), принадлежавшей тогда Швеціи. На востокѣ раскольники распространились по Поволжью, въ степяхъ Саратовской, Самарской и Астраханской губерніи, /заняли многія мѣста Оренбургской губерніи, проникли на р. Уралъ, распространились по горнымъ заводамъ Пермской губерніи и появились въ Сибири. На сибирскихъ горныхъ заводахъ и при золотыхъ промыслахъ число раскольниковъ возросло въ одно столѣтіе до 100,000. Раскольники распространились въ Екатеринбургѣ, Тюмени, Томскѣ и Енисейскѣ съ округами. Позднѣе раскольники заселили нынѣшнюю Семипалатинскую область и Алтайскій и Барнаульскій округа Томской губерніи. Въ то время мѣстности эти были уже внѣ русскихъ предѣловъ, и съ присоединеніемъ ихъ къ Россіи раскольники, подъ именемъ "каменщи ковъ", были приняты въ русское подданство, какъ инородцы. Еще позднѣе раскольники заселили Забайкалье и нѣкоторыя мѣстности Амурской области. Проникли раскольники и въ Центральную Азію, гдѣ и въ настоящее время есть нѣсколько раскольничьихъ поселеній. На югъ отъ Московскаго царства раскольники двинулись очень рано. Еще въ 1688 году донскіе казаки доносили царю, что близь Тамбова и Козлова поселилось множество раскольниковъ; станичный атаманъ Осипъ Михайловъ ходилъ противъ нихъ съ 1000 казаковъ, ни ничего не въ силахъ былъ сдѣлать. Въ Елисаветградскомъ и Бахмутскомъ уѣздахъ цѣлыя слободы заселены были раскольниками. Самый Донъ въ значительной степени былъ колонизованъ раскольниками. Затѣмъ раскольники проникли на Сѣверный Кавказъ. Уже около 1680 г. болѣе 1,500 раскольниковъ появилось на Кумѣ; затѣмъ они заняли Аграхань и Судакъ, поселились въ ущельяхъ Большой и Малой Кабарды, основались по Тереку и проникли въ центръ Дагестана. Съ Дона раскольники бѣжали за Кубань и отдавались тамъ подъ власть Крымскаго хана. Отсюда они перешли въ Турцію, на устья Дуная, гдѣ образовали сплошное густое населеніе, выславшее одну колонію на берега Архипелага, три -- въ Малую Азію и одну -- въ Сирію. Въ тоже время раскольники устремились во вновь присоедни шную къ московскому царству Малороссію и проникли далѣе, въ предѣлы теперешней Новороссіи, въ Молдавію и Валахію, гдѣ и теперь составляютъ значительный процентъ населенія. Изъ Молдавіи они перешли въ Австрію, именно въ Буковину. Въ Новгородъ-Сѣверской области раскольники заселили Стародубскіе лѣса, гдѣ образовали 17 слободъ и куда сошлось до 50,000 раскольниковъ. Они устремились и за польскій рубежъ, гдѣ образовали множество слободъ и мѣстечекъ, изъ которыхъ самою знаменитою была Вѣтка, вмѣщавшая въ себѣ въ дни своего процвѣтанія до 40,000 жителей. Въ Польшѣ раскольники распространились нетолько въ предѣлахъ бывшаго Литовскаго княжества, но и въ коренныхъ польскихъ мѣстностяхъ. Отсюда они перешли въ Пруссію, именно въ Занзебургскій округъ Восточной Пруссіи, гдѣ живутъ и теперь подъ именемъ филиппоновъ. Наконецъ, раскольники заняли нѣкоторыя мѣстности нынѣшняго Прибалтійскаго края, напр., пространство между оз. Пейпусъ и р. Эмбахъ, Ригу и др.

Устремляясь обширнымъ колонизаціоннымъ потокомъ на окраины Московскаго государства переходя его границы и заселяя мѣстности, наиболѣе удаленныя отъ Москвы, раскольники не оставляли безъ вниманія и пустынныя мѣстности, лежащія внутри государства. Такъ заселились лѣса волокаламскіе, брынскіе, чернораменскіе, керженскіе и другіе. Въ однихъ Чернороменскихъ лѣсахъ (Нижегородской губ.) считалось къ 1716 году только "записныхъ" раскольниковъ до 40,000 душъ, а вобще въ лѣсахъ Нижегородской губерніи -- до 80,000.

Перечисленные факты могутъ дать хоть приблизительное понятіе о громадныхъ размѣрахъ раскольничьей колонизаціи и о томъ важномъ значеніи, которое она имѣла въ исторіи русскаго народа. Значеніе это очень разнообразно. Раскольничій писатель Иванъ Алексѣевъ, авторъ "Исторіи о бѣгствующемъ священствѣ", имѣлъ полное право сказать: "сицевыми народы (раскольниками) нустыя мѣста и звѣропаственная населяхуся, и вмѣсто деревъ людей умноженіе показася, трава и тернія растущія въ вертограды и садовія обратишася, гради вторіи показашася населеніемъ человѣкъ"... И дѣйствительно, въ этомъ отношеніи раскольниками сдѣлано чрезвычайно много. Громадныя пространства, дикой, ни къ чему негодной земли, болота Сѣвера и Запада съ поросшими на нихъ лѣсами, пустынныя степи Юга, горные кряжи Урала и Алтая и т. д.-- все это культивировано, превращено въ плодородныя пашни и луга и заселено раскольниками. Страшно много труда положено на эту борьбу съ природой, дикими звѣрями и туземными обитателями, и нужно было имѣть раскольничью "ревность о вѣрѣ", чтобы вынести эту борьбу при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, съ самымъ ничтожнымъ запасомъ знаній и при постоянныхъ помѣхахъ щ'раззореніяхъ "никоніанъ". Невольно приходится изумляться той силѣ, которую расколъ обнаружилъ въ этомъ дѣлѣ и благодаря которой десятки милліоновъ десятинъ прежде дикихъ земель сдѣлались доступными пользованію русскаго народа и тѣмъ сильно увеличили общее народное богатство. Это мирное, культурное завоеваніе, совершенное расколомъ, безъ сомнѣнія, несравненно важнѣе многихъ завоеваній, сдѣланныхъ при помощи оружія.

Но это только одна сторона медали. Раскольничья колонизація имѣла и другое, не менѣе важное значеніе. Она давала выходъ всѣмъ недовольнымъ элементамъ, накоплявшимся въ центральной Россіи. Въ раскольничью колонизацію, въ общины, основанныя раскольниками на окраинахъ государства, стремились всѣ тѣ, кто не укладывался въ рамки создававшагося тогда государственнаго и общественнаго строя новой Россіи. Раскольничья колонизація представляла собою предохранительный клапанъ, въ который выходили невмѣщавшіеся въ государственной машинѣ пары. Только существованіемъ этого клапана, только возможностью для всѣхъ недовольныхъ существующими порядками уходить въ пустыню и устраивать тамъ жизнь но своему желанію и объясняется тотъ фактъ, что такая радикальная ломка государственныхъ и общественныхъ порядковъ, привычекъ и обычаевъ населенія и всѣхъ вообще условій жизни, какая совершена Петромъ I, не встрѣтила особенно сильнаго сопротивленія со стороны народа и не сопровождалась катаклизмами. Отвлекая недовольные элементы въ свои общины, расколъ тѣмъ самымъ далъ возможность Россіи обратиться въ то громадное государство, какимъ оно является теперь.

Наконецъ, нужно отмѣтить еще одно значеніе раскольничьей колонизаціи. Какъ извѣстно, ко времени появленія раскола старинное русское областное самоуправленіе и общинные порядки находились подъ сильнымъ давленіемъ централизаціонныхъ стремленій московскаго правительства и его бюрократическихъ порядковъ управленія. Дальнѣйшая исторія Россіи только усилила централизацію и бюрократизмъ и совершенно сгубила, даже изъ памяти народной вычеркнула областное самоуправленіе, а общинные порядки въ значительной степени извратила, пріурочивъ ихъ, главнымъ образомъ, къ государственнымъ потребностямъ. Совсѣмъ не то было въ раскольничьихъ общинахъ. Находясь внѣ вліянія централизаціонныхъ стремленій правительства и бюрократіи или откупаясь отъ этого вліянія деньгами, раскольничьи общины нетолько жили старинною общинною жизнью и сохраняли старинную общинную организацію, но и развивали ее, сообразно новымъ условіямъ жизни. Вмѣстѣ съ тѣмъ, отдѣльныя общины группировались по мѣстностямъ и толкамъ въ союзы, управлявшіеся свободно выбранными по общинамъ лицами. Отдѣльные союзы нерѣдко также соединялись и образовывали федераціи. Отсюда то сильное развитіе общности у раскольниковъ, которое замѣчено всѣми современными изслѣдователями раскола. Здѣсь же заключается объясненіе высшаго уровня политическаго развитія раскольниковъ сравнительно съ остальною массою русскаго народа.

Таково, въ общихъ чертахъ, значеніе раскольничьей колонизаціи въ исторіи русскаго народа и государства. Въ виду такой важной роли, сыгранной раскоіьничьею колонизаціего, она заслуживаетъ самаго серьёзнаго изученія. Въ настоящей работѣ и предлагается читателю очеркъ колонизаціи раскольниками сѣвера Россіи, преимущественно Олонецкой губерніи. Здѣсь будетъ подробно описанъ самый ходъ колонизаціи, детально указано ея значеніе для Россіи и, наконецъ, обрисованъ самый складъ жизни, сложившейся въ раскольничьихъ общинахъ.

II.

Колонизація Сѣвера.

Топографическое положеніе мѣстностей, въ которыя устремились въ своемъ бѣгствѣ раскольники, представляло всѣ удобства, нужныя для поселенія и прочнаго водворенія людямъ, бѣгущимъ отъ преслѣдованія властей. Это были неизвѣданныя степи, куда никогда не заглядывали представители правительства, или первобытные, непроходимые лѣса. Особенно богата была Россія лѣсами. Еще въ настоящее время однихъ казенныхъ лѣсовъ насчитывается въ Европейской Россіи 123,314,836 3/4 десятины; а въ то время, о которомъ идетъ рѣчь, лѣсовъ было, безъ сомнѣнія, несравненно болѣе. Во многихъ мѣстностяхъ лѣса тянулись сплошною, непрерывною массою на громадныхъ пространствахъ. Такъ, въ вязниковскихъ предѣлахъ, одномъ изъ гнѣздъ раскольничьихъ, въ XVII вѣкѣ и началѣ XVIII, тянулся большой, непроходимый лѣсъ, болѣе, нежели на 70 верстъ. Въ нижегородскомъ Заволжьѣ, гдѣ выросла одна изъ наиболѣе крупныхъ раскольничьихъ общинъ, игравшая очень видную роль въ общей исторіи раскола -- знаменитый Керженецъ -- лѣсныя пространства еще нынѣ простираются верстъ на 150 въ длину и верстъ на 100 въ ширину; здѣсь и теперь есть мѣста, куда черезъ болота и трясины никто никогда не пробирался. Въ старину же еся Нижегородская губернія была покрыта глухими, никѣмъ не посѣщаемыми лѣсами: таковы были лѣса салавирскіе (въ Ардатовскомъ и Горбатовскомъ уѣздахъ), отрасль знаменитыхъ муромскихъ лѣсовъ, лѣса ноломскіе (въ Семеновскомъ уѣздѣ), лысковскіе (тамъ же), дорогущинскіе и ветлужскіе (на границахъ Макарьевскаго и Васильевскаго уѣздовъ), гнилицкіе (въ Балахнинскомъ уѣздѣ) и другіе. Сгародубскіе лѣса, въ которыхъ раскинулись богатыя стародубскія раскольничьи слободы -- Клинцы, Новозыбковъ, Лужки, Злынка, Добрянка и др., тянулись на 160 слишкомъ верстъ и были въ буквальномъ смыслѣ "дремучими". Пермская губернія, особенно колонизованная раскольниками, и нынѣ чрезвычайно богата лѣсами, а въ старину была сплошь покрыта лѣсомъ; сѣверная часть этой губерніи и теперь представляетъ сплошное лѣсное море и многія ея мѣстности на картахъ до сихъ поръ обозначаются точками, такъ какъ здѣсь не былъ еще ни одинъ "изслѣдователь" и только раскольники знаютъ дорогу въ эти укромныя мѣста, гдѣ до сихъ поръ процвѣтаютъ невѣдомые начальству скиты. Но всего болѣе богатъ лѣсами, какъ въ прошломъ, такъ и въ настоящемъ, крайній Сѣверъ -- губерніи Вологодская, Архангельская и Олонецкая. Въ первыхъ двухъ губерніяхъ лѣсная площадь занимаетъ 73 милліона десятинъ, да еще въ Олонецкой 10 1/2 милліоновъ десятинъ. Большая часть площадей этихъ губерній занята именно лѣсами. Такъ, напримѣръ, изъ 35 милліоновъ десятинъ съ небольшимъ общаго пространства Вологодской губерніи, лѣсами занято 32 милл. дес. Въ Архангельской губерніи къ этому присоединяются тундры, которыхъ здѣсь 26,964,328 десятинъ. Вообще болотъ и озеръ на сѣверѣ Россіи чрезвычайно громадное количество; такъ въ одномъ Повѣнецкомъ уѣздѣ, Олонецкой губерніи, гдѣ выросла знаменитая Выгорѣція, болота занимаютъ болѣе 1,000,000 десятинъ, а озеръ въ этомъ уѣздѣ насчитывается до 1,900.

Такія благопріятныя топографическія условія перечисленныхъ мѣстностей вполнѣ объясняютъ, почему раскольничья колонизація направилась именно сюда. Убѣгая въ непроходимые лѣса, раскольники въ значительной степени могли чувствовать себя въ безопасности отъ преслѣдованій правительства: лѣса, болота и озера служили надеждною защитою. Дорогъ здѣсь не было. "Дороги съ Олонца во всѣ погосты зашли въ озера, и перевозы чрезъ озера многіе, а тележныхъ дорогъ нѣтъ", говорится въ одной воеводской отпискѣ 1649 г. Достать засѣвшихъ въ лѣсу раскольниковъ было поэтому трудно. Въ актахъ конца XVII столѣтія, когда правительство начало ловить раскольниковъ по лѣсамъ и раззорять ихъ поселенія, постоянно встрѣчаются жалобы на то, что жилища раскольниковъ находятся "въ великихъ болотахъ и топяхъ, гдѣ и пѣшему ходить съ нуждою: оттого сыскать никакъ невозможно было". Особенными удобствами въ этомъ отношеніи обладалъ Сѣверъ, представлявшій, какъ мы выше видѣли, сплошное пространство лѣсовъ, болотъ и озеръ. Неудивительно, поэтому, что раскольничья колонизація здѣсь началась ранѣе, чѣмъ гдѣ бы то ни было, и что раскольничьи общины здѣсь всего менѣе поддавались вліянію правительства.

Первыми застрѣльщиками раскольничьей колонизаціи на Сѣверѣ были разнаго рода "старцы". Это были чернецы Соловецкаго и другихъ сѣверныхъ и внутренно-московскихъ монастырей, бѣжавшіе сюда послѣ "перемѣны благочестія". Первыми явились соловецкіе старцы, бѣжавшіе изъ монастыря еще въ 1667 году, при началѣ соловецкаго "сидѣнія". Затѣмъ значительное число соловецкихъ монаховъ разсѣялось по Сѣверу послѣ взятія Соловокъ царскими войсками. Много являлось сюда чернецовъ также изъ московскихъ, новгородскихъ, тверскихъ, ярославскихъ и другихъ монастырей. Одни изъ нихъ уединялись гдѣ-нибудь на необитаемомъ островѣ или берегу Сѣвернаго океана и здѣсь безвѣстно оканчивали свою жизнь въ аскетическихъ подвигахъ. Другіе, напротивъ, не ограничивались только стремленіемъ спасти лично себя, но еще хотѣли бороться съ разлившимся по міру нечестіемъ и потому селились въ лѣсахъ и болотахъ недалеко отъ границъ заселенныхъ пространствъ, и отсюда "не токмо пустыни, дебри и болота, но и окрестъ прилежащій грады и веси благочестія свѣтомъ научивше и просвѣтивше, сториченъ плодъ принесоша", какъ выражается знаменитый колонизаторъ Сѣвера и раскольничій исторіографъ Андрей Денисовъ. Таковы были: Епифаній, вышедшій изъ Соловецкаго монастыря до осады и поселившійся въ онежской странѣ; здѣсь онъ многихъ убѣдилъ твердо стоять за старину. Затѣмъ онъ отправился въ Москву, гдѣ былъ пойманъ, сосланъ въ Пустозерскій острогъ (Аргангельской губ.) и, но отрѣзаніи языка, былъ сожженъ вмѣстѣ съ первыми расколоучителями -- Аввакумомъ, Лазаремъ и Ѳедоромъ. Савватій, уйдя изъ Соловокъ, обошелъ весь Сѣверъ, но затѣмъ не утерпѣлъ и отправился въ Москву, гдѣ ему и отрубили голову. Германъ за проповѣдь раскола два раза былъ сажаемъ въ тюрьму, но оба раза бѣжалъ и, наконецъ, сгорѣлъ "благочестія ради". Іосифъ, тоже изъ Соловокъ, долго бродилъ въ Каргопольскихъ и Олонецкихъ предѣлахъ, всюду насаждая "благочестіе", и былъ убитъ стрѣльцами во время одной изъ экспедицій, снаряжавшихся правительствомъ для раззоренія раскольничьихъ лѣсныхъ поселеній. Евеимій бѣжалъ изъ Соловокъ во время осады, обошелъ все Поморье, затѣмъ прожилъ восемь лѣтъ въ Онежскомъ уѣздѣ и умеръ, скитаясь по пустынямъ. Геннадій обошелъ много городовъ и пустынь, и былъ пойманъ, и заключенъ въ тюрьму въ Нижнемъ-Новгородѣ; но отсюда бѣжалъ и прожилъ 12 лѣтъ около города Тихвина, насаждая здѣсь старовѣріе, затѣмъ явился въ выговскую пустыню (Повѣнецкаго уѣзда), гдѣ и умеръ. Іосифъ Ловзунскій, родомъ изъ Каргопольскаго уѣзда, постригся въ монахи еще до Никона, а со времени появленія "новинъ" оставилъ свой монастырь, бѣжалъ на родину и поселился на рѣкѣ Водлѣ (нынѣ Пудожскаго уѣзда), гдѣ и жилъ "на пустомъ лѣсу пустыннымъ, жестокимъ, нужнымъ житіемъ, и отходя въ ближнія волости, учаше христіанъ въ благочестіи крѣпко стояти, а отъ Никоновыхъ новинъ удалитися; и окрестніи жители къ нему хождаху и нанаучахуся отъ него, какъ благочестіе хранити и блюсти. Многія къ нему исповѣдываху грѣхи своя и отхожаху въ домы своя, а овые и съ нимъ поживаху, пашню пахаша и тѣмъ кормяхуся". Кончилъ Іосифъ тѣмъ, что "ради благочестія" сгорѣлъ со всею своею паствою. Было здѣсь и еще много разныхъ "отцовъ" и "старцевъ": Питиримъ -- изъ Анзерскаго монастыря, Прокопій -- изъ Нижегородскихъ пустынь, Сергій, Кириллъ, Виталій -- изъ московскихъ бояръ, Серапіонъ -- изъ Москвы, Варлаамъ -- изъ Каргополя, и много, много другихъ. Всѣ эти старцы были проповѣдниками раскола и въ то же время первыми колонизаторами пустынныхъ болотъ и лѣсовъ Сѣвера и почти всѣ она кончили неестественною смертью.

Самыми замѣчательными изъ этихъ старцевъ были Игнатій Соловецкій и Корнилій. Они являются наиболѣе типичными лицами перваго періода раскольничьей колонизаціи и вмѣстѣ съ тѣмъ наиболѣе видными дѣятелями этого времени по распространенію раскола на Сѣверѣ. Игнатій -- человѣкъ, по тогдашнему, очень ученый, и не даромъ Андрей Денисовъ называетъ его "сосудомъ, полнымъ мудрости", а Иванъ Филипповъ говоритъ, что онъ "книжныя премудрости и разума, яко губа воду въ себѣ почерпне". Бѣжавъ изъ Соловецкаго монастыря, Игнатій обошелъ Каргопольскій и Олонецкій уѣзды, всюду насадивъ расколъ, особенно въ Повенцѣ (тогда еще селѣ) и Шунгской и Толвуйской волостяхъ. Но главное его значеніе состоитъ въ томъ, что онъ воспиталъ и образовалъ цѣлое поколѣніе раскольничьихъ дѣятелей, которые создали знаменитое Выговское общежитіе, игравшее первенствующую роль въ исторіи всего русскаго раскола и заселившее весь Сѣверъ своими колоніями. Дѣятельность этихъ питомцевъ Игнатія и составитъ главный предметъ нашего разсказа. Такими питомцами были бѣжавшій въ Выговскую пустынь дьячекъ Шунгскаго погоста, Даніилъ Викуловъ, въ честь котораго и самое Выговское общежитіе получило названіе Даниловскаго; Андрей и Семенъ Денисовы, едва ли не самые замѣчательные дѣятели раскола, какихъ когда-либо онъ выставилъ; Петръ Прокофьевъ, двоюродный братъ Денисовыхъ, впослѣдствіи эклесіархъ Выговскаго общежитія, и много другихъ замѣчательныхъ дѣятелей поморскаго раскола. Со всѣми ними, тогда, большею частью, еще совсѣмъ молодыми людьми, Игнатій "бесѣдоваше отъ священнаго писанія", всѣхъ ихъ "священный отецъ просвѣти ученіемъ своимъ", всѣхъ ихъ онъ "наказа непорочному благочестію и страхомъ Божіимъ воепита". Въ его-то школѣ поморскіе раскольничьи дѣятели получили богословское образованіе и подъ вліяніемъ его же примѣра научились беззавѣтной преданности раскольничьему дѣлу. Фанатичный ревнитель раскола, Игнатій кончилъ тѣмъ, что сгорѣлъ съ 2,700 человѣкъ въ Палеостровскомъ монастырѣ, о чемъ подробно будетъ сказано ниже.

Совсѣмъ другого рода человѣкъ былъ Еорнилій. Простой малограматный мужикъ, онъ, по постриженіи въ монахи, включилъ себя въ то огромное въ старину число странниковъ-шатуновъ, которые толпами бродили тогда по Россіи, переходя изъ монастыря въ монастырь. Былъ Корнилій въ Кириловомъ и Сергіевомъ монастыряхъ, дошелъ и до Москвы. Перебывалъ почти во всѣхъ московскихъ монастыряхъ, потомъ снова бродилъ по Россіи и снова вернулся въ Москву. Здѣсь за строго-подвижническую жизнь патріархъ Іосифъ поручилъ ему "надсмотрѣніе" надъ попами и дьяками Архангельскаго собора, " ковать и смирять за нѣкоторыя вины". Когда Никонъ, въ качествѣ патріарха, произвелъ исправленіе книгъ и поднялъ гоненіе на раскольниковъ, Корнилій убѣжалъ на Донъ и прожилъ тутъ три года. Затѣмъ онъ снова начинаетъ бродить по монастырямъ, убѣждая всюду монаховъ держаться старины и доходя въ своей ревности до того, что однажды попа, служившаго по новому, ударилъ по головѣ кадиломъ и разбилъ ему голову. Послѣ этого подвига, онъ бѣжалъ въ Пудожскую волость (нынѣ уѣздъ Олонецкой губерніи) и поселился съ своимъ ученикомъ Пахоміемъ на р. Водіѣ. Келія у нихъ была самородная: съ трехъ сторонъ гранитныя скалы, а съ четвертой старцы прорубили дверь и окно. Жили I здѣсь они два года, а затѣмъ Корнилій перешелъ на Кяткозеро, гдѣ прожилъ со старцемъ Епифаніемъ тоже два года. Отсюда Корнилій переходитъ на Нигозеро, а затѣмъ на Водлозеро. Узналъ тутъ про него попъ Кижскаго погоста и хотѣлъ поймать; но Корнилій, предувѣдомленный благожелателями, успѣлъ бѣжать на Немозеро. Сюда, однако, явился посланный отъ вытегорскаго попа; самого Корнилія посланный не тронулъ, но за то отнялъ все, что у него было. Корнилій перешелъ на Снигозеро и отсюда часто скрывался отъ преслѣдователей въ Каргополь, гдѣ въ то время было не мало старовѣровъ. Но и здѣсь ему оказалось не безопаснымъ жить и онъ перебрался на Мангозеро, а потомъ къ Гавушозеру. Отсюда его пригласилъ къ себѣ поселившійся на Выгу-рѣкѣ старецъ Сергій; однако, Корнилій и здѣсь не ужился, и выстроилъ себѣ келью тоже на Выгу-рѣкѣ, но подальше отъ Сергія. Здѣсь его затопила вешняя вода, и ему пришлось перебраться на новое мѣсто на томъ же Выгу. И только здѣсь кончилась скитальческая жизнь непосидчиваго старца.

Послѣдніе годы своей жизни Корнилій посвятилъ исключительно проповѣди, бесѣдуя съ окрестными крестьянами и поселившимися въ лѣсу скептиками. Проповѣдь его имѣла исключительно практическій характеръ. Онъ проповѣдывалъ трудъ, говоря: "Писано бо есть: праздный да не ястъ, и проклятъ есть тунеядецъ", и первый показывалъ примѣръ трудолюбія. Проповѣдывалъ ригоризмъ въ личной жизни, доводя этотъ ригоризмъ до крайностей. Проповѣдывалъ любовь ко всѣмъ людямъ, говоря: "Мирны будете и любовны ко всѣмъ человѣкомъ: кромѣ сего, никто же узритъ Бога". Но, главнымъ образомъ, онъ направлялъ всѣ силы на то, чтобы убѣдить приходившихъ къ нему -- создать большую общину, въ которой все было бы общее и жизнь шла бы сообща. "Тогда, говорилъ онъ:-- они пшонный хлѣбъ за ржаной не воспріимутъ, и ржаной за ячменной не вознегодуютъ; мѣсто же распространится и прославится во всѣхъ концахъ. По умноженіи же поселятся съ матушками и съ дѣтками, и съ коровушками, и съ люлечками". Проповѣдь Корнилія имѣла большое вліяніе на слушателей и послужила какъ бы программой и и трудовой, строго-ригористической жизни, которая впослѣдствіи сложилась въ Выгорѣціи. Что же касается проповѣди Корнилія объ общинной жизни, то онъ имѣлъ удовольствіе передъ смертью видѣть осуществленіе своей проповѣди въ видѣ Даниловскаго общежитія.

Таковы были "старцы", явившіеся въ лѣсахъ Сѣвера первыми предвѣстниками раскольничьей колонизаціи. Образъ жизни этихъ старцевъ былъ строго подвижническій. Они трудились, какъ самые заурядные крестьяне: рубили лѣсъ, "пахали" землю "копарюгою" (мотыкою), сѣяли хлѣбъ подъ гарью и тѣмъ питались. Попрошайствомъ они не занимались, милостыни не собирали, а, напротивъ, сами другихъ кормили. Основываясь въ какой-нибудь мѣстности, они строили себѣ избы ("кельи") для жилья, а иногда и хозяйственныя пристройки, и затѣмъ, переходя по какимъ-либо причинамъ на новое мѣсто, оставляли постройки на потребу будущимъ странникамъ по лѣсамъ и болотамъ. Нѣкоторые изъ "старцевъ" нарочно даже занимались постройкой "келій" для странниковъ, испытавъ на себѣ, какъ тяжело скитаться по лѣсамъ безъ пріюта. Такъ старецъ Питиримъ построилъ своими руками въ Выговской пустыни болѣе 30 избъ, "и труждашеся не безъ ума, добавляетъ его біографъ, Иванъ Филипповъ:-- ниже въ суе вѣдый, яко мнози жители будутъ въ пустыни, готовяше толь многая жилища". Питались старцы скудно, однимъ хлѣбомъ, да рубленой рѣпой съ солью и квасомъ; случалось питаться и дубовою корою съ травою. Нѣкоторые занимались рыболовствомъ и питались рыбою или обмѣнивали ее на хлѣбъ; при хорошемъ уловѣ значительную часть рыбы раздавали неимущимъ крестьянамъ сосѣднихъ волостей. Рыбу ловили на сдѣланныхъ собственноручно плотахъ. Одѣвались старцы плохо, лишь бы прикрыть наготу. Много приходилось имъ страдать и отъ голода, и отъ холода, случалось замерзать до смерти, доводилось и тонуть на рыбной ловлѣ. О наживѣ старцы не думали и все, что у нихъ заводилось лишняго, раздавали "христіанамъ". Не отказывались они и трудомъ помочь иному малосильному крестьянину въ его хозяйствѣ.

Неудивительно, что, при такомъ образѣ жизни и при такомъ личномъ характерѣ, старцы не могли возбуждать къ себѣ въ населеніи ничего, кромѣ глубокаго уваженія и любви. Слава о нихъ быстро распространялась -- и къ нимъ шелъ отовсюду народъ. Шли изъ ближнихъ, сосѣднихъ съ лѣсами мѣстностей, шли и изъ отдаленныхъ, внутреннихъ волостей и городовъ Московскаго государства. Одни приходили только послушать старцевъ и поучиться у нихъ; другіе оставались временно пожить съ ними; наконецъ, третьи, кому не особенно сладко жилось на родинѣ, оставались здѣсь навсегда. Такимъ образомъ, мало по малу, у каждаго старца образовывалась паства, вокругъ его кельи строились избы -- и основывалось поселеніе.

Такъ зачиналась раскольничья колонизація. Но ей еще много предстояло вынести испытаній. Дѣятельность старцевъ не могла остаться незамѣченною. Первыми взволновались православные священники ближайшихъ къ лѣсамъ погостовъ, у которыхъ старцы отнимали "чадъ духовныхъ". Попы и монахи близъ лежащихъ монастырей доносили властямъ въ Новгородъ и другія мѣста, что бѣглые старцы, выходя изъ лѣсовъ, ходятъ по волостямъ и погостамъ и учатъ людей держаться старой вѣры, а отъ православія удаляться и бѣжать, и что "людіе ихъ ученію послѣдствуютъ, отъ церкви и отъ поповъ удаляются и новодѣйствуемаго причастія не пріемлютъ и не причащаются и ходятъ явно, не бояся, многолюдствомъ по селамъ и волостямъ". Получивъ такія донесенія, власти посылали подъячихъ и солдатъ разыскивать старцевъ, разгонять ихъ собранія и раззорять поселенія.

Въ это время вышелъ цѣлый рядъ указовъ, которыми опредѣлялись отношенія мѣстныхъ властей къ раскольничьей колонизаціи. Именно указомъ 1687 года предписывалось: "смотрѣть накрѣпко, чтобъ церковные раскольники въ лѣсахъ и волостяхъ не жили, а гдѣ объявятся и ихъ велѣно сыскивать и имать, и пристанища ихъ раззорять, чтобъ ту ихъ богомерзкую ересь искоренить, и впредь бы не возростала; а животы ихъ раскольническіе, всякіе, по оцѣнкѣ велѣно продавать и деньги прислать къ Москвѣ, въ Новгородскій приказъ". Въ указѣ 1689 года было сказано: "въ Олонецкомъ уѣздѣ, въ погостѣхъ и въ волостехъ старостамъ, и сотскимъ, и всѣмъ крестьянамъ ихъ Велихъ Государей указъ сказать, чтобъ они, вѣдая у себя раскольниковъ, не таили, и прочихъ извѣщали, а имая приводили на Олонецъ въ приказную избу, а пристанища имъ и селитьбы заводить не давали, и учинить велѣно о томъ во всѣхъ погостѣхъ и волостяхъ заказъ подъ смертною казнью, и выбрать десятскихъ, и смотрѣть того непрестанно накрѣпко, чтобъ такихъ суемудренниковъ и плевосѣятелей и прелестниковъ до конца искоренить". Наконецъ, указъ 1693 года требовалъ: "а пристанища ихъ раскольническія, буде, гдѣ по вѣсямъ или въ деревняхъ объявятся, раззорить, сжечь безъ остатку, чтобъ впредь ихъ братьи, такимъ же ворамъ и раскольникамъ, нигдѣ становъ не было".

Сообразно съ этими указами мѣстныя власти и дѣйствовали: онѣ сыскивали и имали, раззоряли и искореняли, жгли безъ остатку и т. д. Сперва этимъ дѣломъ занимались духовныя лица по собственной иниціативѣ. Такъ, когда умеръ новгородскій митрополитъ Макарій, смотрѣвшій сквозь пальцы на раскольниковъ и въ значительной мѣрѣ самъ склонный къ старинѣ, а на его мѣсто вступилъ ревнитель православія Питиримъ, послѣдній еще въ 1681 году, слѣдовательно, ранѣе приведенныхъ выше указовъ, послалъ на Олонецъ архимандритовъ, игуменовъ и старцевъ, съ приказомъ взять подъячихъ и солдатъ и во всемъ Олонцѣ и его округѣ, по всѣмъ селамъ, весямъ и монастырямъ приводить по церквамъ къ причастію, а кто не захочетъ причащаться и будетъ креститься двумя перстами, того вязать, заковывать въ кандалы и отсылать за крѣпкимъ карауломъ въ Олонецъ и Новгородъ. Эта экспедиція навела ужасъ на олончанъ; многіе запирались въ домахъ и сжигались, чтобы не попасть въ руки ревнителей; другіе бросали дома и бѣжали въ лѣса и пустыни. Въ числѣ послѣднихъ былъ и упоминавшійся выше дьячекъ Шунгскаго погоста, Даніилъ Викуловъ. Въ погоню за нимъ, а также для поимки и другихъ старцевъ были посланы въ Вшовскую пустыню вооруженные люди на лыжахъ, причемъ проводниками были монахи Палеостровскаго монастыря, находящагося на одномъ изъ острововъ Онежскаго озера. Посланные захватили нѣкоторыхъ старцевъ, другіе же успѣли убѣжать.

Эта экспедиція положила начало цѣлому ряду подобныхъ же предпріятій. Особенно прославилась экспедиція прапорщика Аникія Портновскаго. Одинъ изъ подвиговъ послѣдняго подробно описанъ въ оффиціальномъ донесеніи прапорщика и его товарища, подъячаго Ананьина. Въ 1689 году раскольники заняли Палеостровскій монастырь, съ цѣлью сгорѣть въ немъ. Противъ нихъ были посланы прапорщикъ Портновскій и подъячій Семенъ Ананьинъ съ отрядомъ стрѣльцовъ. Задача ихъ состояла въ томъ, чтобы выгнать раскольниковъ изъ монастыря. Выполнить эту задачу имъ не удалось, но за то, бродя по заонежскимъ лѣсамъ, они напали на раскольничье поселеніе и уничтожили его. Поселеніе это состояло изъ трехъ "пристанищъ", избы, погреба, "поварни", ямъ, въ которыхъ держатъ хлѣбъ, и "палатей на столбахъ" съ крышей; все это стрѣльцы сожгли. Въ зданіяхъ былъ найденъ зерновой хлѣбъ -- его раскидали и развѣяли по лѣсу, а хлѣбъ въ снопахъ пожгли. Вокругъ поселенія были нивы -- ихъ тоже пожгли. При обыскѣ зданій были найдены старопечатныя книги, воскъ, ладонъ, схима и клобуки -- все это было тщательно собрано и отослано, какъ побѣдный трофей, на Олонецъ. Раззоривъ поселеніе, отрядъ двинулся далѣе, къ озеру Столпозеру, и здѣсь на одной лѣсной нивѣ нашелъ четырехъ жнецовъ. Стрѣльцы бросились на нихъ и троихъ -- двухъ взрослыхъ мужиковъ и одного мальчика -- поймали, а четвертый, старецъ Епифаній, бросился съ высокаго берега въ озеро и утонулъ. Арестованные раскольники были привезены въ Олонецъ и здѣсь подверглись "увѣщаніямъ", послѣ которыхъ двое изъ нихъ умерли, не вынесши пытокъ, а третій, мальчикъ, сдался и былъ принятъ въ православіе.

Эти экспедиціи, сопровождаемыя истребленіемъ всего того, что съ тяжкими лишеніями и огромными трудами успѣвали создать раскольники на новыхъ мѣстахъ поселенія, страшно озлобили колонистовъ сѣверныхъ лѣсовъ и они иногда рѣшались на отраженіе посылаемыхъ противъ нихъ отрядовъ при помощи оружія. Такъ, когда прапорщикъ Портновскій со стрѣльцами произвелъ описанный выше разгромъ раскольничьяго поселенія и захватилъ трехъ раскольниковъ, на отрядъ напали сбѣжавшіеся съ сосѣднихъ лѣсныхъ поселеній колонисты и преслѣдовали его двѣ ночи, стрѣляя изъ пищалей, причемъ ранили одного стрѣльца. Въ другихъ случаяхъ раскольники отбивали арестованныхъ товарищей. Такъ, однажды старецъ Питиримъ, тотъ самый, который строилъ для странниковъ келіи, по какой-то надобности вышелъ изъ лѣсовъ въ село Космозеро и былъ здѣсь арестованъ попомъ и другими властями, закованъ и подъ карауломъ отправленъ въ Олонецъ. Объ этомъ узналъ Даніилъ Викуловъ и, собравши пять человѣкъ изъ своихъ товарищей, наиболѣе смѣлыхъ и проворныхъ, послалъ ихъ отбить старца. Посланные погнались на лошадяхъ и дорогою перемѣняли ихъ, оставляя своихъ лошадей жившимъ но дорогѣ тайнымъ раскольникамъ и беря у нихъ свѣжихъ. Такимъ образомъ, погоня настигла старца и приставленный къ нему караулъ близъ села Пряжи, т. е. уже далеко внутри Олонецкаго уѣзда, и старца отняла. Караульные, забѣжавъ въ сосѣдній Шуйскій погостъ и захвативъ съ собою старосту и множество православныхъ, въ свою очередь погнались за раскольниками и гналась за ними до Кижскаго погоста, а дальше гнаться побоялись. Старецъ же былъ благополучно доставленъ въ лѣса.

Однако, факты, подобные только-что разсказаннымъ, случались сравнительно рѣдко. Въ большинствѣ же случаевъ раскольники не рѣшались оказывать прямого сопротивленія воинскимъ командамъ. Зная, однако, какія пытки и мученія ожидаютъ ихъ въ случаѣ поимки, предпочитали сжигать себя.

Самосожшательство -- явленіе очень крупное въ исторіи раскола и въ особенности раскола сѣвернаго. Число лицъ, подвергшихъ себя смерти чрезъ самосожженіе, было чрезвычайно громадно. Иванъ Филипповъ въ своей "Исторіи Выговской пустыни", между прочимъ, говоритъ о самосожигателяхъ слѣдующее: "Таковыхъ страдальцевъ многое и число превосходящее множество по всей россійской земли, во всѣхъ градѣхъ бысть, невозможно счислити ихъ множества ради, азъ же о нихъ мало нѣчто повѣдаю, которые быша въ сей подсѣверной странѣ, въ Олонецкихъ предѣлехъ" (только), и затѣмъ пересчитываетъ извѣстные ему факты самосожженія. Факты эти слѣдующіе: на Березовскомъ волокѣ "скончашеся огнемъ благодатію" старецъ Пименъ и съ нимъ "къ другой тысящи нѣсколько народа"; въ Палеостровскомъ монастырѣ въ "первый запоръ" "отецъ Игнатій скончался огнемъ за древнее благочестіе и съ нимъ народа къ двумъ тысящамъ семействъ"; неизвѣстное число "страдальцевъ за древнее благочестіе" сгорѣло въ Каргопольскомъ уѣздѣ на рѣкѣ Пормѣ; во "второй запоръ" въ Палеостровскомъ монастырѣ сожгли себя "числомъ къ тысячи пятисотъ"; подъ Олонцемъ сгорѣлъ олонецкій посадникъ; въ Лопскихъ погостахъ сожглись Іоанъ Букоевъ "съ четырьмя стами и осмидесятью человѣкъ народа"; въ селѣ Совдозерскомъ -- Филиппъ Мелгинъ съ двумя стами восьмидесятью товарищами: въ Пудожскомъ погостѣ -- "соловецкій отецъ" Іосифъ и товарищи, "числомъ къ другой тысячи нѣсколько"; близъ Водлы -- Іосифъ Ловзунскій съ пятью или шестью стами человѣкъ; въ "заднихъ" волостяхъ олонецкихъ -- восемьдесятъ пять; Кирилъ и Григорій съ товарищами, около двухсотъ душъ; Иванъ Соколъ съ триста шестью человѣками; Григорій -- съ семидесятые пятью, ипохъ Гавріилъ -- съ двѣнадцатью и, наконецъ какой-то Ѳуншинъ съ тринадцатью душами. Такимъ образомъ, по счету Филиппова, въ однихъ только олонецкихъ предѣлахъ болѣе десяти тыся человѣкъ подвергло себя самосожженію.

Между тѣмъ въ спискѣ Филиппова перечислены далеко не всѣ случаи самосожженія, бывшіе въ олонецкихъ предѣлахъ. Такъ, у него не упомянуты случаи самосожженія, о которыхъ сохранились преданія въ Повѣнецкомъ уѣздѣ: въ Гимольскомъ приходѣ -- въ деревнѣ Пузамагубѣ; въ Ребольскомъ приходѣ -- въ деревнѣ Григорьевъ-Наволокъ и въ Выгозерекомъ приходѣ -- въ деревнѣ Линдозерѣ. Затѣмъ въ старообрядческихъ синодикахъ записаны еще слѣдующіе случаи самосожженія: Василія съ пятьюдесятью товарищами на Тудозерѣ, Вытегорскаго уѣзда; Іоанна "и иже съ нимъ"; Никифора "и иже съ нимъ"; Аверкія съ товарищами въ Янгорахъ, Пудожскаго уѣзда; Евдокія, Зиновіи, Агаеіи и прочихъ подъ Каргополемъ; инока Флларета, Алексія, Лоонтія и прочихъ сорокъ -- за Кекозеромъ, Пудожскаго уѣзда; Іоанна и иже съ нимъ въ Пѣтухвѣ (?); Ѳеодора, Василія и прочихъ, на Кученалдѣ (близъ Ошевенскаіо монастыря); Илларіопа, Іоанна и съ ними тысячи человѣкъ; Евстафія и съ нимъ двадцати шести -- на Гальеозерѣ; Агафоника, Прокопія, Намфила и съ ними двухъсотъ двадцати; Афанасія и прочихъ съ нимъ.

Къ этому перечню нужно присоединить еще случаи самосожженія, имѣвшіе мѣсто въ эпоху, болѣе позднюю, чѣмъ та, въ которую произошли всѣ вышеозначенные факты (1680--1720 г.). Такъ въ 1834 году сгорѣло до 200 человѣкъ на р. Пормѣ, на которой и ранѣе былъ случай самосожженія. Въ 1747 г. Терентій, а въ 1750 -- Матѳей, оба принадлежавшіе къ толку филикповцевъ, сгорѣли, "каждо со своимъ стадомъ", на рѣкѣ Умбѣ (близъ Выгорѣціи). Наконецъ, еще въ 1755 г. сгорѣлъ старецъ Сераніонъ, "въ Верховьи на Лайты" (Повѣнецкаго уѣзда).

Всѣ приведенные случаи самосожженія имѣли мѣсто въ олонецкихъ предѣлахъ. Но самосожженіе было распространено не на Олонцѣ только. Факты самосожженія совершались по всему сѣверу, на Уралѣ, въ Сибири и во многихъ другихъ мѣстахъ. Такъ, на Шелонѣ-рѣкѣ сгорѣлъ Петръ и съ нимъ триста. Въ 1685 г. въ дер. Островѣ, Новгородскаго уѣзда, сожглось въ овинѣ 360 чел. Въ 1726 году въ Озерецковской волости, Важецкаго уѣзда (Архангельской губ.), сгорѣло восемдесятъ человѣкъ. Въ 1743 г. на р. Печорѣ сгорѣло восемдесятъ семь человѣкъ. Въ Перми въ неизвѣстномъ году сгорѣли "священнодіаконъ" Кононъ и съ нимъ шестьдесятъ человѣкъ, а затѣмъ въ 1738 году -- еще тридцать четыре человѣка. Въ 1748 г. въ Устюжской провинціи Вѣлослуцкого стана сгорѣло 70 человѣкъ. Были случаи самосожженія въ Оренбургской губерніи. Въ Сибири извѣстны слѣдующіе случаи самосожженія: въ Тобольскомъ уѣздѣ, въ пустынѣ, сгорѣли тысяча семьсотъ; въ Тюменскомъ уѣздѣ, на р. Тегенѣ (1687 г.) -- триста; въ томъ же уѣздѣ въ другой разъ -- 1700; въ Курганѣ -- сто пятьдесятъ; на Ишимѣ -- тридцать шесть: въ какой-то сибирской Кошуцъ-пустынѣ (?) въ два пріема -- пятьдесятъ и сто сорокъ восемь; "въ Сибири на Евѣ" (?) -- семьдесятъ восемь; вообще въ Сибири, безъ болѣе точнаго обозначенія мѣстности -- сто пятьдесятъ; въ Томскомъ уѣздѣ -- Василій Шапошниковъ съ послѣдователями; Сибирской губерніи, въ Кузнецкомъ вѣдомствѣ -- семнадцать человѣкъ (1743 года); Тюменскаго уѣзда, въ дер. Лучинковой -- двѣсти человѣкъ, и мн. др.

Всего болѣе случаевъ самосожженія было въ послѣдней четверти XVII и затѣмъ въ первой четверти XVIII ст. И это время было временемъ наиболѣе сильныхъ гоненій раскольниковъ. Затѣмъ случаи самосожженія происходятъ только спорадически, вплоть до середины XVIII вѣка, и даже до царствованія Екатерины II, появляясь обыкновенно вслѣдъ за временнымъ усиленіемъ гоненій на раскольниковъ.

Однако, подъ такое простое объясненіе подходятъ далеко не всѣ извѣстные намъ случаи самосожженія. Дѣло въ томъ, что иногда первоначальная причина самосожженія -- преслѣдованія -- совершенно стушевывалась,-- а на первый планъ выступала причина производная -- идея о спасительности добровольной насильственной смерти чрезъ самосожженіе, самоутопленіе или замариваніе себя голодомъ. Нѣтъ сомнѣнія, что эта дикая идея возникла именно подъ вліяніемъ того невыносимаго положенія, въ которое были поставлены раскольники въ первое время существованія раскола; но затѣмъ, сложившись, эта идея вызывала случаи добровольной насильственной смерти, независимо отъ какихъ-либо преслѣдованій.

Мысль о возможности достиженія царствія небеснаго путемъ добровольной насильственной смерти, путемъ самоубійства въ той или другой формѣ, явилась въ умахъ еще перваго поколѣнія раскольниковъ. Еще знаменитый Аввакумъ пропагандировалъ самосожженіе. "Боишься, пещи той? писалъ онъ. Дерзай, плюнь на нее, не бось! До пещи страхъ-отъ, а егда въ нее вошелъ, тогда и забылъ вся. Егда же загоришься -- а ты и видишь Христа и ангельскія силы съ нимъ. Емлютъ души тѣ отъ тѣлесъ да и приносятъ ко Христу -- а онъ надежа и благословляетъ и силу ей подаетъ божественную. Не уже къ тому бываетъ тяжка, но яко восперенна; туды же со ангелы летаетъ -- ровно яко птичка попархиваетъ -- рада изъ темницы своей вылетѣла... Темница горитъ въ пещи -- а душа, яко бисеръ и яко злато чисто, взимается со ангелы выспрь во славу Богу и Отцу". Впослѣдствіи эта идея о достиженіи царствія небеснаго самосожигательствомъ сдѣлалась на нѣкоторое время даже особымъ догматомъ филипновскаго раскольничьяго толка, вызвавши цѣлый рядъ самосожигательствъ въ самой серединѣ XVIII вѣка. Наконецъ, та же идея о спасительности добровольной смерти была положена въ основу ученія такъ-называемыхъ запащиванцевъ и морельщиковъ, которые замаривали себя голодомъ. Запащиванцы и морельщики явились какъ бы наслѣдниками самосожигателей; запащиванство развилось съ половины прошлаго столѣтія и было распространено до конца первой четверти нашего столѣтія. Впрочемъ, запащиванцы встрѣчались еще въ 40-хъ годахъ, а, можетъ быть, существуютъ и теперь.

Вліяніе идеи спасительности добровольной смерти отразилось на многихъ случаяхъ самосожигательства. Чтобы указать проявленія этого вліянія, мы подробно разскажемъ одинъ крупный случай самосожигательства, причемъ выяснится и самая обстановка, при которой происходили самосожженія.

Въ 1688 году, въ то время, когда одна изъ правительственныхъ экспедицій раззоряла раскольничьи поселенія въ заонежскихъ лѣсахъ, упоминавшійся выше Игнатій Соловецкій, учитель Денисовыхъ и другихъ будущихъ главарей раскола, рѣшился предать себя самосожженію, желая вмѣстѣ съ тѣмъ придать этому факту возможно болѣе импонирующій характеръ. Съ этою цѣлью онъ задумавъ захватить Палеостровскій монастырь и сжечь его вмѣстѣ съ собою. Палеостровскій монастырь лежитъ на небольшомъ островѣ самой сѣверной губы Онежскаго озера. Монастырь издавна раздавалъ крестьянамъ олонецкихъ предѣловъ въ долгъ деньги подъ залогъ земли и затѣмъ отбиралъ землю въ случаѣ несостоятельности должниковъ. Этимъ путемъ онъ пріобрѣлъ значительныя земельныя владѣнія, а вмѣстѣ съ тѣмъ сдѣлался предметомъ живѣйшей ненависти всего обонежскаго населенія. Къ этому присоединилось еще то обстоятельство, что монахи Палеостровскаго монастыря были обыкновенно проводниками для правительственныхъ экспедицій, отправлявшихся раззорять мѣстныя раскольничьи населенія. Неудивительно, поэтому, что когда Игнатій кликнулъ кликъ нему собралась громадная толпа желающихъ произвести нападеніе на Палеостровскій монастырь. Во главѣ этой толпы Игнатій перешелъ по льду озеро и занялъ монастырь. Затѣмъ тѣ, кому не было желательно горѣть, забрали все, что могли изъ монастыря и разбѣжались въ разныя стороны, а жаждавшіе пострадать благочестія ради остались и стали ждать присылки воинской команды. Въ тоже время Игнатій разослалъ по селамъ и волостямъ гонцовъ, приглашая всѣхъ желающихъ "за древнее благочестіе огнемъ скончатися": "не хотяше бо страдальческихъ почестей самъ точію со ученики своими сподобитися, но со многими желаше діадимою мученичества украситися". На зовъ Игнатія собралось до 3000 человѣкъ, и стали приготовляться къ самосожженію. Между тѣмъ, правительственная экспедиція, бывшая въ то время въ Заонежьѣ, узнавъ о взятіи раскольниками Палеостровскаго монастыря и собраніи въ немъ громаднаго количества людей, сильно перетрусила, отступила въ Кижи и послала въ Новгородъ за подкрѣпленіями. Изъ Новгорода прислали отрядъ въ 500 солдатъ съ пушками и со всякимъ оружіемъ. Отрядъ явился уже въ великій постъ и пошелъ приступомъ на монастырь. Раскольники, собравшіеся въ монастырѣ, заперлись въ церкви, причемъ сломали лѣстницы, но которымъ совершался подъемъ въ самую церковь, а подвижныя лѣстницы взяли во внутрь. Внутри церкви раскольники заранѣе заготовили громадные щиты, которые и поставили теперь противъ дверей и оконъ, и такимъ образомъ сдѣлались совершенно недоступными. Кромѣ того, они заготовили массу легко воспламеняющихся смолистыхъ веществъ, и когда войска ворвались въ монастырь и бросились прорубать отверстія въ стѣнахъ церкви, раскольники подожгли собранныя вещества и сгорѣли вмѣстѣ съ церковью въ числѣ 2700 слишкомъ.

Разсказанная исторія ясно показываетъ, что раскольничьи самосожженія далеко не всегда могутъ быть объяснены затруднительнымъ положеніемъ раскольниковъ, подобнымъ тому, въ которомъ бываетъ гарнизонъ крѣпости, взрывающій ее на воздухъ, лишь бы не сдаться непріятелямъ (Костомаровъ). Въ данномъ случаѣ мы видимъ, что Игнатій и его товарищи, овладѣвъ Палеостровскимъ монастыремъ и разграбивъ его, могли свободно уйти и скрыться, какъ это и сдѣлали нѣкоторые изъ нихъ. Вмѣсто того, Игнатій съ своею паствою ждутъ нѣсколько мѣсяцевъ прихода войска, укрѣпляютъ церковь, заготовляютъ горючіе матеріалы и т. д. Мало того, многіе со всѣхъ сторонъ нарочно приходили въ монастырь, чтобы сгорѣть. Въ другихъ случаяхъ, какъ напримѣръ, во-второмъ "запорѣ" въ томъ же Палеостровскомъ монастырѣ, запершіеся нарочно затѣвали съ осаждавшими споры о вѣрѣ, даже прямо подкупали солдатъ и ихъ начальниковъ, чтобы протянуть время и принять въ свою среду жителей окрестныхъ мѣстностей, пожелавшихъ тоже получить "діадиму мученичества" чрезъ самосожженіе, но почему-либо опоздавшихъ придти въ "запоръ". Тѣ случаи, когда запершимся почему либо не удавалось сгорѣть, когда, напримѣръ, ихъ вытаскивали солдаты крючьями и баграми черезъ окна и другія отверстія, разсматривались какъ тяжелое несчастіе, и сами спасшіеся считались такими великими грѣшниками, что даже самъ Господь не пожелалъ принять отъ нихъ жертву -- добровольную смерть. Тоже обстоятельство, что раскольники сжигали себя именно въ виду воинскихъ командъ, указываетъ лишь на ихъ желаніе придать своему ужасному поступку возможно болѣе демонстративный характеръ.

Впрочемъ, какъ ни разсмаривать самосожигательство, видѣть ли въ немъ продуктъ желанія покончить съ собою въ виду неминуемой опасности быть взятымъ и подвергнутымъ мукамъ или вліяніе предвзятой мысли о возможности спасенія при посредствѣ самоубійства, сущность дѣла отъ этого нисколько не измѣняется: самосожженія, во всякомъ случаѣ, являются продуктомъ усиленныхъ преслѣдованій противъ раскольниковъ, результатамъ того невыносимаго положенія, въ которомъ оказались раскольники въ послѣдней четверти XVII вѣка. Раскольникамъ невозможно было оставаться внутри государства, въ виду правительственныхъ мѣръ, грозившихъ смертью за одну принадлежность къ расколу. Они бѣжали на окраины государства, но и здѣсь ихъ настигала карающая рука правительства. Тогда имъ оставалось одно -- смерть. Отсюда эта страшная эпидемія самосожженій, освѣтившая блескомъ своихъ костровъ добрую половину Россіи; отсюда же эта ужасная идея спасительности самоубійства...

Вліяніе самосожженій на раскольничью колонизацію было громадно. Десять тыся сгорѣвшихъ въ Олонецкихъ предѣлахъ и въ настоящее время составили бы значительную потерю для рѣдкаго населенія этой мѣстности. Въ тоже время, когда почти весь Сѣверъ представлялъ собою незаселенное пространство и только кое-гдѣ были раскиданы избы первыхъ колонистовъ края, самосожженія наносили громадный ущербъ раскольничьей колонизаціи. Если къ погибшимъ этимъ путемъ присоединить еще тѣхъ, которые были захвачены правительственными экспедиціями, то окажется, что почти все первое поколѣніе раскольниковъ, колонистовъ Сѣвера, погибло въ огнѣ, на пыткѣ и въ ссылкѣ. Гибель колонистовъ влекла за собою и гибель всѣхъ плодовъ ихъ труда, такъ какъ самосожигатели сгорали со всѣми возведенными ими зданіями, а, при захватѣ раскольниковъ правительственными экспедиціями, послѣднія истребляли какъ постройки колонистовъ, такъ и произведенные ими посѣвы. Слѣдующему поколѣнію колонистовъ приходилось, такимъ образомъ, начинать все съизнова.

Однако, несмотря на такія громадныя потери, раскольничья колонизація не ослабѣвала. Неприглядная дѣйствительность давала себя ужь слишкомъ сильно знать въ центрѣ Россіи, и отсюда валили волна за волною новыя массы бѣглецовъ. Выбывшіе изъ строя колонисты замѣнялись новыми; на мѣстѣ разрушенныхъ поселеній возникали другія, болѣе обширныя. Колонизація продолжалась и разросталась какъ по численности колонистовъ, такъ и по обширности захватываемыхъ ими пространствъ. Колонисты проникали все въ большую глубь лѣсовъ и болотъ, гдѣ ихъ не могли достать уже никакія правительственныя экспедиціи. Мало по малу разбросанныя одиночныя раскольничьи поселенія появились на всемъ пространствѣ между Ладожскимъ и Онежскимъ озерами съ одной стороны и Бѣлымъ моремъ съ другой, облѣпили берега послѣдняго, начиная Кандалашскою губою и кончая Канинымъ носомъ, заняли Мезенскій и Печерскій края и наполнили глухіе вологодскіе лѣса. Поселенія эти представляли собою одинокія жилища, занятыя однимъ или нѣсколькими поселенцами. Сложиться въ болѣе крупныя группы, образовать центры, препятствовалъ страхъ преслѣдованіи, боязнь, что о крупномъ поселеніи скорѣе узнаетъ правительство и употребитъ большія усилія для его разрушенія. Поселенцы жили одиноко, довольствуясь лишь взаимными посѣщеніями другъ друга и взаимною поддержкою, матеріальною и нравственною.

Съ теченіемъ времени, однако, потребность въ совмѣстной жизни напала брать верхъ надъ страхомъ преслѣдованій. Къ этому вели и потребность въ общей борьбѣ съ суровою природою, мало поддававшеюся усиліямъ отдѣльныхъ личностей, и стремленіе къ общности, замѣтное и вообще въ расколѣ, и въ особенности сильно проявившееся въ проповѣдяхъ первыхъ расколоучителей-колонизаторовъ. Къ тому же къ концу XVII столѣтія вниманіе правительства и силы государства были отвлечены отъ раскольничьей колонизаціи. Петръ I, сдѣлавшійся съ 1689 году единовластнымъ правителемъ Россіи, обратилъ все свое вниманіе на предметы, не имѣвшіе ничего общаго съ заселеніемъ раскольниками Сѣвера. Вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ силы государства въ это время понадобились сперва на усмиреніе внутренней смуты, а затѣмъ на внѣшнія войны. Такимъ образомъ, колонистамъ были даны до извѣстной степени спокойствіе и возможность заняться внутреннимъ устройствомъ своихъ поселеній, и раскольники колонисты немедленно же воспользовались этою возможностью. Именно въ это время, на рубежѣ XVII и XVIII столѣтій, и возникли всѣ наиболѣе крупныя поселенія раскольниковъ на Сѣверѣ, игравшія ту или другую роль въ дѣлѣ колонизаціи Сѣвера. Такъ появились Даниловское общежитіе, Поромская община (Каргопольскаго уѣзда), Топозерскіе скиты (Кемскаго уѣзда, Архангел. губ.), скиты Мозенскіе и др. Самымъ замѣчательнымъ изъ этихъ поселеній, какъ по значенію въ дѣлѣ колонизація Сѣвера, такъ и по роли въ общей исторіи раскола, было Даниловское общежитіе, и къ исторіи его возникновенія, типичной для всѣхъ вообще раскольничьихъ поселеній, мы теперь и обратимся.

III.

Первоначальная исторія Выгорѣціи.

Даниловское общежитіе основалось въ мѣстности, извѣстной въ XVII в. и первой половинѣ XVIII подъ именемъ Выговской пустыни. Этимъ именемъ обозначалась мѣстность, лежащая между сѣверною губою Онежскаго озера и Онежскою губою Бѣлаго моря. Мѣстность эта посерединѣ перерѣзывается рѣкою Выгомъ, протекающимъ черезъ довольно значительное озеро Выгозеро и затѣмъ впадающимъ въ Сороцкую губу Бѣлаго моря. И доселѣ значительная часть этого пространства пустуетъ; въ описываемую же эпоху вся эта мѣстность представляла собою дѣйствительную пустыню. Только на окраинахъ ея, по берегамъ Бѣлаго моря и Онежскаго озера, находилось по нѣскольку поселеній, да при впаденіи Выга въ Выгозеро пріютилась русская колонія -- Выгозерскій погостъ. На всемъ же остальномъ пространствѣ были только лѣса, болота, да безчисленное множество озеръ и рѣчушекъ.

Въ началѣ 90-хъ годовъ XVII столѣтія мы находимъ въ разныхъ мѣстахъ Выговской пустыни колонистовъ-раскольниковъ, болѣе или менѣе уже прочно устроившихся на мѣстахъ своего поселенія. Такъ, на такъ называемой Рязани устроился Даніилъ Викулови, бывшій шунгскій дьячекъ, съ сестрою и зятемъ и небольшою группою послѣдователей. На самой рѣкѣ Выгу жилъ выходецъ изъ То івуйской волости, Олонецкаго уѣзда, Захарій Стефановт, съ отцомъ, матерью и сестрами. По тому же Выгу, только выше, жилъ старецъ Сергій, явившійся сюда съ "морской дороги", а еще выше Корнилій, о которомъ говорилось ранѣе. Тутъ же недалеко поселились Прокопій Нижегородскій и Иванъ Акиндиновъ, съ сестрою послѣдняго, оба явившіеся сюда изъ Нижегородскихъ лѣсовъ, первый и родомъ изъ Нижегородской губерніи, а второй -- ростовецъ. Затѣмъ на озерѣ Волозерѣ поселился олончанинъ Захарій Пуллоевъ, съ женою и сыномъ. Были и нѣкоторые другіе, мало извѣстные поселенцы.

Всѣ эти поселенцы обзавелись нѣкоторымъ хозяйствомъ. Обзаведеніе это, впрочемъ, было не Богъ знаетъ какое. Вся Выговская пустыня была въ то время покрыта крупнымъ лѣсомъ, "соснягомъ и ельнягомъ". Поселенцы рубили этотъ лѣсъ, жгли его, расчищали гари и сѣяли на нихъ хлѣбъ, "мѣшая рожь межь жита", т. е. яровую рожь съ озимой, причемъ на четыре части яровой полагали одну часть озимой. Такимъ образомъ, съ одного посѣва собирали два урожая: первое лѣто -- яровую рожь, а второе -- озимую. Года въ это время были "хлѣбные и не зяблые", и поселенцы въ это время собирали много хлѣба и ни въ чемъ не нуждались. Жить, однако, было тяжело. Одинокая жизнь въ лѣсу, наполненномъ всякимъ звѣрьемъ, вдали отъ сосѣдей и подъ постояннымъ страхомъ появленія "никоніанъ" и неизбѣжнаго затѣмъ раззоренія, не могла особенно нравиться поселенцамъ. Сѣверный крестьянинъ, правда, легко оевоивается съ уединеніемъ; но большинство первоначальныхъ поселенцевъ Выговской пустыни были выходцы изъ мѣстностей, сравнительно густо заселенныхъ, и привыкли къ общинѣ, міру. Кромѣ того, были ясны и выгоды, которыя должны получиться отъ совмѣстнаго труда и совмѣстной защиты отъ опасностей. Наконецъ, при отинокомъ житіи и то, ради чего поселенцы бросили родину и бѣжали въ пустыню, религіозныя потребности -- оставались неудовлетворенными. Все, такимъ образомъ, влекло выговскихъ поселенцевъ къ объединенію. И попытки такого объединенія въ маломъ видѣ дѣлались неоднократно, но всегда кончались какъ-то неудачно.

Въ это-то время, въ 1692 году, въ Выговской пустынѣ появился 17-ти лѣтній юноша, нетолько съумѣвшій соединить разрозненныхъ выговскихъ поселенцевъ и создать Даниловское общежитіе, но и превратившій это ничтожное вначалѣ поселеніе въ большой торговый и промышленный городъ-монастырь и сдѣлавшій его центромъ безпоповщинской половины раскольничьяго міра. Юноша этотъ былъ Андрей Денисовъ.

Андрей Денисовъ происходилъ отъ князей Мышецкихъ. На это обстоятельство почему-то особенно упираютъ нѣкоторые изслѣдователи раскола. Въ дѣйствительности же это обстоятельство не имѣетъ ровно никакого значенія уже потому, что, почти за сто лѣтъ до выступленія Андрея въ качествѣ активнаго дѣятеля, та линія князей Мышецкихъ, къ которой принадлежалъ и Андрей, перешла на "мужицкое положеніе". Предокъ Андрея удалился въ Заонежье и поселился въ селѣ Повѣнецкомъ (нынѣ уѣздный городъ Повѣнецъ), превратившись въ обыкновеннаго сельскаго "обитателя". Поэтому, Андрей не можетъ быть разсматриваемъ иначе, какъ крестьянинъ, сынъ крестьянской семьи, очень зажиточной и хозяйственной. Правда, семья Андрея не прерывала сношеній съ своими родственниками, князьями Мышецкими, но это не мѣшало ей оставаться крестьянскою семьей, пріобрѣвшею себѣ даже особое крестьянское прозвище -- Вторушинныхъ.

О дѣтствѣ и юности Андрея остались крайне скудныя свѣдѣнія. Нѣкоторыя данныя указываютъ на то, что онъ еще въ ранніе годы обнаруживалъ чрезвычайный умъ и сильную впечатлительность. Еще десятилѣтнимъ ребенкомъ онъ въ Олонецкой таможнѣ, находившейся въ завѣдываніи одного изъ его дядей, князей Мышецкихъ, поразилъ всѣхъ своими математическими способностями. Сцены преслѣдованія раскольниковъ производили на него самое угнетающее впечатлѣніе. Повѣнецкое село служило исходнымъ пунктомъ, откуда отправлялись правительственныя экспедиціи въ Выговскую пустыню для раззореніа раскольничьихъ поселеній, и сюда же приводились забранные въ лѣсахъ раскольники. Много картинъ насилія, расправъ и репрессалій пришлось увидѣть Андрею, и онѣ положили неизгладимую печать на его душу. Къ этому присоединились пылкія рѣчи Игнатія Соловецкаго, учившаго Андрея "богословію" и внушившаго ему самую фанатическую преданность расколу. Здѣсь и лежитъ начало той чрезвычайной любви, которую питалъ Андрей къ раскольникамъ, и его стремленія во что бы то ни стало добиться возможности существованія для раскола.

Нѣкоторыя свѣдѣнія указываютъ на то, что Андрей учился въ Кіевѣ и Москвѣ: по, повидимому, эти указанія должны быть отнесены къ болѣе поздней порѣ его жизни.

Семья Андрея состояла изъ отца Дениса Ивановича, или Діонисія Іоанновича, какъ его величаютъ раскольничьи историки, младшаго брата Семена и сестры Соломоніи. Отецъ Андрея тоже придерживался "старины", но далеко не настолько былъ преданъ этой старинѣ, чтобы ради ея бѣжать въ лѣса и пустыни. Что же касается Семена и Соломоніи, то они всецѣло находились подъ вліяніемъ Андрея.

Вотъ и все, что можно сказать о жизни Андрея Денисова до появленія его въ Выговской пустынѣ.

Андрей оставилъ домъ отца своего тайно отъ послѣдняго. Единственнымъ спутникомъ его былъ нѣкій Иванъ Бѣлоутовъ. Странники вышли въ пустыню, не взявъ съ собою ничего, кромѣ небольшого количества съѣстныхъ припасовъ: "лыжи убо вмѣсто коней, кережу же вмѣсто воза пріемъ, самъ себѣ бываетъ и подвода и извощикъ, и слуга и господинъ, и вождь и водимый", по образному выраженію Ивана Филиппова. Вышли они въ послѣднихъ числахъ декабря, въ самую стужу, и до весны страшно натерпѣлись отъ холода, не имѣя жилища и только около костровъ отогрѣвая окоченѣвшіе члены. Весною они нарубили лѣсу и построили себѣ маленькую избушку между озерами Бѣлымъ и Тагозеро. Мало по-малу они ознакомились съ другими пустынниками и стали навѣщать ихъ. Особенно понравился Андрею Даніилъ Викулови, на котораго, въ свою очередь, молодой пустынникъ произвелъ сильное впечатлѣніе своимъ умомъ и начитанностью. Даніилъ сталъ приглашать Андрея жить вмѣстѣ; Андрей съ радостью согласился и переселился къ Даніилу. Въ это время вокругъ Даніила собралось уже столько "братій", что прежнее жилище его оказалось и тѣснымъ, и неудобнымъ. Тогда пустынники перебрались на новое мѣсто, недалеко отъ нынѣшней Тихвиноборской почтовой станціи Повѣнецкаго уѣзда, и здѣсь выстроили огромную избу, могшую вмѣстить всю братію.

Жизнь въ пустынѣ такъ понравилась Андрею, что онъ рѣшился и сестру свою, дѣвицу Соломонію, "изъ бури и треволненія мірскаго во спасительное пристанище богоугоднаго своего житія привести". Съ этою цѣлью онъ отправился домой и, во время отсутствія отца, увезъ сестру. За этотъ поступокъ отецъ страшно разсердился на Андрея и разразился противъ него проклятіями; но затѣмъ, чрезъ нѣсколько лѣтъ, когда имя Андрея начало пріобрѣтать извѣстность, отецъ не только помирился съ нимъ, но и перебрался къ нему на житье съ другимъ сыномъ, Семеномъ.

Скоро слава о новой общинѣ облетѣла всю Выговскую пустыню; Андрей установилъ въ своей общинѣ монастырскіе порядки и учредилъ въ каждый праздникъ церковную службу съ пѣніемъ. Это всего болѣе понравилось колонистамъ Выговской пустыни и они отовсюду стекались по праздникамъ къ Даніилу и Андрею, слушали службу и пѣніе, а послѣ службы чтеніе и толкованіе Андреемъ учительныхъ книгъ. Пришли сюда однажды о Пасхѣ Захарія съ отцомъ, которые жили на Выгу. Очень имъ понравились и самъ Андрей, и заведенные имъ порядки, и стали они звать Андрея и Даніила съ братіею къ себѣ на Выгъ, говоря, что тамъ мѣста удобныя къ пашнѣ, хлѣбъ ростетъ хорошо, много уже приготовленной подъ пашню земли и, наконецъ, самъ Выгъ богатъ рыбою. Предложеніе это, въ свою очередь, понравилось Даніилу и Андрею, такъ-какъ мѣсто, на которомъ они поселились, было не особенно удобное для хозяйственныхъ цѣлей, но перебираться сразу не рѣшились. Собрали они на совѣщаніе братію и по общему совѣту рѣшили послать съ Захаріемъ изъ своей среды "трудниковъ", человѣкъ съ двѣнадцать, чтобы осмотрѣть хорошенько мѣста, а вмѣстѣ съ тѣмъ вспахать и засѣять готовыя гари и нарубить лѣсу для новыхъ гарей. Кормить этихъ рабочихъ взялся Захаръ, у котораго въ это время, благодаря хорошимъ урожаямъ, скопились порядочные запасы хлѣба. Такъ и сдѣлали: "трудники" отправились на Выгъ, нарубили лѣсу и засѣяли готовыя гари рожью, житомъ и рѣпою. Мѣста имъ очень понравились. Урожай получился хорошій, хлѣба собрали много, да еще сѣна накосили на болотахъ. Какъ разъ въ это время въ общинѣ Андрея и Даніила произошелъ пожаръ, причемъ сгорѣли всѣ постройки и запасы. Всѣ увидѣли въ этомъ событіи прямое указаніе Божіе, и община перебралась на Выгъ къ Захаріи. Такимъ-то образомъ и было положено начало знаменитому Даниловскому монастырю, Это было въ 1695 году.

Въ это время община состояла изъ сорока человѣкъ, въ томъ числѣ нѣсколько женщинъ. Номинальною главою общины считался Даніилъ Викуловичъ и отчасти "авва" Корнилій, который хотя жилъ отдѣльно отъ общины, но имѣлъ большое вліяніе на нее и слагавшіеся въ ея средѣ порядки, какъ человѣкъ опытный, бывалый и "учительный". Въ дѣйствительности же истиннымъ вождемъ общины и самымъ дѣятельнымъ членомъ ея былъ молодой Андрей. Тутъ-то и начались развертываться его организаторскія способности. На первыхъ порахъ главною нуждою общины было устройство хозяйства. Ни у кого изъ общинниковъ ничего не было. Убѣгая въ пустыню, они не могли захватить съ собою ни скота, ни хозяйственныхъ орудій, ни значительнаго запаса сѣмянъ. Между тѣмъ, община, состоявшая изъ сорока членовъ, требовала большого и разнообразнаго хозяйственнаго обзаведенія. Къ тому же въ общину со всѣхъ сторонъ стремились новые пришельцы, и такъ-какъ Андрей и Даніилъ принимали всѣхъ безъ отказу, то община быстро росла по численности членовъ. Много нужно было ума и энергіи, чтобы съумѣть прокормить, одѣть и помѣстить все это множество людей и въ тоже время устроить полное хозяйство, создавъ все это изъ ничего и имѣя въ своемъ распоряженіи лишь трудъ -- свой личный и товарищей. И, однако, эту трудную задачу Андрей съ своими ближайшими помощниками разрѣшили блистательно.

Прежде всего община обратила почти всѣ свои силы на возможное увеличеніе подсѣкъ и заведеніе постоянныхъ пашенъ.

Подсѣчное хозяйство, доселѣ господствующее на сѣверѣ, очень тяжелое хозяйство, требующее много знаній и самаго каторжнаго труда. Нужно умѣть выбрать мѣсто для подсѣки, такъ какъ отъ этого всецѣло зависитъ урожай. При выборѣ приходится руководиться массою разнообразныхъ условій, но особенное вниманіе обращается на почву и породу лѣса. Гдѣ ростетъ лиственный лѣсъ, береза, осина, ольха съ ивнякомъ, тамъ почва содержитъ много перегноя, и потому такія мѣста самыя лучшія для подсѣкъ. Гораздо хуже та подсѣка, гдѣ ростетъ ель и гдѣ почва глинистая. Но самое плохое мѣсто для подсѣки -- гдѣ преобладаетъ сосна, а подъ нею песчаная почва. Кромѣ того, нужно обращать вниманіе на уклонъ избранной мѣстности, такъ какъ при отсутствіи уклона или маломъ уклонѣ на пашнѣ будетъ застаиваться вода и хлѣбъ сгніетъ, а при слишкомъ большомъ уклонѣ -- вода снесетъ верхній слой почвы вмѣстѣ съ сѣменами. Затѣмъ обращается вниманіе на то, въ какомъ отношеніи находится уклонъ мѣстности къ солнечному свѣту, и т. д. Вообще мѣстъ, вполнѣ пригодныхъ для подсѣкъ, не много, и отысканіе ихъ составляетъ искуство.

Когда выборъ мѣста для подсѣки сдѣланъ, на немъ срубается лѣсъ. Дѣлается это въ концѣ мая или началѣ іюня. Затѣмъ срубленныя деревья остаются лежать цѣлый годъ и за это время хорошо просыхаютъ. На другой годъ срубленныя деревья складываютъ въ костры, подъ которые положены жерди, чтобы можно было передвигать костры по направленію вѣтра. Затѣмъ костры зажигаются съ подвѣтренной стороны, и огонь быстро охватываетъ всю подсѣку. Въ это время труженникъ рабочій долженъ бѣгать между кострами и передвигать ихъ жестомъ съ мѣста на мѣсто, чтобы хорошенько прогорѣли древесные корни и дернъ. Невыносимый жаръ валитъ отъ горящихъ костровъ, огонь лижетъ работнику лицо, искры летятъ въ глаза, ѣдкій дымъ захватываетъ дыханіе, а работникъ продолжаетъ бѣгать въ огнѣ. Воспаленіе глазъ -- обычное послѣдствіе такой работы.

Когда костры сгорятъ, рабочій долженъ немедленно же очистить гарь отъ несгорѣвшихъ деревьевъ и взорать землю. Орка производится особаго рода прямыми сошницами, поднимая землю не глубже 1 1/2 вершковъ. Орать на гари можетъ только опытный пахарь, такъ какъ соха здѣсь можетъ каждую минуту зацѣпиться за пень или корень и переломиться. Чтобы избѣжать этого, пахарь все время несетъ соху на себѣ, то поднимая ее къ верху, то опуская въ глубь. Это болѣе, нежели каторжный трудъ...

Таковы вообще работы на подсѣкахъ. Но для піонеровъ Выговской пустыни, Андрея Денисова и товарищей, эти работы были несравненно тяжелѣе обыкновеннаго. Дѣло въ томъ, что у нихъ не было почти никакихъ земледѣльческихъ орудій и совсѣмъ не было рабочаго скота. У нихъ были только сѣкиры для сѣченія сучьевъ и матыки или копарюги для копанія земли. Не имѣя возможности вырубить громадный дѣвственный лѣсъ, они только сѣкли сучья и затѣмъ пускали въ жаркіе лѣтніе дни лѣсные пожары. На выжженныхъ мѣстахъ, гдѣ торчали обгорѣвшіе стволы деревьевъ, а въ почвѣ находились корни, выговскіе піонеры вскапывали землю и засѣвали ее. Копаніе вполнѣ замѣняло пахату, такъ что Филипповъ постоянно выражается: "пахаше пашню копарюгою" и "копарюгою землю ораше".

Это былъ ужасный, нечеловѣческій трудъ; но Андрей и его товарищи вынесли его и нетолько успѣвали собрать столько хлѣба, чтобы прокормить братію, но получали даже излишекъ, на который обзавелись скотомъ. Понемногу у нихъ появились и лошади, и коровы. А съ пріобрѣтеніемъ лошадей трудъ пустынниковъ сдѣлался значительно легче.

Въ тоже время на Выгу шла постройка какъ жилыхъ, такъ и хозяйственныхъ зданій. Была выстроена большая общая столовая и къ ней въ одной связи пристроена "хлѣбня", гдѣ пекли хлѣбъ. Столовая была раздѣлена занавѣсью на двѣ части, мужскую и женскую. Столовая служила какъ для обѣдовъ и ужиновъ, такъ и жильемъ нѣкоторой части мужчинъ. Часть женщинъ жила въ "хлѣбнѣ". Остальные члены общины жили въ двухъ особыхъ избахъ. Чрезъ нѣкоторое время были выстроены часовня и особая столовая для женщинъ. Затѣмъ все жилье было обнесено оградою, и кромѣ того, врутри ограды особая стѣна отдѣляла мужскую половину отъ женской. Когда явился скотъ, на мужской половинѣ выстроили конюшню, а на женской -- коровникъ. Кромѣ того, были выстроены двѣ кухни, "поварни".

Въ основу жизни выговскихъ піонеровъ были положены трудъ и молитва. Они трудились цѣлый день и этотъ трудъ прерывался только принятіемъ пищи, да общественнымъ богослуженіемъ. Мужчины вели земледѣльческія работы и занимались постройками, а женщины вѣдали внутреннее хозяйство общины, "хлѣбы печаху, шти варяху и квасы дѣлаху".

Какъ ни усиленно трудились выговцы, а жизнь ихъ въ первые годы была "вельми скудна". Скудость эта доходила до того, что они не могли имѣть въ часовнѣ свѣчей и замѣняли ихъ лучиною. Книгъ и иконъ въ часовнѣ было тоже крайне мало. Колокола не было, а звонили въ доску. Сообщеніе съ внѣшнимъ міромъ было крайне затруднительно, и когда выговцы хотѣли было проложитъ дорогу къ заселеннымъ волостямъ, то оказалось, что у нихъ лля этого нѣтъ свободныхъ силъ.

Но все это было только половина горя, пока были урожайные годы и хлѣба собиралось вдоволь. Настоящее горе началось чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ основанія поселенія, когда начался "хлѣбный недородъ и частыя зябели и годы зеленые, хлѣбъ не поспѣваніе и бысть у нихъ велія хлѣбная скудость и гладъ". Народу въ это время въ общежитіи было около полутораста мужчинъ, женщинъ и дѣтей, а хлѣбные запасы были незначительные. Пришлось прибѣгнуть къ обычному на сѣверѣ средству -- замѣнѣ хлѣба неудобоваримыми суррогатами. Поставили на Выгу мельницу, "мелею и толчею", и начали ржаную солому сѣчь и толочь на муку и печь соломенные хлѣбы. Нужда была такъ велика, что для хлѣбовъ употребляли только ржаной растворъ, а вся замѣсъ состояла изъ соломенной муки. Этотъ хлѣбъ былъ настолько оригиналенъ, что онъ не держался въ кучѣ и разсыпался въ печи, откуда его выметали помяломъ. Пришлось печь хлѣбъ въ буракахъ и коробкахъ. Но и этого хлѣба было такъ мало, что его ѣли только по разу въ день.

Этотъ страшный голодъ сильно опустошилъ начинавшіяся поселенія Выговской пустыни. Смерть такъ и косила несчастныхъ колонистовъ. Многіе, не могши стерпѣть мученій голода, бросили пустыню и разбѣжались по заселеннымъ мѣстностямъ. Такъ распалась община Василія Каргопольца, состоявшая изъ семидесяти душъ, такая же община старца Сергія, и много другихъ. Таже участь грозила и Даниловскому общежитію, но Андрей спасъ его, нашедши средство помочь горю. Онъ потребовалъ отъ всѣхъ членовъ общины все цѣнное, что ими было принесено съ собою въ пустыню: деньги, цѣнное платье, серебрянное монисто и другія украшенія. Собравъ все это, Андрей съ нѣсколькими человѣками отправился въ низовья Волги, гдѣ въ это время хлѣбъ былъ дешевъ -- "четверть въ двѣ гривны". Здѣсь Андрей частію накупилъ хлѣба, частію получилъ его даромъ отъ сострадательныхъ единовѣрцевъ-раскольниковъ, узнавшихъ о бѣдствіяхъ выговскихъ пустынниковъ и пожелавшихъ помочь имъ. Весь этотъ хлѣбъ былъ привезенъ въ Вытегру, а отсюда въ Плгматку, небольшую бухту на сѣверѣ Онежскаго озера, ставшую въ послѣдствіи спеціальною пристанью для Даниловскаго общежитія. Отъ Пигматки члены общины перенесли хлѣбъ на себѣ въ коробкахъ, причемъ "носаки" ѣли дорогою ржаное зерно: такъ сильно изголодались они на соломенномъ хлѣбѣ.

Поѣздка Андрея въ Поволжье не осталась для него безплодною. Онъ многое увидѣлъ, многому научился, испробовалъ свои силы въ торговлѣ, а, главное, завязалъ съ раскольниками поволжскихъ городовъ связи, которыми онъ ловко воспользовался для поднятія значенія Данилова. Вмѣстѣ съ тѣмъ, этл поѣздка сдѣлала извѣстнымъ раскольничьему міру образованіе въ Выговской пустынѣ "монастыря". Эта извѣстность также пошла на пользу и общежитію, и всей пустынѣ, привлекая сюда новыхъ выходцевъ.

Неурожаи, продолжавшіеся нѣсколько лѣтъ подъ рядъ, возбудили вопросъ о перенесеніи общежитія на другое мѣсто. Въ этихъ видахъ Андрей нѣсколько разъ ходилъ на берега Бѣлаго моря, ища подходящаго мѣста. Но, переселившійся въ это время въ общежитіе, отецъ Андрея, Діонисій, убѣдилъ сына отказаться отъ своего намѣренія: "живите тугъ, гдѣ отцы благословили и кончалися, говорилъ Діонисій "простою рѣчью":-- тутъ сорока кашу варила, таковское это мѣсто по времени". И Андрей послушался отца и остался на прежнемъ мѣстѣ.

Снова закипѣла жизнь на Выгу. Производились подсѣки, расширялясь пашни, увеличивались посѣвы. Внутри монастыря тоже осла и ширилась жизнь. Построили двѣ большихъ избы съ общими сѣнями, одну для "возаковъ", а другую для всякихъ мелкихъ работъ: и лучину щепать, и дровни дѣлать, и многое другое. Изъ среды членовъ общины въ это время выдѣлились спеціалисты-портные, сапожники, мѣдники, кузнецы -- и для нихъ были построены особыя мастерскія -- "чеботная швальня", "портная швальня", "мѣдня" и "кузня". На женской половинѣ выстроили "челядню", "портомойную" и "бучею". Затѣмъ, выстроили отдѣльныя "кельи" для наиболѣе почетныхъ членовъ общины: Андрея съ семействомъ, Даніила Викулова, Петра Профьева и Пафнутія Соловецкаго. Наконецъ, была построена еще больница для старыхъ и немощныхъ.

Такъ росъ, увеличивался и собирался съ силами Даниловскій монастырь. Но все еще оставался ничтожнымъ поселеніемъ, не игравшимъ особенной роли ни вообще въ раскольничьемъ мірѣ, ни въ раскольничьей колонизаціи въ частности. Реформы Петра І-го, заставившія огромныя массы народы бѣжать въ Выговскую пустыню и другія укромныя мѣста, сразу измѣнили положеніе вещей и сильно содѣйствовали поднятію значенія Выговскаго общежитія.

IV.

Усиленіе раскольничьей колонизаціи при Петрѣ I-мъ.

Роль и значеніе Петра І-го въ исторіи русскаго народа давно стали интересовать изслѣдователей народной жизни. Петръ І-й произвелъ такую радикальную ломку во всѣхъ областяхъ народной жизни, что какое бы явленіе послѣдней мы ни стали изучать, намъ ненремѣнно придется коснуться вліянія на это явленіе реформъ Петра І-го. Однако, до сихъ поръ вопросъ о томъ, вреда или пользы болѣе принесли Россіи реформы Петра, остается не настолько очевидно и окончательно рѣшеннымъ, чтобы это рѣшеніе стало объективной истинной. И такое рѣшеніе долго еще будетъ невозможно, такъ какъ пока дѣятельность Петра изучена и изслѣдована, главнымъ образомъ, въ ея наиболѣе эффектныхъ, внѣшнихъ проявленіяхъ; вліяніе же петровскій ломки на наиболѣе существенные пункты народной жизни, на формы землевладѣнія, на обычное право, на размѣры крестьянскаго землевладѣнія и т. д., доселѣ почти не затронуто нашею литературою. Но если вопросъ о значеніи реформъ Петра для русскаго народа, какъ совокупности цѣлаго ряда поколѣній, до сихъ поръ остается открытымъ, то не можетъ возбуждать никакихъ сомнѣній то обстоятельство, что современное Петру поколѣніе народа не получило отъ произведенной имъ ломки ничего, кромѣ цѣлаго ряда тяжелыхъ страданій. Какъ бы ни были благодѣтельны реформы Петра, ихъ благодѣтельное дѣйствіе могло проявиться только въ послѣдствіи; современному же поколѣнію выпала тяжелая доля окупить эти реформы и поддержать ихъ собственнымъ трудомъ.

Законодательная дѣятельность Петра І-го была крайне разнообразна и касалась рѣшительно всѣхъ областей народной жизни. Съ 1700 по 1725 годъ Петромъ было издано (или, по крайней мѣрѣ, дошло до насъ) 28 регламентовъ, уставовъ и инструкціи и 2,902 указа. Для насъ, въ виду массы законоположеній, ежедневно выходящихъ въ современныхъ государствахъ, приведенныя цифры могутъ казаться незначительными; но для данной эпохи эти цифры страшно громадны, особенно если принять во вниманіе, что большая часть указовъ Петра имѣла общее значеніе и носила крайне серьезный характеръ, и почти всѣ они сопровождались угрозами жестокихъ наказаній -- смертной казня, битья батогами и ссылки -- въ случаѣ неисполненія. Указами этими регламентировалась вся жизнь народа, закабалялась въ опредѣленныя формы. До чего была тягостна эта регламентація, лучше всего показываетъ цѣлый рядъ находившихся въ связи между собою указовъ о платьѣ, бородѣ, сѣдлахъ, гвоздяхъ и т. п.

4-го января 1700 года съ барабаннымъ боемъ на всѣхъ площадяхъ, улицахъ и перекресткахъ былъ прочитанъ указъ, которымъ предписывалось всѣмъ служилымъ и городскимъ людямъ скинуть русское платье, а надѣть нѣмецкое и венгерское, причемъ была опредѣлена и самая форма этого законнаго платья: "венгерскіе кафтаны, верхніе длиною по подвязку, а исподніе короче верхнихъ, тѣмъ же подобіемъ". Крайнимъ срокомъ перемѣны стараго платья на новое была назначена маслянница того же года. Такимъ образомъ, въ какой нибудь мѣсяцъ вся служилая и городская Россія должна была переодѣться на новый образецъ. Очевидно, что исполнить этотъ указъ не было простой физической возможности, такъ какъ портные не успѣли бы къ сроку нашить нужное количество новаго платья. И дѣйствительно указъ исполнялся плохо, такъ что 20-го августа того же года вышло подтвержденіе его, причемъ было опредѣленно выясненно, что указъ обязателенъ для всѣхъ подданныхъ россійскаго государства, кромѣ духовенства и крестьянъ. Но, повидимому, и это подтвержденіе имѣло мало дѣйствія, и въ 1701 году вышелъ новый указъ, болѣе подробный. Въ немъ пересчитывается, что запрещено носить: русское платье, черкесскіе тулупы, азямы, штаны, сапоги, башмаки и шапки; вмѣсто того приказано носить верхнее платье саксонское и французское, а исподніе камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки -- нѣмецкіе; женскому полу всѣхъ чиновъ, въ томъ числѣ и женамъ духовенства и солдаткамъ, и ихъ дѣтямъ, носить платье, шапки, кунтуши, бастроги, юбки и башмаки -- тоже нѣмецкіе. Кромѣ того, этимъ указомъ запрещено ѣздить на русскихъ сѣдлахъ, а приказано ѣздить на сѣдлахъ нѣмецкихъ. Портнымъ и сѣдельникамъ запрещено дѣлать русское платье и русскія сѣдла и торговать этими вещами въ рядахъ. Указъ 1701 года былъ распространенъ и на крестьянъ, проживавшихъ въ Москвѣ для промысловъ. Ослушники указа подвергались наказанію; для этого вездѣ" у городскихъ воротъ были поставлены цѣловальники, которые задерживали всѣхъ, носившихъ русское платье и взыскивали съ нихъ: съ пѣшаго 13 алтынъ 2 деньги, а съ коннаго по 2 рубля. Мастеровымъ же, портнымъ и сѣдельникамъ, было объявлено, что если они станутъ шить русское платье и дѣлать русскія сѣдла, то имъ будетъ учинено жестокое наказаніе. Указъ этотъ подѣйствовалъ, но не совсѣмъ: больно ужь противно было русскому человѣку наряжаться въ нѣмецкое платье, и онъ придумалъ въ немъ разныя измѣненія, стараясь повернуть дѣло на старый ладъ. И вотъ въ 1707 году обнародывается указъ, которымъ нѣмецкое платье и шапки приказано дѣлать противъ нѣ мецкаго образца. Въ Китай-городѣ, въ вѣтошныхъ и шапошныхъ рядахъ были назначены выборные изъ знатныхъ и добрыхъ людей и имъ было поставлено въ обязанность свидѣтельствовать сшито ли платье противъ образца -- и правильно сшитые кафтаны и шапки клеймитъ. Казалось бы, что клейменіе одежды представляетъ въ данномъ случаѣ настоящіе геркулесовы столбы, дальше которыхъ идти совершенно невозможно. Но вотъ 29-го октября 1714 года вышелъ указъ, которымъ за торгъ русскимъ платьемъ опредѣлялись битье кнутомъ, ссылка на каторгу и конфискація движимаго и недвижимаго имущества. Угрозы эти отнюдь не оставались пустымъ звукомъ: изъ того же указа видно, что въ 1714 году въ Петербургѣ были пойманы торгующіе руе сеймъ платьемъ, биты кнутомъ и сосланы въ Сибирь. Волею-неволрю приходилось носить нѣмецкое платье и сапоги. Послѣдніе особенно много горя доставили русскому человѣку: шитые за рантѣ, безъ гвоздей, они отъ русской грязи скоро рвались и разваливались. Сапожники, поэтому, продолжали и нѣмецкіе саноги подбивать гвоздями; но такъ какъ это было не по-нѣмецки, то 1-го сентября 1715 года вышелъ указъ о томъ, чтобы впредь скобами и гвоздями, чѣмъ сапоги и башмаки подбиваютъ, никто не торговалъ и у себя не имѣлъ, и чтобы никто съ такимъ подбоемъ сапоговъ и башмаковъ не носилъ; а у кого найдутся такіе сапоги и башмаки съ подбоемъ, тѣ будутъ штрафованы, а купецкіе люди, которые будутъ держать у себя такія скобы и гвозди, будутъ сосланы на каторгу, съ конфискаціей ихъ имѣній. Можно себѣ представить положеніе русскаго человѣка, которому грозила каторга за имѣніе у себя гвоздей! Мало того, простое выраженіе неудовольствія на подобный порядокъ вещей влекло за собою тяжелую казнь. Приведемъ для примѣра одинъ случай. Дмитровскій посадскій человѣкъ Большаковъ заказалъ себѣ саксонскую шубу; когда шуба была сшита, Большаковъ, примѣривая ее, пожалѣлъ старое русское платье, а о нѣмецкомъ отозвался: "кто это платье завелъ, того бы я повѣсилъ!" За эти слова Большакова занытали до смерти.

Таже грустная исторія повторилась и съ бородами. Воротившись въ 1698 году изъ-за границы въ Москву, Петръ собственноручно остригъ бороды у своихъ ближнихъ бояръ и затѣмъ издалъ цѣлый рядъ указовъ о бритьѣ бороды. Изъ нихъ указъ 16 то января 1705 года подробно опредѣляетъ штрафы за ношеніе бороды: бояре, служилые люди и приказные платили за право носить бороду по 60 рублей; гости первой статьи -- по 100 руб., средней и меньшей статьи -- меньше ста рублей; торговые и посадскіе люди, ямщики и извощики, церковные причетники и всякихъ чиновъ московскіе жители -- по 30 руб.; наконецъ, крестьяне, при всякомъ въѣздѣ въ городъ и при выходѣ изъ него, платили по 2 деньги съ бороды. Право носить бороды безпошлинно было оставлено только за попами, дьяконами и высшимъ духовенствомъ и крестьянами, когда послѣдніе находились внѣ городовъ. Кто носилъ бороду, а пошлины не платилъ, тому указъ 1714 года грозилъ битьемъ кнутомъ и ссылкою на каторгу. Въ 1722 году было опредѣлено вообще, чтобы бородачи, кромѣ духовенства и крестьянъ, платили по 50 рублей и носили старое платье -- зипунъ съ стоячимъ клеенымъ козыремъ, ферези и одпорядку съ лежачимъ ожерельемъ. Чтобы отличить православныхъ бородачей отъ раскольниковъ, которые тоже ходили съ бородами, послѣднимъ приказано носить козыри изъ краснаго сукна, а платья краснаго цвѣта не носить. Если бородачи приходили въ присутственныя мѣста не въ указномъ платьѣ, то отъ нихъ предписывалось не принимать никакихъ просьбъ, а задерживать ихъ и не выпускать до тѣхъ поръ, пока не заплатятъ 50-тирублевой пошлины. Кто встрѣчалъ бородача безъ козыря, тотъ долженъ хватать такого ослушника закона и вести его къ коменданту или воеводѣ; съ бородача взыскивался штрафъ и половина его отдавалась приводчику. Кто не могъ уплатить 50-ти рублей за бороду, а съ бородой разстаться не хотѣлъ, того отсылали въ Рогервикъ на каторжныя работы, чтобы тамъ онъ отработывалъ штрафъ. Наконецъ, въ 1724 году начались притѣсненія даже противъ бородачевыхъ женъ: именно имъ велѣно носить платья, опашни и шапки съ рогами.

Эти стѣснительные указы о бородѣ, о фасонѣ платья, о сѣдлахъ проч., положительно отравляли существованіе городского населенія. Не говоря уже о томъ, что приходилось разставаться съ привычною обстановкою и привычными обычаями, которые искони блюлись и хранились какъ нѣчто священное, приходилось рядиться въ нѣмецкое платье, которое съ непривычки казалось безообразнымъ, кургузымъ, и совершенно несоотвѣтствовало климатическимъ условіямъ страны, приходилось бриться, т. е. по тогдашнимъ понятіямъ, лишиться образа и подобія Божія и, стало быть, прямо угодить въ геенну вѣчную; не говоря уже обо всемъ этомъ, перечисленные указы открывали широкое поле доносу и ябедѣ, вымогательствамъ и взяточничеству. Чтобы не платить постоянныхъ и притомъ громадныхъ штрафовъ, волею-неволею приходилось всячески задобривать всѣхъ тѣхъ, кто могъ и у кого была охота притягивать къ отвѣтственности за сѣдло "противъ нѣмецкаго образца", за слишкомъ длинный камзолъ, за гвозди на сапогахъ, и т. д. Идти на каторгу никому не хотѣлось, и поневолѣ приходилось "давать" направо и налѣво, всякому встрѣчному, желавшему "сорвать". Личной мести и ненависти дано было въ руки могучее средство для причиненія вреда ближнимъ. Преображенскій приказъ, тайная канцелярія и раскольничья контора были буквально завалены доносами о неправильномъ ношеніи платья и бороды, и по этимъ доносамъ хватали тысячи людей, пытали и ссылали. Достаточно было положенія вещей, созданнаго одними этими указами, чтобы заставить посадскихъ людей и другихъ городскихъ жителей бѣжать куда-нибудь въ керженскіе лѣса, въ Вѣтку или на Выгъ, гдѣ, подъ прикрытіемъ болотъ и лѣсовъ, можно было свободно носить бороду и русское платье, ходить въ сапогахъ, подбитыхъ гвоздями, ѣздить на русскомъ сѣдлѣ, не платя за это штрафовъ и не рискуя пыткой, плетьми и каторгой.

Узаконенія о платьѣ, бородѣ и проч. касались собственно городскихъ жителей. Крестьяне подходили подъ дѣйствіе этихъ узаконеній по стольку, по скольку они имѣли дѣло съ городомъ; у себя же въ деревнѣ крестьянамъ позволялось невозбранно щеголять въ зипунахъ, лаптяхъ и съ бородами. Поэтому, крестьяне страдали отъ этихъ "реформъ" сравнительно мало. Но за то ихъ непосредственно и еще сильнѣе били другія реформы, которыя, будучи до крайности радикальными и появляясь чуть не сотнями ежегодно, предпринимались безъ всякаго ознакомленія съ сущностью дѣла, на глазомѣръ, и потому причиняли жестокія страданія массѣ населенія. Разительнымъ образчикомъ подобныхъ мѣропріятій служитъ лѣсная реформа Петра. Радѣя о сохраненіи лѣсовъ, исключительно, впрочемъ, въ интересахъ кораблестроенія и мореходнаго дѣла, Петръ І и принялъ крайне рѣшительную мѣру, объявивъ заповѣдными всѣ казенные и владѣльческіе лѣса отъ большихъ рѣкъ въ сторону на 50 верстъ и отъ малыхъ, сплавныхъ, на 20 верстъ. Такъ какъ въ лѣсныхъ мѣстностяхъ -- всегда обиліе рѣкъ и разстояніе между ними почти никогда не достигаетъ ста и сорокаверстной нормы, то всѣ лѣса превратились въ заповѣдные и населеніе было лишено возможности имѣть какіе бы то ни было лѣсные матеріалы, а въ мѣстностяхъ съ подсѣчнымъ хозяйствомъ -- и вести послѣднее. За порубку заповѣднаго лѣса, назначеннаго исключительно "для самыхъ нужныхъ государевыхъ дѣлъ", были опредѣлены большой денежный штрафъ и смертная казнь. Для охраны лѣсовъ били назначены вальдмейстеры и надсмотрщики, которые получала жалованье изъ штрафовъ за порубки и потому до того ревновали объ охраненіи казенныхъ интересовъ, что ловили крестьянъ, обутыхъ въ лапти, и представляли ихъ въ города къ воеводамъ, какъ самовольныхъ порубщиковъ. Эти порядки были отмѣнены черезъ два года послѣ смерти Петра, причемъ въ указѣ, изданномъ по этому поводу, мы читаемъ: "въ народѣ отъ вальдмейстеровъ и лѣсныхъ надзирателей великая тягость состоитъ въ томъ, "что едва можетъ ли гдѣ сыскаться свободное мѣсто, гдѣбъ было не заповѣдано "; къ тому же вальдмейстеры и надзиратели, "для своей пользы примѣтываясь къ народу, чинятъ обиды и кладутъ и правятъ великіе штрафы и затѣмъ крестьянъ держатъ въ тюрьмахъ и за карауломъ".

Но какъ ни велики были стѣсненія и какъ ни сильна тяжесть, возложенныя на народъ подобными "реформами", отъ нихъ до извѣстной степени можно было откупиться взятками и подачками. Совсѣмъ другое представляла тягость повинностей, денежныхъ и натуральныхъ, которыя неизбѣжно нужно было уплачивать и исполнять. Великія дѣла Петра, какъ военныя, такъ и мирныя, требовали много денегъ и много рабочей силы, и то, и другое ему долженъ былъ дать русскій народъ. Петръ постоянно нуждался въ деньгахъ и постоянно изыскивалъ новые источники дохода. Мы уже видѣли, какъ онъ обратилъ бороду въ особый предметъ податного обложенія. Ниже будетъ показано, какъ Петръ извлекалъ доходъ изъ раскола. Вообще надо сказать, что во время Петра почти не было предмета, который не составлялъ бы особой финансовой статьи. Кромѣ того, онъ придумалъ заставить платить населеніе, помимо всякихъ другихъ налоговъ, уплачиваемыхъ имъ, еще, такъ сказать, за самый фактъ существованія. Эта была знаменитая, отмѣняющаяся только нынѣ, подушная податъ. А чтобы имѣть возможность получить подать рѣшительно со всѣхъ душъ, чтобы ни одна изъ нихъ не могла избѣжать обложенія, Петръ прибѣгъ даже къ статистикѣ и произвелъ всенародную перепись, ревизію. Эти оригинальныя статистическія изслѣдованія, долженствовавшія служить также и для цѣлей рекрутской повинности, производились не только при посредствѣ чиновниковъ, но и съ помощью военныхъ командъ, нарочно посылаемыхъ въ разные концы Россіи для статистическихъ работъ. Всего оказалось до 6 милліоновъ лицъ мужескаго пола податныхъ сословій и до 2 мил. неподатныхъ, а всего съ женщинами не много менѣе 20 милліоновъ человѣкъ. Подушная подать была установлена въ размѣрѣ 8 гривенъ съ крестьянской души и 40 алтынъ съ посадской. Для сбора податей были выбраны земскіе комиссары изъ помѣщиковъ, а къ нимъ приставлены "для новости дѣла" полковники, штабъ-офицеры и гренадеры. Начались страшныя злоупотребленія. Въ городахъ, при раскладкѣ налоговъ и податей, всѣ тягости сваливались на бѣднѣйшихъ. По деревнямъ и селамъ разъѣзжали сборщики и "чинили несносные правежа", какъ это удостовѣряетъ самъ Петръ въ своихъ указахъ. И земскіе комиссары съ подъячими, и приставленные къ нимъ военные чины собирали больше на себя, чѣмъ въ казну. Такъ, напр., въ обонежской пятинѣ, въ 1724 г. комиссары Арцыбашевъ и Баронъ и подъячій Волоцкій, у сбору денежной казны, какъ сказано въ указѣ отъ 24 января 1725 г., "явились въ презрѣніи указовъ и въ похищеніи казны и въ излишнихъ сборахъ и во взяткахъ": имъ велѣно было брать на первыя двѣ трети 1724 года по 38 коп. съ души, а они брали по 54 коп. Такимъ образомъ, Арцыбашевъ набралъ себѣ подушныхъ денегъ 2,039 рублей, Баронъ 670 и Волоцкій 132; по тогдашнему это были очень большія деньги. Кромѣ того, они насильно брали у крестьянъ подводы для разъѣздовъ. Практиковавшіеся тогда пріемы собиранія податей, предъ которыми современные "энергическіе" способы выколачиванія являются жалкою тѣнью, отличались невѣроятною безцеремонностью. Воеводы и камериры посылали въ уѣзды солдатъ для правежа недоимокъ, причемъ солдаты поступали съ крестьянами такъ "грубо", по выраженію одного изъ указовъ, что они разбѣгались изъ селъ. Крестьянъ ставили голыми ногами на снѣгъ, били палками по пятамъ, истязали пытками...

Еще болѣе тяжело было населенію нести натуральныя повинности. Самою страшною изъ нихъ была рекрутская повинность. Петръ завелъ постоянное регулярное войско и для пополненія его устроилъ рекрутскіе наборы. Продолжительныя войны сильно сокращали ряды войска, и для пополненія убыли Петру пришлось сдѣлать до 40 наборовъ, изъ которыхъ 5 было общихъ, по всему государству, а остальные -- мѣстные. Страшная тягость рекрутской повинности увеличивалась еще ужасными условіями военной службы. Вотъ что мы читаемъ по этому поводу въ указѣ отъ 20 октября 1719 года: "когда въ губерніяхъ рекрутовъ сберутъ, то сначала изъ домовъ ихъ ведутъ скованныхъ, а приведчи въ городъ, держатъ въ великой тѣснотѣ и но тюрьмамъ и острогамъ не по малу времени, и такимъ образомъ еще на мѣстѣ изнуривъ, и потомъ отправятъ, не разсуждая по числу людей и по далекости пути, и съ нужнымъ (т. е. скуднымъ) пропитаніемъ, къ тому-жь поведутъ, упуская удобное время, жестокою распутицею, отчего въ дорогѣ приключаются многія болѣзни, и помираютъ безвременно, а всего злѣе, что многіе безъ покаянія; другіе же, не стерся такой великой нужды, бѣгутъ, и боясь явиться въ домахъ, пристаютъ къ воровскимъ компаніямъ?... Бѣгство отъ рекрутчины сдѣлалось самымъ обычнымъ явленіемъ.

Противъ этого зла принимались самыя суровыя мѣры: бѣглыхъ солдатъ и рекрутовъ били кнутомъ и ссылали на каторгу; бѣглымъ рекрутамъ накалывали на дѣвой рукѣ крестъ съ порохомъ; наконецъ, ихъ просто вѣшали при полкахъ. Были выбраны особые сотскіе, пятидесятскіе и десятскіе для разысканія и ловли бѣглыхъ рекрутовъ и солдатъ. Ничто не помогало: бѣгство отъ рекрутчины и со службы продолжалось, и къ 1719 году, какъ видно изъ только что цитированнаго указа, "но многимъ мѣстамъ явились многолюдныя и вооруженныя станицы бѣглыхъ драгунъ, солдатъ, матросовъ и рекрутъ, которые разбойничали вмѣстѣ съ ворами и разбойниками и съ отправленными противъ нихъ полевыхъ и гарнизонныхъ командъ офицерами вступали въ бой".

Въ связи съ рекрутскою повинностью стояла повинность постойная. О тяжести ея могутъ дать понятіе слѣдующія слова современника Петра, Посошкова: "На квартирахъ солдаты и драгуны такъ не смирно стоятъ и обиды страшныя чинятъ, что исчислить ихъ невозможно, а гдѣ офицеры ихъ стоятъ, такъ того горше чинятъ... И того ради многіе и домамъ своимъ не рады, а во обидахъ ихъ суда никакъ сыскать негдѣ: военный судъ аще и жестокъ учиненъ, да и жестоко поступать его; понеже далекъ онъ отъ простыхъ людей"...

Однимъ поставленіемъ людей на военную службу и содержаніемъ войска на постояхъ дѣло не ограничивалось. Кромѣ рекрутскаго набора, постоянно происходили еще наборы рабочихъ. Всѣ гигантскія сооруженія Петра I -- постройка флота, Петербурга, крѣпостей Кронштадтской, Азовской и др., соединеніе Каспійскаго моря съ Балтійскимъ при посредствѣ Вышневолоцкой системы, проведеніе Ладожскаго канала и многое другое, все это совершено при посредствѣ натуральной повинности. Для постройки Петербурга, напр., приходили ежегодно, въ теченіе многихъ лѣтъ сряду, изъ самыхъ дальнихъ областей, до 40,000 работниковъ, изъ которыхъ многіе погибли отъ трудовъ и болѣзней. Для постройки крѣпости на островѣ Котлинѣ собирались также тысячи народа. Въ Азовъ требовались каменьщики со всѣхъ концовъ Россіи. На прорытіе Ладожскаго канала рабочіе собирались со всего государства, даже съ своими инструментами и своимъ провіантомъ. Эти безплатныя, обязательныя работы, носившія, характеръ вполнѣ каторжныхъ, ложились страшнымъ бременемъ на населеніе, раззоряя и раздражая его. Къ тому же народъ не понималъ ни цѣли, ни смысла этихъ работъ, въ которыхъ онъ нисколько не нуждался и которыя, однако, стоили ему слишкомъ дорого, губя людей тысячами и милліоны доводя до нищеты.

Къ общей тягости податей и натуральныхъ повинностей, которая была наложена на населеніе въ интересахъ государства, присоединялись еще тягости, налагаемыя чиновниками въ своихъ собственныхъ интересахъ. Выше мы видѣли, что дѣлали чиновники, приставленные къ сбору податей; отъ нихъ не отставали и чиновники другихъ вѣдомствъ. Отъ притѣсненій и поборовъ чиновниковъ страдали какъ посадскіе, торговые и промышленные люди, такъ и крестьянская масса. Самъ Петръ свидѣтельствуетъ въ одномъ изъ своихъ указовъ, что гости, купецкіе и -промышленные люди отъ приказной волокиты терпятъ "большіе убытки и раззореніе", а многіе и совсѣмъ "торговъ и промысловъ своихъ отбыли и оскудали". Если такъ плохо приходилось торговымъ людямъ, то простой массѣ народа и совсѣмъ житья не было. Примѣръ притѣсненій показывали воеводы, а затѣмъ смѣнившіе ихъ губернаторы. Имъ подражали чиновники помельче, напр., ландраты, которые, какъ свидѣтельствуетъ указъ 1 іюля 1715 года, "ѣздили но уѣздамъ, и ставились въ селахъ и деревняхъ на крестьянскихъ дворахъ, и брали подводы, также и себѣ и при нихъ общимъ людямъ кормъ, а лошадямъ фуражъ, и жили въ тѣхъ селахъ и деревняхъ по недѣлѣ и больше, отъ чего крестьянамъ чинились раззоревіе и убытки великіе".

Но чье положеніе было совсѣмъ невыносимо, такъ это положеніе крѣпостныхъ того времени. При Петрѣ произошло окончательное закрѣпощеніе крестьянъ. Благодаря ревизіямъ, прикрѣпившимъ навсегда крестьянъ къ опредѣленному мѣсту и опредѣленнымъ лицамъ, крестьяне лишились послѣднихъ остатковъ вольности. Неся наравнѣ съ другими видами крестьянъ всѣ государственныя повинности, крѣпостные должны были платить оброкъ помѣщикамъ, отправлять разныя работы и исполнять всякія требованія помѣщиковъ, которыя, какъ свидѣтельствуютъ многіе указы того времени, не имѣли рѣшительно границъ. Самъ Петръ неоднократно жаловался на "непотребныхъ людей, которые своимъ деревнямъ сами безпутные раззорители суть, что ради пьянства, или иного какого непостояннаго житія, вотчины свои не токмо не снабдѣваютъ и не защищаютъ ни въ чемъ, но раззоряютъ, налагая на крестьянъ всякія несносныя тягости, и въ томъ ихъ бьютъ и мучатъ"... Посошковъ также свидѣтельствуетъ о "безчеловѣчныхъ дворянахъ", которые "въ работную нору не даютъ крестьянамъ своимъ единаго дня, чтобы ему на себя что сработать. И тако пахатную и сѣнокосную пору всю и потеряютъ у нихъ; или что наложено на ихъ крестьянъ оброку или столовыхъ запасовъ, и то положенное забравъ, и еще требуютъ съ нихъ излишнюю побору, и тѣмъ излишествомъ крестьянство въ нищету повергаютъ и многіе дворяне говорятъ: крестьянину де не давай обрости, но стриги его яко овцу до году". И стригли такъ аккуратно, что помѣщичьи крестьяне страшно бѣдствовали и во множествѣ бродили но міру. Пашни крестьянскія оставались не засѣянными, за неимѣніемъ сѣмянъ, а сами крестьяне, добывали себѣ пропитаніе нищенствомъ и воровствомъ. Къ этому нужно присоединить еще безчеловѣчное обращеніе помѣщиковъ съ крестьянами, "блудныя дѣла", которыя помѣщики "творили надъ подданными своими крестьянскими женами и дочерьми", распродажу крестьянъ по одиночкѣ, дѣтей отдѣльно отъ родителей, женъ отъ мужей, и т. д. Неудивительно, поэтому, что крестьяне нерѣдко "учинялись владѣльцамъ своимъ ослушны и отъ нихъ отлагались", за что ихъ и постигали самыя кровавыя расправы.

Таково было положеніе массы городского и сельскаго населенія при Петрѣ. Масса страдала и страдала страшно; но самое ужасное было то, что она не понимала, ради чего страдаетъ, не видѣла никакихъ разумныхъ основаній, въ силу которыхъ на ея жизнь навалена страшная тягость. Нѣкоторые думали, что Петръ не понимаетъ, что дѣлаетъ, не сознаетъ всего причиняемаго имъ зла. И вотъ явились обличители, дерзавшіе обличать самого Петра, несмотря на то, что всѣ знали, какъ не церемонится Петръ съ своими противниками, несмотря на всѣ пытки и ужасы Преображенскаго приказа и Тайной канцеляріи. Такими обличителями были напр., подъячій Докукинъ и нижегородскій посадскій человѣкъ Андрей Ивановъ. Первый въ воскресенье православія 1718 года поднесъ Петру въ церкви во время богослуженія письменное обличеніе. Въ обличеніи этомъ Докукинъ, между прочимъ, жалуется на то, что русскіе люди "свободной жизни лишаеми, гоними изъ дому въ домъ, изъ мѣста въ мѣсто, изъ града въ градъ, оскорбляемы, озлобляемы, домовъ и торговъ, земледѣльства такожде и рукодѣльства и всѣхъ своихъ прежнихъ промысловъ... и грацкихъ издревле установленныхъ законовъ лишились... обычай свой измѣнили, слова и званіи нашего словянскаго языка и платья перемѣнили, и брады обрили и персоны свои ругательски обезчестили"... "Древеса самыя нужныя въ дѣлехъ нашихъ повсюду заповѣданы быша, рыбныя ловли и торговыя и завоцкія промыслы отняты, многія и вездѣ бѣдами погружаемы, на правежехъ стоя отъ великихъ и несносныхъ податей и оброковъ... и многія отъ того умерщвляеми... а пришлецовъ иновѣрныхъ Языкову щедро и благоутробно за сыновленіе себѣ воспріяли и всѣми благами ихъ наградили, а христіанъ бѣдныхъ бьючи на правежехъ и съ податей своихъ гладомъ поморили и до основанія всѣхъ раззорили"... Докукинъ, повидимому, много думалъ о тогдашнемъ положеніи Россіи; для своего времени это былъ очень начитанный человѣкъ, какъ это видно изъ его бумагъ. Его "возмутительное письмо" очень любопытный документъ: это перечень всего того, отъ чего страдалъ тогда народъ. Петръ могъ бы многое узнать отъ Докукина объ истинномъ положеніи Россіи и ея нуждахъ. Вмѣсто того, Докукинъ былъ колесованъ. Андрей Ивановъ былъ совсѣмъ иной человѣкъ. Онъ дѣйствовалъ просто подъ вліяніемъ чувства. Объявивъ за собою "слово и дѣло", онъ, приведенный въ Преображенскій приказъ, заявилъ протестъ противъ брадобритія, нѣмецкаго платья и табаку -- и только. За это онъ былъ пытанъ и послѣ пытки умеръ.

Однако, наивныхъ людей, подобныхъ Докукину, было немного. Прямолинейность дѣйствій Петра слишкомъ ясно показывала, что онъ прекрасно знаетъ, что дѣлаетъ. Поэтому большинство нашло иное объясненіе дѣятельности Петра. "Благочестивый царь Петръ Алексѣеви поѣхалъ въ Стеклянное царство (Швецію) и тамъ пропалъ безъ вѣсти ", толковали русскіе люди; а вмѣсто него пріѣхалъ "шведъ, человѣкъ не простъ", или "жидовинъ отъ колѣна Данова", а по просту -- антихристъ. Въ этомъ былъ весь секретъ, и теперь становилось яснымъ все. Притѣсняетъ Петръ народъ, чтобы обратить его въ свою антихристову вѣру. Подать съ души и народная перепись ему нужны въ тѣхъ же цѣляхъ: кто записанъ въ ревизію и положенъ въ подушный окладъ, тотъ уже отданъ во власть антихристу. Бритье бороды -- видимый знавъ принадлежности къ антихристову сообщничеству. Кромѣ того, изъ-за моря привезены особыя клейма, которыми будутъ всѣхъ клеймить, чтобы окончательно закрѣпить антихристу. Это нелѣпое ученіе объ антихристѣ было совершенно подъ стать тогдашней нелѣпой дѣйствительности и потому быстро распространилось по всей Россіи. Правительство дѣятельно боролось съ этимъ ученіемъ: проповѣдники его предавались самой безпощадной казни {Такъ, напр., Григорій Талицкій и его послѣдователь Савинъ были приговорены къ смертной казни чрезъ копченіе. }; малѣйшее упоминаніе о немъ влекло за собою пытки; Стефаномъ Яворскимъ, по приказанію Петра, была написана даже особая книга "О знаменіяхъ пришествія антихриста" въ опроверженіе распространявшагося ученія. Ничто, однако, не помогало. Учевіе о пришествіи антихриста въ лицѣ Петра сдѣлалось господствующимъ по всей Россіи. Особенно обстоятельно это ученіе было разработано въ раскольничьей средѣ.

Раскольничье ученіе потерпѣло значительныя измѣненія въ царствованіе Петра. Въ предшествующій періодъ это ученіе было почти исключительно догматическимъ; общественный элементъ проявлялся въ немъ крайне слабо и притомъ лишь въ самыхъ общихъ положеніяхъ о братствѣ, о любви къ ближнему и т. п. Теперь же религіозное ученіе раскольниковъ совершенно перепуталось съ общественнымъ; догматическая сторона стала обосновываться на самыхъ конкретныхъ явленіяхъ русской жизни. Усвоивъ ученіе объ "антихристѣ, еже есть императоръ Петръ I", расколъ соединилъ въ этомъ ученіи все то, чѣмъ страдалъ русскій человѣкъ, противъ чего онъ протестовалъ и чѣмъ возмущался. "Петръ, говорили раскольники, исчисляя вся мужеска пола и женска, старыхъ и младенцевъ, живыхъ и мертвыхъ, и облагая ихъ даньми веліями, не точію на живыхъ, но и на мертвыхъ, тако тиранство учини, и съ мертвыхъ дани востребова... Говоритъ: отдай подушное съ новаго года, и еще нѣтъ ли иныхъ недоимокъ: ибо на моей землѣ сидишь. О, яма глубока погибели рода человѣча! удалятися и бѣгати намъ подобаетъ во антихристово время". "Онъ (Петръ I) уничтожилъ до конца древніе остатки благочестивыхъ обычаевъ, заявляли далѣе раскольники, возобновилъ, на мѣсто ихъ, языческіе поганскихъ вѣръ обычаи, какъ-то: бритье бороды, народныя переписи, раздѣленіе человѣкъ на разные чины, размежеваніе земель, рѣкъ и усадебъ, завѣщая каждому наблюдать свою часть, а другому не давъ ничего; учрежденіе цеховъ и гильдій и введеніе разныхъ богопротивныхъ изъ латинскихъ и нѣмецкихъ странъ установленій, чѣмъ установилъ онъ междуусобную брань, сваръ и бой"...

Возставая, такимъ образомъ, противъ всѣхъ стѣсненій, наложенныхъ Петромъ на народъ, противъ всѣхъ соціальныхъ бѣдствій, обрушившихся тогда на Россію, расколъ являлся защитникомъ самыхъ существенныхъ народныхъ интересовъ я потому становился дорогимъ всему народу.

Положеніе народа было именно таково, что волею-неволею толкало его въ расколъ. Примириться съ тѣмъ невыносимымъ положеніемъ, которое кратко очерчено выше, могъ далеко не всякій. Къ тому же, для многихъ не было простой физической возможности существовать при тѣхъ условіяхъ, которыми была обставлена тогдашняя русская жизнь. Бороться прямо и открыто съ Петромъ находилось не особенно много охотниковъ, въ виду ужасовъ Преображенскаго приказа и Тайной канцеляріи. Астраханскій бунтъ изъ-за бороды 1707 года кончился, напримѣръ, казнью 365 человѣкъ, изъ которыхъ 45 умерло отъ пытокъ, 6 колесовано, 72 обезглавлено и 242 перевѣшано но дорогамъ около Москвы. Такіе примѣры отбивали всякую охоту къ открытой борьбѣ. Несомнѣнно, однако, что безъисходное положеніе должно было необходимо вызывать возстанія. Но у населенія былъ другой исходъ. Исходъ этотъ представлялъ ему расколъ. Народъ чутко прислушивался къ проповѣди раскола и приглашенію бѣжать отъ антихриста и вводимыхъ имъ порядковъ въ лѣса и пустыни. Проповѣдь эта не могла не быть симпатична народу, такъ какъ въ ней говорилось именно объ его горестяхъ, печаляхъ и страданіяхъ и указывалось средство для уврачеванія этихъ страданій. Приглашеніе бѣжать въ лѣса и пустыни было тѣмъ соблазнительнѣе, что въ то время пустыни были далеко уже не безусловно пустынны, такъ какъ повсюду были уже большихъ или меньшихъ размѣровъ раскольничьи поселенія, принимавшія съ распростертыми объятіями всѣхъ убѣгавшихъ отъ антихриста. И вотъ всѣ тѣ, кому было невыносимо жить подъ новыми порядками, бѣжали и увеличивали собою число колонистовъ-раскольниковъ.

Крѣпостные, монастырскіе и другіе крестьяне, солдаты и рекрута, посадскіе люди, всѣ обиженные и угнетенные устремились въ раскольничьи скиты и поселенія. Здѣсь ихъ охотно принимали, устраивали и нерѣдко, какъ мы увидимъ ниже, легализировали. Оттого, какъ видно изъ указовъ того времени, въ старообрядческихъ селеніяхъ, скитахъ и обителяхъ раскольники большею частью были пришлые дворовые, синодальные и помѣщичьи крестьяне и бѣглые рекруты. Такъ было на Вѣткѣ, какъ видно изъ указа 4-го сентября 1735 года. Въ Стародубскихъ слободахъ, какъ доносилъ управитель черниговскаго полка Халкидонскій, крестьяне, "никогда раскольниками не бывшіе, только для единой вольности, укрываясь отъ помѣщиковъ, въ раскольническія слободы записывались". Тоже было на Вигу. Какъ велико было число бѣжавшихъ, можно судить по тому, что только съ 1719 по 1736 годъ, какъ это видно изъ сенатскаго указа 17-го сентября 1742 года, бѣжало около 442,000 человѣкъ, причемъ указъ добавляетъ: "уповательно и больше того оной убыли имѣется". Въ это-то время и населились такія пустынныя мѣстности, какъ керженскіе лѣса, гдѣ еще къ 1717 году было однихъ извѣстныхъ правительству скитовъ -- 70, Двинскій и Мезенскій уѣзды, гдѣ наполнились раскольничьими селеніями морскіе берега, рѣки и лзера и глухіе лѣса, демидовскія и строгановскія имѣнія на Уралѣ, гдѣ бѣглые крестьяне и солдаты скрывались тысячами и т. д. Въ это же время населился раскольниками Олонецкій край и поднялся и выросъ Даниловскій монастырь.

V.

Ростъ Выгорѣціи.

Нынѣшніе Каргопольскій, Пудожскій, Повенѣцкій, а отчасти и Олонецкій уѣзды Олонецкой губерніи въ концѣ XVII столѣтія были крайне мало заселены; погосты отстояли другъ отъ друга на громадное разстояніе и между ними лишь изрѣдка попадались деревни. Сѣверная часть губерніи была даже совсѣмъ не заселена. Усиленіе раскольничьей колонизаціи начала XVIII вѣка сильно измѣнило здѣсь положеніе вещей, собравъ сюда громадное количество бѣглыхъ со всѣхъ концовъ Россіи. Бѣжали сюда изъ заселенныхъ мѣстностей Архангельской губерніи, изъ южныхъ частей Олонецкой, изъ Нижегородской, изъ Новгорода, Великаго Устюга, Брянска, Москвы и т. д. Селились эти бѣглые и въ погостахъ и деревняхъ Олонецкой губерніи, и въ пустынныхъ, не занятыхъ мѣстахъ. Образовали:ь скиты въ Пудожскомъ уѣздѣ по рѣкамъ Шалѣ и Водлѣ, въ Каргопольскомъ уѣздѣ и въ западной части Повѣнецкаго. Въ самыхъ погостахъ и деревняхъ отъ притока бѣглыхъ населеніе увеличилось въ нѣсколько разъ. Какъ великъ былъ этотъ притокъ бѣглыхъ, можно видѣть изъ слѣдующихъ данныхъ: въ Водлозерскомъ погостѣ при генеральной переписи было 119 человѣкъ, а черезъ два десятка лѣтъ -- уже 799; въ Поморскомъ общежитіи при записи въ окладъ было 33 человѣка, а черезъ нѣсколько лѣтъ -- уже до 200, и т. п. Тутъ были бѣглые солдаты и матросы, раскольники, попавшіе внутри Россіи подъ слѣдствіе и бѣжавшіе изъ-подъ караула, бѣглые крѣпостные и т. д. Они жили или безъ всякаго вида и паспорта, платя православнымъ попамъ взятки, а въ лицѣ мѣстныхъ деревенскихъ и волостныхъ властей имѣя друзей и защитниковъ какъ единовѣрцевъ, или легализировались. Для достиженія послѣдняго существовало много различныхъ средствъ: пришельцы записывались вмѣсто умершихъ, принимались зятьями въ семью, при помощи взятокъ олонецкимъ и петрозаводскимъ приказнымъ записывались въ двойной раскольничій окладъ и т. д.

Стала населяться въ это время и Выговская пустыня. Повсюду по рѣкамъ и по берегамъ озеръ появились отдѣльныя избы, въ которыхъ жили одинокіе пустынники или цѣлыя семьи. Образовалось также много отдѣльныхъ небольшихъ общинъ или скитовъ. Такъ возникъ скитъ Тихвиноборскій, Березовскій, Солотозерскій и много другихъ. Всѣ эти поселенія находились въ тѣсной связи между собою и всѣ они тянули къ Даниловскому монастырю, какъ своему естественному центру. Сюда же тянули и раскольничьи поселенія другихъ частей Олонецкой губерніи. Связь между Даниловымъ и раскольничьими деревнями и скитами выражалась какъ матеріально, въ видѣ взаимопомощи, такъ и въ духоввой зависимости раскольничьихъ поселеній отъ Данилова. Собственно почти всѣ вновь возникшія въ Выговской пустыни поселенія составляли съ Даниловымъ одно цѣлое, одну общину, имѣвшую общее хозяйство и дѣйствовавшую во всемъ и всегда сообща. Остальныя раскольничьи поселенія, такъ называемый Суземокъ, представляя собою совокупность отдѣльныхъ, самостоятельныхъ въ хозяйственномъ отношеніи деревень и селъ, были тѣсно связаны съ Выгорѣціею постоянными матеріальными и религіозными отношеніями и во всѣхъ важныхъ случаяхъ поступали не иначе, какъ съ общаго совѣта съ представителями Выгорѣціи.

Самое Данилово общежитіе сильно выросло въ царствованіе Петра I. Въ общежитіе, какъ и вообще въ выгорѣцкія поселевія, принимали рѣшительно всѣхъ, кто ни приходилъ. Сюда бѣжали нетолько тѣ, кому плохо было жить внутри Россіи, но даже изъ сосѣдней Швеціи являлись финны и шведы изъ "простыхъ пашенныхъ людей". Принимали всѣхъ, не справляясь о прошломъ. Спрашивали только, помнитъ ли приходящій патріарха Никона, и если кто говорилъ, что помнить, того принимали просто. Кто родился послѣ Никона, по крестился двуперстнымъ крестомъ, того исповѣдывали и перекрещивали. Лицамъ, крестившимся троеперстно, объявляли, что примутъ его только въ томъ случаѣ, если онъ будетъ креститься двумя перстами. Наконецъ, иноземцевъ крестили тѣмъ же чиномъ, какъ и младенцевъ. Этимъ и ограничивались всѣ формальности пріема, и затѣмъ принятый дѣлался членомъ общины.

Неудивительно, что при такомъ легкомъ пріемѣ на Выгъ устремилась масса народу. Скоро въ самомъ Даниловомъ общежитіи собралось столько братіи, что явилась потребность раздѣлить монастырь на двѣ части. Съ этою цѣлью было выбрано верстахъ въ тридцати отъ Данилова удобное мѣсто на рѣкѣ Лексѣ и здѣсь былъ основанъ женскій монастырь, куда и перевели даниловскихъ женщинъ. Были выстроены келья, столовая, больница и часовня и все это обнесено было оградой. Кромѣ того, были поставлены коровій дворъ и мельница съ мелеей и толчеей. Въ Лексинскомъ общежитіи были установлены тѣ же порядки, что и въ Даниловскомъ, и оба общежитія оставались попрежнему въ связи и въ хозяйственномъ единствѣ. Для наиболѣе трудныхъ полевыхъ работъ Лексинской обители были даны работники изъ даниловской братіи, которые жили недалеко отъ женскаго монастыря, въ особыхъ избахъ за оградой. Въ тоже время возлѣ мужского монастыря были поставлены коровій дворъ, маслобойня и "молошница", портомойная и челядня -- все это было обнесено оградою и здѣсь были поселены женщины.

Вскорѣ послѣ основанія Лексинскаго общежитія, въ 1706--1709 годахъ, Выгорѣцію снова постигъ рядъ неурожаевъ. Въ иные года хлѣба родилось такъ мало, что его, по выраженію Ивана Филиппова, не хватало даже на квасъ. Снова повторились прежнія сцены голода: пошелъ въ ходъ соломенный и сосновый хлѣбъ, начались болѣзни и повальная смертность, начали разбѣгаться поселенцы. Снова пришлось отправиться на "Низъ" и привозить оттуда хлѣба. И снова, благодаря энергіи Андрея Денисова и его брата Семена, общежительства остались цѣлы и невредимы.

Устранивъ бѣдствія голода, Андрей этимъ не удовольствовался, а рѣшился разъ навсегда уничтожить самую возможность голодовокъ въ Выгорѣціи. Съ этою цѣлью онъ разослалъ въ разныя мѣста людей искать удобныхъ для пашни мѣстъ. Посланные ходили въ Мезенскій уѣздъ и другіе поморскіе края, на "Низъ" и въ Сибирь. Въ первой мѣстности удобныхъ земель не оказалось; на Низу и въ Сибири хорошихъ мѣстъ найдено обиліе, да слишкомъ далеко. Наконецъ, нашли удобную пустую землю на рѣкѣ Чаженкѣ, въ Каргопольскомъ уѣздѣ. Земля эта была казенная и ея было много -- по 16 верстъ во всѣ стороны. Андрей съ товарищами рѣшился арендовать ее. Была послана челобитная новгородскому губернатору Корсакову. Послѣдній предписалъ каргопольскому воеводѣ произвести торги на Чаженскую пустошь, и такъ какъ всѣ окрестныя волости отъ аренды пустоши отказались, то она и осталась за выговцами. При первыхъ же работахъ на арендованной землѣ даниловскіе работники убѣдились, что она несравненно плодороднѣе земли по Выгу. Явилась мысль перевести общежитіе на Чаженку. Для рѣшенія этого вопроса собрались "всѣ отцы и братія" и съ общаго совѣта послали въ Новгородъ Семена Денисова хлопотать о дозволеніи поселиться на Чаженской землѣ. Переселеніе это, однако, не состоялось, такъ какъ Семенъ, немедленно же по пріѣздѣ въ Новгородъ, былъ арестованъ и посаженъ въ тюрьму за расколъ. Волею-неволею даниловцамъ пришлось остаться на старыхъ мѣстахъ и ограничиться обработкою чаженской земли. На ней были выстроены избы для рабочихъ и скотскіе дворы и заведены обширныя пашни. Рабочіе пріѣзжали сюда изъ Данилова весною и затѣмъ, проработавъ все лѣто, на зиму возвращались домой. На мѣстѣ же оставалась только небольшая часть рабочихъ для молотьбы хлѣба. Вымолоченный хлѣбъ отправлялся въ общежитіе, для чего на всемъ пространствѣ отъ Чаженки до Данилова, въ Каргопольскомъ и нынѣшнихъ Пудожскомъ и Повѣнецкомъ уѣздахъ были ностроены постоялые дворы съ запасомъ корма для лошадей и съѣсгныхъ припасовъ для "возаковъ".

Въ тоже время для увеличенія средствъ къ существованію даниловцы закортомили рыбныя ловли на Выгозерѣ, Водлозерѣ и на многихъ другихъ озерахъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ стали ѣздить на вольные лова на Мурманскій берегъ Ледовитаго океана. Рыба шла на пищу братіи и служила хорошимъ подспорьемъ при неурожаѣ.

Постоянныя сношенія между Даниловымъ и другими поселеніями Выговской пустыни и Суземка вызвали необходимость устройства дорогъ и мостовъ. Дорожный и мостовой вопросы имѣютъ въ Олонецкой губерніи важное значеніе. Непроходимые лѣса, болота, безчисленное множество рѣкъ и озеръ дѣлаютъ эту губернію, особенно въ сѣверныхъ частяхъ, совершенно непроѣздною. Чтобы добраться до клочка нашни, отстоящаго отъ деревни на какой-нибудь десятокъ верстъ, крестьянину приходится переѣзжать вплавь и въ бродъ множество рѣчекъ и озеръ, тонуть и мокнуть въ болотѣ, плутать въ лѣсу, или дѣлать пятидесятиверстные объѣзды. Многія же мѣста, при отсутствіи дорогъ и мостовъ, совсѣмъ недоступны. Отсюда видно, какое важное культурное значеніе имѣетъ здѣсь продолженіе дорогъ и устройства мостовъ. И дѣйствительно, здѣсь народъ всегда съ благодарностью вспоминаетъ о строителяхъ мостовъ, какъ о своихъ благодѣтеляхъ. Здѣсь ничто такъ не увѣковѣчиваетъ въ народѣ память о человѣкѣ, какъ построенный имъ на свой счетъ мостъ. Поэтому нѣкоторые благотворители избираютъ своего спеціальностью постройку мостовъ. Даниловцы, прокладывая дороги и устраивая мосты, тѣмъ самымъ оказывали громадную культурпую услугу всему краю. Такъ они проложили дороги изъ Данилова на Чаженку, на Лексу, на Волозеро, Пурнозеро, къ Онежскому озеру въ Пигматку, къ Бѣлому морю въ Сороку и много другихъ. На дорогахъ вездѣ они ставили постоялые дворы, гдѣ путники могли находить помѣщеніе и продовольствіе, а для лошадей кормъ, причемъ все это было даровое. Самыя дороги были обставлены крестами и верстовыми столбами. По рѣкамъ были устроены мосты: такъ были мосты черезъ Онегу, черезъ Вигъ черезъ Сосновку и др. Въ Даниловкѣ были даже особые спеціалисты дорожныхъ и мостовыхъ дѣлъ, исключительно этими дѣлами занимавшіеся. Между ними особенно замѣчателенъ нѣкто Аверкій, который, еще до своего переселенія въ Даниловъ монастырь, посвятилъ себя постройкѣ на свой счетъ мостовъ: "Вездѣ на путехъ чрезъ рѣки и блата, мосты мостя же своею силою и мостъ сдѣлавъ чрезъ Ѳоймогубскую губу своимъ имѣніемъ, сперва на воды нловучей, а послѣди на столпахъ и на слѣгахъ и на срубахъ"...

Въ тоже время самый Даниловъ все болѣе и болѣе обстроивался. Такъ какъ братство все увеличивалось, то пришлось выстроитъ много новыхъ построекъ, а старыя перестроивать. Выстроили новую большую столовую съ кухней для печенія хлѣбовъ, а также большую избу для извощиковъ. Затѣмъ выстроили новыя большія мастерскія: кожевню, портную, чеботную, мастерскую для живописцевъ, кузню, мѣдно-литейную и др. Выстроили большую конюшню съ сараями, сарай для экипажей, амбаровъ нѣсколько, рабочую избу большую и др. Наконецъ, выстроили большую избу для Андрея и наиболѣе близкихъ къ нему лицъ, а другую -- торговому прикащику Никитѣ Филиппову съ товарищами "для пріѣзда" и "для счету".

Заботясь о развитіи благосостоянія Данилова и всей Выгорѣціи путемъ увеличенія производительности населенія, земледѣльческой и промысловой, Андрей не пренебрегалъ и другими средствами для добыванія братіи средствъ къ жизни. Въ этихъ видахъ онъ убѣдилъ братію заняться, въ лицѣ выборныхъ приказчиковъ, торговлею. Именно, ѣздя на "Низъ" въ неурожайные годы за хлѣбомъ, Андрей напалъ на мысль -- открыть торговлю послѣднимъ.. Теперь онъ обратился къ нѣкоторымъ богачамъ-раскольникамъ, съ просьбою ссудить общежитіе капиталами на торговлю, съ тѣмъ, что барыши будутъ дѣлиться пополамъ. На полученныя такимъ образомъ деньги были посланы въ низовые города прикащики, которые накупили здѣсь хлѣба, доставили его въ Петербургъ и здѣсь продали. Петербургъ, тогда только-что заводившійся, очень нуждался въ хлѣбѣ и платилъ за него хорошо. Даниловцы получили хорошіе барыши. Теперь нашлось не мало охотниковъ вступить съ ними въ долю по торговлѣ и послѣдняя приняла такіе широкіе размѣры, что пришлось построить на Вытегрѣ пристань, склады и подворье. Хлѣбъ доставлялся нетолько въ Петербургъ, но и въ нѣкоторые другіе, тоже вновь возникщіе пункты, какъ напр., на Петровскіе заводы (нынѣ Петрозаводскъ). Скоро для перевозки и доставки хлѣба даниловцы завели свои суда. Сперва эти суда были старинной русской конструкціи, а потомъ, когда Петръ велѣлъ, подъ строгимъ наказаніемъ, строить суда только по иностраннымъ образцамъ, даниловцы передѣлали свои суда на "новоманерныя". Суда эти ходили между Вытегрою, Пигматкою, Даниловскою пристанью, и Петровскими заводами. Кромѣ того, чрезъ Ладожское озеро они ходили въ Петербургъ. Всѣ барыши, получавшіеся отъ этой торговли, обращались въ хлѣбъ, который чрезъ Пигматку доставлялся въ Даниловъ. Этимъ путемъ нетолько пополнялся недостатокъ хлѣба для пропитанія жителей Выгорѣціи, но и образовались громадные хлѣбные запасы, вполнѣ гарантировавшіе Выгъ отъ возможности повторенія голодовокъ.

Благодаря такой разнообразной дѣятельности, направленной на земледѣліе, рыбные и звѣриные промыслы, разнообразныя мастерства и ремесла и, наконецъ, торговлю, Даниловъ и его филіальное отдѣленіе, Лекса, стали представлять очень зажиточныя и даже богатыя поселенія. Даниловъ обладалъ обширными пашнями и множествомъ пашенныхъ и постойныхъ дворовъ; на "кониныхъ" и коровьихъ дворахъ его стояло множество лошадей и коровъ; на Онежскомъ озерѣ была цѣлая флотилія и свои пристани. Братія нетолько не нуждалась, какъ прежде, но и пользовалась всѣмъ въ изобиліи, какъ пищею, такъ и одеждою и обувью. Часовня не была уже прежняя, жалкая, а огромная, съ множествомъ иконъ, украшенныхъ ризами. Имѣлись постоянные запасы хлѣба; былъ, наконецъ, капиталъ. Богатство, однако, нисколько не измѣнило характера выговскихъ піонеровъ: они попрежнему оставались скромными, умѣренными и трудолюбивыми пустынниками и попрежнему проводили время въ трудахъ и молитвѣ. Всѣ появившіеся избытки они обратили на дѣла благотворенія. Именно, какъ только сдѣлалось яснымъ что благосостояніе общежитія стало на прочную ногу, даниловцы, съ общаго совѣта, положили всѣхъ приходящихъ къ нимъ, проѣзжихъ, нищихъ и странныхъ кормить безъ разбору и бѣднымъ и нищимъ помогать во всякой нуждѣ. Особенно много дѣлалъ Даниловъ во время неурожаевъ, такъ частыхъ на сѣверѣ. Въ такіе годы изъ всѣхъ концовъ Олонецкой губерніи, изъ сѣверныхъ частей Новгородской и значительной части Архангельской устремлялись на Выгъ цѣлыя массы крестьянъ, пѣшкомъ и на лошадяхъ, одиночками и съ семьями. Здѣсь они жили цѣлую зиму, переходя изъ Данилова въ Лексу и обратно, и странствуя но выговскимъ екитамъ и дворамъ. Всю зиму ихъ кор милъ Выгъ, а весною они, нагрузившись съѣстными припасами и сѣменами для посѣва, возвращались на родину. Кромѣ такой экстраординарной благотворительности, Даниловъ проявлялъ постоянную заботливость о бѣдныхъ я несчастныхъ. Особенно этимъ дѣломъ занимался любвеобильный Даніилъ Викулови, который частію покупалъ, а частію выпрашивалъ у богатыхъ раскольниковъ хлѣбъ и затѣмъ развозилъ его по всему Суземку, раздавая бѣднымъ и сиротамъ. Самый Даниловъ и прилегавшіе къ нему скиты были постоянно открыты для всѣхъ несчастныхъ. Сюда шли дряхлые старики и старухи, вдовы, женщины, у которыхъ мужья пропали безъ вѣсти, оставивъ имъ на шею кучу дѣтей и т. д. Всѣхъ ихъ принимали и всѣхъ устраивали. Въ Даниловѣ и на Лексѣ, какъ уже было говорено, были выстроены больницы, которыя служили богадѣльнями, открытыми для всѣхъ дряхлыхъ и немощныхъ жителей, какъ Выговской пустыни, такъ и окрестныхъ мѣстностей.

Благотворительность Данилова, увеличивая его славу въ раскольничьемъ и нераскольничьемъ мірѣ, въ тоже время служила одною изъ причинъ увеличенія наплыва въ Выговскую пустыню колонистовъ, которые шли сюда съ увѣренностью, что здѣсь они ни въ какомъ случаѣ не пропадутъ и при всякомъ несчастій встрѣтятъ помощь и поддержку. А съ увеличеніемъ населенія Выгорѣціи, увеличивались и ея рабочія силы, а стало-быть росло и богатство.

Къ концу жизни Андрея Денисова, умершаго въ 1730 году, Даниловъ такъ твердо стоялъ на ногахъ, что его уже не могло потрясти никакое физическое бѣдствіе. Это ясно обнаружилось въ 1727 году, когда страшнымъ двукратнымъ пожаромъ были сожжены буквально до тла Лексинское общежитіе и женская часть Даниловскаго: сгорѣли нетолько всѣ зданія, но и одежда, съѣстные припасы, громадное количество хлѣба въ зернѣ, льну и т. п. Едва успѣли спасти старухъ и больныхъ изъ больницы. Пожаръ этотъ сильно смутилъ даниловцевъ; но затѣмъ они, подъ вліяніемъ краснорѣчія Андрея, энергично принялись за постройку женскаго монастыря. Работали всѣ члены общины, мужчины и женщины, а также множество наемныхъ рабочихъ. Впереди всѣхъ на работѣ шелъ Андрей и, несмотря на то, что въ это время онъ былъ уже довольно почтенныхъ дѣть, а отъ постоянныхъ заботъ и умственнаго напряженія былъ совсѣмъ ветхимъ старикомъ, онъ на ряду съ другими рубилъ деревья, возилъ ихъ на лошадяхъ къ рѣкѣ, сплавлялъ, залѣзая въ воду по поясъ и по шею и т. д. Подъ вліяніемъ такого примѣра работы велись дружно. Работали лѣто и зиму, день и ночь, причемъ днемъ работали, главнымъ образомъ, наемные рабочіе, а ночью -- братія. Черезъ два года такой энергической работы выросъ новый Лексинскій монастырь, гораздо обширнѣе и богаче прежняго, сообразно съ увеличившимся числомъ членовъ женской общины.

Даниловъ и Лекса въ это время представляли собою небольшіе городки, съ населеніемъ по нѣскольку сотъ человѣкъ въ каждомъ. Особенно походилъ на городъ Даниловъ. Онъ занималъ пространство отъ шести до восьми квадратныхъ верстъ, считая въ томъ числѣ и женскую половину монастыря. Все это пространство было обведено глубокимъ рвомъ и заключено въ двѣ огромныя ограды. Здѣсь было двѣ часовни съ колокольней, 51 "келія", причемъ келіи были настолько велики, что въ нихъ помѣщалось по десятку и болѣе человѣкъ, 16 избъ, 15 амбаровъ, громадный погребъ и двѣ не менѣе громадныя поварни, 12 сараевъ, 4 лошадиныхъ двора и столько же коровьихъ, гостиный дворъ и 5 постойныхъ избъ, 5 ригъ, двѣ кузни, мѣднолитейная, столярная, портняжеская, сапожная, иконописная, рукодѣльная и другія мастерскія, двѣ школы, мастерская переписчиковъ, двѣ больницы и т. д. Большинство зданій были двухъэтажныя, но были и трехъ-этажныя и даже четырехъ-этажныя. Особенно большія зданія представляли собою часовни, школы, больницы, общія столовыя и "гостинная". Зданія строились просто, безъ всякихъ хитрыхъ украшеній, но за то настолько прочно, что многія изъ нихъ стояли по столѣтію и болѣе. Единственнымъ украшеніемъ являлись кресты, которые ставились на зданіяхъ въ изобиліи. Лексинское общежитіе было менѣе и бѣднѣе Данилова, но и оно отличалось обиліемъ и разнообразіемъ состроенъ. Затѣмъ непосредственно къ Данилову и Лексѣ тянули пашенные дворы, раскиданные по всей Олонецкой губерніи куда ежегодно являлись весною рабочіе изъ монастырей для производства полевыхъ работъ и гдѣ на зимовку оставались лишь но нѣскольку грудниковъ. Кромѣ того, непосредственную монастырскую собственность составляли двѣ мельницы, кирпичный заводъ, пристань и подворья въ Пигматкѣ, Шуйскомъ и Толвуйскомъ погостахъ, на Петровскихъ заводахъ, на Вытегрѣ, въ Олонцѣ и Сумѣ -- на Бѣломъ морѣ.

Скитовъ въ Выговской пустыни въ это время было чрезвычайно много. Изъ нихъ до насъ дошли извѣстія о Сергіевскомъ, Тихвиноборскомъ, Габсельгѣ, Водлозерскомъ, Волозерскомъ, Тагозерскомъ, Шелтопорожскомъ, Березовскомъ, Огорѣлышскомъ, Корелоборскомъ, Евотозерскомъ, Тервозерскомъ, Купосозерскомъ, Тамбичезерскомъ, "по Выгу рѣкѣ", Велихозерскомъ, Кодозерскомъ, Кукомосозерскомъ, Янгозерскомъ, Уншезерскомъ, Немозерскомъ, Паезерскомъ, Свѣтлозерскомъ, Егозерскомъ, Сулотозерскомъ, Лонскомъ и Пельякскомъ -- всего о 27 скитахъ. Кромѣ того, были небольшія поселенія, которыя не считались "скитами" -- Пигматка, Негомозеро, Половинное, Тогма, Пурнозеро, Марково, Соломаньино, Верхнелексинское, Линдозеро, Вожмо. Аеро и Пелозеро. Всѣ эти поселенія тянули непосредственно къ Данилову и Лексѣ. Но были и такія поселенія, которыя нетолько были независимы отъ Данилова, но даже до извѣстной степени враждовали съ нимъ, не сходясь съ нимъ въ религіозномъ, а часто и въ общественномъ ученіи. Таковы были скиты -- Николаево-Ладожскій, скитъ, основанный Петромъ Ошмарою, скитъ Солецкій и другіе, основанные впослѣдствіи на границѣ съ Финляндіей филипповцами, отдѣлившимися отъ даниловцевъ, и др.

На мѣстѣ почти всѣхъ этихъ поселеній существуютъ доселѣ погосты и деревни, но они представляютъ только тѣнь прежняго. Деревня Шелтопорогъ, напр., имѣетъ въ настоящее время десять дворовъ; между тѣмъ, какъ Шелтопорожскій скитъ въ первой половинѣ XVIII столѣтія имѣлъ 57 дворовъ, 62 избы, 75 анбаровъ, 57 сараевъ, 45 хлѣвовъ, 22 риги, часовню и колокольню. Такъ же велики были и другіе скиты. Общее количество зданій во всѣхъ поселеніяхъ, составлявшихъ Выгорѣцію, доходило до нѣсколькихъ тыся.

Таковы были внѣшніе результаты, достигнутые раскольничьею колонизаціей" въ Выговской пустыни. Посмотримъ теперь на внутреннюю жизнь, которая сложилась во вновь образовавшейся общинѣ.

VI.

Внутреннія порядки Выгорѣціи.

Прежде, нѣмъ перейти къ описанію общественнаго строя, сложившагося въ Выгорѣціи, мы остановимся нѣсколько на личностяхъ братьевъ Денисовыхъ, Андрея и Семена, такъ какъ они оказали большое вліяніе на слагавшуюся здѣсь жизнь.

Семенъ Денисовъ уступалъ брату, какъ въ умственномъ развитіи, такъ и въ силѣ характера. Оставшись послѣ смерти брата управителемъ Выгорѣціи, онъ всецѣло и во всемъ подражалъ ему. Поэтому, мы обратимъ главное вниманіе на Андрея.

Преданный расколу до фанатизма и задавшійся цѣлію поднять его и поставить на ноги, Андрей Денисовъ высоко стоялъ надъ массою тогдашнихъ раскольниковъ своимъ широкимъ умомъ и чрезвычайною любознательностью. Качества эти онъ выказалъ еще въ раннемъ дѣтствѣ. Не получивъ никакого систематическаго образованія, какого тогда, впрочемъ, почти и не было возможности получить, Андрей никогда не упускалъ случая, когда представлялась возможность что-либо узнать. Первымъ его учителемъ, какъ уже было сказано, былъ Игнатій Соловецкій, передавшій ему всю раскольническую мудрость того времени. Этимъ, однако, Андрей не удовольствовался и, странствуя неоднократно по Россіи, всячески старался пополнить свои познанія. Въ Кіевѣ и Москвѣ ему удалось прослушать курсы грамматики, реторики, піитики и философіи. Кромѣ того, при своихъ сношеніяхъ съ многочисленными и разнообразными лицами, онъ пріобрѣлъ массу практическихъ, хозяйственныхъ, торговыхъ и общественныхъ свѣдѣній. Знатями своими онъ не хотѣлъ пользоваться исключительно одинъ, а старался внести эти знанія во всю раскольничью среду и тѣмъ поднять ея умственный уровень. Съ этого цѣлью онъ передалъ свои теоретическія знанія брату своему Семену и нѣкоторымъ наиболѣе виднымъ членамъ общины -- Мануилу Петровичу, Трифону Петрову, иконописцу Даніилу, Никифору Семенову и другимъ. Съ тою же цѣлью Андрей устроилъ въ Даниловскомъ и Лексинскомъ монастыряхъ школы и заботился объ увеличеніи среди раскольниковъ книгъ. Въ тѣхъ же видахъ онъ написалъ множество учительныхъ сочиненій, въ которыхъ передавалъ какъ богословскія свѣдѣнія, такъ и чисто-житейскія наставленія. Кромѣ того, Андрей заботился о томъ, чтобы среди раскольниковъ сохранилась память о людяхъ и фактахъ первоначальной исторіи раскола и съ этою цѣлью написалъ рядъ историческихъ сочиненій. Всего Андреемъ написано, по катологу раскольничьяго библіографа Любопытнаго, 115 сочиненій, а братомъ его Семеномъ -- болѣе 50-ти.

Обладая чрезвычайно обширнымъ, по тогдашнему, образованіемъ, Андрей отличался и необыкновеннымъ даромъ слова. Его краснорѣчіе проявлялось и въ сочиненіяхъ, и въ устной проповѣди. О краснорѣчіи Андрея Иванъ Филипповъ, лично знавшій его и слышавшій его много разъ, отзывается такъ: "языкъ его пресладкій, чуднѣйшій орфеовы баснословимыя цѣвницы показася, не бо горы и каменіе привлачаша къ себѣ, но каменосердечныя человѣки отъ земли на небо славно влечаше". И дѣйствительно, слово Андрея имѣло громадное вліяніе на его паству. Силою своего краснорѣчія онъ остановилъ распаденіе общины во время перваго голода и убѣдилъ братію претерпѣть все, а монастыря не оставлять. Его же краснорѣчіе подняло упавшій духъ даниловцевъ послѣ лексинскаго пожара. Тоже дѣйствіе оказывало слово Андрея всегда и вездѣ, въ ежедневныхъ сношеніяхъ его съ братіею, въ повседневныхъ дѣлахъ. Еще большее вліяніе оказывалъ примѣръ Андрея въ работѣ и образѣ жизни. Скромный въ своихъ потребностяхъ, нетребовательный, трудолюбивый, Андрей былъ всегда впереди всѣхъ въ трудахъ, какъ мы это видѣли при вторичной постройкѣ Лексинскаго монастыря. Миролюбивый, онъ всячески заботился о томъ, чтобы миръ и согласіе царили въ Выговской пустыни и вообще въ раскольничьемъ мірѣ. Терпимость его къ несогласнымъ не знала границъ. Уваженіе, которымъ пользовался Андрей среди раскольниковъ, было чрезвычайное. Въ стихахъ, вышедшихъ по поводу его смерти, Андрей разсматривается, какъ слава всей Европы. Смерть его вызвала страшный взрывъ горя во всемъ раскольничьемъ мірѣ и привлекла въ Даниловъ несметныя толпы народа, пожелавшаго поклониться новому "праведнику".

Какъ восторженно-религіозный человѣкъ, Андрей смотрѣлъ на земную жизнь лишь какъ на переходную ступень къ будущей, загробной жизни. Настоящая жизнь въ его представленіяхъ являлась лишь средствомъ, которымъ человѣкъ приготовлялъ себѣ ту или иную будущую жизнь. Исходя изъ этого положенія, Андрей идеаломъ человѣческой жизни считалъ жизнь монашескую, строго подвижническую. Онъ и въ Выговскую пустыню бѣжалъ потому, что здѣсь въ то время процвѣтало самое суровое подвижничество. Первые послѣдователи Андрея были тоже люди религіозно-экзальтированные, заботившіеся только о томъ, какъ бы спастись. Идеи Андрея о монастырской, подвижнической жизни пришлись имъ вполнѣ по вкусу, и потому первоначально Даниловъ, а также и первые скиты представляли собою настоящіе монастыри и притомъ, по характеру сложившейся въ нихъ жизни, монастыри первыхъ вѣковъ христіанства. Но по мѣрѣ увеличенія числа колонистовъ Выговской пустыни, положеніе дѣлъ начало измѣняться. Находилось все болѣе и болѣе людей, которые бѣжали изъ внутренней Россіи не потому только, что имъ тамъ мѣшали спасаться, но и, главнымъ образомъ, потому, что имъ плохо жилось; они хотѣли нетолько спасаться, но и хорошенько пожить. Завязалась борьба. Андрей и его помощники укоряли грѣшниковъ, убѣждали ихъ принять узы монашества, читали имъ проповѣди, писали посланія; грѣшники вполнѣ сознавали свою грѣховность и со слезами выслушивали наставленія и обличенія, но тѣмъ не менѣе оказывали упорное пассивное сопротивленіе и продолжали грѣшить. Борьба, главнымъ образомъ, сосредоточилась на вопросѣ о бракѣ. Исходя изъ того, что со смертію чиновъ духовенства, посвященныхъ до Никоновыхъ новинъ, въ православной церкви перевелось священство и, стало быть, стало некому вѣнчать вступающихъ въ бракъ, Андрей и другіе ревнители благочестія, разсматривали брачное сожительство просто какъ блудъ и проповѣдывали, что для спасенія необходимо воздерживаться отъ половыхъ сношеній. Но такъ какъ, несмотря на проповѣди, половыя потребности давали себя знать, то принимался цѣлый рядъ мѣръ, чтобы "раздѣлить сѣно отъ огня". Тамъ, гдѣ мужчинамъ и женщинамъ приходилось быть вмѣстѣ, въ часовнѣ, въ общей столовой и т. д., они отдѣлялись другъ отъ друга особою занавѣсью. Когда мужчины и женщины были поселены по различнымъ монастырямъ, имъ запрещены были всякія сношенія. Для свиданій же родственниковъ были устроены кельи въ воротахъ монастырей и здѣсь свиданія происходили подъ надзоромъ старицъ. Большинство, однако, вовсе не хотѣло подчиниться такимъ порядкамъ и вести безбрачную жизнь, особенно тѣ, кто являлся въ Выгорѣцію съ семьей. Кончилось тѣмъ, что "могшіе вмѣсти" остались въ монастыряхъ, гдѣ жизнь шла по уставу монастырскому -- съ безбрачіемъ, смиреніемъ, безпрерывными церковными службами и т. д., а семейные и "новожены" разселилисъ по скитамъ и вели обыкновенную, "мірскую" жизнь. Остатокъ первоначальнаго взгляда на бракъ сохранился лишь въ томъ, что брачущихся заставляли искупать свой грѣхъ поклонами, и этимъ дѣло ограничивалось. Да, повидимому, и въ монастыряхъ не особенно строго соблюдались монастырскія правила, судя по тому, что ихъ слишкомъ часто приходилось повторять, напоминать и подтверждать, и потому, что даже въ самыхъ экстраординарныхъ случаяхъ принимались искуственныя мѣры для охраненія цѣломудрія монастырскихъ жителей, какъ напримѣръ, при похоронахъ Андрея, когда въ самой похоронной процессіи мужчины были отдѣлены отъ женщинъ занавѣсою изъ рогожъ и парусовъ...

Общественное устройство Выгорѣціи представляло любопытный образчикъ сохранившагося стариннаго русскаго самоуправленія. Первую роль въ управленіи Выгорѣціи играли представители Данилова, какъ наиболѣе крупнаго населенія, представлявшаго къ тому же духовно-религіозный центръ. Роль предста вителей Данилова была, однако, исключительно исполнительная. Даниловскіе главари могли предпринимать дѣйствія, касавшіяся всей Выгорѣціи, только въ такомъ случаѣ, если они были приняты и одобрены общими собраніями представителей всѣхъ Выгорѣцкихъ скитовъ. Такія собранія собирались въ Даниловѣ во всѣхъ мало-мальски важныхъ случаяхъ и на нихъ являлись выборные всей Выгорѣціи, а если дѣло касалось не однихъ мѣстныхъ интересовъ, но имѣло болѣе общій характеръ, то на собраніе приглашались и выборные, и старосты сосѣднихъ волостей и погостовъ. Рѣшенія этихъ собраній, всегда резонныя и сообразныя съ обстоятельствами, очень уважались въ Выгорѣціи и Суземкѣ и свято исполнялись.

Во внутреннемъ управленіи каждое поселеніе Выгорѣціи обладало полною самостоятельностью. Всѣ дѣла, касавшіяся какого либо, скита рѣшались общими, мірскими собраніями всѣхъ скитниковъ. Въ нѣкоторыхъ скитахъ, напримѣръ, Шелтопорожскомъ, существовали даже особыя мірскія избы, спеціально предназначенныя для общественныхъ собраній. Исполненіе постановленій общихъ собраній возлагалось на особыхъ выборныхъ лицъ.

Особенно подробно разработана была организація управленія въ Даниловѣ. Андрей написалъ даже "Уложеніе", въ которомъ обстоятельно описаны даниловскіе и лексинскіе порядки управленія. Изъ этого "Уложенія", а также изъ фактовъ, сообщае мыхъ Иваномъ Филипповымъ, можно составить самое полное представленіе о ходѣ дѣлъ въ Даниловѣ. Во главѣ общины стоялъ киновіархъ или, выражаясь но просту, большакъ. Ему принадлежало верховное руководство всѣми дѣлами общины и ему же были подчинены всѣ ея выборные чины и должностныя лица. Такимъ большакомъ сначала былъ Данило Викулови, затѣмъ, Андрей Денисовъ, а послѣ его смерти его братъ Семенъ. Большакъ пользовался громаднымъ значеніемъ и большимъ вліяніемъ, тѣмъ болѣе, что въ эту должность выбирались наиболѣе уважаемые члены общины. Должность эта требовала соединенія въ избираемомъ лицѣ многихъ выдающихся качествъ и способностей, и потому нерѣдко избранные отказывались отъ нея, несмотря на весь почетъ, соединенный съ этою должностью. Однако, какъ ни велико было значеніе киновіарха, онъ вполнѣ подчинялся "собору", т. е. общему собранію, на которомъ присутствовали какъ "отцы" и "братіи" даниловскіе, такъ и представительницы лексинской обители. На этихъ собраніяхъ обсуждались всѣ хозяйственные и общественные вопросы и съ ихъ рѣшеніями долженъ былъ всецѣло сообразоваться въ своихъ дѣйствіяхъ киновіархъ. Иванъ Филипповъ разсказываетъ любопытные случаи, какъ собранія даниловцевъ не соглашались даже съ такимъ уважаемымъ большакомъ, какъ Андрей Денисовъ, и заставляли его поступать по своему. Такъ, напримѣръ, еще до лексинскаго пожара Андрей задумалъ перенесть женскую обитель на новое мѣсто, находя старое тѣснымъ и неудобнымъ. Много стараній потратилъ онъ, чтобы убѣдить "соборъ" въ необходимости этого перенесенія. Неоднократно онъ даже водилъ "соборныхъ" къ женскому монастырю и на вновь избранное имъ мѣсто, чтобы наглядно показать всѣ неудобства мѣстности, на которой былъ расположенъ монастырь, и всѣ преимущества новой мѣстности. Однако, собраніе не согласилось съ большакомъ, находя, что братіи и безъ того много дѣла, что можно жить и въ старомъ монастырѣ и что нѣтъ резоновъ взваливать на братію новую тяготу и даромъ тратить монастырскую казну. Андрею пришлось подчиниться, и только въ послѣдствіи, послѣ пожара, монастырь былъ построенъ на новомъ мѣстѣ.

За большакомъ слѣдовалъ цѣлый рядъ выборныхъ должностныхъ лицъ съ меньшимъ объемомъ власти. Одни изъ нихъ вѣдали религіозныя дѣла общины, въ рукахъ другихъ были хозяйство и управленіе общиною.(Мы будемъ говорить только о послѣднихъ. Такими лицами были нарядникъ или урядникъ, городничій, казначеи, келарь, старосты, приказчики, стряпчіе, десятскіе, сторожа, стольникъ, гостинщикъ, больничный, писарь и др.

Нарядникъ былъ главнымъ распорядителемъ по хозяйственной части. Въ его вѣдѣніи находились хлѣбопашество, извозъ, морскіе промыслы, общинная касса и прочее. Онъ завѣдывалъ постройками, распредѣлялъ рабочихъ по полевымъ работамъ, принималъ отчеты у торговыхъ прикащиковъ, велъ приходорасходныя книги по хозяйству, смотрѣлъ за цѣлостью сельско-хозяйственнаго и ремесленнаго инвентаря, составлялъ ежегодныя сметы всего того, что нужно для общины и т. д. Вмѣстѣ съ тѣмъ нарядникъ былъ высшимъ надзирателемъ за внѣшнимъ порядкомъ и благочиніемъ въ монастырѣ, его отдѣленіяхъ и на работахъ. Во всѣхъ важныхъ случаяхъ нарядникъ долженъ былъ совѣтываться съ наиболѣе почетными старцами и другими выборными лицами и поступать согласно съ ихъ указаніями; тѣже лица контролировали дѣятельность нарядника. На Лексѣ былъ свой нарядникъ, на Пурнозерѣ тоже свой. Порядокъ полевыхъ работъ рѣшался на совѣтѣ всѣхъ трехъ нарядниковъ.

Казначеевъ было нѣсколько. На главномъ изъ нихъ лежало общее попеченіе за цѣлостью общиннаго имущества, чтобъ ничто не пропало, не затерялось, не было украдено посторонними, приходящими въ монастырь. Онъ долженъ былъ заботиться о томъ, чтобы всѣ общинныя мастерскія не имѣли никогда нужды въ матеріалахъ. Въ его же вѣдѣніи находились всѣ общинныя кладовыя и чуланы съ запасами, которые онъ и выдавалъ братіи, сколько кому слѣдовало. Былъ особый "платяной" казначей, который хранилъ и выдавалъ одежду и обувь. Особый казначей собиралъ грязное бѣлье, сдавалъ его въ портомойную и бучею и принималъ оттуда. На Лексѣ были соотвѣтствующія казначейши. Когда братія надолго уѣзжала куда-нибудь, напримѣръ, на полевыя работы на Чаженку, къ ней приставлялись также особые казначеи -- для припасовъ и платья.

Въ вѣдѣніи келаря находилось внутреннее хозяйство общины. Онъ распоряжался въ хлѣбенной, поварнѣ, столовой и больницѣ. Подъ его началомъ находились больничные смотритель и служки, пекари и повара, и стольники, накрывавшіе столы въ трапезной, подававшіе обѣдъ и убиравшіе столовую.

Городничій представлялъ собою полицейскую власть въ общинѣ. Онъ смотрѣлъ за тѣмъ, чтобы у воротъ монастыря стояли постоянно сторожа; заботился, чтобы въ мірской гостинницѣ, гдѣ принимались всѣ приходящіе и проѣзжіе, былъ порядокъ, не было ссоръ и дракъ; онъ же наблюдалъ за поведеніемъ братіи и прекращалъ возникающіе среди нея раздоры. Онъ же имѣлъ дѣло со всѣми вновь приходящими, разспрашивалъ, кто они, откуда и зачѣмъ пришли, оставлялъ ихъ въ монастырѣ или отправлялъ далѣе. На обязанности же городничаго лежали пріемъ и угощеніе почетныхъ гостей изъ раскольниковъ и властей. На немъ же лежала забота о поддержаніи постояннаго сообщенія съ Повѣнцемъ, чтобы узнавать оттуда о времени наѣздовъ начальства и принимать нужныя мѣры.

Старосты, были по всѣмъ мастерствамъ: былъ староста сапожный, кузнечный, иконописный и т. д. У извозчиковъ былъ тоже староста. Наконецъ, былъ еще торговый староста. Онъ велъ всю торговлю. Для отчета онъ долженъ былъ тщательно вести всѣ торговыя книги. Жилъ онъ больше въ Вытегрѣ -- центрѣ даниловскихъ торговыхъ предпріятій. Для пріѣзда въ монастырь ему была устроена особая изба, служившая и счетною конторою. Торговому старостѣ были подчинены приказчики, дѣйствовавшіе по его указаніямъ и исполнявшіе его порученія. Кромѣ торговыхъ приказчиковъ, были еще приказчики, вѣдавшіе общинное имущество въ мѣстахъ, удаленныхъ отъ монастыря, въ Сумѣ, на Бѣломъ морѣ, въ Пигматкѣ, на Онежскомъ озерѣ, на Петровскихъ заводахъ, въ Москвѣ и Петербургѣ и др.

Для сношеній съ оффиціальнымъ міромъ были избраны особыя лица, такъ называемые стряпчіе. Выбирались они изъ лицъ, болѣе или менѣе знакомыхъ съ законами и опытныхъ по приказной части. Они большею частью жили въ мѣстахъ пребыванія ближайшаго и отдаленнаго начальства, на Петровскихъ заводахъ, въ Олонцѣ, въ Новгородѣ, Москвѣ и Петербургѣ. Черезъ стряпчихъ предъявлялись Выгорѣціи требованія правительства и объявлялись всѣ его распоряженія. Стряпчіе же являлись ходатаями передъ властями за выговцевъ и первыми отвѣтчиками за нихъ.

Были, наконецъ, особыя должностныя лица, староста и "выборные" по раскладкѣ между скитами и сбору "раскольничьяго окладу", подати, которую, какъ увидимъ ниже, выговцы платили "за расколъ".

Всѣ перечисленныя должности замѣщались по выбору на общихъ собраніяхъ. Выборы совершались очень разумно и такъ какъ всѣ должности не были сопряжены съ какими-либо личными выгодами, то на нихъ попадали люди вполнѣ достойные, обыкновенно прошедшіе суровую школу общиннаго труда, побывавшіе предварительно и пахарями, и извощиками, и рабочими на кирпичномъ заводѣ и рыбныхъ промыслахъ и т. д., и стало быть близко знавшіе дѣло, которымъ имъ приходилось завѣдывать. Не гнушались эти люди чернымъ трудомъ и по избраніи на должность, и въ свободное отъ своихъ спеціальныхъ занятій время, на ряду съ прочею братіею, рубили дрова, чистили коровьи и конные дворы и проч. Не удивительно, что при такомъ примѣрѣ наиболѣе почетныхъ лицъ общины братія не тяготилась приходившеюся на ея долго работою и трудъ вообще высоко цѣнился въ Выгорѣціи и ни въ какомъ случаѣ не могъ быть въ презрѣніи.

Вообще надо замѣтить, что въ Выгорѣціи трудъ былъ обставленъ такими условіями, чтобы онъ былъ возможно менѣе тяжелымъ. Такъ, здѣсь никогда не было такого порядка, чтобы какія-либо опредѣленныя работы исполнялись одними и тѣми же лицами. Напротивъ, здѣсь постоянно стремились къ возможно большему разнообразію въ трудѣ. Одинъ и тотъ же человѣкъ то землю пахало., то извозничалъ, то ѣздилъ на мурманскіе рыбные промыслы, то въ качествѣ судового рабочаго отправлялся въ Петербургъ, то занимался торговлею, то, наконецъ, попадалъ въ старосты или казначеи. Даже спеціалисты-мастеровые, портные, сапожники, кожевники и проч., работали, большею частью по своему мастерству только зимою, а лѣтомъ отправляли полевыя и т. п. работы. Вслѣдствіе такого порядка, съ одной стороны, трудъ не такъ скоро надоѣдалъ, какъ это бываетъ при его однообразіи, а съ другой -- не могло быть поводовъ у членовъ общины считаться работами -- кто больше сдѣлалъ и чей трудъ болѣе нуженъ и полезенъ. Затѣмъ, при распредѣленіи работъ, въ Выгорѣціи стремились давать каждому трудъ по способностямъ и силамъ. Кто приносилъ въ общину знаніе какого-либо дѣла и привычку къ нему, тотъ на такое дѣло и становился: кова -- ковалъ; живописецъ -- писалъ иконы; пѣвецъ -- пѣлъ въ часовнѣ; мостовщикъ -- мостилъ мосты. Плотникъ, мельникъ, рыболовъ, кожевникъ, портной -- всѣ становились на свое дѣло. Въ общинѣ было много дѣла и дѣла разнообразнаго; здѣсь ни одинъ талантъ не пропадалъ. Даже приказные -- и тѣ пригодились въ качествѣ стряпчихъ. Наконецъ, каждому давалась возможность изучать всякое дѣло и заниматься чѣмъ ему угодно. Такъ, взрослые пахари изучали ремесла, ремесленники практиковались въ иконописномъ и письменномъ дѣлѣ и т. д. Случалось, что какой-нибудь хлѣбникъ былъ въ тоже время искуснымъ калиграфомъ и даже самъ писалъ сочиненія по исторіи или догматикѣ раскола.

Обставленный такими условіями трудъ, а равно свобода и самостоятельность подъ управленіемъ "лучшихъ" людей дѣлали жизнь выговцевъ совсѣмъ не дурною. Матеріальная сторона этой жизни была тоже прекрасно обставлена. Питаніе, напримѣръ, способно было вызвать зависть немалой части населенія внутренней Россіи. Сохранившееся росписаніе еженедѣльныхъ обѣдовъ подробно описываетъ, что кушали выговцы: "въ недѣлю (воскресенье) къ обѣду три пищи: рыбники, шти и каша съ масломъ по обычаю. Аще ли когда случится о сѣнокосѣ млеко подовольнѣе, да поставляютъ въ недѣлю къ обѣду въ прибавокъ млека. Къ ужинѣ двѣ пищи: шти и млеко. Аще гдѣ ловится рыба и довольно, да предлагаютъ рыбы по малу. Въ понедѣльникъ къ обѣду три пищи: рыбники, шти и каша съ масломъ постнымъ или съ саломъ рыбьимъ, тако и въ среду, и въ пятокъ въ недѣльницы (не рабочее время). Егда трезвонъ бываетъ: къ ужинѣ двѣ пиніи -- шти и капуста, или ино что капусты вмѣсто. Во вторникъ, четвертокъ и субботу къ обѣду три пищи -- рыбники, шти и каша молочна безъ масла... Въ храмовые праздники и господскіе къ обѣду четыре пищи, а къ ужинѣ три. Масла же, егда полагаютъ въ каши въ братствѣ, полагаютъ въ четыре чаши по единому фунту; на службахъ же за труды въ три чаши по единому фунту полагати". Какъ ни жирно было это братское питаніе. нѣкоторые братіи, особенно женщины, не прочь были полакомиться особенно вкусными кушаньями отдѣльно отъ другихъ. Это, однако, очень не нравилось массѣ выговцевъ, и потому въ "Уложеніе" Андрея Денисова было внесено постановленіе, чтобы никто не стряпалъ "пристроекъ стряпчихъ, какъ пирожныхъ, такъ и палитушныхъ, и прочихъ таковыхъ", а также, чтобы "никто не имѣлъ особыхъ какихъ пищей, какъ прежде бывало, что всякая, въ своемъ сосудѣ свое масло или смѣтану и ягоды принося, одна безстудно ястъ другимъ смотрящимъ". Повидимому, однако, это постановленіе исполнялось не очень строго и лакомокъ въ общинѣ было не мало. По крайней мѣрѣ, Иванъ Филипповъ ставитъ въ особую заслугу нѣкоторымъ выговскимъ женщинамъ, біографіи которыхъ онъ приводитъ, то обстоятельство, что онѣ "братскою пищею питалися, не занимаясь "особьяденіемъ" и не искаше прибавочныхъ пищей".

Не бѣдствовали выговцы и по части одѣянія. По "Уложенію" Андрея Денисова полагалось: новыя шубы раздавать братіи и трудникамъ на пять лѣтъ, кафтаны на три года, крашенные балахоны на четыре года, кожанъ на десять годовъ, штаны -- на три года, шапки -- на три года, преобувки -- на четыре года; на носку бѣлья срока не полагалось. Кромѣ этой "казенной" одежды члены общины имѣли еще свою, пріобрѣтаемую на сред ства, вынесенныя изъ "міра" или заработываемыя въ свободное отъ урочныхъ занятій время. Костюмы нѣкоторыхъ отличались даже франтовствомъ; особенно повинны въ этомъ были опять-таки женщины. Франтовство это, однако, не нравилось выговскимъ ригористамъ и въ "Уложеніи" мы находимъ запрещеніе носить одежды "китайчатыя, киндачныя, бомбарековыя и иныя одпорядочныя и яренковыя", а также "пуха бобровые, выдряные и иные"; вмѣсто нихъ рекомендовались одежды изъ простого чернаго сукна или крашенины и овчинныя шубы.

Носильное платье составляло единственную личную собственность членовъ общины; все остальное было общее. Что же касается имущества, приносимаго въ общину изъ міра, то вопросъ о томъ, чью собственность оно должно было составлять -- общины или отдѣльныхъ лицъ -- совсѣмъ не поднимался въ Выгорѣціи. Дѣло въ томъ, что огромное большинство приходившихъ сюда являлось совершенно безъ всякаго имущества. Тѣ же, которые являлись съ имуществомъ, иногда значительнымъ, бѣжали въ пустыню не отъ плохого житья, а исключительно ради спасенія души, а потому немедленно, при вступленіи въ общину, слагали на нее распоряженіе своимъ имуществомъ, чтобы тѣмъ свободнѣе преслѣдовать главную цѣль своего переселенія въ Выгорѣцію. Наконецъ, тѣ немногіе, которые, и вступивъ въ общину, сохраняли принесенное съ собою имущество въ своемъ личномъ распоряженіи, всегда отказывали его общинѣ передъ смертью.

Въ случаѣ выхода какого-либо члена изъ общины, ему возвращался полностью вкладъ, сдѣланный имъ въ общинную казну и въ общинное хозяйство, и, кромѣ того, уплачивалось особое вознагражденіе за время, которое онъ проработалъ на пользу общины. При этомъ писалось особое полюбовное письмо, въ которомъ обозначалось, на какихъ условіяхъ произведенъ разсчетъ общины съ выходящимъ изъ нея членомъ. Выходъ былъ вообще свободенъ и зависѣлъ вполнѣ отъ желанія каждаго. Община, впрочемъ, сохраняла за собою право удалять изъ своей среды лицъ, не желавшихъ подчиняться ея установленіямъ, а также порочныхъ членовъ. Удаленіе производилось по постановленію общаго собранія и къ нему прибѣгали крайне рѣдко. Но разъ такая мѣра принималась, она приводилась въ исполненіе послѣдовательно и безъ всякихъ церемоній. Удаленнаго изъ монастыря или какого-нибудь скита не принимаютъ нигдѣ -- ни въ Выговской пустыни, ни въ Суземкѣ, и волею-неволею ему приходилось уходить куда-нибудь подальше. Если изгоняемый не хотѣлъ уходить, то къ нему примѣнялись самыя энергическія мѣры, Иванъ Филипповъ разсказываетъ, напримѣръ, объ одномъ старцѣ, котораго жители одного скита рѣшили удалить изъ своей среды: сначала его стали "добромъ вонъ высылати", а когда онъ не хотѣлъ уходить, "выборной кѣльишко его разрыша сверху и его и съ посестріей выгнаша изъ скита вонъ"...

Такова была жизнь, сложившаяся въ Выгорѣціи. Разсмотримъ теперь отношенія этой раскольничьей колоніи къ остальному раскольничьему міру и къ государству.

VII.

Выгорѣція и раскольничій міръ.

Выгорѣція играла громадную роль въ общей жизни раскола. Уже во время Андрея Денисова Выгорѣція сдѣлалась религіознымъ, умственнымъ и торгово-промышленнымъ центромъ безпоповщинской половины раскольничьяго міра, а отчасти и поповщинской. Такое первенствующее значеніе Выгорѣція сохраняла вплоть до послѣдней четверти XVIII столѣтія, когда въ Москвѣ возникло знаменитое Преображенское кладбище, ставшее, въ свою очередь, центромъ безпоповщины. Но и тогда роль руководительницы раскола не была отнята отъ Выгорѣціи, а была только раздѣлена ею съ кладбищемъ. "Такое важное значеніе было пріобрѣтено Выгорѣціею вслѣдствіе постояннаго стремленія; къ просвѣщенію, проявившагося съ перваго же времени ея существованія, и чрезвычайной практичности Выгорѣцкихъ дѣлителей.

Какъ только, благодаря заботамъ Андрея Денисова и громаднымъ трудамъ выговскихъ піонеровъ, существованіе Данилова было обезпечено, какъ только прекратились заботы о спасаніи общины отъ голодовокъ, Андрей обратилъ самое серьёзное вниманіе на устройство школъ въ Выгорѣціи. Основанныя школы были двухъ родовъ: для взрослыхъ и для дѣтей. Взрослыхъ обучалъ самъ Андрей, а потомъ его ближайшіе товарищи. Всѣмъ взрослымъ предлагалось по праздникамъ чтеніе учительныхъ книгъ, объясненіе ихъ и вообще изложеніе раскольничьей доктрины. Тѣмъ же изъ взрослыхъ, которые были особенно наклонны къ просвѣщенію, преподавались богословскія науки, реторика, піитика и философія. Дѣтямъ преподавались тѣ же науки, но примѣнительно къ ихъ возрасту. Для дѣтскихъ школъ были выстроены огромныя зданія, въ которыхъ могло помѣститься громадное множество учениковъ. Такія школы были устроены въ мужской и женской половинахъ Даниловскаго монастыря и на Лексѣ. Выгорѣцкія школы скоро сдѣлались школами для дѣтей всего раскольничьяго міра. Сюда свозились ученики и ученицы со всей Россіи. Особенно много привозилось сюда дѣвочекъ, которыя помѣщались въ женской половинѣ Дани лова и въ Лексинской обители, обучаясь граматѣ, письму, пѣнію, хозяйству и рукодѣльямъ. Для жилья этихъ "бѣлицъ" родителями ихъ были устраиваемы особыя избы, иногда очень большія. Изъ плана женской половины Данилова, составленнаго Иваномъ Филипповымъ, видно, какое громадное множество избъ было выстроено для "бѣлицъ". Даже въ позднѣйшія времена, при менѣе благопріятныхъ условіяхъ, въ одной лексинской "академіи" состояло по нѣскольку сотъ ученицъ. Изъ того же плана мы видимъ, что ученицы являлись на Выгъ изъ Питера и Москвы, Олонца и Каргополя, Зарайска, Тихвинска, Вятки и другихъ мѣстъ.

Кромѣ школъ граматности, Андрей устроилъ въ Даниловѣ и Лексѣ школы пѣнія и живописи, и мастерскія для переписки книгъ.

Выгорѣцкія школы заняли видное мѣсто во всемъ раскольничьемъ мірѣ. Получившіе въ нихъ образованіе разсыпались по всей Россіи и дѣлались чтецами, уставщиками и руководителями раскольничьихъ общинъ. Отсюда же разсылались по всей Россіи пѣвцы и иконописцы, книги и иконы.

Андрей и его братъ Семенъ прилагали особыя заботы къ собиранію книгъ. Съ этою цѣлью они, разъѣзжая по разнымъ концамъ Россіи, выпрашивали, покупали или переписывали книги. Тоже дѣлали, по ихъ указанію, и ихъ товарищи, и помощники. Образовалась, такимъ образомъ, богатая библіотека, состоявшая изъ нѣсколькихъ тысяч экземпляровъ книгъ. Здѣсь были всѣ древнерусскія книги, книги учебныя и сочиненія раскольничьихъ писателей. Кромѣ того, было устроено нѣчто въ родѣ книжныхъ торговыхъ лавокъ. Были выстроены огромныя, свѣтлыя, просторныя зданія, "псалтырни", гдѣ переписчики и переписчицы приготовляли массу экземпляровъ богослужебныхъ книгъ, старинныхъ русскихъ изданій и сочиненій Выгорѣцкихъ учителей, а затѣмъ эти писанные экземпляры распространялись и продавались по всей Россіи.

Заботясь о великолѣпіи Выгорѣціи, Андрей и его товарищи собирали по всей Россіи старинныя иконы, кресты, евангелія и т. п. Многія изъ этихъ вещей являлись археологическою рѣдкостью и представляли несомнѣнный историческій интересъ. Нѣкоторыя иконы и евангелія представляли собою царскіе и великокняжескіе вклады въ различные монастыри. Образовалось, такимъ образомъ, богатѣйшее собраніе русскихъ церковныхъ древностей, ради котораго на Выгъ по большимъ праздникамъ предпринималось настоящее; пилигримство изъ ближайшихъ и отдаленныхъ мѣстностей. Скоро по образцу собранныхъ старинныхъ вещей стали выдѣлывать новыя: писались иконы, выдѣлывались кресты, лились складни. Предметы эти приготовлялись въ огромномъ количествѣ и тоже расходились по всей Россіи.

Выгорѣцкіе художники, впрочемъ, не ограничивались исключительно срисовываніемъ старинныхъ иконъ. Они писали и картины собственнаго вымысла, конечно, съ религіознымъ содержаніемъ. Содержаніе это имѣло но преимуществу аллегорическій характеръ. Вотъ для примѣра описаніе одной изъ такихъ картинъ. "Въ ущельѣ между горами, представляющими собою отвѣсныя скалы, лежитъ долина. Насколько сурова и мрачна природа въ горахъ, настолько же она отличается богатствомъ и роскошью въ счастливой долинѣ. Художникъ помѣстилъ въ долинѣ "птицу Сирина", покрытую яркими, разноцвѣтными перьями, съ красивою женскою головою, увѣнчанною короной. Эта полуженщина, полуптица -- опасная очаровательница. Она очаровываетъ людей нетолько необыкновенною женскою прелестью и красотою, но еще болѣе волшебнымъ плѣнительнымъ голосомъ. Пѣсня ея далеко несется въ воздушномъ пространствѣ и долетаетъ до мирнаго города, расположеннаго на верху каменистой горы. Чуть коснется человѣческаго уха звукъ пѣсни Сирина -- тогда человѣкъ пропалъ. Онъ очарованъ волшебницею, бросаетъ домъ и городъ, забываетъ дѣйствительность, не видитъ ея. Волшебные звуки съ неудержимою силою влекутъ его туда, откуда раздается пѣсня Сирина. Онъ успѣлъ выдти изъ города, увидѣлъ издали женскую красоту Сирина, не можетъ оторвать глазъ отъ нея. Не замѣчая опасной дороги, онъ ближе и ближе подвигается къ краю отвѣсной, каменной скалы. Онъ уже дошелъ до края пропасти. Еще одинъ послѣдній шагъ -- и онъ падаетъ съ ужасной высоты и умираетъ у ногъ очаровательницы" (Приклонскій).

Оригинальность замысла описанной картины показываетъ, что у выговскихъ живописцевъ до извѣстной степени былъ развитъ художественный вкусъ. Тоже замѣчается и на выговскихъ крестахъ и складняхъ, которые нерѣдко отличались замѣчательно тонкою работою. Выговскимъ піонерамъ удалось открыть въ Олонецкой губерніи желѣзную и мѣдную руду, и они принялись энергично эксплуатировать свое открытіе. Изъ мѣди они, между прочимъ, дѣлали домашнюю посуду и лили предметы церковнаго употребленія. Какъ обширно было мѣдное производство на Выгу видно изъ того, что и доселѣ всѣ крестьянскія хозяйства Повѣнецкаго уѣзда снабжены мѣдною посудою даниловскаго производства, а литыя даниловскія вещи встрѣчаются во всѣхъ концахъ Россіи. Литье производилось крайне оригинальнымъ и въ то же время, несмотря на тонкость работы, чрезвычайно простымъ способомъ. Брали березовые наросты или такъ, называемый березовый трутъ, разрѣзали его пополамъ, размачивали въ горячей водѣ, затѣмъ между половинками клали оригиналъ, модель, складывали половинки, накрѣпко перевязывали ихъ бичевкой и затѣмъ высушивали всю штуку въ нечи; по вынутіи моделей изъ половинокъ, снова перевязывали форму, просверливали сбоку дырочку и вливали чрезъ послѣднюю расплавленный металлъ. Такъ дѣлались даже превосходнѣйшіе складни, украшавшіеся ажурными серебряными украшеніями.

Всѣ эти предметы -- иконы, картины и металлическія издѣлія расходились тысячами, всюду разнося славу о Выгорѣдіи и ея обитателяхъ.

Разсылая по всей Россіи своихъ начетчиковъ, пѣвцовъ, иконописцевъ и книгописцевъ, распространяя свои книги, иконы и церковныя вещи, Выгорѣція вмѣстѣ съ тѣмъ распространяла свои религіозныя и общественныя идеи. Здѣсь, подъ прикрытіемъ глухихъ олонецкихъ лѣсовъ, шла безпрерывная работа мысли, обсуждавшая, какъ самыя отвлеченныя, богословскія тонкости, такъ и вопросы самой жизненной дѣйствительности -- и результаты этой работы мысли немедленно же дѣлались, при посредствѣ сочиненій и миссіонеровъ, достояніемъ всей раскольничьей Россіи. Отсюда то, изъ этой-то сѣверной глуши, распространились, между прочимъ, безпоповщинскія идеи о томъ, что можно обходиться безъ священства и что одни таинства совсѣмъ не нужно совершать, а другія могутъ быть совершаемы "простецами"; здѣсь же было положено начало свободнаго отношенія безпоповцевъ къ брачному вопросу. Отсюда же, наконецъ, распространилась среди раскольниковъ мысль о необходимости уступокъ властямъ и вообще "политичнаго" отношенія къ нимъ.

Выгорѣцкіе расколоучители пользовались необыкновеннымъ уваженіемъ и чрезвычайнымъ личнымъ вліяніемъ во всемъ раскольничьемъ мірѣ. Ученость и личныя достоинства братьевъ Денисовыхъ и цѣлой плеяды собравшихся вокругъ нихъ поморскихъ дѣятелей были извѣстны всѣмъ раскольникамъ и вызывали всеобщее удивленіе. Къ нимъ обращались и ихъ слушали со вниманіемъ нетолько члены того раскольничьяго толка, представителями котораго они были -- поморщины, но и всѣ раскольники, безъ различія толковъ и согласій. Такъ, керженскіе раскольники, послѣдователи бѣглопоповщины, обратились къ Андрею съ просьбою написать отвѣты для состязаній съ епископомъ нижегородскимъ Питиримомъ -- и Андрей исполнилъ ихъ просьбу. Позднѣе ѳедосѣевское Преображенское кладбище обратилось въ Даниловъ за уставомъ, несмотря на непріязненность отношеній между поморцами и ѳедосѣевцами.

Миссіонерство практиковалось выговцами въ самыхъ широкихъ размѣрахъ. Сами братья Денисовы, въ своихъ разъѣздахъ по Россіи, являлись лучшими миссіонерами, насаждая повсюду расколъ, поддерживая его, улаживая споры и раздоры между раскольниками разныхъ толковъ и создавая раскольничьи организаціи. Подъ ихъ же руководствомъ образовалась многочисленная группа миссіонеровъ, Трифонъ Петровъ, Мануилъ Петрови, Даніилъ и Никофоръ Самсоновы, Иванъ Анкиндиновъ и другіе, которые странствовали по Россіи со спеціальною цѣлью насажденія раскола. Они нерѣдко, для укрывательства отъ властей и большихъ удобствъ проповѣди, принимали видъ нищихъ, ходили какъ офени, нанимались на суда рабочими и т. д., всюду разнося раскольничьи книги и тетради и проповѣдуя устнымъ словомъ. Они шли въ Петербургъ, въ мезенскіе скиты, въ южныя степи, въ далекую Сибирь. Они несли проповѣдь какъ православному населенію, такъ и раскольникамъ другихъ, несогласныхъ съ ними толковъ. Ихъ ловили, сѣкли, рвали ноздри, ссылали на каторжныя работы; но ничто не могло ихъ остановить.

Сочиненія, написанныя Денисовыми и ихъ учениками, расходились во множествѣ списковъ и имѣли громадное вліяніе на массу. Это нужно сказать, какъ про учительныя сочиненія, такъ и въ особенности про историческія, которыя, подходя по языку къ Четьи-минеямъ, внушали массѣ живѣйшій интересъ.

Затѣмъ важную роль въ дѣлѣ возвышенія Выгорѣціи и пріобрѣтенія ею вліянія на раскольничій міръ играли обширная и разнообразная экономическая дѣятельность ея и въ особенности торговля, благодаря которымъ Выгорѣція стала въ близкія сношенія съ самыми разнообразными пунктами Россіи и сдѣлала свои интересы интересами множества раскольниковъ, раскиданныхъ по всей Россіи. Не было почти ни одного раскольника, обладавшаго свободными средствами, который не имѣлъ бы участія въ томъ или другомъ предпріятіи выговцевъ; не было мало-мальски замѣтнаго пункта, гдѣ не появлялись бы выговскіе прикащики и откуда, въ свою очередь, не наѣзжали бы на Выгъ мѣстные жители. Эти сношенія Выгорѣціи не ограничивались предѣлами тогдашняго россійскаго государства, но выходили и за его границы; такъ Выгорѣція находилась въ постоянныхъ сношеніяхъ съ польскими раскольниками.

Такъ разнообразно было значеніе Выгорѣціи для раскольничьяго міра. Выгорѣцкіе учителя привели раскольничье ученіе въ стройную систему и въ значительной степени самостоятельно выработали его. Выгорѣція воспитала множество раскольничьихъ дѣятелей, по своему весьма образованныхъ и вполнѣ приспособленныхъ къ предстоявшимъ имъ задачамъ. Она же объединила большую часть разрозненныхъ раскольничьихъ общинъ въ одно цѣлое. Наконецъ, она же связала раскольниковъ общностью экономическихъ интересовъ и практически указала раскольникамъ единственный доступный имъ путь къ достиженію самостоятельности, независимости и свободы отъ преслѣдованій, путь экономическаго совершенствованія.

(Окончаніе слѣдуетъ ).

Я. Абрамовъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 3--4, 1884