Восточный сектор ОГПУ в Москве
Приехав в Москву, я явился в тот же день к Трилиссеру и был принят очень приветливо. Вообще нужно сказать, он ко мне относился чрезвычайно хорошо и, будучи о моих способностях высокого мнения, всегда поручал мне наиболее рискованные дела по Иностранному отделу. Назначили день для доклада с положении дел в Персии и о дальнейших планах. Доклад состоялся через несколько дней в присутствии Трилиссера и начальника восточного сектора Триандофилова. Было решено признать работу в Персии удовлетворительной и принять меры для дальнейшего развития деятельности ГПУ в Индии и Ираке. Тут же была мною представлена смета на работу в этих странах, требовавшая ежемесячного расхода в 5 тысяч долларов. Смету утвердили. Трилиссер предложил мне двухмесячный отпуск, по окончании которого я должен был снова выехать в Персию.
После отпуска, проведенного в Туркестане, я вернулся в Москву. К этому времени, начали поступать на меня доносы от моего заместителя в Персии. Не обращая на них внимание, Трилиссер предложил мне готовиться к выезду. В начале августа пришла телеграмма из Тегерана, с сообщением, что агент № 3 (Орбельяни), которому велено выехать в Москву, не может выехать, так как растратил около двух тысяч долларов.
Начали выяснить подробности его биографии по анкетам и другим материалам, которые имелись в достаточном количестве, так как этот агент работал для ГПУ в течение пяти лет. Оказалось, что до работы у нас он работал в Английском банке в Персии, где также совершил растрату, подделал чек для покрытия растраты и был выгнан англичанами со службы.
Трилиссер предложил мне немедленно отправиться в Тегеран для расследования и улажения дела, так как существовала опасность, что Орбельяни, оставшись в Персии, может выдать всю известную ему агентуру.
Получив персидскую визу и купив железнодорожный билет, я собирался ехать, когда пришла новая телеграмма от полпреда Давтьяна с просьбой задержать меня в Москве. Давтьян приехал через неделю и сообщил, что в Тегеране поднялась против меня склока, руководимая секретарем ячейки Цейтлиным и поддерживаемая моим помощником. Давтьян поэтому считал, что было бы целесообразнее послать, вместо меня, другого резидента. Трилиссер вынужден был согласиться с ним, отменил мое назначение, но посылать нового резидента ГПУ отказался. Вызвав Триандофилова и меня, он сообщил, что решил организовать в Персии нелегальную резидентуру ГПУ, совершенно обособленную от полпредства и других советских организаций. Необходимо перейти на методы нелегальной работы возможно скорее, так как только таким способом работники ГПУ могут быть избавлены от тех склок, которые неизбежно возникают во всех заграничных учреждениях. Нелегальным резидентом в Персию должен был ехать начальник Восточного сектора Триандофилов. Ему придавалось несколько помощников. При полпредстве оставлялся официальный представитель ГПУ для облегчения связи нелегального резидента с Москвой и для маскировки нелегальной резидентуры. На эту должность, по моей рекомендации, наметили секретаря Керманшахского консульства Алхазова. Моего помощника Макарьяна решено было немедленно отозвать из Тегерана. Мне же поручили помочь Триандофилову подготовиться к выезду в Персию и после его отъезда принять в заведывание Восточный сектор.
Опасения относительно Орбельяни не оправдались. После настойчивых требований, он приехал, наконец, в Москву и, уволенный за растрату из Иностранного Отдела, поступил на работу в Восточный отдел ГПУ, где находится и поныне…
После четырехлетнего пребывания заграницей, я вновь вернулся на работу в Центральный аппарат Иностранного Отдела ГПУ. Восточный сектор предоставляет соединение двух отделов: Восточного — руководящего работой на всем Ближнем и Среднем Востоке, и Англо-американского, руководящего работой в Англии и Америке. Соединение было произведено потому, что в работе на Востоке всегда приходилось сталкиваться с англичанами, а потому необходимо было находиться в курсе дел английской метрополии. Америка же была дана английскому сектору, как страна, родственная Англии, в которой еще не была развернута настоящая работа.
До меня Восточным сектором руководил Триандофилов, с которым я работал в 1921 году, а англо-американским ведал некто Мельцер. Триандофилов, по национальности грек, член партии с 1917 года, идейный коммунист, пользовался колоссальным авторитетом в партийной среде, но больше вел партийную, чем чекистскую работу. Человек умный и сообразительный, он, хотя не имел практического опыта в разведывательной работе, однако, справлялся с ней довольно успешно, придумывая всевозможные хитроумные комбинации. Так, например, им была выдвинута идея использования для работы ГПУ армянского духовенства. Идея организации работы в арабских странах для поднятия восстаний в тылу у англичан, также принадлежала ему и т. д.
Мельцер, бывший до 1925 года резидентом ГПУ в Персии и работавший там под фамилией Борисовского, затем был под той же фамилией переведен в Берлин. Несмотря на то, что он кончил академию Генерального Штаба, он был глуп и несообразителен до невероятности, но глупость свою оправдывал якобы нервной болезнью, развившейся на почве работы в ГПУ. По натуре же был шкурник и карьерист, каких трудно сыскать. Человек абсолютно безыдейный, он всегда стоял на стороне сильных, как на службе, так и в партии. Прочтя утром передовицу газеты «Правда» и зарядившись на целый день высказанными там очередными мыслями, он разносил их по коридорам ГПУ, выдавая за свои. На службе, выслушивая соображения подчиненных по тому или иному вопросу, он немедленно докладывал их по начальству, также выдавая за свои. Материально он был вполне устроен, так как за время пребывания в Персии и Германии, сумел на долгие годы обеспечить себя всем необходимым.
Охарактеризую вкратце других сотрудников сектора.
Риольф, старый член партии, простой рабочий, выдвиженец, присланный для обучения в ГПУ. Как свежий человек, он с отвращением относился к методам провокации, которым пользовались в Иностранном отделе. Руководил он работой по Афганистану.
Кеворкьян, армянин по национальности, был исключен из партии в 1921 году за несогласие с новой экономической политикой. В 1923 году его командировали в Восточный институт в Москву, по окончании которого приняли на работу в ГПУ. Молодой парень, лет 24, он прекрасно разбирался во взаимоотношениях кавказских национальных партий: меньшевиков, дашнаков, муссаватистов, горцев и проч., и руководил работой по борьбе с ними в течение двух лет. Будучи политически вполне грамотным, он, однако, не имел собственной твердой платформы и колебался то влево к Троцкому, то вправо к Бухарину. Несдержанный по натуре, он часто вслух высказывал сомнения по поводу партийной линии, за что был причислен начальством к числу «неустойчивых». На заграничную работу его поэтому пускать не решались.
Эйнгорн, еврей, лет 28-и, член партии с 1918 года, старый партийный работник, имел большие личные связи в партии. До ГПУ, где служил недавно, он участвовал долгое время в подпольной работе Коминтерна в Германии, Австрии и Польше. Он больше интересовался партийными делами, чем прямой службой. Руководя работой в Персии и Индии, он порученного ему дела не знал. Зато от него мы узнавали интимную сторону жизни руководителей партии и все новости, которые не опубликовывались.
Аксельрод, еврей, 30 лет от роду, работал до 1927 года в Наркоминделе, откуда был командирован в Иемен, Геджас и провел там пять лет. Окончив Восточный институт и имея пятилетнюю практику в Аравии, он считался в СССР одним из лучших знатоков арабского языка. Кроме арабского, он владел также немецким, французским, итальянским и английским. Одновременно с работой в ГПУ, занимался журналистикой и состоял членом общества востоковедения. Не имея практического стажа по работе в ГПУ, если не считать Аравии, где он вел разведку добровольно, он не пользовался большим авторитетом в секторе. Руководил он работой ГПУ в арабских странах, где, собственно, еще не было ничего организовано. Вся деятельность его пока заключалась в переводе на русский язык арабских материалов и их обработке.
Работой по Турции руководил сам Триандофилов, считавший себя специалистом по Турции, так как в свое время проработал там около года.
Делопроизводительница Бортновская, жена заместителя начальника разведупра Бортновского, вела техническую работу сектора. От нее мы узнавали новости из Разведупра, где она имела массу друзей.
Приняв сектор, я занялся подготовкой Триандофилова к организации нелегальной резидентуры в Персии и разработкой задач, которые перед ней стояли.
Однажды меня вызвал Трилиссер и спросил — знаю ли я, кто такой Мясников. Я сказал, что лично его не знаю, но слышал, что он является одним из активных членов так называемой «рабочей оппозиции».
Трилиссер рассказал мне следующее: Мясников за свою оппозиционную деятельность был выслан на Кавказ, затем переведен в советскую Армению и работал там в Эривани в финансовом ведомстве. После октябрьских торжеств администрация финансового управления заметила, что Мясников перестал являться на службу, и сообщила об этом в армянское ГПУ. Начались розыски. Выяснилось, что Мясников бежал через пограничный пункт Джульфу в Персию. Ныне, по сведениям Тифлисского отдела ГПУ, Мясников находится в Тавризе, где, по распоряжению персидских властей, его арестовали и содержат в местном полицейском управлении. Центральный Комитет партии отдал распоряжение во что бы то ни стало вывести Мясникова из Персии и доставить живым в Москву. Приказ велено выполнить Тифлисскому ГПУ, однако, он, Трилиссер, сомневается, что тифлисские чекисты сумеют это сделать, и просит меня помочь им. В Москве находится председатель Грузинского Чека Берия, с которым он уже сговорился о моем участии. Я же, связавшись с Берия и условившись о деталях, должен немедленно выехать в Тифлис и дальше в Персию для выполнения поручения. Трилиссер несколько раз подчеркнул, что Мясникова нужно доставить во что бы то ни стало живым. Получив приказ, я в тот же день встретился с Берия в гостинице «Селект», и на следующий день мы вместе выехали в Тифлис.
Берия я знал раньше, но мало. За трехдневное совместное путешествие мне пришлось познакомиться с ним ближе. В Тифлисе, будучи председателем Грузчека, он одновременно занимал должности заместителя полномочного представителя ОГПУ в Закавказье и народного комиссара внутренних дел Грузии. В аппарате ГПУ о нем ходили целые легенды. Он с 1922 года выживал всех полномочных представителей ГПУ, которые по тем или другим причинам восставали против него. Как раз перед своим приездом в Москву, он подрался с полномочным представителем ГПУ в Закавказье Павлуновским, имевшим колоссальное влияние в Москве и, несмотря на его могущественные связи, добился его отозвания из Тифлиса и назначения на его место некоего Кауля, совершенно бесцветной фигуры. Конечно, Берия мог держаться так долго на своем посту не благодаря личным способностям, а вследствие личной близости к Орджоникидзе, нынешнему председателю ЦКК и РКИ.
В дороге мы беседовали исключительно на партийные темы, так как в то время только что обнаружились первые попытки правых уклонистов выступить против Центрального Комитета. Полагая, что такой крупный работник, как Берия, получавший по положению все стенографические отчеты Политбюро для ознакомления, должен хорошо разбираться в вопросах партийной и внутренней политики, я заговорил с ним на эти темы, но оказалось, что это политически абсолютно безграмотный человек: он интересовался тифлисскими уличными происшествиями больше, чем событиями всесоюзного масштаба.
Приехали мы в Тифлис вечером и в ту же ночь, в 11 часов, созвали совещание по делу об увозе Мясникова из Персии. На заседании присутствовали: полномочный представитель ГПУ в Закавказье Кауль, сам Берия, начальник секретно-оперативной части ГПУ Лордкипанидзе и я. Остановлюсь на характеристике Лордкипанидзе.
В 1925 году он работал в Иностранном отделе ГПУ в Москве и был командирован в Париж для ведения работы среди грузинских меньшевиков. Тогда, после восстания в Грузии в 1924 году, эта работа носила ударный характер. Лордкипанидзе пробыл в Париже около 9-ти месяцев, организовал кое-какую агентуру, но не мог наладить правильной работы вследствие отсутствия политического опыта и кругозора. Кроме того, были сведения, что в Париже его расшифровали, и тем самым миссия его потеряла смысл. Его отозвали в Москву и командировали в Тифлис. Очень горячий по натуре, быстро увлекающийся, он вечно предлагал ГПУ фантастические планы, от которых сам же через некоторое время открещивался.
Наше ночное заседание открыл Кауль, сообщивший, что Мясников находится в Тавризе и сидит в полицейском участке под строгой охраной персидской полиции. В помощь Минасьяну, резиденту ГПУ в Тавризе, послан из Тифлиса начальник Иностранного отделения ГПУ — Гульбис, с поручением принять меры для увоза Мясникова. Однако, принятые им меры пока ни к чему не привели. Необходимо выработать новый план.
Лордкипанидзе предложил организовать вооруженное нападение на тавризскую полицию, и, силой захватив Мясникова, увести его на автомобиле в СССР. На поставленный мною вопрос, пропустят ли автомобиль через границу персидские войска, он ответил, что для отвлечения внимания войск можно к этому времени завязать перестрелку между советскими и персидскими пограничниками. Берия сначала поддерживал геройский проект Кипанидзе, но время было позднее, его начинало клонить ко сну, и боеспособность его быстро падала. Мы обсудили все возможности, вплоть до подкупа начальника полиции Тавриза, который в то время приехал на лечение в Тифлис. Кауль и я молчали, слушая других. Наконец, когда спросили мое мнение, я ответил, что затрудняюсь, что либо сказать и предпочитаю выехать на место в Тавриз, где будет виднее, что можно предпринять и чего нельзя. Для этого мне нужен какой-нибудь паспорт, с которым я мог бы незаметно пробраться в Персию. Заседание продолжалось до 4-х часов утра и тянулось бы дальше, если бы Кауля не вызвали к прямому проводу из Москвы. Кауль отлучился и, вернувшись с провода, сообщил, что Москва приказывает оставить Мясникова в покое. Все предыдущие распоряжения отменялись.
Мне ничего не оставалось, как выспаться и на следующий день выехать обратно в Москву. Впоследствии Мясников, выпущенный персидской полицией, несколько раз сам обращался в советское консульство в Тавризе с просьбой разрешить ему вернуться в СССР. Однако, Москва учла, что своим бегством Мясников существенно подорвал тот авторитет, какой он имел среди небольшой группы приверженцев, и отказала ему в разрешении. Пусть продолжает сидеть заграницей. Мясников из Персии пробрался в Париж, где, кажется, сейчас и находится.
К моему возвращению в Москву вопрос об отъезде Триандофилова в Персию решился окончательно. Я принял дела всего Восточного сектора и начал руководить работой ГПУ на Ближнем и Среднем Востоке.
В дальнейшем я буду вести рассказ по странам, где мы работали непосредственно, но коснусь также и стран, с работой в которых нам приходилось сталкиваться по ходу нашей собственной работы.
Прежде чем приступись к этой части рассказа, я должен отметить, что находясь в Афганистане и Персии, я часто получал из Москвы подробные сведения о той стране, где работал. Так, будучи в Кабуле, я получал из Московского ГПУ подробную информацию о состоянии нашего воздушного флота в Афганистане (с такими, например, подробностями, как число и время полетов наших аэропланов над Кабулом), о передвижении иностранцев в Афганистане, о настроении племен Южного Афганистана и т. д. и т. д.
В Персию мне Москва присылала сведения о ходе переговоров англичан с персами и т. д.
Получая эти материалы, я в то время не знал, насколько они достоверны и откуда исходят. По приезде же в Москву и принятии руководства Восточным сектором, я узнал, что эти сведения черпались из докладов английских послов и военных атташе в Персии и Афганистане, при чем доклады получались ГПУ в фотографированном виде из европейского источника. В дальнейшем рассказе я буду приводить приблизительные тексты этих докладов английских послов. Приблизительные потому, что, к сожалению, копий у меня нет сейчас под рукой.