Въ одинъ изъ лѣтнихъ вечеровъ,
Окончивъ всѣ труды, оставя всѣ заботы,
Пафнутьичь съ Сидоромъ выходятъ за вороты.
На небѣ не было ни мало облаковъ,
И такъ огромной сводъ, усѣянный звѣздами,
И тихая луна,
Которая тогда была уже полна,
Явились передъ ихъ глазами.
Послушай, Сидоръ братъ, Пафнутьичь началъ рѣчь,
Что естьлибъ у меня такое было стадо,
На небѣ сколько звѣздъ -- мнѣ больше, ей, не надо --
Маланья бы моя сама не стала печь;
Ни ткать, ни молотить -- сидѣлабъ склавши руки,
Да ѣла пряники отъ скуки.
Тогда бы сшилъ я ей кумашной сарафанъ....
И самъ бы передъ ней я не былъ ужь болванъ;
Рубаху красну съ голунами,
Да шапку съ длинными ушами,
Не шокмо въ маслену, всегда бы я носилъ;
Ну, словно такъ, какъ баринъ жилъ!
Посмѣлъ бы староста Васюха
На барщину меня послать!
Чуть ротъ разинулъ онъ, тотчасъ и оплеуха
Готова возлѣ уха,
Да и суда не льзя сыскать!
Какъ ты, Пафнутьичь, глупъ! впервой я увидалъ,
Какая головой Сидорка такъ сказалъ.
Ну, естьлибъ у меня все небо было поле,--
Ты, умна голова, послушай словъ моихъ;
Вѣдь не въ твоей бы было волѣ
Пасти свой скотъ въ лугахъ чужихъ.
Я сталъ бы каждой день и съ каждой десятины
По сотнѣ брать твоей скотины.
Ну! что ты скажешь мнѣ теперь?
А вотъ что я скажу, хоть вѣрь, хотя не вѣрь:
Ты на видъ взялъ собой, хоть бы куда дѣтина,
А по уму -- скотина.
Какъ?....
Да такъ;
Я собралъ бы друзей, знакомыхъ и родныхъ --
Вѣдь у богатыхъ много ихъ --
Да и ломись къ тебѣ покуда силы стало.
А можетъ ли одинъ противу десяти
Когда либо на бой итти?
Такого никогда примѣра побывало.
Что -- много взялъ ты братъ?
Видалъ я не такихъ, каковъ у насъ ты хватъ.
Тутъ Сидоръ, не стерпѣвъ товарищева смѣха,
Пафнутьичу какъ разъ вцѣпился въ волоса,
А сей на оборотъ, и началась потѣха!
Прости и стадо звѣздъ, прости и небеса!
И тѣ, которые считалися друзьями,
Съ увѣчьемъ разошлись въ дома свои врагами.