I.
Посылаетъ мужикъ двухъ сыновей своихъ на работу, далеко отъ дому, и берутъ они съ собой хлѣба на трое сутокъ.-- Когда вы тотъ хлѣбъ съѣдите,-- говоритъ имъ отецъ,-- я пошлю къ вамъ сестру; она принесетъ еще.-- А имъ надо было идти черезъ большой лѣсъ, и въ томъ лѣсу было не ладно; и боялись они, чтобъ сестра, сбившись съ пути, не попала въ бѣду. Вотъ старшій братъ и учитъ ее.-- Смотри,-- говоритъ,-- Дуня, какъ пойдешь лѣсомъ, не заглядывайся по сторонамъ, и не сходи съ дорожки, а замѣчай на перекресткахъ, гдѣ путь расходится, мы будемъ мѣтки оставлять, будемъ вѣтки заламывать. Въ какую сторону заломана вѣтка, въ ту и иди. Ошибешься, зайдешь не туда,-- худо будетъ.
-- Ну, ладно, не ошибусь,-- отвѣчаетъ сестра... А была она очень еще молода и красоты дивной.
Прошло двое сутокъ послѣ того, какъ братья отправились на работу. На третьи, сестра беретъ у матери кузовокъ съ пищею, ставитъ его себѣ на голову и, перекрестясь, уходитъ изъ дома.
Идетъ она весело, по знакомой дорогѣ, руки въ бокъ; пѣсенки распѣваетъ;-- идетъ; а на встрѣчу ей ближе и ближе лѣсъ.
Богъ его знаетъ, что это былъ за лѣсъ, только дѣвки въ него не любили ходить. Темно тамъ и тѣсно ужъ черезчуръ и за тѣснотой ничего не видать вокругъ и какіе-то голоса, не человѣческіе, перекликаются, а какъ совсѣмъ затихнетъ, тоже не хорошо... Обступятъ тебя со всѣхъ сторонъ деревья -- уроды такіе, старые, долговязые! а за деревьями, дальше -- потемки... И все тебѣ чудится, словно кто сторожитъ тебя тамъ, въ этихъ потемкахъ... А остановишься, да станешь разглядывать, такъ и еще того хуже... Торчитъ изъ-за листвы мохъ, что ли тамъ, ну его!-- а тебѣ чудится борода, либо хвостъ... и длинныя сучья, какъ лапы кривыя, хватаютъ тебя за платье... У-у!.. И пѣть перестала дѣвка, какъ забрела подальше.
Помнитъ она наставленіе старшаго брата, идетъ,-- не заглядывается по сторонамъ;-- на перекресткахъ находитъ вѣтки заломанныя; въ какую сторону заломана вѣтка, въ ту и сворачиваетъ. И все та же узенькая, корнями переплетенная тропа, у ней подъ ногами, и съ этой тропы она ни на шагъ.
И приходятъ ей въ память разные слухи про этотъ лѣсъ, слухи о томъ, какъ люди въ немъ пропадаютъ безъ вѣсти и о томъ, что есть въ этомъ лѣсу проклятое мѣсто, а среди того мѣста гнилое болото, и въ этомъ болотѣ страшное множество змѣй... И что у э гихъ змѣй есть свой староста, не то змѣй, не то такъ -- отродье змѣиное... И что староста этотъ крадетъ дѣвокъ; и что есть у него въ лѣсу теремъ княжескій, и въ теремѣ томъ подвалъ, а въ подвалѣ богатство несмѣтное... и много, много чего еще.
Но вотъ -- солнышко выглянуло, и на солнышкѣ, видитъ Дуня,-- алѣетъ спѣлая земляника... Не утерпѣла, куда дѣвался и страхъ. Сняла кузовокъ съ головы, свернула съ пути, сбираетъ; а сама на тропинку поглядываетъ. Тутъ-ли ты? думаетъ,-- видитъ -- тутъ и опять за ягоды... Бродила этакъ, бродила, вертѣлась, вертѣлась,-- хвать, а дороги-то ужъ и не видно. Испугалась она порядкомъ, бросила ягоды и пошла къ тому мѣсту, гдѣ ей казалось -- тропинка должна быть. Смотритъ,-- мѣсто какъ будто и то, а тропинки нѣтъ. Она въ другую сторону, и въ другой сторонѣ -- нѣтъ. Что за дьяволъ! Словно кто взялъ, да унесъ ее изъ подъ ногъ!.. Ну, нѣтъ, шутишь! думаетъ,-- недалече еще отошла,-- найду!.. Искала, искала и точно нашла, наконецъ, да только не ту, которую потеряла. Однако она, на первыхъ порахъ, ничего не замѣтила и пошла... Идетъ,-- долго ужъ что-то очень идетъ... Вотъ солнце сѣло, темно становится, и пора бы кажись ужъ выйти куда нибудь... Но не тутъ то было! Чѣмъ дальше, тѣмъ глуше и гуще лѣсъ, и нѣту перепутья, ни поворота. Догадалась она, наконецъ, что дорога не та; остановилась, осматривается... Что это? Мерещится, что-ли? Въ сумеркахъ, въ чащѣ лѣсной, высоко между вѣтвей, словно какъ будто теремъ: и въ теремѣ томъ -- окно, и въ окнѣ -- огонекъ свѣтится... Дивится Дуня.-- Куда это я зашла?-- говоритъ. И вотъ видитъ изъ лѣсу, на встрѣчу ей, выступаетъ кто-то,-- осанисто, плавно такъ выступаетъ и голову держитъ спѣсиво, откинувъ назадъ. Да только -- ой! что это? Харя-то! харя!.. Какъ подошла она ближе, да какъ разглядѣла харю-то,-- какъ закричитъ! Какъ отскочитъ! Вся обмерла отъ страха,-- трясется...
А онъ увидѣлъ ее и манитъ рукою къ себѣ.-- Поди,-- говоритъ,-- поди сюда, умница!.. Ну что, не видала братьевъ?
-- Нѣтъ,-- отвѣчаетъ она,-- не видала,
-- Ну и не хлопочи; не увидишь. Дорожку ту, что они тебѣ указали, я у тебя изъ подъ ногъ унесъ, и пришла ты сюда по другому пути... Чего-жъ ты дрожишь?.. Ты попала въ хорошее мѣсто.. Это вонъ -- мой дворецъ, теремъ мой княжескій...
Глянула она, видитъ и въ самомъ дѣлѣ дворецъ. А онъ опять манитъ ее къ себѣ.-- Поди, молъ, поди сюда -- умница! Я тебя давно поджидалъ, давно до тебя добирался, да не по шерсти мнѣ ваши дороги торныя. Кабы не это, я бы не посмотрѣлъ,-- что ты роду простаго, я бы тобой не побрезгалъ. Была бы давно моя. А именно ужъ теперь моя. Забывай отца съ матерью,-- больше ихъ не увидишь... Будешь тутъ жить у меня, и будетъ тебѣ отъ меня всякое удовольствіе.
Сказалъ онъ это, взялъ ее и увелъ къ себѣ.
II.
Братья пахали три дня и не стало имъ пищи. Бросили они работу, и приходятъ къ отцу и матери съ великой грозою.
-- Отчего вы не прислали пищи?
Тѣ говорятъ: сестра понесла вчера; а они говорятъ: -- сестры не видали... И смекнули тогда въ семьѣ, что съ Дуней случилась бѣда.
Вотъ, отзываетъ старшій братъ младшаго.-- Пойдемъ, говоритъ, искать сестру.-- А мать услыхала, и говоритъ отцу: -- Оба хотятъ идти; а случится, какъ съ Дунею, пропадутъ оба разомъ, и останемся мы, на старости, безъ дѣтей. Не пускай, молъ, обоихъ разомъ. Пусть лучше жеребій кинутъ -- кому идти.
И велѣлъ отецъ сыновьямъ жеребій кинуть. Стали бросать. Очередь вышла старшему.
Взялъ онъ топоръ, да краюху хлѣба, помолился у образовъ, поклонился сперва отцу съ матерью въ ноги, потомъ младшему брату, и ушелъ изъ дому.
Ушелъ изъ дому, входитъ въ лѣсъ и идетъ тѣмъ путемъ, который они указали сестрѣ. Въ мокрыхъ мѣстахъ видитъ ея слѣды: шла, стало быть, этой дорогою. Ну, пошелъ и онъ этой дорогою. Погляжу, думаетъ, до какихъ поръ тутъ шла?-- Шелъ, шелъ, пришелъ къ тому самому мѣсту, гдѣ Дуня съ дороги сбилась,-- глядь:-- на дорогѣ стоитъ дворняшка, -- стоитъ, хвостъ поджавъ, шею вытянувъ;-- носъ уставила поперегъ дороги... Отошелъ парень поодаль и сталъ за собакой приглядывать:-- что это она дѣлаетъ? А она постоитъ, постоитъ, да замечется; мечется, мечется,-- да какъ завоетъ!.. И понялъ онъ, что собака прежде его отправилась искать Дуню, и что она бѣжала по слѣду ея, пока слѣдъ былъ на пути; а дальше -- одна не смѣетъ,-- знать чуетъ что-нибудь да не доброе. Подошелъ онъ къ собакѣ и кликнулъ ее. Она сперва къ нему, потомъ отъ него, въ чащу лѣса; -- и визжитъ, словно какъ будто зоветъ его за собой...
Перекрестился онъ и пошелъ за собакой.
III.
Въ дремучемъ лѣсу, въ непроходимой глуши, стоитъ княжескій теремъ богатыря,-- Змѣинаго Старосты. Вокругъ терема -- каменная ограда, въ оградѣ-ворота. По бокамъ, надъ воротами,-- столбы желѣзные, и на тѣхъ столбахъ, обвивая ихъ толстыми кольцами, день и ночь сторожатъ два лютые змѣя. Лоснятся ихъ пестрыя спины, блеститъ на брюхѣ желтая чешуя, кровью налиты ихъ зоркіе очи,-- черныя пасти разинуты,-- съ острыхъ зубовъ, по нитямъ раздвоенныхъ языковъ,-- сочится смертельный ядъ, и отъ яда того, возлѣ, деревья сохнутъ, трава не растетъ.
Въ теремѣ, въ спальнѣ богатыря, сидитъ у окошка Дуня. На ней лица нѣтъ; горькія слезы капаютъ у нея изъ глазъ...
Но вотъ просыпается Змѣй, всталъ и кличетъ ее къ себѣ.
-- Пойдемъ,-- говоритъ,-- я тебѣ покажу мою матушку, а твою свекровь.
И повелъ онъ ее по хоромамъ, на другой конецъ терема. Входятъ они въ богатый покой. Въ томъ покоѣ стоитъ кровать съ золотымъ балдахиномъ и на томъ балдахинѣ, вверху, княжеская корона. На кровати, на мягкихъ перинахъ, на кружевныхъ подушкахъ, подъ тонкимъ кисейнымъ пологомъ, подъ бархатнымъ одѣяломъ,-- лежитъ, свернувшись клубкомъ, змѣя -- большущая, пребольшущая,-- старая, престарая;-- кожа на шеѣ вся въ складкахъ, пузо чешуйчатое отвисло, глаза глядятъ -- еле видятъ; сама лежитъ -- еле дышитъ.
Нагнулся сынъ къ самому уху ея,-- толкаетъ.-- Матушка!-- говоритъ,-- а матушка! Очнись -- что-ли!.. Смотри;-- я молодую жену привелъ тебѣ показать.
Очнулась старуха,-- приподняла свою желтую голову... Смотритъ...
-- Стара, молъ, я,-- не припомню... которая это?
-- Тринадцатая.
Глядѣла, глядѣла змѣя,-- головою покачиваетъ...-- Не ладно, сынокъ,-- говоритъ,-- не нажить бы тебѣ отъ нея бѣды.
Нагнулся онъ къ ней опять и стали они вдвоемъ шептаться, на Дуню посматривая. А у Дуни морозъ по кожѣ... И слышитъ она, шепчетъ старуха сыну: -- Не долго держи, молъ,-- а онъ головою киваетъ, рукою на горло показываетъ.
И вотъ, вывелъ онъ Дуню и говоритъ.-- Ну что, какъ тебѣ нравится моя матушка, а твоя свекровь?
Дуня молчитъ.
Осерчалъ онъ, выхватилъ изъ за пазухи змѣйку, да какъ стегнетъ ее по плечамъ.-- Вотъ я тебя научу молчать, когда я тебя спрашиваю!.. Говори -- нравится!
-- Нравится,-- отвѣчала Дуня.
-- Ну, ладно. Вотъ же тебѣ, отъ меня, первый приказъ. Будешь ты за своей свекровью ухаживать. Будешь ее кормить, умывать, постелю ей стлать; на сонъ убаюкивать, мухъ отгонять... А теперь пойдемъ:-- я тебѣ свой народъ покажу...
И повелъ онъ ее. И вышли они вонъ изъ терема, по другую сторону. Видитъ Дуня:-- идетъ отъ самаго терема, въ лѣсъ, болото вонючее, ржавое, а по болоту плесень и въ плесени той клубомъ кипитъ, кишмя -- кишитъ всякая гадина: змѣи, пауки, ящерицы, сороконожки, жабы,-- мерзость неизрѣченная!-Ну что, говоритъ, -- какъ тебѣ это нравится?-- Дуня глядитъ, ни жива, ни мертва; -- не знаетъ что и сказать, всю душу ея воротитъ.
Выхватилъ онъ опять туже змѣйку,-- а она бухъ въ ноги.-- Взмилуйся!-- говоритъ.-- Что я тебѣ сдѣлала, что ты меня въ первый же день наказываешь?.. Дай мнѣ хоть немного поосмотрѣться!
-- Говори: нравится.
-- Нравится, -- отвѣчала Дуня.
-- Ну, ладно. Вотъ же тебѣ отъ меня второй приказъ. Будешь ты этотъ народъ беречь и холить. По утрамъ -- кормить, по вечерамъ -- перекличку дѣлать.
Обмерла Дуня.-- Господи! Да они меня заѣдятъ!
-- Не заѣдятъ... Вонъ у ограды кустъ. Оторви отъ него вѣтку съ листьями и ступай къ нимъ.
Она оторвала вѣтку и съ вѣткой пошла въ болото по щиколодку.
-- Дальше иди.
Она вошла по колѣна; и осадили ее со всѣхъ сторонъ пауки, змѣи, всякая гадина, и поползли по ногамъ, по рукамъ, по шеѣ.
Ну что,-- нравится тебѣ это?
Вспомнила бѣдная змѣйку и отвѣчаетъ сквозь слезы:-- нравится.
Забавно оно показалось Змѣю. Затряслися его крутые бока и пошелъ раскатами по лѣсу его богатырскій хохотъ.
IV.
Вышла Дуня изъ терема, за водою, на дворъ;-- вдругъ, слышитъ:-Здравствуй сестра!-- Оглянулась: -- ея старшій братъ стоитъ за оградою.
-- Зачѣмъ ты сюда пришелъ?-- говоритъ.-- Ты свою голову здѣсь положишь, а меня не спасешь. Я -- несчастная. Я теперь тебѣ не сестра и ты мнѣ не братъ. Попалась я въ каторжныя руки.
-- Ну,-- отвѣчаетъ братъ,-- если такъ, то п)шть же я здѣсь погибну, а безъ тебя не уйду.
Подумала Дуня, и говоритъ ему.-- Стой ты здѣсь, а я пойду понавѣдаюсь, что онъ скажетъ, что ты пришелъ въ гости.
Приходитъ она въ спальню къ Змѣю.-- Что-бы сдѣлалъ, душенька,-- говоритъ,-- еслибъ мой старшій братъ ко мнѣ въ гости пришелъ?
Онъ говоритъ:-- За гостя принялъ бы.
Вышла она и приводитъ брата. Староста съ лавки встаетъ и какъ добрый человѣкъ его встрѣчаетъ.-- Здравствуй, молъ, шуринъ. Взялъ за руку, въ кресло сажаетъ.-- Садись,-- говоритъ,-- отдыхай. Тотъ сѣлъ. Глядитъ на него Змѣй, глазами мѣряетъ.
-- А что,-- говоритъ;-- шуринъ, съ дороги не перекусить ли чего?.. Полѣзай-ка, жена, подай намъ сюда, вонъ, съ полки,-- эту закусочку богатырскую.
Подаетъ Дуня закусочку: рѣшето желѣзныхъ бобовъ и краюху желѣзнаго хлѣба.
-- Кушай, шуринъ.
Тотъ посмотрѣлъ, взялъ зернышко, подержалъ въ рукахъ и назадъ положилъ.
-- Э.че!-- говоритъ Змѣй.-- Вѣрно, ты, шуринъ, сытъ, что моимъ хлѣбомъ брезгаешь?.. Ну, пойдемъ же теперь, я тебѣ хозяйство свое покажу. Посмотримъ: ты или я богаче?
И повелъ онъ его по своимъ хоромамъ. И видитъ тотъ, что Змѣй гораздо богатъ. Потомъ повелъ его въ конюшню свою богатырскую. И стоятъ въ той конюшнѣ шесть жеребцовъ, на цѣпяхъ желѣзныхъ прикованы,
-- Ну что, шуринъ, ты или я богаче?
Тотъ отвѣчаетъ:-- Куда мнѣ! У меня и десятой доли нѣту того, что у зятя.
-- Ну, пойдемъ же со мной; я тебѣ покажу штуку.
И приводитъ его къ дубовой колодѣ, вѣсомъ въ шестьдесятъ пудовъ.-- Видишь ты шуринъ эту колоду?
Тотъ отвѣчаетъ: -- Вижу.
-- Подыми.
Дунинъ братъ почесалъ въ затылкѣ, -- глядитъ.-- Хоть ты меня тутъ убей,-- говоритъ,-- а не поднять мнѣ этой колоды.
-- Если такъ,-- говоритъ ему Змѣй,-- то полно тебѣ сюда ходить -- дураку, мужику!-- А? ты со мною брататься вздумалъ?.. Коли ты мнѣ братъ, то и свинья сестра!.. Ты не только со мною рѣчь вести, не долженъ на меня глазомъ посмотрѣть, потому -- не достоинъ сюда ходить и мой домъ безчестить.
Оробѣлъ бѣдный парень.-- Вишь,-- думаетъ -- какой важный!
А тотъ ему на полъ указываетъ.-- Становись, молъ, сюда на колѣна.
Онъ сталъ.
-- Клади голову на колоду.
Онъ положилъ.
Выхватилъ Змѣй у него, изъ за пояса, острый топоръ и отрубилъ ему голову.
Прибѣгаетъ Дуня... Гдѣ братъ?
-- А вонъ!-- говоритъ.
Всплеснула она руками.-- Чуяло,-- говоритъ -- мое сердце!.. Охъ, тошно! Убей уже и меня тутъ.
А онъ ей: -- Не торопи, молъ, еще успѣю.
V.
Ждутъ-пождутъ въ семьѣ Дуни. Нѣтъ ни ея, ни старшаго брага... Говоритъ меньшой отцу съ матерью.-- Пойду теперь я за сестрой:-- моя очередь.-- А они ему говорятъ:-- Не ходи... Можетъ еще и вернутся, а ты пропадешь даромъ.
Прождали съ мѣсяцъ. Черезъ мѣсяцъ вернулась домой собака одна. Смотрятъ:-- правая лапа у ней въ крови; а на лѣвой кольцо желѣзное. И догадались они, что парень убитъ, а дѣвка въ неволѣ.
И говоритъ опять младшій братъ.-- Не держите вы меня долѣе. Не могу я этого стерпѣть, чтобъ на мнѣ оставалась неволя сестры и кровь брата.
Думали, думали; плакали, плакали;-- наконецъ видятъ: озлился парень, слова ни съ кѣмъ не молвитъ, звѣремъ на всѣхъ глядитъ... Дѣлать нечего, думаютъ,-- не удержишь; и отпустили его.
Не взялъ онъ ни топора, ни хлѣба, взялъ только собаку.
И повела она его лѣсомъ дремучимъ и приходитъ онъ къ терему;-- сталъ у ограды; смотритъ;-- видитъ -- сестра его на дворѣ:-- блѣдна, въ лицѣ ни кровинки, глядитъ такъ-то дико и вся змѣями опутана.-- Здравствуй, сестра, говоритъ. А она ни слова, только рукою машетъ ему, чтобы прочь шелъ... Глядѣлъ онъ, глядѣлъ, -- Эй! Дуня! говоритъ;-- поди-ка сюда. Она подошла.-- У кого это ты тутъ живешь?
Она сказала ему у кого.
-- А гдѣ братъ?
-- Братъ убитъ... И разсказала она ему, какъ погибъ старшій братъ.
Задумался парень; глядитъ на сестру, видитъ -- змѣями обвита. И сталъ онъ ее допрашивать.-- Что это, говоритъ, Дуня, на тебѣ за наряды такіе?
-- А это, говоритъ, все подарочки свадебные. Вонъ эти, что вьются кудрями на головѣ, это -- думы черныя. А эта толстая, вокругъ пояса, это -- недугъ тяжелый. А эти, что по ногамъ опутали, это -- неволя тѣсная. А тутъ, на рукахъ узлами, это -- р абота каторжная. А эта вотъ, это -- петля на шеѣ; -- когда онъ захочетъ, тогда и затянетъ. И все то оно хотя тяжело, да не такъ, какъ вотъ эта маленькая. Эта мнѣ пуще всѣхъ?... Она указала на грудь и видитъ братъ: подъ самымъ сердцемъ, словно піявочка, виситъ, присосавшись, змѣйка. И говоритъ сестра, это -- моя тоска смертная, подарочекъ отъ моей свекрови;-- своими руками приставила.
-- Уйдемъ,-- говоритъ братъ.
Покачала головой Дуня.-- Нѣтъ, отвѣчаетъ,-- мнѣ отъ него не уйти. Сейчасъ хватится, мигомъ догонитъ. А уходи ты, милый братъ, пока онъ не хватился. Заслышитъ, застонетъ, -- будетъ и тебѣ тоже, что было старшему... Чу! Кличетъ!... Скорѣй уходи!
-- Не уйду.
-- Ну такъ хоть подожди, -- я пойду понавѣдаюсь, что онъ скажетъ?
Пошла она въ теремъ, къ мужу, и стала къ нему ласкаться, и говоритъ ему:-- мужъ ты мой милый, что бы ты сдѣлалъ, если-бы мой меньшой братъ въ гости ко мнѣ пришелъ?
-- Что бы сдѣлалъ?... За гостя принялъ-бы.
-- А можетъ принялъ-бы его какъ старшаго?
-- Нѣтъ... Я того убилъ, потому что онъ со мною грз'-билъ, не умѣлъ честно со мною обходиться... Пускай приходитъ... Этого я приму.
Она вышла на дворъ и говоритъ брату:- Покорно обходись.
Привела къ мужу. Тотъ всталъ, на встрѣчу идетъ; смотритъ -- дѣтина со всѣмъ еще молодой.
-- Ну,-- говоритъ, раненько ты въ гости ко мнѣ собрался. Подождать бы тебѣ; а то у тебя еще матернее молоко на губахъ не обсохло... Одначе -- погости.-- И становитъ ему желѣзное кресло.
Дѣтина сѣлъ, да какъ повернется, кресло и треснуло.
-- А что, зять,-- говоритъ; въ лѣсу живешь; а у тебя кресла худыя. Али нѣтъ у тебя плотниковъ хорошихъ, чтобы кресла сдѣлали покрѣпче?
-- Ну,-- думаетъ себѣ Змѣй;-вѣрно попался я въ добрыя клещи!... Одначе -- посмотримъ... Эй! Женка! Давай-ка намъ сюда ѣсть.
Приноситъ она рѣшето желѣзныхъ бобовъ и желѣзнаго хлѣба.
-- Изволь кушать, шуринъ.
-- Спасибо, зять; -- я и безъ всякой просьбы поѣмъ, какъ у своего; потому съ дороги проголодался.
И стали они ѣсть вмѣстѣ. Змѣй съѣстъ кусокъ, а гость его два. И поѣли все.
-- Доволенъ-ли ты у меня, шуринъ?
-- Доволенъ -- не доволенъ, коли больше нѣтъ!
-- Ну, пойдемъ, шуринъ, я тебѣ теремъ свой покажу.-- И водилъ онъ его по хоромамъ, показывалъ ему все свое добро.-- Ну, что, молъ, какъ тебѣ сдается, у тебя больше, или у меня?
А тотъ ему.-- Я не богатъ, да и у тебя ничего нѣтъ.
-- Ты, шуринъ, со мною грубишь!.. Ну, пойдемъ-же, я тебѣ покажу штуку... И приводитъ его къ той самой колодѣ, куда и брата его приводилъ.
-- А ну,-- говоритъ,-- подыми.
-- Поднялъ бы, да не любо мнѣ руки марать о ту кровь, что на ней пролита.
-- Ну, если такъ,-- говоритъ ему Змѣй,-- то будетъ на ней еще и другая кровь,
-- Чья?
-- А либо моя, либо твоя... Давай попытаемъ.
-- Давай.
Вышли они на токъ.
-- Ну,-- говоритъ ему Дунинъ братъ,-- ты здѣсь хозяинъ, тебѣ угощать;-начинай.
Осерчалъ Змѣй, накинулся на него; схватили они другъ друга за руки,-- сдавили и выдернули. У парня лѣвая рука вся посинѣла, а рука зятя со всѣми пальцами осталась въ его рукѣ.
-- Однако, мнѣ этого мало,-- говоритъ Змѣй, И наскочилъ онъ опять на него и схватились они бороться. Двинулъ Змѣй, да не сдвинулъ онъ Дунина брата съ мѣста, ни пяди; а только вдавилъ его въ землю по щиколодку. Двинулъ и Дунинъ братъ и сдвину тѣ-то тоже не сдвинулъ, однако вдавилъ его по колѣна въ землю.
И сталъ говорить ему Змѣй.-- Постой,-- говоритъ, отдохнемъ.
-- Ну, вотъ, ужъ и отдыхать! Не больно еще утомились. Я и съ дороги, да не усталъ.
И говоритъ ему Змѣй:-- Видно,-- говоритъ, шуринъ, я у тебя погибъ?
-- А я-жъ, молъ, затѣмъ и пришелъ.
И сталъ тотъ его просить.-- Возьми, говоритъ, и сестру и все добро мое, только оставь мнѣ немного жизни.
-- Ладно, молъ;-- будетъ тебѣ еще жизни на столько, чтобы дойти со мною до той колоды, на которой ты брата убилъ и сложить на нее свою голову.
Распалился Змѣй лютою злобою, распустилъ онъ по жиламъ всю кровь свою, далъ просторъ своимъ богатырскимъ плечамъ и ударилъ онъ парня правой рукою, изо всей мочи, въ грудь...
Въ глазахъ зарябило у Дунина брата и онъ пошатнулся, однако же не упалъ.
-- Ну, что -- зять, натѣшился?-- говоритъ.-- Да полно мнѣ съ тобой шутки шутить! Дуракъ я передъ тобою; долго балую. Давно-бы мнѣ время тебя прибрать!
И размахнулся онъ въ свою очередь и ударилъ Змѣя изо всей силы подъ самое сердце. И полетѣлъ тотъ съ обѣихъ ногъ на полъ, и алая кровь заструилася у него изъ горла. Взялъ его Дунинъ братъ и тащитъ къ колодѣ.-- Дуня!-- зоветъ,-- Эй! Дуня!
Прибѣгаетъ сестра.
-- Давай сюда братинъ топоръ.
Она подала.
-- Эхъ, Дуня!-- говоритъ Змѣй.-- Не жалко тебѣ меня!
И вдругъ, съ этихъ словъ, стало ей жалко Змѣя. Ухватила она брата за руки.-- Стой!-- говоритъ.-- Дѣлай ты съ нимъ что знаешь,-- только оставь ему жизнь.
Осерчалъ братъ.-- Коли ты за него просишь, то ты не сестра мнѣ... Прочь, змѣя подколодная!-- И оттолкнулъ ее.
Закрыла она руками лицо... Топоръ звякнулъ... Богатырская голова Старосты покатилась по полу.
VI.
Воротилась Дуня въ родительскій домъ. Да не на радость она семьѣ. Ходитъ пасмурная; дичится людей; -- а люди на нее пальцемъ указываютъ...-- Вонъ, молъ, Змѣиная старостиха!
Сидитъ у окна задумавшись, и все словно ждетъ чего-то. Спроситъ отецъ или мать: -- что съ тобой, Дуня?-- А она:-- Ничего -- и шмыгъ вонъ изъ комнаты.
То, чего Дуня ждала, и что пугало ее,-- сбылось въ свою пору. У нея родился сынъ. И сталъ онъ рости; и прозвали его сосѣди: Змѣенышемъ.
Сначала, дѣти бѣгали за нимъ по деревнѣ съ хохотомъ и бросали въ него каменьями; но скоро оставили, потому что онъ скоро сталъ золъ не подѣтски и силенъ не по возрасту, и на рукахъ у него, да и на шеѣ, появилась кожа какая-то сморщенная, словно какъ-бы змѣиная чешуя... и не ласкали его въ семьѣ; а только косились или, уставивъ глаза, разглядывали: каковъ онъ, таковъ, и похожъ ли на добрыхъ людей или на вражье сѣмя?.. И не любилъ онъ ни дѣда, ни бабку; а дядю терпѣть не могъ, да и дядя тоже. За то мать въ немъ души не слышала и ласкала его и миловала. И часто въ сумерки, на крылечкѣ, одна, усадивъ его возлѣ себя и прижавъ его къ сердцу и гладя его курчавую головку съ злымъ, некрасивымъ лицомъ,-- шептала ему что-то на ухо долго, долго.
О чемъ шептала она, про то Богу извѣстно; но послѣ такихъ разговоровъ, онъ прятался отъ людей и уходилъ иногда одинъ, на долгое время въ лѣсъ.
И вотъ, разъ какъ-то, дядя въ сердцахъ схватилъ его за вихорь; но тутъ-же отдернулъ руку. Ребенокъ, озлясь, прокусилъ ему палецъ насквозь.
-- Ахъ ты змѣиное отродье!-- крикнулъ онъ, вскинувшись; но мальчишка былъ ужъ на улицѣ, и съ улицы, грозя ему пальцемъ: -- Постой, молъ, дядя Иванъ, дай подрости,-- тогда за все разсчитаемся!
Подслушала это Дуня и крѣпко задумалась. И думаетъ она про себя:-- Нѣтъ, не житье мнѣ между людьми, послѣ того, что было!
Черезъ день послѣ этого, и она, и сынъ пропали безъ слѣда.
VII.
Въ дремучемъ лѣсу, въ непроходимой глуши, стоитъ теремъ князя -- Змѣинаго старосты... Въ его лѣсу живутъ слоны и много разнаго звѣрья, почему лѣсъ этотъ былъ любимымъ мѣстомъ охотниковъ.
Прежняго князя нѣтъ; его кости сгнили давно въ ржавомъ болотѣ;-- но въ теремѣ есть жильцы. Сынъ сѣлъ на мѣсто отца;-а на мѣстѣ старухи, древней Змѣи, поселилась Дуня.
И по прежнему, не видать у ней ни кровинки въ лицѣ... И по прежнему, черные змѣи вьются въ ея густыхъ волосахъ,-- черныя думы томятъ ея безутѣшную душу.
