I.

Былъ у одной старухи сынъ,-- по имени Ѳомка. Ѳомка былъ мужичекъ малорослый, тощій и самый, какъ говорится, безпрокій. Никакая работа ему не спорилась, потому что онъ не умѣлъ обойтись какъ люди обходятся, а все дѣлалъ по своему. Одежда у Ѳомки была оборванная, избенка кривая, крыша дырявая, лошаденка хромая, и жилъ онъ одинъ со своею старухою матерью, безъ жены;-- потому что во всемъ околоткѣ не было такой дуры, которая бы согласилась пойти за него.

Вотъ, какъ то разъ, шелъ Ѳомка въ сумерки между опушкой и полемъ; а было это около Ильина дня и наканунѣ была большая гроза. Идетъ онъ, и все ему слышится громъ -- не громъ, а такъ, будто гдѣ-то недалеко телѣга по бревнамъ проѣхала" I И думаетъ онъ:-- гдѣ бы это могло быть? Крутомъ, на пять верстъ, нѣтъ ни плотины, ни моста; а гремитъ гдѣ-то недалеко... Чу! вотъ опять застучало! И на этотъ разъ, такъ уже близко, что Ѳомка остановился и началъ осматриваться. Глянулъ въ одну сторону, нѣтъ никого,-- глянулъ въ другую: -- видитъ, на самомъ краю опушки, кто-то стоитъ нагнувшись, словно какъ будто-бы ищетъ грибовъ, Сталъ онъ за нимъ приглядывать:-- видитъ старикъ какой-то, сѣдой, безъ шапки, ростъ богатырскій, плечи широкія, лицо такое хмурое, грозное... стоитъ, наклонился, клюкой ковыряетъ что-то во мху; поковырялъ и знать не нашелъ ничего,-- пошелъ дальше; да какъ только пошелъ,-- и застучало опять.

-- Хе! хе!-- думаетъ себѣ Ѳомка.-- Вотъ оно гдѣ гремитъ-то!-- и дивно это ему показалось. Подошелъ ближе: -- Богъ помочь дѣдъ.

-- Спаси -- Богъ.

-- Что это ты стучишь?

-- Такъ, это я про себя ворчу...-- Отвернулся и надо быть что увидалъ на полу,-- сталъ опять ковырять клюкой, поковырялъ, вытащилъ изъ земли какую-то стрѣлку, и бросилъ въ мѣшокъ.

-- Что это ты тутъ дѣлаешь?

-- Такъ, ничего,-- говоритъ; свой товаръ подбираю.

-- Какой товаръ?

-- Да вотъ, дочка моя,-- Маланья вчера тутъ въ горѣлки играла, разбѣгалась, стрѣлки свои пораскидала. А я не люблю этого баловства Товаръ дорогой;-- почто его тратить даромъ? Хочешь стрѣлять, такъ стрѣляй толкомъ:-- выбери мѣсто, нацѣль хорошенько,-- да тогда и пали...

Слушаетъ Ѳомка, сейчасъ смекнулъ -- въ чемъ дѣло и кто такой этотъ старикъ и о какой Маланьѣ онъ говорилъ.-- Слышь-ты, говоритъ тебѣ одному не справиться съ этой работой; всю ночь тутъ провозишься. А ты выучи-ка меня эти стрѣлки искать, такъ я тебѣ, дѣдушка, помогу.

Дѣдъ согласился; надоѣло ему ковырять одному; выучилъ мужика по какимъ примѣтамъ отыскивать мѣсто куда упала стрѣла и какъ эту стрѣлу изъ земли выкапывать. И вотъ стали они искать вдвоемъ; -- искали, пока совсѣмъ не стемнѣло, и понабрали таки порядкомъ. Какъ стало совсѣмъ темно, дѣдъ взялъ, покидалъ свой товаръ въ мѣшокъ и мѣшокъ завязалъ.-- Ну,-- говоритъ,-- спасибо тебѣ любезный;-- будетъ съ меня и этого.-- Загрохоталъ и ушелъ во свояси.

А Ѳомка, какъ ни былъ плохъ, однако на этотъ разъ маху не далъ. Не захотѣлъ онъ уйти съ пустыми руками и изловчился, тайкомъ отъ дѣда, засунуть себѣ въ сапогъ съ полъ-дюжины... Зачѣмъ? Онъ и самъ хорошенько не зналъ, но нраву онъ былъ пытливаго и всякое новое дѣло его занимало. Дай, думаетъ, посмотрю: что это за стрѣлки такія? Пришелъ домой, ни слова не говоря старухѣ, спряталъ свою находку на печь и завалился спать. Утро-де вечера мудренѣе.

II.

На другой день былъ праздникъ. Ѳомка проснулся чуть свѣтъ, взялъ съ собою стрѣлки и ушелъ въ лѣсъ. Что онъ тамъ дѣлалъ не знаю,-- только вернулся домой безъ одной стрѣлы, да въ придачу еще безъ пальца на лѣвой рукѣ.

-- Что съ тобой?-- спрашиваетъ старуха.

-- Такъ, ничего,-- топоромъ отхватилъ.

Нѣсколько дней послѣ этого, онъ сидѣлъ смирно; но какъ только палецъ зажилъ, взялъ остальныя стрѣлки и пошелъ опять въ лѣсъ... Вернулся опять безъ одной, да въ придачу еще безъ глаза.

-- Что съ тобой?-- спрашиваетъ старуха.

-- Такъ, ничего, на сукъ наткнулся.

Послѣ этого, онъ запряталъ Маланьины стрѣлки въ клѣть и долго до нихъ не дотрогивался; -- знать поотбило охоту... Но вотъ, однажды, понадобилось ему зачѣмъ-то въ кузницу; а кузница была въ городѣ. Подходитъ онъ къ городу поздно вечеромъ, въ сумерки, и опять ему чудится -- громъ не громъ, а такъ -- что-то стучитъ... Глядь, впереди, недалеко, бредетъ тотъ самый старикъ, котораго онъ у лѣсу встрѣтилъ. Поровнялись они;-- здравствуй, дѣдъ!

Тотъ смотритъ,-- не узнаетъ.

-- А того мужика помнишь, который тебѣ помогалъ Маланьины стрѣлки выкапывать?

-- А, это ты?... Ну, будь здоровъ -- братецъ.

-- Куда идешь дѣдушка?

-- Въ кузницу -- братецъ.

-- Пойдемъ-же вмѣстѣ, и мнѣ туда нужно.

Пришли они въ кузницу; -- Ѳомка сейчасъ свое

дѣло справилъ, присѣлъ на завалинкѣ и сидитъ, дожидается...-- Дай, думаетъ, погляжу зачѣмъ дѣдъ пришелъ.

А дѣдъ кликнулъ къ себѣ кузнеца и спрашиваетъ; -- Ну что, говоритъ, -- кузнецъ, пущалку, справилъ?

-- Справилъ.

-- Покажь-ка сюда?

Смотритъ Ѳомка,-- кузнецъ досталъ изъ подъ лавки снарядъ какой-то диковинный и подаетъ дѣду. Дѣдъ поглядѣлъ.-- Хорошо, -- говоритъ. Сейчасъ заплатилъ кузнецу, что слѣдуетъ; взялъ свой снарядъ и пошелъ.

Какъ только пошелъ, и Ѳомка пошелъ;-- увязался опять за нимъ, опять разговоръ заводитъ.

-- Здорова-ли дочка?

-- Ничего, славу Богу, живетъ.

-- Много-ли стрѣлокъ пораскидала?

-- Да, порастратила-таки порядкомъ.

Говорятъ они этакъ; а Ѳомка все на снарядъ поглядываетъ.-- Что это дѣдушка,-- говоритъ, у тебя за-штука такая?

-- Пущалка -- братецъ.

-- На что это тебѣ?

-- А это, говоритъ, для дочки моей, игрушка такая. Изъ этой пущалки она свои стрѣлки цущаетъ.

-- А развѣ нельзя безъ этого?

-- Нѣтъ,-- говоритъ,-- нельзя. Безъ этого либо палецъ тебѣ оторветъ, либо глазъ выжжетъ.

Сказалъ это дѣдъ, а самъ усмѣхается, на Ѳомку поглядываетъ.

-- Хе, хе! братъ! Да что это у тебя глазъ-то?

-- Ничего -- отвѣчаетъ Ѳомка -- это я ночью, на сукъ напоролъ.

-- Вотъ какъ!.. Хе, хе, да у тебя и пальца недостаетъ!.. Куда дѣвалъ?

-- Ничего, дѣдушка;-- это я въ хмѣлю, топоромъ отхватилъ.

-- Ну, братецъ;-- это тебѣ наука. Послушай ты моего совѣта:-- будь напередъ осторожнѣе.

Сказавъ это дѣдъ загрохоталъ и пошелъ во свояси.

А Ѳомка не промахъ, сейчасъ вернулся назадъ къ кузнецу и заказалъ для себя пущалку такую-же какъ у дѣда.

-- Не разсердился бы дѣдъ?-говоритъ кузнецъ.

-- Э! Ничего!-- отвѣчаетъ Ѳомка,-- Мы съ нимъ пріятели;-- самъ видѣлъ, вмѣстѣ пришли.

Черезъ недѣлю, пущалка была готова и Ѳомка ходилъ съ нею въ лѣсъ и вернулся на этотъ разъ безъ изъяну, веселый такой. Приходитъ къ матери...-- Прощай, -- говоритъ, -- матушка! Благослови ты меня въ путъ далекій, на подвиги ратные, на поприща богатырскія... Землю пахать теперь не мое уже дѣло.

Какъ услыхала старуха эти слова, такъ и ахнула.-- Ѳомка! Да ты не съ ума-ли спятилъ?...-- Ты,-- говоритъ,-- посмотри на себя... Ну къ рожѣ-ли тебѣ подвиги ратные? Вѣдь у тебя силенки не многимъ побольше чѣмъ у меня?.. Да и кого ты, кривой богатырь,-- воевать собираешься?

-- Не безпокойся матушка,-- говоритъ Ѳомка; -- я ужъ найду кого. А что до силы моей, то этой силы ни ты, да и никто на свѣтѣ еще не извѣдалъ. И никому неизвѣстно, гдѣ она у меня; -- а я знаю гдѣ, и когда покажу, тогда и увидятъ.

Вечеромъ, въ этотъ день, Ѳомка ходилъ на то мѣсто, гдѣ онъ первый разъ дѣда встрѣтилъ, и вернулся домой съ какимъ-то пучкомъ. А на другой день, чуть свѣтъ, осѣдлалъ хромую свою лошаденку, повѣсилъ пущалку черезъ плечо, простился съ матерью и уѣхалъ.

III.

Долго-ли ѣхалъ Ѳомка и далеко-ли уѣхалъ, -- не знаю; только вотъ -- выѣзжаетъ онъ изъ лѣсу на зеленый лугъ и видитъ: стоятъ на лугу два шатра златоверхіе, у шатровъ богатырскіе кони пасутся Слѣзъ онъ съ своей лошаденки и пустилъ ее тутъ-же траву щипать; а самъ прилегъ отдохнуть. Не долго прошло, изъ шатровъ выходятъ два старыхъ, престарыхъ богатыря; -- посмотрѣли на мужичка, усмѣхнулись и сѣли тутъ-же, неподалеку.

И говоритъ одинъ богатырь другому: -- Прошли -- говоритъ,-- богатырскія времена, Ильюха! Что за народъ нынче на свѣтъ родится!.. Посмотри-ка, вонъ: -- мужичонка какой!... Что твой комаръ. Взялъ его на ладонь, да прихлопнулъ -- такъ только мокренько останется.

Рѣчь эта была обидна для Ѳомки, но онъ смолчалъ.

И говоритъ другой богатырь:-- А что, -- говоритъ.-- Алеша,-- много ты этакихъ за одинъ пріемъ уберешь?

-- Да какъ махну,-- отвѣчаетъ тотъ; -- такъ штукъ пятьдесятъ за разъ уберу.

Не вытерпѣлъ этого Ѳомка.-- Почто,-- говоритъ,-- вы старые богатыри, -- меня юнаго обижаете? Вы силы моей не извѣдали, а если хотите извѣдать, то чѣмъ на словахъ похваляться, испытайте лучше меня на дѣлѣ.

-- Хорошо,-- говоритъ Алеша,-- давай, кривой богатырь, силу пробовать.

-- Нѣтъ,-- отвѣчаетъ Ѳомка.-- Я на тебя Алеша Поповичъ младъ и на тебя, дѣдушка Илья Муромецъ, руки не подниму: потому не приходится дѣтямъ своихъ отцовъ колотить. А если хотите силу мою узнать, то возьмите меня съ собою на подвиги ратные, на поприща богатырскія. Пригожусь, сами спасибо скажете; а не пригожусь -- наплюйте вы мнѣ въ лицо и прогоните.

Призадумались старые богатыри: смотрятъ на мужичка, дивятся; откуда у него такая прыть?

-- И вотъ,-- говоритъ Илья Муромецъ.-- А что,-- говоритъ, Алеша, возьмемъ ужъ его съ собой -- такъ и быть. Съ виду онъ точно что плоховатъ, да съ виду не всякаго разберешь.

-- Хорошо,-- говоритъ Алеша,-- возьмемъ.

И положили они промежъ себя уговоръ: Ѳомкѣ ѣхать за старыми богатырями слѣдомъ и служить имъ покуда конюхомъ. А если дѣло какое встрѣтится, то пускать его въ дѣло перваго. Годенъ окажется -- принять его нарѣченнымъ братомъ и считать младшимъ богатыремъ; а негоденъ -- прогнать.

Порѣшили на томъ и уѣхали.

IV.

"Идутъ богатыри на своихъ богатырскихъ коняхъ; а Ѳомка за ними; на своей хромой клячѣ -- трюхъ, трюхъ... едва поспѣваетъ.

Подъѣзжаютъ они къ городу; -- а въ городѣ страхъ и смятеніе неописанное. Поселился въ дремучемъ лѣсу, у самаго города, басурманъ -- шестиглавый змѣй и губитъ христіанскій народъ во множествѣ неисчислимомъ.

Какъ услыхали это богатыри, сейчасъ поѣхали въ лѣсъ, и по слѣду змѣиному, отыскали его вертепъ. Глядятъ, -- изъ вертепа выходитъ чудище нечестивое о шести головахъ и каждая голова съ пивной котелъ.

-- Ну, Ѳома,-- говоритъ Илья Муромецъ;-- вотъ тебѣ и работа. Коли жизнь не красна, смерть не страшна, то выходи ты, по уговору, первый супротивъ этого змѣя и ратуй его; а мы посмотримъ, если онъ станетъ одолѣвать, тогда сами примемся.

Но Ѳомка только того и боялся, чтобъ старики какъ-нибудь безъ него не покончили. Вышелъ онъ смѣло впередъ и сталъ заряжать свою пущалку; а змѣй-то, завидѣвъ его криваго, какъ прыснетъ со смѣху.-- Пошелъ прочь!-- говоритъ,-- шутъ ты этакой! Не хочу я съ тобою и рукъ марать!

-- Ну, ничего,-- отвѣчалъ Ѳомка.-- Я тебя, любезный, не задержу.-- Сейчасъ прицѣлился да какъ грянетъ... Освѣтилось все мѣсто битвы; по лѣсу пошелъ гулъ раскатами и огненная стрѣла, ослѣпляя глаза яркимъ блескомъ, ударила въ змѣя. Только его и видѣли. Разорвало его бѣднягу всего на куски и тѣ куски не то спалило, не то раскидало по лѣсу.

Богатыри стоятъ, смотрятъ... понять не могутъ, что это такое было?.. Смотрѣли, смотрѣли, пожали плечами, да и поѣхали прочь. Ѳомка за ними... И вотъ слышитъ онъ, богатыри говорятъ между собою тихонько.

-- Ну что, Ильюша?

-- Да что, Алеша; -- я братецъ, правду люблю говорить. Въ жизнь свою не случалось такъ чисто покончить дѣло!

И вернулись они опять въ городъ, гдѣ люди, узнавъ, кто одержалъ побѣду, не захотѣли и вѣрить старымъ богатырямъ; думали, что это они вдвоемъ убили змѣя, и только изъ милости уступаютъ Ѳомкѣ всю честь,

А впрочемъ приняли всѣхъ троихъ съ великимъ почетомъ.

V.

Послѣ того, назвали богатыри Ѳому своимъ меньшимъ братомъ и стали честить какъ ровнаго.

И ѣздили они долго, втроемъ, сперва по святой Руси, а потомъ и по разнымъ краямъ чужеземнымъ. И было у нихъ за это время работы не мало. Попадались имъ великаны и въ три сажени, и въ семь, и въ десять; и змѣи разнаго сорту, то о шести, то о двѣнадцати головахъ, а то и болѣе; и Эфіопскіе короли съ несмѣтными ратями, и Турецкіе, и Татарскіе, и Китайскіе витязи,-- и противъ всѣхъ ихъ по уговору выходилъ Ѳома первый. Выйдетъ, живо дѣло все самъ покончитъ, а два старшіе богатыря поглядятъ, да потупивъ голову и поѣдутъ прочь.

И вотъ стали старые богатыри призадумываться,-- Видятъ, дѣла имъ никакого нѣтъ, всю работу Ѳомка себѣ забралъ; а и просить-то его, чтобы уступилъ, не смѣютъ; боятся, что стары ужъ стали очень и чего добраго еще передъ нимъ, молодымъ, осрамятся.

Стали они объ этомъ промежъ себя разговаривать. И вотъ,-- говоритъ Илья Муромецъ,-- а что, Алеша,-- вѣдь дѣло-то наше дрянь! Состарились мы, да и время-то богатырское знать миновало. Не нужны стали теперь богатыри. Съ этой пущалкою, что у Ѳомки, всякая баба выйдетъ противъ тебя и и ничего ты съ ней не подѣлаешь.

-- Да,-- отвѣчаетъ Алеша Поповичъ, младъ.-- Я, братецъ -- Ильюха, и самъ такъ думаю. Довольно ужъ мы съ тобой покрутили міромъ. Пора и честь знать! Пойдем-ка на покой.

И вотъ простились богатыри съ своимъ нареченнымъ братомъ Ѳомою и уѣхали во свояси.

А Ѳомка, тою порой, гостилъ во дворцѣ у какого то короля заморскаго и слава о немъ успѣла уже пройти по цѣлому свѣту.

VI.

Сидитъ Ѳомка у короля, въ его золотомъ чертогѣ;-- а король-то и говоритъ ему:

-- Скажи,-- говоритъ, мнѣ Ѳома, по правдѣ;-- отчего старые богатыри уѣхали?

И отвѣчаетъ ему Ѳома:-- скажу я тебѣ, государь, по правдѣ;-- старые богатыри обижаются, что имъ возлѣ меня, молодого богатыря, совсѣмъ дѣлать нечего.

Выслушавъ это король, самъ глядитъ на Ѳому, усмѣхается.-- Послушай, Ѳома,-- говоритъ, вѣдь ты врешь?

-- Нѣтъ,-- говоритъ, не вру.

-- Нѣтъ врешь, Меня, братецъ мой, не обманешь. Ты вотъ говоришь,-- богатырь;-- а если по правдѣ сказать,-- какой ты богатырь? Отыми у тебя пущалку да стрѣлы, такъ тебя всякій дворовый пѣтухъ загоняетъ..

Ѳомка обидѣлся.

-- Нѣтъ,-- говоритъ король,-- ты этимъ любезный не обижайся. А ты мнѣ вотъ что скажи. Вѣдь этакую пущалку, какъ у тебя, всякій кузнецъ можетъ сдѣлать?

-- Да,-- отвѣчаетъ Ѳома,-можетъ; а стрѣлы то ты откуда возьмешь? Безъ стрѣлъ, съ одной пущалкой, ничего не подѣлаешь.

-- А вотъ,-- говоритъ король;-- я къ тому и веду разговоръ. Ты, Ѳома, парень не глупый: самъ можешь понять, что славы твоей не убудетъ, если ты мнѣ откроешь: откуда ты эти стрѣлы берешь; и выучишь моихъ мастеровъ этому дѣлу стрѣлецкому. А если,-- говоритъ, ты это сдѣлаешь, то будетъ тебѣ отъ меня за это награда такая, о какой ты и не думаешь. Богатыремъ я не могу тебя сдѣлать, конечно, да мнѣ и не нужны богатыри; но сдѣлаю тебя генераломъ и отдамъ тебѣ все свое войско въ команду, и для этого войска, мы закажемъ пущалки и ты будешь его учить своему стрѣлецкому ремеслу. А когда ты все это выполнишь, тогда я отдамъ за тебя свою дочь и съ нею полцарства въ приданое.

Польстился Ѳома на такую великую честь и открылъ королю свое дѣло тайное, свое мастерство стрѣлецкое. И сдѣлалъ король его генераломъ, а старыхъ своихъ богатырей уволилъ въ чистую. Не нужны стали они ему съ тѣхъ поръ, какъ все войско было вооружено gущалками и всякій солдатъ могъ сдѣлать то же, что Ѳомка дѣлалъ. И сталъ Ѳомка знатнымъ бояриномъ и сталъ король выдавать за него свою дочь, а за дочерью отводить полцарства въ приданое.

И вотъ ѣдетъ Ѳома съ королевскою дочерью подъ вѣнецъ. идутъ они въ золотыхъ колесницахъ... По дорогѣ войско стоитъ въ два ряда, народъ толпится, шапки бросаютъ къ верху, кричатъ: ура! По всему городу праздникъ, въ колокола звонятъ... А по небу между тѣмъ поднимается черная туча. Остановилась она надъ самымъ вѣнчальнымъ поѣздомъ, да вдругъ какъ шарахнетъ!.. Разорвало ее, словно платокъ, на два куска и изъ прорѣхи вылетѣла царица Маланья во всей лучезарной своей красотѣ. Она была въ огненной колесницѣ, на вороныхъ коняхъ, и на темныхъ ризахъ ея свѣтилось кровавое зарево. Грозно глянула она на Ѳому:

-- Стой! Ѳомка-воръ! Ты стрѣлы мои укралъ, ты тайны мои извѣдалъ и по свѣту разгласилъ;-- я тебѣ этого не прощу! На вотъ отвѣдай-ка эту стрѣлку!..-- Сказавъ это, царица взмахнула высоко бѣлой рукой и пустила въ него стрѣлу лучезарную...

Тяжелый громовой ударъ грянулъ надъ самою головою жениха. Кони его попадали;-- народъ столпился вокругъ его золотой колесницы. Глядятъ; а бѣдный кривой богатырь -- лежитъ въ колесницѣ -- мертвый.