Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
"День", 16 октября 1865 года.
Нѣкоторыя статьи, напечатанныя въ "Днѣ" о разныхъ злоупотребленіяхъ церковнаго управленія въ Россіи, о нравственныхъ недостаткахъ особеннаго типическаго свойства, нерѣдко, къ сожалѣнію, встрѣчаемыхъ въ лицахъ духовнаго сословія, о не совсѣмъ правильномъ отношеніи церкви къ государству и о различныхъ лжахъ, затемняющихъ иногда у насъ свѣтлый ликъ истины, явленной міру ученіемъ православнымъ -- все это, т. е. всѣ эти статьи, какъ оказывается, смущали и еще продолжаютъ смущать многихъ нашихъ благочестивыхъ читателей. Мы не желали бы, однакожъ, производить ни соблазна, ни смущенія; мы признали бы для себя истиннымъ несчастіемъ, еслибъ слова наши могли хоть на одинъ волосъ способствовать ослабленію въ комъ-либо религіознаго чувства. Отношеніе "Дня" къ ученію православной церкви было столько разъ и такъ открыто, такъ несомнѣнно заявлено, что мы въ правѣ были бы считать себя совершенно застрахованными отъ упрековъ въ неуваженіи къ вѣрѣ и къ церкви. Вся бѣда въ этомъ случаѣ отъ того, во-первыхъ, что у насъ, въ обществѣ, понятіе о "святой, соборной и апостольской церкви", нерѣдко отождествляется съ понятіемъ о временномъ церковномъ управленіи, объ ея оффиціальномъ представительствѣ,-- пріурочивается, такъ сказать, къ личному, временному составу церковной іерархіи. Во-вторыхъ, отъ того, что общество, при всей искренности своей вѣры, до такой степени привыкло къ безгласности и потемкамъ, что дневной свѣтъ правды невольно его раздражаетъ, и свободы оно пугается. Вообще у насъ въ Россіи, въ дѣлѣ церкви, какъ и во всемъ, ревнивѣе всего охраняется благовидность, decorum,-- и этимъ большею частью и удовлетворяется наша любовь къ церкви, наша лѣнивая любовь, наша лѣнивая вѣра! Мы охотно жмуримъ глаза, и въ своей дѣтской боязни "скандала" стараемся завѣсить для своихъ собственныхъ взоровъ и для взора міра -- многое, многое зло, которое, подъ покровомъ внѣшняго "благолѣпія", "благоприличія", "благообразія", какъ ракъ, какъ ржавчина, точитъ и подъѣдаетъ самый основной нервъ нашего духовно-общественнаго организма. Конечно, преступенъ тотъ кто, ради личной потѣхи кощунственно издѣваясь, выставляетъ міру на показъ срамоту матери; но едвали менѣе преступны и тѣ, которые, видя ея срамоту, видя ея страшныя язвы, не только не снѣдаются ревностью объ ея чистотѣ, чести и излѣченіи, но изъ ложнаго опасенія нарушить благочестіе, а въ сущности, всего чаще, по лѣни и равнодушію, даютъ, почти завѣдомо, укорениться злу и недугамъ -- мерзости запустѣнія на мѣстѣ святѣ. Думаемъ ли мы, устраняя тщательно обнаруженіе скандаловъ въ печати, что устраняемъ этимъ ихъ дѣйствительное оглашеніе? оглашеніе -- въ той обширной средѣ, для которой вопросъ о правахъ печати не имѣетъ и смысла, гдѣ газеты и журналы замѣняются милліонноустною всесильною молвою, гдѣ нѣтъ нашего бонтоннаго, галантерейнаго обращенія съ интересами церкви и вѣры, гдѣ отношенія къ церкви и вѣрѣ еще вполнѣ наивны и грубы, т. е. гдѣ убѣжденія немедленно воплощаются въ живое, грубое дѣло любви или ненависти, преданности или вражды. Мы, образованное общество, постоянно забываемъ, что есть среда народная, въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, гдѣ постоянно совершается движеніе религіозной мысли, которое хотя и запечатлѣно клеймомъ грубости и невѣжества, но свидѣтельствуетъ по крайней мѣрѣ о живучести интересовъ вѣры; гдѣ есть расколы и ереси, есть учители и проповѣдники, которые не дремлютъ и, безъ помощи печати, неослабно обличаютъ передъ народомъ -- во вредъ истинѣ и къ выгодѣ своей лжи -- всякую ошибку, всякое зло нашего церковнаго устройства, такъ тщательно замазываемое нами сверху. Неужели кто думаетъ, что напр. статья о монашествѣ, помѣщенная въ "Днѣ", заключаетъ въ себѣ что-либо такое новое, что было бы неизвѣстно народу, чего бы онъ не зналъ, къ несчастію, въ тысячу разъ подробнѣе, въ проявленіяхъ еще болѣе возмутительныхъ?-- да не только народъ, чего бы не знали мы всѣ, съ самаго дѣтства, чего бы не знали всѣ оффиціальные блюстители вѣры? Но что толку въ этомъ знаніи, которое только знаетъ, а не переходитъ въ сознаніе и потому растлѣваетъ только тѣхъ, которые его въ себѣ носятъ; въ знаніи, которое не жжетъ и не колетъ, а служитъ только поводомъ къ безконечнымъ анекдотамъ, шуткамъ и шуточкамъ -- тамъ, гдѣ есть мѣсто лишь скорби и негодованію, и развѣ только гнѣвной сатирѣ! Въ томъ-то и страшная бѣда ваша, что все обнаруживаемое теперь въ печати и еще несравненно худшее,-- все это мы знали и знаемъ, и со всѣмъ этимъ ужились и уживаемся, примирились и примиряемся. Но на такомъ постыдномъ мирѣ и постыдныхъ сдѣлкахъ не удержится миръ церкви, и они равняются, въ дѣлѣ истины -- если не предательству, то пораженію. Заслуга же печати въ томъ и состоитъ, что она возводитъ знаніе въ предметъ сознанія, и то, что мы всѣ, повидимому, внутри себя знаемъ, ставитъ внѣ насъ, какъ въ зеркалѣ, для нашей сознательной оцѣнки и обсужденія. Она раскрываетъ намъ внутреннее отношеніе нашей совѣсти къ злу; она помогаетъ намъ оглядѣть нашъ недугъ со всѣхъ сторонъ и отъ верхушки до корня овладѣть имъ нашемъ сознаніемъ и вызвать, можетъ быть, въ насъ спасительное воздѣйствіе воли... Да, пусть благочестивые и благочестивѣйшіе изъ нашихъ читателей вполнѣ проникнутся убѣжденіемъ, что истина должна шествовать широкою царственною дорогой, а не прокрадываться какъ тать въ нощи, что общественная критика необходима для самого церковнаго общества, которое безъ нея лишается яснаго сознанія, и что выраженія лицемѣрія, въ смыслѣ религіозномъ, вынужденно наполняющія литературу, служатъ только удобною прикрышкою тайному яду, который такимъ образомъ можетъ дѣйствовать на просторѣ, не опасаясь противоядія. Мы можемъ ошибаться въ нашихъ статьяхъ о духовенствѣ; но самый фактъ свободной критики, особенно какъ скоро эта критика серьезна и искренна, не долженъ никому казаться предосудительнымъ. Наши заблужденія должны быть обличены, ошибочныя мнѣнія опровергнуты; но ни тѣ, ни другія не должны быть стѣсняемы полицейскими способами въ свободномъ своемъ выраженіи.
Почти забытые, пренебреженные, сильнѣе чѣмъ когда-либо, выступаютъ теперь въ своемъ вѣкожизненномъ значеніи -- вопросы вѣры и церкви. И не только у насъ въ Россіи, но и во всемъ мірѣ. Западъ изживаетъ свое историческое содержаніе, данное ему латинствомъ; протестантизмъ, построенный на отрицаніи, развился до отрицанія самого себя, и никакія философскія системы не возмѣстятъ грозящаго оскудѣнія духа, не замѣнятъ издержаннаго органическаго начала жизни. Вопросы о возвышеніи-и паденіи, жизни и смерти западноевропейскихъ обществъ, сводятся постепенно къ вопросамъ о силѣ и безсиліи нравственныхъ двигателей, власти и безвластіи духовныхъ общественныхъ идеаловъ,-- къ вопросамъ вѣры и безвѣрія. Болѣе чѣмъ когда-либо нужна свобода для внутренней жизни церкви, потому что только свобода можетъ оживить дѣйственность самой истины, упраздненную теперь тяжеловѣсною, грозною, но въ сущности безсильною въ сферѣ духа опекою государства. Зло ростетъ; недугъ усиливается; враги умножаются; врубаются топоромъ въ самое основаніе христіанскаго общественнаго зданія,-- и въ то время, когда всѣ, повидимому "образованные" умы согласились признавать отличительною чертою нашего времени индифферентизмъ въ дѣлѣ религіи,-- въ это самое время живыя историческія явленія и новѣйшіе факты положительной науки и отвлеченнаго мышленія свидѣтельствуютъ о неистощимой живучести религіознаго интереса для человѣчества. Можно сказать, что всѣ задачи, волнующія теперь человѣчество, даже въ области внѣшней исторіи, вращаются, иногда незавѣдомо для самихъ дѣятелей, около вопросовъ религіи и церкви. Эти вопросы лежатъ въ основаніи отношеній Россіи къ Польшѣ, Сѣверной Германіи къ Южной, Славянскаго міра къ Западному, новаго Итальянскаго королевства, съ его притязаніями на Римъ, къ остальной католической Европѣ. Наконецъ только въ нихъ, въ этихъ вопросахъ, и черпаетъ свое значеніе и силу новѣйшее ученіе матеріализма: вся живость его нападеній, вся значимость его отрицанія находятся въ зависимости отъ важности, живучести и силы -- отрицаемаго. Человѣкъ, повторяемъ опять, поставленъ лицомъ къ лицу съ коренными, основными, существенными задачами своего бытія. Старая борьба между вѣрою и невѣріемъ вспыхнула съ новою ожесточенною силою. Но положеніе дѣлъ измѣнилось съ успѣхами гражданской свободы. Уже нельзя, какъ прежде, успокоиваться на компромиссахъ; нельзя, какъ прежде, истинѣ охраняться своимъ оффиціальнымъ чиномъ и саномъ, почивать подъ эгидою матеріальной силы и власти. Всѣ эти доспѣхи хрупки и ей несвойственны. Она должна явиться съ свойственнымъ ей оружіемъ -- съ Божьимъ словомъ, съ свободою и свѣтомъ. Всякое другое оружіе окажется гнилымъ, не выдержитъ ярыхъ нападеній враговъ, и чѣмъ больше истина будетъ прибѣгать къ силѣ и власти матеріальной, чѣмъ больше въ дѣлѣ вѣры и церкви будетъ преобладать неволи, мрака" внѣшности, буквы: тѣмъ скорѣе умертвится духъ, тѣмъ больше доставится торжества врагамъ. Положеніе дѣлъ, какъ мы уже сказали, измѣнилось: христіанская религія имѣетъ теперь дѣло съ граждански-свободными обществами. Она живитъ теперь, говоря словами Гизо, предъ лицомъ и въ присутствіи свободы. Но, какъ мы уже не разъ объясняли, христіанской религіи не можетъ быть страшна никакая свобода: ей не нужно дѣлать никакихъ уступокъ, чтобъ жить въ мирѣ съ гражданскою и религіозною свободою обществъ; ей нужно только изощрять свое оружіе -- слово и совершенствовать свою свободу о Христѣ. Побѣда можетъ остаться ея христіанской религіей только тогда, когда ея защитники и блюстители пребудутъ вполнѣ ей вѣрны, т. е. перестанутъ У трусить свободы и убѣдятся, что только въ свободѣ совѣсти, въ свободѣ сужденія и воспользовавшись всею полнотою собственной свободы, они могутъ обрѣсти необходимую силу для побѣды и одолѣнія надъ врагами. Само собой разумѣется -- истина никогда не погибнетъ, но извращенный путь ея развитія въ человѣчествѣ поведетъ къ страшнымъ бѣдамъ и потрясеніямъ, и человѣчеству придется пережить много тяжкихъ и напрасныхъ испытаній, прежде чѣмъ снова восторжествуетъ истина.
Но не только для борьбы съ врагами нужна свобода; она нужна для того, чтобы, очистивши истину отъ всѣхъ наростовъ, отъ пыли и сора людскаго, отъ всего, что нанесло на нее грѣшное человѣчество, явить истину міру во всемъ ея блескѣ и красотѣ. Свобода критики помогла Западу раскрыть ложь церковно-религіозныхъ основъ его исторической жизни, и, томимый жаждою истины, онъ начинаетъ напряженно оглядываться вокругъ: не видать ли гдѣ ея свѣта? Вѣдь свѣтитъ же гдѣ-нибудь она? Но такъ заслонили ее собою люди и людскія учрежденія, охраняющія эту истину, что нуженъ подвигъ неутомимой любви, чтобы добыть и собрать ея лучей. Гдѣ же искать ихъ, откуда ждать свѣта? восклицаетъ бѣдствующій и скорбящій духомъ человѣкъ на Западѣ, видя, какъ мракъ кругомъ его становится гуще и гуще...
Съ Востока! отвѣчаетъ ему вѣковое слово, и правдою этого у слова начинаетъ озаряться Западъ,-- какъ будто новая жизнь занимается для него. "Съ Востока свѣтъ. Ex Oriente lux!" повторяютъ теперь и въ Англіи и въ Америкѣ тѣ неутомимые добычники истины, которыхъ число растетъ съ каждымъ годомъ и которые ищутъ возстановить порванную связь церковнаго преданія съ православнымъ Востокомъ. "Ex Oriente Jux!" читаемъ мы и на заглавіи одной Нѣмецкой брошюры, изданной въ нынѣшнемъ году въ Галле (въ Прусской Саксоніи) и написанной протестантомъ, профессоромъ и докторомъ богословскихъ и философскихъ наукъ. Овербекомъ. Полное заглавіе брошюры слѣдующее: е Православно каѳолическое воззрѣніе въ противоположность папству и іезуитизму, равно какъ и протестантству. (Die orthodox-katholische Anschauung im Gegensatz zum Papethum und Jesuitismus so wie zum Protestantismus)". Свободное слово Германіи выступило честно и смѣло и такъ горячо, такъ неожиданно для насъ, прирожденныхъ православныхъ, на защиту православнаго ученія и православной восточной церкви -- не только Греческой, но и Русской! Свобода критики привела Нѣмца путемъ добросовѣстнаго историческаго труда къ признанію правды христіанскаго Востока,-- и онъ не устыдился, не струсилъ исповѣдать ее во всеуслышаніе и мужественно вступить въ борьбу,-- одинъ въ цѣлой Германіи,-- съ протестантами и латинянами. Явленіе въ высшей степени замѣчательное, свидѣтельствующее о духовной энергіи Германской науки, "Братья-протестанты! восклицаетъ Овербекъ въ концѣ одной изъ глазъ своей книги: взгляните на церковь, которую основалъ Христосъ, которую онъ въ совершенной истинѣ доведетъ до окончанія міра. Эта церковь была обезображена въ Римѣ. Вы захотѣли ее очистить, преобразовать,-- но въ вашемъ дѣланіи исчезла сама церковь. Взгляните на Востокъ -- ex Oriente lux! Тамъ не было надобности предпринимать опасный процессъ очищенія, ибо эта церковь осталась такою, какъ была, неизмѣнною въ православной вѣрѣ. Каѳолическое, но не Римское -- пустъ будетъ нашимъ кличемъ!"
Понятно, что какъ скоро дѣло идетъ о восточномъ православіи, то трудно довольствоваться однимъ отвлеченнымъ догматическимъ ученіемъ церкви, дѣйствительно оставшимся неизмѣненнымъ (въ чемъ и заключается громадная заслуга ея предстоятелей); а является необходимость узнать ближе историческое развитіе этого ученія и его воплощеніе въ церковной жизни православныхъ странъ. Однимъ словомъ -- если рѣчь касается православія, она касается и положенія церкви въ Россіи, какъ главной представительницѣ православнаго міра. На Россію, на Русскую церковь. Русское церковное управленіе, устремлены теперь взоры всѣхъ на Западѣ, томимыхъ религіозною жаждой. Призваніе Россіи выясняется такимъ образомъ само собой,-- но сама Россія стоитъ ли въ уровень съ этимъ призваніемъ, вполнѣ ли оказывается достойною своего призванія? Тѣмъ не менѣе она призвана, и потому пусть вѣдаетъ каждый изъ насъ, что если мерзость запустѣнія на мѣстѣ святѣ была прежде дѣломъ домашнимъ и почти безвреднымъ, какъ думаютъ нѣкоторые, для совѣсти истинно вѣрующихъ, то теперь она становится уже соблазномъ, способнымъ отвратить отъ истины -- ищущихъ истины. Но соблазнъ состоитъ не въ томъ именно, что существуютъ злоупотребленія, присущія всякому человѣческому дѣланію,-- а въ нашихъ нравственныхъ отношеніяхъ къ злоупотребленіямъ, въ бытовыхъ привычкахъ и воззрѣніяхъ церковнаго общества. Не скрывая существующихъ злоупотребленій, но обличая и осуждая ихъ, можемъ мы ослабить силу соблазна и внушить довѣріе къ хранимой нами истинѣ.
Посмотримъ теперь, какъ старается Овербекъ защитить "Русскую церковь" отъ нападеній на нее католиковъ и протестантовъ. Поблагодаримъ его за защиту, порадуемся и тому, что защита эта -- еще недавно, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, не мыслимая -- стала теперь, или уже становится, возможною.
Вотъ какъ возражаетъ Овербекъ (опираясь между прочимъ на свѣдѣнія, сообщенныя ему однимъ изъ нашихъ заграничныхъ священниковъ), католическому писателю Дёллингеру на его обвиненія. "Русскія Духовныя консисторіи, говоритъ послѣдній, знамениты своей продажностью и симоніею". Не правда, отвѣчаетъ Овербекъ: "низшіе чиновники въ прежнее время получали плохое жалованье и потому, дѣйствительно искали вознагражденія во мздѣ и наводочныхъ деньгахъ. Но теперь все дѣло совершенно намѣчено до самаго основанія " (курсивъ въ подлинникѣ). "Бѣлое духовенство борется съ нуждой и бѣдностью", утверждаетъ Дёллингеръ. "Въ новѣйшее время -- возражаетъ Нѣмецкій профессоръ -- большинство бѣлаго духовенства получаетъ прибавочное содержаніе отъ правительства, такъ что его положеніе значительно улучшено".-- "Русская церковь нѣма, нѣтъ проповѣди" -- восклицаетъ нападающій на насъ католикъ. "Русское богослуженіе, конечно, не проповѣдническое богослуженіе, какъ въ протестантствѣ. Но богатая символами литургія есть сама краснорѣчивая проповѣдь. Къ тому же каждый священникъ обязанъ (?) по крайней мѣрѣ десять разъ въ году говорить проповѣдь, въ присутствіи епископа..." таковъ отвѣтъ защищающаго насъ протестанта. Далѣе, на слова Дёллингера, что епископъ и остальное епархіальное духовенство раздѣлены между собою широкою непроходимою пропастью, читаемъ у Овербека увѣреніе, что отношенія между епископомъ и священниками въ Россіи такъ, во всякомъ случаѣ, тѣсны, что не оставляютъ ничего болѣе желать". Дёллингеръ ставитъ намъ въ обвиненіе, что у насъ нѣтъ е никакихъ совѣщательныхъ собраній (Conferenzen) духовенства". "Не правда! съ живостью отвѣчаетъ Овербекъ: Русское духовенство собирается въ дружескія конференціи, т. е. добровольно, не оффиціально, особенно въ настоящее время. Кто утверждаетъ противное, тотъ ровно ничего не знаетъ о современномъ состояніи Русскаго духовенства..." Съ какою радостью (и какъ мы порадовались вмѣстѣ съ нимъ!) противопоставляетъ Овербекъ Дёллингеру, сказавшему, что "въ Русской церкви нѣтъ обмѣна воззрѣній посредствомъ литературныхъ органовъ" -- цѣлый добытый имъ, Овербекомъ, списокъ современныхъ духовныхъ Русскихъ журналовъ, которые всѣ и поименовываетъ, не упоминая конечно о времени возникновенія этой литературы. Онъ указываетъ также на епархіальныя вѣдомости, и говоря о церковной словесности, ссылается на словарь митрополита Евгенія и на богословскую хрестоматію Невскаго. "Разумѣется, Русскіе пишутъ по русски, и не по латыни же, французски или нѣмецки писать имъ въ угоду Дёллингеру!" восклицаетъ онъ; "пусть Дёллингеръ выучится сначала по русски, если хочетъ имѣть право произнести судъ надъ Русскою церковною литературой..."
Наконецъ Дёллингеръ, утверждая, что "Русская церковь лишена всякаго внутренняго движенія, всякой живой свободной органической дѣятельности", указываетъ на отсутствіе у насъ соборовъ. Овербекъ удостовѣряетъ напротивъ, что сохраненіе и утвержденіе чистаго каѳолическаго вѣрованія (что въ отношеніи догматическомъ вполнѣ справедливо) и стремленіе устроить жизнь по вѣрѣ -- суть двѣ ясно сознанныя цѣли Русскаго духовенства. "Развѣ это не органическая жизнь?" спрашиваетъ онъ. Что же касается до соборовъ, продолжаетъ Овербекъ, то вселенскіе соборы, по случаю раздѣленія церквей, теперь невозможны, "а въ частныхъ соборахъ Русская церковь не нуждается, имѣя Святѣйшій Сѵнодъ -- постоянно пребывающій, на которомъ епископы являются поочередно". Въ какой степени Святѣйшій Сѵнодъ замѣняетъ у насъ помѣстный соборъ, мы не считаемъ себя въ правѣ касаться здѣсь слегка этого вопроса,-- и переходимъ затѣмъ къ другимъ замѣчательнымъ страницамъ -- защитника нашего православія въ Нѣмецкомъ городѣ Галле. Отлагаемъ это до слѣдующаго No.