"Русь", 25-го іюля 1881 года.
Много толковали въ послѣднее время по поводу слуховъ о предположеніи нѣкоторыхъ лицъ издавать "Народную газету" съ правительственной субсидіей -- или иного рода поддержкой, хотя бы въ видѣ, напримѣръ, обязательной для всѣхъ волостныхъ правленій подписки. Напечатанное въ 36 No "Руси" сообщеніе правительства категорически опровергаетъ всѣ эти слухи,-- но вопросъ, вызванный ими, самъ по себѣ интересенъ заслуживаетъ отвѣта. Нужна ли народу газета, доступная ему по цѣнѣ и по языку или способу изложенія? Несомнѣнно нужна въ наше время, и правительство поступить мудро, если приметъ эту потребность въ соображеніе. Что бы ни говорили, а грамотность въ сельскомъ населеніи распространяется довольно успѣшно, и про газету вѣдомо стало народу даже въ самой глухой глуши нашего отечества. Послѣдняя война (т. е. война Сербская 1876 г. съ участіемъ добровольцевъ даже изъ среды заволжскихъ крестьянъ, и война 1877 г. за Болгарію -- эти два дѣйствія одной и той же драмы, которыя раздѣлать въ общественномъ сознаніи невозможно), и такъ, война 1876--77 года была по истинѣ народною войною,-- чѣмъ не была до сихъ поръ ни одна война съ Турками, а воевали мы съ ними не мало. Мы объясняемъ себѣ такой необычайный подъемъ народнаго духа, между прочимъ, уничтоженіемъ крѣпостнаго гнета: то была первая война послѣ освобожденія крестьянъ 19 февраля 1861 г. Но какія бы причины ни была,-- фактъ неоспоримъ, что въ эти два-три года военной поры развитіе народное двинулось такъ быстро, какъ въ. иное время не движется и въ десятки лѣтъ. Народъ положительно участвовалъ мыслью и сердцемъ въ этомъ, по понятіямъ недавней старины, казалось бы постороннемъ для него государственномъ дѣлѣ. Его вниманіе было такъ напряжено, интересъ къ малѣйшимъ подробностямъ борьбы былъ такъ великъ, что "газета" и "депеша" стали самыми обиходными понятіями и словами. Селенія подписывались складчиной на полученіе иного періодическаго листка, посылали нарочныхъ на базары и въ уѣздный городъ -- добывать вѣстей и купить афишъ съ телеграммами, которыя потомъ кѣмъ-нибудь грамотнымъ читались на площади, вслухъ предъ собравшимися крестьянами. Миновала военная пора, но привычка и вкусъ къ подобному чтенію остались,-- да и событія, за войной послѣдовавшія, были не такого рода, чтобъ духу народному погрузиться снова въ дремоту и усыпленіе. Народъ, олицетворяющій себя, сознающій свое политическое бытіе въ царѣ, признаетъ и всякое посягательство на царя посягательствомъ на себя самого, на самую основу своего государственнаго существованія: въ дѣло государственнаго управленія онъ не вмѣшивается и вмѣшиваться не хочетъ, но сохраненіе основы -- это онъ считаетъ уже своимъ д ѣ ломъ. Злодѣйство 1 марта прожгло его душу глубокимъ, надолго неизгладимымъ слѣдомъ, хотя онъ и неохотно это выказываетъ и вообще, какъ народъ ума и нрава серьезнаго, любитъ таить свои думы про себя. Онъ сталъ болѣе прежняго чутокъ, внимателенъ и даже пытливъ. Онъ теперь менѣе, чѣмъ въ старое время, разобщенъ, даже внѣшнимъ образомъ, съ жизнью высшихъ общественныхъ классовъ и не безучастенъ къ тому, что творится около него или надъ нимъ. Онъ даже находитъ нужнымъ, по инстинкту самосохраненія, свойственному ему какъ политическому и историческому организму, и въ виду революціонныхъ, воочію явленныхъ ему кововъ, слѣдить нѣкоторымъ образомъ за тѣмъ, что творится. Однимъ словомъ, онъ читаетъ, гдѣt возможно, газеты, разспрашиваетъ тѣхъ, кто ихъ получаетъ, старается узнать: "что въ нихъ пишутъ"?
Но тутъ-то и опасность. Та степень первоначальнаго образованія, которая доступна народнымъ массамъ вообще и нашему народу въ частности, не можетъ, разумѣется, снабдить народъ достаточнымъ критеріемъ для распознанія плевелъ отъ пшеницы, для того, чтобы умѣть разобраться въ этомъ множествѣ періодическихъ изданій. Школа вселяетъ въ крестьянъ - учениковъ уваженіе къ книгѣ, къ печати, и трудно имъ усвоить себѣ ту высшую точку зрѣнія культурнаго класса, что газеты такого уваженія и вѣры вообще не заслуживаютъ; что онѣ -- не болѣе какъ органы разныхъ партій и направленій, а иногда личныхъ мнѣній и интересовъ; что "пресса, это -- мысли вслухъ или разговоръ разнаго склада людей,-- людей вольныхъ, частныхъ, никѣмъ на то не поставленныхъ и за слова и сужденія свои, кромѣ извѣстныхъ случаевъ, вообще не отвѣтственныхъ. Народу мните а, что все публичное подлежитъ надзору власти и всякое печатное слово является въ свѣтъ не иначе; какъ съ одобренія правительства. "Напечатано" -- это самый сальный аргументъ у народа: "мы сами это въ газетахъ прочли", возражаютъ вамъ, вели вы вздумаете опровергать иной вздоръ, вычитанный крестьянами въ какой-нибудь газетѣ. А какъ они читаютъ -- образцомъ этому можетъ служить крестьянское толкованіе одной газетной статьи, приведенное ниже, въ этомъ же No "Руси", въ "Письмѣ изъ деревни". Нашъ книжный или литературный языкъ мало понятенъ простому народу, а потому и легко подаетъ поводъ къ недоразумѣніямъ, подчасъ, пожалуй, и вреднымъ. Винить въ этомъ исключительно русское "народное невѣжество", на что такъ скоры наши газетные борзописцы,-- было бы но меньшей мѣрѣ неумно. Нѣтъ страны въ мірѣ, въ которой языкомъ общимъ для всей народной массы былъ бы языкъ высшаго образованія, языкъ дѣланный, отвлеченный, испещренный латинскими, греческими, вообще иностранными выраженіями и условленными научными терминами, служащій орудіемъ для обмѣна абстрактныхъ понятій въ средѣ, гдѣ почти всѣ предполагаются стоящими на одномъ общемъ, извѣстномъ уровнѣ умственнаго развитія и знанія. У насъ же, сказать по правдѣ, литературная рѣчь, независимо отъ иностранныхъ. словъ, преисполнена грамматическихъ и синтаксическихъ формъ и оборотовъ, противныхъ самому духу нашего языка. Вторженіе этой рѣчи въ народное употребленіе съ ея "вліяніями", "преслѣдованіями цѣлей или мыслей", "любопытными вещами" и т. п. даже и не желательно, ибо засоряетъ самый источникъ живаго чистаго русскаго слова, который такъ нуженъ вамъ для обновленія и исправленія нашего литературнаго языка. Но было бы совершенно несправедливо порицать и наши газеты за то, что онѣ не пишутъ рѣчью вполнѣ удобопонятною для народа. Во-первыхъ, такая рѣчь, какъ мы уже сказали, вовсе не годится для обмѣна мыслей болѣе или менѣе отвлеченныхъ, свойственнаго средѣ высшаго образованія; во-вторыхъ, задача газетъ (въ томъ числѣ, разумѣется, и вашей) -- служить разработкѣ сознанія именно въ такъ-называемыхъ "культурныхъ" классахъ. Онѣ вовсе не каѳедра для народной проповѣди. А между тѣмъ, именно это-то значеніе учительной каѳедры, да еще правительствомъ одобренной, присвоиваетъ народъ чуть ли не каждой газетѣ. Нужно бы непремѣнно устранить такое прискорбное недоразумѣніе. Не думаемъ, чтобы даже тѣ журналисты, которые на своихъ летучихъ періодическихъ листкахъ распространяли въ публикѣ новѣйшую французскую литературу, напримѣръ романъ "Нана" Эмиля Зола,-- признавали такое чтеніе для народа, и особенно для крестьянскихъ мальчиковъ (главныхъ грамотеевъ въ деревнѣ), назидательнымъ и желаннымъ. Если можно утѣшаться тѣмъ, что такія газеты, по своей дороговизнѣ, въ народъ не проникаютъ, то нельзя не вспомнить, что есть цѣлый рядъ листковъ очень дешевыхъ, расчитывающихъ на огромное распространеніе и дѣйствительно распространенныхъ, которые можно также причислить къ "порнократической" литературѣ и въ точномъ, и въ переносномъ смыслѣ, о чемъ бы они ни толковали {Мы должны оговориться, чтобъ не подать повода въ ложнымъ истолкованіямъ. Хотя недавно "Русскій Курьеръ" разослалъ но всѣмъ лавкамъ и магазинамъ печатный циркуляръ, что онъ, "Курьеръ", сталъ одною изъ самыхъ распространенныхъ и любимыхъ газетъ въ Россіи и за границей (?!), а потому-де "въ вашихъ интересахъ" помѣщеніе въ немъ объявленій особенно "выгодно", однакоже онъ можетъ успокоиться: мы не его имѣемъ въ виду.}. Лишить подобныя изданія той правительственной санкціи, которою они украшаются въ глазахъ народа (чего можетъ-быть и сами издатели не подозрѣваютъ), было бы, надо думать, согласно съ интересами самихъ издателей...
Но какъ же этого достигнуть? Для этого-то и нужны, скажутъ намъ, спеціальныя изданія для народа, съ пособіемъ отъ правительства и имъ нарочито рекомендуемыя (каковая рекомендація въ сущности равнозначительна обязательной на изданіе подпискѣ). Мы не сочувствуемъ съ такого рода системой, да и самый опытъ свидѣтельствуетъ объ ея безуспѣшности. Оказывая подобную поддержку частному лицу, правительство становятся поневолѣ солидарнымъ съ тѣмъ личнымъ элементомъ, который не можетъ не вносить издатель въ свою газету, съ его воззрѣніями, съ еіъ пріемами; издатель, съ своей стороны, становись въ положеніе зависимое, утрачиваетъ искренность въ словѣ, подлаживается, поддѣлывается,-- и все это отражается на самомъ изданіи какою-то фальшью, которая инстинктивно чувствуется читателями. Всѣ почти изданія, для народа, страдаютъ у насъ этими недостатками: народъ ихъ не любитъ и не читаетъ. Да у насъ почти никто и не умѣетъ писать для народа; народную литературу обыкновенно отождествляютъ у насъ съ литературою я и авторы въ той и другой области похожи на людей, которые, играя съ дѣтьми, присаживаются на корточки и умышленно картавятъ какъ дѣти. Большая часть такихъ писателей старается научить народъ разнымъ нравственнымъ истинамъ (притомъ же ему болѣе или менѣе извѣстнымъ) -- языкомъ слащавымъ, искусственно-нѣжнымъ, забывая, что по понятіямъ народа, языкъ истины -- языкъ серьезный и строгій. Народъ вовсе не прочь поломать голову надъ читаемымъ, нужно только, чтобы рѣчь была внутренно-живая и по возможности образная, въ формѣ не столько абстрактной, сколько конкретной. Изъ нашихъ же писателей "для народа" многіе являются, по французской пословицѣ, болѣе католиками, чѣмъ самъ папа, отчасти по усердію, отчасти по личному убѣжденію или темпераменту. Мы кажется уже приводили однажды остроумное изреченіе французскаго романиста Шербюлье, que Dieu aime mieux ceux qui le renient, que ceux qui le compromettent, T. e. что Господь Богъ охотнѣе терпитъ тѣхъ, которые его совсѣмъ отрицаютъ, чѣмъ тѣхъ, которые его руютъ. Въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ ничего хуже для истины -- такъ-называемыхъ медвѣжьихъ услугъ. Открытый врагъ менѣе опасенъ: при немъ истина остается въ своей чистотѣ и неприкосновенности; нечистый же союзникъ, кривотолкъ-защитникъ, роняетъ ея достоинство; всякая примѣсь фальши ослабляетъ ея силу. Къ сожалѣнію, нигдѣ правое дѣло не страдаетъ такъ отъ медвѣжьихъ услугъ, какъ у насъ, и не только со стороны какихъ-либо патентованныхъ "писателей для народа", народомъ почти никогда и не читаемыхъ, но, со стороны многихъ церковныхъ проповѣдниковъ. Послѣдніе, напримѣръ, касаясь въ своихъ проповѣдяхъ отношеній подданнаго къ дарю, налагаютъ иногда цѣлую доктрину низкаго идолопоклонства, и своими кощунственными сравненіями царскаго достоинства съ свойствами божескими, своею, омерзительною лестью -- только смущаютъ истинно вѣрующій и истинно вѣрноподданный нашъ народъ. Кстати: мы имѣемъ у себя въ копіи составленное въ двадцатыхъ годахъ, по повелѣнію Государя Александра Павловича, и разосланное по всѣмъ епархіямъ циркулярное предписаніе, чтобы духовенство при встрѣчѣ съ Гоеударемъ не употребляло въ своихъ привѣтственныхъ рѣчахъ и въ произносимыхъ въ его присутствіи проповѣдяхъ выраженій грубой и богохульной лести. Не къ чести нашего высшаго духовенства этотъ историческій документъ,-- но, конечно, къ вящей чести и славѣ Императора Александра I.
Мы должны, впрочемъ, справедливости ради, упомянуть, что былъ одинъ опытъ, начало котораго оказалось, повидимому, удачно. Основатель "Русскихъ Вѣдомостей", извѣстный въ свое время литераторъ и человѣкъ очень умный, И. Ф. Павловъ, основалъ эту газету именно съ цѣлью сдѣлать ее листкомъ народнымъ, для чего со стороны правительства и оказана была ему поддержка способомъ "рекомендаціи", а главное, весьма значительнымъ пониженіемъ платы за почтовую пересылку. Газета издавалась просто, умно, безъ всякихъ тенденцій и имѣла положительный успѣхъ. Но Павловъ умеръ; спустя нѣкоторое время по его смерти, газета перемѣнилась и внѣшнимъ и внутреннимъ образомъ; стала исключительно органомъ партіи или одного изъ литературныхъ направленій, однимъ словомъ, стала газетою такою же какъ "Голосъ", "Порядокъ" и всѣ другія. А между тѣмъ, въ народныхъ понятіяхъ фирма или названіе этой газеты продолжаетъ быть связаннымъ съ воспоминаніемъ о правительственной рекомендаціи, что, конечно, можетъ подать поводъ къ недоразумѣніямъ, да и не должно, полагаемъ, быть пріятнымъ самому этому "либеральному" органу: подобное двусмысленное положеніе должно, кажется намъ, стѣснять нѣкоторымъ образомъ его собственную свободу. То же самое можетъ случиться и со всѣми этими "Сельскими Бесѣдами", "Народными Чтеніями", "Грамотеями", и т. п.
Для удовлетворенія народной потребности въ газетѣ нужно бы, думаемъ мы согласно съ авторомъ "Письма изъ деревни", издавать газету для народа не другому кому, а самому же правительству. Пусть издается нѣчто въ родѣ маленькаго "Правительственнаго Вѣстника", прямо отъ имени правительства, да непремѣнно съ государственнымъ орломъ: такая газета, какъ органъ самой1 государственной власти, будетъ самая угодная народу, и онъ отнесется къ ней съ полнымъ вниманіемъ и довѣріемъ. При ртомъ народу должно быть, конечно, внушено,1 что правительство не во8браняетъ никому выписывать и получать всякія другія газеты, но что эти другія газеты -- то же что рѣчи на базарѣ: частныя и вольныя, мысли и воля правительственной не выражающія, или на выраженіе ихъ неуполномоченныя, и что правительство за нихъ не отвѣтственно; отвѣчаетъ же оно только за то, что сказано въ его собственной газетѣ. Цѣну ей слѣдовало бы назначить самую дешевую, рубль или два въ годъ, и изданіе поручить человѣку умному и надежному, какъ важное государственное дѣло. Въ ней должны бы быть помѣщаемы всѣ манифесты, указы и правительственныя распоряженія, имѣющіе хонъ нѣкоторую связь съ обстоятельствами народнаго быта, промышленности и торговли,-- при чемъ самый текстъ законовъ и распоряженій могъ бы сопровождаться яснымъ, простымъ, краткимъ истолкованіемъ. Газета же должна сообщать и свѣдѣнія о царѣ и царскомъ семействѣ, чѣмъ всегда сильно интересуется народъ, а также и свѣдѣнія обо всемъ, что знать для него полезно,-- о выставкахъ, конкурсахъ и т. п. Въ ней же могутъ найти мѣсто и полезные совѣты во сельскому хозяйству, по кустарнымъ промысламъ, по народной гигіенѣ, по предохраненію отъ эпизоотій, повальныхъ болѣзней и т. д. и т. д., изложенныя просто, трезво, языкомъ чуждымъ ужимокъ и аффектаціи, какъ говорятъ съ человѣкомъ взрослымъ и умнымъ, но неученымъ. Это будетъ самое правдивое и честное отношеніе власти къ народу, самый лучшій способъ для огражденія народа отъ дѣйствія кривыхъ толковъ и слуховъ, и однимъ изъ добрыхъ, прямыхъ средствъ для поощренія народнаго труда...