Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси". Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Москва, 7-го февраля 1868 г.
Тише воды, ниже травы -- вотъ какимъ девизомъ политическаго благонравія совѣтуютъ нѣкоторыя Петербургскія rasera, органы нѣкоторыхъ Петербургскихъ сферъ, украситься Русскому кабинету, -- вотъ чего добивается и западно-Европейская дипломатія отъ Россіи, -- вотъ тайная цѣль всего послѣдняго похода заграничной прессы на Россію, во имя интересовъ всеобщаго мира! Неразумные совѣты, лукавое миролюбіе, лживые страхи, коварная агитація! Неужели Poссія и теперь будетъ ихъ жертвою, или по крайней мѣрѣ игрушкой? Неужели она дастъ себя снова запугать или смутить визгомъ и воемъ иностранныхъ газетъ, этихъ кликушъ Европейскаго общественнаго мнѣнія, частью подкупленныхъ, а частью искусственно раздраженныхъ пущенными въ ходъ кѣмъ-то изподтишка сплетнями, клеветами, разными призрачными пугалами? Развѣ въ Европѣ, на этой почвѣ невѣжества о Россіі и ненависти въ Россіи, есть такая вздорная выдумка о Русской политикѣ, которая бы не могла приняться и пустить ростки и распуститься пышнымъ пустоцвѣтомъ? Развѣ со вчерашняго дня знакомы мы съ такою произрастительностью Европейской почвы, и не пора уже намъ привыкнуть въ ней и оставлять ее безъ вниманія? А между тѣмъ нельзя не сознаться съ нѣкоторою горечью, что всѣ эти возгласы заграничной публицистики, съ аккомпаниментомъ вѣжливыхъ заявленій подозрѣнія со стороны европейскихъ державъ, способны и до сихъ поръ производить на насъ не малое впечатлѣніе. Если, по вѣрному замѣчанію, всякій усердный лгунъ, отъ частаго повтореній своей собственной лжи, начинаетъ, наконецъ, самъ въ нее вѣрить, то относительно Русскаго общества можно сказать, что усердіе западно-Европейскихъ журналистовъ, своею настойчивостью и постоянствомъ, доводитъ насъ. самихъ до смущенія, а потомъ почти и до вѣры въ истинность всѣхъ ихъ измышленій насчетъ Россіи, -- или по крайней мѣрѣ до сомнѣнія въ нашемъ правѣ и правдѣ. Намъ до такой степени прожужжали уши, что мы виноваты, что мы, наконецъ, и сами спрашиваемъ себя: ужъ не виноваты ли мы и въ самомъ дѣлѣ? не имѣетъ ли и въ самомъ дѣлѣ Европа ка&ого-либо справедливаго повода подозрѣвать насъ во властолюбивыхъ замыслахъ, опасаться насъ, быть недовольною нами?.. Въ припадкѣ смиренія, мы начинаемъ обвинять нашу собственную періодическую печать въ недостаткѣ умѣренности въ сужденіяхъ и выраженіяхъ объ иностранной политикѣ, о Восточномъ и Славянскомъ вопросѣ, -- намъ хотѣлось бы заставить ее, если не совсѣмъ смолкнуть, то притихнуть, понизить свой тонъ и остерегаться толковать о томъ, что не по шерсти западно-Европейской прессѣ. Есть цѣлый рядъ газетъ въ Петербургѣ, который, подъ фирмою "Россія для Русскихъ", преподаетъ такіе благонравные уроки остальной Русской журналистикѣ и совѣтуетъ имъ отказаться отъ всякихъ толковъ объ Австріи и Турціи, дабы не раздразнить нашихъ ревнивыхъ сосѣдей. Но спрашиваемъ: почему же мы, Русскіе, обязаны справляться со вкусами иностранныхъ политиковъ, а не они съ нашимъ? Почему именно Русская журналистика должна соображаться съ тѣмъ, что нравится или не нравится за границей, -- тогда какъ ни Австрійская, ни Французская, ни Англійская, да и никакая западно-Европейская пресса и не думаетъ заботиться о томъ, по нутру или не по нутру вамъ ихъ отзывы о Россіи? Русскому журналисту ставится въ вину всякое не совсѣмъ уважительное слово о какомъ-нибудь чужестранномъ потентатѣ, тогда какъ Французская печать, напримѣръ, не налагала и не налагаетъ на себя никакого воздержанія относительно Русскаго Государя. Нами представители при иностранныхъ дворахъ, конечно, не начнутъ процессовъ, не предъявятъ даже и жалобъ -- по поводу, напримѣръ, открыто заявляемыхъ въ заграничныхъ газетахъ требованій и плановъ возстановленія Польши, или по поводу журнальной агитаціи въ пользу Нѣмецкой колоніи въ прибалтійскихъ губерніяхъ?.. А Русскимъ органамъ періодической литературы вмѣняется въ укоръ всякое изъявленіе сочувствія Австрійскихъ и Турецкимъ Славянамъ, всякое требованіе равноправности для первыхъ и самостоятельности для послѣднихъ. Такое положеніе дѣлъ, такая неравномѣрность взавхныхъ отношеній, добровольно усвоенная и какъ бы признанная за что-то нормальное самою Россіей, обращается вся въ уронъ нашей чести, въ ущербъ Россіи. Мы имѣемъ въ виду не одну русскую журналистику. Мы помнимъ, какъ передъ самымъ вторженіемъ турецкихъ западно-европейскихъ полчищъ въ Русскіе предѣлы, въ 1854 году, отъ Россіи требовали и добились обязательства, во свидѣтельство безкорыстія ея намѣреній, не переступать предѣловъ Турецкой территоріи. Мы знаемъ, какъ со времени заключенія Парижскаго трактата, этимъ трактатомъ признавала и признаетъ себя связанною по рукамъ и по ногамъ одна Россія, тогда какъ западноевропейскія державы не только не считаютъ себя имъ связанными, но неоднократно нарушали и продолжаютъ нарушать его съ безпримѣрною наглостью во вредъ Россіи. Пораженные такою наглостью, мы пожимаемъ плечами, но, ради интересовъ европейскаго мира, "ради сохраненія добраго согласія между великими державами", мы, скрѣпя сердце, волей-неволей рѣшаемся признать совершившіеся факты, и влечемся нехотя во слѣдъ западно-европейской корыстной политической иниціативѣ, одушевленные самыми противоположными, благими, безкорыстными намѣреніями! На нашихъ глазахъ, въ теченіе почти 12 лѣтъ, продолжается постоянное дипломатическое завоеваніе Франціей Востока въ явную противность всѣмъ интересамъ Славянскимъ и Русскимъ, а мы едвали не продолжаемъ мечтать о возможности совмѣстной съ Франціей политики на Востокѣ. Мы не перестаемъ, повидимому, льстить себя надеждою, что авось Господь Богъ вразумитъ сердца западно-Европейскихъ дипломатовъ, и они, восчувствовавъ, наконецъ, честность и добросовѣстность Россіи, отдадутъ ей справедливость и утѣшатъ ее своимъ довѣріемъ и дружбою. Вѣжливо замѣчая державамъ, что такъ поступать, какъ онѣ поступаютъ, не хорошо, не годится, мы тѣмъ не менѣе стараемся заслужить Европейское благоволеніе своею скромностью, своимъ добропорядочнымъ поведеніемъ, и готовы встревожиться всякимъ вольнымъ о Западѣ словомъ нашей политической печати.
Но Русская политическая печать теперь больше чѣмъ когда-либо обязана съ зоркостью слѣдить за всѣмъ, что дѣлается на Востокѣ, и разоблачать интриги, прикрываемыя маревомъ Европейскаго общественнаго мнѣнія. Вопреки увѣреніямъ нѣкоторыхъ истинно-Петербургскихъ газетъ, маскирующихъ свое духовное угодничество вредъ Европой девизомъ "Россія для Русскихъ", на Русской политической печати лежитъ великій общественный долгъ разъяснить общественному сознанію всю ту связь судьбы Россіи съ судьбою Востока, отъ которой Россія не можетъ отречься, не измѣнивъ своей исторической миссіи, не переставъ быть самой собою... Русская печать призвана быть сознательнымъ выраженіемъ и проводникомъ народной мысли и чувства въ область высшихъ политическихъ соображеній. Она не должна и не смѣетъ молчать, она не можетъ робѣть предъ прессою и общественнымъ мнѣніемъ Европы, -- и тамъ, гдѣ Русскому дипломатическому протесту нельзя почему-либо раздаться слишкомъ громко, пусть раздается громкій голосъ Русскаго общественнаго мнѣнія: онъ, не менѣе вооруженныхъ готовыхъ армій, способенъ будетъ произвести серьезное впечатлѣніе на Европу и поддержать нашу можетъ быть уже слишкомъ осторожную, до нерѣшительности, дипломатію.
Въ настоящую пору ясно раскрывается цѣль всей той агитаціи иностранной журналистики, которая была направлена противъ Россіи. Россію хотятъ оттереть отъ Востока, не потому, чтобы Россія грозила нарушеніемъ Европейскаго мира, но для того, чтобы, -- связавъ ее обѣтомъ смиренія и смутивъ ее страхомъ, что она можетъ, пожалуй, навлечь на себя подозрѣніе въ дурныхъ свойствахъ и поднять крикъ и гамъ всей Цивилизованной Европы, -- очистить свободное поле для политическихъ замысловъ иностранныхъ державъ. Восточный вопросъ представляется теперь въ видѣ восточнаго заговора Франціи, Австріи и Англіи. Существованіе этого заговора не подлежитъ сомнѣнію. Въ то время, какъ Россія, оклеветанная въ намѣреніи взбунтовать христіанскихъ подданныхъ султана, принуждена "клятися и ротитися", что она въ такомъ намѣреніи неповинна; въ то время, какъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ Петербургскихъ газетъ, ей приличнѣе всего отказаться чуть не навсегда отъ всякой иниціативы въ Восточномъ вопросѣ, -- иностранная почта привозитъ намъ извѣстіе, что вдоль границы Сербскаго княжества начались передвиженія Австрійскихъ войскъ, что Англія сосредоточиваетъ свои суда въ Средиземномъ морѣ, и что Французская эскадра при Чивита-Веккіи имѣетъ въ виду не одно назначеніе оберегать Папскую область и состоять при Французскомъ гарнизонѣ. Справедливы или нѣтъ эти слухи -- мы не знаемъ; но они правдоподобны, и важно то, что эти слухи распространяются Французскими же газетами. Мы нисколько не удивимся, если вдругъ выплыветъ на верхъ изъ мутной глуби западно-европейской дипломатіи такого рода комбинація: "ради сохраненія европейскаго мира, ради огражденія цѣлости Оттоманской имперіи отъ Русскихъ интригъ, направленныхъ къ возмущенію христіанскихъ населеній Typціи, -- ради блага самой Сербіи и самихъ этихъ населеній, -- признается необходимымъ, не въ видѣ завоеванія, а въ видѣ помощи султану и въ видѣ залога Европейскаго мира, занять Сербское княжество, или пограничную съ нимъ Боскію войсками Австрійскаго императора"... Недаромъ Англія грозить "дунайскимъ правительствамъ", что западныя державы рѣшатся пойдти на все ради умиротворенія Турціи, въ случаѣ какого-либо Славянскаго движенія на Дунаѣ. Почти съ достовѣрностью можно сказать, что если дѣйствительно Сербія откроетъ рядъ наступательныхъ дѣйствій будущею весной, или вспыхнетъ въ Турціи какое-либо возстаніе Славянскихъ племенъ, Австрія, съ разрѣшенія и уполномочія всей Западной Европы, введетъ въ Сербію свои войска. Что станетъ тогда дѣлать Россія? Не слѣдуетъ ли ей предвидѣть и эту случайность и заранѣе опредѣлить свою систему дѣйствій? Мы не сомнѣваемся, что наша дипломатія уже давно разочла всѣ возможныя вѣроятности и давно начертала себѣ программу. Но Русское общество, имѣя въ виду столько уже допущенныхъ Россіей, въ ущербъ себѣ, нарушеній Парижскаго трактата, не можетъ не интересоваться этимъ вопросомъ. Нельзя же Россіи будетъ помириться ни съ фактомъ насильственнаго со стороны Европы дѣйствія противъ Сербіи, ни тѣмъ менѣе съ фактомъ занятія какой-либо части Турціи Австрійскими войсками, подобно тому, какъ она примирилась съ созданіемъ Молдо-Валашскаго княжества или съ возведеніемъ въ званіе Румынскаго князя иностраннаго принца... Допустить войскамъ Австрійскаго императора вступить, подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, въ предѣлы Турецкой имперіи, значило бы для Россіи погубить все свое значеніе на Востокѣ, уступить Востокъ въ духовную и матеріальную власть Западной Европѣ и подписать самой себѣ грозный приговоръ...
Не оправдываться и извиняться въ своихъ политическихъ поступкахъ на Востокѣ подобаетъ Россіи, а перейти самой къ роли обвинительницы и обличительницы. По крайней мѣрѣ такое положеніе должна принять Русская печать и противопоставлять западно-Европейскому общественному мнѣнію общественное мнѣніе Россіи и всего Славянскаго міра. Пустъ помнитъ Австрія, что вопросъ Восточный есть вопросъ Славянскій. Мы ничего инаго не желаемъ для Австрійской иннеріи, какъ именно той политической формы, которая одна соотвѣтствуетъ разноплеменному составу монархіи Габсбурговъ, -- именно формы федеративной и равноправности всѣхъ Славянскихъ народностей, ее населяющихъ, съ Мадьярами и Нѣмцами. Въ такомъ нашемъ желаніи, совпадающемъ съ желаніемъ всѣхъ Славянскихъ ея подданныхъ, заключается условіе благоденствія и преуспѣянія для самой Австріи. Но если Австрійское правительство дозволитъ себѣ какое-либо нарушеніе Парижскаго трактата въ ущербъ Славянской независимостй или стремленію въ ней на Востокѣ, то оно рискуетъ само, собственными руками, возжечь такой вопросъ, общій для всего Славянскаго міра, къ которому Россіи нельзя будетъ отнестись равнодушно... По крайней мѣрѣ, не отнесется къ нему равнодушно и считаетъ необходимымъ поставить теперь же это на видъ Австрійской прессѣ и Австрійскому общественному мнѣнію Русская печать...