В двух предшествовавших статьях, говоря о легкомысленном суждении нашей публики, мы старались побудить читателей к более строгой и внимательной оценке всей важности предстоящей судебной реформы: с этою целью мы указывали им на трудности, с которыми неизбежно связано применение к жизни, на практике, такого громадного теоретического творения, каким представляются судебные уставы 20 ноября. Мы не принадлежим ни к оптимистам, ни к пессимистам, - не обольщаемся надеждами на немедленную блистательную удачу, не предаемся меланхолическим гаданиям о совершеннейшем неуспехе. Мы покорно признаем ту неотложную историческую необходимость, которая заставляет нас менять спицы в колесах - на ходу, не приостанавливаясь в самом быстром разбеге, - или же, употребляя другое сравнение, класть фундамент на зыблющейся, не осевшей, не организовавшейся окончательно почве. Мы скорее расположены видеть в новой судебной реформе много залогов положительного успеха, - если... если к делу ее применения будет приступлено с полною добросовестностью, с полным сознанием трудности такого важного и серьезного дела, с полным уважением к жизни. Выражением такого отношения к делу преобразования мы и считаем введение новых уставов в действие сперва в виде опыта на ограниченном пространстве, в одном или двух округах, т.е. в пяти или даже десяти губерниях. Но опыт этот, казалось бы нам, должен быть произведен немедленно и без отлагательства, как для удовлетворения понятного нетерпения публики, так и для скорейшего разрешения на практике тех вопросов, сомнений, недоумений, которые теперь, на досуге, тем более роятся, чем внимательнее и пристальнее всматривается отвлеченная мысль - покуда еще в мертвое, еще не одушевленное жизнью слово закона. В сущности и в окончательном результате, путь, предлагаемый нами, приводит к цели никак не позднее, чем прочие предположенные способы немедленного и повсеместного водворения новых уставов, - но во всяком случае несравненно вернее. Самые рьяные противники "опыта" и ревностные защитники повсеместного введения в дело судебной реформы не считают, однако же, возможным осуществить это введение вполне - ранее трех лет и признают полезным - сначала учредить везде мировые судебные установления, а окружные суды завести только по одному на губернию и в неполном составе, и т.д.: предположения в этом отношении довольно разнообразны.
Как бы кто ни восставал против постепенности, она, в том или другом виде, вторгается во все проекты и обусловливается необходимостью покончить со старыми, прежде возникшими делами и невозможностью допустить параллельное существование старого и нового судов в их полном объеме. Нам кажется, что, ограничив введение новых уставов на первый год несколькими губерниями, испытав на практике пригодность или непригодность разных употребленных в дело способов, можно будет уже с большею твердостью и точностью приемов приступить к распространению действия нового судебного законодательства и на все остальные губернии - для чего тогда уже потребуется, конечно, не более двух лет, если не меньше. Следовательно, при этой последней системе введения, срок окончательного осуществления реформы тот же самый, что и при всех других предположенных системах, - а между тем выгода та, что в течение года все остальные области России поучатся практике нового судопроизводства у тех пяти-шести губерний, где оно будет предварительно применено к жизни, - поучатся, присмотрятся, и когда наступит черед этих областей, они приступят к реформе с большим знанием дела и практических способов введения, с возможностью избегнуть тех ошибок и недоразумений, которые могут быть и, вероятно, будут допущены губерниями - предшественницами в деле реформы. Мы вовсе не разделяем того мнения, которое, придерживаясь системы опыта, предполагает из первоучрежденных судебных установлений сделать род рассадника для всех имеющих учредиться впоследствии, - т.е. усилить личный состав первых с тем, чтобы впоследствии членов этого состава рассылать по губерниям по мере введения в них реформы. Нам кажется, что в этом не предстоит никакой особенной надобности; эти первоучрежденные суды должны быть не рассадником личного состава, а школою для всей остальной России - как для будущих непосредственных деятелей, так и для самого общества. Представим себе, что с такого-то числа входит в силу, в пяти-шести губерниях Московского округа, новое наше судебное законодательство. Внимание публики и всей журналистики, не развлеченное ни количеством, ни обширностью опытов, сосредоточивается на определенном и относительно тесном пространстве. Новизна, свежесть, важность интереса побуждают, а ограниченность местности дает возможность - следить пристально за всеми проявлениями, всеми видоизменениями и фазисами преобразования.
Гласность, приданная процессу водворения новых уставов, обнародование малейших его подробностей благодаря деятельности корреспондентов, - все это сделает опыт нескольких губерний общим для всей России, - и конечно, ни одна затем из остальных губерний не пожелает стать, по отношению к преобразованию, ниже предложенного первоначального образца. Между тем произведенное разом по всей России и не в полном своем виде, а по частям (ибо та или другая постепенность оказывается необходимою, при недостатке наших материальных средств) преобразование, особенно в губерниях отдаленных, может пойти разными, отличными друг от друга путями, и не всегда прямыми. Оно потребует командировки по всей России экспертов для преподания уроков местным деятелям, для заведения повсюду новых порядков в едином смысле и направлении. Но и самые эти эксперты, знакомые с делом только теоретически, а не на практике (которой и выучиться еще было негде), действуя разрозненно на громадном пространстве - не в состоянии будут, несмотря ни на какие усилия центральной власти, ввести того живого единообразия в новых порядках суда, которое необходимо. Едва ли кто станет отрицать, что разнообразие тут неуместно. Свой суд, местный общественный самосуд может, конечно, представлять различие, смотря по местным особенностям, - но суд государственный должен быть одинаков для всех, следовательно, повсюду однообразен; понятые в той и другой местности могут различно глядеть на дело, но все проявления судебной власти государства должны быть проникнуты строгим единством. Это единство, вовсе не формальное и не мертвое, а живое, дается сколько единством убеждений и начал, столько же и единством традиций или преданий; а так как преданий судебной практики у нас еще нет, то если что может заменить их на первое время, так это именно единство и цельность первых опытов, - именно уроки той практической школы, какою явятся непременно, для всей остальной России, в течение года, первоучрежденные судебные установления.
Есть в России местности, которых не способна пронять никакая гласность (хоть бы все та же, например, Тамбовская, а также и некоторые другие), где не только судебная реформа, но даже и светопреставление не в силах, кажется, было бы вызвать местных жителей на сообщения и корреспонденции. Нельзя надеяться, чтобы дело судебного преобразования, начинаясь с этих местностей, подверглось той благодетельной огласке, которая так необходима на первое время для всеобщего поучения, для того, чтобы новый порядок суда был во всей полноте и подробностях своих начал усвоен общественным сознанием. Поэтому и полезно было бы, кажется нам, начать дело преобразования с таких местностей, где гласность возможна, куда она способна проникнуть или где ей привольнее развернуться благодаря стечению благоприятных обстоятельств. Нет сомнения, что лежащие около Москвы губернии, соединенные большею частью с ней железными дорогами, представляют для первых испытаний реформы наиболее удобств, - и то, что будет происходить в них, будет известно по всей России. Впрочем, где бы ни происходил первый опыт применения новых судебных порядков к делу, - если только этот опыт будет обнимать собою пространство, доступное наблюдению, он будет предметом всеобщего напряженного внимания, хотя бы даже для наблюдения представлялось и меньше удобств, чем в губерниях близмосковских.
Всего чаще приходилось нам слышать следующее возражение: вводить новый суд в действие только в некоторых губерниях, оставляя прочие в старом суде - это будет вопиющею несправедливостью: Тульская губерния станет, положим, уже пользоваться благодеяниями судебной реформы, а рядом с нею Орловская будет продолжать томиться под прежним порядком: чем же она виновата?... и т.д., и т.д. Это возражение совершенно неосновательно. Если тут есть несправедливость, так, скорее, относительно тех губерний, на которые прежде всех легла тяжесть первого опыта, а не тех, для которых дело введения реформы, после проведенного в первых губерниях опыта, будет уже несравненно легче. Самою счастливою губерниею будет последняя изо всех, в которой водворится новый суд, и именно потому, что она будет иметь возможность воспользоваться практическим опытом всех прочих губерний. Если Самарской и Костромской губерниям было очень лестно явиться первыми в деле земского самоуправления, так, наверное, те губернии, в которых земские учреждения открыты были позднее, не менее довольны тем, что, наученные опытом Костромы и Самары, могли избежать их ошибок. Эти ошибки, по новости интереса, были усердно оглашены журналистикою по всей России, и едва ли можно предполагать, что какая-либо губерния назначила на будущее время своим земским чинам такое же жалованье, какое сгоряча, на первых порах, назначило Самарское земство. Наконец, судебная реформа не есть временная или легко изменяемая мера; она есть органический статут, полагаемый на многие веки народной жизни: один-два года могут ли во что-нибудь считаться при таком масштабе пространства и времени?
Мы же убеждены, что менее чем в полгода, в какие-нибудь три-четыре месяца, уже окажутся на практике такие результаты, которые вынудят некоторые необходимые немедленные перемены в частностях или дадут практические указания на наилучший способ применения к жизни нового законодательства. Особенно ощутительными явятся эти данные в деле мировых судебных установлений, так как они всего ближе касаются жизни и захватывают область бытовых житейских отношений. Польза или вред совмещения обязанностей мировых посредников с обязанностями судьи и переименования посредников в судьи - окажется тотчас живьем, на самом деле. - Многих этот опыт именно и пугает. Они опасаются, что в случае неудачи, при нерасположении или при неискреннем отношении к судебной реформе многих значительных лиц, начнется целый ряд переделок и исправлений, и дело реформы может затянуться надолго. По нашему мнению, что-нибудь одно: если ревнители немедленного и повсеместного введения судебной реформы верят в ее успех, - в таком случае им нечего опасаться и опыта, производимого на ограниченном пространстве; если же они такой веры не имеют, то стало быть пускаются наудачу; но производить наудачу преобразование на пространстве целой части света, такое желание по меньшей мере - странно... Что же касается до опасений, будто даже неизбежные мелкие промахи и ошибки и те разные ничтожные несовершенства новых уставов, какие непременно окажутся при первом опыте, могут послужить поводом к задержке всего дальнейшего хода преобразования, - то если бы таковая возможность существовала, нечего было бы и предпринимать дело реформы: это значило бы, что время для нее не приспело!... Но мы решительно не хотим допускать этой возможности, да и не вправе допускать ее после торжественных слов Высочайшего указа 20 ноября 1864 года. Нам кажется, что теперь уже не может быть и вопроса о том, вводить или не вводить предположенное преобразование, а только о том, как произвести это преобразование. Теперь все усилия должны быть направлены только к тому, чтоб изыскать наивернейший способ к достижению цели, чтоб полагать фундамент не кое-как, а осмотрительно и прочно, чтоб вообще поступить с делом реформы как можно серьезнее, строже и добросовестнее.
И именно опыт годичной практики, думаем мы, даст другой, более дельный характер как самому отношению нашей публики к новому суду, так и направлению еще приготовляющихся теперь будущих деятелей. Не одна ложь успеет в этот срок времени взойти, расцвести пышным цветом, затем поблекнуть, увясть и исчезнуть бесследно. Нет сомнения, что на первых порах многие наши адвокаты и прокуроры постараются огласить залы судебных собраний громкими и пышными речами на манер французских и будут тешиться, в роде гоголевского Петрушки, не столько внутренним содержанием своего труда, сколько самим процессом говорения. На первое время вообще будет предноситься пред нашими деятелями идеал французских судов, как потому, что и в самых уставах многое, слишком многое заимствовано оттуда, так еще и потому, что те порядки известнее, - а еще более потому, что достижение этого французского идеала, красивого и блестящего - в сущности, несравненно легче, чем подражание простоте, серьезности и дельности английских судов. Многие юноши уже и теперь, в своем кругу, упражняются в красноречии, готовя себя в русские адвокаты; все это естественно и понятно; но мы уверены, что через несколько же месяцев такое ораторствование в деле суда испытает ту же участь, какую вообще испытывает у нас, в быстром ходе своего развития, все ложное, все напыщенное, пустое внутри, все стоящее на ходулях (во сколько оно может подлежать гласной критике): то есть - оно опошлится донельзя и будет осмеяно тем сильнее и язвительнее, чем более, на первых же порах, сосредоточит на себя общее внимание этот новый и свежий тип оратора-адвоката. Он может заранее применить к себе известные стихи:
Не расцвел и отцвел
В утре радостных дней!...
И мы думаем, что на следующий же год при распространении судебной реформы еще на несколько округов, эти последние едва ли возымеют охоту щеголять красноречием и действовать искусством риторским на простые сердца и здравый ум бородатых зипунников-присяжных. Очень может быть также, что на первых же порах некоторые официальные обвинители и даже председатели проникнутся тем же усердием, как и французские генеральные прокуроры и председатели, которые, как известно, одушевляются каким-то диким ожесточением в преследовании подсудимого, в старании найти непременно какой-нибудь виновный субъект и совершить над ним кару правосудия. Кто бывал во французских судах, тот, без сомнения, если он русский, выносил самое тягостное чувство при виде этой травли подсудимого как зверя, при слушании этого допроса, похожего на нравственную пытку, способного запутать и сбить всякого, даже невинного человека, при слушании этих обвинительных речей правительственного прокурора, полагающего своим непреложным долгом обвинить подсудимого во что бы то ни стало: как будто интерес государства состоит не в том единственно, чтоб раскрыть истину, а в том, чтоб правосудие неизменно проявлялось грозою и казнью! Этот неистовый напор обвинения и такой же неистовый отпор защиты, этот принцип условной борьбы между нападающим и защищающим, это притязание довести до механического равновесия случайности, от которых зависит судьба человека, случайности гибели и спасения; это старание обоих борцов перетянуть на свою сторону присяжных, - все это, как оно проявляется во французских судах, не только не ограждает от неправды, но и вообще, по нашему мнению, действует вредно на общественную нравственность, превращая священнодействие суда (каким оно должно быть для совести судящего) в потешное зрелище. Мы убеждены, что жестокость, хотя и проявится у нас сгоряча, на первом опыте, но никогда у нас не водворится, и что русская натура возьмет свое; надобно желать только, чтобы она не переходила в распущенность, к чему она имеет немалую склонность.
Да, мы полагаем, что один год практического испытания новых порядков суда в одном каком-либо округе будет служить благодетельным наставительным примером для всей остальной России, и чем скорее будет приступлено к этому первому опыту, тем лучше, тем полезнее для дела, тем скорее положится конец всем бесчисленным толкам, сомнениям и недоразумениям, порождаемым теперь ожиданием реформы. Одновременно с первым же опытом в одном или двух округах было бы необходимо, кажется (оно же так легко и возможно), приступить к сокращению апелляционных сроков и упрощению многих обрядов существующего судопроизводства, что было уже подробно указано как в некоторых газетных статьях, так и в специальных записках по этому вопросу, которые нам удавалось читать. Это бы значительно подвинуло вперед и облегчило будущую ликвидацию старых дел. Но так или иначе, а приступить к делу - время, кажется нам, неотложно приспело... Станем ждать.
Впервые опубликовано: "День". 1865. N 21, 22 мая. С. 485-488.