Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
"Москва", 9-го августа 1868 г.
Мы постарались опредѣлить, въ передовыхъ статьяхъ 98 и 99 NoNo, то отношеніе церкви къ вопросу о свободной совѣсти, которое представляется намъ единственно правильнымъ. Мы сказали, что церковь немыслима внѣ свободной совѣсти, свободно воспріявшей свѣтъ вѣры, свободно связавшейся союзомъ вѣры съ Богомъ, свободно приведенной къ послушанію церкви, въ свободный плѣнъ истины и любви. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы кажется достаточно развили ту мысль, что свобода совѣсти, будучи непремѣннымъ условіемъ и основаніемъ истинной вѣры, не есть еще, однако, сама по себѣ ни истина, ни непремѣнный признакъ истины, какъ вообразилось, повидимому, нашимъ возражателямъ. Это есть тотъ духовный матеріалъ, изъ котораго,-- и только изъ него одного,-- можетъ быть воздвигнута храмина истинной вѣры, но изъ котораго же можетъ построиться и зданіе лжи. Человѣкъ способенъ и заблуждаться и падать, вполнѣ искренно и чистосердечно: это несомнѣнно. Но слѣдуетъ ли изъ этого, что искренность и чистосердечіе никуда не годятся, что можно для пребыванія въ истинѣ обойтись безъ искренности и чистосердечія? А между тѣмъ не такъ ли точно разсуждаютъ наши противники свободы совѣсти, отвергая эту свободу на томъ основаніи, что она можетъ заводить человѣка въ разныя "дебри"?.. Наконецъ мы закончили наши статьи тѣмъ логическимъ выводомъ, что такъ какъ въ свободѣ совѣсти именно и находится причина бытія самой церкви, такъ какъ свобода совѣсти есть ея неотъемлемая стихія,-- то именно потому на церкви и лежитъ обязанность просвѣщать, убѣждать, направлять человѣческую совѣсть такими орудіями, которыя соотвѣтствуютъ самой природѣ этой стихіи. Другими словами: орудія церкви могутъ быть только духовныя, способныя соблюсти свободу совѣсти человѣка въ самомъ послушаніи вѣры, въ самомъ плѣну истины. Если же церковь въ дѣлѣ вѣры прибѣгаетъ къ орудіямъ недуховнымъ, къ грубому вещественному насилію, то это значитъ, что она отрекается отъ своей собственной духовной стихіи, сама себя отрицаетъ, перестаетъ быть "церковью",-- становится государственнымъ учрежденіемъ, т. е. государствомъ, "царствомъ отъ міра сего",-- сама обрекаетъ себя на судьбу мірскихъ царствъ.... Разумѣется, такому предположенію относительно всей церкви, въ высшемъ опредѣленіи этого слова, нѣтъ мѣста, но оно возможно и оправдано исторіей относительно частныхъ церковныхъ обществъ, именующихся церквами. Мы съ своей стороны только разоблачаемъ опасности того пути, на который, сами того не вѣдая, желали бы двинуть церковь неразумные защитники насилія въ дѣлѣ вѣры -- во имя и отъ имени церкви.
Раскрывши отношеніе къ свободѣ совѣсти со стороны церкви, посмотримъ -- въ какомъ отношеніи стоитъ къ свободѣ совѣсти государство. Собственно говоря -- ни въ какомъ, или иначе -- въ отрицательномъ. Тогда какъ церковь имѣетъ дѣло съ совѣстью, вѣдаетъ только совѣсть,-- государству до совѣсти нѣтъ никакого дѣла: его вѣдѣнію подлежитъ только внѣшняя жизнь, внѣшнія дѣйствія человѣка, безъ всякаго отношенія къ тому, по совѣсти или не по совѣсти совершены эти дѣйствія. Церковь признаетъ начало свободы совѣсти потому, что этою свободою обусловливается ея собственное бытіе, потому что безъ свободы совѣсти немыслимы ни вѣра, ни совершенствованіе, ни паденіе, ни спасеніе человѣка, ни рай, ни адъ, ни сама церковь: для церкви свобода совѣсти есть необходимость, поэтому и отношеніе ея къ этой свободѣ -- положительное. Государство (принимая это понятіе въ самомъ строгомъ его опредѣленіи) признаетъ свободу совѣсти потому, что не признаетъ міра души человѣческой себѣ доступнымъ: изъ этого отрицательнаго отношенія государства къ міру совѣсти истекаетъ, какъ логическое послѣдствіе, признаніе ея свободы. Божіе Богови, кесарево кесареви. Церковь говоритъ про совѣсть: она свободна потому, что она -- мое, Божіе; государство же говоритъ: она свободна потому, что она -- не мое, не Государство есть царство отъ міра сего и поэтому назначеніе его не есть "спасеніе душъ", а благоустройство гражданъ, обезпеченіе внѣшнихъ условій жизни. Его задача -- не истина, а польза или благо. Оно требуетъ отъ подданныхъ не вѣры, не убѣжденія, а повиновенія,-- все равно, свободно ли оно или не свободно. Оно опирается не на страхъ Божій, а на страхъ земной кары, которымъ смиряетъ одинаково и христіанъ и язычниковъ. Его сила не въ авторитетѣ истины, а во внѣшней необходимости, облекающей его властью. Государство не можетъ переступать границу, отдѣляющую его отъ церкви и вообще отъ области духа, ибо въ такомъ случаѣ оно измѣнило бы своей природѣ, дѣйствовало бы вопреки ей, а всякая подобная измѣна своей природѣ ведетъ за собою и вредъ и гибель. Поэтому не въ его призваніи посягать ни на вѣру, ни даже вообще на мысль. Все это принадлежитъ къ области духа, въ которой дѣйствіе можетъ быть только духовное, посредствомъ духовныхъ орудій. Государство же лишено возможности орудовать въ этой области, потому что орудія его, сообразно его природѣ, только вещественныя, способныя дѣйствовать только на внѣшній міръ, а не на внутренній. Съ областью духа государство соприкасается лишь черезъ внѣшнія ея проявленія, которыя и подлежатъ его контролю, его юрисдикціи. Единственное мѣрило его оцѣнки -- вредъ и безвредность, не для душъ, не для загробной жизни (о чемъ заботиться оно, будучи отъ міра сего, и не обязано), а для земной жизни, земныхъ интересовъ гражданъ или всего государства. Церковь не можетъ терпѣть внутри себя никакого мрака, никакой лжи, слѣдовательно никакой иной вѣры, кромѣ той, которую она несомнѣнно признаетъ за единую истинную: тутъ не можетъ быть никакихъ сдѣлокъ, и понятіе о вѣротерпимости къ церкви неприложимо. Но церковь противъ всякаго заблужденія, всякой лжи, всякой иной вѣры, можетъ и обязана дѣйствовать только духовнымъ оружіемъ (проповѣдью и отлученіемъ) -- не прибѣгая никогда и ни въ какомъ случаѣ къ стѣсненію свободы человѣческой совѣсти внѣшнимъ насильственнымъ способомъ -- мечомъ государственнымъ. Государство же и можетъ и должно, по самой природѣ своей и по своей задачѣ, быть вѣротерпимо. Не призванное и неспособное дѣйствовать на міръ человѣческой совѣсти, находящійся за предѣлами того внѣшняго міра, который лишь одинъ подлежитъ вѣдѣнію государства,-- оно допускаетъ и обязано допускать полную свободу проявленія совѣсти -- до тѣхъ поръ, пока эти проявленія съ своей стороны не переходятъ во внѣшнее дѣйствіе грозящее внѣшнему, земному существованію государства и его подданныхъ.
Такимъ образомъ государство терпитъ и обязано терпѣть у себя всякую религію: вопервыхъ, пока она ограничивается вѣроисповѣдными отправленіями: вовторыхъ, если самыя вѣроисповѣдныя отправленія такого свойства, что не угрожаютъ опасностью ни лицамъ, ни государству. Впрочемъ, въ такой практической области, какова по преимуществу4область государства, всякое дѣло всего лучше поясняется практическими примѣрами. Нѣтъ никакихъ разумныхъ основаній для государства не только преслѣдовать, но и стѣснятъ свободу иновѣрческихъ христіанскихъ исповѣданій, старообрядческаго раскола и иныхъ уклоненій отъ православія, не противорѣчащихъ вышеуказаннымъ условіямъ. Но если, напримѣръ, римско-католическое вѣроисповѣданіе должно пользоваться и пользуется у насъ полною свободою въ своихъ внѣшнихъ отправленіяхъ, то понятно однако, что не въ той же мѣрѣ можетъ быть предоставлена ему отъ государства свобода въ Сѣверозападномъ краѣ, какъ здѣсь въ Москвѣ или въ Саратовѣ. Почему? потому что въ Сѣверозападномъ краѣ это вѣроисповѣданіе выходитъ за предѣлы религіозной области въ область политическую, стало символомъ политической идеи, враждебной государству и огромному большинству мѣстнаго, еще недостаточно юридически и экономически окрѣпшаго населенія. Отсюда ясно, что иная католическая религіозная процессія, вполнѣ дозволительная внутри Россіи, но въ этомъ краѣ имѣющая значеніе революціонной демонстраціи или сигнала къ мятежу, можетъ быть и не допущена правительствомъ -- безъ всякаго противорѣчія съ принципомъ свободы совѣсти. Само собою разумѣется, что отъ прозорливости и благоразумія власти зависитъ опредѣлить съ должною точностью, на самомъ мѣстѣ и въ данномъ случаѣ, ту черту, за которую не должны переступать -- ни государственная власть въ сферу религіозныхъ отправленій, ни религіозныя отправленія въ сферу политическую. Само собою разумѣется также, что отношеніе гражданской власти въ вѣроисповѣданію, въ такихъ случаяхъ, должно быть чисто отрицательное или оборонительное: она только воспрещаетъ всѣ тѣ внѣшнія его проявленія, которыя признаетъ несомнѣнно вредными для внѣшней общественной безопасности, но не принимаетъ, не должна и не можетъ принимать на себя задачи благоустроятъ самое вѣроисповѣданіе внутри его, распоряжаться, хозяйничать въ предѣлахъ самой области религіозной. Поэтому всякая попытка завѣдывать катихизисами, блюсти правовѣріе или ортодоксію римско-католическую, еврейскую, мусульманскую,-- какъ этому образцы видали мы и видимъ въ Россіи,-- ложна въ самомъ принципѣ. Возвращаясь къ Сѣверозападному краю, приведемъ еще примѣръ: если государственная власть не можетъ дозволить себѣ насильственнаго отторженія отъ латинства его исповѣдниковъ, ни вообще преслѣдованія католической совѣсти, то поступаетъ однакоже вполнѣ право, когда воспрещаетъ въ настоящее время туземцамъ -католикамъ (иначе Полякамъ) занимать правительственныя должности въ краѣ: что здѣсь нѣтъ гоненія собственно на совѣсть католическую, доказывается допущеніемъ ихъ къ службѣ въ остальной Россіи и допущеніемъ къ должностямъ, даже въ самомъ краѣ, католиковъ французскаго и нѣмецкаго происхожденія.
Пояснимъ примѣрами и другія условія государственной вѣротерпимости. Бываютъ такія секты, которыхъ религіозныя мнѣнія могутъ быть терпимы пока они остаются въ предѣлахъ мнѣнія, но которыхъ всякое внѣшнее проявленіе есть уже вредное посягательство на частное и общественное благополучіе. Таковы, напримѣръ, нѣкоторые виды христовщины, еслибъ они вздумали отправленіе "свальнаго грѣха" дѣлать открытымъ и явнымъ. Таково и скопечество, въ которомъ со стороны государства можетъ быть, конечно, терпимъ скопецъ, и скопцу можетъ быть предоставлено право даже защищать свое ученіе не опасаясь преслѣдованія (какъ и сдѣлалъ нѣкто Ф. М. въ "Современныхъ Извѣстіяхъ" -- фактъ свободы слова, который мы съ удовольствіемъ отмѣчаемъ); но къ оскопителю отношеніе должно быть уже иное. Въ той же газетѣ разсказывалось недавно о фанатикѣ, оскопившемъ помощью обмана, соблазна и сонныхъ капель, цѣлые десятки человѣкъ: такого рода фанатической дѣятельности правительство, безъ сомнѣнія, въ правѣ и обязано положить предѣлъ точно такъ же какъ и фанатизму того старообрядца, который, ради спасенія души своего младенца сына, закололъ его ножомъ, или еще другаго, съ той же цѣлью убившаго топоромъ нѣсколько человѣкъ своихъ односельцевъ, хотя бы и съ ихъ согласія. Правительственное вмѣшательство здѣсь совершенно законно и не нарушаетъ начала свободы совѣсти: поступки виновныхъ могутъ быть основаны за искреннемъ убѣжденіи, но правительству дѣло не до совѣсти, а до практическихъ послѣдствій ложнаго убѣжденія. Такъ ставить вопросъ и редакторъ "Современныхъ Извѣстій", и мы съ нимъ въ этомъ отношеніи вполнѣ согласны, обращая въ то же время вниманіе нашихъ читателей на его статьи по поводу скопческой секты. Наконецъ можетъ-быть такое вѣроученіе, противъ котораго государство имѣетъ полное право принимать мѣры предупрежденія,-- которое есть ни болѣе ни менѣе какъ религіозный, а иногда только прикрывающійся маской религіи, заговоръ противъ жизни, чести, достоянія частныхъ лицъ и общественной безопасности Здѣсь само вѣроученіе является уже какъ знамя. Достаточно явно признавать то знамя своимъ, чтобы не быть терпимымъ. Такова, напримѣръ, секта индійскихъ (убійцъ),-- вообще тѣ секты, которыхъ предметъ дѣйствія и цѣль чисто внѣшніе и задача чисто практическая, и гдѣ религія является только, такъ сказать, подкладкой или же освященіемъ организованнаго внѣшняго зла -- освященіемъ иногда искреннимъ, иногда лицемѣрнымъ. Если, напримѣръ, религіозное изувѣрство создастъ секту воровъ, секту дѣлателей фальшивыхъ ассигнацій, то государство, принимая въ соображеніе практическую сторону вѣроученія и ея неотдѣлимость отъ существа ученія, обязано, конечно, не терпѣть въ своихъ предѣлахъ лицъ, открыто исповѣдующихъ такое ученіе. Отчасти на подобномъ же основаніи, а главное, имѣя въ виду неблагопріятныя современныя условія для свободной дѣятельности нашего духовенства, мы считали себя въ правѣ подать голосъ въ "Днѣ" противъ допущенія нашимъ правительствомъ, въ настоящую нору, ордена іезуитовъ въ Россію; мы нисколько не становились чрезъ это (какъ увѣряетъ "Русскій") въ противорѣчіе съ нашей теоріей свободы совѣсти,-- такъ какъ сфера вредной дѣятельности этого ордена чисто практическая, уже вполнѣ извѣданная Россіею на опытѣ и обличенная новѣйшими трудами г. Самарина и о. Морошкина.
Впрочемъ, не слѣдуетъ упускать изъ виду, что государство вообще не можетъ подчиняться чисто отвлеченнымъ принципамъ и проводить ихъ въ жизни во всей ихъ отвлеченной строгости. Оно необходимо подчиняется практическимъ соображеніямъ, условіямъ мѣста и времени,-- данной: минуты, даннаго случая, имѣя въ виду лишь одно: внѣшнее благо и безопасность гражданъ. Такъ, напримѣръ, есть у насъ и въ старообрядчествѣ секты, которыхъ вѣроученіе, будучи послѣдовательно проведено въ жизни, могло бы сдѣлать ихъ недозволительными въ государствѣ, но онѣ могутъ и должны быть допущены, потому что этой послѣдовательности не существуетъ въ дѣйствительности, потому что общій духъ самого вѣроученія призываетъ сектаторовъ не столько къ положительному противодѣйствію гражданской власти, сколько къ страдательному отношенію къ ней, т. е. предлагаетъ терпѣть, не уклоняться отъ гоненія и ни въ какомъ случаѣ не проповѣдуетъ бунта. Однимъ словомъ, хотя по содержанію -своему вѣроученіе кажется и опаснымъ, но если никакихъ практически - злыхъ послѣдствій для государства отъ этой секты не замѣчается,-- то нѣтъ ни малѣйшаго повода и преслѣдовать ее, кромѣ какихъ-нибудь отдѣльныхъ случаевъ особенно вреднаго проявленія. Напримѣръ, еслибъ извѣстное ученіе объ антихристѣ, воплотившемся будто бы въ русскомъ правительствѣ, вело иногда на практикѣ, положимъ, хоть къ отказу въ уплатѣ податей, то государственная власть въ правѣ подвергнуть отказчика наказанію на общемъ основаніи законовъ,-- и этимъ можетъ и ограничиться всякое ея отношеніе къ существу самой секты. Есть и другія сооображенія, которыми не можетъ не руководиться государство. Конечно, нельзя сдѣлать старообрядца ни оберъ-прокуроромъ Синода, ни членомъ коммиссіи объ устройствѣ быта православнаго духовенства,-- но было бы совершенію ошибочно (а это у насъ еще водится) лишать его, напримѣръ, права быть не только членомъ, по даже и предсѣдателемъ какого-нибудь фабрикантскаго совѣта или вообще оффиціальнаго учрежденія, завѣдывающаго такими интересами, которые въ религіи состоятъ въ отношеніи совершенно безразличномъ.
Но вотъ и еще примѣръ. Кому неизвѣстно ученіе Талмуда о гояхъ (т. о. христіанахъ) и о религіозной обязанности для Евреевъ -- вредить всячески христіанамъ, причемъ, въ иныхъ случаяхъ, даже убивать послѣднихъ не вмѣняется въ грѣхъ? (см. объ этомъ пространныя статьи въ "Днѣ" 1862 г.) На основаніи этого ученія можно было бы совершенно логически,-- конечно а priori,-- построить выводъ, что Евреи не могутъ быть терпимы въ христіанской странѣ ни одного дня, ни часу. Но если на практикѣ не оказывается со стороны Евреевъ такой вѣрности Талмуду, если они поставлены въ условія неблагопріятныя для ихъ религіозной послѣдовательности, если вредныя внѣшнія проявленія ихъ религіозности могутъ быть устранены мѣрами чисто административными, то государство въ правѣ допускать (и допускаетъ) совмѣстное сожительство христіанъ и Евреевъ,-- можетъ даже не отказывать имъ въ равноправности, сообразно условіямъ мѣста и времени. Такъ Еврей, кончившій курсъ въ университетѣ, представляетъ болѣе чѣмъ невѣжественный фанатикъ ручательствъ своей внѣшней безвредности, особенно же въ сферахъ внѣшней, формальной и опредѣленной дѣятельности. Съ другой стороны тамъ, гдѣ призывается къ участію въ дѣлѣ государственномъ именно сов ѣ сть какъ совѣсть, напримѣръ въ судѣ присяжныхъ, мы, съ своей стороны, затруднились бы дозволить Евреямъ произносить приговоры надъ участью христіанъ по ихъ еврейской совѣсти. Конечно, и въ средѣ присяжныхъ-христіанъ "могутъ быть люди безсовѣстные; но государство лишено возможности проникать въ тайну личной совѣсти каждаго, а по необходимости, въ подобныхъ случаяхъ, должно сообразоваться съ тѣмъ, что каждый явно исповѣдуетъ за законъ и руководство для своей совѣсти. Въ этомъ случаѣ явное исповѣданіе Талмуда не должно бы, кажется, давать Евреямъ права судить по своей еврейской совѣсти христіанъ.
Впрочемъ, мы не имѣемъ притязанія исчислять здѣсь всѣ разнообразные оттѣнки и виды практической вѣротерпимости государства. Говоря о "вѣротерпимости", мы должны пояснить, что это слово, въ тѣснѣйшемъ смыслѣ, приложимо только къ иновѣрнымъ религіямъ. Само собой разумѣется, что отношеніе, напримѣръ, русскаго государства къ православію не можетъ быть названо вѣротерпимостью уже и потому, что государство не властно ни терпѣть, ни не терпѣть религіи того народа, который его создалъ, ради котораго оно существуетъ, котораго интересы обязано по преимуществу ограждать, который есть хозяинъ у себя дома. Но все это нисколько не измѣняетъ законовъ самого государственнаго естества, самой природы государства, въ строгомъ опредѣленіи этого понятія. Вообще вопросъ объ отношеніи государства къ вѣроисповѣданію подданныхъ можетъ, быть разсматриваемъ еще и съ другихъ сторонъ -- и со стороны значенія религіи, какъ битоваго элемента, и съ точки зрѣнія на государство, какъ на выраженіе національнаго духа; когда-нибудь мы поговоримъ и объ этомъ, но съ какой стороны мы бы ни разсматривали отношеніе къ свободѣ совѣсти церкви и государства, основныя положенія, высказанныя вами, остаются, какъ намъ кажется, неизмѣнными.
Сохраняя въ чистотѣ свое духовное призваніе, оставаясь вѣрною своему духовному вавѣту, оберегая себя отъ всякой примѣси государственнаго характера, твердо держась начала свободы совѣсти, церковь сохраняетъ свою собственную свободу и свою независимость отъ государства.
Отказываясь отъ посягательства на внутреннюю свободу и на права церкви, отъ притязаній руководить совѣсть внѣшнимъ насиліемъ, государство ограждаетъ и свою область отъ вторженія такъ-называемаго клерикальнаго начала, удерживаетъ за собою полную свободу дѣйствій въ видахъ охраненія внѣшняго мира и безопасности, и упраздняя многое зло и лицемѣріе, порождаемое государственнымъ стѣсненіемъ совѣсти, упрочиваетъ тѣмъ самымъ свою собственную крѣпость.
Въ отдѣленіи области церкви отъ области государства, Божія отъ кесарева, заключается сила и свобода и церкви и государства. Такъ ли у насъ?... На этотъ вопросъ мы постараемся отвѣтить въ другой статьѣ.