Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
"День", 5-го декабря 1864 г.
Ровно два года тому навалъ были обнародованы "Основныя Положенія" предстоявшаго судебнаго преобразованія, и вотъ теперь это преобразованіе уже совершилось,-- по крайней мѣрѣ въ томъ смыслѣ, что проектъ получилъ обязательную и принудительную силу закона. Два года тому назадъ мы могли въ волю и на досугѣ вдаваться въ различныя соображенія о пригодности или непригодности для Русской жизни тѣхъ или другихъ основаній будущаго суда; теперь мы должны имѣть дѣло съ этимъ "будущимъ" судомъ какъ съ совершившимся фактомъ; теперь для насъ вопросъ уже не въ томъ, какой судъ узаконитъ для Россіи верховная власть, а въ томъ, какимъ порядкомъ и способомъ будетъ приводиться этотъ новый законъ въ исполненіе, въ какія бытовыя отношенія станетъ къ нему народная жизнь, скоро ли и въ какой мѣрѣ усвоитъ его себѣ сознаніе народа: однимъ словомъ -- что изъ всего этого выйдетъ и будетъ?... Какъ ни прививали всѣ и всѣмъ сердцемъ судебную реформу, какъ ни была она давно ожиданна и желанна,-- какъ ни велико сочувствіе, съ которымъ встрѣченъ былъ высочайшій указъ Правительствующему Сенату отъ 20 Ноября,-- однако, можно сказать, что общій характеръ впечатлѣнія, произведеннаго указомъ, былъ серіозный и важный, и "съ обстоятельствами дѣла (по выраженію отживающаго теперь канцелярскаго слога) вполнѣ согласный". Мы разумѣемъ здѣсь общество, а не простой народъ. Простой народъ о новомъ судѣ ничего еще и не знаетъ. Между тѣмъ необходимо, чтобъ новый законъ перешелъ какъ можно скорѣе въ вѣдѣніе народа, и потому полезно было бы, кажется, распространить въ немъ, отъ имени власти, выборъ главнѣйшихъ положеній о "новыхъ судебныхъ порядкахъ".
Безспорно, послѣ освобожденія крестьянъ отъ крѣпостной зависимости, судебная реформа занимаетъ первое мѣсто въ ряду тѣхъ многочисленныхъ преобразованій, которыхъ мы были свидѣтелями въ теченіи послѣднихъ восьми лѣтъ: это не только упраздненіе старыхъ и установленіе новыхъ формъ судопроизводства, но и упраздненіе старыхъ обычаевъ и понятій, слагавшихся и укоренявшихся въ теченіи цѣлыхъ полутораста лѣтъ и проникшихъ наконецъ, къ несчастію, во всѣ суставы нашего общественнаго благоустройства. По это старина не наша; это старина новѣйшая... Что бы кто ни говорилъ про новые судебные уставы, судъ во всякомъ случаѣ будетъ въ общемъ результатѣ несравненно лучше и быстрѣе прежняго, а развѣ этого мало? Когда вспомнишь, что значитъ теперь нашъ судъ для народа, тогда и малѣйшее преобразованіе его встрѣтишь съ невольною радостью... Изо всѣхъ государственныхъ установленій -- судъ ближе всѣхъ соприкасается съ народною жизнью, сильнѣе всѣхъ воздѣйствуетъ на бытъ и нравственное развитіе народа. Мы, судящіе, или мы -- общество -- стоимъ къ суду совершенно въ явныхъ, сравнительно привилегированныхъ, отношеніяхъ. Кто до сихъ поръ вытиралъ спинами своихъ армяковъ и тулуповъ стѣны прихожихъ въ судахъ различныхъ наименованій, просиживая и выстаивая тамъ долгіе часы -- иногда лучшіе часы рабочаго времени? Кто изъ крестьянъ не испыталъ, что значитъ быть понятымъ, или свидѣтелемъ или пригнаннымъ, вмѣстѣ съ сотней-другой мужиковъ, къ квартирѣ слѣдователя "для повальнаго обыска"? Сутки ждетъ онъ бывало и нѣсколько сутокъ, пока письмоводитель сочинитъ повальный обыскъ, а потомъ и заставитъ грамотныхъ мужиковъ росписаться! Кто изъ крестьянъ не знаетъ, по опыту или по разсказамъ, что такое острогъ, и въ чемъ состоитъ арестантское умѣнье и ловкость? Надъ кѣмъ изъ крестьянъ не виситъ, кому изъ нихъ не угрожаетъ каждую минуту лихая бѣда судейская? Кто въ преданіяхъ, пѣсняхъ, сказкахъ, пословицахъ, не почерпаетъ съ самаго дѣтства науку -- какъ отбывать судейской бѣды, если она стрясется,-- какъ лгать, запираться, изворачиваться передъ судьями,-- какой формальной кривдой, иной разъ, отстоять внутреннюю нравственную или свою бытовую правду? Однимъ словомъ, "судъ", какъ государственное учрежденіе, всею своею тяжестью обрушивался преимущественно на низшіе, бѣднѣйшіе классы народа,-- а когда царствуетъ кривда на судѣ, весь народъ волей-неволей дѣлается участникомъ и пособникомъ кривды. Постоянная упорная судейская кривда не можетъ проходить безслѣдно для народной нравственности, кривитъ самыя понятія о правосудіи, входитъ въ бытъ, въ нравы, въ привычки. И потому всякое преобразованіе, которое способствуетъ уничтоженію этой кривды въ Россіи, есть благо, и ни для кого оно не можетъ быть въ такой степени благомъ, какъ именно для простаго народа, такъ долго томившагося подъ гнетомъ кривды.
Вмѣстѣ съ тѣмъ приходитъ на мысль и другое, болѣе общее соображеніе. Самое положеніе народа въ отношеніи къ государству значительно измѣнилось. Какъ ни груба была прежняя кривда, но все же она была внѣшняя, и крѣпость народнаго, преимущественно общиннаго быта сохраняла въ народѣ понятіе высшей внутренней правды: на мірской сходкѣ, въ міру, въ тѣсныхъ предѣлахъ сельскаго общества таились бытовыя начала суда по душѣ и по совѣсти;-- на судъ государственный народъ смотрѣлъ, какъ древніе христіане _ на судъ "внѣшнихъ". Тѣмъ не менѣе постоянный натискъ кривды, могущественный соблазнъ примѣра, беззащитность житейская и духовная, т. е. сознаніе своей безправности и своего невѣжества, рано или поздно должны бы были подорвать и бытовыя основы народной нравственности. Когда же, логическимъ ходомъ исторіи, освобожденіе крестьянъ манифестомъ 19 Февраля потрясло прежнія формы быта, разбило тѣсные, замкнутые предѣлы народнаго міра, за которыми укрывался и сберегалъ свои духовныя начала сельскій народъ,-- когда оно вызвало его къ новому бытію, къ участію, даже противъ воли, въ общемъ строѣ гражданской жизни,-- кривда на судѣ могла бы воздѣйствовать на нравственность народную гораздо сильнѣе, чѣмъ въ былое время. Повторяемъ: положеніе дѣлъ теперь измѣнилось. Народу теперь уже не приходится относиться къ государству такъ, какъ онъ относился прежде, т. е. какъ къ чему-то внѣшнему, ему чужому и чуждому: прежде, какъ ртуть сжимающаяся отъ холода въ плотный шаръ, такъ и онъ замыкался самъ въ себѣ отъ непріязненныхъ его развитію вѣяній; онъ весь уходилъ въ свой замкнутый общинный міръ, и надобно сказать правду -- крѣпостное право дѣйствительно, какъ уже было замѣчено однимъ писателемъ, служило ему чѣмъ-то въ родѣ стекляннаго колпака, отдѣлявшаго его отъ воздѣйствія государственнаго начала. Но этотъ колпакъ разбился, да я долженъ былъ разбиться; замкнутый, заколдованный кругъ народнаго духовнаго уединенія нарушенъ; теперь приходится народу самому становиться какъ бы причастнымъ власти и нести за нее отвѣтственность. Очевидно, что кривда внѣшняя могла бы теперь легче, чѣмъ прежде, проникнуть въ самую душу народа, а потому преобразованіе судебное, отстраняющее эту кривду, является какъ нельзя болѣе кстати. Но въ то же время очевидно, что задача народнаго бытія становится теперь несравненно труднѣе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и опасность духовная, угрожающая ему, несравненно сильнѣе. Теперь государство само поступается ему своими разными аттрибутами, судомъ, внутреннимъ земскимъ строеніемъ. Теперь не столько гнетъ внѣшней кривды можетъ быть ему страшенъ, сколько соблазнъ внѣшней, блестящей правды, основанной иногда на ложномъ принципѣ; теперь уже не хранить и уберегать только свои начала предстоитъ народу, но развивать ихъ, пронести ихъ въ жизнь сквозь всѣ государственныя насажденія; теперь, относятся не страдательно и отрицательно какъ прежде, а положительно и дѣятельно къ государственнымъ формамъ жизни, онъ можетъ или утратить навсегда свои народные идеалы, свои внутренніе запросы, или же, напротивъ, не только остаться вѣрнымъ своимъ идеаламъ и своимъ запросамъ, но воздѣйствовать своимъ участіемъ, своими духовными и бытовыми элементами, на самое развитіе государственное и общественное. Поэтому, какъ для пользы государства, такъ и для пользы народа, совершенно необходимо, чтобы обстоятельства, при которыхъ совершается теперь эта встрѣча государства и земства, были вполнѣ благопріятны для народнаго развитія вообще; чтобы это участіе не видоизмѣняло, по своимъ формамъ и условіямъ, народъ, какъ народъ, не превращало его въ новые милліоны чиновниковъ, а сохраняло за народомъ вполнѣ его земскій характеръ. Этому послѣднему условію и удовлетворяютъ, по нашему мнѣнію, судебныя узаконенія.
Участіе земства въ судѣ, нынѣ провозглашенное и признанное самою государственною властью, какъ основной принципъ судебной реформы, участіе земства въ дѣлахъ не только земскихъ, но и въ нѣкоторыхъ другихъ дѣлахъ,-- не есть, впрочемъ, что-либо новое въ нашей исторіи. Вспомнимъ наши древніе суды съ выборными губными старостами, судными мужами и цѣловальниками, вспомнимъ прежнія наши земскія собранія... Всѣ эти явленія принадлежатъ къ жизни до-Петровской Руси; съ Петра начинается наша новѣйшая исторія, и отношенія государства и земства совершенно перемѣнились. Нельзя сказать, чтобъ государство вовсе не призывало земства къ участію въ гражданской дѣятельности; напротивъ: коммиссія для составленія уложенія, собранная Екатериною II, ея губернскія и городскія учрежденія, привилегіи, дарованныя дворянству, свидѣтельствуютъ противное. Можно сказать даже, что нигдѣ и никогда государство не поступалось, повидимому, такъ много своими правами, какъ въ Россіи, и именно въ царствованіе этой государыни (напр. назначеніе судей высшихъ инстанцій и чиновъ полиціи по избранію "земства"). Но между государствомъ и народомъ воздвигалось тогда стѣною крѣпостное право, дававшее неправильное кровообращеніе всему организму,-- но земство являлось не какъ земство, въ качествѣ чего оно только и можетъ быть полезно государству, и, какъ служилое сословіе новаго рода и вида, какъ матеріалъ служебный, какъ государственная функція, говоря языкомъ ученыхъ,-- наравнѣ съ церковью... Выборные земскіе люди поступали въ чиновники на основанія правилъ "устава о службѣ по выборамъ",-- въ казенные люди, только въ мундирѣ, "общественнымъ должностямъ присвоенномъ". Земство участвовало и въ судѣ,-- повидимому очень дѣятельно и всѣми своими сословіями безъ исключенія, т. е. дворянствомъ, купечествомъ, мѣщанствомъ и крестьянствомъ; предсѣдатели и засѣдатели палатъ, предсѣдатели и члены уѣздныхъ и земскихъ судовъ, всѣ были опредѣляемы на основаніи выборнаго и представительнаго начала. Что можетъ быть лучше этихъ началъ? У кого въ запасѣ нѣтъ цѣлыхъ коробовъ готовыхъ фразъ о высотѣ, широтѣ и всяческомъ достоинствѣ выборнаго и представительнаго начала? И однакожъ ихъ полнѣйшій неуспѣхъ, торжественно признанный и самимъ правительствомъ (которое отмѣнило теперь назначеніе исправниковъ и членовъ земскаго суда, равно какъ и состава судебныхъ мѣстъ по выбору), свидѣтельствуетъ, что земскіе люди не оправдали ожиданій правительства и не исполнили своего призванія. Отчего хе это? Почему это? Не слѣдуетъ ли и вовсе отчаяться въ примѣнимости къ Русской жизни выборнаго и представительнаго принципа, и можемъ ли мы надѣяться, что съ новыми преобразованіями, которыя также болѣе или менѣе опираются на выборъ и на представительство, пойдетъ лучше? Не то же ли это самое?!... Вотъ вопросы, которые сильно занимаютъ. теперь каждаго, на которые отвѣтъ вполнѣ удовлетворительный можетъ дать только сама жизнь, а намъ остается высказывать только гадательныя предположенія.
Отчасти мы уже объяснили выше главную причину неудачи выборнаго и представительнаго начала, въ ихъ государственномъ примѣненіи къ Русской жизни. Дѣло въ томъ, что оба эти начала были употреблены какъ служебныя орудія, и участіе земства являлось тою же государственной, во только видоизмѣненной службой. Сфера государства и сфера земства совершенно двѣ отличныя другъ отъ друга сферы. Сфера государства -- внѣшняя власть, которая поэтому имѣетъ свой опредѣленный кругъ дѣятельности, вращается въ опредѣленныхъ формахъ, касается внѣшняго гражданскаго строя. Область и призваніе земства совершенно иныя и должны быть свободны какъ отъ служебнаго, такъ и отъ правительственнаго характера. Если бы земство присвоило себѣ власть исполнительную, задачу или функцію чисто государственную, оно бы перестало быть земствомъ и произвело разстройство всѣхъ государственныхъ отправленій (какъ напр. въ Польшѣ). Власть должна быть властью, вполнѣ цѣльною, вполнѣ свободною, нестѣсненною въ отправленіи своихъ обязанностей; земство должно оставаться земствомъ, нравственной силой всего организма, блюдя свой земскій нравственный характеръ, чистоту своего не-государственнаго призванія отъ казенной или вообще государственной примѣси,-- свободу и самостоятельность своего внутренняго развитія. Только вполнѣ нравственно свободное и самостоятельное земство можетъ быть полезно для государства,-- точно такъ же, какъ только съ цѣльнымъ и самостоятельнымъ общественнымъ мнѣніемъ, а не съ собственнымъ своимъ отголоскомъ въ чиновникахъ, любитъ справляться государственная власть. Она ищетъ въ земствѣ не силы исполнительной, а силы совѣщательной, не чиновниковъ, а представителей самой жизни народной; не механизма, которымъ она сама могуча, а живаго организма.
Такъ по принципу. Но не таково было минувшее отношеніе государства къ земству. Земство являлось не въ своемъ земскомъ качествѣ, а въ качествѣ матеріала для приведенія въ дѣйствіе государственной машины. Такое земство столько же похоже на земство, сколько Петровская ассамблея на теперешній добровольный балъ или раутъ.-- Нигдѣ такъ не сильно, не сродно народному быту начало выборнаго представительства, какъ въ Русскомъ народѣ,-- но нигдѣ ее является оно такимъ безплоднымъ и безтолковымъ, какъ скоро теряетъ условія свободы и самостоятельности въ проявленіяхъ, какъ скоро регламентировано бюрократически извнѣ. Мы уже не говоримъ здѣсь объ антинаціональномъ характерѣ тѣхъ сферъ дѣятельности, въ которыя былъ приглашаемъ народъ на основаніи выбора и представительства. Поступая, напр. въ засѣдатели по выбору, крестьянинъ (да и не только крестьянинъ, даже дворянинъ) чувствовалъ себя чиновникомъ перенесеннымъ разомъ въ среду государственную, гдѣ нѣтъ мѣста ему, какъ свободной личности нравственной, гдѣ онъ не можетъ явиться съ своею совѣстью, съ своими нравственными бытовыми понятіями, гдѣ дѣйствуетъ внѣшній законъ справедливости, и тысяча тысячъ разныхъ условій совершенно ему чуждыхъ, съ преданіями канцелярской практики, съ выработаннымъ, внѣ сферы его сознанія, опытомъ. Естественно, что секретарь, представитель этого опыта и преданій, являлся для него единственнымъ руководителемъ въ новой законной средѣ. Вспомнимъ также, что крестьянину, въ качествѣ, напр., засѣдателя уѣзднаго суда, приходилось прилагать тотъ государственный законъ, который къ его собственному быту нисколько непримѣнимъ, да никогда и не примѣнялся,-- такъ какъ весь этотъ бытъ, съ его обычаями, съ его общинной формой владѣнія, состоялъ какъ бы внѣ закона, или вѣрнѣе -- Свода Законовъ...
Реформы нынѣшняго царствованія доказываютъ вполнѣ, какъ неудовлетворительно было для самого государства такое неестественное положеніе земства, какъ вредно такое смѣшеніе областей земской и государственной дѣятельности. Государство возвратило себѣ, принадлежащее ему по самой натурѣ вещей, право назначенія исполнителей государственной власти и блюстителей за кона, чиновниковъ и судей,-- и такое усиленіе государственной власти привѣтствуется нами съ самою полною искренностью. Но такъ какъ элементъ власти не заключаетъ въ себѣ всѣхъ условій жизни для организма, называемаго государствомъ, то является необходимость возвратить земство, въ его законныя границы, отстранить вредное смѣшеніе государственныхъ и общественныхъ обязанностей, лишить земство служилаго характера и ограничить его чисто земскимъ характеромъ, въ качествѣ котораго оно только и можетъ быть полезно государству: однимъ словомъ, укрѣпляя власть государственную и наполняя ею всѣ предѣлы дѣятельности, ей подлежащей, создать или дать возможность создаться настоящему земству, земству, какъ самостоятельному и вполнѣ свободному выраженію нуждъ, потребностей, мнѣній, разума и совѣсти страны, а не какъ исполнительному органу государственной власти, съ аттрибутами правительственной силы!.. Правительство уже заявило о своемъ намѣреніи вступить на этотъ путь Положеніемъ о земскихъ учрежденіяхъ, и въ какой степени этотъ первый опытъ удаченъ, покажетъ время; но еще вѣрнѣе выразилось понятіе о земствѣ въ новыхъ законахъ о судоустройствѣ и судопроизводствѣ.. Здѣсь участіе земства въ судѣ является своей настоящей стороной -- не чиновнической, а нравственной: свободно, по совѣсти высказываемымъ мнѣніемъ избранныхъ отъ общества лицъ въ качествѣ присяжныхъ,-- публичностью и гласностью суда и свободою печатнаго обсужденія.
Кто имѣлъ несчастіе узнать по опыту, что такое прежній полицейскій и уголовный судъ для народа, что вытерпѣлъ отъ него народъ, тотъ, повторяемъ, не можетъ не благословить всякаго облегченія, вносимаго въ эту область, которая, какъ неизбѣжное зло, дана всякому граждански существующему народу. Мы твердо убѣждены, что новый судъ дастъ это облегченіе, и радуемся ему. Можетъ-быть нашлись бы въ новыхъ порядкахъ суда -- противорѣчія народнымъ обычаямъ и воззрѣніямъ, заимствованія изъ чужой жизни, отъ народовъ, которыхъ нравственныя понятія и идеалы отличны отъ нашихъ народныхъ понятій и идеаловъ,-- но вмѣстѣ съ тѣмъ дается законное мѣсто участію свободной совѣсти, нравственной правдѣ и милости на судѣ -- дорогое благо, способное искупить даже и эти недостатки. Наконецъ -- съ освобожденіемъ жизни отъ разныхъ путъ, сковывавшихъ ея развитіе, съ возвращеніемъ земству его настоящаго земскаго характера, въ замѣнъ теперешняго служилаго -- съ оживившимся трудомъ народнаго самосознанія,-- съ узаконеннымъ просторомъ мнѣнія и слова, какъ изустнаго, такъ и въ печати,-- съ такими условіями никакіе недостатки не страшны, все можетъ исправиться и уврачеваться самою жизнью!.. Важность этихъ условій успѣха -- оцѣнитъ всякій...