Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886
Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Москва, января 1864 года.
У страха глаза велики, говоритъ пословица,-- но у патріотическаго страха, порою, еще больше, прибавимъ мы... Однакоже, спроситъ читатель, патріотическій страхъ! развѣ возможно такое сочетаніе двухъ нравственныхъ явленій совершенно разнокачественнаго достоинства? Вѣдь страхъ -- это здѣсь почти то же, что боязнь, что трусость: развѣ можно сказать -- патріотическая боязнь, патріотическая трусость? Пословица, говоря о страхѣ, у котораго глаза велики, только указываетъ на явленіе, но нисколько его не оправдываетъ; такой страхъ вовсе не есть похвальное движеніе человѣческаго духа и никакъ уже не можетъ назваться доблестью, тогда какъ съ понятіемъ о патріотизмѣ соединяется представленіе о доблести, добродѣтели, героизмѣ... Все это совершенно справедливо, но тѣмъ не менѣе, читая статьи нѣкоторыхъ нашихъ газетъ и журналовъ и письма иныхъ корреспондентовъ, невольно приходишь къ заключенію, что у васъ патріотическое возбужденіе способно порождать и порождаетъ множество патріотическихъ страховъ, напоминающихъ вышеприведенную пословицу. Происходитъ ли это отъ того, что наше общества недостаточно вѣритъ въ свои общественныя средства, или отъ того, что патріотизмъ нашъ опирается преимущественно, если не исключительно, на внѣшнюю матеріальную силу, во многихъ случаяхъ недостаточную,-- не беремся рѣшить; но какъ бы то ни было, эти страхи такъ велики, что заставляютъ, иной разъ общество выходить изъ своей роди и браться за роль ему по природѣ несвойственную, вступаться въ область государственныхъ заботъ и обязанностей, обнаруживать бдительность уже чисто полицейскаго свойства. Конечно, очень мудрено съ точностью, а priori, внѣшнимъ образомъ, провести границу между патріотическою обязанностью и неумѣстнымъ, отъ излишняго усердія происходящимъ, патріотическимъ полицействованіемъ; но это разграниченіе должно указываться внутреннимъ чувствомъ человѣка, обстоятельствами, сопровождающими всякое внѣшнее проявленіе патріотической заботливости, и его послѣдствіями. Многое, вполнѣ умѣстное и нравственное въ Англіи, напримѣръ, неумѣстно и въ извѣстномъ смыслѣ ненравственно во Франціи, потому что во Франціи оно способно вызывать себѣ на помощь такую силу, привести въ дѣйствіе такой принципъ, который можетъ причинить вредъ еще большій чѣмъ, то зло, которое требовало исправленія... Въ Россіи же, при извѣстномъ могуществѣ и дѣятельности государственныхъ внѣшнихъ силъ, такое патріотическое подстреканіе -- въ нѣкоторыхъ случаяхъ, чисто общественнаго свойства и подлежащихъ, такъ сказать, собственно общественной юрисдикціи,-- является уже совершенно излишнимъ.
На эти мысли навели насъ патріотическіе страхи нѣкоторыхъ нашихъ провинціальныхъ и непровинціальныхъ патріотовъ, публицистовъ и непублицистовъ -- по поводу "революціонеровъ въ Россіи", а также разсужденія нѣкоторыхъ нашихъ газетъ о "сепаратистахъ и украйнофилахъ". Революціонеры въ Россіи, Русскіе революціонеры! Эти слова невольно вызываютъ улыбку и поражаютъ слухъ каждаго Русскаго, свободнаго отъ преувеличенныхъ страховъ, сознающаго силу и крѣпость Русской земли и Русскаго государственнаго строя,-- поражаютъ какъ что-то безсмысленное и уродливое: до такой степени кажется нелѣпою мысль о возможности успѣшнаго революціонерства въ странѣ, гдѣ верховная власть опирается на испытанныя исторіей -- сочувствіе и преданность 50 милліоновъ однороднаго населенія, гдѣ даже во времена крѣпостнаго права народъ ни разу не покусился выставить мятежное политическое знамя,-- гдѣ малѣйшій признакъ государственной опасности мигомъ соединяетъ около главы государства всю землю, всѣхъ, безъ различія вѣръ и состояній. Въ такой странѣ пугать общество "революціонерами" -- по нашему мнѣнію не только неосновательно, но совершенно безтактно: безтактно именно потому, что такое дѣйствіе, возбуждая ложный страхъ, порождаетъ какъ будто сомнѣніе въ надежности нашего политическаго и соціальнаго склада, ослабляетъ вѣру въ нашу собственную земскую силу, вызываетъ мѣры, предполагаетъ опасность тамъ, гдѣ ея нѣтъ и гдѣ быть ей не слѣдуетъ. Наши такъ-называемые юные, домашніе "революціонеры" (употребляемъ выраженіе не разъ появившееся въ печати) такъ ничтожны, такъ жалки по своему безсилію, что гораздо достойнѣе быть предметомъ патріотическаго презрѣнія, чѣмъ патріотическаго страха для Русской великой державы: это все ровно, что букашки и мошки для какого-нибудь сказочнаго Русскаго могучаго богатыря, надѣленнаго такою силою, что тронетъ за руку -- рука прочь, тронетъ за ногу -- нога прочь... Счастье людямъ, если у такого богатыря есть сердце и совѣсть, какъ напр. у Ильи Муромца,-- было бы горе, еслибъ у такого богатыря да не было сердца и молчала совѣсть!.. Поэтому раздражать, вызывать и подстрекать силу богатырскую призраками несуществующихъ опасностей -- по меньшей мѣрѣ неумѣстно... Въ этомъ отношеніи нельзя не порадоваться иной разъ, что простой Русскій народъ свободенъ отъ вліянія патріотической благонамѣренности Русской журналистики,-- и нельзя не пожелать иной разъ, чтобъ правительство какъ можно менѣе удостоивало вниманія иныя журнальныя рекламы и придавало имъ значеніе только того, что онѣ дѣйствительно есть, т. е. общественнаго свободнаго говора, а не указанія или доноса.-- Еслибъ наши такъ называемые революціонеры, сепаратисты, украйнофилы и т. п. исты и филы подлежали общественному суду, то конечно общество съ ними бы безъ затрудненія справилось и толковать объ нихъ въ литературѣ было бы совершенно удобно,-- но какъ скоро вы призываете участіе другой силы, не общественной и не литературной, то тѣмъ самымъ естественно стѣсняете и собственную вашу свободу литературнаго обсужденія.
Наши революціонеры, сепаратисты и прочія политическія партіи (?) представляютъ дѣйствительно самое жалкое и безобразное явленіе, которое было бы достойно сатиры и смѣха, еслибъ было чуждо -- трагической развязки... Какъ назовете вы, читатель, напр. того человѣка, который, вздумавъ уничтожить, разрушить Московскій Кремль (слѣдовательно съ формально-юридической точки зрѣнія виновный въ преступномъ умыслѣ ), отправляется туда ночью и преусердно начинаетъ колотить голымъ кулакомъ -- ну хоть въ Ивана Великаго? Если съ формально-юридической точки зрѣнія и можно видѣть "преступное покушеніе къ осуществленію преступнаго замысла", то вѣдь вы, читатель, какъ не связанный этимъ воззрѣніемъ, никакъ не заставите себя взглянуть на такое дѣло строго и счесть такое покушеніе -- опаснымъ! Вы, напротивъ, расхохочетесь глядя на усердіе, съ которымъ человѣкъ добровольно надсаживаетъ свою руку и сдираетъ кожу съ своего кулака, призн а ете его сумасшедшимъ и свезете, быть можетъ, въ больницу,-- или окатите его холодной водой или же просто образумите его громкимъ.смѣхомъ вашимъ и созванныхъ вами пріятелей. Тверже Кремля и незыблемѣе его башенъ и колоколенъ наше государственное и общественное зданіе; неразрывно наше единство,-- и наивныя усилія отдѣльныхъ личностей потрясти это зданіе и разорвать это единство -- заслуживаютъ, по нашему мнѣнію, такой же оцѣнки, презрѣнія и насмѣшки, какъ и попытка сдвинуть съ мѣста Ивана Великаго ударами голаго кулака. Попробуйте преслѣдовать этого безумца -- какъ небезумца, какъ человѣка въ здравомъ умѣ и памяти, и вы только утвердите его въ мнѣніи, что его кулакъ дѣйствительно представлялъ серьезную опасность для Ивана Великаго, и что вы сами не очень-то надѣетесь на крѣпость Ивана Великаго,-- и чего добраго -- это мнѣніе примется, пожалуй, и всею публикою и распространитъ въ ней страхъ, и вызоветъ ее на требованіе, чтобы приставили крѣпкій караулъ къ Ивану Великому для охраненія его отъ подобныхъ кулачныхъ покушеній, и пр. и пр.!! Да, нѣтъ ничего опаснѣе, какъ видѣть опасность тамъ, гдѣ она не существуетъ!
Но оставимъ въ сторонѣ нашихъ революціонеровъ, такъ какъ о нихъ уже давно не было толковъ въ нашей журналистикѣ, и поговоримъ о сепаратистахъ и украйнофилахъ, противъ которыхъ недавно нѣкто г. Волынецъ въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ" (No 13) выступилъ съ обвиненіемъ весьма серьезнаго уголовнаго характера. Здѣсь мы видимъ дѣйствительную опасность, но совсѣмъ не тамъ, гдѣ видитъ ее г. Волынецъ, и не съ той стороны; мы также видимъ здѣсь Польскую интригу, но безсознательнымъ ея орудіемъ и несчастною жертвою является намъ не тотъ или другой писатель, зараженный нѣсколько сентиментальною любовью къ своему родному Украинскому нарѣчію,-- а самъ г. Волынецъ и ему подобные... У насъ создалось мнѣніе, что въ настоящее время, въ Югозападномъ краѣ, такъ-называемый "украйнофильскій вопросъ" важнѣе "Польскаго вопроса" и стоитъ на первомъ плавѣ. Это мнѣніе -- ложное и вредное. Это мнѣніе какъ разъ на руку Полякамъ; они именно того-то и добиваются и стараются всячески пугать нашихъ патріотовъ и мѣстныя власти -- призракомъ опасности отъ украйнофильства, съ тѣмъ, чтобы отвлечь вниманіе отъ настоящей, дѣйствительной, серьезной опасности для края, заключающейся въ Полякахъ и Польскомъ элементѣ. Нельзя не видѣть во всемъ этомъ Польской интриги и нельзя не признать, что она дѣйствуетъ съ необыкновенною ловкостью, если даже умѣла направить къ своей цѣли и извѣстный патріотизмъ нѣкоторыхъ органовъ нашей прессы, такъ ожесточенно нападающихъ на мнимую опасность сепаратизма. Малороссія доказала весною 1863 года, какъ жива въ ней старая ненависть къ Ляхамъ,-- такая ненависть, питаемая мѣстными историческими воспоминаніями, о которой народонаселеніе Великорусскихъ губерній и понятія не имѣетъ; она въ три недѣли, почти безъ войскъ, сумѣла справиться съ Польскимъ безумнымъ возстаніемъ и разрушила еще въ самомъ началѣ общіе планы Польскаго мятежа. Было оффиціально засвидѣтельствовано, что войска должны были -- не то, что побуждать народъ къ сопротивленію Ляхамъ, но ограждать послѣднихъ отъ избытка народнаго негодованія. Самымъ надежнымъ, самымъ вѣрнымъ оплотомъ противу Польскихъ притязаній на раздробленіе Россіи -- явилась, есть и будетъ Малороссія; самую существенную, на дѣлѣ, а не на словахъ,-- кровью, а не фразами засвидѣтельствованную услугу Русскому единству и цѣлости (чему грозила повидимому опасность и что возбудило такой всеобщій протестъ въ Россіи, выразившійся въ адресахъ) -- оказала Малороссія, и именно за-Днѣпровская Малороссія, Кіевская, Подольская, Волынская область. Полякъ -- ей старый знакомецъ, старый врагъ,-- тогда какъ для большей части Россіи понятіе о Полякѣ есть понятіе нѣсколько отвлеченное. Къ счастію нашему, мѣстной элементъ Малороссійскій, съ его мѣстными историческими преданіями, мѣстною враждою къ Ляху, привязанностью и любовью къ своей родной мѣстности,-- къ счастію нашему этотъ мѣстный элементъ оказался крѣпокъ, живучъ и своею мѣстною силою сослужилъ службу единству и цѣлости Руси. Выгодно ли было бы для Русскаго государства, еслибъ этотъ мѣстный элементъ ослабѣлъ, еслибъ забылись мѣстныя историческія преданія, еслибъ живая связь съ родною мѣстностью, такъ хорошо согласующаяся съ чувствомъ братскаго единства съ остальною Русью, была замѣнена однимъ только отвлеченнымъ чувствомъ преданности внѣшней государственной цѣлости имперій? Конечно не выгодно, объ этомъ я разсуждать нечего. Что же намъ слѣдуетъ дѣлать? Намъ слѣдуетъ, даже ради государственныхъ выгодъ, укрѣплять и поднимать тотъ мѣстный элементъ, который представляетъ такую живую и единственно способную силу для борьбы съ Поляками, съ живою силою мѣстнаго же Польскаго элемента. Намъ будетъ невозможно отсюда, издали, справиться съ нравственнымъ могуществомъ полонизма, если не будетъ благопріятныхъ условій для развитія мѣстнаго туземнаго (а не наѣзднаго) Русскаго общества.
Поляки это поняли и употребляютъ теперь всѣ свои старанія къ тому, чтобы всячески заподозрить въ глазахъ Россіи этотъ мѣстный Русскій элементъ, чтобы вызвать съ нашей стороны мѣры неблагопріятныя его развитію, стѣснительныя или оскорбительныя,-- чтобы поссорить насъ съ Малороссами... Разумѣется, это имъ не удастся,-- но въ частности, кое-гдѣ, они успѣли поставить на свою лживую точку зрѣнія недальновидныхъ мѣстныхъ начальниковъ,-- и даже, можетъ быть, часть Русскаго общества. Они успѣли внести раздраженіе въ полемику объ украйнофильствѣ и сдѣлать ее даже... неудобною; они успѣли -- печатно и гласно, пользуясь простодушіемъ Русскаго патріотизма и чрезъ его посредство, не только бросить на всѣхъ украйнофиловъ, безъ различія, тѣнь подозрѣнія въ сепаратистическихъ тенденціяхъ, т. е. въ стремленіяхъ отдѣлить, и напугать этими тенденціями Русскую публику, но и положительно обвинять ихъ въ сепаратистическихъ козняхъ, въ содѣйствіи Польской интригѣ.-- Мы съ своей стороны не отрицаемъ, что нѣсколько юныхъ головъ заражены сепаратистическими бреднями: сами по себѣ эти бредни намъ совершенно противны, но онѣ болѣе безобразны, нелѣпы, смѣшны, чѣмъ опасны; мы убѣждены, что онѣ нисколько не представляютъ серьезной опасности для единства и цѣлости Россіи, но могутъ быть очень опасны для самихъ этихъ сепаратистовъ, если только, при новомъ возстаніи Поляковъ, натолкнется на нихъ раздраженное Малороссійское населеніе. Несравненно опаснѣе, по нашему мнѣнію (а этого именно и добиваются Поляки), придавать этимъ сепаратистическимъ тенденціямъ болѣе значенія, чѣмъ онѣ заслуживаютъ, и на этомъ основаніи принимать общія мѣры, падающія не на сепаратистовъ собственно, которыхъ число слишкомъ ничтожно, а на всѣхъ такъ-называемыхъ украйнофиловъ, на все Малорусское населеніе,-- мѣры оскорбляющія въ Малороссахъ чувство, совершенно законное, любви къ родинѣ. Извѣстно, что привязанность къ прекрасной своей родинѣ составляетъ отличительную черту Малороссовъ и не покидаетъ ихъ ни при какой обстановкѣ жизни. Кажется, ужъ никто не осмѣлится назвать автора Мертвыхъ Душъ сепаратистомъ, а между тѣмъ внавшіе его лично могутъ засвидѣтельствовать -- какъ любилъ онъ свою Малороссію, Малороссійскую пѣснь, звуки Малороссійской рѣчи. Живи онъ теперь,-- нѣтъ сомнѣнія, г. Волынецъ и ему подобные сумѣли бы и его заподозрить въ сепаратизмѣ, нашли бы средство оскорбить его чувство любви къ родинѣ, постарались бы воспретить ему пѣніе Малороссійскихъ пѣсенъ! Г. Волынецъ, напр, не только выражаетъ свое несочувствіе съ историческими и литературными тенденціями г. Костомарова (съ которыми и мы во многомъ не сочувствуемъ и заявляли это не разъ довольно рѣзко), но и положительно обвиняетъ г. Костомарова въ государственномъ преступленіи. Хорошо, иго правительство не даете, никакой цѣны такимъ обвиненіямъ,-- и нельзя не благодарить за это, съ полною искренностью, нашего правительства,-- ну, а если бы оно повѣрило такимъ обвиненіямъ?.. Что тогда? Тогда бы Польская интрига восторжествовала, и г. Волынецъ создалъ бы дѣйствительную опасность -- вызвавъ правительство на несправедливую мѣру, раздраживъ національныя страсти и лишивъ Гусскую литературу (и насъ въ томъ числѣ) возможности вести съ г. Костомаровымъ ученую и литературную полемику о его историческихъ и литературныхъ теоріяхъ. Какъ не понимаетъ г. Волынецъ и тѣ, которые ему сочувствуютъ, что подобныя лживыя обвиненія вредятъ самому дѣлу, которое они взялись защищать; что смѣшивать украйнофильство съ сепаратизмомъ -- не совѣстливо; что пока непріятныя намъ, даже сепаратистическія тенденціи не перешли въ положительное дѣло,-- литературныя сужденія о нихъ должны быть чисты отъ полицейскаго характера; что мѣры строгости, которыя они призываютъ, должны обрушиться большею частью на невинныхъ и отозваться невыгодными послѣдствіями на нашей собственной общественной жизни?.. Г. Волыицу не нравится статья, помѣщенная въ Львовскомъ журналѣ "Мета". Намъ она нравится еще менѣе, чѣмъ г. Волынцу, насъ глубоко оскорбила и возмутила корреспонденція изъ Кіева, напечатанная въ Львовскомъ же журналѣ "Слово" и перепечатанная потомъ во всѣхъ Славянскихъ газетахъ,-- и признаться сказать, читая ее, мы сильно негодовали не столько на автора корреспонденціи, сколько на людей, раздѣляющихъ мнѣнія г. Волынца. Мы думаемъ, что не будь статей въ нашей журналистикѣ въ родѣ "письма о новой фазѣ нашей хохломаніи" и еще прежде этого письма появившихся,-- не было бы и статьи о "становищѣ Руси" въ "Метѣ", ни корреспонденціи изъ Кіева въ "Словѣ",-- не было бы повода къ нимъ,-- потому что не было бы повода къ нѣкоторымъ фактамъ, ни -- слѣдовательно -- довода къ такому раздраженію. Мы хотѣли возражать корреспонденту изъ Кіева, но, къ сожалѣнію, были затруднены въ отвѣтѣ, потому что не могли отрицать нѣкоторыхъ несочувственныхъ намъ фактовъ, вызванныхъ на свѣтъ, можетъ быть, нашею же литературою...
Читателямъ "Дня" извѣстно, что мы всегда спорили съ тѣми нашими писателями, которые старались создать особый Малороссійскій литературный языкъ, и доказывали тщету и ненужность ихъ попытокъ. Мы вели оживленную полемику съ г. Кулишемъ и съ г. Костомаровымъ и съ "Основой" -- журналомъ, къ сожалѣнію, преждевременно прекратившимся. Мы и впредь будемъ неослабно спорить съ ними въ предѣлахъ литературныхъ и равнымъ оружіемъ, если только намъ не помѣшаетъ клевета и вообще неумѣстное патріотическое усердіе гг. "Волынцевъ". (Въ нынѣшнемъ же No мы помѣщаемъ статью М. П. Погодина противъ мнѣнія г. Костомарова о Димитріѣ Донскомъ.) Мы возставали противъ историческихъ и литературныхъ убѣжденій гг. Кулиша, Костомарова и другихъ, но наша вѣра въ незыблемость Русскаго земскаго строя, въ единство Руси, основанное не на теоріи, а выработанное исторіей и зиждущееся на единствѣ духовномъ, не допускала въ насъ мѣста смѣшнымъ опасеніямъ сепаратизма, не позволяла намъ бояться, какъ чумы или огня, появленія въ свѣтъ книжекъ на Малороссійскомъ нарѣчіи. Если, какъ говоритъ г. Волынецъ, онѣ никому рѣшительно не нужны, тѣмъ лучше, тѣмъ онѣ безвреднѣе, тѣмъ скорѣй издатели убѣдятся въ безполезности своего предпріятія. Что же касается до Евангелія, то при первомъ извѣстіи объ этомъ переводѣ, мы сочли нужнымъ обратить вниманіе переводчика на самый языкъ и посовѣтовали ему избѣгать въ переводѣ вкравшихся въ Малороссійскую рѣчь полонизмовъ, а держаться ближе къ Славянскому подлиннику; но мы никогда не присоединимся къ просьбѣ, съ которою г. Волынецъ обращается къ высшему духовному начальству не разрѣшать Евангелія на Малороссійскомъ нарѣчіи. Благодаря св. Синоду, можетъ быть до милліона экземпляровъ разошлось и недавно вновь напечатано по необыкновенно дешевой цѣнѣ -- Евангелія на Русскомъ нарѣчіи, какъ значится на оберткѣ,-- и потому, кажется, нѣтъ причины не быть ему и на Малорусскомъ нарѣчіи... Наконецъ, Поляки и даже самые сепаратисты, издавъ свой переводъ Евангелія гдѣ-нибудь въ Галиціи, найдутъ средство распространить его и въ Малороссіи, какъ запрещенный плодъ, и сдѣлать изъ того отказа, котораго добивается г. Волынецъ, поводъ къ новому неосновательному обвиненію Русскаго правительства и Русскаго общества въ насильственно-централистическихъ дѣйствіяхъ. Пусть же наши близорукіе патріоты подумаютъ о томъ, куда они ведутъ, какіе принципы они призываютъ къ дѣйствію, какихъ мѣръ они просятъ -- въ предѣлахъ своей же собственной общественной жизни,-- на какой путь стараются они натолкнуть самое правительство? Но оно, разумѣется, останется глухо къ подобнымъ призывамъ...
Въ заключеніе и въ pendant къ письму г. Волынца, позволимъ себѣ привести отрывокъ изъ письма, полученнаго нами изъ Кіева отъ одного истаго Малоросса, яраго врага всякого сепаратизма:
"Учрежденіе въ Кіевѣ братства или общества для распространенія православнаго образованія въ Юго-Западномъ краѣ дало бы Кіеву новое значеніе; но для этого надо откинуть нелишнюю мнительность и недовѣрчивость. Правительство имѣетъ всѣ средства слѣдить за направленіемъ дѣятельности какъ частныхъ лицъ, такъ и тѣмъ болѣе обществъ оффиціально существующихъ, и еслибы замѣтило что-нибудь несообразное съ своими видами, то всегда будетъ имѣть довольно силы, чтобы остановить это уклоненіе. Къ тому же мы, Русскіе, заслуживаемъ, кажется, нѣсколько больше довѣрія, нежели Поляки. Что касается до такъ-называемой партіи украйнофиловъ, то мы находимъ въ ней достойною уваженія любовь ея къ народу и родинѣ, признаемъ нападки, которымъ она подверглась въ послѣднее время, большею частію преувеличенными, а часто и недобросовѣстными, потому что за грѣхи нѣкоторыхъ ея членовъ подвергается отвѣтственности все направленіе; но съ другой стороны не можемъ одобрить всѣхъ способовъ проявленія ея народолюбія, находимъ, что она не всегда достаточно цѣнитъ то, что дорого народу, не довольно поняла внутренній строй его понятій и создаетъ въ своемъ воображеніи какого-то театральнаго Украинца, вмѣсто настоящаго. Мы не раздѣляемъ также ея мнѣнія, будто въ народныхъ школахъ преподаваніе непремѣнно должно быть на Малороссійскомъ языкѣ; но протестуемъ открыто противъ всякаго литературнаго мнѣнія о стѣсненій въ изданіи книгъ на этомъ языкѣ; мы не понимаемъ, чтобы книга могла быть вредна не по содержанію, а по языку, на которомъ написана. Такое литературное мнѣніе можетъ возбудить справедливыя сѣтованія со стороны лицъ украйнофильской партіи на преслѣдованіе ленка, употребляемаго нѣсколькими милліонами идъ собратій, у которыхъ нельзя отнять права любить его и наслажденія пользоваться имъ для воплощенія своей мысли и чувства!-- Пугливое воображеніе нѣкоторыхъ рьяныхъ журнальныхъ защитниковъ обще-Русскаго единства видитъ въ изданномъ Малороссійскомъ букварѣ и нѣсколькихъ книжонкахъ для народнаго чтенія привидѣніе сепаратизма: но если бояться привидѣній, то мы скорѣе готовы видѣть сепаратизмъ въ преслѣдованіи Малороссійской письменности, ибо это преслѣдованіе можетъ поселить вражду между братьями, не существовавшую доеедѣ. Не значитъ ли это, въ настоящее время, работать для Поляковъ, которые только этого и желаютъ; можно сказать, что журнальное преслѣдованіе, открывшееся въ послѣднее время противъ украйнофиловъ, толкаетъ ихъ въ Польскія объятія, распростертыя имъ со всевозможною наружною терпимостію. Мы не думаемъ конечно, чтобы вслѣдствіе такого грубаго обращенія нѣсколькихъ вліятельныхъ журналовъ, украйнофилы сдѣлались орудіемъ Польскихъ козней, почувствовали симпатію къ Полякамъ.-- это значило бы признавать ихъ совершенно не знающими духа своего народа и ведущими его на вѣрную гибель во всѣхъ отношеніяхъ; если бы нашлись таковые, то мы отвергаемъ съ негодованіемъ всякое съ ними общеніе; но мы должны сознаться, что нападки на проявленіе законныхъ требованій національнаго чувства, находящіяся въ яркомъ противорѣчіи съ воззваніями къ мѣстному Русскому историческому преданію, производятъ на насъ тяжелое впечатлѣніе. Можно ли съ одной стороны вызывать въ народѣ Южной Руси воспоминанія о борьбѣ его съ Поляками за вѣру и родину, а съ другой находить предосудительнымъ, если это воспоминаніе въ формѣ пѣсни, думы, разсказа будетъ въ печатной книжкѣ предложено ему для чтенія? Что подумаетъ любой хлѣборобъ-Украинецъ, если ему растолкуетъ какой-нибудь недоброжелатель Великорусское негодованіе за то, что иной учитель вздумалъ объяснить дѣтямъ грамоту на его материнскомъ нарѣчіи, и училъ читать по книжкамъ, на немъ написаннымъ? Да поразмыслятъ по крайней мѣрѣ объ этомъ рьяные противники украйнофиловъ, если они не чуютъ сердцемъ незаконности своихъ нападокъ, и не прозрѣваютъ умомъ, что развитіе Южно-Русскаго племени въ духѣ своей народности, православія и мѣстныхъ историческихъ преданій не только не послужитъ въ ущербъ обще-Русской силы, но, напротивъ, сдѣлаетъ ей значительное приращеніе, потому что вызоветъ въ жизни и сопротивленію Польскому вліянію не только вещественному, какъ было доселѣ, а нравственному -- коренное Русское племя, связанное со всею Русью своею вѣрою, единствомъ Кіевской святыни, происхожденія и историческаго прошедшаго, но находившееся въ дремотѣ послѣда нее время и не вносившее почти никакого вклада въ сокровищницу Русской жизни".
Мы вполнѣ раздѣляемъ это мнѣніе нашего корреспондента.