1886 г.

(ПЕРЕДОВЫЯ СТАТЬИ.)

Москва, 4 января.

Бодрости духа -- вотъ чего да пошлетъ Россіи Новый 1886 годъ! Бодрости духа и бодрствованія... Близки великія испытанія. Уже стучится въ двери исторія,-- и "блаженъ рабъ его же (она) обрящетъ бдяща, недостоинъ же паки его же обрящетъ унывающа!" Горе намъ, если грядущія событія застанутъ врасплохъ нашу мысль; если русское общество, словно недугомъ малокровія одержимое, не стряхнетъ съ себя того гнетущаго унынія, которому такъ легко, безъ борьбы отдалось -- лѣнивое умомъ, вялое сердцемъ! Нѣтъ сомнѣнія, что внѣшнія условія настоящей русской жизни сами по себѣ вовсе неблагопріятны подъёму и дѣятельности духа; что, наоборотъ, цѣлый сонмъ обстоятельствъ постороннихъ, отъ общества прямо и не зависящихъ, не перестаетъ удручать его нравственно; что самое чувство народной чести и достоинства, оскорбленное и уничиженное въ немъ Берлинскимъ трактатомъ, пребываетъ до сихъ поръ безъ малѣйшаго какого-либо удовлетвореніи, такъ что это ощущеніе оскорбленности и уничиженности стало какъ бы принадлежностью самого русскаго современнаго существованіи... Все это такъ, все это вѣрно. Но тѣмъ не менѣе, любовь къ истинѣ, любовь къ своему народу и своей землѣ дѣлаютъ борьбу обязательною. Но вѣдь не по шоссе же въ самомъ дѣлѣ достигаютъ до царства правды, а нудится оно скорбнымъ путемъ; но вѣдь именно въ подвигамъ и прививаются тѣ, кому много дано и предназначено. Или мы уже разувѣрились въ томъ, что Россіи много дано я предназначено? Или, ублажая свое малодушіе таковымъ комфортабельнымъ, лукавымъ смиреніемъ, мы уже возмнили себя свободными отъ всякихъ тяжкихъ трудовъ и жертвъ, съ высокимъ призваніемъ сопряженныхъ?! Оно, конечно, покойнѣе. Еще было бы покойнѣе и куда какъ удобнѣе низойти на степень Голландіи или Бельгіи и оградить себя, отъ "войны съ ея ужасами" европейскимъ нейтралитетомъ.. Но предоставимъ эти мечты разнымъ нашимъ чиновнымъ и нечиновнымъ Маниловымъ. Живъ Богъ и жива Россія! Не можетъ она уклониться отъ своей исторической судьбы. Какъ бы о томъ ни старались люди, судьба сама ее все-таки настигнетъ и поставитъ на историческую работу,-- и тѣмъ хуже для насъ, если мы окажемся плохими, неподготовленными рабочими. Прочь же дремоту духа, уныніе и нытье, подъ которымъ нерѣдко прячется наша собственная трусость и лѣнь! Если обстоятельства нашей внутренней жизни не таковы, чтобы въ нихъ найти намъ достаточно силы или побужденія для самоврачеванія или хоть для нѣкотораго нравственнаго подъёма, то предъ нами теперь подготовляется такое зрѣлище на внѣшней политической, можно сказать всемірной аренѣ, которое способно и должно неудержимо приковывать къ себѣ наши взоры, помыслы и чувства!.. Всецѣло должно оно овладѣть русскимъ общественнымъ вниманіемъ. Настанетъ скоро историческій пиръ, на который мы званы, т. е. звана наша Россія,-- звана по преимуществу, предъ всѣми. Она ли не окажется въ числѣ избранныхъ? Она ли отвѣтитъ: "имѣй мя отреченна", какъ этого повидимому хотѣлось бы смиренномудрію вашей дипломатіи? или: "впусти меня не одну, а непремѣнно въ компаніи съ незванными", напримѣръ, съ Австріей и Германіей -- какъ этого быть-можетъ хотѣлось бы ея деликатному дружелюбію?

Да, большинство русскаго общества повидимому еще не достаточно принято сознаніемъ, что нынѣшнія внѣшнія политическія осложненія имѣютъ рѣшающее, роковое для Россіи значеніе,-- что важность ихъ для Россіи даже пересиливаетъ въ настоящую минуту важность внутренняго ежедневнаго дѣланія -- въ области ли государственнаго домостроительства, въ области ли экономическихъ интересовъ. Ибо вопросъ, который ставится наступающими событіями, тѣсно связанъ не только съ международнымъ положеніемъ, съ достоинствомъ и честью, но и съ историческимъ существомъ Россіи, какъ главенствующей Православно-Славянской державы. Это вопросъ нашего всемірно-историческаго созиданія, которымъ, или съ которымъ, вмѣстѣ, рѣшаются и наши внутренніе вопросы и судьбы. Нечего поэтому развлекаться по сторонамъ, какъ это дѣлается до сихъ поръ, и удѣлять "внѣшней политикѣ" лишь случайную долю участія, мимоходомъ. Напротивъ, болѣе чѣмъ когда-либо обязано русское общество слѣдить съ возбужденнымъ, напряженнымъ вниманіемъ каждый шагъ нашей дипломатіи... Тихій подходъ грозы предвѣщаетъ лишь сосредоточенную силу громовыхъ ударовъ. А ждать, чтобы они грянули,-- успѣемъ-молъ и тогда перекреститься и воспрянуть мыслью и духомъ -- невѣжественный, гнилой расчетъ.

1886 годъ несетъ намъ такую грозу. Разразится ли она для насъ въ этомъ же году формальною войною,-- это предугадать трудно, но во всякомъ случаѣ она не пройдетъ безъ великихъ, важныхъ послѣдствій....

Положеніе дѣлъ, при которомъ начинается новый годъ, представляется въ слѣдующемъ видѣ.

Союзъ нашъ съ Германіей и Австріей,-- нѣкоторое время, по крайней мѣрѣ по отношенію къ Австріи, подвергавшійся сильнымъ испытаніямъ и даже колебанію,-- въ настоящую минуту снова укрѣпился, судя по нѣкоторымъ, кажется несомнѣннымъ, даннымъ. Но къ миру ли, а не къ войнѣ, къ упрощенію ли, а не къ усложненію общаго положенія, къ выгодѣ ли для Россіи ведетъ онъ? Позволяемъ себѣ думать, что онъ во всякомъ случаѣ не упрощаетъ, а лишь усложняетъ пока общее политическое положеніе, и служитъ, по крайней мѣрѣ до сихъ поръ, лишь въ выгодѣ Австріи... Мы уже высказывали наше мнѣніе,-- держимся его и теперь, такъ какъ доступныя нашему свѣдѣнію обстоятельства его не опровергаютъ, что при твердой волѣ трехъ державъ можно было бы настоять на умиротвореніи, хотя бы и временномъ, Балканскаго полуострова. А именно: тотчасъ же по прекращеніи военныхъ дѣйствій, заставитъ обѣ славянскія державы, разоренныя, истощенныя междоусобною бранью, заключить миръ между собою; затѣмъ, въ случаѣ полной готовности князя Александра принести предъ Россіей повинную, допустить личную унію Румеліи съ княжествомъ и возстановить къ возсоединенной такимъ образомъ Болгаріи прежнія властныя отношенія Россіи (которая бы, конечно, заручилась при этомъ всѣми надежными гарантіями). Если бы князь Александръ оказался потомъ такого, возвращеннаго ему довѣрія недостойнымъ, Россія имѣла бы всегда полную возможность, опираясь съ одной стороны на народное въ Болгаріи содѣйствіе, съ другой на самый этотъ Тройственный Союзъ, удалить или смѣнить вѣроломнаго князя. Что же касается Греціи, то -- благо Берлинскій трактатъ остается въ силѣ, такъ какъ назначеніе принца Баттенберга генералъ-губернаторомъ Румеліи его не измѣняетъ -- слѣдовало бы ужь кстати потребовать отъ Турціи исполненія статей Берлинскаго трактата относящихся къ греческой границѣ, равно и къ Македоніи. При единодушномъ образѣ дѣйствій Тройственнаго Союза, такой исходъ современныхъ осложненій былъ бы вполнѣ возможенъ,-- не стала бы ему противиться и остальная Европа.

Но въ томъ-то и дѣло, что такой исходъ не выгоденъ для Австріи, для нея лишь одной: онъ бы окончательно компрометтировалъ ея вліяніе въ Сербіи, которую она подвигла на самую беззаконную, разбойническую противъ Болгаріи войну и которую въ концѣ-концовъ надѣлила срамомъ, униженіемъ, разореніемъ. Казалось бы -- что за дѣло Россіи до сохраненія въ Сербіи австрійскаго престижа, до удержанія Сербіи въ "сферѣ австрійской мощи"? Никакимъ международнымъ трактатомъ, для Россіи обязательнымъ, эта "сфера мощи" не узаконена; никакихъ даже нравственныхъ правъ на Сербію,-- какія мы имѣемъ на Болгарію и даже на самое это Сербское королевство,-- Австрія не имѣетъ: она не проливала за нее крови, не созидала ея бытія и свободы. Ради чего же радѣть Россіи объ австрійскихъ въ Сербіи интересахъ, о томъ, чтобъ эта славянская и православная земля проникалась элементами враждебными и Православію, и Славянству вообще, а въ частности именно самой Россіи,-- элементами враждебными самому Сербскому народу, такъ какъ задача Австріи ее денаціонализовать и эксплуатировать въ политическомъ и экономическомъ отношеніяхъ? "Зачѣмъ это нужно для насъ вбивать новый австрійскій клинъ въ сердце Славянскаго міра и отталкивать отъ себя Сербскій народъ, съ лучшею частью его интеллигенціи, молящій о спасеніи?... На эти вопросы для простаго русскаго смысла мыслимъ лишь одинъ отвѣтъ: отрицательный. Можно, конечно, сказать въ наше оправданіе, что такое завоеваніе Сербіи австрійскою сферою вліянія допущено нами по неволѣ, вслѣдствіе пораженія понесеннаго Россіей за Берлинскомъ конгрессѣ. Положимъ, что и такъ. Но иное дѣло -- допускать, иное дѣло -- замѣнять невольное допущеніе сод ѣ йствіемъ.-- да еще какимъ!-- самымъ усерднымъ! Дипломатія наша словно бы лелѣетъ эту "австрійскую сферу мощи" какъ нѣкую драгоцѣнность, и какъ бы боится, чтобъ, Сербія изъ нея не выскочила! Чтобъ вывести Австрію изъ затруднительнаго положенія, мы не только не настояли на демобилизаціи вооруженной ею сербской арміи, но имѣя ^полную возможность предупредить войну, мы ее допустили и выступили съ предложеніемъ о пріостановкѣ военныхъ дѣйствій (направивъ его путемъ дипломатической волокиты) только тогда, когда они начались,-- такъ что предложеніе наше опять-таки пришлось на руку самой Австріи для спасенія сербскихъ войскъ, гонимыхъ побѣдоносными Болгарами...

Теперь же, послѣ этихъ болгарскихъ побѣдъ, заканчивать весь этотъ воинственный, столь позорный и убыточный для Сербіи эпизодъ простымъ миромъ, не дающимъ ей ровно никакого, обѣщаннаго ей Австріею вознагражденіи или е компенсаціи" -- для австрійскаго вліянія конечно не прибыльно: вотъ почему она и волочитъ дѣло, и медлитъ... А ми не только Австрію не понуждаемъ, но и терпѣливо ждемъ -- пока она изыщетъ выгодное для себя рѣшеніе,-- какъ будто намъ самимъ до примиренія Сербіи съ Болгаріей нѣтъ никакого дѣла! Но если бы только ждали! Мы, кажется, и теперь, можетъ-быть и ненамѣренно, собираемся сослужить Австріи службу.

Единственною "компенсаціею", которая бы придала миру характеръ вполнѣ почетный для побѣжденной Сербіи,-- и безчестный для побѣдительницы-Болгаріи,-- представляется разъединеніе Румеліи съ княжествомъ: Сербія тогда могла бы себѣ сказать въ утѣшеніе, что воевала не даромъ, ибо возстановила-де "равновѣсіе силъ на Балканскомъ полуостровѣ", поработала интересамъ европейской политики и т. д. и т. д.!-- могла бы, однимъ словомъ, обратить свое разбойническое нашествіе въ великій подвигъ самопожертвованія, и свое пораженіе въ торжество, австрійскій престижъ закрѣпилъ бы Сербію еще прочнѣе въ сферу австрійской мощи. Для этой "сферы" вовсе невыгодно было и прежде имѣть бокъ-о-бокъ съ собой сильную и хорошо организованную Болгарію, подчиненную русскому вліянію, да еще съ прекраснымъ войскомъ, русскими офицерами командуемымъ. Тѣмъ менѣе было бы удобно для Австріи сосѣдство Болгаріи объединенной и. возстановившей прежнія отношенія къ Россіи...

Къ счастію для Австріи, такому ея расчету не противорѣчать и новѣйшія русскія дипломатическія комбинаціи. Такова ужь ваша судьба, что намъ волей-неволей доводится приходить къ ней на выручку. По крайней мѣрѣ всѣ свѣдѣнія полученныя нами съ мѣста удостовѣряютъ, что Россія возвратилась будто бы къ прежнему своему рѣшенію: не признавать соединенія Румеліи съ Болгаріей -- при настоящемъ князѣ и правительствѣ!.. ("Правительство" собственно тутъ ни причемъ, такъ какъ Каравеловъ и безъ того ожидаетъ своей отставки по почину самого князя.) На этотъ разъ рѣшеніе Россіи дано будто бы въ согласіи съ ея союзницами... Не это ли рѣшеніе имѣла въ виду одна, австрійская газета, возвѣщавшая, что три великія державы выступятъ вскорѣ съ единодушнымъ рѣшеніемъ по румелійскому вопросу? Было ли уже учинено такое коллективное заявленіе Портѣ -- намъ неизвѣстно, но изъ Болгаріи намъ пишутъ, что сообщеніе въ этомъ смыслѣ сдѣлано всѣмъ русскимъ дипломатическимъ агентамъ... Подтвержденіемъ этому могутъ, впрочемъ, служить и корреспонденціи изъ Софіи, помѣщенныя въ послѣднихъ NoNo "Новаго Времени". Онѣ -- не болѣе какъ отголосокъ взглядовъ, мнѣній и чувствъ Россійскаго Генеральнаго въ Софіи консульства,-- по собственному свидѣтельству г. корреспондента: только по этой причинѣ, а ужъ никакъ не по своему внутреннему нравственному достоинству, онѣ и могутъ заслуживать вниманія. Вообще этотъ корреспондентъ точно будто задался задачею поселить въ русской публикѣ чувство вражды, отвращенія и злобы въ Болгарскому, освобожденному нами народу, старательно выгребая и преподнося читателямъ одной изъ самыхъ распространенныхъ въ Россіи газетъ -- всякій соръ и помои. Онъ издѣвался надъ одушевленіемъ и жалкимъ внѣшнимъ видомъ Болгаръ-милиціонеровъ и хотя и былъ непріятно озадаченъ болгарскими побѣдами, однакоже потщился набросить сомнительную тѣнь и на нихъ,-- а въ упомянутой нами корреспонденціи чернитъ князя и Болгаръ (если только они состоятъ не въ оппозиціи, а при дѣлѣ) на пропалую, называя послѣднихъ презрительно "перетрусившимися братушками", а перваго прямо -- "трусомъ", только "слѣдовавшимъ потомъ сзади за побѣдоносною арміею"!.. Мы ужъ вовсе не сторонники князя Александра, но не обинуясь называемъ эти слова клеветой, такъ какъ и сами имѣемъ свѣдѣнія о болгарскихъ съ Сербами битвахъ изъ надежныхъ источниковъ. Но дѣло, повторяемъ, не въ личныхъ сужденіяхъ г. "Русскаго Странника", а въ томъ, что его корреспонденціи имѣютъ тенденціозно-оффиціозный характеръ и выражаютъ точку зрѣнія господствующую въ нашемъ дипломатическомъ агентствѣ, солидарностью съ которымъ г. корреспондентъ то и дѣло хвалится... Кстати, позволимъ себѣ замѣтить мимоходомъ: чего же можно ожидать отъ нашихъ дипломатическихъ агентовъ, отъ ихъ отношеній съ Болгаріей, если только хоть пятая доля того духа, которымъ дышатъ эти печатаемыя въ "Новомъ Времени" письма, внушена изъ этой оффиціальной среды?! Какого проку можно надѣяться отъ подобной системы издѣвательствъ и оскорбленій? И не имѣемъ ли мы повода опасаться, что петербургская дипломатическая властная среда не совершенно чужда и съ своей стороны такихъ пристрастныхъ, узкихъ воззрѣній своихъ агентовъ?...

Вотъ въ этихъ-то упомянутыхъ нами корреспонденціяхъ изъ Софіи прямо, наголо настаивается на мнѣніи, очевидно оффиціозномъ, что князь во что бы ни стало долженъ быть свергнутъ, такъ какъ-де только послѣ этого можно быть увѣреннымъ въ полной покорности Болгаріи. Можетъ-быть это и вѣрно. Мы не станемъ оспаривать справедливость этого мнѣнія, а только заявляемъ о немъ, какъ о фактѣ подтверждающемъ сообщенное нами выше извѣстіе. Личная судьба князя Александра, повторяемъ, насъ собственно мало интересуетъ. Надо предполагать, что правительство обладаетъ вполнѣ основательными данными для принятаго имъ рѣшенія,-- хотя намъ всегда казалось, что оно могло бы достигнуть той же своей цѣли и впослѣдствіи, возвративъ напередъ для себя status quo ante въ Болгаріи и поставивъ болгарское войско въ полную зависимость отъ русской верховной власти. Тѣмъ не менѣе, предъявлять такое требованіе относительно князя (какъ условіе sine qua non для признанія соединенія) въ настоящую минуту -- это во всякомъ случаѣ значитъ откладывать рѣшеніе румелійскаго вопроса въ долгій ящикъ, отлагать на неограниченный срокъ умиротвореніе страны (столь нуждающейся теперь въ мирѣ, послѣ такого страшнаго напряженія силъ), отлагать вмѣстѣ съ тѣмъ и возстановленіе нашего прежняго господствующаго положенія въ Болгаріи... Несомнѣнно также, что такое рѣшеніе русскаго правительства теперь вполнѣ на руку Австріи... Впрочемъ, если "союзники" съ нами въ этомъ пунктѣ за одно,-- стадо-быть нашли въ томъ себѣ выгоду.

Доставляя какъ бы нѣкоторую "компенсацію" самолюбію Сербіи и въ этомъ смыслѣ поправляя обстоятельства короля Милана и самой Австріи, упомянутое заявленіе Россіи о непризнаніи факта соединенія Румеліи съ Болгаріей при настоящемъ болгарскомъ правительствѣ,-- если и облегчаетъ повидимому заключеніе мира Сербіи съ Болгаріей черезъ Порту, какъ сюзерена Болгаріи -- то все же, оставляя существенный вопросъ нерѣшеннымъ, упрочиваетъ лишь настоящее опасное броженіе на Балканскомъ полуостровѣ. Правда, газеты сообщаютъ, что Россія недавно выступила съ предложеніемъ объ обезоруженіи или демобилизаціи армій всѣхъ балканскихъ государствъ. Но это предложеніе свидѣтельствуетъ лишь о русскомъ миролюбіи, не болѣе; въ сущности же представляется вполнѣ платоническимъ. Надо было настаивать на этомъ ранѣе, и можно было бы настоять -- еслибъ имѣлось въ виду какое-либо единодушное рѣшеніе великихъ державъ. Теперь же, когда страсти вполнѣ разгорѣлись, на мобилизацію понесены огромныя жертвы и издержки, а главное -- когда не только никакіе вопросы не рѣшены, но обличалась полная несостоятельность великихъ державъ и даже Тройственнаго Союза выработать какое-либо умиротворяющее рѣшеніе,-- теперь такое предложеніе является по меньшей мѣрѣ запоздалымъ. Пусть оно не осталось одинокимъ, а обратилось въ "коллективное", отъ имени всѣхъ державъ, но если оно не будетъ сопровождаться какими-либо искренними принудительными мѣрами, оно не приведетъ ни къ чему. Да печать только и дѣлаетъ, что сообщаетъ о новыхъ заказахъ, то торпедъ, то пушекъ! По всей вѣроятности въ качествѣ "принудительной мѣры" державы объявятъ угрозу -- въ родѣ той, о которой недавно оповѣстилъ оффиціозный органъ князя Бисмарка, газета "Post", по отношенію въ Греціи, т. е., что если Греція (или иное Балканское государство) вступитъ въ войну съ Турціей, то должно будетъ вести ее на свой рискъ и страхъ: Европа же останется безучастной зрительницей! Но кому же не ясно, что такая угроза" есть въ сущности поощреніе! Мы уже знаемъ, что Греція, Черногорія и сама Сербія не только переглядываются, но уже стакиваются между собою. И кто же повѣритъ, что если пожаръ войны охватитъ весь Балканскій полуостровъ, Европа будетъ лишь любоваться зрѣлищемъ сидя въ ложахъ?!

Газеты общимъ хоромъ, да отчасти и европейскіе кабинеты (послѣдніе впрочемъ съ сомнительною искренностью) винятъ Порту въ проволочкѣ по рѣшенію вопроса о Румеліи. Но какое же рѣшеніе можетъ она предложить? Если ей принять за основу status quo ante, такъ горячо рекомендованный ей Тройственнымъ Союзомъ, то вѣдь онъ связанъ съ правомъ присужденнымъ ей Берлинскимъ трактатомъ: ввести гарнизоны въ балканскіе проходы. Но прибѣгать къ такой мѣрѣ -- этого не хватаетъ духа совѣтовать даже у дипломатіи трехъ великихъ державъ! Возстановленіе status quo ante очевидно не можетъ быть исполнено добровольно самими Болгарами: надо пустить въ ходъ вооруженное насиліе... А можетъ ли Турція вѣрить, что если не Россія, то Европа станетъ хладнокровно взирать на повтореніе баши-бузуками рѣзни въ предѣлахъ Румеліи и Болгаріи? Султанъ не прочь былъ бы признать личное возсоединеніе,-- но ему нужна гарантія, что принявъ такое его рѣшеніе, державы обезпечатъ Порту отъ тѣхъ притязаній, къ коимъ возсоединеніе даже въ подобной формѣ можетъ подать поводъ Греціи или Сербіи. Да наконецъ, какое же е личное" возсоединеніе, когда лицо князя Александра тремя великими державами вычеркивается? Нужно, согласно съ трактатомъ, напередъ пріискать новаго князя для Болгаріи...

Однимъ словомъ -- очевидно, что никакого рѣшенія Румелійскаго вопроса и никакого умиротворенія на Балканскомъ полуостровѣ до весны не состоится, а съ весною не послѣдуетъ и подавно. Очевидно также, что чьи-то расчеты, входитъ даже нѣчто совсѣмъ противоположное умиротворенію... Не даромъ Турція, чуя близость роковаго для себя часа, вооружается съ головы до ногъ. Древній Оттоманъ, если и умретъ, то умретъ достойною себя смертью,-- и отъ судорогъ его агонія потрясется весь міръ... Что-жь! Можетъ-быть и приспѣло время. Насъ долженъ занимать лишь одинъ вопросъ: какой жребій въ этомъ вселенскомъ переворотѣ выпадетъ на долю Россіи?.. Достойною ли окажется она своего призванія... достойнымъ ли Россіи окажется Петербургъ съ своими вѣдомствами и канцеляріями?... Въ 1878 г. онъ не оказался достойнымъ. Будемъ вѣрить, что времена измѣнились...

Бодрствованія -- вотъ чего пожелаемъ снова русскому обществу на 1886 годъ!..

Москва, 11 января.

Недавно редакторъ е Гражданина", со свойственной ему необдуманностью и развязностью, тиснулъ въ своемъ журналѣ "характерную -- по его словамъ -- новость". Сущность ея въ томъ, что прошлою осенью, въ началѣ, пріѣзжалъ въ Россію нѣкій Черногорецъ -- съ тѣмъ, чтобъ добыть здѣсь, въ видѣ пожертвованія, тысячъ 20 рублей, нужныхъ Черногоріи для окончательнаго пріобрѣтенія торговаго парохода. "Мы любимъ кричать про наши симпатіи къ Славянамъ" -- негодуетъ князь Мещерскій: "казалось бы, что Черногорія могла бы эту пустую сумму найти въ Россіи и у Русскихъ!... Какъ не такъ! Онъ поѣхалъ въ Москву и тамъ представитель Славянскаго Общества, И. С. Аксаковъ", объявилъ ему, "что расчитывать на Москву трудно.... потому что вс ѣ д ѣ; ла въ засто ѣ " у -- вслѣдствіе чего означенный Черногорецъ обратился въ Вѣну, гдѣ и досталъ, въ великому посрамленію Москвы, потребную ему сумму. Издѣваясь надъ московскимъ славянолюбіемъ, князь Мещерскій выражаетъ недовѣріе и въ ссылкѣ на застой: на устройство какого-то юбилея мѣстнымъ властямъ -- восклицаетъ онъ -- "хватило застоя у Москвы.... а на какихъ-нибудь 20 т. р. для Черногоріи не хватило русскаго сердца"!... "Вотъ какъ мы, кричащіе, за историческое преданіе Россіи" -- заключаетъ язвительно и наставительно "Гражданинъ" -- сведемъ свои дѣла.... воспитывая Каравеловыхъ для Болгаріи и отказывая въ грошѣ Черногоріи.... Но за то кричать и говорить мы мастера!..." По поводу этихъ дешевыхъ перуновъ петербургскаго на Москву и русское общество негодованія, "Русь" хотѣла тогда же дать приличную отповѣдь, но затѣмъ мы какъ-то забыли о нихъ и вспомнили теперь лишь потому, что иностранныя нѣмецкія газеты съ превеликимъ злорадствомъ перепечатали сообщенную "Гражданиномъ" "характерную новость", пріукрасивъ и расцвѣтивъ ее красками еще болѣе яркими....

Начать съ того, что И. С. Аксаковъ никакого Славянскаго Общества въ Москвѣ представителемъ не состоитъ -- уже по той простой причинѣ, что таковаго общества въ Москвѣ не имѣется. Существовалъ, точно, въ Москвѣ Славянскій Комитетъ еще съ 1за8 года, въ которомъ дѣятельнымъ членомъ, а подъ конецъ и предсѣдательствующимъ былъ, дѣйствительно, настоящій редакторъ сРуси", и который въ началѣ 1877 года былъ преобразованъ самимъ правительствомъ въ "Московское Славянское Общество". Но не можетъ не знать князь Мещерскій, что это Московское Славянское Общество было правительствомъ же въ 1878 году, вслѣдъ за Берлинскимъ трактатомъ, закрыто, и не только* закрыто, но и совсѣмъ уничтожено. Имѣются Славянскія Общества и въ Петербургѣ, и въ Кіевѣ, и въ Одессѣ,-- въ Москвѣ же ему быть не дозволено. Между тѣмъ / въ Славянскихъ земляхъ никакъ не хотятъ взять въ толкъ, что именно-то Москва и лишена этого русскаго національнаго, дорогаго Славянамъ учрежденія. Тамъ все по прежнему наивно вѣруютъ, что Москва -- "сердце Россіи", что къ біенію этого сердца прислушивается и самая власть и т. д. и т. д., а потому упорно не признаютъ закрытія Общества, воображая, что это лишь правительственная хитрость! Простодушному Славянству совершенно невдомёкъ, да и выяснять-то ему это не совсѣмъ удобно, что Петербургъ давнымъ-давно покушается конфисковать это такъ-называемое "сердце" въ свою пользу, т. е. перемѣстить его на оконечность, гдѣ самъ обрѣтается, отъ каковыхъ противоестественныхъ затѣй и достигается лишь тотъ результатъ, что настоящаго-то сердца дѣятельность парализуется и нѣмѣетъ, а фальшиваго -- только фальшивитъ,-- весь же государственный организмъ болѣетъ отъ неправильнаго кровообращенія. Вслѣдствіе однакожъ такой непонятливости Славянскихъ племенъ, Славяне не перестаютъ устремляться въ Москву и обращаться къ ней со всякими своими нуждами, удовлетвореніе коихъ, при отсутствіи всякой законной и правильной организаціи для сбора пожертвованій и вообще денежныхъ средствъ, тѣмъ менѣе возможно, чѣмъ крупнѣе эти нужды и чѣмъ крупнѣе запросъ на благотворительное пособіе. Это и побудило нѣкоторыхъ бывшихъ членовъ Московскаго Славянскаго Общества весною прошлаго года (даже помимо редактора "Руси", отсутствовавшаго изъ Москвы на болѣзни) "войти съ ходатайствомъ" о приравненіи Москвы въ ея правахъ хоть къ Одессѣ и Кіеву, т. е. о разрѣшеніи возстановить Общество по всѣхъ правиламъ устава, для таковыхъ Обществъ правительствомъ изданнаго 12 апрѣля 1877 года. Высшая московская мѣстная власть, очень часто утруждаемая и съ своей стороны просьбами наѣзжающихъ Славянъ о пособіи и вполнѣ сознающая необходимость спеціальнаго для сей цѣли учрежденія, отнеслась къ ходатайству вполнѣ сочувственно и въ началѣ прошлаго августа, съ одобрительнымъ отзывомъ своимъ, представила его куда слѣдуетъ, т. е. въ Министерство внутреннихъ дѣлъ. Невидимому и тамъ не встрѣтило бы оно препятствій, но запнулось о послѣднее мытарство -- о Министерство иностранныхъ дѣлъ иди точнѣе объ Азіатскій онаго департаментъ (вѣдающій, какъ это ни странно, всѣ Славянскія земли). По нашимъ частнымъ свѣдѣніямъ, Министерство или департаментъ, принимая на видъ съ одной стороны, что всякую "политику славянскихъ чувствъ и идей" рѣшено теперь въ Петербургѣ уволить въ отставку,-- съ другой, что ни Москву и въ самомъ дѣлѣ, несмотря на всѣ усердныя увѣренія въ противномъ, продолжаютъ взирать не только между Славянами, но -- и это главное -- даже въ Австріи съ Германіей какъ на очагъ русской національности,-- заявило, именно по этому самому, свой рѣшительный протестъ противъ возстановленія въ Москвѣ Славянскаго Благотворительнаго Общества, т. е. такой организаціи, которая бы дала возможность Москвѣ оказывать правильнымъ и широкимъ образомъ помощь славянскимъ, хотя бы вовсе и не политическимъ нуждамъ: въ Австріи и Германіи взглянули бы-де на это неблагопріятно....

Дѣйствительно, въ началѣ сентября явился къ намъ въ Москву, съ письмомъ отъ русскаго резидента въ Цетиньѣ, г. Аргиропуло -- молодой морякъ Далматинецъ, состоящій на службѣ Черногоріи и завѣдывающій тамъ "морскою частью". Въ письмѣ своемъ г. Аргиропуло объяснялъ, что Берлинскій трактатъ, какъ извѣстно, лишивъ самымъ наглѣйшимъ образомъ Черногорію большей части завоеваннаго ею морскаго прибережья въ пользу ничего не завоевавшей и вовсе не воевавшей Австріи, отнялъ вмѣстѣ съ тѣмъ у Черногорцевъ право имѣть военныя морскія суда и военный морской флагъ; во частичку "соленой воды" они все же имѣютъ, и единственное средство для нихъ явить свое обладаніе ею и извлечь изъ нея хоть какія-нибудь выгоды -- это завести торговый пароходъ. Таковой и пріобрѣтенъ на деньги вырученныя отъ продажи' княжеской яхты, которую князь Николай рѣшился пожертвовать для пользы родной Черногоріи; недостаетъ однакоже для полной уплаты стоимости парохода 20 т. руб. Обращаться съ просьбою о деньгахъ къ русскому правительству Князь положительно отказался, говоря, что у него на это не хватаетъ духа, такъ какъ онъ и безъ того щедро облагодѣтельствованъ личною милостью Русскаго Императора. Тѣмъ не менѣе г. Аргиропуло, которому очевидно были совсѣмъ невѣдомы совершившіяся въ Москвѣ перемѣны, нашелъ нужнымъ направить молодаго Далматинца къ редактору "Руси", чрезъ посредство котораго, во время оно, были доставлены въ Черногорію такія обильныя изъ Москвы пожертвованія.... Но собирать 20 т. р. черезъ газету "Русь" посредствомъ гласнаго воззванія -- было бы неблаговидно по отношенію къ Черногорскому правительству, да и слишкомъ долго; обращаться же къ двумъ-тремъ знакомымъ намъ капиталистамъ (которые и безъ того постоянно снабжаютъ насъ деньгами для оказанія неотложной помощи бѣднякамъ -- учащимся Славянамъ) мы не признали удобнымъ -- какъ въ виду несомнѣннаго, хорошо намъ извѣстнаго экономическаго застоя, такъ и въ виду другихъ обстоятельствъ, о которыхъ скажемъ нѣсколько ниже. Наконецъ самое это дѣло (покупка парахода) представляло, по нашему мнѣнію, интересъ не столько благотворительный, сколько политическій, и мы посовѣтовали черногорскому посланцу ѣхать въ Петербургъ съ письмомъ отъ насъ къ г. директору Азіатскаго департамента. Вотъ самый лучшій и дешевый для русскаго правительства способъ,-- въ такомъ смыслѣ, помнится, писали мы, преподать нѣкоторое утѣшеніе, нѣкоторый знакъ вниманія Черногоріи въ настоящее критическое время, когда Россія теряетъ позицію за позиціей на Балканскомъ полуостровѣ. Болгарія готова съ чужою помощью пріобрѣсти Румелію, Австрія обѣщаетъ Сербіи "компенсацію",-- одна Черногорія не только не домогается помимо насъ какого-либо вознагражденія, но пребываетъ намъ сердечно и политически вѣрна, несмотря на то, что по грѣхамъ нашей же дипломатіи засажена Австріей) въ каменный мѣшокъ, окружена со всѣхъ сторонъ австрійскими блокгаузами, обижена и обобрана по Берлинскому трактату (съ нашего же попущеніи), да наконецъ не можетъ даже и до сихъ поръ добиться себѣ отъ Турціи граница, трактатомъ опредѣленной. Что значатъ 20 т. рублей для русской казны? Такія деньги всегда найдутся, и не можетъ быть сомнѣнія, что если только дойдетъ о томъ хоть стороною до высшаго свѣдѣнія, то помощь будетъ охотно оказана, а оказанная отъ имени русской власти -- она будетъ имѣть несравненно большее политическое значеніе, чѣмъ отъ имени купца Н., да купца М.

Каемся со стыдомъ, что несмотря на извѣстное нашимъ читателямъ мнѣніе "Руси" о петербургской дипломатіи, мы все-таки ожидали, что она ухватится съ радостью за этотъ представившійся ей такой удобный и недорогой случай оказать именно теперь услугу преданной намъ Черногоріи. Но ходатайство наше оставлено было безъ вниманія и вынудило Черногорію обратиться -- конечно не къ великодушію, но въ кредиту вѣнскихъ банкировъ, вѣроятно изъ добрыхъ процентовъ....

Къ кому же должны относиться слова князя Мещерскаго: "Вотъ какъ мы, кричащіе за историческое преданіе, ведемъ свои дѣла -- отказывая въ грошѣ Черногоріи"?! Или: "на какихъ-нибудь 20 т. р. для Черногоріи не хватило сердца"!? У кого его не хватило?...

"Гражданинъ" обращаетъ этотъ упрекъ къ Москвѣ. Но обращенный къ Москвѣ -- это упрекъ лживый и наглый. "Не хватило сердца!"... О, какъ его хватало, да и не на 20 т. какихъ-нибудь, а на милліоны рублей, всего лѣтъ восемь тому назадъ, когда объятая одушевленіемъ вѣрила Россія, что и руководящій ея судьбами Петербургъ едино съ нею въ мысляхъ, упованіяхъ и чувствахъ!... Эта вѣра пристыжена, поругана, разрушена Берлинскимъ трактатомъ, а съ той поры, спрашивается, было ли хоть одно русское дипломатическое или политическое дѣйствіе, которое бы хоть сколько-нибудь залѣчило нанесенную русскому сердцу обиду, сколько бы нибудь приподняло сломанную вѣру? Вотъ этого-то въ Петербургѣ и не хотятъ брать въ расчетъ. Съ этими народными оскорбленными чувствами и не хотятъ считаться. Гдѣ, въ чемъ для Россіи ручательство, что русская политика дѣйствительно вступила на путь національный? Въ Россіи конечно вѣдаютъ, что съ той поры обстоятельства перемѣнились и готовы ласкать себя надеждою, что перемѣнится наконецъ и самая политика, но вѣдь эта надежда,-- что должны признать и всѣ разсудительные государственные люди въ Петербургѣ,-- еще не можетъ имѣть твердой подъ собою почвы, такой твердой, опираясь на которую могла бы она заставить забыть ударъ 1878 года и весь гнетъ постигшаго съ того времени Россію разочарованія. Напротивъ: не несутся ли именно теперь изъ Петербурга дикіе безумные возгласы, ругающіеся надъ "чувствами", надъ "увлеченіемъ славянской идеей" и "историческими преданіями Россіи"?! Не стало ли теперь тамъ, въ правительственномъ Петербургѣ, какимъ-то общепринятымъ лозунгомъ -- признавать и энтузіазмъ и подвигъ нашего великаго историческаго народа въ прошлую войну -- трагикомическою ошибкою, печальнымъ и отчасти забавнымъ заблужденіемъ, котораго впередъ надо остерегаться и отнюдь не допускать?... Да не самъ ли князь Мещерскій обозвалъ недавно всю нашу восточную политику, начиная съ Екатерины вплоть до осени 1885 г., "политикою приключеній" и возвѣстилъ, что съ сей поры настаетъ эра политики, которой до Славянъ не будетъ никакого дѣла, развѣ лишь впослѣдствіи, когда-нибудь?... Такъ съ какой же стати бранитъ онъ Москву за недостатокъ будто бы сердоболія и сочувствія племенамъ и землямъ -- для Россіи, по новой политической петербургской философіи, постороннимъ?... "Политика эгоистическихъ, реальныхъ интересовъ" -- вотъ что теперь установилось девизомъ для правительственнаго Петербурга .. Но вѣдь во имя однихъ реальныхъ, эгоистическихъ интересовъ нельзя и приглашать къ возвышеннымъ сердечнымъ порывамъ и жертвамъ; во вѣдь общество политики не ведетъ, дѣйствуетъ лишь по внушенію чувствъ и идей,-- а ихъ-то осмѣиваніе и вошло теперь въ моду!....

Есть пословица: "не плюй въ колодезь, годится воды испить". Не мѣшаетъ и правительству имѣть эту пословицу въ виду: энтузіазмъ -- великая сила; пожалуй пригодится...

"Не хватаетъ сердца"! Какъ его станетъ хватать, когда все, что этакъ сердцемъ созидалось -- разрушалось потокъ русской политикой или дипломатіей! Хватило этого сердца въ 1876--77 годахъ у Москвы настолько, что въ эту самую Черногорію отправила она нѣсколько сотъ тысячъ рублей, а въ результатѣ вышло то, что теперь и никакими деньгами Черногоріи не поможешь, что всѣ эти великодушныя дѣйствія русскаго общества увѣнчались по мудрости нашей дипломатіи... передачею самой Черногоріи въ австрійскій половъ! Какъ думаетъ князь Мещерскій: располагаетъ ли такой результатъ къ новымъ жертвамъ?... Сотни же тысячъ были высланы изъ Москвы въ Боснію и Герцеговину для содѣйствія освобожденію ихъ изъ-подъ турецкаго ига,-- и высланы въ то время, когда въ благородномъ порывѣ своемъ русское общество даже и не подозрѣвало, что обѣими этими Славянскими землями русская дипломатія уже успѣла посулиться Австріи впередъ, на Рейхштадтскомъ свиданіи, такъ что мы своими народными кровными деньгами оказали содѣйствіе... одной лишь замѣнѣ турецкаго ига -- худшимъ игомъ, австрійскимъ!... Хорошо поощреніе для жертвователей!... Спрашиваемъ: кто по одному тайному намёку правительства, еще до объявленія имъ войны Султану, снарядилъ и вооружилъ Болгарское ополченіе въ Бессарабіи,-- кто какъ не Московское купечество вмѣстѣ съ Славянскимъ Московскимъ Обществомъ? Нынѣшній редакторъ "Руси" имѣлъ счастіе стоять тогда во главѣ этого дѣла и имѣлъ честь передать лично, хотя и секретно, русскому военному вѣдомству, десятки тысячъ ружей Шасспо, дюжину крупповскихъ пушекъ съ гранатами, патронами и прочими принадлежностями; онъ можетъ документально свидѣтельствовать, во сколько сотенъ тысячъ обошлась эта жертва купечеству и во сколько десятковъ тысячъ Славянскому Обществу. Ужь не воображаетъ ли князь Мещерскій, что особенно одушевляющимъ образомъ подѣйствовало на московское купечество недавнее извѣстіе, что болгарская армія, ядромъ для которой послужили именно эти созданныя Москвою въ 1877 году болгарскія дружины, поступаетъ, по соглашенію Порты съ княземъ Александромъ, въ распоряженіе Турецкаго Султана?! Та самая армія, которая еще только четыре м ѣ сяца тому назадъ состояла въ завѣдыванія русскаго военнаго министра, составляла часть русскаго войска!.. Вотъ тутъ и жертвуй, да еще выслушивай выговоры за недостатокъ русскаго сердца, за противорѣчіе слова съ дѣломъ!... Но и этого мало. Несмотря на услуги, оказанныя Московскимъ Славянскимъ Обществомъ правительству,-- услуги, которыми послѣднее не брезгало пользоваться,-- какъ только послѣдовалъ Берлинскій трактатъ, Общество было не только закрыто, но и ликвидировано... съ отмѣннымъ упрощеніемъ формъ. У него былъ свой капиталъ тысячъ въ 70, составленный изъ равныхъ пожертвованій, многія изъ коихъ имѣли спеціальныя назначенія, нѣкоторыя же перешли къ Обществу по завѣщанію; были опредѣленные, не малые доходы отъ ежегодныхъ членскихъ взносовъ. Не предупреждая жертвователей, безъ вѣдома и спроса лицъ, коимъ деньги принадлежали, безъ вѣдома и спроса хозяевъ -- членовъ Общества, даже съ благоразумнымъ устраненіемъ огласки (т. е. съ запрещеніемъ упоминать о томъ въ газетахъ), распорядились капиталомъ по своему, распредѣлили по учебнымъ заведеніямъ -- гдѣ на доходы съ онаго воспитывались молодые Славяне и Славянки (ихъ было тогда до сотни) и гдѣ съ того времени они должны были доканчивать свое воспитаніе уже на счетъ капитала, такъ чтобъ впредь воспитывать новыхъ было бы ужь нечѣмъ,-- однимъ словомъ уничтожили самый капиталъ. Не малый былъ сюрпризъ членовъ и жертвователей, не подозрѣвавшихъ о катастрофѣ, когда они въ извѣстный срокъ пришли справляться о ходѣ дѣлъ въ Обществѣ, и не нашли ни Общества, ни денегъ, ни даже указаній, что сталось съ ними. Однимъ словомъ, Петербургъ онымъ членамъ и жертвователямъ, за симпатіи ихъ къ Славянству, за "политику чувствъ", преподалъ чувствительный урокъ!..

И урокъ подѣйствовалъ,-- сильнѣе, чѣмъ того ожидали. Недавно, на наши письма къ нѣкоторымъ лицамъ изъ купеческаго сословія съ просьбою о деньгахъ для удовлетворенія хотя небольшихъ, но вопіющихъ славянскихъ нуждъ (ибо, повторяемъ, Славяне никакъ не хотятъ привыкнуть къ мысли, что Петербургъ уволилъ Москву въ отставку), мы получили интересные отзывы. Препровождая къ намъ нѣсколько сотъ рублей,-- "вѣрьте",-- писалъ одинъ изъ жертвователей -- "что наши убѣжденія и чувства не измѣнились, что мы все тѣ же... но вѣдь та же и дипломатія! но вѣдь рука даже не поднимается жертвовать, когда знаешь напередъ, что всѣ наши общественныя увлеченія и даянія приведутъ, пожалуй, только къ пущему заушенію и оплеванію"... Слѣдуютъ затѣмъ аргументы въ родѣ вышеприведенныхъ. "Не мало потратили мы души и сердца, не говоря уже о матеріальныхъ жертвахъ, въ 1876--77 годахъ!" -- пишетъ другой, жертвовавшій въ тѣ годы десятками тысячъ. "Едвали когда въ своей исторіи принимало русское общество такое непосредственное, дѣятельное участіе во внѣшнихъ политическихъ событіяхъ... я что же вышло? Петербургъ съ своими канцеляріями и вѣдомствами окатилъ насъ холодной водой -- позоромъ Берлинскаго трактата Теперь, по общему признанію, международное положеніе Россіи вообще, и въ частности на Балканскомъ полуостровѣ, стало хуже чѣмъ прежде, хуже чѣмъ до нашей войны, до нашего дѣятельнаго общественнаго въ ней участія! Да оно и точно такъ. На самую эту Сербію сколько пошло русской крови и достоянія, а теперь сама наша дипломатія числитъ ее въ "сферѣ австрійской мощи"... Нѣтъ ужь, слуга покорный! Мы достаточно проучены. Мы обожглись, извѣрились, и такъ какъ сами мы не властны давать направленіе русской политикѣ, да и не наше это дѣло, то мы и рѣшились держать себя въ сторонѣ, поодаль, замкнуться въ свои частные интересы, въ политику, не вмѣшиваться и не давать хода своимъ славянскимъ или вообще національнымъ, общественнымъ порывамъ и симпатіямъ, какъ бы ни болѣло сердце! А то -- станемъ вновь горячиться, тратиться, совершать всяческіе подвиги... Глядь!.. выйдетъ пожалуй что-нибудь похуже даже и Берлинскаго трактата"... Эти послѣднія слова -- конечно не болѣе какъ гиперболическая формула выраженія, во она свидѣтельствуетъ однако, какъ глубоко недовѣріе русскаго общества въ канцелярско-полицейскому петербургскому режиму вообще, въ частности же въ нашей дипломатіи. Положимъ, въ старыхъ ея грѣхахъ настоящіе дѣятели неповинны; положимъ, эти дѣятели даже вполнѣ достойны довѣрія,-- но вѣдь старые-то грѣхи ничѣмъ не заглажены; но вѣдь ничего съ той поры и не произошло такого, чѣмъ бы могла утѣшиться Русь въ своемъ національномъ достоинствѣ...

Редакторъ "Гражданина" повидимому скептически относится къ словамъ о настоящемъ въ Россіи "экономическомъ застоѣ". Не мудрено. Жалованье петербургскимъ чиновникамъ остается неизмѣннымъ, ни отъ какого "застоя" независящимъ,-- равно и другія подобныя выдачи изъ казны. Гдѣ же въ Петербургѣ, градѣ чиновниковъ по преимуществу, подмѣтить застой, которымъ страждетъ вся Россія?!... Князь Мещерскій возмущается также тѣмъ, что для празднованія юбилеевъ мѣстныхъ властей деньги у мѣстныхъ людей находятся... Но вѣдь мѣстные люди состоятъ отъ мѣстныхъ властей въ зависимости и волей-неволей должны придерживаться "политики реальныхъ интересовъ", столь Петербургу сочувственной. Не самъ ли князь Мещерскій проповѣдуетъ неустанно о "сильной власти", объ усиленіи зависимости отъ нея мѣстныхъ жителей и въ то же время объ ослабленіи и даже уничтоженіи всякого мѣстнаго самоуправленія? Можемъ увѣрить почтеннаго князя, что, по мѣрѣ успѣха его проповѣди, человѣкоугодничество (въ формѣ ли юбилеевъ или какой*либо иной) будетъ только все болѣе развиваться и процвѣтать.

Подлость и пошлость и безъ того растутъ пышнымъ цвѣтомъ на русской общественной нивѣ. Въ новой поливкѣ и уходѣ онѣ не нуждаются...

Москва, 25-го января.

Привѣтствуемъ прибытіе въ русскую сѣверную столицу доблестнаго и мудраго князя Черногоріи! Радуемся искренно тому сердечному привѣту, которымъ удостоенъ онъ со стороны нашего Государя! Полагаемъ, что на этотъ разъ глубокомысленные дипломаты С.-Петербурга сознаютъ тщету своихъ умствованій по части "русско-славянской идеи" и сконфуженно отрекутся отъ своего высокомудраго гоненія на "политику чувствъ" во имя будто бы "политики реальныхъ интересовъ". Какими "реальными интересами" опредѣляются стародавнія отношенія Россіи къ Черногоріи?? На чемъ зиждется наша связь съ этой отдаленнѣйшей и бѣднѣйшей изо всѣхъ Славянскихъ земель? Никакимъ корыстнымъ расчетомъ съ нашей стороны она объяснена быть не можетъ, а между тѣмъ самый вопросъ о политической причинѣ таковыхъ симпатій представляется совершенно празднымъ русскому уму и русскому сердцу,-- до такой степени онѣ -- въ самой природѣ вещей. Въ основаніи ихъ лежитъ чувство братства,-- тѣмъ болѣе, относительно Черногорцевъ, сильное и простое, что оно всегда было неразрывно и съ чувствомъ искренняго уваженія къ черногорской доблести, что оно ни рагу, въ теченіи двухъ почти столѣтій, не подвергалось въ насъ оскорбленію и смущенію. Мало того: съ этимъ чувствомъ сопряжено для Россіи и нѣкое доброе чувство долга, того нравственнаго долга защиты и покровительства, который, какъ благое бремя, естественно тяготѣетъ на старшемъ мощномъ братѣ по отношенію къ младшему, и который представляется конечно безсмыслицей съ точки зрѣнія политики эгоистическихъ интересовъ, такъ усердно навязываемой Россіи петербургскими мудрецами.

Совсѣмъ ужъ обдѣленъ смысломъ былъ бы у Бога тотъ, кто бы попытался уразумѣть историческую жизнь народовъ вообще, а Русскаго народа въ особенности, на основаніи лишь выводовъ формально-логическаго разума и внѣшнихъ матеріальныхъ соображеній,-- не считаясь съ народною психологіею, съ безуміемъ вѣрованій, чувствъ, духовныхъ и нравственныхъ безкорыстныхъ побужденій... Особенно уже не поддается такому способу уразумѣнія историческое существо русскаго народнаго духа. Только невѣжество и ограниченность способны требовать отъ русской національной политики -- забвенія высшихъ нравственныхъ началъ, къ числу которыхъ принадлежитъ и начало пламеннаго братства, особенно же освященное единовѣріемъ, а вмѣстѣ и сознаніемъ тѣхъ братскихъ обязанностей, которыя лежатъ на великомъ, могучемъ и независимомъ народѣ Русскомъ по отношенію въ братскимъ племенамъ -- слабымъ и малымъ, и тѣмъ болѣе -- къ подневольнымъ...

Для пишущаго эти строки, которому привелось въ 1876 и 1877 гг. быть не только свидѣтелемъ, но отчасти и практическимъ посредникомъ высокаго народнаго одушевленія, охватившаго Русскую землю,-- который непосредственно изъ народныхъ рукъ принималъ народныя лепты, не святѣе коихъ была лепта Евангельской вдовицы,-- предъ которымъ живы до сихъ поръ образы мужиковъ заволжскихъ, новохоперскихъ и иныхъ отдаленныхъ мѣстностей Россіи, на колѣняхъ упрашивавшихъ, какъ о "Божеской милости", дарованія имъ способовъ "помереть", "мученическій вѣнецъ пріять за освобожденіе братій -- христіанъ, Сербовъ, Черногорцевъ, Болгаръ отъ басурманскаго ига или нашествія",-- для насъ лично особенно рѣзкою фальшью звучатъ всѣ эти петербургскія дипломатическія притязанія -- основать русскую національную политику на принципѣ какого-то отвлеченнаго бездушія, съ исключеніемъ всѣхъ факторовъ нравственнаго, психическаго свойства. Впрочемъ, эти притязанія понятны. Попробуйте только сопоставить въ своей мысли этихъ колѣнопреклоненныхъ, приносящихъ себя въ святую жертву за свободу братій, русскихъ крестьянъ рядомъ съ петербургскими чиновниками -- бюрократами и дипломатами, для которыхъ en fait de nationalités существуетъ только одна національность -- des gens comme il faut, которые иначе какъ на краюшкахъ губъ и съ иронической ужимкой не могутъ и выговорить слово: "Славяне",-- попробуйте только сопоставить въ вашемъ воображеніи вмѣстѣ этихъ жертвователей и этихъ жрецовъ, болѣе или менѣе воздѣйствующихъ тамъ въ Петербургѣ на судьбы Русскаго народа и дающихъ направленіе русской политикѣ,-- такъ и обдастъ васъ холодомъ безнадежности: ни языка, ни иныхъ способовъ для взаимнаго пониманія, ни надежды на соглашеніе,-- тарабарская грамота для нихъ -- рѣчь, мысль, душа Русскаго народа, которую развѣ лишь гроза событій можетъ подчасъ заставить ихъ уразумѣть!

Не умна, никуда не годна та русская политика, которая не считается съ русскою народною совѣстью, не принимаетъ въ соображеніе нравственныхъ свойствъ и историческихъ инстинктовъ такого великаго историческаго организма, каковъ народъ Русскій. И наоборотъ, только согласная съ требованіями народной совѣсти политика и есть политика практически плодотворная. Преступленіемъ противъ русской народной исторической совѣсти, признающей за собой священный долгъ братскаго старѣйшинства, было раздѣленіе Балканскаго полуострова на двѣ сферы вліянія, русскую и австрійскую; преступленіемъ противъ нея было преданіе во власть католическо-швабской Австріи славянскихъ странъ Босніи и Герцеговины; такимъ же преступленіемъ или по крайней мѣрѣ противорѣчіемъ была и уступка Сербіи австрійской "сферѣ вліянія"... Всѣ эти дипломатическія преступленія были совершены во имя будто бы здравой, чуждой сентиментальности, реальной политики. Вкусны ли и выгодны ли для Россіи практическіе ея плоды?...

Само собою разумѣется, что говоря о необходимости согласовать національную русскую политику съ требованіями русской народной совѣсти, мы предполагаемъ необходимымъ и присутствіе въ исполнителяхъ того русскаго народнаго самосознанія, той стихіи русскаго народнаго безъ которыхъ никакое дѣло спориться не можетъ и великодушныя народныя жертвы осуждены стать лишь напрасными жертвами, какъ это и случилось въ 1878. г. и въ послѣдующемъ рядѣ годовъ...

Относительно Черногоріи Россія въ долгу. Россія не отстояла ее на Берлинскомъ конгрессѣ и -- конечно нехотя -- дала все-таки свое согласіе на кровную для нея обиду: большая часть черногорскихъ у Турціи завоеваній отдана была, ни за что ни про что, въ собственность Австріи, не обнажившей даже и меча, не пролившей ни капли крови, а та небольшая часть, которая присуждена была конгрессомъ Черногоріи, до сихъ поръ вдоль албанской своей границы оспаривается у ней Турціей! Россія, столь ревнующая теперь о святости и неприкосновенности Берлинскаго трактата и требовавшая еще недавно возстановленія status quo ante тамъ гдѣ онъ нарушенъ, не хотѣла или не сумѣла настоять на исполненіи Портою статьи касающейся Черногоріи!... А между тѣмъ Австрія обставила эту вольную прежде страну кругомъ каменными блокгаузами и заборомъ штыковъ, держитъ ее подъ дозоромъ,-- подлинно въ "сферѣ своей мощи" хотя, благодаря черногорской вѣрности и доблести, и мудрости Князя, еще не въ "сферѣ австрійскаго вліянія"! Черногорія -- еще не въ званія княжества, а въ званіи "владыката",-- земли населенной независимыми Сербами, подчинявшимися лишь управленію своихъ Владыкъ-митрополитовъ,-- была первымъ звеномъ связавшимъ православную славянскую Россію съ православно-славянскимъ міромъ, когда Россія возросла въ силу. Это былъ нашъ первый православно-славянскій этапъ на пути всемірно-исторической политики, на который ступила Россія при Петрѣ Великомъ: онъ же первый и завелъ съ ней тѣ непосредственныя прямыя сношенія, которыя и не прерывались съ той поры, не прервались и тогда, когда Императоръ Николай, снисходя къ желанію кандидата въ митрополиты, юнаго Данилы, привезеннаго для поставленія и рукоположенія въ Петербургъ, произвелъ его въ князя, а Черногорію въ княжество... Черногорія и теперь, когда у насъ утрачены почти всѣ позиціи на Балканскомъ полуостровѣ, остается единственнымъ живымъ звеномъ въ цѣпи отношеній нашихъ къ Балканскимъ Славянамъ и залогомъ возстановленія этой цѣпи въ полнотѣ ея звеньевъ...

Мы позволяемъ себѣ надѣяться, что пребываніе въ Петербургѣ князя Черногорскаго, который умѣетъ сочетать въ себѣ замѣчательное дипломатическое искусство съ несомнѣннымъ, черногорскимъ патріотизмомъ, будетъ не безполезнымъ для нѣкотораго проясненія мыслей нашихъ дипломатовъ,-- да кстати напомнитъ имъ, что Черногорцы -- тоже Сербы, что честь сербскаго имени, подвергающаяся теперь въ нашихъ газетахъ такому безшабашному, дешевому поношенію, имъ равно дорога; что Сербскій народъ заключается не въ одномъ несчастномъ королевствѣ Сербіи, да и въ королевствѣ -- не въ одной партіи "напредняковъ", продавшейся Австріи... Къ счастію, на дняхъ проѣхалъ чрезъ Москву изъ Аѳинъ въ Петербургъ новый сербскій посланникъ Савва Груичъ, служившій нѣкогда въ русской службѣ по артиллеріи. Это не генералу Хорватовичу чета, и можно надѣяться, что, при его содѣйствіи, въ отношеніяхъ Россіи къ Сербіи произойдетъ нѣкоторая. перемѣна во благу всего Славянства...

Но каково общее политическое положеніе дѣлъ, бывшее столь острымъ, а теперь принявшее характеръ какого-то укоренившагося недуга? Бить или не быть войнѣ весною? Вѣдь и до весны-то всего какой-либо мѣсяцъ!

На этотъ вопросъ всего точнѣе могла бы дать отвѣтъ только Австрія, "Великія державы" выражаютъ, пожалуй, увѣренность, что миръ нарушенъ не будетъ и принимаютъ, повидимому, грозныя, энергическія мѣры съ цѣлью предупредить пожаръ на Балканскомъ полуостровѣ; но мѣры-то всѣ эти -- какія-то странныя, неполныя, нецѣлесообразныя, заставляющія очень и очень сомнѣваться въ полномъ единодушіи и искренности всей этой шестидержавной лиги мира! Въ самомъ дѣлѣ, что представляетъ намъ настоящій образъ дѣйствій державъ, если подвергнуть его внимательной критикѣ?

Во 1-хъ) кого нужно ? умиротворять" или понуждать къ укрощенію расходившихся военныхъ страстей и. политическихъ аппетитовъ? Сербію, Болгарію, Грецію, пожалуй и Порту. Каждому ясно, что Порта не желаетъ и не можетъ желать войны: ея вооруженіе -- только самозащита въ виду грозящихъ опасностей. Что же касается требованія демобилизаціи и разоруженія отъ Сербіи и Болгаріи, то когда же видано и слыхано, чтобы двѣ воевавшія между собою стороны разоруживались во время перемирія, до заключенія мира? Сами же державы назначили срокъ перемирію до 1-го марта (срокъ подозрительно долгій, ибо онъ протянутъ какъ разъ до времени удобнаго для возобновленія военныхъ дѣйствій. Ужь не по совѣту ли австрійскаго военнаго агента онъ принятъ?) 'Слѣдовательно, если великія державы дѣйствительно вс ѣ хотятъ мира, то имъ, вмѣсто всякихъ коллективныхъ нотъ о демобилизаціи, слѣдовало бы, коллективно же, прежде всего настаивать на скорѣйшемъ заключеніи мира между Болгаріей и Сербіей. Но всѣ мы видимъ, съ какою поразительною вялостью ведутся эти переговоры. Вялость эта не въ интересѣ Болгаріи иди князя Александра. Промедленіе, стало быть, со стороны Сербіи. Но кто же могъ бы успѣшнѣе всего воздѣйствовать на сербскія власти, самымъ реальнымъ образомъ понудить ихъ? Только Австрія -- одна изъ "великихъ державъ" подписавшихъ Берлинскій трактатъ и членъ Трехъ-Державнаго Союза. И средствомъ понужденія могла бы служить для нея даже и не угроза вступленія австрійскихъ войскъ, а положительный отказъ въ австрійской на случай войны поддержкѣ,-- въ какомъ бы то ни было видѣ. Развѣ при искреннемъ желаніи предупредить войну, при искреннемъ требованіи разоруженія, не могла бы Австрія остановить безпрестанный подвозъ въ Сербію чрезъ свои владѣнія всякого рода оружія и военныхъ запасовъ, объявивъ эти предметы военной контрабандой? Да наконецъ осмѣлилось ли бы сербское правительство продолжать свои вооруженія и мѣшкать переговорами или предъявлять для заключенія мира какія-либо условія о "равновѣсіи" и "компенсаціи" противъ воли Европы, еслибы не имѣло за спиной твердаго надежнаго оплота -- Австріи, входящей въ составъ той же Европы?! Кого же здѣсь морочатъ?..

Относительно же Греціи, удостоившейся вдругъ чести вызвать противъ себя коллективную морскую демонстрацію чуть не всѣхъ великихъ державъ, о которой скажемъ ниже,-- державамъ слѣдовало бы прежде, казалось, задать самимъ себѣ вопросъ: могла ли бы Греція, на свой рискъ и страхъ, отважиться на войну съ Турціей, чуть не въ 10 разъ превосходящей ее силами, еслибъ Сербія перековала копье на рало и заключила съ Болгаріей прочный миръ? Конечно нѣтъ. И такъ секретъ греческаго упорства въ сербскомъ упорствѣ, а секретъ сербскаго упорства -- въ упорствѣ, въ политическихъ планахъ Австріи, для которой заключеніе сербо-болгарскаго мира безъ всякаго для Сербія вознагражденія за всѣ ея жертвы, издержки, понесенный позоръ (на что на все подтолкнула Сербію Австрія), равняется утратѣ политическаго властительнаго обаянія, не только въ королевствѣ Сербскомъ, во и въ Сербскомъ племени Босніи и Герцеговины....

Такимъ образомъ для Сербіи (а съ нею и для Австріи) заключеніе мира связывалось съ разрѣшеніемъ румелійско-болгарскаго вопроса. На это же открыто указывала и Греція.

2) На разрѣшеніе этого вопроса, казалось, и должны бы были державы на править всю коллективную тягость своихъ усилій,-- такъ какъ въ немъ ядро раскусываемаго, но не раскушеннаго еще орѣха. Но надо отдать справедливость державамъ,-- спѣшили онѣ сначала медленно. Словно бы всѣ онѣ сговорились или какой-то таинственный магъ подталкивалъ ихъ оттягивать дѣло поближе къ веснѣ, т. е. опять-таки во времени удобному для возобновленія военныхъ дѣйствій! Правда, Порта крѣпко стучалась въ дверь ко всѣмъ державамъ, прося ихъ оказать ей дружное и спѣшное содѣйствіе въ разрѣшеніи этого вопроса и такимъ образомъ гарантировать ей одновременно и прочность того modus vivendi, который былъ бы установленъ, но державы, проученныя опытомъ Константинопольской трехмѣсячной конференціи и не довѣряя своему единодушію, свели вопросъ на сдѣлку между княземъ Александромъ и самой Портой. Послѣдняя однако же, въ виду заявленія Сербіи и Греціи, что даже и "личная унія* Болгаріи и Румеліи подастъ имъ поводъ требовать компенсаціи, по неволѣ замѣшкалась; Султану приходилось, безъ увѣренности въ поддержкѣ Европы, наносить на самого себя руку. Тогда и состоялась дипломатическая комбинація такого рода, чтобы искусственно или насильственно отдѣлить болгарско-румелійскій вопросъ отъ вопроса о притязаніяхъ Греціи и Сербіи: комбинація совершенно искренняя со стороны Россіи, искренняя можетъ-быть со стороны Франціи и Италіи, но сомнительной искренности со стороны прочихъ державъ. Первое " нравственное* коллективное давленіе, какъ мы уже пояснили, не привело ни къ какому результату. Послѣдовала вторая, коллективная же, болѣе энергическая угроза: "въ случаѣ войны всѣ державы опрокинутся - де на зачинщика, и никакой территоріальной перемѣны произведенной войною не допустятъ*! По и эта угроза никого повидимому не пугнула -- въ виду явной затруднительности въ исполненіи угрозы. Въ самомъ дѣлѣ, кто же бы взялъ на себя обузу фактически, посредствомъ сухопутныхъ войскъ, уничтожать совершившіеся факты территоріальныхъ перемѣнъ или даже наказывать зачинщика?! Посылать противъ Сербіи и Греціи коллективную сухопутную военную силу отъ всѣхъ шести державъ, или даже отъ одной, избранной въ должность полицеймейстера, очевидно немыслимо. Къ тому же принимать такую мѣру относительно Сербіи Австрія,-- правда не оффиціально, но только оффиціозно, хотя и довольно торжественно, наотрѣзъ отказалась,-- дай для Poссіи какой же расчетъ побуждать Австрію занимать Сербію своими войсками! Вся дипломатическая хлопотня въ практической формѣ свелась на комедію морской демонстраціи -- и собственно противъ наименѣе опасной и грозной для Турціи -- Греціи,-- Греціи, которой шумныя рѣчи и бряцанья оружіемъ возбуждали до сихъ поръ въ Европѣ только улыбку,-- которая потому только и шумитъ и грозитъ, и мечтаетъ о войнѣ, что имѣетъ въ виду угрозы и приготовленія Сербіи, Австріею поддерживаемой! Иниціатива этой демонстраціи принадлежитъ Англіи или точнѣе сказать министру Сольсбери, по соглашенію его съ Германіей и вѣроятно Австріей. Греческій флотъ, чтобъ не очутиться въ блокадѣ, ушелъ заблаговременно въ открытое море, и морскія эскадры всѣхъ великихъ державъ, за исключеніемъ Франція, рѣшительно отказавшейся отъ понудительныхъ противъ Греціи мѣръ, величаво сходятся въ Греческія воды -- караулить праздные греческіе порты, безъ возможности помѣшать враждебнымъ дѣйствіямъ сухопутныхъ греческихъ войскъ, если бы таковыя начались... Спрашивается однако -- какой же смыслъ въ этой практической, хотя и безвредной противъ Греціи демонстраціи, когда относительно Сербіи довольствуются только хорошими словами? Разгадку смысла слѣдовало бы, прежде всего, искать у Сольсбери, но онъ теперь смѣнился,-- впрочемъ догадываться о смыслѣ можно бы, кажется, и по практическимъ ея послѣдствіямъ. Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что это дѣйствіе Англіи было въ то же время демонстраціей въ пользу Султана, придало ему бодрости и ускорило сдѣлку его съ княземъ Александромъ, давъ ей благопріятный для послѣдняго и неблагопріятный для Россіи оборотъ.

3) Но газетнымъ свѣдѣніямъ, сдѣлка уже состоялась, даже будто бы утверждена Султаномъ, даже сообщаются условія, явныя и тайныя, "личной уніи". Румеліи и княжества въ особѣ князя Александра. Но въ числѣ этихъ условій есть такія, на которыя Россія конечно согласиться не можетъ, а именно (это условіе принадлежитъ однако къ числу негласныхъ): предоставленіе Турціи права держать турецкій гарнизонъ въ Бургасѣ, хотя бы и подъ верховнымъ командованіемъ князя. Такое право ведетъ за собою и право стоянки въ Бургасѣ турецкихъ судовъ!... Равномѣрно безобразно и то условіе, въ силу котораго князь Александръ, на случай войны Порты съ Греціей или Сербіей, обязуется будто бы предоставить въ распоряженіе Турціи и подъ команду турецкихъ офицеровъ -- вспомогательный корпусъ въ 50 т. человѣкъ. Не для защиты же Турціи создавали мы болгарское войско и обучали его русской командѣ!... Далѣе, Султанъ оставляетъ себѣ право, по про* шествіи 5 лѣтъ, на которыя допускается личная унія, возобновить этотъ срокъ, не испрашивая уже согласія державъ... Вообще сдѣлка, въ ея настоящемъ видѣ, не только дѣлаетъ невозможнымъ возстановленіе прежнихъ отношеній Россіи въ Болгаріи, но, пріурочивая соединеніе Румеліи съ Княжествомъ лишь къ лицу князя Александра, только упрочиваетъ его личное въ Болгаріи положеніе,-- что можетъ быть даже несовсѣмъ согласно и съ интересами самой страны.

Къ чему же до сихъ поръ привели всѣ коллективныя, умиротворительныя усилія державъ? Положеніе князя Александра, конечно, нѣсколько упрочилось, благодаря турецкой санкціи, и упрочилось бы можетъ-бить еще крѣпче, если бы не пало министерство Сольсбери; но вмѣстѣ съ тѣмъ упрочились и шансы войны на Балканскомъ полуостровѣ, тѣмъ болѣе, что сдѣлка Турціи съ княземъ, подавая Греціи и Сербіи поводъ къ требованію компенсацій, не можетъ быть въ ея настоящемъ видѣ утверждена и Россіей, и вопросъ болгарско-румелійскій остается все еще не разрѣшеннымъ... Въ чьихъ же видахъ -- допущеніе этой войны?...

Не можетъ быть и сомнѣнія, что ни Россія, ни Франція, ни Италія, ни Англія (теперь, при Гладстонѣ) не имѣютъ никакого повода желать новой вспышки на Балканскомъ полуостровѣ, новой войны. Франція уже потому, что она не желаетъ, при настоящемъ своемъ положеніи, допустить рѣшеніе Восточнаго вопроса безъ своего прямаго участія, на которое даетъ ей право ея званіе великой державы, но котораго фактически проявить она теперь не въ силахъ. Англіи, которая болѣе или менѣе сама заварила всю эту политическую вашу при министерствѣ маркиза Сольсбери, теперь также не до того, какъ потому что дѣла ея въ Суданѣ приняли очень плохой оборотъ, такъ и потому, что она слишкомъ занята Теперь у себя дома. Внезапная перемѣна министерства и предстоящее рѣшеніе вопроса объ Ирландіи сосредоточиваютъ въ настоящую минуту все вниманіе Англичанъ на внутреннихъ дѣлахъ. Въ прямомъ интересѣ Гладстона -- отсрочить теперь всякій кризисъ на Балканскомъ полуостровѣ, тѣмъ болѣе что въ области вн ѣ шней политики общественное мнѣніе Англіи относится къ либеральной партіи несочувственно. Било бы поэтому совершенно ошибочно ожидать, что Гладстонъ вотъ такъ прямо и начнетъ осуществлять на Востокѣ свои извѣстныя политическія воззрѣнія! Но уже самый переходъ отъ активной англійской политики къ пассивной представляетъ немаловажное значеніе. Нельзя поэтому и предполагать, что великія державы, коихъ эскадры качаются теперь въ греческихъ водахъ, доведутъ свое желаніе мира до того, что сами объявятъ войну Греціи, станутъ бомбардировать греческіе порты, топить или жечь греческія суда! Напротивъ, всякая подобная попытка встрѣчена будетъ теперь непремѣннымъ протестомъ не только со стороны Франціи, но и Англіи. А Германія, а Австрія? Вѣдь онѣ также участвуютъ въ демонстраціи, значитъ -- также жаждутъ мира? Да,-- но участіе Австріи не мѣшаетъ ей въ то же время отказываться отъ всякаго принудительнаго дѣйствія относительно Сербіи, а въ этомъ и весь узелъ настоящаго усложненія и всѣ зачатки не морской, а сухопутной войны!! Но Германія, участвуя въ "концертѣ шести великихъ державъ", затѣмъ и въ Союзѣ Трехъ Державъ, состоя одновременно съ Австріей въ спеціальномъ Двойственномъ Союзѣ, посылая и отъ себя эскадру къ греческимъ берегамъ, вмѣстѣ съ тѣмъ не оказываетъ однако ни малѣйшаго давленія на Австрію,-- чтобъ заставить ее согласовать свою политику въ Сербіи съ политикою Россіи!...

Извѣстно, какая доля вліянія въ области внѣшней австрійской политики принадлежитъ Венгріи. Недавно въ венгерскомъ парламентѣ бывшій австро-венгерскій министръ иностранныхъ дѣлъ, графъ Андраши, одинъ изъ главныхъ творцовъ Берлинскаго трактата и Двойственнаго съ Германіей Союза, высказалъ съ вѣдома Вѣнскаго кабинета свою политическую программу: полное возсоединеніе Румеліи съ Княжествомъ, удовлетвореніе въ нѣкоторой степеви территоріальныхъ притязаній Греціи и Сербіи, затѣмъ полная гарантія неприкосновенности Порты относительно всѣхъ остальныхъ ея европейскихъ владѣній (это уже направлено противъ Россіи)... Наконецъ графъ Андраши прямо требуетъ, чтобъ иниціатива, главная дѣятельная роль въ умиротвореніи Балканскаго полуострова и такъ - сказать полицейскій надзоръ надъ нимъ принадлежали не кому другому, какъ Австріи...

Такимъ образомъ центръ всего современнаго политическаго усложненія въ Австріи, нашей же ближайшей союзницѣ, опирающейся конечно на Германію -- другую нашу союзницу, а Россія, опутанная сѣтями этого союза, продолжаетъ самымъ искреннимъ образомъ вѣрить въ возможность соблюденія своихъ политическихъ интересовъ, интересамъ Австріи и Германіи противоположныхъ -- при содѣйствіи же Австріи и Германіи!! Это все равно, какъ бы при посредствѣ двухъ, напримѣръ, зеленыхъ красокъ пытаться произвести третью -- розовую. Однако же чего другаго, кромѣ пачкотни, можно бы ожидать отъ такого смѣшенія красокъ?... Не знаемъ каковы будутъ дальнѣйшіе результаты нашихъ дипломатическихъ стараній, по тѣ, которые добыты до сихъ поръ,-- т. е. утрата нашего властнаго положенія въ Болгаріи и Румеліи -- налицо.

Изъ Берлина, чрезъ уста нѣкоторыхъ оффиціозовъ (между прочимъ корреспондента "Московскихъ Вѣдомостей") несутся таинственные намеки на какое-то скорое, по планамъ германской политики, осуществленіе" завѣтнѣйшихъ чаяній Россіи въ области Восточнаго вопроса"... Timeo Danaos et dona ferentes! Этимъ обѣщаніямъ мы не вѣримъ,-- да и можно ли имъ вѣрить, если исполненіе"чаяній" комбинировано одновременно съ усиленіемъ, укрѣпленіемъ и господствомъ Австріи на Балканскомъ полуостровѣ?...

Обращаемъ вниманіе читателей на помѣщаемое ниже письмо нашего корреспондента изъ Берлина. Изъ него видно, какую опасность усматриваетъ для себя Германія въ присутствіи не только польскаго, но вообще славянскаго элемента, какъ въ своихъ восточныхъ провинціяхъ, такъ даже и въ Австрійской Богеміи. Очевидно, что германизація нашихъ западныхъ окраинъ съ одной стороны, съ другой -- оттѣсненіе Австріи туда, за Дунай и Саву -- составляютъ задачу современной германской политики... Чтожь! Съ русско-азіатскимъ знаменемъ, можетъ-быть даже и на верхнемъ Босфорѣ, но обращеннымъ лицомъ къ Азіи и спиной къ Европѣ, Германія съ Австріей, пожалуй, и примирятся,-- но только оградивъ отъ насъ и Царь-градъ" и весь Балканскій полуостровъ, но только заставивъ насъ отречься отъ знамени славянскаго и предать Славянъ Полуострова подъ власть піонера германизаціи -- Австро-Венгерской Имперіи... Впрочемъ даже и эта уступка еще журавль въ небѣ! Не надежнѣе ли будетъ возлагать намъ надежды въ нашемъ кровномъ дѣлѣ исключительно на себя самихъ и помнить, что отрекаясь отъ Славянъ -- Россія перестанетъ быть не только Славянскою, но и Русскою державою, и сойдетъ позорно съ своего всемірно-историческаго поприща... Всякія сдѣлки съ Германскимъ міромъ для рѣшенія русско-славянскаго вопроса противоестественны и гибельны. Не отъ щедротъ Германіи принимать намъ дары русско-славянской жизни. Мы добудемъ ихъ сами.... А гроза близится....

Передовые статьи. 1886 г. 4 января

1886 г.