Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты "День" (1863)
Москва, апрѣля 1863 г.
Въ самый Свѣтлый день Христова Воскресенія, вмѣстѣ съ мѣднымъ гуломъ колоколовъ, благовѣстившимъ міру христіанскую радость, "праздникомъ праздникъ и торжество изъ торжествъ",-- Россія, устами своего Государя, произнесла прощеніе и забвеніе обидъ -- еще воюющимъ и обидящимъ, еще противящимся Полякамъ. Россія переборола въ себѣ оскорбленное чувство народной чести, не терпящее ничьего дерзкаго вооруженнаго посягательства; она усмирила въ себѣ пылъ -- вполнѣ законнаго и справедливаго въ каждомъ Русскомъ негодованія, въ виду мучительной смерти Русскихъ солдатъ, въ виду столькихъ жертвъ Польскаго неистовства и злобы,-- и несмотря на то, что еще льется кровъ, что мятежъ еще не совсѣмъ подавленъ,-- самая широкая амнистія возвѣщена царскимъ манифестомъ 31 марта всѣмъ Полякамъ безъ исключенія, которые положатъ оружіе къ 1 мая. Цѣлый мѣсяцъ срока и заранѣе прощеннаго сопротивленія! подобныхъ великодушныхъ условій сдачи не предлагалъ врагу еще ни одинъ побѣдитель... Есть время образумиться!
Такъ миловать имѣетъ право только сила, вполнѣ себя сознающая и увѣренная въ окончательно! побѣдѣ; такое великодушіе оправдывается только могуществомъ, которому нечего опасаться упрековъ въ слабости, столько щекотливыхъ для самолюбія слабыхъ!
Во и для могущества есть предѣлы. Далѣе тѣхъ крайнихъ предѣловъ милосердія, какіе обозначены манифестомъ 31 марта, идти нельзя, было бы постыдной уступкой,-- и горько обманется Европа, и сама горько обманетъ Польшу, если дерзнетъ насиловать снисходительность Русскаго Государя, если предъявитъ какія бы то ни было, сверхъ дарованнаго и обѣщаннаго въ манифестѣ. При одномъ слухѣ объ Европейскихъ угрозахъ, при одной мысли о возстановленіи Польши въ границахъ 1772 г, вскипѣло и вскипитъ негодованіе во всѣхъ слояхъ Русскаго населенія, и еслибъ только найдено было средство услышать голосъ Русской Земли, онъ смутилъ бы Европу, привыкшую считать Русской народъ нѣмою, бездушною силой. Всѣ мнимые или, вѣрнѣе сказать, только на поверхности общества разыгрывающіеся недуги -- космополитизма, федерализма, коммунизма, всѣ эти уродливыя порожденія нашей общественной исторій отскочутъ, снимутся какъ рукой -- при первыхъ призывныхъ звукахъ народнаго голоса,-- все и всѣ увлекутся общимъ потовомъ народнаго чувства. Мы потому именно упоминаемъ здѣсь объ этихъ нашихъ домашнихъ, такъ сказать накожныхъ болѣзняхъ, что прочли недавно сужденіе одной иностранной газеты объ адресѣ Петербургскаго дворянства, увѣряющей, что мнѣніе, выраженное въ адресѣ, не раздѣляется многочисленнѣйшею, именно космополитическою частью Русскаго дворянства. Если и дѣйствительно Русскіе путешественники за границей могли подать поводъ редактору Французско-Польской газеты (l'Opinion Nationale ) къ такому невыгодному о Русскомъ дворянствѣ заключенію, то пусть знаетъ Европа, что сила Россіи не въ обществѣ рабствующемъ Западу и отчужденномъ отъ народа, а въ пятидесятимилліонной, однородной массѣ Русскаго народа, освобожденнаго Русскимъ Государемъ отъ крѣпостнаго рабства и освобождаемаго имъ постепенно отъ рабства Нѣмцамъ и отъ остальныхъ, еще тяготѣющихъ на немъ узъ, сковывающихъ его правильное, естественное развитіе. Наша сила неистощима, но она ослабляется нашимъ собственнымъ невѣдѣніемъ ея и непониманіемъ: наша истинная сила -- въ разумѣніи нашей силы.
Всякое преобразованіе, предпринятое правительствомъ съ цѣлью облегчить жизнь, дать просторъ развитію, снять узы съ Русскаго долготерпѣливаго народа, еще тѣснѣе связываетъ правительство съ народомъ, еще плодотворнѣе укрѣпляетъ нашъ государственный и народный организмъ. Чѣмъ свободнѣе Земля, тѣмъ крѣпче государство; чѣмъ вольнѣе народный голосъ, тѣмъ могущественнѣе его поддержка, тѣмъ знаменательнѣе, тѣмъ грознѣе для нашихъ враговъ -- выраженіе искренней преданности Народа своему царственному Представителю.
Мы должны отвѣчать только предъ собственною своею народною совѣстью, намъ необходимо самимъ сознавать себя правыми, какъ въ отношеніи къ Польшѣ, такъ и у себя дома,-- и если мы крѣпки такимъ всенароднымъ сознаніемъ, намъ нечего обращать вниманіе на общественное мнѣніе и угрозы Европы. Пусть себѣ думаютъ въ Европѣ о насъ что угодно: правительство, усилившее себя свободною, нравственною поддержкой освобождаемой имъ постепенно Русской Земли, выйдетъ побѣдоносно изъ всѣхъ затрудненій.
Полякамъ обѣщана манифестомъ "новая политическая эра*; въ указѣ Правительствующему Сенату, относящемся къ жителямъ Западныхъ губерній и всей Россіи, правительство заявляетъ о предположенномъ имъ "расширеніи общественныхъ правъ всѣхъ Русскихъ подданныхъ и распространенія круга дѣятельности, предоставленной разнымъ мѣстнымъ въ Имперіи учрежденіямъ". Было бы несправедливо основывать какіе-нибудь положительные выводы на различіи выраженій, употребленныхъ въ указѣ и въ манифестѣ. Жители Западныхъ губерній не могутъ считать себя менѣе награжденными милостію Государя, чѣмъ жители Царства,-- и должны съ полною вѣрою повиноваться государеву призыву,-- съ тою вѣрою, съ какою ожидаетъ и вся Россія своего земскаго возрожденія...
Но образумятся ли поляки? Трудно отвѣчать на этотъ вопросъ, да едва ли есть надобность предварять теоретическими соображеніями и догадками факты, которые не замедлятъ обнаружиться: ждать не долго, осталось не болѣе трехъ недѣль до окончательнаго срока, который конечно ни въ какомъ случаѣ продолженъ не будетъ. Удовлетворятся ли или не удовлетворятся Поляки -- это покуда неизвѣстно, но самое важное для насъ то, что мы-то будемъ правы, что наша совѣсть будетъ развязана. Россія протягиваетъ имъ братскую руку примиренія и указываетъ имъ въ будущемъ на новую политическую эру, въ нераздѣльномъ соединеніи съ Россіей. Если они оттолкнутъ эту руку и откажутся отъ предлагаемаго дара, то пусть вспомнятъ они, что ихъ можетъ постичь худшая изъ казней: стать жертвою онѣмеченія, подпасть владычеству германизма. Пусть сообразятъ Поляки, что если бы Россія отказалась отъ Варшавскаго герцогства, оно или погибло бы жертвою внутренней анархіи, или сдѣлалось бы добычей Пруссіи и Австріи: а съ этимъ вмѣстѣ угасло бы и всякое сочувствіе Европа къ Польшѣ. Пусть не думаютъ они, что Россія ослабѣла бы отъ подобной операціи надъ своею хроническою язвою: напротивъ, она будетъ здоровѣе тѣломъ и духомъ, и могущественнѣе, чѣмъ прежде,-- и отъ нея, со временемъ, станутъ чаять себѣ освобожденія Поляки -- порабощенные Нѣмецкою стихіею!.. Что касается до Русскихъ областей, нѣкогда принадлежавшихъ Польскому королевству, то неужели Поляки могутъ еще сомнѣваться, что скорѣе рѣки потекутъ вспять и Висла вмѣсто Балтійскаго побѣжитъ въ Черное море, прежде чѣмъ хоть одна пядь земли въ этихъ областяхъ будетъ отдана вами во власть не-Русской народности!
Образумятся ли Поляки? Прежняя исторія мало представляетъ ручательствъ политической мудрости этого передавшагося Западу Славянскаго племени, постоянно враждебнаго Славянскому міру, постоянно воюющаго, подъ знаменемъ Латинства, съ ненавистной Латинству стихіей православнаго Славянскаго міра. Да и кто скажетъ намъ: чего хочетъ Польша? Должны ли мы видѣть выраженіе этихъ желаній въ манифестѣ революціоннаго комитета, напечатанномъ въ одной, не лишенной значенія, Англійской газетѣ, отъ котораго отрекаются многіе члены этого комитета? Должны ли мы искать отвѣта на нашъ вопросъ въ безчисленныхъ брошюрахъ и всякаго рода произведеніяхъ Польской литературы за границей? или же въ административной системѣ маркиза Велепольскаго? или же въ мнѣніяхъ г. Грабовскаго, нынѣ министра просвѣщенія въ Царствѣ Польскомъ, мнѣніяхъ о духовной нераздѣльности Западнаго края съ Польшей, знакомыхъ читателямъ "Дня" и такъ блистательно опровергнутыхъ нашимъ сотрудникомъ г. Елагинымъ? въ положеніи ли наконецъ, принятомъ относительно возстанія Польскимъ сельскимъ народонаселеніемъ, въ проповѣди ли ксендзовъ, въ адресѣ ли графа Замойскаго, въ аристократической или демократической партіи, въ Мѣрославскомъ или Лангевичѣ? Мы не можемъ до сихъ поръ дознаться толкомъ, чего желаютъ Поляки, но одно знаемъ мы навѣрное, что если они не отрекутся отъ своихъ притязаній на Русскія области, если они точно хотятъ возвращенія себѣ Украйны, Литвы, Бѣлоруссіи (какъ объ этомъ возвѣстилъ на дняхъ Виленскій революціонный комитетъ), если не разумѣютъ иначе своего политическаго возрожденія, то, стало быть, они хотятъ себѣ гибели,-- и несомнѣнно погибнутъ.
Не довольно только положить оружіе къ 1 мая,-- надо излѣчиться отъ политическаго безумія. Въ противномъ случаѣ вопросъ будетъ не разрѣшенъ, а только отсроченъ.