Странная судьба постигает у нас многие явления нашей общественной жизни. Вместо того чтоб отнестись к данному случаю просто, не мудрствуя лукаво, мы вдруг возведем его на степень повсеместного события, раздвинем, расширим, обобщим и, озаглавим кличкой: "вопрос такой-то", пускаем в этом виде в шумный, страстный водоворот суждений, споров и пререканий. От данного факта возносясь к отвлеченной теории, - причем самый-то факт, живой факт действительности, как-то выпадает и забывается, - мы перерываем прошедшее, строим предположения для будущего и, забывая о злобе дня, злобе настоящей минуты, озабочиваемся преимущественно злобою дней грядущих. Затем, когда обобщенная таким образом "задача" поизносится, не получив еще даже дельного разрешения, или же лопнет, как вздутый пузырь, а повальное увлечение остынет и истощится, мы бросаем "вопрос", как ветошь, - и все-таки проходим мимо "данного случая", мимо истинной наличной потребности. Такая отчасти история произошла у нас с "вопросом о голоде", который скоро перешел в "вопрос продовольственный". Первые, показавшиеся к концу прошлого лета, признаки неурожая ржи в некоторых приволжских губерниях возбудили естественные, но несколько шумные опасения подлежащих земств; с громкою предусмотрительностью, в страхе понятном, но и с глазами от страха великими, стали, одно за другим, заявлять они о нашествии грозного горя и о грозной, исполинской цифре потребных для них расходов, то есть потребных для закупки хлеба денежных ссуд. К беде от неурожая прибавились на юге и другие, ползучие и крылатые беды, вроде червей, жуков, мух. С лихорадочным сочувствием подхватила все эти слухи печать (иначе и быть не могло), и мгновенная паника с криками "голод!" охватила разом всю Россию и взбила цены на хлеб до размеров действительно ужасающих. Другими словами: накликала бедствия, почти равные бесхлебью. Долго было трудно разобраться в этом хаосе разнообразных вестей, толков, мнений: в самом ли деле всему русскому крестьянскому населению грозит голодная смерть? Дороговизна ли от голода или голод от дороговизны? Печать, однако ж, постепенно разобралась.
Прежде всего оказалось, что неурожай и насекомые поразили не только не всю Россию, но даже и не целые какие-либо губернии сплошь, а только значительную часть Саратовской, Самарской и Екатеринославской, некоторую часть Уфимской и разные местности то там, то здесь; в остальной же России урожай ржи, хотя и посредственный, но все же был, а в некоторых полосах он был даже и выше среднего. Истинною опасностью представлялось повсеместное возвышение цен, доставившее, впрочем, немалую прибыль всем сельским хозяевам, крестьянам и помещикам, которым было что продать из нового урожая и старых запасов. На "вопрос о дороговизне" и устремилось предпочтительно внимание общества, печати и высшей администрации. Иные объяснили дороговизну умышленною спекуляцией, заговором или стачкой хлеботорговцев; другие признавали ее явлением вполне нормальным, объяснение которого лежит в постепенном упадке нашей хлебной производительности в течение последних тридцати лет, и возбуждали общий, "государственный вопрос" о народном сельском хозяйстве; третьи также возбуждали общий "государственный вопрос" о вывозе хлеба за границу и требовали подъема вывозных пошлин... Все эти вопросы впрочем, сами по себе, без сомнения, величайшей важности для нашего отечества; но среди этих споров и трудных дум, - цены на хлеб стали вдруг сами собою падать и упали довольно значительно. Объяснилось до очевидности, что преувеличенные размеры нужды, представлявшейся повсеместною, преувеличенные размеры потребного будто бы земствам для прокормления "голодающих", следовательно, подлежащего закупке хлеба,. - обманули самих хлеботорговцев, побудили их скупать хлеб заранее в свои руки, и были одною из главных причин того непомерного возвышения цен, от которого теперь они сами первые терпят. Разумеется, "животрепещущее" значение возбужденных "вопросов" тотчас же поослабло. Встревоженное общество успокоилось.
Немало содействовала понижению цен выдача правительством денежных ссуд в значительно сокращенном размере против земского исчисления. Действительно, количество просимых земствами ссуд превышало объем общего по Империи капитала. Самарское земство, вместо испрашиваемых 6 1/2 миллионов, получило около четырех, и т. д.; зато, по всей вероятности, некоторые земства домогались ссуды или даже получили ее выше настоящей потребности. Вместе с тем огласились в печати некоторые злоупотребления при раздаче хлеба по волостям: стало явным, к каким вредным экономическим последствиям должна привести такая громадная раздача, если она производится сколько-нибудь неправильно. Все это также в значительной степени охладило усердие и общества, и первоначальных жарких ревнителей государственных "мероприятий". Как бы то ни было, так как со стороны правительства и земства, казалось, сделано было все возможное, то "вопрос" о голоде и о продовольствии почти сошел со сцены и перестал занимать читателей с прежнею силой; частные корреспонденции из пораженных бедствием местностей хотя и продолжали являться в газетах, но уже не на первом плане, и почти не удостаивались внимания публики.
Но они именно заслуживают внимания. Сюда, к этой местной, частной правде, вываливавшейся, так сказать, из чрезмерно обобщенных "вопросов" и "государственных соображений", к этим живым реальным фактам, и должны быть устремлены взоры общества. Пугало повсеместного голода, являвшееся в размерах для общественной борьбы неодолимых, теперь уже страшно и не может смущать частную благотворительную предприимчивость. Она естественно отстраняется там, где зло так велико, что только государство в силах с ним сладить: этим только и объясняется, почему до сих пор так мало было слышно о неофициальных благотворителях, о той благородной общественной деятельности, которая всегда готова у нас прорваться наружу и забить сильным, живым ключом ввиду действительных, невымышленных бедствий... Но настоящие размеры зла умалились, и борьба стала теперь возможной. Есть кому помогать и можно помочь, - да и некому другому взяться за это дело, кроме нас, частных людей: стало быть помочь должно.
Мы видели хлеб, которым осуждены питаться крестьяне некоторых сел Самарского уезда. Это не хлеб, это какой-то заскорузлый, черный, отвратительный блин из лебеды, просеянной шелухи и частью муки, один вид которого внушает ужас. Но даже и это странное подобие хлеба для многих еще завидный удел: мы слышали рассказы достоверных очевидцев, которые заставали в некоторых селах того же уезда целые семьи, дня по три не принимавшие пищи... В Саратовской губернии повесились три матери семейств, чтоб не видать голодной смерти детей... Ниже, в Областном обозрении, мы указали и другие случаи голода. Да, голодают, истинно голодают - но не во всей России, разумеется, а во многих, многих крестьянских волостях Самарского, Бузулукского, отчасти Бугурусланского и особенно Николаевского и Новоузенского уездов, отчасти в Уфимской губернии, где, по словам корреспондента "Русского Курьера", были случаи голодного тифа; в особенности же много голодает народа в Саратовской. В последней пребывает теперь ревизующий сенатор и, как видно из корреспонденции г. Молчанова в "Новом Времени", употребляет энергические усилия для определения размеров голодной нужды и способов совладать с нею; но ни сенатор, ни администрация, как бы она благонамеренна ни была, не в состоянии заменить орудиями власти живую вольную инициативу движимых сердечным участием частных лиц. "Казна" может действовать только официальным путем, посредством официальных органов, с соблюдением известных формальных порядков, где форма всегда пересиливает содержание и буква убивает дух. Наши земства...
Но в том-то и горе, что наши земские, да и городские самоуправления, к сожалению, тоже какие-то казенные самоуправления, кроенные по тому же бюрократическому шаблону, и немногим чем отличаются от "казны". Земские управы, например, составляют посемейные списки нуждающихся, но поручают эту работу волостным правлениям, другими словами - волостным писарям, причем, конечно, не обходится без неправды; а поверка списков на месте лицами, от управы уполномоченными, по большей части только одна внешняя формальность. Ниже мы помещаем письмо из Бугуруслана, где рассказывается, будто земская управа, для более успешной поверки списков, увеличила свой наличный состав еще шестью лицами, временно нанятыми с платою каждому по 100 руб. в месяц, с предоставлением производить по уезду разъезды на земских же лошадях: вот уже пять месяцев производится это жалованье и эти разъезды! Неужели это правда?.. В газетах рассказывается также, будто самая доставка хлеба, выдаваемого на месяц вперед (и в самом неудовлетворительном размере), чинится неаккуратно, запаздывает на неделю и более, а между тем люди остаются без хлеба! К тому же и продовольственные средства, которыми располагают земства в этих местностях, положительно недостаточны. Но не станем никого корить и винить. И правительство, и земства сделали с своей стороны все что могли, что доступно силам официальных учреждений. Доделать их дело, спасти от смерти указанных нам, здесь и там, голодных - это теперь наша обязанность, и никого другого.
Вспомним 1873 год, когда граф Л.Н. Толстой открыл России существование голода в Бузулукском уезде и обнародовал в газетах не литературную картину, а документальный, сухой, но тем более красноречивый перечень наличного состава и наличных средств тех крестьянских семейств, которые посетил лично, и количества потребного для них хлеба. Как содрогнулась, как встрепенулась тогда вся Россия, как откликнулись на призыв к благой работе и главное Общество Красного Креста, и многие местные землевладельцы! С каким дружным порывом, с каким доверием понеслись к ним обильные пожертвования, - с каким самоотвержением, и зато с каким успехом, как победоносно совершили они святой подвиг благотворения!
Разве мы не те же, что и в 1873 г.? Разве дружною совокупностью частных пожертвований, не могут опять собраться не только десятки, но и сотни тысяч, разве не достанет на это у русского общества средств? Достанет. Оно ждет лишь призыва; ему нужен только почин: недаром же про нашу землю еще из старины идет слово: "на Святой Руси с голоду не умирают"! Необходимо конечно, чтоб там, на самых местах голодной нужды, организовались частные общества или явились, как в 1873 г., достойные местные деятели, которые бы взялись лично распределять помощь и отдавать обществу, чрез посредство газет, подробный отчет в употреблении присланных денег.
Мы с своей стороны готовы принять на себя посредничество между жертвователями и Самарскою и Уфимскою губерниями, где мы имеем несколько близких нам лиц, которые вполне и безусловно достойны доверия. Но мы не отказываемся от посредничества и для Саратовской и Екатеринославской губерний, как скоро и там создадутся местные, вполне надежные органы. Медлить долее нельзя; надо спешить, пока есть время. Много его ушло, много еще уйдет, и каждый день уносит новые жертвы. Открываем с сегодняшнего номера подписку в пользу голодных, - открываем с полною надеждою на сочувствие, с полною верою, что не оскудеет в России рука дающего и поборет беду...
Начнем же с Богом!
Впервые опубликовано: "Русь". 1881. N 11, 24 января. С. 1-3.