"Русь", 30-го января 1882 г.
Опубликованное на дняхъ Высочайшее повелѣніе о производствѣ сенаторской ревизіи въ губерніяхъ Лифляндской и Курляндской во всѣхъ отношеніяхъ государственнаго управленія -- по истинѣ цѣлое событіе. Привѣтствуемъ его съ искреннею радостію. Едвали оно было мыслимо нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Никогда, сколько мы знаемъ, не подвергалась сенаторскому обозрѣнію наша Прибалтійская окраина, да и ревизія эта не похожа на обычныя ревизіи возлагаемыя на сенаторовъ. Не отступленія на практикѣ отъ постановленій Россійскаго Свода Законовъ подлежатъ здѣсь изслѣдованію ревизующаго сенатора, какъ въ Русскихъ губерніяхъ, -- но конечно и не повѣрка точнаго примѣненія на мѣстѣ правилъ такъ-называемаго Остзейскаго Свода. Не говоря уже о томъ, что такая повѣрка требовала бы особаго спеціалиста, предварительнаго изученія этой совершенно спеціальной части законодательства, замѣтимъ, что едвали Прибалтійская окраина можетъ подлежать сильному нареканію въ неисполненіи ею этихъ спеціальныхъ, изданныхъ для нея законовъ. Не на нарушеніе Свода Остзейскихъ узаконеній несутся оттуда жалобы населенія,-- а на самый этотъ Сводъ, выдѣляющій милліоны народа изъ общей жизни Россіи и отдающій ихъ едва не въ безконтрольную власть меньшинства, поставленнаго Сводомъ въ исключительно-привилегированное положеніе. Задачей сенаторской ревизіи,-- какъ мы ее понимаемъ,-- можетъ быть только внимательное изслѣдованіе: въ какой степени согласуется самое это особливое законодательство Прибалтійскаго края съ нуждами населенія, съ требованіями высшей справедливости, съ интересами всего Русскаго государства.
Несмотря на нѣкоторыя проведенныя правительствомъ въ послѣднее время реформы, Прибалтійская окраина представляется въ наши дни аномаліей не только въ Россіи, но и во всей Европѣ. Это средневѣковое рококо, сохранившееся, словно подъ стекляннымъ колпакомъ, подъ покровомъ привилегій, жалованныхъ Ливоніи и Эстоніи Петромъ Великимъ въ началѣ XVIII столѣтія и болѣе или менѣе распространенныхъ и на Курляндію, по окончательномъ присоединеніи ея въ 1795 г. Привилегіи эти въ свое время имѣли въ виду только высшій, немногочисленный н ѣ мецкій классъ населенія, и преимущественно -- потомковъ рыцарей-завоевателей края въ началѣ XIII вѣка, поработившихъ себѣ туземное населеніе -- Латышскаго и Чудскаго племени. Эти порабощенныя племена, конечно, еще менѣе могли быть приняты въ разсчетъ (въ моментъ дарованія Петромъ рыцарству правъ, слишкомъ 150 лѣтъ тому назадъ) чѣмъ даже крѣпостные крестьяне въ самой Россіи. Но Латыши, Эсты, вообще сельское населеніе стало съ 1819 г. свободнымъ, хотя бы только лично и безъ земли; новый возникшій многочисленнѣйшій классъ гражданъ, вовсе не существовавшій при первоначальномъ пожалованіи привилегій, новый могучій факторъ мѣстной жизни* являлся естественно, ipso facto, живымъ, логическимъ отрицаніемъ самаго основанія тѣхъ особливыхъ правъ меньшинства, которыя были даны при совершенно иныхъ соціальныхъ и экономическихъ условіяхъ Прибалтійской окраины. Тѣмъ не менѣе, до самой сей поры русскимъ правительствомъ не было произведено еще ни одной серьезной попытки подвергнуть полному пересмотру законодательство, такъ-называвшагося до послѣднихъ временъ, "Остзейскаго края", основанное главнымъ образомъ на пресловутыхъ привилегіяхъ, и согласовать какъ законы, такъ и все управленіе этой части государства съ тѣми новыми составными элементами, которые внесены въ ея жизнь непрерывнымъ ходомъ исторіи. Это воздержаніе русскаго правительства отъ такого, настоятельно требовавшагося пользами края и всей нашей Имперіи пересмотра объясняется какъ вообще слабымъ, даже до позднѣйшихъ временъ, сознаніемъ національныхъ государственныхъ интересовъ въ русскихъ правящихъ сферахъ, вслѣдствіе вольнаго и невольнаго, слѣпаго подобострастія къ е иностранной культурѣ", -- такъ и вліяніемъ множества представителей прибалтійскаго дворянства, занимавшихъ видныя мѣста на русской государственной службѣ. Съ фанатическимъ упорствомъ стояли они въ то время за свои привилегіи. Мы говоримъ въ то время, ибо думаемъ, что и прибалтійское рыцарство не осталось же чуждымъ тому прогрессу общечеловѣческаго просвѣщенія, съ которымъ несовмѣстимо понятіе о сословныхъ преимуществахъ одного класса и о безправности всѣхъ другихъ. Тѣ привилегіи, которыми даже до сихъ поръ пользуется у насъ прибалтійское дворянство и которыя однородны съ рыцарскими средневѣковыми преимуществами Западной Европы, -- въ этой самой Европѣ уже вышвырнуты теперь за окно, такъ что о нихъ просвѣщенные потомки рыцарей совѣстятся тамъ и вспомнить -- какъ и мы, дворяне, въ Россіи совѣстимся даже и про себя приводить небѣ на память времена крѣпостнаго нашего права. Наконецъ тотъ новый факторъ мѣстной жизни, о которомъ мы упомянули, именно классъ новыхъ гражданъ, бывшихъ безправныхъ крестьянъ, представляющій довольно внушительное число около двухъ милліоновъ душъ, не можетъ уже стоять на одномъ мѣстѣ, какъ стоялъ онъ безгласно цѣлые вѣка, а растетъ, образуется, поднимаетъ голосъ и живо сознаетъ съ своей стороны ту неправду своего общественнаго-положенія, которая не терпится теперь не только нигдѣ въ Западной Европѣ, но даже и въ "варварской" нашей Россіи. Эта варварская Россія, въ теченіи послѣднихъ 25 лѣтъ, совершила у себя такія преобразованія, которыми ея гражданскій и соціальный строй далеко опередилъ Русское Прибалтійское Поморье, а нашею крестьянскою реформою мы оставили за собою позади и всю Западную Европу съ ея высшею культурою и цивилизаціей. Можетъ ли населеніе Лифляндской, Эсгляндской и Курляндской губерній не желать, не ожидать и для себя тѣхъ благъ, которыя дала Россіи не только реформа 19 февраля 1861 г., но и судебная, и всесословное управленіе въ земствахъ и въ городахъ? И выгодно ли прибалтійскимъ баронамъ, да и городскимъ бюргерамъ, въ виду такихъ чаяній большинства населенія, упорно отстаивать съ своей стороны то ненормальное положеніе, которое не можетъ же не раздражать народныя массы, которое дожило свой вѣкъ и въ будущемъ времени можетъ поддерживаться лишь насильственно, т. е. при помощи принудительной, именно русской правительственной власти?
Полагаемъ, что нѣтъ. Мы надѣемся, мы почти увѣрены, что значительная часть рыцарскихъ потомковъ Прибалтійскаго края уже перестала пребывать неподвижно на точкѣ зрѣнія давнихъ, "полуварварскихъ временъ", а стоитъ въ уровень, съ истиннымъ, здравымъ просвѣщеніемъ нашего времени; что историческій опытъ столѣтій не пропалъ для нихъ даромъ; что не принадлежатъ же они къ числу тѣхъ несчастныхъ, о которыхъ живетъ слово Наполеона, что ничего они не забыли, да и ничему не научились. Мы убѣждены, что наши прибалтійскіе жители нѣмецкаго происхожденія, въ виду вопросовъ вызываемыхъ ревизіей, не захотятъ стать притчею во языцѣхъ цѣлаго міра и явиться предъ его лицомъ, какъ и предъ лицомъ Россіи -- какими-то средневѣковыми муміями, годными лишь для историческихъ музеевъ. Они поймутъ, безъ сомнѣнія, необходимость новаго строя жизни, не междоусобнаго какъ теперь, когда они имѣютъ противъ себя вражду всего туземнаго мѣстнаго населенія, а мирнаго, основаннаго на принципѣ равноправности и взаимнаго соглашенія интересовъ, какъ различныхъ національностей между собою, такъ и этихъ національностей съ общими интересами государства. Однимъ словомъ, мы позволяемъ себѣ выразить полное упованіе, что" извѣстіе о назначеніи сенаторской ревизіи будетъ встрѣчено нѣмецкими жителями края, по крайней мѣрѣ образованнѣйшею, просвѣщеннѣйшею, разумнѣйшею и благородно чувствующею, лучшею ихъ частью, съ искреннимъ удовольствіемъ, съ искреннимъ желаніемъ содѣйствовать преобразованію мѣстной жизни на началахъ истинной правомѣрности и нравственной правды.
Въ самомъ дѣлѣ, разуменъ ли, возможенъ ли такой порядокъ, при которомъ изъ двухъ милліоновъ обитателей -- цѣлыхъ 85% населенія преданы такъ-сказать во власть припривилегированному меньшинству остальныхъ 15%? Справедливо ли, чтобъ 1.750,000, или около этого, туземнаго населенія Латышскаго и Чудскаго племени осуждены были на он ѣ меченіе только потому, что остальные 250.000 жителей нѣмецкаго происхожденія,-- на онѣмеченіе не добровольное, а искусственное и насильственное? Мыслимъ ли такой государственной строй, при которомъ государственный языкъ -- въ странѣ уже почти два вѣка входящей въ составъ государства -- не признается государственнымъ даже и до сихъ поръ? при которомъ магистраты осмѣливаются не принимать предписаній представителя высшей центральной власти именно потому, что они писаны на русскомъ языкѣ? Сорокъ тысячъ Русскихъ проживающихъ въ Ригѣ, почти лишены защиты предъ судами -- потому только, что не знаютъ языка нѣмецкаго, языка численно ничтожнаго мѣстнаго меньшинства, а знаютъ лишь языкъ государственный?... Говорить ли о другихъ несообразностяхъ? Читатели "Руси" не забыли конечно корреспонденцій въ ней помѣщенныхъ -- и о дѣйствіяхъ въ ущербъ интересамъ государства и громаднаго большинства населенія дирекціи Дерптскаго Учебнаго Округа, и о положеніи прибалтійскихъ крестьянъ, и о тѣхъ притѣсненіяхъ, которымъ подвергается въ этой окраинѣ православное въ средѣ Латышей вѣроисповѣданіе^ и о дикихъ оскорбленіяхъ, наносимыхъ по временамъ русскимъ жителямъ, даже офицерамъ, нѣкоторыми поистинѣ дикими баронами, которые еще водятся тамъ, на Прибалтійскомъ По* морьѣ, кое-гдѣ даже и доднесь.
Мы высоко цѣнимъ услуги, оказанныя Россіи многими доблестными уроженцами Лифляндіи, Курляндіи и Эстляндіи на государственной службѣ. Никогда Россія, не только въ лицѣ своего правительства, но и въ лицѣ всего русскаго общества и народа, не отказывала имъ въ выраженіи искренней, сердечной признательности. Имя Тотлебена, напримѣръ, у насъ также популярно, какъ и любаго Русскаго. Русскимъ подданнымъ нѣмецкаго происхожденія открыты всѣ служебныя поприща въ нашемъ отечествѣ; они пользуются этимъ правомъ широко, и на какія-либо притѣсненія изъ національной ревности никогда не жаловались, да и повода къ жалобамъ не имѣли. Надобно полагать, что усердное государственное служеніе должно было развить въ нихъ и способность истинно государственныхъ соображеній о пользахъ той имперіи, которой они служатъ,-- а эти государственныя соображенія неуклонно повелѣваютъ приступить безотлагательно къ коренному преобразованію всего гражданскаго строя Прибалтійской окраины.
Намъ, впрочемъ, неизвѣстны инструкціи сенатора Манасеина, на котораго Высочайшимъ довѣріемъ возложена ревизія -- пока, еще двухъ губерній, Лифляндской и Курляндской; но инструкцій инаго содержанія мы и представить себѣ не можемъ. Позволяемъ себѣ съ своей стороны напомнить, что предварительное ознакомленіе съ существенными задачами и вопросами нашего Балтійскаго Поморья, для человѣка, не изслѣдовавшаго края на мѣстѣ, едвали и мыслимо безъ знакомства съ превосходными трудами покойнаго Юрія Ѳедоровича Самарина,-- этого твердаго, неутомимаго обличителя прибалтійской неправды, память о которомъ такъ благоговѣйно чтится всѣми угнетенными и оскорбленными въ этой окраинѣ,-- всѣмъ Латышскимъ, Эстскимъ и Русскимъ тамъ населеніемъ. Эти труды, отличающіеся не только яркимъ талантомъ, но и основательнымъ, добросовѣстнымъ знаніемъ дѣла до самыхъ послѣднихъ его мелочей, слѣдующіе: во 1-хъ, "Рижскія Письма", писанныя еще въ 1848 году, когда Самаринъ служилъ тамъ въ качествѣ чиновника особыхъ порученій, командированнаго министерствомъ внутреннихъ дѣлъ къ генералъ-губернатору Головину: эту письма до сихъ поръ оставались еще въ рукописи, во съ нынѣшняго No "Руси" мы начинаемъ ихъ печатаніе въ нашей газетѣ; во 2-хъ, шесть томовъ, изданныхъ за границей, въ Прагѣ и въ Берлинѣ, подъ названіемъ: "Окраины Россіи: Русское Балтійское Поморье" 1868--1876 г.
Рѣзкій полемическій характеръ какъ "Рижскихъ писемъ", такъ и "Окраинъ" нисколько не умаляетъ ихъ достоинства, какъ единственнаго надежнаго руководства къ познанію прибалтійскихъ порядковъ. Такой ихъ характеръ объясняется отчасти тѣмъ, что самые эти труды,-- и главнымъ образомъ "Окраины",-- служили опроверженіемъ клеветническихъ памфлетовъ, опубликованныхъ за границей гг. Егоромъ фонъ- Сиверсомъ фонъ-Ьоккомъ, Ширревомъ и Эккгардтомъ (послѣдній не угомонился и до сихъ поръ, и пребывая въ Гамбургѣ, все еще продолжаетъ выпускать памфлеты на Россію). Отчасти же полемическій пріемъ вынуждался самими обстоятельствами той, по меньшей мѣрѣ странной поры, когда правительство было почти глухо къ воплямъ большинства населенія. Ныли такіе, особеннаго склада, чудные "умы" въ нашихъ административныхъ сферахъ, которые именно въ искусственномъ охраненіи исключительныхъ привилегій прибалтійскаго рыцарства, а не въ интересахъ большинства населенія, равно даже и не въ Русскомъ, усматривали мощь "консервативныхъ началъ" и главную опору нашей государственной твердыни! Только рѣзкостью полемическаго тона и можно было надѣяться въ то время, пробить путь истинѣ сквозь этотъ добровольный заслонъ диковиннѣйшихъ предразсудковъ. Эти времена -- дай Богъ-можно считать невозвратно прошедшими, и читатель "Рижскихъ Писемъ", какъ и "Окраинъ", самъ легко отдѣлитъ то, что относилось лишь къ злобѣ дня, отъ того, что есть и пребываетъ существеннымъ.
Сенаторская ревизія Прибалтійскаго края -- великій актъ новаго царствованія и послужитъ -- мы вѣримъ -- новою эрою для этой части нашего отечества, зарей ея умиротворенія и возрожденія въ тѣсномъ, общемъ со всею Россіею союзѣ.