"Русь", 1-го іюня, 1883 г.
Завершился, наконецъ, почти трехнедѣльный періодъ торжествъ и празднествъ, содѣявшихся истиннымъ событіемъ не только для Россіи, но и для всего міра, величавыхъ важныхъ,-- необычайныхъ и по громадности внутренняго значенія, и по колоссальности внѣшнихъ размѣровъ, и по блеску, пышности, красотѣ, а болѣе всего -- по той могучей жизненности, народной и государственной, которой они были выраженіемъ и свидѣтельствомъ. Завершились два года напряженныхъ ожиданій, тревожныхъ недоумѣній, опасеній, подготовленій, и завершились, вопреки всякимъ мудрованіямъ, такимъ внезапнымъ, можно бы сказать, "благораствореніемъ воздуховъ" въ общественной атмосферѣ, такимъ всеобщимъ свѣтлымъ, мирнымъ, мужественно-благодушнымъ, праздничнымъ настроеніемъ, что никакому слишкомъ замѣтному диссонансу не пришлось нарушить гармонію цѣлаго и все предположенное по программѣ исполнилось съ успѣхомъ -- превзошедшихъ самыя смѣлыя чаянія!.. Теперь, когда для Москвы, пресыщенной и утомленной обиліемъ сильныхъ ощущеній, блескомъ и шумомъ зрѣлищъ, и гуломъ собственныхъ ликованій, настаютъ снова благодатные будни съ лѣтнимъ досугомъ и тишиной, можно съ большею трезвостью духа оглянуться назадъ, провѣрить испытанныя впечатлѣнія и постараться уразумѣть вѣщій смыслъ пережитыхъ дней... Въ нихъ цѣлое откровеніе... Не должно, не можетъ же оно пройти безслѣдно для нашего общественнаго и правительственнаго сознанія!
"Два Лица, два гиганта только и стояли сегодня другъ передъ другомъ: Царь и Народъ, Народъ и Царь, и творили вмѣстѣ великое дѣло исторіи",-- писали мы въ самый день царскаго вѣнчанія, подъ непосредственнымъ воздѣйствіемъ всего, что мы сами удостоились видѣть и слышать и въ Кремлѣ и въ Успенскомъ соборѣ. Это же самое можемъ повторить мы и теперь, и не только о днѣ вѣнчанія, но и о всѣхъ послѣдовавшихъ торжествахъ и празднествахъ. Во истину величественны, обаятельны и многознаменательны были, съ нашей точки зрѣнія, только тѣ изъ нихъ, которыя совершались на почвѣ или въ обстановкѣ исторіи; неизгладимый слѣдъ врѣзывали въ душу только тѣ картины, въ которыхъ такъ или иначе принималъ живое участіе самый народъ. Конечно, не залитые золотомъ мундиры придворныхъ чиновъ съ нѣмецкими именованіями придавали настоящій блескъ, красоту и пышность коронаціи, а именно сѣрый армякъ несмѣтныхъ народныхъ полчищъ волнующихся восторгомъ какъ море, какъ море могучихъ: словно морекіе валы воздымались народныя ликованія и переливаясь ниспадали съ любовью и упованіемъ къ стопамъ Того, въ комъ олицетворяетъ себѣ народъ единство Россіи и ея историческую судьбу... Если чего недоставало, напримѣръ, торжеству освященія храма Христа Спасителя, связанному съ памятью объ одномъ изъ величайшихъ событій нашей исторіи, такъ именно присутствія народа -- въ тѣсномъ смыслѣ слова. Холодная красота храма и велелѣпная церемонія освященія не согрѣвались искреннею молитвою простыхъ людей изъ народа: признано почему-то нужнымъ въ этомъ громадномъ зданіи (вмѣщающемъ до 8 тысячъ человѣкъ) пустятъ одну публику, да еще парадную. Нѣсколько сотенъ крестьянъ съ "разореной дорожки отъ Можайска до Москвы", какъ поется въ пѣснѣ народной, несравненно болѣе украсили бы зрѣдище, чѣмъ камеръ-юнкеры всего свѣта... Вообще не такъ,-- думали мы, присутствуя на освященіи храма,-- освящалися во время оно соборы въ Кремлѣ, и едвали почтутъ этотъ храмъ мощи новыхъ Угодниковъ Божіихъ... А между тѣмъ, безъ сомнѣнія, самое побужденіе Императора Александра I, возникшее въ его душѣ въ ту минуту, когда, побѣдоносный, стоялъ онъ на самомъ верху доступной смертному славы,-- это побужденіе воздвигнуть, вмѣсто всякаго горделиваго монумента объ изгнаніи вражескаго нашествія въ 1812 году, храмъ Христу Богу, храмъ благодаренія и покаянія,-- это движеніе сердца, выразившееся словами: "Не намъ, не намъ, но Имени Твоему", было движеніемъ не только истинно-христіанскимъ, но и истинно-русскимъ.
Вообще не то дорого, что можно добыть золотомъ, а то, чего ни за какія деньги въ мірѣ купить невозможно, что носитъ на себѣ печать вѣковъ, въ чемъ сказался духъ исторіи, выразилось самобытное творчество національнаго духа, слышится искренность души народной. Эту старую простую истину, столь явную намъ, въ нашей древней, народной и царской столицѣ, не всегда понимаютъ въ нашей казенной столицѣ -- Санкт-Петербургѣ. Не жалѣть рублей -- можно воздвигнуть не только на Ингерманландскихъ болотахъ, но и на Мангышлакѣ, по чужимъ образцамъ -- эллинскимъ, римскимъ и инымъ европейскимъ -- великолѣпныя, роскошныя зданія; но никакими милліонами не придать этимъ рабскимъ копіямъ обаянія искренней, самородной жизни,-- какъ ни какими милліонами не добудешь той красоты, которою обладаетъ, напримѣръ, Кремлевскій дворецъ и которая великолѣпнѣе и роскошнѣе всѣхъ его богатствъ и его убранства: именно вида съ дворцовой террасы на Кремль и на Замоскворѣчье, на этотъ городъ -- созданіе столѣтій Русской исторіи!.. Еще менѣе какими-либо сокровищами, даже милостями и льготами (и никогда велѣніями власти) можно бы вызвать изъ нѣдръ души народной то, что всего многоцѣннѣе не только предъ. Царемъ, но и предъ Россіей, предъ всей вселенной, предъ самимъ Богомъ,-- тѣ свободныя проявивши любви,-то крестное знаменіе напримѣръ, которымъ одновременно, разомъ, осѣнили себя Московскіе люди во всѣхъ концахъ города, когда заслышали пушечные выстрѣлы возвѣстившіе начало царскаго вшествія въ родную столицу... Или то соучастіе народа на Кремлевской площадкѣ въ богослуженіи совершавшемся 15 мая въ Успенскомъ соборѣ, и особенно въ Царской колѣнопреклоненной молитвѣ: "Царь молится" -- пронеслось по толпамъ народнымъ, и водворялась тишина... Публика соучаствовала болѣе въ церемоніи... Да, никто серьезнѣе и благовѣйнѣе Царственной четы и народа не отнесся къ тому великому часу, когда произносилъ Царь предъ лицомъ Бога свой страшный и, какъ выражается Манифестъ, "великій обѣтъ Царскаго званія". Что предъ этимъ священнодѣйствіемъ молитвы и любви народной ("мужичьи" на языкѣ полиціи и распорядителей церемоній) вся эта пышность, блескъ, мнимая краса тѣхъ новѣйшихъ церемоніальныхъ аксессуаровъ, котрорый оплелъ и переплелъ Петръ I старинный чинъ "вѣнчаніи", потому-то переименованнаго имъ въ "коронацію", и дли которыхъ попалъ онъ себѣ авторитетные образцы по всѣмъ дворамъ Западной Европы!
Вотъ почему,-- по нашему мнѣнію,-- самые лучшіе, возвышенные, знаменательнве, вѣщіе моменты всего этого періода торжествъ были именно тѣ, когда духъ нашей до-Петровской старины и вѣковѣчная правда народной воли, народнаго чувства и мысли проступали скить внѣшнюю оболочку чуждыхъ имъ формъ не совсѣмъ почтенной старины XVIII вѣка,-- проступали не только сквозь, но и вопреки. Мы вовсе не придаемъ особенно важнаго значенія формамъ, но тѣмъ не менѣе, въ какомъ странномъ, рѣзвомъ разладѣ съ Кремлемъ а народомъ представлялись, напримѣръ, при въѣздѣ, всѣ эти золотыя кареты временъ Людовика XV, эти въ пудреныхъ парикахъ кучера, конюхи и служители, а потомъ и эти герольды въ средневѣковыхъ европейскихъ одеждахъ, возвѣщавшіе русскимъ людямъ день назначенный дли вѣнчанія Русскаго царя вѣнцомъ державныхъ предковъ, зиждителей Русскаго Государства! Трудно понять, почему признано было благопотребнымъ, при семъ русскомъ торжествѣ, помянуть французскія моды и обычаи временъ отжившихъ, да еще такъ трагически отжившихъ,-- но впрочемъ это можно объяснить тѣмъ, что и въ Петербургѣ (въ канцеляріяхъ котораго подготовлялась церемоніалы) также хотѣли держаться стираны, а Петербургская старина не восходятъ далѣе XVIII столѣтія. Завѣтныя преданія Петербурга примыкаютъ всѣ къ вѣку раболѣпной подражательности Западное Европѣ, придворныхъ событій и эволюцій, вельможества фаворитовъ, высомѣрнаго воззрѣнія на отдаленную отъ него Россію, какъ на матеріалъ для лѣпки по образу и подобію чужихъ государствъ, и поэтому понятно, что въ своемъ хронически-наивномъ недоразумѣніи Петербургъ не на шутку почитаетъ такую старину равно дорогою и для Русскаго народа!... Въ настоящемъ случаѣ можно было бы пожалуй и не вспоминать о такихъ мелочахъ, какъ названные вами "аксессуары", еслибы эти мелочи не служили симптомомъ подчасъ болѣе серьезныхъ недоразумѣній. Въ томъ-то именно и заслуга нашего умнаго народа, что не сбили его съ толку никакія петербургскія новшества, что неугасимымъ хранитъ онъ путеводный свѣтильникъ своего историческаго духа, которымъ и одарилъ теперь нашу общественную умственную мглу,-- который вспыхиваетъ яркимъ пламенемъ во всѣ важныя и грозныя мгновенія нашего государственнаго бытія.
Русское общество или по крайней мѣрѣ значительная его и наиболѣе властная его часть совсѣмъ было и запамятовала о томъ сокровищѣ мудрости я силы, которое пребываетъ въ нашемъ народѣ, и смущенная событіями послѣднихъ лѣтъ, уже готова была предаться унынію, но вотъ въ великую минуту "суда Божія", какъ обычно называетъ народъ церковное вѣнчаніе, вистунилъ онъ впередъ словно бы говоря: "я живъ"!... А живъ народъ -- жива и Россія, живо начало единовластія, крѣпокъ Престолъ!... Потому что истинная "опора Престола и отечества" зиждется никакъ не въ той или другой корпораціи, всегда наклонной "прослѣдовать"; кромѣ государственныхъ, и свои корпоративные при томъ интересы, а въ народѣ, разумѣется въ его совокупности со всѣми тѣми, которые, не принадлежа къ народнымъ массамъ по своему общественному положенію, тѣмъ не менѣе чужды личныхъ или условныхъ расчетовъ и связаны съ народомъ единствамъ духа" и мысли.
Удивительны, неизслѣдимы отправленія этого мистическаго организма, называемаго народомъ! Точно электрическій токъ пробѣгаетъ по всѣмъ этимъ милліонамъ умовъ и сердецъ и связываетъ ихъ во едино. Не сговаривался народъ на пространствѣ всей Россіи -- какъ отнестись къ торжеству, какъ вести себя во время коронаціи,-- не собирался предварительно въ митинги, не условливался, не избиралъ себѣ шефовъ-руководителей, а между тѣмъ дѣйствовалъ и поступалъ словно сговорившійся, на изумленіе и русской публикѣ, и чиновному міру, и всѣмъ иностранцамъ. "Мыслимо ли въ Германіи -- такъ разговаривали между собою, но слышно для иксъ, на Народномъ Праздникѣ два Нѣмца-корреспондента -- чтобы такая громадная толпа простонародья и рабочихъ вела себя до такой степени чинно, благоприлично, вѣжливо, so artig, и въ тоже время просто и непринужденно"?!... Отсутствіе пьяныхъ въ теченіи этихъ трехъ недѣль возбужденнаго, праздничнаго состоянія духа было истинно поразительно.
Въ томъ то и дѣло, что народъ, если и не отдавалъ себѣ вполнѣ яснаго отчета, то все же инстинктивно, какъ народъ историческій, чувствовалъ и понималъ, что настоящая коронація имѣетъ теперь особенное значеніе, какого не имѣли коронаціи прежнихъ временъ. Всѣ эти его ликованія любви и преданности Царю звучали, въ то же время мощнымъ протестомъ противъ всякихъ преступныхъ посягательствъ на цѣлость основнаго историческаго принципа русскаго государственнаго бытія,-- принципа единовластія. Великій историческій народъ какъ бы хотѣлъ явить предъ лицомъ всего міра, и явилъ свободно, собственнымъ произволеніемъ, новое подтвержденіе русскому государственному строю и неразрывность союза; Царя съ Русской землею. Въ этикъ кликахъ, благословеніяхъ, молитвенныхъ знаменіяхъ, исполненныхъ такой святой искренности и такой небывалой горячности, выразилось вмѣстѣ съ тѣмъ и все что перестрадало его сердце, что вытерпѣло чувство чести народной отъ событія 1 марта, отъ всѣхъ позорныхъ неслыханныхъ на Руси злодѣяній!...
И онъ достигъ вполнѣ своей, инстинктивно-намѣченной цѣли. Честь народная возстановлена теперь въ сознанія всего міра. Поняли всѣ иноплеменники, что живъ и бодръ Русскій народъ, что на немъ покоится мощь, величіе и основной строй Россіи, что всѣ русскіе недуги только на поверхности, и что правду русской зиждительной, внѣшней и духовной силы застилаетъ лишь густое облако лжи, призрачной немощи и всяческихъ уродливыхъ призраковъ,-- цѣлый міръ фальшиваго и мнимаго, порожденный тою частью самого русскаго общества, которая воспиталась въ отчужденіи отъ своего народа!
И что замѣчательно* то же поведеніе народа не только въ Москвѣ, въ присутствіи Царя, но и на всемъ пространствѣ Россіи, какъ Великой, такъ и Малой, вездѣ и всюду: то же искреннее, вполнѣ народное празднованіе и то же отсутствіе пьянства. Къ сожалѣнію, въ этомъ общемъ хорѣ былъ только одинъ диссонансъ въ Петербургѣ, какъ о томъ сообщаютъ петербургскія и заграничныя газеты. Конечно, это диссонансъ случайный и но существу своему вовсе не рѣзкій, по надо-жъ было такъ случиться, что онъ произошелъ именно въ томъ городѣ, который не переставалъ развлекаться театральными зрѣлищами въ 1812 году, когда Москва горѣла и вся Россія плакала навзрыдъ,-- который вообще, какъ зачатый въ духѣ протеста противъ русской закоснѣлой старины, перешедшаго уже въ прямое отрицаніе самобытности русскаго народнаго духа, есть и безъ того постоянный, олицетворенный диссонансъ въ общемъ строѣ русской жизни. Можетъ быть, оно такъ и требуется неумолимыми условіями нашего историческаго развитія, чтобъ Петербургъ, разстроившій первоначально своимъ диссонансомъ нѣсколько самодовольный хоръ русской національной исключительности, продолжалъ тянуть эту фальшивую ноту до тѣхъ поръ, пока не вызоветъ изъ нѣдръ народнаго дума, вмѣстѣ съ успѣхами народнаго самознанія, элементовъ новой, болѣе широкой и мощной гармоніи,-- пока не споются наконецъ духовно, еще раздѣленные теперь, и народъ и общество въ такой общій хоръ, что препобѣдитъ онъ и заглушитъ своимъ стройнымъ ладомъ всякую антинаціональную музыку...
Можетъ-быть, Такое упованіе выносимъ мы послѣ всѣхъ этихъ празднествъ; настроеніе и образъ дѣйствій народа подняли, полагаемъ, духъ и не въ насъ однихъ. Вѣримъ и надѣемся, что та фальшивая нота, которую тянуть составляетъ роковое историческое призваніе Петербурга, уже не усилится въ своемъ діапазонѣ, а станетъ постепенно ослабляться и понижаться, и что именно настоящему царствованію сужденъ новый подвигъ освобожденія,-- освобожденія русской мысли и русскаго чувства имъ того духовнаго плѣна, въ которомъ они доселѣ обрѣтались даже на верховныхъ высотахъ власти, за исключеніемъ развѣ лишь нѣкоторыхъ великихъ мгновеній. Пусть же свѣтильникъ историческаго духа, хранимый вашимъ народомъ, озаряетъ насъ не временами только, а всегда, на всѣхъ путяхъ жизни и дѣятельности!...
Не входитъ въ обязанность нашего изданія состязаться съ ежедневными газетами въ быстромъ и подробномъ сообщеніи всѣхъ событій общественной жизни, не исключая даже и коронаціонныхъ торжествъ и празднествъ. Наша задача не описывать ихъ, а лишь по поводу ихъ высказывать мнѣніе самой редакціи. Тѣмъ не менѣе для тѣхъ изъ нашихъ читателей, которые не получаютъ ежедневныхъ газетъ, мы помѣщаемъ ниже сводную, хотя и краткую лѣтопись, день за днемъ, всего коронаціоннаго періода, составленную по газетнымъ корреспонденціямъ, съ добавленіемъ нѣкоторыхъ нашихъ личныхъ воспоминаній. Кромѣ самого Вѣнчанія, кромѣ этого центральнаго великаго дня, кромѣ представленій всѣхъ депутацій и поднесенія блюдъ съ хлѣбомъ-солью, важнѣйшими фазисами этого періода были безъ сомнѣнія: Царскій въѣздъ и Народный Праздникъ, о которыхъ мы уже и упомянули выше, иллюминація, обѣдъ волостныхъ старшинъ на дворѣ Петровскаго дворца и слова имъ сказанныя Государемъ Императоромъ, двухсотлѣтій юбилей Преображенскаго и Семеновскаго полковъ, праздникъ, данный городомъ Москвою въ Сокольникахъ, и освященіе храма Христа Спасителя. Обѣды и балы во дворцѣ, равно и парадный спектакль не имѣли характера общенароднаго. Военный же парадъ -- явленіе довольно обычное.
Иллюминація 15--17 мая явила не только намъ, но и иностранцамъ, еще невиданное доселѣ совершенство пиротехническаго искусства; но не въ этомъ собственно было ея достоинство, а въ очаровательности общей картины иллюминованнаго Кремля съ его башнями и зубцами, съ Иваномъ Великимъ и храмомъ Василія Блаженнаго. Эта красота не поддается описанію,-- она казалась видѣніемъ изъ какого-то фантастическаго, волшебнаго міра. Корреспонденты иностранныхъ газетъ единодушно свидѣтельствуютъ, что ничего подобнаго этой картинѣ нѣтъ и *не можетъ быть въ цѣломъ мірѣ. Въ самомъ дѣлѣ, огненный рисунокъ этихъ выступовъ, изгибовъ, узоровъ, выдѣляясь еще отчетливѣе на темнооблачномъ фонѣ неба, воспроизводилъ ихъ для глаза въ такой красотѣ, которая казалась новою даже и для старожиловъ московскихъ, потому что, при обыкновенномъ освѣщеніи дня, рѣзкость очертанія линій всегда нѣсколько скрадывается въ воздухѣ... Да, мы можемъ гордиться Кремлемъ я вообще красотою Москвы -- какъ художественнымъ произведеніемъ самого народнаго духа, творившаго въ пространствѣ временъ и въ дробности частныхъ, личныхъ вдохновеній, но тѣхъ не менѣе явившаго въ этомъ разнообразіи и разновременья свое единство и самородный національный характеръ. Изъ этого слѣдуетъ, что мы обязаны теперь всячески беречь и соблюдать красоту этого художественнаго творенія, отвести ей мѣсто въ ряду городскихъ интересовъ выше экономическихъ, и не позволять, напримѣръ, подобныхъ святотатственныхъ построекъ, какъ безобразное Кокоревское подворье, заслоняющее видъ изъ Кремля на Замоскворѣчье! Да я самый Кремль внутри его ограды слѣдовало бы содержать съ большимъ уваженіемъ, въ большей чистотѣ и лучшемъ видѣ, нежели содержится онъ теперь Дворцовымъ Вѣдомствомъ.
Созывъ волостныхъ старшинъ, въ числѣ до 700 человѣкъ -- явленіе до сихъ поръ небывалое, и несомнѣнно въ высокой степени благотворное. Нельзя не быть признательнымъ верховной власти за такое нововведеніе. Ниже мы помѣщаемъ статью: "У волостныхъ старшинъ", написанную человѣкомъ посѣтившимъ ихъ въ томъ обширномъ жилищѣ, въ которомъ они были собраны, и заслуживающимъ безусловнаго довѣрія. Такой созывъ -- самый лучшій способъ объединенія. Привлеченные изъ разныхъ краевъ государства, изъ Великой, Малой, Бѣлой, Червонной Руси, изъ Сибири, съ Юга, Сѣвера, Запада и Востока, въ средоточіе Россіи, къ своему естественному историческому центру -- Царскому престолу, онъ знакомился съ Москвою, знакомились другъ съ другомъ, опозанавали такимъ образомъ составъ Русской державы, воочію видѣли ея мощь и ширину основъ, и скрѣплялись взаимною братскою связью. Имъ было любо встрѣтиться и быть вмѣстѣ, и искренно благодарили они правительство за это добро. Нѣтъ лучшаго противодѣйствія всякимъ попыткамъ "сепаратизма", или (что одно и то же) "федерализма", которыхъ до сихъ поръ предается часть интеллигенціи на нашемъ Югозападѣ, служа, невѣдомо для себя, слѣпымъ, жалкимъ орудіемъ мятежной польской интриги! Слова Государя Императора, лично къ крестьянамъ обращенныя и которыя мы воспроизводимъ ниже въ оффиціальной редакціи, принесутъ самые добрые плоды и подѣйствуютъ на народъ сильнѣе и убѣдительнѣе всякихъ министерскихъ циркуляровъ и мѣстныхъ начальническихъ внушеній. Эти слова, по тѣмъ разсказамъ самихъ старшинъ, которые намъ удалось слышать, отразились въ ихъ памяти въ формѣ еще болѣе простой и опредѣленной, нежели въ которой они напечатаны. "Что ваше, то свято, сказалъ намъ Царь (такъ передаютъ они), и что чужое, то свято ("то не ваше", былъ варіантъ). Ни какой даровой прирѣзка и общихъ передѣловъ не будетъ. Ни какимъ слухамъ не вѣрьте"... "А покупать стало-быть можно" -- прибавляли эти старшины, причемъ разспрашивали о Крестьянскомъ банкѣ " затрудняли вопрошаемаго отвѣтомъ! Въ самомъ дѣлѣ -- учрежденіе Крестьянскаго банка пріобрѣло широкую популярность въ народѣ, возбудило въ немъ множество надеждъ,-- а микроскопическій объемъ, въ которомъ этотъ банкъ долженъ открыть свои дѣйствія, несомнѣнно произведетъ сильное разочарованіе. Въ виду словъ Государя Императора, изъ которыхъ логическій выводъ для всѣхъ крестьянъ такой, что увеличить свой земельный надѣлъ они могутъ только покупкою, желательно конечно, чтобы дѣйствія банка открылись скорѣе и въ болѣе широкомъ размѣрѣ. Впрочемъ объ этомъ учрежденіи мы еще поговоримъ подробнѣе.
Не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что живое слово Царя, непосредственно обращенное къ народу, можетъ всего скорѣе и дѣйствительнѣе способствовать "умиренію всего смятеннаго", какъ выражается Всемилостивѣйшій Манифестъ 16 мая. Нельзя поэтому не пожалѣть, что при волостныхъ старшинахъ (по одному отъ уѣзда) не было "ассистентовъ", каковые была допущены при предсѣдателяхъ земствъ и городскихъ головахъ, предводителяхъ дворянства и т. п. Эти "ассистенты" могли бы быть призваны изъ неслужащихъ, но пользующихся почетомъ крестьянъ. Они въ средѣ крестьянства заслужили бы еще болѣе вѣры, чѣмъ волостные старшины, которые все же "начальства", да еще изъ мелкахъ, на которыхъ и исправника: и мѣстныя власти всѣми мѣрами стараются наводить какой-то казенный лакъ, и которые поэтому рѣдко пользуются искреннимъ сочувствіемъ и довѣріемъ народа. Читателямъ "Руси" извѣстно, что мы уже давно рекомендовали подобный созывъ людей изъ народа; намъ казалось даже, что онъ былъ бы особенно полезенъ тотчасъ послѣ злодѣяніи 1 марта, и вывелъ бы Русскій людъ изъ того оцѣпенѣнія и мучительнаго недоумѣнія, въ которое онъ былъ погруженъ ужаснымъ событіемъ, а вмѣстѣ съ тѣхъ и предупредилъ бы разные вредные толки и слухи. Во всякомъ случаѣ нельзя не привѣтствовать настоящій починъ непосредственнаго общенія съ народомъ, и не пожелать, чтобы чаще собиралась наша разнородная и столь мало знаемая Русь около Царскаго престола. Но вмѣстѣ съ тѣмъ желательно, чтобы скорѣе совершилось давно ожидаемое преобразованіе уѣзднаго управленія и вообще земскаго устройства, въ настоящее время совершенно не удовлетворяющихъ существеннѣйшихъ нуждъ ни крестьянъ, ни личныхъ землевладѣльцевъ... Что же наконецъ дѣлаетъ такъ-называемая Калановская Коммиссія?...
Знаменательно было и празднованіе двухсотлѣтняго юбилея существованія Преображенскаго и Семеновскаго: толковъ, не какъ родоначальниковъ гвардіи разумѣется, а какъ родоначальниковъ нашей чудной, доблестной регулярной арміи. Колыбелью русской регулярной арміи -- все та же Москва. Еще какъ московскіе полки били Преображенцы и Семеновцы при Негрѣ Шведовъ, и только впослѣдствіи преобразовались они въ петербургское привилегированное войско -- гвардію,-- а это названіе, дорогое для Петербурга, не много говоритъ народному сердцу въ остальной Россіи.-- Необыкновенно изященъ, щеголеватъ и радушенъ былъ праздникъ данный городомъ въ Сокольникахъ, вмѣстѣ съ щедрымъ угощеніемъ чуть не 12 тыс. войска, и осчастливленный посѣщеніемъ Государя, Государыни, членовъ Царскаго Дома и Ихъ иностранныхъ Гостей. Нельзя не отдать чести распорядителямъ, которые умѣли и безъ содѣйствія полиціи, а можетъ-быть именно потому, соблюсти удивительный, пріятный такъ-сказать порядокъ, безъ всякихъ внѣшнихъ напряженныхъ усилій. Все шло чрезвычайно стройно; угощаемые солдаты обѣдали весело, непринужденно и въ высшей степени благоприлично...
Великолѣпенъ храмъ Христа Спасителя, великолѣпенъ былъ церемоніалъ освященія, великолѣпны духовныя процессіи, стекавшіяся "золотою рѣкою" (какъ удачно выразилось "Новое Время") изо всей Москвы со святынею съ храму, великолѣпный крестный ходъ крутомъ храма, подъ сѣнію хоругвей, знаменъ и съ видомъ на Кремль, на Москву-рѣку и Замоскворѣчье. Какъ бы хотѣлось, чтобъ къ этому храму могли вполнѣ примѣниться извѣстные стихи Пушкина, чтобъ и про этотъ храмъ можно было сказать, что
.... онъ блещетъ средь народа
Священной памятью двѣнадцатаго года.
Однѣ вырѣзанныя надписи на мраморныхъ плитахъ, по нашему мнѣнію, недостаточны. Нужно, чтобъ что-нибудь постоянно напоминало о 12 годѣ, чтобъ гдѣ-нибудь сіяли или такъ-сказать зіяли слова "въ намять 1812 года", или чтобъ самая площадь была украшена рядомъ памятниковъ этой священной годины. Впрочемъ, кажется, послѣднее предположеніе уже существуетъ... Но будетъ ли этотъ храмъ народнымъ -- въ тѣсномъ смыслѣ слова? Не знаемъ. Онъ приличенъ болѣе для пышныхъ торжествъ и несовсѣмъ удобенъ, по самымъ размѣрамъ своимъ, для обычнаго богослуженія; резонансъ въ храмѣ требуетъ многолюдья; иначе членораздѣльность словъ скрадывается для слуха, кромѣ развѣ зычныхъ протодьякойскихъ возгласовъ. Нельзя не замѣтить также, что нижній ярусъ стѣнъ слишкомъ голъ, а это непривычно для православнаго глаза. Не представляя никакого оригинальнаго характера въ своемъ внѣшнемъ видѣ, храмъ Христа Спасителя тѣмъ не менѣе замѣчательное произведеніе зодчества по стройности и гармоничности размѣровъ, особенно внутри. Не говоримъ уже о богатствѣ, и роскоши матеріала и украшеній, и о многихъ высоко-художественныхъ священныхъ воображеніяхъ.