Сочиненія И. С. Аксакова. Славянскій вопросъ 1860-1886
Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси". Рѣчи въ Славянскомъ Комитетѣ въ 1876, 1877 и 1878.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывш. Н. Н. Лаврова и Ко). 1886.
<СЛАВЯНСКІЙ ОБЗОРЪ.>
Изъ No 1. Октябрь 1861.
Никто, конечно, не станетъ отрицать то огромное значеніе, которое, въ наше время, выпало на долю общественному мнѣнію въ Европѣ. Оно является не только участникомъ въ разрѣшеніи современныхъ вопросовъ, но и могущественнымъ двигателемъ во всѣхъ сложныхъ отправленіяхъ политическаго и общественнаго организма Западнаго міра. Это сила, съ которою приходится поневолѣ считаться всѣмъ государствамъ, принадлежащимъ къ политической системѣ Европы (не исключая и Турціи), -- и не только считаться, но и бороться равнымъ оружіемъ, противополагая мысли мысль, знанію знаніе, нравственному началу нравственное же начало самобытно выработанное и крѣпкое всею ясностью сознанія; однимъ словомъ -- это та сила, отъ которой не ограждаютъ ни крѣпостныя стѣны, ни армстронговы пушки, и которая можетъ быть побѣждена только мыслью и словомъ. Но на обширномъ и шумномъ полѣ Европейской публицистики одиноко и безоружно стоитъ идея Русской народности. Не имѣя, или имѣя, но мало, достойныхъ представителей, "Русская національность", вмѣсто того, чтобы раскрывать передъ міромъ все богатство своего внутренняго содержанія, -- постоянно ищетъ поддержки въ общественномъ мнѣніи Европы, заискивая его благосклонность или чрезъ низкое отреченіе отъ своихъ началъ, или чрезъ смиренное и унизительное безмолвіе. Таковы, по крайней мѣрѣ, общія черты нашихъ прежнихъ отношеній къ Европѣ въ той области, которая не ограждалась обаяніемъ или страхомъ внѣшняго могущества Россіи. Наши публицисты за границей, писавшіе по Французски, съ своей стороны не только не способствовали къ разъясненію понятія объ Русской народности, но поражали самихъ иностранцевъ страстностью своего безпристрастія къ родной землѣ и мужествомъ осужденія. Положимъ, эти послѣдніе были искренни и относились къ дѣлу, если иногда и ошибочно, то серьезно, но что сказать о Русской литературѣ и о Русскомъ обществѣ? Кто не знаетъ, что мы ничего такъ не боялись и не боимся, какъ насмѣшки или менторскаго выговора Европейцевъ, что мы, какъ грѣха, стыдимся подозрѣнія къ патріотизмѣ и краснѣемъ, когда иностранцы уличатъ насъ въ соблюденіи какихъ либо народныхъ обычаевъ и обрядовъ; что мы съ жадностью ловимъ всякую улыбку снисходительнаго благоволенія, всякой, сколько нибудь милостивый отзывъ Западнаго писаки и съ восторгомъ перепечатываемъ данные имъ аттестаты у себя въ газетахъ. Русскіе путешественники за границей не жалѣютъ ни трудовъ, ни денегъ, чтобъ стереть съ себя всякое отличіе, налагаемое на нихъ Русскою народностью, или, если уже ея скрыть нельзя, чтобъ придать ей какую-то чуждую Европейскую щеголеватость, способную снискать намъ одобрительную, наглую, барскую ласку Француза. Тѣмъ не менѣе ложный стыдъ, постоянная несвобода или вѣчная тяжелая забота о томъ, чтобы не провиниться противъ comme il faut -- накладываютъ на Русскихъ за границей печать такой особенности, что вы мигомъ узнаете Русскаго путешественника изъ тысячи иностранцевъ.
Къ чему же привели насъ эти отношенія Русскаго общества къ Западу, что выигрывали мы отъ этого, обцльно ра, сточеннаго и расточаемаго низкопоклонничества, этого добровольнаго рабства, этого колоссальнаго душевнаго холопства?
Не только не погладили насъ по головкѣ, не только похвалы нашему благонравію не дождались мы отъ Европы, но напротивъ, при всякомъ удобномъ случаѣ, Европейцы честятъ насъ именемъ варваровъ и чуть-чуть не людоѣдовъ. Постоянно не понимаемые, не знаемые, мы, Русскіе, своимъ поведеніемъ еще болѣе обезсиливаемъ свое политическое значеніе, и общественное мнѣніе Запада является намъ враждебнымъ при всякомъ событіи, гдѣ, силою исторіи, выдвигается впередъ идея Русской народности. На просторѣ и безпрепятственно подвизается противу насъ Европейская публицистика, куетъ оружіе, разглашаетъ клеветы, созидаетъ цѣлыя теоріи, подкашивающія наше нравственное могущество, -- а мы молчимъ; съ нашей стороны нѣтъ ни борьбы, ни отпора, наше печатное слово блѣдно и вяло, -- и постоянный натискъ духовныхъ враждебныхъ силъ Запада колеблетъ внутри самой Россіи сознаніе нашей силы и нашей правды, ясное разумѣніе нашихъ правъ и обязанностей, опасностей и выгодъ!
И не только Россія, но и весь Славянскій, или вѣрнѣе Православно-Славянскій, міръ раздѣляетъ съ нею ту же участь. Пора догадаться, что благосклонности Запада мы никакою угодливостью не купимъ; пора понять, что ненависть, не рѣдко инстинктивная, Запада къ Славянскому Православному міру происходитъ отъ иныхъ, глубоко скрытыхъ причинъ; этѣ причины -- антагонизмъ двухъ противоположныхъ духовныхъ просвѣтительныхъ началъ, и зависть дряхлаго міра къ новому, которому принадлежитъ будущность. Нора намъ наконецъ принять вызовъ и смѣло вступить въ бой съ публицистикою Европы, за себя и за нашихъ братьевъ-Славянъ! Но чего же могутъ ожидать отъ Европы Славяне, сохранившіе вѣрность Славянскимъ началамъ, если могущественнѣйшій представитель этого міра, Русское племя, трусливо избѣгая борьбы съ общественнымъ мнѣніемъ Европы, боится водрузить знамя своей духовной самобытности, своей народности, своего историческаго подвига и призванія?
А между тѣмъ никогда такъ сильно и настойчиво не ощущалась потребность живаго, умственнаго и духовнаго отпора со стороны Россіи, какъ въ настоящую минуту. Оставляя въ сторонѣ значеніе этого отпора для самой внутренней жизни Россіи, укажемъ только на наши внѣшнія, международныя отношенія, и именно къ племенамъ Славянскимъ.
Наша сила въ Европѣ -- сочувствующій и связанный съ нами родствомъ крови и духа, міръ Славянскій вообще, и міръ Православный въ особенности, выступаетъ теперь на поприще исторіи. Славянъ, свободныхъ отъ чуждаго ига, нѣтъ нигдѣ, кромѣ Россіи. Кромѣ Россіи, вездѣ Славянскую народность гнетутъ или Нѣмцы или Турки. По мѣрѣ возрастанія политическаго могущества Россіи, возрождались въ порабощенныхъ племенахъ: надежда на избавленіе отъ позорнаго ярма и чувство Славянской народности. Освободить изъ-подъ матеріальнаго и духовнаго гнета народы Славянскіе и даровать имъ даръ самостоятельнаго духовнаго, и, пожалуй, политическаго бытія, подъ сѣнію могущественныхъ крылъ Русскаго орла -- вотъ историческое призваніе, нравственное право и обязанность Россіи. Но сознаемъ ли мы и сознаютъ ли Славяне -- наше призваніе и наше право? Куда обратятъ свои взоры пробуждающіеся Славянскіе народы? Вопросъ, казалось бы, совершенно излишній, тѣмъ болѣе, что выше мы сами уже указали на это сочувствіе. Но дѣло въ томъ, что сочувствіе поддерживается сочувствіемъ взаимнымъ; дѣло въ томъ, что сочувствіе опиралось до сихъ поръ на естественное чувство Славянскихъ народовъ, не справлявшееся съ дипломатическими лѣтописями и не искушавшееся соблазнами блестящей цивилизаціи Запада. Теперь наступаетъ пора другая. Теперь сочувствіе къ Россіи ищетъ себѣ другой, болѣе разумной основы, и переходя изъ области естественнаго чувства въ область сознанія, подвергаетъ повѣркѣ и оцѣнкѣ нашу собственную вѣрность Славянскимъ началамъ. Мы знаемъ, что такъ называемые интеллигентные, образованные классы у Славянъ Восточныхъ, пораженные невѣжествомъ, равнодушіемъ, молчаніемъ общества и нашей журналистики (объ отдѣльныхъ явленіяхъ говорить нечего), не находя себѣ въ послѣдней никакой опоры, никакого оружія противу лжи, которую въ извѣстной мѣрѣ содержитъ въ себѣ Западное просвѣщеніе, -- мало по малу отворачиваются отъ насъ, своихъ старѣйшихъ братій. Безсильные устоять на собственныхъ ногахъ, они хватаются, въ своей слабости, за духовную (въ обширномъ смыслѣ слова) помощь Западныхъ народовъ, исконныхъ враговъ Славянскаго міра. Народныя начала крѣпки не однимъ воплощающимъ ихъ въ себѣ бытомъ, но еще болѣе -- яснымъ сознаніемъ Гдѣ же быть этому сознанію, какъ не въ единоплеменной и единовѣрной Россіи, богатой горькимъ и долголѣтнимъ историческимъ опытомъ? Но напрасно стали бы Славяне домогаться этого сознанія отъ Русской журналистики!
Русская журналистика и Русская публика горячатся изо всѣхъ силъ по поводу единства Италіи, проливаютъ чуть не рѣки слезъ умиленія при чтеніи рѣчей del re galant'uomo, негодуютъ на Боржеса или на Шіавоне, какъ на личныхъ своихъ непріятелей, ссорятся и спорятъ изъ-за Чіальдини или Мингетти, отправляются на поклоненіе въ Капреру, -- и въ тоже время раздѣляютъ мнѣніе Англійскихъ министровъ о необходимости Англійскаго ига надъ Іоническими островами, ради благосостоянія послѣднихъ; готовы признать Фіуме (Рѣку), Истрію и весь Далматинскій берегъ Итальянскими странами; не на шутку утверждаютъ, что пора забыть племенныя вражды въ Турецкой имперіи и примириться съ новымъ способомъ управленія въ Турціи; наконецъ, даже изъявляя сочувствіе, перепечатываютъ, сами не замѣчая, ложныя и искаженныя извѣстія о дѣлахъ и дѣятеляхъ Славянскихъ. И не мудрено. Спросите по совѣсти большую часть профессоровъ Всеобщей Исторіи въ нашихъ Русскихъ университетахъ -- знакома ли имъ исторія, не только прочихъ Славянскихъ племенъ, но и ближайшей къ намъ Польши? Каждый изъ нихъ, какъ добросовѣстный человѣкъ, сознается, что нѣтъ, не знакома вовсе. Да и откуда ему знать! Нѣмцы (кромѣ Ранке) о томъ не писали; составители учебниковъ всеобщей исторіи мало обращали на то вниманія; для чтенія источниковъ нужно знать языки и имѣть къ тому интересъ, который не былъ ему внушенъ ни Европейскими, ни нашими Русскими прославленными учеными и наставниками! Очевидно, нельзя слишкомъ строго винить и журналистику. Къ тому же, слѣдуетъ, по справедливости, замѣтить, что всего мѣсяца два, какъ состоялось разрѣшеніе получать Славянскія газеты по почтѣ, и то не иначе, какъ черезъ Петербургскую газетную экспедицію {См. С.Петерб. Вѣдом., 1861 г. No 171.}. Съ другой стороны равнодушіе публики также охлаждало ревность многихъ благонамѣренныхъ журналистовъ Мы здѣсь не говоримъ, конечно, яро Русскую Бесѣду: она одна соблюдала постоянную связь съ Славянами, благотворно дѣйствовала на умы образованныхъ нашихъ единоплеменниковъ и поддерживала въ нихъ сочувствіе къ Россіи; но она стояла особнякомъ въ Русской журналистикѣ, и, какъ ученый сборникъ, а не газета, не могла идти въ состязаніе съ періодическою, газетною литературою.
Какъ бы то ни было, но теперь замѣчаются и въ Русской журналистикѣ признаки сочувствія къ Славянскому дѣлу. Самыя вѣрныя свѣденія находили мы до сихъ поръ въ Славянскомъ отдѣлѣ С.-Петербургскихъ Вѣдомостей, помѣщавшіяся впрочемъ какъ-то случайно, рѣдко и безъ системы. Весьма интересныя корреспонденціи изъ Праги помѣщаются иногда въ Современной Лѣтописи и Московскихъ Вѣдомостяхъ. Можно надѣяться, что съ полученіемъ Славянскихъ газетъ и при усиливающемся числѣ Русскихъ путешественниковъ по землямъ Славянскимъ, -- наши Русскія газеты будутъ почерпать Славянскія извѣстія изъ живыхъ мѣстныхъ родниковъ, и проникнутся сами искреннимъ сочувствіемъ къ нашимъ единоплеменнымъ братьямъ.
Открывая Славянскій отдѣлъ въ нашемъ изданіи, мы имѣемъ основаніе надѣяться, что сдѣлаемъ его со временемъ довольно полнымъ источникомъ разнообразныхъ и вѣрныхъ свѣденій о положеніи и движеній Славянскаго дѣла. Но мы поставили себѣ и другуго задачу. Возвращаясь къ тому, что говорили мы въ началѣ статьи, мы желали бы (и приглашаемъ къ тому и другіе органы нашей печати) имѣть въ виду не однихъ Русскихъ, но и Славянскихъ читателей, сообщать не одни свѣденія, но и обсуждать общіе вопросы, постоянно возбуждаемые антагонизмомъ Западнаго и Славянскаго міра, и не оставлять безъ вниманія враждебныя виходки Европейской публицистики. Въ Европѣ насъ не читаютъ, скажутъ журналисты. Будутъ читать, какъ скоро будетъ что читать. Бѣда въ томъ, что въ Европѣ теперь и читать-то почти нечего, кромѣ переводовъ и повторенія, давно ей знакомыхъ, доктринъ и теорій. Къ тому же опроверженіе доводовъ Европейскихъ публицистовъ полезно не столько для Европы, сколько для насъ, Русскихъ, для нашего "образованнаго" общества.
Таковы наши намѣренія. Исполненіе не всегда зависитъ отъ насъ и во всякомъ случаѣ будетъ совершаться постепенно. Такъ и теперь многія ожидаемыя нами корреспонденціи не поспѣли къ сроку. Но, повторяемъ, не однѣ корреспонденціи станемъ мы предлагать читателямъ, мы будемъ помѣщать и описанія и историческіе очерки Славянскихъ земель, и разсказы путешественниковъ и статьи по внутреннимъ общественнымъ Славянскимъ вопросамъ. Именно теперь, въ настоящую трудную минуту, нужно было бы живое и дружеское слово Славянамъ, такое слово, которое, возбуждая и поддерживая въ нихъ чувство Славянской народности, въ тоже время скрѣпляло бы ихъ духовную связь съ Россіею, связь безъ которой ихъ собственное, самобытное развитіе и преуспѣяніе -- немыслимо и невозможно! Пусть помнятъ это Славяне!
Изъ No 3. Октябрь 1861 г.
Примѣчаніе къ письму Жинзифова къ статьѣ и нѣсколько словъ о Славянскомъ Благотворительномъ Комитетѣ. Съ истиннымъ огорченіемъ прочли мы, -- и, скрѣпя сердце, печатаемъ мы это письмо. Совѣстно и стыдно въ-томъ признаться, а вѣдь все, сказанное г. Жинзифовымъ о нашемъ невѣжествѣ, совершенная правда! Грустно подумать, какъ болѣзненно должно гнести оно пребывающихъ среди насъ нашихъ единоплеменныхъ и единовѣрныхъ братій! Мало того, что ихъ жгутъ, рѣжутъ и позорятъ Турки, тѣснятъ и давятъ Греки, -- мало того, они и въ Россіи плохо утѣшены нами, ани встрѣчаютъ странный, холодный пріемъ, какъ чужіе, -- хуже, чѣмъ чужіе, чѣмъ напр. Французы и Англичане; они, -- съ такимъ упорствомъ и мужествомъ, сквозь бездну золъ и несчастій, пронесшіе до нашихъ временъ свою народность почти не поврежденною, -- они не находятъ ни привѣта сочувственнаго, ни слова ободренія, ни похвалы, ни признательности за свой великій, духовный подвигъ!...
Конечно -- объяснить почему Славяне насъ знаютъ, а мы ихъ такъ плохо знаемъ, дѣло не трудное. Они нуждаются въ насъ, а не мы: они чаютъ отъ насъ духовной и матеріальной помощи, и освобожденія отъ турецкаго, греческаго или нѣмецкаго ига, -- а русскій народъ, для разрѣшенія своихъ внутреннихъ вопросовъ, обойдется и безъ ихъ содѣйствія. Очевидно, что тотъ, кто нуждается въ другомъ, непремѣнно долженъ знать того другаго, отъ котораго ждетъ себѣ спасенія. Но именно потому, что мы многочисленны, сильны, независимы отъ внѣшняго ига, живемъ и движемся и развиваемся на просторѣ цѣлымъ, единственно во всемъ мірѣ свободнымъ, могучимъ славянскимъ народомъ, -- именно потому, естественно было бы намъ, по крайней мѣрѣ, проникнуться чувствомъ великодушія, свойственнымъ сильному относительно слабаго. Но тутъ дѣло не о великодушіи. Мы, какъ Русскіе, должны были бы свято помнить и сознавать свой нравственный долгъ, свои обязанности относительно нашихъ страждущихъ младшихъ братій, повинность, налагаемую на насъ исторіей. Но мы не вѣрны своему призванію! Про простой народъ и даже про купцовъ говорить нечего. Народъ не сочувствуетъ Славянамъ потому единственно, что не знаетъ. Купцамъ, конечно, стыдно оправдываться невѣжествомъ, потому что они имѣютъ всѣ способы къ образованію, но едвали у кого достанетъ духу глумиться надъ невѣжествомъ нашихъ крестьянъ, когда они, но нашей же винѣ, были до самаго послѣдняго времени лишены всякихъ средствъ выучиться даже грамотѣ. Во всякомъ случаѣ здѣсь причиною недостатка сочувствія -- одно незнаніе. Про Грековъ народъ слышалъ; ему извѣстно, что вѣра его "Греческаго закона"; симпатіи же къ Грекамъ, къ характеру ихъ -- не питаетъ онъ ни малѣйшей. Между тѣмъ по всей Россіи ходятъ греческіе монахи и разсказываютъ ему, что тамъ, въ той странѣ, откуда родомъ и Николай Чудотворецъ, и Василій Великій, и Іоаннъ Златоустъ, живутъ и до сихъ поръ православные Греки, угнетенные Турками, -- и вотъ, по пословицѣ: съ міра по ниткѣ, -- собираются ежегодно и отсылаются въ Грецію десятки милліоновъ трудовыхъ, радостно жертвуемыхъ копѣекъ! Вѣдай нашъ народъ правду про Болгаръ и прочихъ православныхъ Славянъ.-- нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, онъ помогалъ бы также охотно, если еще не охотнѣе, чѣмъ Грекамъ.
Но общество наше... ему извиненія нѣтъ; объяснить же его равнодушіе къ Славянамъ очень легко. Это симптомъ того же общаго недуга, который давно разлагаетъ мало-по-малу все наше общественное тѣло. Не можетъ быть сочувствія къ Славянской народности тамъ, гдѣ есть отчужденіе отъ своей собственной народности, явное къ ней равнодушіе и полный разрывъ со всѣми историческими преданіями своего племени!
Впрочемъ и среди общества находятся исключенія, а теперь они встрѣчаются все чаще и чаще. Года два тому назадъ учредился въ Москвѣ Славянскій Благотворительный Комитетъ, который, между прочимъ, содержитъ на свой счетъ болѣе 12 молодыхъ Болгаръ, пріѣхавшихъ въ Россію учиться, и по возможности снабжаетъ книгами народныя училища въ Болгаріи. Не имѣя никакого основнаго капитала, Комитетъ съ трудомъ поддерживаетъ свое существованіе, или, лучше сказать, свою благотворительную дѣятельность, помощью разныхъ, временныхъ, случайныхъ пожертвованій. Но именно потому, что сочувствіе къ Славянамъ распространено въ очень тѣсномъ кругу, необходимость жертвованія ложится всею своею тяжестью на весьма незначительное число лицъ, искренно преданныхъ Славянскому дѣлу.
Между тѣмъ было бы чрезвычайно полезно и важно, еслибъ Комитетъ могъ разширить размѣры своей дѣятельности. Жажда къ просвѣщенію возбуждена въ Болгарахъ съ неимовѣрною силою: Іезуиты искусно этимъ пользуются и доставляютъ имъ всѣ способы ѣхать въ Парижъ или другіе города, въ полной увѣренности, что воспитавшись во Франціи или Германіи, Болгаре разъединятся духовно съ Россіею, а слѣдовательно и съ своею народностью. И они не ошибаются. Недавно въ Парижѣ учредилось цѣлое общество съ цѣлью распространенія въ Болгаріи католицизма, или по крайней мѣрѣ уніи (т. е. признанія Римскаго папы съ сохраненіемъ православныхъ обрядовъ): это общество въ быстромъ времени пріобрѣло огромныя средства, такъ что тягаться съ нимъ бѣдному, лѣнивому умомъ и душею, Русскому обществу было бы невозможно, еслибъ народъ Болгарскій самъ не держался крѣпко Православія, единственнаго оплота своей народности. Однакожъ и тамъ отдѣльные члены отпадаютъ одинъ за другимъ, и во многихъ Болгарахъ, воспитавшихся за границей, замѣчается шаткость Вѣры и вѣрности своему народу. Что значатъ наши 12, 15 человѣкъ Болгаръ, учащихся въ Москвѣ, противъ нѣсколькихъ сотенъ Болгаръ, слушающихъ лекціи въ Германскихъ и Французскихъ университетахъ и коллегіяхъ?
Между тѣмъ несомнѣнно, что Болгаринъ, воспитывающійся здѣсь въ Россіи, какъ бы плохо его ни учили, не утрачиваетъ своей народности, не перестаетъ быть Болгариномъ, и сохраняетъ или даже пріобрѣтаетъ возможность явиться полезнымъ слугою своей родины. Московскій университетъ можетъ, по справедливости, гордиться тѣмъ, что далъ Болгаріи двухъ полезныхъ, замѣчательныхъ дѣятелей, бывшихъ Московскихъ студентовъ, гг. Найдена Герова и Санну Филаретова.
Мы сообщимъ въ скоромъ времени нашимъ читателямъ подробный отчетъ о средствахъ (весьма ограниченныхъ) и о дѣятельности Славянскаго Комитета въ Москвѣ, также выписку изъ его протоколовъ, -- а покуда обращаемся съ просьбою ко всѣмъ нашимъ читателямъ, сколько-нибудь бодрствующимъ мыслью и сердцемъ, сколько-нибудь неравнодушнымъ къ интересамъ Русской и Славянской народности (и владѣющимъ при томъ лишнею копѣйкою, ибо на нѣтъ -- и суда нѣтъ): помочь намъ образовать Славянскій капиталъ для содѣйствія духовному возрожденію Славянъ, и присылать свои пожертвованія къ намъ, въ Редакцію. Редакторъ газеты "День" въ тоже время и секретарь Славянскаго Благотворительнаго Комитета. Разумѣется, о каждой полученной копѣйкѣ будетъ тотчасъ же опубликовано въ нашей газетѣ.
Посмотримъ, какъ отзовутся на это наши купцы! Признаться сказать, мы на нихъ много надѣемся. Вѣдь жертвуютъ же они, и жертвуютъ огромныя суммы, не только на церкви, но и на разныя, не всегда нужныя, большею частью ради тщеславія воздвигаемыя, новыя богатыя ограды и колокольни и кельи монастырямъ, и безъ того страшно богатымъ, -- и такимъ образомъ прикладываютъ къ шубѣ да еще шубу! Не лучше ли шубу-то отдать не имущему шубы, сирому и нагому?
Въ статьѣ г. Жинзифова есть еще предметъ, котораго мы не коснулись: это взаимныя отношенія Грековъ и Болгаръ. Въ другой разъ мы подробно потолкуемъ съ читателями объ этомъ важномъ и печальномъ явленіи. Россія въ этомъ дѣлѣ можетъ быть судьею, вполнѣ безпристрастнымъ; да и вообще ея обязанность и призваніе явиться не только судьей, но и миротворцемъ въ борьбѣ Болгаръ и Грековъ, въ распрѣ всѣхъ Славянскихъ народностей между собою, и служить имъ всѣмъ живою связью и центромъ соединенія!
Изъ No 33.
11 Мая 1862 г. въ Москвѣ.
11-го числа этого мѣсяца было совершено въ церкви Московскаго Университета, по ходатайству членовъ Славянскаго Комитета, торжественное богослуженіе съ молебномъ, въ память святыхъ первоучителей и апостоловъ Славянскихъ -- Кирилла и Меѳеодія, -- въ первый разъ послѣ многихъ вѣковъ забвенія... Съ достовѣрностью неизвѣстно, когда именно прекратилось на Руси празднованіе памяти тѣхъ, кому обязанъ Славянскій міръ величайшимъ своимъ духовнымъ сокровищемъ: въ минеяхъ XII вѣка еще встрѣчается отдѣльная служба св. Кириллу съ особымъ канономъ, но въ позднѣйшія времена -- хотя имена ихъ и упоминаются въ святцахъ -- Русская церковь уже не дѣлала относительно ихъ никакого отличія отъ прочихъ св. угодниковъ, для которыхъ не существуетъ особаго празднованія.
Какъ ни скромно было торжество 11 Мая, оно все же било выраженіемъ не одной пробудившейся поздней признательности къ творцамъ Славянской письменности, но и возникшей въ нашемъ общественномъ сознаніи идеи Славянства. Это празднество служитъ залогомъ будущаго духовнаго возсоединенія всѣхъ Славянъ, звеномъ, связующимъ разрозненныхъ братьевъ.
Читатели наши, безъ сомнѣнія, прочли (по крайней мѣрѣ, къ чести ихъ мы должны предположить, что они прочли) статьи о Кириллѣ и Меѳеодіи г. Гильфердинга въ 25, 28, 29, 30 и 31 NoNo нашей газеты. Въ предисловіи ко 2 письму мы объяснили всю политическую важность, всю дѣйствительную современность въ XIX вѣкѣ вопроса о времени изобрѣтенія кириллицы, о дѣятельности, проявленной Кирилломъ и Меѳеодіемъ въ IX вѣкѣ. Мы упомянули о томъ живомъ значеніи, которое имѣютъ въ Славянскомъ мірѣ исторія и археологія, представляющія для современнаго Славянскаго возрожденія разумную опору исторической памяти, просвѣтленной и очищенной наукою; мы указали на происки католическаго міра -- ослабить связующую силу общей для всѣхъ Славянъ и сохранившейся только у православныхъ -- Славянской азбуки; на басню, умышленно сочиненную Латинянами съ тою цѣлью, чтобы уваженіе къ памяти христіанскихъ первоучителей въ Славянскомъ мірѣ -- нисколько не налагало на Славянъ обязанности держаться Славянскихъ письменъ, а напротивъ еще сильнѣе связывало ихъ съ Латинскою стихіей; мы напомнили о празднествѣ, готовящемся въ 1863 году, по случаю тысячелѣтія христіанской проповѣди Кирилла и Меѳеодія у Западныхъ Славянъ, отступившихъ, для Латинскаго вѣроисповѣданія и Латинскаго алфавита, отъ преданія Вѣры, преподаннаго имъ первоучителями, и отъ установленныхъ и освященныхъ ими начертаній Славянскаго слова!..
Молва о празднествѣ 11 Мая въ Москвѣ разнесется по всѣмъ Славянскимъ странамъ радостною вѣстью будущаго освобожденія: потому что невозможно духовное возрожденіе Славянъ безъ участія многомилліоннаго Русскаго племени въ общемъ подвигѣ Славянскаго самосознанія. пробужденіе идеи Славянства въ Россіи даетъ нравственную опору неутомимымъ бойцамъ и мужественнымъ страдальцамъ Славянства -- нашимъ братьямъ, угнетеннымъ внѣшнимъ игомъ Нѣмцевъ и Турокъ, и въ то же время созидаетъ прочную основу и для нашего Русскаго народнаго возрожденія. Крѣпче и сильнѣе почувствуетъ себя Русская народность, сознавая свое духовное единство съ Славянскимъ міромъ, и уже не одиночную борьбу поведетъ она съ своими внутренними домашними врагами -- общими врагами Славянъ -- ренегатами Русской народности!
Въ 10 часовъ въ пятницу 11 Мая, въ церкви Московскаго Университета, главнаго представителя науки въ Россіи, началось праздничное богослуженіе, въ присутствіи многихъ профессоровъ, ученыхъ, и вообще тѣхъ, кто сочувствовалъ совершаемому торжеству. Съ удовольствіемъ можемъ замѣтить, что дамъ было едва ли не больше, чѣмъ мужчинъ. Впрочемъ изъ послѣднихъ нѣкоторые были удержаны дома обязанностями службы, а нѣкоторые узнали о назначенномъ торжествѣ уже поздно, такъ какъ въ газетахъ возвѣщено было о немъ только наканунѣ.
Нельзя было безъ особеннаго умиленія слышать молитвенное возглашеніе именъ "святыхъ Славянскихъ первоучителей Кирилла и Меѳеодія", или внимать Слову Божію, возвѣщенному ими же словомъ Славянскимъ. Раздавались тѣ же рѣчи, какія сложены были ими за десять вѣковъ предъ симъ, читались книги, напечатанныя тѣми же письменами, какими напечатаны были за тысячу лѣтъ. По кириллицѣ, дѣломъ Кирилла и Меѳеодія, благодарили предстоявшіе Кирилла и Меѳеодія -- просвѣтителей и молитвенниковъ Славянскаго міра. Особенное молитвенное движеніе выказалось въ тѣ минуты, когда пѣвчіе запѣли -- частію заимствованныя изъ древней рукописной минеи XII вѣка, частію вновь составленныя пѣсни:
"Наста день свѣтлыя памяти святыхъ первоучителей Славянскія земли, святителей Кирилла и Меѳеодія, иже любовію Христовою распаляеми и духомъ истины просвѣщаеми, слово Евангелія усты и письмены древнему роду нашему благовѣстиша, отнюду же и мы разумнѣ обрѣтохомъ божественное вѣри Христовы сокровище.Тѣмъ же благодарнѣ память учителей и святителей празднующе, тѣми молимся: Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ, даждь, да всѣ связуеми единою вѣрою и любовію Сына Твоего во единомъ языцѣ и во всѣхъ языцѣхъ едино будемъ въ Тебѣ, яко же Сынъ Твой въ Тебѣ и Ты въ Немъ, да совершени будемъ во едино."
Другая:
"Оть юности избравый сестру себѣ премудрость, потомъ же Словенскихъ племенъ явивыйся апостолъ и первохудожникъ Словенскаго письмене, не мертваго и убивающаго, но словомъ Евангелія Христова отъ начала оживленнаго и животворящаго, святителю отче Кирилле, купно съ твоимъ по плоти и по духу братомъ, блаженнымъ Меѳеодіемъ, и отъ насъ, позднихъ сокровища вѣри вашея наслѣдниковъ, пѣснь благодаренія пріемше, Бога Слова молите, да въ православнѣй вѣрѣ и премудрости насъ возращая и утверждая, спасетъ души наша."
Предъ окончаніемъ литургіи, совершавшій священнодѣйствіе, священникъ университетскаго храма, и профессоръ университета, H. А. Сергіевскій произнесъ слѣдующее краткое слово, выслушанное съ живымъ вниманіемъ и сочувствіемъ:
"Въ 1855 году, въ день столѣтняго юбилея здѣшняго университета, принесена частица отъ руки св. Кирилла, одного изъ первоучителей Славянскихъ {Эта частица принесена была Московскому Университету въ даръ М. П. Погодинымъ. Въ 1835 была отдѣлена отъ части руки св. Кирила, хранящейся въ Пражскомъ Соборѣ, частица для Моравской митрополіи, гдѣ св. Меѳеодій святилъ церковь, и въ тоже самое время каноникомъ Пешиною, въ присутствіи Ганки, Шафарика, Колара, отдѣлена была, по усиленной просьбѣ, частица М. П. Погодину, который на ту пору случился въ Прагѣ. Каноникъ Пешина выдалъ на нее свидѣтельство на Латинскомъ языкѣ. См. Моск. Вѣд. 1862 г. No 106. Ред. }.
"Не можемъ сказать, съ какою именно цѣлію было сдѣлано это приношеніе. Конечно, на праздникѣ перваго Русскаго университета было прилично напомнить о первыхъ виновникахъ общеславянскаго просвѣщенія и во очію представить перстъ, впервые начертавшій Славянскія письмена, не мертвыя и убивающія, но словомъ Евангельской истины отъ начала оживленныя. Думается также: не предполагалось ли тутъ нѣкотораго сближенія времени столѣтняго юбилея университета съ тысячелѣтнимъ юбилеемъ церковно-Славянской письменности, такъ какъ изысканіями нѣкоторыхъ 855 годъ предполагался годомъ изобрѣтенія Славянскихъ письменъ.
"Какъ бы то ни было, но не напрасно сдѣлано приношеніе: оно послужило напоминаніемъ забытаго-дорогаго, хота и невольно забытаго.
"Послѣ долгаго и можетъ быть весьма долгаго времени, мы впервые возобновляемъ празднованіе у насъ памяти св. первоучителей Славянскихъ Кирилла и Меѳеодія. Будемъ надѣяться, что наконецъ оно возобновится по всей землѣ Русской.
"Какъ намъ не праздновать памяти тѣхъ, которые дали намъ слова Евангелія на нашемъ родномъ языкѣ, поборая сильныя препятствія къ тому со стороны тогдашнихъ ревнителей яко бы по славѣ Божіей, которыхъ ревность могла лишить насъ разумнаго благочестія и благочестнаго просвѣщенія. Этихъ ревнителей нашъ первоучитель именуетъ "треязычниками" { См. о древнихъ канонахъ св. Кириллу и Меѳеодію. Москва 1856 г. стр. 9.}. Они утверждали, что только на трехъ языкахъ, Еврейскомъ, Греческомъ и Римскомъ, дозволено славить Бога, и потому возставали противъ вводимаго Кирилломъ богослуженія на Славянскомъ языкѣ. Составитель древняго канона въ память св. Кирилла выразилъ это въ одномъ изъ тропарей: "словомъ, сердцемъ и языкомъ ты проповѣдалъ, блаженный, Христа, Сына Божія, премудрость, Силу и Слово воплотившееся, и струями твоихъ притчей низложилъ треязычниковъ". (пес. 3 рукос. минея синод. типогр. No 6).
"Мы слишкомъ, такъ сказать, богаты богатствомъ слова Божія, дошедшаго намъ изначала на нашемъ родномъ языкѣ, чтобы всякій и всегда могъ чувствовать драгоцѣнность и благотворность этого сокровища. Сытому надо вспомнить голоднаго, чтобы чувствовать радость въ сытости и благодарить насыщающаго. А есть слово пророческое и о гладѣ слышанія слова Божія... Пожелаютъ люди услышать слово Божіе, но не услышатъ... Это голодъ безъ возможности насытиться. Молитвами просвѣтителей нашихъ, не дай намъ Богъ, чтобы когда нибудь пришло на насъ то грозное слово пророческое!.." {Изъ "Правосл. Обозр." No 5.}
Тутъ же въ церкви, по предложенію одного изъ предстоявшихъ, открыта била подписка на сооруженіе иконы Кирилла и Меѳеодія для университетской церкви, -- и собрано до 300 р. сер. Написаніе иконы будетъ стоить особеннаго труда художнику, такъ какъ ни въ одной церкви въ Россіи нѣтъ изображенія Св. Первоучителей Славянскихъ. Художнику необходимо будетъ справиться въ древнихъ храмахъ и монастыряхъ Славянскихъ и Греческихъ.
Но неужели только иконой и окончится дѣло? Не напрасно произнесено было напоминаніе о гладѣ слышанія слова Божія. Въ Москвѣ существуетъ Славянскій комитетъ, созданный именно съ цѣлью доставить, по возможности, Славянамъ, угнетеннымъ Турецкимъ игомъ, -- средства къ просвѣщенію, къ утоленію "духовнаго глада" словомъ науки. Комитетъ содержитъ на свой счетъ въ Москвѣ 12 молодыхъ Славянъ, изъ которыхъ нѣкоторые слушаютъ лекціи въ университетѣ, другіе готовятся ко вступленію въ университетъ или въ духовныя семинаріи: но это содержаніе -- стоющее 3000 р. сер., исчерпываетъ почти всѣ средства Комитета, -- а сколько еще другихъ непредвидѣнныхъ издержекъ: отправленіе больныхъ и окончившихъ ученіе на родину, снабженіе ихъ книгами.. Кромѣ частной благотворительности -- другой матеріальной помощи Комитетъ ни откуда не имѣетъ. Съ признательностью должны мы вспомнить, что послѣ открытія сбора приношеній въ Редакціи "Дня", слишкомъ 2000 р. сер. получено въ редакціи изо всѣхъ концовъ Россіи, нерѣдко отъ самыхъ бѣдныхъ людей (да благо имъ будетъ за эти святыя лепты!), -- но этого еще недостаточно. Не 12, а гораздо болѣе молодыхъ Славянъ должны бы мы были воспитывать въ Россіи, чтобы приготовить изъ нихъ будущихъ учителей, насадителей просвѣщенія въ Болгаріи, Сербіи, Боскіи, Герцеговинѣ, будущихъ дѣятелей возрожденія и освобожденія! Сколькимъ жаждущихъ ученія приходится отказывать Комитету, за неимѣніемъ лишней тысячи рублей. и какъ тяжела эта печальная необходимость отказа, какъ стыдно и совѣстно дѣлается за равнодушіе нашего общества! Какъ въ особенности прискорбно равнодушіе и невѣжество нашихъ богатыхъ торговцевъ, которые на Славянъ не даютъ ни копѣйки, а между тѣмъ жертвуютъ, какъ недавно одинъ купецъ въ Замоскворѣчьи, по 25,000 p. cep. на ненужную отдѣлку богатаго храма, не разумѣя другаго способа приношенія угодныхъ жертвъ Богу!..
Но во всякомъ случаѣ -- начало положено. Когда въ первый разъ, лѣтъ 30 тому назадъ, заявлено было нѣкоторыми сочувствіе къ Славянамъ -- какими насмѣшками и бранью встрѣчено было въ Русскомъ обществѣ только что возникавшее новое направленіе! Теперь кругъ сочувствующихъ расширяется съ каждымъ днемъ болѣе и болѣе, не смотря на насмѣшки Петербургской журналистики, Современниковъ, Инвалидовъ и т. п. Впрочемъ, Петербургскимъ журналамъ такъ и слѣдуетъ: они вѣрны той идеѣ, которую олицетворяетъ собою созданіе Петра -- Санктпетербургъ: городъ съ Нѣмецкимъ именемъ, пожалованный въ столицы Русской земли.
Спѣшимъ добавить, что не въ одной университетской церкви, но и въ храмѣ Московской духовной семинаріи, въ тотъ же самый день, въ присутствіи всѣхъ учениковъ, была празднована память св. первоучителей Славянскихъ молебномъ, на который были приглашены всѣ ученики. Намъ остается пожелать, чтобъ это празднованіе установилось по всей Россіи, отъ Успенскаго собора въ Москвѣ до сельской церкви въ самомъ глухомъ захолустьѣ. Если бы -- вѣроятно подъ вліяніемъ Грековъ -- не произошло въ нашей Церкви этого страннаго забвенія тѣхъ, кому мы, Славяне, обязаны больше, чѣмъ Грекамъ, -- если бы не прерывалось въ церквахъ пѣніе каноновъ въ честь Св. Кирилла и Меѳеодія, -- Русскій народъ вѣдалъ бы больше о Славянахъ и своемъ Славянскомъ происхожденіи, чѣмъ вѣдаетъ теперь: онъ зналъ бы, что тотъ языкъ, на которомъ онъ славитъ Бога, есть Славянскій языкъ -- единый и общій для всѣхъ Славянъ, оставшихся вѣрными преданію Славянскихъ первоучителей и апостоловъ......
Изъ No 35, г. 1862.
Рана и плѣнъ Гарибальди отзовутся неблагопріятными послѣдствіями не только для Италіи, но и для всѣхъ Славянскихъ племенъ на Востокѣ, воюющихъ за то же начало народной независимости и свободы. Имя Гарибальди вполнѣ народно между Славянами въ Турціи, и въ особенности теперь въ Сербіи, Черногоріи и Герцеговинѣ. Зная впечатлительность нашихъ единоплеменниковъ, мы думаемъ, что молва о торжествѣ Піемонтскаго правительства произведетъ уныніе въ рядахъ защитниковъ вѣры и народности, этихъ мужественныхъ "стоятелей" за самыя святыя права, такъ попираемыя благоустроенными и просвѣщенными правительствами христіанской Европы -- Австріи и Англіи! Мы боимся, чтобы вѣсть о Гарибальди не ослабила напряженія, на которое и безъ того такъ давно истощается Сербія, и которое, казалось, должно было наконецъ увѣнчаться послѣдней, рѣшительной борьбой Славянъ съ Турками...
Гарибальди напоминаетъ собою историческихъ дѣятелей давно прошедшихъ временъ. Это лицо будто высѣчено изъ древняго мрамора. Признаться сказать, при общемъ пониженіе уровня -- душъ, умовъ и талантовъ человѣческихъ, -- всякое явленіе нравственной личности, выдающейся изъ однообразной современной общественной среды способно возбуждать наше полное сочувствіе. Само собою разумѣется, что мы здѣсь привѣтствуемъ не бунтъ личности, не успѣхъ личнаго эгоизма, а торжество личной свободы духа, безусловно отдавшейся на службу общей цѣли, и то благотворное дѣйствіе, которое еще способна оказывать на человѣчество личная добродѣтель отдѣльнаго человѣка. Преданность идеѣ, чистота, безкорыстіе, готовность къ самопожертвованіямъ въ Гарибальди -- поднимали нравственный уровень нашего современнаго общества. Любовь къ отчизнѣ и народности, достойная всякаго уваженія сама по себѣ, никогда не оправдываетъ средствъ безнравственныхъ; она требуетъ чистыхъ дѣятелей, и значеніе Гарибальди состоитъ не въ его храбрости и геройствѣ, не въ его военномъ талантѣ и патріотизмѣ, -- а именно въ его нравственныхъ качествахъ, въ его личной духовной доблести.
Обращаясь затѣмъ къ Піемонтскому правительству мы охотно уступаемъ мѣсто замѣткѣ, присланной намъ отъ одного изъ сотрудниковъ "Дня" {Юрія Ѳедоровича Самарина. Прим. изд.}, и приводимъ ее вполнѣ:
"Въ трагической коллизіи, обагрившей Италію, кого винить? Правительство, которому цѣлый народъ ввѣрилъ свою судьбу, правительство, отвѣтственное передъ своимъ народомъ и передъ всею Европою, очевидно, не могло увлечься восторженнымъ порывомъ малочисленной дружины и ринуться, зажмуривъ глаза, въ темную область неизвѣстнаго. Но не могло ли оно, по крайней мѣрѣ, задержать этотъ порывъ до времени, не прибѣгая къ силѣ, успокоить взволнованныя страсти и приберечь дорогую для Италіи кровь? Странно бы было изъ Москвы предпринимать ревизію надъ Піемонтскимъ министерствомъ, придумывать для него программу и уличать его въ ненаходчивости, когда, конечно, оно было заинтересовано болѣе чѣмъ кто нибудь въ предупрежденіи междоусобной схватки. Къ тому же мы знаемъ, что въ продолженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, убѣжденія, предостереженія, уступки, ласки, угрозы, словомъ всѣ средства были употреблены въ дѣло -- къ несчастью, безъ успѣха. Кого жъ винить? Винить ли Гарибальди за то, что народная волна, поднявшая его на высоту историческаго дѣятеля, не улеглась передъ холмами Рима и лагунами Венеціи? Винить ли его за то, что сердце его и вся Италія твердили: "мало", когда Императоръ Французовъ рѣшилъ про себя, что довольно. Наконецъ, винитъ ли его за то, что онъ не измѣнилъ своей вѣрѣ, той вѣрѣ, которая наканунѣ воскресила его родину, передъ этимъ подняла изъ гроба Грецію и рано или поздно воскреситъ Славянъ?
"Двѣ силы правятъ судьбами народовъ: творческая сила безотчетнаго вдохновенія, пробявающая для исторіи новые пути, раздвигающая ея поприще, вводящая новыхъ дѣятелей на смѣну старыхъ, -- и сила умирающаго разсчета, приводящая въ стройность и закрѣпляющая плоды народнаго творчества. Бываютъ минуты, когда желанное равновѣсіе между этими двумя силами нарушается, вслѣдствіе цѣлой совокупности непредотвратимыхъ условій, завѣщанныхъ настоящему отжившими поколѣніями. Въ подобныхъ случаяхъ -- жертвы неизбѣжны. Хотя старая поговорка и гласитъ: горе побѣжденнымъ! но дѣло въ томъ, что въ историческихъ тяжбахъ, побѣда не всегда остается на сторонѣ того, кто удерживаетъ за собою поле битвы и подбираетъ добычу. Часто, окончательное торжество дѣла требуетъ цѣлаго ряда пораженій. Вспомнимъ, сколько частныхъ возстаній, неудачныхъ порывовъ къ свободѣ и безразсчетныхъ вспышекъ, залитыхъ кровью, должна была явить Греція, какъ бы въ доказательство своей живучести, прежде чѣмъ она одолѣла долготерпѣливое равнодушіе Европы и завоевала ея сочувствіе. Можетъ быть, тѣмъ же путемъ, усѣяннымъ развалинами и трупами, предстоитъ теперь пробиваться и другимъ племенамъ. Можетъ быть, въ настоящемъ случаѣ пораженіе Гарибальди подвинетъ дѣло окончательнаго возстановленія независимой Италіи въ ея естественныхъ границахъ успѣшнѣе и быстрѣе, чѣмъ случайная удача. Побѣда, одержанная Піемонтскимъ правительствомъ, принадлежитъ къ числу тѣхъ, которыя налагаютъ на побѣдителя нравственную обязанность оправдать свое торжество передъ побѣжденнымъ, и потому, окончено ли политическое поприще Гарибальди или нѣтъ, правительство вынуждено будетъ принять отъ него, признать своимъ и поднять еще выше знамя, выпавшее изъ его рукъ"...
Конечно, только принявъ отъ Гарибальди посланничество народной воли, можетъ Піемонтское правительство возстановить значеніе законной власти, спасти единство Италіи и изгладятъ невольное оскорбленіе, нанесенное имъ чувству нравственной правды, оскорбленіе, котораго не могутъ ослабить никакія доказательства въ пользу необходимости печальной катастрофы, никакіе справедливые, по видимому, разсчеты практическаго благоразумія. Горе той политической мудрости, которая опрометчиво попираетъ нравственныя требованія народа, которая не съумѣетъ уловить историческую минуту, когда самое дерзкое безотчетное чаяніе способно обратиться въ дѣйствительность, мечтательное -- сдѣлаться неотложною необходимостью, казавшееся несбыточнымъ -- стать жизненною правдою!.. И съ этимъ словомъ, мы переходимъ къ Сербіи...
------
На Сербію обращены теперь взоры всѣхъ племенъ Славянскихъ, стонущихъ подъ Турецкимъ игомъ; къ ней устремляются упованія Болгаръ и Босняковъ, на ея помощь разсчитываютъ утомленные въ борьбѣ Герцеговины и Черногорцы. Подними она знамя возстанія, и Славяне въ Турціи встанутъ, какъ одинъ человѣкъ. Дѣйствительно, изъ всѣхъ Славянскихъ племенъ, всего удобнѣе сгруппироваться Сербскому племени, -- и если надежды прочихъ Славянъ могутъ еще казаться несбыточными политическими снами, то прочное освобожденіе Сербскаго народа вовсе не принадлежитъ къ разряду мечтаній!
Сербскій народъ въ полномъ вооруженіи, въ страстномъ напряженіи силъ, ждетъ мановенія своего князя къ открытому возстанію и къ рѣшительной битвѣ.... Что же князь Михаилъ? Время дорого, нельзя безнаказанно играть возбужденіемъ чувствъ народныхъ, то поднимать, то спускать жаръ патріотизма на потребное для правительственныхъ соображеній число градусовъ. Нѣтъ ничего безотраднѣе обманутыхъ ожиданій и напрасныхъ напряженій: за ними неминуемо слѣдуетъ ослабленіе и упадокъ духа. Что же держитъ князя Михаила?.. Дипломатія, собственная нерѣшительность, и -- къ несчастію -- притязаніе на политическую мудрость, на политическое comme il faut, притязаніе быть правителемъ благоустроеннаго государства, когда онъ долженъ быть вождемъ-юнакомъ цѣлаго народа-юнаковъ {Юнакъ -- витязь, удалецъ, молодецъ.}!
Сербія, по нашему мнѣнію, шла въ послѣднее время довольно ложнымъ путемъ развитія. Вмѣсто того, чтобъ устремить всѣ силы и всѣ помыслы къ достиженію одной единственной цѣли, т. е. освобожденія всего Сербскаго племени, -- Сербія, или, лучше сказать, ея правительство старалось поскорѣе перенять внѣшнія формы Европейской гражданственности и придать себѣ видъ благоустроеннаго сложившагося государства. Прямо отъ первобытныхъ формъ быта, суда и расправы, оно круто перешло къ формамъ и пріемамъ старой Европейской администрацій, обзавелось бюрократіей, саппеляціоннижъ" и "кассаціоннымъ" судомъ, министерствомъ и всевозможными присутственными мѣстами. Все это, по нашему мнѣнію, било преждевременно и во многомъ ослабило Сербію: оно подрывало въ ней прежнюю непосредственную, нѣсколько дикую силу народности, и не дало, да и не могло еще дать ей, въ замѣнъ, силы правильно и прочно организованныхъ государствъ. Эта правительственная атмосфера къ счастію освѣжается отъ времени до времени народными скушитинами (собраніями) чисто Славянскаго устройства, но и сюда правительство уже впустило (какъ это было на послѣдней скушитинѣ) начало регламентаціи, нарушающей ихъ истинный, народный характеръ и грозящей обратить ихъ въ какое-то жалкое Европейское представительство. Государство въ Сербіи слишкомъ молодо и слабо: въ ней вся сила и крѣпость въ народѣ; спасетъ Сербію, конечно, не ея государственный механизмъ, не регулярная армія, плохо обученная, а народъ, въ которомъ всякій мужчина юнакъ и воинъ. Ошибка Сербскаго правительства и князя состоитъ, какъ намъ кажется, именно въ томъ, что они слишкомъ много придаютъ значенія силѣ своей правительственной механики. Видя дѣйствительную слабость своего новорожденнаго государственнаго организма, они теряютъ вѣру въ силы самаго Сербскаго народа, въ дѣйствіе народнаго энтузіазма; они забываютъ, что единственное спасете Сербіи теперь въ томъ, что не укладывается въ формы внѣшняго благоустройства, -- какъ понимаетъ его западная Европа, а именно: въ простотѣ формъ народнаго гражданскаго быта, въ духѣ юначества, еще къ счастію живущемъ въ народѣ. Мы нисколько, разумѣется, не теряемъ надежды на Сербскій народъ, но указали только на ошибки правительства и на причины нерѣшительныхъ дѣйствій князя Михаила. Такъ, напримѣръ, едва ли не ошибку сдѣлало Сербское правительство, не воспользовавшись бомбардированіемъ Бѣлграда и не допустивши народъ къ немедленному овладѣнію крѣпостью. Какъ ни сильны ея твердыни, какъ ни искусны артиллеристы Турецкаго гарнизона (къ несчастію, большею частью Поляки и Мадьяры), но нѣтъ сомнѣнія. крѣпость не выдержала бы приступа вознегодовавшаго Сербскаго народа! Если бы Сербы заняли крѣпость и истребили Турецкій гарнизонъ, дѣло дипломатіи было бы легче и ей пришлось бы только признать совершившійся фактъ -- le fait accompli.
Пусть же князь Михаилъ вспомнитъ своего недавно умершаго доблестнаго отца, "Стараго Милоша", совершившаго свой безсмертный подвигъ вторичнаго освобожденія Сербіи -- съ средствами ничтожнѣйшими, нежели тѣ, которыми теперь располагаетъ его сынъ!..
Впрочемъ, по послѣднимъ извѣстіямъ, князь приказалъ созвать скупштину и передать вопросъ о войнѣ на рѣшеніе Сербскаго народа, сдѣлавъ народъ и отвѣтственнымъ за всѣ послѣдствія его рѣшенія. Конечно, это лучшее, что можетъ теперь сдѣлать князь въ своемъ положеніи, -- но жаль, что онъ ранѣе не прибѣгъ къ этой мѣрѣ и тѣмъ упустилъ, можетъ быть, много благопріятнаго времени...
Турція готовится къ отчаянной защитѣ; положеніе обѣихъ сторонъ такъ натянуто, вражда противниковъ такъ распалена, что если теперь дипломаты и успѣютъ отвратить взаимное объявленіе правильной законной войны, то не отвратятъ они беззаконнаго взрыва насильственно сдержанныхъ вулканическихъ стихій Славянской народной почвы, со всѣми его бѣдствіями и ужасами. Дипломаты, отказываясь разрѣшить Восточный вопросъ мирнымъ путемъ конференцій, ускоряютъ его насильственную развязку, и не только не предупреждаютъ народныхъ бѣдствій, но вызываютъ, накликаютъ ихъ на тѣхъ, кого взялись охранять. Изъ тѣхъ свѣдѣній, какія мы имѣемъ о Цареградскихъ конференціяхъ, видно, что требованія Порты, Англіи и Австріи взяли перевѣсъ надъ требованіемъ Россіи и Франціи -- относительно срытія Бѣлградской крѣпости. Что доставило этотъ перевѣсъ, мы не знаемъ, и ясно не понимаемъ: настойчивость и рѣшимость Англіи и Австріи не могли быть подкрѣплены никакими положительными угрозами; обѣ державы въ равной степени не желаютъ Европейской войны и не готовы къ ней, какъ и Россія и Франція -- слѣдовательно угрозы не могутъ быть страшны. Англія, конечно, можетъ тайно снабжать Турцію денежными субсидіями, но не въ правѣ открыто помогать ей, не нарушая Парижскаго трактата. Австрія же, если бы и вздумала ввести въ Бѣлградскую крѣпость Австрійскій гарнизонъ, вмѣсто Турецкаго, можетъ быть легко обуздана...
Изъ прилагаемаго ниже письма изъ Бухареста -- читатель увидитъ положеніе дѣлъ въ Болгаріи. Оно невыносимо, и Турецкій фанатизмъ готовитъ намъ и въ Европейской Турціи повтореніе Сирійской рѣзни.
Покуда Сербія недоумѣваетъ, покуда прочіе Славяне страдаютъ, ждутъ и еще продолжаютъ смиряться, Черногорцы одни приняли на себя всю тяжесть убійственной кровопролитной войны съ громадными Оттоманскими полчищами, и безъ помощи, безъ снарядовъ совершаютъ истинно изумительные подвиги мужества и терпѣнія. Только ненависть Латино-Германскаго міра къ міру Славянскому можетъ объясить холодное равнодушіе Европы къ подвигамъ мученичества Православнихъ Христіанъ на Востокѣ, отстаивающихъ свою вѣру и независимость противъ магометанскаго варварства и тираніи. И неужели же должны погибнуть наши единоплеменники и единовѣрцы въ ихъ священной борьбѣ за то, что и для насъ всего святѣе въ мірѣ!... А онъ погибнетъ, весь, до единаго человѣка, этотъ малочисленный Черногорскій народъ, онъ будетъ подавленъ Азіатскими ордами, -- если не протянутъ ему руку спасенія. По послѣднимъ извѣстіямъ борьба продолжается. Мужество Черногорцевъ не слабѣетъ, но ряди ихъ рѣдѣютъ отъ множества убитыхъ и раненыхъ, и боевые припасы истощаются...
-----
И такъ на одномъ краю уже пылаетъ война, и зарево пожара готово обнять все Православное Славянское христіанство. Турки предаются бѣшеной мести, жгутъ, грабятъ, рѣжутъ, срамятъ дѣтей, безчестятъ женъ и дѣвицъ. Наши единовѣрцы и единоплеменники, поднявшіе знамя борьбы за Православную Церковь и за избавленіе отъ магометанскаго ига, истекаютъ кровью, не видя ни откуда ни помощи, ни ободренія. Поля ихъ разорены, да и некогда ихъ обработывать, -- припасы и снаряды истрачены, имъ грозитъ голодъ, и въ случаѣ пораженія еще худшее рабство.... Мы ли не Христіане, мы ли не Православные, не Русскіе, не Славяне? Забудемъ ли мы святыя обязанности духовнаго и кровнаго братства?...
Если Россія по разнымъ, безо всякаго сомнѣнія уважительнымъ причинамъ, не можетъ помочь православнымъ Славянамъ непосредственнымъ участіемъ въ борьбѣ, то пошлемъ имъ денежное пособіе, въ которомъ они такъ нуждаются....
Въ "Journal de St. Pétersbourg", оффиціальномъ органѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ, и въ газетѣ "Современное Слово" уже открыта подписка въ пользу разоренныхъ и бѣдствующихъ Черногорцевъ, а также въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ" и "Современной Лѣтописи". Временная пріостановка "Дня" помѣшала Редакціи и Славянскому Комитету, которому "Дены служитъ органомъ, приступить ранѣе къ подобной же подпискѣ, которую открыть давно рѣшила Редакція. Теперь же отъ имени Славянскаго Комитета и отъ имени Редакціи "Дна", по ея желанію, объявляемъ:
Подписку въ пользу бѣдствующихъ православныхъ Славянъ, отстаивающихъ свою вѣру и независимость.
Мы возлагаемъ особенную надежду на наше Русское торговое сословіе, всегда щедрое и великодушное, когда дѣло идетъ о благѣ церкви и страждущихъ братьевъ. Приношенія могутъ присылаться и доставляться -- или прямо въ Редакцію "Дня", или же къ нижеподписавшемуся секретарю Славянскаго Комитета, или же на имя временнаго предсѣдателя Славянскаго Комитета, М. П. Погодина (въ собственномъ домѣ на Дѣвичьемъ Полѣ). Кромѣ того желающіе могутъ адресовать свою денежную помощь: въ Харьковѣ профессору П. А. Лавровскому; въ Кіевѣ -- Д. С. С. Михаилу Владиміровичу Юзефовичу; въ Тифлисѣ Генералъ-Маіору Иваницкому, -- отъ которыхъ деньги будутъ пересылаться въ Редакцію "Дня". Обо всѣхъ полученныхъ пожертвованіяхъ (записываемыхъ въ особо заведенную шнуровую книгу) будетъ немедленно публиковано, а также и о времени отсылки денегъ къ Славянамъ, на мѣсто битвы. Начинаемъ....