"Русь", 19-го января 1885 г.
Пора же наконецъ отрѣшиться отъ суевѣрій доктринерскаго либерализма при сужденіи о реформахъ прошлаго царствованія въ ихъ современномъ statu quo. Пора оставить этотъ обычный или, какъ теперь въ превеликой модѣ выражаться, "обязательный" у всѣхъ такъ-называемыхъ либераловъ пріемъ,-- отъ котораго, по правдѣ сказать, всегда какъ то неловко становится слушающему или читающему, вслѣдствіе не то что неискренности такого пріема, а какой-то искренности заднимъ числомъ, даже какъ бы оффиціозности... Мы разумѣемъ здѣсь постоянное прикрываніе своего доктринерства флагомъ Императора Александра II,-- даже такихъ вожделѣній, которымъ покойный Государь былъ ужъ, конечно, совершенно чуждъ!.. Но пора также, какъ бы ни законны были сами по себѣ порывы негодованія, вызываемые подчасъ по истинѣ невзрачными явленіями нашей дѣйствительности,-- пора перестать и обрушиваться на эти реформы съ ярою до слѣпоты ненавистью, громя все сплошь, вырывая вмѣстѣ съ плевелами и колосья, не разбирая гдѣ правда, гдѣ ложь, гдѣ сущность, гдѣ примѣсь,-- взывая словно бы къ какому-то движенію вспять, словно бы съ полнымъ презрѣніемъ отметая права жизни и ставя на мѣсто ея лишь одну усиленную дѣятельность исполненной силы власти. И тѣ и другіе, пожалуй, объявятъ, что ихъ точка зрѣнія и пріемы опредѣлены здѣсь не вѣрно; во если это и такъ, то кто же въ томъ виноватъ, какъ не они сами? зачѣмъ не высказываются полнѣе и точнѣе? Обѣ стороны въ ожесточенной борьбѣ между собою. Несомнѣнно однакожь одно: что при настоящемъ состояніи ихъ литературной между собою, злостной полемики, она не только не способствуетъ разъясненію спорныхъ вопросовъ и просвѣтленію общественной мысля, но плодитъ еще пущую смуту въ умахъ, пущее смятеніе понятій. Кто стоитъ внѣ этихъ сраженій, тому видно, какъ борцы, упрямо держась своихъ позицій, только усиливаютъ, каждый, силу или упрямство другаго и подставляютъ взаимно свои открытые фланги вѣскимъ ударамъ противника. Вслѣдъ за ними чуть не все общество распалось въ свою очередь на два стана: защитниковъ и противниковъ реформъ Александра II, и на этой то неправильной постановкѣ спора создалась цѣлая туча недоразумѣній.
"Русь", какъ извѣстно, не принадлежитъ ни къ тому, ни къ другому стану, и вынуждена спорить съ обоими. Единый истинно-либеральный, прогрессивный, и въ то же время единый охранительный для Россіи нутъ -- есть, какъ мы возражали и тѣмъ и другимъ, путь національно-историческій. Только на своихъ, народныхъ основахъ можетъ плодотворно и правильно развиваться русская народная, а стало-быть и государственная жизнь. Силою разныхъ историческихъ превратностей или ниспосланныхъ намъ судьбою испытаній -- въ этой жизни произошло замѣшательство; органическій процессъ ея потерпѣлъ разстройство, задержанъ въ свободномъ творчествѣ; основы ея были потеряны для сознанія русскаго общества, призваннаго въ то же время къ дѣятельности сознательной и властной. Основы эти,-- пренебреженныя, забытыя руководящими, воспитанными въ другихъ понятіяхъ, оторванными отъ своей народности классами,-- были невольно или умышленно, но всегда съ помощью насилія или соблазна, подмѣняемы чужими, совсѣмъ противоположными или же схожими только на видъ, для взгляда поверхностнаго, въ сущности же глубоко розными. Ложью поросла, да и проросла русская жизнь; не узнать ея лица,-- подлиннаго, настоящаго. Все болѣзненнѣе тоскуетъ, томится теперь Россія по своей правдѣ, словно куда-то схоронившейся, но гдѣ-то тутъ же, около, близко,-- по русской жизненной правдѣ-невидимкѣ!... Но эта невидимка станетъ явною только прозрѣвшимъ русскимъ глазамъ.
Въ томъ-то именно и состоитъ задача всего мыслящаго въ Россіи люда, чтобъ глаза-то наши прозрѣли, чтобъ истинныя національныя основы русской жизни стали наконецъ достояніемъ общаго сознанія и разумѣнія. къ такому вовсе не легкому, но высокому подвигу призвана русская интеллигенція. При этомъ, безъ сомнѣнія, неизчислимо болѣе задатковъ для обрѣтенія истины на сторонѣ тѣхъ (включая сюда и оба, выше названные, враждующіе стана), кто не только мыслитъ, но и любитъ, просто-на-просто любитъ, даже не мудрствуя лукаво, всѣмъ сердцемъ, всѣмъ существомъ своимъ свою родную страну, дорожитъ ея достоинствомъ, честью, величіемъ, славой, могуществомъ, тысячью лѣтъ историческаго бытія выстраданнымъ единствомъ... И ужъ куда какъ мало задатковъ, чтобъ раскрылась когда-либо истина тѣмъ (а вѣдь истина русской національной жизни -- всемірно-человѣческаго значенія!), кому дешева русская народная и государственная честь, мощь и все историческое стяжаніе, кто растлилъ свою душу бездушнымъ космополитизмомъ, не умѣетъ, даже не смѣетъ и мыслить независимо, безъ трусливыхъ справокъ съ авторитетами мысли западно-европейской, ревниво, по принципу доктрины, отрицаетъ въ Русскомъ народѣ всякое право на какую-либо "самобытность" духовнаго и политическаго развитія и глупо стыдится, по отношенію въ себѣ, даже подозрѣнія въ "русскомъ патріотизмѣ"!..
Но какъ ни тяжекъ трудъ отвлеченной дѣятельности самосознанія, онъ теперь значительнѣе, чѣмъ когда-нибудь прежде, облегчается внушительными аргументами свойства практическаго,-- безобразными фактами нашей дѣйствительности, даже послѣ всѣхъ тѣхъ реформъ, въ которыхъ грезился намъ залогъ всякаго благоденствія и гармоніи!
Послѣднихъ грезъ рѣшилася судьбина!..
Подобно врачу, радующемуся за здоровье больнаго, когда таившійся въ его тѣлѣ загадочный недугъ далъ себя опознать въ наружной сыпи и язвахъ, и усматривающему въ такомъ органическомъ процессѣ "благодѣяніе мощной натуры",-- такъ и мы можемъ по праву благословить Русскую землю за самое ея настоящее вразумительное безобразіе,-- за то, что такъ быстро и явно высыпалъ наружу недугъ, коренящійся несомнѣнно въ той разнообразной отравѣ, которою, какъ примѣсью или приправою къ пищѣ, по неразумѣнію или по невѣдѣнію, кормили съ такимъ усердіемъ русскій организмъ ретивые кормильцы. И ужъ высыпало,-- на славу!. Станутъ, конечно, и теперь -- одни упрямо утверждать, что это, дескать, "наносное", "сверху- де надуло" и само пройдетъ, только не измѣнять и не прекращать, а еще усилить к о рма; другіе -- что пища сплошь ядъ, что Зольнаго надо посадить на хлѣбъ на воду, и будутъ настаивать на разныхъ энергическихъ притираніяхъ. Но вѣдь и при продолженіи болѣе или менѣе отравленнаго корма, и при героическихъ лѣкарствахъ грозящихъ вогнать эту сыпь внутрь,-- встанетъ грозный вопросъ о жизни и смерти для паціента... Не лучше ли подождать съ лѣченіемъ, да вникнуть, да вдуматься!.. Добросовѣстное изслѣдованіе авось либо наставитъ насъ всѣхъ уму-разуму, укажетъ намъ единый истинный врачующій способъ.
Но именно добросовѣстное. А вотъ даже и на новый 1885 годъ раздалась старая пѣснь, которую тотчасъ же подхватили по всей линіи нашего мнимо-либеральнаго лагеря. Пѣснь эта, правда, поется уже не въ торжествующемъ, а въ минорномъ тонѣ, прерывается вздохами и охами, но не по поводу вышеупомянутыхъ, громче еще вопіющихъ безобразій самой нашей русской дѣйствительности, а по поводу обманутыхъ надеждъ относительно "увѣнчанія", или "достройки" зданія. Странное упрямство, казалось бы, настаивать на достройкѣ, когда въ самомъ планѣ архитектора облачилась погрѣшность, и недостроенное зданіе уже теперь покосилось да покривилось!.. Но доктринеры, какъ извѣстно, имѣютъ способность и видя не видѣть, и слыша не слышать... Да и не слишкомъ ли ужъ рано этотъ нашъ западно-европейскій доморощенный либерализмъ сталъ прикидываться такимъ обиженнымъ и жалкимъ? Дѣло его вовсе не такъ плохо, и чуть ли не большинство русскаго такъ-называемаго образованнаго общества съ большинствомъ чиновниковъ и разными "сферами" -- сознательно и безсознательно на его сторонѣ. Мы разумѣемъ здѣсь подъ "дѣломъ" -- ненаціональное развитіе русской жизни вообще, ненаціональное направленіе русской государственной политики, не внѣшней только, но по преимуществу внутренней. Если "либерализмъ" повидимому не въ авантажѣ, то его старшій братецъ, и даже не братецъ, а законный родитель -- "бюрократизмъ", заодно со всѣмъ нашимъ канцелярско-полицейскимъ строемъ -- обрѣтается въ вожделѣнномъ здравіи и даже преуспѣваетъ. Какъ ни отсѣкайте у него сучья,-- пока онъ цѣлъ, они отростутъ вновь. Да и чего тутъ плакать и сѣтовать, когда цвѣтетъ столицей Русской земли, благополучно "психонатствуя", Санктъ-Петербургъ, даже въ настоящую минуту работающій надъ измѣненіемъ русскихъ гражданскимъ законовъ по духу и разуму французскаго Code Civil и надъ изверженіемъ изъ русской жизни всего такъ-называемаго русскаго обычнаго права или народныхъ бытовыхъ юридическихъ воззрѣній и правилъ!.. Плакаться и сѣтовать не имъ, не мнимымъ либераламъ нашимъ, а по прежнему Русской землѣ!
Затянувшій эту жалобную пѣснь, одинъ изъ солиднѣйшихъ органовъ нашей, величающей себя либеральною, печати, возвращаясь памятью за 20 лѣтъ назадъ, приходитъ къ унылому заключенію, что "первая" половина переживаемаго нами десятилѣтія составляетъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ прямую противоположность первой половинѣ шестидесятыхъ годовъ. Многое изъ сдѣланнаго тогда обсуждается въ обратномъ смыслѣ и даже предлагается печати къ передѣлкѣ"... Это справедливо, но вѣдь не всегда же прискорбно. Нельзя же ни во что ставить двадцатилѣтній жизненный опытъ! Вотъ, напримѣръ, самъ "Вѣстникъ Европы", въ 1-ой своей книгѣ нынѣшняго года, въ статьѣ г. Анисимова подъ заглавіемъ: "Разложеніе нашей земельной общины", пришелъ не только къ отрицанію своихъ взглядовъ за 20 лѣтъ назадъ, но и къ повторенію почти буквальному -- какъ вообще тѣхъ мнѣній о началахъ положенныхъ въ основаніе выкупа въ Положенія 19 февраля, которыя были изложены и въ "Днѣ" и въ "Руси", въ статьяхъ гг. H. В. и Д. Ѳ. Самарина, такъ и въ частности тѣхъ самыхъ предложеній "о замѣнѣ вносимыхъ въ настоящее время крестьянами выкупныхъ платежей несравненно менѣе обременительною оброчною податью", которыя такъ точно и полновѣсно были формулованы г. Самаринымъ на страницахъ вашего изданія и которыя вызвали на него нападеніе со стороны всего "либеральнаго" лагеря. Они, еще недавно, косвенно подтверждены имъ въ "особомъ мнѣніи къ протоколу Московской Университетской Коммиссіи по присужденію преміи г. Иванюкову за его сочиненіе о "Паденіи крѣпостнаго права въ Россіи" (см. 9 No "Руси" 1884 г.). Но возвратимся къ упомянутому нами солидному органу печати. "Между прошедшимъ и будущимъ" (въ то время, въ первой половинѣ 60-годовъ) "существовала, казалось, полная гармонія ", увѣряетъ онъ; "можно было ожидать не только исполненія всего обѣщаннаго, окончанія всего начатаго, но и новымъ шаговъ впередъ, къ однажды избранной цѣли. Съ тѣхъ воръ прошло 20 лѣтъ -- и постройка не только не окончена, но многія ея части разрушились, другія обречены на разрушеніе", и т. д. Какъ видитъ читатель -- вся старая терминологія налицо! Въ числѣ доказательствъ приводится "недовѣріе къ земскому и городскому самоуправленію" со стороны власти, "кругъ дѣйствій Положенія о земскихъ учрежденіяхъ давно уже остается неподвижнымъ" и т п. Все это вѣрно; обо многомъ дѣйствительно можемъ и мы пожалѣть, напр. объ измѣненіи закона о печати 1865 года, но не о всемъ томъ и не въ томъ смыслѣ, какъ жалѣетъ сей представитель нашего "либеральнаго" стана. И знаете ли, что затормозило "прогрессъ", который вы теперь поминаете? Да именно то, что въ реформахъ прошлаго царствованія было привнесено (и большею частью -- именно благодаря вамъ) фальшиваго чуждаго основамъ и духу русской жизни, что сидѣло въ этомъ самомъ вашемъ, въ этомъ
ожидаемомъ "окончаніи" или "увѣнчаніи" постройки. Историческая русская жизнь не стерпѣла этого противорѣчія и протестовала,-- протестуетъ и теперь противъ насильно навязанныхъ ей ненаціональныхъ формъ самоуправленія; протестуетъ самою этою жалкою безплодностью и несостоятельностью практическихъ результатовъ новыхъ учрежденій. Вольномъ было мечтать о "гармоніи между прошедшимъ и будущимъ", когда никакая, конечно, гармонія не была возможна, если въ этомъ будущемъ рисовалось водвореніе на русской народной почвѣ западно-европейскаго "правоваго порядка"!.. Замѣнить этимъ "правовымъ порядкомъ" -- канцелярско-полицейскій (Россіи также несомнѣнно чуждый и непріязненный, и также не давшій никакой "гармоніи"!), это значило бы для Россіи попасть изъ огня да въ полымя. Послѣдняя ложь была бы даже горше первой, такъ какъ окончательно сдвинула бы Россію, даже въ самомъ принципѣ, съ ея историческихъ основъ и предала бы Русскій народъ -- страшно подумать!-- во власть нашей оторванной отъ народной жизни интеллигенціи, сотворила бы поверхъ подлиннаго, настоящаго Русскаго народа -- "я же -- народъ", тотъ фальшивый народъ, который и теперь еще красуется въ конституціонныхъ палатахъ Запада, но надъ которымъ уже и тамъ занесена рука народной Немезиды.
Въ великихъ реформахъ Императора Александра II (не объ освобожденіи крестьянъ здѣсь рѣчь) надо различать двѣ стороны: истинную и лживую. Восколько въ нашу жизнь, съ этими реформами, привносилось началъ общечеловѣческой правды, востолько онѣ и благи; восколько онѣ являлись къ вамъ рабскимъ сколкомъ или спискомъ съ самихъ учрежденій западно-европейскихъ, лоскутьями вырванными какъ бы живьемъ изъ чуждой жизни, преимущественно французской,-- принадлежностью или частью, и притомъ неотъемлемою, общей западно-конституціонной правительственной системы,-- востолько онѣ замутили нашу жизнь фальшью, стало-быть были нашей странѣ во вредъ. Онѣ и пришли, да и не могли не придти, въ столкновеніе -- и съ господствующимъ у насъ историческимъ принципомъ власти, и съ коренными основами народнаго строя. Въ этомъ отношеніи онѣ несомнѣнно подлежатъ пересмотру и передѣлкѣ. И въ какое время вошли онѣ къ намъ? Въ то время, какъ самая та система на Западѣ (обрывками которой онѣ у насъ явились) начала уже колебаться какъ устарѣлая, терять у себя доха и обаяніе, и авторитетъ! Вся Европа озабочена теперь перевѣркою своего политическаго катихизиса; всѣ серьезные умы заняты этою работою: парламентаризмъ все болѣе и болѣе дискредитуется,-- а наши либеральные доктринеры -- истинные ретрограды въ наукѣ -- продолжаютъ лепетать, какъ затверженные уроки, ея когда-то "послѣднія слова", ея зады, и отъ науки-то отставъ, и въ русской жизни продолжая ничего не признавать и не смыслить! Но если прошлыя реформы должны подвергнуться передѣлкѣ, то ужъ конечно не для того, чтобъ вновь доставить торжество той самой правительственной у насъ системѣ, которая имъ непосредственно предшествовала и противоядіемъ относительно которой онѣ въ свое время явились или предназначались быть. Эта система, въ свою очередь, противорѣчила и противорѣчитъ русскому народному идеальному понятію о верховной власти, и вообще русскому національному духу. На этой системѣ удержаться было нельзя. Тотъ путь, которымъ шло наше государство до временъ Александра II, съ его полновластной, канцелярско-полицейской опекой, отвергавшей свободную дѣятельность самой народной жизни -- былъ путь нерусскій и такой, которому не было и нѣтъ другаго логическаго исхода, кромѣ пресловутаго "правоваго порядка". Если кто не желаетъ послѣдняго -- долженъ, поэтому, отречься и отъ перваго пути; если кто стоитъ за этотъ первый, тотъ силою логики сойдетъ, рано или поздно, на путь конституціонный. Выходъ изъ этой дилеммы одинъ: отречься отъ обоихъ путей и стать на путь новый, онъ же и древній, историческій и народный, государственно-земскій. Но, какъ мы сказали, самое понятіе о народномъ и народности требуетъ еще работы сознанія, которая, впрочемъ, въ наши дни уже значительно облегчается самою практикою.
Возьмемъ, какъ примѣръ, реформы извѣстныя подъ названіемъ "городскаго и земскаго самоуправленія". Ужъ конечно, что касается самоуправленія, такъ не можетъ, повидимому, быть начала болѣе свойственнаго нашему народному строю. На самоуправленіи искони стояла Россія. Да и теперь верховная власть правитъ верховно милліонами русскаго сельскаго населенія чрезъ самоуправляющіеся безчисленные крестьянскіе міры. Вѣче, міръ, соборъ, городское и сельское самоуправленіе проходятъ сквозь всю русскую исторію. Позднѣе оно вводится Иваномъ Грознымъ въ составъ русской государственной системы, не только признается, но и получаетъ болѣе широкое развитіе по почину самой самодержавной власти; учреждаются и мѣстные суды съ выборными или излюбленными судьями Да и послѣ Петрова преобразованія, когда стихія земской жизни, казалось, сохранилась только въ средѣ податныхъ сословій,-- что же, какъ не та же идея мѣстнаго самоуправленія -- только въ искаженномъ, исключительно сословномъ видѣ -- выразилась въ привилегіяхъ, данныхъ Екатериною дворянству и предоставлявшихъ ему мѣстныя судебныя и правительственныя функціи? Понятое дѣло, что когда съ паденіемъ крѣпостнаго нрава стала наконецъ возможною полнота русской земской жизни,-- мысль о землѣ и земствѣ, равно какъ и самое слово, должны были воскреснуть снова. И точно, какъ бы въ отвѣтъ на этотъ запросъ предъявленный жизнью, являются, черезъ три года послѣ освобожденія крестьянъ, такъ-называемыя земскія учрежденія. Повидимому мы вступили на путъ вполнѣ національный! Но только невидимому,-- да иначе едвали бы эта реформа вызвала къ себѣ такое сочувствіе со стороны людей, которымъ до русской исторіи и національности не было ни малѣйшаго дѣла. Эти послѣдніе усмотрѣли въ "земскихъ учрежденіяхъ" нѣчто либерально-иностранное, именно -- учрежденія "представительныя", каковыми они въ сущности и были, каковыми и назывались, хотя неоффиціально. Въ сущности произошла подтасовка разныхъ понятій и идеаловъ, народныхъ и нисколько не народныхъ. Подъ русское старинное названіе и начало подведены были болѣе или менѣе близкія подражанія французскимъ conseils municipaux и прусскимъ Landsordnungen, только въ духѣ еще болѣе "либеральномъ". Но вѣдь не одно и то же "парламенты" -- и вѣча, міры или соборы! Общаго между ними мало. Понятно однако, что система мѣстныхъ "представительныхъ учрежденій" съ парламентами подъ видомъ "собраній" -- многимъ логическимъ умамъ должна была казаться лишь этапомъ въ общей іерархіи "представительства" и возбуждать аппетитъ къ "докончанію начатаго", къ достройкѣ зданія -- вѣнцомъ "правоваго порядка"...
Ну, и пошла гулять ложь! И завелись говорильни, и началась нескончаемая болтовня вмѣсто дѣла, и водворилась въ либеральныхъ представительныхъ мѣстахъ своего рода бюрократія не хуже петербургской,-- и захватили уже по мѣстамъ вемекое самоуправленіе въ свои руки,-- и совершенно легально,? большинствомъ голосовъ", подкупомъ и иными электоральными пріемами, не хуже чѣмъ въ чужихъ краяхъ,-- богачи-кулаки, да проходимцы. Конечно, высокія личныя достоинства нѣкоторыхъ дѣлателей помогаютъ имъ иногда, тамъ и сямъ, выносить на своихъ плечахъ къ благому исходу земское дѣло, но это заслуга не столько самого учрежденія, сколько ихъ самихъ,-- но это случайность! Нѣтъ подобныхъ дѣятелей, и выйдетъ то же, что и у насъ въ Москвѣ, гдѣ городская Дума можетъ теперь служить отличнымъ образцомъ такого на русской почвѣ самоуправленія -- въ аппретурѣ иностранныхъ "представительныхъ" учрежденій!.. И не потому наше самоуправленіе городское и земское представляетъ такой жалкій видъ чего-то несостоятельнаго, что (какъ говоритъ органъ "либеральный" печати) "кругъ для самоуправленія остается доселѣ неподвижнымъ", т. е. не расширяется. Да куда же ему еще расширяться, и въ ракомъ смыслѣ? Въ томъ ли, какъ однажды печатало (мы это сами читали) одно изъ земствъ, въ отвѣтъ на запросъ о реформѣ сельскаго и уѣзднаго управленія, что мѣстное земство не можетъ де интересоваться однимъ тѣснымъ кругомъ мѣстныхъ дѣлъ, но что ему необходимо обсуждать и государственные расходы, вѣдать и государственный бюджетъ?.. Не въ томъ также бѣда, по крайней мѣрѣ не только въ томъ, что въ правительствѣ замѣчается "недовѣріе къ самоуправленію", выразившееся недавно въ какомъ-то циркулярѣ (на что указываетъ тотъ же солидный органъ либерализма, какъ на признакъ наступившей реакціонной поры). Горе въ томъ, что это недовѣріе оправдано самою дѣйствительностью, и пуще всего -- всеобщимъ (нечего этой бѣды таить) недовѣріемъ самого населенія! Если нѣсколько лѣтъ назадъ еще могли нѣкоторые идеалисты, въ своей любви къ "представительству", обманывать себя объясненіемъ, будто плохіе результаты самоуправленія происходятъ исключительно отъ вины высшей администраціи, то теперь это объясненіе никуда уже не годится, и для уразумѣнія причинъ достаточно прочесть протоколы многихъ думскихъ и земскихъ засѣданій, или извѣстія о земствахъ, помѣщаемыя въ разныхъ газетахъ, въ томъ числѣ и въ нашей...
Что же, уничтожить, похерить земство? Сохрани Богъ.-- образуется пустота или замѣна -- чиновниками. Не уничтожить слѣдуетъ его, а преобразить,-- одновременно съ преобразованіемъ сельскаго управленія,-- въ смыслѣ требованій народной жизни, согласно съ народнымъ духомъ, позабывъ о всякихъ иностранныхъ либеральныхъ доктринахъ. Въ земскомъ началѣ,-- не какъ началѣ оппозиціонномъ русскому принципу верховной единоличной власти, но какъ неизбѣжно входящемъ въ самую систему государственнаго строя и управленія,-- кроется для насъ залогъ самаго широкаго, здороваго, истинно-либеральнаго развитія мѣстной, а потому и общей государственной жизни...