Москва, 1-го августа.
На многія мысли наводитъ статья г. Маркова, о которой мы уже говорили въ 14 No и которая въ живомъ талантливомъ изложеніи раскрываетъ цѣлый рядъ понятій, невѣрныхъ по нашему мнѣнію, но своимъ внѣшнимъ лоскомъ основательности и правды -- нерѣдко подкупающихъ умы нашего образованнаго общества и даже руководящихъ и властныхъ его круговъ. И тѣмъ болѣе заслуживаетъ вниманія горячее слово почтеннаго публициста противъ распространенія Россіи на Востокъ, что самъ онъ никоимъ образомъ не можетъ быть зачисленъ въ такъ-называемый "западническій" или вообще тотъ лагерь, гдѣ одна мысль о самобытномъ развитіи нашего отечества наводитъ священный ужасъ, а призваніе Россіи полагается лишь въ повтореніи Европейскихъ задовъ. Въ прошлый разъ мы постарались выяснить недебѣжность этого распространенія лишь съ внѣшней стороны, -- какъ естественный процессъ государственнаго тѣлосложенія, какъ необходимость дойти до нормальныхъ, рѣзко-очерченныхъ границъ. Но это объясненіе конечно недостаточно: есть болѣе глубокій, внутренній смыслъ въ этомъ распространеніи, внутренній двигатель, дѣйствовавшій и дѣйствующій непосредственно, даже помимо отчетливаго государственнаго или общественнаго сознанія. Здѣсь очевидно присутствіе высшей, особаго рода миссіи, которая, хота бы о ней и не вѣдали въ точности самыя ея орудія -- миссіонеры, являетъ себя, по прошествіи длиннаго ряда вѣковъ, величавыми, мощными результатами. Процессъ образованія Россійской Имперіи не представляетъ никакого сходства съ процессомъ образованія ни великихъ имперій міра минувшаго -- Александра Македонскаго, Римской, Карла Великаго, ни даже какого-либо изъ современныхъ Западно-Европейскихъ государствъ. Всѣ они, болѣе или менѣе, слагались способомъ завоеванія, искусственнаго сочлененія, съ помощью насильственной (первоначально) ассимиляціи, подъ воздѣйствіемъ сознаннаго политическаго принципа. Россія же развивается словно изъ зерна, какъ дубъ изъ желудя, силою органическою, -- и притомъ еще и духовно-органическою. Чисто-матеріальная племенная субстанція зародыша была слишкомъ несоразмѣрна съ тѣмъ объемомъ, до которато отчасти ужъ доразвился и призванъ несомнѣнно доразвиться Русскій національно-политическій организмъ. Рѣдкость Славянскаго населенія при зачатіи Русскаго государственнаго бытія была такова, что даже при нормальномъ приростѣ населенія оно не могло бы, только собою, наполнить предѣлы Европейской Россіи даже въ той степени, въ какой мы ее видимъ заселенною нынѣ. А между тѣмъ самъ г. Марковъ "подлинно-Русскіе рубежи" видитъ теперь за Волгой, хотя бы недалеко отъ нея, и утверждаетъ, что вплоть до этихъ рубежей изнутри Россіи "стелется сплошная и неподдѣльная Русская сила, неспособная къ враждѣ и измѣнѣ, способная на всякія испытанія и жертвы". Въ другомъ мѣстѣ тотъ же авторъ, возставая противъ новыхъ присоединеній Азіатскихъ земель, выражается слѣдующимъ образомъ: "Русская всегдашняя сила заключалась въ ея одноплеменности, ея однородности. Одинъ языкъ Русскій, одинъ православный крестъ -- были слышны и видны отъ лѣсныхъ дебрей Соловецкой обители до Чернаго моря, отъ Нѣмечины до Азіи"... Именно такъ, но вотъ чего и не доглядѣлъ авторъ: этой сплошной и неподдѣльной Русской силы, однородной и единовѣрной, сначала вѣдь здѣсь вовсе и не имѣлось; она сложилась постепенно, и не только черезъ одно передвиженіе Русскаго населенія съ Запада на Востокъ, а черезъ претвореніе обитавшихъ здѣсь инородческихъ племенъ въ составъ Русскаго тѣла. " Физическою одноплеменностью "Русская сила" похвалиться не можетъ, да и не ею собственно и сильна, -- а сильна единствомъ народнаго духа, народнаго нравственнаго и отчасти бытового типа. Однимъ словомъ, нашимъ предкамъ удалось оправославить и ославянить или обрусить болѣе двухъ третей пространства, называемаго нынѣ Европейской Россіей, которыя не были ни Славянскими, ни тѣмъ менѣе православными, но которыя теперь причисляются къ коренной Россіи и даже, по мнѣнію г. Маркова, составляютъ сплошную, "подлинную" "неподдѣльную" Русскую мощь. Пустота и племенной хаосъ смѣнились однородностью и одноплеменностью высшаго качества: смѣнились -- Россіей. Насъ нисколько не смущаютъ поэтому никакія теорія Духинскаго, никакіе попреки въ чуждыхъ примѣсяхъ къ нашей Славянской породѣ; не мало, конечно, проникло въ нашъ народный составъ крови чуждой, всякой Азіатской и въ особенности Финской. Но есть нѣчто поважнѣе и помогущественнѣе крови, и это-то нѣчто, т. е: духовное начало Славянское, соблюлось въ Русскомъ народѣ въ большей чистотѣ, -- мало того: проявилось дѣятельною, творящею силою неизмѣримо въ высшей степени, чѣмъ во всѣхъ прочихъ Славянскихъ племенахъ разныхъ наименованій, -- которыя остались на степени племенныхъ видовъ и физіологически, пожалуй, болѣе породисты, чище насъ сохранили свою расу... Самое даже названіе Русскій является въ Русской исторіи уже отрѣшеннымъ отъ видоваго племеннаго опредѣленія: вступая въ государственное историческое бытіе, всѣ эти разныя Славянскія племена -- Поляне, Древляне, Вятичи и пр.-- перечисляемыя Несторомъ, по его же словамъ, прозвались Русью, сливаются въ одинъ народъ -- Русскій, слагаютъ одну землю -- Русскую. Это уже форма бытія болѣе широкая, возводящая племенные виды въ высшему единству, выдѣляющая изъ нихъ общую Славянскую стихію, но уже отрѣшенную отъ племенной видовой узкости и тѣмъ самымъ болѣе способную къ ассимиляціи слабѣйшихъ инородческихъ племенъ. Но все это пока было не болѣе какъ сосудъ, ожидающій содержанія -- тѣло какъ бы еще животное, еще неодухотворенное свыше. Съ принятіемъ же Св. Крещенія предъ новокрещенною, православною Славянскою Русью развернулась -- и въ даль временъ, и въ ширь безпредѣльнаго на Востокъ простора -- перспектива иной, міровой исторической задачи: созданій высшаго и широчайшаго и притомъ свободнаго единства въ конкретномъ образѣ Русскаго государства, или точнѣе Русскаго христіанскаго народа, Русской Земли. Символами этого единства, дѣйствительно, -- православный крестъ Христовъ и Русскій языкъ, и тотчасъ же неослабно двинулись они въ путь на Востокъ, и продолжается это движеніе и понынѣ, хотя уже и далеко, далеко не съ тѣемъ успѣхомъ, какъ въ Старой Руси!
Нельзя же не видѣть въ этомъ поприщѣ дѣятельности, открывшемся для Русскаго національнаго духа, по направленію въ Востоку, съ самаго начала бытія Россіи, не покинутомъ ею и до сихъ поръ -- особаго великаго, вселенско-историческаго призванія. Нельзя не примѣтить, что демаркаціонною линіею Россіи со стороны Запада является латинство (въ смыслѣ духовномъ) съ своимъ кровнымъ, хотя бы незаконнорожденнымъ дѣтищемъ -- протестантствомъ. Могутъ быть и въ Русскихъ предѣлахъ подданные католическаго исповѣданія, какъ Поляки и часть Бѣлорусовъ, но это все же аномалія, вынужденная случайными обстоятельствами, все же диссонансъ, нарушающій общій духовный ладъ Русской державы -- элементъ чуждый, осужденный всегда смотрѣть въ лѣсъ, т. е. устремлять взоры къ Риму, и слѣдовательно въ Западу, -- элементъ сильнѣе разлагающій нашу національность, чѣмъ даже язычество и магометанство, ибо онъ не нравы развращаетъ, а вноситъ искаженіе и ложь въ самую духовную суть Русской народности, въ ту христіанскую православную ея основу, о ней же мы, какъ Русскіе, живемъ и есмы (о заграничныхъ Славянахъ-католикахъ мы поговоримъ когда-нибудь отдѣльно). Нельзя же наконецъ не признать, что всѣ Европейскія государства, кромѣ Россіи, католическія и протестантскія, при всемъ различіи въ частностяхъ, образуютъ нѣчто родственно-цѣлое по духу, которое и именуется общимъ именемъ "Европы" или точнѣе -- Западъ, и что вотъ этому-то особому міру, всему этому цѣлому съ дюжиной Романо-Германскихъ племенъ и державъ -- противополагается историческою судьбою, какъ особый.же цѣлый міръ, одна держава -- Россія. Остальные мелкіе новоявленные политическіе организмы Европы, также исповѣдующіе православіе, хотя и не входятъ въ составъ Россіи, все же неизбѣжно тяготѣютъ въ ней, -- какъ бы теперь, временно, ихъ близорукіе политическіе руководители ни отбивались отъ такого естественнаго тяготѣнія: въ качествѣ православныхъ, никогда они ни католическому, ни протестантскому Западу своими не будутъ, а представляютъ для Запада лишь лакомый объектъ для поглощеніе или же ассимиляціи путемъ совращенія и вѣроотступничества.
Что же противополагается Романо-Германской Европѣ или Западу въ лицѣ Россіи? Міръ Православно-Восточный, или Славянство -- возросшее до значенія Православно-Восточнаго міра. Міръ этотъ еще слагается. Византійская имперія, хотя и называлась и была "Восточною", не способна была однакоже воплотить собою этотъ Православно-Восточный міръ. Подъ сѣнію Византіи -- и въ этомъ ея вѣчная заслуга, Христіанская Церковь впервые предстала міру, воочію, съ своею святою вселенско-соборною, братолюбивою сущностью и преподала образъ такого соборнаго, всехристіанскаго единенія и для будущихъ лучшихъ вѣковъ, по минованіи вѣковъ раздѣленія и обособленнаго историческаго развитія. Подъ сѣнію Византіи .же, христіанскій Востокъ выяснилъ и опредѣлялъ, а вселенское церковное единомысліе соборно и окончательно выразило и утвердило существенныя основы истиннаго вѣроисповѣданія, -- каковыя въ своей чистотѣ и сохранились въ вѣроученіи Церкви такъ-называемой Восточной или Православной. Но Византійская имперія, сама создавшаяся на римской закваскѣ, проникнутая въ государственной жизни началами древняго Рима, не въ силахъ била разрѣшить внутренняго противорѣчія этихъ старыхъ своихъ, языческихъ, родныхъ ей началъ съ началами Обновленія во Христѣ, ею же самой провозглашенными и вознесенными надъ своимъ бытіемъ. Византія не исказила ученія Церкви, какъ практическій папскій Римъ, поисправившій и поприладившій вселенское ученіе къ своимъ потребностямъ, въ Римскому юридическому вкусу и властолюбивому духу -- подтасовавшій, напримѣръ, принципъ свободнаго, братолюбиваго единства -- принципами власти и дисциплины... Но именно потому, что Византія не заблуждалась въ вѣроученіи, а соблюла его въ чистотѣ, -- глубже, болѣзненнѣе терзали и разъѣдали Византію, ярче и грубѣе выступали наружу явныя его противорѣчія съ жизнью. Она облагодѣтельствовала свѣтомъ Вѣры новые народы, втѣснявшіеся въ ея предѣлы или обращавшіеся въ ней за Истиной, но сама безсильна била претворять ихъ въ свое, къ тому же дряхлое, полу-Романское, полу-Эллинское тѣло, въ единый крѣпкій организмъ, -- создать противовѣсъ православнаго Востока отклонившемуся отъ вселенскаго единства, но внутренно объединенному Западу. Вино новое требовало и мѣховъ новыхъ, и Византія пала, передавъ свое драгоцѣнное духовное достояніе, -- то церковно-историческое призваніе, которое она не способна была выполнить -- Россіи. Достойною ли оказывается Россія призванія, -- это другой вопросъ, но что она призвана, это, кажется, не можетъ подлежать и сомнѣнію, и тѣмъ хуже для нея, если она окажется недостойной!..
И именно потому, что этотъ православно-восточный міръ еще созидается, еще въ процессѣ внутренняго развитія и сложенія, ни о какомъ "соединеніи Церквей", какъ бы къ тому ни взывалъ вновь и вновь на страницахъ "Извѣстій", издаваемыхъ Славянскимъ Обществомъ въ Петербургѣ, г. Соловьевъ, теперь и рѣчи быть не можетъ. Раздѣленіе сему подобаетъ быти -- пока съ одной стороны Россія не придетъ въ надлежащую мѣру возраста и силы и не проявитъ, во всѣхъ сферахъ жизни, хоть въ той же полнотѣ и самостоятельномъ развитіи, какъ и Западъ, существенныя стороны своего народнаго духа; съ другой -- пока самъ церковный Римъ невозвратится въ чистотѣ и братолюбивой сущности христіанскаго ученія и не исцѣлится отъ похоти властолюбія... Впрочемъ вопроса о раздѣленіи Церквей мы касаемся теперь только мимоходомъ; ни отмѣчаемъ здѣсь лишь историческій фактъ, служащій намъ точной отправленія для уразумѣнія особаго призванія Россіи въ исторіи -- ея противоположенія на всемірно-исторической аренѣ Западу. Было бы совершенно, ошибочно думать, что здѣсь "противоположеніе" означаетъ непремѣнно вражду или борьбу въ грубомъ смыслѣ слова, на жизнь и на смерть (какъ многіе охотно толкуютъ отношеніе "Руси" въ Западу); нисколько. Въ этомъ смыслѣ противополагаетъ себя Востоку и Россіи самъ Западъ, но не Россія. Подъ "противоположеніемъ" разумѣемъ мы здѣсь лишь самостоятельное проявленіе; въ лицѣ православной Россіи, новыхъ, отличныхъ отъ Запада и имъ неявленныхъ сторонъ человѣческаго духа: поле для ихъ безпрепятственнаго всемірно-историческаго развитія -- Востокъ и то, что рама Европа называетъ Востокомъ, но что для насъ собственно -- Югъ. На Западѣ же намъ собственно дѣлать нечего; на своемъ полѣ онъ уже поработалъ для человѣчества довольно, совершилъ рядъ величайшихъ подвиговъ въ области мышленія, знанія и жизненнаго опыта, благодѣяніями которыхъ и мы пользуемся, да и обязаны воспользоваться. во всей полнотѣ, какъ общечеловѣческимъ достояніемъ. Романо-Германской Европѣ мы не навязываемся ни съ какой пропагандой, ни съ какими притязаніями на миссію, озабоченные лишь своимъ собственнымъ самосозиданіемъ; ни какимъ Drang nach Westen мы не одержимы. Притязанія наши по отношенію въ Западу только въ томъ и заключаются, чтобъ онъ-то самъ призналъ наши права, -- какъ міра Русско-Славянскаго, не лѣзъ въ сферу нашихъ интересовъ и нашей дѣятельности, и оставилъ бы насъ въ покоѣ. Русскій народъ и вообще-то не питаетъ вражды ни въ какимъ народамъ и племенамъ, и тѣмъ менѣе питаетъ ее къ племенамъ Европейскимъ, которыя онъ всегда отличалъ и отличаетъ отъ "басурманскихъ"; но именно Западная Европа сама преисполнена къ нему, какъ и вообще въ православному міру и въ Славянству, неугасимой вражды и ненависти. Эта вражда -- неугомонно воинствующая, въ томъ или другомъ видѣ. Римъ, напримѣръ, не перестаетъ насылать на православныхъ христіанъ полчища миссіонеровъ, -- угрозами, казнями и обольщеніями совращая ихъ въ подданство Папѣ. Кровь стынетъ въ жилахъ при одномъ чтеніи о подвигахъ латинскихъ миссіонеровъ въ злосчастной Босніи! И такой пропагандѣ сочувствуютъ, содѣйствуютъ и отрекшіеся отъ Христа Французф, и поссорившіеся съ Папою Итальянцы, и даже Германскіе протестанты! Со всѣхъ сторонъ ломятся Нѣмцы на Балканскій полуостровъ, мечтая оттѣснить Россію и перенять у нея наслѣдіе Византіи, создать новую, Латинскую Восточную Имперію... Все слилось въ единое чувство тайной и явной вражды Западно-Европейскаго міра къ Православной Россіи и Славянству: и племенное самомнѣніе, и аристократическое высокомѣріе, религіозная и культурная нетерпимость, презрѣніе и въ-то же время -- страхъ: намѣченная Западомъ себѣ добыча -- разныя, еще не ассимилированныя имъ Славянскія, за Русскимъ рубежомъ, племена -- ускользаетъ, и выступленіе Славянъ на самостоятельное всемірно-историческое поприще представляется ему грознымъ бунтомъ плебеевъ противъ патриціевъ! Наши мнимые либералы не позволяютъ себѣ даже и помышлять о какомъ-либо самостоятельномъ призваніи Россіи, осуждая ее на вѣчное ученичество и обезьянство, -- но объ этомъ призваніи непрестанно пророчествуетъ Западно-Европейская русобоязнь... Въ такихъ безпокойствахъ и чувствахъ къ намъ Запада повиненъ никто иной, какъ онъ самъ, съ его патриціанскими и аристократическими притязаніями и властолюбивыми похотями. Мы подлежимъ упреку развѣ лишь за долготерпѣніе, съ которымъ переносили и переносимъ его насилія надъ Славянствомъ и нарушеніе законнѣйшихъ нашихъ правъ. Однимъ словомъ, противополагая Россію Западу, мы находимся по отношенію къ нему въ положеніи не наступательномъ, агрессивномъ, а лишь оборонительномъ, -- и, какъ мы уже сказали и прежде, -- не ради Азіатскихъ нашихъ владѣній содержимъ ми громадную армію, а ради высокопросвѣщеннаго и высококультурнаго Запада и ради отпора его притязаніямъ, его Drang'у nach Osten.
Г. Марковъ предостерегаетъ Россію относительно Западно-Европейскихъ, преимущественно Германскихъ "коварныхъ" восхваленій нашему движенію въ глубь Азіи. Такое предостереженіе для Русской интеллигенціи, между прочимъ и для той, которая вѣдаетъ наши дипломатическія дѣла, можетъ быть и не излишне: Нѣмцы посылаютъ намъ напутственныя благословенія въ Азію даже вовсе не коварно, а совершенно искренно, т. е. съ искреннимъ желаніемъ намъ успѣха: ничего, конечно, такъ не желали бы они, какъ ослабленія вашей національной позиціи на западномъ нашемъ рубежѣ, сокращенія сферы нашихъ интересовъ на Балканскомъ полуостровѣ и перенесенія центра тяжести нашей политики въ Азію. Это даже еще недавно вновь выяснилось изъ статей офиціозной "Сѣверо-Германской Газеты" въ отвѣтъ Русской газетѣ "Свѣтъ", вздумавшей упрекать Германію въ недостаткѣ сочувствія нашимъ Средне-Азіатскимъ успѣхамъ! Но у насъ нѣтъ, или по крайней мѣрѣ не должно быть -- ни Азіатской, ни Европейской политики, а есть или должна быть одна -- Русская, слѣдовательно ни о какомъ перемѣщеніи центра тяжести не можетъ или не должно быть и рѣчи. Въ дѣйствительности же никакого самомалѣйшаго ослабленія новыя, въ Средней Азіи, Русскія пріобрѣтенія учинить Русской позиціи на западномъ рубежѣ не способны; напротивъ могутъ только укрѣпить ее страхомъ, внушаемымъ Европѣ Азіатскими полчищами, которыя мы безъ всякаго затрудненія во всякое время охотно поставимъ лицомъ къ лицу съ непрошенно пожаловавшимъ къ намъ Европейскимъ гостемъ... Безъ малѣйшаго сомнѣнія, двигаясь на Востокъ, мы обязаны, -- да и обладаемъ для этого всевозможными средствами, -- стоять твердыней на нашей западной границѣ, неупустительно исполнять свой долгъ по отношенію къ Славянству и къ Черному морю, не отдавать ни пяди своей и Славянской земли міру Романо-Германскому. Только болѣзненная мнительность, -- плодъ отчужденія отъ народности, -- она одна творитъ насъ политически-трусливыми и слабыми по отношенію въ Западной Европѣ.
Но обратимся въ созиданію Православно-Восточнаго міра во образѣ Россіи. Если по отношенію въ Европейскому Западу мы состояли и состоимъ собственно въ оборонительномъ положеніи, то по отношенію въ Востоку мы искони находились и находимся -- въ положеніи наступательномъ, -- не въ воинственномъ только, но еще болѣе въ мирномъ смыслѣ. Здѣсь, слава Богу, съ Востока широкое поприще открывалось для зиждительства нашему національному духу. Мы можемъ лишь гордиться тѣмъ, что успѣли совершить наши "толстобрюхіе", "долгополые", "длиннобородые" предки, одинъ образъ которыхъ приводитъ въ краску стыда ихъ "культурныхъ" потомковъ, и которые проявили такую необыкновенную способность къ колонизаціи, сплоченію и сращенію инородныхъ элементовъ: созданная ими новая Россія явилась несравненно крѣпче и цѣльнѣе, одушевленною болѣе творческимъ духомъ, чѣмъ первоначальная Русь, тянувшаяся узкой, относительно, полосой вдоль современной западной Русской границы, подпавшей отчасти духовному и культурному воздѣйствію Запада.
Въ историческомъ процессѣ нашего государственнаго созиданія замѣчается черта, которою онъ существенно отличается отъ подобнаго же процесса въ Европѣ и на которую мы вскользь указали выше. Тамъ политическія или государственныя цѣли были почти всегда впереди и предшествовали воздѣйствію культуры, цивилизаціи и другихъ духовныхъ ассимилирующихъ силъ. Старая же Русь наша, помимо политическаго сложенія, росла себѣ органически, стихійно, независимо отъ воли и дѣятельности правительства, всегда переступая офиціальные Русскіе государственные предѣлы. За офиціальными государственными рубежами всегда оказывалась Русь зарубежная! Государство, по большей части, шло во слѣдъ народному движенію и колонизаціи, а не они по пятамъ государства... Русь, собственно говоря, даже не государство, а міръ, понятіе о которомъ не исчерпывается политическимъ опредѣленіемъ: точнѣе же сказать, Русское государство не подходитъ подъ общеизвѣстную, научно установленную норму государства западнаго. Наше государство строилось не только князьями и царями, но также и святою отвагою отшельниковъ, ставившихъ монастыри, Богъ вѣсть гдѣ, въ глухихъ лѣсныхъ чащахъ, въ пустынныхъ дебряхъ, среди полудикихъ инородцевъ, -- и дѣятельною любовью проповѣдниковь Слова Божія, въ родѣ Зосимы, Савватія, Стефана Пермскаго -- просвѣтителя, а потому и обрусителя земли Зырянской (хотя онъ объ обрусеніи и не думалъ, а переводилъ Св. Писаніе на зырянскій языкъ!), и предпріимчивостью торговою, -- а также и воинствующею вольницей, гулящими людьми -- удалью казацкою. Обрусеніе совершалось не во имя какой-либо "государственной теоріи", не по плану, а свободно, какимъ-то неизслѣдимымъ процессомъ, но притомъ такъ прочно и безповоротно, что мы, потомки, можемъ тому лишь завидовать. Ничего не пойметъ въ Русской исторіи тотъ, кто изучаетъ лишь исторію однихъ государственныхъ дѣяній и событій въ тѣсномъ смыслѣ или образованіе лишь одного внѣшняго правоваго порядка. Не объяснитъ онъ намъ -- какъ могло государство съ его скудными средствами и силами, съ его неуклюжими порядками и тяжелыми пріемами, справиться съ своимъ необъятнымъ просторомъ и не пугаясь его -- ширить да ширить предѣлы, и въ концѣ концовъ, не смотря на всѣ испытанія, создать такую исполинскую мощь. То, что въ наши дни кличетъ себя "интеллигенціей", а въ прежнее время. почитало себя исключительно таковой и безъ клички, то что у насъ мнило и мнитъ стоять подъ знаменемъ "прогресса", "либерализма" и т. д., и, по выраженію Достоевскаго, напечатанному имъ почти наканунѣ смерти, было, да и теперь одержимо "лакейскою боязнью: какъ бы всякое сочувствіе въ родной старинѣ не показалось признакомъ варварства, азіатчины", -- то до сихъ поръ относится съ величайшимъ презрѣніемъ къ бытію до-Петровской Руси, не видитъ въ Русской исторіи ничего, кромѣ "застѣнковъ", "батоговъ", "деспотизма", и конечно не въ состояніи оцѣнить дивный подвигъ самаго строенія Руси. Сперанскій начиналъ ее даже съ Петра... Какъ должно ихъ смутить напечатанное на дняхъ въ "Русскомъ Архивѣ" письмо къ Чадаеву, во истину носителя Русскаго духа, нашего чуднаго "Пушкина", который еще 50 лѣтъ тому назадъ, мужественно и во всеуслышаніе объявляетъ, что онъ вѣритъ въ самостоятельное призваніе Россіи въ мірѣ, и что "ни за что на свѣтѣ не хотѣлъ бы имѣть другой исторіи, кромѣ исторіи своихъ предковъ"!..
Подвига строенія Руси, повторяемъ, положительно не осмыслитъ себѣ тотъ, кто просматриваетъ дѣйствіе въ нашей исторіи подспудныхъ силъ. народно-духовныхъ. Но какъ исторія Русскаго государства немыслима безъ исторіи этой земщины, такъ немыслима и та и другая безъ исторіи Русской церкви, которую опять-таки надо искать не въ исторіи Русской іерархіи, а въ исторіи жизненныхъ проявленій христіанства, въ самомъ бытіи народномъ. До сихъ поръ еще остается недостаточно выясненнымъ, растолкованнымъ и оцѣненнымъ изумительный фактъ спасенія и возрожденія Русскаго государства въ 1612 г. однимъ народомъ, точнѣе сказать земщиной, одною ею: значитъ жива и животворяща была она, несмотря на "деспотическую" форму правленія! Мало того: государство, стоявшее совсѣмъ на краю гибели, казалось, въ конецъ разрушенное, безъ войска, безъ правительства, безъ всякихъ административныхъ учрежденій, съ побѣдоноснымъ врагомъ въ столицѣ и на окраинахъ, -- это самое государство, черезъ 50 лѣтъ послѣ мужичьяго подвига съ смиреннымъ княземъ Пожарскимъ во главѣ, присоединяетъ къ себѣ Малороссію, принимаетъ въ подданство Имеретію, а черезъ 90 лѣтъ бьетъ Шведовъ, овладѣваетъ Балтійскимъ прибрежьемъ, опекаетъ самую Польшу? Если съ конца XVII столѣтія возникаетъ Петръ, то вѣдь до Петра, изъ государственныхъ дѣятелей послѣ междуцарствія не было ни одного великаго и геніальнаго, не на кого и указать!
Въ томъ-то и дѣло, что до реформы Петра или, точнѣе, до той пори, какъ его реформа проникла въ самую душу Русскихъ офиціальныхъ и общественныхъ дѣятелей, дѣйствіе на родныхъ подспудныхъ силъ не было еще нравственно подавлено и заторможено вторженіемъ чуждой духовной стихіи. Государство могло быть и деспотичнымъ, правительство грубымъ, жестокимъ, но духовнаго разъединенія между нимъ и народомъ еще не било. Цѣльность внутренней всенародной жизни еще ничѣмъ не была подорвана, -- потому-то и обладала она этою удивительною силою сращенія съ государственнымъ и народнымъ тѣломъ новопріобрѣтаемыхъ краевъ и племенъ. Первымъ дѣломъ Ивана Грознаго, напримѣръ, по взятіи Риги, было, даже можетъ быть безъ предвзятой цѣли, а такъ, потому что это въ Русскомъ нравѣ, воздвигнуть православную церковь, недолго пробылъ онъ тамъ, но слѣды оставилъ, -- а удержи онъ за собой Ливонію, она явилась бы теперь иною, чѣмъ мы ее видимъ, стала бы совсѣмъ Русскимъ краемъ, гдѣ о Нѣмечинѣ не было бы и помину; не сталъ бы онъ тамъ строитъ "Екатериненталей", и Нѣмецкія названія городовъ замѣнить бы Русскими, ничтоже сумняся; припомнилъ бы (потому что преданія Русской исторіи были живы и въ немъ, и во всей Руси), что Дерптъ -- Юрьевъ, городъ, достроенный Ярославомъ, и Нѣмецкаго университета для онѣмеченія Латышей въ немъ бы не завелъ. Взялъ онъ Казань силою, но кровавый слѣдъ тотчасъ же затянуло нощнымъ ключомъ Русской жизни, -- явились и чудотворныя иконы, и иныя святыни, и черезъ 60 лѣтъ послѣ взятія Казани это имя звучитъ въ названіи храмовъ, -- становится наипопулярнѣйшимъ въ Русской Землѣ!.. А тамъ, по Дону, по Яику, по низовьямъ Волги ставятъ свои курени и станицы казаки: по степи и по морю воюютъ съ азіатчиной, гуляютъ, разбойничаютъ, -- повидимому сбродъ всякой вольницы, -- но блюдутъ Русскіе предѣлы, расширяютъ ихъ, утверждаютъ на всемъ этомъ просторѣ православный крестъ и Русскій языкъ -- самочинно работая на великое Русское государство, безъ всякаго повелѣнія и руководства правительственной власти, и лишь кланяясь царю завоеванными царствами и городами!.. Ту же работу совершали, сами того не сознавая, но движимые тѣмъ же общерусскимъ народнымъ инстинктомъ, и Малорусскіе казаки съ Запорожцами по низовьямъ Днѣпра и на Украйнѣ, какъ въ борьбѣ съ Туречиной и Татарвой, такъ и въ борьбѣ съ Поляками и латинствомъ за Русскую свободу и православіе...
Все это было, конечно, не благообразно, отзывалось невѣжествомъ, дикостью, грубостью, пожалуй и суевѣріемъ, и фанатизмомъ, -- но вмѣстѣ съ тѣмъ, несомнѣнно, энергіей, внутреннею цѣльностью народныхъ творческихъ силъ. Получило наше государство благообразіе Европейское, поступили мы въ ученики въ Европѣ, -- и внутреннія силы мигомъ оскудѣли. Конечно, не замерли онѣ и теперь: чѣмъ же инымъ стоитъ, живетъ и все же все-какъ движется наше государство, какъ не тою же подспудною историческою Русскою силою? не хитроуміемъ же Петербургской администраціи, не бюрократическимъ же усердіемъ канцелярій? Но силы только что не замерли: живое же, мощное творчество ихъ пресѣклось. Существенная разница обѣихъ эпохъ въ томъ именно и состоитъ, что съ ХVIII вѣка, руководящій, правящій общественный Русскій слой отчужденъ мыслью и духомъ отъ своего народа, и въ качествѣ ученика Западной Европы не имѣютъ другихъ точекъ зрѣнія, другаго образца и другаго мѣрила для явленій Русской жизни, кромѣ Западно-Европейскихъ, которыя опять-таки знаетъ по-ученическій плохо: онъ въ нихъ не хозяинъ, не самостоятельный мастеръ... Это тотчасъ же и выразилось въ отношеніяхъ нашихъ въ новымъ пріобрѣтеніямъ и вообще къ окраинамъ: "сплошной Русской силы" мы уже нигдѣ создать не могли. Пошли въ ходъ, примѣняемыя всею тяжкою силою Русской государственной власти, разнообразныя иностранныя теоріи, противорѣчившія требованіямъ Русской практики; всевозможныя доктрины съ своими абстрактными идеалами, -- отвлеченными не только отъ жизни вообще, но и отъ всякой религіозной основы, -- отвратили Русскіе взоры отъ своего высшаго и широчайшаго, политическаго, соціальнаго и религіознаго идеала. Мы усомнились въ себѣ самихъ, въ своемъ призваніи, въ своихъ правахъ, въ своихъ силахъ. Наступила пора раздвоенія, безвѣрія въ Русь, болѣзни мнѣнія и воли. Длиннобородые наши предки рефлексіей заѣдены (любимое слово литературы 40-хъ годовъ) не были, а въ XIX вѣкѣ она заѣдала самихъ носителей власти; Александръ I былъ во многихъ отношеніяхъ мученикомъ-Гамлетомъ на престолѣ...
Прибалтійская Окраина, съ привилегированнымъ нѣмецкимъ элементомъ; Финляндія также съ своими, болѣе или менѣе вредоносными для Россіи въ экономичесномъ отношенія привилегіями, -- Финляндія, въ которой Русское правительство ни съ того, ни съ сего присоединило часть кореннаго Русскаго населенія, возвращеннаго Петромъ изъ-подъ Шведскаго подданства; лучшій заливъ на Мурманскомъ берегу, неизвѣстно почему отданный Норвегіи, Польское Царство, Литва, Бѣлоруссія, за-Днѣпровская Украйна... Какую силу ассимиляціи истиннаго обрусенія проявило Русское государство въ теченіе XVIII и XIX столѣтій -- въ сравненіи съ ассимиляціей и обрусеніемъ Руси Старой, хотя послѣдняя и слова-то этого не знала? И какое же возможно "обрусеніе" для офиціальныхъ орудій власти, когда сама Россійская "интеллигенція" не рѣшалась, не рѣшается и до сихъ поръ взять смѣло и открыто сторону Русскаго народа даже въ возвращенныхъ отъ Польши Русскихъ областяхъ, такъ какъ предъ лицомъ "представителей Европейской культуры" (даже такихъ, какъ Поляки) у нея душа въ пятки уходитъ и чувствуется подлость во всѣхъ жилахъ, какъ у Чичикова предъ милліонеромъ?! Вспомнимъ времена Александра I!.. А когда уроки исторіи заставили наконецъ правительство крѣпче стянуть эти окраины съ государствомъ, что же у него остается въ распоряженіи, при оскудѣніи Русскаго національнаго, земскаго духа, кромѣ насильственныхъ, а потому и не плодотворныхъ мѣръ?
Г. Марковъ говоритъ, что отъ протяженія на крайній Востокъ, въ Средней Азіи, тѣло наше стало рыхло и дрябло. Мы не защитники современныхъ нашихъ распорядковъ ни на Кавказѣ, ни за Каспіемъ, но тамъ опасность грозитъ намъ меньшая; рыхло и дрябло наше тѣло именно на всей той окраинѣ, гдѣ мы ближе въ Европѣ и изъ кожи вонъ лѣземъ, чтобъ щегольнуть европеизмомъ или либеральнымъ отступничествомъ отъ Русской народности. Но и по отношенію къ Востоку, только личныя свойства Русскаго солдата, да казачество -- этотъ обломовъ древне-Русскаго строя, еще живучій, -- да самая отдаленность отъ Петербурга спасаютъ пока теперь наше Русское дѣло. А портилось, да еще и портится оно усердно, благодаря забвенію Русскихъ историческихъ преданій. Такъ, увлекаемая модною доктриною Екатерина колонизуетъ Русскую землю -- выписными Нѣмцами-колонистани, надѣляя ихъ всевозможными льготами; созываетъ въ Новороссійскій край всякій иностранный сбродъ, -- дѣло поправилъ нѣсколько Потемкинъ, разрѣшивъ селиться въ краѣ бѣглымъ Русскимъ людямъ, но и до сихъ поръ этотъ край не представляетъ, ни по числу, ни по духу населенія, той мощной сплоченности, которою отличается, колонизованная до-Петровскою Русью, Сѣверная и Сѣверо-Восточная наша область... Екатерина же, въ фальшиво-либеральномъ усердіи, укрѣпляетъ своихъ магометанскихъ подданныхъ въ магометанствѣ, печатая имъ на казенный счетъ въ Россіи Коранъ, навязывая его, а также и муллъ, степнымъ Киргизамъ, дотолѣ, какъ извѣстно, магометанамъ совсѣмъ плохимъ! Вполнѣ вѣротерпима была и Старая Русь, но совсѣмъ не то -- предоставить Азіатскимъ иновѣрцамъ религіозную свободу безъ всякаго вмѣшательства во внутренніе распорядки ихъ культа, или во имя "попеченія о духовномъ благѣ Русскихъ подданныхъ безразлично", правительству православнаго народа прилагать стараніе въ укрѣпленію, въ созданію устойчивости во враждебныхъ христіанству вѣрованіяхъ посредствомъ "урегулированія" послѣднихъ незыблемыми законами! Для перехода теперь изъ ислама или далай-ламайской вѣры въ христіанскую магометанинъ или язычникъ встрѣчаетъ затрудненіе въ самомъ законѣ: за ревностное исполненіе своихъ религіозныхъ обязанностей, муфтіи и ламы награждаются Россійскими орденами. Особенно посчастливилось ламайской вѣрѣ, огражденной такими привилегіями, что нашимъ алтайскимъ миссіонерамъ несравненно труднѣе бороться съ Русской полиціей, охраняющей законъ, чѣмъ съ убѣжденіями самихъ послѣдователей ламайства... Теперь, "обзаведясь просвѣтительною миссіею", въ которую предки наши -- истинные просвѣтители восточной инородческой стороны Европейской Россіи -- никогда и не рядились, -- мы несемъ туда, на Востокъ, "Европейское просвѣщеніе" въ жалкой и безобразной копіи, которую мы и у себя дома переварить-то не въ силахъ! Стоитъ только вспомнить, что понадѣлано было въ Туркестанѣ при генералъ-губернаторствѣ покойнаго Кауфмана: завели въ Ташкентѣ и классическія гимназіи, и кафе-шантаны, и муниципальные парламенты (изъ Русскихъ чиновниковъ), -- да и теперь, по послѣднимъ извѣстіямъ, озабочены тамъ вопросомъ: какое изъ мѣстныхъ Азіатскихъ нарѣчій подвергнуть ученой обработкѣ для правильнаго обученія оному Киргизовъ и Сартовъ!.. Вотъ не было печали!.. А между тѣмъ православную, искони вѣрную и ни въ какомъ отношеніи не представляющую для насъ опасности сепаратизма Грузію -- мы не перестаемъ оскорблять, примѣняя въ ея древней Церкви теорію государственнаго объединенія (которую тамъ именно и не умѣемъ проводить, гдѣ бы слѣдовало), не возводимъ Грузинъ въ санъ высшихъ мѣстныхъ іерарховъ и т. п.! Но пусть только припомнятъ читатели то, что такъ картинно выражено покойнымъ Фадѣевымъ въ его статьяхъ...
Дѣйствительно, при такихъ современныхъ нашихъ пріемахъ, при этихъ нашихъ жалкихъ притязаніяхъ на Западно-Европейское "культуртрегерство", могутъ, пожалуй, наконецъ стать намъ въ тягость и наши Азіатскія окраины... Да мало ли что обращается и обратится въ тягость при продолжающемся гоcподствѣ Петербургскаго періода нашей исторіи, -- прежде всего сама земщина, -- не та, на которую напялили мундиръ Прусскихъ Landsordnungen, -- а та, которая своимъ духомъ созидала и еще блюдетъ Русское государство, -- но которая, вѣримъ, все-таки перебудетъ и Петербургскій періодъ. Настанетъ же время, когда струя истиннаго просвѣщенія разсѣетъ духовный хаосъ, носящійся надъ Русской землей, сомкнется животворною цѣпью съ подспудными, историческими силами народнаго духа! А пока все-таки не должны мы упускать представляющихся политическихъ случаевъ, все-таки станемъ пользоваться хоть нашею внѣшнею государственною силою для завершенія внѣшней формаціи Русскаго государства, и на Югъ, и на Востокъ отъ Россіи, -- пусть бы даже теперь и не съумѣли еще разумно справиться съ нашими новыми пріобрѣтеніями!..