ПРИЛОЖЕНИЯ

КО ВТОРОЙ ЧАСТИ.

К стр. 207.

Собр. Госуд. грам. и догов., 1813 г., т. 1, стр. 23. -- договорная грамота Новгорода с Великим Князем Тверским Борисом Александровичем, 1426--1461 гг.

А на сем на всем, Господине Князь Великий Борис Олександровичь, челуй крест ко всему Великому Новугороду. А старый, Господине Князь Великий, рубеж земли и воде дай промежи Тферью и Кашином, и Новгородчкой отцине, и Торжком и Бежичкым верхом; и Князь Великий Борис Олександровичь дал рубеж земли и воде промежи своего Великого Княженья Тфери и Кашина, и промежи Новгорочкой отцине, и Новоторжской земли и воды и Бежичкой, по Великого Князя грамоте Ивана Даниловича. А как почелует крест Князь Великий Борис Олександровичь к Великому Новугороду, а земли и воде даст старый рубеж, по Великого Князя грамоте Ивана Даниловича; ино дати Князю Великому Борису Олександровичу своего Боярина судьею на рубеж, а Великому Новугороду дати своего Боярина судьею на рубеж; а тым судьям судити порубежных людий, татей и разбойников с обе половине по хрестному челованью. А на кого възговорят из Новгорочкых волостей на Тферьского татя или на разбойника, а възмолвят нет; ино ему и потом не быти во Тферьскых волостех; а будет, ино его без суда выдати по хрестному челованью: а на кого взговорят из Тферьскых волостей на Новгорочкого татя или разбойника, а възмолвят нетъ; ино ему и потом не быти в Новгорочкых волостех и в Новоторжскых; а будетъ ино его без суда выдати по хрестному челованью. А судьи слати Князю Великому Борису Олександровичу и Великому Новугороду на рубеж через год. А Князю Великому Борису Олександровичу, и его братьи, и его детем, и его Княгини, и их Бояром земли и воды Новгорочкой и Новоторжской не купити, ни даром не принмати, ни закладщиков не держати. А хто почнет Новгородцев или Новоторжцов во Тфери жити, или во Тферьском Княженьи, или в Кашини, земля их к Новугороду, а Князю Великому Борису Олександровичу то не надоби: или хто почнет Тферичь жити в Новегороде, или в Торжку; земля их Князю Великому Борису Олександровичу, а Новугороду то не надоби. А имуть чего нскати на Новгородцех или на Новоторжчех; суд с Новгородцем в Новгородк, а с Новоторжцем в Торжку: или цего имут искати Новгородци или Новдторжци на Тферитяне; суд им в Тфери, а судити с обе половине по хрестному человавью, а посула не взяти с обе половине. А в Русе ив Торику имати у Тферичь гостиное по старине, а во Тфери у Новгородцев и у Новоторжцов имати гостиное и мыт по старине. А приведут Тферитина с поличным к Новгорочкому Посаднику или к Новоторжскому; судити его по хрестному челованью, а посуда не взята с обе половине; а приведут Новгородца или Новоторжца с поличным на Тфери к Великому Князю, или к его Наместнику; судити его по хрестному челованью, а посула не взяти с обе половине; а где орудье почнет, ту его и концать. А гостю гостити всякому с обе сторое, путь чист без рубежа; а ворот ты не заторяти и всякый гость пустити в Новгород; а силою ты гостя Новгородчкого и Новоторжского во Тферь не переимати. А черес рубеж ты в Новгородчкую волость и вНовоторжскую Дворян и приставов не всылати; а посломНовгорочкым, и Новгородцем и Новоторжцем ездити сквозе Киная Великого отцину Бориса Олександровича, путь чист бес пакости. А холопы, и робы, и беглеци выдати с оби стороне по исправе и по хрестному челованью. А на том на всем Князь Великий Борис Олександровичь челуй, Господине, крест к Великому Новугороду, по любви в правду. А похоцет Князь Великий на той грамоте за то ятяся; и Великий Новгород повелел за то ятися Павлу Федоровичу: или Князь Великий Борис Олександровичь того не похочет; ино ВеликомуНовугороду на Павла не помолвити.

Акты, собр. Арх. Эксп., т. 1, стр. 35. -- Грамота Белозерского Князя Михаила Андреевича и Великого Князя Василия Василиевича Федору Константиновичу.

От Князь Михайла Андреевича Федору Костянтиновичу. Присылал ко мне игумен Еким и старец Мартемьян Ферапонтовы пустыни и вся братья, старца Еустратья, а бил ми челом о том, а сказывает, что являл им староста Волоцкой мою грамоту такову, что им приимати к себе в волость, в твой путь, на Волочек, из Мартемьяновских деревень монастырьские половники в серебре, межень лета и всегды, да кто деи выйдет половник серебряник в твой путь, ино деи ему платитися в истое на два году без росту: и из пожаловал игумена Екима и старца Мартемьяна и всю братью, и ты бы манастырьских людей серебреников от Юрьева дни до Юрьева днине принимал, а принимал бы еси серебреники о Юрьеве дни о осеннем, и которой поидет о Юрьеви дни манастырьских людеи в твой путь, и он тогды и денги заплатит, а ту есми полетную подернил, а игумену есми и всей братьи от Юрьева дни до Юрьева дни из своих деревень серебреников пускать не велел, а велел есми тисеребреников отпускать за две недели до Юрьева дни и неделю по Юрьеве дни; а которые будут вышли в манастырском серебре в твой путь, и они бы дело доделывали на то серебро, а в ceребре бы ввели поруку, а осень придет, и они бы и серебро заплатили. А прочет сию грамоту да отдай назад огумену Екиму и старцю Мартемьяну и всей братьи.

Акты, собр. Арх. Эксп., т. 1, стр. 38. -- Жалованная грамота Великого Князя Василия Васильевича Троицкому Сергиеву монастырю.

Святыя деля Живоначалныя Тронцы, ее из Князь Великий, Василей Васильевичь пожаловал есми игумена Мартемьяна с братьею Сергиева монастыря, или кто по них иный игумем будет: что у них в Галиче две варницы да треться варница Семеновская Морозова, и из Князь Великий их пожаловал, с тех варниц немадобе им никоторая моя дань и тамга, ни поминок, ни плошки, ни иная никоторая пошлина, а которой соли противен есть, а сей соли монастырьской противня нет; а коли закличет мой соловар продавать мою соль, а монастырьскому соловару волно соль продавати и тогды, а мой ему соловар не возброняет. Да что им же дал Князь Юрьи Дмитреевичь двор попов Опурим, да что их деревня Гнезниковская, да деревня Верховье, да в Раменье их пустошь Красникова, да Рошково, да в Жилине их деревня Погорелое, на Горце, на Солде; и кого к себе в тот двор, да в те деревни, да и на те пустоши людеи окупив посадят, и тем их людем ненадобе моя дань, ни писчая белка, ни ям, ни подводы, ни тамга, ни восминича, ни мыт, ни коски, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, ни иная никоторая пошлина ненадобе, ни к старосте не тянут ни в которые пошлины, ни в которое дело, ни двора волостелина не ставят, а волостели мои Усолские и их тиуни к тем их людем доводчиков своих не всылают ни почто и не судят их ни в чем, опричь душегубства; а праветчики поборов у них не берут, ни иных ни которых пошлин. А смешается суд смесной их монастырьским людем с волостными людми, и волостели мои Усолские и их тиуни судят, а игуменов заказник с ними судит: а прав ли будет, виноват ли, монастырьской человек, и он в правде и в вине монастырьскому заказнику, а волостели мои не вступаются, ни в правого, ни в виноватого, в их человека; а волостной человек прав ли будет, виноват ли, и он в правде и в вине волостелю, а заказник монастырьской не вступается в волостного человека. А коли кто приедет мой пристав Великого Князя по их соловаров, или по их людей по монастырьских, и пристав мой им дает два срока в году, на Сбор да другой срок уговев Петрова говейна неделю; а опроче дву сроков на них кто на иные сроки срочную накинут, и кто что на них опроче тех сроков двою по тем срочным и безсудную возмет, ино та моя безсудная не в безсудную. А коли привозит монастырьской их заказник продавати соль в город, ино ему ненадобе моя тамга, ни восминичья, ни иная никоторая пошлина; а дрова монастырьскому соловару волно купити у моих людей. И через ею мою грамоту кто их чем изобидит, или кто у них возмет, быти в казни, а на ею мою грамоту иныя моей грамоты нет. А дана грамота на Москве, в лето 6961 Июля в 3 день. -- А сзади на грамоти написано: "Князь Великий".

Собр. Гос. грам. и дог., т. 1, стр. 76. -- Жалованная грамота Вологодского Князя Андрея Васильевича Кириллову монастырю.

Се яз Князь Андрей Василиевичь пожаловал есмь игумена Игнатиа с братьею Кирилова монастыря, или по нем кто иный игумен будет уПречистыя в Кирилове монастыре; что их деревни монастырские на Колкаче, и в те дни их деревни из моих волостей ездят попрашаи жита просити, также и мои дети боярские ездоки в тех деревнях ставятся и кормы деи и проводники у них емлют силно, да и псари деи мои с собаками в их деревни ездят полничити, и из Князь Андреи Василиевичь пожаловал игумена Игнатья с братьею: попрашаи жить просити в их деревни не ездят, также и ездоки мои в их деревнях не ставятся, ни кормов ни проводников у них не емлют, ни псари мои в их деревни полничити не ездят, ни по деревням по их не ставятся ни кормов не емлют; а кто попрашаи поедут по их деревням жить просити, или мои ездоки имут ставиться и кормы имати, или псари мои имут по их деревням полничити, и у кого что стравят силою, игумен Игнатей с братьею на тех сроки наметывают по сей грамате и учинят им срок перед меня Князя Андрея Васильевича.

К стр. 244.

Акты исторические, ч. 1, стр. 63. -- Послание Митрополита Фотия Псковичам.

Слышание мое, сынове, еже впреизначалных жителств ваших православных, еже межди вас, богоизбранного Христова стала, сущих ныне некоторых нововъзмущенных от пропинаемых диявольских сетей, и того яда отрыгновением, слышу, тех некоторых, яко отступлены от Бога, о своем хрестьаньстве небрегуще, но и чин великаго Божиа священьства и иночьства яко ни во что же полагающе, но и умаляюще.

Акты исторические, ч. 1, стр. 485. -- Грамота Митрополита Фотия.

Весте, еже из начала началственаго всяко ухищрение лукавьственое и попущение есть от сувостата врага дьявола на род человеческый, паче же того коварьств и многых сетей пропинаемых на род человеческый, убивством и татбами и иными таковыми Богу оттуждаемыми мерзостьми, и всеми таковымя далече от Бога сътворяя душа человеческая и кровь погыбели ниизпоревая: и ее убо оттуду древле, весте, коликым ухищрением того общаго врага дьявола, ради лакомьства, праотца вашего Адама на преслушание введе и рая изгна; того же пакы врага сетми и коварьствы, и Каина подвиже на убийство Авелево; и по сем того же супостата врага ухищрением, Июду от лика Апостольска отлучи и на предателство его введе, еже сребролюбья ради Творца небу и земли Июдеем прода; и по сих многочислены суть сети его, пропинаеми на род християньский, всякими прелестьми и мерзостьми душа человеческая отлучая.

Акты исторические, ч. 1, стр. 486. -- Грамота Митрополита Фотия.

И сего ради убо и выи? ты о сем пишу, яко да блюдении о сем, внимая, каковых откуду сприобщеваеши понеже прибегше в заветренее пристанище, в святую кую обитель, и въспримающе ту смирения великый ангельскый образ, и всяку нужу и скорбь обещевающе себе до последняго издыхания ту понести, и тое тогда о сем исповедание от Ангел написано есть и держимо в руку вашего Творца Христа Владыкы, к немуже таково обещание положихом, и явленно убо будет пред лицем вашим в день великого суда.

Акты исторические, ч. 1, стр. 95. -- Послание Митрополита Ионы Киевскому Князю Александру Владимировичу.

Божиею пак, сыну, благодатию и освящением Святаго Духа, господин ваш и сын вашего смирения, благородный и благоверный и благочестивый и христолюбивый Великий Князь Васялей Василиевичь, побораа по Божией церкви и по законе и по всем православном христианьстве, по древнему благолепию, разжишася сердечною теплотою и ревнуя святыим своим прародителем, благочестивому святому первому православному, равному святым Апостолом Царю Констянтиву и Великому Князю Владимеру, взирая в божественаа и священная святых Апостол и богоносных Отец святаа правила и во все святое божественное писание, и со всеми Святители своея земля, с боголюбивыми Епископы и с преподобными архимандриты, с честнейшими игумены и со многими духовныими мужми с разсудителными, и со всем священьством беседуя, съединяяся волне, во многия времена, и с вами с православными Князьми обсылаясь во вся места, а и нашия Русскиа земля обыскиваа старику, и по святым правилом и по разсужениу святительскому и священничьскому, и по старине, обыскав того, что переж того в Руси бывало поставленье Митрополитом, аще не на Москве ни в Володимере, но на Киеве: понеже, сыну, и о том добре веси, еже в тогдашнаа времена было господарьство того православного святаго Самодержца всея Русскиа земля Великого Князя Владимера на Киеве, а поставление бывало на Русскую митрополью Митрополитом, не токмо, якоже нывешного ради еже во Цариграде церковьного нестроениа, во токмо еже в господарьствех Русскиих Господарей со Цариградскими Цари негладости ради.

К стр. 286.

Розыск о раскольнической Брынской вере, часть 3-я,

глава 12, лист 492--497. -- О делех расколнических.

От града Вологды, в пути ведущем к Каргополю, на стране яже от моря, в месте пустынном, живяше некий враг Божий, волхв и чародей, пустынножителное носяй имя, и лицемерную имеяй добродетель, и мнимый бяше от окрестных поселян свят и преподобен; и мнози пришедши сожителствоваху тому, имуще его себе учителя и наставника. Не точно же мужей, но и жен и девиц та пустыня уже наполнилася бяше: учением бо его лестным и лицемерным житием, влекоми бяху к нему аки к великому угоднику Божию. Учаше же той окаянный мнимыйсвятец тайно, еже всем жити блудно без всякого зазора, глаголя: Яко несть грех плотьское совокупление по согласию, но любовь есть, токмо да не венчаетеся ниже да благословитеся всупружество. Некиа же человек от Вологды града, отягчен быв многими грехами, и в чувство пришед, каяшеся пред Богом. И положи обет, еже прочее время жизни своея пожити чисто, и ити в пустыню, да в безмолвии пожив, получить от Бога прощение грехов своих. Слышав же о оном пустынножителе, яко мнози к нему собравшеся живут в пустыне, пойде тамо, не ведый такаго их жития блудного. И пришед ко оному пустыннику и пустынножителей блудных началнику, моля его, да повелит ему при себе жити в пустыне яко же и прочым. Он же глагола пришедшему: Брате любимый, добре пришел еси к нам: ныне бо несть уже на земли церкви Божия: все уклонишася и непотребни быша, понеже в церквах поют и читают по новому; а у нас еще зде милость Божия покрывает, и новости ни каковои не приемдем, и крестимся по преданию блаженного Феодорита: а Никонова предания не приемлем: добре убо сотворил еси избежав о антихриста. Человек же той слышав сие, со умилением рече к нему: Аз, честный отче, молю тя, да наставиши мя на муть спасения, сего бо ради приидох ко твоей святыни, слышав твое по Бозе житие, могущее приводити душы ко Христу Богу, спаси убо мене жалающаго спастися. Окаянный же той пустынник отвещав, рече: Чадо доброе, подобает тебе прежде постом искуситися, да не яси ниже виении дни пиеши, дондеже вам известит о тебе Господь Бог, и тогда тя приимем с радостию. Он же обешася вся повеленная ему творити без сумнения, спасения ради души своея. Пустынник же повеле ввести его во внутреннюю едину от келий своих храмнику малу, яже бе присовокуплена ккеллии его, идеже сам живяше. В храминке же оной едино токмо бяще оконце, на путь зрящее, зеломалое, точию да свет будет в храминке, вход же затверди крепце, во еже всажденному никакоже изыти оттуду.

Пребывая же человек оный в затворе том дни три без пищи и пития, начат в стене келлии ко оному пустыннику творити малу скважию, между бревнами мох истерзая, и сотворив, смртряше что творит тои пустынник. Зрящу же ему оною скважиею, ее приидоша до пустынника два человека, глаголюще: отче святый, девицу оную беремянную Бог простил есть, родила младенца мужеска полу, что повелеваеши о нем творити. Той же окаянный мнимый святый пустынник, рече им: Не рек ли вам прежде сего, да егда та девица родит отроча, абие у новорожденного младенца можем подняв груди, измите сердце, и да принесите на блюде ко мне: идите убо и сотворите якоже рех вам. Они же абие отшедше, по малом часце принесоша на блюде древяном оное новорожденнаго младенца сердце, еще живо сущее и движущееся, и владоща ему. Он же взем нож, своими руками разреза е на четыре части, и рече им: Приимите сие, и в печи изсушив истолките. Сквернии же тии слуги окаянного оного пустынника, шедше сотвориша повеленное им, и паки принесоша к нему истолченное на муку то младенческое сердце. Пустынник же взем лист писчия бумаги, и на малыя бумажки раздробив, вложи по малой части истолченнаго сердца в те бумажки. И призвав некия послушники своя, рече им:Возмите бумажки сия со святынею, (чарование свое святынею нарек) и идите во грады, и веси и деревни, и входяще в домы глаголите людем, чтоб отнюдь не ходили в церковь, и у попов нынешних благословения не принимали бы, и к ним бы не исповедалися; и никаковой святыни церковной не причащалися бы: а крест бы на себе творили двема персты, а троеперстного сложения да никакоже приемлют, то бо есть печать Антихристова. И аще вас послушают или не послушают, вы от сего данного вам истолчения, тайно влагайте им в брашно или в питие, или в сосуд идеже у них вода бывает в дому, или в кладязь. Егда от того вкусят, тогда к нам обратятся на истину, и имут веру словесам вашим, и самоизволнии мученики будут.

Сия видев и слышав седяй в затворе человек, весь от страха оцепене, и не ведяше что творити. Начат же прилежно молитися ко Господу Богу и Троице Святей славимому о своем от таковыя беды избавлении, и крестное знамение на себе начат трема персты творити: (прежде бо двема персты то творяше, якоже от скверного оного пустынника научен бысть). Бог же молящыяся ему в бедах слушаяй, человеку тому в затворе сидящему, посла свобождение сицевым образом: Во утрие купцы некия путем мимо келлии тоя грядяху; затворенный же тих узрев, и рукою ко оконцу призвав, исповеда им тайно вся яже о себе и о пустыннике, что виде, и что слыша, и моляще их, да избавят его оттуду. Како же бы им его избавити, научи: да скажут, яко раб их окрад имения их, бежа, и крыется зде, и да молят пустынника, отдати им раба их. Купцы же сожалевшеся зело о затворенном том, притворишася, аки бы ищут раба своего окрадшого их, и бежавшого от них, и аки бы уведаша, яко крыется в пустыне той: и молиша пустынника того, да отдаст им раба их. Пустынник же призвав от затвора человека, глагола ему: Что ее сотворил еси брате, оболстил еси нас, сказуяся аки бы спасения иский, ты же окрад господей своих, притекли еси к нам. Человек же той пад на землю, глаголаше: Согреших отче на небо и пред тобою, злии люди на сие мя наусташа; но молю тя, да не предаси мя вруце господей моих, яко не быти мне живу от них. Пустынник же рече: Иди брате, и служи им, якоже велит Апостол: Раби повинуйтеся господем своим. Моляше же пустынник притворных господеи тех; да не сотворят зла рабу своему, аще имение их возвратит. Они же даша слово пустыннику, еже не озлобити раба своего, и поемше человека того отидоша.

По отшествии же купцов тех с человеком оным, возвещенно бысть пустыннику, яко вся тайны его ведомы сотворишася купцем оным от человека бывшого в затворе. Пустынник же той собрався со всеми ученики своими и мужеским полом и женским, и келлия оныя сожег, иде в пределы великого Новаграда, и вселишася в пустыни на езере некоем, в монастыре Палеостровском, и завладеша монастырем тем: начаша бо и тамо к нему мнози от окрестных весей собиратися, учением его лестным прелщаеми, и волшебством привлекаемы. Слышав же о них преосвященный Корнилий Митрополит великого Новаграда, посла к ним честныя мужы от духовного чина и мирского, увещати я к согласию церковному. Тии же развратники пустынножители с предводителем своим, не точию увещания не послушаша, но и погибели предашася. Ибо хуливше первее много святую церковь и вся православныя христианы, затворишася в момастыре том, и зажгоша церкви, и келлии, и ограду окрест, и тако все с монастырем сгореша и погибоша.

Кстр. 311.

Проповеди Стефана Яворского. Москва, 1805 года, часть третья, стр.

Хвалю я сию звездочетцов мудрость, что время жатвенное львом изобразили, и по их разумению без льва жатва быти не может. А о Марсовой победительной что возглаголем жатве? О воистинну без льва Марсовов быти несть мощно! Свидетельствуйте истинне вы все, которые духом Марсовым дыхаете, непреодоленнии кавалери Российстии! Может ли жатва ваша победительно быти без льва, без мужества? Орете мужественнии воини мечем аки ралом, по шиях неприятельских аки по нивам мещете семенатрудов ваших, кровавыми дождями орошаете Марсовую ниву, а победоносная жатва под таким знамением созревает. Под знамением льва не имелибысте так изобильного в победные лавры и финики процветающего жнива, аще не бы в сердечном вашем зодиаке яснело знамение льва, то есть мужества. Под сим то знаком созревают вам класы мечем победительным пожинаемые. Засеваете горчичныя зерна, горькие труды полагающе, но жатва победы о коль сладка!

Феофана Прокоповича Слова и Речи. Спб. 1765 года, часть 3, стр. 279.

Видели мы уже, колико грех тяжкий есть грешнику, посмотрим еще сколь и другим, он мерзок и заразителен. В первых яко же тело прокаженного нестерпимый смрад от испорченных влажностей из себе испускает, так и грешник, а наипаче мерзостями телесными зараженный хотя бы не ведаю в какие скрылся углы, однако явит его мерзская воня, еже не иное что ести только гласный слух и слава о делах его.Яко же благо; ханием Христовым святый Апостол доброе имя Христианское нарицает, так и злых людей исполненную бесчестия славу не иным чем, как только сатанинским смрадом подобает называти. А что еще дивнее, нещастливый всяк сицевый хотя бы о нем, что, он таков, и никто не знал, однако сам себе будто по неволи являет, не может болезни своей утаити. Худо, как то не ведаю, пахнут и повороты и ход такового, и взор и поглядывания, и шутки: а наипаче из уст адский некий смрад исходит.

К стр. 291.

Манифест о действиях изменника Гетмана Мазепы ко вреду Росси.

Божиею споспешествующею милостию, мы пресветлейший и державнейший великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевичь, Самодержец Всероссийский и пр. всем вообще коемуждо особливо же верным нашим подданным Малороссийского народа духовным и мирским объявляем: что хотя мы, в первых своих граматах о всем на выданные неприятельские Шведские и изменника Мазепы прелестные к народу Maлороссийскому письма, с явными доводами описали в каком намерении к порабощению народа Малороссийского оный неприятель с изменником богоотступным Мазепою согласясь, в сей край пришед; також и каких ради праведных причин, мы, Великий Государь сию войну против короны Шведской начали, так что и не потребно б было более сего повторяти. Но понеже нам в сих числех донесен выданный за подписью и печатью Короля Шведского от 16 декабря месяца прошлого 1708 года бесстыдный универсал на Малороссийском языке, который наполнен грубой лжи, касающейся высокой персоны нашей, и ради нескладной, явной всем и простым, а не то что умным людям лжи, самохвальства и кичения, его удобнее может студным и возмутительным пасквилем нежели королевским универсадом назван быти. И хотя мы, Великий Государь, во всю сию, с Королем Шведским, войну, от всех таковых бесплодных и между политическими и христианскими зароды, а не то что коронованными главами незвычайных хул к персоне его Королевской как в письмах так и в разговорах удерживались, однако принуждены были уже многократно от него такие Королевским особам неприличные худы особе своей, славе народа нашего касающиеся высокодушно сносити и наипаче оные правостью оружия вашего, нежели тщетными взаимными укоризнами письменными оную обиду нашу мстить намеряя. Но ныне видя в сем названном универсале наипаче прежнего оные хулы и лаи, меру превзошедшие и како признаваем по совету и составлению богоотступного изменника Мазепы подданным нашим Малороссииского народа для возмущения выданные; принуждены на оные взаимною мерою ответствовать повелети не для такого намерения, яко бы мы чаяли, что оные клеветы у верных наших подданных веру обретут, в чем не сомневаемся, видя к себе непоколебимую верность оных; но наипаче дабы не вменил себе вышеписанный и самохвальный наш неприятель то вразум и похвалу, яко бы не могли мы студную его ложь ясными доводами опровергнути. И первое объявляется в том его клевет исполненном возмутительном письме: будто бы преломив мирные договоры с тиим Королем Шведским без причины воевать провинцию его начали; и то первое есть ложи ибо уже довольно в первых грамотах наших праведные причины начинанию сея от и войны объявлены, что мы, мстя свою персональную и послам нашим нанесенную обиду в Риге, за которую управу на грубого Губернатора Рижского по публичному прошению нашему чрез послов Шведских учиненному, он Король Шведский вам дать явно отрек; також и для отыскания и превращения от многих столетних времен предкам нашим, Великим Государям Российским принадлежащих провинций: Ижерской и Корельской, которые корона Шведская, по истине рещи, изменнически, а не честным военным способом во время трудных и от неприятелей иностранных в Российском Государстве тогда свирепствующих по обычаю своему древнему как со многими Государствы оная корона тож учинила, вкравшись притворною своею приязнию и будто помощию, за мирным постановлением вероломно и неправедно отторгнула и вначале будто в залог в претендованных никаких деньгах хотя и за непоказанную помощь, но несколько оными завладела; а потом усмотря наше труднейшее Российскому Государству военное время с Королевством Польским, взятием коварным Новаграда и добыванием Пскова до невольного уступления оных вышепомянутых провинций принудила. И понеже всякий Государь обязан усматривая доброй случай о привращения неправедно от Государств своих отторгнутого старание свое прилагати; того ради невинно сея гордый неприятель нас Великого Государя такими хульными словесы за то поносит не имея силы оружием оные отобрать; и того ради ищет, по древнему обычаю своих вероломных предков, подысками и изменами и возмущениями бесчестных подданных против Государя своего ктому намерению достигнути; ибо оные предки его не токмо от нашего Российского Государства, но и от Римского Императора и от Датского и Польского Королевств, многие пространные провинции и города неправедно и вероломно за трактами и союзами отторгнули и завладели, усмотря смятение междоусобное или иностранных неприятелей на те Государства тогда сильно наступающих; как и он Король оным последуя в сей воине не своею силою оружия, по наипаче изменами и учиненными факциями и возмущении подданных в Польше и Саксонии большую часть делисправил и в силу пришел; ибо под образом защитителя вольностей в Польшу и Саксонию вменясь и подданных обольстя, права их и вольности переламов и имении пограбя войско свое гладное и безоружное размножил, вооружил и удовольствовал; и под таким же образом и злым намерением склоня изменника Мазепу обещании своими, вошел в Украину, хотя ему поработить народ Малороссийский и отторгнуть от нашея державы, принесть паки под прежнее несносное ярмо Польской и послушника воли своей, Лещинского, как то явно народу Малороссийскому доказано и из перенятого подлинного листа изменника Мазепы, к Лещинскому писанного показано, вкотором письме оной его на завоевание Украйны призывает, называя его Государем своим, а Малую Россию наследием оного. Из чего их враждебные умыслы о порабощении сего народа явные, хотя в сем своем письме, Король Шведской ложно того отрекается, объявляя, будто никогда того ненамеривал, чтоб Украйну Польше завоевать и от Польши себе, что присвоить: на то первое уже явно из письма помянутого Мазепина к Лещинскому писанного; второе ж из присвоения Княжества Курляндского к Шведской области, в котором и Губернаторы Шведские уже постановлены. Что же напоминает Король Шведский о преступлении изменническом Мазепы, будто б первенствующими народа Малороссийского, и что по прошению будто народному то учинено, для отвращения раззорения и получения обороны сему краю, и то явное ж всему народу Малороссийскому ложь и обман; ибо известно им самим, что собою и без совета и ведома народного, оный богоотступный изменник Мазепа ту измену учинил длясобственной своей тщетной славы и властолюбия, и факциями своими в сей край, впроводил неприятеля изнищалое и оголодалое войско Шведское паки отчасти поселил, которое при Смоленских рубежах при продолжаемом проходе с гладу и нужды стояв и от войск наших достатку разорено быть могло. И кто же из Малороссийского народа кроме самых малых единомысленников и поставленных в знатные уряды особ при нем изменнике ныне остались, из которых многие пребывая в крепком карауле Шведском не могущи убегнути тамо остатися принуждены; ибо от какой бы неволи всему народу Малороссийскому обороны себе еретической требовати когда под высокодержавною вашею рукою в таком нарядном и довольном состоянии, при вере благочестивой, при правах и вольностях своих, живучи, день от дня умножался; понеже мы, Великий Государи ниже пенязя в казну свою со всего Малороссийского народа никогда и брали и не требовали, но разве от того ж изменника Мазепы какие обиды и налоги без ведома нашего свой претерпел и кроме службы их звычайной казацкой во время нужное и военное ничего с них не спрашивали себе; а какую добротливость король Шведской по тому своему фальшивому обещанию к народу Малороссийскому по вступлении своем в сей край являет и како свой раззоряет и какими тяжкими поборами под видом несносных провиантов отягчает, то темизвестно, в которых местах они Шведы были; також как уже многие места свирепо по указу его позжены и невинные жители, яко верные Государю своему тирански порублены. Что же принадлежит о самохвальных его Короля Шведского ложных объявлениях о победах будто над войском нашим, причитая уступления войск ваших с доброго воинского рассуждения учиненное для утомления его войск к побегу. И тако надлежит то по осмотрении имети, что в нынешние веки и сильнейшие и обученнейшие войска и славнейшие генералы, кроме отчаянных вертоглавов, без крайней нужды и усмотренного фортелю, никогда до главной баталии не приступают; но воинские свои действа отправляют вымыслами, утомляя неприятеля маршами и партиями; ибо трудно на одной баталии главное участие и благосостояние своего Государства отважить; но с помощию Вышняго мы усмотря удобное время и место и от оной баталии не отречемся. Какие же однако с помощию Вышняго воинскими нашими действы приключены неприятелю уроны, то признавают сами Шведские главнейшие особы в перенятых от них письмах до Шведской земли писанных, також и взятые от них пленные и приходящие непрестанно перебежчики; ибо из главного Королевского войска близь половины, по выходе из Саксонии, оного убыло, и не то что удивлению, то смеху достойно, что в том письме Шведского Короля не токмо Головчинскую акцию, при которой они однакож вдвое или больше перед нашими людей потеряли, но и побиение части своего войска при Черной Капе, где 6 знамен их взято, но что еще удивительнее и совершенную победу над Левенгауптом, который от 1600 человек войска, на силус тремя тысячами к нему Королю привел и все пушки и большую часть знамен потерял и с 8-ю тысячами возов нашим в добычу оставил, которое все и с 1500 пленных в Смоленск явно в знак победы привезено так, что едва оный Генерал вплавь с остальными чрез реку бегством спастись ушел; однакож себе с бесстыдною в лице всего света ложью впобеду и побиение нашего войска приписует; такоже и Генерала Либетрова корпуса разрушение, который видя свою погибель, постреляв всех у конницы своей коней насилу с остальными людьми на корабли ушел, признать не хочет; и не знам о, какими никогда бывалыми будто находками над войски нашими хвалятся, где всегда войска не мало потерял, яко и на Десне, которой ради удержание, ради крутых с другой стороны берегов и наступавших морозов, от которых оная в некоторых местах покрываться льдом было уже начала и ради потребного взятия Батурина с единомышленниками Мазепиными не возможно было, но по знатном уроне неприятелю приключенном войски нашими для потребнейшихдействий оттуда отведены; такоже он Король Шведский и урок своих под Сенным от наших войск претерпенной с явною ложью себе в выигрыш приписует. О которых всех тщетных похвальбах более смеху нежели почтения достойных не рассуждаем потребно быть распространять ибо оные их лжи и самохвальство всему уже свету известны и никто в Европе их Шведским разглашаемым ведомостям яко от всегдашних лживцев происходящих веры не подаст и Король их лживый во всей Европе никому не имоверен. Но уповаем мы при помощи Вышняго, во время удобное ему гордому неприятелю своему в самом деле оружием нашим показать, что то его поношение войск наших ложно, как и Левенгауптов корпус, который усильнее нашего корпуса числом был, то довольно чувствовал; что же принадлежит лживой его Короля Шведского клевете, где прикрывая ненависть свою к благочестивой вашей церкве и православной вере и знатно по злобному и боготступному совету Мазепину напоминает будто оное, Великий Государь, с Папою Римским и соединении веры праотцем; и то паче посмеянию нежели имоверно достойно, и да сохранит нас Вышний дабы мы, яко поборитель о благочестии и в мысли о том имели; чего во веки истиною доказати никто не возможет. А что он в довод тоя лжи представляет, будто от нас позволены Римлянам Костелы на Москве имети и иезуитом школы отправляти: и то не есть новое от нас позволение, но от предков наших, Великих Государей, Царей Всероссийских, для иноземцев в службе нашей сущих и в государствах наших купечество отправляющих позволено, не одной Римской но и Лютеранской и Кальвинской веры костелам быти и школы им для обучения детей их держати в одной Немецкой слободе, где они живут; в Казани же и Астрахани и Сибири и в иных ваших землях позволено издревле и бусурманам мечети, а Калмыкам и иным поганым мольбищи свои имети; и знатно что ввержены сии лживые плевелы по внушению воровскому Мазепину, для наведения какого либо на нас, Великого Государя, подозрения и для прикрытия показанного грабежа и ругательства Шведского церквей благочестивых и святыни в Литве и в здешнем Малороссийском крае, о чем пространнее прежде сего объявлено. Обнадеживание же его Короля Шведского здешнему Малороссийскому краю обороны, как ложно, так и невозможно; ибо как может он в таком отдалении земель своих от сего края пребывая, оной оборонять? К тому же укоряет он вас отягчением земель наших не объявляя о себе, како его земли от многих поборов и выборов рекрут так разорены, что многие пусты остались; а провинция Лифляндская, которую предки его за клятвою при таких кондициях, что оная при вольностях и правах своих содержана быть имеет, из под Польской власти отторгнули, в такую неволю отец его и он поработили, какой больше нигде быти не может; ибо всю шляхту, без всяких причин, маетностей их и имений лишили и откупщикам оные отдали, которые же из них знатные, на привилегии свои ссылаясь, просили в том пощады, вносили протестации, и тих многих мучительными смертьми тирански казнили. Однакож не устыжается он Король Шведский такие свои немилосердия к подданным на нас возлагати, чего вам доказать не может; ибо мы всех подданных своих при правах и вольностях их не нарушимо всегда содерживаем, а особливо Малороссийскому народу все обещанное при принятии их под высокодержавную отца нашего блаженные памяти Великого Государя Его Царского Величества руку содерживали и впредь содерживать будем. Прочие же его Короля Шведского против коронованных глав обычая нанесенные на нас клеветы и хулы, сокращения ради не рассуждаем достоины быти ответу, ибо не надлежало б потентату честолюбивому обходиться такими возмутителям одним обычными делами; но наипаче мы уничтожая оные, яко самые клеветы милуем и токмо вышеписанное верным нашим подданным на улику лжи втом хульном письме содержанной объявить сие потребно быти рассудили, напоминая им притом паки Милостиво, дабы на сии злодейственные к конечной погибели и порабощению их с совета изменника Мазепы вымышленные прелести не смотрели, и ни обещаньями, ни угрозами неприятельскими, себя от начатой своей к нам Великому Государю, верности отступать не допускали; но оному при Великороссийских наших поисках везде мужественно отпор и промысл над ними чинили; ибо уповаем на милость Вышняго, что вскоре оной неприятель наипаче утомлен и от нашего оружия поражен и из государств наших выгнан будет и оные верные наши подданные по прежнему при правах и вольностях своих вечно в покое и тишине благополучно жительствовать могут; от нас же за ту свою показанную верность вящшую милость и награждение получат.

РЕГЛАМЕНТ КРИГС-КОМИССАРИАТУ.

8) Когда будут в полках офицерские плацвакансы и на те места будут присылать указы от генерал-фельдмаршалов: я те указы принимать и по оным в заплате исполнять от нижнего офицера даже до подполковника; токмо в окладах смотреть, чтоб авансирующий на ваканс чрезвычайного оклада не получил, кроме пововыезжих иноземцев, которые в его Царского Величества в службу по капитуляциям призываны и дабы теих капитуляции в ордерах генерал-фельдмаршалов именно были описаны, а от генерал-аншефтов, которые отлучатся от команд генералов-фельдмаршалов принимать ордеры в повышении чинов от вышнего даже до капитана и в заплате те чинить, как о том в сем пункте вышепомянуто. А ежели от помянутых господ генерал-фельдмаршалов и прочих генерал-аншефтов будут ордеры присыланы выше градусов помянутых чинов, хотя и на плац-вакансию: о том отписываться с вышним комиссариатом, а между тем оным повышенным персонам или вновь принятым в службу Царского Величества выше тех оффиций жалованья удержать, дабы резолюцию получить от вышнего Коммиссариата, под прещением, как в 4-м пункте помянуто, кроме именного его Царского Величества указа, о котором именно в указах будет объявлено.

12) Впрепозициях учрежденного Коммиссариату Г-м Губернатором предложено, дабы увсякого полка был особый коммиссар, которые всегда будут под повелением Обер-Кригс-Коммиссара требовати и те Цаль-Коммиссары всегда должны безотлучно быти при тех порученных им полках для заплаты, куда оные ни будет в марш определен; а настиговать фискалам в обеих местах в братье и краже денег при коммиссарстве и прочего, как казенного, так и с людей на квартирах и по всюду, а в неисполнения службы, убийствах, драках и прочих преступлениях подобных им у генералитстства.

13) Смотреть того, чтоб никто, как из вышних так и из нижних Г-д офицеров не употреблял как драгуна, так и солдата и всего данного из казны Царского Величества к своим услугам и корысти, чего ради фискалы должны в том обсервовать и противу тех у Коммиссариату протестовать и по протестации помянутых фискалов во отлучении главного Коммиссариату, Обер-Кригс-Коммиссар должен доношение иметь главному командующему, дабы того, на кого протестация подана будет, отсылать для розыска и наказания втом деле совершенности до коммиссарства и потому соверша инквизицию требовать офицеров кКригс-рейху, а потому делу окончание чинить, как сентенция буде подписана. Будет же дело великому валеру и знатнему убытку состоит; описываться с главным Коммиссариатом; а ежели к тому розыскуобязана, будет Генеральная персона; то приняв у фискала протестацию ежели не в дальности будет отстоят, писать тако ж до главного Коммиссариата, а будет разлучится в дальности о том чинить, не описываясь, розыск, как о том вышепомянуто, дабы между тем в переписке его Царского Величества интересу чего не упустить.

Именный данный Сенату.-- О примирении Короля Польского с Речью Посполитою на предложенных кондициях со стороны Царского Величества.

Г-да Сенат! О сдешнем объявляю, что дело между КоролемПольским и Речью Посполитою почитаю окончали, ибо пункты на чем быть миру между Королевскими Министры и послами Конфедератскими здесь на мере поставили и обе стороны приняли, и отданы послу Кидаю Долгорукому, который едет в Ярославль и там яко медиатор при съезде вершить будет, с которых посылаю при сем список, из которых увидите, что сами так себя обязали в волю медиаторскую, что впхнуть нельзя.

Кондиции, предложенные со стороны Царского Величества к примирению меж его Королевским Величеством и чинами сконфедерованными Речи Посполитой и войск обоих народов с случая ссор между ими и войски его Королевского Величества Польского Саксонскими учинившихся, чрез интерпозицию его Царского Величества, на которые его Царское Величество Королевское Величество для имеющей своей приязни к Речи Посполитой, склонять изволил, и его Королевское Величество уже склонность свою к соизволению явить обещал, и понеже его Царское Величество рассуждает, что оные согласны с желанием Речи Посполитой, того ради уповать, что и от оных приняты будут.

1) Чтоб конгресс, как наискорее учинен быть мог и для трактования Король своих пленипотенциаров послать соизволяет, и дабы Г-да Конфедераты своих пленипотенциаров с пленипотенциями туда назначили, а место конгрессу к тому примирению определяется быть в Ярославле по предложению Г-д послов.

2) Время же оному конгрессу назначинается быть в средних числах Маия по новому стилю.

3) Чтоб с посланным ныне офицером от его Царского Величества Конфедераты прислали к послу, Князю Долгорукому, который определен от его Царского Величества, яко медиатора, полномочным послом на тот конгресс, пашпорты для его и Королевских пленипотенциаров, которые имеют на съезд ехать, и дабы на имена во оных оставлено было место, чтоб его Королевское Величество по своему изволению мог кого определить в оные вписать, кого он соизволит послать, также его Королевское Величество також будет тем доволен, кого они от себя похотят на тот конгресс послать и для того б прислали и они роспись, кого к тому конгрессу от себя назначинают, против которой и к ним для свободного проезду от его Королевского Величества паспорты присланы будут, також, чтоб с обеих сторон в войсках публиковать и на крепко приказать, дабы почты для пересылки с обеих сторон имели свободное хождение.

4) Такожде и курьерам с паспортами с обеих сторон, и прочим людям, на тот конгресс приезжающим, свободный проезд был.

5) Чтоб на месте конгресса войску быть с обеих сторон по 300 человек пехоты для караулов.

6) Обещается, что тотчас сначала оного конгресса, при объявлении армистиции, отставление всех неприятельских поступков, також и контрибуций должно иметь быть соглашено вдруг с обеих сторон.

7) А по заключении трактата, вывод всех войск Саксонских из Полыми и Литвы, во время 4-х недель за границы имеет быть учинен и не оставит Король более из своих Саксонских войск в землях Речи Посполитой кроме гвардии по статутам в 1200 человеках состоящей, которую однакож на своей плати содержать изволит.

8) Сейм его Королевское Величество, по скончании трактата, назначить соизволяет как наискорее.

9) Чтоб Речь Посполитая его Королевскому Величеству довольную безопасность дала и обязалася, что она, по выходе Саксонских войск, в случае нового нападения Короля Шведского, пока сия война не кончится, сама себя и Королевское Величество оборонять будут, не требуя тогда от Королевского Величества какого вспоможения.

10) Чтоб разрешение и отставление обоих конфедераций войсковой и воеводств, по выступлении за рубеж в 4 недели, после окончания и подписанного договора, войск Саксонских, наидалее потом в 2 недели действительно следовало под кондициею, что внутренняя безопасность, как в целости персон, так и в имении их в трактате с обеих сторон заключена и постановлена была.

11) Чтоб совершенное безопасение его Королевскому Величеству исходатайствовано было, против всех, как внутренних замешаний, так и особливо против Шведских адгерентов и всяких иных наружных неспокойств. Сие ныне за фундамент предлагается.

И Его Царское Величество, ради постановления и заключения трактата между обеими сторонами, определяет с своей стороны, яко медиатор на тот конгресс своего чрезвычайного и полномочного Посла Действительного Тайного Советника Господина Князя Долгорукова, снабдя полною мочью и стакою инструкциею, дабы имелдобрыми своими средствы обе партии к примирению принести, а ежели которая партия на добрых кондициях, которые согласны суть с правою, как выше изображено, паче чаяния помириться не захочет, чтоб в таком случае он посол объявил, что его Царское Величество другую партию возмет ипротив той, которая примириться не хочет, себя объявить, на что в нужном случаеиметь будет он посол полной указ к Генералу Царского Величества Рену, чтоб оный по его определению с войски Царского Величества из Украйны маршировать и против того действовал, кто внутреннему покою противен, на что его Королевское Величество, делпя истинное намерение к примирению, соизволил; також обещает его Царское Величество Г-дам сконфедерованным чинам трудиться, чтоб тот трактат от его Королевского Величества содержан был{Таковые кондиции подписаны и заключены с обеих сторон министрами апреля в16 день 1710 года.}.

П. с. з. Р. И. т. V. стр. 596--7. 3244. -- 1718 Ноября 26. Именной.-- Об определении в губерниях должностных людей, согласно с Шведским Земским Управлением о даче им инструкций и о введении в С.-Петербургской Губернии нового управления с 1-го Июля.

В губерниях, всех людей во всем управлении определить, нам дать инструкции и прочие порядки все против Шведского (или что переправя), дабы все распорядить нынешним годом; а в правление ее вступать им с будущего 1750 года, но управлять по старому, а с 1720 года почать по новому.

А дляпримера лучшего, вС. Петербургской Губернии зачать с 1-го июля по новому управлять.

Роспись чинам:

1) Ландс-гевдинг, Голова земский.

2) Обер-ландсрихтер, Вышний земский судья,

3) Ланд-секретарь, Земский Дьяк.

4) Бухгалтер, Земский Надзиратель сборов.

5) Ланд-рект-мейстер, Земский Казначей.

6) Ланд-фискал, Земский фискал.

7) Ланд-мессер, Меженщик.

8) Проссол, Староста тюремный.

9) Ланд-комиссар, Земский Комиссар.

10) Ланд-рихтер, Земскмй Судья.

11) Лаед-шрейбер, Подъячий Земский.

12) Кирхшпиль-Фохт.

П. с. з. Р. И. 670 стр. 3316. -- 1719 Марта 3. Именной. -- Об утверждении и исполнении приговоров Военных Судов.

Великий Государь указал: над всеми офицерами и рядовыми, кто какого чина ни будет, которые подержанными над ними кригсрехты явятся не в смертных винах чинить экзекуцию при тех командах, где такие кригс-рехты будут держаны однако наперед, те кригс-рехты конфирмовать командующим теми корпусами генералам. А которые офицеры приличатся в смертных винах и те кригс-рехты подписав под ними командующим генералам свою сентенцию, для совершенной конфирмации присылать в Военную Коллегию, а в Военной Коллегии текригс-рехты конфирмовать и о экзекуции докладывать Самому Его Царскому Величеству, а без того экзекуций не чинить. А над унтер-офицерами, над рядовыми и неслужащими, которые приличатся в смертных винах: чинить экзекуцию по конфирмации в Военной Коллегии.

П. с. з. P. И. стр. 691. 3350 -- 1719 Апреля 9.-- Декларация о Коммерции на Балтийском море.

Его Царское Величество Всероссийское повелел всем Своим при иностранных неутральных держав дворах и городах пребывающим министрам и агентам высокие Свои Указы дать: помянутым Державам и городам объявить, чтоб оные ныне домогались Королевство Шведское к тому склонить, дабы купецким кораблям всех их подданных, которые как в Его Царского Величества, так и Королевства Шведского на Северном и Балтийском мори лежащие пристани Коммерцию свою отправлять намерены суть, свободно и без препятствия ходить позволено было; и того ради всем их военным кораблям, регатам и арматорам крепко заказано было: ни из вышепомянутых мест в пристани Его Царского Величества идущих, ниже оттуда с грузом возвращающихся купеческих кораблей брати по оным свободную и невозбранную навигацию позволить. И ежели Швеция без всякого исключения и изъятия на все товары генерально позволит, то Его Царское Величество равным образом из вышепомянутых мест, с какими б товарами оные ни были, в Швецию идущим и оттуда возвращающимся купеческим кораблям свободный и невозбранный проезд позволить, и для того всем своим военным кораблям, фрегатам и арматорам именно запретить повелит оным в торговле и проездах их ни малейшего препятствия не чинить. Но ежели Швеция по предложению вышереченных Держав и городов нагруженным купеческим кораблям в пристани Его Царского Величества хотя на свободной пропуск позволит, однакож с изъятием некоторого, что оные тогда за контрабанд почесть, и длятого с оными вещами брать велит, то Его Царское Величество тож Себе предоставляет, и в рассуждении того повелит своим военным кораблям и фрегатам те торговые корабли из вышепомянутых кораблей в Швецию идущие, которых товары контрабанд не могут почтены быти, свободно допускать, но прочие которые с контрабандом будут, кому бы оный ни принадлежали, по учиненному осмотру брать и приводить велит. Единым словом, ичто Швеция в таком случае себя декларует, то и от Его Царского Величества позволено будет, но ежели помянутые неутральные Державы и города Королевству Шведскому как прежде сего коммерциум в России не токмо запретить, но и весьма запереть стараться будет то Его Царское Величество противу того равным образом поступит, и всем Своим военным кораблям и фрегатам указы дать повелит, дабы всех тех неутральных Держав и городов в Швецию идущие и из Швеции возвращающиеся купеческие корабли со всеми нагруженными купеческими товарами без разбора брать и приводить, еже тогда Его Царскому Величеству помянутые Державы и города никоим образом зазрить, ниже за несправедливо толковать не могут; ибо Его Величество никоим образом снесть того не может, чтоб его неприятель чрез коммерциум и взятие тех многих знатных призов к продолжению войны против оного одного так великие авантажи получил. До нонеже в сей Декларации токмо неутральные Державы и города упомянуты, а Его Царского Величества высоких союзных подданные в том не выражены и то учинено того ради, понеже оные и без того насилы между Его Царским Величеством и оных высокими принципалами учиненных союзов, в том обязаны, и ради великого резона весь коммерциум в Швецию яко общего неприятеля запретить и всем удобомышленным образом Королевству Шведскому, как в коммерции, так и в прочем ущерб чинить и ни до малого авантажа не допускать, того ради оным сим декларуется, что их корабли ни в которое время свободны не будут. Но ежели некоторые из купецких кораблей, которые в Швецию пойдут или оттуда возвращаться будут и оные от Его Царского Величества военных кораблей, фрегатов и арматоров на море найдены будут, то оные от них без дальнего рассмотрения взяты быть имеют, разве когда наперед кому из оных кораблей о свободном пропуске у Его Царского Величества потребныепасы исходотайствованы будут. И дабы каждый по сему поступать и от всякого следования благовременно предостерегать себя мог, и того радии сия декларация напечатана и всюду публикована.

ПРИЛОЖЕНИЯ К ТРЕТЕЙ ЧАСТИ.

Вот указание, критическое отчасти, поэтических мест в стихотворениях Ломоносова.

В одевторой:

Взойди на брег крутой выской,

Где кончится землею понт;

Простри свое чрез воды око,

Коль много обнял горизонт;

Внимай, - как юг пучину давить,

С песком мутит, зыбь на зыбь ставит,

Касается морскому дну,

На сушу гонит глубину (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1, стр. 93. 90. 103.

Последний стих напоминает стихи Языкова;

И бегут чрез крутояры

Многоводной Ниагары

Ширина и глубина.

И так вот где отозвалось это смелое и прекрасное употребление слова.

Из оды пятой:

На встоке, западе и юге,

Во всем пространном света круге

Ужасны Росские полки

Мечи и шлемы отложите,

И в храбры руки днесь возмите

Зелены ветьви и цветки.

Союзны царства утверждайте

В пределах ваших тишину,

Вы бурны вихри не дерзайте

Подвигнути ныне глубину.

Как сладкий сон вливает в члены,

Во дни трудами изнуренны,

Отраду, легкость и покой,

Как мысль в веселье утопает

О коль прекрасен свет блистает,

Являя вид страны иной!

Там мир в полях инад водами;

Там вихрей нет, ни шумных бурь;

Между млечными облаками

Сияет злато и лазурь.

Теперь во, всех градах Российских

По селам и в степях Азийских

Единогласно говорят:

. . . . . . . . . . . . . . .

Не будет страшной уж премены

И от Российских храбрых рук

Рассыплются противных стены

И сильных изнеможет лук. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1, стр. 93. 90. 103.

Из оды шестой:

Нам в оном ужасе казалось,

Что море в ярости своей

С пределами небес сражалось,

Земля стонала от зыбей,

Что вихри в вихри ударялись,

И тучи с тучами смирились,

И устремлялся гром на гром,

И что надуты вод громады

Текли покрыть пространны грады.

Сравнять хребты гор с влажным дном.

Сладка плодам во время зною

Прохлада влажныя росы.

И сон под тенью древ густою

Приятен в жаркие часы

Да возрастет Ея держава,

Богатство, щастье и полки,

И купно дел геройских слава;

Как ток великия реки

Чем дале бег свой простирает,

Тем больше вод в себя вмещает,

И множество градов поит;

Разлившись на поля восходят,

Обильный тук на них наводит,

И жатвы щедро богатит. (1)

Из оды седьмой:

Там муж звездами изпещренный

Свой светлый напрягает лук,

Диана стрелы позлащены

Сним мещет из прекрасных рук.

Вот между прочими доказательство слов наших, что сравнение становится и на первом плане и собственно поэтическим местом:

Ты суд и милость сопрягаешь,

Повинных с кротостью казнишь,

Без гневу злобных исправляешь,

Ты осужденных кровь щадишь.

Так Нил смиренно протекает:

Брегов своих он не терзает,

Но пользой выше прочих рек!

Своею сладкою водою,

В лугах зеленых пролитою,

Златой дает Египту век.

Тогда от радостной Полтавы

Победы Росской звук гремел,

Тогда не мог Петровой славы

Вместить вселенныя предел;

Тогда Вандалы побеждены

Главы имели преклонены

Еще при пеленах Твоих;

Тогда предъявлено судьбою,

Что с трепетом перед тобою

Падут полки потомков их.

Да будет тое (счастие) невредимо,

Как верьх высокия горы

Взирает непоколебимо

На мрак и вредные пары;

Не может вихрь его достигнуть,

Ни громы страшные подвигнуть

Взнесет к безоблачным странам,

Ногами тучи попирает,

Угрюмы бури презирает,

Смеется скачущим волнам. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Лононосова. Спб. 1803, ч.1. стр. 116-120.

У Державина:

Плывет по скачущим волнам.

Из оды восьмой:

Царей и царств земных отрада,

Возлюбленная тишина,

Блаженство сел, градов ограда,

Коль ты полезна и красна!

Вокруг тебя цветы пестреют

И класы на поляхжелтеют;

Сокровищ полны корабли

Дерзают в море за тобою,

Ты смолешь щедрою рукою

Свое богатство по земли.

Когда на трон она вступила,

Как Вышний подал Ей венец:

Тебя в Россию возвратила,

Воине поставила конец;

Тебя прияв облобызала:

Мне полно тех побед, сказала,

Длякоих крови льется ток.

Я Россов щастьем услаждаюсь,

Я их спокойством не меняюсь

На целыйзапад и восток.

Ужасный чудными дымами,

Зиждитель мира искони

Своими положил судьбами,

Себя прославить в наши дни,

Послал в Россию человека,

Каков не слыхан был от века.

Он говорит про победу:

И шум в полкахсо всех сторон,

Звучащу славу заглушает,

И грому труб ее мешает

Плачевный побежденных стон.

Толикое земель пространство

Когда Всевышний поручил

Тебе в щастливое подданство,

Тогда сокровища открыл,

Какими хвалится Индия:

Но требует к тому Россия

Искусством утвержденных рук;

Сие злату очистит жилу,

Почувствуют и камни силу

Тобой восставленных наук.

Хотя всегдашними снегами

Покрыта северна страна,

Где мерзлыми борей крылами

Твои взвевает знамена;

Но Бог меж льдистыми горами

Велик своими чудесами:

Там Лена чистой быстриной,

Как Нил народы напояет

И бреги наконец теряет,

Сравнившись морю шириной.

Коль многи смертным неизвестны

Творит натура чудеса,

Где густостью животным тесны

Стоят глубокие леса,

Где в роскоши прохладных теней

На пастве скачущих еленей,

Ловящих крик не разгонял;

Охотник где не метил луком;

Секирным земледелец стуком

Поющих птиц не устрашал.

У Державина:

Леса, которые от века

Ни стук секир, ни человека

Веселый глас не возмущал.

Далее:

Там тьмою островов посеян,

Реке подобен океан;

Небесной синевой одеян,

Павлина посрамляет вран.

Там тучи разных птиц летают

Чтопестротою превышают

Одежду нежныя весны;

Питаясь в рощах ароматных

И плавая в струях приятных,

Не знают строгия зимы. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1805, ч. 1, стр. 120. 128.

Из оды девятой:

Заря багряною рукою,

От утренних спокойных вод,

Выводит с солнцем за собою

Твоей державы новый год.

Пушкин пародировал с любовью эти стихи в Евг. Онегине:

Заря багряною рукою; и пр.

Далее:

Благословенное начало

Тебе, богиня, возсияла

И наших искренность сердец

Пред троном Вышнего пылает

Да счастием твоим венчает

Его средину и конец

Да движутся светила стройно

В предписанных себе кругах,

И реки да текут спокойно

В тебе послушных берегах.

С способными ветрами споря,

Терзать да не дерзнет борей

Покрытого судами моря

Пловущими к земли Твоей:

Да всех глубокой мир питает

Железо браней да не знает,

Служа в труде безмолвных сел.

В луга усыпанны цветами

Царица трудолюбных пчел,

Блестящими шумя крылами,

Летит между прохладных сел;

Стекается, оставив розы

И сотом напоенны лозы,

Со тщанием отвсюду рои.

Но море нашей тишины

Уже пределы превосходит,

Своим избытком мир наводит,

Разлившись в западны страны.

Прекрасная мысль; вот значение и назначение России. Ломоносов кажется понимал его.

И меч твой лаврами обвитый,

Не обнажен, войну пресек.

В полях исполненных плодами,

Где Волга, Днепр, Нева и Дон

Своими чистыми струями

Шумя, стадам наводят сон,

Сидит и ноги простирает

На степь, гдеХину отделяет

Пространная стена от нас;

Веселый взор свой обращает,

И вкруг довольства исчисляет,

Возлегши локтем на Кавказ. (1)

(1) Полн. собр. М. В. Ломоносова. М. 1845, ч. 1. стр. 130-136.

Из оды десятой:

Коль часто долы оживляет

Ловящих шум меж наших гор,

Когда богиня понуждает

Зверей чрез трубный глас из нор!

Ей ветры в след не успевают;

Коню бежать не воспящают

Ни рвы, ни частых ветвей связь:

Крутит главой, звучит браздами,

И топчет бурными ногами,

Прекрасной всадницей гордясь. (1)

(1) Там же, ч. 1, стр. 143.

Из оды двенадцатой.

Когда на холме кто высоком

Сидя, вокруг объемлет оком

Поля в прекрасный летний день,

Сады, долины, рощи злачны,

Шумящих вод ключи прозрачны

И древ густых прохладну тень,

Стада ходящи меж цветами,

Обильность сельского труда,

И желты класы меж браздами;

Что чувствует в себе тогда?

Там в круг облек Дракон ужасный

Места святы, места прекрасно,

И к облакам сто глав вознес!

Весь свет чудовища страшится,

Един лишь смело устремиться

Российский может Геркулес.

Един сто острых жал притупит

И множеством низвергнет ран,

Един на сто голов наступит,

Восставит вольность многих стран.

В своих увидит предков явны

Дела велики и преславны,

Что могут дух природы дать.

Уже младого Михаила

Была к тому довольна сила

Упадшую Москву поднять,

И после страшной перемены

В пределах удержать врагов;

Собрать рассыпанные члены

Такого множества градов.

Сармат с свирепостью своею

Трофеи отдал Алексею.

Он суд и правду положил,

Он войско правильное вскоре,

Он новый флот готовил в море;

Но все то Бог Петру судил.

Но ныне мы не зная брани,

Прострем сердца и мысль и длани

С усердным гласом к небесам,

О Боже крепкий Вседержитель,

Пределов Росских расширитель,

Коль милостив бывал Ты нам!

Воззри к нам с высоты святые,

Воззри, коль широка Россия,

Которой дал ты власть и цвет.

От всех полей и рек широких,

От всех морей и гор высоких,

К тебе взывали девять лет. (1)

(1) Полн. соб. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1805. ч. 1, стр. 151-166.

У Языкова:

Из равнин, степей широких,

С рек великих, с гор высоких,

От осьми твоих морей.

Из оды тринадцатой:

Он (Петр) жив, надежда и покров;

Он жив, во всестраны взирает,

Свою Россию обновляет;

Полки, законы, корабля

Сам строит, правит и предводит,

Натуру духом превосходить,

Герой в морях и на земли.

Божественный певец Давид

Священными шумит струнами,

И Бога полными устами

Исайя восхищен гремит. (1)

(1) Там же, стр. 166-172.

Из оды шестнадцатой:

Безгласна видя на одре

Защитника, отца, героя,

Рыдали Россы о Петре.

Везде наполнен воздух воя,

И сетовали все места:

Земля казалася пуста:

Взглянут на небо, не сияет;

Взглянут на реки, не текут,

И гор высокость оставляя

Натуры всей пресекся труд.

Необходимая судьба

Во всех народах положила,

Дабы военная труба

Унылых к бодрости будила,

Чтоб в недрах мягкой тишины

Не зацвели, водам равны,

Что вкруг защищены горами,

Дубровой, неподвижны спят,

И под ленивыми листами

Презренной производят гад.

Ведет Творец, Он идет в след;

Воздвиг нас. Россы ускоряйте,

На образ в знак Его побед

Рифейски горы истощайте,

Дабы Его бессмертный лик,

Как солнце, светел и велик,

Сиял во все концы земные. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб 1805, ч.1, стр. 187.

Из оды семнадцатой:

Когда по глубине неверной,

К неведомым брегам пловец

Спешит по дальности безмерной,

И не является конец;

Прилежно смотрит птиц полеты,

В воде и в воздухе приметы,

И как уж томную главу

На брег желанный полагает,

В слезах от радости лобзает

Песок и мягкую траву. (1)

(1) Там же, стр. 201.

Из оды восемнадцатой:

Как хорош оборот:

Любовь твоя к Екатерине,

Екатеринина к тебе,

Победу даровала ныне

Обширность наших стран измерьте,

Прочтите книги сданных дел,

И чувствам собственным поверьте:

Не вам подвергнуть наш предел.

Исчислите тьму сильных боев,

Исчислите у нас героев

От земледельца до Царя,

В суде, в полках, в морях и селах,

В своих и на чужих пределах,

И у святого олтаря. (1)

(1) Там же, стр. 266. 211.

Из оды девятнадцатой:

Пою наставший год: он славен,

Он будет красота веков,

Твоим намерениям равен,

Богиня, радость и покров!

Среди торжественного звуку

О ревности моей уверь,

Что ныне чтя Петрову внуку,

Пою, как пел Петрову дщерь.

Сам Бог ведет, и кто противу?

Кто ход его остановит?

Как океанских вод разливу,

Навстречу кто поставит щит!

Где звуки? где огни и страхи?

Где, где всегдашний дым и прахи?

В них Вышний не благоволил,

В свою не принял благостыню.

Превыше облак восходящий

Недвижно зрит от звезд Атлант,

На вихрь в подножиях шумящий.

О ты, пресветлый предводитель

От вечности текущих лет,

Цветущих, дышущих живитель,

Ты око и душа планет,

Позволь к твоему мне дому,

Ко храму твоему златому,

Позволь приближившись воззреть!

Уже из светлых врат сапфирных

Направил коней ты эфирных,

Ржут, топчут твердь, спешат лететь.

Ты с новым торжествуя годом,

Между блистающих колес

Лазуревым пустился сводом,

Течешь на крутизну небес;

Стремясь к приятствам вешней неги,

Одолеваешь зиму, снеги!

Таков Екатеринин нрав.

Далее: опять доказательство сказанного нами о сравнениях.

Когда с преимспренних несносной

Приближится на землю жар;

То дождь прольешь нам плодоносной,

Подняв, сгустив во облак пар.

Умеришь тем прекрасно лето....

Уже по изобильном

Достигнет солнце, где весы

Равняют день и ночь на свете.

Я слышу нимф поющих гласы,

Носящих сладкие плоды;

Там в гумнах чистят тучны классы:

Шумят огромные скирды.

Среди охотничей тревоги,

Лесами раздаются роги,

В покое представляя брань.

"Цветут во славе мною царства,

"И пишут правый суд цари;

"Гнушаясь мерзостью коварства,

"Решу нелицемерно при.

"Могу дела исчислить задни,

"И что рождается по вся дни;

"О будущем предвозвещу;

"Мои полезны всем советы;

"От чтителей моих наветы

"Предупреждая отвращу".

"Господь творения начало

"Премудростию положил;

"При мне впервые воссияло

"На тверди множество светил;

"И в недрах неизмерной бездны

"Назначил словом беги звездны.

"Со мною солнце он возжет,

"В стихиях прекратил раздоры,

"Унизил дол, возвысил горы,

"И предписал пучине брег".

Смотри, смотри, внимай, вещают,

В обширны русские края,

Где сильны реки протекают,

Народы многие поя;

Из них чрез гор хребты высоки

Прольются новыё потоки

Екатерининой рукой.

Дабы, чрез сочетанны воды,

Друг другом пользуясь, народы

Размножили избыток свой (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1, стр. 214-222.

Надо помнить, что мы выписываем и относительно языка.

Сколько есть прекрасных стихов в его Разговор с Анакреоном:

Мне петь было о Трое,

О Кадме мне бы петь,

Да гусли мне в покое

Любовь велят звенеть.

Я гусли со струнами

Вчера переменил,

И славными делами

Алкида возносил,

Да гусли поневоле,

Любовь мне петь велят.

О вас герои боле,

Прощайте, не хотят. (1)

(1) Там же, стр. 258.

Мне девушки сказали:

Ты дожил старых лет,

И зеркало мне дали;

Смотри, ты лыс и сед.

Я не тужу нимало,

Еще ль мой волос дел,

Иль темя гладко стало,

И весь я побелел. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Лономосова. Спб. 1803, ч.1, стр. 243.

Мастер в живопистве первой,

Первой в Родской стороне,

Мастер научен Минервой,

Напиши любезну мне.

Напиши ей кудри черны,

Без искусных рук уборны;

С благовонием духов,

Буде способ есть таков.

Дай из роз в лице ей крови,

И как снег представь белу.

Проведи дугами брови

По высокому челу.

Не своди одну с другою,

Но расставь их меж собою,

Сделай хитростью своей,

Как у девушки моей. (1)

(1) Там же, стр. 241.

Как хороши еще стихи его из Анакреона; так они просты и грациозны:

Ночною темнотою

Покрылись небеса,

Все люди для покою,

Сомкнули уж глаза.

Внезапно постучался

У двери купидон;

Приятной перервался

В начале самом сон.

Кто так стучится смело?

Со гневом я вскричал.

Согрей обмерзло тело,

Сквозь дверь он отвечал;

Чего ты устрашился?

Я мальчик чуть дышу,

Я ночью заблудился,

Обмок и весь дрожу.

Тогда мне жалко стало,

Я свечку засветил,

Не медливши ни мало

К себе его пустил.

Увидел, что крылами

Он машет за спиной;

Колчан набит стрелами;

Лук стянут тетивой.

Жалея о несчастье,

Огонь я разложил,

И при таком ненастьи

К камину посадил.

Я теплыми руками

Холодны руки мял,

Я крылья и с кудрями

До суха выжимал (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломовосова. Спб. 1803, ч. 6, стр. 440--441.

Сколько также прекрасных и сильных стихов в перевод оды на счастие, Руссо, особливо когда сравнить с переводом Сумарокова:

Слепые мы судьи, слепые,

Чудимся таковым делам!

Одни ли приключенья злые

Дают достоинство царям?

Их славе бедствами обильной,

Без брани хищной инасильной

Не можно разве устоять?

Не можно божеству земному,

Без ударяющего грому

Своим величеством блистать?

Вотще готовит гнев Юноны

Енею смерть среди валов;

Премудрость! чрез твои законы

Он выше рока и богов (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова, 1803, ч.1, стр. 253--261.

Как хорош его шестистопный ямбический стих, как слышен он у Пушкина с своею простотой и важностию вместе; напр.: в надписи к статуе Петра Великого:

Се образ изваян премудрого героя,

Что ради подданных лишив себя покоя,

Последний принял чин, и царствуя служил,

Свои законы сам примером утвердил,

Рожденны к скипетру простер в работу руки,

Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.

Когда он строил град, сносил труды в воинах,

В землях далеких был и странствовал в морях,

Художников сбирал и обучал солдатов,

Домашних побеждал и внешних супостатов. (1)

(1) Там же, стр. 271.

Надпись 4:

Зваянным образом, что в древни времена

Героям ставили за славные походы,

Невежеством веков честь божеска дана,

И чтили жертвой их последовавши роды,

Что вера правая творить всегда претит.

Но вам простительно, о поздые потомки,

Когда услышав вы дела Петровы громки,

Поставите олтарь пред сей геройский вид. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1803, ч. I, стр. 274.

Надпись 20:

Повсюду ныне мир возлюбленный цветет,

Лежит оружие, и с кровью слез не льеть;

И земледелец плугвыносит безопасно (1).

(1) Там же, стр. 281.

Надпись 22:

Желая некогда преславный остров Род

Пловущих по морю спасти от непогод,

Себе хвалу снискать, другим давать отраду,

Поставил на брегу пречудную громаду;

Великий исполин седмидесят локтей

Светильник чрез всю ночь держал поверх зыбей,

Далече блеск пускал чрез море неустройно,

И корабли вводил в пристанище спокойно (1).

(1) Там же, стр. 283.

Надпись 23:

Когда ночная тьма скрывает горизонт,

Скрываются поля, леса, брега и понт.

Чувствительны цветы во тьме себя сжимают,

От хладу кроются и солнца ожидают;

Но только лишь оно в луга свой луч прольет,

Открывшись в теплоте сияет каждый цвет,

Богатство красоты пред оным отверзает,

И свой приятной дух, как жертву проливает. (1)

(1) Там же, стр. 285-284.

Надпись 25:

Победе следует весело торжество,

Герой приемлет честь и жертву божество.

Звучат в полках трубы, на пленниках оковы,

В противничей крови несут щиты багровы. (1)

(1)Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 4, стр. 286.

Надпись 26:

Хотя счастливые военные дела

Монархов громкая на свете похвала;

Но в ясной тишине возлюбленного мира

Прекраснее ко всем сияет их порфира.

Велико дело в том, чтоб часто побеждать;

Но более того всегдашний мир держать.

В победах надлежит полкам большая доля,

В победах счастию почти дана вся воля.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Производить плоды природно только лету,

И кроткий мир един дает богатство свету.

То правда, надлежит и зиму тем хвалить,

Что может суровство поветрий отвратить,

И вредны умертвить в лесах и нивах гады.

Подобные дает счастлива брань отрады.

Но как между стихии с зимой минет война,

И нам является прекрасная весна;

От ней неистовы Бореи убегают:

От ней приятные Зефиры вылетают;

Дыхая по земле, дыхая по водам,

Велят всходить цветам, велят упасть волнам.

Ведут суда в моря и земледельца в нивы,

Готовят сладкой плод и в пристань путь счастливый.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В довольстве спеет трут, довольствие в труде

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Толиким множеством божественных даров

Довольствуемся мы имея всем покров. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1, стр. 286-287.

Надпись 27.

Не зубы стер боец пред Римлянами львице,

Ниже кто облетелвсех прочих в колеснице. (1)

(1) Там же, стр. 288.

Надпись 29:

И тщится ускорить щедротой всход наук,

И хитрость разную художественных рук. (1)

(1) Там же, стр. 200-201.

Надпись 38:

По правде вечность есть пространный Океан,

Что вихрям завсегда на колебанье дан.

В ней лета, корабли, что скоро пробегают,

И вдальности себя безвестной закрывают.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сии наполнены довольством корабли

Мы видим веселясь со счастливой земли.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Да многие потом довольств увидим полны,

Не ведая, что вихрь, не ведая, что волны. (1)

(1) Там же, стр. 208--200.

Стихи Ея Императорскому Величеству Елисаветы Петровны. В них особенно видно, как сильно поражало Ломоносова пространство России, о котором так прекрасно говорит Гоголь:

Где в свете есть народ, земля, страна и царство

Подобная стране, Монархиня, Твоей?

От запада твое простерлось государство,

От юга, севера и утренних полей.

Как утренним лучом престол Твой здесь сияет,

Другую часть страны Твоей покоит ночь;

Как утрення заря Камчатку озаряет,

Вечерняя отсель тогда отходит прочь;

Когда имеет ночь народ Твой южный летом,

То северный народ в трудах полдневных бдит;

Как звездным Астрахань в ночи блистает светом,

То Кол во полнейшем блистанье солнце зрит.

Начавши от Двины огнь праздничный пылает,

По дальнейший Амур, что Хин от нас делит.

И с восклицанием во всех странах шумящим

Языки разными вещает твой народ. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 1, стр. 307-308.

Письмо к И. И Шувалову:

Прекрасны летни дни сияя на исходе,

Богатство с красотой обильно сыплют в мир;

Надежда радостью кончается в народе;

Натура смертным всем открыла общий пир.

Созрелые плоды древа отягощают

И кажут солнечным румянец свой лучам,

И руку жадную пригожством привлекают;

Что снят своей рукой, тот слаще плод устам.

Сие довольствие и красота всеместна,

Не только жителям обильнейших полей

Полезной роскошью является прелестна,

Богинь влечет она приятностью своей.

Чертоги светлые, блистание металлов.

Оставив, на поля спешит Елисавет;

Ты следуешь за ней, любезный мой Шувалов

Туда, где ей Цейлон и в севере цветет,

Где хитрость мастерства преодолев природу,

Осенним дням дает весны прекрасный вид,

И принуждает в верх скакать высоко воду,

Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Отрада вся, когда о лете я пишу;

О лете япишу, а им не наслаждаюсь,

И радости в одном мечтании ищу. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1805, ч. I, стр. 311--312.

Выпишем хотя несколько мест из его поэмы: Петр Великий.

Закрылись крайней пучиною лица;

Лишь с морем видны вкруг слиянны небеса

Тут ветры сильные имея флот во власти,

Со всех сторон сложась к погибельной напасти,

На Запад и на Юг, на Север и Восток

Стремятся, и вертят мглу, влагу и песок:

Перуны мрак густой сверкая разделяют,

И громы с шумом вод свой треск соединяют;

Меж морем рушился и воздухом предел;

Дождю на встречу дождь с кипящих волн летел;

В сердцах великой страх сугубят скрыпом снасти.

Но промысл в глубину десницу простирает;

Оковы тяжкие вдруг буря ощущает.

Как в разных разбежась свирепый конь полях,

Ржет, пышет, от копыт восходит вихрем прах;

Однако доскакав до высоты крутые,

Вздохнув кончает бег, льет токи потовые:

Так Север укротясь впоследни восстенал.

По усталым валам Понт пену расстилал;

Исчезли облака; сквозь воздух в Юге чистый,

Открылись два холма и береги лесисты.

Меж ними кораблям в залив отверзся вход,

Убежище пловцам от беспокойных вод.

Бездонный океан травой как луг покрыт.

Достигло дневное до полночи светило,

Но в глубине лица горящего не скрыло,

Как пламенна гора казалось меж валов,

И простирало блеск багровый из-за льдов.

Среди пречудные при ясном свете ночи

Верьхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.

Между высокими камнистыми горами,

Что мы по зрению обыкли звать мелями.

Уборы внутренни покров черепокожных,

Бесчисленных зверей, во глубине возможных.

Там трон жемчугами усыпаный янтарь;

На нем сидит волнам седым подобен царь.

"Твои, сказал, моря, над нами царствуй век;

"Тебе течение пространных тесно рек:

"Построй великой флот; поставь в пучинестены".

Принесши плод земля, лишилась летней неги;

Разносят бледный лист бурлящих ветров беги;

Летит с крутых верхов на Ладогу Борей,

Дожди и снег и град трясет с седых кудрей.

Наводит на воду глубокие морщины:

Сквозь мглу ужасен вид нахмуренной пучины.

Смутившись тягостью его замерзлых крыл,

Крутится и кипит с водой на берег ил. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1. стр. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 55.

В пример простых, но прекрасных разговорных стихов приведем:

Пахомей говорит, что для святого слова

Риторика ничто; лишь совесть будь готова.

Ты будешь казнодей лишь только стань попом,

И стыд весь отложи. Однако врешь, Пахом.

На что риторику совсем пренебрегаешь?

Ее лишь ты одну, и то худенько знаешь. (1)

(1) Так же, стр. 312--313.

В пример того же приведем басню, ненапечатанную в его стихотворениях, но вРиторике:

Лишь только дневной шум замолк,

Надел пастушье платье волк,

И взял пастуший посох в лапу,

Привесил к посоху рожок,

На уши вздел широку шляпу,

И крался тихо сквозь лесок,

На ужин для добычи к стаду.

Увидел там, что Жучко спит,

Обняв пастушку Фирс храпит,

И овцы все лежали сряду.

Он мог из них любую взять;

Но не довольствуясь убором,

Хотел прикрасить разговором,

И именем овец назвать.

Однако чуть лишь пасть разинул,

Раздался в роще волчий вой.

Пастух свой сладкой сон покинул,

И Жучко бросился с ним в бой;

Один дубиной гостя встретил,

Другой за горло ухватил;

Тут поздно бедный волк приметил,

Что чересчур перемудрил,

В волах я в рукавах связался,

И волчьим голосом сказался;

Но Фирс не долго размышлял,

Убор с него и кожу снял.

Я притчу всю коротким толком

Могу вам, господа, сказать:

Кто в свете сем родился волком,

Тому лисицей не бывать (1).

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносов. Спб. 1803, ч. 6, стр. 438--459.

Здесь есть один отрывок, который указывает, что Ломоносов просил об учреждении Университета; он интересен и не в поэтическом отношении:

Любитель тишины, собор драгих наук,

Защиты крепкие от бранных ищет рук....

И славный слух, когда твой Университет,

О имени Твоем под солнцем процветет!...

В России древности, в натуры тайны вникаем....

Для славы Твоея, для общего плода,

Не могут милости быть рано никогда (1).

(1) Там же, стр. 314--315.

Мы должны сказать еще об одном замечательном произведении Ломоносова, которое все заслуживает полного внимания: это письмо к Шувалову о пользе стекла. Наука много значила для Ломоносова; она наполняла всего его, наполняла живо, и он был не сухой ученый, ремесленник. Наука имела для него всю поэтическую сторону. Это видим в послании о пользе стекла. Мы считаем нужным сделать из него сравнительно большие выписки. Удивительно, как здесь обращается он с языком, как вмещает он в него свои мысли и трудные, почти технические выражения, и как силен и соразмерен является язык. Вот наши выписки:

Не должно тленности примером тое быть,

Чего и сильный огнь не может разрушить,

Других вещей земных конечный разделитель;

Стекло им рождено; огонь его родитель.

С натурой некогда он произвесть хотя

Достойное себя и оные дитя.

Во мрачной глубине, под тягостью земною,

Где вечно он живет и борется с водою,

Все силы собрал вдруг, и хляби затворил,

В которы Океан на брань к нему входил.

Напрягся мышцами и рамена подвигнул,

И тяготу земли превыше облак вскинул.

Внезапно черный дым навел густую тень;

И в ночь ужасную переменился день.

Но ужасу тому последовал конец:

Довольна чадом мать, доволен им отец.

Прогнали долгу ночь и жар свои погасили,

И солнцу ясному рождение открыли.

Но что ж от недр земных родясь произошло?

Любезное дитя, прекрасное стекло....

Огромность тяжкую плода лишенных гор

Художеством своим преобратив в фарфор.

Потом как человек зимой стал безопасен;

Еще при том желал, чтоб цвел всегда прекрасен

И в северных странах в снегу зеленый сад,

Цейлон бы посрамил, пренебрегая хлад.--

И удовольствовал он мысли прихотливы.

Взирая в древности народы изумленны,

Что греет, топит, льет и светить огнь возженный,

Иные божеску ему давали чести

Иные знать хотя, кто с неба мог принесть,

Представили в своем мечтанье Прометея.

Не огнь ли он стеклом умел сводить с небес

Боясь падения неправой оной веры,

Вели всегдашню брань с наукой лицемеры;

Дабы она, открыв величество небес,

И разность дивную неведомых чудес,

Не показала всем, что непостижна сила

Единого Творца весь мир сей сотворила.

Астроном весь свой век в бесплодном был труде,

Запутан циклами, пока восстал Коперник,

Презритель зависти и варварству соперник.

В безмерном углубя пространстве разум свой,

Из мысли ходим в мысль; из света в свет иной.

Везде божественну премудрость почитаем,

В благоговении весь дух свой погружаем.

Чудимся быстрине, чудимся тишине,

Что Бог устроил наш в безмерной глубине

В ужасной скорости, и купно быть в покое,

Кто чудо сотворит кроме Его такое?

Уже Колумбу вслед, уже за Магелланом,

Круг света ходим мы великим Океаном,

И видим множество божественных там дел,

Земель и островов, людей, градов и сел,

Незнаемых пред тем и странных там животных,

Зверей и птиц и рыб, плодов и трав несчетных.

Преломленных лучей пределы в нем (стекле) неложны

Поставлены Творцем; другие не возможны.

В благословенной нам и просвещенной век

Чего не мог дойти по оным человек?

Но в нынешних веках нам микроскоп открыл,

Что Бог в невидимых животных сотворил!

Коль тонки члены их, составы, сердце, жилы,

И нервы, что хранят в себе животны силы!

Не меньше, нежели в пучине тяжкий кит,

Нас малый червь частей сложением дивит.

Велик Создатель наш в огромности небесной!

Велик в строении червей, скудели тесной!

Стеклом познали мы толики чудеса,

Чем он наполнил Понт, и воздух и леса.

Услышав в темноте внезапный треск и шум,

И видя быстрой блеск, мятется слабый ум.

Дабы истолковать, что молния и гром,

Такие мысли все считает он грехом.

Вертясь стеклянный шар, дает удары с блеском,

С громовым сходственный сверканием и треском;

Дивился сходству ум: но видя малость сил,

До лета прошлого сомнителем в том был;

Довольствуя одни чрез любопытство очи,

Искал в том перемен приятных дни и ночи.

Внезапно чудный слух по всем странам течет,

Что от громовых стрел опасности уж нет;

Что та же сила туч гремящих мрак наводит,

Котора от стекла движением исходит;

Что зная правила изысканы стеклом,

Мы можем отвратить от храмин наших гром.

Единство оных сил доказано стократно:

Мы лета ныне ждем приятного обратно.

Тогда о истине стекло уверит нас,

Ужасный будет ли безбеден грома глас?

Ходя за тайнами в искустве и природе,

Я слышу восхищен веселый глас в народе. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2, стр. 188--201.

В стихах Ломоносова вообще, и в этом произведении особенно, часто является наука, так им любимая, и в тоже время глубокое сочувствие природы; везде, где он только ее касается, стихи его становятся прекрасны.

Ломоносов написал две трагедии: Тамира и Силин, и Демофонт. Ни ту, ни другую нельзя назвать целым поэтическим созданием; но и в той и в другой, особенно в первой, есть истинные поэтические места не только относительно языка. Так как эти трагедии имеют маловсеобщей известности, то мы изложим одну из них, именно первую, в которой более достоинства, и выпишем оттуда замечательные места; сверх того в ней в самых характерах лиц, в положениях, есть много изящного.

Действие в Крыму, в Кафе; лица: Мумет Царь Крымский, Мамай Царь Татарский. Тамира дочь Муметова, Селим Царевич Багдадский, Нарсим брат Тамирин, Надир брат Муметов, Зайсан визирь Муметов, Клеона мамка Тамирина, два вестника и воины. Основание взято из исторического сказания, что Мамай, разбитый Димитрием на Куликовом поле,бежал вКафу и был там убит. Содержание самой трагедии состоит в том, что Селим осадил с войском Кафу, что Мумет обещал в супружество Мамаю свою дочь и послал к нему в помощь Нарсина с войском. В начал трагедии ни Мамая, ни Нарсима еще нет. Селим видел на стенах Тамиру и полюбил ее, и любим взаимно; вследствие этого он готов дать мир Мумету, и вступает с ним в союз. Так начинается эта трагедия. Тамира, в первом явлении с Клеоной, говорит:

Настал ужасный день, и солнце на восходе

Кровавы пропустив сквозь пар густой лучи,

Дает печальный знак к военной непогоде;

Любезна тишина минула в сей ночи.

Отец мой воинству готовится к отпору,

И на стенах стоять уже вчера велел.

Селим полки свои возвел на ближню гору,

Чтоб прямо устремить на город тучу стрел.

На гору, как орел, всходя он возносился,

Который с высоты на агнца хочет пасть,

И быстрый конь под ним как бурной вихрь крутился;

Селимово казал проворство тем и власть.

Он ездил по полкам, пока тень мрачной ночи

Закрыла от меня поля, его, и строй.

Потом и томные хотя сомкнулись очи,

Однако видела его перед собой:

Во сне либыло то, или то было въяве;

Смущался мысльми сон, смущались мысли сном;

Селим казался мне великолепен в славе,

Таков осанкою, Клеона, и лицом,

Как в перемирны дни скакал перед станами,

Искусством всех других и взором превышал,

И стрелы пущены уже под облаками,

Направленными в след стрелами рассекал (1).

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова, ч. 2, стр. 53-54.

Она усылает Клеону смотреть, не началось ли сражение; оставшись одна, она старается себя уверить, что противник их не Селим, а отец его, который послал его против Мумета, и невольно увлекается в другую сторону, все думая о Селим. Это место истинно поэтическое; мы его выпишем:

Что он противу вас вооружился в поле,

Сыновняя любовь и должности велят.

И как родительской не согласиться воле?

Отец его! отец, не он ваш супостат.

Он счастлив, что ему есть в старости замена;

Благополучна мать, что в свет произвела!

И ежель есть сестра, то коль она блаженна,

Что слет младенческих с ним купно возросла!

Но коль родилась та на свет благополучно,

Которой щедрая устроила судьба,

Чтобы с Селимом жить до смерти неразлучно! (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2,стр. 55.

Клеона возвращается и говорит, что Селим кажется идет прочь от Крыма. Тамара, еще не признаваяся Клеону в любви, говорит, что верно какой-нибудь предатель изменил Селиму --

Или отец объят нечаянно войною,

И требует себе его на помочь сил.

Я чаяла конца и по паденье мнимом,

Оплакав кровь граждан и стен оставший прах,

Мне будет следовать во узах за Селимом,

И при Евфратских жить невольницей брегах (1).

(1) Там же, стр. 57.

Клеона видит ее смущение, спрашивает, от чего? --

Или ужасные и грозные мечтанья

Обеспокоили младую мысль во сне? (1)

(1) Там же; стр. 67.

Наконец Тамира признается; здесь прекрасные, поэтические стихи:

Что делать мне теперь, когда он прочь идет?

Уже все мысли с ним на берег обратились;

Я с ним, я с ним среди морских валов плыву,

И горы Крымские от нас из виду скрылись!

Какой объемлет хлад и мрак мою главу!

Уедет, о моей любови неизвестен,

И слез моих себе не будет представлять! (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2, стр. 59.

Клеона говорит ей, что Селим считает блаженством только --

Как стены падают и города дымятся,

Когда мечи блестят, течет по копьям кровь. (1)

(1) Там же, стр. 59.

Тамира отвечает.

За ним бы следовать ни горы мне высоки,

Ни конским топотом смущенный в поле прах,

Ни копья, ни мечи, ниже кровавы токи,

Ниже какой иной не возбранил бы страх.

Любовию горят не редко и герои,

От ней избавиться не можно никому.

Кому любезнее сражения и бои

И жить всегда в шатрах, как брату моему?

Однако ныне он последуя Мамаю,

Хотя в Российской край пошел вооружен,

Но мысли все свои, Клеора, верно зная,

Все мысли клонит к той, которой уязвлен. (1)

(1) Там же, стр. 59--60.

Мумет приходит и возвещает дочери о мире сСелимом, и что Мамай назначен ей женихом; Тамира отвечает:

Что я с младенчества родительскую волю

Привыкла исполнять, довольно знаешь сам;

Своею почитать не отрицаюсь долго,

Которую мне дать угодно небесам (1).

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1809, ч. 2, стр. 63.

Но просит, его погодить по крайней мере. Она остается одна и не знает, что делать. Так оканчивается первое действие.-- Во втором действии Селим вместе с Надиром; они видятся и с изумлением узнают друг друга, они вместе были в Индии. Здесь является намек на прежнюю, другую, вне настоящего действия лежащую жизнь Селима; это прекрасное место; оно обнаруживает поэтическую природу. Не нужно для трагедии, не нужно для хода действия, знать, что Селим был в Индии. Но это совершенно поэтическое явление, когда бросается свет на другую, сюда не входящую жизнь человека, на другие его дни; это дает знать, что была иная жизнь, иные годы, иные интересы, -- и в неверном, неопределенном свете является другая часть многообразной жизненной деятельности человека, и невольно поднимается ряд возможных картин и возможных явлений жизни; думаешь, что иначе жил человек, было для него другое время. Прекрасно, когда какое-нибудь слово, какой-нибудь намек напоминает, указывает на это. Это мы здесь видим, и это показывает истинное поэтическое чувство (такой отчасти намек встречается еще, когда упоминается о Димитрии Донском, о Куликовой битве, о русских вообще). Надир и Селим, сказали мы, узнают друг друга. Нарсим был также вместе с ними в Индии, где они не говорили друг другу о своем происхождении. Надир говорит:

Мне радостен сей мир; но на тебя взирая,

Сугубо чувствую веселие в себе.

Такой его был взор и бодрость в нем такая,

И именем и всем подобен был тебе,

Селим, которого любовь и добродетель

К Нарсиму и ко мне коль искренна была,

Тому прекрасный брег Геоских вод свидетель.

Селим.

Седины вижу те, и те черты чела!

Теперь мне небеса надежду укрепляют!

Возлюбленный Надир, тебя здесь вижу я,

Которого поныне мест а воспоминают,

Где праведна еще цветет хвала твоя,

Но где твой сын, мой друг?

Надир.

На брань пошел с Мамаем,

Однако он царем не мной на свет рожден (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1, стр. 67.

Селим признается Надиру в любви своей к Тамире:

Узнаешь нынешних от прежних мыслей разнь,

Тебе все склонности и жизнь моя известна,

Как был я в Индии с Нарсимом и с тобой,

Бывала ль красота очам моим прелестна?

Бывал линарушен любовью мой покой?

Всегда исполнен тем, что мудрые Брамины

С младенчества в моей оставили крови,

Напасти презирать, без страху ждать кончины,

Иметь недвижим дух и бегать от любви;

Я больше как рабов имелсебя во власти,

Мой нрав был завсегда уму порабощен;

Преодоленны я имел под игом страсти,

И мраку их не знал наукой просвещен.

Других волнения смотрел всегда со брегу.

Но ныне под общий я подвержен стал закон,

И мыслей быстрого сдержать не силен бегу,

Я им последую и отдаюсь в полон.

Не ради слабых сил оставил я осаду,

Любовь исторгнула из рук военных меч;

Тамира, не полки, была защита граду,

Она мнешлем с главы, броню сложила с плеч (1).

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 2, стр. 68.

Селим говорит Надиру, что он видел Тамиру на стене, что он боролся с тех пор сам с собою, воевать лис Муметом, или поставить мир; он решился было на первое --

Я в руки принял меч, но сердце вопияло:

Селим, за то ли ты дерзаешь устремлен,

Чтоб око нежное на кровь граждан взирало...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И чтоб в слезах лице Тамирино прекрасно

От падающих стен покрыл сгущенный прах (1).

(1) Там же, стр. 60.

Приходит Тамира, видит Селима; Селим говорит, что ее любит. Здесь прекрасные стихи:

Тебя, пред коею жар бранный погасает

И падают из рук и копья и щиты,

Геройских мыслей бег насильный утихает,

Удержан силою толикой красоты! (1)

(1) Там же, стр. 71.

Он уговаривает ее соединиться с ним, идти за собою:

Последуй мне в луга Багдадские прекрасны,

Где в сретенье тебе Евфрат прольет себя,

Где вешние всегда господствуют дни ясны,

Приятность воздуха достойная тебя;

Царицу восприять великую стекаясь,

Богинею почтит чудящийся народ,

И красоте твоей родитель удивляясь,

Превыше всех торжеств поставит твой приход (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2, стр. 72.

Тамира открывает ему все, и уходит. Являются Мумет и Заисан. Селим объявляет Мумету, что залогом и печатью союза должна быть его дочь; Мумет дает неопределенный ответ. Остаются Мумет, Надир и Заисан; Мумет в недоумении, тем более, что Нарсим ненавидит Мамая; два последние дают противоположные советы Мумету: Надир за Селима, Заисан за Мамая. Прекрасны слова Надира, когда Заисан угрожает могуществом Мамая:

Что меру превзошло, -- стоит над стремниною, (1)

Чтоб гордости пример паденьем звучным дать;

Безумна власть падет своею тяготою;

Что срамно приобресть, -- срамнее потерять.

Видал я быстрые уже иссохши реки,

Засыпанны песком, что рвали с берегов.

Так царства, что цвели во славу многи веки,

Упали тягостью поверженных врагов.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Насильна власть стоять не может долговечно.

Кто гонит одного, тот всякому грозит.

Россию варварство его (Мамая) бесчеловечно

Из многих областей в одну совокупит.

На плач, на шум, на дым со всех сторон стекутся;

Рассыпанных враждой сберет последний страх.

Какою силою в единстве облекутся,

Владимир наш пример и храбрый Мономах.

Сей вредные своей земли отмстив набеги,

Лавровым верьх венцем и царским увенчал,

А оный здешние покрыв полками бреги,

Супругу в сих стенах и виру восприял (2).

(1) Здесь, как и вдругих местах, кстати заметим, ударения насловах Ломоносова другие, не так как теперь у нас.

(2) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2, стр. 76-77.

Приходит вестник с Придонских полей с вестью, что Мамай победил. Здесь стихи, которые как то отзываются в стихах Озерова:

Одно несчастие Мамая сокрушает,

Что сильный Челубей пронзен в крови лежит,

Лежит и поля часть велику покрывает (1).

(1) Там же, стр. 78.

В третьем действии является Мамай, бежавший с Куликова поля; он хочет скрывать свое поражение, он думает, что погубил Нарсима и что некому сказать о его поражении; он рассказывает Мумету и другим о своей победе и о том, что Нарсим остался еще на полях Российских и что он (Мамай) пожаловал его краем:

Лугами тучными меж Доном и Днепром.

Является Тамира. Мамай объявляет ей о своем желании на ней жениться; Мумет и Надир уходят; из ответа Тамиры Мамай замечает, что она его не любит, и объявляет ей это. Тамира говорит, что она любит другого, и удаляется. Из слов Клеоны Мамай видит, что Тамира любит Селима. Мамаи, оставшись один с Заисаном, спрашивает о Селим. Заисан ему рассказывает; Мамай приходит в гнев и решается отмстить Селиму; они уходят. Выходят вновь Тамира и Клеона. Тамира усылает Клеону и остается одна; она намерена бежать с Селимом, борется сама с собой, и наконец решается бежать с ним. Она говорит:

Беги, беги отсель, Тамира, и спасайся,

Пока тиранских ты не чувствуешь оков,

Беги насильных рук, на град не озирайся:

Селим принять тебя на корабли готов.

Он с берегу очей минуты не спускает,

И плаватели все направилися в путь;

И небо искренней любови поспешает:

Уже нам и Бореи способный начал дуть.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От року бегая, на явный рок дерзаю.

Мне пагубой земля, вода грозит бедой.

Непостоянное я море представляю,

И бури хищные ревут передо мной....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Спеши, спеши от мест Мамаем зараженных,

Спеши за Понт, за Тигр, за Нил, за Океан.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Прости, дражайшее отечество, прости! (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2, стр. 89-91.

Так оканчивается третье действие. В четвертом действии Заисан объявляет Надиру, что он встречал Taмиру бегущую к судам Селима, воротил ее и ввел в дом; он хочет объявить об этом Мумету. Надир говорит:

Хотя смягчи удар приятностью какою;

Между веселых слов печаль сию вмести (1).

(1) Там же, стр. 94.

Клеона приходит к Надиру и рассказывает ему о горести и слезах Тамиры. Надир говорит, что подозревает Мамая в хитрости. Клеона говорит:

Для толь поспешного Мамаева прихода

Слух в городе прошел, что он совсем побит?

Надир.

Всегда есть Божий глас, глас целого народа;

Устами оного Всевышний говорить (1).

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2. стр. 94.

Далее Надир говорит что небо --

Горами потрясет, и воспалит пожары,

Или опустошит поветрием луга,

Или от глубины возвысив волны яры,

Потопом скверные очистит берега (1).

(1)Там же, стр. 97.

Далее говорит он же (Надир). Какие прекрасные стихи!

Хоть радостен Мумет, но войска не имеет;

Что будет, как Селим к стенам приступит вновь?

Погибнем, ежели не рассудя посмеет

Озлобить меч в руке держащую любовь.

Мамая гордый дух чембольше возвышает,

Тем может рок его скорее поразить.

На пышны гор верхи гром чаще ударяет.

Беги высот, когда безбедно хочешь жить.

Цветут спокойные не зная бурь долины,

Где редко молнии возможно досягать.

Никто на свете так не обязал судьбины,

Кто б завтрешне себе мог щастье обещать.

На лживость оного никто не полагайся:

Что утром возросло, то вечером падет.

Никто в нещастии спасенья не отчайся:

Что вечер низложил, то утро вознесет.

Неутомимый рок все колом обращает.

С Мамаем рушиться внезапно может Крым.

Когда кто с высоты великой упадает,

И тех с собой влечет, что с низу шли за ним.

Но сим смущаются лишь только подлы души,

Которы на морской волнами шумный путь

Смотря, колеблются с недвижимые суши,

И чают на брегу высоком потонуть (1).

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. ч. 2, стр. 97, 98.

Приходит Селим и узнает, что Тамира поймана на пути к нему; он говорит, что вновь обратит воинство против города.

Ударит женский стон здесь вместо песней брачных,

И вместо праздничных огней пожар сих стен (1).

(1) Там же, стр. 99.

Наконец он оставляет это намерение и хочет драться с Мамаем; он отвечает Надиру:

Владеет наших дней Всевышний сам пределом;

Но славу каждому в свою он отдал власть.

Коль близко ходит рок при робком и при смелом;

То лучше мне избрать себе похвальну часть.

Какая польза тем, что в старости глубокой

И в тьме бесславия кончают долгий век?

Добротами всходить на верьх хвалы высокой

И славно умереть родился человек (1).

(*) Там же, стр. 102.

Надир его удерживает, говорит ему об его родителях:

Они во сретенье давно к тебе взирают,

И простирают мысль чрез горы и валы,

И в нетерпении минуты все считают,

Твоей насытиться желая похвалы.

Возобнови свои премудрые уставы,

Которым преж сего себя ты покорял,

И вспомни прежние свои на сей час нравы,

Которых мерностью ты старых удивлял. (1)

(1) Полн. соб. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2,стр. 107.

Селим отвечает:

Уж я не тот Селим.... (1).

(1) Там же, стр. 102.

Является Мамай; между им и Селином завязывается жаркий спор; они бросаются драться друг с другом, но их разнимают.

В пятом действии Мумет объявляет Тамире, что она должна соединиться с Мамаем, Клеону же приказывает бросить в темницу. Надир утишает Тамиру и говорит:

Поверь мне, что Мамай хотя теперь возвышен,

И гордости своей не знает где предел;

Но скоро упадет, и звук лишь будет слышен,

С какой он высоты повержен в низ летел (1).

(1) Там же, стр. 103.

Приходит вестник и рассказывает о поединке Ceлима с Мамаем:

Сверкнули острые и дали звук мечи;

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Но руку сильную занес в размах Селим;

Ударил по щиту, звук грянул меж горами,

Распался разом щит и конска голова. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч.2, стр. 108.

В то время, как Селим одолевал Мамая, прибежали Мамаевы мурзы и бросились на Селима. Вестник в это время оставил место поединка; Надир уходит мстить за Селима, а Тамира остается одна; она уверена, что Селима больше нет; она говорит, что ей нет отрады --

Одно спасенье мне, не ожидать спасенья. (1)

(1) Там же, стр. 110.

Все это место также вообще прекрасно. Она решается последовать за Селимом:

И смерть зовет меня к спокойству от трудов!

Героев светлый лик Нарсима там встречает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что должно потерять, то должно презирать....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты умер для меня, я следую тебе. (1)

(1) Там же, стр. 111. 112.

Она хочет заколоться. В это время являются Селим и Нарсим; они говорят, что Мамаи убит. Приходит и Мумет с прочими. Нарсим рассказывает поражение на Куликовом поле:

Сквозь пыль, сквозь пар едва давало солнце луч,

В густой крови кипя, тряслась земля багрова,

И стрелы падали дождевых гуще туч.

Уж поле мертвыми наполнилось широко,

Непрядва трупами спершись едва текла.

Различный вид смертей там представляло око,

Различным образом повержены тела,

Иной с размаху меч занес на сопостата;

Но прежде прободен, удара не скончал,

Иной, забыв врага, прельщался блеском злата;

Но мертвый на корысть желанную упал.

Иной от сильного удара убегая,

Стремглав на низ слетел и стонет под конем.

Иной пронзен угас, противника пронзая;

Иной врага поверг, и умер сам на нем. (1)

(1)Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова, Спб. 1803, ч. 2,стр. 114.

В это время, когда победа клонилась на сторону татар, Мамай, послав его (Нарсима) отыскивать Димитрия, окружил его Нарсима своими воинами, чтобы истребить с его войском; тогда вдруг войско русское вышло из засады; татары, (также и напавшие на Нарсима) побежали:

Я к верху мутные возвел свои глаза,

Тогда над русскими полками отворились,

И ясный свет на них спустили небеса.

Ударил гром на нас, по оных побороя. (1)

(1) Там же, стр. 116.

Селим оканчивает рассказ и говорит о том как Нарсим, в то время, как он (Селим) был окружен, явился и убил Мамая:

Как тигр уж на копье хотя ослабевает,

Однако посмотрев на раненый хребет,

Глазами на ловца кровавыми сверкает,

И ратовище злясь в себе зубами рвет:

Так меч в груди своей схватил Мамай рукою;

Но пал, и трясучись о землю тылом бил.

Из раны черна кровь ударилась рекою,

Он очи злобные инебо обратил

Разинул челюсти, но гласа не имея,

Со скрежетом зубным извергнул дух во ад. (1)

(1) Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова, ч. 2, стр. 117.

Мумет соединяет Селина и Такиру, и прощает Клеону, -- и трагедия оканчивается.

Мы выписали все или почти все поэтические места. Из наших выписок видно, как прекрасны, как совершенны часто стихи Ломоносова, и как далеко выше эта трагедия трагедии Озерова.

Трагедия "Демофонт" не имеет такого достоинства, как трагедия "Тамира и Селям"; но и здесь есть прекрасные места и прекрасные стихи. Удержимся от многих выписок, и выпишем одно место из рассказа Мемнона Полимнестору:

Внезапно солнца вид на всходе стал багров

И тусклые лучи казал из облаков,

От берегу вдали пучина почернела,

И буря к нам с дождем и с градом налетела,

Напала мгла как ночь, ударил громный треск,

И мрачность пресекал лишь частых молний блеск.

Подняв седы верхи, стремились волны яры,

И берег заревел, почувствовав удары.

Тогда сквозь мрак едва увидеть мы могли,

Что с моря бурный вихрь несет к нам корабля,

Которы лютость вод то в пропастях скрывает,

То вздернув на бугры, порывисто бросает,

Раздранны парусы пловцы отдав ветрам,

Уж руки подняли к закрытым небесам.

Мы чаяли тогда Енеева прихода,

С остатками Троян, несчастного народа.

Объята жалостью, подвигнута бедой,

Царевна на берет без страху шла за мной

Тут алчный Понт пожрал три корабля пред нами,

И в части раздробив, изверг на брег волнами.

Увидев, что с водой там бьется человек,

С рабами я спешил и на песок извлек (1).

(1) Полн.собр. соч. М. В. Ломоносова, ч. 2, стр. 133. 134

КОНЕЦ ПРИЛОЖЕНИЯМ.

ПОЛОЖЕНИЯ.

I.

Вопрос литературы не может рассматриваться отвлеченно; но должен быть изложен всвязи с историею народа.

II.

Явление Ломоносова тесно соединено с явлением Петра Великого; деятельность и того и другого имеет внутреннее соотношение между собою.

III.

Значение Петра в истории русской есть значение индивидуума, лица в народе, которое воплотилось в Петре.

IV.

Значение Ломоносова в литературе есть значение индивидуума, лица в поэзии, иначе: поэтической отдельной личности, дотоле поглощаемой цельною, заключительно-национальной жизнию, народными песнями.

V.

Язык церковнославянский был орудием отвлеченной общейдеятельности в религиозной сфере, служил Вечному -- язык по преимуществу письменный. Язык русский был орудием деятельности народной в сфере его национальной жизни, служил случайным живым движениям -- язык по преимуществу разговорный, устный.

VI.

История слова в России до Ломоносова представляет беспрестанное смешение того и другого языка, по мере столкновения тех областей, которым по преимуществу служили они -- в грамотах и договорах с одной стороны, в посланиях духовных лиц к народу, с другой. Это производит пеструю смесь и волнующуюся цепь ошибок очень живую, понятную вследствие внутренних причин.

VII.

Язык русский, не смотря на кажущуюся ошибочность и недостаточность правописания в грамотах и пр., с изумительною строгостью сохраняет многие свои оттенки; ибо здесь есть присутствие народной грамматики, живой, естественной, истинной. Это видим напр.: в употреблении родительного падежа после частицы не; в оттенках употребления отглагольного прилагательного с есмь, еси, есть; в употреблении ти и тобе, и пр.

VIII.

Сферы церковнославянского и русского языков возмутились в своей отвлеченности перед явлением Петра Великого, церковнославянский язык утратил свою неприкосновенность и был употребляем для комедии, где перемешивался с самыми пошлыми, обыденными словами. Ломоносов внес порядок в этот хаос слога. Он возвел русский язык в общую сферу и определил его живое отношение к языку церковнославянскому. Права сего последнего в русском языке и слове -- вечны.

IX.

Язык Ломоносова имеет свое основание и оправдание в языке церковнославянском, и в языке русском, -- языке грамот, народном.

X.

Ломоносов, явившись как лицо в поэзии, -- необходимо поэт; это определяется существом его подвига.

XI.

Ломоносов -- поэт преимущественно в языке; это всеобъемлющий его подвиг. Но его поэтическая природа высказывается также прекрасными поэтическими местами в его произведениях. Мало того, его поэтическая природа является и в науке и в прочих его занятиях, как существенная, основная, необходимая его принадлежность. И потому Ломоносов во всей своей многообразной деятельности -- поэт.