В детстве я не раз слыхал рассказы об Илье Муромце, и из того, что сохранила моя память, есть некоторые подробности и особенности, которые, сколько мне известно, не находятся вовсе, или, по крайней мере, не в том виде, в песнях и сказках и которые передать во всеобщее сведение, кажется мне, будет не лишним.
Рассказ начинается, как обыкновенно, с того, что Илья Муромец сидел сиднем тридцать лет. Однажды, когда отец и вся семья его были на работе, приходят к нему двое старцев и говорят: "Илья Муромец, принеси нам напиться". Илья отвечал, что он встать на ноги не может и вот тридцать лет сидит сиднем. "Встань и принеси!" -- говорят ему старцы. -- Илья Муромец встал и принес ведро воды старцам. -- "Выпей сам", -говорят они ему. -- Илья выпил. -- "Что ты в себе слышишь?" -спрашивают его. "Слышу богатырскую силу", -- отвечает Илья. "Поди принеси еще ведро", -- говорят старцы. -- Илья приносит. -- "Выпей!" -- Илья выпивает. -- "Что ты теперь слышишь в себе?" -- спрашивают старцы. -- "Если б ввернуть кольцо в землю, -- отвечает Илья, -- то я бы всю землю перевернул"*. -- "Это много, -- говорят старцы, -- поди принеси еще ведро". -- Илья принес. -- "Выпей". -- Илья выпил, и силы в нем поубавилось**. -"Довольно тебе этой силы", -- сказали старцы и ушли. -- Илья встал и пошел к своим на работу. Как только увидали его, так закричали в изумлении: "Смотрите-ка: Илья идет!"***
______________________
* Мне помнится, он определил эту силу тем, что он мог бы сделать, -- но чем, я наверное не помню; как будто тем, что он вырвет дерево с корнем.
** Не помню, на сколько: в половину ли или до той силы, какая послышалась после первого ведра.
*** Я не помню ясно, на какой работе была семья Ильи; но помню, что он принял в этой работе участие и изумил необычайною силою. Чуть ли это не была рубка леса, и Илья, принявшись помогать, стал с корнем рвать деревья.
Когда Илья, взяв благословение у отца и матери, пустился в путь по направлению к Киеву, то, следуя берегом Оки, встретил он в узком месте богатыря (помнится, Зюзю по имени), который один тащил расшиву. "С дороги!" -- кричал богатырь. Обидно показалось Илье; он не дал дороги, схватил богатыря в руки и кинул вверх, и потом опять подхватил его на руки и поставил на землю. Богатырь, пока летел вверх и падал вниз, успел сказать сто раз: "Виноват, Илья Муромец, вперед не буду". Здесь нельзя не заметить приема Ильи, к которому он не раз прибегает в схватках богатырских: прием этот -- схватить на руки и кинуть вверх, а потом подхватить и безвредно опустить на землю. Илья бьет неохотно, только в крайних случаях; а где нет этой неприятной для него необходимости, он только показывает, безвредно, свою богатырскую силу, чтобы заставить уступить себе, чтоб заставить смириться своего врага; так мечет он вверх своих противников; так, когда нападает на него толпа разбойников, он стреляет не в них, а в дуб, который разлетается вдребезги, -- и разбойники падают на землю.
Я слышал еще следующий рассказ. Илья Муромец, после многих совершенных им богатырских подвигов, не найдя себе равного силою, заслышал, что есть один богатырь силы непомерной, которого и земля не держит и который на всей земле нашел одну только могущую выдержать гору и лежит на ней. Илье Муромцу захотелось с ним померяться. Пошел он искать этого богатыря и нашел гору, а на ней лежит огромный богатырь, сам как гора. Илья наносит ему удар. "Никак, я зацепился за сучок", -- говорит богатырь. -- Илья, напрягши всю свою силу, повторяет удар. -- "Верно, я за камешек задел", -- говорит богатырь; оборотясь, он увидел Илью Муромца и сказал ему: "А, это ты, Илья Муромец! Ты силен между людьми, и будь между ними силен, а со мною нечего тебе мерять силы. Видишь, какой я урод; меня и земля не держит, нашел себе гору и лежу на ней".
Образ этого громадного богатыря, которого обременила, одолела собственная сила, так что он стал неподвижен, -- весьма замечателен. Очевидно, что он выходит вне разряда богатырей, к которым принадлежит Илья Муромец. Это богатырь-стихия.
Нельзя не заметить в наших песнях следов предшествующей эпохи, эпохи титанической или космогонической, где сила, получая очертание человеческого образа, еще остается силою мировою, где являются богатыри-стихии. Вочеловечение этих сил имеет свои степени; не все богатыри этой первозданной эпохи одинаково носят на себе стихийный характер; но один более, другой менее, один дальше, другой ближе к людям. К таким богатырям принадлежат, кажется, те, которых вдруг одного за другим, по именам только и при случае, исчисляет песня Владимировой эпохи, которые Бог знает откуда появляются толпою и о которых в ней ничего не повествуется. Таковы Полкан, Святогор и др.; с течением времени, при повторении песенном, значение их могло забыться и образ утратить свой отпечаток. Не их ли должно разуметь под "старшими богатырями", которые неизвестно откуда, как бы с облаков, смотрят на Илью и взор которых сопровождает его во всю его поездку? Недавно найденная одним просвещенным любителем старины превосходная древняя песня о Святогоре говорит в пользу нашего мнения. Песня рассказывает именно, как Святогор хотел найти вес или тягу земли, т.е. такую тяжесть, которая бы равнялась тяжести земли, хотел найти и поднять эту тяжесть: дело чисто титаническое. Такая же, выступившая за обыкновенные пределы, титаническая мировая сила обняла Илью, когда он после второго ведра сказал: "Поверну всю землю". Но старцы умерили эту силу и возвратили ее в пределы силы человеческой. Илья Муромец не принадлежит к титанической, но к богатырской эпохе; он есть величайшая, первая человеческая сила.
Впервые опубликовано: "Русская Беседа", 1856. Кн. 4. Науки.