ЛИТЕРАТУРА О МАКИАВЕЛЛИ
On recontrerait difficilement dans l'histoire de
la philosophie et des lettres un nom tour à tour
plus flétri et plus exalté, un génie plus
déversement et plus mal compris, des écrits
plus cités et moins lus, que le nom,
le génie et les écrits de Machiavel.
Ad. Franck 6)
Литература о Макиавелли настолько обширна и поучительна, что вызвала целый ряд исследований, между которыми по полноте библиографических указаний, по добросовестному, спокойному и беспристрастному отношению к рассматриваемым писателям первое место принадлежит, бесспорно, труду Моля "Die Machiavelli Litteratur". В этом исследовании немецкий ученый собрал все сколько-нибудь замечательные отзывы и мнения о Макиавелли как о политическом писателе, изложил их в систематическом порядке и подвергнул их критической оценке с точки зрения своего воззрения на достоинство политических трактатов флорентийского секретаря.
В предлагаемом обзоре главнейших сочинений, посвященных Макиавелли, мы поставили себе иную задачу. Наша цель, во-первых, показать, как сложились те ложные воззрения на Макиавелли, которые держатся еще по сие время в литературе и обществе, во-вторых, объяснить, в силу каких причин возникли эти воззрения, в-третьих, определить, что по наше время сделано для понимания Макиавелли и что еще остается сделать. Такой обзор укажет нам на пробелы в литературе о Макиавелли и выяснит нам, какой методе мы должны следовать при изучении творений флорентийского секретаря, чтобы не впасть в заблуждения и ошибки его прежних критиков и комментаторов {1* Periès. Oeuvres de Machiavel. Paris, 1823. Vol. I; Artaud. Machiavel, son génie et ses erreurs. Paris, 1832; Mohl. 1) Geschichte; 2) Litteratur der Staatswissenschaften. Erlangen, 1858. Bd. III.}.
Трактаты Макиавелли вызвали в Италии богатую политическую литературу {2* Boter o. Della Ragione di Stato; Gianotti. Libro della repubblica de' Vi-niziani; Vita ed azioni di Girolamo Savorgnano; Discorso sopra il fermare il Governo di Firenze l'anno 1527; Discorso intorno alla forma della repubblica di Firenze; Della repubblica Fiorentina; Discorso délie cose d'Italia; Discorso sopra il riordinare la repubblica di Siena; Uberto Foglietta. La Repubblica di Genova; Scipione Ammirato. Discorsi sopra Cornelio Tacito; Bartolomeo Cavalcanti. Trattati sopra gli ottimi reggimenti délie repubbliche antiche e moderne; Francesco Sansovino. Del Governo et amministratione di diversi Regni e Repubbliche cosi antiche corne moderne.}, самым замечательным представителем которой должно считать Гвиччардини. Этот государственный муж, политический писатель и историк, написал непосредственно по появлении в печати политических трактатов Макиавелли критические замечания на рассуждения о первых десяти книгах Тита Ливия. В этих замечаниях, свидетельствующих о добросовестном и основательном изучении сочинений флорентийского секретаря, Гвиччардини подвергает отдельные положения Макиавелли обстоятельной и беспристрастной критике. Он не соглашается с воззрением Макиавелли на преимущества национальных войск над наемными {3* Considerazioni intorno ai Discorsi del Machiavelli sopra la prima Deca di Tito Livio (Opere inedite di Francesco Guicardini. Firenze, 1857. Vol. I. P. 69--70, 61, 62).}, старается опровергнуть доводы, которыми автор "Князя" подкрепляет свой взгляд на языческую религию как на одну из причин римского величия {4* Ibid. P. 26--27.}, отрицает, что борьба патрициев с плебеями содействовала упрочению свободы в Риме {Ibid. P. 12, 16.}, и не разделяет воззрения Макиавелли на достоинства народного правления {Ibid. P. 43--47, 52, 53, 54--59.}. Но эти возражения не касаются тех сторон политического учения Макиавелли, которые вызвали такие страстные нападки со стороны позднейших критиков. Гвиччардини не только не считает политические советы Макиавелли безнравственными, но находит их, напротив, вполне разумными и целесообразными {7* Ibid. P. 22--24, 42--43, 66--67.}, и весь тон его воззрений свидетельствует о том уважении, с которым он относится к своему знаменитому предшественнику. И у других политических писателей Италии XVI века мы замечаем то же самое отношение к Макиавелли. Никто не обвиняет его в безнравственности, а все признают в нем глубокого мыслителя, тонкого наблюдателя, остроумного писателя. Мы будем иметь ниже случай подробно разобрать политические воззрения Гвиччардини и его полемику с Макиавелли, здесь же мы констатируем лишь тот важный и поучительный факт, что первый критик Макиавелли, изучивший его трактаты без всякой предвзятой мысли и находившийся в политических условиях, которые служили ему ключом к пониманию и верной оценке Макиавелли, не обвиняет его в безнравственности и не впадает в ошибки и заблуждения последующих критиков, верному суждению которых, как мы сейчас увидим, мешали религиозные и политические тенденции.
Первыми обличителями Макиавелли выступают богословы, иезуиты и монахи {8* Pol us. Apologia ad Carolum V super libro de unitate Ecclesiae. 1744. Elogia Doctorum Virorum ab auorum memoria publicatis ingenii monumentis illustrium Authore Paulo Iovio Novocomense, episcopo Nucerino Antverpiae 1557; Hieronymi Osorii Lusitani De nobilitate civili libri II; ejusdem de nobilitate christiana libri IL Fiorentia, 1552. Antonii Possevini e societate Iesu judicium de Nuae milites, Galli Ioannis Bodini, Nicolai Machiauelli et Antemachiauelli quibusdam scriptis. Lugduni, 1594 и мн. др.}. Известно, что Макиавелли стоит на светской почве и относится индифферентно к различным вероисповеданиям, что он приписывал религиозному воспитанию католической Церкви развращающее влияние на общественные нравы, что он видит в языческой религии одну из причин величия Рима, и что он объясняет разъединение и раздробленность Италии политикою пап. Против этих-то воззрений, противоречащих христианскому миросозерцанию и учению католической Церкви, и вооружаются первые порицатели Макиавелли. Они выхватывают их из той общей цепи умозаключений, выяснив которую, только и можно понять их настоящий смысл и значение, и доказывают их ложность, основываясь на свидетельствах Св. Писания, приводя примеры из библейской истории и жития святых и ссылаясь на авторитеты Отцов Церкви и средневековых писателей {9* См. между прочим: Possevinus. P. 131, 134; Osorius. P. 201, 218.}. Чтобы поколебать авторитет Макиавелли, они изобличают его в невежестве, утверждают, что он ничего не смыслил в политике и что он обязан своими ссылками на древних писателей своим друзьям, снабдившим его необходимыми цитатами {10* Possevinus. Diximus alibi non defuisse Machiauello ingenium et acumen, sed defuisse pietatem et usum rerum. Iovius: Qui non miretur in hoc Machiauello tantum valuisse naturam, ut in nulla vel certe mediocri literata cognitione, ad justum recte scribendi facultatem, pervenire potuerit... Constat eum, sicuti ipse nobis fatebatur a Marcello Virgilio... Graecae atque Latinae linguae flores accepisse, quos scriptis suis insereret7).}. Желая придать большую убедительность своим доводам и подкрепить свой взгляд на Макиавелли как на атеиста и безбожника, они не только выставляют его писателем, лишенным всякого нравственного чутья, но и стараются заподозрить его личный характер и сочиняют про него небылицы с целью набросить тень на его частную жизнь и общественную деятельность {11* Напр., Polus и Iovius. }. Они не скупятся на сильные выражения и осыпают бессовестного безбожника ругательствами, делающими честь их изобретательности {12* Posse vinus: Sceleratum satanum organum (p. 129); Osorius: impunis scriptor atque nefarius 8) (p. 199).}. Самые хлесткие и смелые обличительные трактаты были написаны людьми, вовсе не читавшими сочинений Макиавелли и знакомыми с его воззрениями лишь понаслышке {13* Possevinus. }. О серьезной критике политического учения Макиавелли у этих писателей не может быть и речи. Их интересует Макиавелли не как политический писатель, а как враг светского владычества пап, как свободный мыслитель, не признававший авторитета католической Церкви. Если они и упоминают о некоторых политических правилах, встречающихся в "Il Principe", то лишь для того, чтобы извратить их смысл, изобличить Макиавелли в безнравственности, унизить его в глазах читателя и возбудить негодование против писателя, осмелившегося усомниться в законности светских притязаний пап {14* Possevinus и Bozius. De imperio virtutis, sive imperia pendere a viris virtutibus, non a simulatis. Coloniae, 1598.}. Острие их полемики направлено не столько против Макиавелли, сколько против светского миросозерцания вообще и против лжеучений, которые были вызваны расколом в западной Церкви.
Если сочинения этих писателей, впервые вооружившихся против Макиавелли, и лишены всякого научного значения, то они тем не менее важны для нас в том отношении, что показывают, где должно искать настоящий источник тех ложных воззрений, которые выставляют Макиавелли безнравственным писателем. Этот источник -- невежество и беззастенчивость в союзе с религиозными предрассудками и фанатизмом учеников Лойолы.
Вслед за иезуитами и монахами выступили и светские писатели, вооружившиеся против Макиавелли не во имя религии, а из политических мотивов. К этим писателям принадлежат Боден и Жантийе. О полемике Бодена с Макиавелли мы будем иметь случай говорить ниже; здесь же ограничимся краткой характеристикой книги Жантийе {15* Gentillet. Discours sur les Moyens de bien gouverner et maintenir en bonne paix un Royaume ou autre Principauté... Contre Nicolas Machiavel florentin. Genève, 1579 9).}. Мотивы, цель и метода этой книги как нельзя яснее вытекают из предисловия, которое Жантийе предпосылает своему труду. В этом предисловии он говорит между прочим следующее: "Моя цель показать, что Макиавелли ничего или по крайней мере очень мало смыслит в политической науке, и что он выставляет жестокие правила, на которых и построил науку не политическую, а тираническую... Макиавелли был невежда в политических делах. Да он и не соединял в себе тех условий, которые необходимы для понимания политической науки. Он не обладал опытом; да и иметь его не мог, ибо ничего не видал на своем веку, кроме ссор и передряг некоторых мелких тиранов Италии. В истории он также был круглый невежда. Основательных и твердых суждений мы у него не замечаем, его аргументация поверхностна и свидетельствует лишь об его умственном бессилии. Он обладал некоторым остроумием, но это остроумие служит ему лишь для того, чтобы придать соблазнительную окраску злым и безнравственным советам... {16* Gentillet. Discours... P. 4.} О жизни и смерти Макиавелли я ничего сказать не могу, да, по правде сказать, и не старался наводить справок о жизни человека, память которого заслуживает вечного забвения. Но я тем не менее решаюсь утверждать, что никогда не существовало человека, который до такой степени был бы погружен в омут пороков, как этот флорентиец. Из его предисловия к "Князю" видно, что он был изгнан из Флоренции и жил в ссылке... И в некоторых других местах он рассказывает нам, что он жил то во Франции, то в Риме, то в других городах не в качестве посланника (ибо в таком случае он не преминул бы упомянуть об этом), а ссыльным и беглецом {17* Ibid. P. 5.}. Кроме книги о князе, он написал еще рассуждения о первых десяти главах Тита Ливия. Здесь он выхватывает отдельные места из Ливия, пересыпая их примерами из истории мелких итальянских княжеств. Он писал также о военном деле, но тут приходится удивляться только той смелости, с которой он говорит о предмете, совершенно ему незнакомом {18* Ibid. P. 18.}. Я свел отдельные положения Макиавелли к общим правилам, которые и разделил натри группы. Я не мог следовать порядку изложения Макиавелли, ибо мне пришлось бы в таком случае возвращаться к одному и тому же вопросу по несколько раз... {Ibid. P. 5.} Если мне скажут, что я выворачиваю лишь одну дурную сторону учения Макиавелли, то я отвечу, что все, что принадлежит Макиавелли, никуда не годится. Если он выставляет иногда и хорошие правила других авторов, то лучше познакомиться с этими правилами в сочинениях самих авторов, где они гораздо более на месте, чем у Макиавелли" {20* Ibid. Р. 6.}. Еще интереснее те места предисловия, в которых Жантийе говорит о мотивах, побудивших его написать свою книгу. "При Франциске I и Генрихе II сочинения Макиавелли, -- говорит Жантийе, -- не читались, и Францией управляли люди, верные древним обычаям и преданиям старины. Со смертью же Генриха вторглась во Францию итальянская или, лучше сказать, флорентийская система правления, проповедуемая Макиавелли, так что с этого времени имя этого флорентийца сделалось знаменитым и уважаемым, как имя мудрейшего во всем мире человека. И этому нечего удивляться, ибо все любят следовать обычаям своей страны (намек на Екатерину Медичи) {21* Ibid. P. 10.}. Двор кишит итальянцами, и если хочешь чего добиться, нужно уметь объясниться на языке этих иноземцев. Итальянцы управляют Францией, издают законы, пишут предписания, ведут внешнюю и внутреннюю переписку, занимают лучшие места, заведуют королевскими доменами {22* Ibid. Р. 11.}. В древнее время Франция управлялась законами, она наслаждалась миром и спокойствием, теперь же, когда во Франции царствуют макиавеллисты, законы попираются, внутренний мир нарушен, торговля и промышленность в упадке {23* Ibid. Р. 12.}. Если меня спросят, из чего я заключаю, что современная Франция управляется Макиавелли, то я отвечу следующее: известный образ действия вытекает из общих правил, а если мы посмотрим на образ действий современных правителей Франции, то увидим, что он вполне согласуется с правилами, проповедуемыми Макиавелли" {24* Ibid. Р. 11.}. В заключении Жантийе обращается с воззванием к правителям Франции, умоляя их покинуть путь атеизма, безбожия, вероломства, тирании, жестокости, грабежа, вымогательств (athéisme, impiété, perdifie, tyranie, cruauté, pillieris, usures). "Неужели вы допустите, -- восклицает он, -- чтобы эти итальянцы сеяли атеизм и безнравственность в вашей стране, чтобы они воздвигали школы безбожия. Не забудьте, что Франция всегда свято хранила христианскую религию, что наши древние короли своим благочестием и религиозностью заслужили столь почетный титул христианских королей" {25* Ibid. P. 10.}. Из этого предисловия как нельзя яснее вытекает, что цель книги Жантийе -- не изучить политическое учение Макиавелли, а изобличить в безбожии и безнравственности людей, стоявших во главе Франции. Его нападки направлены не против Макиавелли, а против Екатерины Медичи и ее сподвижников. Вооружаясь не против настоящих виновников возмущавшей его политической системы, а против писателя, давно замолкнувшего, Жантийе мог дать волю своему негодованию и свободнее рассуждать о тех недугах, которыми страдало его отечество. И, чтобы вернее достигнуть своей цели, он упоминает лишь о тех местах в сочинениях Макиавелли, которые могли напомнить читателю ту политическую систему, которая возмущала лучших людей Франции. По поводу этих мест Жантийе пускается в пространные рассуждения о политическом состоянии Франции, о его недостатках и о тех средствах, с помощью которых они могли бы быть устранены. Не находя у Макиавелли всех тех политических правил, против которых он считает необходимым вооружаться, Жантийе или извращает смысл слов Макиавелли, или приписывает ему воззрения, которые никогда не высказывал автор "Князя" {26* Gentillet. Discours... P. III.}. Чтобы вызвать в читателе негодование против политической доктрины Макиавелли, Жантийе, как и его предшественники иезуиты и монахи, выставляет его извергом рода человеческого. Мы привели выше слова Жантийе, из которых видно, каким путем он приходит к этому выводу.
Мы остановились подробнее на книге Жантийе, ибо книга эта имела большой успех: она выдержала несколько изданий, была переведена на иностранные языки и вызвала целый ряд сочинений, написанных в том же духе {27* Mohl. Litteratur der Staatswissenschaften. P. 550 (примеч. 1).}. Жантийе первый пустил в обращение слово "макиавеллизм" для обозначения политики, которая пренебрегает нравственными правилами и считает всякое средство дозволенным, как скоро оно ведет к желанной цели. С его легкой руки это слово укоренилось в литературе и обществе и установилось мнение, будто Макиавелли в своих сочинениях возвел в теорию политику виновников Варфоломеевской ночи.
Воззрения, приписанные Макиавелли рассмотренными нами писателями, не могли не возбудить всеобщего интереса и любопытства. Изучение писателя, открыто проповедовавшего безбожие и политическое коварство, должно было казаться многим благодарной темой для ученых диссертаций и рассуждений. И вот выступает целый ряд писателей, для которых политические правила Макиавелли, собранные и истолкованные Жантийе, служат поводом для рассуждений о недозволительности безнравственных средств в политике и о преимуществе добродетели над пороком. Перечислять эти сочинения, а тем более передавать их содержание мы не будем, так как все они свидетельствуют о незнакомстве авторов с писателем, о котором рассуждают, и суть не что иное, как плоские и бессодержательные рассуждения с точки зрения прописной морали о некоторых местах из сочинений Макиавелли, выхваченных наудачу и нередко искаженных до неузнаваемости {28* Фридрих Великий. Antimachiavel. Oeuvres. Vol. VIII; Mazeres. De Machiavel et de l'influence de sa doctrine sur les opinions, les moeurs et la politique de la France pendant la révolution. Paris, 1816.}.
Интереснее сочинения тех писателей, которые взяли на себя труд прочитать если не все сочинения Макиавелли, то по крайней мере его главнейшие политические трактаты и заметившие, что суждения предшествующих критиков противоречат воззрениям Макиавелли и не согласуются с общим смыслом его политического учения. Одни из них обращают особенное внимание на те места в сочинениях Макиавелли, которые опровергают главнейшие возводимые на него обвинения и противопоставляют эти места приписываемым Макиавелли воззрениям. Так, например, поступает Амело де ла Гусе {A. N. Amelot de la Houssaye. Le Prince de Nicolas Machiavel. Amsterdam, 1683.}. Мнение, будто Макиавелли был атеистом, он опровергает тем, что приводит 12-ю гл. I кн. и 1-ю гл. III кн. "Discorsi" 10), в которой Макиавелли говорит о важном значении религии для государственной жизни; неосновательность воззрения, будто Макиавелли был приверженцем тирании, он доказывает тем, что обращает внимание читателей на 10-ю гл. I кн. "Discorsi", где Макиавелли хвалит основателей республики и порицает основателей тирании. Другие писатели стараются объяснить жестокость и суровость политических правил, встречающихся в "Il Principe", или тем, что задача Макиавелли -- указать на те средства, которыми вводятся и поддерживаются государственные учреждения, и что эти средства не могут быть всегда гуманными, как не могут быть всегда приятными больному лекарства, прописываемые врачом { Guillaume Cappel. Le Prince de Nicolas Machiavel traduit d'italien en franèoys. 1553.}, или тем, что Макиавелли предлагает советы лишь новому князю { Ioh. Friderici Christi. De Nicolo Machiavello libri très. Lipsiae, 1731.} или князю, завладевшему престолом незаконными средствами {32* Н. Conringius. Animadversiones politicae in Machiavelli principem. Helmstadt, 1686.}. Третьи, наконец, обращают особенное внимание нате страницы в сочинениях флорентийского секретаря, в которых Макиавелли является открытым защитником политической свободы и непримиримым врагом тирании. Они задались вопросом: как мог писатель, так горячо защищавший республиканский строй, написать книгу, в которой он предлагал советы тирану? Чтобы ответить на этот вопрос, они пускаются в различные догадки, между которыми наибольший успех имела мысль, высказанная Джентилисом {33* Gentilis. De legationibus. Rousseau. Contrat social.}, повторенная Руссо {34* Alfieri. Del Pricipe e délie lettere.}11) и подробнее развитая Альфьери35*. Эти писатели объясняют политическую тенденцию "Il Principe" тем, что Макиавелли хотел будто бы выставить в этой книге всю гнусность деспотизма и предостеречь народ от сетей, расставляемых тиранами.
Все эти писатели не столько изучают сочинения Макиавелли, сколько стараются защитить Макиавелли от возводимых на него обвинений. И эта полемика увлекает их в противоположную крайность, мешает им спокойно и беспристрастно относиться к разбираемому писателю и согласовать кажущиеся противоречия в воззрениях Макиавелли основательным изучением этих воззрений. Но это новое направление в литературе о Макиавелли имело то важное последствие, что воззрения на автора "Князя" как на безнравственного писателя и приверженца тирании перестало быть господствующим, и что была освещена другая сторона в учении Макиавелли, которая оставалась до того времени в тени. Последующие писатели должны были считаться с этими противоположными воззрениями и, стараясь примирить их, -- глубже вникнуть в учение Макиавелли и обратить внимание на те исторические условия, которые определили его политические убеждения и воззрения.
Краткому обзору сочинений этих новейших критиков мы должны предпослать несколько общих замечаний.
Критики XIX в. унаследовали от своих предшественников воззрение на Макиавелли как на писателя, считавшего всякое средство дозволенным, как скоро оно ведет к желанной цели. Кроме того, литература предшествующих веков выставила на первый план вопрос о том противоречии, которое будто бы существует между "Discorsi" Макиавелли и его "Il Principe". Исследование этих двух вопросов и составляет главное содержание критических статей, посвященных Макиавелли. Все писавшие о флорентийском секретаре стараются прежде всего объяснить безнравственность политических советов Макиавелли и тот факт, что писатель, являющийся в одном сочинении защитником политической свободы, предлагает в другом советы тирану. И эти вопросы увлекают их до такой степени, что они не обращают должного внимания на те воззрения Макиавелли, которые не могут служить им материалом для разрешения этих вопросов. Стараясь объяснить индифферентное будто бы отношение Макиавелли к предписаниям морали, они обращаются к изучению его времени, рассуждают об общей распущенности нравов в эпоху Возрождения и раздробленности Италии и т. п., и эти исторические исследования заслоняют главную цель их труда -- объяснить политические воззрения Макиавелли. Другие же, рассуждая о доктрине флорентийского секретаря, наталкиваются на вопросы об отношении политики к морали и отводят этому вопросу широкое место в своих исследованиях. Третьи, наконец, разбирая мнения ученых, писавших о Макиавелли, теряются в этом хаосе противоречивых мнений и отказываются от самостоятельного суждения о значении Макиавелли как политического писателя {36* Tiraboschi. Storia della litteratura italiana. Vol. VII.}. Благодаря, таким образом, во-первых, разноречию в воззрениях на Макиавелли, во-вторых, тому, что к изучению Макиавелли приплетаются посторонние вопросы, долженствующие занять в исследованиях о Макиавелли лишь второстепенное место, в-третьих, тому, что рассуждения о Макиавелли сводятся к рассуждениям о причинах безнравственности его учения и об отношении "Il Principe" к "Discorsi", -- многие стороны в учении Макиавелли остались и по наше время без должного освещения, и личность флорентийского секретаря, его учение и место, занимаемое им в истории политических учений, не оценены по достоинству.
Новейших критиков Макиавелли можно разделить на две группы. Писатели первой группы, изучая политические сочинения Макиавелли, подвергают их подробному и тщательному анализу и на основании такого изучения, не обращающего внимания на те условия, среди которых жил и действовал флорентийский секретарь, произносят свой приговор о Макиавелли. Другие, наоборот, стараются объяснить учение Макиавелли не столько совокупностью его воззрений, его методою и его взглядом на задачи политической науки, сколько условиями его времени, в которых они видят ключ к пониманию воззрений Макиавелли.
Между писателями первой группы заслуживают особого внимания Матер {37* Histoire des doctrines morales et politiques des trois derniers siècles.}, Форлендер {38* Geschichte der philosophischen Moral-Rechts und Staats-Lehre.} и Франк {39* Reformateurs et publicistes de l'Europe.}. Они добросовестно и основательно изучили главнейшие политические трактаты Макиавелли, уяснили себе его воззрения в их взаимной связи и излагают их наглядно, ясно и просто. Они видят в нем гениального политического писателя, которого ставят наряду с Аристотелем и Монтескье 12). Они не сомневаются в честности его личного характера, хвалят искренность его убеждений, его патриотизм и любовь к свободе. Они не отрицают, что Макиавелли выставлял правила, возмущающие нравственные чувства современного человека, но объясняют эти правила тем, что Макиавелли отделял политику от морали и рассматривал политические вопросы исключительно с точки зрения государственного интереса. Главный источник заблуждений этих писателей заключается в том, что они не выясняют себе практических целей сочинений Макиавелли и не исследуют ту обстановку, которая определила его воззрения и политические убеждения. Они, кроме того, не освещают его философского миросозерцания и не обращают никакого внимания на те места в сочинениях Макиавелли, которые выясняют нам его воззрения на происхождение и сущность морали.
Для характеристики приемов писателей, объясняющих политическую доктрину условиями времени, упомянем о критических трудах Ранке {40* "Zur Kritik der neueren Geschichtsschreiber" в его собрании сочинений.}, Гервинуса {41* Historische Schriften.} и Маколея {42* Kleinere historische Schriften.}. Ранке и Гервинус развивают мысль, впервые высказанную Гироде {43* Введение к "Oeuvres de Machiavel" (trad. par Guir audet. Paris, 1803).}, будто Макиавелли видел в тирании средство спасти Италию от иноземного владычества и вывести ее на путь политического обновления.
Как "Discorsi", так и "Il Principe", по воззрению Ранке, не теоретические исследования, а практические руководства, в которых Макиавелли предлагает советы государственным людям Италии. Последний вывод "Рассуждений" может быть сведен к следующему положению: Италия в корне испорчена, политическая свобода в ней невозможна, лишь неограниченный князь, который силою поборол бы всякое сопротивление, может спасти ее от конечной гибели. И это дело обновления Италии Макиавелли возлагает на Лоренцо Медичи, для которого он и написал своего "Князя". В этой книге он излагает те средства, с помощью которых Лоренцо может завладеть властью и, став во главе Италии, сделаться ее спасителем. Макиавелли, заключает Ранке, искал спасения Италии, но политическое состояние ее казалось ему до такой степени отчаянным, что у него достало смелости прописать ей яд {44* Guiraudet. Oeuvres de Machiavel. P. 156, 171--174.}.
Воззрение Гервинуса может быть сведено к следующим положениям: испорченность нравов достигла в Италии крайних пределов, и единственное средство спасти отечество от иностранного владычества Макиавелли видел в неограниченной власти князя. Этот князь, по Макиавелли, не тиран, а вооруженный реформатор. Власть его должна быть властью преходящей и продолжаться лишь до тех пор, пока Италия не окрепнет и не созреет к самостоятельной политической жизни. Но власть реформатора Италии, ограниченная во времени, должна быть неограниченной по объему, ибо лишь человек, облеченный широкими полномочиями, способен организовать политическую жизнь Италии на прочных основаниях. Он должен соединять в себе всю мощь государства и сосредоточивать в своих руках все функции власти: он должен быть воплощением государства, юридической личностью, к которой не применимы нравственные требования, точно так же, как они не применимы к государству как отвлеченному целому {45* Historische Schriften. P. 129--148.}. Мы покажем ниже, что эти рассуждения Ранке и Гервинуса противоречат воззрениям Макиавелли на природу княжества, на те недуги, которыми страдало его отечество, и на те средства, с помощью которых он считал возможным устранить недостатки политического строя Флоренции и освободить Италию от варваров. Здесь же мы укажем лишь на источник заблуждений рассматриваемых писателей. XVI век был эпохою образования больших государств с сильной центральной властью во главе. Одна Италия представляла собою конгломерат мелких государств, и эта ее раздробленность была одной из причин ее политического бессилия. Ранке и Гервинус, подметив это явление и задумываясь над мотивами, побудившими Макиавелли написать "II Principe", объяснили цель автора "Князя" желанием подтолкнуть Италию на тот путь, которым шло политическое движение остальных европейских государств. Они не задались вопросом, как понимал Макиавелли потребности своего времени, а, изучая эпоху Возрождения, составили себе свой собственный взгляд на эти потребности и затем приписали автору "Князя" тенденцию, вытекающую из условий времени, как они их понимали.
Маколей в живом и талантливом очерке объясняет нам причины и характер нравственной испорченности итальянцев в эпоху Возрождения. Италия, говорит он, была обязана своим материальным богатством и своей культурой раннему развитию промышленности и торговли, она была населена купцами и банкирами и предоставляла защиту своих границ наемным войскам; влиятельные классы общества предпочитали рыцарским играм и военным упражнениям занятия искусством и литературою. Этими особенностями итальянского быта объясняется то, что соотечественники Макиавелли дорожили более всего теми качествами, которые свидетельствуют о тонкости и изощренности ума, об умении сдерживать свои страсти и влечения, жить не столько чувствами, сколько рассудком. Если северные народы ценили рыцарский дух, мужество и отвагу, то итальянцы предпочитали им ловкость, притворство, хитрость и все те качества, которые обеспечивают успех людям, воспитавшимся не на поле брани, а в торговых конторах, орудовавших не мечом, а пером, изощривших свои силы не на рыцарских турнирах, а в обществе ученых и художников, обязанных своим положением не личному мужеству, а своей ловкости и расчетливости. Эти особенности национального характера итальянцев отразились и на политической доктрине Макиавелли. И для него политическое коварство, обман и хитрость суть средства, которыми политик не может пренебрегать при известных условиях. Но этой стороной своего учения Макиавелли был сыном своего века, и мы не можем винить его за то, что он выставлял в своих сочинениях правила, которые не только практиковались, но и одобрялись его современниками {46* Kleinere historische Schriften. S. 280--300, 315--316.}. Эти замечания Маколея совершенно верны, но они освещают и объясняют лишь одну сторону политического учения Макиавелли и притом ту, которая отличается наименьшею оригинальностью. Маколей не обратил никакого внимания на те воззрения Макиавелли, которыми он выступает из своего века и возвышается над нравственным уровнем своей среды. А лишь осветив эти воззрения Макиавелли, мы можем оценить его значение по достоинству и объяснить то влияние, которое он оказал на последующее развитие политической мысли {47* В новейшее время появился целый ряд новых сочинений о Макиавелли: Twesten. Machiavelli. Berlin, 1868; Detluf. Essai sur les oeuvres de Machiavel. 1868; Gioda. Machiavelli e le sue Opere. Firenze, 1874; Amico. La vita di Nicolo Machiavelli Commentari Storico -- critici sulla vitapubblicae privata. Firenze, 1876; Francesco Nitti. Machiavelli Nella vita e nelle dottrine. Napoli, 1876; Villari. Machiavelli e il suo tempo. Firenze, 1878. Заслуживают внимания лишь последние два сочинения. Виллари и Нитти поставили себе целью изучить жизнь Макиавелли и объяснить его воззрения условиями времени и теми впечатлениями, которые он испытывал на пути своей служебной деятельности. В вышедших пока частях Нитти рассматривает биографию Макиавелли до 1512, а Виллари -- до 1506 г. Критической оценки учения Макиавелли мы не находим пока ни у того, ни у другого. О книге Виллари см. выше "предисловие".}.
Подводя итог предшествующему изложению, мы приходим к следующим выводам.
Если новейшие критики Макиавелли не дают нам цельного и полного представления о Макиавелли как политическом мыслителе и нередко при оценке его учения впадают в явные заблуждения, то объясняется это, во-первых, тем, что миросозерцание Макиавелли и его философские воззрения остались до сего времени без должного освещения, во-вторых, тем, что писатели, подвергающие тщательному анализу политические сочинения Макиавелли, не обращают внимания на те условия, которые определили его воззрения, писатели же, обратившие внимание на эти условия, не выясняют себе учения Макиавелли в целом, а задумываются лишь над той или другой стороной его учения.
Дабы не впасть в ошибки наших предшественников, мы поставили себе задачей, во-первых, изучить политическое учение Макиавелли в связи с его философскими воззрениями, во-вторых, объяснить, под влиянием каких условий сложился не тот или другой взгляд Макиавелли, а совокупность его философских и политических воззрений, в-третьих, на основании такого изучения определить место, занимаемое Макиавелли в истории политических учений.