Елена Андреевна ехала с малышами. Вечером она перешла коридорчик, где стенки, как гармошка, и попала во второй вагон.
Она открыла дверь и смотрит, — что такое?
У каждого отделения ребята держат вырезанные из бумаги и раскрашенные зелёным карандашом кружочки. Ира и Таня стоят, подняв руки. Ага, понятно: они семафоры. И это уже не вагон, а зелёная улица.
Вадик и Вова — паровозы. Одному паровозу такой длинный поезд трудно везти. В поезде больше двадцати вагонов.
Шурик, конечно, машинист и находится между двумя паровозами, чтобы обоими можно было управлять.
„Паровозы“ гудят. „Вагоны“ крепко вцепились друг в друга и выстукивают ногами „тык-тэк-так, тык-тэк-так“, как колёса по рельсам.
Елена Андреевна смотрит и спрашивает:
— Интересно, — что этот поезд везёт?
— Машины, — отвечает „семафор“ с длинной косой.
— Откуда?
— Из Ленинграда.
— Куда?
— На стройку.
— Что ж там строится?
— Такая станция, чтоб зажглись миллионы лампочек! И каналы!
— Эй, семафор, — гудит рыженький паровоз с коротенькими бровями, — ты не там стоишь! Там уже другой город, а мы еще к Мичуринску подъезжаем!
Перебегает „семафор“ в Мичуринск. Там зелёные кружочки сигналят: „Путь свободен. Не останавливайся, поезд. Скорее дальше поезжай!“
Мчится „поезд“ без остановок по зелёной улице…
Но вот затарахтел звонок. Елена Андреевна отворяет дверь, и несёт Машенька навстречу поезду полный поднос чашек. Что тут делать?
— Стоп. Остановка! — говорит Елена Андреевна.
— Мы еще до станции не доехали, — гудят „паровозы“.
— Это тоже станция; разве не видите?
— А как станция называется?
— Ужин. А за нею большая станция — Спать!
Жалобно загудели и дали задний ход „паровозы“. Запыхтели и покатились назад „вагоны“. Начали всхлипывать „семафоры“. И не любят же они таких станций!