Около двухъ недѣль послѣ того, облокотившись на бортъ корабля, плывшаго по Кадикскому заливу, стояла молодая дама въ глубокомъ траурѣ, закутанная вуалью, и смотрѣла въ синюю глубину моря. Возлѣ нея находилась почтеннаго вида женщина, съ хорошенькимъ, черноглазымъ ребенкомъ на рукахъ. Повидимому ихъ сопровождали францисканскій монахъ и красивый слуга, величавый видъ котораго не вполнѣ соотвѣтствовалъ его званію. Между экипажемъ корабля говорили, что это была вдова богатаго севильскаго купца, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, женившагося въ Лондонѣ на англичанкѣ. Она ѣхала теперь къ своей еретической роднѣ, и по поводу этого было высказано не мало сожалѣній, такъ какъ ее считали благочестивой католичкой, что доказывало присутствіе сопровождавшаго ее, въ качествѣ домашняго капеллана, францисканскаго монаха, который навѣрное скоро погибнетъ тамъ мученикомъ, изъ-за своей преданности святой вѣрѣ.

Но еслибъ только матросы могли подслушать разговоръ стоявшихъ на палубѣ пассажировъ, то ихъ ожидало бы сильное разочарованіе.

-- Развѣ тебѣ не грустно смотрѣть, какъ исчезаютъ передъ нами берега нашей дорогой Испаніи? -- сказала дама, обращаясь къ предполагаемому слугѣ.

-- Не такъ, какъ было бы ранѣе, моя Беатриса, хотя мое отечество и остается для меня самою дорогою землею на свѣтѣ. А ты, моя возлюбленная?

-- Моя родина тамъ, гдѣ находишься ты, донъ-Жуанъ. Кромѣ того,-- добавила она, тихимъ голосомъ,-- развѣ Богъ не вездѣ? И подумай только, чего стоитъ одно, что мы можемъ поклоняться Ему въ мирѣ, никого не опасаясь.

-- А ты, моя преданная, добрая Долоресъ? -- спросилъ донъ-Жуанъ.

-- Сеньоръ донъ-Жуанъ, моя родина тамъ, гдѣ живутъ дорогіе мнѣ люди,-- отвѣчала Долоресъ, поднявъ къ небу свои большіе, грустные глаза. -- Что мнѣ Испанія, отказавшая въ могилѣ благороднѣйшему изъ сыновъ своихъ?

-- Не будемъ отравлять чувствомъ горечи тѣ послѣднія минуты, Когда предъ нами еще виднѣются эти берега,-- сказалъ мягкимъ голосомъ донъ-Жуанъ. -- Развѣ могутъ люди, лишившіе могилы нашего дорогого, уничтожить его память? Его могила въ сердцахъ нашихъ; его память -- въ той вѣрѣ, которую мы исповѣдуемъ теперь и которой мы научились у него.

-- Это правда,-- сказала донна Беатриса,-- я только познала въ его смерти, насколько драгоцѣнна "истинная вѣра".

Въ этотъ моментъ къ нимъ подошелъ фра-Себастіанъ и спросилъ Жуана:

-- Составили ли вы себѣ планъ, сеньоръ, куда вы направитесь теперь?

-- У меня нѣтъ плана,-- отвѣчалъ донъ-Жуанъ.-- Но я увѣренъ, что Богъ направитъ насъ. У меня есть одна мечта,-- продолжалъ онъ послѣ краткаго молчанія,-- которая можетъ быть со временемъ и осуществится. Я часто обращаюсь своими мыслями къ тому Новому Свѣту, гдѣ можетъ жить правда и свобода. Нашей дѣтской мечтой было поѣхать въ Н_о_в_ы_й С_в_ѣ_т_ъ и розыскать тамъ нашего отца. Можетъ быть, мнѣ суждено исполнить первую легче осуществимую половину этой мечты; исполнить вторую половину -- выпало на долю другого, болѣе достойнаго меня,-- тутъ лицо Жуана просвѣтлѣло и голосъ зазвучалъ нѣжно.-- Я радуюсь,-- продолжалъ онъ,-- что этотъ благородный удѣлъ выпалъ на его долю. Но это было только начало той великой побѣды, которую онъ одержалъ и торжествуетъ теперь предъ лицомъ Царя царствующихъ,-- П_р_и_з_в_а_н_н_ы_й, и_з_б_р_а_н_н_ы_й и в_ѣ_р_н_ы_й.

КОНЕЦЪ.

"Вѣстникъ Иностранной литературы", NoNo 1--5, 1893