Когда въ предѣлы Палестины,
Неси огня и смерти адъ,
Свирѣпо вторглись Сарацыны
И ворвались въ священный градъ:
И прахъ страны обѣтованья,
И храмъ святой, и гробъ Христовъ
Тогда достались въ поруганье
Толпѣ суровыхъ пришлецовъ.
Прошли вѣка со дня плѣненья,
И къ рубежу священныхъ мѣстъ
Никто не шелъ на избавленье,
И только новаго гоненья
Послалъ имъ Богъ тяжелый крестъ.
Послалъ на чадъ Христовой вѣры
Онъ племя новыхъ мусульманъ,
И мукамъ ихъ не стало мѣры
И все низвергъ, попралъ Коранъ.
Тогда изъ стѣнъ Ерусалима,
Стыдомъ и ужасомъ гонимъ,
Въ предѣлы царственнаго Рима
Явился нѣкій пилигримъ.
Огонь наитія святаго
Горѣлъ у странника въ глазахъ,
И съ скорбной вѣстью горя злаго
Къ стопамъ Намѣстника Петрова
Онъ палъ, въ стенаньяхъ и слезахъ.
Онъ говорилъ, что зрѣлъ видѣнье,
Что съ неба гласъ къ нему сошелъ
И возвѣстилъ, что день спасенья
Страны Сіонскія пришелъ;
Что волю Вышняго Владыки
Сей райскій гласъ открылъ предъ нимъ, --
Да ополчатся всѣ языки
И двинутъ рать въ Ерусалимъ.
И повелѣлъ, да возвѣстится
Его святая воля та
Вездѣ, гдѣ Гробъ Господень чтится,
Гдѣ вѣрятъ въ Господа Христа,
Да знаютъ всѣ о поруганьи
Обѣтованныя страны,
И придутъ въ гнѣвъ и содроганье
Христовы вѣрные сыны.
И рекъ Апостольскій Намѣстникъ,
Смущенный вѣстію святой:
"Иди-жъ ты въ путь, Господень вѣстникъ!"
И онъ пошелъ въ путь дальній свой.
И шелъ онъ отъ моря до моря,
Переходилъ изъ града въ градъ
Всѣмъ возвѣстить святое горе
И ополчить Христовыхъ чадъ.
И слово странника-витіи
Отъ снѣжныхъ Альпъ до Пириней,
Отъ Рейнскихъ струй до Византіи
Сзывало нищихъ и царей
Подвигнуть мечъ за Божье дѣло;
И какъ торжественный набатъ,
Оно надъ міромъ прогремѣло:
Все поднялось, все закипѣло,
Все шло спасать Священный Градъ.
И содрогнулись Сарацыны
Предъ ополченіемъ святымъ,
И Крестоносцы-Паладины
Взошли въ Святой Ерусалимъ.
И что-жъ?..-- Для подвига святаго,
Для цѣлей чистыхъ, неземныхъ
Была душа въ нихъ неготова:
Нечисто сердце было въ нихъ.
Душѣ ихъ было слишкомъ много
Стремленій суетныхъ дано,
И жить для міра и для Бога
Они хотѣли заодно:
Чтя древній рыцарскій обычай,
Они землей страны святой,
Какъ бранной, прибыльной добычей,
Дѣлились шумно межъ собой.
Но тотъ, кто изгналъ дерзновенныхъ
Во храмъ пришедшихъ торжниковъ,
Исторгъ изъ рукъ непосвященныхъ,
Священный прахъ и гробъ Христовъ,
Закрылъ врата святаго храма
Предъ ополченіемъ святымъ,
И вновь поборники Ислама
Взошли въ святой Ерусалимъ.
И долго, праздные душою,
Ища добычи и войны,
Одною силой, просто съ бою
Вновь овладѣть святой землею
Пытались Запада сыны.
Но духъ геройскихъ предпріятій
Въ нихъ понемногу унялся,
И роду новому занятій
Степенный Западъ предался:
Въ пылу текущихъ дѣлъ привычныхъ,
Въ чаду промышленныхъ тревогъ,
Подъ шумъ и громъ машинъ фабричныхъ
И свистъ желѣзныхъ тѣхъ дорогъ,
Въ мірскомъ и суетномъ волненьи,
Забыли Запада сыны
О святотатственномъ плѣненьи
Обѣтованныя страны.
-----
Но чуждый споровъ и волненій
И гордыхъ Запада заботъ,
Вдали отъ нихъ, въ уединеньи
Жилъ юный, дѣвственный народъ.
Сосѣдей распри и печали,
Мірскихъ утѣхъ ихъ блескъ и шумъ
Его души не волновали,
И долго, долго не смущали
Его величественныхъ думъ.
Дичился онъ вступить въ ихъ сферу,
Въ міръ гордыхъ думъ и гордыхъ дѣлъ
И только пламенную вѣру
Себѣ въ смиренный взялъ удѣлъ.
И съ дѣтской сердца простотою,
Онъ весь, онъ весь отдался ей,
Всѣмъ сердцемъ, всей своей душою
И всею мыслію своей.
И корни всѣ духовной гнили,
Все, что нечисто было въ немъ,
На лонѣ вѣры, какъ въ горнилѣ,
Сожглось божественнымъ огнемъ
Свое предчувствуя призванье,
Свой умъ отъ міра отчуждя,
Хранилъ онъ долгое молчанье,
Замкнувшись тихо самъ въ себя.
И въ думъ своихъ безбрежныхъ море
Поникъ душой онъ глубоко,
И злымъ врагамъ своимъ на горе,
Въ своей равнинѣ, на просторѣ,
Разросся вольно, широко.
Вокругъ него все измѣнялось,
Кипѣло, жило, изжилось
И бурно жизнью наслаждалось,
А онъ въ тиши все росъ, да росъ;
Проросъ слои лѣсовъ дремучихъ,
Проросъ Уралъ, проникъ въ Сибирь,
И вдругъ избытокъ силъ могучихъ
Въ себѣ почуялъ богатырь.
Почуялъ онъ, что часъ священный,
Часъ славныхъ дѣлъ его насталъ,
И вдругъ предъ Западъ изумленный
Могучъ и грозенъ онъ предсталъ.
И съ той поры, съ кѣмъ онъ ни спорилъ,
Куда во гнѣвѣ ни шагнулъ,
Вездѣ стопамъ могучимъ вторилъ
Побѣдъ и славы грозный гулъ.
И въ грозный споръ борьбы неравной
Готова Русь опять вступить.
Приходитъ часъ, нашъ подвигъ главный,
Нашъ высшій подвигъ совершить!
Сей подвигъ славный, подвигъ новый
Самъ Царь повелѣваетъ намъ:
Во славу Церкви онъ Христовой
Велѣлъ идти въ походъ Крестовый
Своимъ воинственнымъ сынамъ.
И зову Царскому внимая,
Сознавъ призваніе свое,
Подвиглась грозно Русь святая,
И къ брегу древняго Дуная
Дружины хлынули ея.
И полны бранною отвагой,
Герои сѣверныхъ дружинъ
Лицомъ къ лицу сошлись съ ватагой
Исчадья дикихъ Сарацинъ.
И предъ отвагою спокойной
Могучихъ сѣверныхъ полковъ,
Предъ ихъ громадой грозно-стройной
Остыла удаль крови знойной
Свирѣпыхъ Азіи сыновъ,
Остылъ сирійскаго героя
Отважныхъ думъ наемный пылъ,
И погрузясь въ раздумье злое,
Стамбулъ притихъ и пріунылъ.
Но кто же заодно съ Стамбуломъ
Вперилъ на насъ взоръ злобный свой?
Кто славы русской новымъ гуломъ
Смущенъ, какъ вѣстью роковой?
Смутились въ суетныхъ забавахъ
Давно погрязшіе сыны
Тѣхъ крестоносцевъ величавыхъ,
Чей кличъ гремѣлъ въ бояхъ кровавыхъ
Среди полей святой земли:
Смутился Западъ утомленный,
И вспомнивъ Русскую метель.
Французъ смутился просвѣщенный,
Смутился людъ полукрещеный
Германскихъ маленькихъ земель.
И ты, чьей злобы потаенной
Дрожатъ сердца племенъ, царей,
Ты, Альбіонъ, гроза вселенной,
Властитель царственный морей,
И ты, тоскою злой терзаемъ,
На время гордость усмирилъ,
Когда внезапно надъ Дунаемъ
Орелъ двухглавый воспарилъ,
И флотъ невѣрныхъ при Синопѣ
Огнемъ нежданнымъ запылалъ,
И ахнулъ міръ, и по Европѣ
Предсмертный трепетъ пробѣжалъ.
Твои граждане пріуныли,
И въ сердцѣ съ вѣщею тоской,
Они тревожно устремили
Взоръ хитрый и пытливый свой
Къ предѣламъ дряхлаго Востока,
И страхъ ревнивый ихъ томить,
Что слишкомъ быстро и далеко
Орелъ двуглавый залетитъ.
И вотъ кричатъ они, что время
Пришло отпоръ намъ строгій дать,
Что наглыхъ Скиѳовъ злое племя
Пора унять и наказать,
Что плѣна, рабства и насилья
Готовимъ мы для міра бичъ,
И что давно бы надо крылья
Орлу двуглавому подстричь,
Что, подъ святой личиной брани
За угнетенныхъ Христіанъ,
Своихъ земель раздвинуть грани
Задумалъ Русскій великанъ;
Что интересъ насъ движетъ личный,
Не чувствъ высокихъ благодать...
Британцы, вы народъ фабричный,
Вамъ безкорыстья не понять.
Къ чему-жъ такъ громко вы кричите,
Что Грековъ вольность, славу, честь
Вы вашей грудью отстоите?
Кого увѣрить вы хотите,
Что совѣсть въ васъ и правда есть?
Что нужды вамъ до слезъ народныхъ?
Племенъ униженныхъ права
Смѣшны для лордовъ благородныхъ,
Какъ сказки брошенной слова.
Что нужды вамъ, что вновь Эллада
Готова вспыхнуть и ожить,
Какъ въ чудный вѣкъ Милитіада?
Вамъ только пунктъ торговый надо
При Черномъ морѣ получить.
Что нужды вамъ, что градъ великій,
Полсвѣта падшій властелинъ,
Въ плѣну томится полудикой
Ватаги звѣрскихъ Сарацынъ,
И ждетъ, когда народъ полночный
На зовъ отчаянный придетъ,
И Русскій Царь, рукою мощной
Оковы Греціи сорветъ?
Что вамъ до ига цѣлыхъ націй!
Ихъ воплямъ вашъ не внемлетъ слухъ:
Однихъ торговыхъ операцій
Васъ меркантильный движетъ духъ.
Какой барышъ, какой убытокъ,
Какой для васъ составитъ счетъ,
Что среди казней, мукъ и пытокъ
Кровь христіанская течетъ?
Не можетъ кровь святая эта
Лечь лишней цифрой на листѣ
Скупой Британіи бюджета --
Такъ пусть потомки Магомета
Терзаютъ, жгутъ, сотрутъ со свѣта
Всѣхъ вашихъ братьевъ о Христѣ.
Ужель вы только для холодныхъ
Аферъ и счетовъ рождены?
Вы-ль крестоносцевъ благородныхъ
Свободныхъ рыцарей сыны?
Ужель потомки вы Ричарда?
Ужель, не въ шутку, братья вы
Того таинственнаго барда,
Любимца гордаго молвы,
Чья пѣснь, какъ ропотъ отдаленный,
Чей вдохновенный мощный гласъ,
Какъ вихрь, промчался надъ вселенной
И все смутилъ, и все потрясъ;
Чья пѣснь мила и Руси снѣжной,
И знойнымъ западнымъ странамъ,
Чей взоръ горѣлъ любовью нѣжной
Ко всѣмъ живущимъ племенамъ,
Кто въ жаркомъ сердцѣ упованье
Въ соединенье ихъ носилъ
И юной Греціи возстанье
Свободной пѣснью огласилъ?
Пѣвецъ измученный, несчастный,
Зачѣмъ ты пѣлъ, къ чему ты жидъ?
Ты всѣ дары души прекрасной
Въ своей отчизнѣ загубилъ!
Твоей душѣ высокой, сильной,
Вылъ ненавистенъ, гадовъ, чуждъ
Твоей отчизны меркантильной
Духъ матерьяльныхъ, грубыхъ нуждъ.
Среди сыновъ своей отчизны,
Какъ плѣнный узникъ, ты страдалъ,
И воплемъ горькой укоризны
Ихъ слухъ суровый поражалъ.
И чтожъ? на гнѣвъ твой, на страданье,
Разинувъ съ любопытствомъ ротъ,
Безъ слезъ, безъ мукъ, безъ состраданья,
Глядѣлъ "великій" твой народъ.
И не смягчилъ сердца ты снобсовъ
И лордовъ Англіи сухой
Какъ на спектакли скачекъ, боксовъ,
Они на гнѣвъ смотрѣли твой.
Рука ихъ щедро поощряла
Страданья гордаго пѣвца
И очень дорого давала
За стихъ, вонзавшійся, какъ жало,
Въ ихъ очерствѣлыя сердца.
Тогда твоей душою нѣжной
Духъ вѣчной злобы овладѣлъ,
И ты, измученный, мятежный,
Покинулъ родины предѣлъ.
Ища больной душѣ отрады,
Въ тоскѣ ты Западъ обѣжалъ
И землю славную Эллады
Своимъ отечествомъ назвалъ.
Тамъ съ бурной жизнью ты прощался,
Тамъ въ часъ предсмертный, свѣтлый твой,
Слабѣвшій взоръ твой повстрѣчался
Съ свободы Греціи зарей.
Весь міръ, всѣ люди чужды были
Душѣ обманутой твоей;
Больному сердцу опостыли
И ласки нѣжныя друзей,
И славы лучъ твоей блестящей
И прелесть юной красоты:
Весь жаръ души твоей любящей
Отчизнѣ новой отдалъ ты.
Когда въ предѣлъ родной и дальній
Твой духъ могучій отлеталъ"
Съ улыбкой грустною, прощальной
Ты что-то нѣжно прошепталъ.
Но не привѣтъ странѣ родимой,
Не имя ближнихъ и друзей,
Не имя женщины любимой,
Но имя Греціи своей...
Когда-бъ ты жилъ пѣвецъ суровый.
Когда бы могъ твой видѣть взоръ
Твоей отчизны злы ковы,
Ея безчестье и позоръ;
Когда-бъ ты видѣлъ, какъ искусно
Царица гордая морей,
Какъ ростовщикъ торгуетъ гнусный.
Свободой Греціи твоей,
И понося съ негодованьемъ
Ея тирановъ и враговъ,
Она Іудинымъ лобзаньемъ
Ея привѣтствуетъ сыновъ, --
Какимъ бы гнѣвомъ ты могучимъ
Вскипѣлъ, какой бы бурей силъ
Своимъ стихомъ разящимъ, жгучимъ.
Позоръ отчизны-бъ заклеймилъ.
Тогда-бъ рѣчей твоихъ перуны
Надъ міромъ грозно пронеслись,
И всѣхъ пѣвцовъ подлунныхъ струны
На голосъ твой отозвались!
Въ какой бы злобѣ онѣмѣли
Твои витіи, Альбіонъ,
Когда-бъ твой стыдъ мы всѣ воспѣли.
И наши-бъ лиры прогремѣли
Тебѣ анаѳему племенъ!
И вы, свободы пустозвонной,
Вы, заблужденія сыны,
Сыны имперіи картонной,
Гражданскихъ распрей и войны,
И вы, во славу Магомета,
Подвигнувъ мечъ свой за Исламъ,
Грозитесь насъ смести со свѣта,
Какъ залежалый старый хламъ.
И ты, искатель приключеній,
Ты, грозный Страсбургскій герой,
Ахиллъ булонскихъ похожденій
Грозишь намъ ссорой и войной.
Пройдутъ припадки этой дури:
Нашъ грозный штыкъ тебя смиритъ,
И повторимъ въ миніатюрѣ
Судьбу героя пирамидъ.
Не островъ Эльбу, не Елену
Гдѣ онъ почилъ послѣднимъ сномъ,
Для твоего мы прочимъ плѣну,
А просто мирный желтый домъ.
Народъ великій и несчастный
Гражданскихъ смутъ еще съ пеленъ
Игрою тѣшиться опасной
Судьбой жестокой осужденъ.
Для брата жизнь отдать готовый,
Свободу гордо ты поешь,
Но весь свой вѣкъ влачишь оковы
И кровь своихъ собратій льешь!
Давно-ль, давно-ль прошло то время,
Когда въ порывѣ злыхъ страстей,
Ты свергъ съ себя святое бремя
Земныхъ смиряющихъ властей,
Свободы, братства и равенства
Хотѣлъ алтарь воздвигнуть ты,
Вкусить земныя всѣ блаженства...
Сбылись-ли смѣлыя мечты?
Да, ты воздвигъ алтарь свободы,
И былъ алтарь священный тотъ
Хула Творцу, укоръ природѣ --
То былъ кровавый эшафотъ.
Въ противорѣчіяхъ опасныхъ,
Въ софизмахъ умъ твой изнемогъ,
Ты смыслъ рѣчей простыхъ и ясныхъ
Какъ пошлый слушаешь урокъ.
Но вы, но вы, кому судьбою
Данъ осторожный, хладный умъ,
Народъ съ логической душою,
Народъ, рожденный лишь для думъ,
Ты, разсмотрѣвшій такъ подробно
Права народовъ и царей,
Распредѣлившій такъ удобно
Но книгѣ функціи властей,
Идею каждаго народа
Такъ аккуратно ты постигъ
И знаешь ты, что есть свобода,
Хоть не на дѣлѣ, а изъ книгъ:
Скажи, съ твоимъ ли воспитаньемъ,
Съ твоимъ ли сердцемъ и умомъ,
Внимать въ испугѣ съ содроганьемъ
Побѣдъ полночныхъ новый громъ?
Не вамъ, Германіи холодной
Благоразумные сыны,
Понять нашъ подвигъ благородный
И смыслъ простой, святой войны.
Средь жизни мирной и безстрастной
Идите тихо, господа,
"Стезею скромной, безопасной
Науки, мысли и труда,
Вы чужды намъ: не ваша сфера
"Свободныхъ чувствъ огонь святой,
Святая, пламенная вѣра
Не внятна логикѣ сухой.
Въ васъ сердце бьется такъ несмѣло,
Такъ осторожно, какъ въ цѣпяхъ,
Оно какъ будто присмирѣло,
Остепенилось, охладѣло
Въ филологическихъ трудахъ.
Вамъ памятна-ль та скорбная година,
Тотъ страшный мигъ, когда у вашихъ ногъ
Разверзлась вдругъ бездонная пучина
Кровавыхъ внутреннихъ тревогъ.
И былъ готовъ, вслѣдъ за шальнымъ французомъ,
Германскій людъ по простотѣ своей
Въ ту бездну ринуться со всѣмъ тяжелымъ грузомъ
Грамматикъ, древностей и разныхъ словарей.
И ваша честь, и ваши учрежденья,
И ваша жизнь была на волоскѣ,
И грозныхъ бурь гражданскихъ дуновенье
Смело бы васъ, какъ букву на пескѣ.
Не намъ ли вы одолжены спасеньемъ,
Не нашъ ли штыкъ смирилъ тѣхъ удальцовъ?
Зачѣмъ же вы глядите съ опасеньемъ
На грозный сборъ полуночныхъ полковъ?
Ученыхъ вашихъ слава не поблекла
Отъ зарева Синопскихъ кораблей, --
Идите же шажкомъ дорогою своей
И комментируйте Гомера и Софокла
За что-жъ сердиться винъ, друзья? Вы рождены
Не для пустыхъ и гибельныхъ волненій,
Не для опасностей и ужасовъ войны,
А для однихъ спокойныхъ размышленій
Вамъ классиковъ компактно издавать,
Раскапывать, описывать антики...
Въ такихъ трудахъ вамъ могутъ помѣшать,
Иль напугать войны и славы клики!..
Вы у судьбы себѣ на долю взяли
Глубокій умъ и склонность "познавать",
И въ мірѣ все постигли и узнали,
Что можетъ умъ постигнуть и узнать.
Вы разъяснили намъ былыхъ временъ скрижали,
Вы все прошедшее изъ праха извлекли.
Законы разума и мысли указали
И въ міръ идей насъ мощно увлекли.
Германскаго ума вы силой исполинской
Законы творчества добились разгадать,
Постигли синтаксисъ запутанный Латинскій
И Грековъ метрику успѣли возсоздать,
Юстиніанова вы духъ постигли Свода
И смыслъ патриціевъ съ плебеями борьбы...
Но не постигнуть вамъ духъ Русскаго народа,
Великій смыслъ его судьбы.
Его надеждъ, стремленій задушевныхъ.
Его ума спокойныхъ тихихъ думъ.
Его души изгибовъ сокровенныхъ
Пойметъ ли вашъ холодный точный умъ?
Вы Русь обнимите-ль безстрашно мыслью узкой
Отъ Вислы, чрезъ Уралъ до устьевъ Иртыша?
Откликнется ль у васъ на звуки пѣсни Русской
Эстетиковъ нѣмецкая душа?
Хоть силою ума весь міръ вы удивили,
Хоть описали бытъ младенческихъ временъ,
И текстъ двѣнадцати таблицъ возстановили,
Хоть вами Гай открытъ и объясненъ,
Но никакой Нибуръ, ни Винкельманъ, ни Гёте,
Ни Шеллингъ самъ на то не намекнетъ,
И въ комментаріяхъ нигдѣ вы не прочтете,
Чѣмъ сердце въ насъ и бьется, и живетъ.
Не въ прахѣ древности откопаннымъ обломкамъ,
Не буквѣ мертвенной, не хладнымъ письменамъ,
Не новымъ истинамъ, въ умѣ рожденнымъ толкамъ,
Зажечь въ васъ свѣтъ, живящій сердце намъ.
Ученость мертвая уму одна верига,
Стѣсняетъ мысль, приводитъ сердце въ страхъ,
Изъ груды книгъ плодомъ все-жъ будетъ книга,
Изъ праха хладнаго все-жъ выдетъ хладный прахъ.
Приходитъ часъ борьбы, борьбы великой,
Идетъ на насъ могучій, сильный врагъ,
Готова Русь, по манію Владыки,
Поднять войны кровавый стягъ.
Забывъ права народныя и Бога,
И смѣлый Галлъ, и хитрый Альбіонъ
Идутъ на насъ, и много, много, много
У насъ враговъ, -- имъ имя легіонъ.
Пускай идутъ: ихъ Русь не побоится,
На насъ они идутъ не въ первый разъ;
Пускай на насъ во гнѣвѣ ополчится
Хоть цѣлый міръ -- не дрогнетъ сердце въ насъ.
Порой меча сильнѣй была идея, --
Не цифрой войскъ былъ славенъ Мараѳонъ;
Не силой мышцъ держалась Іудея:
Отъ звука трубъ палъ крѣпкій Ерихонъ.
Такъ пусть идутъ... Ихъ встрѣтить Русь готова
Безъ грозныхъ смутъ и внутреннихъ тревогъ:
За насъ звучитъ всегда святое слово:
"И въ мнозѣ Богъ, и въ малѣ Богъ"!
И знаемъ мы, что ждетъ враговъ паденье,
Но не попремъ мы падшаго пятой:
Мы имъ несемъ не плѣнъ, не разрушенье,
Мы имъ несемъ спасенье и покой.
Народы Запада со славой управляли
Русломъ рѣки событій міровыхъ --
И много словъ великихъ намъ сказали,
И много дѣлъ содѣлали благихъ:
Но подвигъ свой они давно скончали,
Создали все, что призваны создать,
И міру все давнымъ-давно сказали,
Что имъ судьбой назначено сказать.
И пустота ихъ сердцемъ овладѣла,
Тоска и грусть давно томитъ имъ грудь,
Имъ скучно жить безъ цѣли и безъ дѣла,
Безсмысленъ имъ постылой жизни путь.
Вотще съ отчаяннымъ тяжелымъ напряженьемъ
Они трудамъ суровымъ предались;
Вотще душой стремятся къ наслажденьямъ,
Вотще въ сребро и въ злато облеклись;
Пускай ихъ жизнь летитъ подъ шумъ веселый
Забавъ и нѣтъ, тревогами кипитъ --
Ихъ давитъ гнѣвъ апатіи тяжелый
И сердце имъ ничто не шевелитъ.
Пускай же ихъ поддѣльные восторги
Хвалебный гимнъ художествамъ гремятъ,
Пускай въ шуму своихъ холодныхъ оргій
Они до дна исчерпаютъ развратъ;
Пускай они искусственнымъ развратомъ
Себѣ сердца стараются разжечь
И пусть пѣвцовъ усыплютъ щедро златомъ --
Имъ тѣмъ души унылой не развлечь.
Давно, давно сердца въ нихъ охладѣли,
Искусство имъ души не веселитъ,
Въ нихъ страсти всѣ до тла перекипѣли,
И только умъ желаньемъ въ нихъ горитъ.
Пускай они, въ пылу промышленныхъ стараній,
Измучивъ умъ и изсушивши грудь,
Откроютъ рядъ машинъ и груды хитрыхъ тканій
И новый свѣтъ отыщутъ гдѣ-нибудь:
Ни шумъ, ни визгъ машинъ, ни ткани дорогія,
Ни нѣжный зовъ искусства и наукъ,
Не пробудятъ души уснувшей летаргіи,
Не исцѣлятъ сомнѣнья злой недугъ.
Они путемъ простаго разсужденья
Всѣхъ тайнъ земныхъ найти хотѣли ключъ,
Свободы сказочной найти осуществленье
И вѣчной истины животворящій лучъ;
Но жребій ждалъ ихъ горькій и печальный:
Искали вольности, но цѣпи обрѣли,
И правды свѣтъ искали идеальный,
Но въ вѣчный мракъ неправды забрели,
И въ мракѣ томъ, -- какъ въ вѣчномъ заточеньи, --
Какъ жаркій сонмъ озлобленныхъ враговъ,
Свободы ждутъ они въ ожесточеньи,
Съ тоской, въ слезахъ и съ скрежетомъ зубовъ...
И жаль намъ ихъ, и часто мы твердили:
Когда-жъ блеснетъ имъ правды лучъ святой?
Когда пройдутъ дни бѣдствія? Не мы-ли
Имъ возвратимъ и счастье, и покой?
Не мы-ль смиримъ въ нихъ бой стихій враждебныхъ,
Заблудшимъ вновь укажемъ гладкій путь
И освѣжимъ потокомъ струй цѣлебныхъ
Сомнѣньемъ злымъ измученную грудь?
Не въ насъ ли Богъ вложилъ всѣ тѣ начатки,
Откуда имъ блеснетъ желанный свѣтъ?
Не мы-ль дадимъ томящей міръ загадкѣ
Въ груди у насъ таящійся отвѣтъ?
Не даромъ Русь въ семьѣ ихъ нетерпимой
Была всегда непризнанной сестрой
И въ тишинѣ ничѣмъ невозмутимой
Наединѣ жила сама съ собой.
Вдали отъ ихъ тревогъ, заботъ и шума,
Не даромъ Русь давно чего-то ждетъ,
И съ давнихъ поръ взлелѣянная дума
Такъ долго въ ней и зрѣетъ, и ростетъ.
Ужель въ ихъ кругъ мы брошены случайно,
И міръ пройдемъ безмолвно, безъ слѣда?
Ужели въ насъ хранящаяся тайна
Умретъ для нихъ, исчезнетъ навсегда?
Ужель вовѣкъ живительное слово
Не скажетъ имъ могучій нашъ народъ?
Ужель заря спасенія святаго
Вовѣки имъ съ Востока не взойдетъ?..
Нѣтъ! Нѣтъ! Заря съ Востока встанетъ,
И слово русское, какъ громъ,
Надъ усыпленнымъ міромъ грянетъ,
И міръ проснется и воспрянетъ,
И намъ преклонится челомъ.
И мы повѣдаемъ вселенной
Святыя тайны нашихъ думъ,
Все, все, что силой вдохновенной,
Лучемъ небеснымъ просвѣтленной,
Создалъ могучій русскій умъ.
Тогда о томъ, что въ насъ таится,
Что умъ и сердце грѣетъ въ насъ,
Что хочетъ вырваться, излиться
Изъ нашей груди каждый часъ,
Мы возвѣстимъ могучимъ словомъ,
И новымъ дѣвственнымъ путемъ,
Путемъ широкимъ, къ дѣлимъ новымъ
Народы гордо поведемъ.
И вотъ дли подвига свитаго
Насталъ давно желанный часъ,
И Русь подвинутьси готова,
И въ ней таившееси слово
Готово вырваться у насъ.
И тайна правды и свободы,
Что въ насъ хранится искони,
Которой ищутъ всѣ народы,
Которой жаждутъ такъ они,
Которой падшій міръ спасется,
На свѣтъ готова проглянуть,
И наше войско такъ и рвется
Скорѣй Дунай перешагнуть.
Святая Русь, возвеселися,
Спѣши въ отверстый Божій храмъ,
Благодари, проси, молися,
И выше къ небу вознесися,
Кадилъ церковныхъ ѳиміамъ!
Греми немолчно, голосъ лирный:
Съ Бостока свѣтится заря,
И руль исторіи всемірной
Въ рукахъ у Русскаго Царя!
10 февраля
1864 г.