«Леонора» — «Фиделио»
В конце XVIII века в Вене существовало четыре оперных театра — два придворных, расположенных в центре города, и два «народных», на окраине. Но театры эти были в общем далеки от передовых идей своего времени. Императорские театры «Кертнер» и «Бург» ставили пантомимы, балеты, итальянские и немецкие оперетты, а также «серьезные» оперы старого стиля. «Дон-Жуан» Моцарта (а впоследствии и «Волшебная флейта») долгое время был едва ли не единственным первоклассным оперным произведением, украшавшим императорскую оперную сцену. Музыкальные трагедии Глюка были возобновлены лишь в 1807 году. Из последователей Глюка один Сальери ставил свои произведения на сцене придворных театров.
Главным композитором немецкой оперы в Вене, ко времени приезда Бетховена, был Венцель Мюллер, написавший свыше двухсот опер с волшебным сюжетом. Кроме него, славились: Умлауф, автор известной комической оперы «Прекрасная сапожница»; Зюсмайер, друг и ученик Моцарта; Шенк, автор знаменитого зингшпиля «Деревенский цырюльник», и Враницкий, автор волшебной оперы «Оберон». Все они теперь забыты, но в свое время пользовались большим успехом.
В Венском пригородном театре дело обстояло немногим лучше, нежели в придворных. Правда, там с 1791 года шла «Волшебная флейта», ставились «серьезные» оперы Сальери, Мегюля; среди зингшпилей блистал «Директор театра» Моцарта, а также лучшие немецкие произведения этого жанра. Но главной приманкой публики были «волшебные» оперы, с их пышной обстановкой и весьма посредственными сюжетами, музыкой и исполнением.
Второй пригородный театр, «Касперль», ставил веселые комедии, зингшпили — среди них знаменитую оперетту Фердинанда Кауэра «Дунайская русалка»[91]. Но и этот демократический театр не отражал передовых идей во всей полноте, ибо репертуар его был слишком односторонен.
В венских театрах редко ставили Шекспира и почти никогда Гёте и Шиллера, а в оперном репертуаре довольствовались, за немногими исключениями, второстепенными произведениями.
Положение театра стало меняться только в первые годы нового столетия. Оперы Сальери, Зейфрида, ремесленная продукция местных либреттистов — Шиканедера, Трейчке — надоели. Фантастический жанр, с его наивной сюжетикой и бессвязностью, изжил себя. Появилась потребность в возвышенных героических спектаклях. Объясняется такая перемена вкусов тем, что даже аристократическая, консервативная по вкусам Вена не могла устоять против мощной волны просветительских идей, с таким опозданием докатившейся до имперской столицы. Новая, демократическая публика начинает заполнять не только «стоячий»[92] партер Венского театра, но и «сидячие» места в амфитеатре, на ярусах и в ложах. Такая же знаменательная перемена наблюдается и в придворных театрах. В 1801 году Вигано поставил на императорской сцене балет Бетховена «Творения Прометея», принадлежащий новому героическому балетному жанру. В 1802 году в Венском театре была поставлена опера «Лодоиска» французского композитора Керубини. Музыка захватила слушателей своей мощью; знаменитый композитор революционной Франции получил полное признание. Под влиянием успеха «Лодоиски» дирекция императорских театров уже через несколько месяцев ставит наиболее известную оперу Керубини «Водовоз» («Два дня, или граф Арманд»). Текст оперы принадлежал драматургу Буйи; сюжет был взят из событий эпохи террора и повествовал о героических подвигах дружбы. Бетховен считал либретто «Водовоза» лучшим из всех известных ему оперных либретто. Новая для Вены опера имела блестящий успех. В течение сезона 1802–1803 годов венская публика узнала и другие оперы Керубини — «Медею» и «Элизу». Революционный характер сюжетов, народность выведенных типов и музыкальных тем, крепкая мораль, подвиги любви и дружбы, борьба против тирании, сила чувства — все это было новым и волнующим для немецких слушателей. Бетховен считал Керубини величайшим из современных ему музыкантов. Высокоталантливый итальянец, поселившийся в Париже с 1785 года и ставший последователем глюковской школы, Керубини прочно связал свою судьбу с судьбами своей второй родины. Его оперы несправедливо забыты. Но его роль в создании буржуазной музыкальной трагедии, его связь с положительными идеалами Французской революции не оспариваются никем.
Тон прессы уже с 1802 года резко изменился. С поразительной быстротой «некий Керубини», как его называла «Всеобщая музыкальная газета», обратился в «великого Керубини».
Под влиянием знаменитого французского композитора находился и Бетховен. Единственная его опера «Фиделио» сюжетно и музыкально связана с оперным творчеством Керубини.
В 1803 году Бетховен получил от Венского театра долгожданный заказ на оперу. Шиканедер предоставил композитору квартиру при театре, где, наряду с интенсивной работой над «Героической», началось сочинение оперы на текст Шиканедера. По-видимому, либретто называлось «Александр Македонский»; действие оперы происходит в Индии[93]. Сохранился отрывок — трио для одного женского и двух мужских голосов. Музыка, полная страстного порыва, впоследствии была использована композитором для дуэта Флорестана и Леоноры в опере «Фиделио».
Кончить оперу не удалось. В начале 1804 года барон Браун, арендатор придворных театров, купил Венский театр за миллион гульденов. Новый хозяин уволил бессменного директора оперной сцены Шиканедера, и тем самым договор с Бетховеном перестал существовать. Впрочем, ловкий Шиканедер уже через несколько месяцев вновь занял ту же должность. Но времена изменились. Либреттист «Волшебной флейты» никого уже не мог удовлетворить своей стряпней. Чудеса старых «волшебных» опер перестали привлекать публику. Всеми владело увлечение французскими героическими и комическими операми. Поэтому Бетховену, вновь приглашенному осенью 1804 года, был предложен французский сюжет в обработке Зонлейтнера: «Супружеская любовь», или «Леонора».
Сюжет «Супружеской любви» принадлежал французскому писателю времен революции Буйи (автору либретто «Водовоза» Керубини). Основой послужило действительное происшествие эпохи террора. Буйи, занимавший в 1793 году должность департаментского комиссара в Туре, был свидетелем героизма некоей туренской дамы, «которой он имел счастье помочь в ее благородных усилиях» спасти мужа, ставшего жертвой личной мести губернатора. По традиции действие перенесено в Испанию[94]. Уже в 1798 году в парижском театре «Фейдо» была поставлена опера Гаво на сюжет Буйи «Супружеская любовь». В 1804 году известный итальянский композитор Паэр[95] поставил в Дрездене свою оперу на итальянское либретто «Леонора», представляющее перевод того же либретто Буйи. «Всеобщая музыкальная газета» очень хвалила музыку Паэра: «Огненная увертюра, некоторые характерные арии, многие превосходные ансамбли, выполненные с подъемом, опытностью, необычайным мастерством, — все это имело выдающийся успех». Однако Паэру не удалось поставить новую оперу ни на одной венской оперной сцене: Венский театр предпочел заказать оперу на тот же сюжет Бетховену[96].
Немецкий текст был написан Зонлейтнером. Это был интересный человек и посредственный литератор. Его либретто легло в основу первой редакции «Леоноры» — «Фиделио» (1805 г., три акта), но вскоре Бетховен переделал оперу. После пяти представлений (три из них — в первой редакции, 1805 г., а два — во второй, 1806 г.) опера не ставилась в Вене много лет; лишь в 1814 году она была возобновлена в третьей редакции… В этой редакции опера Бетховена приобрела мировую известность; в этой редакции мы знаем ее и сейчас.
Два литературных ремесленника (Зонлейтнер, Трейчке) и один дилетант (Стефан Брейнинг) — авторы либретто трех редакций оперы — неспособны были создать текст, достойный музыки Бетховена. Но и при всех своих недочетах неоднократно переделанное либретто настолько проникнуто революционным содержанием, так отражает эпоху и ее передовые идеи, что становится понятным, почему великий композитор мог им увлечься и создать на его основе гениальную музыкальную драму.
Сюжет «Фиделио» таков. В тюрьме, в глубокой подземной камере, содержится невинно заключенный Флорестан. Когда-то он разоблачил незаконные действия губернатора, и тот отомстил ему, приговорив к голодной смерти в подземелье. Жена Флорестана Леонора, узнав о судьбе мужа, переоделась в мужской костюм и, назвавшись Фиделио, поступает в услужение к тюремщику крепости Рокко. Она решила увидеться с мужем и спасти его. Преступный губернатор дон Пицарро узнает, что слух о его незаконных действиях дошел до Севильи и что министр дон Фердинандо, когда-то связанный с Флорестаном узами дружбы и ныне считающий его умершим, лично выезжает в крепость, чтобы расследовать деятельность Пицарро. Губернатор отдает распоряжение тюремщику Рокко умертвить узника. Рокко с ужасом отказывается, и Пицарро решает сам убить Флорестана. Рокко спускается с Фиделио в глубь подземелья, чтобы приготовить могилу несчастному. Леонора не узнает в темноте подземелья спящего изможденного Флорестана. Только когда Флорестан просыпается, Леонора узнает своего мужа. Спустившись за ними в подземелье, Пицарро хочет убить Флорестана, но Леонора становится между ними, говоря: «Убей сначала жену». Замешательство Пицарро настолько велико, что он упускает момент: в подземелье доносится звук трубы, возвещающий приезд министра. На площади перед крепостью, при огромном стечении народа, министр узнает Флорестана и убеждается в злодеяниях Пицарро. Все восхищаются мужественным поступком Леоноры.
К «Фиделио» написаны четыре увертюры. Первая увертюра, написанная в 1805 году, не была исполнена при первой постановке, так как, будучи сыграна сначала у князя Лихновского, она не получила высокой оценки. Для спектаклей 1805 года была написана новая увертюра — «Леонора № 2». Это гениальное произведение, насыщенное драматизмом и действием, очень сложно по замыслу и построению и рвет с традициями симфонических и оперных форм своего времени. Увертюра не нашла сочувствия и понимания не только среди публики, но и среди передовых музыкантов-современников. Бетховен пожертвовал этим творением и создал новую увертюру, столь знаменитую ныне «Леонору № 3»[97]. В 1806 году опера уже шла с новой увертюрой. Наконец, в окончательной редакции оперу возглавляет четвертая увертюра, обычно носящая название «Фиделио». Она наиболее проста по конструкции и наименее интересна по тематике, не связанной с музыкальным материалом оперы. По жанру она своими широкими линиями вполне соответствует требованиям, предъявлявшимся в то время к оперным увертюрам. Наиболее сильна по музыкально-драматической выразительности «Леонора № 3», часто исполняемая в виде антракта в середине 2-го акта, между сценой в темнице и сценой на площади. Эта увертюра широко известна также благодаря частому исполнению в концертах. Нередко называют «Леонору № 3» симфонической поэмой на тот же сюжет, что и опера, и среди увертюр Бетховена она занимает одно из первых мест.
Подвергнем краткому обзору третью редакцию «Фиделио». Опера «Фиделио» написана в смешанном жанре. Типичные для бытовой комической оперы XVIII века сцены сочетаются с патетическими речитативами, ариями и т. д. в героико-трагическом роде. «Мелодрамы»[98] и словесные диалоги без сопровождения заимствованы из практики немецких зингшпилей.
Первый акт состоит из десяти номеров. Начальные сцены типичны для жанра комической оперы. Тюремный привратник Жакино объясняется в любви дочери тюремщика Рокко, кокетливой Марцелине. Объяснение прерывается многократным стуком в ворота. Марцелина отвергает притязания привратника: она влюблена в молодого слугу отца Фиделио. Рокко сочувствует этой любви и хочет отдать дочь Фиделио, не подозревая, что под видом юноши скрывается Леонора. «Мелодрамы» полны патетических чувств жалости, отцовской и дочерней любви, готовности к самопожертвованию и т. д. Мы находимся в кругу образов и идей чувствительно-патетической комической оперы, из которой впоследствии образовалась буржуазная музыкальная трагедия. Нет сомнения, что при создании этих сцен композитор руководствовался опытом, приобретенным еще в Бонне, где «Дезертир» Монсиньи пользовался большим успехом. Музыка первых сцен не вполне самостоятельна, однако квартет Марцелины, Фиделио, Жакино и Рокко, где каждое действующее лицо выражает свои переживания, полон серьезного чувства. Центр тяжести драмы лежит не в этих эпизодах, но они придают немало живости действию, а их «мещанский» колорит отлично уживается с пафосом буржуазно-революционной трагедии эпохи.
Сама музыкальная драма начинается по существу с арии Пицарро. Это типичная «ария мести». Пицарро клянется уничтожить врага — Флорестана. Следующий за арией дуэт Пицарро с Рокко полон драматизма: преступный губернатор уговаривает честного тюремщика убить несчастного узника. Рокко в ужасе отказывается, но он не вправе отклонить требование Пицарро приготовить могилу для Флорестана. Знаменитая ария Леоноры принадлежит к числу лучших классических арий мировой оперной литературы. В страстном речитативе Леонора высказывает свое негодование и презрение к тирану: «В моей душе, подобно морским волнам, бушует гнев и бешенство». Вторая часть арии — блестящее аллегро выражает героическую решимость молодой женщины отдать все силы спасению горячо любимого супруга.
Финал первого действия — хор заключенных — принадлежит к числу наиболее проникновенных и трогающих страниц бетховенского творчества. Несчастные узники, лишенные света, выпущены человеколюбивым Рокко на прогулку, вопреки воле Пицарро. Они робко, по-детски радуются солнечным лучам. Но предостерегающий голос одного из заключенных прерывает их мечты о свободе и счастье. Он напоминает товарищам о страже, стерегущей каждый их шаг. Несчастные, вспоминая о своей доле, предостерегают друг друга: «Товарищи, тише».
Второй акт состоит из двух картин. Первая разыгрывается в глухом тюремном подземелье, где томится Флорестан. Ей предшествует гениальное оркестровое вступление, раскрывающее душевное состояние несчастного узника. Закованный в цепи, умирающий от истощения Флорестан жалуется на свои невыносимые страдания. Ария начинается жалобным речитативом. Затем следует сладостное воспоминание о Леоноре. Это аллегро исполнено восторга и душевного трепета. Изможденный и усталый, узник засыпает. Входят Рокко и Фиделио. Убедившись, что несчастный спит, оба приступают к своей зловещей работе. Дуэт «могильщиков» не имеет ничего равного себе в мировой музыкальной литературе. На затаенном рокоте оркестра возникают трагические фразы. Тюремщик торопит своего молодого спутника; Фиделио отвечает: «Отец, я не медлю». Вполголоса переговариваются старый тюремщик и злосчастная женщина, роющая могилу своему мужу. Когда Флорестан пробуждается, Леонора узнает его. Она полна решимости спасти мужа. И когда в подземелье спускается Пицарро, Леонора мужественно становится между ним и Флорестаном. Весь эпизод Леоноры и Пицарро очень наивен в драматическом отношении, но он производит сильное впечатление стремительной, бурной музыкой, выражающей все оттенки чувств людей, избежавших страшных опасностей, возвращаемых к жизни. Замечательна музыка, непосредственно следующая за сигнальными трубными звуками. Фанфара за сценой и весь эпизод замешательства, радостного для супругов и гибельного для Пицарро, воспроизведены в увертюре «Леонора № 3». Дуэт Леоноры и Флорестана «О, несказанная радость!» насыщен беспредельным радостным волнением.
Вторая (и последняя) сцена второго акта развертывается на площади перед крепостью. Музыка полна ликования и света. Народ поет о счастье любящих, о героизме супружеской любви. Леонора снимает цепи с Флорестана. Бетховен ввел в текст хора слова Шиллера из оды «К радости»: «Кто нашел себе подругу, — с нами радость тот дели». Эта сцена была первой попыткой композитора создать грандиозный гимн радости. От финала «Фиделио» идет прямая линия к могучему финалу Девятой симфонии.
Над «Леонорой» Бетховен работал более упорно, чем над другими своими сочинениями. Тетрадь эскизов содержит не менее двухсот пятидесяти полных нотных страниц набросков к опере. Многочисленные эскизы к различным ее частям свидетельствуют о напряженнейших исканиях. Один из наиболее авторитетных знатоков бетховенского наследия, Отто Ян[99], пишет об огромном впечатлении, произведенном этой «неутомимой, непрекращающейся детальной работой не только над отдельными мотивами и мелодиями, но также над отдельными элементами их, отбором лучших форм из всех мыслимых вариантов… Глубочайшее удивление вызывает гений-творец, настолько ясно сознающий идею, так твердо и уверенно схватывающий основу и форму, что, несмотря на все поиски при создании отдельных частей, целое нарастает и развивается из естественного своего основания. И если эти эскизы нередко производят впечатление колебаний, неуверенных нащупываний, то потом еще больше удивляешься подлинно гениальной самокритике, сохраняющей в результате властного сознательного процесса самое ценное из всего».
Достаточно сказать, что ария Флорестана имеет восемнадцать совершенно различных вариантов, а заключительный хор на слова Шиллера «Кто нашел себе подругу» — десять вариантов. Иногда Бетховен с бешеным упрямством повторяет бесчисленное количество раз один и тот же текст, стремясь найти соответствующую ему мелодию.
Первоначальная редакция «Леоноры» — «Фиделио» 1805 года мало известна[100]. Здесь существенно отличается ария Леоноры: ей предпослан не драматический речитатив с проклятиями по адресу Пицарро, а жалобный, после которого начало арии («Приди, надежда») звучит выразительнее. При последующей переработке выпущено много прекрасных мест, например, конец арии Флорестана, дышащий мужественной готовностью: «Флорестан поступил правильно!» Благодаря этому образ Флорестана в первой редакции оперы более мужествен, чем в позднейшей, где он приобретает некоторую размягченность. Драматически редакция Трейчке более удачна: действие собрано и почти лишено «пустых мест».
Сценическая история «Фиделио» печальна. Первая постановка успеха не имела, несмотря на то, что опера старательно разучивалась под руководством дельного, преданного Бетховену дирижера Зейфрида. Состав исполнителей был отличный.
Роль Леоноры была поручена двадцатилетней Анне Мильдер (впоследствии — Гауптман). Партия была написана для нее, и она в течение многих лет была исполнительницей партии Леоноры сначала в Вене, а потом в Берлине. В 20-х годах ее затмила гениальная Вильгельмина Шредер-Девриэнт, тогда семнадцатилетняя девушка. Мильдер обладала огромным драматическим сопрано, о котором Гайдн сказал ей: «Милое дитя, у вас голос с дом величиной». Но актерского дарования у нее было мало, и никогда она не могла до конца раскрыть стремительно-живой и, при всем героизме, женственный образ Леоноры[101].
Шредер-Девриент. (Из книги П. Беккера «Бетховен»)
Роль кокетливой Марцелины исполняла молодая жизнерадостная актриса Луиза Мюллер. Партию Флорестана пел комик Демер. Роль выходила за пределы его амплуа и явно ему не удалась. Пицарро был представлен образованным артистом, заведующим музыкальной частью Венского театра — Себастьяном Мейером. Это был незначительный певец, но превосходный актер, хотя страдающий большим самомнением, чему способствовала родственная его связь с Моцартом. Когда он не смог чисто спеть трудное место своей партии, то, рассердившись на Бетховена, воскликнул: «Мой тесть никогда не написал бы подобной бессмыслицы!»
Репетиции «Фиделио» сопровождались неприятностями. Отчасти в этом был виноват и сам композитор, упрямо не соглашавшийся на необходимые исправления слишком трудно написанных голосовых партий хора и солистов. Но основная причина их заключалась в другом. Музыка «Фиделио» настолько опередила свое время, что наиболее ценные стороны ее оставались долго непонятыми. Консерватизм музыкантов и певцов углублял пропасть между композитором и исполнителями. Здесь и следует искать причины вспыльчивости и зачастую нелепых поступков Бетховена во время репетиций. На одной из репетиций композитор был раздражен отсутствием третьего фаготиста. Присутствовавший князь Лобковиц стал утешать его, говоря, что хватит и двух фаготов. Это «соображение» настолько разозлило Бетховена, что, возвращаясь с репетиции и проходя мимо дворца своего сиятельного покровителя, он крикнул полным голосом в ворота: «Лобковицкий осел!!!» Впрочем, поводов для волнений было достаточно и без Лобковица. Несомненно, композитор уже во время репетиций убедился в том, что опера до публики «не дойдет».
Премьера «Фиделио» состоялась 20 ноября 1805 года. Обстановка была очень мало подходящей для театральных успехов. За семь дней до этого состоялось торжественное вступление французского пятнадцатитысячного гарнизона во главе с Мюратом и Данном в незащищенную Вену. Уже после падения Ульма (20 октября) и взятия Зальцбурга Бернадоттом (30 октября) представители состоятельных классов — аристократия и буржуазия — покинули столицу. Бетховен на время лишился поддержки сановных покровителей. Из друзей композитора в Вене остался лишь Брейнинг. Вена приобрела характер французского города. «Венская газета» становится органом Бонапарта: с ее заголовка исчезает австрийский орел, и уже через несколько дней после вступления французского императора она восхваляет его и разражается громами против Англии. Именно в эти дни — 20, 21, 22 ноября — состоялись три постановки оперы Бетховена в ее первой редакции. Объявление гласило: «Фиделио, или супружеская любовь», опера в 3-х действиях, свободная переработка с французского Иосифа Зонлейтнера, музыка Людвига ван-Бетховена». На втором представлении, к концу спектакля, с галлереи были сброшены листовки с приветственным стихотворением Брейнинга[102]. Чрезвычайно характерны отзывы прессы о премьере «Фиделио», дающие представление о том, на какую каменистую почву упало зерно бетховенской музыки.
Описав запустение, воцарившееся в Вене после вторжения французов, «Прямодушный» продолжает: «Сначала и театры пустовали совершенно; понемногу начали посещать представления французы, и до сих пор они составляют большую часть зрителей…
Новая бетховенская опера «Фиделио, или супружеская любовь» не понравилась. Она была поставлена лишь несколько раз, и после первого же представления зал был совершенно пуст. Музыка действительно не оправдала ожиданий любителей и знатоков. Мелодиям и характеристикам, при всей их изысканности, недостает того счастливого, удачного, непреодолимого выражения страсти, которое нас неудержимо охватывает при слушании произведений Моцарта и Керубини. Музыка не лишена нескольких красивых мест, но она очень далека от того, чтобы быть совершенным и даже удавшимся произведением» (текст либретто назван «модным»).
Рецензент «Газеты элегантного света» писал: «Вечером я посетил театр и впервые почувствовал, что не все осталось по прежнему. Давали «Фиделио», новую оперу Бетховена. Театр был далеко не так полон, и успех очень ограничен. Действительно, 3-й акт очень растянут, а музыка, лишенная эффекта и полная повторений, не увеличила в моих глазах представления о таланте Бетховена, которое я получил от его кантаты («оратории»). «Многие, в общем хорошие, композиторы садятся на мель именно в области оперы», заметил я шопотом моему соседу, выражение лица которого как будто соответствовало высказанному мною суждению. Он был француз и причину искал в том, что драматическая композиция является высшей ступенью искусства и требует эстетической культуры, редко присущей, насколько он слышал, немецким музыкантам. Я пожал плечами и промолчал».
Не лучше отзывалась и «Всеобщая музыкальная газета», хотя и признавала новую оперу Бетховена «самым замечательным музыкальным событием прошлого месяца»: «Певческие номера обычно лишены новых идей, они по большей части слишком длинны, текст беспрерывно повторяется, как, например, дуэт после сцены узнавания. Хоры лишены всякого эффекта, и один из них, обозначающий радость заключенных, наслаждающихся пребыванием на открытом воздухе, — явно неудачен. Исполнение было также неважно…»
Шотландский журналист Генри Рив, посетивший спектакль «Фиделио» в 1805 году, отметил в своем дневнике:
«Либретто и план — это печальное смешение плохого действия и романтических ситуаций; арии, дуэты и хоры заслуживают всякой похвалы. Увертюры к разным актам представляются слишком учеными, чтобы нравиться всем с первого раза. Сложность и трудность свойственны бетховенской музыке…»
Бетховен лично дирижировал оркестром и певцами на всех трех представлениях, сидя за фортепиано. Равнодушие публики доставило ему большие страдания. Недаром, незадолго до смерти, композитор, вручая Шиндлеру рукописный экземпляр партитуры, сказал: «Это дитя моего духа было произведено на свет в более сильных родовых муках, чем другие, и доставило мне также величайшее огорчение. Вследствие этого, мне оно дороже всего и наиболее достойно быть сохраненным и использованным для целей искусствознания».
Эти слова знаменательны. Гениальный художник понял, что это произведение больше, чем все другие, может способствовать раскрытию художественных задач композитора. Не говоря об огромной эстетической ценности «Фиделио», опера Бетховена — это клад для людей, желающих проникнуть в сущность бетховенского музыкального языка[103]. Ни в каком другом своем произведении композитор так ясно и недвусмысленно, не поведал слушателям своего мировоззрения, своих общественных и моральных идеалов, нигде не расшифровал столь понятным языком приемов музыкальной выразительности.
Друзья композитора решили, что «Фиделио» нужно переработать. Начиная с увертюры № 2, рвущей со всеми традициями оперных увертюр, и кончая хорами и главными ариями, — все было для тогдашней публики трудно, непопулярно, частью непонятно. С большим трудом друзьям удалось уговорить композитора согласиться на необходимые, по их мнению, переделки.
Вторая редакция оперы была, по-видимому, готова уже к началу 1806 года. Переработка либретто принадлежит Стефану Брейнингу, который сильно сократил первый акт, слив его со вторым, и превратил, таким образом, либретто из трехактного в двухактное. Бетховен не решался оставить увертюру № 2 и задумал написать для второй редакции новую увертюру. Это решение было вызвано отчасти тем, что в первые месяцы 1806 года Шиканедер поставил в Венском театре несколько новинок, среди которых особенно блистали «Фаниска» Керубини и «Сарданапал» Паэра. Для успешного соперничества с этими модными произведениями Бетховен написал увертюру «Леонора № 3» — более монументальную и притом более согласную с традициями. Так как композитор, по обыкновению, затягивал новую обработку своей оперы, то барон Браун, собственник Венского театра, назначил автору окончательный срок — 29 марта 1806 года. К этому времени Бетховен спешно закончил увертюру. Была проведена лишь одна репетиция, на которой Бетховен почему-то не присутствовал. Новая редакция оперы была плохо разучена. На этот раз «Фиделио» выдержал только два представления под управлением Зейфрида. По словам Брейнинга (кстати, написавшего новое приветственное стихотворение Бетховену), опера имела большой успех, хотя печатные отзывы этого не подтверждают.
До какой степени доходила злоба недоброжелателей Бетховена, видно из выпада, допущенного рецензентом «Прямодушного». Вот отзыв об увертюре «Леонора № 3»: «…Никогда еще не была написана столь бессвязная, резкая, хаотическая, возмущающая слух музыка. Резчайшие модуляции следуют друг за другом в действительно отвратительной последовательности, и некоторые мелочные идейки, далекие от какого бы то ни было намека на возвышенность (например, соло почтового рожка, по-видимому извещающего о прибытии губернатора), завершают неприятное оглушающее впечатление».
Опера была снята после второго представления. Брейнинг приписывал это интригам завистников. Но это не так. Театр приложил все усилия к хорошей постановке. Певцы Мильдер, Мейер, Рекель, дирижер Зейфрид, руководители Браун и Шиканедер — все они принадлежали к числу друзей композитора. Внешне опера имела больший успех, чем в 1805 году. Поводом к снятию «Фиделио» послужил инцидент между композитором и театральной дирекцией. Бетховен заподозрил театральных чиновников в неполной выплате авторского гонорара. Браун разуверял Бетховена и выразил надежду, что на следующих представлениях будут полны не только ложи и дорогие места, но и галлерея. Бетховен почувствовал в словах Брауна намек на неуспех его оперы у широкой публики. Он вспылил и произнес нелепую фразу, в корне противоречившую его взглядам: «Я не пишу для галерки!» Барон Браун, привыкший в качестве театрального директора ценить всякую публику, платящую деньги, резонно возразил, что Моцарт — и тот не гнушался писать для галерки. Окончательно уязвленный сравнением с Моцартом, Бетховен в бешенстве заявил, что он отказывается от дальнейших постановок «Фиделио» и забирает партитуру. Венский театр успел дать «Фиделио» в новой редакции только два раза. Нечего и говорить, что не эта случайная ссора была причиной снятия «Фиделио»: суть заключалась в новизне этой гениальной оперы.
Вскоре после снятия оперы в Вене начались попытки Бетховена поставить ее в других городах. Надежда поставить ее на берлинской сцене, куда ее хотел устроить Лихновский, не осуществилась.
В 1807 году в Праге был открыт немецкий оперный театр. Попытки поставить там «Фиделио» тоже не увенчались успехом. Опера была возобновлена в Вене лишь в 1814 году, когда Бетховен находился в зените своей славы. Три актера придворной оперы решили поставить в свой совместный бенефис уже забытую к тому времени оперу Бетховена. Литератор Трейчке, состоявший на службе в придворном театре, снова переделал либретто, и опера приобрела нынешний вид (третья редакция). Весною 1814 года Бетховен много работал над новой редакцией. 22 мая состоялась генеральная репетиция и первый спектакль в театре «Кертнер». Леонору пела Мильдер, Флорестана — Радики. Опера была отлично разучена, композитор дирижировал с увлечением, но, увы! — к тому времени он уже настолько оглох, что делал серьезные ошибки. Их исправлял стоявший за спиной Бетховена дирижер Умлауф. Опера была повторена много раз с неизменным успехом. Вся третья редакция оказалась несравненно более доступной для слушателей, чем первые две.
Афиша «Фиделио». 1814 год
18 июля состоялся бенефис Бетховена. Вот один из отзывов прессы: «Прекрасна и очень ценна в художественном отношении ария [Леоноры]. Театр был совершенно полон, успех — необыкновенен. Энтузиазм в отношении композитора, ныне ставшего любимцем публики, выразился еще раз в том, что его вызывали после каждого действия. Все контрамарки были недействительны, следовательно, материальный успех был отличный». Постепенно «Фиделио» включается в репертуар разных театров Германии. С ноября 1814 года опера идет под управлением знаменитого композитора Карла-Марии Вебера в Праге[104]. С 1815 года «Фиделио» с успехом ставится в Берлине, куда вскоре приехала и Мильдер. 11 октября состоялось первое представление, а уже 14-го пела Мильдер, исполнявшая роль Леоноры в течение своих берлинских гастролей одиннадцать раз[105]. «Фиделио» произвел колоссальное впечатление. «Эта опера несет в себе зерно музыкально-театральной реформы и ускорит ликвидацию ложного художественного направления», пишет берлинский «Драматический еженедельный листок».
В 1814 году двадцатилетний ученик Бетховена, Игнац Мошелес, сделал фортепианное переложение оперы «Фиделио». Когда Бетховен увидел в конце клавира надпись Мошелеса: «Кончено с божьей помощью», композитор приписал: «О человек, помоги себе сам». В этом замечании выражен весь Бетховен.
В 20-х годах XIX века опера «Фиделио» начала пользоваться в Вене подлинным успехом, обусловленным не модой, а глубоким контактом между композитором и новой, демократической публикой. Когда в 1822 году семнадцатилетняя Шредер-Девриэнт показала настоящий образ героической Леоноры, опера впервые нашла отзвук у передовых людей искусства. Темная, зловещая окраска многих эпизодов, нежные полутона, взрывы дикой силы — все это неотразимо пленяло немецких романтиков.
Мориц Швиндт, знаменитый немецкий живописец-романтик, написал ряд иллюстраций на сюжет «Фиделио». Поэты-романтики, в первую очередь Грильпарцер, видели в «Фиделио» образец романтического искусства. Нет сомнения, что единственная опера Бетховена оказала могущественное влияние на дальнейшее развитие немецкой оперы. Но сколько бы ей ни подражали, она осталась в мировом оперном наследии единственной в своем роде.
Только драматургия Вагнера, явилась своеобразным продолжением и развитием героических принципов «Фиделио».