Покровительство промышленности. Фердинанд и Изабелла проявляли интерес не только к политическим и социальным, но и к экономическим проблемам, при разрешении которых ни они, ни их приближенные не могли избежать влияния общепринятых идей того времени.
Основной порок экономической политики короля и королевы заключался в переоценке роли и значения законодательных актов и во вмешательстве во все области экономической жизни страны. Обнародовалось огромное количество грамот, постановлений и распоряжений, касающихся торговли, сельского хозяйства и ремесла, проникнутые духом протекционизма. Короли старались закрыть доступ в Испанию тем иностранным товарам, которые могли конкурировать с национальными, например, сукнам, ввоз которых вредил сукновалам Мурсии и скотоводам этой области (1486–1487 гг.); шелка из Неаполя, Каликута, Турции и других мест, поскольку импорт шелковых тканей доводил до разорения гранадских ткачей шелка (1500 г.). Понимая в то же время, что необходимо поднять технический уровень испанской промышленности, короли привлекали в Испанию рабочих из Италии и Фландрии, жалуя им различные привилегии, в частности освобождая их от всех податей на десять лет (1484 г.). Главными объектами вывоза из Кастилии и из других областей были обычно не промышленные товары (за исключением шелковых тканей, которые в большом количестве производились маврами в Гранаде), а сырье, причем за границей изделия изготовлялись из испанского сырья, а затем ввозились в Кастилию и Арагон.
Так, экспортировалась шерсть, которая в 1512 г. была вывезена на сумму в 250 тыс., дукатов (что соответствует примерно 50 тыс. кинталам[241] ), железо, вино, оливковое масло, мясо и кожи и ввозились через все порты (по данным 1477, 14911 и других лет) главным образом ткани, в особенности тонкие, которые ценились гораздо дороже, чем шерсть. «Католические короли» стремились поощрением старых предприятий и созданием новых уравновесить торговый баланс. И по мере роста испанского производства короли все более и более ограничивали ввоз (кортесы 1515 г.). Таким образом, уже в 1512 г., по свидетельству путешественников, определенное значение приобрело производство тканей (в том числе и дорогих сортов) в Толедо, Севилье, Валенсия и иных городах. Ткачи шелка в 1504 г. только в восьми городах Андалусии уплатили в казну податей на сумму около 9 млн. мараведи.
Короли также стремились устранить препятствия к развитию производства, которые ставились законодательством, обычаями и злоупотреблениями. Они запрещали сбор незаконных налогов, отменяли привилегии и монополии, которые были выгодны только немногим представителям знати. Так, в 1480 г. было аннулировано пожалование, данное Энрике IV нескольким рыцарям, по которому «все кожи, продаваемые в некоторых архиепископствах, должны были свозиться в точно определенное место и там продаваться в установленный день только теми лицами, которые издавна имеют эту привилегию, причем любые другие лица не могли закупать кожи под страхом сурового наказания».
Скотоводство продолжало быть одной из крупнейших отраслей экономики страны, о чем свидетельствуют приведенные выше цифры вывоза шерсти. Впрочем, в некоторых областях (Мурсия) произошло значительное уменьшение поголовья скота (до 1480 г. было более 50 тыс. овец, а в 1486 г. — только 10 тыс.). Фердинанд и Изабелла оказывали большое покровительство Месте во избежание дальнейшего упадка скотоводства и регулярного снабжения сукновален сырьем. Они подтвердили и даже увеличили все привилегии, которые в 1347 г. пожаловал Месте Альфонс XI, несмотря на вполне обоснованные жалобы земледельцев. Но корона обложила Месту особым налогом и подчинила ее, в известной степени, своей власти, назначив специального советника, который вошел в состав совета Месты (в 1500 г.). Сборник привилегий Месты был составлен и опубликован в 1511 г.
В этот же период появляется множество законов и статутов цехов и братств, которые свидетельствуют о чрезмерной регламентации ремесла, но вместе с тем указывают и на необычайное развитие цехов, и на все возрастающее вмешательство (с наилучшими намерениями, впрочем) государства в технику производства. Примерами такой регламентации могут служить следующие данные: с 1494 по 1501 г. было дано восемь распоряжений, касающихся производства сукон, а в 1511 г. — общий свод, включающий 120 законов; в 1494 г. принят указ о вышивальщиках тканей; в 1496 г. — об оружейниках Овиедо; в 1499 г. — о башмачниках; в 1491, 1499 и 1515 г. — уставы торговцев платьем в Кордове; в 1481 и 1500 гг. — уставы башмачников, изготовителей деревянных башмаков, литейщиков и портных Бургоса.
Но не все эти постановления исходили от короля, так как городские советы имели право утверждать уставы и издавать их даже по собственной инициативе, как и происходило, например, в Бургосе. Но короли, со своей стороны, утверждали законы общего характера (указы о ремесленниках, подобные указам, данным в XIV в.) и поощряли создание городских уставов в форме кодексов, причем в подобные уставы входили и распоряжения, касающиеся цехового регламента.
Известно, что Севилья, Кордова, Толедо, Сеговия, Леон, Гранада и другие города были центрами высоко развитого ремесленного производства. В Севилье заслуженной славой пользовались мастера керамических изделий, которые вырабатывали эмалированные изразцовые плитки; гончары, ювелиры, которые изготовляли драгоценные украшения и серебрили, золотили и украшали лошадиную упряжь, шпоры и шпаги; кожевники или изготовители различных изделий из кожи; ткачи бархата; прядильщики шелка; оружейники и т. п. В Толедо было развито (особенно в начале XVI в.) производство шелка, сукон, шляп, оружия, в частности знаменитых шпаг, и керамических изделий. Всюду наблюдается зарождение и рост промышленности, которая, казалось, должна была успешно развиваться и впредь.
В Арагоне и близлежащих областях также продолжает развиваться цеховое производство. Сарагоса, Барселона и Валенсия идут во главе, как крупные промышленные центры. В последних двух городах редко случалось, чтобы ремесленники не входили в какой-нибудь цех, и возрастающее число цеховых статутов указывает на дальнейший рост этих корпораций. То же происходит и в менее крупных городах, например, в Альсире, где с давних пор было развито производство сукон.
Но в Барселоне уже появляются признаки упадка, которые отмечают местные ткачи («цех и ремесло ткачей этого города самое важное в нем и нет здесь иных цехов и ремесла, которые приносили бы больше пользы») в петициях Фердинанду от 1493 г. Одной из причин упадка было то обстоятельство, что каталонское ткацкое производство не могло выдержать конкуренции с иностранным, потому что в стране производились главным образом грубые ткани, а иные отрасли производства (например, выделка бархата), несмотря на покровительственные мероприятия, не прививались с должным успехом. В одном документе 1481 г. содержится перечень тканей, производившихся в Барселоне: «Сукна, окрашенные кошенилью, лилово — красные, светлые и темные, кроваво-красные, пепельно-серые, синие, розовые. Сукна из чесаной шерсти, сукна тонкие и узкие, саржа узкая, этамин, бумазея, полушерстяные ткани, льняные ткани, тонкие льняные ткани, вышитые ткани, холст, хлопчатобумажные ткани, ткани из льна и хлопка и тому подобные». Ткани, шитые золотом и серебром, вышитые ткани, бархат, камлот, тафта, тонкие ткани, камка, а также и другие ткани ввозились из-за границы. Из цехов наиболее значительными были следующие пять: шорников, портных, ткачей, башмачников и ювелиров. В числе других 33, упомянутых при реформе муниципалитета, проведенной Фердинандом, не встречаются красильщики, крутильщики шелка, канительщики золота, свечники и изготовители бархата, которые объединились только спустя много лет, что показывает, какое ничтожное значение имели эти виды ремесла в изучаемый период. Однако, по свидетельству одного современного автора, за вывезенные в 1481 г. в Ломбардию каталонские сукна было выручено 120 тыс. венецианских эскудо прибыли. Но спустя десять лет (в 1491 г.) уже замечается упадок, потому что городской совет обсуждает вопрос о предоставлении денежной субсидии ткачам, «дабы они могли закупить хорошую шерсть для выделки сукна «доброго и тонкого», — что сам цех не мог предпринять, ибо ныне денег у ткачей мало». Это признание подтверждается упомянутым прошением 1493 г. и привилегией, которую дал ткачам Фердинанд, отметив при этом что цех «из-за плохих времен пришел в большой упадок и ослаб». Несмотря на все это, Барселона в 1491 г, была, по свидетельству современников, городом весьма населенным и занимала почти такую же площадь, как Неаполь. Прекрасные каменные дома, трех — или четырехэтажные, приводили в восторг приезжих и иностранцев; в городе имелась довольно значительная система канализации, что было тогда редкостью в Испании. В 1491 г. доходы городского совета были оценены в 55 050 ливров. Но общая численность населения Барселоны уменьшилась по сравнению с 1463 г. на одну пятую и составляла, согласно переписи, 38 тыс. человек. К 1516 г. оно достигло, однако, уровня 60-х годов XV в.
На Майорке данные, относящиеся к 1500 г., свидетельствуют о значительном производстве шерсти (в Пальме, Манакоре, Арте и Польенсе) и вин. Наконец, расцвет изящных искусств доказывает наличие художественных ремесел, которые имели существенное значение.
Цеховая регламентация. В общих чертах цеховая регламентация сохраняет тот же характер, что и в предшествующий период. В бургосских статутах 1481 и 1500 гг. имеются указания об испытаниях, без которых никто не мог получить право заниматься тем или иным видом ремесла. Четко определяются положения о мастерах и детально разрабатывается как в Кастилии, так и в других областях цеховая иерархия (разделение на мастеров, подмастерьев и учеников). Экономическое значение цехов определялось теми капиталами, доходными статьями и ценностями, которыми они владели. Так, цехи Бургоса имели постоянную ренту, барселонские и валенсийские — недвижимость, капиталы, драгоценности. Чтобы оценить роль цехов в системе управления и общественной жизни, следует напомнить, что они принимали участие в деятельности муниципиев. Цехи имели, кроме того, привилегии, которые предоставляли им исключительное право на пользование часовнями для проведения традиционных празднеств и погребальных церемоний и на особые гербы, порой даже с королевскими девизами (такая привилегия была пожалована чесальщикам шерсти в Сагунто Фердинандом в 1493 г.). Члены цеховых объединений имели право ношения оружия для самозащиты и в этом отношении были, таким образом, приравнены к рыцарям.
Но заботы королей и городских советов о цеховой регламентации чреваты были гибельными последствиями для ремесленного производства, на что уже указывалось выше. Действительно, возрастает стремление к мелочной регламентации и громоздким техническим предписаниям (инициатива регламентации исходит порой от самих ремесленников, представленных особыми консулами и надсмотрщиками), что все более и более связывает производство. Например, в уставе 1481 г. предписывается, чтобы башмаки имели не больше одной подметки; в другом уставе 1500 г. запрещается кроить одежду поперек, оторачивать куртки мехом и т. д.; в уставе 1511 г. было строго регламентировано разделение труда между ремесленниками — было запрещено рабочим, занятым в одной операции, принимать участие в другой, а продукция подвергалась стольким осмотрам, что любые изделия, поступающие на продажу, имели три печати мастерской и четыре печати органов общественного надзора. Правда, порой эта мелочная регламентация предпринималась в целях гигиены или предотвращения фальсификаций и подделок. Так, например, запрещали изготовлять овчины из просоленных шкур, чтобы не пострадали спящие на них дети, или же затрудняли возможность подделок в ювелирном производстве. Но часто ограничения не только не приносили пользы, но препятствовали проявлению личной инициативы и замедляли ход производства.
Следует отметить также тенденцию цеховых статутов к на и возможному уравнению условий работы различных мастеров; выражалась эта тенденция в том, что сырье распределялось поровну между мастерами и строго преследовались нарушения подобных правил (статуты кожевников и скорняков Барселоны, 1431–1490 гг.).
Но больше всего вреда причиняло широко применявшееся регулирование цен. Несомненно, подобные меры порой вызывались необходимостью борьбы с злоупотреблениями; в этом смысле вполне оправдано установление твердых цен на съестные припасы, продаваемые трактирщиками (кортесы Толедо, 1480 г.). Однако чаще всего таксация цен приводила к отрицательным результатам, что имело место при попытках регулирования цен на зерно во избежание его скупки и при нормировании цен на изделия различных цехов, которое обуславливалось статутами. Касаясь прочих особенностей регламентации (порой еще более вредных), необходимо отметить, что, как и прежде, устанавливались таксы поденной и сдельной оплаты, ограничивалась продолжительность рабочего дня и т. д.
Любопытно, что христианам запрещено было давать деньги в рост, и этот запрет вновь был подтвержден кортесами в Толедо в 1480 г. Угрозу для грядущего развития представляли королевские монополии. Немалый вред причиняли и превратные представления о значении драгоценных металлов и денег[242].
Пренебрежение к земледелию. В конечном счете, исключительное внимание, уделяемое ремесленному производству и скотоводству, пагубно отражалось на земледелии. Особенный ущерб причинялся земледелию привилегиями, предоставленными Месте. Положение, в котором сельское хозяйство находилось в конце XV и в начале XVI вв., было далеко не блестящим.
Документальные свидетельства, относящиеся к этому времени, позволяют утверждать, что в Кастилии имелось множество заброшенных полей и пустошей, что население относилось с глубоким безразличием к агрикультуре и что продукция основных видов сельского хозяйства была незначительна (и при этом не только в Кастилии, но и в Арагоне, Каталонии и Валенсии). Правда, некоторые культуры давали обильные сборы, и продукция их вывозилась за пределы страны. Так, в Сеговии, Саламанке, Куэнке и Саморе вырабатывалось немало вина (следует отметить, что виноделие поощрялось в этих районах особыми привилегиями). В Андалусии производилось много оливкового масла, а различные области севера и юга Кастилии славились своими фруктами.
Фердинанд и Изабелла стремились поощрить возделывание ряда культур и оказывали поддержку земледельцам в той мере, в какой подобное покровительство согласовывалось с принципами наибольшего благоприятствования скотоводству и мануфактуре.
Был подтвержден закон Хуана II, по которому воспрещалась продажа за долги сельскохозяйственного инвентаря и рабочих волов (в случае если крестьянин владел не более чем парой этих животных). Особой грамотой 1496 г. всем городским советам предписывалось охранять в пределах подведомственных им территорий леса, сады, виноградники, посадки. Облегчены были условия межобластной торговли сельскохозяйственными продуктами. Но в то же время, во избежание роста цен, проведена была таксация цен на зерно (мера, которая вызывала сокращение посевных площадей) и точно фиксировались пункты, где разрешалась его продажа (хлебные рынки, общественные площади), чтобы контролировать все торговые сделки (указ 1491 г.). При этом, намечая твердые цены, корона не снизила ставок алькабалы, хотя города после введения системы подушной раскладки этой подати освободили от уплаты ее продавцов сельскохозяйственных продуктов и в первую очередь — торговцев зерном. Такса на зерно была отменена в 1504 г. Но сельское хозяйство постиг ряд неудач, и хотя в течение нескольких лет в Кастилии сеяли ржи достаточно для местного потребления и даже для вывоза, а в Мурсии земледелие за короткий срок стало давать больше продукции, чем скотоводство — но с 1503 г. потянулась полоса неурожайных лет, в силу чего все более и более хирело сельское хозяйство. Уже к концу XVI в. северные районы Кастилии настолько оскудели, что хлеб здесь стали выпекать с примесью различных суррогатов, заменяя ими невероятно дорогую муку, или кормились хлебом из желудей[243].
Торговля в Кастилии. Многочисленные распоряжения, относящиеся к торговому законодательству, были проникнуты духом протекционизма и стремлением к регламентации, которые проявлялись в этой сфере столь же отчетливо, как и в законодательных актах, регулирующих производственную деятельность. Короли желали укрепить межобластные связи и в первую очередь стремились установить тесные торговые сношения между Кастилией и Арагоном, которые ранее были разделены не только таможенными барьерами, но и многочисленными запретами, налагавшимися на ввоз и вывоз различных товаров, и в частности — на скот, хлеб, овощи (законы Энрике II и Хуана II). Законом, принятым на кортесах в Толедо, в 1480 г. была объявлена свобода ввоза в арагонские владения продовольствия, вьючных животных, скота и других товаров (хотя и запрещен был вывоз звонкой монеты), причем таможенные алькальды и их помощники должны были свободно пропускать эти товары через границу. Но вывозимые товары не освобождались от таможенной десятины.
Для поощрения торговли были возобновлены прежние пожалования и даны новые льготы ярмаркам и открытым рынкам, в дополнение к привилегиям, ранее предоставленным Энрике IV. В двух законах, принятых на кортесах в Толедо, упоминаются ярмарки в Толедо, Сеговии, Медине, Вальядолиде и других городах и подтверждаются охранные грамоты короля, данные всем лицам, которые направляются в эти пункты с товарами. Следует отметить, что на арагонские и каталонские ярмарки эти законы не распространялись; в них не фигурируют значительные ярмарки в Медина дель Кампо; об этом свидетельствует тот факт, что в 1492 г. купцы просили Изабеллу объявить эту ярмарку общеиспанской.
Другой закон, выражая в общих чертах свое глубочайшее уважение к собственности, запрещает на побережье Галисии, Леона и Андалусии взимать особый сбор — письо ( picio ), дающий возможность жителям побережья присваивать потерпевшие кораблекрушение суда и их грузы. Там же содержится другой запрет: «Когда какое-нибудь животное упадет с места или ранит другое животное или человека, или же свалится с обрыва телега, или разрушится дом, то судьи или сеньоры этой местности не должны за это забирать себе животных, телеги и дома, т. е. поступать в соответствии с древними обычаями некоторых местностей, ибо несправедливо такое вымогательство и развращает оно нравы; ни с указанных предметов, ни с других подобных нельзя взимать налог крови или налог за человекоубийство».
Другой мерой защиты права собственности был закон кортесов в Толедо, в котором указывалось, что менялы и купцы, которые берут на хранение деньги и скрываются с ними, должны считаться «ворами, расхищающими общественное достояние».
Для поощрения торговли и привлечения кораблей к берегам Кастилии короли покровительствовали торговому флоту. Они платили значительные премии кораблестроителям, которые строили корабль вместимостью более 600 тонелад[244]; запрещали перевозку товаров на иностранных судах, когда в том же порту имелись испанские; препятствовали продавать вне Испании корабли, построенные на отечественных верфях, и, наконец, освобождали от таможенных пошлин те корабли, которые заходили в испанские порты, не выгружая товаров. Но Фердинанд и Изабелла, подчиняя интересы торгового флота возможным военным нуждам, ставили в привилегированное положение лишь владельцев кораблей с большим тоннажем. Тем самым они заложили основы для дальнейшего развития военного флота, но разорили владельцев мелких судов, более пригодных для различных торговых операций, в частности для каботажного плавания. Но несмотря на серьезную ошибку, которую допустили короли, поощряя главным образом строительство крупных кораблей, торговый флот в начале XVI в. значительно вырос и, по свидетельству одного современника (видимо, преувеличенному), насчитывал 1000 кораблей. Таможенная система препятствовала развитию внешней торговли, но сохранялись еще старые международные торговые связи, о масштабе которых свидетельствуют таможенные документы Бискайи и Гипускоа (в порты этих областей заходили главным образом английские и фламандские мореплаватели и купцы) и материалы деятельности бирж в зарубежных странах, содержащие сведения о кастильских торговых агентах и консулах в Лондоне, Нанте, Ла-Рошели, Флоренции и в главных торговых центрах Фландрии. Со своей стороны, и множество иностранцев приезжало в Испанию, основывая торговые дома, банки и т. п.; наплыв их особенно усилился после изгнания евреев, когда сильно поредело купеческое сословие в Кастилии и арагонском королевстве. Особенно много было в стране немцев и итальянцев (прежде всего генуэзцев), которые оседали на восточных берегах Испании (в Барселоне, Валенсии, Аликанте) и в Андалусии. Появилось также много французов, которым Фердинанд в последние годы жизни оказывал покровительство. Не было недостатка в жалобах на это вторжение иностранцев, которое вызывало прежде всего отток за границу драгоценных металлов. Поэтому в 1499 и 1515 гг. были приняты законы, запрещавшие иностранцам быть менялами и заниматься торговлей предметами первой необходимости; банкирам надлежало раз в четыре месяца представлять для проверки свои книги, во избежание вывоза денег за пределы страны. Кортесы в 1516 г. просили также запретить иностранцам заниматься торговой деятельностью в Испании на один год; но король отверг эту петицию, считая, что подобная деятельность отвечает интересам испанской экономики.
Для облегчения межобластных торговых сделок была вновь предпринята попытка (в соответствии с подобными же мероприятиями Альфонса XI) упорядочить систему мер и весов (грамота 1496 г.). Следует отметить, что корона стремилась осуществить лишь частичные реформы, так как полностью унифицировать разнообразные единицы меры и веса не представлялось возможным. Были учреждены также торговые консульства в Бургосе (в 1493 г.) и Бильбао (в 1511 г.); предполагалось сделать судоходным реку Тахо на всем ее протяжении от Толедо до устья.
Но наряду со всеми этими распоряжениями, которые более или менее (хотя бы и временно) содействовали развитию торговли, принимались, в соответствии с ложными экономическими воззрениями эпохи, решения, которые в конечном счете вредили торговле. О запрещении вывозить золото и серебро уже шла речь выше. И, разумеется, если этот запрет распространялся на испанцев, то еще более ограничивал он торговую деятельность иностранцев. Так, грамотой 1491 г. разрешался лишь обмен иностранных товаров на местные, а не продажа их за деньги. Временно было запрещено также вывозить в королевство Гранаду скот, оружие, продовольствие и т. п.
В связи с законами против роскоши запрещено было ввозить парчу, золото и серебряную посуду (1494 г.). О запретительных мерах, ограничивающих ввоз по соображениям протекционизма, уже упоминалось выше.
Торговля в Каталонии и на Майорке. Для Каталонии и Майорки характерны некоторые своеобразные особенности. Выше приводились данные, свидетельствующие об упадке барселонской торговли, который наметился еще более отчетливо, когда начались преследования евреев и обращенных, в чьих руках были сосредоточены значительные богатства. Эти факты подтверждаются и записями, содержащимися в книгах барселонского городского совета и в письмах советников королю Фердинанду. Один протокол 1489 г. свидетельствует, что этот упадок вызвал беспокойство руководителей совета. Обсуждая меры, каковыми «можно несколько поднять торговлю, которая совсем пришла в упадок в этом городе», они решили соорудить два корабля вместимостью по 500 и 600 тонелад; строителям была обещана премия в размере ста ливров за каждые сто тонелад сверх намеченного по проекту водоизмещения. Мотивировалась эта мера тем, что «барселонские купцы смогут успешнее торговать, перевозя на этих кораблях много тканей и всякого добра, и не посмеют грузить товары на чужеземные суда, что избавит город от больших убытков». С той же целью в 1481 г. были увеличены таможенные пошлины и запрещен ввоз иностранных сукон (как это уже практиковалось во времена Альфонса V), «даже если они были бы изготовлены во владениях нашего короля», т. е. в других областях арагонского королевства. Но как барселонская торговля, так и барселонское ремесло были уже поражены насмерть. Советники 1492 г. дают такой наказ своим преемникам: «Пусть будущие советники вспомнят, как из-за инквизиции, учрежденной когда-то в городе, возникло множество затруднений для торговли, произошло уменьшение городского населения и причинен был иной непоправимый ущерб общественному благу, пусть они помнят, что так будет продолжаться и впредь, если не обнаружится какое — либо целительное средство».
Вероятно, все эти жалобы несколько преувеличены, но, несомненно, упадок имел место и наметился, по-видимому, еще до 1484 г. Упадок вызывался и иными причинами, и особенно турецкими завоеваниями в восточной части Средиземного моря (из-за которых прекратилась торговля с левантийскими портами) и открытием Америки, которое изменило направление старых торговых путей. Таким образом, советники не без основания могли заявить в 1491 г. Фердинанду, что «консулы морской биржи этого города видят, что торговля совсем ослабла и пришла в упадок, ибо купцы, прекратившие торговлю из-за корсаров и особенно из-за вассалов вашего высочества, которые, прикрываясь королевским знаменем, отнимают у них добро, а также ремесленники, которым нечем существовать и которые не могут прокормиться трудами рук своих, покидают этот город и уезжают в другие страны».
Положение еще более ухудшалось из-за препон, чинившихся сухопутной торговле. Уже отмечалось, что весьма ограничивалась свобода торговли с Кастилией. В самой Каталонии, не считая тех препятствий, которые создавали сами барселонские жители из соображений протекционизма, торговые связи с другими городами были сильно затруднены. Часто Таррагона и Херона запрещали ввоз некоторых товаров из Барселоны, например, гончарных изделий. В Руссильоне стремились воспрепятствовать ввозу барселонских сукон. Такая система, бесспорно, вела к неизбежной катастрофе.
Подобное же положение создалось и на Майорке.
Общие причины упадка, которые наметились еще в XIV–XV вв., вызвали переход торговли в руки иностранцев или не майоркинских жителей; но и чужеземные купцы уже к 1511 г. прекратили торговую деятельность на Майорке, вероятно потому, что она не приносила им достаточного дохода. Обращенные Валенсии, призванные в 1463 г. на остров для оживления торговых операций, покинули Майорку после учреждения там инквизиции, которая еще больше способствовала упадку «своими многочисленными конфискациями имущества как обращенных, так и старых христиан, приговоренных заочно или посмертно, примиренных, заключенных до конца дней своих в тюрьмы или переданных светским властям. Все совершенно согласны с тем, что неисчислимы богатства, изъятые на Майорке подобными конфискациями и растраченные на крестовые походы и папские юбилеи, и что лица, заподозренные или виновные в преступлениях против веры, как раз и являются купцами и предпринимателями». Майоркинский флот совсем сошел на нет. Нехватало наличных денег, а также доверия к уроженцам острова, и иностранцы покидали Майорку. Один очевидец говорит в 1511 г., что «все купцы, которые там сейчас имеются, не могли бы нагрузить и одного корабля». Подати были многочисленны и тяжелы. В начале XVI в. насчитывалось двадцать четыре налога, и бремя податного обложения душило торговлю. Но в то же время (1500 г.) замечается некоторое возрождение торговых сношений с Сицилией и другими странами, обязанное вывозу сельскохозяйственных продуктов и изделий майоркинских мануфактур.
Торговля и производственная деятельность в колониях. Завоевания в Африке и открытие Америки проложили испанцам путь к двум внеевропейским рынкам. Правда, африканский рынок не был новым, поскольку еще в XIII в. он был известен и кастильцам и каталонцам. Но в XV в. он приобрел большое значение благодаря географическим открытиям, совершенным на западных берегах африканского материка и овладению некоторыми территориями в северной и западной частях Берберии. Уже отмечалось, что в связи с открытиями и завоеваниями в Африке возникли серьезные трения с Португалией. Они были вызваны не столько событиями династической войны, сколько притязаниями Кастилии и Португалии на одни и те же африканские земли (Берберию и берега Гвинейского залива, открытые португальцами).
Договорами в Трухильо (1479 г.), Толедо (1480 г.), Аревало (1509 г.) спорные вопросы были разрешены, причем испанцам пришлось довольствоваться в Африке территорией, которая намного уступала по площади землям, признанным законной добычей их португальских конкурентов. В торговой деятельности все эти осложнения находили отражение. Указом 1478 г. Фердинанд и Изабелла разрешили палосским морякам свободно торговать морем и сухим путем с Миной (Золотым берегом), дабы подорвать португальскую торговлю в Гвинее[245]. После заключения с Португалией упомянутых выше договоров испанцы продолжали вести торговлю с Западной Африкой. Торговая деятельность в Африке была весьма значительной. В 1498 г. Фердинанд и Изабелла особой грамотой, данной в Алькала, отмечали, что «никто, ни единая душа, не смеет без нашего на то разрешения ходить в африканские земли или кого бы то ни было посылать туда — будь то для торговли золотом или рабами, или иными товарами или для обмена привозимого с собой хлеба и других товаров; земли же эти идут от «Малого Моря» и вдоль берега западного до Месы и принадлежат нам по праву завоевания».
Таким образом, торговлю с Африкой корона стремилась превратить в свою нерушимую монополию. Но запрет этот был лишь временным. В августе 1499 г. он был снят, и дозволено было всем и всяческим лицам торговать собственными товарами с Берберией, лично или через своих представителей, как это они делали прежде.
Однако торговля с Африкой имела неизмеримо меньшее значение, чем торговля с Индиями. В переписке и в распоряжениях Колумба отчетливо выражается та двойная цель, которая побуждала его к осуществлению задуманного: с одной стороны, открытие и использование огромных богатств, и прежде всего благородных металлов и ценностей, которые, по общему мнению, должны были находиться в азиатских странах, с другой стороны — распространение христианства и отвоевание гроба господнего, цель, для достижения которой должно было использовать эти богатства[246]. Вследствие географической ошибки Колумба, открывшего не восточную Азию, а Америку, сразу же отпала эта последняя цель, так как все внимание устремилось на новые и неожиданно обретенные земли. Об осуществлении религиозных целей короли позаботились. Но материальные интересы, как финансовые (доходы казны), так и торговые, возобладали над всеми прочими. Об этом свидетельствуют многие факты: настойчивость, с которой короли добивались наискорейшего извлечения прибыли из заморского предприятия; характер деятельности Торговой Палаты; назначение короной особых должностных лиц для контроля над деятельностью Колумба на Антильских островах; рвение и пыл, которые проявили частные лица, организуя заморские экспедиции по соглашению с короной.
Корона же уделяла большое внимание развитию торговли с Америкой, руководствуясь не только соображениями косвенной выгоды, которую она могла получить, взимая пошлины с купцов, но и общегосударственными интересами. При этом она была проникнута тем же духом протекционизма, теми же тенденциями к учреждению монополий, которые проявлялись и в ее торговой политике на территории метрополии.
В инструкциях 1493 г. уже заметно стремление создать доходное сельское хозяйство на новооткрытых землях. Для этого рекомендуется привлекать к сельскохозяйственным работам кастильских переселенцев и насаждать на Эспаньоле кастильские культуры; на Эспаньолу отправлялись земледельцы: и садоводы и в 1497 г. туда было отправлено 50 землепашцев и 10 садоводов — ирригаторов. Торговая Палата с этой целью в 1493, 1497, 1509, 1512, 15К гг. направляла на Эспаньолу семена пшеницы, ячменя, риса, саженцы сахарного тростника, апельсинов, лимонов, оливковых деревьев, виноградных лоз и сельскохозяйственные орудия[247]. Сам Колумб, основывая город Изабеллу, поспешил засадить и засеять окружающие его поля. Таким образом, Америка обогатилась европейскими сельскохозяйственными культурами, и некоторые из них, например, сахарный тростник, получивший впоследствии необычайное распространение, вскоре стали источником больших доходов. Были также ввезены и получили распространение вьючные животные и скот — лошади, ослы, коровы, козы, овцы и т. п. (до появления европейцев домашние животные были неизвестны на Антильских островах). В 1494 г. были привезены первые коровы, а в 1525 г. они уже имелись на Эспаньоле в изобилии. По распоряжению королей в новооткрытых землях сооружались мосты и дороги (например, на Пуэрто-Рико, в 1511 г.). За море отправлялось много «искусных в ремесле» людей. Первая их партия была завезена на Эспаньолу второй экспедицией Колумба.
Чтобы способствовать развитию торговли, 26 сентября 1501 г. была дана королевская грамота, по которой освобождались от пошлин все товары, ввозимые из Индии или отправляемые туда. А так как с самого начала этой торговле посвятили себя также и иностранцы, главным образом те из них, которые проживали в Испании, то Фердинанд, вопреки мнению Торговой Палаты, разрешил им особой королевской грамотой (5 марта 1505 г.) отправлять товары в Индии (за исключением оружия, лошадей, рабов, золота и серебра). При этом было обусловлено, что вести торговлю с заморскими землями эти лица должны в компании с испанцами и через испанских же агентов. Но, поскольку рядом указов въезд в Индии чужеземцам был запрещен, последние не могли конкурировать с испанцами на территории колоний. Даже по отношению к испанцам существовали известные ограничения. В первых указах и инструкциях дозволялась торговля с Индиями « уроженцам этих королевств »[248]. А в одном из указов 1505 г. разъясняется, что право это имеют женатые лица, обладающие недвижимым имуществом и проживающие по крайней мере 20 лет в Севилье, Кадисе или Хересе, и сыновья этих лиц. Следует полагать, что это ограничение не было проведено в жизнь. Но в течение некоторого времени существовали ограничения для жителей Арагона, Каталонии и Валенсии, которые при жизни Изабеллы имели право торговать только по особому разрешению, выдаваемому в каждом отдельном случае. Следует иметь в виду, что Индии рассматривались как завоевание Кастилии, а не Арагона. Большой ущерб был причинен жителям Арагона монополией на погрузку и выгрузку всех товаров, ввозимых в Индии и оттуда прибывающих, которая дана была Кадису и Севилье. Депутаты из заморских владений, прибывшие в Испанию в 1508 г. для переговоров с королем, просили его разрешить уроженцам Кастилии и Арагона погрузку товаров, отправляемых в Индии, в любом порту Испании. На это Фердинанд не согласился, но разрешил им регистрацию и отправку грузов в упомянутых андалусских портах; при этом были освобождены от пошлин все товары, независимо от пункта их отправления, которые привозились в Севилью. Эта монополия объясняется не пристрастием к жителям Андалусии, но лишь стремлением централизовать надзор за экспедициями (порученный, как известно, Торговой Палате), с тем чтобы корона могла получать все причитающиеся ей пошлины и отчисления от прибылей. Король разрешил обитателям Эспаньолы сооружать корабли для каботажной торговли в пределах острова. Но он отложил выдачу разрешения на торговлю Эспаньолы с другими новооткрытыми землями впредь до получения необходимых сведений от правителя Индий.
Относительно эксплуатации рудников в системе коронной монополии, которая была при этом введена, речь уже шла выше. При пожаловании рудников частным лицам правительство сохранило за собой право на половину, а позднее на одну треть доходов. В 1508 г. Фердинанд назначил особое должностное лицо, которое ведало всеми рудниками, как уже открытыми, таки теми, которые могли быть введены в эксплуатацию в будущем. Этот чиновник обязан был наблюдать за разработкой рудников и охранять интересы королевской казны.