(Разсказъ изъ жизни въ Калифорніи).
Когда я сижу въ роскошно убранныхъ комнатахъ моего великолѣпнаго дома въ Нью-Йоркѣ, я часто припоминаю одну сцену изъ моей жизни, мысль о которой всегда наполняетъ меня ужасомъ.
Я родился отъ бѣдныхъ родителей, и получилъ отъ нихъ хорошее воспитаніе, что впрочемъ не помѣшало мнѣ вступить въ гражданскую жизнь въ весьма стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Въ то самое время, когда я весьма серіозно взвѣшивалъ въ умѣ, открыть ли мнѣ школу у себя дома или москательную лавку въ Западныхъ штатахъ, разнеслась вѣсть объ открытіи богатыхъ золотыхъ розсыпей въ Калифорніи и вскружила множество головъ. "Золотая Лихорадка" захватила и меня, и я изъ первыхъ поспѣшилъ въ новое Эльдорадо, искать счастія. Я отправился на кораблѣ, буквально биткомъ набитомъ людьми, и высадился въ только что еще начинавшемъ строиться городѣ Санъ-Франциско чуть не въ лохмотьяхъ
Я бросился къ одному изъ недавно открытыхъ золотыхъ пріисковъ, гдѣ уже толпилась толпа золотоискателей, представителей почти всѣхъ народностей земли. Тамъ безъ всякаго сомнѣнія были между прочими и преотчаянные субъекты: только что выпущенные изъ тюрьмы арестанты, прошельмовавшіеси адвокаты, ссыльно-каторжные изъ Ботани-Бэя и съ Норфольскаго острова, обѣднѣвшіе священники, шарманщики побросавшіе свои шарманки, промотавшіеся студенты изъ европейскихъ университетовъ -- короче сказать, люди всѣхъ званій и всѣхъ земель. Я теперь удивляюсь хладнокровію, съ которымъ я погрузился въ этакій омутъ; впрочемъ, я и самъ былъ такой же отчаянный.
Долго искалъ я, наконецъ выбралъ себѣ мѣсто въ узкой лощинѣ и принялся за работу. Я поставилъ себѣ жалкую хатку и началъ конаться. У меня были сосѣди. Спастись отъ сосѣдей вообще было почти невозможно, при всемъ желаніи. Куда бы я ни повернулся, за мною все равно пошли бы слѣдомъ. И такъ, я покорился судьбѣ, и примирился съ присутствіемъ другихъ искателей.
Но и далъ же мнѣ Богъ сосѣдей. Подобныхъ рожъ я въ острожныхъ стѣнахъ не видывалъ. Одинъ изъ нихъ былъ негръ, нечеловѣческаго роста и силы, черный какъ уголь, съ выраженіемъ неукротимой дикости въ скотскихъ чертахъ. Другой -- долговязый, сухопарый, хитрый, коварный -- оказался негодяемъ, просидѣвшимъ, какъ я впослѣдствіи узналъ, двѣнадцать лѣтъ въ Сингсингской тюрьмѣ въ Нью-Йоркѣ, за возмутительное преступленіе. Третій былъ низенькій, приземистый господинъ съ густой бородой, которая почти-что скрывала его черты, но зато еще усиливала ихъ свирѣпое выраженіе. Изо всѣхъ авантюристовъ, съ которыми приходилось мнѣ столкнуться, не подобрать бы такихъ отвратительныхъ личностей, какъ эти трое. Ихъ такъ и звали: "Ниггеръ", "Сингсингъ"и "Пиратъ".
Я старался уйдти отъ нихъ, но никакъ не могъ. Три раза я перемѣщался совсѣмъ въ другой конецъ пріисковъ, и каждый разъ натыкался на эти ненавистныя рожи, переселявшіяся до меня -- выходило, точно я слѣдовалъ за ними, а не бѣгалъ отъ нихъ. Я наконецъ постарался побѣдить свое отвращеніе, и принялся за работу.
На томъ мѣстѣ, на которомъ я окончательно поселился, уже нѣсколько времени жилъ одинъ крайне-замѣчательный человѣкъ, испанецъ; онъ былъ строенъ, но плотно сложенъ; въ его блѣдномъ лицѣ и темныхъ глазахъ выражалась большая твердость и сила характера: вся его наружность внушала невольное уваженіе къ нему. Онъ жилъ въ хатѣ, которую выстроилъ себѣ надъ пещерою, на откосѣ небольшаго холма. Никто никогда не видалъ, чтобы онъ занимался копаніемъ золота, и потому полагали, что онъ или въ самой своей пещерѣ, или гдѣ-нибудь но близости нашелъ розсыпь, которую держитъ въ секретѣ.
Нѣсколько мѣсяцевъ я терпѣливо работалъ, по едва столько находилъ золота, чтобы доставлять себѣ самое необходимое, и подъ конецъ началъ унывать. Однажды къ вечеру я угрюмо сидѣлъ на землѣ подлѣ ямы, которую я копалъ. У меня пропала всякая надежда: три дня я уже не находилъ ни крупинки золота.
-- Buenos dia, senor! раздалось подлѣ меня.
Я поднялъ голову, передо мною стоялъ испанецъ. Я поклонился ему молча.
-- Какая у васъ глубокая яма! замѣтилъ онъ.
-- Я думаю! возразилъ я.
-- Да вы ужъ не унываете ли? Простите меня, сеньоръ, но по вашему лицу мнѣ кажется, что вы теряете бодрость.
-- Я имѣю къ тому основаніе. Я ничего не выработалъ, и приходится уходить отсюда съ пустыми руками.
У испанца какъ-то особенно блеснули глаза.
-- Нѣтъ, сеньоръ, сказалъ онъ,-- не уходите еще.
-- Чего же мнѣ оставаться? Долго ли еще даромъ время терять?
-- Терпѣніе надо, сеньоръ.
-- Да, но и терпѣніе имѣетъ свои границы.
Испанецъ бросилъ на меня весьма многозначительный взглядъ.
-- Сеньоръ, повѣрьте мнѣ: потерпите и поработайте еще.
Я вопросительно взглянулъ на него, но онъ отвернулся, и прежде чѣмъ я успѣлъ сказать слово -- ушелъ. Оглянувшись, я увидѣлъ подлѣ себя описанную выше троицу. Негодяи, очевидно, подслушали нашъ короткій разговоръ: они переглядывались. Я отвернулся и началъ свистать. Нѣсколько минутъ спустя, я уже снова работалъ, а они удалились.
Едва я успѣлъ сдѣлать ударовъ двѣнадцать киркой, какъ я услышалъ крикъ; я узналъ голосъ испанца -- онъ раздавался со стороны его хаты. Выхватить изъ кармана мои оба револьвера и побѣжать по этому направленію, было дѣломъ секунды. Испанецъ стоялъ окруженный тремя мошенниками. Въ рукѣ у него былъ острый ножъ, но ему очевидно плохо приходилось, потому что они всѣ трое напирали на него съ топорами.
-- Помогите мнѣ, сеньоръ! крикнулъ онъ мнѣ, увидѣвъ меня.
-- Назадъ, проклятый дуракъ! кричалъ мнѣ Сингсингъ.
Злодѣи! убійцы! воскликнулъ я, нацѣливая въ нихъ оба револьвера: -- если вы не уберетесь проворно отсюда, не сойти вамъ съ мѣста живымъ.
Они отступили и бѣжали -- видъ револьверовъ оказался внушительнымъ. Испанецъ саркастически улыбнулся, раскланялся со мною, повернулся и исчезъ между деревьями. Мошенники удалились, ругаясь, озлобленные, а я воротился къ своей ямѣ.
Прошла еще недѣля. Я все работалъ. Наконецъ пробилъ счастливый часъ. Боже! забуду ли я когда-нибудь то вожделѣнное мгновеніе, когда исполнились желанія многихъ лѣтъ, мечты цѣлой жизни!.. Солнце садилось; облака рдѣли пурпуромъ заката; поднимавшійся ночной вѣтерокъ тихо колыхалъ верхушки деревъ -- они точно прощались съ дневнымъ свѣтомъ: изъ лѣса доносились еще пѣсни нѣсколькихъ запоздалыхъ птичекъ. А я -- я стоялъ, оборванный, полуголодный, на днѣ глубокой, сырой, холодной ямы, и замиралъ отъ восторга: блаженство наполняло мою душу, взоры мои были прикованы къ блестящей массѣ, лежавшей у ногъ моихъ.
Я былъ обладателемъ несмѣтнаго богатства!
Послѣ порыва радости началось раздумье. Я нашелъ кладъ, но какъ сохранить его? Могъ ли я унести его незамѣченный никѣмъ? Куда спрятать его? А если не унести -- то какъ скрыть?
Всѣ эти вопросы съ быстротой молніи пронеслись въ моей головѣ. Я былъ въ большомъ затрудненіи.
Вдругъ слышу шорохъ надо мною, и когда я поднялъ глаза, мнѣ показалось, что темная фигура крадется между деревьями. "Ужъ не негръ ли?" подумалъ я.
Мѣсто было пусты иное; кромѣ меня, испанца да висѣльной троицы не было кругомъ ни души. Опасное сосѣдство, тѣмъ болѣе, что испанецъ былъ совершенно безсиленъ и безпомощенъ. Моя единственная надежда была на самого себя. Я не долго думалъ. Я рѣшился унести изъ моего сокровища столько, сколько будетъ мнѣ по силамъ, зарыть въ моей хатѣ и просидѣть надъ нимъ всю ночь.
Было 10 часовъ, когда я засыпалъ и утопталъ яму ровно и аккуратно; сильное душевное возбужденіе начинало уже сказываться. Мнѣ послышались шаги. Я протянулъ руку за револьверами, которые имѣлъ неосторожность впопыхахъ оставить въ хатѣ нѣсколько передъ тѣмъ -- револьверовъ не оказалось.
Меня обдало холоднымъ потомъ. Я побѣжалъ къ ямѣ, надѣясь ихъ тамъ найти: на краю ея стояла высокая фигура; она держала въ рукахъ мои револьверы и съ торжествомъ показывала ихъ двумъ другимъ.
Я узналъ Ниггера, Сингсинга и Пирата.
-- Я погибъ, подумалъ я; -- здѣсь стоять -- вѣрная смерть, возвратиться въ свою хату -- тоже. Эти негодяи такъ-же мало задумаются убить меня какъ муху.
Куда же мнѣ было дѣваться? къ испанцу -- другаго не было спасенія. Не теряя ни минуты, я побѣжалъ. Меня замѣтили. Съ дикимъ воплемъ они бросились за мною. Шесть пуль просвистали кругомъ моей головы, но къ счастію ни одна въ меня не попала. Отъ страха у меня точно крылья выросли. Я стремглавъ летѣлъ внизъ но одному холму, потомъ вверхъ по другому, на которомъ жилъ испанецъ.
Мнѣ стали кричать, чтобъ я остановился.
-- Пускай его! не держите, произнесъ другой голосъ, въ которомъ я призналъ за голосъ Пирата:-- этотъ разъ обоихъ упечемъ.
Я все бѣжалъ, но топотъ моихъ гонителей раздавался уже совсѣмъ близко за мною. Обезпамятѣвъ отъ отчаянія, я началъ стучаться въ дверь испанца.
-- Впустите меня! Спасите! вопилъ я. а дверью раздались торопливые шаги. Запоръ звякнулъ, меня за руку втащили въ пріотворенную дверь, которая тотчасъ же опять была тщательно заперта. Въ туже минуту враги начали въ нее стучаться.
-- Какъ разъ во время! пробормоталъ испанецъ запыхавшись: -- живѣе взлѣзайте по лѣстницѣ.
Онъ держалъ въ рукѣ фонарь. При свѣтѣ его я увидѣлъ грубую лѣстницу, упиравшуюся верхнимъ концомъ въ отверстіе, устроенное въ потолкѣ. Я взлѣзъ на верхъ, испанецъ -- за мною.
-- Все въ порядкѣ, сказалъ онъ, бросая на меня многозначительный взглядъ.
Злодѣи продолжали колотить въ дверь, но она не подавалась.
Я слышалъ, какъ они между собою разговаривали; къ намъ они даже не обращались. "Безъ пощады", порѣшили они.
Наступило глубокое молчаніе и продолжалось нѣсколько минутъ.
Они отошли отъ двери, но скоро возвратились. Я слышалъ ихъ тяжелые шаги.
-- Вотъ это ихъ предастъ въ нашу власть! сказалъ одинъ. Мгновеніе спустя, раздался сильный ударъ въ дверь, должно-быть бревномъ; она съ трескомъ сорвалась съ петель. Но въ то же время поднялось страшное рычаніе, и покрыло собою всякіе другіе звуки. Это былъ глухой, страшный, дикій голосъ, отъ котораго у меня вся кровь застыла въ жилахъ -- я уже слыхалъ его, но никогда такъ близко. Вмѣстѣ съ нимъ поднялись человѣческіе вопли и крики о помилованіи. Единственнымъ отвѣтомъ было все тоже ужасное рычаніе, къ которому присоединились звуки, точно хрустѣніе раздробляемыхъ костей. Черезъ нѣсколько минутъ стало совсѣмъ тихо. Испанецъ сошелъ внизъ, но тотчасъ воротился и сказалъ:
-- Все кончено.
Я сошелъ съ лѣстницы. На полу лежали обезображенные трупы трехъ злодѣевъ, а въ углу темнѣлся громаднѣйшій сѣрый медвѣдь, какого я когда-либо видѣлъ.
Я вышелъ изъ хаты и болѣе съ испанцемъ не видался. Нѣсколько недѣль спустя вся моя драгоцѣнная находка была благополучно доставлена въ Санъ-Франциско и я готовился возвратиться въ Нью-Йоркъ.
"Нива", No 14, 1870