Красивыя сказки
Вотъ что разсказалъ мнѣ старый, одѣтый въ бѣлую мантію, монахъ въ долгую безсонную ночь, когда мы вдвоемъ съ нимъ сидѣли на мшистой стѣнѣ флорентинской Чертозы и смотрѣли на синій мракъ долинъ и большія звѣзды темнаго безлуннаго неба.
I.
Было племя, былъ городъ, -- великое племя, золотой городъ.
Вендъ былъ вождемъ города.
Народъ, которымъ онъ правилъ, -- теперь забытый даже по имени, -- жилъ здѣсь, между двумя теплыми морями, у подножья невысокихъ горъ, подъ синимъ шатромъ ласковаго неба. То былъ кроткій народъ пастуховъ и земледѣльцевъ, не вѣдавшій ни войны, ни междуусобій. Люди мирно обрабатывали поля, выгоняли стада на пастбища и чтили боговъ. Таинственныя незримыя существа возвѣщали мудрымъ изъ народа свою волю шелестомъ дубравы, грохотомъ горныхъ потоковъ и теченіемъ небесныхъ свѣтилъ.
Было время, когда въ этотъ благословенный край пришло и осѣло въ немъ, какъ саранча, дикое воинственное племя. Одѣтые въ звѣриныя шкуры, покрытые, вмѣсто шлемовъ, ужасными мордами волковъ и медвѣдей, бородатые и длинноволосые дикари упали съ горъ на долины, подобно снѣгу изъ заблудившейся въ небѣ тучи. Они избили треть населенія, а остальной народъ обратили въ рабство.
Они заставили побѣжденныхъ выстроить по ущельямъ и на вершинахъ холмовъ крѣпкіе замки и заперлись за ихъ стѣнами, подѣлившись на мелкія дружины. Въ то время, какъ порабощенные туземцы гнули спину надъ черными пашнями или водили стада по зеленымъ горнымъ скатамъ, дикари-побѣдители слѣдили за ними со своихъ вышекъ, какъ ястреба, всегда готовые слетѣть въ долъ на добычу. И, когда они слетали, худо было странѣ: поля утучнялись кровью и мертвыми тѣлами, сотни юношей и дѣвъ увозили горные мулы плѣнниками въ замки чужеземцевъ, а побѣдители справляли празднества въ честь новой удачи.
Но въ средѣ покореннаго народа было не мало людей мужественныхъ и гордыхъ. Они не захотѣли покориться игу чужеземцевъ и бѣжали изъ роднаго края въ далекія юго-восточныя горы. Тамъ бѣглецы жили нищенскимъ бытомъ звѣролововъ и пчелинцевъ: одинъ день сыты, два дня голодая. Тѣмъ не менѣе число ихъ съ каждымъ днемъ возрастало, и наконецъ ихъ собрались многія тысячи. Тогда они рѣшили возстать и сказали своимъ старѣйшимъ:
-- Выберите изъ своей среды вождя, чтобы мы могли идти за нимъ съ мечомъ и огнемъ.
Но старѣйшины отвѣчали:
-- Вотъ мы спрашивали боговъ и въ шумѣ водъ, и въ полетѣ птицъ, и въ звѣздныхъ путяхъ, но боги безмолвствуютъ. Знать, избранника нѣтъ между нами. Подождите, пока боги укажутъ его!
Въ одну ночь, когда верховный жрецъ бѣглецовъ крѣпко спалъ предъ очагомъ въ своей пещерѣ, нѣкто шепнулъ ему на ухо:
-- Встань, близится избранникъ, или ему на встрѣчу!
А когда жрецъ въ испугѣ сорвался со своего жесткаго ложа, отряхая сонъ отъ зѣницъ, въ отверстіе пещеры заглянулъ косматый звѣроловъ -- начальникъ стражей ущелья, восклицая:
-- Проснись, отецъ, потому что надъ горами видно великое чудо!
Большая, невиданная дотолѣ, звѣзда возсіяла на далекой восточной чертѣ, гдѣ синее небо сходилось съ черными горами. Она была -- какъ рубинъ въ рукояткѣ царскаго меча, а подъ нею висѣла широкая полоса свѣтящагося тумана. Звѣзда блистала такъ ярко, что освѣщала весь небесный просторъ, какъ смоляной факелъ освѣтилъ бы тѣсную хижину. Жрецъ долго стоялъ на обрывѣ предъ своею пещерой, вперивъ взоръ въ дивное явленіе и измѣряя мыслями его тайну. Потомъ сказалъ стражу звѣролову:
-- Возьми головню съ очага и иди предо мною. Мы пойдемъ, куда зоветъ насъ звѣзда.
И, въ трепетномъ молчаніи, они вышли изъ горнаго гнѣзда бѣглецовъ и погрузились во мракъ спящихъ ущелій. Облака покрыли влагой ихъ плащи, колючія травы раздирали ихъ обувь, утесы торчали поперекъ ихъ дороги, какъ ночные великаны-грабители, неизмѣримыя пропасти разѣвали вокругъ нихъ черныя бездны, полныя шумомъ дикихъ водопадовъ, Не разъ вскакивали съ ихъ пути хищные звѣри и, стоя въ сторонѣ, жалобно выли, дивясь изъ темноты на красное трескучее пламя головни, которою размахивалъ предъ собою стражъ-звѣроловъ. И, когда изъ глубины ущелій, отъ потоковъ, потянуло предразсвѣтнымъ вѣтромъ, когда изумрудное созвѣздіе Воза, перевернувшись къ зениту дышломъ, покатилось за горы, а новая звѣзда, въ предчувствіи денницы, стала быстро блѣднѣть и таять на просвѣтлѣвшемъ бирюзовомъ небѣ, -- жрецъ и звѣроловъ вышли изъ горъ на отлогій берегъ шумнаго моря. Запылала заря и -- въ пѣнѣ буйнаго прибоя -- показала имъ юношу, безъ чувствъ распростертаго на грудѣ камней и раковинъ. На челѣ юноши сіяла золотая повязка и мечъ съ золотою рукояткой сверкалъ у его бедра. Увидѣвъ это, жрецъ и звѣроловъ исполнились страха и благоговѣйно преклонились предъ юношей; онъ же, открывъ большіе глаза, синіе, какъ небо, смотрѣлъ на нихъ съ изумленіемъ и не понималъ, что они говорили ему, а они не понимали, что говорилъ онъ. Но такъ какъ юноша, ударяя руками себя въ грудь, много разъ повторилъ одно слово -- "Вендъ", то жрецъ сказалъ:
-- Кто бы ты ни былъ, о Вендъ! слѣдуй за нами, ибо звѣзды послали намъ тебя, чтобы ты поразилъ нашихъ враговъ и правилъ нами!
II.
Шесть лунъ родилось и умерло; родилась и созрѣвала седьмая. Тогда жрецъ сказалъ стражу-звѣролову:
-- Ударь въ щитъ, чтобы собрались люди и слышали, что скажетъ имъ Вендъ.
И, когда, на звукъ щита, сошлись горцы-бѣженцы, жрецъ вывелъ къ нимъ Венда изъ пещеры и сказалъ:
-- Вотъ вождь, котораго вы просили у боговъ. Мы со стражемъ-звѣроловомъ нашли его въ первую ночь таинственной звѣзды, озаряющей востокъ. Шесть лунъ онъ былъ моимъ гостемъ, и я скрывалъ его въ своей пещерѣ. Теперь возьмите его: онъ вашъ! -- но преклонитесь предъ нимъ, ибо онъ избранникъ свѣтилъ, въ ночи блуждающихъ надъ нами по неизмѣннымъ небеснымъ путямъ.
Такъ какъ горцы очень изумились и молчали, то Вендъ выступилъ впередъ и сказалъ:
-- Не для того скрывался я шесть лунъ въ жилищѣ мудрѣйшаго изъ васъ, о люди горъ, не для того учился вашему языку, чтобы теперь молчать предъ вами, кто я и какъ попалъ къ вамъ. Моя страна далеко -- къ югу отъ вашей. У васъ тепло -- у насъ жарко. У васъ растетъ пинія и магнолія -- у насъ пальмы и бананы. У вашихъ горъ снѣгъ серебритъ только чубы на макушкахъ, наши уперлись головами въ небо и по поясъ опустили сѣдыя бороды. Имя этимъ горамъ -- Небесныя; у подножія ихъ жилъ мой народъ -- такіе же русые люди, съ бѣлымъ тѣломъ и свѣтлыми глазами, какъ я, кого вы видите предъ собою. Вы называете меня Вендомъ. Это имя не мое, а моего народа, но, такъ какъ я одинъ между вами и мнѣ не быть уже на родимой сторонѣ, то пусть отнынѣ Вендъ станетъ моимъ именемъ!
Я князь и сынъ князя своего племени. Мой пращуръ населилъ долины Небесныхъ горъ, -- цвѣтущія долины, гдѣ розы благоухаютъ надъ жемчужными ручьями, гдѣ по вѣчно зеленымъ пастбищамъ бродятъ козы съ шерстью бѣлою, какъ молоко, блестящею, какъ серебро, мягкою какъ пухъ, что осенью рождается въ воздухѣ и летаетъ по вѣтру. Сильный враждебный народъ сталъ напирать на насъ съ юга. Мы не захотѣли отдать ему свои розы, ручьи и козъ. Мы бились съ нимъ острыми мечами, но пришельцы задавили насъ, какъ лавина давитъ караванъ въ ущельи, смыли насъ съ лица земли, какъ наводненіе уноситъ хижину съ рѣчнаго берега. Неудержимо стремясь на сѣверъ, они остановились въ нашемъ краю лишь на одну зиму и потекли дальше; но и этого было достаточно: позади ихъ осталась кровь, трупы и пепелъ.
Когда минуло это великое несчастіе, мой отецъ, съ немногими уцѣлѣвшими отъ бойни, выступилъ изъ заоблачной пещеры, куда удалился онъ послѣ нашего пораженія, и сказалъ:
-- Я дряхлъ и сѣдъ: мнѣ уже не вкусенъ медъ, и дротикъ колеблется въ моей рукѣ. Пала моя дружина, -- дожди моютъ ея кости на днѣ долинъ. Мнѣ въ пору только сожигать трупы и плакать у ихъ костровъ: умерла душа моя, не мнѣ мстить врагамъ и возстановлять величіе вендовъ. Ты, сынъ мой, юноша; мышцы твои крѣпки, и умъ полонъ смѣлыми помыслами. Иди на сѣверъ! Тамъ найдешь ты пустынный край -- границу земли и снѣга. На полноводныхъ рѣкахъ, прорѣзывающихъ дремучіе лѣса и необозримыя степи, живетъ тамъ обильный, одноплеменный намъ, народъ. Пади къ ногамъ его старѣйшинъ, и пусть они, великіе Ваны, примутъ на себя обиду, которою поразили насъ, ихъ братьевъ, жестокіе Азы!
При имени Азовъ затрепетали горцы, потому что такъ назывался народъ, угнетавшій и ихъ страну. Но Вендъ продолжалъ:
-- И я вышелъ въ путь, и міръ открылся моимъ очамъ. Я спустился съ великихъ горъ въ желтую пустыню, гдѣ только вѣтеръ былъ мнѣ товарищемъ, обгоняя песчаными вихрями бѣгъ моего верблюда. Марево рѣяло предо мною въ душномъ воздухѣ, солнце краснымъ шаромъ ходило въ вышинѣ, а по ночамъ звѣзды загорались надъ моею головой такія большія и яркія, что казалось, будто я ѣду въ ихъ области, и холодный вѣтеръ полуночи, развѣвая мой бурнусъ, несетъ меня прямо къ неподвижной звѣздѣ сѣвера, которой держаться велѣлъ мнѣ отецъ, чтобы достигнуть страны великихъ Вановъ. Такъ доѣхалъ я до большой рѣки, катящейся по пескамъ. Здѣсь меня взяли въ плѣнъ чернобородые воины съ пиками, украшенными хвостами коней, и, ограбивъ, продали, какъ раба, халдеямъ -- въ храмъ великихъ маговъ, поклонявшихся золотому солнцу -- огню вселенной. Но когда маги узнали, что я -- Вендъ и происхожу изъ страны солнца, они возвратили мнѣ свободу, наградили меня и, поклонившись до земли, указали путь къ западному лукоморью, гдѣ имѣютъ дома люди-корабельщики, чтущіе жестокаго мѣднаго бога, пожирателя младенцевъ, и добывающіе изъ раковинъ темно-синій пурпуръ. Имъ извѣстна страна великихъ Вановъ, и я сѣлъ на корабль, чтобы достигнуть ея, но буря унесла насъ отъ береговъ въ открытое море. Три дня я три ночи она влачила насъ по волнамъ, передавая съ рукъ одного разъяреннаго вѣтра на руки другому, еще болѣе ожесточенному, пока, наскучивъ нами, не ударила корабль о подводные камни. Море поглотило моихъ спутниковъ, а меня, слугу таинственнаго жребія, выбросило на вашъ берегъ. И вотъ я здѣсь, и вашъ жрецъ, мудрѣйшій изъ людей, сталъ мнѣ вторымъ отцомъ и открылъ мнѣ очи на божественную волю, начертавшую мою судьбу. Звѣзда взошла надъ моей головой. Люди горъ! если вы довѣряете ея выбору, я вашъ. Я поведу васъ на вашихъ притѣснителей, потому что, если я не нашелъ великихъ Вановъ, то нашелъ тѣхъ, кому я обязался мстить: ваши враги -- мои враги. Идите же за мною, люди горъ, и возвратите своимъ братьямъ свободу, а себѣ -- отчизну!
Такъ сказалъ Вендъ, и горцы подняли его на щитъ съ радостными кликами:
-- Живи, Вендъ! живи, нашъ вождь, избранникъ звѣзды, и да погибнутъ Азы!
III.
Вендъ побѣдилъ Азовъ и вытѣснилъ ихъ далеко за предѣлы освобожденнаго края. Азъ-Торъ, рыжебородый предводитель притѣснителей, негодуя на свое пораженіе, самъ пронзилъ себя мечомъ и былъ похороненъ въ руслѣ отведенной рѣки, по обычаю великихъ богатырей своего племени.
Вендъ правилъ долгій, счастливый вѣкъ, о которомъ до сихъ поръ сокрушаются люди, называя его золотымъ. Вендъ не велъ войнъ, чтобы расширять свои владѣнія, но никто не дерзалъ нападать на его область: такъ грозно смотрѣла въ очи иноземцамъ мощная власть внутри страны, многолюдной, богатой, текущей молокомъ и медомъ. Ко двору Венда стекались богатыри, мудрецы и художники. Онъ воздвигалъ великолѣпныя зданія и наполнялъ ихъ изображеніями боговъ, почитаемыхъ его народомъ. Самъ Вендъ не вѣрилъ во многихъ боговъ. Когда, еще въ странѣ убѣжища, верховный жрецъ вывелъ его, юношу, на темя горы и сказалъ ему:
-- Поклонись солнцу, ходящему въ небѣ, потому что оно -- Зевсъ.
Вендъ покачалъ головой и возразилъ:
-- Нѣтъ, отецъ. Хотя ты очень мудръ, но ошибаешься. Солнце не Зевсъ, а развѣ одно изъ жилищъ Зевса.
Жрецъ взглянулъ на него съ удивленіемъ и воскликнулъ:
-- Развѣ ты одинъ изъ посвященныхъ, что тебѣ извѣстно таинство, передаваемое въ нашемъ сословіи изъ рода въ родъ и отъ отца -- на смертномъ одрѣ -- сыну?
Вендъ сказалъ:
-- Такъ вѣровалъ весь мой народъ, жившій у подножія Небесныхъ горъ.
Жрецъ еще болѣе изумился, но, качая головой, отвѣтилъ:
-- Счастливъ народъ, озаренный свѣтомъ истины, но -- сынъ мой! нашъ народъ простъ и дикъ; ему мудрено постигнуть великую тайну. Не оскорбляй его божествъ, чтобы онъ не возненавидѣлъ тебя и не отказался видѣть въ тебѣ избранника.
Вендъ сказалъ:
-- Я никого не хочу оскорблять. Я не могу поклоняться солнцу, какъ Зевсу; но развѣ оно -- прекраснѣйшее изъ жилищъ Зевса -- не достойно того, чтобы предъ нимъ благоговѣлъ простой смертный?..
Судъ Венда, справедливый и нелицепріятный, славился въ самыхъ дальнихъ предѣлахъ земли. Народъ его былъ великъ и многъ числомъ, но Вендъ самъ вникалъ во всѣ тяжбы своей страны. Придворные говорили ему:
-- Зачѣмъ ты утруждаешь себя, вождь? Судъ могли бы справить за тебя и мы, твои ближніе мужи!
Вендъ возражалъ:
-- Я не веду войнъ, жертвы и храмы отдалъ жрецамъ; если и судъ вамъ отдамъ, -- что же оставлю себѣ? Справедливость -- дѣло вождя. Оставьте меня дѣлать свое дѣло: отъ этого не будетъ хуже ни мнѣ, ни вамъ.
Вендъ былъ человѣкъ ученый, зналъ травы, камни и слова, исцѣлявшіе недуги, читалъ звѣздную книгу и, глядя въ лицо человѣка, узнавалъ его мысли. Звѣри засыпали отъ его блестящаго взора. Онъ не дѣлалъ золота, потому что презиралъ его, но мудрыя книги научили его тайнѣ долгой жизни и, посѣщая больныхъ, онъ возстановлялъ ихъ силы, такъ что нигдѣ на всей землѣ смерть не имѣла такъ мало жертвъ, какъ въ странѣ Венда.
Такъ жилъ Вендъ и дожилъ до восьмидесяти лѣтъ, когда сѣдая голова его пожелтѣла, а борода опустилась до самаго пояса и стала похожею на пѣну, что послѣ волненія качается на зеленыхъ морскихъ волнахъ.
IV.
Пришла въ Золотой городъ вѣсть изъ сосѣдняго царства:
-- Неспокойно у насъ въ царствѣ. Невидимкой ходитъ между людьми невѣдомая болѣзнь, и многіе умираютъ напрасною смертью. Берегитесь, чтобъ и у васъ не было того же.
Вскорѣ послѣ того, какъ Вендъ получилъ эту вѣсть, прибѣгаетъ къ нему начальникъ стражи, которую держалъ онъ въ пограничныхъ ущельяхъ, и говоритъ въ испугѣ:
-- Тридцать лѣтъ стою я стражемъ на рубежѣ нашей земли, какъ раньше стояли мой отецъ и дѣдъ. Мимо меня не прорыскивалъ звѣрь, не пролетывала птица, безъ того, чтобы я не зналъ и не могъ отвѣчать о нихъ твоему могуществу. Сегодня проникъ въ страну какой-то витязь на ворономъ конѣ, въ черномъ доспѣхѣ. Мы окликнули его, -- онъ не отозвался намъ; мы требовали, чтобы онъ остановился и сказалъ свое имя, -- онъ, молча, переѣхалъ границу; мы скрестили предъ нимъ копья, но онъ дунулъ, -- и копья распались прахомъ, а многіе изъ моихъ воиновъ упали замертво, и теперь часть ихъ уже умерла, а остальнымъ такъ худо, что, я полагаю, недалекъ и для нихъ часъ кончины. Пока мы, пораженные страхомъ, стояли въ онѣмѣніи, витязь скрылся изъ вида. Боюсь, Вендъ: не изъ тѣхъ ли онъ злыхъ волшебниковъ, которые, какъ слышно, сѣютъ болѣзнь и смерть въ сосѣдней странѣ.
Смутился Вендъ, -- сталъ смотрѣть въ мудрыя книги, но ничего не сказали ему мудрыя книги. Въ волненіи ходилъ онъ по открытымъ террасамъ своего дворца, и такъ билось у него сердце, и такъ мутились мысли въ головѣ, что онъ подумалъ:
-- Старъ я сталъ и скоро умру!
Вѣтеръ колыхалъ платаны сада, придвинувшіе къ террасамъ свои могучіе сучья, фонтаны шумѣли въ ихъ тѣни, птицы чирикали въ ихъ вѣтвяхъ, радуясь солнечному дню и голубому небу, но и въ шумѣ платановъ, и въ плескѣ фонтановъ, и въ пташьемъ крикѣ звучало Венду:
-- Ты скоро умрешь, другъ Вендъ! ты скоро умрешь, другъ Вендъ!
И задумался старый вождь, взявшись руками за перила террасы. Но духъ воспрянулъ въ немъ и, тряхнувъ сѣдыми кудрями, онъ воскликнулъ:
-- Да будетъ такъ! я прожилъ довольный вѣкъ и сдѣлалъ, что могъ въ своей жизни. Умирать -- такъ умирать! -- я готовъ, не боюсь. У меня есть сынъ: онъ займетъ мое мѣсто и, какъ я, будетъ блюсти и любить мой народъ
Съ просвѣтленнымъ лицомъ и спокойнымъ духомъ, Вендъ вошелъ въ палату своего совѣта. Но здѣсь предсталъ ему вѣстникъ и сказалъ:
-- Государь, въ пограничныхъ селахъ, гдѣ проѣхалъ черный витязь, вымерли тысячи жителѣй. Испуганный народъ бѣжитъ толпами въ городъ, чтобы ты защитилъ ихъ отъ лютаго волшебника, а онъ медленно ѣдетъ слѣдомъ за бѣглецами и губитъ ихъ...
И не кончилъ еще разсказа этотъ вѣстникъ, какъ вбѣжалъ другой, растерзалъ свою одежду, упалъ ницъ передъ вождемъ и воскликнулъ, рыдая:
-- Горе намъ, Вендъ, во вѣки неутѣшное горе! У тебя не стало сына!.. Ратуя за свой народъ, онъ, мужественный, какъ ты, пытался загородить путь черному всаднику и вышелъ противъ него съ мечомъ и щитомъ. Но чудовище коснулось его копьемъ, и вотъ онъ лежитъ мертвый на дорогѣ, и хищныя птицы кружатъ надъ нимъ...
Глухо застоналъ Вендъ и схватился за палатный столбъ, чтобы не упасть.
-- Поведите меня къ моему сыну! сказалъ онъ по томъ, но услышалъ отвѣтъ:
-- Нельзя, потому что между мѣстомъ, гдѣ лежитъ его трупъ, и городскими воротами -- несмѣтная толпа бѣглецовъ, а въ тылу у нихъ черный всадникъ.
Грозно нахмурилъ Вендъ косматыя брови, и вопль, похожій на рычаніе льва въ пустынѣ, вырвался изъ его груди. Молча вышелъ онъ изъ дворца и крѣпкимъ шагомъ пошелъ черезъ Золотой городъ, по смятеннымъ площадямъ и улицамъ, къ крѣпостнымъ воротамъ, гдѣ, какъ бараны, толпились въ тѣсной давкѣ обезумѣвшіе бѣглецы. Они бросались къ ногамъ вождя, цѣловали края его одеждъ и вопили:
-- Защити насъ, могучій Вендъ!
Вендъ взошелъ на крѣпостную стѣну и увидѣлъ съ нея на многое пространство ту же несчастную толпу трусовъ. Онъ видѣлъ искаженныя ужасомъ лица, полные заячьяго страха глаза, простертыя съ мольбой руки, слезы, текущія по блѣднымъ щекамъ, слышалъ рыданія, стоны, возгласы единой надежды на него, ихъ вождя, защиту и друга, -- и крупныя слезы полились изъ его омраченныхъ глазъ и, какъ алмазы, засверкали на бѣлой бородѣ.
Послѣдніе бѣглецы, вздымая клубы сѣрой пыли, сбѣжали съ высотъ и еще ломились въ ворота, когда въ тылу ихъ, надъ безплоднымъ, песчанымъ холмомъ, блеснула искра булатнаго копья и, слѣдомъ за искрой, черный гигантъ на черномъ конѣ выросъ надъ холмомъ...
Затрясся старый Вендъ, увидавъ губителя своего народа, и слезы высохли на его глазахъ. Мощною ногою ступилъ онъ на зубецъ крѣпостной стѣны и -- словно выросъ на локоть -- сдѣлался великъ и страшенъ.
-- Стой! крикнулъ онъ, потрясая руками, простертыми къ черному всаднику, -- и голосъ его гремѣлъ, какъ громъ, когда разбиваетъ утесъ въ горахъ, а взоръ сверкалъ, какъ зарница.
-- Стой, кто бы ты ни былъ! Я Вендъ, глава Золотого города, запрещаю тебѣ слѣдовать за этими людьми, они мои! моя любовь и воля стоятъ между тобой и нами!
И росъ, и крѣпчалъ его голосъ, и ярче, и острѣе становился пристальный взглядъ свѣтлыхъ очей, и грознѣе напрягались простертыя въ воздухѣ руки, а вѣтеръ раздувалъ пурпурный плащъ вождя и космы сѣдой бороды... Черный всадникъ смутился: сдержалъ коня и нѣсколько мгновеній стоялъ какъ бы въ нерѣшимости. Потомъ повернулъ коня и, медленно поднявшись на вершину холма, сталъ на ней -- безмолвный и неподвижный, подобно изваянію одного изъ суровыхъ боговъ жестокой древности. Вождя же оставила внѣдрившаяся въ него сила, и онъ упалъ на руки сопровождавшихъ его воиновъ, какъ дитя, внезапно застигнутое сномъ.
V.
Весь день до поздняго вечера не показывался Вендъ, изъ своихъ покоевъ. Только, когда мгла совсѣмъ уже насѣла на Золотой городъ, и въ большой палатѣ дворца зажглись розовыя лампады, наполненныя благовоннымъ масломъ, вышелъ онъ къ своей дружинѣ, ожидавшей его съ большою тревогой. Мрачнымъ взоромъ окинулъ вождь мужей брани и совѣта, сѣлъ къ золотому столу и спросилъ:
-- Что дѣлаетъ тотъ... черный воинъ... нашъ врагъ?
-- До сумерекъ, о, государь, онъ недвижимо, какъ каменный, стоялъ надъ холмомъ, пугая своимъ видомъ смятенный народъ. Теперь же мракъ покрылъ его, и -- продолжаетъ ли онъ сторожить городъ, уѣхалъ ли, -- мы не знаемъ.
Вендъ опустилъ голову на грудь, такъ что лицо его было въ тѣни, и никому нельзя было прочитать его мыслей. Онъ молчалъ -- и дружина молчала.
-- Есть ли между вами храбрые люди? сказалъ онъ наконецъ.
-- Мы всѣ не трусы! не обижай насъ, государь! отвѣчали дружинники въ волненіи.
-- Но дерзнетъ ли кто-нибудь изъ васъ поѣхать сейчасъ къ черному всаднику и говорить съ нимъ?
Дружинники смутились, и старѣйшій изъ нихъ возразилъ:
-- Ты требуешь невозможнаго, вождь. Когда человѣкъ идетъ на звѣря, онъ знаетъ, что у звѣря есть клыки, когти и стальныя мышцы; когда онъ идетъ на человѣка, знаетъ, что у человѣка есть оружіе;-- знаетъ, чего надо страшиться отъ своихъ враговъ и въ чемъ надо стать выше ихъ, чтобы не быть пораженнымъ или убитымъ. Это знаніе даетъ человѣку храбрость. А ты посылаешь насъ къ волшебнику, поражающему людей на смерть невѣдомо какимъ оружіемъ или чарами, отъ которыхъ нѣтъ защиты. Всякую храбрость убиваетъ невѣдѣніе.
Вендъ молчалъ, такъ какъ ему казалось, что дружинникъ говоритъ правду. Но выступилъ впередъ мужъ -- богатырь ростомъ и съ широкими плечами; онъ показалъ Венду бугры мышцъ на своихъ обнаженныхъ рукахъ и сказалъ:
-- Вендъ! Годъ тому назадъ, въ горной пещерѣ, напалъ на меня звѣрь. Такого я никогда не видалъ раньше и не увижу болѣе, потому что, должно быть это былъ послѣдній въ нашей странѣ. Боролись мы въ темнотѣ, я не видалъ ни когтей его, ни зубастой пасти, и чувствовалъ только, что онъ силенъ и громаденъ. Когда же онъ захрипѣлъ подъ моею рукою и издохъ, я съ великимъ трудомъ вытащилъ его изъ пещеры и изумился: то былъ левъ, изъ той могучей породы, что, какъ говорятъ старики, нѣкогда во множествѣ жила въ пещерахъ нашихъ горъ, но была истреблена и вымерла. Теперь только громадные скелеты львовъ бѣлѣютъ у входовъ въ горные гроты и на днѣ ущелій. Такимъ образомъ я сражался съ невѣдомымъ, не боялся и побѣдилъ. Думаю, что я не струшу и чернаго всадника.
Возвысилъ голосъ другой мужь.
-- Я морякъ, сказалъ онъ.-- Море -- могучій титанъ, а суда мои ничтожныя щепки. Море хитро и обманчиво, вздымаетъ внезапныя бури и выдвигаетъ сегодня подводныя скалы тамъ, гдѣ вчера была бездонная глубина. Однако, на зло его коварству, я полжизни провелъ на его поверхности, плавая на удачу то къ Сикуламъ, то къ Иберамъ, то къ жителямъ далекаго Тира. Я привыкъ бороться съ невѣдомымъ и не боюсь чернаго всадника.
Третій мужъ просто сказалъ:
-- Пошли меня, вождь: я поѣду.
Вендъ подумалъ и сказалъ:
-- Вы поѣдете всѣ трое.
И онъ всталъ съ сѣдалища, распрямилъ свою старую спину, расправилъ широкія плечи и повелѣлъ:
-- Скажите ему, скажите злодѣю: старый Вендъ, который поразилъ Азовъ и шестьдесятъ лѣтъ правитъ Золотымъ городомъ, зоветъ тебя къ престолу Зевса судиться за безвинно погубленный тобою народъ! Завтра, на разсвѣтѣ, Вендъ будетъ ждать тебя у городскихъ воротъ и сразится съ тобою на жизнь и смерть, копьемъ и мечомъ, на конѣ и пѣшій, со щитомъ и безъ щита!
Такъ какъ борода Венда сильно тряслась, когда онъ говорилъ эти слова, то дружина окружила его, умоляя:
-- Вождь! Успокойся!
Но Вендъ далъ имъ знакъ молчать и вышелъ изъ палаты.
VI.
Безмолвно ѣхали три богатыря сквозь темную ночь къ холму чернаго всадника. Круглая луна уже выставила изъ-за горъ большой свой отрѣзокъ, но была еще красна и не давала свѣта. Ночь молчала. Только копыта коней позвякивали о кремнистую дорогу. Было душно: казалось, будто небо стало ближе къ землѣ и, какъ низкій потолокъ, придавило и сгустило воздухъ надъ нею. Вѣтра не было; неподвижныя тучи лежали кое-гдѣ на небѣ, точно спящія чудовища, и закрывали своими черными тушами звѣзды.
Кони стали. Три рога загремѣли въ ночной тишинѣ. Эхо загрохотало по холмамъ. Звуки его домчались и въ Золотой городъ. У тысячъ жителей дрогнули сердца, потому что молва о вызовѣ Венда разошлась уже между народомъ, и всѣ поняли, что значитъ этотъ грозный призывъ.
Еще... и еще... Трижды трубили богатыри, но трижды имъ не было отвѣта съ вершины холма.
-- Явное дѣло, братья, врагъ ушелъ, и мы ждемъ отклика отъ пустого мѣста, -- воскликнулъ богатырь-убійца льва, и товарищи согласились съ нимъ.
Но, когда луна поднялась и поблѣднѣла, ночь изъ черной сдѣлалась синею, и черный всадникъ предсталъ глазамъ пословъ Венда, такой же угрюмый и застылый, какъ видѣли они его днемъ. Тогда богатырь-морякъ закричалъ ему своимъ густымъ голосомъ, привычнымъ къ борьбѣ съ ревомъ вѣтра и стономъ сѣдаго моря:
-- Витязь! Мы трое -- послы къ тебѣ отъ Венда, царя Золотого города. Дозволь намъ говорить съ тобою. Коней и оружіе мы оставимъ у подножія холма по посольскому обычаю нашей страны, и вѣрь, что мы не нападемъ на тебя измѣной. Можемъ ли мы приблизиться къ тебѣ безъ боязни, что ты поразишь насъ?
Морякъ замолкъ... Мѣсяцъ доплылъ до облака и нырнулъ въ его глубь; небо потускло; вѣтеръ нежданнымъ порывомъ коротко свистнулъ въ ущельи; ночная птица гдѣ-то крикнула... Наконецъ послышался отвѣтъ -- какъ будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучій, словно весь холмъ вздохнулъ глубиною своей песчаной груди:
-- Идите!
Богатыри поднялись на холмъ, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружію. Они хотѣли взглянуть ему въ лицо, но черная стальная сѣтка висѣла у него съ шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатыя рукавицы, кольчатая обувь: весь всадникъ былъ -- какъ выкованный изъ стали. Напрасно привѣтствовали его богатыри: онъ не отвѣтилъ имъ ни словомъ, ни наклоненіемъ головы. Богатыри сѣли на песокъ, и такъ заговорилъ первый изъ нихъ -- убійца льва:
-- Мы привезли тебѣ вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвѣтѣ у городскихъ воротъ. Вождь встрѣтитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нѣкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побѣдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народѣ! Я первый...
Но -- на этомъ словѣ -- затрепеталъ богатырь; голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманнѣе, чѣмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рѣчи, -- богатырь-морякъ подумалъ: "вѣрно, оробѣлъ!" и продолжалъ, за него:
-- Нашъ вождь и всѣ мы въ Золотомъ городѣ -- дружина и народъ -- одно тѣло. Не знаемъ, одолѣешь ли ты васъ, но, если и одолѣешь, дорого станетъ тебѣ побѣда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встрѣтишь въ бою...
Но тутъ и морякъ оборвался на словѣ: очи его расширились, волосы на головѣ зашевелились, колѣна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замѣтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:
-- Что же прикажешь ты передать Венду?
И опять раздался голосъ, подобный вздоху песчанаго холма:
-- Буду!
На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:
-- Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?
Убійца льва сказалъ:
-- У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холмѣ. За нимъ видѣлъ я великое полчище образовъ, блѣдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищѣ этомъ былъ... мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и дѣлалъ мнѣ знаки, чтобы я замолчалъ... О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!
Морякъ сказалъ:
-- Я видѣлъ то же самое... и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бѣло, какъ известь, а на лбу краснѣла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здѣсь на горѣ и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.
-- Братья! воскликнулъ третій богатырь, -- у кого же были мы, кого видѣли, если онъ творитъ такія чудеса?
-- Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.
-- Это злой духъ! сказалъ морякъ.
-- Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.
Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальнѣ. Безсонный лежалъ онъ на ложѣ, блуждая въ темнотѣ открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сынѣ и о своемъ народѣ, но не плакалъ и крѣпко сдерживалъ накипѣвшія въ сердцѣ слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стѣнѣ. Предъ разсвѣтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на головѣ и съ мечомъ у бедра.
-- Вождь! замѣтилъ онъ: развѣ нѣтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.
-- Да! возразилъ онъ.-- Но не бойся: его не съѣла ржа, и онъ по рукѣ мнѣ, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ; имъ сослужу я послѣднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ мечѣ, -- вѣщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Вѣрую въ него, и не надо мнѣ лучшаго меча! Сѣдлай мнѣ коня, и -- смѣло на врага!
VII.
Бѣлый туманъ лежалъ на горахъ, долинѣ и стѣнахъ Золотого города. Всѣ зубцы на стѣнахъ были усѣяны людьми, пришедшими видѣть поединокъ, но напрасно они искали своего царя въ молочной мглѣ разсвѣта. Только его серебряный рогъ звучалъ гдѣ-то подъ стѣной, въ безднѣ тумана, вызывая отвѣтные трубные звуки на песчаномъ холмѣ. На дальней вершинѣ загорѣлась золотая точка; къ ней, какъ стрѣлы къ цѣли, полетѣли лучъ за лучомъ еще не виднаго въ долинѣ, но уже взошедшаго за ея крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцвѣтились румяными пятнами. Въ зыбкіе клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоцѣнные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, осѣдая росою къ землѣ или всплывая паромъ къ легкимъ облакамъ лазурнаго поднебесья.
Горожане увидѣли Венда. Въ бѣлой одеждѣ, сверкая золотомъ на панцырѣ и шлемѣ, возвышался онъ, верхомъ на бѣломъ конѣ, на бугрѣ у большаго пути изъ горъ въ Золотой городъ. Онъ былъ свѣтелъ лицомъ, и булатное копье не дрожало въ его рукѣ. Онъ смотрѣлъ навстрѣчу солнцу, выплывающему большимъ шаромъ изъ-за высотъ востока, и, казалось, читалъ молитвы. Единодушный вопль привѣта вырвался, какъ изъ однихъ устъ и одной груди, у всѣхъ горожанъ, когда они увидѣли своего героя; а онъ наклонилъ свое копье -- привѣтствуя ихъ и прощаясь съ ними...
Какъ грозовая туча, спускался съ песчанаго холма черный всадникъ; земля гудѣла подъ копытами его коня; онъ казался еще громаднѣе и грознѣе, чѣмъ вчера. Во ста шагахъ, не доѣзжая Венда, онъ остановился. Такъ какъ народъ на стѣнахъ очень смутился, и всѣ мертво молчали, то далеко разнеслось и было слышно мощное слово всадника къ Венду:
-- Старикъ! дай мнѣ дорогу. Я хочу войти въ твой городъ.
И слышно было слово Венда:
-- Ты не войдешь!
-- Вендъ, любимецъ Зевса! Я, имѣющій власть надо всѣмъ на свѣтѣ, хотѣлъ бы пощадить тебя... Дай дорогу.
Вендъ сказалъ:
-- Я и мой старый конь -- вотъ твоя дорога. Растопчи наши тѣла копытами твоего коня. Но, пока я живъ и сижу на сѣдлѣ, ты не поѣдешь далѣе.
-- Вендъ, возразилъ черный всадникъ, -- я знаю, что ты этою ночью вопрошалъ свѣтила, и они сказали тебѣ, кто я.
-- Да, я знаю, кто ты.
-- И все-таки противишься мнѣ?
-- Да.
-- Берегись, Вендъ! Я -- неодолимая сила.
-- А во мнѣ живеть безстрашная любовь.
-- Ты -- безумецъ, Вендъ.
-- Нѣтъ, я -- вождь. Когда мой народъ былъ рабомъ я его освободилъ. Когда онъ былъ безправенъ, я его судилъ. Когда онъ голодалъ, я его кормилъ. Когда нападали на него болѣзни, я его лѣчилъ. Когда врывались къ нему враги, я спасалъ его побѣдой. Теперь я могу умереть за него.
Черный всадникъ покачалъ шеломомъ.
-- Ты стоишь предо мною, о Вендъ, какъ слабая соломенка предъ бурей пустыни. На какихъ же условіяхъ будемъ мы биться?
-- Что можетъ предписывать слабѣйшій сильнѣйшему? возразилъ Вендъ.
-- Вендъ, клянусь тебѣ, еслибъ я умѣлъ и могъ смѣяться, я смѣялся бы надъ твоею безумною отвагой.. Чего ты потребуешь отъ меня, если побѣдишь?
-- Ты оставишь меня и мой народъ жить и умирать такъ же, какъ вела насъ воля Зевса до твоего прихода, -- спокойно сказалъ Вендъ.
-- Клянусь тебѣ въ этомъ самимъ собою. клянусь! воскликнулъ всадникъ, поднимаясь на стременахъ, и доспѣхи на немъ затряслись и зазвенѣли.
-- Дай бою!
-- Дай бою!
Всадникъ пронзительно свистнулъ и ринулся на Венда съ поднятымъ копьемъ. Бойцы сшиблись. Облако пыли взвилось изъ-подъ конскихъ копытъ и скрыло битву отъ глазъ толпы. Вотъ раздался тяжкій ударъ... что-то охнуло, зазвенѣло, затрещало, -- и горы звякнули въ отвѣтъ гулкимъ эхомъ... Осколки копій высоко брызнули въ воздухъ... земля загрохотала отъ грузнаго паденія... и горожане увидали, что вождь ихъ побѣдилъ! Какъ свѣтлый духъ, стоялъ онъ надъ простертымъ на землѣ врагомъ, давя его грудь колѣномъ, и, сверкая у его горла мечомъ, восклицалъ:
-- Ты побѣжденъ!.. Вспомни, вспомни! ты клялся!
А невдалекѣ бѣшено грызлись и лягали другъ друга ихъ разъяренные кони......
Небеснымъ громомъ прокатились по Золотому городу клики спасеннаго народа.
-- Побѣда! славьте вождя! онъ живъ и поразилъ чернаго всадника!
Но черный всадникъ всталъ съ земли и, мрачно глядя на городскія стѣны, сказалъ:
-- Вендъ! я клялся и сдержу клятву. Ты спасъ свой народъ. Вы будете жить, но никому изъ живущихъ на землѣ не видать больше Золотого города. Да позабудетъ міръ, что рукой смертнаго была побѣждена здѣсь сама великая Смерть!..
Такъ сказалъ онъ и выросъ до облаковъ и заслонилъ собой солнце. Простертыя руки его коснулись западныхъ и восточныхъ горъ. И горы -- недвижимыя отъ вѣка -- застонали, оторвались отъ своихъ гранитныхъ корней и со звѣринымъ рыкомъ покатились на Золотой городъ. Онѣ накрыли его каменнымъ сводомъ и на-вѣки схоронили отъ людскаго зрѣнія и слуха. По землѣ прошла вѣсть, что землетрясеніе въ одинъ день уничтожило царство Венда. А, когда пришли въ этотъ край римляне, то самое имя Венда оставалось жить только въ темныхъ старинныхъ сказкахъ этрусковъ, населившихъ его землю. Но Вендъ живъ даже до сего дня: не старѣясь, царитъ онъ въ глубокихъ подземныхъ нѣдрахъ надъ своимъ не умирающимъ народомъ; какъ прежде, учитъ его правдѣ и творитъ надъ нимъ мудрый судъ и расправу.