ВОПЛЬ
Присказка
Ночь не ночь, день не день, сумерки. Сон и дремота. Люди сытые спят, потому что хорошо пообедали и приятно пищеварят. Люди голодные заставляют себя спать, памятуя пословицу: "Кто спит, тот обедает". Кого лелеют и баюкают грезы, кого душат страшные кошмары. Лепет сквозь сон, бред, храп. Тем, кто спит не вовсе намертво крепко, тем, как водится, немножко совестно в полупросонье, что они, лентяи, нежатся, тогда как давно бы пора быть на ногах. Но сон силен, сладок, а отговорок так бесконечно много...
-- Кто спит, не грешит, праведен в рай попадет.
-- Что наяву делать? Перспектив не предвидится.
-- "На свете счастья нет, а есть покой и воля..."
-- Действительность -- разочарование. Счастье только во сне.
-- И деды дрыхли, и отцы дрыхли, и я дрыхну... Отвяжись! Не буди!
-- Дело? дело? Какое дело? Дело сделают без меня... Я -- на другой бок.
-- Да дело ли? Может быть, пустяки?
-- Не будите молоду раным-рано по утру. Вы тогда меня будите, когда солнышко взойдет.
-- Боже мой! Я так устал, так замучен работою. Что вы, право? Не успел человек глаза сомкнуть, а вы уж и будите. Имейте сожаление, дайте отдохнуть хоть во сне...
-- Я человек больной... доктор говорит, что умру, если не буду спать... двадцать четыре часа в сутки...
-- Я пьян и не продеру глаз, покуда не просплюсь.
-- Не тревожьте меня, оставьте: я вижу дивный сон... сейчас, сейчас исполнятся все наши мечтания, осуществятся идеалы...
-- Что вставать? куда вставать? Разве я не слышу: дождь льет, ветер воет, погода самая мерзейшая...
-- Во сне, по крайней мере, хоть в винт не играешь и водки не пьешь!
-- Если я не высплюсь, то буду с мигренью, а с мигренью я все равно никуда не годен...
Сон, храп, бред. Обломовщина. Сумерки. Немногие бодрствующие в тоске бессильного одиночества ломают руки над сонным царством...
-- Очнись ты, мещанская Палестина!.. Проснитесь. Жизнь зовет вас, жизнь! Вы жизнь проспите!
О ни зовут спящих по именам, просят, убеждают, плачут, грозят, бранят, толкают, тормошат, кое-кого даже облили холодною водою... Нет, мало очнувшихся!.. Другие раскроют мутные глаза, похлопают ими, поводят -- и бормочут, в зевках:
-- Да, действительно, свинство... пора... Ну, я с'час, голубчик, я с'час... Минуточку! ну только одну минуточку...
Снова смежились очи, снова обломовщина, снова сумерки. И снова напрасные, слезные мольбы бодрствующих.
-- Ossa arida audite verbum Domini! {Иссохшие кости (мощи) умножают слово Господне! (лат.). }
Кости сухие, услышьте слово Господне! Глупые девы! Близок жених,-- вставайте навстречу, зажигайте ваши светильники!
Молчание.
Сон... сон...
Но вот -- вдруг над этим сонным царством, над этою долиною тени смертной, над этою мещанскою Палестиною промчался Вопль. Неведомый, оглушительный, неистовый, потрясающий! Он ворвался во все уши, заставил открыться все ресницы, поднял с постелей простертые тела. Кто ноги на пол спустил, кто вскочил и спешно одевается, кто звонит, чтобы слуга пришел, кто бросился к окну:
-- Что там на улице? Отчего трясется дом и дребезжат стекла?
А неведомый Вопль все растет, растет. И нет человека, который бы не слыхал его и не взволновался бы им. Всех снял он с ложа, все взметались. Что это, откуда, зачем? -- еще не разобрали,-- знают одно:
-- Вопль нас разбудил.
-- Это люди где-то гибнут! Страшные стоны последнего отчаяния! --тревожатся одни.
-- Это сарынь на кичку! Волжская вольница воскресла! Спасайся, кто может! -- пугаются другие.
-- Это судная труба Архангела!
-- Просто "Дубинушка". Сваи бьют либо барку лямкою тянут.
-- Это дьявол хохочет!
-- Сирена на пароходе!
-- Солдатские матери плачут!
-- Гудок на фабрике!
-- Пьяные безобразничают!
-- Отпевают кого-то!
-- Набат! Братцы! набат.
А Вопль растет... И каждому, со сна, мнится он тем звуком, который подсказывает встревоженной фантазии последнее сновидение. Все о нем еще разно думают,-- общее только одно:
-- Разбудил... Наяву мы... И нельзя уже, страшно заснуть...
Бодрствуем, ищем, оглядываемся и видим нечто, от чего отвыкли в грезах. Видим правду жизни. Вопрошающая, грозная, она надвигается на нас со всех сторон и смотрит в упор страшными, вечными глазами, и нет им числа, и нет меры глубине их неумолимого взгляда. А Вопль растет. Он раздирает слух, разбивает нервы. Пронзительный и неопределенный, неизвестно чей, неизвестно о чем, неизвестно откуда, он летит как ураган, и воздух до облаков дрожит и стонет звуковым смерчем.
-- Это древняя дева Обида плачет, звенит крылами, трепещет и мчится над русскою землей.
Так шепчут суеверные, робкие... А бодрые улыбаются:
-- Нет, нет. Это не скорбные, победные звуки! То храбрые поют! То гимн безумства храбрых!
-- Какая там дева Обида? какое безумство храбрых? -- брюзжат самодовольные. -- Просто нарушение общественной тишины, безобразие, распущенность, неуважение к чужому спокойствию... Городовой! Да где же городовой?
И они законопачивают свои уши ватою. Напрасно. Нет средств ослабить Вопль; нет преграды, сквозь которую он не прорвался бы. Он уже внутри нас, он зажег нашу кровь; каждая капля ее властно и победительно кричит нам его стальным, настойчивым звуком о чем-то близком, горьком, стыдном...
-- Совесть вопит! -- слышен задумчивый приговор.
-- Совесть?!
И будто пелена падает с глаз, и становится в Божьем мире грозно-громко, гулко, светло-светло! Какие яркие краски! Какие резкие очертания! Какие мощные размеры! Глаза наши раскрылись широко и ждут увидеть чудо, уши жадно ловят громовые звуки. Жутко и хорошо. Совесть пришла! Совесть кличет!
-- Кости сухие! Внемлите слову Господа! И кости одеваются плотью...
Совесть пришла!
Самодовольные, с законопаченными ушами, усердно делают вид, будто они ее не слышат и не услышат. Они презрительно пожимают плечами, топырят губы, говорят:
-- Где Совесть? Какая Совесть? Этот дикий кабацкий рев -- Совесть?.. Ха-ха-ха! Ночлежный хаос! притон для черни! Что до него нам: изящным, богатым, мудрым, образованным? Цинизм! Тина на дне! Не внимаем, не понимаем, не слушаем, не слышим...
Но мы с вами, давайте, им не поверим, читатель. Слышат и они пришедшую Совесть,-- ох как слышат! Как бесы: слышат -- веруют, издеваются -- трепещут.
Слышат!
Иначе -- зачем бы им теперь так тревожно враждовать с ее Воплем, так злобно его проклинать, так коварно на него клеветать?
1903