Под общим родовым заглавием "Сумерки божков" задумал было я в 1904 году написать двенадцать романов, изображающих ликвидацию русского XIX века в веке XX,-- переломы в искусстве, в семье, в торговле, в политике и т. д. Рассказать, как задребезжала треснувшими струнами "Лира Аполлона" (с таким подзаголовком и печаталась ранее первая часть "Сумерков божков", нынешняя "Серебряная фея"), как потускнел и развязался пояс одряхлевшей Афродиты, как Гермес уронил свой кадуцей, а Гименей -- факел, как орел Зевса улетел невесть куда, напуганный громами японских пушек, как на Олимпе, оскуделом от фабричных забастовок и опустошенном аграрными беспорядками, иссякли нектар и амброзия Бурное пятилетие 1904--1908 гг. не благоприятствовало широкому плану моему, и вряд ли мне суждено осуществить его полностью: уже не так я молод, чтобы мечтать о сочинении двенадцати больших романов, тем более -- вдали от родины, в вихре эмиграции... Поэтому я перенес название целого на часть, и теперь "Сумерки божков" сделались заглавием романа о надорванной связи искусства с общественностью первого в предполагавшейся серии -- и, вероятно, последнего. Впрочем, быть может, мне еще удастся возвратиться к действующим лицам моего романа, чтобы досказать судьбу их в безднах, висеть над которыми "Сумерки божков" их оставляют. "Сумерки божков", как всегда и все, что я пишу,-- не вымысел, не фотография. Не ищите в них газетного "факта", но каждое обстоятельство романа где-нибудь и когда-нибудь в пределе эпохи нашей действительно было. Не спрашивайте портретов, не найдете ни одного, но каждое лицо романа -- сборное сочетание нескольких действительно живших или живущих россиян, которых я знал и наблюдал. Указать это считаю необходимым потому, что по выходе первой части "Сумерков божков" ко мне очень многие обращаются с вопросами, устными и письменными: кто -- Берлога? Елена Сергеевна? Светлицкая? и т.д. Называют имена, указывают сходства. Особенно интересуются Берлогою. В нем непременно хотят видеть -- кто Шаляпина, кто Максима Горького, переодетого в оперные певцы, кто другую какую-либо знаменитость из артистического или литературного мира. Ни Шаляпин, ни Горький, ни кто другой, определенный,-- и все они понемножку, тою или другою стороною натуры, сколько насмотрелся я их за мою пеструю, в людском круговороте прокипевшую жизнь. Вот -- пример, как иногда "пишется история". Характеристику генерал-губернатора, которую вы найдете во 2-м томе, послал я отдельным фельетоном одной провинциальной газете. Отвечают: нельзя, это -- фотография с нынешнего "нашего", местного!.. А я его и не видывал никогда и даже о нем не слыхивал!.. В столичной газете та же характеристика смогла появиться беспрепятственно. Когда мне, по авторским целям моим, нужно настоящее, историческое лицо, я его называю, не обинуясь, и настоящим, историческим именем (см. моих "Восьмидесятников" и предисловие к ним во 2-м издании). Где у меня нет настоящих исторических имен, там тщетно будет искать под ними и настоящих исторических людей.
Александр Амфитеатров
1908. Cavi di Lavagna. X. 28