Низенькая, очень старая деревянная синагога с почерневшими стенами с подпорками. С потолка спускаются два старинных медных канделябра. Посреди передней стены -- кивот со свитками под завесой, рядом с ним справа (от зрителей) амвон, на котором горит толстая восковая поминальная свеча. У стены длинные скамьи со спинками. Посреди синагоги алмемор, покрытый темной скатертью. В стене справа, ближе к зрителям невысокая дверь в отдельную молельню, над дверьми и во всю правую стену несколько небольших оконцев из женского отделения. Вдоль стены длинный деревянный некрашеный стол, заваленный старыми фолиантами. В двух подсвечниках горят сальные огарки. За столом в разных позах сидят ешиботники и тихо, тонким напевом, читают Талмуд. Отдельно, у передней стены, неподалеку от амвона, за пюпитром сидит, облокотившись и углубившись в фолиант, Энех. В левой стене, ближе к зрителям, большая дверь с улицы, у дверей -- рукомойник и грубого полотна полотенце в кольце. За дверьми большая выбеленная печь, длинный деревянный простой стол, на нем тоже фолианты и бутылка с сальным огарком. У стола сидят l-й, 2-й и З-й синагогальные завсегдатаи в позах беседующих на скамье, у печи лежит
Прохожий старик с туго набитым мешком в головах. За столом -- шкаф с книгами. Возле него стоит, держась рукою за верх шкафа и прислонившись к стене, в задумчивой позе Хонон. У раскрытого алмемора сидит на корточках Меер, раскладывая молитвенные облачения. В синагоге полумрак, тяжелые тени. На всем печать глубокой грусти. Долгая пауза.
l-й старик (медленно, мечтательно, тоном легенды). У Талненского цадика, раби Довидл, блаженной памяти, был золотой трон, и на этом троне было начертано: "Давид, царь Иудейский, жив и вечен"...
Пауза.
2-й старик (таким же тоном). Святой раби Исроэль Ружинский вел себя истинным монархом. За его столом постоянно играла капелла из двадцати четырех музыкантов. Выезжал он не иначе, как на шестерке лошадей цугом.
3-й старик (с умилением). А о раби Шмуэль Каминкере рассказывают, что он ходил в золотых туфельках... в золотых туфельках!..
Прохожий старик (приподымается, садится. Тоном протеста). А святой раби Зуся Анопольский всю жизнь был нищим, собирал милостыню, ходил в сермяге, опоясанный веревкой, а все-таки творил не меньше чудес, чем Талненский или Ружинский цадики; даже, может быть, больше...
l-й старик (с неудовольствием). Вы, извините, не понимаете, о чем говорят, и вмешиваетесь. Когда рассказывают о величии Талненского или Ружинского, разве имеют в виду их богатства? Мало ли богачей на свете!.. Надо же понимать, что и в золотом троне, и в капелле, и в шестерке лошадей, и в туфельках скрывался глубокий и таинственный смысл.
3-й старик. Конечно, конечно!
2-й старик. Кто имел очи -- тот видел. Рассказывают: когда великий Аптрский раввин встретился с Ружинским, он бросился целовать колеса его кареты. И ко-гда его спросили, что это означает, он воскликнул: "Слепцы, вы не видите, что это Небесная Колесница?"
3-й старик (в восторге). Ай, ай, ай!
l-й старик. Вся суть в том, что золотой трон не был золотым троном, лошади не были лошадьми, капелла не была капеллой. Все это была одна видимость, отражение величия. И необходимо это было как материальная оболочка для их великой мощи.
3-й старик. Их мощь! их мощь! Она не имела границ! .
l-й старик. Шутка ли, их мощь! Вы слышали историю с плеткой святого раби Шмельке Никельсбургского? Стоит послушать! Однажды бедняк пожаловался ему на первого богача в округе, который был близок к царю и перед которым все падали ниц. Раби Шмельке вызвал их на суд, разобрал дело и признал богача неправым. Богач рассердился и начал кричать, что не подчинится приговору. Тогда раби Шмельке говорит ему спокойно: "Ты подчинишься. Когда раввин велит, нельзя ослушаться". Богач еще больше раскипятился и начал кричать: "Я смеюсь над вами и над вашим судом!" Раби Шмельке поднялся во весь рост и воскликнул: "Сию минуту подчинись моему приговору! Иначе я возьму плетку!" Тут богач совсем разгневался, начал ругать и оскорблять раввина. Тогда раби Шмельке чуть-чуть приоткрыл ящик стола -- и оттуда выскочил Первозданный Змий, окутался вокруг шеи богача и стал его душить. Ну, ну! можете себе представить, что он запел. Стал кричать, молить раввина, чтобы тот его простил, обещал покорно исполнять все его повеления. И сказал ему раби Шмельке: "Ты и внукам и правнукам закажешь, чтобы они боялись раввинской плетки".
3-й старик. Ха-ха-ха! Хорошая "плетка", нечего сказать!
Короткая пауза.
2-й старик (l-му старику). Мне кажется, что вы, раби Волф, ошибаетесь. Дело было, вероятно, не с Первозданным Змием.
3-й старик. Почему? Почему нет?
2-й старик. Очень просто: раби Шмельке не стал бы пользоваться Первозданным Змием. Кто такой Первозданный Змий! Ведь это Оборотная Сторона -- Ситро Ахро! (Отплевывается.)
3-й старик. Что же из этого? Раби Шмельке, конечно, знал, что он делает!
2-й старик. Я уверен, что даже нет таких священных имен и каббалистических сочетаний, чтобы вызвать Ситро Ахро. (Отплевывается.)
l-й старик. Что ты говоришь! Я ведь рассказываю историю, которая случилась. Десятки людей видели это собственными глазами, а ты говоришь: этого не могло быть!
Прохожий старик (уверенно). Это могло быть! Действенной каббалой можно все сделать. Я это хорошо знаю. У нас в местечке был заклинатель, великий чудодей. Он, например, святым Именем вызывал пожар и сейчас же другим Именем тушил его; он видел, что творится за тысячи верст от него, умел цедить вино из стены, стать невидимкой. Он и разъяснил мне все эти дела. Он говорил, что действенной каббалой можно воскрешать мертвых, вызывать нечистую силу, да-же самое Ситро Ахро. (Отплевывается.) Конечно, это очень опасно, но умеючи можно все сделать. Я это слышал из собственных уст заклинателя.
Хонон (прислушивавшийся внимательно к словам Прохожего старика, делает шаг к столу. Глухим голосом). Где он теперь?
Прохожий старик (с удивлением оглядывается в его сторону). Кто?
Хонон. Заклинатель.
Прохожий старик. Где ему быть? У нас в местечке, если он еще жив.
Хонон. Далеко отсюда?
Прохожий старик. Местечко? Очень далеко. В глубине Полесья.
Хонон. Сколько ходьбы?
Прохожий старик. Ходьбы? Недели три. Пожалуй, месяц... А ты зачем об этом спрашиваешь? Может быть, хочешь пойти к нему?
Хонон молчит.
Местечко называется Красное. Заклинателя зовут раби Элхонон.
Хонон. Элхонон? (Про себя.) Эль-Хонон... Эль Хонон: Бог Хонона... Странно...
Прохожий старик. Стоит его повидать, если он еще жив. Его чудеса прямо удивительны! Он однажды каббалистическими сочетаниями...
3-й старик. Не надо говорить к ночи об этих вещах, да еще в синагоге!
2-й старик. Вообще не следует громко говорить о каббалистических сочетаниях. Можно нечаянно обмолвиться словом, сочетанием и наделать бедствия. Бывали случаи!
Хонон медленно выходит из синагоги.
Прохожий старик (глядит ему вслед). Какой-то странный юноша. Кто он такой?
l-й старик. Ешиботник... Замечательный юноша! Тончайший сосуд!
2-й старик. Гений! Знает почти весь Талмуд наизусть.
l-й старик. Старые раввины обращались к нему за разрешением спорных вопросов.
Прохожий старик. Откуда он?
Меер (подходит к столу). Он откуда-то из Литвы. Учился здесь несколько лет, считался украшением нашего ешибота, получил звание раввина. И вдруг куда-то исчез. Говорили, что он отправился "справлять изгнание". Недавно он вернулся. Странный какой-то стал. Постоянно сидит задумавшись, постится от субботы до субботы, часто ходит в бассейн окунаться и проводит там иногда целые часы. (Тише.) Ешиботники говорят, что он углубился в каббалу.
2-й старик. Об этом говорят и в городе. Я знаю, что к нему уже приходили просить камеи, но он не дал.
3-й старик. Кто знает, кто он! Может быть, из великих... Кто может знать? А подсматривать -- опасно.
Пауза.
l-й старик (зевает). А-а, надо лечь спать... (Улыбается.) Вот если б сюда явился заклинатель ваш, который умеет цедить вино из стены. А! Я бы теперь ожил от рюмочки! Целый день крошки во рту не имел. .
2-й старик. У меня сегодня тоже пост. Только утром гречишный коржик съел.
Меер (полутаинственно). Подождите, кажется, скоро будем иметь хорошую выпивку. Будет и водочка, и коржики, и пряники... Сендер поехал смотреть жениха для дочки. Он и сваты съехались в Климовке. Если состоится обручение -- Сендер угостит на славу!
l-й старик. А! Я уже не верю, чтобы он когда-нибудь обручил дочку. Три раза ездил смотреть женихов, и все возвращались ни с чем. То ему жених не нравится, то сваты оказывались недостаточно знатного рода, то не сходился насчет при-даного. Нельзя так выбирать!
Меер. Сендер может себе позволить быть разборчивым. Слава Богу, не сглазить бы, богат, знатен, дочка - красавица.
3-й старик. Люблю Сендера! Истинный хасид! Из Тартаковских хасидов: с огнем, с порывом!
2-й старик. Хасид-то он хороший, это верно. Но единственную дочь свою он мог бы выдать замуж иначе...
3-й старик. А что? а что?
2-й старик. В былое время богатый и знатный еврей, когда ему был нужен жених для единственной дочери, -- то он не искал ни богатства, ни знатности, а отправлялся в какой-нибудь прославленный ешибот, подносил главе ешибота хо-роший подарок и выбирал себе в зятья самого лучшего, самого способного еши-ботника... Сендер мог бы тоже взять для дочери жениха из ешибота.
l-й старик. Ему и не надо было далеко ехать для этого. Что, Хонон не был бы подходящим женихом для его дочери?
2-й старик. Да все и считали, что он возьмет его в зятья. Держал его год у себя в доме, кормил, поил... Домашние относились к нему, как к родному.
l-й старик (улыбнувшись). Однажды зашел я к Сендеру. Хонон, по обыкновению, сидел в особой комнате и читал нараспев Талмуд, а в соседней комнате дочь Сендера, Лия, сидит не двигаясь, затихшая, как зачарованная, и слушает. Я не удержался и говорю ей: "Что, Лееле, хотела бы иметь жениха, который бы так сладко, так проникновенно учил Тору?" Она вся покраснела, потупилась и стыдливо прошептала: "Да". Хе-хе-хе!
2-й старик. А Сендер, когда ему предложили жениха с десятью тысячами червонцев приданого, поехал сговариваться со сватами. Тартаковский хасид не должен бы так поступать.
3-й старик. Ну, ну! Не надо осуждать, не надо. Не состоялось -- значит, не суждено было. Сказано: "Сорок дней перед рождением ребенка глас небесный вызывает: -- Дочь такого-то предназначена для сына такого-то".
Вбегает пожилая еврейка, таща за руки двух детей.
Еврейка (кричит с плачем). А-ай! Создатель! Помоги и мне!! (Устремляется к кивоту.) Ай, деточки, деточки! Мы раскроем кивот, мы припадем к священным Свиткам. Мы не уйдем отсюда, пока не вымолим исцеления для вашей матери. (Отдернув завесу, раскрывает кивот и припадает головой к Свитком. Рыдающим молитвенным речитативом.) Бог Авраама, Исаака и Якова! Воззри на мое великое горе-е! Сжалься над моей единственной дочерью! Воззри на горе ее бедных деточек! Священные Свитки Торы! Идите, предстательствуйте перед Господом Богом за мою доченьку! Святые па1риархи, святые праматери, бегите, спешите к Господнему Престолу, просите, молите, чтобы молодое деревцо не было вырвано с корнем, чтобы тихая овечка не была изгнана из стада, чтобы нежная голубка не была выброшена из гнезда!.. Я не уйду отсюда! Я лягу у подножия кивота! Я разбужу все святые души! Я нарушу покой всех миров, пока мне не возвратят мою красу и гордость!!
Дети плачут.
Меер (подходит. Осторожно трогает Еврейку за руку). Еврейка, не посадить ли десять человек читать псалмы?
Еврейка. Ой, читайте, читайте! Только скорее, скорее! Каждый час дорог! Она тает, как свеча! Уже два дня, как лежит без языка и борется со смертью!
Меер (торопливо). Сию минуту! Соберу десять человек, и сядем читать... (Заискивающе.) Но ведь им надо что-нибудь дать... бедняки...
Еврейка. Как же! (Дает ему монету.) Вот вам злотый. Больше у меня нет.
Меер. Маловато... По три гроша на человека...
Еврейка (не слушая его). Пойдемте, дети, в другие синагоги!
Уходят.
Меер (возвращается к столу). Вот и послал нам Господь злотый. Почитаем Псалмы, выпьем по капельке, пожелаем болящей исцеления -- и она, даст Бог, выздоровеет.
l-й старик. Пойдемте читать в молельню. (Громко, ешиботникам.) Юноши, кто будет читать псалмы? По коржику получите!
Подходят несколько ешиботников. Старики, прохожий, ешиботники уходят в молельню. Скоро оттуда начинает доноситься громкое пение "Блажен муж" и т. д.
Входит Хонон.
Хонон ( идет медленно, устало, еле держась на ногах. Идет наугад, не думая куда. В некотором расстоянии замечает раскрытый кивот, останавливается пораженный ). Кивот раскрыт?.. Кто отдернул полог?.. Кто раскрыл кивот?.. Для кого он раскрылся в час ночной?.. (Подходит ближе.) Свитки... Стоят, как живые, прижавшись друг к дружке, спокойные, безмолвные... А в них-то сокрыты все тайны, все тайны от сотворения миров до их исчезновения, до скончания веков! Все тайны, все намеки, все Священные Имена, все сочетания! А как трудно от них добиться указания... как трудно! (Считает.) Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Девять Свитков. Слово "Истина" по малому буквенному Счислению {Еврейские буквы имеют численное значение.}. А в каждом из Свитков по четыре "Древка жизни"... Опять 36!.. Не проходит дня, чтобы я не столкнулся с этим числом, а что оно означает -- не знаю. Но я чувствую, что в этом числе лежит все... 36 по буквенному счислению имя Лия. Три раза 36 -- Хонон. 36 произносится "Лой". Лой означает "ему". Кому?.. А Лия? (Вздрагивает.) Опять эта мысль Ло-hа. Не-Бог, Не Через Бога... Какая страшная мысль -- и как она меня влечет!..
Энех ( поднимает голову и долго внимательно глядит на Хонона ). Хонон, ты ходишь как во сне.
Хонон (оглядывается, замечает Энеха. Механически направляется к нему. Садится. Про себя). Намеки, намеки без конца, а прямого пути не видно...
Энех. Что ты говоришь?
Хонон ( удивленно ). Я? Ничего. Я думал...
Пауза.
Энех (качает головой). Ты слишком увлекся каббалой. С тех пор, как ты вернулся, ты книги не раскрыл.
Хонон (силится понять). Книги не раскрыл? Какой книги?
Энех. Как -- какой? Талмуда, Постановлений. Что ты спрашиваешь?
Хонон. Талмуда?.. Постановлений?.. Кажется, не раскрыл... Кажется... Талмуд холоден и сух. Постановления холодны и сухи... (Как бы очнувшись. Говорит сперва медленно и задумчиво, затем более оживляется.) Под землею находится точно такой же мир, как и над землей. Там имеются глубокие моря и бездонные пропасти, большие и грозные пустыни, густые, непроходимые леса. И по морям там носятся огромные корабли и подымаются страшные волны. По пустыням проносятся сильные ветры и ураганы. А в дремучих лесах царит грозное величие. Только одного там нет. Нет высокого неба, не видно ни яркого солнца, ни ослепительных молний, не слышно громов. Таков Талмуд. Он велик, он грозен, он беспределен. Но он приковывает к земле, не дает подниматься ввысь! А каббала! А каббала! Она раскрывает пред глазами все врата небес! Она яркими молниями освещает тысячи миров! Она великими прорывами устремляет душу к бесконечному! Она ведет в чертоги высших Тайн, доводит до Пардеса {Небесный сад.}, приподнимает Великий Полог!.. (Откидывается обессиленный.) Тяжело говорить. Сердце замирает.
Энех (очень сосредоточенно). Все верно, но ты забываешь, что ввысь надо подыматься медленно и осторожно. И чем выше ты возлетишь одними порывами, тем труднее удержаться там, тем страшнее может быть падение в пропасть. Талмуд поднимает душу к бесконечному медленно, без порывов, но он защищает человека. Он плотно обхватывает его, как стальным панцирем, и не дает уклониться от прямого пути ни вправо, ни влево. Он бдит над человеком, как верный страж, который не спит и не дремлет... А каббала? Ты помнишь, что сказано в Талмуде о тех, которые дерзнули приподнять Великий Полог? (Талмудическим напевом.) Четверо вошли в Пардес: Бен Азай, Бен Зоймо, Ахойр и раби Акива... Бен Азай заглянул и был сражен; Бен Зоймо заглянул и был задет в рассудке; Ахойр подрубил Насаждения, отрекся от Бога, и только раби Акива вошел с миром и вы-шел с миром.
Хонон. Не пугай меня ими. Мы не знаем, каким путем и зачем они шли в Пардес. Может быть, они были задеты только потому, что шли смотреть, а не исправлять. Ведь вот последующие великаны от святого Ари, от святого Бешта шли и не были задеты.
Энех. Ты сравниваешь себя с ними? Хонон. Я не сравниваю, я иду своим путем. Энех. Каким?
Хонон. Ты меня не поймешь...
Энех. Я тебя пойму. В моей душе тоже живет стремление к высшим ступеням.
Хонон (после некоторого колебания). Деяния цадиков, великанов поколений, заключаются в том, что они исправляют души, срывают цепи греха и поднимают их к светлому первоисточнику. Эта борьба очень тяжелая. Ибо "грех лежит у дверей". Одержана победа над одним грешником, является другой человек с новыми грехами; одержана победа над одним поколением -- и его сменяет другое, опять греховное. И приходится начинать все сначала. А поколения становятся мельче, а грехи становятся сильнее, а цадики слабее.
Энех. Что же, по-твоему, делать?
Хонон (тиxo, но очень определенно). Надо не бороться с грехом, а исправлять его. Как золотоделатель очищает огнем золото от шлака, как земледелец отделяет полновесное зерно от пустого, так надо очистить грех от его скверны и оставить в нем только искру святости.
Энех (удивленно). Искру святости в грехах?
Хонон. Да. Нет такого греха, в котором бы не было искры святости. То, что создано Богом, не может не иметь в себе святого начала.
Энех. Что ты говоришь! Грех создан не Богом, а Сатаной.
Хонон (спокойно). А Сатану кто создал? Тоже Бог! Значит, и в сатане есть святость.
Энех (испуганно). В Сатане?. В Ситро Ахро? Святость?!..
Хонон. Ситро Ахро есть оборотная сторона Божества. И раз оно -- сторона Божества, в нем должна быть святость.
Энех (потрясенный). Я не могу! Дай мне сообразить! (Закрывает лицо руками, наклоняется к пюпитру и опирается об него головой. Остается все время в такой позе.)
Хонон (трепетно). Какой грех всего страшнее для человека и всего больше влечет его? Какой грех всего труднее победить? Грех стремления к женщине? Да?
Энех (не поднимая головы). Да!
Хонон (с трепетной радостью). А если это греховное стремление очищать в огне до тех пор, пока в нем останется одна лишь искра Божества -- тогда величайшая скверна превратится в высшую святость, в песню песней, в "Песнь Песней". (Выпрямляется, закрывает глаза и, откинув немного набок голову, тиxo, восторженно поет.) "Ты прекрасна, подруга моя, ты прекрасна. Глаза твои голубиные выглядывают из-под кудрей твоих; волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Зубы твои, как стадо выстриженных овец, вышедших из умывальни, из которых у каждой пара ягнят, а бесплодной меж ними нет...".
Слабый стук. Дверь тихо открывается, входят нерешительно Лия, ведя за руку Фраду, и Гитель, останавливаются у дверей. Из молельни выходит Меер.
Меер (узнает пришедших. Удивлен. Подобострастно). Смотри!.. Дочь раби Сендера?.. Лия?
Лия (смущенно). Помните, вы обещали показать мне старые-старые завесы кивота?
При первых ее словах Хонон обрывает пение и широко раскрытыми глазами глядит на Лию. Затем все время он то глядит на нее с молитвенным восторгом, то стоит с закрытыми глазами.
Фрада (Мееру). Покажи ей старые завесы, покажи! Лиеле дала обет к поминальному дню по матери вышить завесу для кивота. Вышьет она чистым золотом по нежному бархату святую завесу, как в старину вышивали, со львами, с орлами. Повесят над кивотом -- и будет радоваться сердце матери в раю...
Лия нерешительно оглядывает синагогу. Увидав Хонона, опускает глаза, отступает на шаг, остается все время с опущенными глазами, в трепетном напряжении.
Меер (предупредительно). Как же! как же! Сейчас принесу из шкафа все самые старые, самые дорогие завесы. (Отходит к шкафу.)
Гитель (хватает Лию за руку). Лиенка! Тебе не страшно ночью в синагоге?
Лия. Я никогда не была здесь ночью. Да и днем была всего один раз. Ведь девушки не ходят в синагогу... Как здесь печально, как печально...
Фрада. Деточки мои, в синагоге не может быть иначе. В полночь приходят покойники молиться и оставляют здесь свою печаль...
Гитель. Бабушка, не рассказывайте о покойниках, мне страшно...
Фрада (не слушая ее). А когда на заре Господь плачет над разрушенным Храмом, Его слезы падают в синагоги. Поэтому в старых синагогах стены заплаканные. И их нельзя белить. Если их белить - они сердятся и кидают камнями...
Лия. Какая она старенькая-старенькая. Снаружи я не замечала этого... Фрада. Старенькая, очень старенькая. Никто, никто не помнит и не знает когда ее строили. Говорят даже, что она была найдена под землей выстроенной... Сколько было пожаров, сколько раз весь город выгорал дотла -- а она оставалась целой. Однажды только загорелась в ней крыша. И прилетели голуби, целая стая голубей, стали кружиться над крышей, махать крылышками -- и потушили огонь. (К Гитель.) А обгороженный холмик возле синагоги ты видела? Это святая могилка.
Лия (вздохнув). Могилка жениха и невесты...
Фрада (жалостливо). Когда их венчали, Хамелюк напал и убил их под венцом.
На том месте их и похоронили. И теперь, когда раввин венчает жениха и невесту возле синагоги, он слышит из могилки стоны... А после свадебного пира все идут туда и пляшут вокруг могилки, увеселяют жениха и невесту, которые там похоронены.
Лия (не слушая ее. Как бы про себя). Как здесь печально и как хорошо. Я не ушла бы из этой старенькой и бедненькой синагоги... Мне хотелось бы нежно ласкать ее, прижаться к ней, спросить ее, отчего она такая печальная и задумчивая, такая заплаканная и безмолвная... Хотелось бы... сама не знаю чего, но во мне сердце разрывается от жалости и нежной печали...
Фрада (умильно). Когда ты так говоришь, Лиеле, мне кажется, что слышу голос твоей бабушки, праведницы Рохеле.
Меер (приносит завесы, развертывает). Вот самая старая. Ей более двухсот лет. Мы навешиваем ее только в Пасху.
Гитель (в восторге). Какая красота! Посмотри, Лееле! Густым золотом вышито по плотному малиновому бархату. Два дерева, на них сидят голуби, а внизу два льва держат Щит Давидов. Теперь ни так6го золота, ни такого бархата не найти...
Лия. Какая она нежная и тоже печальная... (Целует завесу и ласково гладит ее.)
Меер (развернув другую завесу). И вот жемчужная завеса. Наверху цветочки из алмазов. А все слова Благословения вышиты чистым жемчугом. Это мы навешиваем в Судный день.
Лия и Гитель рассматривают завесы.
Фрада (Мееру, указывая головой на Лию, негромко). Золотое дитя! Чистая голубка! А Бог наказал ее, послал на нее хворь. Похудела вся, ослабела, по ночам плачет. Я и посоветовала ей вышить завесу для. кивота. Это помогает... (Тише.) Говорят, Хонке вернулся? .
Меер. Да, уже несколько недель. Он здесь. Хотите, я его позову?
Фрада. Нет. Если он сам не приходит к нам, значит не надо... Ну, как он? Меер. Изменился сильно. Стал задумчив. Углубился в каббалу...
Фрада. Углубился?.. (Вынимает из кармана горсть бобов.) На, дай ему горстку бобов, пусть полакомится.
Меер. Он не ест. Пост от субботы до субботы.
Фрада. От субботы до субботы.. Хоть бы его посты помогли Лиеле, чтобы она выздоровела.
Гитель (заметив Хонона, хватает Лию за руку, шепотом). Лиеле, погляди! У амвона стоит юноша и глядит на тебя. Как странно он на тебя глядит!
Лия (не поднимая глаз). Это ешиботник... Хонон... Он у нас получал стол... И жил у нас... Его долго не было здесь...
Гитель. Какими блестящими глазами он на тебя глядит.
Лия. Он всегда глядит на меня блестящими глазами. У него такие глаза... И когда он говорил со мною, у него захватывало дыхание... И у меня тоже... Ведь грех, когда чужие юноши и девушки разговаривают друг с другом...
Гитель. Он точно зовет тебя глазами... Ему, верно, хотелось бы подойти к тебе, но непристойно.
Лия. Я хотела бы знать, отчего он так бледен... Он, верно, был болен.
Фрада. Меер, дай-ка нам поцеловать священные Свитки. Как же это, быть у Бога в гостях и не поцеловать Его Торы.
Меер. Пойдемте. (Идет вперед.)
Гитель ведет Фраду, за ними Лия. Меер раскрывает кивот, вынимает Свитки, подставляет Фраде и Гитель для поцелуя.
Лия (поравнявшись с Хононом, останавливается и, чуть подняв голову, глядит на него и снова опускает глаза). Добрый вечер, Хонон... Вы опять приехали?
Хонон (шепотом). Да...
Лия. Вы теперь к нам не приходите...
Хонон (еле выговаривая слова). Я не могу приходить...
Лия. Ваша комната не занята. И все книги остались на местах, как раньше.
Хонон. Знаю. (Хочет что-то сказать, но не может.)
Лия. Только теперь у нас в доме тихо... Никто не читает Талмуда, никто так не поет молитв, как вы... Стало тихо...
Хонон. Я больше не читаю Талмуд... и не пою...
Фрада. Лиеле, иди сюда, поцелуй Свитки!
Лия подходит и, вся дрожа, припадает к Свиткам долгим страстным поцелуем.
Фрада (тревожно.) Ну, довольно, доченька, довольно. Тору нельзя много целовать. Она огненная. Она писана черным огнем по белому огню... (Начинает вдруг тревожно торопиться.) Пойдемте, деточки, домой, пойдемте домой! Ай как поздно! Ай как поздно!
Уходят поспешно. Меер, закрыв амвон, убирает завесы и выходит. Хонон сидит неподвижно, с закрытыми глазами. Долгая пауза. Хонон продолжает петь "Песнь Песней" с того места, где остановился: "Как лента алая, губы твои и уста твои прекрасны. Как пласт гранатового яблока, виски твои под кудрями твоими..."
Энех (подымает голову, слушает). Что ты! Поешь?
Хонон умолкает, открывает глаза, глядит неподвижно, ничего не видя.
У тебя мокрые волосы! Ты вечером опять окунался?
Хонон (машинально). Да.
Энех. При окунании ты все время справляешь проникновение, совершаешь сочетания, произносишь имена? По книге "Ангела Розиеля"?
Хонон. Да.
Энех. И тебе не страшно?
Хонон. Нет.
Энех. И ты постишься от субботы до субботы? Тебе это не трудно?
Хонон. Мне труднее в субботу есть, чем в будни поститься. Я потерял охоту к еде.
Пауза.
Энех. Зачем ты все это делаешь, чего ты хочешь добиться?
Хонон (не сразу, точно отвечая себе). Хочу... Хочу добыть яркий алмаз, растопить
его, превратить в светлые слезы и впитать в свою душу. Хочу привлечь к себе лучи из "Третьего Чертога", из Чертога Красоты. (Не может больше говорить от волнения. Вдруг очень беспокойно.) Да! Еще одно! Хочу иметь два бочонка золотых червонцев... (Шепотом.) Для человека, душу которого можно привлечь только червонцами, золотыми червонцами...
Энех. Вот что! (Качает головой.) Берегись, Хонон, таких вещей прямым путем не достигнешь...
Хонон (восторженно). Я уже многого добился. Три раза! (Шепотом.) Слушай, я тебе открою: вчера я сотворил во сне Запрос -- и во сне же получил ответ. Я теперь знаю, что делать. Мне только надо отгадать тайну одного слова, имеющего численное значение 36.
Энех. Берегись, Хонон. Враг силен! (Встает.) Скоро полночь. Пойду в большую синагогу справлять полуночное бдение. (Уходит.)
Приходит Меер. Из молельни выходит 1-й старик.
l-й старик (Мееру). Прочли восемнадцать Псалмов, и довольно. Не весь же Псалтырь прочесть за злотый... Но толкуй с ними. Они любят Псалмы петь.
Входит Хаим.
Хаим (возбужденно). Только что видел Боруха-портного. Он вернулся из Климовки, куда Сендер ездил смотреть жениха. Говорит, что все расстроилось. Сендер требовал кроме приданого еще десять лет стола для молодых, а сват давал только пять, и разошлись. (Уходит в молельню.)
Меер. Уже четвертый раз! Какая досада!
Хонон (выпрямляясь. С восторженной радостью). Я снова добился своего! (Падает на скамью в изнеможении, остается с застывшим выражением торжества на лице ).
Из молельни выходят старики, ешиботники.
Старинки (друг другу). Пошли, Господь, болящей исцеления.
2-й старик. Теперь следовало бы выпить и закусить.
Меер. Я уже приготовил и водку, и коржиков. (Вынимает из бокового кармана бутылку и рюмочку.) Пойдемте в притвор, там и выпьем.
Шумно раскрывается дверь. Входит Сендер и несколько евреев.
Сендер (останавливается, весело оглядывается. Громко). Вот тебе раз! Думал, они си-дят за священными книгами или спят, а они совсем собираются устраивать выпивку! Поистине, Тартаковские хасиды. Ха-ха-ха!
Все (устремляются ему навстречу. Радостно). А-а, раби Сендер! Во-от неожиданный гость! Выпьете с нами?
Сендер. Дурни, сам поставлю угощение. Поздравьте меня. В добрый час обручил дочку.
Хонон выпрямляется. Глядит, пораженный, на Сендера.
Все (радостно). Поздравляем, поздравляем!
Меер. А нам только что сказали, что все расстроилось и вы едете ни с чем обратно. Мы были страшно огорчены.
Сендер. Сперва-таки было разошлись. Из-за стола для молодых. А в последнюю минуту сват поддался, и мы совершили помолвку, в добрый час.
Хонон (задыхаясь, шепотом). Помолвку? Помолвку?.. Значит, все было напрасно... Не помогли ни посты, ни проникновения, ни окунания, ни сочетания. А?.. (Восторженно.) Теперь мне все ясно! Все! Теперь знаю, что означает число 36! Что означает имя Лия -- Ло-hа. Не-Бог, Не Через Бога. (Задыхаясь от восторга.) Победа!.. Я... (Слабый крик, падает на пол.)
Сендер (указывает на бутылку в руке Меера). Что это у вас за выпивка? (Хаиму.) Хаим, сбегай ко мне, скажи, что я велел дать бутылку хорошего спирта, пряников, редьку в меду -- и притащи сюда! Живо!
Хаим выбегает.
l-й старик (Мееру, шепотом). Спрячь пока эту бутылочку. Пригодится на завтра.
Меер прячет бутылку за пазуху.
Сендер. Меерка, отчего так темно? Ты бы свечи зажег! Веселее стало бы.
Меер зажигает.
Сендер. Пока принесут угощение, расскажите что-нибудь о нашем цадике, о ребе Шлоймеле. Кто знает что-нибудь новое из его деяний? Может быть, изречение его, притчу. Каждое его слово -- жемчуг!
Садятся у стола.
Прохожий старик. Если хотите, я расскажу одну его притчу. Пришел однажды к нему богач. Раби Шлоймеле взглянул на него своими святыми очами и сейчас отгадал, что тот скуп. Вот он взял его за руку, подвел к окну и спраши-вает: "Что ты видишь?" Богач посмотрел в окно на улицу и говорит: "Я вижу лю-дей". Затем раби Шлоймеле подвел его. к зеркалу и спрашивает: "А теперь что видишь?" Богач ответил: "Теперь я вижу себя". Тогда раби Шлоймеле ему и говорит: "Понимаешь ли: и то стекло, и это стекло. Но это немного посеребрено и уже перестаешь видеть людей и начинаешь видеть одного себя".
3-й старик. А! А! А! Слаще меда!
2-й старик. Божественные слова! (Пауза.) Спеть бы что-нибудь! Мендель, ведь ты знаешь песни раби Лейви-Ицхока Бердичевера? Ну-ка спой что-нибудь!
Сендер. А ну-ка, ну!
3-й старик. Что же спеть? Разве его "Ты"? (Поет.)
"Создатель вселенной, (bis)
Я Тебе сыграю "Ты". (bis)
Где Тебя нахожу?
И где Тебя не нахожу?
Куда ни взглянешь -- только Ты!
И нет предмета без Тебя.
Все -- Ты, лишь Ты, един -- Ты!
Ты, Ты, Ты, Ты!
Коль хорошо -- значит Ты,
А если нет -- все же Ты!
Но если Ты -- то хорошо.
Все -- Ты, лишь -- Ты, един -- Ты.
Ты, Ты, Ты, Ты!
Север -- Ты, запад -- Ты!
Юго-восток -- снова Ты!
В высях Ты. -- Ты в низах!
Все -- Ты, лишь -- Ты, един -- Ты!
Ты, Ты, Ты, Ты!"
2-й старик. Святая песнь! Святая!
Сендер. А теперь поплясать! Что? Сендер выдает замуж единственную дочку и не поплясать? Какие мы были бы Тартаковские хасиды!
Старики и Сендер делают круг. Кладут друг другу руки на плечи. Закинув головы набок, закатив глаза, начинают медленно кружиться, напевая однообразный, печальный мистический напев. Входит Ха и м, расстроенный, взволнованный.
Меер (подходит к Хаиму). Ну? Где же водка и закуска?
Хаим (шепотом). Какая тебе водка и закуска! Там не до того! Дочь Сендера лежит в обмороке, и не могут ее привести в чувства... Мне велели сказать Сендеру, чтобы он шел домой.
Меер. Ну, ну! Нечего тебе к нему лезть! Он этого не любит. Еще пару пощечин получишь! Сам скоро пойдет домой.
Сендер (выйдя из круга). Ну, а теперь веселую! Эй! Юноши! Где вы? Куда запропастились?
Подходят ешиботники и Хаим.
3-й старик. Где ещё? Где Энех? Где Хонон? Тащите и их!
Сендер (смущенно). А! Хонон! Ведь мой Хононке здесь! Где он? Где он? Разыщите его! Достанется ему от меня!...
Меер (увидев издали Хонона). Он спит на полу.
Сендер. Разбудите его, разбойника! Разбудите!
Несколько человек подходят к Хонону.
Меер (испуганно). Он не просыпается!
Все подходят, суетятся вокруг него.
l-й старик (вскакивает). Он умер!
Прохожий старик (подымая с полу книжку, в ужасе). У него в руке была Книга Ангела Розиеля! Он -- сражен... Сражен!!..
3анавес.