(Истинное происшествіе).
Въ зимнюю пору ѣхалъ къ своему пріятелю баринъ съ молодой женой, да съ маленькой дочкой нѣтъ пяти. На козлахъ рядомъ съ ямщикомъ сидѣлъ старый слуга Степанычъ. Еще при старомъ баринѣ онъ состоялъ камердинеромъ, а какъ старый-то померъ, перешелъ онъ къ молодому и всегда съ нимъ ѣздилъ. Съ дѣтства его зналъ и всѣмъ привычкамъ его угождалъ.
Ѣхали на перекладныхъ въ крытомъ возкѣ тройкой. Баринъ торопился все, ямщикамъ на водку давалъ: гони во всю прыть. Дѣло къ вечеру было. Пріѣхали на станцію, закусили, попили чайку; стемнѣло совсѣмъ, и вьюга завыла, замело,-- ни зги не видать. Пришелъ въ горницу смотритель и сталъ барина уговаривать переждать погоду и переночевать на станціи, а какъ станетъ свѣтать, дальше ѣхать. Разсердился баринъ, не любилъ совѣтчиковъ, прогналъ смотрителя и кликнулъ Степаныча.
Пришелъ старикъ.
-- Закладывать!
-- Батюшка баринъ, позвольте вамъ слово сказать: погодить бы надо. Первое дѣло погода, второе дѣло смотритель сказывалъ: волки пошаливаютъ.
-- Вотъ нашелъ, чѣмъ пугать!-- засмѣялся баринъ.-- Волковъ бояться -- въ лѣсъ не ходить. Пошелъ, вели закладывать.
-- Какъ угодно-съ!
Вышелъ старикъ и пошелъ ямщика будить. А баринъ съ барыней чай допиваютъ да надъ Степанычемъ подтруниваютъ. Только ужъ барынѣ и не смѣшно. Погоды-то она не боялась, а какъ про волковъ услыхала, такъ и притихала. А мужъ смѣется, ее уговариваетъ:
-- У меня,-- говоритъ,-- ружье, два ствола пулями заряжены.
-- Ужъ переночевать бы лучше,-- говоритъ жена.
-- Нельзя, милая; сама знаешь, надо утромъ на мѣстѣ быть.
Вздохнула жена, замолчала.
Вошелъ Степанычъ и говоритъ:
-- Извольте собираться, лошади готовы.-- А самъ сталъ вещи укладывать.
Собрались, поѣхали.
Совсѣмъ стихло. Вызвѣздило. А морозъ здоровенный. Закутался Степанычъ, на козлахъ подремываетъ. А въ возкѣ сидятъ господа, разговариваютъ. Дочку въ середку посадили. Думаютъ задремала, а ей не спится. Слышала она разговоры на станціи и жутко ей: чудится, что воютъ волки гдѣ-то далеко. И слышитъ, будто вой приближается, все яснѣе и яснѣе становится.
-- Папа, что это, послушай, точно волки воютъ?
-- Какіе волки! Спи дѣвочка, это вѣтеръ воетъ.
А жена думаетъ; "Нѣтъ, вѣтеръ давно утихъ". И сердце материнское сжалось и застукало.
Проѣхали еще немного.
-- Папа, я опять слышу,-- воютъ.
-- Полно, дочка, спи себѣ; это старый хрычъ тебя напугалъ, вотъ тебѣ и чудится.
Только замолчалъ, да вдругъ какъ схватился за ружье, и всѣмъ слышно стало: ууу...
Степанычъ постучался съ козелъ въ переднее стекло. Спустили.
-- Пожалуйте, баринъ, ружье-то мнѣ: волки близехонько; я ихъ пугну съ козелъ-то.
-- Да ты даромъ не стрѣляй, вѣдь два заряда только.
-- Не извольте безпокоиться, баринъ, я свое дѣло знаю.
А онъ со старымъ бариномъ на охоту хаживалъ; въ летъ безъ промаха стрѣлялъ.
Скачутъ дальше. Вой все слышнѣе и слышнѣе. Поглядѣлъ баринъ въ окошко, видитъ: подъ окномъ ужъ скачетъ поджарый волкъ; за нимъ другой, третій и что дальше, то больше,-- цѣлая стая волковъ.
Поглядѣла барыня въ окно: и съ ея стороны волки скачутъ, пристяжныхъ за ноги хватаютъ.
Хлопъ! выстрѣлъ. Лошади сильнѣе рванули, а волковъ какъ не было, всѣ отстали, и слышно изъ возка, какъ они сзади визготню, драку подняли, своего товарища разорвали.
Поотлегло отъ сердца. Скачутъ дальше. Глядъ въ окно, а волки ужъ рядомъ, опять впередъ заскакиваютъ, прямо за морды лошадей хватаютъ, озлились, отвѣдавши крови.
Хлопъ! второй выстрѣлъ. Опять возня поднялась, второго сожрали, еще стали злѣе. Лошади скачутъ какъ бѣшеныя, а баринъ не своимъ голосомъ на ямщика кричитъ:
-- Погоняй, бестія! Что жъ, помирать, что ли, здѣсь?
А барыня забилась въ уголъ, ни жива, ни мертва, молитву шепчетъ, дочку прижала къ себѣ.
Ямщикъ видитъ -- дѣло плохо, смекнулъ: лучше безъ лошади остаться, да самимъ цѣлыми быть. Обрубилъ постромки у правой пристяжной, кинулъ вожжу; рванулась лошадь, порвала поводъ, кинулась въ сторону, да только ее и видѣли. Проскакали верстъ пять; волки опять догоняютъ: на всѣхъ-то не помногу пришлось, не насытились; а дорога все еще дальняя. Рѣшился ямщикъ и лѣвой пожертвовать. И ее разорвали. Только коренная осталась. Видятъ всѣ -- бѣда неминучая.
Лошадь еле бѣжитъ, ноги искусаны, заѣдятъ и ее, потомъ за людей примутся, прогрызутъ возокъ и до господъ доберутся. Все это чувствуетъ баринъ и себя проклинаетъ, что добрыхъ словъ не послушалъ.
Чувствуетъ все это и Степанычъ, вдаль глазами впился, жилье высматриваетъ, и вотъ чуть-чуть, показалось, огонекъ блеснулъ. Верстъ пятокъ до станціи будетъ. Посмотрѣлъ онъ на лошадь -- изъ силъ выбивается. Ямщикъ кнутомъ хлещетъ, да и хлестать-то усталъ. Заглянулъ Степанычъ въ возокъ, и защемило его сердце отъ жалости, и задумалъ онъ великое дѣло, и страшно ему и радостно; знаетъ, что Божій голосъ рѣшиться велитъ. Снялъ шляпу, на небо взглянулъ, потомъ въ возокъ посмотрѣлъ, будто силъ набирался, схватилъ ружье -- да бухъ съ козелъ!
Ахнулъ ямщикъ, барыня вскрикнула. Оглянулся ямщикъ, видитъ -- вся стая на Степаныча накинулась, а онъ отъ нихъ ружьемъ отбивается, да не надолго силы хватило. Упалъ и не вскрикнулъ. А лошадь будто испугалась него, изъ послѣднихъ силъ понесла. Станція близко, огороды пошли, и волки отстали.
Какъ подскакали къ огородамъ, лошадь такъ и грохнулась о земь, издохла. Барыню съ дѣвочкой безъ памяти вынесли. Баринъ, какъ вошелъ въ горницу, повалился на лавку и зарыдалъ, какъ ребенокъ.
Всю ночь провозились надъ барыней. На утро баринъ собралъ мужиковъ, пошли по дорогѣ и набрели на остатки Степаныча. Увидалъ ихъ баринъ, на колѣни упалъ, плачетъ, приговариваетъ:
-- Степанычъ, родной мой, прости ты меня, окаяннаго! Погубилъ я тебя, горемычнаго. Люди добрые! знаете, кто это былъ? Богатырь это былъ, сильный волею. Онъ Христовъ законъ соблюлъ, жизнь свою положилъ, чтобы насъ спасти.
Похоронили косточки у дороги, гдѣ Степанычъ жизнь свою кончилъ. Баринъ крестъ поставилъ и на крестѣ слова Христа написалъ:
"Нѣтъ больше той любви, какъ если кто положитъ душу свою за ближняго своего".
"Всюду жизнь". Сборникъ разсказовъ и стихотвореній. составилъ С. А. АН--СКІЙ.
СПБ. Изд-ство "Разумъ", 1909