Далеко, далеко за морем в Английской земле жил рабби Моше Монтефиоре. Был он великаном во Израиле, и имя его гремело от одного конца мира до другого. Состоял он главным министром и первым советником английской королевы, и перед ним падали ниц самые важные князья и графы. Даже короли и вельможи чужих стран воздавали ему великие почести.
Обладал Монтефиоре несметными богатствами. Он имел множество колодцев "живого серебра", из которых его слуги день и ночь черпали ведрами, а колодцы оставались полными до краев. А "живое серебро", как известно, дороже обыкновенного; некоторые говорят -- даже дороже золота. Можно себе поэтому представить, как велико было богатство Монтефиоре! Жил он в роскошном дворце, украшенном золотом, серебром и драгоценными камнями, имел сотни слуг и выезжал не иначе, как в золотой карете, запряженной восьмеркой лучших лошадей цугом, а впереди бежали скороходы и кричали: "Дайте дорогу властелину Монтефиоре!"
Однако великой славы своей достиг Монтефиоре не властью и богатством, а благими делами на пользу еврейского народа. Если где-то, хотя бы на краю света, на евреев обрушивалась беда, происходило, Б-же упаси, избиение, выдвигался против них навет, гонение или иное преследование, он тотчас ополчался, как лев, в защиту своего народа, бежал к королеве, падал к ее ногам и молил о защите; ездил к королям чужих стран, хлопотал, сыпал червонцами и не успокаивался, пока не отводил меча от головы Израиля. Вместе с этим отличался он большой благотворительностью: строил синагоги, ешивы и богадельни, содержал на свой счет тысячи евреев, изучающих Тору, целые еврейские общины, кормил бедных, поддерживал падающих, утирал слезы вдов и сирот. При всем том был он очень набожен, ни в чем не отступал от закона, строго выполнял все постановления и обряды.
Но так как в мире полного совершенства нет, то кое-чего недоставало и Монтефиоре. Недоставало учености... Не был он, Б-же упаси, неучем, невеждой. Напротив! Прекрасно понимал Талмуд, каждый день проходил установленное число страниц. И не так себе, а со всеми толкованиями и пояснениями. Но... в его учении не было тонкости и остроты, недоставало глубины и полета... И он сам понимал это и огорчался ограниченностью разуменья своего.
В то самое время, когда во всем мире гремела слава Монтефиоре, жил в городе Минске, что на Литве, знаменитый раввин, рабби Гершон-Танхум. И был он тоже великаном во Израиле, и имя его также гремело от одного конца мира до другого. Знал он наизусть весь Талмуд. Не было такой священной книги, которой он не изучил, и не было такого трудного вопроса, в котором не открыл бы новых путей. Душа его была неиссякаемым родником живого серебра мудрости, и сколько ни черпал из него, родник оставался полным до краев. Строил он дворцы и башни высоких соображений и свободно разгуливал по садам и виноградникам величавых сказаний. Свои духовные сокровища раздавал он полными горстями всем, кто прибегал к нему, насыщал голодных, напоял жаждущих слова Б-жья и мудрости Торы.
Однако и рабби Танхуму кое-чего недоставало. При всем своем величии и мудрости был он очень беден. Получал он содержания два злотых в неделю и, имея большую семью, жил в большой нужде и бедности.
И дошел до Монтефиоре слух о рабби Танхуме и его великой мудрости. И решил он в сердце своем взять рабби Танхума себе в учителя. А если Монтефиоре что-нибудь решал, то ему при таком могуществе и богатстве не трудно было это выполнить. Не стал он долго размышлять, велел слугам запрячь восьмерку самых быстрых лошадей в золотую карету, сел и поехал. Едет и по обыкновению своему кидает из окон кареты по обе стороны дороги горсти червонцев бедным. И даже не оглядывается, кто их подбирает: евреи или не евреи. Ему все равно!
Надо вам знать, что от английского царства до города Минска огромное расстояние. Но какое это имеет значение, когда мчатся на восьмерке быстрых лошадей! Прошло несколько дней -- и Монтефиоре уже в Минске. Остановился посреди города и спрашивает, где живет рабби Танхум? Ему указывают маленькую ветхую избушку в переулке позади синагоги. Монтефиоре заходит туда, видит -- рабби Танхум сидит за священной книгой. Подошел к нему и говорит:
-- Учитель мой, рабби Гершон Танхум. Да будет вам ведомо, что я -- Моше Монтефиоре.
Когда рабби Танхум услышал эти слова, он быстро поднялся и прежде всего громко произнес благословение, которое обязательно следует произносить при лицезрении особ царской крови и великих мужей:
-- Благословен Ты, Б-г, Г-сподь наш, Царь мира, уделивший из своего величия смертному!
Затем протянул ему руку с приветствием:
-- Мир вам!
Монтефиоре ответил приветствием и сказал:
-- Да будет ведомо вам, рабби Гершон Танхум, что я решил взять вас себе в учителя. Семье вашей выдам, сколько ей потребно на пропитание, а вас увезу с собой. Будете жить в моем дворце, сидеть за моим столом и из моей руки будете получать на все свои потребности, на одежду и обувь, баню и нюхательный табак.
Слушает рабби Танхум эту речь -- и не знает, что сказать. Если сам рабби Моше Монтефиоре приехал за ним в золотой карете, может ли он отказать? Но он все-таки отвечает, что ему надо посоветоваться с женой и взять разрешение у общины. И он советуется с женой, берет разрешение у общины и дает свое согласие. Монтефиоре тут же отсчитывает 1000 злотых семье рабби Танхума, сажает его к себе в карету и в добрый час едут.
Когда приезжают в английское царство, Монтефиоре прежде всего везет рабби Танхума по своим владениям, показывает ему колодцы живого серебра, города и деревни, поля и леса, сады и виноградники и говорит:
-- Учитель мой, оглянитесь кругом. И насколько взор ваш может охватить, и еще дальше -- все это мои владения.
Глядит рабби Танхум и удивляется. Никогда не представлял он себе, чтобы один человек мог владеть такими несметными богатствами.
Затем Монтефиоре повез рабби Танхума к себе во дворец и повел по всем комнатам, из которых одна красивее другой. И все они украшены золотом, серебром и драгоценными камнями, увешаны самыми редкими тканями. Оглядывает все это рабби Танхум -- и поражен. Никогда и во сне не видел он такой роскоши!
И Монтефиоре вводит рабби Танхума в самый большой зал, и зал весь сияет от драгоценных камней. И на потолке его нарисованы солнце и луна и знаки зодиака -- и все они движутся. И в длину зала стоят серебряные столы, накрытые золотыми скатертями, а на столах расставлены самые тонкие яства и в хрустальных графинах налиты самые тонкие вина. А за столом сидят князья, графы и вельможи, а с другой стороны самые почтенные и богатые евреи английского царства. И сотни слуг прислуживают у столов. И как только Монтефиоре вошел, все поднялись со своих мест, низко поклонились ему и крикнули: "Да живет властелин наш, рабби Моше Монтефиоре!"
А рабби Танхум, видя, какие почести воздают Монтефиоре, совершенно потрясен от изумления. И когда его сажают на почетное место, он весь дрожит от страха перед богатством, роскошью и величием Монтефиоре. И когда слуги подносят ему лучшие яства, он не может взять ложки, ибо у него дрожат руки и ноги.
После обеда, когда графы, князья и вельможи ушли, поднялся Монтефиоре и сказал:
-- А теперь пусть рабби Гершон Танхум нам скажет Тору!
Хочет рабби Танхум начать говорить -- и не может от великого страха рта раскрыть. И Монтефиоре снова повторяет:
-- Пусть рабби Гершон Танхум нам скажет Тору!
И рабби Танхум делает большое усилие и начинает тихо, дрожащим голосом излагать мудрости Торы. И Монтефиоре слушает его. И чем больше слушает, тем больше удивляется богатству его познаний.
И рабби Танхум делает еще усилие -- и вдруг забывает про несметные владения Монтефиоре, про колодцы "живого серебра", про поля и леса, сады и виноградники. И голос его перестает дрожать. И он углубляется в мудрости Алохи. А Монтефиоре слушает его и уже поражен блеском его мудрости.
И рабби Танхум делает последнее усилие -- и совершенно забывает про дворцы и хоромы, украшенные золотом, серебром и драгоценными камнями, про князей и графов, про великие почести, какие оказывались Монтефиоре. И голос его становится громким и сильным, и широкими взмахами парит он по райским садам Агоды. А Монтефиоре, пораженный величием его разума, слушает его с большим трепетом.
А рабби Танхум, забыв про все окружающее, подымается до высочайших вершин Торы, опускается в самые таинственные глубины ее. И глаза его мечут искры, и голос его гремит, как рыканье льва. А Монтефиоре, весь охваченный страхом перед духовным богатством, красотой и величием рабби Танхума, еле сидит на месте. И у него дрожат руки и ноги...
Литературно-художественный сборник "Сафрут",
Берлин, 1922 год