Степка Клещъ лѣтъ съ восьми началъ воровскую карьеру и благополучно несъ на дюжихъ плечахъ своихъ бремя опаснаго промысла до самой солдатчины. Въ ротѣ онъ какъ-то разомъ остепенился, принялъ очень аккуратный и старательный видъ, а къ концу службы даже влюбился.
-- Врѣзался, то есть, по самый носъ,-- какъ опредѣлялъ Степанъ свое чувство.
Выйдя въ запасъ, онъ женился и, занялся слесарнымъ мастерствомъ, наиболѣе ему знакомымъ.
Смазливая Груша, вертлявая и кокетливая въ дѣвушкахъ, хозяйкой стала обстоятельной, домовитой, даже прижимистой. Помаленьку купили на Собачьемъ хуторѣ домикъ, обзавелись полнымъ хозяйствомъ, а подъ конецъ и на книжку кое-что отложили.
Особенно любилъ бывшій воръ праздники. Самъ закупалъ провизію, совался во всѣ горшки, которыми грохотала у печки располнѣвшая Груша, самъ же убиралъ и праздничный столъ.
По всѣмъ правиламъ справлялась масленица, о Рождествѣ закатывали гуся съ начинкой фунтовъ въ десять вѣсомъ, а ужъ про Пасху и говоритъ нечего. Куличей, окороку, колбасъ, всего набиралъ Степанъ столько, что потомъ послѣ праздника чуть не мѣсяцъ остатки доѣдали.
Война потревожила было безпечальную жизнь Степана Васильича, однако, онъ увернулся: устроился на заводъ работающимъ на оборону; въ свободное время частные заказы исполнялъ, и благосостояніе почтенной пары все упрочивалось.
* * *
Только къ полуночи подъ Свѣтлое Воскресенье кончили Степанъ Васильевичъ съ Аграфеной Петровной предпраздничныя хлопоты. Приготовили столъ, разставили промежъ куличей за большія деньги добытыя бутылки съ коньякомъ, виномъ и настойкой, умылись, пріодѣлись и ушли въ церковь къ заутренѣ...
А часъ спустя, черезъ черное крыльцо осторожно, не спугнувъ собакъ, безшумно снявъ пробой задвижки, забрался въ квартиру рыжій большой парень въ рванномъ пижачишкѣ и, снявъ на кухнѣ сапоги, тихонько, чуть дыша, сталъ обходить квартиру.
Убѣдился, что никого нѣтъ, посмѣлѣлъ, досталъ изъ кармана крохотную лампочку, зажегъ ее, усѣлся передъ наготовленной пасхальной ѣдой, свернулъ папироску и не спѣша сталъ пускать кольца дыма.
Потомъ, забросивши окурокъ въ щелку, двинулся первымъ дѣломъ въ хозяйскую спальню. Вскрылъ коммодъ, долго и тщательно рылся въ немъ, наконецъ, употѣлъ, выпрямился, лихо ругнулся.
-- Окромя бѣлья ничего.
Забылъ дурень, что хозяева въ церковь ушли, все что подороже на себя нацѣпили.
Перешелъ въ столовую, занялся буфетомъ.
Работалъ не спѣша, казалось времени много. И не замѣтилъ какъ оно пробѣжало....
* * *
Степанъ Васильевичъ еще черезъ заборчикъ увидать, что сквозь ставень огонекъ просвѣчиваетъ. Мигомъ сообразилъ, сдалъ женѣ свяченные куличи и велѣлъ дожидаться на улицѣ, а самъ тихонько вошелъ въ калитку, на черномъ крыльцѣ разулся, не дыша ощупью пробрался черезъ темную кухню и заглянулъ въ столовую.
У стола стоялъ рыжій парень и увязывалъ въ скатерть окорокъ, яйца, колбасы.
Степанъ Васильевичъ тѣнью подошелъ къ вору, обхватилъ его сзади и крѣпко притиснулъ къ себѣ.
Въ первую минуту воръ обомлѣлъ отъ испугу... Потомъ дернулся и началъ вырываться.
Хозяинъ, оглядѣвшись, увидалъ, что воръ безъ оружія, отпустилъ. Однако, на всякій случай, взялъ въ руку большой кухонный ножъ, остро отточенный для окорока... Приготовился воръ, встряхнулся, словно изъ воды вылѣзъ, обернулся, поглядѣлъ на хозяина.... Хозяинъ на вора... Помолчали...
Потомъ физіономіи у обоихъ осклабились, потомъ улыбнулись и вдругъ захохотали. Да какъ!.. Такъ что, отдуваясь, едва добрались до стульевъ присѣсть.
-- Хо-хо-хо! – завывалъ Степанъ Васильевичъ во всю свою здоровую глотку.
-- Гы-ы-ы...-- тянулъ низкимъ басомъ воръ.
-- Степка Клещъ!... Вотъ ты гдѣ!
-- Санька Висѣльникъ!... А я то думалъ....
-- Узналъ?...
-- Я какъ же! Вѣдь чай не мало вмѣстѣ работали!..
-- Ловко!.. Выходить, сегодня разомъ на одну работу попали.
-- Какую роботу?..
-- Да, вотъ тутъ въ квартиркѣ хозяина то благословили.
-- Кого, дуракъ?
-- Хозяина...
-- Да, вѣдь хозяинъ то я!...
-- Ты!?...-- Воръ и изумился до послѣдней крайности, и не повѣрилъ, и испугался.
Степанъ Васильевичъ его успокоилъ:
-- Былъ ты, Санька, дуракъ, дуракомъ и остался. Хозяинъ въ дому я, и ты меня чуть было не облопошилъ. Ну, а теперь время терять нечего. Какъ былъ ты мнѣ другъ, такъ по дружески обойдусь я съ тобой. Похристосуемся, да и за столъ!.. закусимъ, выпьемъ, побалакаемъ...
Воръ все съ той же идіотской отъ изумленія рожей подставилъ хозяину губы...
* * *
Аграфена Петровна, прождавъ мужа, устала, начала волноваться и, наконецъ, рѣшила пойти поглядѣть, что сталось съ Степаномъ Васильевичемъ.
Вошла въ домъ осторожно, въ кухнѣ остановилась, прислушалась и услыхала, что въ столовой звенятъ стаканы и мужъ чего то громко хохочетъ.
Вошла и ахнула... Степанъ Васильевичъ и рыжій, обнявшись, сидять на диванѣ, держали въ рукахъ стаканы съ плескавшимъ черезъ края виномъ, и хозяинъ кричалъ:
-- А помнишь, какъ мы въ Вяткѣ подъ Пасху тоже купца обработали!.. Такой еще пузатый былъ!...
"Приазовскій край". 1916. No 95. 10 апреля.