Дворѣ былъ лютый морозъ; шелъ снѣгъ и надвигался темный вечеръ,-- послѣдній вечеръ
Въ этотъ холодъ и въ этой темнотѣ на улицѣ г шла бѣдная, маленькая дѣвочка съ непокрытой головой, босая. Правда, когда она вышла изъ дому, у нея были на ногахъ туфли; но проку отъ нихъ было мало. Эти туфли раньше носила мать,-- такъ онѣ были велики. Дѣвочка потеряла ихъ, когда перебѣгала черезъ улицу, боясь попасть подъ быстро мчавшіеся экипажи. Одной туфли она не могла отыскать, другую-же подхватилъ уличный мальчишка и убѣжалъ съ ней. Вотъ и поплелась дѣвочка дальше своими босыми ножками, покраснѣвшими и посинѣвшими отъ холода. Въ красномъ передничкѣ она несла множество рѣрныхъ спичекъ, а одну пачку держала въ рукѣ. Никто за весь день не купилъ у нея спичекъ, никто не далъ ей ни гроша.
Дрожа отъ холода и голода, бѣдная малютка брела дальше. На нее жалко было глядѣть...
Снѣжные хлопья покрывали ея длинные бѣлокурые волосы, падавшіе на ея шею красивыми локонами; но она о нихъ не думала. Изъ всѣхъ оконъ сіяли огоньки; отовсюду несся запахъ жаренаго гуся: вѣдь это былъ канунъ Новаго Года. Вотъ объ этомъ такъ она дѣйствительно думала...
Въ углу, между двумя домами, изъ которыхъ одинъ выступалъ больше другого, дѣвочка усѣлась отдохнуть и съежилась. Свои озябшія ножки она поджала подъ себя; отъ этого ей стало еще холоднѣе, но домой она не смѣла итти. Она вѣдь не продала ни одной спички, не выручила ни одной копѣйки. Отецъ навѣрно прибьетъ ее, да и дома было порядкомъ холодно. Надъ ними была только крыша, чрезъ которую продувалъ вѣтеръ, хотя самыя большія дыры заткнули кое-какъ соломою и тряпками.
Ея маленькія ручки почти окоченѣли отъ холода. Ахъ! одна лишь спичка могла-бы помочь ей, еслибъ она посмѣла вынуть ее изъ пачки, чиркнуть по стѣнѣ и согрѣть себѣ пальцы!
Наконецъ она рѣшилась и вытащила спичку. Рчт! какъ она вспыхнула! какъ загорѣлась! Дѣвочка держала надъ ней руку, а спичка горѣла такимъ яркимъ, такимъ теплымъ свѣтомъ, точно свѣчка... Чудная то была свѣчка! Дѣвочкѣ казалось, будто она сидитъ передъ большой желѣзной печкой съ блестящими мѣдными ножками и мѣднымъ карнизомъ. Какъ весело пылалъ въ ней огонь, какъ пріятно онъ согрѣвалъ! Малютка уже хотѣла протянуть къ нему и ножки, чтобы погрѣть ихъ; но -- тутъ огонекъ погасъ, печка исчезла, и въ рукахъ у нея былъ только конецъ обгорѣвшей спички.
Она чиркнула по стѣнѣ другою; спичка вспыхнула, и въ томъ мѣстѣ, гдѣ свѣтъ упалъ на стѣну, та сдѣлалась прозрачна, какъ газовое покрывало, и дѣвочка могла заглянуть въ комнату. На столѣ была разослана бѣлая скатерть и стояла блестящая фарфоровая посуда, а жареный гусь, начиненный яблоками и черносливомъ, распространялъ чудный ароматъ. А что еще чуднѣе было, такъ это то, что гусь вдругъ спрыгнулъ съ блюда и, переваливаясь, съ ножомъ и вилкой въ груди, направился прямо къ бѣдной дѣвочкѣ...
Но тутъ спичка опять потухла, и малютка по прежнему видѣла передъ собою лишь толстую, сырую, холодную стѣну.
Она зажгла еще спичку и -- на этотъ разъ очутилась подъ великолѣпной елкой. Елка была еще больше и великолѣпнѣе, чѣмъ та, которую она видѣла черезъ стеклянную дверь у богатаго купца. Тысячи свѣчей горѣли на зеленыхъ вѣткахъ, и пестрыя картинки, какія выставляются въ окнахъ магазиновъ, глядѣли на нее сверху. Дѣвочка протянула за ними руки, но въ это время спичка погасла. Свѣчки на елкѣ стали подниматься все выше, да выше и, наконецъ, показались ей звѣздами на небѣ. Одна изъ звѣздочекъ упала и оставила за собой длинную огненную полосу.
-- Вѣрно умираетъ кто-нибудь!-- подумала дѣвочка, потому что ея старая бабушка, одна только и любившая ее и теперь уже умершая, разсказывала ей, что когда скатывается звѣзда, то чья-нибудь душа возносится къ Богу.
Дѣвочка еще разъ чиркнула спичкой; опять стало свѣтло, и при этомъ свѣтѣ старая бабушка стояла передъ нею, такая свѣтлая и лучезарная, кроткая и любящая...
-- Бабушка!-- воскликнула малютка.-- Возьми меня къ себѣ! Я знаю, ты уйдешь, когда потухнетъ спичка; ты исчезнешь, какъ теплая печка, какъ чудесный жареный гусь, какъ прекрасная, большая елка!-- И она быстро чиркнула всей пачкой спичекъ, потому что ей хотѣлось. подольше удержать бабушку.
И спички засіяли такъ ярко, что кругомъ стало свѣтлѣе, чѣмъ среди бѣлаго дня. Никогда еще бабушка не была такой большой и прекрасной: она взяла дѣвочку на руки, и обѣ, въ блескѣ и радости, поднялись высоко, безпредѣльно высоко надъ землей, и тамъ, куда онѣ полетѣли, не было ни холода, ни голода, ни печали -- онѣ были у Бога.
Въ углу-же, прислонившись къ стѣнѣ, въ холодное утро сидѣла бѣдная дѣвочка съ красными щечками и улыбающимся ротикомъ -- она замерзла въ послѣдній вечеръ стараго года.
Новогоднее солнце взошло надъ маленькимъ трупомъ. Окоченѣлая, сидѣла малютка со своими спичками, изъ которыхъ одна пачка сгорѣла. "Она хотѣла погрѣться!" говорили люди. Никто не подозрѣвалъ, какъ много прекраснаго она видѣла, въ какомъ блескѣ она съ бабушкой вознеслись къ радостямъ Новаго Года.