Перевод Анны и Петра Ганзен.

Из Португалии -- а кто говорит, из Испании, но это все едино -- вывезли утку. Прозвали ее Португалкою. Она несла яйца, потом ее зарезали, зажарили и подали на стол -- вот и вся ее история. Выводков из ее яиц тоже звали Португалками, и это кое-что да значило. Наконец из всего потомства первой Португалки осталась на утином дворе только одна утка. На этот утиный двор допускались и куры с петухом, неимоверно задиравшим нос.

-- Он просто оскорбляет меня своим неистовым криком! -- говорила Португалка. -- Но он красив -- этого у него не отнимешь, хоть и не сравнится с селезнем. Ему бы следовало быть посдержаннее, но сдержанность -- это искусство, требующее высшего образования. Этим отличаются певчие птички, что гнездятся вон там, в соседском саду на липах. Как мило они поют! В их пении есть что-то такое трогательное, португальское -- так я это называю. Будь у меня такая певчая птичка, я бы заменила ей мать, была бы с нею ласкова, добра! Это уж у меня в крови, в моем португальстве.

Как раз в эту минуту и свалилась с крыши певчая птичка. Она спасалась от кошки и сломала при этом крыло.

-- Как это похоже на кошку, эту негодяйку! -- сказала Португалка. -- Я знаю ее еще по той поре, когда у меня самой были утята. И подумать только, что такой твари позволяют жить и бегать тут по крышам! Нет уж, в Португалии, я думаю, такого не увидишь!

И она принялась соболезновать бедной птахе. Соболезновали и простые утки, не португальские.

-- Бедная крошка! -- говорили они, подходя к ней одна за другой. -- Хоть сами-то мы не из певчих, но в нас есть внутренний резонанс или что-то в этом роде. Мы это чувствуем, хоть и не говорим об этом.

-- Ну так я поговорю! -- сказала Португалка. -- И сделаю для нее кое-что. Это прямой долг каждого! -- С этими словами она подошла к корыту, зашлепала по воде крыльями и чуть не залила птичку ливнем брызг, но все это от доброго сердца. -- Вот доброе дело! -- сказала Португалка. -- Смотрите и берите пример.

-- Пип! -- пискнула птаха; сломанное крыло не давало ей встряхнуться хорошенько. Но она все же понимала, что выкупали ее от доброго сердца. -- Вы очень добры, сударыня! -- прибавила она, но повторить душ не просила.

-- Я никогда не думала о том, какой у меня нрав! -- ответила Португалка. -- Но знаю, что люблю всех моих ближних, кроме кошки. А уж этого от меня требовать не приходится! Она съела двух моих утят!.. Ну, будьте же теперь здесь как дома! Это можно! Сама я тоже не здешняя, что вы, конечно, заметили по моей осанке и оперению. А селезень мой здешний, не моей крови, но я не спесива!.. Если вас вообще кто-нибудь поймет здесь, на дворе, то уж, смею думать, это я!

-- У нее портулакария в зобу! -- сострил один маленький утенок из простых.

Остальные утки, тоже из простых, нашли это бесподобным: "портулакария" звучит ведь совсем как Португалия. Они подталкивали друг друга и крякали:

-- Кряк! Вот остряк!

А потом опять занялись бедной птахой.

-- Португалка мастерица поговорить! -- сказали они. -- У нас нет таких громких слов в клюве, но и мы принимаем в вас не меньшее участие. И если мы ничего не делаем для вас, то не кричим об этом! По-нашему, так благороднее.

-- У вас прелестный голос! -- сказала одна из пожилых уток. -- То-то, должно быть, приятно сознавать, что радуешь многих! Я, впрочем, мало смыслю в пении, оттого и держу язык в клюве! Это лучше, чем болтать глупости, какие вам столько приходится выслушивать!

-- Не надоедайте ей! -- вмешалась Португалка. -- Ей нужен отдых и уход. Хотите, я опять вас выкупаю, милая певунья?

-- Ах нет! Позвольте мне остаться сухой! -- попросила та.

-- А мне только водяное леченье и помогает! -- продолжала Португалка. -- Развлечения тоже очень полезны! Вот скоро придут в гости соседки куры, в их числе две китаянки. Они ходят в панталончиках и очень образованны. Это подымает их в моих глазах.

Куры явились, явился и петух. Сегодня он был вежлив и не грубиянил.

-- Вы настоящая певчая птица! -- сказал он пташке. -- Вы делаете из своего крохотного голоска все, что только можно сделать из крохотного голоска. Только надо бы иметь свисток, как у паровоза, чтобы слышно было, что ты мужчина.

Обе китаянки пришли от пташки в полный восторг: после купанья она была вся взъерошенная и напомнила им китайского цыпленка.

-- Как она мила! -- сказали они и вступили с нею в беседу. Говорили они шепотом, да еще и с придыханием на "п", как и положено мандаринам, говорящим на изысканном китайском языке.

-- Мы ведь вашей породы! А утки, даже сама Португалка, относятся к водяным птицам, как вы, вероятно, заметили. Вы нас еще не знаете, но многие ли нас здесь знают или дают себе труд узнать? Никто, даже и среди кур никто, хотя мы и рождены для более высокого нашеста, нежели большинство! Ну да пусть! Мы мирно идем своею дорогой, хотя у нас и другие принципы: мы смотрим только на одно хорошее, говорим только о хорошем, хотя и трудно найти его там, где ничего нет! Кроме нас двух да петуха, во всем курятнике нет больше даровитых и вместе с тем честных натур. Об утином дворе и говорить нечего. Мы предостерегаем вас, милая певунья! Не верьте вон той короткохвостой утке -- она коварная! А вон та, пестрая, с косым узором на крыльях, страшная спорщица, никому не дает себя переговорить, а сама всегда неправа! А вон та, жирная, обо всех отзывается дурно, а это противно нашей природе: уж лучше молчать, если нельзя сказать ничего хорошего! У одной только Португалки еще есть хоть какое-то образование, и с нею еще можно водиться, но она тоже небеспристрастна и слишком много говорит о своей Португалии.

-- И чего это китаянки так расшептались! -- удивлялись две утки из простых. -- На нас они просто наводят скуку, мы никогда с ними не разговариваем.

Но вот явился селезень. Он принял певчую птичку за воробья.

-- Ну да я особенно не разбираю, для меня все едино! -- сказал он. -- Она из породы шарманок, есть они -- ну и ладно.

-- Пусть себе говорит, не обращайте внимания! -- шепнула птахе Португалка. -- Зато он весьма деловой селезень, а дело ведь главное!.. Ну, а теперь я прилягу отдохнуть. Это прямой долг по отношению к самой себе, если хочешь разжиреть и быть набальзамированной яблоками и черносливом.

И она улеглась на солнышке, подмаргивая одним глазом. Улеглась она хорошо, сама была хороша, и спалось ей хорошо. Певчая птичка пригладила сломанное крыло и прилегла к своей покровительнице. Солнце здесь пригревало так славно, хорошее было местечко.

Соседские куры принялись рыться в земле. Они, в сущности, и приходили-то сюда только за кормом. Потом они стали расходиться; первыми ушли китаянки, за ними и остальные. Остроумный утенок сказал про Португалку, что старуха скоро впадет в утиное детство. Утки закрякали от смеха. "Утиное детство!" Ах, он бесподобен! Вот остряк! -- Они повторяли и прежнюю его остроту: -- "Портулакария!" Позабавившись, улеглись и они.

Прошел час, как вдруг на двор выплеснули кухонные отбросы. От всплеска вся спящая компания проснулась и забила крыльями. Проснулась и Португалка, перевалилась на бок и придавила певчую птичку.

-- Пип! -- пискнула та. -- Вы наступили на меня, сударыня!

-- Не путайтесь под ногами, -- ответила Португалка. -- Да не будьте такой неженкой. У меня тоже есть нервы, но я никогда не пищу.

-- Не сердитесь! -- сказала птичка. -- Это у меня так вырвалось!

Но Португалка не слушала, набросившись на отбросы, и отлично пообедала. Покончив с едой, она опять улеглась. Птичка снова подошла к ней и хотела было доставить ей удовольствие песенкой:

Чу-чу-чу-чу!

Уж я не промолчу,

Я вас воспеть хочу!

Чу-чу-чу-чу!

-- После обеда мне надо отдохнуть! -- сказала утка. -- Пора вам привыкать к здешним порядкам. Я хочу спать!

Бедная пташка совсем растерялась, она ведь хотела только услужить! А когда госпожа Португалка проснулась, пташка уже опять стояла перед ней и поднесла ей найденное зерно. Но Португалка не выспалась как следует и, разумеется, была не в духе.

-- Отдайте это цыпленку! -- крикнула она. -- Да не стойте у меня над душой!

-- Вы сердитесь на меня? -- спросила пташка. -- Что же я такого сделала?

-- "Сделала"! -- передразнила Португалка. -- Выражение не из изящных, позвольте вам заметить!

-- Вчера светило солнышко, -- сказала пташка, -- а сегодня так серо, темно... Мне так грустно!

-- Вы не сильны во времяисчислении! -- сказала Португалка. -- День еще не кончился! Да не смотрите же так глупо!

-- Теперь у вас точь-в-точь такие же злые глаза, как те, от которых я спаслась!..

-- Ах бесстыдница! -- сказала Португалка. -- Вы что же, приравниваете меня к кошке, к хищнице? В моей крови нет ни единой капельки зла! Я приняла в вас участие, и я научу вас приличному обхождению!

Она откусила птичке голову, и та упала замертво.

-- Это еще что такое! -- сказала Португалка. -- И этого вынести не могла! Ну, так она вообще была не жилец на свете. А я была ей как мать родная, уж я-то знаю! Что у меня, сердца нет, что ли?

Соседский петух просунул голову на двор и закричал, что твой паровоз.

-- Вы хоть кого в могилу сведете своим криком! -- сказала утка. -- Это вы во всем виноваты! Она потеряла голову, да и я скоро свою потеряю!

-- Не много же места она теперь занимает! -- сказал петух.

-- Говорите о ней почтительнее! -- сказала Португалка. -- У нее были манеры, она умела петь, у нее было высшее образование! Она была нежна и полна любви, а это приличествует животным не меньше, чем так называемым людям!

Вокруг мертвой птички собрались все утки. Утки вообще способны к сильным чувствам, будь то зависть или симпатия. Но завидовать тут было нечему, стало быть, оставалось жалеть. Пришли и куры-китаянки.

-- Такой певуньи у нас больше не будет! Она была почти что китаянка! -- И они всхлипывали, другие куры тоже, а утки ходили с красными глазами. -- Что-что, а сердце-то у нас есть! -- говорили они. -- Этого уж у нас не отнимут!

-- Сердце! -- повторила Португалка. -- Да, этого-то добра у нас здесь почти столько же, сколько в Португалии!

-- Подумаем-ка лучше о том, чем бы набить зобы! -- сказал селезень. -- Это главное! А если и сгинула одна шарманка, что ж, их еще довольно осталось на свете.