ВСТРЕЧИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕАТРЕ
Публикация Г. Д. Эндзиной
Пьесу "Жизнь Человека" Леонид Николаевич Андреев закончил в сентябре 1906 года и передал в Художественный театр. 19 октября 1906 года Владимир Иванович Немирович-Данченко читал ее труппе театра, но по ряду причин постановка этой пьесы затянулась. Только осенью 1907 года Константин Сергеевич Станиславский приступил к работе над спектаклем.
Л. Н. Андреев приезжал в Москву на репетиции и премьеру "Жизни Человека", состоявшуюся 12 декабря 1907 года. В это время писатель познакомился с Алисой Георгиевной Коонен, тогда ученицей театра, впоследствии -- выдающейся драматической актрисой, народной артисткой РСФСР.
А. Г. Коонен рассказывает об этой встрече в своей книге "Страницы жизни" (М., 1975). В ней мы читаем: "Мое знакомство с Андреевым началось на одной из репетиций "Жизни Человека", где я вместе с тремя другими ученицами танцевала на балу... В белых прозрачных хитонах, с сильно напудренными лицами, чтобы казаться побледней, мы, не сходя с места, делали медленные, пластичные движения руками. Этот странный танец должен был создавать на свадебном балу трагическую атмосферу, задавшую тон всему спектаклю. Леонид Миронович Леонидов привел как-то Андреева на репетицию танцев и представил нас друг другу. Не знаю, чем было вызвано внимание ко мне этого знаменитого писателя и интереснейшего человека. Он говорил, что я напоминаю ему покойную жену, умершую совсем молодой, которую он очень любил" (стр. 50).
1907 год был сложным в биографии Андреева. После смерти жены Александры Михайловны Велигорской, верного друга и чуткого критика его произведений, он долгое время находился в состоянии тяжелой душевной депрессии. В одном из писем к А. М. Горькому Андреев призназался, что чувствовал "себя так, будто год просидел где-нибудь в Порт-Артуре или, по примеру Данте, год путешествовал по аду" ("Литературное наследство", т. 72. М., 1965, стр. 302).
Алиса Георгиевна приводит такое высказывание Андреева: "Наше поколение -- поколение безумных людей, ищущих правду, мятущихся и страдающих. А такие люди всегда тянутся к молодому, светлому. Вот мне и хочется чаще быть возле вас" ("Страницы жизни". М., 1975, стр. 50). Она вспоминает, что в Москве Андреев появлялся всегда неожиданно, после спектакля усаживал ее в сани, и они уезжали за город в Петровский парк, или Всесвятское, или Петровско-Разумовское. "Мне очень нравились,-- пишет она,-- эти поездки по дремлющему заснеженному лесу. Нравилось и то, что Леонид Николаевич становился здесь простым и веселым..." (там же, стр. 51).
Из Петербурга Андреев писал Алисе Георгиевне, по ее словам, "чудесные длинные письма". Письма эти недавно поступили в ЦГАЛИ в составе коллекции В. В. Федорова (ф. 2579, оп. 1, д. 328); но нельзя с уверенностью сказать, что сохранились они полностью. Ответные же письма Коонен -- неизвестны; поиски их пока не дали положительных результатов.
Публикуемые впервые в нашем сборнике письма Андреева раскрывают перед нами малоизвестную страницу в биографии писателя и вместе с тем являются прекрасным образцом его эпистолярного стиля.
В первом письме от 14 декабря 1907 года упоминается Сулер, так, обычно, в шутку называли Леопольда Антоновича Сулержицкого -- режиссера Художественного театра; дважды цитируется текст пьесы "Жизнь Человека", причем первая цитата дана неточно, в пьесе эта фраза произносится так: "Он не знает, что через несколько мгновений умрет его сын, и в сонных таинственных грезах перед ним встает невозможное счастье" (Л. Андреев. Пьесы. М., 1959, стр. 141). Далее, в письме речь идет о встрече, которая была назначена в фойе Художественного театра во время спектакля ("Борис Годунов") после сцены у фонтана; Коонен в этот вечер была занята в массовой сцене на балу у Марины Мнишек. Упоминается пятилетний сын Андреева Вадим, впоследствии писатель, автор известных автобиографических книг "Детство" и "История одного путешествия".
В письме от 30 января 1908 года привлекает внимание фраза "Рубят плотники дом". Андреев строил дом в деревне Ваммельсуу на Черной речке. Еще в августе 1907 года в одном из писем к Горькому он сообщал: "Ты знаешь мое давнишнее мечтание -- уйти из города совсем. И вот я ухожу из него -- в глушь, в одиночество, в снега. Ведь люди не помогают моей работе, а только мешают ей -- и как я буду там работать! Накопилось во мне много, и я уже чувствую, как оттуда, из тишины той, я буду бросать в мир какие-то слова -- большие -- сильные!" ("Литературное наследство", т. 72, стр. 295).
Об этом доме Коонен рассказывает: "В один из своих приездов Андреев пришел с большой папкой. С гордостью сказал он, что привез показать мне выполненные им самим чертежи дачи, которую, как я уже знала, он собирался строить на Черной речке недалеко от Петербурга. С увлечением рассказывал он, какой это будет замечательный дом, и, показывая отлично нарисованную высокую башню, сказал, что мечтает о том, чтобы в этой башне жила я. Я постаралась превратить все в шутку и, смеясь, ответила, что больше всего на свете не люблю и боюсь замков и башен и что, если бы мне пришлось тут жить, я наверняка бросилась бы с этой башни вниз головой" ("Страницы жизни", стр. 51).
Письмо от 9 февраля датируется 1908 годом по содержанию, так же как и письмо от 15 февраля. В последнем -- упоминается о предполагаемой поездке Коонен (вместе с труппой Художественного театра) в Петербург, которая должна была состояться в апреле 1908 года. Андреев называет в этом письме Коонен дочерью Бельгии. О своем происхождении Алиса Георгиевна писала, что отец ее родился в Вильно, "мать его была полька, отец бельгиец. Где он учился, что окончил, чем занимался в юности, мне всегда было неясно" (там же, стр. 8). Отец Коонен Георгий Осипович Коонен (Северин) был юристом, поверенным по судебным делам.
Прежде чем мы обратимся к чтению писем Леонида Андреева, предоставим еще раз слово Алисе Георгиевне Коонен: "Я благодарна ему за то, что он позволил мне заглянуть в свой глубокий и сложный душевный мир, и за то, что со мной он был так трогательно доверчив и бережен" (там же, стр. 53).
* * *
I
14 д.
Какой-нибудь пустяк, ничтожная случайность может причинить человеку такую мучительную боль. Я ждал Вас внутри конторы, а Вы прошли снаружи, и я все ждал, и все разошлись, и с Сулером уже я пошел искать Вас -- ушла. В какой-то нелепой надежде я погнал извозчика в Козихинский переулок -- конечно, никого. В третьем этаже свет -- должно быть, Вы уже вернулись домой, думая обо мне: какой глупый.
Да. И глупый, и очень несчастный. Ведь я так мечтал об этих минутках, которые пробуду с Вами.
И вдруг, на улице один-одинок и никуда не могу идти, так печальны мысли. Подумал и поехал домой, в свою пустоту, чтобы писать Вам и хоть этим продлить призрачное общение с Вами.
Вот и один. Дорогая моя, какие страшные вещи случаются на свете! Кто Вы -- ведь я Вас не знаю, ведь так мало времени прошло, как я увидел Вас -- и все перевернулось. То вдруг загорелась надежда на жизнь, на большую, светлую, неизведанно прекрасную жизнь, то вот, как сейчас -- тоска и такая печаль, такая печаль. Я никогда не плачу, не умею, а сейчас мне хочется плакать, уткнуться в подушку и плакать, как плачут женщины и дети. И жаловаться кому-то, что так жестока и бессмысленна жизнь. Вот я увидел Вас, и вдруг улыбнулась навстречу Вам моя измученная душа, даже о жизни возмечтала -- а Вы чужая, а Ваше сердце закрыто для меня. Как с этим помириться -- Ваше сердце закрыто для меня! Что же тогда делать? Куда идти? опять пить и искать нечаянной смерти?
"Он не знает, что умер его сын и в обманчивых грезах пред ним встает невозможное счастье". Да, я не знал -- и вчера еще только, в этой же комнате, ходил я радостный и населял пустоту ее призраками невозможного счастья. Если бы Вы знали, дорогая моя, куда успела завести меня моя нелепая и безумная мысль!
Нет, я не могу, не хочу без борьбы отойти от Вас. Пусть будет, что будет, но я хочу видеться с Вами, узнать все -- и чтобы Вы меня узнали. Будьте пока другом моим, если не можете быть ничем иным. Хорошо?
И завтра, в субботу, после фонтана, я жду Вас в фойе -- я так боюсь теперь ошибиться, что еще раз повторяю: после фонтана в фойе. И теперь одна только задача: как-нибудь прожить завтрашний день до "фонтана".
Откуда эта загадочная власть? Мне ничто и никто не нужен; я даже равнодушен сейчас к сыну, которого так люблю и который болен и все зовет меня; меня не радует успех, не огорчает неудача -- я жду только завтрашнего вечера. Если бы я мог заснуть сейчас и спать вплоть до завтрашнего вечера!
Она в Ваших глазах, в голосе, в том неуловимо родном и близком, что я почувствовал в Вас. Далекая и чужая -- Вы таинственно близки ко мне душою Вашею. Неужели это обман? "Все чувства лгут человеку".
Как Вы думаете обо мне? Каким я Вам представляюсь? Вероятно, очень нелепым. Да. Это возможно. Со стороны, вероятно, я очень нелеп. Но неужели только нелепым? Как бы хотелось мне забраться в Вашу голову и узнать Ваши настоящие глубокие мысли обо мне -- о нем. Только не думайте, дорогая моя, что я всегда так откровенен и искренен, как с Вами. Вы... это Вы.
Когда Вы будете у меня, я расскажу Вам мою жизнь, чтобы Вы знали, какой я. Боже мой, я превращаюсь в идиота: сейчас ходил по комнате и думал: вот здесь будете сидеть Вы, и так становилось весело, что хоть кричи. А потом вспомнил, как жестоко неудачно вышло сегодня -- и опять хоть кричи, но уже от боли.
Нет, не отойду я от Вас без борьбы. Разве только сами Вы скажете мне: отойди. Но и то Вы должны сказать трижды.
Вы летом собирались в Бельгию? Вы знаете, что я тогда подумал при Ваших словах: а не будет ли это нам по дороге? Ведь я давно уже мечтаю о Голландии -- а ведь это рядом. Да. Что-то будет? Все-таки Вы представляетесь мне девочкой, и думаю я о Вас и зову мысленно так: моя милая девочка.
Завтра -- после фонтана -- в фойе? Сколько еще часов осталось!
Весь Ваш Леонид Андреев
2
Дорогая Алиса Георгиевна! Дни моего пребывания в Москве сочтены. Скоро и ехать. Хотелось бы повидаться. Не можете ли Вы 30-го вечером часиков в 8 зайти ко мне? (у Вас в тот вечер "Дядя Ваня"), Если нельзя или жалко будет потратить на меня весь вечер, то хоть часок посидите.
Ответьте. Тверская, "Лоскутная", 78.
Ваш Леонид Андреев
28 д. 07.
3
Как живете, Алиса Георгиевна? Слежу по газетам за репертуаром и думаю: вот сейчас она танцует. А перед этим, может быть, плакала, и, когда говорила по телефону, голос у нее звенел слезами. Или смехом?
Смеетесь Вы или плачете? Или то и другое вместе? Алиса Коонен, Алиса Коонен!..
А небо иногда голубеет уже по-весеннему. И какие синие тени на снегу, и как пышен, как сказочен финский угрюмый лес. Рубят плотники дом. Тот дом, в котором я начну новую -- трагическую -- жизнь, в одиночестве, в труде, в созерцании великого и таинственного. И пахнет свежим деревом, стружками, А с горы бесконечно дымятся дали; и, когда взлезешь на леса, уже видно море -- огромный белый лист в узенькой рамке далеких берегов.
Скоро начну работать. Весь кошмар этого несчастного, ужасного 1907 года исчез, остался сзади, И это ужасное, отвратительное пьянство. Скольких людей я обидел пьяный, но не жалею об этом. Разве они понимают, что значит отчаяние? Маленькие, злые и глупые люди -- вот что я видел в жизни, куда вошел так пьяно, так шумно и неосторожно. И немного, очень немного -- хороших.
Два дня метель. Но сквозь вьюгу проглядывает иногда голубое небо, и сквозь мороз чувствуется грядущее тепло. Боже мой, как подумаешь, что вскроется Нева, побегут пароходы, солнце загорится на Исаакии. Весна идет, весна идет, Алиса Коонен!
Напишите мне. Я теперь серьезный, непьющий, работаю. Только сердце вот никуда не годится.
И если бы -- о милая Алиса Коонен! -- прислали Вы мне Вашу карточку!
Ваш Леонид А.
Каменноостровский, 13
30 янв. 08.
4
9 февраля
Дорогая Алиса Георгиевна!
Довольно давно уже я написал Вам, но ответа до сих пор не получаю. При том количестве сплетен и дурных слухов, какие ходят обо мне в Москве и СПб-ге, Ваше молчание несколько беспокоит меня.
Вообще меня беспокоит всякая неопределенность. Я, конечно, ничего не буду иметь против Вас, если по каким бы то ни было соображениям Вы пожелаете наши отношения прекратить. Но мне очень хотелось бы знать об этом точно, а не догадываться по молчанию, к[отор]ое может объясняться даже случайностью: вдруг каким-нибудь манером Вы не получили моего письма.
Буду очень благодарен, если это письмо не оставите без краткого, в две строки, ответа.
Леонид Андреев
5
15 февраля
У Вас явилась надежда, Алиса Коонен? Ах, милая Алиса Коонен, как вашими надеждами гасите Вы мои маленькие, глупенькие надежды! Как Вашим смехом прогоняете Вы мой смех -- Алиса Коонен, Алиса Коонен!
С ясной улыбкой думаете Вы о весне и о Петербурге. Что же, хотите повторить прошлогоднюю весну? Оттого и небо голубеет, оттого и песни хочется петь, и всех любить -- и меня даже, м. б., немножко? Ибо я тоже человек. И очень смешной.
Но не милый. Нет, не милый. Я очень злой, Алиса Коонен, и не могу радоваться чужой радостью, когда и в жизни и на душе так одиноко и пусто. Хочется своей радости, своей весны.
Вы хорошая девушка, очень милая, даже добрая, и глаза у вас прекрасные. И то, что по бокам у вас такие смешные зубы -- тоже хорошо, очень хорошо. Но не обманывайте меня вашими ясными глазами, не кушайте меня живым вашими милыми зубками -- скажите мне правду. Я правду хочу знать, Алиса, полную, чистую и всегда прекрасную правду. Скажите так: я, Алиса Коонен, люблю господина Н, и его я хочу видеть весной, и мне совсем не нужен, ни зимой, ни весной, ни летом, господин, называемый Леонид Андреев.
И когда вы скажете так -- господин, называемый Леонидом, окончательно решит вопрос: ехать ему весной за границу или нет. И поедет. Поедет в Голландию, заглянет он и в Бельгию, чтобы передать ей поклон от дочери ее Алисы Коонен, которая наслаждается весной в Петербурге.
Я верю, что Вы мне скажете всю правду, Алиса.
Леонид.
Вам можно и не отвечать мне. Еще раз прочел Ваше письмо -- и понял. И больше писать Вам не буду. Зачем? Прощайте.
А жить надо -- красиво. И умирать -- так же красиво.
-----
Из последнего февральского письма Андреева становится очевидным, что Коонен не смогла войти в его жизнь и разделить его судьбу.
Через некоторое время Алиса Георгиевна получила от Андреева короткое письмо, в котором он сообщал ей о своей женитьбе. Письмо это не имеет даты, но несомненно относится к концу марта 1908 года или первым числам апреля, так как уже 6 апреля Андреев выехал с Анной Ивановной Денисевич из Петербурга и 20 апреля в Ялте состоялась их свадьба. Невольно обращаешь внимание на подчеркнуто мажорный тон письма, который, может быть, был необходим автору для маскировки своих подлинных чувств.
Существуют еще два письма писателя к Коонен, которые со всей очевидностью говорят нам, что все же дружеские отношения между ними сохранились. Первое -- датируется концом марта 1909 года. Коонен приехала в Петербург 23 марта, а 30 марта состоялся первый спектакль "Синей птицы", о котором упоминается в письме.
Предполагается, что второе письмо могло быть написано в первой половине апреля 1909 года; Айседора Дункан, о которой идет речь в этом письме, гастролировала в Петербурге с 4 по 18 апреля 1909 года. В письме упоминается семья известного в свое время драматурга Федора Николаевича Фальковского, жившего летом в Мустамяках по соседству с Андреевым.
6
Дорогая Алиса Георгиевна! Очень рад за Вас и Ваше бодрое и радостное настроение. Чего киснуть на самом деле! Такая молодая и хорошая -- и вдруг киснуть. Жить нужно весело.
Не знаю, удастся ли увидеться в СПб. Я женюсь и на этих днях еду в Крым, и когда вернусь -- точно не знаю. Может, и захвачу еще.
Да, радостен и я. Молодо и ярко на душе. Весело!
Крепко жму руку.
Ваш Леонид Андреев
7
Милая Алиса Георгиевна!
Сегодня вечером неожиданно по делу уезжаю в Гельсингфорс. Дня на два. Но видеться с Вами очень хочу и зайду на первую "Синюю птицу", чтобы условиться.
Ваш Леонид А.
8
Милая Алиса Георгиевна!
Помните, как я встречал Вас однажды у подъезда -- и прозевал? Голубчик! Я так не верю в свою способность встретить, что и теперь, наверное, прозеваю. Голубчик! Приезжайте прямо ко мне от Дункан -- я буду ждать. Это на Садовой, 32, квар[тира] Фальковских, очень милых людей, у к[отор]ых я живу.
Ладно?
А в среду я уезжаю в деревню -- и не знаю, когда вновь буду в СПб. Устал я здесь и тоскую о своей тишине.
Ваш Леонид А.