О подвигахъ русскихъ моряковъ
РАССКАЗ
Свирѣпое обращеніе турокъ съ подвластными имъ христіанами съ давнихъ поръ сильно возмущало сердца русскаго народа, который не могъ безъ содроганія слышать о томъ, какъ ненавистный ему турокъ-басурманъ обижаетъ его собрата и единовѣрца-грека, какъ льется кровь невинная, какъ сжигаются православные монастыри, какъ казнятъ православныхъ патріарховъ и какъ турецкая стража, съ пренебреженіемъ относится къ нашей святынѣ, безцеремонно заходитъ въ ограду храма Святаго Гроба Господня, чтобы закурить тамъ свою трубку....
Много, много разъ русское войско ополчалось на турокъ и шло въ защиту святой вѣры; много наносило погромовъ непріятелю, заставляя Султановъ соглашаться на требованія Русскихъ Государей относиться иначе къ нашимъ единовѣрцамъ, но все это въ сущности далеко не приносило той пользы, которая была-бы желательна. Турки притихали только на время, а затѣмъ, при каждомъ удобномъ случаѣ, съ новой силой и новымъ звѣрствомъ чинили свой судъ и расправу.
Зная хорошо, на сколько прискорбно каждому русскому человѣку смотрѣть на подобныя безчинства и самъ скорбя душею, Императоръ Николай I въ 1852 г. рѣшилъ сдѣлать новую попытку образумить Турокъ и помочь Грекамъ, не прибѣгая къ кровопролитію. Попытка, къ несчастью, не удалась.
По проискамъ Французскаго Императора Наполеона III (родного племянника, того самаго Наполеона Бонапарта, который въ 1812 году нагрянулъ на Россію) Турки стали въ особенности притѣснять подданныхъ имъ восточныхъ православныхъ христіанъ; лютеранъ же и католиковъ, благодаря защитѣ Франціи, Англіи, Пруссіи и Австріи, оставляли въ покоѣ. Возмутительно то, что жители этихъ вышеназванныхъ государствъ, сами христіане, не останавливались передъ тѣмъ, чтобы, такъ сказать, направить враговъ Христовой вѣры на православное населеніе, а Туркамъ только этого и надо было.
Императоръ Николай Павловичъ, потерявъ терпѣніе, отправилъ івъ Константинополь къ Султану Князя Меньшикова съ требованіемъ точнаго исполненія раньше заключеннаго договора, приказавъ кромѣ того объявить, что Русскій Царь -- первый войны начинать веетаки не будетъ, а предлагаетъ кончить дѣло мирно.
Порта (такъ называется Турецкое Правительство) опять-таки, конечно, по настоянію Англіи и Наполеона, отвѣтила форменнымъ отказомъ, вынудивъ такимъ образомъ нашего Государя объявить, что онъ считаетъ необходимымъ занять русскими войсками Молдавію и Валахію (нынѣшнюю Румынію). Порта и на это, однако, ничего не отвѣтила; она надѣялась на помощь враговъ Россіи, и старалась только по мѣрѣ возможности затянутъ переговоры, лелѣя тайную мысль, такъ или иначе, вовлечь Россію въ войну, съ цѣлью умалить ея славу.
Понятно, что Англія и Франція противъ этого ничего не имѣли, но Англичанъ тѣмъ не менѣе не на шутку смущала мысль, что нашъ Русскій флотъ во время Наваринскаго погрома не уступалъ въ храбрости и знаніи дѣла ихъ собственному, изъ чего невольно выводилось заключеніе, что и въ данную минуту онъ легко могъ явиться ему же опаснымъ соперникомъ; уничтожить такого соперника имъ крѣпко хотѣлось; и вотъ потому-то, воспользовавшись враждой Наполеона къ Россіи, они въ одинъ прекрасный день поспѣшили заключить съ нимъ союзъ, чтобы дѣйствовать противъ насъ сообща, и, несмотря на раньше заключенные договоры, отправили свой союзный Англо-Французскій флотъ къ Константинополю въ видѣ угрозы Россіи. Но Россія не изъ трусливыхъ, угрозы ихъ не испугалась, да и Русскій царь, кромѣ того, отступить отъ своего слова неспособенъ, а потому, не смотря на готовность Англіи и Франціи защищать Турокъ, онъ все-таки не отмѣнилъ разъ данное русскимъ войскамъ приказаніе занять Молдавію и Валахію.
"Не завоеваній ищемъ мы,-- повѣдано было русскому народу въ Высочайшемъ манифестѣ -- въ нихъ Россія не нуждается, мы ищемъ удовлетворенія справедливаго права, столь явно нарушеннаго. Мы и теперь готовы остановить движеніе нашего войока, если Оттоманская Порта обяжется свято наблюдать неприкосновенность православной церкви. Но если упорство и ослѣпленіе хотятъ противнаго, тогда, призвавъ Бога на помощь, Ему предоставимъ рѣшить споръ нашъ, и съ полной надеждой на Всемогущую Десницу пойдемъ впередъ за Вѣру Православную".
Сказано -- сдѣлано. Русскія войска пошли впередъ за вѣру Православную, и расположились вдоль Дуная; что касается Англичанъ и Французовъ, то они, хотя явно не вступали съ нами въ борьбу и даже какъ-будто вели съ Русскимъ Царемъ дружественные переговоры, но на самомъ дѣлѣ по прежнему продолжали cвои неблаговидные происки и подстрекательства, возстановляя противъ насъ Турцію, которая вдругъ, безъ всякаго видимаго къ тому повода, объявила Россіи войну, послала сообщить объ этомъ въ Петербургъ и, не предупредивъ нашихъ главнокомандующихъ, начала съ того, что Турецкій начальникъ на Дунаѣ, Омеръ-Паша, въ одинъ прекрасный день потребовалъ, чтобы командовавшій Русскимъ отрядомъ князь Горчаковъ, въ теченіе двухъ недѣльнаго срока, очистилъ Турецкія владѣнія. Отношенія съ каждымъ днемъ становились все болѣе и болѣе натянутыми, хотя явной, открытой войны еще не было; такое неопредѣленное положеніе продолжалось нѣкоторое время.
Часть нашей Дунайской флотиліи, подъ начальствомъ капитана 2-го ранга Варнаховскаго (флотиліей называется отрядъ мелкихъ военныхъ судовъ), получила приказаніе подняться вверхъ но рѣкѣ до Галиціи, пройти куда нельзя было иначе, какъ мимо вновь возведенной крѣпости Исакчи, гдѣ турецкими работами тогда завѣдывалъ одинъ французскій полковникъ, постоянно хваставшійся передъ всѣми своей безграничной властью и съ гордостью утверждавшій, что "безъ его разрѣшенія даже птица не смѣетъ пролетѣть мимо Исакчи".
Когда капитану Варнаховскому объ этомъ доложили, онъ улыбнулся и затѣмъ, спокойно снявшись съ якоря со всѣмъ своимъ отрядомъ, состоящимъ изъ 2 пароходовъ съ 4-мя орудіями на каждомъ и восемью канонерскими лодками съ 24-мя небольшими пушками, смѣло направился къ извѣстной цѣли; но едва успѣлъ подойти къ крѣпости, какъ оттуда по передовому пароходу его былъ открытъ огонь, на что онъ со своей стороны приказалъ отвѣчать тѣмъ же.
Расположивъ лодки по бокамъ пароходовъ, чтобы защитить машины отъ выстрѣловъ Турокъ, которые старались направлять ихъ именно туда съ явнымъ намѣреніемъ причинить порчу,-- отрядъ капитана Варнаховскаго продолжалъ стойко подвигаться впередъ, хотя путь выдался не легкій, такъ какъ идти приходилось противъ теченія, среди густого дыма, настолько застилавшаго все окружное пространство, что порою даже становилось невозможно прицѣливаться. Благодаря-ли тому, что молодцы матросы, находили все-таки возможность улучить удобный моментъ или вслѣдствіе, простой счастливой случайности, но наши выстрѣлы свое дѣло сдѣлали, сбивъ у Турокъ цѣлыхъ три орудія и разгромивъ непріятельскій лагерь, расположенный на скатѣ горы противъ города Исакчи.
Непріятель, однако, несмотря на невыгодность своего положенія, все время продолжалъ отстрѣливаться; наша флотилія находилась почти полтора часа подъ непрерывнымъ огнемъ, который, впрочемъ, не помѣшалъ ей добраться до Галаца безъ особенныхъ потерь и поврежденій.
Кромѣ матросовъ, на судахъ находилась еще и пѣхота (Модлинскій пѣхотный полкъ). Первые и послѣдніе одинаково показали себя молодцами. Русскій солдатъ, къ какому-бы роду оружія ни принадлежалъ, всегда, вездѣ и при всевозможныхъ обстоятельствахъ умѣетъ принаравливаться: поступивъ на корабль, онъ живо осваивается съ окружающей обстановкой и своимъ присутствіемъ приноситъ пользу матросу, точно также какъ и матросъ, высаженный на берегъ, идетъ рука объ руку съ своимъ сухопутнымъ товарищемъ, не останавливаясь ни передъ какою преградою.
Итакъ, первыя схватки Русскихъ съ Турками близь Исаки и кончились въ нашу пользу; у непріятеля оказалось до полутораста человѣкъ убитыхъ и до трехъ сотъ раненыхъ; съ нашей стороны убито нижнихъ чиновъ всего 6, а ранено 44, но зато въ числѣ убитыхъ находился и самъ капитанъ Варнаховскій.
Почти одновременно съ только-что описанной схваткой, Турки точно такимъ же образомъ, не объявляя явной войны, вторглись въ наши предѣлы на Кавказѣ, напавъ на находившійся на берегу Чернаго моря, между Поти и Батумомъ, небольшой пограничный постъ Св. Николая.
Нападеніе было сдѣлано въ темную, ненастную ночь, на 16 октября, когда кругомъ, какъ говорится, не было видно ни эти, и дождь лилъ ведромъ; на посту, состоявшемъ всего изъ нѣсколькихъ ветхихъ, полуразвалившихся строеній, окружавшихъ небольшую деревянную церковь, вдругъ раздалась тревога.
Начальникъ тамошней команды, капитанъ линейнаго батальона Щербаковъ, присланный туда для защиты русскихъ границъ, съ двумя неполными ротами линейнаго батальона, тремя орудіями, казаками и сотней кавказской милиціи замѣтилъ, что партія Кабулетцевъ (такъ называлось одно разбойничье племя, жившее по турецкому берегу) осторожно высаживается близь поста, очевидно съ цѣлью грабежа.
Желая устранить непріятность, капитанъ Щербаковъ сосредоточилъ все свое вниманіе на томъ, чтобы не допустить разбойниковъ, привести въ исполненіе задуманный ими планъ, и никакъ не подозрѣвалъ замысла Еобулетцевъ, явившихся просто съ цѣлью отвлечь вниманіе гарнизона отъ громаднаго количества турецкихъ судовъ, которыя, воспользовавшись темнотою, уже успѣли подплыть къ берегу и высадить за него нѣсколько батальоновъ пѣхоты.
Только къ утру, когда начало свѣтать, Русскій гарнизонъ съ ужасомъ замѣтилъ, какъ ловко обошли его Турки, вооруженныя силы которыхъ въ 20 разъ превышали наши. Началась перестрѣлка; русскіе солдаты встрѣтили Турокъ бѣглымъ огнемъ, но это не принесло никакой пользы, такъ какъ количество неожиданно появившагося непріятеля росло съ каждою минутою. Русскіе отбивались храбро, отбивались до тѣхъ поръ, пока у нихъ хватало силъ; Турки же, подступая все ближе и ближе, въ концѣ концовъ взялись за шашки и кинжалы. Пощады отъ нихъ ждать было нечего; они жгли, рубили, калѣчили все, что попадалось подъ руку, и наконецъ въ заключеніе съ неистовымъ крикомъ ворвались въ церковь, гдѣ мѣстный священникъ Іеромонахъ Серафимъ въ полномъ облаченіи служилъ молебенъ. Обезумѣвшіе отъ ярости басурманы, какъ дикіе звѣри, бросились на него, свалили съ ногъ и отпилили ему голову, затѣмъ отправились къ находившемуся по близости провіантскому магазину; около двери магазина стоялъ часовой. Сообразивъ, что въ общемъ дѣло
наше проиграно и что опасенія нѣтъ, онъ съ какою-то лихорадочною рѣшимостью поспѣшилъ зажечь пукъ сухой рогожи, чтобы бросить его-подъ строеніе, которое вспыхнуло моментально и такимъ образомъ не досталось въ руки непріятеля.
Турки взбѣсились еще болѣе; они продолжали неистовствовать такъ, какъ никогда-; долѣе сопротивляться оказалось невозможно; наши солдатика валились, словно мухи, но сдаваться добровольно изъ нихъ все-таки никто не хотѣлъ, и если Турки на сей разъ остались побѣдителями, то во всякомъ случаѣ побѣда досталась имъ не дешево.
-----
Скорбная вѣсть о занятіи непріятелемъ поста Св. Николая немедленно дошла до начальника черноморской береговой линіи генерала Миронова, который, желая удостовѣриться дѣйствительно ли непріятель вторгся въ наши предѣлы, поспѣшилъ отправиться туда на пароходѣ "Колхида" и на всякій случай прихватилъ съ собою роту линейнаго баталіона.
Когда онъ добрался до цѣли путешествія, то-есть до нашего берега, гдѣ находился постъ Св. Николая, то ему бросились въ глаза мелькавшіе на берегу огоньки, обозначавшіе присутствіе тамъ лагеря; но вопросъ заключался въ томъ, чей это былъ лагерь: Русскій или Турецкій, что различить въ темнотѣ оказалось немыслимо, пришлось ждать разсвѣта.
Въ виду могущей встрѣтиться опасности, генералъ приказалъ пароходу выйти въ море, а когда утренній туманъ разсѣялся на столько, что можно было различать предметы, то, къ великому своему неудовольствію, явно разсмотрѣлъ въ лагерѣ желтые и красные значки, служившіе доказательствомъ, что берегъ занятъ Турками.
Долѣе сомнѣваться было нечего. "Колхидѣ" слѣдовало отойти дальше и встать такимъ образомъ, чтобы быть внѣ выстрѣловъ. Раздалась команда; но тутъ вдругъ случилось слѣдующее, совершенно непредвиденное обстоятельство. Въ разстояніи отъ турецкаго лагеря не болѣе восьмидесяти саженей пароходъ сѣлъ на мель.
"Вотъ это хорошо!" послышался съ берега голосъ, говорившій ломанымъ русскимъ языкомъ, и вслѣдъ затѣмъ раздался выстрѣлъ.
Командиръ парохода капитанъ Кузьминскій отдалъ приказаніе завести якорь по направленію къ морю, съ тѣмъ разсчетомъ, чтобы, притягиваясь, сняться съ мели.
Экипажъ принялся усердно тянуть заводъ. Все шло благополучно, никто изъ присутствующихъ не допускалъ даже мысли о возможности какой-либо неудачи, какъ вдругъ, къ общему ужасу, канатъ неожиданно лопнулъ и всякая надежда на спасеніе исчезла...
Пальба съ берега между тѣмъ не прекращалась; правый бортъ парохода вскорѣ оказался весь пронизаннымъ, дымовыя трубы испорченными, верхнія постройки пробиты ядрами и пулями. Положеніе съ каждой минутой становилось все болѣе отчаяннымъ. Для облегченія парохода не оставалось другого средства, какъ срубить переднюю мачту. Лейтенантъ Степановъ, схвативъ топоръ и, высоко занеся его надъ головою, хотѣлъ это исполнить собственноручно, но, послѣ первыхъ же взмаховъ, оказался раненымъ, вслѣдствіе чего начатое имъ дѣло пришлось продолжать другому, его же увели въ каюту.
Команда между тѣмъ пыталась завести другой якорь, чтобы по немъ стянуться. При работѣ присутствовалъ самъ командиръ -- капитанъ-лейтенантъ Кузьминскій, давая надлежащія указанія. Дѣло, повидимому, ладилось; еще минуты 2--3 и цѣль очевидно была бы достигнута, но... тутъ случилось новое препятствіе, новое замедленіе -- капитанъ получилъ контузію въ голову и упалъ безъ чувствъ.
Явившійся на помощь докторъ старался какъ можно скорѣе привести его въ сознаніе, благодаря чему, по прошествіи нѣсколькихъ минутъ, капитанъ открылъ глаза.
-- Это ничего, ребята, пройдетъ, не смущайтесь, дѣлайте свое дѣло!-- обратился онъ къ матросамъ, стараясь приподняться, и только-что хотѣлъ отдать еще какое-то дополнительное приказаніе, какъ осколокъ непріятельской гранаты смертельно ранилъ его въ спину. Начальство пришлось принять барону Дистерло, послѣ него старшему. Баронъ приказалъ немедленно дорубить мачту, и когда при этомъ кормовой флагъ вдругъ оказался сшибленнымъ, то собственными своими руками сію же минуту замѣнилъ его новымъ. Непріятель между тѣмъ, продолжалъ обстрѣливать насъ съ прежнею силою, и по наведеннымъ впослѣдствіи справкамъ оказалось, что "Колхида" въ этомъ дѣлѣ, не будучи въ состояніи сдвинуться съ мѣста, получила болѣе 120 пробоинъ.
Солдаты положительно выбивались изъ силъ, стараясь сдѣлать все возможное, чтобы какъ нибудь стянуть сѣвшій на мель пароходъ, но трудъ ихъ не увѣнчивался успѣхомъ. На нѣкоторыхъ лицахъ, изнуренныхъ продолжительною работою, уже выражалось нѣчто похожее на отчаяніе; каждый очевидно видѣлъ и сознавалъ предстоящую и неминуемую гибель: одни, выпустивъ изъ рукъ канатъ, стояли неподвижно; другіе, снявъ шапки, усердно молились. Но вотъ, вдругъ, пароходъ какъ будто тихо закачался на мѣстѣ, а потомъ и тронулся... всѣ сразу оживились и, точно подгоняемые невидимою силою, на перебой другъ передъ другомъ бросились къ канату, осѣнили себя крестнымъ знаменіемъ и, вздохнувъ свободнѣе, поплыли наконецъ впередъ... Четверть часа спустя, турецкій лагерь скрылся изъ виду...
Пока русскому войску приходилось такимъ образомъ бороться съ Турками на Дунаѣ и на Кавказѣ, порою при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, съ сравнительно небольшими силами, Черноморскій флотъ тоже не дремалъ.
Во главѣ его стояло два лихихъ адмирала: Нахимовъ и Корниловъ; оба они давно были извѣстны своею отвагою, и попавшіе подъ ихъ начальство подчиненные никогда не боялись сразиться гдѣ и съ кѣмъ угодно.
Они зорко слѣдили за Турецкими судами, инстинктивно чуяли скорое наступленіе войны и съ нетерпѣніемъ ожидали минуты, когда, наконецъ, получится приказаніе вступить въ открытый бой.
Блистательное дѣло "Колхиды" близь поста Св. Николая и вѣсти изъ Дунайской армій про подвигъ Варнаховскаго еще больше, такъ сказать, подзадоривали ихъ.
-- "Господи, да когда же это намъ объявятъ, что мы можемъ не только отражать, но и нападать!" повторяли они безпрестанно.
1-го Ноября завѣтная мечта ихъ наконецъ осуществилась:-- (въ эскадрѣ адмирала Нахимова было получено. извѣстіе объ объявленіи войны.
Офицеры и матросы со слезами радости поздравляли другъ друга и сожалѣли только объ одномъ, что нѣсколько дней уже стоявшее ненастье явилось помѣхой тому, чтобы адмиралъ могъ скорѣе сообщить всѣмъ кораблямъ окончательное рѣшеніе. Недѣли черезъ полторы, однако, не смотря на то, что погода все еще не измѣнялась къ лучшему и безпрестанныя бури норою почти превращались въ настоящій штормъ, адмиралъ нашелъ необходимымъ отправить два корабля въ Севастополь, а самъ съ остальными поплылъ вдоль непріятельскаго берега мимо Синопской бухты, гдѣ, какъ въ самомъ спокойномъ мѣстѣ, позднею осенью, когда Черное море обыкновенно бываетъ въ особенности бурливо, всегда располагалась большая часть турецкаго флота.
Заранѣе предвкушая удовольствіе побороться съ ненавистными Турками, матросы горѣли нетерпѣніемъ скорѣе приступить къ дѣлу, и чѣмъ ближе подходили жъ бухтѣ, тѣмъ становились оживленнѣе; шуткамъ и остротамъ надъ басурманами не было конца.
Вотъ и. бухта, наконецъ,-- стала видна, словно на ладони... Нахимовъ смѣло вошелъ въ нее -- вошелъ точно домой, безъ всякой боязни, безъ всякой церемоніи, вошелъ и, остановившись на разстояніи пушечнаго выстрѣла, сталъ тщательно осматривать расположеніе турецкихъ судовъ, защищенныхъ береговыми батареями, а потомъ, чтобы лишить ихъ возможности выйти оттуда до тѣхъ поръ, пока не подойдутъ поджидаемые имъ корабли изъ Севастополя, размѣстился -около самаго входа.
Собственная сила его состояла изъ слѣдующихъ кораблей: "Императрица Марія", "Чесма", "Ростиславъ", затѣмъ "Парижъ", "Великій Князь Константинъ", "Три Святителя" (изъ эскадры Новосильскаго) и двухъ фрегатовъ "Кагулъ" и "Кулевчи".
Нахимовъ раздѣлялъ вполнѣ общее мнѣніе подчиненныхъ и тоже жаждалъ скорѣе посчитаться съ врагами; онъ заранѣе былъ увѣренъ въ успѣхѣ, во-первыхъ, главнымъ образомъ уповалъ на милость Всевышняго, а во-вторыхъ, возлагалъ крѣпкія надежды на своихъ отважныхъ "дѣтокъ", какъ обыкновенно называлъ матросовъ.
Пригласивъ къ себѣ на корабль для личнаго объясненія адмирала Новосильскаго и всѣхъ командировъ и разсказавъ подробно, что и какъ надо дѣлать, онъ отдалъ тотъ знаменитый приказъ, который среди морского міра пріобрѣлъ особую извѣстность и считается образцовымъ: "Государь Императоръ и Россія ожидаютъ славныхъ подвиговъ отъ Черноморскаго флота. Отъ насъ зависитъ оправдать ожиданія!". Этими словами приказъ заканчивается.
По прочтеніи приказа на адмиральскомъ кораблѣ взвился сигналъ: "Приготовиться къ бою и идти на Синопскій рейдъ".
Всѣ встрепенулись. Священники на корабляхъ начали служить молебны, обходили палубы, кропили людей Св. водою и въ короткихъ словахъ давали надлежащія наставленія; затѣмъ, къ назначенному часу вся эскадра построилась въ двѣ колонны и съ высоко развѣвающимися на мачтахъ русскими флагами быстро, на всѣхъ парусахъ, понеслась прямо на непріятеля.
Въ первой колоннѣ на кораблѣ "Императрица Марія" шелъ самъ Нахимовъ, а во второй, на "Парижѣ" {Командиромъ "Парижа" былъ знаменитый впослѣдствіи Истоминъ, геройски погибшій на Малаховомъ курганѣ.} -- Новосильскій.
Погода, какъ и раньше, стояла пасмурная, не привѣтливая; все пространство вокругъ было покрыто густымъ туманомъ, который сначала даже мѣшалъ дѣлать необходимыя наблюденія, но затѣмъ, когда онъ нѣсколько разсѣялся, то съ русскихъ судовъ можно было ясно видѣть, какъ Турки тоже торопились закончить свои приготовленія къ бою.
Ихъ суда расположились въ глубинѣ залива -- полукругомъ; ближе къ берегу стояло два парохода, начавшіе уже разводить пары, и два грузовыхъ судна, а вдали виднѣлось нѣсколько купеческихъ судовъ.
Попутный вѣтеръ очень способствовалъ быстрому приближенію нашей эскадры къ непріятелю. Раздалась тревога; команда начала смачивать палубу, опускать сукно надъ крюйтъ-камерами (то есть надъ корабельными пороховыми погребами); люди видимо находились въ возбужденномъ состояніи. Ровно въ 12 часовъ на Турецкомъ адмиральскомъ кораблѣ показался первый клубъ дыма, и раздался первый выстрѣлъ; одновременно съ этимъ нашъ русскій корабль "Три Святителя", ставши бортомъ и не крѣпя парусовъ, тоже открылъ огонь; примѣру его послѣдовали остальные.
Подобнаго маневра Турки, очевидно, никакъ не ожидали, наводили всѣ свои орудія вверхъ, благодаря чему направленные на насъ выстрѣлы, въ первое время, не причиняли намъ ни малѣйшаго вреда; затѣмъ Турки стали палить по другому направленію; наши въ долгу не оставались.
Шумъ, громъ и гвалтъ стояли невообразимые; откатъ орудій, стоны раненыхъ -- все это слилось въ одинъ общій, непонятный гулъ. Непріятельскія ядра сыпались на насъ градомъ; больше всѣхъ пришлось пострадать кораблю "Императрица Марія", такъ какъ онъ находился къ непріятелю ближе, но это не мѣшало ему также отвѣчать огнемъ, идти гордо впередъ и, остановившись наконецъ противъ адмиральскаго турецкаго фрегата "Аунни-аллахъ", бросить якорь.
Что касается остальныхъ судовъ нашей эскадры, то они точно также, не обращая вниманія на непріятельскія ядра, спокойно занимали мѣста въ полукругѣ, съ такимъ расчетомъ, чтобы противъ каждаго русскаго корабля приходилось по два или даже по три турецкихъ.
Пальба съ корабля "Императрицы Маріи" все время велась замѣчательно искусно, результатомъ чего получилось, что "Аунни-Аллахъ" не могъ ее выдержать, и вскорѣ принужденъ былъ ретироваться. Не видя другого исхода, онъ рѣшилъ отклепать якорную цѣпь, предоставивъ себя на волю теченія, которое понесло его прямо къ берегу, но, проходя мимо другого нашего адмиральскаго корабля "Парижъ", онъ попалъ подъ разрушительный огонь и вскорѣ, окончательно искалѣченный, былъ выброшенъ на мель.
Корабль "Императрица Марія" между тѣмъ успѣлъ уже направить свои орудія на другой турецкій фрегатъ, бывшій нѣкогда, русскимъ и носившимъ названіе "Рафаила", но впослѣдствіи отнятый у насъ Турками и прозванный ими "Фазли-Аллахъ", что означаетъ въ переводѣ "Богомъ данный".
Это единственное судно, отбитое Турками у Россіи за все время ихъ не однократныхъ войнъ съ нами. Когда въ 1829 году Императору Николаю Первому доложили объ этомъ прискорбномъ фактѣ, то Императоръ замѣтилъ слѣдующее: "Если фрегатъ Рафаилъ когда-нибудь будетъ возвращенъ въ наши руки, то повелѣваю предать его огню, какъ недостойную память Русскаго флота".
И вотъ теперь на долю корабля "Императрица Марія" выпалъ наконецъ счастливый жребій исполнить приговоръ Русскаго Царя.
Благодаря тщательнымъ усиліямъ офицеровъ и матросовъ, отъ "Фазли-Аллаха" черезъ часъ времени ничего не осталось, такъ какъ онъ былъ охваченъ пламенемъ и, вынужденный выброситься на берегъ, окончательно сгорѣлъ. Огонь раскидывался во ввсѣ стороны съ неимовѣрною быстротою, покрывая горящими обломками турецкую часть города, вслѣдствіе чего, конечно, и тамъ начался пожаръ, продолжавшійся почти во все время пребыванія нашей эскадры, такъ какъ перепуганные жители разбѣжались и тушить пожаръ было некому.
Бой продолжался своимъ порядкомъ; съ той и другой стороны замѣчалась полная отвага. Наша эскадра вела дѣло чрезвычайно удачно, нанося непріятелю погромы и уничтожая непріятельскія суда при каждомъ удобномъ случаѣ, а корабль "Чесма" кромѣ того, расположившись вдоль двухъ береговыхъ батарей, въ концѣ концовъ уничтожилъ ихъ до основанія, въ то время, какъ корабль "Великій Князь Константинъ", въ подмогу ему, взорвалъ большой турецкій флотъ, обломками котораго буквально закидало другую, расположенную но близости, батарею,-- закидало настолько, что она перестала дѣйствовать.
Начальникъ эскадры адмиралъ Павелъ Степановичъ Нахимовъ съ гордостью смотрѣлъ на подвиги храбрыхъ моряковъ, и не могъ налюбоваться геройству и молодечеству своихъ "дѣтокъ"; спокойно стоя на палубѣ, въ минуту самаго разгара боя, съ подзорной трубой въ рукѣ, онъ зорко слѣдилъ за всѣмъ, что совершалось вокругъ... Человѣческая кровь лилась рѣкою, общій адскій гвалтъ не прекращался ни на секунду; потеря со стороны Турокъ была велика, но и намъ подчасъ тоже приходилось не легко. На кораблѣ "Три Святителя", напримѣръ, непріятелю удалось перебить ширингъ (конецъ взятый отъ якоря на корму, чтобы удобнѣе ставить судно по извѣстнымъ направленіямъ); это обстоятельство причинило кораблю сильное поврежденіе, и результатъ могъ получиться печальный; положеніе грозило сдѣлаться отчаяннымъ, но по счастью на помощь явился сосѣдній корабль "Ростиславъ"; онъ началъ громить турецкую батарею во-всю, громилъ до тѣхъ поръ, пока его самого не постигло неожиданное бѣдствіе, стоившее ему не мало человѣческихъ жертвъ. Непріятельская граната разбила его палубу, ударила въ одно изъ орудій и, къ довершенію общаго ужаса, еще чутьчуть не зажгла пороховой ящикъ; въ предупрежденіе бѣдствія однако были приняты надлежащія мѣры, но во всякомъ случаѣ судну грозила сильная опасность, такъ какъ загоравшіяся мѣстами части валились ко входу въ пороховой погребъ, и отъ одной какъ нибудь незамѣченной искры корабль могъ легко взлетѣть на воздухъ. Наступила суматоха, которая впрочемъ, продолжалась не долго. Молодой мичманъ Колокольцевъ нашелся первый: онъ вызвалъ впередъ нѣсколько человѣкъ матросовъ, и быстро принялся тушить огонь, что по какой-то счастливой случайности ему удалось какъ нельзя лучше. Пороховой погребъ остался неприкосновененъ; при взрывѣ же орудія раненыхъ и обожженыхъ оказалось около сорока человѣкъ. Въ числѣ прочихъ пострадалъ матросъ Майстренко, которому выжгло оба глаза; бѣдняга, конечно, на вѣкъ лишился возможности видѣть людей и свѣтъ Божій, но, какъ христіанинъ въ душѣ, съ вѣрой служа царю и отечеству, онъ не ропталъ на свою горькую долю, а напротивъ, всегда съ особеннымъ удовольствіемъ и увлеченіемъ разсказывалъ про все пережитое и перечувствованное. Стоило только завести рѣчь по этому поводу -- и Майстренко принимался говорить неумолкаемо: "Сначала, вишь ты, Турки угощали насъ ядрами,-- начиналъ онъ свой разсказъ громко, отчетливо и при этомъ лицо его принимало какое-то особенное выраженіе,-- а потомъ, какъ мы запалили, такъ ажно небу жарко стало, такой бѣды, да калѣчи имъ понадѣлали, что они, какъ говорится, своихъ не узнали... какому кораблю мачты посбивали, какой на бокъ уложили, а какой и совсѣмъ на воздухъ взорвали! Не сладко, думаю, тогда было басурманамъ проклятымъ, да впрочемъ, такъ имъ и надобно, много они погубили нашихъ душъ православныхъ; про тѣхъ, что погибли въ бою, говорить нечего -- это дѣло понятное, ну, значитъ война и шабашъ; хоть онъ и басурманинъ, а все же обязанность свою долженъ чувствовать: вышелъ на бой -- знай рѣжь, пали, коли непріятеля; непріятель со своей стороны съ тобою то же самое дѣлаетъ;-- а вотъ на плѣнныхъ, да на людей беззащитныхъ нападать не слѣдуетъ; для турковъ же проклятыхъ это самое разлюбезное дѣло. Слыхалъ я не разъ, какъ разсказывали, что, занявъ постъ Св. Николая, они захватили въ плѣнъ какого-то таможеннаго чиновника и для потѣхи принялись стрѣлять въ него, какъ въ цѣль; потомъ пытали врача, чтобы заставить сознаться, куда онъ спряталъ деньги, и подъ конецъ перерѣзали почти всѣхъ женщинъ и дѣтей..." Много подобныхъ разсказовъ слушалось среди героевъ Синопской битвы. Переходя изъ устъ въ уста и будучи порою занесены въ различныя записки, они читались и читаются каждымъ русскимъ человѣкомъ, а военнымъ въ особенности съ большимъ интересомъ.
-----
Итакъ, несмотря на понесенные убытки, дѣла русской эскадры, въ общемъ, стояли хорошо, побѣда видимо молилась въ нашу сторону, хотя непріятель старался отбиваться до послѣдней возможности; русскія и турецкія ядра летали въ воздухѣ въ перемѣшку, взрывы съ обѣихъ сторонъ раздавались безпрестанно, корабли ни на секунду не уменьшали огня и какъ бы соперничали одинъ съ другимъ въ храбрости. Но вотъ мало-по-малу число летавшихъ въ воздухѣ турецкихъ ядеръ стало убавляться,-- Турки, волей-не-волей, принуждены были придти къ заключенію, что борьба для нихъ дольше не подъ силу и что для Русской эскадры наступила пора ликованія!
Изъ уцѣлѣвшихъ отъ взрыва и пожара Турецкихъ судовъ въ исправности не оказалось ни одного; количество убитыхъ и раненыхъ достигало громадныхъ размѣровъ; въ числѣ послѣднихъ былъ найденъ самъ начальникъ эскадры Османъ-Паша; покинутый командой, съ перебитой ногой, ухватившись за какую-то снасть, онъ по поясъ плавалъ въ водѣ, когда наша шлюпка подобрала его вмѣстѣ съ остальными ранеными, угнетенный видъ которыхъ и мольбы облегчить страданія порою невольно возбуждали нѣчто похожее на чувство жалости въ сердцахъ даже ненавидѣвшихъ ихъ русскихъ матросовъ.
Синопская бухта тоже представляла собою ужасный видъ: куда ни оглянешься, вездѣ только и видишь груды развалинъ, обгорѣлые столбы и, такъ сказать, одни остовы бывшихъ кораблей и фрегатовъ, наполненные теперь тѣлами убитыхъ. Изъ города, однако, отъ времени до времени раздавались выстрѣлы, вслѣдствіе чего адмиралъ Нахимовъ послалъ туда объявить мѣстнымъ властямъ, что если они не перестанутъ стрѣлять по эскадрѣ, то завтра же, на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь находится Синопъ, не останется камня на камнѣ. Но каково было изумленіе посланныхъ, когда, прибывъ къ цѣли, они не застали тамъ не только никого изъ властей, но даже ни одного Турка, а выстрѣлы продолжались по" прежнему.
-- Что такое? Что это значитъ?-- задавали себѣ вопросъ посланные, и послѣ тщательнаго наблюденія, наконецъ, разгадали суть дѣла: оказалось, что Турки, признавъ себя побѣжденными въ конецъ и рѣшившись спастись бѣгствомъ, оставили заряженныя орудія, которыя во время пожара накаливались отъ огня и сами стрѣляли.
Радостная вѣсть о томъ, что Синопское сраженіе выиграно, быстро разошлась по Россіи; молодецкіе подвиги русскихъ моряковъ вызывали восторгъ, тѣмъ болѣе, что каждый отлично понималъ, на сколько Синопскій бой былъ важенъ въ томъ отношеніи, что, благодаря ему, Турки все-таки не попали на Кавказъ и черезъ это расположенныя тамъ (т. е. на Кавказѣ) наши войска, крайне малочисленныя, могли смѣло продержаться до весны, въ ожиданіи посланныхъ туда новыхъ подкрѣпленій. Вслѣдъ за радостнымъ извѣстіемъ о Синопскомъ боѣ, нѣсколько дней спустя, по Россіи пронеслась новая, не менѣе того пріятная новость о томъ, что семь тысячъ кавказскихъ богатырей подъ начальствомъ князя Бебутова въ прахъ разбили тридцатитысячную турецкую армію и захватили двадцать четыре орудія.
Во всѣхъ православныхъ храмахъ служили благодарственные молебны; ликованіе было всеобщее; начиная отъ Чернаго моря и вплоть до Бѣлаго нельзя было отыскать мѣстечка или уголка, гдѣ бы не праздновалась двойная побѣда русскихъ богатырей. Имена Бебутова и Нахимова сдѣлались извѣстными; впослѣдствіи, когда, по окончаніи боя, оба они вернулись на берегъ, то по ихъ адресамъ чуть не каждый день со всѣхъ концовъ Россіи получались поздравленія, а Нахимову еще кромѣ того отъ какого-то богомольца, пожелавшаго скрыть свое имя и остаться неизвѣстнымъ, былъ присланъ образъ Святого угодника Николая Чудотворца.
Приносимыя поздравленія Нахимовъ всегда принималъ со своей обычной скромностью, себѣ не приписывая никакихъ заслугъ, и утверждалъ одно -- что съ такими молодцами, какъ его "дѣтки", не такія дѣла можно продѣлывать.-- Образомъ же Святого Угодника -очень дорожилъ, и, согласно одновременно съ нимъ полученному въ письмѣ совѣту того же самаго неизвѣстнаго богомольца, снялъ съ него двѣ копіи, одну постоянно носилъ на груди, другую во время плаваній вѣшалъ въ своей каютѣ.
Разгромивъ Турецкій флотъ и завладѣвъ Синопомъ, нашей эскадрѣ однако думать объ отдыхѣ было некогда,-- ей предстояло еще одно крайне тяжелое дѣло, надъ которымъ задумывался даже самъ Нахимовъ:-- надо было возвращаться въ Севастополь, возвращаться среди глухой осени, при страшномъ, почти постоянномъ ураганѣ. Кромѣ того встрѣчалась необходимость обязательно переплыть поперекъ всего Чернаго моря въ то время, когда Англо-Французскій флотъ стоялъ не по далеку отъ Константинополя, и поручиться за то, что ему не вздумается оказать помощь Туркамъ, было трудно; о томъ, чтобы отложить возвращеніе, нечего было и думать. И вотъ наши лихіе матросики, едва успѣвшіе опомниться отъ тяжкихъ трудовъ во время боя и похоронить убитыхъ товарищей, приступили къ тому, чтобы хотя кое-какъ исправить различныя поврежденія на корабляхъ, потому что пускаться въ путь въ такомъ видѣ, какъ они находились въ данную минуту -- представлялось немыслимымъ.
По распоряженію начальства, работа кипѣла безъ устали, благодаря чему 20-го числа, наконецъ, утромъ рано, израненные и всѣ въ пробоинахъ корабли тронулись съ мѣста; болѣе поврежденные были взяты на буксиръ (т. е. потянуты впередъ съ помощью другихъ судовъ), а остальные шли сами по себѣ.
Переѣздъ совершился въ теченіе двухъ сутокъ; 21-го ноября суда благополучно прибыли въ Севастополь, гдѣ для встрѣчи ихъ на берегу собралась громадная толпа народа. Раздалось громкое ура! сопровождаемое салютомъ. Всѣ спѣшили какъ можно скорѣе привѣтствовать побѣдителей и навести оправки, возвратились ли въ числѣ ихъ близкіе и родные?..
Ставшимъ на якорь кораблямъ, однако, было приказано въ продолженіи четырехъ сутокъ не имѣть сообщенія съ берегомъ -- это называется выдержать карантинъ, т. е. принять мѣры предосторожности противъ того, чтобы не занести какой нибудь заразительной болѣзни. Слѣдовательно ни офицеры, ни матросы не имѣли права отправиться къ своимъ роднымъ или знакомымъ, а потому послѣдніе, не будучи въ силахъ долѣе оставаться въ неизвѣстности, сами пріѣзжали съ берега на шлюпкахъ и, окруживъ корабли, хотя издали стремились повидать кому кого было надобно или узнать о тѣхъ, кого уже не стало
Много было пролито слезъ, слезъ радости и слезъ горя,: смотря, кому какія выпадали...
Само собой разумѣется, что Русскіе корабли пострадали не мало, и что изъ числа отправившихся на бой людей многіе погибли, назадъ не вернулись; на одномъ кораблѣ "Ростиславъ", напримѣръ, насчитывали раненыхъ и убитыхъ болѣе ста человѣкъ; что же касается самихъ судовъ, то, какъ уже сказано выше, причиненный имъ изъянъ и порча тоже были значительные. На суднѣ "Императрица Марія" оказалось 60 -пробоинъ, на "Трехъ Святителий" около 50-ти, на кораблѣ "Ростиславлѣ" и нѣкоторыхъ другихъ судахъ почти тоже самое.
Получивъ подробное донесеніе обо всемъ и списки убитыхъ и раненыхъ, Императоръ Николай вполнѣ оцѣнилъ вѣрную службу черноморцевъ и наградилъ ихъ щедрыми милостями; всѣ участвующіе въ бою офицеры и командиры, кромѣ чиновъ и орденовъ, получили денежныя награды, адмиралъ Нахимовъ былъ пожалованъ Орденомъ Св. Георгія, а князю Меньшикову Государь изволилъ собственноручно написать слѣдующее:
"Поручаю Вамъ сказать храбрымъ морякамъ нашимъ, что я благодарю ихъ за подвиги, совершенные для славы и чести Русскаго флота; Россія этого никогда не забудетъ".
Лестно было морякамъ узнать о подобномъ порученіи отъ имени великаго монарха. Слушая его, вникая въ каждое слово, они чувствовали себя счастливыми въ томъ, что имъ удалось послужить на славу любимаго Царя и постоять за Православную святую вѣру.