-- Я на цѣлые два дня оставлю тебя безъ прогулки,-- сказалъ однажды Иванъ Ивановичъ Даринъ своему маленькому сыну;-- ты ведешь себя въ высшей степени неприлично.
-- Но, папочка,-- попробовалъ возражать Вася,-- что же я такое сдѣлалъ?
-- Какъ что сдѣлалъ?! Вчера ты вздумалъ лазать на заборъ и перервалъ все платье, третьяго дня очутился на крышѣ ледника и не могъ безъ посторонней помощи сойти оттуда, сегодня тебя нашли подъ мостомъ, всего выпачканнаго грязью.
-- Но больше этого не будетъ, папочка.
-- Тѣмъ лучше, только во всякомъ случаѣ два дня изволь просидѣть дома и дальше маленькаго полисадника, который находится подъ окнами, не смѣй дѣлать ни шагу.
Вася надулъ губки, но тѣмъ не менѣе волей-неволей покорился.
Скучно ему показалось безъ прогулки, а также скучно безъ возможности взлѣзть куда-нибудь на крышу или на дерево;-- это было его любимое занятіе, и вотъ, присѣвъ на крыльцо, онъ сталъ думать, чтобы такое сотворить особенное. Посмотрѣлъ направо, налѣво, нигдѣ, какъ на зло, ничего не видно выходящаго изъ ряда обыкновеннаго. Затѣмъ, взглянувъ прямо передъ собою, очень обрадовался, увидавъ на самомъ верху развѣсистой березы, воронье гнѣздо.
"Вотъ бы куда заглянуть-то любопытно,-- сказалъ онъ самъ себѣ;-- попробовать развѣ, теперь никто не увидитъ, мама занята на кухнѣ, папа уѣхалъ въ департаментъ -- отлично, право, махну на дерево".
И, не долго думая, мальчуганъ соскочилъ съ мѣста и началъ съ ловкостью молодой обезьянки взбираться вверхъ по сучьямъ. Онъ чувствовалъ, какъ поролись швы его наряднаго бѣлаго костюмчика, но не обращая на это никакого вниманія, продолжалъ свой путь безостановочно.
Вотъ ужъ ему осталось сдѣлать не болѣе десяти шаговъ до гнѣзда, какъ вдругъ сукъ, на которомъ онъ стоялъ, подломился и съ трескомъ рухнулся на землю. Вася не успѣлъ опомниться, не успѣлъ моргнуть глазомъ, какъ очутился на травѣ, подъ деревомъ, съ исцарапаннымъ въ кровь лицомъ и такою страшною болью во всѣхъ членахъ, что трудно передать.
-- Ай, ай, ай,-- кричалъ онъ на весь дворъ, и затѣмъ, потерявъ сознаніе, остался лежать неподвижно.
Сейчасъ прибѣжала мама и, съ помощью кухарки и горничной, подняла его и понесла на постель, обложила холодными компрессами; потомъ отецъ, воротясь со службы и узнавъ обо всемъ случившемся, сначала очень разсердился, а затѣмъ встревожился. Пришлось послать за докторомъ. Докторъ объявилъ, что положеніе больного опасно. Вслѣдствіе сильнаго ушиба и испуга у него началось воспаленіе въ мозгу и бѣдняга находился между жизнью и смертью почти три недѣли. Къ концу мѣсяца ему стало легче, но все-таки выздоровленіе шло очень медленно, родители не напоминали ему о его непослушаніи до тѣхъ поръ, пока онъ совершенно оправился, но Вася въ глубинѣ души сознавалъ свою вину давно и самъ первый заговорилъ объ этомъ.
-- Папочка, ты вѣроятно сердишься на меня?-- сказалъ онъ однажды, оставшись наединѣ съ отцомъ,-- я самъ знаю, что поступилъ дурно, но даю тебѣ честное, благородное слово, что теперь со мною никогда не повторится ничего подобнаго.
Папа взглянулъ ласково на мальчика, ничего не отвѣтивъ, но въ глазахъ его выражалось нѣчто похожее на недовѣріе.
-- Увидишь, что никогда, никогда!-- продолжалъ Вася, бросившись на шею отца. И дѣйствительно, на этотъ разъ, благодаря неудавшейся экскурсіи на дерево и страшному паденію, сдержалъ данное слово.