Третьяго дня я былъ на спектаклѣ мѣстнаго драматическаго общества. Залъ былъ переполненъ публикой и всѣ внимательно слѣдили за пьесой отъ начала до конца. Меня это не мало удивило. Вообразите,-- шла "стариннѣйшая" комедія "Горе отъ ума", сочиненная и игранная болѣе полувѣка тому назадъ. Ну, кого могла интересовать эта архивная рукопись, ну что общаго между нашей современной жизнью и тѣмъ, что было въ первой половинѣ нашего столѣтія? Вѣдь человѣчество такъ сильно прогрессируетъ, мы такъ спѣшимъ жить и люди такъ мѣняются, что въ какіе нибудь два, три года на землѣ происходятъ
... " такія превращенья
"Правленій, климатовъ, и нравовъ, и умовъ"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
что слывшіе за дураковъ оказываются "людьми важными" и т. п.... а тутъ вдругъ вернуться за какихъ-нибудь 50 лѣтъ назадъ! Что мы тамъ найдемъ, какихъ людей встрѣтимъ, какіе взгляды и воззрѣнія услышимъ!... Все это намъ настолько чуждо и неинтересно, что я просто удивляюсь, кому приходитъ въ голову ставить такія пьесы и утомлять ими вниманіе публики, требующей во всякомъ случаѣ живаго, новаго, намъ близкаго, присущаго,-- такой пьесы, въ которой-бы отражались знакомыя черты нашего настоящаго житья, а не
"Прошедшаго житья подлѣйшія черты";
но чтобы доказать всю устарѣлость пьесы, прослѣдимъ ее отъ начала до конца. Занавѣсъ поднялся и предъ вами старинное убранство комнатъ съ изразцовой печью (такихъ печей у насъ вовсе нѣтъ, а все больше калориферы), часы съ музыкой и кукушкой (ну, гдѣ-же ихъ теперь найти?) и разыгрывается такая небывалая сцена, что молодая барышня, дочь какого-нибудь дѣйствительнаго статскаго совѣтника
... "чуть изъ постели прыгъ --
"Съ мужчиной! молодымъ! занятье для дѣвицы!"
Ну, гдѣ же въ наше время такая безнравственность, чтобы всю ночь, напролетъ, какая-нибудь дочь дѣйствительнаго статскаго совѣтника съ какимъ-нибудь домашнимъ секретаремъ сидѣли въ спальнѣ, взаперти, и чтобы оттуда то флейта слышалась, то будто фортепьяно! флейта! Ну, какой секретарь станетъ нынче наигрывать на флейтѣ про свою любовь дочери своего начальника? Развѣ это бываетъ? Никогда. И опять-таки, какая аристократическая барышня въ наше строго нравственное время позволитъ себѣ цѣлую ночь "все по французски, вслухъ " читать, запершись? Въ наше время аристократическія барышни или вовсе не объясняются съ секретарями, или, во всякомъ случаѣ, объясняются не при посредствѣ флейты,-- а если читаютъ по французски "Nana" и "Potbouille", то все-же не вслухъ, а про себя и держатъ эти книжки подъ подушкой.-- Совсѣмъ устарѣлая пьеса! Входитъ почтеннѣйшій Павелъ Афанасьевичъ Фамусовъ, управляющій казеннымъ мѣстомъ (по всей вѣроятности, казенной палатой?).-- Что это за типъ какой-то допотопной формаціи, ну развѣ теперь такихъ встрѣтишь? Въ халатѣ и орденахъ,-- а потомъ, что за взгляды, что за отношеніе къ службѣ, прежде всего, завелъ-же такой обычай: "Подписано, такъ съ плечъ долой".-- Развѣ вы встрѣтите между нынѣшними управляющими казенныхъ и другихъ палатъ подобныхъ субъектовъ? У насъ все больше молодые джентльмены, одѣваются по европейски, въ пиджакахъ, носятъ преимущественно гладко остриженные волосы, въ петличкахъ у нихъ, вмѣсто ордена, какая-нибудь чайная роза, смотрятъ они сквозь золотыя очки такимъ дѣловымъ взглядомъ и рѣшительно во все вникаютъ сами,-- а домашнихъ секретарей при себѣ вовсе не держатъ. Молчалинъ, съ принципами котораго, также какъ и съ воззрѣніями Фамусова, мы ниже познакомимся, очевидно, совершенно отжившій типъ и развѣ можно сказать, что въ наше время: "Молчалины блаженствуютъ на свѣтѣ?" -- или, что "нынче любятъ безсловесныхъ ".-- Напротивъ, у насъ говори сколько тебѣ угодно и о чемъ угодно, запрета нѣтъ, свобода полная! Возвращается изъ-за границы Чацкій,-- единственный живой человѣкъ, enfant terrible, который позволяетъ себѣ говорить такія вещи, за которыя его тогда могъ только пугать Фамусовъ, говоря "тебя ужъ упекутъ",-- а теперь, навѣрное, онъ не разговаривалъ-бы такъ, мы бы его въ гостиныхъ не слышали,-- значитъ, это типъ опять-таки невозможный въ наше время, а все, что онъ говоритъ, совершенная чепуха и нисколько насъ и нашего времени не касается. Послушайте, въ самомъ дѣлѣ, что онъ говоритъ во 2-мъ дѣйствіи, прерывая почтенную бесѣду Фамусова съ Скалозубомъ. Прежде всего онъ весьма неуважительно относится къ судьямъ того времени, разражаясь на нихъ въ монологѣ "А судьи кто?" Говоритъ, что они не примиримы въ своей враждѣ къ свободной жизни, что они свои сужденья "черпаютъ изъ забытыхъ газетъ, временъ очаковскихъ и покоренья Крыма" и т. д. Ну развѣ все это сколько-нибудь примѣнимо хотя-бы къ нашимъ мировымъ судьямъ, которые, какъ извѣстно, отличаются такою гуманностью въ своихъ рѣшеніяхъ и которые придерживаются взглядовъ самыхъ либеральныхъ органовъ печати, въ родѣ "Кіевлянина", "Новороссійскаго Телеграфа" и др. Далѣе, онъ напускается на тѣхъ столповъ отечества, которые пріобрѣли себѣ положеніе и соорудили великолѣпныя палаты, исключительно благодаря какому-то "грабительству",-- и отъ суда нашли защиту въ друзьяхъ, или въ родствѣ. Все это, конечно, "преданія старины глубокой". Ни одинъ воръ и грабитель у насъ теперь почетомъ не пользуется. Какія-бы онъ роскошныя палаты ни сооружалъ, никто къ нему на поклонъ не поѣдетъ, какъ то было прежде, и если онъ попадется подъ судъ, теперешній, новый, судъ присяжныхъ, то защиту онъ найдетъ себѣ ни въ друзьяхъ и не въ родствѣ, а только развѣ въ какомъ нибудь знаменитомъ защитникѣ, которому заплатитъ солидный гонораръ тысячъ въ 20, да и то едва-ли выскочитъ, потому что дѣло могутъ перенести въ сенатъ, а тамъ его заклюетъ господинъ Неклюдовъ. А это что за дикія и несовременныя слова и какъ они дико звучатъ со сцены:
-- "Теперь пускай изъ насъ одинъ,
"Изъ молодыхъ людей найдется врагъ исканій,
"Не требуя ни мѣстъ, ни повышенья въ чинъ,
"Въ науки онъ вперитъ умъ, алчущій познаній;
"Или въ душѣ его самъ Богъ возбудитъ жаръ
"Къ искусствамъ творческимъ, высокимъ и прекраснымъ,
"Они тотчасъ: разбой! пожаръ!
"И прослывешь у нихъ мечтателемъ опаснымъ".
Какой все это вздоръ, это было когда-то, но вовсе не теперь и потому къ нашему вѣку, изъ всѣхъ разговоровъ Чацкаго, мы можемъ отнести только слова:
"Нѣтъ, нынче свѣтъ ужъ не таковъ".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Вольнѣе всякій дышетъ!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Ужасно устарѣвшая пьеса, неправда-ли, вотъ почему ее и скучно смотрѣть;-- обратился ко мнѣ одинъ изъ публики послѣ 2-го акта.
-- Ну, разумѣется, отвѣчалъ я. Вѣдь все это было полвѣка назадъ.
-- Ну да, тогда это еще имѣло смыслъ, а теперь!
-- Совсѣмъ иное время, иные взгляды.
Я остался, однако, и на слѣдующіе акты, налюбовавшись вдоволь Фамусовымъ и Скалозубомъ, у котораго "все служба на умѣ", который помѣшанъ на "форменныхъ отличкахъ", смотрахъ, маневрахъ. Какой потѣшный, отжившій типъ!
Въ третьемъ актѣ особенно гнуснымъ мнѣ показался Молчалинъ. Неужели такіе люди могли имѣть ходъ? Вѣдь этакое низкопоклонство: "собакѣ дворника, чтобъ ласкова была!", "молчитъ когда его бранятъ!"
"Тамъ моську во время погладитъ!
Тутъ въ пору карточку вотретъ".
Ну можетъ-ли въ наше время такой человѣкъ "дойти до степеней извѣстныхъ"?
Какая нелѣпая, старая пьеса и зачѣмъ ее давать, зачѣмъ слушать?
А какъ вамъ понравится въ нашъ "просвѣщенный" вѣкъ выслушивать изъ устъ какого нибудь "управляющаго казеннымъ мѣстомъ", какимъ былъ Фамусовъ, сужденія подобнаго рода:
"Ученье -- вотъ чума, ученость -- вотъ причина".
Или "проектъ" какого нибудь Скалозуба "на счетъ лицеевъ, школъ, гимназій", гдѣ будутъ учить только: "разъ, два", а книги сохранять такъ, "для большихъ акцій"! Фамусовъ и на это не согласенъ, по его мнѣнію:
"Ужъ коли зло пресѣчь:
"Забрать всѣ книги бы, да сжечь"!
Хороша была-бы и наша свобода печати, если-бы главнымъ цензоромъ назначили какого-нибудь Загорѣцкаго, который вдругъ на "басни-бы налегъ" и не пропускалъ-бы ихъ къ печати, потому, что тамъ вѣчныя насмѣшки надъ львами, надъ орлами, которые,
..."Кто что ни говори,
"Хоть и животныя, а все таки цари".
Вотъ какія воззрѣнія были въ то блаженное время, отъ котораго насъ, слава Богу, отдѣляетъ болѣе полувѣка историческаго развитія. Все это, повторяю, такъ чуждо намъ, такъ дико слушать, что по неволѣ начинаешь скучать за этой устарѣвшей архивной пьесой и дослушиваешь ее безъ всякаго интереса. Въ третьемъ актѣ я нашелъ одно только мѣсто, соотвѣтствующее условіямъ нашей жизни,-- это именно споръ о календаряхъ, который рѣшаетъ Хлестова, категорически заявляя:
"Всѣ врутъ календари"!
Вотъ это, пожалуй, и къ нашему времени примѣнимо: все измѣнилось, конечно, за 50 лѣтъ, а календари врутъ по прежнему. Живой примѣръ тому -- знаменитый андріяшевскій календарь.
Въ послѣднемъ актѣ ко всѣмъ вышеописаннымъ отжившимъ типамъ присоединяется еще одинъ замѣчательный чудакъ, либералъ того времени Репетиловъ, который съ восторгомъ разсказываетъ о какихъ-то тайныхъ собраніяхъ, по четвергамъ, "секретнѣйшаго союза" въ клубѣ, гдѣ заговорщики сильно шумятъ, шумятъ и только. Этотъ союзъ нѣчто бъ родѣ какой-нибудь "черной банды", тамъ и шулеръ какой-то есть, который "крѣпко на руку не чистъ", и ночной разбойникъ, и какой-то писатель Удушьевъ Ипполитъ, который, жаль, "ничего не пишетъ" и друг.
Уходя изъ этого милаго общества, Чацкій изливаетъ на нихъ "всю желчь и всю досаду" и клянетъ тотъ часъ, когда онъ задумалъ вернуться въ Москву. Онъ бѣжитъ отъ всѣхъ этихъ господъ, безъ оглядки -- куда?-- "Искать по свѣту, гдѣ оскорбленному есть чувству уголокъ"!...
Фамусовъ разводитъ руками, приходя въ ужасъ отъ мысли: "что станетъ говорить княгиня Марья Алексѣвна!" и занавѣсъ падаетъ....
Публика расходится совсѣмъ недовольной.-- Ну, можно-ли, спрашиваю васъ, ставить такія устарѣлыя, ни для кого теперь не интересныя, пьесы, изображающія то, что было болѣе полувѣка назадъ?
Рѣшительно невозможно!
Этотъ архаизмъ меня такъ поразилъ, я такъ подробно старался доказать всю несовременность пьесы, что рѣшительно не имѣю времени и возможности сказать что либо объ исполнителяхъ. Да что и сказать?-- Дѣйствительно, это были все какіе то не живые люди.
Да... скучно было многимъ въ театрѣ на этомъ спектаклѣ, но, выйдя уже совсѣмъ на воздухъ, я однако подумалъ: а пускай все таки почаще ставятъ у насъ эту старенькую комедію!
(Заря 1883 г.).